Восьмистрочия

* * *

Пусть мне твердят, что мир наш вечен,

Но если я умру,

Мир для меня сгорит, как свечи

Сгорают в прах к утру.

Исчезнут боль, любви устои,

Морали суета.

Коль я умру, весь мир накроет

Глухая пустота.

Навеянное Иссой

Здесь и далее строки из Иссы Кобаяси приводятся в переводе Т.Л. Соколовой-Делюсиной.

Круглится ямка от струйки мочи;

Снег у ворот.

Журчанье чуть слышно в безмолвной ночи

Песней без нот;

Снежный покров на земле неживой

Девственно чист,

Лишь у ворот он являет собой

Исписанный лист.

Навеянное Иссой-2

Сегодня утром

Тихонько упал на землю

С дерева лист

Исса

Облетает листва с удрученного клена,

С отвращением падая в грязь.

Беззащитно стоять будет клен обнаженным

До весны, никого не стыдясь.

И когда новый лист, закружив над землею,

Упадет, не задев никого,

Мир, охваченный глупостью и суетою,

Не заметит паденья его.

Навеянное Иссой-3

Тсс… Хоть на миг

Замолчите сверчки луговые.

Начинается дождь.

Исса

Словно проснулись сверчки и пичуги,

Луг осмелел,

Близкими стали далекие звуки,

День посерел.

Свежесть несёт набежавшая туча,

Зной бороздя.

Как тяжела, и душна, и тягуча

Жизнь без дождя.

* * *

Осень. Вечер. Угрюмая улица.

В энергетическом кризисе

Фонари отвратительно щурятся,

Словно бес от строк катехизиса.

Спотыкаясь, прохожий ругается, —

Полумрак грозит ему травмами.

Свет с трудом сквозь листву пробивается,

На асфальт ложась криптограммами.

* * *

К небу дым, как ласточка, взовьется

И застынет, схваченный зимой,

Набежало облако на солнце

И закрыло тонкой пеленой.

Облако уйдет и заискрится,

Как алмазы, свежий белый снег.

Мир в единый миг преобразится,

Зазвенит, как яркий, легкий смех.

* * *

Чистота, блаженство, чистота,

Горечь, слезы, боль и сожаление.

Не беда, что горько, не беда,

Лишь была бы радость вдохновения.

Чистота, мирская чистота, —

И в душе, и в теле, и в мышлении.

Ерунда — блаженство, ерунда!

Ерунда и горечь... К сожалению.

* * *

Опиши мне красоты снега,

Что растаял бесследно вчера.

Ощути неуемную негу

От тоскующей грязи двора.

Опиши восхищенье от ливня,

Что четвертые сутки идет.

Наслаждайся всем тем, что противней,

Чем весь мир наш... И наоборот.

* * *

Ты жгуч и зол,

А он прелестен.

Ты не дошел,

А он — на месте.

Ты вновь без сил,

Он эффективен…

Но ты мне мил,

А он противен.

* * *

Мы все распределили –

Что, где, кому и как.

Кому на рубль налили,

Кому лишь на пятак.

Кому-то дан огромный,

Пустой ушастый жбан,

Кому-то – только скромный,

Но до краев – стакан.

В электричке

Я исполнен пустого апломба,

Я рисуюсь немного, читая

Книгу тонких новелл Ляо Чжая,

Как интеллектуальную бомбу.

Как интеллектуальный феномен

Я ту книгу небрежно листаю…

В том, что рядом никто Ляо Чжая

Знать не знает, - уж я не виновен.

* * *

За окном, где опушка лесная,

Обесцветилась фоном зеленым,

Стала видной сосенка сухая

С неживым и коричневым тоном.

Так и есть: все достоинства наши

В суетливой людской круговерти

Оттеняются четче и краше

Омерзительным таинством смерти.

Ночь в Торском

Нагло полная луна

Светит в окна нашей спальни.

Врут поэты, что она

И тосклива и печальна.

Как нежданный нудный гость,

Что беседой досаждает,

Как в ботинке острый гвоздь,

Свет луны меня терзает.

* * *

Я и ты. И мир наш скручен

В жесткий бесконечный тор,

Он обыден, сер и скучен,

Ограничен прессом шор.

Чувствую, что и Вселенной

Та же выпала стезя:

В тор скрутиться офигенный

И замкнуться на себя.

* * *

Опушка леса. Ветер

Гудит в вершинах сосен.

Он не силен, но грозен,

Как мало что на свете.

Колышутся привычно

Деревья в такт порывам.

Все как бы прозаично,

Но вовсе не тоскливо.

* * *

Поскрипывала хвоя под ногами

С упругостью тугой сталистой стружки.

Я мерил время ровными шагами

С бесстрастьем надоедливой кукушки.

Сосновый лес, иссушенный жарою,

Не даровал живительную свежесть,

Которая вселяет в нас порою

Покой душевный, доброту и нежность.

* * *

Можно ли святым человеку стать,

Но не таким, как ранее

Церковь канонизировала целую рать

По решению производственного собрания?

Можно ли такую веру иметь,

Чтоб никогда не отступить, не сорваться,

Чтобы все мирские соблазны призреть

И всегда святым оставаться?

* * *

О чем ты думаешь, когда

Последние мосты сжигаешь,

Тоскуешь, плачешь и рыдаешь

От постоянного стыда?

О чем ты думаешь, когда

Стараешься забыть былое

И вдруг в одно мгновенье злое,

Теряешь мысли без следа?

* * *

На город дождь идет стеной,

Вздыхает громом,

Сверкает молнией-стрелой

Над самым домом.

Клубятся тучи надо мной,

Их дождь колеблет.

На город дождь идет стеной,

А город дремлет.

Алфавитный бред. Абецедарий

"А было все гадким, древесно еловым.

Ёж ждал зиму истово. Йогурт кислил.

Ломались мечты. Нарушались основы

Паразитических реверсных сил.

Телеметрия ужасно фонила.

Хрипела цветисто чужая шиншилла.

Щипал экивоками Юнг яйцевидный..." -

Мой мозг воспаленный нес бред алфавитный.

* * *

Что ожидает нас в конце?

Когда уже не будет сил,

Умрет улыбка на лице, —

Ты все, что было, упустил.

В щемящем сердце веры нет,

Без сил опустится рука.

В измятой пачке сигарет

Нет ни крупинки табака.

* * *

Вновь в Торском отключили свет,

Отрезав от цивилизации,

Мир, тьмой вселенскою одет,

Затих в томительной прострации.

Десятка два матерых слов

Без расслабляющей патетики

Отметили мою любовь

К проблемам нашей энергетики.

* * *

Избавь меня, Господи, от сомнений,

Сделай жизнь мою, Господи, тихой и ровной,

Излечи от терзающих размышлений

О ненужности нашей пустословной.

Дай зренье мне, Господи, да такое,

Чтоб в жизни жестокой и несправедливой,

Узреть проявленье твое всеблагое

К нам, недостойным и суетливым.

* * *

Заранее вычислив путь той звезды,

Что с неба падет послезавтра,

Я из дому вышел проверить цветы,

Нектар заготовить на завтрак.

С утра, завертевшись в пустой суете,

Я жег свое тело прохладой,

И думал о той несчастливой звезде,

Жалея, шептал ей: «Не падай…»

* * *

Столько нужно успеть,

Сделать нужно немало.

Разве стоить жалеть

Ту звезду, что упала.

Нам от дел не присесть,

И дела те не тают.

Звёзд на небе не счесть,

Пусть себе опадают.

* * *

Расчлененные вдрызг небеса

Ложно перистыми облаками,

Вас размоет заката краса

Наливными густыми цветами,

Вы замкнете свой пестрый шатер

Над моей головой непокрытой.

Отгорает заката костер…

Ночь приходит… Невзгоды забыты…

* * *

До неприличия невзрачен,

Как никому не нужный хлам,

Я подчиняюсь неудаче,

Как жестким приказным словам.

День на ненужности потрачен,

Подобен прочим серым дням.

Свою пустую неудачу

Подпитываю ленью сам.

Моим друзьям на Мэйл.Ру

Я стал немного забывать

Зудящее во мне искусство,

Как с наслажденьем рифмовать

Свои видения и чувства.

Без стихоплётства не умру,

Но всё же что-то я теряю.

Лишь пребывая на Мэйл.Ру,

Искусство это вспоминаю.

* * *

Нас с тобою сюда принесут на щите.

Или мы со щитами пойдем по воде,

Отвергая в душе то ничто и нигде,

Что мешает с тобой нам идти по воде.

Так случается всюду, всегда и везде:

Только тот, кто сумеет быть на высоте,

Со щитами в руке, с яркой целью в мечте,

Аки посуху сможет идти по воде.

* * *

Стихотворная строка

Облачает мысли в форму,

Как волна, что высока,

Утихает после шторма.

Что же лучше? – вдруг порой

Просыпается сомненье, -

Мысль, что крутится юлой,

Или гладь стихотворенья?

* * *

Мы застыли немо:

Поглотили взор

Звездная поэма,

Мировой простор.

Мощью поражает

Вечный механизм,

Тихо оттесняя

Материализм.

Кондиционерное

Лето… Страшная жара…

Удручающе без меры

Духота царит с утра…

Только кондиционеры

Разжижают нашу кровь,

Делая сознанье ясным.

Но с тобой, моя любовь,

Даже дни жары прекрасны…

Арифметика рвенья

Если вычесть из того, что

Составляет силу рвенья

Разжиревшую коросту

Суетливого стремленья

Показать себя начальству,

Выслужится и прогнутся,

Что останется?! Удальство,

Чтоб в курилке матюгнуться.

Начитавшись Маяковского

Начитавшись с утра Маяковского, сидя в туалете,

Выхожу, заряженный его бешено рваным ритмом:

Хочется вывернуть все наизнанку на этом свете,

Поставить с ног на голову, выйти на смертную битву.

Сердце от чувств этих давит резиновым мячиком,

В мир нервно впиваюсь расширенным глазом я.

Берегитесь, буржуи, питающиеся рябчиками

И зажевывающие их (бля!) ананасами.

* * *

День, уходящий в ночь,

Не вернуть.

Я не смогу превозмочь

Этот путь.

Так происходит всегда

На свету:

Тянет нас всех туда,

В темноту…

* * *

Мы словно свыше осчастливлены

Нежданно четким проясненьем:

Иные чувственные символы

Сместили миропредставленье.

Иные: вздохи, взгляды, тонкости,

И отношенье к празднословью, -

Весь мир иной! Без однобокости!

Мы осчастливлены любовью.

Иллюзия радости

«Иллюзию радости дарит вино», -

Такую неглупую фразу

Я где-то читал (и не так уж давно),

Но с ней не согласен мой разум.

Хорошие вина раскроют в душе

Все те закоулки, что скрыты

Унылостью будней, сокрыв неглиже

Иллюзии жизни избитой.

* * *

Осень сочно смешивает краски,

Расслабляет, истончает чувства.

Для поэтов осень – просто сказка –

Полигон словесного искусства.

Но прошу вас, осени не верьте,

У нее коварная природа.

Осень все-таки – преддверье смерти

Утекающего в неизвестность года.

Презумпция зла

Неужто природа меня не смогла

Создать добряком полноценным:

При виде чужого презумпция зла

Родится во мне непременно.

В любом неизвестном всегда наперёд

Я чувствую только злодея.

Во мне только нечет, отсутствует чёт:

Я видеть добро не умею…

Вопрос вопросов

Не понять, не принять чужое,

Не узнать, не признать родного.

Ни сознанием, ни душою

Не постичь все глубины слова.

Мы во многое верим слепо

И на многое смотрим косо.

Только как дорасти до неба? -

Вот вопрос всех моих вопросов.

* * *

Прекрасен и неуловим

Небесный Иерусалим,

Блистает горним хрусталем,

Пылает трепетным огнем.

Мой путь к нему и кос и крив,

Но я иду, пока я жив,

Хоть он далек и невидим,

Небесный Иерусалим.