Предысторию можно почитать в бесплатной книге
«То время с тобой».
РОУЗ
Самолёт коснулся посадочной полосы всего пару минут назад, а пассажиры по обыкновению уже начинают расстёгивать ремни и вставать со своих мест, тем самым нарушая технику безопасности.
В общем, наблюдаю привычную картину: люди, активно толкая друг друга локтями, торопятся поскорее спустить свою ручную кладь с багажной полки, и фраза «просим оставаться Вас на своих местах до полной остановки двигателей» никакого эффекта не оказывает. А это, мягко говоря, раздражает.
Итак, заполнившие проход пассажиры (или как мне привычнее – паксы), прижимая драгоценные сумки к груди, бросают красноречивые взгляды на часы и недовольно посматривают в мою сторону.
– Эй, почему так долго? – ворчит тощая брюнетка, весь полёт просидевшая с увлажняющей тканевой маской на лице.
Милые женщины, никогда так не делайте! Не используйте патчи и подобные бьюти средства в самолёте! Воздух на борту непривычно сухой, да и влажность почти нулевая. Так что… вместо того, чтобы напитать вашу кожу полезными веществами, это самое бьюти средство безжалостно выжмет из неё последние соки. Лучше уж все процедуры восстановления оставить на потом.
– Почему нас до сих пор не выпускают?! – крякая со своего места, поддерживает волну возмущения её утиноподобная подруга.
Именно она снимала для инстаграма наш предполётный инструктаж. Я как раз показывала, где расположены эвакуационные выходы, когда она принялась озвучивать происходящее на свой лад. Это было что-то типа: «В случае авиакатастрофы вы умрёте здесь, здесь и здесь».
Как по мне, не самый удачный способ продемонстрировать своё отвратительное чувство юмора.
Тяжело вздыхаю. Снова устроили столпотворение. Просьбу присесть на свои места – игнорируют. Вообще реакции ноль. Люди искренне не понимают, почему мы вынуждаем их ждать. Им невдомёк, что после приземления лайнера, сотрудникам авиакомпании и аэропорта необходимо выполнить целый ряд работ и только потом производить высадку пассажиров.
Как только железная птица прибывает на стоянку, техперсонал осматривает воздушное судно. Шасси блокируют специальными колодками, а под крылья самолёта устанавливают сигнальные конусы. Подоспевшие представители службы безопасности, которые встречают в аэропорту каждый самолёт, после заполнения бумаг дают добро на подачу трапа: самоходного или телескопического.
– Почему нас так трясло? Водила пьяный, что ли? – гаркает тучный мужчина, протирая платком вспотевшую лысину.
Хочется театрально закатить глаза, но я себя сдерживаю. За два года работы стюардессой (или бортпроводником, как вам больше нравится) у меня выработался стойкий иммунитет к нелепым шуткам подобного рода, а потому вместо этого я терпеливо объясняю:
– В нашем случае турбулентность была вызвана попаданием самолёта в грозовые облака. Пар превращается в капли и создаёт энергию, которая нагревает воздух. Нисходящие и восходящие потоки нагретого воздуха начинают раскачивать воздушное судно.
Мне кажется, он ничего не понял. Но, по крайней мере, замолчал, что уже весьма неплохо. Итак шум-гам стоит нереальный.
– Девушка, скоро уже откроют двери? – нарочито спокойно спрашивает парень, бросая кожаную сумку на пустующее сиденье. – Я сейчас прямо здесь закурю!
Милая улыбка в эту же секунду сползает с моего лица, уступая место суровому взгляду.
– Вы даже не представляете, какому риску подвергаете наш борт. К вашему сведению, самолёт полностью сгорает всего за полторы минуты, – информирую его я. Причём достаточно громко. Так, чтобы остальные паксы тоже меня услышали.
– Да ну конечно, – фыркает он, отмахиваясь. – Что за чушь…
– Пластик, из которого сделана обшивка салона, горит невероятно быстро. По истечению девяноста секунд топливо в баках взрывается, а самолёт превращается в груду металлолома, – сухо отзываюсь я. – Мне продолжать?
Да, нельзя говорить об этом вот так открыто, но, извините, иногда человеческая тупость просто невероятна! Зашкаливает!
– Уважаемые пассажиры, приглашаем вас пройти к выходу в переднюю и хвостовую часть самолёта, – наконец сообщает коллега.
Отлично…
Подхожу к ней, и мои губы на автомате снова растягиваются в улыбке. Без преувеличения искренней, кстати. Потому что несмотря на все нюансы, я успела полюбить профессию стюардессы всей душой. Что было весьма неожиданно, учитывая тот факт, что в прошлом я – профессиональная гимнастка. Такой вот неожиданный разворот произошёл в жизни. Но не будем о грустном…
– Всего доброго!
– Будем рады видеть вас снова!
– Благодарим вас за то, что вы воспользовались услугами нашей авиакомпании, – по очереди выдаём заученные фразы.
Не скрою, приятно услышать в ответ элементарное «спасибо» или хотя бы нейтральное «до свидания», но чаще тебя просто игнорируют, а иной раз и вовсе одаривают таким ядовитым взглядом, что не по себе становится. Благо со временем я научилась просто не замечать эти мелочи.
Когда крайний пассажир покидает салон, я приступаю к своим обязанностям. Проверяю зону ответственности на предмет забытых вещей и наличия спасательных жилетов. Затем контролирую работу клининговой компании и принимаю участие в послеполётном брифинге, на котором членам экипажа по традиции раздают люлей.
*********
Но вот спустя час мои каблучки уже звонко стучат по плитке первого этажа аэропорта Блу Бэй, а пальцы, облачённые в стильные белоснежные перчатки, крепко сжимают ручку чемодана.
Мужчины, проходящие мимо, бросают на нас восхищённые взгляды. Что ни говори, а форма притягивает их как магнит. Скажу откровенно, со мной не раз пытались познакомиться исключительно по той причине, что я – стюардесса. Наверное, и правда есть у мужчин некая фантазия на этот счёт. Но не у всех… Кое-кто к моему новому увлечению отнёсся весьма прохладно.
ТРИ ГОДА НАЗАД
ШТАТ ФЛОРИДА ДЖЕКСОНВИЛЛЬ
Девушки в купальниках, выстроившиеся в ряд подобно солдатскому батальону, смиренно слушают своего тренера. К слову, злого как чёрт…
– До чемпионата считанные дни, а всё, что я вижу – пустые глаза, полное отсутствие самоотдачи и неслыханную расхлябанность! – эхом гремит его голос на весь спортивный зал. – Если вы не готовы пахать, значит вам здесь не место!
Кейт, которая стоит справа от меня, закатывает глаза. Естественно пока он этого не видит…
– В Вашингтон поедут лишь те, кто готов грызть землю на пути к победе! Остальные могут прямо сейчас собирать свои пожитки и отправляться под юбку к мамочке. Там пожалуйста и сопли пускать можно, и сладостями вдоволь нажираться! Митчел, забронировать тебе рейс до Индианаполиса? – елейным тоном обращается он к Вики.
– Нет, сэр, – девчонка краснеет до кончиков ушей, виновато потупив взгляд.
– А чего нет-то? Я вот думаю, может, сменишь вид спорта? Ядро, например, метать пойдёшь или подашься в борцы сумо?
Вики молчит. Ей, как и каждому из нас нужно перетерпеть очередную порцию желчи. Неизменная традиция Бернса так сказать…
– Ты себя в зеркало давно видела? Лошадиный зад отъела, щёки как у хомяка, смотреть противно!
– Неправда… – возмущается она тихо.
– Да ну что ты! – всплёскивает руками.
– Я съела всего одну, – оправдывается она еле слышно.
– Это потому что вторую и третью ко рту поднести не успела! – орёт истошно тренер. – Диета, Митчел! В твоём случае строжайшая! Какие конфеты, какие блины! Тебя ж разносит моментально как Винни Пуха! Ну не повезло с генетикой, давно пора принять как факт!
Вики тяжело вздыхает, пытаясь ещё сильнее втянуть и без того впалый живот.
– Не буду больше нарушать диету, сэр, – клятвенно обещает она, желая как можно скорее закрыть эту щепетильную тему.
Дело в том, что накануне Бернс застукал её за очередным гастрономическим преступлением. Уютно расположившись на своей кровати, Вики с упоением предалась шоколадному греху, совершенно не предполагая, что срочно понадобится тренеру для уточнения вопроса по оформлению документов.
– Как называются конфеты, термит ты эдакий?!
Вики понуро опускает голову и не спешит отвечать.
– Я не слышу, что ты там мямлишь!
– «Сладкая коровка», – бубнит она нехотя.
Тренер пытает её насмешливым взглядом.
– Так это не просто название, а целое предупреждение, не находишь?
По залу прокатывается волна смешков.
– Сорок девять, Митчел! Граммом больше, и я вышвырну тебя отсюда. Ты меня услышала? –нависая над ней грозовой тучей, спрашивает Бернс.
– Да, сэр, – отвечает та, вскидывая подбородок.
Но я-то чувствую: она на грани. Ещё немного и точно разрыдается.
– Остаёшься сегодня после семи.
– На тренировку? – осторожно уточняет она.
– НЕТ МАТЬ ТВОЮ ДЕРИ! СТОЛ ТЕБЕ ТУТ НАКРОЮ ШВЕДСКИЙ!
Лу, не удержавшись, хихикает.
– Веселишься, Маккензи? – мужчина стреляет в неё гневным взглядом. – Вот скажи мне, тебе известно, что такое дисциплина?
– Хорошо известно, сэр! – незамедлительно сообщает она.
– В таком случае, потрудись объяснить мне, почему ты шляешься по общежитию после отбоя? – кричит так, что в ушах начинает звенеть.
– Я…
– Когда тот баскетболист, с которым ты лобызаешься, обрюхатит тебя, сделай одолжение – не скули мне потом здесь про разбитые мечты и надежды! – выдаёт он ядовито.
Боже… Мне казалось, что я привыкла к его отвратительной манере общения, но увы… выражения, подобные этому, до сих пор режут слух и вызывают ярое возмущение.
– Это просто свидание, – пищит Лу приглушённо.
– ПРОСТО СВИДАНИЕ! – брезгливо выплёвывает он, один-в-один копируя её стиль речи. – Тьфу ты! Дуры безмозглые! Разложить вас в интересной позе – вот и всё, чего жаждут эти жертвы сперматоксикоза!
Щёки начинают гореть от смущения. Вот почему говорит он, а стыдно мне? Честное слово, этот человек порой переходит все границы допустимого!
– Сегодня у тебя тоже свидание.
– Никак нет, сэр!
– Это не вопрос, идиотка! До полуночи у тебя свидание со скакалкой!
Лу шумно выдыхает, прекрасно понимая, что её ждёт.
– Режим, дисциплина и непрерывная работа над собой! Это и есть те три кита, на которых строится успех в художественной гимнастике, – расхаживая перед нами туда-сюда, напоминает он. – Большинство из вас скоро можно будет списать со счетов. Отработанный материал…
– Кто бы сомневался, – шепчет Лу.
– Ваше нытьё в стенах этого зала недопустимо. Вот ты, например, – устремляет указательный палец в сторону Мэгги, – не далее чем вчера, захлёбывалась и давилась слезами, просила папашу забрать тебя..
– Я просто устала, – признаётся она.
– Устала? – кустистые брови тут же взлетают вверх. – УСТАЛА??? Отчего бы! Ты итак в запасных! Задницу рвать должна вместо того, чтобы распускать нюни!
Мэгги молчит. Рассматривает пол… Вчера она призналась, что хочет уйти. Не может больше, просто нет сил и терпения. Да и возраст уже почти пенсионный по меркам художественной гимнастики...
– Не забывайте, всегда есть тот, кто активно дышит вам в спину. Не готовы к нагрузкам – пошли вон! Незаменимых в этом спорте нет! Патерсон! – резко переключается на мою соседку.
– А? – Кейт испуганно вздрагивает и моментально встаёт по стойке смирно.
– У тебя скоро горб как у верблюда вырастет! – прищёлкивает он языком. – Позорище, а не гимнастка!
Кейт моментально приосанивается. Молчит о том, что уже на протяжении месяца у неё регулярно болит спина. И мне запретила рассказывать об этом кому-либо. Сказала, что обязательно пойдёт к врачу, но после соревнований. И, как ни странно, я понимаю её. Вылететь из обоймы в такой ответственный момент не хочется никому.
Нет, уснуть под этот шум просто невозможно!
Приподнимаюсь на локтях и громко так демонстративно вздыхаю. Однако мой показательный жест остаётся незамеченным, потому что Вики в эту самую секунду начинает хохотать как ненормальная.
Кошмар! Наш гостиничный номер битком набит девчонками. И все они навеселе, нетрудно догадаться почему... А повод? Повод действительно есть. На чемпионате штата мы выступили более, чем достойно, оставив соперников далеко позади.
– Время видели? – недовольно повышаю голос.
– Мы празднуем победу! Не будь занудой, Онииилл, – растягивая гласные, отвечает Лу.
– Действие! – орёт тем временем Мэгги.
Да. Накидавшись как следует, они решили сыграть в вездесущую «Правду или Действие».
– Ну и дура, – комментирует её выбор Кейт, которая, к моему удивлению, тоже принимает участие в игре.
– Тааак, вот что Мэгги, тебе нужно постучать в номер к Бернсу, пожелать ему доброй ночи и… поцеловать.
Девчонки начинают улюлюкать и визжать. Становится понятно: поспать в ближайшее время точно не удастся.
– Это чума, а не задание! – истошно вопит Нора на всю гостиницу.
– Давай давай! – хихикают они.
– Да вы издеваетесь? – тоненьким голосом пищит Мэгги. – Лу, ты спятила такое действие давать?
– Правила есть правила, – деловито заявляет та в ответ.
– Рехнулась?
Начинают активно пререкаться друг с другом.
– Слушай, Мэгги, тебя никто не заставлял выбирать действие, – вмешивается в их разборки Вики. – Так что будь добра…
– Идиотки!
– Иди целуй давай! – хохочет Нора.
– Целуй! Целуй! – начинают скандировать хором.
Мэгги вскакивает с постели и растерянно смотрит на меня. Видимо, ищет поддержки в моём лице. Вот только что я могу сделать? Она ведь реально сама ввязалась в эту дурацкую игру.
– Да ей слабо, вы не поняли ещё, что ли? – насмешливо фыркает Элен. – Сливаться – это же прямой её конёк!
– Неправда, – спорит Мэгги.
– Ну так докажи нам, что это не так, – откровенно провоцирует блондинка.
– Я… я не могу, только не так!, – девчонка заикается от волнения. Руки трясутся, щёки покрываются густым румянцем. – Ну как вы себе это представляете???
– Да как! Пришла, постучала, поцеловала и вуаля! – Вики щёлкает пальцами в воздухе.
– Ага, ты сама-то в это веришь? – Лу скептически хмурит брови.
– Девчонки, я не могу такое сделать. Только не Бернс! Господи, да он же… меня люто ненавидит! Придумайте что-нибудь другое!
– Ну всё понятно с тобой, Мэгги, детский сад! Так я и думала, что не решишься, кишка тонка! Нет, главное, как на игру соглашаться, так пожалуйста мы взрослые и смелые, а как условия выполнять – то идите лесом…
– Ну девочки… – рыдает Мэгги.
По-настоящему рыдает. Слёзы катятся по щекам, плечи подрагивают. Девочки в свою очередь начинают добивать её колкими фразами. Нападают семеро на одного.
– Отвяжитесь от неё. Я это сделаю, – наклоняюсь для того, чтобы надеть кеды.
Смех и голоса стихают. На пару секунд в номере воцаряется гробовая тишина.
– Онил, какого… – Кейт напоминает мне долгопята. У неё в данный момент такие же круглые глаза, в которых застыл немой вопрос.
Мэгги поднимает голову и смотрит на меня так, словно я от верной погибели её спасла.
Хотя в какой-то степени так и есть, что уж там…
Они продолжают дружно пялиться.
– Что? – вскидываю бровь.
Стараюсь казаться спокойной и равнодушной к происходящему. Как будто это не я сейчас сама себя загнала в клетку к тигру.
– Онил, ты головой поехала? Ты зачем за неё впрягаешься? – недоумевает Вики.
– Какая тебе разница? – раздражаюсь я.
Подхожу к зеркалу. Закручиваю волосы в тугой жгут и закрепляю их наверху резинкой. Осматриваю свой внешний вид. Да прямо так и пойду в пижаме. Смысл наряжаться, это ж Бернс!
Ну и дела… Поверить не могу, что сама предложила свою кандидатуру. Что и кому хочу доказать?
– Шок в шоке просто, – качает головой Кейт.
Ну и лица у них! Стоило выдать нечто подобное только ради того, чтобы лицезреть вот это изумление.
– Роуз, спасибо, – Мэгги лезет обниматься. Она так рада, что аж светится.
– Да ну ладно, – смущённо отвечаю я. Даже как-то неловко становится.
– Спасибо.
Не знаю, будь на месте Мэгги кто-то другой, я бы не полезла в это. А тут… есть причины вмешаться.
Во-первых, глядя на Мэгги и её нерешительность, я почему-то вспомнила себя – «Роуз времён старшей школы», если можно так выразиться...
Мэгги не особо воспринимают в коллективе, потому что она входит в так называемый второй состав. Считается, что звёзд с неба его участники не хватают. Так вот и меня в школе Блу Бэй поначалу считали неким изгоем. И да, к сожалению, в определённый период времени я была жертвой женской травли. Хорошо хоть к концу года смогла дать отпор. Лучше поздно, чем никогда…
Во-вторых, эта девчонка однажды очень меня выручила. А такие вещи я не забываю. Надо ведь добром на добро отвечать.
– Верну свой должок, – жму плечом.
– Это всего лишь полупальцы! – шепчет Мэгги. (Полупальцы – специальная обувь для занятий художественной гимнастикой. Примечание автора)
Не всего лишь. Если бы она не отдала мне свои, то я попала бы в очень неловкую ситуацию. Ведь из моего рюкзака обувь каким-то таинственным образом исчезла. Прямо перед выступлением практически.
Здравствуй, «здоровая» конкуренция!
Подозреваю что «товарищи» по клубу таким образом хотели вывести меня на нерв. Выбить из колеи. И у них тогда почти получилось…
– Роуз, ну могу только удачи пожелать, – Вики настойчиво подталкивает меня вперёд, когда мы дружной толпой уже стоим в холле.
– Я хочу снять это на память! – заявляет Лу.
– Только попробуй, – бросаю в её сторону колючий, предупреждающий взгляд.
КАРТЕР
Лос-Анджелес. Один из самых известных городов в США, расположенный на юге Калифорнии. Крупнейший по численности населения в штате и второй – в стране.
Эл Эй – не просто город, это определённый стиль и ритм жизни. Это тысячи людей, приехавших с разных уголков Земли. Тысячи людей, жаждущих воплотить в реальность свою американскую мечту.
Вы спросите, почему именно здесь? Думаю, тому виной фабрика грёз, активно демонстрирующая весьма привлекательную обёртку… Город с картинки, который вы сразу узнаете. И места, которые ассоциируются только с ним: Беверли Хиллз, Голливуд, Аллея Славы, Студия Юнивёрсал, музей восковых фигур мадам Тюссо и многое другое.
Стройные ряды пальм, золотистые пляжи, Тихий океан и солнце круглый год. Бурно кипящая жизнь мегаполиса, шумные вечеринки и развлечения на любой, даже самый претенциозный вкус. Роковые красотки, будто сошедшие с обложек модных журналов, и стильно одетые парни, рассекающие на дорогих, спортивных тачках. Если верить киноиндустрии, жизнь в Эл Эй выглядит именно таким образом. С одной стороны, так и есть. Но с другой… не стоит забывать о том, что даже самая красивая обёртка от конфеты далеко не всегда является гарантом вкусной начинки.
Лично для меня Лос Анджелес – это город контрастов. Вот тебе навстречу едет какая-то знаменитость на Феррари, а вот справа, прямо у дороги, раскинул свою палатку бездомный. Безусловно, алый закат, простирающийся над океаном, эти двое видят одинаково, но вот будни, которые они проводят в этом городе, у них отличаются точно. И притом кардинально.
Я переехал в Лос Анджелес около года тому назад. Как и все, отправился в обитель богатых и знаменитых неспроста. Кривить душой не буду, единственная причина, по которой я здесь – это желание занять своё место под солнцем. Для этого у меня есть абсолютно все шансы. Я молод, уверен в собственных силах и полон амбиций. Мне плевать на трудности и препятствия, возникающие на моём пути. Я преодолеваю их, иду напролом и никогда не оглядываюсь назад. Не имею привычки сожалеть о том, что сделал. Плохой опыт – тоже опыт. Но осознание этого приходит лишь с возрастом.
Да, сейчас у меня не самый сахарный период. Пустые карманы и дерьмовое психоэмоциональное состояние – бессменные спутники прошедшего месяца. Почему? Да потому что всё и сразу ни черта не получается… Это только на экране герои фильма, снятого в Голливуде, легко и непринуждённо добиваются немыслимых высот. На деле всё гораздо сложнее. Недостаточно быть талантливым и настойчивым. Здесь каждый второй может похвастаться тем же.
Взять хотя бы меня самого. Да, после того, как я победил на чемпионате штата по боксу, мною заинтересовались. У меня появился агент, но это, как показала практика, вовсе не является залогом успеха. Пробраться в высшую лигу новичку не так уж просто. Даже при наличии связей агента. О тебе должны услышать, тебя должны заметить. И сколько на это уйдёт времени никто не знает.
Пока я вынужден подстраиваться под новые правила игры. Хочешь сделать карьеру в UFC? Занимайся постоянным самосовершенствованием, осваивая новые техники MMA. Потому что только на рукопашном бою и боксе далеко не уедешь. Этих навыков для бойца UFC недостаточно. Недостаточно для того, чтобы взобраться на самый верх. А я держу путь именно туда...
Мой агент Марвин Дешот находит отличных специалистов. Конечно с моим стариком Джонатаном ни один из этих тренеров не сравнится, но, надо отдать им должное, за этот год я прокачал себя нехило. Можно сказать перешёл на новый уровень. Вырос в профессиональном плане. Это замечает не только Дешот, но и мои соперники, а значит, я иду в верном направлении.
Выхожу из зала и закидываю спортивную сумку на плечо. Лёгкий бриз приятно холодит разгорячённое тело. Мышцы адски ноют, но пьянящее чувство удовлетворённости собой куда сильнее боли. Шесть раз в неделю с остервенением лупить грушу – точно моя тема.
Я живу этим спортом. Я дышу им. Потому что кроме него у меня ничего не осталось…
На телефон приходит сообщение от Хэри. А это значит, что вожделенный сон придётся отодвинуть на потом. Потому что обещанная плата, да ещё и наличными – стимул что надо. Дешот непременно разорётся, если узнает о том, что я снова принимал участие в подпольных боях. В его понимании уважающий себя спортсмен ни за что не станет заниматься чем-то подобным. В моём – это единственный способ быстро и неплохо заработать. Поднять за ночь можно столько, сколько я получаю за две недели работы в грузовой компании Льюис и Ко.
– Привет, Лерой! – Хэри хлопает меня по плечу. – Рад, что ты согласился.
– Иногда нет выбора, – равнодушно жму плечом. – Что там у нас на повестке дня?
Кого только я не встречал на этих мордобоях. И борцов сумо, и поклонников Джеки Чана, и просто вальтанутых на всю больную, отбитую в край голову.
– Сегодня в нашем «меню»: клон Стивена Сигала, какой-то придурок в костюме джокера и энтузиаст из Сан-Диего. Парень по имени Бади Мо.
Где-то я уже слышал это имя.
– Трое подряд? – недовольно переспрашиваю я.
– Так и оплата тройная, Лерой. Бобби вовсю уже принимает ставки. Люди пришли заработать, помоги им, а заодно и себе. Я так понимаю, ты здесь не от хорошей жизни?
– Не твоего ума дела. Готовь бабки, Хэри, – бросаю через плечо, направляясь в раздевалку.
Умеет ведь замотивировать, сукин сын. Деньги сейчас и правда нужны как никогда, но позвонил он конечно не вовремя. Знал бы, отменил вечернюю тренировку, на которой оставил все силы...
Переодеваюсь и жду своего выхода. К счастью, меня зовут уже минут через пять. И снова здравствуйте... Хорошо знакомый ринг, красная подсветка. Запах сырости, пробирающийся в ноздри, орущая толпа пришедших посмотреть жёсткий мордобой и очередной самоуверенный придурок, стоящий напротив.
Насмешливо рассматриваю лысое, татуированное нечто. Грёбаный ходячий атлас. Его бы в школе показывать на уроках географии.
Утро добрым не бывает. Автор этой небезызвестной фразы прав на все сто процентов. Лично для меня ранний подъём всегда был большой проблемой. В школу я вечно приезжал ко второму-третьему уроку, а в колледж мог заявиться даже в обед. (А мог и не заявиться вовсе, что случалось гораздо чаще).
Терпеть не могу просыпаться «с петухами», но старый добрый тренер Джонатан приучил меня к режиму. Хочешь – не хочешь, а есть слово «надо». Именно поэтому в данный момент вместо того, чтобы обнимать подушку, я бегу вдоль побережья, распугивая зазевавшихся птиц, ковыряющихся в песке.
Восемь утра, и чувствую я себя дерьмово. Всё-таки денёк вчера выдался тот ещё. Работа-тренировка-тройной мордобой. Перебор, но слабину давать нельзя. Пока ты будешь релаксировать, придумывая оправдания своей лени, твой соперник уйдёт на шаг вперёд и станет лишь сильнее.
Работа…
За этот год чего только не было. И вот что понял: я не готов делать что угодно для того, чтобы у меня водился кэш. К примеру, в позапрошлом месяце, исполняя обязанности официанта, я пришёл к выводу, что это ни черта не моё.
Меня хватило ровно на три дня. И третий день закончился эпично: супом на голове. На голове клиента, естественно. Выбесил меня один мажор-полудурок, выёживающийся перед своей «резиновой» спутницей. Дважды ныл по поводу того, что крем-суп недостаточно горяч. Намекал на мои низкие интеллектуальные способности. Типа сила есть, ума не надо.
Ну, за что боролся, на то, собственно, и напоролся.
Работать мальчиком на побегушках – удовольствие в принципе сомнительное, а когда в ресторан заявляется какая-нибудь заносчивая, рафинированная тварь, так тем более. В моём случае это всегда будет заканчиваться одинаково. Я быстро выхожу из себя, пуская в ход кулаки. Потому что некоторые персонажи понимают исключительно такой «язык».
Дальше… Повар. И это тоже было. Мексиканская кухня, весёлый коллектив, но… не зашло. Стоять у плиты, обливаясь потом, и с утра до вечера готовить гуакамоле под мексиканское музло – тоже мимо. Да и владелец этого чудного заведения раздражал меня неимоверно. Маленький толстый коротышка по фамилии Диаз, вечно сующий нос на кухню. Долбаный любитель острого тако и огромных соломенных шляп.
Клиенты – вообще отдельная история. Помню, как-то в один из вечеров к нам заявились представители мексиканской мафии La Eme. Это мы узнали уже тогда, когда зал ресторана с шумом и гамом опустел. Все посетители тупо разбежались, потому что началась нехилая разборка. Диаз задолжал денег этим бритоголовым и, насколько я понимаю, его решили припугнуть.
До сих пор перед глазами стоит та картина: двухметровый лысый бугай и Диаз, активно мотыляющий в воздухе короткими ногами. С выпученными глазами. Орущий до хрипоты, красный как болгарский перец… Пришлось вмешаться, ведь реально казалось, что ещё немного – и ресторан «Тукан» останется без своего владельца.
В тот же вечер, стоя посреди полуразрушенного ресторана и брезгливо вытирая о полотенце сбитые в кровь кулаки, я сообщил Диазу, что ухожу. Тот долго и нудно уговаривал остаться и даже предлагал «почётную должность» его телохранителя, но я отказался.
Задолбал этот мексиканский рай.
Примечательно, что представители La Eme активно искали меня после всей этой заварушки. Ребята-повара предупредили. Меня это насторожило. Думал, что в очередной раз нажил врагов (у меня ведь всегда это отлично получалось). А нет. Оказалось, некто по имени Диего Клементо решил предложить мне работу. Я тогда долго смеялся. Вот только в мафии меня не было. Зашибись.
Что ещё… Пару месяцев я работал в гараже Майка Брайара. Тачки, ремонт, автомойка. Большой поток людей. В принципе было неплохо, но меня не устраивал график. Я вообще не успевал на тренировки и обратился к Брайару с просьбой подкорректировать часы работы. Его ответ меня поразил. За своё предложение «договориться» этот латентный гей дивно получил по печени.
Мерзкая тварь! Совсем берега попутали в этом своём грёбаном городе Ангелов…
После автосервиса я чисто случайно попал в компанию грузоперевозок Льюис и Ко. Схема проста: выезжаешь на заказ и таскаешь всё, что придётся: коробки, вещи, технику, музыкальные инструменты, домашних животных и даже бабушек. И эта работа, кстати, в отличии от предыдущих, и по сей день не доставляет особых хлопот, ведь по сути кроме физической силы и выносливости она ничего от тебя не требует. Вот только одна беда: платят мало, потому и приходится периодически сотрудничать с Хэри, принимая участие в подпольных мордобоях.
Возвращаясь к насущному… Утренняя пробежка бодрит, однако тело ломит так, что неимоверно хочется снова завалиться в кровать и забить на всё. Но не могу я позволить себе подобную роскошь. В конце недели бой, и расслабляться никак нельзя.
– Чёртовы хлопья!
Трясу коробку, но ничего не происходит. Какому-то идиоту пришла в голову гениальная мысль о двойной упаковке.
– Эй, а хочешь я приготовлю тебе что-нибудь нормальное? – раздаётся у меня за спиной.
Поворачиваюсь. Девчонка Джимми, та которая накануне предлагала свою компанию на ночь, стоит на пороге маленькой кухни. Улыбается, кокетливо поправляя на груди узел белоснежного махрового полотенца.
Блондинка. С некоторых пор прямо не переношу их…
– Ну так что? Хочешь организую нам вкусный завтрак? – повторяет свой вопрос она. – Да такой, что пальчики оближешь… м?
– Нет, – забираю молоко из холодильника и усаживаюсь за стол.
– А зря, я умею делать шикарную яичницу, – хихикает она, очень неоднозначно облизывая утиные губы. – Можно сказать у меня талант.
– Печально, если он единственный, – насмешливо отвечаю я.
– Давай знакомиться, а то вчера не вышло… Я Триш, – её улыбка становится ещё шире. Мою колкую реплику девушка пропускает мимо ушей.
Молча включаю телек и принимаюсь за свой завтрак, но эта неугомонная пересекает кухню и садится напротив. Достаёт из корзины спелое, красное яблоко и покручивает его в ладонях.
В четверг вечером мы с моим агентом Марвином Дешотом поднимаемся по трапу и занимаем свои места в самолёте. Чемпионат проходит во Флориде. Куда мы, собственно, и направляемся.
– Что с лицом, Лерой? – Марвин издаёт короткий смешок. – Ты вообще хоть когда-нибудь бываешь в настроении?
Конкретно сейчас меня беспокоит железная громадина, которая с минуту на минуту должна взлететь. Я ненавижу перелёты по той простой причине, что не могу контролировать происходящее. Реально, самое тупое на свете – доверить свою жизнь какому-то левому челу. Может ещё дело в том, что я терпеть не могу высоту. Парашюты, самолёты, аттракционы – вызывают у меня отвратные чувства.
– Снова развлекался в клоповнике Хэри? – недовольно интересуется Марвин, быстро набирая что-то в телефоне. – Я уже говорил тебе своё мнение на этот счёт. Завязывай с этим, Лерой.
– Когда я буду получать столько, сколько мне надо, тогда и завяжу. А пока моё свободное время тебя не касается.
– Ошибаешься, – качает головой он, убирая телефон в карман и попутно разглядывая длинноногую стюардессу. Она в этот момент наглядно демонстрирует умение пользоваться кислородной маской.
– Вот что, Марвин. Меня задолбала вся эта низшая каста. Уговор такой: сегодня после моей победы, ты связываешься с агентом Билли Чейза. Мне нужен этот бой.
– Спятил, парень? – Дешот округляет глаза. – Не стоит прыгать выше головы. Он тебе пока не по силам. Куда ты лезешь?
– Ты меня недооцениваешь, – зло прищуриваюсь я.
– Картер, – качает головой. – Ты, безусловно, один из лучших, но…
– Неверная формулировка. Я стану лучшим, – бесцеремонно перебиваю его я. – Если ты не будешь тупить.
– Но…
– Мне нужен Чейз, ясно? Забьёшь с ним бой – клянусь, не пожалеешь. Нам пора двигаться вперёд, дружище. Я к этому готов.
Марвин смотрит на меня с толикой недоверия во взгляде.
– Пойми, мне бы не хотелось рисковать… – начинает выкручиваться, пытаясь придумать аргументы «против».
– Это тот случай, когда риск оправдан, – преисполненный уверенности в собственных силах, убеждаю его я.
Марвин достаёт платок и вытирает взмокший от пота лоб. Видимо, порядком обалдел от моей затеи.
– Молодой человек, ремень, – слышу я мелодичный голос стюардессы.
– Как будто это спасёт, ей богу… – щёлкая железкой, комментирую я.
– Техника безопасности, – улыбается и разводит руками.
– Девушка, а можно я туда пересяду? – пищит зализанное гелем недоразумение, сидящее справа через проход. – Мне не нравится место с краю. Я привык смотреть в иллюминатор!
Закатываю глаза. И как только земля таких носит!
– К сожалению, пересаживаться запрещено, – отвечает ему бортпроводник, продвигаясь дальше по салону.
– Что за бред? Есть ведь пустое место, зай! – возмущается эта ошибка природы, обращаясь к своему рыжему соседу. – Не понимаю, почему нельзя пересаживаться? Им принципиально важно, где я буду сидеть?
– Да, петушок. Так будет легче идентифицировать твой труп, в случае падения самолёта, – поясняю ему я.
Пока это чудовище в шоке переваривает мои слова, я втыкаю наушники и стараюсь максимально абстрагироваться от того, что происходит. И нет, дело не в предстоящем бое. Я уверен в том, что победа будет за мной. Причина моих глупых переживаний – чёртов город. Город, который связан с Ней. Джексонвилл.
*********
Стандартный поединок по правилам MMA (смешанные единоборства) состоит из трёх раундов по пять минут. Главные и титульные бои длятся пять раундов с разницей в минуту. Действие происходит на ринге, именуемом октагоном. Во время боя судейский состав из трёх человек оценивает поединок по нескольким критериям. Чтобы одержать победу над соперником необходимо использовать ударную, бросковую и борцовскую технику, а также болевые и удушающие приёмы.
Сегодня бой заканчивается нокаутом уже на второй минуте. Будем считать это наказанием для зарвавшегося Джонни Кика. Довыпендривался, упырь ирландский.
– Завтра же звони агенту Чейзу, – напоминаю я Дешоту под оглушительный рёв толпы.
– Ладно, Лерой, твоя взяла, – хитро прищурившись, кивает он, пребывая в приподнятом настроении.
– Ты не будешь разочарован, – ещё раз обещаю ему я, закидывая полотенце на плечо.
*********
До гостиницы я добираюсь лишь к десяти. По моей просьбе Марвин заранее зарезервировал мне номер. Тот самый.
На хера я захотел оказаться именно здесь? Да чёрт знает. Мазохист, наверное.
Закрываю дверь и проворачиваю замок. Бросаю сумку на пол, исследую бар-холодильник, а затем прохожу к окну. Открываю его настежь и залезаю на подоконник, чтобы покурить.
Запах свежести приятно щекочет ноздри. Дождь идёт. Самый настоящий ливень лупит тяжёлыми каплями по асфальту. На дороге образовался затор. Водители наперебой сигналят друг другу, и горло стягивает болезненный спазм.
Дежавю…
Всё тот же вид из окна. Всё те же портьеры и та же постель.
Голову нещадно бомбят красочные картинки, так ярко и детально отложившиеся в памяти. Вот Она стояла здесь. Почти не дыша, тряслась и краснела, стоило мне лишь приблизиться к ней, преодолев разделяющие нас сантиметры…
Затягиваюсь едким дымом до рези в ноющих лёгких и закрываю глаза.
Сука… до сих пор ломает. Год прошёл, а я всё ещё думаю о Ней. Вспоминаю каждое движение, улыбку, жест. То, как прикасалась ко мне. Дрожала подо мной, стонала. И как смотрела… выворачивая душу наизнанку.
Роуз Онил. Та самая девчонка из прошлого… Девчонка, разделившая жизнь на «до» и «после». И нет, это не пустые слова. Я слишком сильно любил её. Слишком горячо желал иметь с ней общее будущее. Будущее, в котором, к слову, она совершенно не нуждалась. Для меня там не было места. Увы…
Запрокидываю голову наверх и медленно выпускаю кольцами дым.
Как ты живёшь, Роуз? Счастлива? Всё ли сложилось так, как ты хотела? Забыла ли Ты обо мне…
Профессиональный спорт MMA – это огромная бизнес-машина, в первую очередь работающая ради прибыли. Сперва ты заключаешь контракт со спортивной организацией, занимающейся промоушеном. (В моём случае – это UFC, Абсолютный Бойцовский Чемпионат). Они в свою очередь устраивают поединки и реализуют рекламные проекты, а дальше всё уже зависит от тебя. Чем выше уровень мастерства бойца и зрелищнее поединки, тем успешнее его продвижение по карьерной лестнице.
Для того, чтобы побороться за звание чемпиона промоушена MMA, необходимо подняться на самый верх турнирной таблицы в своей весовой категории, что возможно только после серии успешных андеркардных боёв. Такие поединки служат для разогрева публики и проходят на каждом профессиональном турнире. Побеждая соперников, ты зарабатываешь очки и авторитет. Этим-то я как раз и занят.
Чейз долго тянет с ответом. Его агент сказал, что рассмотрит наше предложение, однако на связь так пока и не вышел. То ли этот Билли такой занятой и важный, то ли у него там очередь выстроилась из желающих его пододвинуть.
Что до меня… я упорно иду к своей цели. Месяц за месяцем. Шаг за шагом. И от боя к бою ощущаю себя лишь увереннее.
Моё имя начинает приобретать всё большую значимость. Меня замечают. Мною интересуются. Потому что я сильнее многих. Потому что я техничнее. И что немаловажно – отмороженный на всю голову. Готов драться до смерти, в прямом смысле этого слова… И пусть пока до самой вершины ещё далеко, у меня есть внутреннее предчувствие: всё идёт так, как надо. Я на правильном пути.
– Этот ваш спорт ужасен, – кривится Джимми, разглядывая мою скулу.
Тот самый Билли Чейз, бой с которым всё-таки состоялся, в третьем раунде здорово навалял мне. Собственно за это и получив впоследствии от меня страшный нокаут...
– Мне мордой не торговать, так что плевать, – отзываюсь я, равнодушно пожимая плечом.
– А может ну его этот MMA, м, Лерой? У тебя же такие впечатляющие внешние данные! – пытается вразумить меня Джимми.
Где-то я уже это слышал. Ах да, от своего друга Исайи Ричи. Он в своё время тоже пророчил мне карьеру в киноиндустрии.
Смешно. Ну какой из меня к чёрту актёр?
– Больше на твои бои я ни ногой, – качает головой Робинсон. – Такая дичайшая жестокость не по мне.
– Да ладно тебе, Джимми, расслабься, – толкаю его плечом. – Всё нормально, это ведь спорт.
– Нормально? – ошалело пялится на меня во все глаза. – Ты вынес его с колена. Он в кому впал или что?
– Без понятия…
Но да, встать у Чейза не вышло. Не могу сказать, что меня порадовал этот факт, но так уж получилось, что теперь… Каждый из нас должен оценивать риски, когда по собственной воле выходит на ринг. И понимать – случиться может всякое. От инвалидной коляски и летального исхода, увы, не застрахован никто.
– Ну к чёрту! Я уснуть теперь не смогу после этого вашего мордобоя! – недовольно высказывает мне Джимми.
Задолбал. Сам ведь напросился, никто его не уговаривал.
– Матерь божья, сколько ж тёлок, – присвистывает он. – Завидую тебе, бро. Наблюдаешь эту красоту каждые выходные, да ещё бабки при этом получаешь.
– Я тебя умоляю, – опрокидываю в себя стопку виски, хоть по регламенту и нельзя. – Они все на одно лицо.
– Ну не скажи, – спорит Джимми, и его губы растягиваются в довольной улыбке. – Avalon Hollywood – просто рай небесный. Будем считать, что я терпел кровавое месиво только ради вот этого…
Avalon – один из лучших ночных клубов Лос-Анджелеса. Он находится неподалёку от пересечения улиц Vine и Hollywood. Примечательно, что в этом историческом здании раньше располагались знаменитые театры: El Capitan и the Hollywood Palace. В девяностые здесь выступали Nirvana, Beastie Boys, Soundgarden. А вот сегодня Avalon является пристанищем любителей электронной музыки. Для гостей клуба работают звёздные диджеи: Calvin Harris, Tiesto, Swedish House Mafia. И это далеко не весь список известных имён.
Я здесь бываю с четверга по воскресенье. И нет, не тусоваться сюда прихожу. Месяц назад мне предложили работу «вышибалы». В мои обязанности входит пропускной режим, контроль за порядком в также удаление скандалящих и перебравших с алкоголем посетителей.
Пару смен попробовал, и в общем-то недурно оказалось. Место приличное. Работа не пыльная, да и платят более, чем достойно. Единственное что, устаёшь стоять на ногах с девяти вечера и до утра. Чувствуешь себя потом ковбоем Marlboro, проскакавшим на коне миль триста… потому что передвигаться хочется исключительно враскорячку.
– Пойду атаковать ту грудастую Меган Фокс, – объявляет Джимми, нацелившись на очередную «жертву».
– Вали, – усмехаюсь я.
Робинсон приосанивается и уверенной петушиной походкой направляется к объекту сегодняшнего вечера. Пикапер хренов.
Открываю сообщение от Марвина. Патлатый пишет, что на вторник запланирована какая-то встреча. Вроде как моя персона заинтересовала кого-то из шишек UFC. Что хотят предложить пока неясно, но сдаётся мне, что ни на кофе приглашают. Надеюсь, это то, о чём я думаю. Хотелось бы уже подняться на ступень выше. Я это заслужил.
Читаю следующее смс от Айрис. Смотрю фотки Хью, и сердце обливается горячей кровью. Разве правильно то, что ребёнок вынужден страдать? Разве должен он день ото дня беспрестанно бороться за свою жизнь? Вместо того, чтобы наслаждаться детством. Детством, которого по сути и нет…
Моё знакомство с этим мальчиком состоялось пару лет назад. Это вышло случайно, он подсел ко мне на диван в коридоре городской больницы. Заговорил со мной, коснулся руки, попросил принести ему боксёрские перчатки... И, надо сказать, своим поступком вогнал в некий ступор. Ведь общаться с детьми, да ещё и больными, я как-то не особо умел.
Это сейчас о его страшном диагнозе «саркома кости» я знаю практически всё. И о том, что заболевание, к сожалению, практически неизлечимо – тоже... Но мы не унываем. Я убеждён, что шанс, пусть и призрачный, есть всегда. Так что этого мальчишку я намерен поддерживать до последнего. Искренне хочу помочь и, клянусь, если бы мог, с удовольствием отдал бы свою никчемную жизнь взамен на то, чтобы Хью наконец избавился от этих мучений и начал радоваться будням как обыкновенный парнишка. Не зная слова боль и больница, из которой он фактически не выбирается.
Междугородний автобус медленно тащится по пустынной трассе Калифорнии. Издевательство над пассажирами продолжается почти четыре грёбаных часа, в то время как на легковой тачке от Лос-Анджелеса до пункта назначения можно добраться в два раза быстрее. Но вот беда, машиной я пока в городе Ангелов не обзавёлся. Так что, стиснув зубы, приходится наслаждаться всеми «прелестями» общественного транспорта.
К тому моменту как перед глазами мелькает заветный указатель на Блу Бэй, я успеваю возненавидеть не только сам автобус, собравший по пути все ямы, но и тех, кто в нём находится.
Твою мать, это просто пытка какая-то! Такое ощущение, что Всевышний решил проверить на прочность мою и без того поломанную психику. Ведь компания вокруг меня подобралась «что надо»: впереди две ворчливые старушенции, громко обсуждающие прошедшие президентские выборы, сзади малолетний придурок, без конца задевающий своими конечностями моё сиденье. Справа от меня – молодая мамаша, пытающаяся справиться со своим беспрестанно орущим ребёнком, чей голый зад я видел за время поездки чаще, чем пальмы за окном.
Добавьте к этому подвыпивших хохлатых студентов-неформалов, занявших места в самом начале нашей колымаги и группу мексиканцев, расположившихся в хвосте. Эти неугомонные музыканты вот уже третий раз подряд затягивают под гитару опостылевшую «Me gustas tu» Mano Chao. Я эту песню терпеть не могу со времён работы в «Тукане». Сразу вспоминаю коротышку Диаза и адовы будни, проведённые в его ресторане.
Как назло, мои наушники Beats очень не вовремя садятся, а это значит, что отгородиться от той вакханалии, которая тут происходит, больше не представляется возможным. Благо, ехать осталось от силы минут пятнадцать. Только это и радует.
– Извините, вы не могли бы подержать Бенджамина? – спрашивает девушка, одновременно с этим вкладывая мне в руки своё годовалое чадо.
Будучи не в восторге от этой идеи, недовольно хмурюсь, но пацанёнка, топчущегося на моих коленях, всё-таки придерживаю. Правда на значительном расстоянии от своей белоснежной футболки, ведь согласно моим вынужденным наблюдениям, этот ребёнок периодически портит не только памперсы, но и свои вещички. Минут пять назад, например, каша, которую он поглощал со зверским аппетитом, вышла назад. Так что… от греха подальше.
Вскидываю бровь, глядя на это нечто. Загадил всё, что только можно, а теперь беззаботно веселится. Гогочет, широко улыбается во весь свой беззубый рот и пытается дрыгать голой задницей под мексиканскую хренотень, звучащую на весь салон. Ещё и подпевает громко на своём нечеловеческом языке.
Рехнуться можно, если честно. Аж голова разболелась от всего этого.
Ощущаю очередной удар в спину. Медленно поворачиваюсь назад и злобно сверкаю глазами. Исчадье ада, сидящее прямо за мной, скалится в ответ и беззаботно пожимает острыми плечами. Забавляется… Это одноклеточное всю дорогу испытывает моё терпение, грозящееся лопнуть в любую секунду.
Чёрные зеньки паренька светятся недобрым огоньком. Нарочно повторяет движение ногой, и я сжимаю челюсти до хруста.
Омен проклятый.
– Успокойте своего сына, – киваю в сторону распоясавшегося малолетнего хулигана, обращаясь к тётке, сидящей с ним по соседству.
– Это мой племянник.
– Мне всё равно. Успокойте, в противном случае я завяжу его конечности морским узлом.
– Дэмиан, опусти ножки, не надо так делать, ты мешаешь дяде, – равнодушно отчитывает его она. А затем, прижав к груди какую-то книжку, выдаёт то, что заставляет меня тяжело вздохнуть и отвернуться. – Молодой человек, скажите, что вы знаете о Боге? Задумывались ли вы когда-нибудь о жизни после смерти?
О жизни после смерти…
Поразвелось сектантов.
Она ещё что-то там лепечет, но к счастью мексиканцы снова начинают брынькать на гитаре, и её монотонную речь перекрывают слова очередной ненавистной песни. Но уж лучше так, чем слушать те бредни, что она несёт…
– Нашла! – громко радуется девчонка, демонстрируя мне памперс с микки маусами.
Малец тем временем старательно пытается оторвать мне нос, вообразив, наверное, что я – родственник Пиноккио.
– Спасибо большое! Приподнимите-ка его, пожалуйста…
Душно, ни хрена дышать не могу к тому же. Тихо выругавшись, встряхиваю проказника, отлепив его цепкую ручонку от своего лица, и терпеливо жду пока мамаша нацепит на него чёртовы панталоны!
Возвращаться к матери Бенджамин не особо хочет, но я не горю желанием продлять наше «общение», поэтому отворачиваюсь к окну и устало прижимаюсь лбом к стеклу. Поездка домой кажется бесконечной, но вот один за другим начинают мелькают знакомые пейзажи, и взгляд на них отзывается теплом в сердце.
Побережье. Стройные ряды пальм, изумрудный океан, потрясающей синевы небо, золотые пески и палящее солнце.
Центральное авеню.
Школа «Блу Хай».
Родной спортзал, в котором я пропадал сутками.
Улицы, хорошо знакомые со времён сопливого детства...
Когда автобус наконец останавливается, нетерпеливо поднимаюсь со своего места и спешу к выходу, чтобы выбраться из душного салона одним из первых. По воле случая оказываюсь рядом с Оменом, третирующим меня всю поездку. На этот раз он нарочно наступает мне на ногу. Хватаю мальчишку за ухо, пока этого не видит его мамаша, увлечённо вербующая в свою секту очередного дурака, развесившего уши.
– Попадёшься мне в Блу Бэй, оторву его, обещаю тебе, – угрожаю я и тяну за ухо так, что он начинает ныть.
Все заняты сборами и своими вещами, так что до пострадавшего никому нет дела.
– Ааай. Отпусти! – вопит он, ни на шутку испугавшись.
Гадёныш мелкий.
Слышу, как открываются двери. И сейчас это – поистине самый желанный звук на свете. Отвесив мальчишке звонкий подзатыльник на прощание, протискиваюсь между кудахтающими старушенциями и аккуратно расталкиваю плечами копошащихся пассажиров.
Оказавшись на свободе, качаю головой и глубоко вдыхаю свежий вечерний воздух. Перекидываю спортивную сумку через плечо и направляюсь в сторону побережья, ощущая странное покалывание в области груди. Пару минут спустя уже сижу за столиком старого-доброго «Сплэш». В юности мы обожали это местечко. Частенько собирались здесь шумными компаниями и, теряя счёт времени, беззаботно проводили под открытым небом вечера и ночи.
В онкодиспансере, как всегда, многолюдно. Молод ты или стар неважно. Эта болезнь, увы, никого не щадит. Протягивает свои костлявые, уродливые пальцы даже к младенцам.
Уж им-то все эти муки за что?
Поднимаюсь на третий этаж. Туда, где находится детское отделение.
– Кааартер, привет-привет! – Айрис радостно бросается мне на шею, заключает в тесные объятия и звонко целует в щёку. – Я так рада! Так рада тебя видеть!
– Привет. Взаимно.
– Отлично выглядишь, – говорит она, задерживая на мне долгий, внимательный взгляд. – Дела идут хорошо?
– Неплохо вроде…
– Это радует, – на её лице появляется искренняя, добродушная улыбка.
– Как он себя чувствует? – отстраняюсь от девчонки и киваю в сторону палаты.
– Да как, – моментально скисает рыжеволосая. – Плохо. Совсем стал апатичен ко всему. С нами почти не разговаривает. Уходит в себя… и ничего не поделать.
– А здоровье? Что говорят врачи?
Всегда страшно задавать этот вопрос. Точнее, куда более тревожно услышать на него ответ. Настоящий момент не является исключением, ведь несмотря на то, что мы верим в лучшее, к худшему тоже должны быть готовы.
– Полная диагностика назначена на завтра, – информирует меня Айрис.
– Ясно…
– Картер, большое спасибо за деньги, не стоило правда… – её щёки покрываются румянцем.
– Айрис, не начинай опять, ладно? – ворчу хмуро. – Тебе бы отдохнуть…
– Что? Всё так плохо? Но да, пожалуй, я поеду домой, раз уж ты здесь. Может хоть немного посплю перед сменой. Что там на этот раз? – пытается заглянуть в бумажный пакет. – Ты как Санта-Клаус. Появляешься редко, но всегда с подарками.
– Не спит? – интересуюсь, замирая у двери.
– Нет.
– Отлично. Увидимся, – прощаюсь с девушкой и, коротко постучав, вхожу в палату.
Мальчишка лежит на спине. Смотрит в окно отстранённым взглядом, а пальцы при этом собирают кубик рубика.
Погода сегодня под стать его настроению. Хмурое небо всё сильнее затягивает свинцовыми тучами, и, сдаётся мне, что уже скоро конкретно ливанёт.
– Салют, скучающим! – бодро подаю голос я.
Хью резко поворачивает голову и от удивления приоткрывает рот. Однако промелькнувшая в его глазах радость тут же сменяется явственно горящей обидой.
– Даже не поздороваешься со мной? – подхожу к изголовью кровати.
– Чего ты вдруг пришёл? – злобно выдаёт мальчуган.
– Так не виделись давно, – протягиваю ему руку, и он, лишь спустя несколько секунд, нехотя пожимает её.
Такой маленький… и такой взрослый одновременно.
– Ну ты прямо один-в-один я в детстве, мистер Плохое Настроение, – не могу удержаться от комментария.
– Нормальное у меня настроение…
Он произносит это таким тоном, что я не могу сдержать смешок. Присаживаюсь рядом и внимательно вглядываюсь в его лицо.
– Сердишься на меня? Давай начистоту.
– Ты здесь только потому что она попросила?
– Айрис? – вопросительно вскидываю бровь. – Нет. Это было моё решение. Прости, что давно не виделись. Не было возможности приехать.
Он кивает мол «ладно, прощаю».
– И чем это ты был так занят? Девчонками? – выдаёт, насупившись.
Хохочу и качаю головой.
– Нет. Много работал и тренировался.
– Я видел, как ты уделал Баргиссона. Молоток! Когда у тебя следующий бой? – приподнимается на руках, чтобы занять удобное сидячее положение.
– В следующую среду. Будешь за меня болеть?
– Если у меня будет возможность, – ядовито отзывается Хью, ловко жонглируя моими же словами.
Смеюсь и, поддавшись внутреннему порыву, прижимаю мальчишку к себе. Тот сперва замирает, а потом, когда я уже хочу отстраниться, внезапно цепляется за меня в ответ и начинает… плакать.
– Я думал, что ты бросил меня. Бросил… – не удержавшись, шмыгает носом.
– Ты чего? Что ещё за глупости, дружище! – хлопаю его по спине.
– Мне недолго осталось, Картер, – шепчет вдруг он. – Я чувствую, понимаешь? Вот посмотришь, завтра эти монстры в белых халатах скажут, что у меня всё плохо.
От этих его слов становится не по себе.
– Ерунда, Хью, всё будет хорошо, – пытаюсь сглотнуть ком, застрявший в горле.
– Хочу застать тот момент, когда ты станешь чемпионом. Так чтоб номером один. Самым-самым, понимаешь? – восхищённо бормочет он.
Хочу застать тот момент…
Чёрт возьми, передо мной девятилетний мальчишка. Мальчишка, который спокойно произносит фразы, от которых в жилах стынет кровь, и мороз расползается по коже.
– Застанешь, – уверенно заявляю я. – И хватит накручивать наперёд, что за привычка?
– Надо быть реалистом, – глубокомысленно заключает он. – Как там твоя девчонка? Та, с которой я запускал змея, – уточняет он и пятится назад, смущённый проявленной слабостью. (Так-то подобные моменты для него крайне редки).
Ошарашил, конечно, своим вопросом.
– Она во Флориде, Хью. Готовится к чемпионату мира по художественной гимнастике.
– Не понял, – озадаченно хмурит брови, в недоумении глядя на меня. – Ты в Калифорнии, а она во Флориде? Как так?
– У неё всё в порядке, не переживай.
– Это она тебе сказала? – сощуривает один глаз.
– Нет, но я знаю. Так что переживать не стоит.
– Ты что… одну её туда отпустил? – наезжает на меня малец. – А если она там задружит с кем-нибудь?
– Ты посмотришь, что я тебе привёз? – протягиваю большой бумажный пакет, надеясь отвлечь его внимание от щепетильной темы. Но тщетно…
– Мне она нравилась вообще-то.
Игнорирую его комментарий.
– Открывай давай пакет.
– Да на черта мне твой пакет сдался, когда тут такие новости! – возмущается и складывает руки на груди.
– Ну раз ты не настроен принимать от меня подарки, то я, пожалуй, пойду.
– Почему ты не хочешь говорить об этой девчонке?
Да твою же ж мать! Порой этот несносный парнишка просто невыносим!
РОУЗ
На большом плазменном экране демонстрируют таблицу с оценками. Пробежавшись по ней глазами, с досадой отмечаю, что не хватило совсем чуть-чуть! Впрочем, как обычно…
Оценка прежде всего зависит от сложности упражнения и чистоты исполнения. Чем больше в упражнении мастерства (элементов с предметом) и бросков с риском потери, тем выше оценка, которую выставляют две основные бригады судей. Судьи бригады D оценивают трудность упражнения, а судьи бригады E – исполнение и артистизм. Причём у каждого судьи разная функция. Например, судьи D1 и D2 записывают содержание упражнения особыми символами и оценивают танцевальные шаги и элементы тела. Судьи E1 и Е2 фиксируют сбавки за артистизм и непопадание в музыку, а судьи Е3 – Е6 выявляют технические ошибки. Здесь-то меня и заминусовали… Немного, но этого хватило. Хватило для того, чтобы слететь с первого места.
По итогу в индивидуальном зачёте на чемпионате Америки я стала второй. Показала лучшие для Бернса баллы, но, увы... Обидно. Всегда считала второй результат самым досадным провалом из всех возможных. Ладно хоть в двух дисциплинах забрала своё первое место: в упражнениях с лентой и мячом. Немного скрасила горечь поражения и победа нашей команды в многоборье. Девчонки заслужили её по праву. Весь год пахали как проклятые...
*********
По возвращении в Джексонвилл сразу идём праздновать наш успех. Вечер субботы, на побережье многолюдно, но даже этот факт совершенно не расстраивает. Настроение хорошее, погода – просто отличная. Занимаем угловой столик на территории Макдональдса и с интересом разглядываем меню. Как нечто особенное, знаете ли.
– Сегодня долой запреты! – торжественно объявляет Лу. – Хочу всё самое вредное!
– Слышала бы тебя твоя мать, – толкает её локтем Кейт.
– На костре бы уже сожгла её, – хохочет Вики.
– Или на горох поставила!
– Не напоминай мне о моём несчастном детстве! – Лу корчит недовольную физиономию и крутит в руках цветной флаер.
– Пожалуйста, закажите колу!
– Я бы наггетсы поела, – томно вздыхая, произносит Мэгги.
– Бургеры берите разные. И эти, и эти, – Кейт тычет пальцем в меню.
– Тогда уж и картофель по-деревенски! – тараторит Вики.
– А на десерт мороженое!
– И молочные коктейли!
Что называется понеслась душа в рай...
– Надеюсь, Бернс не следит за нами, – Мэгги с опаской озирается по сторонам.
– Я иду делать заказ! – лукаво подмигивает нам Лу, воодушевлённо потирая при этом ладоши.
– Я с тобой, – присоединяется к ней Вики.
– Заказывайте на всех! И причём побольше, потом разберёмся! – подбадривает её Кейт.
Они начинают радостно верещать и визжать.
– Люди кругом, давайте-ка потише! – недовольно шикаю я на них.
Не обращая никакого внимания на мои реплики и толкая костями друг друга, отправляются в сторону окошка.
– Как маленькие, честное слово! – качаю головой.
– Онил, не занудствуй! – Мэгги взъерошивает мои волосы.
– И вообще, чего приуныла? Выше нос! Ты же всех нас уделала, детка!
– Да перестаньте…
– Но ведь так и есть. В нашей команде ты – лучшая.
– Это не так, – смущаюсь я.
– Отстаньте от Роуз, девчонка просто страдает синдромом отличницы, – делится своим предположением Кейт. – И да, она ещё долго будет пилить себя на тему того, что могла бы выступить лучше.
Да, это так. Действительно могла бы. Но, увы, едва не уронила предмет, что безусловно не укрылось от внимания судей.
– Я бы на твоём месте безбожно радовалась второму месту.
– Не тот случай, Мэг! – отмахивается Кейт. – Роуз повёрнута на победе. Настоящей победе, понимаешь?!
– Вовсе нет, – спорю я.
– Да уж конечно!
– А мне больше никакие победы не нужны! Я наконец решилась. Это были мои последние соревнования, – ни с того, ни с сего выдаёт Мэгги.
– Чего-чего? – опуская на стол поднос, вопит на всю округу вернувшаяся Лу.
– Нет, вы это слышали? – Вики расставляет перед нами молочные коктейли. – Куда это ты собралась, Мэгги? Мы прошли чемпионат Америки. Впереди чемпионат мира. Не вздумай нас кидать!
– Не, девчонки, я пас. Всё, что могла – гимнастике отдала. И давайте будем честны, я – самое слабое звено в вашей группе.
– Глупости говоришь, но знаешь, я уважаю твоё решение, – Кейт целует Мэгги в щёку. – Хоть заживёшь как человек.
– Как-то грустно, – искренне расстраиваюсь я.
– Угу…
– Эй, ну чего ты? – Мэгги приобнимает меня за плечи и улыбается. – Не грусти, Роуз. Контакты есть, адрес вы знаете, так что… добро пожаловать ко мне в Алабаму!
Положа руку на сердце, я очень привыкла к этим девчонкам, и новость о том, что одна из них больше не будет частью нашей команды, отзывается тоской в сердце.
– Чем займёшься, счастливый человек? – задорно интересуется Вики.
– У меня довольно скромные мечты. Найду себе хорошего парня, поступлю в универ, но сперва точно устрою себе отпуск, – мечтательно произносит Мэгги. – Хочу в Испанию!
– Здорово!
Пытаюсь незаметно смахнуть слёзы, но девчонки всё равно замечают этот жест.
– Роуз, хватит депрессировать, ты ведь сама говорила, что и без гимнастики жизнь продолжается! – напоминает о моих словах Лу.
– Да… так и есть. Просто… жалко, что Мэгги уедет.
– Не будем о грустном! Гастрономическому раю быть! Тянем сюда свои клешни и дружно нарушаем диету! – горланит заводила-Кейт.
– За победу! – Лу поднимает вверх молочный коктейль.
– Ура!
Смеясь, в шутку стукаемся пластиковыми маковскими стаканами.
– Ееее!
– Один за всех и все за одного! – хихикает Вики. – Налетай, саранча!
В течение последующих пятнадцати минут все мы заняты важным делом. Наслаждаемся тем, что в обычной жизни для нас табу. Ведь чем старше становишься, тем сложнее контролировать вес. Проблема ведь не только в еде, но и гормонах…
ЭЛИС
– С вами всё в порядке?
Этот голос заставляет непроизвольно вздрогнуть. Поворачиваю голову и ошарашенно смотрю на его обладателя. Передо мной Картер Лерой собственной персоной. Бывший парень моей дочери.
– Миссис Онил, вам плохо? – интересуется он и хмурит брови, пытаясь скрыть первый шок.
Дьявол… Так неловко! Даже предполагать не стану, о чём думает.
– Я… я… в норме, – отвечаю сухо, ощущая, как предательски участился пульс.
– Не похоже что так, – выражает сомнение.
Ну надо же! Подошёл ко мне. Можно сказать наступил на горло своей гордости!
– Давайте, нужно встать.
Осторожно поднимает меня с колен, и приходится вцепиться в его руку, чтобы полностью встать на ноги. Не хочется признавать, но с каждым днём моё тело слабеет всё больше, а порой и вовсе отказывается слушаться.
– Вы здесь одна? – крутит головой по сторонам.
– Моей дочери здесь нет, если ты об этом, – сразу предупреждаю я, незаметно поправляя парик.
Свои волосы начали выпадать ещё после первого курса химиотерапии, поэтому и пришлось прибегнуть к таким кардинальным мерам. Клэр утверждает, что всё выглядит очень естественно, но самой мне так, по правде говоря, не кажется. Изредка мельком посматривая в зеркало, я с трудом узнаю себя прежнюю. Постарела, покрылась морщинами, очень сильно похудела. Высохла. Да и в целом, знаю, стала выглядеть просто ужасно.
– Ваша дочь уже давно меня не интересует, – холодно отзывается Лерой-младший. – Что произошло? Вы упали?
– Голова закружилась, – нехотя поясняю я, принимая из его рук свой зонт и сумку.
Часто моргаю. До сих пор перед глазами скачут мелкие мушки.
– Где ваша машина? – осматривает парковку.
– Вон она, – указываю пальцем направо.
Чёртов дождь лупит всё сильнее, должно быть и макияж уже пострадал, а я на него потратила кучу времени. Ведь даже такие простые манипуляции теперь кажутся чем-то непомерно сложным.
– Идёмте, – не спрашивая, подхватывает меня под руку.
– Не стоит… я сама, – пытаюсь воспротивиться.
Но, сказать по правде, я не уверена в том, что доберусь до автомобиля самостоятельно. Сейчас даже несколько шагов даются с трудом. И вот полюбуйтесь! Какой стыд и позор! Ненавистный мальчишка практически тащит меня на себе!
Хотя какой уж там мальчишка… Картер очень возмужал.
– Где ключи?
– В кармане.
Всё ещё не могу поверить, что столкнулась у больницы именно с Ним! Какое, однако, у судьбы своеобразное чувство юмора.
– Я доеду, беспокоиться ни к чему.
– Ключи давайте. Еле стоите на ногах, – вновь хмурится парень, и в его глазах проскальзывает тень сожаления.
О! Этого ещё не хватало! Вот уж чья жалость поистине будто кость в глотке!
– Сказала же, сама справлюсь! – достаю ключи, но не успеваю даже воспользоваться ими, потому что Лерой ловким движением выдёргивает их из моих пальцев.
– Какого….– возмущаюсь и зло сверкаю глазами.
– Сядьте уже, ради бога, в салон, – открывает заднюю дверь и кивает.
– Отдай ключи!
Я справлюсь. А даже если нет, сейчас крайне важно пойти на принцип.
– Грёбаный ливень идёт, можете просто сделать так, как я прошу? – чеканит по слогам, явно теряя терпение.
– Мне не нужна твоя жалость, Лерой, – грубо пресекаю его попытки быть вежливым и сострадающим.
– Садитесь. В машину. Элис. У вас нет выбора. Ключи всё равно не отдам! – произносит жёстко, требовательно и бескомпромиссно.
Ещё немного – и точно взорвётся. Сжимает челюсти с такой силой, что по лицу туда-сюда ходят желваки.
У меня болит голова, страшно ноет печень и нет никакого желания с ним спорить. К тому же, дождь и впрямь усиливается, а потому мне только и остаётся, что принять его помощь.
Помощь, без которой я вполне могла бы обойтись.
– По-прежнему любишь командовать, – забираясь на заднее сиденье, всё же не могу не съязвить.
– Кто бы говорил, – не остаётся в долгу он.
Закрывает дверь и садится на водительское место. Какое-то время регулирует под себя сиденье и руль, а затем раздражённо проводит рукой по мокрым, коротко стриженным волосам и заводит двигатель.
Я же всё это время наблюдаю за человеком, с которым активно воевала на протяжении года.
Да, совсем уже мужчина. Внешне – копия своего отца. Те же черты лица. Тот же самоуверенный и тяжёлый взгляд. Судя по внушительной фигуре, почти наверняка продолжает заниматься спортом, хотя мордобой причислить к этой категории я могу с трудом. Никогда не понимала, как его мать может одобрять подобное увлечение…
Снова ловлю себя на мысли, что эта наша встреча – нечто из ряда вон выходящее.
Зачем он подошёл? Вполне мог пройти мимо, но нет, исходя из каких-то соображений, протянул мне руку. Мне, женщине, однажды чуть не засадившей его за решётку.
– Проклинаешь меня? – всё же решаю озвучить вопрос, который так и вертится на языке.
В этот момент мы стоим на светофоре. Картер отрывает взгляд от дороги, и наши глаза встречаются в отражении зеркала заднего вида.
– Было дело, – откровенно признаётся он.
Что ж… Другого ответа я и не ожидала. Этот парень не привык юлить и изворачиваться. Всегда в лоб говорил то, что думает. Пожалуй, не все так умеют и стоит уважать его за прямолинейность, но эта черта характера, впрочем, как и настойчивость, всегда неимоверно меня раздражала.
Мне почему-то кажется, что сейчас мы с ним думаем об одном и том же. О моей болезни, так внезапно давшей о себе знать именно в тот период, когда я приложила все усилия для того, чтобы разлучить их с Мелроуз.
Совпадение? Возможно.
Наказание за мои грехи? Отрицать подобное тоже нельзя.
Правда как и тот факт, что действовала я исключительно в благих намерениях. Моя дочь влюбилась в него, начала творить глупости, а это означало лишь одно: слишком велик риск того, что она окунётся в омут с головой. А в этом случае – прощай, спортивная карьера и учёба. Знаем, проходили. На своей шкуре испытала. И слишком отчётливо помню горечь разочарования, последовавшую за опрометчивым решением, принятым в молодости.
РОУЗ
Поздняя ночь. Аэропорт Блу Бэй, сонные пассажиры, уныло толкающие свой багаж. Небольшое здание аэровокзала пробуждает во мне противоречивые чувства. С одной стороны, я безумно рада вернуться домой, но с другой, вспоминая, как мы с Картером здесь прощались… не могу сдержать слёзы, вновь потоком хлынувшие из глаз.
– С Вами всё в порядке? – интересуется водитель такси, очевидно замечая моё красное, зарёванное лицо.
– Да, спасибо.
Беспокойство в голосе незнакомого человека даёт понять, что я выгляжу не лучшим образом. Надо бы взять себя в руки. Сколько можно плакать?
– Хоуп стрит? – седовласый мужчина, глядя в приложение, уточняет адрес.
– Да…
– Хорошо. Дороги свободны, думаю, будем на месте минут через двадцать.
– Спасибо.
Достаю наушники и бумажные салфетки. Нужно успокоиться и привести себя в порядок. За прошедшие несколько часов я успела прокрутить наш с Картером разговор, по меньшей мере, раз десять. И с каждым последующим закипала от досады всё больше.
Подумать только! Впервые за год он написал мне. Сам! И такая нелепица вышла с этим Кайлом! Чтоб ему пусто было... всё испортил! Так хотелось поговорить с Лероем подольше… Послушать его голос. Спросить, как у него дела. Мы ведь не чужие друг другу люди. Пусть и расстались, но мне по-прежнему важно знать, что у него всё хорошо.
Домой приезжаю к трём часам ночи. Поездку по городу пережила с трудом. Смотреть в окно оказалось не по силам. Слишком тяжело.
Выбираюсь из такси и благодарю водителя. На улице льёт дождь, и я спешу скорее добраться до входной двери. Тихо отпираю её своим ключом и вхожу, не желая долго оставаться на пороге. Слишком велик риск того, что меня заинтересует дом соседей. Дом, в котором меня точно не пожелают видеть…
Оставляю рюкзак у стены и на носочках крадусь в гостиную. Там горит одинокая лампа и мерно бубнит телевизор. На диване, укутавшись в тонкое одеяло, спит отец. Подхожу ближе, забираю с кофейного столика пульт. Выключаю нашу старую плазму и возвращаю его на место. Папа тревожно вздрагивает, но не просыпается, и я решаю его не будить. Стараясь не шуметь, тихо поднимаюсь по ступенькам на второй этаж.
Дверь в спальню родителей приоткрыта, и в комнате, несмотря на ранние часы, тоже горит свет. Слышу какие-то звуки. Осторожно заглядываю и, обнаружив, что мама не спит, тороплюсь войти.
Элис сидит на кровати. Медленно раскачивается взад-вперёд и при этом тихонько стонет. Сказать по правде, эта картина пугает меня до чёртиков.
– Мам… – зову её, да вот только она никак не реагирует. Голова опущена, колени прижаты к груди. – Мама…
Сглотнув ком, вставший в горле, направляюсь к ней и присаживаюсь на постель.
Как же сильно она похудела… На голове косынка, но даже так замечаю, что от прежней густоты волос осталось лишь воспоминание. Выпали… Типичное последствие химиотерапии.
Дотрагиваюсь до её руки. Холодная, почти ледяная. Кожа непривычно сухая и шершавая. Тонкие пальцы вздрагивают от моего прикосновения, и я снова пытаюсь обратить на себя её внимание.
– Мамочка, слышишь меня? – скидываю кеды, подбираюсь к ней ближе и обнимаю второй рукой.
Почти прозрачная, одни косточки… Мне больно видеть и чувствовать её такой.
– Мам, это я, – шепчу, глотая горячие слёзы.
В какой-то момент она дёргается и поднимает голову. Словно приходит в себя.
– Мелроуз, – шепчет пересохшими губами и не сразу фокусирует растерянный взгляд на мне.
– Это я, да, – сильнее сжимаю её пальцы.
– Ты… – хмурится. Осматривается. Будто не понимает, где находится.
– Я здесь, приехала к тебе, – рассматриваю утомлённое болезнью лицо, и моё сердце рвётся в клочья.
Всегда яркая, цветущая, молодая. Сейчас она лишь отдалённо напоминает ту Элис Онил, которую я помню. Желтизна кожи, мешки под глазами, чрезмерная худоба…
– Зачем ты здесь? – протягивает ладонь и проводит ею по моим волосам.
Замираю… Такой несвойственный для неё жест.
– К тебе приехала, – повторяю я ещё раз. – Соревнования закончились, и тренер Бернс отпустил меня на время домой.
Да, я обманываю. Уехала, не предупредив его лично. Не дозвонилась, поэтому просто оставила сообщение в мессенджере. Так делать не принято, но мне всё равно.
– Как твои дела, дочка?
– Всё в порядке, мама. А как… ты? Говорила, что тебе лучше. Выходит, обманывала? – качаю головой и только сейчас понимаю, почему в последнее время она так категорично отказывалась от звонков по видеосвязи.
– Меня интересуют твои успехи, – игнорирует мой вопрос.
– Успехи... Так ли это сейчас важно? – перехватываю её руку и прижимаю к своей щеке.
– Важно, Мелроуз. Очень важно! – смотрит на меня строго.
Вот она вернулась наша Элис. Элис – «железное сердце».
– На чемпионате Америки в многоборье я стала второй, а в командном зачёте мы с девочками победили.
Кивает, чуть заметно поджав губы. Могу предположить, что сейчас прозвучит комментарий вроде: «снова в шаге от победы» или «как всегда вторая». Но Элис молчит.
– А учёба?
– Пока всё успеваю. Оценки хорошие.
– Когда следующий чемпионат?
– Летом. Но перед этим соревнования в Сан-Франциско. Зимой…
– Ты ни на что там не отвлекаешься? – прищуривается, сканируя меня внимательным взглядом. – Большой город, столько соблазнов. Помнишь, что ты мне обещала? Учёба и спорт на первом месте.
– Помню. Давай не будем об этом. Меня больше волнует твоё здоровье. Мам, тебе хуже, да?
– Ерунда. Просто нужен очередной курс химиотерапии, – она опускает ноги на пол и расправляет на себе ночную рубашку. – Или лучевая…
Ерунда? К сожалению, её состояние говорит об обратном.
– Химия? Снова? – скрыть волнение в голосе удаётся из вон рук плохо.
– Да. Надо бы позвонить моему лечащему врачу. На днях я не застала её в больнице…
Ранним утром я сижу на кухне. Пью какао из своей любимой кружки. Кружки, которую когда-то мне подарила моя бывшая лучшая подруга, Дженнифер Смит. Сжимаю ладонями термочувствительное керамическое чудо, но сейчас даже миловидный, широко улыбающийся кот, проявляющийся при наличии в кружке кипятка, не способен поднять моё настроение. Потому что дома всё плохо. Очень-очень плохо.
– Ты бы поспала, – мой брат Кид, вернувшийся днём ранее из Сан-Франциско, целует меня в макушку и отходит к плите, чтобы сварить себе излюбленный крепкий кофе.
– Не могу, – признаюсь я, прижимая колени к груди.
– А надо.
– Не получается... Уже который день мучаюсь от бессонницы. Ты поговорил с папой? – зябко поёжившись, натягиваю рукав толстовки на кулак.
– Да.
– И как он? – обвожу пальцем каёмку своей кружки.
– До сих пор отказывается верить в происходящее, – вздыхает Кид, переставляя турку на дощечку. – Не может смириться с мыслью, что мамы…. не станет.
Киваю. Все мы тяжело восприняли последние новости, но отец в особенности. Слова врача были поставлены под сомнение, а медкарта матери проделала путь в соседние города: Сакраменто, Риверсайд и Сан-Диего. Там папа консультировался с другими специалистами, но все они, как один, лишь разводили руками и советовали ему вернуться к жене.
– Аманда так и не позвонила тебе? – всё-таки спрашиваю я, наблюдая за тем, как брат усаживается напротив.
– Нет. Да я и не жду её звонка, если честно, – подносит к губам белоснежную чашку и делает глоток.
Обжигается, конечно же. Поспешил. Мама тоже вот так всегда торопится...
– Прости, Кид, но я совсем не удивлена. Твоя Эм всегда думала исключительно о своём благополучии.
– Поставить свадьбу на одни весы с тем горем, что случилось в нашей семье?! Как так, Роуз? Не понимаю…
Он качает головой, на пару секунд прикрывает веки и массирует виски. Видимо, у него опять разболелась голова. Кид слишком много работает и слишком много времени проводит за компьютером, даже когда приезжает домой. Я уже говорила ему, что ни к чему хорошему это не приведёт.
– Может и к лучшему, что ты разочаровался в ней сейчас, а не после того, как она стала твоей женой, – обеспокоенно смотрю на брата.
– Может, – соглашается он, задумчиво потирая небритый подбородок.
Естественно он переживает, но, будучи интровертом по натуре, держит всё в себе. Вывести Кидмана на разговор – та ещё задача, но правда со мной он всегда откровеннее и сговорчивее, чем с кем-либо.
– Аманда уже новую «жертву» себе нашла, так что чёрт с ней, – нарочито небрежно отмахивается он, пытаясь продемонстрировать показное равнодушие.
Но я-то знаю, как плохо ему на самом деле. Как обидно и больно в душе…
Мой блуждающий взгляд задерживается на подоконнике. Там в красивом, расписном горшке стоит увядающая орхидея. В какой-то момент все забыли о ней, а когда вспомнили… спасать было уже поздно.
Так жалко. Раньше она постоянно цвела, но теперь от былого богатства остался лишь высохший стебель. Ни листьев, ни ярких фиолетовых цветов.
Странно, но несчастная орхидея ассоциируется у меня с тем состоянием, в котором находится мама. Она ведь тоже вот так погибает. А я совсем-совсем ничего не могу с этим поделать…
Какое-то время мы с братом молчим. В доме так тихо, что здесь, на кухне, слышно тиканье часов, которые висят на стене в гостиной. Я, честно, держусь до последнего, но, когда наши глаза находят друг друга, всё же не выдерживаю и шмыгаю носом.
– Мне страшно, Кид, – чувствую, как по щекам скатываются горячие слёзы.
Что ж я такая плакса, Господи…
– Роуз…
Он отставляет свой кофе в сторону, встаёт, подходит ко мне и присаживается на корточки.
– Не плачь, сестрёныш. Пожалуйста, не надо! – крепко обнимает меня за талию и поглаживает по спине.
– Почему, почему она заболела, Кид? Это я виновата, да?
– Что ты такое говоришь? – обеспокоенно заглядывает мне в лицо. – Причём здесь ты? Никто не виноват, малыш. Просто… так случилось.
– Весь год мы ругались с ней, возможно это стало причиной болезни?
– Роуз, перестань, ты не виновата.
Судорожно хватаю ртом воздух и стараюсь взять себя в руки, чтобы окончательно не упасть духом.
– Как так произошло, что всё это время нас не было рядом? Ты хоть представляешь, какое одиночество разъедало её изнутри? Как страшно ей было? Как тяжело…
– Кто же знал, что всё так серьёзно, – горестно вздыхает брат.
– Зачем мама обманывала нас, утверждая, что идёт на поправку? Почему мы так слепо верили ей и так редко навещали? – срываясь в истерику, вопрошаю я в пустоту.
– Пойми, Роуз, она хотела, как лучше.
– Кому лучше, Кид? Ты знаешь о том, что миссис Гаррет, решила, что наша мать одинока? Это о многом говорит, правда? В первую очередь о том, что мы – отвратительные дети.
Кидман нервно проводит рукой по волосам, а затем кладёт свою ладонь поверх моей.
– Всё неправильно! Она обнаружила опухоль в груди и всё равно отправила меня во Флориду! Из принципа!
– Роуз… Тебе нужно было возвращаться в сборную, ты ведь и сама прекрасно это понимаешь.
– И ты молчал! Молчал так долго! – не слушаю его я и взрываюсь, вспоминая тот наш разговор, состоявшийся в прошлом году лишь поздней осенью.
– Не надо. Пожалуйста.
– Почему, почему ты молчал? – кричу, захлёбываясь слезами.
– Потому что она так хотела! Понимаешь? – стискивая мою ладонь сильнее, повышает голос. Хотя для Кида это вообще нонсенс.
Он, уравновешенный, спокойный и тактичный, практически никогда не позволяет себе подобного.
– Нет, мне этого не понять! Каждый из нас делал так, как нужно было ей. И посмотри, чем в итоге кончилось! Она осталась здесь одна…
Кидман молчит. Лбом упирается в мои колени и по-прежнему крепко стискивает меня в своих руках.
– Я должна была приехать раньше, но не сделала этого.
В одну из ночей мама будит меня осторожным прикосновением. Неожиданно изъявляет желание выйти на улицу, и я, захватив с собой тёплое одеяло и плоскую подушку, помогаю ей спуститься по лестнице.
Часы показывают почти четыре утра, когда мы выходим из дома и направляемся в сторону широких соседских качелей.
– Вот так, теперь садись, – говорю я, бросив мягкую подстилку на деревянную сидушку.
– И ты, – она кивает на соседнее место, которое я тут же послушно занимаю.
– Тебе не холодно, мам? – поправляю одеяло, накинутое на её худенькие плечи.
– Нет. Не холодно.
Элис чуть приподнимает голову и делает глубокий вдох.
– Как же хорошо…
И впрямь хорошо. На улице очень тихо, ни единого звука, и только лёгкий ветерок колышет пожелтевшую траву, покрывающую землю.
– Всё ещё злишься… на меня? – протягивает ладонь и ласково касается моей скулы.
– Нет, мам.
– А должна бы, – чуть склоняет голову вправо.
– Сейчас нет ничего важнее, чем ты, – шепчу я, отлично понимая, что она имеет ввиду.
– О, милая, – старается улыбнуться потрескавшимися от сухости губами и задерживает на мне внимательный взгляд. Такой… что до косточек пробирает и вызывает волну щемящей острой боли, отдающей в самое сердце.
– О чём ты думаешь, мама?
– Я так ждала тебя, Мелроуз. У нас с Кидманом прочная связь, но он мальчик, а я всегда... всегда грезила о девочке, – признаётся, поправляя мои волосы. – Мечтала, что мы будем близки. Но иногда не получается так, как хотелось бы, верно?
В этом она права. Между нами никогда не было доверительных и тёплых отношений.
– Ты выросла чудесной девушкой, Мелроуз. Доброй, отзывчивой, сильной и целеустремлённой. И я всегда хотела, чтобы у тебя всё сложилось. Понимаешь?
– Да, мама.
Видно, что ей тяжело говорить длинными предложениями, но я хочу слушать её и поэтому не останавливаю. Положа руку на сердце, стоит признаться, что слишком давно мы не были честны и откровенны друг с другом. Подобные разговоры по душам совсем не практиковались в нашей семье…
– Всё, что я делала, было ради тебя.
– Знаю, – целую её ладонь и пытаюсь выровнять дыхание. Чтобы вдруг не расплакаться и ненароком не расстроить её.
– Когда рядом с тобой появился Картер, я испугалась.
– Пожалуйста, давай не будем… о Нём, – прошу я, моментально ощущая знакомое жжение в груди.
Картер Лерой – больная и запретная тема. И ей хорошо это известно. Зачем она возвращается к ней снова и снова – я не знаю. Это всё равно, что раздирать до мяса едва зажившую рану и щедро посыпать её при этом солью.
– Так и вышло… Он почти забрал тебя у меня, – говорит словно сама с собой, и в её голосе явственно звенят нотки раздражения и недовольства.
– Вовсе нет… ты преувеличиваешь.
– Я ревновала. С самого начала, Мелроуз. Страшно ревновала тебя к нему, ведь ты, чёрт возьми, проводила с ним всё своё время!
Поверить не могу в то, что она говорит.
Ревновала? Меня?
– Ты поэтому так его ненавидела? – искренне недоумеваю я. Озвученное ею просто в голове не укладывается.
Элис смотрит на меня странным, долгим взглядом. Даже нет, не на меня, а будто сквозь. Настолько глубоко погружена в свои мысли, что не сразу реагирует на мои вопросы.
– Причина твоего негативного отношения к Картеру кроется только в родительской ревности?
Она поджимает тонкие губы и тяжело вздыхает.
– Нет, Мелроуз.
– А в чём ещё, мам?
– Всё дело в его отце, – звучит как гром среди ясного неба.
Что? В каком смысле?
– Дело в его отце? И что это значит? – ничего не понимаю, но она не особо торопится объясняться.
Высвобождает свою руку из моей и, сгорбившись, сильнее кутается в одеяло. Я же в этот момент отчаянно жду ответа, и спустя минуту гнетущей тишины, наконец, слышу её голос.
– Я любила его отца. Ещё в далёкой юности.
Потрясённо замираю, не веря собственным ушам.
Любила его отца?
– Дурочка была. Молодая, наивная, глупая...
Внимательно слушая откровения матери, даже дышать перестаю.
– Лерой-старший был невероятно красив и харизматичен. Самый популярный парень в школе. Уверенный в себе, наглый и отмороженный на всю голову, если выражаться этим вашим современным молодёжным сленгом. – Элис заходится кашлем, и я спешу протянуть ей термос, который захватила с собой из дома.
– Вы… вы с ним встречались? – спрашиваю ошарашено, даже не пытаясь скрыть изумление, плещущееся через край.
– Нет, – хрипло отвечает она.
– Но ты ведь сказала, что…
– Достаточно Мелроуз, давай опустим нелицеприятные детали. Если коротко… отец Картера был падок на женское внимание и на тот момент отношения… не входили в его планы. Жаль, что я не сразу это поняла. Видишь ли, как и все, считала себя особенной, – усмехается и отворачивается.
– Падок на женское внимание?
– Да. Вокруг него всегда было много женщин.
Под рёбрами неприятно колет. Потому что я прекрасно понимаю, о чём она говорит.
– И видишь, как не прискорбно, с возрастом ничего не поменялось. Даже Кэтрин, подарившую ему двоих детей, он по итогу бросил… Насколько знаю, у него четыре брака за плечами. Непостоянен как ветер.
Её взгляд направлен в сторону дома, принадлежащего семье Лероя. И о чём именно она думает конкретно в эту самую секунду, так и остаётся для меня загадкой. Собственно как и детали поведанной истории.
– А что касается тебя… Как он к тебе относился?
Знаю, что хожу по зыбкой почве, но меня просто раздирает от нездорового любопытства.
– Он меня не любил. И поступил со мной плохо, Мелроуз. На этом, пожалуй, остановимся.
Черты её лица ожесточаются, и всем своим видом она даёт понять, что продолжать не намерена.
– Ты всё ещё…
– Нет! – обрывает меня на полуслове. – Столько воды утекло с тех пор. Но да, Мелроуз, горький осадок прошлого навсегда со мной, если ты об этом.
В комнате родителей находиться очень тяжело. Пустая, идеально заправленная постель режет глаз и заставляет мои внутренности сжиматься подобно пружине.
Не успела. В последний раз сказать маме что-то важное. Обнять. Поцеловать.
Не успела… Очередная упаковка с обезболивающим стала тому причиной. Кид повёз меня в аптеку, а там… Пожилая женщина фармацевт долго отказывалась продавать препарат. Притом, что на руках у меня был рецепт от врача. С нужными подписями и печатями.
Грузная женщина, лицо которой отражало открытую недоброжелательность, какое-то время разглядывала внимательным, цепким взглядом сперва меня, а затем и Кидмана. В итоге заявила, что уколы не продаст, так как мы не вызываем у неё доверия. Якобы молодёжь нынче ушлая пошла и зачастую стала баловаться подобными вещами. То есть получается, она намекнула нам, что мы чуть ли не наркоманы.
Возмутившись, я стала настаивать на том, чтобы мне предоставили книгу жалоб. Обескураженный Кид и вовсе потребовал контакты заведующего. В итоге скандал начал набирать обороты.
Я пыталась донести до этой странной женщины тот факт, что пока она выдаёт свои бредовые предположения, моя мама страдает от адовой боли. Но тщетно. Дама лишь мозолила меня недоверчивым взглядом, да закатывала глаза. К счастью, в аптеке вовремя появился старший фармацевт. Выслушав брата и, взглянув на рецепт, выписанный лечащим врачом Элис, девушка отдала команду продать нам препарат.
И вот, стоило мне выдохнуть с облегчением, как позвонил отец, чьи тихие слова зазвенели в голове колоколом.
Мутная рябь перед глазами. Сердце, пропустившее удар. Диалог Кида и фармацевта фоном. Стояла и смотрела на злосчастную упаковку с ампулами. Ампулами, в которых мы больше не нуждались. Потому что мамы не стало…
Поёжившись от холода, пробравшегося в комнату через распахнутое настежь окно, на секунду зажмуриваюсь. Прогоняю воспоминания о том дне. Вновь опускаю взгляд на фотоальбом, который сжимаю в ладонях. Рассматриваю свои детские снимки – историю моей жизни в картинках. Жизни, в которой гимнастике всегда было отведено особое место. Нет, не так. Гимнастика и была моей жизнью. Остаётся ею по сей день. Ведь если подумать, кроме неё ничего и нет…
Очередная фотография. Пятилетняя я, изогнувшись в немыслимой позе, улыбаюсь во весь свой беззубый рот. Мол «глядите-ка, что я умею. А вам слабо?»
На следующем снимке – замерла изящной ласточкой с лентой в руках. Артистизм во всей красе: на лице печать драмы, в глазах – высокий посыл, нос вздёрнут вверх. Видно, что уже тогда я грезила стать чемпионкой.
Дальше запечатлён поперечный шпагат и летящий вверх мяч. А вот тут мне уже лет восемь. Давно дело было, но этот розовый купальник, расшитый пайетками, я помню хорошо.
Снова широко улыбаюсь на камеру. Начало пути. Первые соревнования. Первые победы и слёзы разочарования. Первые шаги в профессиональный спорт. И сделаны они были лишь благодаря маме...
Поднимаю голову и замечаю Кида, облокотившегося о дверной косяк. Потухший взгляд, красные глаза. Последние пару суток мы оба не спали.
Брат молча проходит в комнату и, бросив короткий болезненный взгляд в сторону пустующей кровати, садится рядом со мной.
– Классные мы здесь, да? – тихонько толкает меня плечом.
– Да.
Это он про фотографию, которую я держу в руках. Снимок и правда замечательный. Он был сделан осенью: Нью-Йорк, центральный парк, и мы с Кидом валяемся на пожухлой траве, присыпанной жёлто-багряной листвой. Смеёмся и дурачимся. Беззаботные. Счастливые…
Помню тот год. Я выступала на очередном чемпионате, но это был единственный раз, когда вся семья была в сборе и дружно за меня болела. Ведь обычно подобные мероприятия мы посещали вдвоём с мамой..
Гнетущую тишину, давящую на нервы, прерывает тяжёлый вздох Кида.
– Что сказать, Роуз. Просто мамы больше нет, – его слова пропитаны щемящей тоской и грустью.
Он бережно стискивает своими длинными пальцами мою ладонь.
– Надо пережить похороны. Ты как, справишься? – обеспокоенно вглядывается в моё лицо.
Как я? Справлюсь ли? Не могу ответить.
Крайние дни я живу будто на автопилоте. Хожу, лежу, бесцельно смотрю в потолок. Всё ещё не верю в происходящее. Не верю в то, что сердце мамы остановилось. Разве могла я когда-нибудь представить, что это случится так скоро?
В памяти всплывает один из наших скандалов.
«Ты своими выходками меня в могилу загонишь, Роуз!
«Да перестань! Ты ещё всех нас переживёшь», – в пылу ссоры бросила я тогда.
Если б только знала, что нас ждёт…
– Роуз… – встревоженный голос брата выдёргивает меня из оцепенения.
– Справлюсь, – отзываюсь тихо.
Хотя в этом абсолютно не уверена.
– Я переживаю за тебя, – признаётся Кид.
Оставляет на моей скуле поцелуй и прижимается своим лбом к моему.
– Не стоит, я в порядке, – опускаю веки на пару секунд.
Это, конечно, неправда. Не в порядке от слова совсем. Но моё состояние сложно описать словами. Я как-будто впала в коматоз. Ноль эмоций. Абсолютно пусто.
– Роуз, помни, что я – твоё плечо. Всегда поддержу и всегда буду рядом, когда потребуется. Слышишь?
– Знаю, Кид, – крепко обнимаю его в ответ.
– Ты готова ехать?
Поднимаю на него глаза. Не готова, но разве есть выбор?
Отстраняюсь, высвобождаю свою ладонь из его, откладываю альбом в сторону и поднимаюсь с дивана. Подхожу к шкафу, механическими движениями достаю оттуда заранее приготовленное строгое чёрное платье.
– Мы заберём бабушку из больницы и вернёмся за тобой.
– Лоретта всё-таки решила ехать? – качаю головой.
Мне не нравится эта идея. В последнее время она очень плохо себя чувствует. Резко сдала и ослабла.
– Она настаивает, Роуз, – хмурит брови Кид.
– Я боюсь, что сердце не выдержит.
– Врачи тоже всерьёз опасаются за её здоровье, но мы… мы не можем запретить ей присутствовать на похоронах дочери.