Вслед за сердцем

С.Джейм

Вслед за сердцем

Перевод с англ. Г.Семевеенко

Едва я начал свое путешествие по западным штатам, как меня арестовали обвинение в убийстве человека. Вскоре состоялся суд. Присяжные, позаседав, пришли к заключению: "ВИНОВЕН"...

То, что на этот раз я ни в чем не был виноват, для меня не играло роли. Ведь к смертному приговору я, по сути дела, подсознательно готовился всю жизнь.

Двенадцати лет меня упрятали в колонию для малолетних. На восемнадцатом году я попал уже в настоящую тюрьму. А потом из-за решеток почти не выходил: за угон автомобиля, за кражу, за подделку чека, за вооруженное ограбление... Из сорока восьми лет жизни я провел на свободе считанные месяцы.

"Если уж не смог прожить как следует, то хоть умереть надо с достоинством", - решил я. Поэтому, когда автоматическую кассацию отклонили, я сказал назначенному судом адвокату, что больше хлопотать не нужно.

Потянулось однообразное существование, обычное для обитателей камеры смертников: я ел, пил, читал, по утрам регулярно обрывал листки календаря, ожидая наступления "большого дня".

Вы ошибетесь, если подумаете, что мой тюремный надзиратель Раймонд был доволен арестантом, не надоедавшим ему ни хныканьем, ни жалобами, ни просьбами. Не знаю, почему мое поведение беспокоило, тревожило его.

- Знаете, как-то даже неестественно, когда человек в вашем положении так равнодушен, - сказал мне он.

- Откуда вы знаете, что естественно, а что неестественно, надзиратель? - ответил я. - О тюрьме вы читали только в книжках - ведь вас на эту должность назначили всего год назад. К тому же, каждый вечер вы уходите спать домой, к жене... Вам еще многое предстоит узнать!..

Он не рассердился, лишь задумчиво покачал головой. Я заметил, что у него очень усталый вид, синеватые круги под глазами.

Надзиратель был женат на молодой, стройной, грудастой женщине. В ее облике своеобразно сочетались сексуальность и невинность. Мы, заключенные, видели ее на концертах арестантской самодеятельности: она аккомпанировала певцам на аккордеоне. Когда она, покачивая бедрами, проходила на сцену между двумя шеренгами глазевших на нее мужчин, то улыбалась и кивала головой направо и налево. И не было в тюрьме человека, который не завидовал бы надзирателю...

В мою камеру, кроме Раймонда, раза два заходил священник. Но мне удалось спровадить его. Чудак пытался внушить мне, что нераскаявшиеся души попадают в ад. А я толковал ему про "реинкарнацию". Есть такая теория о переселении душ в тела других людей или животных. Я это вычитал в какой-то книжке. В конце концов я сказал:

- Встретимся у входа в лучший мир, штурман!

Он знал, что арестанты прозвали его "небесным штурманом", обиделся и больше не появлялся.

Так, что единственным моим посетителем остался надзиратель Раймонд.

Камера смертников довольно просторна. В ней умещались койка, маленький столик, две табуретки, полочка для книг и, конечно, стульчик.

Надзиратель обычно выжидал, пока уйдет коридорный, несколько минут стоял, переминаясь с ноги на ногу, и только потом садился на край табуретки. Я клал книгу на пол возле койки и оборачивался к нему.

Чем меньше времени оставалось до "большого дня", тем чаще он появлялся в моей камере. Выглядел он все хуже и хуже. Со стороны можно было подумать, что не мне, а ему предстояло, как говорится, "оседлать молнию".

- Знаете, гм... гм... Приведение приговора в исполнение... состоится через несколько недель, - сказал он однажды, прикуривая одну сигарету от другой. Руки его дрожали.

- Знаю.

- А вы... вы выбрали способ, которым... который вы хотели бы? - мялся он. - Знаете, в нашем штате допускаются лишь два способа казни. Либо повешение, либо расстрел...

Я постарался ответить как мог равнодушнее:

- Там, на востоке, электроэнергия дешевле, что ли? Я думал, что везде применяют электрический стул.

- У нас вы можете выбрать только одно из двух.

- Ну, ладно. Тогда пусть меня расстреляют. Выбираю взвод солдат!..

Я потянулся за лежавшей на полу книгой, думая, что разговор кончен. Но надзиратель вновь дрожащим голосом обратился ко мне:

- И вас действительно совершенно не волнует, что вам приходится выбирать способ собственной смерти?

- А что ж тут волноваться? Все равно ведь вы меня прикончите!..

Лицо его исказилось болезненной гримасой. Он почти выбежал из камеры.

В течение трех следующих недель у меня был прекрасный аппетит, я поправился почти на три килограмма. Надзиратель за это время похудел на пять. Он, очевидно, гораздо больше размышлял о моей казни, чем я. Бедный парень, вероятно, любил ближнего своего больше, чем себя!.. Он даже - без моего ведома - обратился к губернатору штата с просьбой заменить мне смертную казнь пожизненной каторгой. На нем просто лица не было, когда он пришел сообщить об отказе...

Постепенно он стал действовать мне на нервы, хотя и нелегко возненавидеть человека, который так хочет вам добра.

За неделю перед казнью он появился в дверях камеры с каким-то незнакомым молодым человеком.

- Это доктор Сэнсом, - сказал надзиратель. - Он хотел бы с вами поговорить.

Я приподнялся на койке. "Этот доктор, вероятно, круглый идиот, подумал я. - Ни один доктор, если он в своем уме, никогда бы не полез в камеру смертников".

Коридорный открыл решетчатую дверь, но в камеру вошел только доктор.

- Я оставлю вас наедине, - пробормотал надзиратель Раймонд и исчез вместе с коридорным.

- Вы пришли, доктор, проверить, достаточно ли я здоров, чтобы умереть? - спросил я.

Он улыбнулся одними губами. Глаза его оставались холодными, как голубоватые льдинки. Таких ледяных глаз я не видел еще ни разу.

- Вы бы лучше позаботились о нем, - кивнул я головой в сторону, куда удалился надзиратель. - Он слишком близко все это принимает к сердцу.

- А вы? Вас это ничуть не огорчает?

- Ничуть.

- Так мне и рассказали, поэтому я и пришел.

Доктор уселся, закинул ногу на ногу и продолжал:

- Я главный врач нейрохирургической клиники местной больницы. Я пришел, чтобы попросить вас: подарите ваше тело науке! Буду говорить точнее, подарите его мне.

Этот парень говорил без малейшего признака стыда. Совсем откровенно говорил, что хочет получить мой труп!..

- А зачем вам это, доктор?

- Вы, конечно, читали о пересадках органов, которые были произведены... Сердца, печени, почек...

- Я, конечно, в состоянии прочитать крупные буквы в газетных заголовках.

Он никак не реагировал на иронию.

- Видите ли, - сказал он, - мною разработаны совершенно новые методы, которые еще полгода назад показались бы чудом. Вы помогли бы спасти несколько человеческих жизней.

- Неужели несколько? - спросил я с деланным недоверием и представил себя в виде колоды карт, которую, растасовав, раскладывают по столу. Слушайте, ведь я уже не ребенок. Мне под пятьдесят. Я всегда знал, что вам нужно свежее мясо. Но, увы, когда меня изрешетят пули, мой "будильничек" не пригодится ни мне, ни кому-либо другому!

Однако он хорошо подготовился к разговору:

- Тюремный врач сказал мне, что вы, учитывая ваш возраст, абсолютно здоровы. Вы почти всю жизнь прожили, подчиняясь строгому режиму: вовремя ели, гуляли, ложились спать и вставали. Вы были защищены от распространенных за пределами тюрем пороков. Я уверен, что все ваши органы - именно то, что нам нужно!.. А вот способ казни, который вы избрали, - это действительно форменная растрата. Я просил бы вас отказаться от расстрела.

- Об этом не может быть и речи! - заупрямился я.

- Ну, хорошо. А тело? Вы уступите его мне?

Меня не очень прельщала идея превратить мое тело в запасные части, но уж раз я решил уйти из жизни достойно...

- Я выбрал расстрел и не намерен от этого отказываться. А тем, что от меня останется, распоряжайтесь, как хотите.

- Отлично! - воскликнул доктор, вставая.

Затем он вынул из кармана пиджака и протянул мне на подпись какой-то документ. Он не хотел откладывать эту процедуру, боясь, что я передумаю.

Я подписал, не читая, и доктор Сэнсом ушел.

Утром в день казни мой надзиратель нервничал больше, чем я. Видно было, что он всю ночь не сомкнул глаз. От него пахло спиртом.

Я вышел вслед за ним в сопровождении бормотавшего молитвы "небесного штурмана" и, сознаюсь, подумал, что стаканчик виски не помешал бы и мне.

Тюремщики, мимо которых мы проходили, кивали прощально головами; некоторые что-то ворчали, желая, видимо, меня подбодрить.

На тюремном дворе было холодно. Первые лучи солнца золотили верх высокой кирпичной стены. Массивный деревянный стул с прикрепленными к нему ремнями стоял метрах в пятидесяти, напротив сарайчика, сколоченного из досок и прикрытого полотнищем. Я знал, что солдаты уже там. Когда наступит мой час, занавес поднимется и - трах!..

Метрах в двадцати левее стула стоял санитарный автомобиль с прицепом. Рядом с машиной - доктор Сэнсом с группой каких-то медиков. Слышался только рокот дизельмотора, установленного на прицепе. Я подумал, что мотор, вероятно, дает ток аппаратуре искусственного кровообращения.

Я подошел к стулу и сел. Тюремщики облегченно вздохнули: я не заставил их применять силу. Надзиратель очень невнятно прочитал какую-то бумажку. Двое полицейских ремнями пристегнули к стулу мои руки и ноги. Тюремный врач прикрепил к моей груди мишень, а потом закрыл мне голову тяжелым металлическим колпаком, края которого уперлись в плечи.

Наступила мертвая тишина.

Я хотел сказать что-нибудь остроумное, но вдруг почувствовал страшный удар прямо в сердце. Кровь хлынула горлом. Я успел подумать: "Доктор просчитался..."

Больше я ничего не чувствовал...

Когда я открыл глаза, брезжил слабый свет. Я словно сквозь густую белесую пелену видел, что возле меня что-то двигается. Слабость, какой я никогда прежде не знал, парализовала все тело.

- Немедленно позовите доктора Сэнсома, - дошел до моего слуха нетерпеливый женский голос. - К пациенту вернулось сознание. На этот раз, кажется, окончательно!..

Вокруг забегали. Мой взор прояснялся.

Вдруг мои глаза встретились с ледяными глазами доктора Сэнсома. Лицо его было, как и тогда, спокойно и холодно.

Бешенство закипело во мне. Этот хладнокровный колдун использовал меня, как кролика. Он привез из тюрьмы мое тело и пересадил мне чужое сердце!

Я поднял руку и хотел сказать ему все, что я о нем думаю, но слова произносил совсем невнятно.

Неожиданно я заметил на своей поднятой руке рыжие веснушки.

Моя рука?.. У меня ни на лице, ни на руках никогда в жизни не было веснушек!

Я в изнеможении откинул голову на подушку.

Нет, этот сатана не пересадил мне новое сердце. Он мой мозг пересадил в чужую голову!.. Один Бог или один черт знает, на сколько частей он распилил мое тело!..

- Вам сейчас нельзя говорить, - сказал спокойно доктор Сэнсом. - Вы длительное время находились в состоянии комы. Надо лежать неподвижно и спокойно.

Я ощутил, что лицо у меня забинтовано.

- Вы отлично перенесли операцию. Выздоровление идет быстро. Через несколько дней сможете вставать с постели и начнете приобретать навыки движения, - слышался голос доктора. - Скоро мы снимем повязки, и вы будете выглядеть почти так же, как до того момента, когда, выпав из машины, ударились головой о столб. Большинство шрамов будет скрыто под волосами.

Он ничем не дал мне понять, что разговаривает не с одним, а с двумя "существами" сразу - с моим мозгом и с чужим мне телом.

Только теперь я заметил какие-то трубки, прикрепленные к моему боку и левой руке...

Вскоре доктор и его помощницы сняли их - мое кровообращение стало самостоятельным, и я обрел способность нормально дышать. Потом они убрали и всю остальную аппаратуру...

В последующие дни я осваивал способность координировать движения. Труднее всего было с речью. Вначале я едва мог ясно произнести даже одно слово, но постепенно стал свободно выговаривать целые фразы.

Когда доктор Сэнсом разрешил встать с постели, я начал заново учиться ходить. Так чувствует себя, вероятно, человек, севший за руль машины после того, как много лет провел в тюрьме.

Доктор все время наблюдал за мною, и я обратил внимание на странный блеск, все чаще появлявшийся в его глазах.

Изо дня в день я становился все сильнее. Я осознал, что мое новое тело - молодое тело. Я чувствовал себя так бодро, как никогда!..

Однако мне стало не по себе, когда доктор Сэнсом сказал, что совсем скоро я смогу вернуться на работу. Он-то ведь знал, что я ничего не умею делать! О какой работе могла идти речь?..

Психически я оставался пожилым арестантом, который более тридцати лет провел за решеткой. У меня не было никакой квалификации, никакого образования, если не считать нескольких книг, прочитанных в камере. Тюрьма, которая была моим родным домом, приготовила меня только для жизни в тюрьме. Я никогда не смогу привыкнуть к образу жизни того человека, в чье тело пересадили мой мозг. Я не хотел ни кого-нибудь, ни себя самого обманывать на этот счет.

Тем не менее однажды доктор Сэнсом появился возле моей постели с пакетом, в котором лежали белье и костюм.

- Одевайтесь, - сказал он. - Я отвезу вас на вашу работу. Это будет короткое неофициальное посещение. Но уже вскоре вы вновь освоите вашу профессию.

- Вновь освою?.. Мою профессию?..

Он промолчал.

Больничный шофер быстро вел машину. Доктор Сэнсом сидел рядом со мной. Я не смотрел по сторонам, боясь, что у меня закружится голова.

Только когда машина остановилась, я взглянул в окно и глубоко вздохнул, не веря глазам.

Мне помогли выйти из автомобиля. По сторонам стояли улыбающиеся люди. От ворот до самой канцелярии меня приветствовали тюремные стражи. Многих из них я знал, когда сидел в этой тюрьме, ожидая казни.

- Добро пожаловать, надзиратель Раймонд! - говорили они мне.

Когда я вошел в канцелярию, ко мне на шею бросилась стройная молодая грудастая женщина:

- Ох, дорогой мой! Наконец-то! - восклицала она. - Я так измучилась! Мне не разрешали даже навещать тебя!..

Я крепко обнял ее.

Я не обращал внимания на ехидный взгляд доктора Сэнсома, усмехнувшегося, когда я обнял свою жену.

Я был счастлив: я получил единственную работу, которая мне вполне подходила и была по душе.

Единственную работу, которую я мог выполнять хорошо.

С другой стороны решетки, но - снова в тюрьме!

Доктор Сэнсом знал, что он делает...