Виан Борис ВСЕ КАК ПО МАСЛУ

I

Кламс Жоржобер смотрел, как его жена, красавица Гавиаль, кормит грудью плод их любовных восторгов, трехмесячного крепыша (полу — женского), что, впрочем, для последующего развития событий значения не имеет.

В кармане у Кламса было одиннадцать франков, а завтра нужно было платить за квартиру, но ни за что на свете не прикоснулся бы он к тюфяку, набитому тысячефранковыми банкнотами, на нем спал его старший сын, которому двенадцатого апреля исполнялось одиннадцать лет. Кламс всегда держал при себе только купюры и мелочь общей суммой до десяти франков, а все остальное откладывал. И посему в эту самую минуту он считал, что у него только одиннадцать франков, и остро сознавал ответственность, которая ложилась на новорожденных.

— Я от дочери не отказываюсь, но ведь ей уже четвертый месяц, — сказал он. — Пора бы и помогать семье…

— Послушай, — ответила его жена, красавица Гавиаль, — может, подождать, пока ей исполниться шесть (месяцев)? Рановато таким малышам работать, у них от этого бывает искривление позвоночника.

— Это верно, — сказал Жоржобер, — но надо что-то придумать.

— Когда ты мне купишь коляску для ребенка? — спросила Гавиаль.

— Я сам ее сделаю: старый ящик из-под мыла, колеса от «паккарда», и все. Дешево и сердито. В Отейле все малыши… разъезжают в… Черт возьми! — вдруг закричал он. — Придумал!..

II

Красавица Гавиаль, семеня, вошла в огромный подъезд дома нумер сто семьдесят, — как сказала бы Каролин Лампьон, известная бельгийская звезда, по проспекту Дерьмоцарта. Коридор был выложен черной и белой плиткой, слева находилась лестница с перилами из кованого-перекованного железа, спиралью обвивавшая шахту лифта в стиле Людовика X, работы Буль-Буля (но это была подделка), а под лестницей стояли две роскошные детские коляски от братьев Бюстишон и Мана с подушками из белого кроличьего меха и ожидали явления благородных отпрысков: первая — прославленного семейства де Кольте де ля Фрикадель, вторая — Марселена дю Бланманже.

Длина предыдущей фразы позволила красавице Гавиаль спрятаться за ней и пойти незамеченной мимо привратницкой. Следует прибавить, что Гавиаль, в элегантной юбке типа «нью-лук», из-под которой выглядывала столь же элегантная кружевная нижняя юбка (оставшаяся у нее от первого причастия), бережно несла свою дочь, дарованную ей Господом в результате удачного контакта с мужем, Кламсом Жоржобером.

С первого же взгляда красавица Гавиаль поняла, что коляска юного де Кольте была в лучшем состоянии, чем коляска дю Бланманже. И точно: ведь второй, гадкий мальчишка, пускал в нее ручьи каждый раз, когда его нянька встречалась с молодым жеребцом. Странный рефлекс, ибо шестью годами позже отец юного дю Бланманже скончался, разорившись на скачках… Но не будем предвосхищать события…

С самым непринужденным видом Гавиаль вошла в кабину лифта, поднялась на второй этаж и спустилась пешком, чтобы консьержка ее увидела. Потом, подойдя к коляске, нежно положила на подушку из кроличьего меха, набитую как дура, свою дочь, по имени Вероника, — мы уже разъясняли выше способ создания последней.

Гордо вскинув голову, Гавиаль вышла из подъезда и, толкая коляску, повезла ее по проспекту Дерьмоцарта.

Кламс Жоржобер, муж Гавиаль, ждал ее в ста метрах от места происшествия.

— Отлично, — сказал он, осматривая коляску. — В магазине ей цена тридцать тысяч. Ну, тысяч двенадцать мы за нее выручим.

— Это мои двенадцать тысяч, — уточнила Гавиаль.

— Ладно, — сделал Кламс широкий жест. — Это первый опыт, и провела его ты. Все правильно.

III

— Через час вернешь мне его? — спросил Леон Додилеон.

— Конечно, — успокоил его Кламс.

Он надел шлем Леона и посмотрелся в зеркало.

— Ничего! — сказал он. — В самый раз! Прямо как настоящий мотоциклист.

— Давай, — сказал Леон. — Жду здесь через час. Час спустя Кламс остановил перед домом, где жил его старый приятель, блестящий мотоцикл марки «нортон» со щитками, доходившими до самых осей.

— Неплохо, — сказал Леон. Он ждал перед дверью дома, поглядывая на часы.

— Ему цена в магазине двести пятьдесят тысяч, — сказал Кламс. — Раз он без документов, поскольку я только что его украл, значит, больше ста тысяч за него не выручить. Но я все-таки не зря брал у тебя шлем, а?

— Еще бы, — ответил Леон Додилеон. — Послушай-ка… Может, возьмешь мой мотоцикл вместо этого? И никаких хлопот с бумагами…

— Ладно, — согласился Кламс. — У тебя ведь тоже «нортон»?

— Да, — сказал Леон Додилеон. — Но без трехзубчатого сцепления с гибкой передачей, как у этого.

— Да я не отказываюсь… Идет! — ответил Кламс. — Может, я и прогадаю, но для друга не жалко.

IV

Кламс продал мотоцикл Додилеона за сто пятьдесят тысяч и, пока его друг сидел в тюрьме, купил себе красивую шоферскую форму вместе с фуражкой.

— Понимаешь, — объяснял он жене, красавице Гавиаль (которая слушала его с миндальной улыбкой, уплетая миндальное пирожное, в то время как Вероника потягивала из рожка шампанское старых добрых времен), — никому ведь не придет в голову остановить машину дипломатического корпуса, особенно с шофером.

— Да, особенно с шофером, — сказала она. — Ты прав.

— Я с тем же успехом украл бы и паровоз, — объяснил Кламс Жоржобер, — но для этого пришлось бы испачкать руки смазкой, а лицо углем. Кроме того, несмотря на высшее образование, может оказаться, что я не умею водить паровоз.

— Ах, — сказала Гавиаль, — ты прекрасно справишься.

— Лучше не пробовать, — ответил Жоржобер. — Кроме того, я не тщеславен, и в среднем тысяч ста в день мне более чем достаточно. И есть еще одно неудобство — это рельсы. Если ездить по путям без разрешения, то у меня будут неприятности, а на шоссе, с паровозом, — меня сразу же заметят.

— Нет у тебя настоящего размаха, — ответила красавица Гавиаль. — Но за скромность я тебя и люблю. Можно у тебя кое-что спросить?

— Все что хочешь, милая, — сказал Кламс Жоржобер.

Он щеголял в своей шоферской форме. Она привлекла его к себе и кое-что шепнула ему на ухо; покраснела и спрятала лицо в чепуховой подушке.

Кламс расхохотался.

— Продам этот посольский «кадиллак» и тут же раздобуду тебе то, что ты просишь, — сказал он.

Операция с «кадиллаком» прошла нормально, и Кламс получил за него миллион триста тысяч франков, потому что фальшивые документы на «кадиллаки» теперь продавали во всех табачных киосках.

Прежде чем вернуться домой, Кламс зашел к знакомому торговцу одеждой. Через четверть часа он уже вернулся к Гавиаль, неся объемистый пакет. Дело было сделано.

— Вот, милая, — сказал Кламс. — Я купил форму. Здесь все есть, даже топорик. Ты можешь получить свою пожарную машину в любую минуту.

— И мы будем в ней кататься по воскресеньям?

— Конечно.

— И там будет большая лестница?

— Будет большая лестница.

— Милый, я люблю тебя!

Вероника протестовала, потому что двоих детей, по ее мнению, было предостаточно.

В тюрьме же для Додилеона время тянулось медленно. Он услышал шаги и поднялся, чтобы посмотреть, кто это. Надзиратель остановился перед дверью его камеры, и в замочной скважине повернулся ключ. Вошел Кламс Жоржобер.

— Здравствуй, — сказал он.

— Привет, старик, — ответил Додилеон. — Как мило с твоей стороны, что ты пришел составить мне компанию: время здесь тянется так медленно.

Они засмеялись, хотя шутка эта уже прозвучала выше.

— Как ты сюда попал? — спросил Леон.

— Просто идиотство, — вздохнул Жоржобер. — Я украл для нее эту пожарную машину, но ведь женщины ненасытны. Ей захотелось катафалк.

— Да, это уж слишком, — понимающе заметил Додилеон, потому что желания его жены никогда не шли дальше экскурсионного автобуса на тридцать пять мест.

— Представляешь себе? — продолжал Кламс. — И тогда я купил гроб, влез в него и отправился за катафалком.

— Почему же у тебя ничего не вышло? — спросил Додилеон.

— А ты когда-нибудь пробовал ходить с гробом? — сказал Кламс. — У меня в нем нога застряла, я упал и раздавил собачку. А так как это была собачка жены начальника тюрьмы, меня в два счета упекли.

Леон Додилеон покачал головой.

— Черт возьми, — сказал он. — Не везет так не везет.

Загрузка...