Время хищников

До того, как... Пятница, 18 апреля

Профессор Куртис Холстид зевнул, посмотрел на часы и вновь откинулся на спинку старинного, обитого кожей кресла. На автобусе, прибывшем из Сан-Франциско в половине первого ночи, Паула не приехала, иначе она бы уже позвонила с остановки. Следующий, последний, ожидался в десять минут третьего. Профессор потянулся за стаканом красного вина, намереваясь прочитать с десяток работ своих студентов, тем же вечером полученных от них на семинаре по антропологии, который он вел в университете Лос-Фелиса.

И хотя он сидел в круге света, отбрасываемом торшером, уют гостиной большого дома и выпитое вино взяли свое. Глаза у него начали слипаться, и профессор, вздохнув, осушил стакан, отложил студенческие работы и устроился поудобнее. Несколько минут спустя он уже крепко спал.

— К вам когда-нибудь приставали мужики? — как бы между прочим спросил Рик Дин.

Девятнадцатилетний, худощавый, загорелый, вибрирующий от распирающей его энергии, с точеным профилем. Сидел он на переднем сиденье принадлежащего Толстяку Гандеру «шеви» выпуска тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, повернувшись к двум парням, устроившимся на заднем сиденье. Один из них, Чемп Матер, с могучими кулаками, нахмурился, пытаясь сформулировать ответ.

— Господи, Рик, если бы парень подкатился бы ко мне... я бы свернул ему шею.

— А со мной такое случилось, — черные глаза Рика затуманились. Он оглядел машины, стоящие в открытом кинотеатре перед огромным экраном. — Два года тому назад. Я только перешел в среднюю школу и еще многого не понимал. Так вот, когда я выходил из кинотеатра, этот парень пристроился ко мне и спросил, не буду ли я возражать, если он составит мне компанию.

Рик замолчал, в свете фар разворачивающегося автомобиля поднес ко рту банку с пивом. По ходу фильма они выпили восемнадцать банок. Поскольку двадцать один год исполнился только Чемпу Матеру, по закону пиво мог покупать только он.

— Так вот, едва мы свернули в переулок, он начал меня лапать! Прямо на тротуаре!

Парень, что сидел рядом с ним, заерзал. Толстяком Гандера прозвали за его габариты.

Вот и сейчас, даже в легкой ветровке, он обильно потел от выпитого пива. А его толстый живот упирался в руль.

— И что ты сделал, Рик?

Прежде чем Рик успел ответить, второй юноша с заднего сиденья, Хулио Эскобар, с прямыми черными волосами, смуглолицый, с длинным крючковатым носом и толстыми губами, отточенным движением выхватил из кармана нож с выкидным лезвием. Даже в сложенном положении шестидюймовый нож выглядел достаточно грозно.

— Я бы его зарезал! — воскликнул Хулио.

Пальцы Рика сжали банку.

— Нет, я его не зарезал, но вломил ему как полагается. Едва не убил.

Приятели Рика одобрительно закивали, а он выбросил пустую банку на асфальт уже опустевшего кинотеатра. На самом-то деле он в испуге бросился бежать через пустырь под издевательский смех «голубого». Странно, ранее он не позволял себе вспоминать о том случае. Губы его сжались.

— Парни, а не поразвлечься ли нам?

— Конечно, Рик, — тут же поддержал его Чемп. Ростом, шириной плеч, массой он не уступал Толстяку Гандеру, только тело его представляло собой гору мышц, а не кусок жира. Со своими идеями у Чемпа было не густо. Зато у Рика их хватало. Хороших идей, претворение которых в жизнь запоминалось на какое-то время. А потом забывалось. Чемп не мог похвалиться хорошей памятью.

— А ты, Хулио?

Хулио безразлично пожал худыми плечами:

— Может, выпьем пива, Рик? Или достанем «травку»...

— Никакой «травки», — резко оборвал его Рик. Он дважды курил марихуану, которая вызывала у него какие-то странные ощущения, желание забыться. Сегодня он не хотел забываться. Сегодня ему требовалась ясная голова. Он положил руку на мясистое плечо Толстяка. — Поехали. Проедемся к университету, посмотрим, не встретится ли нам «голубой». А затем всыплем ему по первое число забавы ради.

Толстяк смачно рыгнул, вызвав смех Хулио. От звуков, что исторгал из себя Толстяк, у незнакомца душа могла уйти в пятки.

— Слушай, Рик, может, не стоит... — засомневался Толстяк.

— Сегодня пятница, завтра занятий нет. Но если ты наложил в штаны...

Толстяк пробурчал что-то нечленораздельное и повернул ключ зажигания. Компанию его животу составляло круглое ангельское личико. Длинные светлые волосы он зачесывал назад, на пальце правой руки носил перстень с черепом и скрещенными костями. Рик усмехнулся. Чтобы заставить Толстяка пошевелиться, только и надо, что спросить, не трусит ли он.

— За пиво я заплачу, — предложил Рик.

А почему нет? Как только он поступил в колледж, родители каждую неделю стали выдавать ему приличную сумму, хотя жил он дома. К этим трем парням, что сидели в «шеви», Рик испытывал самые теплые чувства. В Джейси он не встретил никого лучше их. Хулио и Толстяк в июне оканчивали среднюю школу и, если не поступали в колледж, как он в прошлом году, вставали на учет в призывном пункте. Чемп оказался слишком глуп даже для армии: он провалил все их тесты.

— Этих гомиков можно без труда распознать по походке, — уверенно заявил Рик. — Выезжай на Эль-Камино, Толстяк...

Паула Холстид повесила трубку и вышла из телефонной будки у автобусной остановки. Ее каблучки-шпильки зацокали по асфальту. Кроме нее, на остановке остался лишь светловолосый молодой человек в дешевом костюме, невыразительном галстуке и с некрасивым лицом.

— Вы дозвонились мужу, мадам?

— Да. Этот медведь заснул в кресле.

Паула могла бы добавить: насосавшись красного вина. Насколько она знала своего Курта, он наверняка выпил его слишком много и спал, свесив голову набок и открыв рот, негромко похрапывая. В сорок три года он уже не столь успешно боролся с сонливостью. И каждый вечер выпивал на один-два стакана больше, чем следовало.

— Вы не хотите, чтобы я подождал, пока он приедет? — спросил блондин.

Тридцатишестилетняя Паула рассмеялась. Она относилась к тем изящным, но фигуристым женщинам, что остаются сексуально привлекательными и в шестьдесят. Не портили картины коротенький прямой нос, широкий рот, пусть и с тонкими губами, и ярко-синие глаза.

— Господи, нет! От нашего дома ему ехать всего десять минут. Но позвольте поблагодарить вас за столь великодушное предложение...

Блондин пожал Пауле руку, поклонился и зашагал вдоль железнодорожных путей. Довольно-таки женственный юноша — клерк в каком-то учреждении округа, женатый, отец маленького ребенка. Они разговорились в автобусе, потому что каждый держал в руках программку вечернего спектакля Оперного театра Сан-Франциско. Сын-младенец не позволил его жене составить ему компанию. Не так-то много молодых людей интересуются нынче оперой.

Старый зеленый «шеви» вырулил на Брюэр-стрит с Эль-Камино, из кабины донеслись смех и веселые крики парней. Паула покачала головой и улыбнулась. Когда она училась в средней школе, на таких развалюхах красовались надписи вроде: «Не смейтесь, мадам, возможно, в этой машине ваша дочь». Тогда они все видели в радужном свете. И любовные ласки на заднем сиденье только возбуждали. Почему же в семейной жизни они стали скорее обузой?

«Шеви» миновал квартал, когда вспыхнули тормозные огни и взвизгнули шины, протестуя против резкого изменения скорости. Послышался крик, далеко разнесшийся в холодном воздухе апрельской ночи. Паула уже бежала к старому «шеви» и четырем фигурам, сгрудившимся вокруг молодого человека, который ехал с ней в автобусе.

— Прекратите! — В ярости она даже не испытывала страха. — Прекратите! Как вы смеете...

Рик завернул руки жертвы за спину так высоко, что блондин согнулся пополам. Колено Чемпа, словно поршень, трижды врезалось в лицо молодого человека, находящееся на уровне пряжки ремня Чемпа. При каждом ударе Чемп удовлетворенно хакал.

Толстяк ухватил Чемпа за плечо, голос был наполнен страхом:

— Скорее, парни! Чемп! Бежим! Кто-то сюда идет...

Пока другие залезали в салон, Рик поставил ногу на затылок лежащего на земле блондина и покрутил ею, дабы размазать лицо блондина по гравию железнодорожной насыпи. Метнулся к машине, выбежав под свет фонаря. Тут и подоспела Паула.

Мгновение они смотрели друг на друга, затем Рик нырнул в открытую заднюю дверцу. «Шеви» рванул с места и скрылся за углом. Паула наклонилась над упавшим.

Он тяжело дышал. Паула решительно взялась за его плечо, перевернула. И только тут увидела, что сделали с его лицом и глазами колено Чемпа и гравий железнодорожной насыпи.

Паула ахнула, отступила на несколько шагов, ее вырвало. Позади послышались тяжелые шаги. Паула обернулась. К ней спешил Курт, оставив «фольксваген» у автобусной остановки с работающим мотором, открытой дверцей.

— О, слава Богу, — сквозь рыдания вырвалось у Паулы.