Война в воздухе

1. Безоружные летчики

Осенью «1914 года я ехал со своим самолетом на фронт. Только что началась первая мировая империалистическая война. В ней должен был принять участие и я.

До этой войны самолеты никогда и нигде еще не применялись для боя в воздухе. Поэтому, сидя в вагоне поезда, я даже не представлял себе, как буду драться с неприятелем. А драться — я был уверен в этом — обязательно придется.

Самолет, который я вез с собой на войну, не был приспособлен для воздушного боя. Каким жалким и смешным выглядел бы он рядом с современным военным самолетом! Он так же похож был на истребитель, как курица на хищного ястреба.

Мой самолет был неуклюж и громоздок. Он напоминал скорее этажерку, чем летательную машину. Да и мотор стоял на нем маломощный. Скорость самолета была небольшая — всего лишь семьдесят километров в час. Сидел я далеко впереди крыльев на двух жердочках, точно на шее у диковинной птицы. Сиденье было открыто со всех сторон, и я ничем не был защищен от непогоды. Встречный ветер пронизывал меня насквозь, хлестал по лицу. Приходилось крепко держаться рукой за стойку, иначе ветер сдул бы меня с сиденья.

Подо мной была бездна, готовая поглотить в любую минуту, стоило только запоздать с каким-нибудь движением при управлении самолетом. В полете я почти не видел своей машины: надо было посмотреть назад, чтобы увидеть кончики ее крыльев. Мои друзья ехидно спрашивали меня:

— Часто оглядываешься ты назад, чтобы убедиться, что машина действительно летит за тобой?

Никакого вооружения на самолете, конечно, не было, а кулаками в воздухе, сами понимаете, драться невозможно.

В царской авиации имелись и другие самолеты, но они недалеко ушли от моей неуклюжей птицы. Их скорость была сто километров в час. И вот на таких машинах приходилось нам летать в самом начале мировой войны.

Что же мы делали на фронтах? Мы залетали в глубь неприятельской страны и выслеживали там войска противника. Иногда сбрасывали маленькие бомбы на вражьи головы. И только!

О бое в воздухе с неприятельскими самолетами мы даже не помышляли.

И в начале войны мы отправлялись в полет совершенно безоружными. Зачастую не брали с собой даже револьвера.

Поэтому на войне в первые дни можно было наблюдать любопытную картину. В то время как на земле происходили кровопролитные бои, летчики совершали свои боевые полеты, словно в мирной обстановке. Встречаясь в воздухе, противники часто весело приветствовали друг друга, даже помахивали платочками. Обменявшись взаимным приветствием, они мирно расходились в воздухе, не мешая друг другу спокойно продолжать путь и работу.

2. Из револьвера по летчику

Ясно, что так продолжаться долго не могло. Сначала стали обстреливать с земли пролетавшие мимо вражеские самолеты, а затем вооружили летчиков и заставили их вести настоящую войну с воздушным врагом.

Теперь противники, встречаясь в воздухе, уже не приветствовали друг друга, как это было в начале войны. Летчики вылетали, вооружившись револьверами и карабинами. Другого оружия на русских самолетах пока еще не было.

Однако трудно было в полете попасть из револьвера не только в неприятельского летчика, но и в его самолет — пули не долетали. И чаще всего враги обстреливали друг друга впустую.

В первые же дни войны с одним моим приятелем произошел забавный случай.

Как-то ранним утром, вылетев на разведку, он встретил неприятельский самолет. Недолго думая, он нагнал вражескую машину и, очутившись прямо над нею, пошел сопровождать ее. Австрийские летчики заняты были серьезным делом: они фотографировали наши позиции и никакого внимания на русский самолет не обращали. Расстояние между машинами не превышало 50—70 метров. Можно было разглядеть лица обоих летчиков.

Так они летели несколько минут. Но вскоре безмятежный и спокойный вид австрийцев, поглощенных своим делом, начал раздражать наших летчиков. Особенно злился летнаб — летчик-наблюдатель, сидевший на пассажирском месте в самолете моего приятеля.

— Негодяи! — кричал он во все горло товарищу, указывая на вражеских летчиков. — Сидят, как в театре, даже не посмотрят в нашу сторону! Я им напомню сейчас, что они находятся на войне.

С этими словами он выхватил из кобуры револьвер и, аккуратно нацелившись в летчика, начал стрелять. Австрийцы заметили это. Один из них — тот, что сидел на летнабовском месте, — начал отвечать из револьвера нашему наблюдателю. Второй же продолжал свою работу. Он только изредка доставал из-за пазухи револьвер и производил два-три выстрела вверх, по самолету моего приятеля.

Такое хладнокровное и невозмутимое поведение неприятельского летчика окончательно вывело нашего летнаба из себя. Он бестолку расстрелял все патроны. Австрийцы заметили, что у русских патронов нет, и, чтобы поиздеваться над ними, показали им язык и «нос».

Этой издевки летнаб стерпеть не мог. Он пришел в такую ярость, что перегнулся через борт самолета и с силой швырнул в австрийцев свой пустой револьвер.

Никелированный браунинг пролетел в стороне от неприятельского самолета и вызвал только злорадный смех австрийских летчиков.

3. Самолетом по самолету

Без хорошего оружия трудно было вести борьбу с неприятелем в воздухе. Между тем очень важно было не допускать полетов вражеских самолетов над нашей территорией. Если же неприятельскому летчику все же удавалось залететь к нам, надо было помешать ему возвратиться домой с секретными сведениями о наших войсках. И часто летчикам приходилось итти на любую жертву, только бы не выпустить врага из рук. Знаменитый русский летчик Петр Нестеров даже пожертвовал собой.

Это было примерно через месяц после начала войны.

Невдалеке от города Львова появился неприятельский самолет. Он направлялся к нам в тыл, где в это время перемещались наши полки. Эти передвижения производились в секрете, и противник о них не должен был знать. Надо было принять все меры, чтобы вражеский летчик не проник в этот район. Это хорошо знал Нестеров. И поэтому, когда послышался шум летящего вражеского самолета, он немедленно вылетел на своей машине навстречу неприятелю.

Все летчики и мотористы, находившиеся в это время на аэродроме, насторожились. Нестерова знали как человека храброго и решительного. Знали также, что летчик намерен во что бы то ни стало остановить врага.

Через несколько минут Нестеров был уже недалеко от вражеского самолета, на котором находилось три человека. Австрийские летчики заметили преследование. Испугавшись нашего пилота, решительно наступавшего на них, они повернули самолет в сторону своего расположения и начали поспешно уходить домой.

Однако уйти к себе им не удалось.

Нестеров поднялся выше неприятельского самолета и стал наседать на него сверху, намереваясь таким способом заставить противника опуститься на землю. Неприятель не выдержал и пошел вниз. Но Нестеров, увлекшись преследованием, так сблизился с неприятельским самолетом, что вдруг ударил его в крылья колесами своей машины.

Раздался треск. Машины сцепились на мгновенье и полетели вниз. Австрийский самолет с обломанным крылом был внизу и падал как-то странно, боком, все больше и больше наклоняясь носом вниз. Вот он вдруг повернулся вокруг своей оси, еще и еще раз. А потом, бешено вращаясь, устремился к земле. Машина же Нестерова выпрямилась и с неработающим мотором медленными, плавными кругами пошла на снижение. Но у самой земли она перевернулась. Летчик выпал из нее.

Петра Нестерова нашли недалеко от его разбитого самолета с переломленным позвоночником. Он был мертв. В нескольких километрах от него расшиблись насмерть и неприятельские летчики.

Так безоружный русский летчик Нестеров помешал врагу произвести очень важную разведку. Зга первая в истории воздушная победа стоила ему жизни. Зато своим войскам он оказал большую услугу.

4. Под градом пуль

Вскоре после этого на неприятельских самолетах появились пулеметы. Австрийские и немецкие летчики сделались для нас очень опасными противниками. Но в царской авиации самолеты попрежнему летали почти без вооружения. В лучшем случае выдадут тебе револьвер и скорострельный карабин. Поэтому чаще всего при встрече с врагом мы оказывались в беспомощном положении.

Однажды при полете над неприятельской землей на меня напали два австрийских самолета. Встреча с врагом не была для меня неожиданной — ни один полет на фронте без этого не обходился. Но я совершенно не был подготовлен к бою. В кармане кожаной куртки лежал у меня обыкновенный револьвер, у летнаба была только скорострельная винтовка. Вот и все наше оружие. А у противников моих на каждой машине было по два пулемета и огромное количество патронов. Ничего хорошего не сулила эта встреча.

Неприятельские летчики знали, что на русских самолетах редко бывают пулеметы. Поэтому, заметив мой самолет, австрийцы смело приблизились и сразу осыпали меня целым градом пуль. Положение было безвыходное. О бегстве не приходилось и думать: неприятельские машины были много быстрее моего старенького «морана». Волей-неволей пришлось принять бой.

— Не подкачай, Ванюша! — подбодрил я своего летнаба, сидевшего в самолете за моей спиной.

От меня к нему шли две гибкие трубки — переговорные трубки. С их помощью мы могли разговаривать, даже несмотря на рев мотора и хлопки выстрелов. Та трубка, в которую говорил я, одним концом подходила к моим губам, другим концом была прикреплена к шлему летнаба у самого уха. Вторая трубка одним концом подходила к моему уху, другим — к губам летнаба.

Мой друг сжимал в руках винтовку и был готов открыть огонь в любую минуту. Я стрелять не мог, так как мое место находилось под самым крылом и легко было повредить пулями свой же самолет. Отстреливаться пришлось только летнабу. Я только управлял самолетом и старался занимать в воздухе такое положение, при котором врагам трудно было бы обстреливать нас.

Та-та-та-та-та… — трещали со злобой пулеметы противников.

Та-та, та-та… — деловито, медленно отвечал им наблюдатель из винтовки.

Я не слышал визга неприятельских пуль, но видел, как то здесь, то там в крыльях и корпусе моего самолета появляются небольшие круглые пробоины. Одна пуля попала в рукав моей куртки, другая застряла в стойке у самой ноги.

Мне было не по себе. Очень уж неприятно сидеть в самолете, видеть, как расстреливают тебя из пулеметов почти в упор, и ждать терпеливо, когда пуля поразит тебя в сердце или в голову. В эти минуты я завидовал своему товарищу, который имел возможность отстреливаться от врагов.

Между тем австрийские самолеты налетали на нас, как драчливые петушки, — то сзади, то сбоку, посылая десятки и сотни пуль. Наблюдатель стойко сопротивлялся, пользуясь всяким случаем, чтобы всадить в неприятельские самолеты хоть одну пулю. Но трудно было ему одному бороться с двумя самолетами, которые подходили к нам с разных сторон. В то время как он обстреливал из винтовки одного неприятеля, другой безнаказанно расстреливал нас с противоположной стороны.

Вдруг летнаб наклонился ко мне и, хлопнув по плечу, показал на винтовку и патронную сумку. Я понял, что он расстрелял все патроны, и передал ему свой заряженный револьвер. Но что можно было сделать с семью револьверными патронами!

А тут еще неприятность — вражеская пуля задела один из стальных канатов — тросов, — крепящих крыло к фюзеляжу — корпусу машины. Обрыв троса грозил поломкой крыла, которое и так было сильно повреждено пулями. Казалось, катастрофа неминуема. И чем бы кончилось все это — неизвестно, если бы в это время на горизонте не показался самолет.

Это был товарищ из соседнего отряда. Заметив бой, он вылетел к нам на выручку. У него был пулемет, из которого мог стрелять его наблюдатель.

Мы сразу почувствовали облегчение. Весело затрещал пулемет товарища. Неприятельские летчики развернулись в сторону наступавшего русского самолета и открыли по нему огонь. Начался второй воздушный бой…

Я посмотрел на своего летнаба. Он стоял в кабине, вцепившись руками в борт самолета. По его лицу я видел, что он сильно обеспокоен судьбой нашего товарища. Его беспокойство разделял и я. Наши глаза на мгновение встретились, и мы сразу поняли друг друга: нам надо было немедленно, итти на помощь. Мы были теперь совершенно безоружны. Никакого вреда врагу мы уже не могли принести, но, приблизившись к австрийским самолетам, отвлекли бы на себя внимание одного из летчиков и этим облегчили бы положение товарища. Мы так и поступили.

— Идем! — крикнул я в рупор переговорной трубки и начал разворачиваться в сторону неприятеля.

Но я позабыл в этот миг о том, что самолет мой сильно поврежден. Поворот я сделал очень резко. Поврежденный пулей трос не выдержал и порвался. Под давлением воздуха крыло немного выгнулось и начало колебаться. Ввязываться в бой было бы безумием. Пришлось искать спасения на земле…

Скрепя сердце я остановил работу мотора и начал осторожно снижаться. Мы находились над неприятельской землей, и до нашей территории оставалось лететь километра четыре. Аэродром наш был километрах в тридцати, и о возвращении домой не приходилось думать. Надо было садиться на первом же попавшемся ровном месте за нашими окопами.

Вдруг я услышал за своей спиной радостный крик летнаба. Он неистово хлопал в ладоши и чуть не прыгал в кабине самолета.

— Ура, ура! — кричал он, показывая рукой назад.

Один из неприятельских самолетов, подбитый огнем нашего товарища, стремительно падал вниз. Но и с нашим летчиком творилось что-то неладное. Его самолет круто опускался к земле, а за ним гнался второй неприятельский летчик.

Как выяснилось позже, наш товарищ сбил вражеский самолет, но в неравном бою была сильно повреждена и его машина, а наблюдатель был тяжело ранен несколькими пулями. Преследуемый вторым вражеским летчиком, наш товарищ все же сумел дотянуть до русских окопов. Он сделал посадку недалеко от полевого лазарета, куда и доставил раненого летнаба.

Я тоже благополучно приземлился в расположении наших войск. Посадка обошлась без поломки самолета, но он был так изрешечен пулями, что к дальнейшим полетам стал непригоден.

5. Пулемет против пулемета

Прошло несколько месяцев. За это время сперва у неприятеля, а затем и у нас появились особые самолеты, предназначенные для боя в воздухе. Назвали их истребителями. Они летали много быстрее других самолетов, были вооружены пулеметами, и все боялись встречи с ними в воздухе.

Из летчика-разведчика я превратился в летчика-истребителя. Вместо безоружного «морана» у меня было два самолета-истребителя: один одноместный, другой двухместный. На втором летал я изредка. На этом самолете имелось два пулемета: один был закреплен на носу, и стрелял из него я; другой находился за моей спиной, и стрелял из него наблюдатель-пулеметчик.

Летая на этом самолете, я одержал в воздухе свою первую победу.

В 40 километрах от нашего аэродрома расположен был другой. Там стоял авиационный отряд, летчики которого обслуживали артиллерию. Они вели с воздуха наблюдение за разрывами снарядов и своими указаниями помогали наводчикам брать правильный прицел. Но истребители противника всячески мешали их работе.

Только запустят наши летчики моторы, а немцы уже тут как тут. Один из немецких летчиков появлялся ежедневно как раз в те часы, когда наши самолеты готовились к вылету, и дожидался их в воздухе. Вот и веди наблюдение под пулеметным огнем!

Летчикам стало невмоготу, и они попросили у начальства, чтобы им дали истребителей для охраны. Меня и еще двух товарищей срочно направили в этот отряд. Мы прилетели туда поздно вечером, а на следующий день рано утром уже были назначены полеты.

Утро выдалось ветреное и облачное, но летать было вполне возможно. На работу отправились два самолета этого отряда, и охранял их в полете я. Летел я на своем двухместном истребителе, а в качестве стрелка полетел молодой, очень энергичный и смелый летнаб.

Вначале все шло хорошо: мы спокойно перелетели через неприятельские позиции и прибыли в район нашей работы. Летели невысоко: охраняемые самолеты шли на высоте 800 метров , а я — немного выше. Летчики делали свою работу, а я кружил над ними, подлетая близко то к одному, то к другому.

Прошло более часа, а никто из неприятельских летчиков нас не побеспокоил. Это удивило меня. Наши самолеты выполняли очень ответственное задание, и было подозрительно, что противник даже не пытается помешать нам.

— Хитрят, подлецы! — сказал я своему летнабу. — Не может быть, чтобы немцы не интересовались нами. Должно быть, сидят в засаде и ждут удобного случая, чтобы «кокнуть». Нам надо быть начеку.

Над нашим самолетом висело огромное облако. Может быть, именно за ним прячутся от нас немецкие летчики?

Я высказал это предположение летнабу. Он согласился.

Такое положение было для нас невыгодно: из-за облака противник мог напасть на нас неожиданно. Поэтому надо было выманить его из засады и атаковать.

Мы решили отойти в сторону от охраняемых самолетов и сделать вид, что уходим домой.

Маневр удался. Только успел я отойти от наших самолетов метров на пятьсот, как из-за большого облака ястребом вылетел неприятельский летчик и атаковал ближайший к нему самолет. Я быстро развернул свою машину и через несколько секунд был уже недалеко от врага. Тот вынужден был бросить свою жертву и направился ко мне. Когда мы сблизились, я мигом поставил свой самолет к нему боком, и мой летнаб в упор всыпал в противника несколько десятков пуль.

Мой наблюдатель был метким стрелком, и его пули даром не пропали. Мотор германского самолета был поврежден. Такой встречи неприятель, повидимому, не ожидал и поспешно стал удирать от нас, круто направив свою машину к земле. Но мне нельзя было выпускать противника. Хотелось заставить его сесть на нашей территории и взять в плен. Поэтому я погнался за ним и попытался направить его к нашим позициям. И это мне удалось — немец повернул свою машину.

С бешеной скоростью неслись мы за неприятельским самолетом, совершенно забыв о том, что все еще находимся в чужом тылу. Вот уже 500, 400, 300 метров отделяют нас от земли. Все ближе и ближе подходим мы к нашим окопам. Еще немного, и мы…

Но не тут-то было! Вражеский летчик в последнюю минуту отказался от своего намерения и круто повернул к себе. Чтобы не выпустить его из рук, пришлось почти в упор расстрелять его из пулемета. Летчик ввалился внутрь кабины, и самолет, перейдя на нос, завертелся в штопоре волчком. В следующее мгновение машина врезалась в землю, подняв огромный столб пыли…

Повидимому, это и был тот самый летчик, который так беспокоил наших корректировщиков артиллерийской стрельбы. Больше неприятель не появлялся над их аэродромом.

6. Через двадцать лет

Окончилась первая мировая империалистическая война. Прошло более двадцати лет. Сильно изменились военные самолеты. Они стали много быстроходнее, лучше вооружены, стали летать дальше и выше, поднимать больше груза. Лучшие одноместные истребители нашего времени пролетают за один час 600—650 и более километров. С несколько меньшей скоростью летают самолеты других назначений. И если боевой самолет времен прошлой войны имел всего два пулемета, то теперь в мировой авиации на лучших истребителях имеется уже по четыре, по шесть, по восемь пулеметов; на некоторых установлены также и пушки.

Пулеметы и пушки на одноместном истребителе устанавливаются неподвижно. Из них можно стрелять только вперед. При стрельбе летчик всем самолетом нацеливается на противника и нажимает на специальные рычажки, имеющиеся на ручке управления. Тогда пулеметы начинают стрелять.

На многих самолетах пулеметы установлены как раз позади воздушного винта. Почему же пули не пробивают его лопастей? Это хитрая штука. Пулеметы соединены с ротором самолета посредством особого механизма. Этот механизм увязывает стрельбу пулеметов и вращение воздушного винта. И пуля вылетает тотчас же после того, как лопасть винта пройдет перед стволом пулемета.

Если на самолете имеется только одна пушка, то она устанавливается на моторе между рядами цилиндров. И стреляет она сквозь полую, трубчатую ось воздушного винта. Когда на истребителе установлены две пушки, они находятся внутри крыльев, по обеим сторонам воздушного винта. Существуют истребители, на которых две пушки установлены под кабиной летчика и стреляют вперед. Такая установка применена, например, на некоторых германских истребителях.

И теперь, так же как и в годы первой империалистической войны, истребитель является грозой для неприятельских самолетов и верным защитником своих летчиков и войск. Вот как действует этот вооруженный «до зубов» самолет в современной войне.

7. «Курноска» и «фиаты»

1937 год. С республиканского аэродрома в Испании поднялась эскадрилья из двенадцати «курносою» — так ласково называли испанцы свои кургузые, действительно коротконосые, увертливые, ловкие истребители. И вдруг им навстречу — двадцать семь неприятельских «фиатов»! Это итальянские истребители, которыми пользовались войска генерала Франко.

Республиканцы не струсили и развернулись, чтобы ударить на врага. В четком боевом строю «курноски» ринулись вперед и атаковали «фиаты» прямо в лоб. Вражеские самолеты, по своему обыкновению, бросились врассыпную. Их командир, удирая, перекувырнулся даже через крыло на спину, и в ту же минуту один из республиканских летчиков поджег его зажигательной пулей.

Но за боем стольких машин сразу не уследишь; поэтому мы последим за тем, как дрался в этом бою один из храбрейших летчиков-республиканцев. В пылу драки он неожиданно оказался один среди четырех «фиатов». Боец он был отличный, и его нисколько не смутило, что он попал в такую «милую» компанию. В мгновение ока ринулся он на своих противников и атаковал ближайшего.

Тот не выдержал натиска и попробовал вывернуться в сторону. Но не успел сделать этого: десятки пуль пронизали его мотор и воздушный винт. Подбитый «фиат» клюнул носом и стремительно пошел к земле.

Второй вражеский истребитель оказался мастером своего дела и причинил республиканцу много хлопот. Он отлично владел своим самолетом и был изворотлив, как чорт. И сколько ни старался республиканец поймать его на прицел и всыпать десятка два пуль, ни одна из них не задела его. Хитрый летчик ни за что не хотел подойти близко к «курноске» и все выжидал, когда удастся ему захватить республиканца врасплох.

И этот случай представился. Республиканец занят был атакой третьего самолета; тогда, улучив момент, летчик второго самолета неожиданно набросился на республиканца и с большого расстояния обстрелял его из пулеметов. К счастью, пули попали только в мотор, повредив, но не разбив его совершенно. Из пробитых цилиндров с сопеньем и свистом начали вырываться бензиновые пары. Мотор заметно сдал.

Положение для республиканца создалось тяжелое. До своей территории было далеко, и к тому же предстояло перелететь через высокие горы. Республиканец прекрасно сознавал это, но выходить из боя, не уничтожив своих противников, не желал. К тому же неожиданно представился ему случай еще раз показать свое искусство в стрельбе.

В тот момент, когда раненный неприятельскими пулями мотор жалобно засвистел и зачихал, поблизости от республиканца оказался четвертый вражеский самолет, Недолго думая, летчик ринулся на него и, нажав на рычажки всех пулеметов, излил на него всю свою злобу.

«На, получай, продажная бестия!» подумал он, с удовольствием наблюдая за тем, как пули пронизывали неприятельский самолет. Он стрелял «трассирующими пулями», которые светятся или дымят, оставляя за собой хорошо заметный след.

Неприятельский истребитель камнем рухнул вниз. Через несколько секунд из самолета выбросился летчик. Но ему не повезло: парашют запутался в стропах и не раскрылся.

Теперь республиканец остался один против двух. Но тут на помощь ему пришел тот самый истребитель, который так ловко сжег первую неприятельскую машину. Враги пустились наутек — бой с двумя республиканскими самолетами не обещал им ничего хорошего.

Республиканцы послали им вдогонку по нескольку пуль и примкнули к остальным самолетам эскадрильи. Мотор нашего летчика, словно задыхаясь от кашля, работал все хуже и хуже. Самолет постепенно замедлял полет и отставал от спешившей домой эскадрильи. Не желая подводить своих товарищей (бензин у всех был на исходе), летчик знаками показал ближайшему истребителю, что доберется домой самостоятельно, и отстал от эскадрильи.

Под самолетом на многие километры растянулись горы, лететь над которыми было не слишком приятно. Мотор жалобно чихал, кашлял, свистел и сопел. Ежеминутно можно было ожидать, что он остановится вовсе, — тогда… Впрочем, не стоило думать об этом. День вышел на редкость удачным: летчик «угробил» двух заклятых врагов своего народа. Ему ли волноваться за свою судьбу? И, весело напевая какую-то песенку, он повел свой самолет по кратчайшей дороге.

Но судьба готовила ему новое испытание. Едва скрылись из виду самолеты его эскадрильи, его внезапно сзади атаковал вражеский самолет. Это был тот самый истребитель, которого во время драки никак не мог поймать наш республиканец. Он, очевидно, еще в бою заметил, что мотор у «курноски» поврежден, и решил добить своего противника, когда тот останется один.

Противник подкрался к республиканскому истребителю так незаметно, что летчик узнал об атаке только тогда, когда пули защелкали по его самолету. Одной из них он был ранен в руку. Несмотря на острую боль, раненый летчик мгновенно вывел свой самолет из-под обстрела и сам перешел в наступление. Двух-трех секунд оказалось достаточно, чтобы подойти к врагу на близкое расстояние.

Одно короткое мгновение он находился так близко от хвоста «фиата», что казалось — вот-вот врежется мотором в его рули. И, конечно, этого времени было вполне достаточно, чтобы изрешетить самолет. Но пулемет, как назло, дал всего один выстрел и замолк: все патроны были расстреляны в последнем бою и теперь нечем было «угостить» врага.

Такого исхода атаки никак не мог ожидать республиканец: вместо-того чтобы праздновать свою третью победу, ему оставалось искать спасения в бегстве.

Враг понял, что положение республиканского летчика безвыходно, и смело пошел в атаку на раненого, безоружного противника.

Но он не учел одного обстоятельства: ведь он имел дело не просто с храбрым летчиком, а с бойцом республиканской армии, с бойцом, который не пощадит своей жизни для счастья своего народа, — и просчитался. В тот момент, когда он почти вплотную подошел к «курноске» и собрался в упор расстрелять ее, республиканец решился на отчаянный шаг.

«Все равно не выпустит меня из своих цепких лап этот коварный дьявол, — подумал республиканский летчик. — Так или иначе он постарается убить меня. Так если уж суждено умирать, лучше умереть обоим».

Он повернул машину, слегка задрал ее и метко угодил колесами по верхнему крылу «фиата».

Раздался страшный треск, хруст. Республиканец почувствовал сильный удар, но понял, что он еще жив. Только перед глазами вперемежку мелькали то земля, то голубое небо: подбитая «курноска» беспорядочно кувыркалась в воздухе, стремительно приближаясь к земле. Сломанные стойки и колеса шасси беспомощно болтались, как перебитые ножки подстреленной птицы.

В стороне от нее падал неприятельский «фиат», у которого на месте оторвавшейся части крыла колыхалось разорванное полотно.

Когда республиканец опомнился после сильного удара, он попробовал овладеть управлением. Самолет послушался: рули были в исправности. Кое-как летчик выпрямил свою машину. Напрягая последние усилия, со стоном и фырканьем раненая машина потащила его домой. Но до аэродрома дойти не удалось. Перелетев через вражеские окопы, летчик дотянул до первой попавшейся ровной площадки и осторожно подвел самолет к земле.

Машина грузно ткнулась в грязную почву и разбилась вдребезги.

Летчик был ранен, но остался жив.

8. Пять и пятнадцать

Было это под Мадридом, в октябре 1937 года. Пять республиканских истребителей встретились в воздухе с пятнадцатью неприятельскими самолетами.

Это была знаменитая «пятерка», слава о которой гремела по всей Испании. В воздушных боях с лучшими летчиками генерала Франко «пятерка» одержала множество побед, не имея при этом ни одного поражения. Она всегда действовала в тесном строю, решительно шла на любого врага, и ее атаки были стремительными и яростными.

Неприятельским пилотам было отлично известно, что «пятерка» никогда не сворачивает при встрече с воздушным врагом и всегда готова на «таран» — столкновение. Поэтому даже наиболее отчаянные летчики генерала Франко при встрече с «пятеркой» предпочитали уйти восвояси. И это вовсе не из трусости: у Франко было немало отважных пилотов, с прекрасными самолетами и отличным вооружением. Надо было обладать стальными нервами, чтобы выдержать стремительную атаку «в лоб» знаменитой «пятерки» республиканцев.

Вот и теперь, завидев неприятельскую эскадрилью, «пятерка» быстро сомкнулась и стремглав ринулась на врага в лобовую атаку.

Все, как один, на огромной скорости шли летчики на противника. Еще мгновенье — и самолеты со страшной силой врежутся во вражеские машины. Тогда с голубой выси полетят на землю бесформенные обломки обагренных кровью самолетов… Но неприятельские летчики не выдержали стремительной атаки, рассыпались в стороны, как воробьи, и обратились в бегство. И больше ничего и не оставалось делать, ибо не свернешь — столкнешься.

Республиканские пилоты только этого и ждали. Точно соколы, набросились они на удиравших, расстреливая их в упор. Через несколько минут от пятнадцати неприятельских самолетов осталось одиннадцать, и те удирали от республиканцев во все лопатки. Одни только высоко задранные хвосты самолетов сверкали на солнце…

Четыре вражеские машины упали на республиканской территории.

А вот еще один пример.

9. «Карусель» в воздухе

Высоко-высоко в небе кружили десятки японо-маньчжурских истребителей. Они скрывались за грядами белоснежных облаков, ослепительно сверкавших под лучами знойного восточного солнца. Это была военная хитрость неприятельских летчиков. Дежуря над облаками, они выжидали удобного случая, чтобы напасть на советско-монгольские самолеты, неожиданно вывалившись на них из своего укрытия.

Но вражеский план не удался. Наши летчики обнаружили коварного врага, сами стремительно атаковали его и навязали ему бой. Завязалось большое воздушное сражение, в котором приняло участие до сотни наших и вражеских истребителей.

Стаи вооруженных быстрых птиц вихрем закружились в воздухе, обдавая друг друга ливнем раскаленных пуль, почти в упор расстреливая из пулеметов. Казалось, в воздухе повисла гигантская многоэтажная «карусель» из дерущихся разновидных машин. С бешеной скоростью мчались самолеты на разных высотах, в разных положениях, в разных направлениях, одни — преследуя, другие — удирая от нападающих. То здесь, то там вспыхивали зажженные пулями машины. Окутанные клубами дыма, устремлялись они камнем к земле…

За сорок пять минут «карусели» противник потерял более десятка машин. Но он не унимался. Все новые и новые подкрепления приходили из тыла, и в бой вводились свежие силы. Теперь противник вел расчет на то, что ему удастся отомстить нашим летчикам, когда те вылетают бензин и расстреляют все патроны. И он еще раз просчитался.

В критический момент боя, когда у наших летчиков горючее было уже на исходе, на горизонте с монгольской стороны появились многочисленные сверкающие точки. Точки превратились в воробьев, воробьи — в самолеты, и вот стройные клинышки подразделений советско-монгольской авиации на полном газу примчались на выручку товарищам. Юркие красавцы-истребители сразу же врезались в самую гущу «карусели».

Японо-маньчжурские летчики были ошеломлены новой мощной атакой, которая произвела на них впечатление всесокрушающей лавины. Точно по команде, повернули они к себе и бросились наутек. Но тут произошло нечто такое, чего они ожидать никак не могли. Наши летчики, у которых почти не оставалось бензина, вместо того чтобы воспользоваться прибытием смены и уйти домой, не вышли из боя. Наоборот, они бросились наперерез удиравшим вражеским самолетам. Те оказались зажатыми в тиски.

Началась новая «карусель». Врагу она обошлась очень дорого — японо-маньчжуры потеряли еще шестнадцать машин. Наши не потеряли ни одного самолета…

10. Взаимная выручка

В современной войне уже мало кто действует в одиночку. Сейчас и летчики идут в боевой полет чаще всего звеньями из двух-трех машин, а то и большими группами. В бою взаимная помощь и поддержка имеют решающее значение. И летчики действуют особенно смело и решительно, когда они уверены в том, что их всегда выручит любой товарищ и никогда не оставит в беде.

Много примеров взаимной помощи и товарищеской выручки дали последние боевые столкновения Красной армии с врагами СССР. Вот один из них.

В облачном небе над маньчжурской территорией приходил к концу большой бой между советско-монгольскими и японо-маньчжурскими самолетами. Вражеские машины, скрываясь от преследования, стали уходить в облака; чтобы отыскать их там, нашим летчикам приходилось то и дело нырять в молочно-белую гущу тумана. Это очень опасно, так как легко попасть во вражескую засаду, а то и просто столкнуться со своими или неприятельскими самолетами.

Среди летчиков, охотившихся за неприятельскими машинами в этот день, были майоры Грицевец и Забалуев. Этих людей связывала давнишняя дружба, и они всюду старались быть вместе. И в этом бою они сражались бок о бок вдвоем, но к концу вражеские машины и облака разметали их далеко. Друзья потеряли друг друга из виду и теперь преследовали врага раздельно. Забалуев бился в облаках с несколькими японо-маньчжурскими самолетами, а Грицевец с двумя другими спутниками завязал бой с целой тучей врагов.

Разделавшись с неприятельскими самолетами и обратив их в бегство, Грицевец с двумя другими советскими летчиками решил опуститься под облака и оглядеться. Когда они выскочили из облака, оказалось, что летчики находятся далеко в неприятельском тылу, а до земли остается всего лишь тысяча метров.

Но зоркий глаз Грицевца заметил и другое: далеко под ним спускался парашютист, а около него кружили и обстреливали его из пулеметов два японских самолета. Ясно, что прыгнул из подбитой машины кто-то из наших истребителей, но кто? Впрочем, это и не важно — все равно надо итти на выручку.

Грицевец подал сигнал своим случайным спутникам. В следующее мгновенье они втроем ринулись на японские машины. Одну из них они тут же зажгли, а другая сумела удрать. Грицевец подлетел к парашютисту и так и ахнул: на стропах парашюта беспомощно метался Забалуев. Грицевец ясно видел лицо своего друга.

Но как быть? Как спасти Забалуева, которому угрожает неминуемый плен? До своих войск далеко, бензин на исходе, в небольшом фюзеляже всего лишь одно место. А спасать товарища надо — не оставлять же его на вражеской земле! И Грицевец, не колеблясь, принял решение опуститься и вывезти друга сейчас же.

Забалуев, угадав намерение Грицевца, жестом дал понять ему, чтобы тот не задерживался и скорее летел к себе. Но не в правилах Грицевца было бросать товарища на произвол судьбы. Он смело повел машину на посадку.

Грицевец дважды подходил к земле, прежде чем ему удалось приземлиться недалеко от Забалуева. Тот, опустившись на землю, быстро освободился от парашюта и, поспешно сбросив с себя летную одежду, побежал что есть силы к месту посадки самолета.

Дальше все шло как по расписанию. Летчики действовали молча, без слов, точно все уже было обдумано заранее. Вскоре скрючившийся Забалуев сидел в тесном истребителе за худощавой спиной Грицевца. Теперь оставалось подняться. Только бы не разбить машину на взлете, хватило бы бензина, не навалились бы сверху враги!

Но все прошло как нельзя лучше. Огласив пространство зычным голосом мощного мотора, юркий советский истребитель рванулся вперед, оторвался от земли и пошел напрямик домой почти бреющим полетом. За ним помчался другой советский истребитель, который еще с самого начала следил за всеми действиями Грицевца и Забалуева и охранял летчиков, кружа над местом их посадки.

11. Сила товарищества

В воздушном бою с белофиннами вражеской пулей был поврежден советский истребитель. Самолет стал безудержно снижаться. Летчик Ромашко из последних сил пытался вытянуть свою подбитую машину, но она упорно тянула вниз.

Товарищи заметили, что с машиной Ромашко творится что-то неладное. Два ближайших самолета сразу пристроились к нему и, охраняя раненый истребитель, пошли сопровождать его.

«Лететь пришлось недолго. Все это происходило в глубоком тылу противника, и подбитый истребитель дотянуть до советской земли не мог. Он только старался подвести машину возможно ближе к своим войскам.

Наконец наступило время садиться — до земли оставалась сотня-другая метров. Ромашко выбрал место поукромней (чтобы враг не сразу нашел) и сел на белофинской территории.

В невеселом положении оказался летчик: один-одинёшенек, в глухой местности, рядом неисправный самолет. До своих далеко — пешком не добраться. Противник может нагрянуть в любой момент, а от него пощады не жди.

Теперь одна надежда на товарищей. Недаром кружат они над ним. Должно быть, попытаются вывезти его отсюда. Но беда: площадка совершенно непригодна для посадки истребителя.

Вот один из двух сопровождавших его летчиков — Добров — повел машину на снижение с явным намерением опуститься возле Ромашко.

С большой осторожностью подвел к земле Добров свой истребитель. Еще несколько секунд — и он коснулся снега. Но тут произошло непредвиденное: самолет потерпел аварию, и Добров получил тяжелые ранения…

Положение создалось еще более серьезное. Враг, конечно, проследил советские самолеты, и его можно ждать с минуты на минуту.

Надо скорее уходить с этого проклятого места и постараться продержаться некоторое время, пока подоспеет помощь. А что помощь придет обязательно — в этом летчики были уверены.

Но как продержаться, как уйти? Доброву становилось все хуже и хуже. Он уже не был в состоянии двигаться. Боль во всем теле затемняла сознание.

— Иди, спасайся сам, — предложил Добров товарищу.

Но разве мог Ромашко в такую минуту бросить друга! Если уж суждено погибнуть, то вместе. Надо только сделать все, что в его силах. Он подхватил раненого Доброва и понес его…

Между тем второй летчик, сопровождавший самолет Ромашко, а затем наблюдавший за действиями Доброва, отправился домой для доклада начальству о случившемся. Узнав о несчастье, красное командование сейчас же выслало к месту аварии девятку истребителей. Они должны были найти летчиков и оказать им помощь.

День клонился к вечеру. Крутила пурга. Истребители безуспешно кружили над неприятельской землей: ни потерпевших аварию летчиков, ни их самолетов найти на земле не могли. Из-за пурги истребители даже не были уверены в том, что достигли именно того места, где произошла авария.

На рассвете вылетели снова. К этому времени пурга утихла. Одному звену истребителей удалось разыскать разбитые самолеты, но возле них толпились неприятельские солдаты. Доброва и Ромашко ни здесь, ни поблизости не оказалось.

Три звена истребителей продолжали поиски. Они внимательно осмотрели всю местность на много километров вокруг, но товарищей не обнаружили.

Тем временем измученный, обессиленный Ромашко около восемнадцати километров нес на себе Доброва. Ночью, в пургу они выбрались на лед Финского залива. Это спасло их от плена. Но вскоре лед развело, они едва не утонули. С трудом удалось им удержаться на уходящей в море небольшой льдине. Здесь и обнаружило их звено летчика Бобрика.

Но что делать, как спасти товарищей? Размер льдины не превышал двухсот пятидесяти метров в длину и всего лишь ста метров в ширину. Садиться истребителю на такой «пятачок» было безумием. И все-таки командир звена Бобрик пошел на посадку.

Сильно волновались за товарища и в воздухе и на льдине. К счастью, все обошлось благополучно. Бобрик ловко коснулся лыжами самолета одного края льдины у самой воды и сумел остановить машину всего лишь в шести метрах от противоположного края.

Примеру Бобрика последовал другой летчик звена — Шаров. .Он мастерски посадил свою машину рядом с самолетом командира. А в это время третий летчик звена, Кузнецов, кружил над льдиной и охранял товарищей от возможного нападения на них вражеских самолетов.

Без долгих раздумий летчики собрались в обратный путь. Надо было торопиться. Шаров буквально втиснул в фюзеляж своей машины совершенно иззябшего Ромашко. Сложнее оказалось дело с Добровым. Он был неподвижен, окончательно потерял сознание. Бобрик взвалил его себе на плечи, кое-как уселся со своим необычным грузом в машину. Самолеты оторвались от льдины и легли на курс.

Всю дорогу вел Бобрик свой самолет, управляя одной рукой, а другой удерживая раненого Доброва.

Такова сила товарищества в среде советских летчиков.

12. Разные задания — разные машины

Современные боевые самолеты отлично вооружены и. оборудованы всем необходимым для выполнения на войне самых разнообразных заданий.

Это с них в неприятельском тылу ведут воздушную разведку, фотографируют, помогают своей артиллерии и танкам. С них сбрасывают аэробомбы и разрушают у неприятеля заводы, железные дороги и военные сооружения. Пользуясь этими самолетами, летчики нападают с воздуха на вражеские войска и уничтожают их аэробомбами и пулеметным огнем. Они охраняют наши самолеты, работающие на фронте, и ведут борьбу с неприятельскими эскадрильями.

Если в начале мировой войны все боевые задания выполнялись на одном и том же самолете, то теперь для каждого вида работы есть особые машины. Для разведки, например, существуют самолеты-разведчик и, для воздушной бомбардировки — бомбовозы (бомбардировщики). Для нападения на войска имеются самолеты-штурмовики, а для боя в воздухе — истребители.

Но это, конечно, еще не значит, что все эти самолет ты применяются на войне только лишь по своему основному назначению. Когда этого требует боевая обстановка, истребитель, например, привлекается для выполнения задач по разведке или участвует в нападении на неприятельские войска, разведчик сбрасывает бомбы, и т. д. Бой в воздухе, кроме истребителей, ведут и все остальные самолеты, когда на них нападают неприятельские летчики.

В нашей стране также имеются самолеты самых разнообразных типов и назначений. И мне, старому пилоту, приходится только завидовать нашей славной молодежи, потому что она имеет счастье летать на этих замечательных машинах. Ведь нет такого боевого задания, которого нельзя было бы выполнить на них!