Еще какое-то время мы стояли в гроте.
Я смотрела на Артура и видела, как тени под его глазами исчезают, хмурые морщины на лбу разглаживаются, а губы расслабляются. И без того обладатель идеальной осанки, сейчас он выпрямился еще сильнее. Как будто вырос на пару сантиметров. От колдуна исходила уверенность.
Артур перевел глаза на меня. Они улыбались. Ностальгически-грустно, но по-доброму. И чуть-чуть удивленно, как будто он не совсем уверен в том, что происходит.
Меня пронзила догадка.
Черт!
Я бросила быстрый взгляд на странный бассейн, в который Эдинброг кинул амулет. Неужели это некий водоворот забвения, магический аналог всех тех штучек, с помощью которых герой «Вечного сияния чистого разума» вырезал из памяти возлюбленную?
Судя по теплому спокойствию, которое теперь излучает Ван Хофф Поспешный, так и есть! Но…
Это ведь не только не полезно, но и… Как бы сказать. Недостойно, что ли. Ведь не всегда самый простой выбор оказывается самым лучшим. Чаще он становится просто следствием слабости. Как можно забыть тех, кто составлял нашу жизнь? Кто мы такие, если не наша память? Да, Аманда не вызывала у меня теплых чувств, но…
Я смешалась, глядя на фонтан почти с ненавистью.
— Вилка, ты чего? — сощурился Эдинброг, увидев сложную гамму эмоций на моем лице.
Хм. И что же мне ответить? Как объяснить жертве добровольной амнезии, что грустишь о его решении? Я призадумалась.
Он чуть нахмурился и прикусил губу:
— Я должен был рассказать тебе про Аманду. Сам. Иначе бы я не смог…
— Так ты помнишь?! — перебила его я.
— В смысле «помню»? — он высоко вскинул соболиные брови.
Я простерла обвинительную длань к бассейну:
— Это не забывательная лужа? Не Лета в миниатюре? Не простой способ избавиться от воспоминаний?
— Конечно, нет, — он посмотрел на меня ошарашенно.
— А почему тогда оно окрасилось в красный? И почему ты… удивлен, расслаблен и печален?
Я чувствовала себя полной дурой, спрашивая это, но мне нужно было разобраться. Артур вдруг негромко рассмеялся.
— Точно. Я же тебе не объяснил. Пойдем.
Он надежно взял меня за руку, и мы вышли под дождь. Прозрачный зонтик летел над нами, придерживаемый будто невидимым дворецким.
— Это не бассейн забвения, — сказал Артур. — А очередной детектор лжи — вроде хрустального шара у меня в комнате. Но этот работает не для внешних обманов, а для душевных.
— Детектор лжи?..
— Ну да. Вода в бассейне алеет, если то, что человек сказал над водой, было искренне. В этом гроте очень удобно проверять свои же мысли. Многие галианцы приходят сюда и вслух проговаривают решения, которые им нужно принять. Например: «Я хочу бросить учебу в академии» (частый случай накануне сессии). Если вода не окрасилась — нет, значит, не хочет этого человек в глубине души. Лжет себе или просто устал. Тогда и бросать, конечно, не стоит. Жить надо в согласии со своими желаниями. Вот только разобраться в них, как и в некоторых своих чувствах — задача не из легких. Так что бассейн очень помогает.
— Вот как?.. — протянула я, припоминая слова Артура до того, как он утопил амулет.
«Я уже разлюбил» и «Я готов идти дальше».
— Теперь ты понимаешь мои эмоции? — серьезно сказал Эдинброг, остановившись и положив руки мне на плечи.
Я понимала. Когда очень долго живешь с какой-то болью, освобождение от нее кажется нереальным. И когда ты принимаешь решение все-таки с трудом выкорчевать ее, а потом понимаешь, что она уже ушла, то в груди смешивается растерянность и радость. И, да, конечно же, печаль. Светлая печаль в стиле Маркеса: «Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было».
Вернувшись в академию, мы, как ни в чем не бывало, принялись учиться…
Нам оставалось одно, последнее испытание. Оно вызывало у меня жгучий интерес: финальный экзамен пятого курса представлял собой классическое прохождение лабиринта с препятствиями, монстрами и всяческими неприятностями.
Студенты участвовали вместе со своими фамильярами и соперничали с другими выпускниками: пришедшие первыми получали высшие оценки, а дальше по убывающей. Если сам колдун выбывал из соревнования, его фамильяр продолжал путь, поэтому Артур муштровал меня нещадно.
К следующему вечеру я была выжата, как лимон.
Я поняла, что свихнусь, если не выпью перед сном чашечку какого-нибудь душистого чая. Под «выпить чаю», как оно и бывает, я имела ввиду «сожрать пирожное». Ох уж эти женские эвфемизмы!
— Кафешки в Сироппинге еще не закрылись, — сказал Артур, глядя на часы. — Ты успеешь взять что-нибудь навынос, если хочешь.
— Пойдем со мной? — зевнула я. — Съедим по кренделю на какой-нибудь ночной скамейке, поболтаем. У нас с тобой осталось так мало времени… — в голосе моем прорезалась тоска, которую я постаралась загасить, весьма безуспешно.
— М-м-м. Мне надо кое-что сделать здесь, — отказался Эдинброг, отведя глаза.
М-да.
Вот и готов он двигаться дальше, ага, конечно. Видимо, не со мной готов. Постаравшись как можно безразличнее пожать плечами, я вышла из комнаты.
Сироппинг, как всегда, был по-диснеевски уютен. Второй подряд дождливый день внезапно преобразился в чистую, ясную ночь, и я, пока ждала свой заказ, смотрела на высокое звездное небо.
Наконец на большом серебряном блюде под сферическим колпаком мне подали несколько очаровательных птифуров и стеклянный чайник с травяным сбором. Туда же положили аккуратную лакомую рыбку для Васьки — не настоящую, какую-то древесную, чтобы зубы точил. (На меня. За все случившиеся с ним приключения).
— Посуду вернуть завтра не забудьте! — сонно попросила бариста и закрыла ставни с дырками-сердечками.
Я гордо потопала обратно со своей ношей и уже на подступах к академии встретила Бориса. Ого!.. Я чуть поднос не выронила, разглядев хорошенько лицо Отченаша, вышедшего под свет фонаря.
— Это кто тебя так? — ахнула я.
На обоих глазах землянина горели синюшным фингалы, губа была рассечена, на лбу рос почти что единорожий рог.
— Догадайся, блин, Вилка! — обиделся землянин.
— А почему ты ему в ответ не засветил как следует?
— Так я же как бы извиняться приходил, алё. Лучше пара синяков сейчас, чем взорванное сердце после выпуска, — фыркнул Борис. А потом подмигнул: — Кстати, помнишь ведь присказку про то, что шрамы украшают мужчину? По ходу, не только шрамы. Я еще никогда не получал столько внимания к своей персоне, сколько получил сегодня.
— Так ты похож на ходячую энциклопедию по гематомам. Лекари, небось, тобой интересовались-то?
— Медсестри-и-и-ички, — Бор расплылся в шкодливой улыбке.
— Я так понимаю, в общем и целом ты доволен случившимся?
— Конечно, доволен. Кто не любит закрытых гештальтов?
— Я не люблю, — вдруг мрачно и честно сказала я.
— Что, возвращаться на Землю не хочешь? — цепко прищурился финансист и тотчас зашипел от боли: мимика была чрезмерной для его нынешнего состояния.
Я пожала плечами.
— Бор, а когда и как ты понял, что остаешься тут?
— Хм, — он аккуратно усмехнулся. — Я все же другой породы, чем ты, Вилка. Что значит «понял»? Ничего я не понимал! Я просто решил так, и все. Мне тут нравилось, черт возьми.
— И тебе не было страшно?
— А почему мне должно было быть страшно?
— Ну… Такое большое решение. Вдруг ты бы разочаровался в мире Гало.
Он расхохотался.
— Вилка, эй!.. Ты напоминаешь мне моих старых земных друзей, которые боялись переехать в другую страну. А некоторые — в другой город. Кто-то вообще в соседний двор… Типа у них не получится там устроиться, и все такое, ужас-ужас.
— Эммм. Но у них и впрямь могло не получиться.
— И?
— Что и?
— В чем проблема-то?
— Э, ну… Они бы как бы проиграли. Остались бы незнамо где у разбитого корыта.
— Это с хрена ли бы они проиграли, прошу прощения?! Они бы опыт получили! А если совсем худо стало бы — вернулись бы назад. Самолеты никто не отменяет. А тут никто не отменяет Большой Адронный Портал, для нас с тобой еще и предоплаченный. Если я захочу — я вернусь. Возможностей во вселенной куда больше, чем проблем. Но людям почему-то нравятся проблемы: они их, даже теоретические, с удовольствием смакуют, обсасывают и раздувают. Но мне такой мейнстрим не по нраву. Случилась задница — я думаю, как выбираться. Не случилась — так чего о ней размышлять? Жизнь прекрасна, пока она прекрасна, елы-палы!
— Жизнь прекрасна… — по некотором размышлении согласилась я. — А что ты будешь делать, если Твари захватят Гало?
— Не захватят, — уверенно сказал Борис.
— Почему?
— Потому что, каким бы гавнюком ни был Эдинброг, я знаю, что он прикроет их лавочку. Твари — это, фактически, безмозглые желудки на палках. Им не хватает разума для истинного устрашения. Так что, Вилка, смело оставайся. Как порвешь свою связь с Артуром — велком, приглашаю жить в свой пентхауз. А то мы с тобой как-то, хм, не закончили тогда у портала… — он вдруг приобнял меня за талию и последнюю фразу жарко шепнул в самое ухо.
Я сглотнула, но потом кое-как вывернулась.
— Нет, Бор. Наш с тобой роман ограничится воровством кристаллов.
— Ну и ладно, — до обидного легко согласился он. — Но ты все равно оставайся. А я пойду к медсестри-и-и-чкам…
И он танцующей походкой растворился в ночи.
Когда я вернулась в комнату, я чуть не выронила поднос к чертовой матери… Потому что спальни как таковой не было.
Вместо нее вдаль убегали переливы света, похожие на северное сияние, показанное сквозь лупу.
— Артур? — глупо спросила я, застыв на пороге.
— МЯУУУУ! — ответили мне откуда-то спереди, и я, движимая исключительно инстинктом васькосохранения (страшная штука), сделала несколько шагов вперед.
И вынырнула из радужной пелены… В полночных горах.
Скалистые пики короной венчали пейзаж. Пронзительно-черное небо в бриллиантах звезд висело сверху. Передо мной было озеро — горячий источник, над которым клубился таинственный пар зеленовато-лиловых цветов. На берегу стоял столик с изящно накрытым ужином и цветами, за ним сидели Артур и… мой кот.
— Я не помешаю? — хмыкнула я.
Эдинброг тотчас поднялся и что-то буркнул Ваське на неизвестном языке. Тот, тяжело вздохнув, добровольно вступил в сияющую пелену за моей спиной. И пропал.
— Я подумал, что ни разу не угощал тебя ужином, Вилка, — улыбнулся Артур.
— Технически, каждый мой ужин — твое угощение, — не согласилась я.
Ван Хофф Романтичный закатил глаза.
— Ты знаешь, что я имею ввиду, — сказал он негромко, волнующе хрипло, и отодвинул для меня стул. Когда я села, и его пальцы вскользь пробежались по моему плечу, меня обдало жаром и одновременно волнением.
Да, это будет не просто ужин…