Ван де Вет Чарлз Возвращение

Чарлз Ван де Вет

Возвращение

Перевод с англ. Ю.Коптева и Г.Скребцова

Пролог

Вот уже около тридцати шести часов колонисты, оставшиеся в гигантском звездолете и собравшиеся на посадочной площадке, с тупым терпением ожидали окончания переговоров, которые вели их послы с туземцами планеты Удина.

Для Вирджила Симмонса его четырнадцать лет были тяжелым возрастом. Он был еще слишком юным, чтобы старшие относились к нему как к равному, и в то же время слишком взрослым, чтобы играть с детьми в зеленом снегу.

К концу вторых суток три посла вернулись, но от их официальности не осталось и следа. Они весело рассмеялись, когда один из них крикнул:

- Нам позволили здесь остаться!

Колонистов охватил восторг. Вирджил Симмонс, забыв о своем достоинстве, сохранять которое ему было так трудно, с радостным криком присоединился к остальной детворе, игравшей в зеленые снежки.

Они нашли наконец себе новую родину!

* * *

Прошло тринадцать лет; стояла зима, и зеленый снег, сдуваемый ветром с сопок, пушистыми хлопьями кружился вокруг Симмонса. Снег Удины; душистый снег, испускавший аромат древесной смолы. Впрочем, все здесь, на Удине, носило зеленоватые оттенки: планета вращалась вокруг зеленого солнца Забенес-Чалали, расположенного в созвездии Рака. Это была единственная зеленая звезда, видимая с Земли.

Симмонс поднялся на сопку и снял с плеча ружье. Где-то здесь должны водиться куропатки. Он вышел на открытое место и остановился как вкопанный. Прямо перед ним, будто порожденный пустынным зимним ландшафтом, внезапно появился туземец Удины.

Симмонс вздрогнул от неожиданности. Да и было отчего. За все эти годы, прошедшие со времени основания колонии, встречи между туземцами - они называли себя джаатами - и землянами были крайне редкими. Туземцы не проявляли никакой враждебности по отношению к пришельцам с Земли; они их просто, казалось, не замечали. Это был странный народ, и колонисты знали о нем мало.

Джаат приближался. У него были огромные и неуклюжие на вид ноги, но со стороны казалось, что они едва касаются поверхности снега. Не доходя несколько метров до Симмонса, туземец остановился, и теперь его можно было хорошо разглядеть. Он был около двух метров ростом, его угловатое туловище покрывала звериная шкура. На веревке, перекинутой через шею, болтался кожаный дорожный мешок.

- Вы должны улететь отсюда, - произнес джаат, едва шевеля губами. Он говорил на языке землян с удивительной легкостью, но гласные в его произношении звучали очень странно.

- Что? - переспросил Симмонс. Он тщетно всматривался в лицо джаата, стараясь разобраться в чувствах, вызвавших этот неожиданный приказ.

Все в этом туземце было каким-то несоразмерным: большая, неправильной формы голова, глубоко посаженные глаза без век, длинные, дряблые и хрящеватые уши. Обычно светлая кожа сейчас, от прилившей к ней крови, была темной.

И, однако, в его внешности не было ничего смешного. Наоборот, вся его фигура была полна достоинства, в нем чувствовались сильный характер и уверенность в себе. Все это производило впечатление большой внутренней силы. Его лицо было бесстрастным, оно не выражало никаких эмоций.

- Когда озаренные солнцем годы начинают заволакиваться туманом, терпению приходит конец.

Джааты любили говорить метафорами, а что касается этой их легенды об "озаренных солнцем годах"... По-видимому, туземцы всерьез верили в свою способность останавливать процесс старения на нужном им возрасте. Но проверить, что в этой легенде правда, а что вымысел, никто не мог, так как колонисты почти совсем не общались с обитателями этой планеты.

- А почему я должен улететь? - спросил Симмонс. - Что я сделал?

Длинное, узкое лицо джаата исказилось в жесткой гримасе:

- Вы все должны улететь! Вы должны покинуть наш мир!

- Покинуть ваш мир? - Симмонс даже не сразу понял значение этих слов. Но почему?

- По нашему соглашению вы должны были оставаться в пределах дельты реки, - в голосе джаата, и Симмонс в этом больше не сомневался, звучал гаев, - но вы его нарушили. Теперь вы должны улететь.

Симмонс ковырял снег носком лыжи, стараясь найти какой-нибудь подходящий довод.

- А почему, собственно, вы это говорите мне? Я ведь не губернатор.

- Откуда нам знать обычаи чужеземцев? Передайте тогда мои слова, кому сочтете нужным. - Туземец отошел на несколько шагов. - Завтра мы встретимся на этом же месте.

- Послушайте...

Но было поздно, джаат отбежал уже более чем на двадцать метров. Еще несколько секунд, и он исчез в облаке снега, гонимого ветром. Это была еще одна загадка - джааты передвигались с поистине невероятной скоростью, не прилагая к этому, казалось, никаких усилий. И земляне не могли понять, как они это делали.

* * *

Колония, которая состояла когда-то из нескольких домов, за последние годы значительно разрослась. Большие магазины, склады и административные здания возвышались теперь на месте, где раньше были первые постройки поселенцев. Жилые дома отодвинулись дальше, а многочисленные фермы протянулись через всю долину, почти до самых склонов сопок. К этому времени на территории колонии, раскинувшейся на восемнадцать тысяч гектаров, проживало более двадцати тысяч человек.

Симмонс пересек грязно-зеленое нагромождение торосов на берегу реки, прошел мимо двух ребятишек, удивших в проруби рыбу, и направился к зданию административного управления. Кабинет Томаса Реджета, губернатора колонии, находился на первом этаже. Симмонс вошел.

Реджет поднял голову:

- Ну как, Симмонс, охота была удачной?

Это был массивный человек, несколько угрюмый, но чистосердечный. Великолепный администратор, дипломатом он был неважным. Он прибыл с Земли только два года назад.

- Да нет, не особенно. - Симмонс уселся слева от письменного стола, за которым сидел Реджет, и вытянул свои длинные, нескладные ноги. - Я встретил сегодня одного джаата. Он велел нам убираться с Удины.

Реджет поднял брови:

- В самом деле? И что ты ему ответил?

- А что я мог ему ответить?

- Ну, например, посоветовал бы ему пойти сыграть партию в трик-трак, проворчал Реджет.

- На вашем месте я бы отнесся к его словам серьезнее...

- Серьезнее? А что же мне делать по-твоему: приказать всем немедленно собирать чемоданы и готовиться к возвращению на Землю?

- К сожалению, я не знаю, что нужно делать, - возразил Симмонс.

- Но ты принимаешь все это всерьез?

- Конечно.

- И ты думаешь, этот джаат был кем-то вроде посла от всего племени?

- По-видимому.

- Но в чем же он нас все-таки обвиняет?

- Он говорит, что мы обещали оставаться в пределах дельты реки. И что мы не сдержали своего слова.

Реджет задумался на минуту.

- Почему же, мы его сдержали; разве только прорыли в холмах несколько шахт. Да! Конечно, еще этот мраморный карьер...

- Но все это было несколько лет назад, - возразил Симмонс. - Скорей всего, он подразумевал новые фермы на северо-востоке. Туда ведь переселилось уже много народа.

Реджет раздраженно проворчал что-то себе под нос.

- Послушай, Вирджил, но ведь надо же нам все-таки расширяться. Население растет, и в этой долине нам уже просто не хватает места.

- Я все это прекрасно понимаю, но боюсь, что джаатам этот довод не покажется очень убедительным.

- Так что же ты предлагаешь?

Симмонс в ответ только пожал плечами.

Реджет тяжело поднялся со стула:

- Все это похоже на шантаж, Вирджил. Ступай-ка, найди этого типа и постарайся добиться от него, чего он, собственно, хочет. И если он запросит не слишком много - пообещай ему. В противном случае будь с ним тверд. Скажи ему, что мы хотели бы быть хорошими соседями, но никаких эдаких выходок с их стороны мы не потерпим. Это он должен понять.

- Боюсь, что договориться с ним будет не так-то просто.

- Из-за того, что мы не можем предложить им ничего такого, что их может заинтересовать?

- Хотя бы...

- Послушай, Вирджил. - Реджет снова сел. - Политика Земли строится, как известно, на уважении к воле туземцев; и это правда, конечно, мы не можем колонизовать планету без согласия на то со стороны ее обитателей. Я допускаю также, что мы взяли на себя определенные обязательства. Но с тех пор прошло тринадцать лет и отступать уже поздно. Короче, - Реджет ударил ладонью по столу, - мы остаемся здесь, вот и все. А если эти джааты заварят кашу, так пусть сами потом ее и расхлебывают. Смешно, какие-то дикари с копьями и ножами. Мы им покажем. И не мешает дать это понять твоему приятелю, когда ты увидишь его завтра.

* * *

Все утро следующего дня Симмонса не покидало какое-то тяжелое чувство. Он медленно укладывал свой рюкзак, когда во двор дома с лыжами на плече вошел этнограф Джон Харпли.

- Реджет предложил мне сопровождать вас, если вы, конечно, не возражаете, - сказал Харпли. И прибавил с несколько натянутой улыбкой: - Вы же знаете, что меня почему-то считают в колонии единственным авторитетом во всем, что касается джаатов.

- Я очень рад, что вы пойдете со мной, - с жаром воскликнул Симмонс. Бог свидетель, что я нуждаюсь в помощи. - Он благоговел перед знаниями Харпли.

Бродячая собачонка некоторое время бежала за ними. Харпли молчал; несмотря на заверения Симмонса, он явно боялся показаться навязчивым.

- На первый взгляд, джааты ничем вроде бы и не отличаются от туземцев на других планетах, - начал Симмонс, чтобы ободрить Харпли, - но чем больше я с ними встречаюсь, тем больше непонятного я нахожу в них.

- Я согласен с вами! - Эта тема волновала Харпли, и он сразу же потерял всю свою сдержанность. - Но в чем тут дело? Ведь все разумные существа, объединяющиеся в коллективы, характеризуются определенными особенностями назовем их "благоприобретенными", или "социальными", - которые необходимы не только для существования их как рас, но и для нормальной деятельности их общин. Сюда входят, между прочим, уважение к закону, понимание значения совместного труда, а также долга по отношению к другим, может быть, эмоции сочувствие, нежность... Короче говоря, все то, что охватывается старым, как мир, изречением: "Не относись к другим так, как ты не хочешь, чтобы относились к тебе". Вот в этом отношении джааты и земляне как расы схожи между собой. Что же касается различий, то они относятся к более фундаментальным характеристикам. - Он замолчал и бросил нерешительный взгляд на Симмонса.

- Да, да. Я вас слушаю, - отозвался тот.

- Фундаментальные же характеристики какой-либо расы разумных существ более глубоки и менее очевидны. К ним можно отнести всевозможные инстинкты, семейные обычаи и целый ряд других особенностей. Вот их-то гораздо труднее раскрыть и понять. И в этом причина того, что мы не понимаем джаатов.

- Вряд ли все это так просто, Джон. - Они вышли уже из города и остановились у небольшого кладбища, чтобы надеть лыжи. - Я бы хотел рассказать вам одну историю, которая произошла со мной вскоре после того, как мы поселились здесь. Однажды, бродя по сопкам, я заблудился и попал в одну из деревень туземцев. Вы ведь помните, в те времена они относились к нам не так враждебно, как сейчас. Так вот, они как раз намеревались кого-то хоронить. Один из джаатов, довольно молодой на вид, обошел собравшихся и попрощался со всеми. И вдруг я понял, что это именно его-то и собираются хоронить.

Симмонс остановился и перевел дух.

- Я до сих пор еще не верю тому, что тогда увидел. Джаат лег на землю; и тут на несколько секунд что-то отвлекло мое внимание. Когда же я снова посмотрел на него, он был уже старым, очень старым. И он перестал дышать. Он умер!

- Я слышал о подобных вещах, - подтвердил Харпли, - и я много размышлял над этой их странной способностью. Сопоставив факты, я пришел к выводу, что этот присущий им дар может проявляться иногда и совсем иначе. Ваша история, пожалуй, есть лишь частный случай какого-то единого закона. В вашем рассказе речь шла об одном джаате, который взял да и умер. Но были ведь и такие случаи, когда эта их непонятная способность распространялась и на других. Так, однажды я стоял на вершине сопки и наблюдал за джаатом, который шел внизу по берегу реки на расстоянии каких-нибудь четырехсот метров от меня. Когда он приблизился к опушке леса, я увидел одну из этих больших тигроподобных тварей; вы знаете их, конечно, - ну тех, которые размножаются делением. Хищник притаился на ветках дерева. Я крикнул, чтобы предупредить джаата об опасности, но он был слишком далеко от меня, чтобы услышать. Зверь прыгнул вниз, прямо на спину джаата. Я отчетливо видел, как его когти глубоко вонзились в тело жертвы.

Я бросился к ним. И вот здесь произошло что-то странное. Я знаю, я не мог свернуть в сторону, я не мог заблудиться - я бежал прямо к ним, и, однако, оказался вдруг у подножия сопки, в стороне от того места, где только что был. Я снова бросился в лес. Но когда я нашел наконец место, где разыгралась эта трагедия, - и джаат и зверь исчезли. Спустя несколько минут я увидел какого-то туземца, взбиравшегося на сопку, но уже на противоположном берегу реки... И это-таки был тот самый туземец! Я оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что все это мне не приснилось: я нашел следы, оставленные зверем. Я даже взобрался на то дерево и увидел на его стволе глубокие царапины от когтей. Но на земле я не мог обнаружить ничего, что свидетельствовало бы о борьбе. Ни крови, ни следов на песке. И, однако, я видел ведь собственными глазами, как зверь напал на джаата.

- Вот видите, - с жаром воскликнул Симмонс. - Два совершенно разных события, и одно непонятнее другого. Как же вы их объясняете?

Харпли покачал головой:

- Никак я их не объясняю. Для джаатов этот дар, по-видимому, является таким же естественным, как для нас - наши пять чувств. Возможно, все дело здесь в какой-то паранормальной способности.

- Не понимаю, что вы хотите этим сказать.

- Ну, скажем так: они могут контролировать деятельность желез и клеток тканей. Ведь это объясняет тогда историю с похоронами, не так ли?

- Но не случай со зверем.

Харпли улыбнулся, пожав плечами.

- Если бы моя теория объясняла все известные факты, то мне не надо было бы и искать другого ответа на вопрос. Все, что я могу сделать в настоящее время, - это предложить более или менее разумную гипотезу.

В этот момент они увидели впереди, на склоне сопки, ожидавшего их джаата.

* * *

- Это и есть ваш туземец? - спросил Харпли.

Симмонс кивнул головой.

- Так что ж, пошли к нему... - Харпли замолчал, увидев, что джаат сам направляется к ним.

Когда стало ясно, что туземец не заговорит первым, Симмонс сказал:

- Наш губернатор хотел бы, чтобы вы пересмотрели ваше требование.

Джаат ничего не ответил; только черты его лица почти неуловимо изменились, отчего оно сразу стало замкнутым. Симмонс решил сразу сделать последнюю попытку:

- Может быть, мы можем предложить вам что-нибудь, чтобы сохранить мир? - спросил он.

Джаат сделал резкий жест рукой:

- Это не выход. Вы - дети. - Джаат изъяснялся короткими фразами, и в голосе его звучало нетерпение. - А дети не могут вести себя разумно.

Харпли встрепенулся; последняя фраза задела его.

- По-вашему, мы недостаточно цивилизованы? - спросил он удивленно.

- Как раса вы слишком молоды. Для того, чтобы достичь зрелости, нужны многие тысячелетия.

- Но мы пока что не нашли еще в Галактике более цивилизованной расы, чем наша, - сказал Харпли с вызовом.

Джаат помедлил, подыскивая, вероятно, нужные для ответа слова.

- Ребенок поступает, не задумываясь о будущем, - сказал он наконец. Молодые расы ведут себя так же. Вы, люди, развиваетесь, не давая себе труда подумать о границах, налагаемых самой природой. Вы неразумны. Вы хищнически относитесь к природным богатствам, вы истощаете почву, не зная предела. Разве так может поступать раса, достигшая зрелости?

- А что же нам еще делать? - растерянно спросил Харпли; в его голосе уже не было той уверенности, как прежде.

- Вам надо было развивать то, что кроется в вас самих... А теперь, сказал джаат, уставший, по-видимому, от разговора, - нам нужен ваш ответ.

Симмонс сделал беспомощный жест рукой. Харпли промолчал.

- Ну, что ж, тогда мы примем меры.

* * *

Они повернули назад, к городу, и шли молча, погруженные в свои мысли. Когда они достигли места, с которого открывался вид на долину, Харпли схватил Симмонса за руку.

- Смотрите! - воскликнул он, показывая вперед.

Симмонс почувствовал вдруг, как дурманящая тяжесть навалилась на него и во рту появился металлический привкус. Там, где должны были стоять домики ферм, простиралась теперь дикая, девственная равнина!

Почва под ногами у Симмонса потеряла вдруг свою твердость, она вздрогнула и осела. Потрясенный, он стоял и смотрел остановившимся взором на город, раскинувшийся впереди. Он увидел, как его очертания вдруг стали расплываться, город как бы сплющился, он потерял объемность. И внезапно, у него на глазах, сжался к центру. Прошла минута: долина была теперь пуста. На ней не осталось ничего, кроме деревьев и скал.

- Боже милостивый! - Подавленные рыдания Харпли вывели Симмонса из состояния оцепенения; ногти судорожно сжатых пальцев этнографа глубоко вонзились ему в руку.

- Вирджил! - Пронзительный голос Харпли был лишен какой бы то ни было выразительности. - Я понял секрет джаатов. Это время! Они могут им управлять...

Вдруг раздался глухой взрыв... И Харпли исчез. Симмонс раскрыл рот, но его крик был задушен наступившей внезапно тишиной.

Эпилог

Вот уже около тридцати шести часов колонисты, оставшиеся в гигантском звездолете и собравшиеся на посадочной площадке, с тупым терпением ожидали окончания переговоров, которые вели их послы с туземцами планеты Удина.

Для Вирджила Симмонса его четырнадцать лет были тяжелым возрастом. Он был еще слишком юн, чтобы старшие относились к нему как к равному, и в тоже время слишком взрослым, чтобы играть с детьми в зеленом снегу.

К концу вторых суток три посла вернулись. У них был все тот же официальный вид. Один из них крикнул: "Нам не позволили здесь остаться!"

Симмонс швырнул в сердцах зеленый снежок, который он скатал в руках, и с тоской посмотрел на широкую долину у подножия сопки. На какой-то короткий миг ему показалось вдруг, что он увидел там, внизу, колонию. И каким отчетливым, явственным было это видение! Потом навалившаяся пустота стерла это видение в его мозгу, и он направился к колонистам, столпившимся вокруг звездолета.

Их долгое странствие не было закончено. Они не нашли еще себе новой родины...

Загрузка...