Возвращение в долину

1. Маг

«Появление этой карты говорит о новом начале, об этапе жизни, в котором тебе понадобятся все накопленные знания. Но стоит проявлять осторожность. Иногда эта карта предупреждает, что ты берешь на себя слишком много, и если сейчас энергии для этого достаточно, то потом она может и закончиться»

Заметки из дневника Хелены

Поезд ухнул, зашипел, и пополз прочь из центра города. Под переплетением проводов, все дальше и дальше, оставляя позади многоэтажки, из-за которых не видно даже неба. Эва нетерпеливо барабанила пальцами по ручке рюкзака, то и дело проверяя телефон. С ехидной улыбкой она смотрела, как копятся пропущенные звонки и сообщения. До нее пыталась дозвониться Шери, потом Ники, собравшийся в отпуск, даже Анита из отдела кадров предприняла пару вялых попыток образумить ее. Но чем дальше поезд увозил ее, тем свободнее чувствовала себя Эва. В последний раз она чувствовала себя так хорошо, когда только прибыла в Лондон, сбежав из родительского дома.

Она и приехала почти так же — с одним рюкзаком, в котором был потрепанный ноутбук, пара кроссовок, запасные джинсы с футболкой и запас трусов, как будто она собиралась открывать магазин для извращенцев. Обнадеживало только то, что в этот раз Эва была одета в хороший деловой костюм, вместо драных кроссовок на ногах были дорогие ботинки, в рюкзаке лежал новенький ноутбук. Она уже больше не похожа на деревенскую девчонку, дорвавшуюся до городской жизни.

«Напоминай себе об этом почаще», — саркастично попросил внутренний голос.

Эва прикрыла глаза и представила, как вытянется в удивлении лицо матери, стоит ей увидеть дочь.

Сколько они не общались? Года четыре, если не брать в счет дежурные поздравления со всеми значимыми праздниками. Правда, счет тут был неравным: Эва поздравляла Хелену с Рождеством и Днем рождения, а та, в свою очередь, присылала поздравления с Литой, Мабоном, Самайном и всеми солнцестояниями. К каждому поздравлению Хелена прикрепляла какую-нибудь странную рекомендацию, вроде: «походи босиком по траве», «обними дерево», «зажги черную свечу». Как будто в городе так много возможностей ходить босиком, обнимать деревья и не оказаться в дурке.

При мысли о матери позитивный настрой сошел на нет. Эва раз за разом прогоняла в голове слова миссис Баркли. Когда говорят «нехорошо», а следом сразу «приезжай скорее», то это значит, что на самом деле все очень плохо. Но насколько? Эва поморщилась от нахлынувших мыслей. Может, Хелену хватил инсульт? Или она больше не может ходить? Нуждается в постоянном уходе? Это значит, что ей придется задержаться в родном доме, а Эва уж никак не была к этому готова.

«А мама говорила быть конкретной в своих желаниях», — напомнила она себе и тут же тряхнула головой, отбрасывая подкравшиеся мысли и воспоминания. Эва всеми силами цеплялась за свое «здесь» и «сейчас». О Хелене она будет думать, когда приедет в их родной Сторрс. А до тех пор у нее есть дорога, деревья, дома, сменяющие друг друга, и плейлист с винтажной музыкой. И этого достаточно, чтобы выбросить из головы Шери, Ричарда, правки, недовольные имейлы. Немного обидно, что после стольких лет работы это стало источником ее радости, а с другой стороны, это лучше, чем ничего. Может, Эве и правда было нужно вырваться и сбежать от когда-то любимой работы.

«Звучит как очередное нравоучение от мамы с ее токсичным позитивом», — поморщилась Эва.

Поезд набирал ход, оставляя все дальше города. Вскоре связь пропала, и телефон перестал вибрировать и звенеть. Музыка полилась в уши стройным потоком, и Эва — впервые за долгое время — спокойно задремала.

Ее разбудили, когда пора было сделать пересадку. На короткое время появилась связь, Эва увидела несколько пропущенных звонков. С добрый десяток — от Ричарда.

«Не перезванивать», — скомандовала себе девушка. В ту же секунду Ричард позвонил еще раз. Эва закатила глаза и приняла вызов.

— Ричард, добрый вечер. Если у вас сломались часы, то в Лондоне десять вечера, и у всех приличных людей рабочее отдых, а у меня — тем более. В ближайшие несколько дней я буду недоступна, мне пришлось уехать из города, чтобы ухаживать за матерью.

— Мисс Делвал, я в курсе, — затараторил в трубку Ричард. — Собственно, я звоню по этому поводу. Я позвонил в бюро, и мне сказали о вашей… ситуации.

— А, — хмыкнула Эва. — Тогда почему вы продолжаете звонить мне?

— Я хотел сказать, что прекрасно понимаю вашу ситуацию, и если вам вдруг что-то понадобится, можете обращаться ко мне.

— А… — протянула девушка. Красноречие куда-то испарилось. — Ну… спасибо. Могли и написать.

— Мне кажется, что сообщения при ваших обстоятельствах звучат цинично или безразлично. Простите мне мою сентиментальность, возможно, я нарушаю субординацию, но мне было действительно важно…

— Ричард, спасибо, — торопливо прервала его Эва. — Я очень ценю ваше участие. Благодарю за ваше предложение, но я уверена, что не произошло ничего страшного. Скоро я вернусь, и мы снова займемся вашими логотипами и фирменным стилем.

— Да, я буду рад встретиться с вами и обсудить это. Собственно, я хотел предложить вам как-нибудь пообедать вне стен бюро…

«Поезд на Сторрс! Отправление через две минуты!» — объявил звенящий голос из динамиков.

— Обязательно, Ричард. На следующей неделе, обязательно, — бросила Эва в трубку. — А теперь мне пора бежать. Будем на связи. Хорошего вечера.

И, сунув телефон в карман, девушка бросилась к… некоему подобию поезда. То есть, это когда-то носило гордое название «поезд», сейчас же конструкция из потрепанных вагонов и скрипящих колес могла претендовать разве что на «развалюху» или «корыто». В вагонах воняло мочой и скисшим пролитым пивом, а каждая свободная поверхность была покрыта окаменелой жвачкой. Вместе с Эвой в вагон зашли несколько работяг в промасленных комбинезонах, ребятки в спортивных костюмчиках, из тех, кто подтягивается на спортивных площадках, а потом там же глушат пиво, открывая его золотыми зубами. Эва в своем деловом костюме чувствовала себя голой…

Дорога домой в целом напоминала изощренную пытку. После скорых поездов, которые сменились заплеванными старыми развалинами, Эву ждали долгие поиски такси. Даже Uber отказывался ехать в их дебри, где связь ловила через раз. Единственный водитель, который согласился на это, долгие пятнадцать минут вынимал из Эвы душу, вынуждая отменить заказ. В итоге девушка сдалась, выругалась, накатала огромную жалобу в поддержку и осталась сидеть на станции, глядя, как густеет нависшая над городом ночь.

Сторрс даже городом было не назвать. Так, две улицы вдоль, две поперек, часовня, ратуша, пара магазинов. До ближайшего супермаркета десять километров, и за десять лет не изменилось ровным счетом ничего. Местные все так же корячились на огородах, пахали землю, пасли коров. Мечта экоактивистов, не иначе. Эва сморщилась, чувствуя отвращение и желание вернуться обратно в большой город, примерно такое же сильное, как восемь лет назад, когда она впервые сама отправилась в Лондон. Вот только теперь и там жизнь не казалась ей особенно радужной. Эва чувствовала себя подвешенной, как марионетка. Или как барахтающаяся рыба, попавшаяся на крючок. Куда ни дернись, свободы не видать, а выходов два: вспоротое брюхо или разорванная челюсть.

— Эва!

Она подняла голову и удивленно осмотрелась. Под тусклый свет фонаря вышел старик с косматой бородой, худой, но с выпирающим животом, натянувшим майку. Клетчатая рубашка выцвела под палящим солнцем и трепыхалась на ветру как давно позабытый всеми флаг.

— Том? — Эва встала, пытаясь получше рассмотреть в сухопаром старичке доброго дядю Тома Баркли, катавшего ее в детстве на тракторе. Тогда у него была густая рыжая шевелюра и борода, от которой на солнце слепило глаза. Теперь Том Баркли высох, выцвел и полинял как старое пальто. Да и двигаться он стал в разы медленнее. Старик расставил ноги пошире и распахнул объятия.

— Ну, давай, ведьмочка, иди сюда!

Ему не нужно было просить дважды. Через секунду Эва сама вскочила и, как школьница, гремя рюкзаком, бросилась обнимать Тома Баркли.

— Как я рада тебя видеть, — протянула Эва, стараясь не замечать, несколько постарел и похудел Том. А ведь раньше он мог часами напролет катать Эву на плечах, осушая пинту за пинтой.

— Еще бы, — хохотнул старик. — Небось такси пыталась отсюда до дома вызвать.

— Ну… я думала, за столько лет что-то изменилось.

— Я тебя умоляю, — махнул рукой Том и, не спрашивая разрешения, снял рюкзак с плеча Эвы и закинул себе за спину. — Дорогая, не ты ли сама говорила, что тут ничего не меняется?

Эва опустила глаза, словно на асфальте должна была найтись какая-нибудь остроумная шутка. Но Том уже переключил внимание.

— А ты чего так нарядилась? Тебя что, с вечеринки выдернули?

— Нет, я так на работу хожу.

— Хороша работа, — хмыкнул Том.

Они вышли из вокзала, прямиком в центр старого доброго Сторрса. Тут и правда ничего не изменилось: трехэтажные домики уверенно оставались на своих местах, дороги покрылись сеткой трещин-морщин, и сувенирный магазинчик, в котором Эва получила свою первую работу, никуда не делся и все встречал потенциальных клиентов табличкой «обеденный перерыв». В воздухе висела влага надвигавшегося дождя. Эва сделала глубокий вдох и на долю секунды позволила себе улыбнуться. Том же уверенно ковылял к своей машине — живучему пикапу, в кузове которого старик возил кур ягнят и ящики овощей. Эва поспешила за ним.

— А прицеп ты зачем взял? — спросила девушка, указывая на конструкцию под ярко-оранжевым тентом. Том пожал плечами.

— Ну, я думал, ты все свои пожитки привезешь. А я-то знаю, как это у вас, женщин, происходит. «У меня ничего нет» — а потом два чемодана одних только кремов и книг.

— О, нет-нет. Я не планировала оставаться надолго. Так, в отпуск приехала, за мамой присмотреть. Бекки сказала, что ей немного нездоровится, вот я и решила…

Том нетерпеливо барабанил пальцами по рулю, дожидаясь, когда Эва договорит и усядется.

— Вот значит как. А мне Бекки сказала, что ты возвращаешься домой. И не только мне — всем!

— Кому «всем»?

— Вообще всем. Даже твоей маме.

Эва опустила взгляд. Опять. Она до последнего старалась оттянуть все моменты, связанные с мамой. Временами даже приятно было обманывать себя, приговаривая «дом, милый дом», и абсолютно игнорировать те воспоминания, что заставили этот дом покинуть. Эва бы с радостью еще понаслаждалась ночными пейзажами Сторрса, но раз уж Том завел этот разговор, нельзя было оставить его без ответа.

— Том, как мама? Бекки мне толком ничего не сказала.

— Мама-то? — старик тут же оживился, как это обычно происходит, когда люди его возраста смотрят политические новости или футбольные матчи. — Да все у нее хорошо, дорогая. Я вообще не понимаю, от чего эти кретины пытаются ее вылечить. Точно тебе говорю, они хотят ее заморить, а потом присвоить себе ее сбережения и дом.

— А от чего лечат-то?

— Ой, это они с Бекки обсуждают, я в их дела не лезу. Если у меня будет то же самое, я об этом узнаю в свой срок, правда же?

Он прибавил газу, как только жилые кварталы остались позади. За окном потянулись силуэты придорожных зарослей, то и дело мелькали дорожные знаки и фары машин на встречке. Том почти не спрашивал Эву о жизни в городе, зато без остановки рассказывал о том, как обстоят дела дома. Как девушка и ожидала, мало что изменилось. Несколько знакомых умерло, парочка отправилась в тюрьму за воровство, еще шестеро стали родителями, половина из них развелись, полностью подтверждая национальную статистику продолжительности браков. После пяти минут пути Эва оставила любые попытки рассказать Тому, как у нее дела. Старика большой город ни капли не интересовал.

Наконец, из-за поворота показалась знакомая крыша, каменная стена по пояс высотой, не способная защитить даже от мышей. Во всех окнах клубилась темнота. Родной дом словно оглох и ослеп. Фары машины осветили дорожку, выложенную гладким плоским камнем. Чуть правее — Эва могла с закрытыми глазами пройти по этому пути — был мамин огород со всеми целебными травами.

— Ну вот, приехали. Маме привет, — усмехнулся он и перегнулся через коробку передач, чтобы открыть Эве дверь. — Мы очень скучали по тебе.

— Я тоже, — кивнула девушка и, прижав к груди рюкзак, вывалилась из машины.

На языке даже не осталось привкуса лжи, она и правда скучала. Вот только тоска у Эвы была особенной. Стоило ей подумать о том, чтобы вернуться в Сторрс, в памяти тут же всплывало отсутствие новых домов, супермаркетов и карьерных перспектив, и желание покидать мегаполис тут же испарялось.

Дверь в дом была не заперта. Эва чуть надавила на ручку, чтобы петли не визжали, но, как она ни старалась, противный скрип все же прорезал тишину дома. Прямо как в юности. Эва по привычке двинулась на цыпочках в сторону кухни, как вдруг щелкнул выключатель, и загудели лампы накаливания. На лестнице стояла Хелена Делвал. Ведьма, гадалка, целительница. Седая, растрепанная, облаченная то ли в ночную рубашку викторианской эпохи, то ли в саван. На бледном лице, в переплетении морщин, застыло недовольство. Эва собрала всю волю в кулак, чтобы выдавить:

— Привет, мам.

— Явилась, наконец, — хмыкнула Хелена, отбрасывая назад серебренную прядь. — В холодильнике осталось немного рагу, можешь погреть. Кровать заправишь сама. Где постельное белье, надеюсь, не забыла.

И, не дожидаясь ответа, она развернулась и направилась в свою комнату.

«Дом, милый дом?» — едко поинтересовался внутренний голос. К счастью, его заглушил вой пустого желудка.