Всё равно будешь моей

Глава 32

Мирослава

Странная у меня жизнь. Я либо в раю, либо в аду. Посередине не бываю. Вот только вчера была в раю с любимым мужчиной, как уже сегодня возврат в ад к нелюбимому.

Утро воскресенья возвращает в реальность. Мама будит ни свет ни заря. Около семи утра. Я вымотанная ласками Горского вчера, еле до кровати доползла, и даже прокручивать все, что произошло, не было сил. Упала мертвым сном, в надежде выспаться и провести день спокойно. Но этому не суждено было случиться.

— Мира, дочка, Рустам приехал. Забирает тебя на репетицию церемонии. Просыпайся, — слова мамы вместо ведра холодной воды. Обжигают горячую кожу и оставляют ожоги.

Как я могу с постели любимого поехать на репетицию свадьбы с человеком, которого не люблю?! Как смотреть ему в глаза и отвечать на поцелуи? Как выжить в этом аду и не сгореть дотла?!

— Не смогу, не выгребу, — думаю я, пока стою перед зеркалом в ванной. На теле есть следы его поцелуев и укусов. Мелкие, не значительные в размерах, но такие важные для меня. Каждый след, ведёт к воспоминаниям, к маленьким осколкам из которых я слепила своё счастье. Личное! Моё!

С каждый днём понимаю, я не выживу без Матвея. Навеки застряну в этом болоте.

— Мира, Рустам уже нервничает. Вы опаздываете, — стучит мама в дверь ванной. Я наспех натягиваю на себя одежду, максимально скрываю все следы. Потом лишь покидаю ванную.

Когда выхожу, вижу недовольное лицо Рустама. Из-за чего зол, что долго или, что снова не так одета, как ему хотелось бы? М-да, как ни странно для Рустама я всегда так одевалась, даже сейчас. А вот для Матвея по-другому. Более красиво и открыто. Вот вам и две разные Мирославы, в одном теле.

— Привет, — говорю, в глаза не смотрю, не сил, после того, что вчера сделала. Нужно хоть немножко времени мне. Немножко сил. Немножко воздуха.

— Привет, — подходит он близко и целует в щёчку. — Поехали?

— Поехали.

Машину Рустам оставил сегодня не возле дома, и нам пришлось идти к ней, минуты три. Но эти три минуты, пока он прижимал к себе и обнимал меня, были вечностью.

— Мира, ещё две недели и мы будем муж и жена. Ты веришь в это?

Ой, как хочется сказать, что не верю в это. А наоборот, верю в чудо, которое спасёт меня от тебя.

— Не верится. Вот вроде только мы начали общаться с тобой, а тут уже и свадьба, — говорю полуправду, голос уставший, но спокойный.

Кто бы мог подумать, что я вот такая. Изменила жениху перед свадьбой, и веду себя очень спокойной. Подумаешь, обыденные вещи в моей жизни. Кошмар. Что они со мной сделали, точнее, к чему довели?!

Мы приезжаем в ресторан, где будет проходить церемония бракосочетания, а потом и празднование свадьбы. С нами приехала мама Рустама, племянница, его крестная, моя мама и ещё несколько человек его семьи. Они бурно обсуждают детали свадьбы, а я глупо киваю головой. На всё согласна, кроме как выйти за него замуж.

— Мирослава ты уже определилась с букетом для невесты? — спрашивает Алина, а меня словно холодной водой облили. Перевожу перепуганный взгляд на неё, и просто смотрю, слова не могу произнести.

— Спасите меня! — кричит душа с надрывом. — Заберите отсюда. Матвей! — эхом в голове.

"Малыш давай сбежим, — в голове звучит его голос, — это единственный вариант!"

— Мира, ты побледнела, — в это время продолжает будущая свекровь, — Рустам, выведи её на свежий воздух, ей явно нехорошо.

Мне не то, что не хорошо, мне ужасно плохо. Боль, обида, ужас, терзания, разочарование, ненависть, любовь. Всё в одном коктейле. И мне дали его выпить. Вкус до сих пор стоит во рту. Приторный, горький, с привкусом крови, и нотками надежды. Всё вместе.

— Мирусь, ты чего бледная такая? — Рустам прижимает меня к себе, и убирает волосы с лица. — Тебе плохо?

Отрицательно машу головой. Мне не плохо, мне пиздец как хуево. Хочется орать и биться головой об стенку, чтоб весь мир исчез, и остались только мы с Горским.

— Малыш? — зовёт Рустам.

За что я так с тобой поступаю?! За что?! Разве я не плохой человек после этого? Ужасный.

Поднимаю глаза, и смотрю в его темные. Уголки его губ растягиваются в улыбке, он наклоняется и целует меня.

Десять, девять… Губы его мягкие, но требовательные. А ещё я вспоминаю губы Матвея. Жёсткие, но такие красивые. А в момент ласк, самые мягкие. Пробую ответить на поцелуй Рустама, представляя, что целуюсь с Горским.

Балканов на секунду замирает, отрывается от меня и смотрит в глаза. Не знаю, что он видит там, но наклоняется сразу же к губам, и целует их ещё яростнее.

Восемь, семь… Губы соединятся, вдохи и выдохи, тяжёлые руки Рустама на спине, сильнее прижимает.

Шесть, пять… Я в облаках летаю. Мыслями с Матвеем в его квартире. В нашем с ним раю. Он целует меня, кусает за губы, оттягивает их, а потом зализывает.

Четыре, три… Ощущение тяжести. Туман в голове. Пытаюсь развеять его. Прогнать. А когда выходит…

Два, один… Вижу перед собой Рустама. Иллюзия исчезает с дуновением ветра, реальность возвращается, всё той же тяжёлой ношей. Груз такой огромный, что я физически его чувствую. Спина немного прогибается и плечи опускаются.

— Кисуль, ты чего? — он берёт мой подбородок и поднимает вверх. Глаза в глаза. Влага в моих собирается и я готова выть от боли. Мира, соберись, это ещё не конец.

От чего же в душе такая буря? Почему мне кажется, что конец? Почему чувствую это?!

"БЕЗ ТЕБЯ МОЁ СЕРДЦЕ ВДРЕБЕЗГИ!"

И моё без тебя. Скулю. Выть хочется, пока смотрю в черные омуты. Как жаль, что я не верю больше во фразу "Стерпится, слюбится". Как жаль.

После возвращения ко всем, мы слушаем организатора свадьбы. Женщина лет сорока пяти, я бы ей дала максимум тридцать пять, со всем энтузиазмом рассказывает план свадьбы. Последовательность мероприятия. Посадка гостей. Выбор песни для первого танца…

Я в пространстве. Где-то между небом и землёй. Не летаю уже, но ещё и не разбиваюсь.

Мирослава

После двух или трёх часового провождения с семьёй жениха, я выматываюсь настолько, что силы покидают тело, ежесекундно. В машине засыпаю, а просыпаюсь а ж на следующее утро.

На мне та же одежда, что и вчера. Но сверху меня украли одеялом. Раздеваюсь и иду в душ. Долго стою под теплой водой. Голова болит, как будто я после перепоя. Которого, у меня никогда и не было. После часового самокопания, иду на кухню, где меня встречает мама. Она чем-то очень расстроена, но мне ничего не рассказывает. А ещё, мне кажется, что она плакала. Это не точно, возможно моя буйная фантазия играет со мною.

Мы завтракаем с мамой, и я плетусь снова в комнату. На учебу не пойду сегодня. Вымотана слишком. Обессилена. Телефон и тот, и тот, выключены. Мой основной телефон разрядился ещё на репетиции, а подарок Матвея я выключила, когда уезжала.

Как вернуться в себя прежнюю? Слепую дурочку не знающую ласку и любовь. Это ведь невозможно.

Включаю телефон, и сразу же входящий вызов. Беру трубку, прочищаю горло.

— Алло, — хриплым голосом.

— Мира, — перепуганный голос Матвея, — Я с ума чуть не сошел. Сутки почти не в сети и без связи.

— Прости, тяжёлый день, — выдыхаю. — Меня не будет сегодня в универе.

— К чёрту универ, я возле твоего дома. Уже идти к тебе собирался.

От его тяжёлого, надрывного голоса, а главное от слов, подскакиваю с дивана. Принимаю сидячую позу, телефон к уху сильнее прижимаю, как будто до этого плохо слышала.

— Выйди ко мне, а иначе подохну тут. Малыш, с ума чуть не сошел, — снова шепчет.

Я, наверное, его понимаю, потому что после сумасшедших ласк, я пропадаю больше чем на сутки. Испугался за меня, наверное.

— Сейчас спущусь.

И вот тут моё сердце набирает ход, грохочет так сильно, что в соседней комнате, наверное, слышно. Плевать. Он ждёт меня внизу, я мчусь к нему со всех ног. Снова мозг выключается, сердце работает на инстинктах. Хладнокровие, которое казалось, за эти сутки в себе вынашивала, разбивается об его слова. "А иначе подохну тут". Верю ему. Сама подыхаю.

Сердце стучит в груди ещё сильнее, эхом разносится в висках.

Бах. Бах. Бах.

— Любимый, — первые мысли, когда вижу его. Матвей опирается об свою машину. С виду и не скажешь, что она неделю назад попала в аварию. Как новая. Горский расставляет руки шире и стоит на месте. Замираю. Запоминаю его, таким, как сейчас, чтоб всегда хранить в сердце. Его улыбка на грани с болью. Может ли быть ему больно сейчас?!

Срываюсь и бегу, прижимаюсь, а он обнимает, сильнее вдавливает в себя. Вдыхаю любимый аромат и расслабляюсь. С ним можно забыть обо всё на свете. Лишь этого и хочу, мечтаю.

— Любимая, — шепчет.

— Поцелуй, — отвечаю.

Забываю об осторожности. Забываю, где нахожусь. Рядом с ним, готова умирать раз за разом, только лишь бы рядом был и не бросил. Я всё смогу, всё вывезу. Справлюсь.

И он целует. Наши языки соприкасаются и искрами передают разряд всему телу. А потом переплетаются и сражаются одновременно. Грубый, сильный, подавляющий поцелуй. Но такой волнительный и долгожданный.

Я мечтала о нём весь год… Вот о чём в действительности я мечтала.

Через полчаса мы уже едем по неизвестной мне трассе. Одна рука Горского на руле, вторая на моём колене. Просто держит его, как будто боится, что я сбегу. Куда ж уже сбегать? Ему ведь принадлежу телом, сердцем, душой, и адом, который распалили в душе.

Матвей привозит меня на заброшенный пляж. Мы валяемся на солнце, растянувшись на покрывале, попиваем сок и кушаем чипсы. Это всё что Матвей смог найти в своей машине. Да и не нужно большего, только он и я. Всё остальное меркнет на этом фоне.

После мы идём к воде. Купальника у меня нет, да и плаваю я плохо, поэтому отбрасываю любые мысли о погружении в воду. Но разве Горского этим остановить? Он стаскивает с себя футболку, и в который раз замираю, рассматривая его кубики. А ещё тату. М² которые в середине его знака зодиака, нещадно прожигает мне глаза. Это больше чем тату, как и моё. Так почему я до сих пор не соглашаюсь на его предложение сбежать?! Всю дорогу Матвей только об этом и говорил. Уговаривал и просил. Раз даже напором пытался достучаться до меня. Но я всё так, же даю отпор.

"Как я буду смотреть родителям после этого в глаза! Они не простят меня!"

Это единственная причина, которая держит меня. Будь я одна, уже давно бы вручила свою жизнь в руки Горскому. Так как ему, я никому в жизни не доверяла. Слепая вера в его любовь и преданность.

Потом он снимает шорты, и спешно бежит в мою сторону. Я делаю несколько шагов назад, что в воде довольно-таки сложно сделать, и, в конечном счете, всё-таки падаю спиной в воду. Моя одежда тотчас намокает. За секунду вскакиваю на ноги. В спешке, когда бежала к Матвею, даже не переодевалась. На мне футболка и домашние шорты. С белья, только трусы. Футболка сразу же прилипает и обтягивает грудь. Вода немного прохладная. От этого и мурашки по коже, и соски дыбом. Точно от воды, а не от голодного взгляда моего Горского. Тот останавливается, замирает и пожирает глазами. Ещё шаг и возле меня. Прижимает к себе сильно, и ласково целует в шею. А потом он стягивает мою футболку, и бросает в сторону берега, за ней идут шорты. Ну, вот и я остаюсь в одних трусиках.

Матвей подхватывает меня и садит на свои бёдра, входит глубже в воду. Наши рты соединяются в долгом поцелуе, и кажется, уже ничто не сможет их разъединить.

Матвей целует меня. Начиная от шеи и опускаясь к груди. Соски больше всего терзает, кусая и втягивая их в свой рот. Пальцы его нежно водят по трусикам. Он, то садит меня на себя, то ставит на ноги, чтобы дать больше доступа себе к моему телу. Я стону, и немного даже хныкаю, так сильно желаю его сейчас. Все потому что теперь знаю, что может быть дальше между нами. И я очень хочу этого ещё.

Снова Матвей закидывает меня себе на бедра. Теперь его пальцы ласкают моё лоно, отодвинув трусики в сторону. Волны слегка бьют нас, но не мешают. Матвей, камнем стал ногами в песок. Я чувствую его возбуждение. Член сквозь плавки трётся об мою попку. Возбуждённый и такой горячий. А потом Матвей спускает свои трусы, снова целует губы и входит в меня, как-то слишком резко. Одним толчком. Это движение вырывает с моей груди протяжный стон. Мне так хорошо, и я не чувствую ни капли боли. Только томление внизу живота и дикое пламя в области, где он толкается в меня своим членом.

Движения быстрые, резкие и жадные. Он впервые так сильно и так усердно вбивается. Я отмечаю для себя каждую эмоцию на его лице, боясь что-то с этого забыть.

— Боже… Матвей, — стону ему в губы, когда сил бороться с проходящими по организму волнами, невозможно. — Прошу, не останавливайся, — снова скулю. Мне кажется, если он остановится, я просто умру от вулкана, который рвется наружу. Только он может безопасно его освободить.

Но мой Горский и не пытается остановиться, наоборот вбивается в меня яростнее, сильнее, беспощаднее. Пока мой крик и его стон, не разрывают тишину пляжа. Я млею в его руках. Растекаюсь, как и вода вокруг нас.

На берег, Матвей несёт меня на руках, кладёт на наш плед, укутывает, и ложится рядом, обнимая. Около часа мы проводим ещё на пляже. Просто наслаждаемся солнцем, морем, ветром и друг другом. Целуемся, целуемся и ещё целуемся.

Мирослава

Всю следующую неделю, мы проводим на этом пляже. Это наше укромное место от всего мира. Прячемся и наслаждаемся друг другом. Купаемся, дурачимся, целуемся и занимаемся любовью. И всё это происходит легко и непринужденно, как нечто само самой разумеющееся.

Но времени так мало для нас. В те дни, когда Рустам забирает с универа, и вовсе времени в обрез. Почти два часа уходит только на дорогу. Но нам плевать. Всё равно сбегаем и нежимся на солнце.

В один из дней, мы не едем на пляж. Вместо этого едем кататься на байке Макса. Такой адреналин я испытала, разве что когда прыгала с парашюта. Это так круто, прижиматься к любимому, вдыхать его аромат, и кайфовать от ветра, который гладит твоё тело. Особенно, те участки, которые не защищены одеждой.

Матвей катает меня и возит в неизвестные мне до этого места. Такое чувство, что до знакомства с ним, я не жила, а лишь существовала. Не видела, ни города, ни красот здешних, ни целого мира. Жила в панцире, и видела только его.

Матвей съезжает с основной дороги, и мы едем в неизвестном мне направлении. Дорога неровная, и мотоцикл изрядно носит. А ещё минут через пятнадцать, нам открывается потрясающий вид. Мотоцикл останавливает, и мы с него слазим. Снимаю шлем и замираю. Мне кажется, мы на краю мира стоим. Под ногами огромный обрыв из скал, а внизу вода, которая бьётся об эти скалы — разбиваясь.

В груди начинает болеть и щемить. Хватаюсь за сердце. Почему чувство, что этой водой являюсь я? Почему чувствую что разбираюсь на осколки и рассыпаюсь. Пока Матвей осматривает байк, я непроизвольно держу руку в области сердца. Болит очень сильно. Плохое предчувствие у меня. Ужасное.

Но когда Матвей подходит сзади и прижимает к себе, всё плохие мысли разлетаются. Они разбиваются об ту скалу, что внизу обрыва. Я снова улыбаюсь.

— Красиво, — выдыхаю вместе со стоном, когда рука Матвея ложится на мою грудь.

— Но явно не краше тебя, одуван, — шепчет в ухо он.

Пятой точкой чувствую его возбуждение. Горский же и не скрывает этого, сильнее прижимается и трётся.

Каждый день, на протяжении этой недели, мы занимались любовью. И ему всегда мало. Бывало, если успевали, то делали это два, а то и три раза. Тело горело от таких щедрых ласк, но никогда я не думала о том, что хватит. Сама раз за разом ловила себя на мысли, что мне мало его. Всегда мало.

Вот и сейчас, даже не пытаюсь сопротивляться. Зачем? Знаю же, что будут в финале. И безумно этого хочу.

— Ты такая сладкая, — снова говорит Матвей, когда его губы целуют моё плечо. А руки стаскивают влажные трусики. Резкий разворот и он берёт мои губы в плен. Целует терзая, и в то же время лаская. Мы всегда на тонкой грани, между болью и наслаждением. Кусаем друг друга и сразу же зализываем.

Матвей берёт меня на руки, несёт к мотоциклу, расставляет ноги и садит спиной к рулю. Сам на него садится, и долго не думая, запрокидывает мой сарафан входит на всю длину. Голова моя падает на руль, спина, на бак. Не совсем удобное положение, но думать об этом нет времени. Потому что Матвей так неистово входит и выходит с моего тела. Руками ныряет под сарафан и трогает, ноющую грудь. Положение неудобное, и уже через пару минут, Матвей снова ставит меня на ноги, разворачивает к себе спиной. Руками упираюсь в железного зверя, на котором только что лежала. Платье вверх, ноги шире, руки Матвея по обе стороны моих бёдер и резкий выпад.

— Твою мать, — хочется орать мне от наслаждения. Он никогда ещё не был во мне так глубоко. Вот только куда же глубже-то, казалось. Оказывается и такое возможно.

Из-за открытой местности, наши стоны, ахи, шлепки голых тел, разносятся эхом на этой скале. То как Горский вбивается в меня, доводит меня до крайности. И мне кажется, что я вот-вот слечу с этого обрыва птицей. Расставляю крылья, взмахну и полечу.

— Матвей… Ааа… Да… Да… Матвей…

Кончаю с его именем на устах. Кончаю в последний раз. И даже не представляю, что в следующий раз, когда расставлю крылья на обрыве, полечу камнем вниз, горько и больно разбиваясь об холодные скалы правды.