Княгиня М.К.Тенишева ВПЕЧАТЛЕНИЯ МОЕЙ ЖИЗНИ

Имя Марии Клавдиевны Тенишевой (1867?—1928) относится к именам, незаслуженно забытым. Оно, как и некоторые другие, как бы «выпало» из истории отечественной культуры. Даже сама память о ней не сохранялась. Улица в Смоленске, названная именем Тенишевой в 1911 году, когда Мария Клавдиевна стала почетным гражданином города, после ее смерти была переименована. Не хранит память о ней и музей «Русская старина», уникальное собрание русских древностей, подаренное ею Смоленску в 1911 году; коллекция музея, многократно перетасованная и скрытая от наших глаз, гибнет в запасниках.

А что же Талашкино — имение М.К.Тенишевой под Смоленском? Талашкино — всемирно известный в свое время центр русской культуры рубежа XIX—XX веков, который сегодня должен быть не менее известен, чем мамонтовское Абрамцево. И там замерла духовная жизнь, а последним, чудом уцелевшим памятникам архитектуры грозит гибель от разрушительной реставрации...

Но вот рукописи, по утверждению Булгакова, к счастью, не горят. И те 35 тетрадок, что сохранила после смерти Тенишевой ее подруга княгиня Екатерина Константиновна Святополк-Четвертинская, а затем в 1933 году опубликовало Русское Историко-Генеалогическое общество во Франции, теперь — почти через 60 лет — увидели свет и па родине Марии Клавдиевны.

И это событие большой важности не только потому, что мы выполняем долг перед памятью Тенишевой и тем восстанавливаем историческую справедливость, но и потому, что возвращаем отечественной культуре хотя бы частицу того, что было ею сделано. К сожалению, из-за многолетнего незаслуженного забвения на родине потеряно много «исследовательского» времени и значительная часть фактов биографии Тенишевой уже невосполнима. Ушли из жизни почти все, знавшие Марию Клавдиевну, все ученики ее сельскохозяйственной школы, потерян во Франции ее архив; пока не удается найти ее родных, живших в 20-е годы с нею в Париже. И каждый день множит эти потери...

Почему же нам кажется необходимым сейчас по крупицам восстановить всю созидательную деятельность М.К.Тенишевой? В первую очередь потому, что все тенишевские начинания столетней давности не потеряли своей актуальности в настоящее время. И от нашего понимания смысла деятельности выдающихся русских просветителей-меценатов, каким была М.К.Тенишева, которую современники называли «гордостью всей России», зависит главное — возможность продолжения начатого ими дела, но, увы, прерванного на взлете, как дело Тенишевой в Талашкине.

Книга давно стала библиографической редкостью, и ознакомиться с ней можно было лишь по фотокопиям или микрофильмам. Данное переиздание мемуаров Тенишевой, задуманное Ленинградским отделением издательства «Искусство», также готовилось по фотокопии, сделанной им с экземпляра, хранящегося в Государственной Публичной библиотеке им. М.Е.Салтыкова-Щедрина. В самом конце работы в Ленинград приехал живущий в Париже Александр Александрович Ляпин — внук замечательного русского художника Василия Дмитриевича Поленова — и привез два экземпляра книги Тенишевой, одну из которых он передал в дар музею «Теремок» в Талашкине, а другую — автору этих строк.

Надо сказать, что А.А.Ляпин и другие представители русской эмиграции в Париже, хранящие память о М.К.Тенишевой и ее делах на благо отечества, оказывали нам посильную помощь в поисках архива и материалов, связанных с Марией Клавдиевной. Признаться, было больно сознавать, что там, в Париже, память о Тенишевой сохранилась лучше, чем на ее родине. Невольно сама М.К.Тенишева предсказала себе такой поворот судьбы: «Моя страна была мне мачехой, тогда как на Западе меня встречали открытые объятья».

«Впечатления моей жизни» — книга-исповедь. Она своеобразна в жанровом отношении. По утверждению Е.К.Святополк-Четвертинской записки не предназначались Тенишевой для печати. Это были дневниковые записи. Но нас сразу удивит одна их недневниковая особенность — отсутствие дат. Нельзя предположить, что это дело случайное. Нет ни одного письма Марии Клавдиевны или написанной ею записки, где бы ни была проставлена дата. А в книге даты начинают возникать только во второй половине повествования. Финал же книги сфокусирован на дате, и не только на дате, но и на часе (писались эти строки в семь часов вечера 31 декабря 1916 года). «Теперь осталось всего лишь 5 часов до конца этого злополучного года. Что-то нам сулит 1917 год?»

Образ времени в книге — образ жизненного потока. Чем дальше от первой фразы: «Раннего детства туманное видение», чем ближе к «берегу», к финальной точке, тем отчетливее видны временные вехи... Думаю, правда, что не поэтический образ заставил Тенишеву сознательно не указать ни одной точной даты, которая подсказала бы год ее рождения, ибо фактам, изложенным ею в записках, — встрече с И. С. Тургеневым (не позже 1883 года), неправдоподобно раннему первому замужеству и рождению дочери, отъезду в 1881 году в Париж — никак не соответствует указываемый год рождения — 1867.

Лариса Сергеевна Журавлева — одна из немногих исследователей жизни и деятельности М.К.Тенишевой — нашла в документах другую дату ее рождения —1864 год, — но и эта дата, вероятно, требует уточнения. Так, в статье Джона Боулта «Два русских мецената Савва Морозов и Мария Тенишева» под фотографиями Тенишевой стоят даты: 1857—1928 [14].

Мы коснулись этого вопроса только лишь потому, что исследование, стремящееся к истине, должно опираться на достоверные данные, а нам для того, чтобы восстановить картину жизни М. К. Тенишевой, предстоит еще окончательно установить дату ее рождения, пока скрытую от нас.

Тайной остается и происхождение М.К.Тенишевой. Своего отца девочка не знала. «Странно... — записывает Тенишева в дневнике. — Росла я под именем Марии Морицовны, и тут же, как во сне, мне припомнилось, что давно-давно, в туманном детстве, меня звали Марией Георгиевной».

В воспоминаниях Ольги де Клапье, ученицы Тенишевой в годы эмиграции, читаем следующее: «Отца Мани убили, когда ей было 8 лет. Она ясно помнила начавшееся после полудня необычайное оживление в большом особняке на Английской набережной. Когда запели „Со святыми упокой” и Маня опустилась на колени, среди женских всхлипываний позади ея часто раздавались слова: „Боже мой. Боже мой! Царя убили...”» [7, с. 75]. Речь идет об убийстве Александра II, если верить де Клапье, — отца М.К.Тенишевой...

«Впечатления моей жизни» — это дневники и воспоминания одновременно. Дневниковая запись дополнялась воспоминаниями, которые, в свою очередь, корректировали дневник. Вы, несомненно, ощутите мощную энергетическую насыщенность некоторых эпизодов книги. Эти «огненные» заметки были написаны явно под сильным впечатлением только что произошедшего события. Немало записей другого характера — тщательно продуманных, «остуженных», четко выстроенных.

По образному определению В.Лакшина, в книге сталкиваются «ад» и «мед» воспоминаний. «Ад» занимает большую часть дневника, что дает нам основание судить о степени одиночества и скрытности Марии Клавдиевны, когда только бумаге поверяла она случившиеся конфликты. «Меда» значительно меньше.

Небезынтересное предположение о происхождении «Впечатлений...» высказала О. де Клапье: «Мне хочется сказать, насколько эти „впечатления” не соответствуют ее личности. Эта замечательная женщина, с печатью гениальности, имела много талантов, но — да простит мне ее тень это утверждение — не писательский! У нее была тетрадь, в которую она много лет подряд вписывала по несколько страниц изредка, лишь раздосадованная какой-нибудь неудачей, огорченная обманом: известно испокон веков, что очень богатые люди часто бывают жертвами ловких и недобросовестных искателей легкой наживы, интриганов и просителей. Это вызывает горечь и досаду у жертв обмана...

Княгиня Мария, написав две-три страницы горьких сетований, успокоенная и веселая, спускалась вниз, шутила, ела что-нибудь запрещенное доктором, потихоньку от Киту (Екатерины Константиновны Святополк-Четвертинской. — Н.П.), гуляла по мокрой траве и совершенно больше не думала о людях, ее обманувших. Она уже избавилась от „навязчивой мысли”.

Тетрадь же осталась и была издана. В ней нет ни слова об ее успехах, о радостях творчества, о дружбе, о том „громокипящем кубке, пролитом с неба”, которым была ее жизнь» [7, с. 90—91].

Вероятно, именно эта особенность написания дневников и позволила Л.С.Журавлевой назвать книгу «небеспристрастной». «Тенишева своеобразно рассчиталась с обществом, — пишет исследователь, — она оставила воспоминания, где затронула теневые стороны больших художников, очень резко высказалась о высшем свете, церкви, царской армии, предпринимателях, торгующих „сахаром и совестью”, то есть агонизирующая Россия предреволюционной поры предстала в самом негативном виде на страницах воспоминаний. И в этом отношении это редкий документ, написанный не в далекой эмиграции по прошествии многих лет, а по следам событий, которые резко меняли жизнь и самой Тенишевой» [4, с. 74—75].

Воспоминания М.К.Тенишевой охватывают почти полувековой период — с середины 60-х годов прошлого столетия до новогодней ночи 1917 года. Места действия: Петербург, Москва, Париж, Брянск, Хотылево, Бежец, Смоленск, Талашкино, Флёново, русский Север и т. д. Герои книги — светлейшие умы эпохи, знакомством с которыми судьба щедро одаривала Тенишеву: Репин, Тургенев, Чайковский, Святополк-Четвертинская, Мамонтов, Врубель, Коровин, Рерих, Бенуа, Дягилев, Малютин, Серов, Лидин, Барщевский и многие другие.

Главная тема дневников-воспоминаний — преодоление: самой себя, собственной семьи, окружения, стереотипа светской жизни, «темноты» народной, «унылости российской жизни» и т. д. и т. п. Центральное событие воспоминаний М.К.Тенишевой — создание Талашкина — уникального духовно-культурного центра России рубежа веков, где была преодолена разобщенность творящих людей, где возрождалась и развивалась традиционная русская культура.

Основной конфликт книги — конфликт между созиданием и разрушением. Новое освещение получают и революционные события, свидетелем которых стала М.К.Тенишева. Ради сохранения истины заметим, что их описание и характеристика неполны, так как при издании «Впечатлений...» Историко-Генеалогическое общество вынуждено было сделать некоторые «дипломатические» сокращения. Героиня книги — княгиня Мария Клавдиевна Тенишева — «настоящая Марфа-Посадница», как назвал ее Н.К.Рерих.

Портреты и немногочисленные фотографии сохранили для нас облик Марии Клавдиевны. Облик удивительно переменчивый. Она была высокой, статной женщиной с гордо посаженной головой, выражение лица иногда строгое и неприступное, иногда ранимое и усталое. Как «модель» она была очень популярна: ее лепили скульпторы Антокольский и Трубецкой, десять портретов написал с нее Репин, писали ее Коровин, Врубель и Серов. Пожалуй, серовский портрет точнее других смог передать внутреннюю суть Тенишевой и был особенно любим ею. Читая чьи-либо воспоминания, мы всегда задаемся вопросом: кто же их автор, что он за человек, какими глазами смотрит на жизнь и как действует в ней. Как писал Л.Н.Толстой: «Что бы ни изображал художник: святых, разбойников, царей, лакеев — мы ищем и видим только душу самого художника».

Какая же душа открывается нам во «Впечатлениях моей жизни»? Конечно, право каждого читателя самому ответить на этот вопрос, но мы позволим себе высказать свои соображения, понимая под душой «букет» человеческих потребностей...

Первой юношеской потребностью Тенишевой была потребность в любви и свободе, почти как у лермонтовского Мцыри:

Это несмотря на то, что «сумрачными стенами» были стены аристократического особняка в Петербурге, а полное одиночество было при здравствующей матери, чей тяжелый характер разрушил всякий контакт с дочерью.

Детская ранимость искала защиты: «...стала я очень гордой и даже выработала себе манеру обращаться со всеми с утонченной холодной вежливостью». Клеймо «чужой», «незаконнорожденной» наложило отпечаток на характер: «У меня навсегда остались нелюдимость, недоверие к людям, страх сходиться, сближаться». Впоследствии Мария Клавдиевна всегда будет делить мир на «своих» и «чужих», причем при широчайшем общении круг «своих» всегда будет узким.

Пытливый ум Марии всегда домогался истины... Потребность познания, жажда учения стали ведущими после неудачного первого замужества, не давшего ни любви, ни свободы... Учиться пению решено было ехать в Париж. «Она была до крайности художественная натура, одаренная чудесным голосом, от которого все приходили в восторг», — вспоминает Святополк-Четвертинская [11, с. 5]. Родные отвечают категорическим отказом на ее решение уехать. «Меня это не смутило», — пишет Тенишева. Это очень характерный для нее ответ. «В моей деятельности нет ничего „женского”, все, что я начинаю, я довожу до конца, умею быть стойкой, энергичной и самоотверженной» — такая характеристика может показаться кому-то слишком самоуверенной, нескромной, но она совершенно справедлива.

Неуемная потребность познания была подкреплена твердой волей, сделавшей М.К.Тенишеву способной к борьбе, без которой не возможно никакое созидание. Но созидание немыслимо и без фантазии, а ею Тенишева была одарена богато. Она была способна творчески задумать и талантливо воплотить задуманное в жизнь — завидный дар, говорящий о внутренней силе.

Вот что пишет об особенностях характера М.К.Тенишевой Святополк-Четвертинская: «С ней никогда не было скучно. Она всегда охотно говорила об отвлеченных предметах, ценила людей культурных и умеющих последовательно работать в специальных отраслях. При этом любила шутить, иронизировать и даже в самое последнее время, больная сердцем, истощенная недугом, умела увлечь и развеселить своим остроумием. Работоспособность ее была изумительная: до своего последнего вздоха она не бросала кистей, пера и шпателей, эмальировала она превосходно и любила эту работу больше всего...

Ее энергия, мысли и предприимчивость далеко превосходили ее физические силы...

Потеряв состояние, здоровье, удаленная от всего того, что она создала в своей стране, она с великим мужеством выносила все лишения и работала сверх сил» [11, с. 5—6].

Судьба М.К.Тенишевой сложилась драматично. «Всю свою жизнь она не знала мертвенного покоя. Она хотела знать и творить и идти вперед» [9, с. 9]. Так оценил ее жизнь Н.К.Рерих. Но, как все мы знаем, путь вперед всегда тернист и многотруден. Помимо выпадающих на долю каждого человека разочарований, тяжестей и потерь, ей пришлось испытать, пожалуй, самое страшное — разрушение всего, что было с таким трудом содеяно. Конечно, не потеря состояния стала причиной глубокой личной трагедии, а потеря дела — духовного и просветительского, начатого ею для своего народа и народом же разрушенного. Вероятно, Мария Клавдиевна не смогла смириться с этим в своей душе до самой смерти.

Естественной кульминацией ее деятельности явилось строительство Храма в Талашкине. Вот что сообщала о начале строительства газета «Смоленский вестник»: «В четверг, 7 сентября в имении Талашкино совершена закладка новой церкви во имя Преображения Господня. Церковь сооружена для нужд местной сельскохозяйственной школы... Строится по личным указаниям владелицы в строго древнерусском стиле, будет богато расписана и разукрашена мозаикою и майоликою и обещает быть выдающимся в художественном отношении сооружением» [8].

Работу над созданием Храма Мария Клавдиевна продолжает в сотворчестве с Н.К.Рерихом: «...в прошлом году вы делали планы, что приедете по близости к нашей церкви, мечтали совокупно созидать „Духа”...» [13, л. 1].

Церковь, переименованная в Храм Святого Духа, неизменно называлась Тенишевой и Рерихом Храмом Духа — искались вершины проявления человеческого духа, отраженного разными религиями. «В последнее время ее жизни в Талашкине увлекала ее мысль о синтезе всех иконографических представлений. Та совместная работа, которая связывала нас и раньше, еще более кристаллизовалась на общих помыслах об особом музее изображений, который мы решили назвать „Храмом Духа”» [9, с. 10].

В основе творческих поисков лежала вера и философские искания выдающихся творцов, поэтому, естественно, произошло отступление от канона и церковь так и не была освящена, хотя уникальные рериховские фрески уж покрывали большую часть Храма. Вход в церковь украшала рериховская же мозаика, а семиметровый крест в дар церкви и в память В.Н.Тенишева, похороненного в крипте Храма, был вызолочен ювелирами-художниками Фаберже.

В 1938 году, в десятую годовщину кончины М.К.Тенишевой, Русское Историко-Генеалогическое общество во Франции издало в память о ней сборник «Храм Святого Духа в Талашкине» с богатейшим иллюстративным материалом.

Подробное описание архитектуры и убранства Храма А. Калитинский в предисловии к сборнику завершает следующими горькими словами: «После же большевистского переворота Храм был осквернен, обезображен и превращен в какое-то служебное помещение» [6, с. 11].

К сожалению, это соответствует истине. Крест с церкви был сброшен, а помещение Храма долгие десятилетия служило зернохранилищем с обязательной ежегодной обработкой стен дезинфицирующими химикатами. Поэтому сегодня не осталось и следа рериховской росписи.

Еще более страшная участь постигла прах хозяина усадьбы — князя Вячеслава Николаевича Тенишева. По рассказу очевидца событий Н.В.Романова, три гроба, в которых захоронили Тенишева (Мария Клавдиевна забальзамировала тело на 100 лет), были разбиты, а тело его усажено на гробовую доску черного дерева. Приехали три милиционера, извлекли тело из крипты (некоторые свидетели говорят, что оно было распотрошено), уложили вместе с доской на дровни и повезли к сельскому кладбищу. Там вырыли неглубокую яму (была зима) и сбросили в нее тело. Согнутое, оно упало головой вниз. Сверху положили черную доску и присыпали ее землей со снегом. Было это зимой 1923 года.

Хочется думать, Мария Клавдиевна не узнала, что случилось с телом ее мужа, что стало с Храмом Духа...

Но чувство того, что как карточный домик, рушилось все, что созидалось, не могло не убивать ее.

Однако и малоизвестный нам десятилетний эмигрантский период тенишевской жизни был пронизан творческой деятельностью и поиском в ее эмалевой мастерской в Париже, несмотря на наступающую болезнь. «Когда я увидел ее после долгой разлуки осенью 1925 года у нее, в Вокрессоне, — писал И.Билибин, — я был глубоко поражен, какую печать наложил на нее тяжкий недуг. Но не мог осилить этот недуг ее духа, ее любви к России и ко всему русскому; и когда временами Мария Клавдиевна чувствовала себя лучше, то она вся оживала, вспоминала прошлое, говорила о своем детище, о созданном ею в Талашкине, с его художественно-прикладными мастерскими, фотографии со своих богатейших и неоценимых коллекций по русскому творчеству в музее ее имени в Смоленске, строила планы на будущее и все время, не покладая рук, работала» [1]. Действительно, никогда не опускала она рук, и всегда было ей присуще чувство пути, как называл это Блок.

Так суждено было случиться — пройти через жестокие испытания: создать многое, пережить десятилетия забвения и возродиться вновь — в памяти людской, в восстановительных делах потомков, в своей книге воспоминаний...

писала Цветаева. Так, наконец, настало и время Тенишевой, настало время нам с вами вспомнить все, что было ею сделано.

После обучения пению в Париже Тенишева отказывается от артистической карьеры... «По правде сказать, меня и не очень тянуло окунуться в этот омут (театр — Н.П.)», — пишет она. Занятия живописью у Жульбера и в Академии Жюлиана в Париже, а затем два года в школе Штиглица в Петербурге и частные уроки у Гоголинского все же не дали возможности четко определить свой путь. Наступил период растерянности и депрессии: «Я очень устала душой, пусто было у меня на сердце и в голове».

И тут сама судьба посылает Марии Клавдиевне спасение — это знакомство с князем В.Н.Тенишевым и последующее замужество в 1892 году. Встретив равного себе по внутренней силе человека, получив имя, княжеский титул и состояние, которым Вячеслав Николаевич доверял ей распоряжаться, Мария Клавдиевна постепенно обрела себя и нашла наконец-то свое дело, в котором смогла полностью реализовать дарованные ей природой таланты, став известной на всю Россию меценаткой — княгиней Тенишевой.

«Могу сказать, что, проживши на этом свете много лет, я видела много богатств, употребленных на всякие прихоти, которым я не сочувствовала — пишет Е.К.Святополк-Четвертинская, — но лучшего употребления своего состояния, как княгиней Марией Клавдиевной, так и князем В.Н.Тенишевым, я не встречала, а потому, не имея семьи, я окончательно посвятила свою жизнь их делам» [11, с. 6].

Пожалуй, главным делом М. К. Тенишевой было просветительство: ею было создано Училище ремесленных учеников (под Брянском), носившее имя своей основательницы, открыто несколько начальных народных школ в Петербурге и Смоленске, совместно с Репиным организованы рисовальные школы, открыты курсы для подготовки учителей и, наконец, сельскохозяйственная школа первого разряда во Флёнове (близ Талашкина).

«Созидательницей и собирательницей» назвал Тенишеву Рерих. Музею Императора Александра III (ныне Государственный Русский музей) в 1898 году она подарила большую коллекцию акварелей русских художников; Смоленску в 1911 году передала в дар созданный ею музей «Русская старина» с уникальной коллекцией русских древностей; собрала богатую коллекцию эмалей, пожертвовала часть своих собраний Музею Общества поощрения художеств, Музею Общества школы Штиглица, Музею Московского археологического института. Представляла русское искусство на Всемирной выставке в Париже. Тенишева субсидировала издание журнала «Мир искусства» вместе с С. И. Мамонтовым, материально поддерживала творческую деятельность А.Бенуа, С.Дягилева и других.

М.К.Тенишева была замечательным художником-эмальером. Ее работы получили всемирное признание: напрестольный крест в серебре и золоте для Храма Святого Духа, икона Михаила Архангела и царевича Алексея к 300-летию дома Романовых, золоченое блюдо, преподнесенное в дар Смоленску, декор двери в Теремке с изображением Георгия Победоносца во Флёнове и т. д. Она постоянно экспериментировала, воссоздав в своей мастерской более двухсот новых оттенков непрозрачных эмалей. Ее работы выставлялись в Париже, Риме, Лондоне, Брюсселе, Праге и везде получали высокую оценку. В области искусства эмали «она заняла одно из первых мест среди современных ей мастеров» [5, с. 3], — писал А. Калитинский, издавший в Праге в 1930 году диссертацию М.К.Тенишевой «Эмаль и инкрустация». Как художник, собиратель и исследователь искусства Тенишева была избрана членом нескольких европейских академий. И наконец, главное дело ее жизни — создание Талашкина — уникального культурного центра России рубежа XIX-XX веков, центра просвещения на Смоленщине.

Но никакое дело не осуществимо в одиночку. Многие соратники своей верой, соучастием, любовью и прямым сотрудничеством помогали Тенишевой осуществить задуманное.

«Дружба — это чувство положительнее всех остальных. Люди не прощают вам недостатки, дружба — всегда: она терпелива и снисходительна. Это — редкое качество избранных натур. В минуту, когда я погибала в разладе с собой, теряя почву под ногами, встреча расположенного ко мне человека, примирителя с жизнью, была для меня равносильна возрождению», — пишет Тенишева в своем дневнике. Многие люди окружали Марию Клавдиевну. О каждом из них и об особенностях их сотворчества и содружества с Тенишевой можно говорить очень много, но далеко не все из них входили в крут «своих», самых близких.

Врубель и Рерих часто бывали в Талашкине. Мария Клавдиевна особенно была расположена к этим художникам, чувствуя в них родственные души, одаренные «редкой по богатству фантазией». Тенишевой всегда не хватало общения с человеком, живущим одними с нею художественными интересами, — и когда этот человеческий и творческий контакт возникал, она активно втягивала художников в орбиту своей деятельности. Так родились мозаики и фрески Храма Духа, выполненные Рерихом, и чудесные врубелевские росписи дек балалаек. Так же возникли Теремок и Театр Малютина, балалаечный оркестр Лидина и т. д.

Анализируя опыт Талашкина, можно, вероятно, утверждать, что здесь сложилось особое духовное сообщество художников, давшее нам ценнейшие произведения искусства. «Наши отношения — это братство, сродство душ, которое я так ценю и в которое так верю», — писала М.К.Тенишева.

Когда Мария Клавдиевна надумала открыть в Талашкине мастерские кустарных промыслов и рисовальные классы, М.Врубель рекомендовал ей художника С.Малютина.

За три года работы в имении сполна проявилась его буйная «сказочная» фантазия. Сотрудничая с Тенишевой, художник смог раскрыться в полной мере. По его проекту создан уникальный архитектурный ансамбль в Талашкине, построено здание музея «Русская старина» в Смоленске, «по его эскизам изготовлялось убранство интерьеров и экстерьеров, делалась мебель, сани-возки, расписывались дуги и балалайки, создавались вышивки. Малютин руководил столярной и керамической мастерскими, обучал сельских кустарей [2, с. 4].

Это, несомненно, была «золотая пора» художника, которую питало взаимопонимание с Марией Клавдиевной, повсюду (в том числе и на Всемирной выставке в Париже) пропагандировавшей и отстаивавшей его творчество. И, смею предположить, что со стороны С. В. Малютина были благодарность и восхищение княгиней и ее делами. Иначе разве мог бы появиться на свет его Теремок, по словам Лидии Ивановны Кудрявцевой, заведующей расположенным в нем сейчас музеем, «сказочное» признание в любви, где инициалы МТ многократно повторяются в красочном одухотворенном декоре.

С. Дягилев так писал о художнике в одном из номеров журнала «Мир искусства», целиком посвященном его творчеству: «Малютин тут (в Талашкине. — Н.П.) совершенно возродился, как растение, пересаженное в подходящую и здоровую для него почву... Не знаешь, где начинается прелесть творческой фантазии Малютина и где кончается прелесть русского пейзажа» [13, с. 158—159].

В круг «своих», самых близких, людей М.К.Тенишевой входили не только те, кто жил одними с нею художественными интересами, но и те, кто был близок ей по духу, но имел иные творческие привязанности и взгляды.

К ним относился и муж Марии Клавдиевны, с которым она прожила одиннадцать лет, — Вячеслав Николаевич Тенишев. Незаслуженно забытый, он, так же как и Мария Клавдиевна, имеет множество заслуг перед Россией. Тенишев был человеком новой формации — князь-капиталист, промышленник, которого прозвали русским американцем, Владелец крупнейших заводов, он был человеком разносторонне и глубоко образованным. С какими только областями человеческой деятельности не соприкасались его интересы! Он был прекрасным музыкантом-виолончелистом (закончил консерваторию), этнографом и археологом-любителем. Его архив, содержащий «Программу этнографических исследований о крестьянах Центральной России», хранится ныне в Государственном музее этнографии народов СССР в Ленинграде. В Петербурге Тенишев основал коммерческое училище, ставшее широкоизвестным в стране; им изданы книги «Математическое образование и его значение» (1886 г.); «Деятельность животных» (1889 г.), «Деятельность человека» (1897 г.); Г. Попов издал в 1903 году в Петербурге «Русскую народную медицину», где обработал обширный материал, собранный Тенишевым. В 1900 году Николай II назначает Вячеслава Николаевича главным комиссаром русского отдела на Всемирной выставке в Париже. Думаю, что сам образ супругов Тенишевых, их совместные и в то же время «разнонаправленные» действия на благо Отечества, вклад в народное просвещение, их меценатство, широта интересов, высочайшая культура и образованность дают нам основание говорить о них как о лучших представителях русской аристократической интеллигенции конца XIX — начала XX века. Между тем взаимоотношения Марии Клавдиевны с мужем не были простыми. Он хотел видеть ее другой — светской красавицей при муже, не одобрял ее дружбу с художниками, «не любил искусства» и не разделял ее увлечения стариной — т. е. был по складу своему совсем другим, нежели она, человеком, но уважал начинания Марии Клавдиевны, во всем помогал ей, щедро субсидируя ее затеи. Думаю, что их совместная энергия была чрезвычайно велика. Это был творческий равнопотенциальный тандем — и особенно это, вероятно, проявилось во время устроительства и проведения Всемирной выставки в Париже в 1900 году, где их энергии сошлись, удесятерились... и дали ошеломляющий результат, судя по тому фурору, который произвел тогда Русский отдел выставки на парижан.

Рядом с Тенишевыми всегда была подруга детства Марии Клавдиевны — княгиня Екатерина Константиновна Святополк-Четвертинская (в девичестве Щупинская). Она не оставила Марию Клавдиевну после смерти мужа в 1903 году, не покинула ее и в эмиграции, ей выпало и похоронить Тенишеву.

Благодаря Екатерине Константиновне вы держите в руках эту книгу. Она бережно сохранила бумаги Марии Клавдиевны и спасла их от уничтожения. Екатерина Константиновна первая была инициатором создания во Флёнове школы грамотности, будучи владелицей родового имения Талашкино до покупки его Тенишевой в 1893 году. Она, как настоящий ангел-хранитель Марии Клавдиевны, всякий раз приходила ей на помощь в трудные минуты жизни.

Их дружба — пример удивительной человеческой верности друг другу. Характеры их были, судя по всему, диаметрально противоположны. Особенно это видно в их письмах, где интересно сравнить тенишевскую скоропись с неторопливой обстоятельностью Екатерины Константиновны. Вероятно, они прекрасно дополняли друг друга. Кстати, широкая просветительская деятельность Святополк-Четвертинской тоже ждет своего исследователя. «Зная, что я записываю впечатления моей жизни, она об одном просила меня: по возможности меньше о ней упоминать, — пишет Тенишева. — Нас с ней сблизили сначала наши общие неудачи, и в области фантазий, надежд, широких замыслов мы говорили на одном языке». Думаю, было бы верным предположить, что без Святополк-Четвертинской не было бы знаменитой княгини Тенишевой, не смогло бы состояться Талашкино.

Все тяжелые годы эмиграции в Париже они провели вчетвером: две княгини, их няня — «девушка» Лиза — и Василий Алексеевич Лидин — организатор балалаечного оркестра в Талашкине. Его настоящая фамилия — Богданов, Лидин — артистический псевдоним. «Он был французом, родившимся в Петербурге. У его матери была очень известная мастерская дамских нарядов па Морской. Он был умен, хорошо воспитан, красив, был скромен, тактичен и неутомимо деятелен. Доброты был беспредельной и необычайно талантлив. Сам про себя он говорил: „Я великий человек на малые дела...”

В Талашкине он был всем: мастером музыкальных инструментов, преподавателем, дирижером, режиссером спектаклей. Принимал гостей, улаживал конфликты. В эмиграции без него обе княгини не выжили бы, во всяком случае, разорились бы сразу...

Никто, я думаю, так глубоко, больше тридцати лет подряд, не любил княгиню Марию, как он. Не думаю, чтобы он когда-нибудь ей об этом сказал», — свидетельствует Ольга де Клапье, хорошо знавшая и Святополк-Четвертинскую, и Лидина по парижской эмиграции [7, с. 87— 88].

На кладбище Сен-Клу под Парижем все они и похоронены в одной могиле. На плите выбиты четыре имени и четыре даты — даты их смерти: Княгиня Мария Клавдиевна Тенишева — 1/14 апреля 1928 года, княгиня Екатерина Константиновна Святополк-Четвертинская — 7 апреля 1942 года, Василий Александрович Богданов-Лидин — 1 декабря 1942 года, Елизавета Грабкина (няня княгинь) — 5 февраля 1936 года. Ухаживает и следит за могилой внук художника В.Д.Поленова — Александр Александрович Ляпин.

Рерих назвал это эмигрантское сотрудничество, в котором по-прежнему кипела жизнь, Малым Талашкином, что совершенно справедливо, так как эти четверо продолжали творить и существовать по тем же, выработанным в Большом Талашкине негласным законам — законам высокого духовного сообщества, удесятерившего силы и творческие возможности каждого.

Талашкино в свое время объединило выдающихся творцов и просве­тителей и стало культурным центром России. Как же формировался этот центр? Что явилось его сердцевиной — смысловым стержнем? К чему тянулись и вокруг чего собирались люди? Талашкино Тенишева купила в 1893 году у Святополк-Четвертинской, и обе они взялись за создание «идейного имения», фундамент которого уже был заложен Екатериной Константиновной. Причем идейность принималась ими как просветительство — существовавшая здесь школа грамотности усовершенствовалась и преобразовалась в сельскохозяйственную школу I разряда, вскоре ставшую центром просвещения на Смоленщине; идейность включала в себя и осознание необходимости развития сельского хозяйства; и наконец, возрождение традиционной народной художественной культуры как живительной жизнетворческой силы.

Итак, сельскохозяйственная школа I разряда стала своеобразным центром, к которому тянулись. Для школы были выписаны лучшие учителя, собрана богатейшая библиотека, школа ориентировалась на последние достижения аграрной науки и имела богатейшую опытно-экспериментальную базу. Сельскохозяйственная экономия Талашкина была прообразом идеальной модели столыпинской фермы. Именно к индивидуальному фермерскому хозяйству готовили выпускников школы, впоследствии ставших лучшими в крае специалистами-универсалами. Здесь было все — от промышленного пчеловодства до промышленного коневодства.

В период первого кризиса традиционной русской крестьянской культуры Тенишева искала новый путь «подготовки сельских специалистов, патриотически настроенных», для которых духовные потребности стали бы ведущими, «засветился бы свет в глазах крестьянских детей».

Высоко ценя русское народное искусство, Тенишева создает при школе мастерские кустарных промыслов: резьба по дереву, керамика, вышивка — все эти традиционные народные ремесла входили в программу обучения.

Рисовальные классы в школе возглавил С.В.Малютин. Ежедневно проходили уроки церковного пения. В. А. Лидии (ученик В. В. Андреева) организовал школьный балалаечный оркестр.

Художественные мастерские непрерывно расширялись и из учебного заведения превращались в производство, настоящий промысел. Для сбыта изделий Тенишева открыла в Москве магазин «Родник» (1903г.). Серьезно занимаясь собирательством предметов русской старины, этнографии и археологии, Мария Клавдиевна открывает в Талашкине «Скрыню» — первый на Смоленщине и в России музей этнографии и русского декоративно-прикладного искусства, полагая, что наличие такого музея вблизи школы облагородит вкус учащихся и пробудит генетическую память. Эта скромная «Скрыня» со временем превратилась в знаменитый в свое время музей «Русская старина».

Можно предположить, что М.К.Тенишева сознательно внедряла в своей школе этнопедагогику — как самый эффективный способ воспитания личностей, способных к созиданию.

Существовал при школе и Затейный театр, также этнографического направления. В его спектаклях принимали участие все ученики и учителя школы, талашкинские крестьяне, гости...

Рерих назвал Талашкино «художественным гнездом», столь же знаменитым в свое время, как и подмосковное Абрамцево. «Нужны явления сильные, с широким размахом, — писал Н.К.Рерих, — таково и дело кн. Тенишевой, крепкое в неожиданном единении земляного нутра и лучших слов культуры» [12, с. 23]. Поэтому и тянулись сюда Репин, Врубель, Рерих, Нестеров, Васнецов, Коровин, Стравинский, испытывая потребность освоения здесь народных истоков.

Уникальность опыта Талашкина проявляется в собственных путях развития всех видов народного художественного творчества, развития С. Малютиным и другими художниками неорусского стиля. Особый тип жизни талашкинцев, основанный на включении традиционной культуры в современность, повлек за собой и развитие особого типа искусства, тесно связанного с повседневной крестьянской деятельностью.

Подтверждение нашим предположениям мы находим у очевидца тогдашних талашкинских событий В.Рябушинской, урожденной Зыбиной, племянницы В.Н.Тенишева. «Все было приурочено к художественному, духовному и вместе с тем практическому развитию деревенского молодого поколения. Как в сложном узоре каждая черточка, переплетаясь с другой, составляет нужную часть общего рисунка — так в тогдашней жизни Талашкина все представляло одно гармоническое целое, а над всем этим вознеслась церковь во имя Святого Духа» [10, с. 13].

Что же сегодня в Талашкине? Из сотворенного в начале века не осталось почти ничего. А главное, нет и следа жизнетворческого духа. Все кажется мертвым.

Возрождение. Это слово сегодня у всех на устах. «Удивительно, сколько раз в жизни человеку приходится начинать сначала», — пишет Мария Клавдиевна в своих дневниках. Сейчас, думаю, пришло время восстанавливать все, сделанное в Талашкине Тенишевой. Не только ради возрождения музея, а ради возрождения духа и жизнетворчества нашего народа.

Хочется думать, что сбудется, наконец, то, что предрекал Н.К.Рерих в 1929 году в Гималаях, где он писал некролог Тенишевой. «...Сейчас в Смоленске большую улицу назвали Тенишевской улицей. Истинно по Тенишевской улице много народу ходило за просвещением и много народу еще пройдет в искании сужденных культурных возможностей. И теперь я живо вижу признательную память народа около имени Марии Клавдиевны.

Много легенд сложится на Тенишевской улице, и имя Марии Клавдиевны запечатлеется среди имен истинных созидателей» [9, с. 12—13]. Мария Клавдиевна была великим оптимистом, она имела дар смотреть в будущее и думать о нас с вами: «Да, я люблю свой народ и верю, что в нем вся будущность России, нужно только честно направить его силы и способности», — пишет она на страницах книги.

Очень надеюсь, что выход в свет «Впечатлений моей жизни» обратит внимание широкой общественности к имени М.К.Тенишевой и ускорит дело возрождения Талашкина, сделает возможным открытие в Ленинграде музея «Меценатства и просветительства князей Тенишевых»; привлечет к себе деятельных и устремленных людей, которые освоили бы и возвратили нашей культуре ее огромный жизнетворческий потенциал, основанный на просветительстве и преемственности народной художественной культуры.

Выражаю глубокую благодарность сотрудникам Смоленского государственного музея-заповедника Н.Н.Мишину, Н.К.Востриковой, Л.И.Кудрявцевой, Л.И.Новиковой, В.И.Склееновой, а также сотрудникам архива музея за помощь, оказанную в подготовке издания.

При внимательном чтении «Впечатлений моей жизни» бросается в глаза, что в тексте нарушена хронологическая последовательность изложения. Для того чтобы читатель лучше ориентировался в последовательности событий, излагаемых в книге, в примечаниях даются даты этих событий, которые удалось установить.

Примечания, сделанные редакцией, обозначены арабскими цифрами.

Примечания к парижскому изданию 1933 года сохранены и выделены курсивом.

Орфография приведена в соответствие с ныне действующими нормами.

Литература

1. Билибин И. Памяти кн. М. Кл. Тенишевой//Возрождение. — 1928. — № 1052.

2. Галынец Г. В. Вступительная статья//Малютин С. Избр. произв.: [Альб.] — М.: 1987.

3. Дягилев С. С.В.Малютин и его работы в имении княгини Тенишевой в Талашкине Смоленской губернии//Мир искусства. — 1903. — № 4.

4. Журавлева Л. «Далось мне это не без борьбы»//Прометей. — 1987. — Т. 14.

5. Калитинский А. П. Предисловие//М.К.Тенишева, Эмаль и инкрустация. — Прага: 1930.

6. Калитинский А. П. Предисловие//Кн. М.К.Тенишева. Храм Святого Духа в Талашкине: [Альб.] — Париж: 1938.

7. Клапье О. де. Княгиня Мария Тенишева: К сорокалетию кончины//Возрождение. — 1968. — № 194.

8. [О закладке в Талашкине новой церкви]//Смоленский вестник. — 1900, 12 сент.

9. Рерих Н. К. Памяти Марии Клавдиевны Тенишевой//М.К.Тенишева. Эмаль и инкрустация...

10. Рябушинская В. Памяти княгини М.К.Тенишевой//М.К.Тенишева. Храм Святого Духа в Талашкине...

11. Святополк-Четвертинская Е. К. Княгиня М.К.Тенишева [некролог]//М.К.Тенишева. Эмаль и инкрустация...

12. Талашкино: Изделия мастерских М.К.Тенишевой: [Сб. ст.]. — Спб: 1905.

13. Тенишева М. К. — Рериху Н. К., 5 мая 1909 г., Парищ//Архив Государственной Третьяковской галереи, ф. 44, д. 1392.

14. Bowlt J.E. Two Russian Maecenases Savva Mamontov and Princess Tenisheva//Apollo. — 1973. — No 142, Dec.