Натура человеческая противоречива, загадочна и склонна к неповиновению.
Никогда не знаешь, что придумается твоему сердцу, и как его — сердца — энтузиазм потом притушить. Иногда помогает кнут, беспощадная логика или шарик мороженого Baskin Robbins (то есть банальный подкуп).
Но если пришла влюблённость — пиши пропало!
Она несгибаема, неизгоняема. И чем сильнее ты отбиваешься от нее, тем глубже увязаешь: попытки найти минусы в объекте любви превращаются в бесконечные оды, попытки не думать о нем — в мысли о нем одном, попытки держаться подальше — в томное предвкушение встречи…
Следующие четыре дня в Форване были сладкими и мучительными.
Мы с Артуром барахтались между заманчивой идеей «обычной курортной интрижки» и суровым пониманием, что ничего «обычного» у нас не получится: не те темпераменты. Чем сильнее сойдемся сейчас, тем больнее окажется после: лучше, наверное, совсем не сближаться. Но ведь хочется? И колется… Но очень, очень, очень хочется.
В итоге две недели до моего отбытия в далекую-далекую галактику повисли то ли дамокловым мечом, то ли игриво-щекотным хвостиком зайчика из Playboy (который тоже, если что, приделан к заднице).
Со стороны наши романтические танцы с бубном выглядели такими неровными, что Мэгги их вообще неверно интерпретировала:
— Между вами вставать опасно — закоротит! Что, все еще ненавидите друг друга?
— Да, о да! — (ах, как это было бы просто!)
— Ненавидим!
— Ужасная Вилка!
— Отвратительный Эдинброг!
И хохочем, понимаешь ли… А потом вдруг умолкаем, как отрезало: время-то продолжает идти. Тик-так. Осталось тринадцать дней. Дюжина. Десять…
Сблизиться или нет? Разбить себе сердце любовью или отказом от любви?
…Моей главной задачей при подготовке к Зельеварению было прочитать максимально много книг. Настойка из туманного колокольчика поможет мне вспомнить все что угодно, но для начала неплохо, чтобы было, что вспоминать.
Поэтому я ходила с книжкой в руках, все время рискуя врезаться в столбы и студентов. Я читала перед сном и рано утром (так лучше запоминается). На лужайке, на крыше и на скамейке, умостив голову Артуру на колени.
В день перед экзаменом мы взяли лодку и отправились на речку, которая прихотливо-кокетливой лентой вилась на дальней территории Форвана.
Это была настоящая lazy river — как из южных аквапарков. Очень медленная, вольготно бурлящая, с кучей поворотов. По берегам росли пышные кусты с огромными цветами. Солнце грело нещадно, едва ли не пульсировало, и его золотые пятна скакали на реке в компании форели и крохотных феечек кувшинок. На песчаном берегу жарились студенты, благообразно прикрыв лица учебниками.
Другие колдуны стайками уходили в воду. Они раскидывали руки и позволяли течению творить с собой всякое непотребство. Например, вытаскивать их на середину реки, где купальщиков с негодованием и веслами встречами арендаторы лодок. Например, мы.
Лодочек на реке было много: разноцветные и легкие, иногда они сталкивались бортами (если между ними не оказывалось пловца).
Мы с Артуром лежали на дне плоскодонки, а на корме устроилась Мэгги в огромной шляпе и темных очках. Она сидела спиной к нам, свесив ноги в прохладную воду, и милостиво гоняла нас по программе.
— Вилка! Представь, что Артуру дали эликсир, из-за которого он превратился в единорога. Твои действия?
— Покатаюсь! — ликовала я. — С детства мечтала!
— А потом рог срубит, — фыркал Артур. — Не пропадать же добру, да?
— Бр-р-р! А серьезно? — супилась Мэгги.
— Не помню, но сегодня я читала это во-о-он в той маленькой книжечке! — я потянулась, чтобы показать в какой именно, и ненароком щелкнула по носу лежащего рядом Эдинброга. Он в ответ цапнул меня за палец, да так шустро и неожиданно, что я взвизгнула, шарахнулась и чуть не перевернула лодку.
— Вы там что, убиваете друг друга?! — сурово оглядывалась медсестричка.
— Убиваем, — сокрушались мы. — Уже почти убили.
Мэгги неодобрительно цокала языком и вновь отворачивалась, утыкалась в записи. Артур улучал момент и целовал меня в голое плечо, а потом изображал, что мне это приглючилось. Ван Хофф Жулик.
День уже перевалил за середину, когда в нас с берега неожиданно стали швыряться яблоками. Первым трем мы обрадовались — о, халявная еда! Потом стало ясно: это не благотворительность, а просто кто-то требует нашего внимания.
«Кем-то» оказался Лидо Хоффстерман — такой же пятикурсник, как Артур, очень незамутненный и симпатичный блондинчик, который жил точно под нами, и чью спальню я в первую ночь бодренько затопила.
— Артур! Вилка! Вас срочно зовут в Октагональную Библиотеку! Мастер Говерик говорит — комиссия прибыла!
— Что за комиссия? — крикнула я в ответ, и Лидо, бегущий по берегу вслед за течением, был готов объяснить мне это на максимальной громкости, но Артур лишь чертыхнулся, сел и заорал:
— Поняли! Сейчас будем!
— Ты прям тут телепорт открывать собираешься? — воскликнула Мэгги, когда Эдинброг поднялся, кое-как натянул штаны и рубашку на влажное после купания тело (лодка опять оказалась на грани переворота) и стал энергично чертить прямо в воздухе светящиеся синие значки — они были похожи на финикийское письмо.
— Ага, — отозвался студент, — А то пешком отсюда полчаса, не меньше.
— Так ты на берег-то выйди! — посоветовала медсестра. — Нас все-таки на волнах качает, как стабилизироваться будешь?
— А у меня фамильяр есть! Вилка, поможешь?
— Помогу, конечно!
Я уже тоже встала, набросила платье и соломенную шляпку. Потом размяла пальцы и стала технично подхватывать лазурные буквы, слетающие с ногтей Эдинброга, а потом цеплять их одна к другой, будто на невидимую нитку. Когда волшебное «ожерелье» стало длиной полтора метра, мы с Артуром встали вплотную друг к другу и замкнули его вокруг себя, будто поясом обвязались.
Буквы тотчас засветились, вокруг нас вспыхнул столб безмятежного синего цвета. Раздался долгий приятный звон — так в Интернете обозначают музыку сфер.
— Удачи с комиссией! — пожелала Мэгги.
— Что за комиссия-то? — полюбопытствовала я.
— Простая формальность! Из столицы прибыли министерские маги, которые хотят убедиться, что твое появление в Форване — это ошибка ритуала, а не чей-то злой умысел. Мастер Говерик, я и остальные преподаватели просто воспроизведем для них всю последовательность наших действий в тот день, а они запишут. Потом съедят в Сироппинге две сковородки блинчиков и радостно уедут прочь.
Свет и звук постепенно росли, становясь громче и уплотняясь. По реке пробежала рябь, феечки кувшинок пригрозили нам суровыми разборками (от колдовства их немного сдуло), а пловцы-студенты на всякий случай отгребли подальше.
Наконец телепорт поглотил нас, чтобы мгновение спустя выплюнуть в зале Октагональной Библиотеки.
— М-м-м, ностальгия! — с улыбкой пропела я, увидев, что все сделано точно так же, как в первый день: куча старцев в мантиях, пентаграмма, свечи, тяжелый пыльный дух.
Разве что Артур на сей раз в шлепках и куда веселее.
Предчувствуя забавное зрелище, я села на зрительскую лавку в один ряд с членами прибывшей комиссии: зевающими, но честно подготовившими блокноты и ручки — записывать.
Ну давайте посмотрим, как все это выглядело со стороны…