Всего один неверный шаг

Глава 40

Сейчас Санкт-Петербургский химико-фармацевтический громко назывался университет, но, когда его заканчивала я, это был просто институт, основанный более века назад на Аптекарском острове.

Я толкнула дверь. Вдохнула знакомую прохладу. Поднялась по знакомой лестнице.

Всё те же старые двери. Всё те же широкие подоконники.

Студенческие годы. Белые халаты. Как же это было давно.

Вспомнила, как не верилось, что я поступила.

А потом ещё меньше, что когда-нибудь доучусь.

На первом курсе я завалила первый же экзамен — неорганическую химию и кое-как пересдала на троечку. После второго чуть не бросила — не понимала, что я тут делаю, это же совсем не моё: химия, химия, химия. На третьем влюбилась в токсикологию и решила стать судмедэкспертом. А потом, наконец, начались настоящие предметы по специальности, и я втянулась.

Я поднялась в деканат. Написала заявление.

— Через месяц, — сказала мне строгая секретарь.

— А раньше никак? — не ожидала я, что дубликат диплома получать так долго.

— Раньше никак. Я вам позвоню, — ответила она и уткнулась в свои бумаги.

В коридорах стояла удивительная тишина, словно занятия начнутся не завтра, а ещё не скоро.

И я уже хотела идти к выходу, но повернула в другую сторону.

Дверь в кабинет технологии лекарств была открыта, и я заглянула.

Технология была одной из моих любимых.

Мы катали своими руками суппозитории из масла какао, таящим при температуре тела. Делали мази, истошно воняющие дёгтем. Заливали «до зеркала» растительное сырьё для получения настоек. Сейчас и аптек-то производственных не осталось, а когда-то нас учили и собственноручно фасовать порошки, и калибровать стандартные каплемеры, то есть считать сколько капель в одном миллилитре жидкости каждой пипетки.

Я провела рукой по тёмному стеклу штангласа. Улыбнулась, вспомнив, что до сих пор, наливая что-то из бутылки, поворачиваю её этикеткой в руку, как нас научили раз и навсегда.

Никем не замеченная вышла.

В коридоре разговаривали двое мужчин.

— Ну, обсудим ещё, Иван Тимофеич, — сказал тот, что помоложе.

— Конечно, Владимир Константинович, — ответил тот, что постарше.

И тот, что помоложе, уже собрался идти в другую сторону, когда вдруг остановился и повернулся.

— Лерка? Гончарова?

Я охнула.

— Вовка? Баженов?

— Лерка, — кинулся он ко мне. Обнял, встряхнул. Отошёл, чтобы на меня посмотреть. — Глазам своим не верю. Гончарова, какими судьбами?

— Да, вот, была тут в деканате по делу. Не смогла пройти мимо любимых кабинетов, — смотрела я на одногруппника, с которым мы и в колхоз вместе ездили, и пять лет на лекциях отсидели.

— Чем занимаешься? Где работаешь?

— Да, нигде. Дома сижу. С детьми.

— За мужем, значит, — сказал он «за му̀жем», а не «замужем».

— Вроде того, — усмехнулась я. — Знаешь, как говорят: если ничего не добьёшься в жизни, говори, что посвятил себя семье. А ты как?

— Свою компанию открыл. Давно уже, лет пятнадцать назад.

— Молодец. Ну, ты всегда хотел.

— Да. Сколько у меня уже, — прищурил он один глаз. — Дай бог, не соврать, аптек сорок, наверное.

— Солидно. Женат?

— Женат, — кивнул он.

— Дети?

— Двое. Мальчик и ещё один мальчик, — улыбнулся он. — Ты уже обедала? — подтянув рукав костюма, Баженов посмотрел на часы.

— Нет, но неважно, — махнула я рукой.

— Почему же неважно? — удивился он. — Пообедаешь со мной? Или торопишься?

Торопиться мне было некуда, и я согласилась.

Удивительно, как меняет мужчин время.

Парней у нас в фармацевтическом институте было в принципе мало, с десяток на двести девчонок, а к выпуску осталось и того меньше, но за парней мы их всё равно не считали — скорее за боевых товарищей. Ничем привлекательно мужским для нас они не обладали. Или мы в них мужского просто не видели?

Баженов был невысоким, щуплым, белёсым, носил очки, то есть имел плохое зрение, из-за чего вечно сидел на первых партах, смешно щурился, комплексовал из-за прыщей, вечно спорил с преподавателями и, в принципе, неплохо учился, хотя, как говорят, звёзд с неба не хватал. Но мальчиков в институте берегли, иначе кто будет возглавлять кафедры, да и всю фармацевтическую промышленность страны, поэтому много от них не требовали.

На выпускном, где Баженов пригласил меня на медленный танец, он всё ещё был таким же — невзрачным, потеющим по любому поводу, неинтересным, но сейчас…

И когда только успел стать выше меня на целую голову? И эта косая сажень в плечах. И синева глаз за густыми ресницами. Да, он всё ещё был блондином, вернее, русым, но уже не тусклым, а ярким, выразительным.

Я разглядывала его в ресторане, сидя напротив, и поражалась.

И, наверное, рада была видеть. Хотя, конечно, разговор был ни о чём.

Поговорили о всякой ерунде, обсудили, кто где из наших, чем занимается, решили, что было бы неплохо собраться, обменялись телефонами. Баженов подвёз меня до дома. Да и всё.

Спасибо, что помог немного развеяться.

Хотя на моё общее настроение эта встреча сильно не повлияла, приятно было подумать о ком-то, кроме Наварского, о чём то, что было до него.

Девочек дома не оказалось. Вероника написала, что ушла гулять, Аня — совершеннолетняя.

Я решила, что просто надо делать хоть что-то.

Включила телевизор и притащила ворох неглаженного белья.

Но беда пришла, откуда не ждали — позвонила мама.