***
Всю следующую неделю Выхин меня не трогает.
В смысле, мы общаемся только по работе.
Меня даже настораживает это, но шеф практически не предпринимает никаких попыток облапать меня и залесть под юбку, ограничиваясь редкими подколами и уже привычной «козочкой».
Он регулярно вызывает меня к себе в кабинет, мы работаем над проектом, довольно продуктивно, кстати. Выхин сам связывается с Полимовым для утверждения того или иного арендатора, я лишь, как конь, тружусь в тылу.
Меня, в принципе, всё устраивает. Не очень-то хотелось общаться с этим скользким самоуверенным типом, вот и пусть там без моего участия разбираются.
К концу недели ощущаю себя вполне счастливым человеком. Уставшим, вымотанным, но счастливым. Потому что нервы никто не треплет, коллектив в лице женской половины, вовсю поддерживает меня, пытаясь откормить пироженками в обеденный перерыв, и ожидание хорошей зарплаты греет душу.
Вот, что значит душевное равновесие.
А у мамы, похоже, развивается бурный роман.
Судя по всему, дядя Боря основательно взял её в оборот, и теперь они каждый вечер вместе таскаются то в театр, то в картинную галерею, и возвращается моя мамуля поздно, сияющая, довольная, и непременно с букетом или дорогими конфетами.
Я рада за неё. За них обоих. Не знаю, что послужило толчком к внезапной смелости дяди через столько лет, но им явно хорошо вместе, ведь как-то встретив случайно в коридоре офиса дядю, заметила – тот тоже светится, как начищенный самовар.
Даже завидую немножко своим старичкам.
Я же молодая красивая девушка. Мне тоже хочется так. Чтобы глаза горели, и улыбка до ушей. Даже не помню, когда такое в последний раз было. Может в самом начале отношений с Костей. Потом как-то всё превратилось в рутину. И вообще дошло до «избитого» водевиля.
Классика.
Застукала его на «горяченьком» с одной длинноногой «рыжулей» в нашей общей съемной квартире.
Ну и избавила мужика от необходимости собирать шмотьё.
Красиво летели разноцветные рубашки и ворохи носков из окна студии на восьмом этаже.
Прям, глаз радовался.
С того дня прошло чуть больше четырёх месяцев, а я всё никак не могу забыть его предательства. Ведь мы были счастливы вместе. По крайней мере, в начале. Мне было хорошо с ним, несмотря на странные привычки и разные предпочтения в еде и условиях быта.
Когда, чуть позже, я потеряла работу, пришлось вернуться к маме под тёплое крылышко, и я очень благодарна ей за то, что она и словом не обмолвилась о том, какая я наивная идиотка. Поддержала и пригрела. Мой любимый светлый человечек.
После тяжелого расставания, я пообещала себе, что никто больше не посмеет нарушить моё душевное равновесие. Это не значит, что теперь я заделаюсь монашкой, и не буду подпускать к себе мужчин. Просто не будет больше этой игры в одни ворота. Больше нет той Веры, которая всё делала для удобства и комфорта любимого мужчины, который на самом деле ни во что меня не ставил. Я так больше не хочу.
Поэтому, Выхин, с его похотливыми взглядами и пошлыми плоскими подкатами, вызывает только желание - ударить его чем-нибудь тяжелым. Хочет перепихнуться по-быстрому и без последствий – так это не ко мне. Думаю, немало желающих, с его-то внешностью и харизмой, раздвинуть перед ним ноги. Мне же нужен мужчина, который будет уважать и ценить. В первую очередь за то, какая я есть.
А не вот это вот всё…
Роман
***
Всю неделю держал себя в руках, как примерный, мать его, руководитель.
Хотя это было невыносимо сложно.
Работать с козочкой в тандеме и не касаться её – пытка даже для такого собранного, умеющего сдерживать себя, человека, как я.
Вокруг меня всегда было множество красивых женщин, в количестве которых можно было потеряться. Я часто флиртую с клиентками или коллегами по работе, и весь офис почему-то за это заклеймил меня неисправимым бабником.
Хотя, на самом деле, на работе я интрижек не завожу.
Неохота потом разгребать море соплей и выслушивать дотошные внушения о том, какой козёл… обидел бедную девочку…
Плавали, знаем.
Имел печальный опыт на предыдущем месте работы.
Поэтому, по сути, все мои заигрывания и подкаты к коллегам безобидны.
Ко всем.
Кроме Верочки.
Её-то я реально хочу.
Уже сил нет терпеть.
И прошедшая неделя это только доказала.
У меня руки чесались сграбастать её в свои объятия и больше из кабинета не выпускать, пока, обессиленная от множества оргазмов, не попросит пощады.
Бляяяя…
Но я, как последний лох, сидел и сдерживался.
На кой ляд, не понятно.
Сначала решил: раз уж нам с козочкой работать, по моей идиотской инициативе, то надо создать для этого нормальную трудовую атмосферу. И увидев, как Верочка расслабилась без моих сексуальных поползновений, почувствовал, почему-то странное удовлетворение. От нашего совместного времяпровождения, пусть даже по рабочим вопросам.
Она была такая милая. Когда спорила, вытаращив огромные глазищи. Когда зевала, облокотившись устало на мой стол. И когда улыбалась моим абсолютно не смешным тупым шуткам.
И меня вдруг, как будто разделило на две абсолютно равные непересекающиеся половины: одна хотела немедленно, сию же секунду трахнуть Веру во всех мыслимых и немыслимых позах, другая - обнять, закрыть, защитить эту невероятную девушку от всех похотливых вонючих козлов, таких, как я.
Дилемма…
В общем, к вечеру пятницы мой мозг уже взрывался, а в штанах пылало отнюдь не праведным огнём, несмотря на то, что я несколько раз за эту неделю позорно, долго и методично сбрасывал напряжение в прохладном душе, представляя при этом - сами знаете кого.
Убив себя окончательно мыслью о том, что впереди целые выходные, и с козочкой увидимся теперь только в понедельник, я нехотя согласился с предложением Вершинина – нашего главного юриста и, по совместительству, моего лучшего друга - сбросить пар в любимом баре. Терпеть не могу весь этот металл, байкеров с брутальными нечёсанными бородами, но пиво там зачётное, и бильярд погонять можно. К тому же, хозяин – наш старый институтский товарищ.
Поэтому, завершив все дела в офисе, попрощавшись мысленно с аппетитной недоступной попкой козочки, еду домой в поганом настроении, чтобы переодеться и встретиться с другом у бара.
Вера
***
Пятничный вечер греет вечерним мягким солнышком и приятной негой от осознания того, что впереди выходные, никуда не нужно спешить, а можно просто валяться на диване в любимой пижаме и тапках с ушами, уплетая мороженое в необъятных количествах.
Мама решила в этот уик-энд оставить меня одну и укатила к двоюродной тётке по папиной линии. Есть огромное подозрение, что поездка, организованная, конечно же, Борисом Аристарховичем, - следующая ступень их стремительно развивающихся отношений, и мне нужно привыкать оставаться одной не только вечерами, но и на несколько дней, неделю и так далее в геометрической прогрессии. Хотя мама стойко уверяет, что всё под контролем, и они с дядей просто общаются, как старые друзья.
Смешно, ей-богу.
Чего уж прятаться, мне ж не восемь лет.
Тем более, я с тех самых восьми лет не понимаю, как можно тратить время на других, когда можно быть счастливыми вместе.
Глупые, глупые взрослые. Считала я тогда.
И сейчас считаю.
Они, конечно, пусть сами разбираются, друзья друг другу или, наконец, уже любимые люди, но смотреть на всю эту конспирацию со стороны просто забавно.
Хотя, спасибо любимому дяде за предоставленную свободу – мамуля бы моё грозящее простудой обжорство явно не одобрила.
А так – сама себе хозяйка, чего хочу, то и ворочу.
В общем, этим вечером бессовестно расслабляюсь, ем мороженое, валяюсь в ванной целый час и ложусь спать около одиннадцати, полностью удовлетворённая и расслабленная.
Пронзительный звонок.
Из глубины сознания.
Буквально выдергивает из сладкого тягучего сна, отдаваясь болью в висках.
Звук нарастает, явно не собирается затыкаться.
Не сразу понимаю, сколько времени, и то, что издает эту трель звонок у двери нашей квартиры.
Какого чёрта?
Гляжу в экран телефона – половина первого ночи.
Я явно гостей в такое время не жду, но тот, кто находится сейчас за дверью, видимо, так не считает. Продолжает настойчиво терзать звонок, раздражая этим мою психику и поднимая внутри меня волну негодования.
Я настолько злая сейчас и не выспавшаяся, что даже не удосуживаюсь спросить: «Кто?», перед тем, как распахнуть дверь, намереваясь высказать всё недовольство позднему визитёру прямо в лицо.
Но стоит мне только это сделать, как сонливость внезапно испаряется, и слова возмущения застревают в горле.
На моём звонке – помятый, всклокоченный, недовольный, и, что самое главное, - мертвецки пьяный – висит мой непосредственный начальник.