Встреча выпускников

Город, в котором прошла половина моей жизни, сейчас лежал в руинах. Пыли в воздухе было больше, чем кислорода и даже азота. Ни одной живой души я не увидел, пока шел в некогда любимую школу на встречу выпускников. Переступая с ноги на ногу через грязь и лужи, я закурил. Сигаретный дым прекрасно вписывался в пейзаж, добавляя еще больше серости в бесцветную гамму. Разбросанные в округе кирпичи вкупе с поваленными деревьями и шастающими бродячими псами уничтожали те счастливые осколки воспоминаний двадцатилетней давности, что так скрупулезно лелеялись в ранее неприкасаемом прошлом.

Тропка, ведущая в школу, еще сохранилась, и на ней виднелись новые следы. Видимо, кто-то уже пришел. Я различил три разные подошвы, причем одна была заметно меньше остальных. По всей видимости, женская.

– Мой класс, а по совместительству лучшие друзья. Надеюсь, вы не предали наши идеалы и сохранили в себе то, что мы обсуждали двадцать лет назад. – пришла мне незатейливая мысль, добавляя угли в печь воспоминаний.

Входов в школу было несколько. Один изначальный, а другие в виде громадных дыр в стенах, которые не пощадило время. Я решил следовать традициям, а потому выбрал первый вариант. Следы внутри указывали на то, что все собрались в столовой. Туда же пошел я неспешной походкой. Одна сигарета кончилась, и в ход пошла следующая. Только из-за них у меня не болела голова.

Три человека стояли и разговаривали. Все верно. Я рефлекторно потянулся к револьверу. Резко вышел из-за угла и наставил его на компанию.

– Кто вы? – произнес я.

– Саша? Воронов? Ты, что ли?

Я молчал.

– Это я, Родион. Этот солидный парень – Кирюха. А это – Вася, – последней была девушка. На секунду я задумался, но быстро вспомнил, что среди нас действительно была одна девушка с такой кличкой. Ее звали Василиса Воронцова.

– Вася, Кирюха, Родион. Привет. Рад вас видеть. – убрал я револьвер в кобуру.

– Так это все-таки ты? Давно не виделись, Саша. А ты изменился. – сказал Кирилл.

Ростом он всегда был чуть ниже меня. Но вот телосложением вышел покрупнее. Пара десятков лишних килограмм налицо. Его волосы были короткие и седые в придачу. В остальном он не изменился: круглое гладкое, как у младенца, лицо, впалые голубые глаза и широкая улыбка. Одет он был прилично. Официальный черно-белый костюм, сшитый ему впору, выглядел серьезно, но немного комично, учитывая то место, где мы собрались.

– Тебе бы похудеть, – указал ему я.

– Да ладно тебе. Мы встретились спустя столько лет, а тебя волнует только это?

– Ну-ну. Впрочем, где остальные?

Слово взял Родион, который также, как и Кирюха, был одет в костюм, но менее официальный, бордовый с розовой рубашкой под ним. За внешним блеском он прятал еще больше килограмм лишнего веса. Его пузо трудно было скрыть, но он пытался изо всех сил. Родион Ульянов полностью облысел. Но сохранил свои добрые черты. Его карие глаза были все также ярки, хоть и скрывались теперь за круглыми прозрачными очками. В его улыбке больше радости, чем во всех нас вместе взятых. Он всегда ценил нашу школьную дружбу как никто другой.

– Остальные не добрались. Видимо, труден был их путь.

– Кто как кончил? – спросил я.

– Большинство сторчались. Кто-то погиб в результате несчастного случая, кто-то покончил жизнь самоубийством. Ну и так далее.

– Ясно, сдались. Мы ведь давали обещание. Ну да фиг с ними. Я рад, что вы живы.

– Но что стало с тобой, Саша? – впервые высказалась Вася, чей голос за двадцать лет вообще не изменился. – Твои глаза потеряли цвет. Я вижу в них только пустоту. Ты сильно исхудал. Одет, прости, как бомж. За собой вообще не следишь. И свои черные волосы отрастил. Это каре? Т-тебе идет…

– А ты совсем не изменилась. – я бросил взгляд на ее фигуру, которая была все еще хороша. – Прическа та же, что была у тебя в школе и та же, что у меня сейчас. Вот так совпадение. Тебе тоже идет.

Ростом она была ниже нас всех. В меру худая еще со школы, что придавало ей больше молодости, чем отбирали года. Ее аккуратные острые линии ключицы подчеркивали форму лица, большие карие глаза и толстые брови. В отличие от парней она отлично сохранилась. И кожа ее была свежее, и тон голоса ярче, и глаза, в которых виделась наивная детская радость.

Она верно подчеркнула, в моих глазах такого нет.

– Давайте присядем.

Мы подошли к единственному сохранившемуся столу, на котором валялись обломки, окутанные огромным слоем пыли. Взяли ближайшие уцелевшие стулья и сели. Только Вася достала из сумочки салфетку и протерла свой перед тем, как сесть.

– Помните выпускной? Наше обещание?

– Конечно, – сказали в унисон они.

Тогда мы веселились. Учеба закончилась. Пришла пора вступать во взрослую жизнь. На официальной части нам вручили аттестаты. До сих пор помню тот яркий актовый зал, укутанный ковровыми дорожками и вишневыми тканями. Около сотни человек помещались в нем. Каждый был официально одет, словно на балу в аристократическом дворце. Матери радуются за своих детей, не в силах остановить слезы. Отцы с глубоким молчанием смотрят прямо в глаза, как бы проговаривая: «молодец». Учителя посвящают нам свои заранее заготовленные речи, желают нам благого будущего. Знали бы они, как все обернется.

После этого наступил банкет. Кто-то пил шампанское и вина, но большинство одноклассников стояли в сторонке от алкоголя. Когда же часы известили о наступлении следующего дня, наш класс дружно покинул ресторан и вернулся обратно в школу. Пошли мы в заброшенный спортивный зал, что отдельным корпусом располагался на обширной территории школы. Туда кроме нас никто не заходил, а потому это место было назначено залом наших заседаний.

Когда мы приехали, светало. Светловолосый, но робкий Женя открыл замок. Все уселись на пол в своих новехоньких костюмах, я же встал у трибуны, которую мы когда-то соорудили на скорую руку из досок при помощи парочки гвоздей. В тот день трибуна выстояла последнюю речь, а после с грохотом развалилась. Хоть тогдашняя моя речь была важнейшей, была переломным пунктом всего повествования, но сейчас я мог вспомнить лишь отдельные ее куски. Но как сейчас помню, холодный утренний ветер шатал скрипящую дверь. Девятнадцать завороженных лиц смотрели на меня в последний раз перед тем, как разойтись по жизни. Свет еле освещал наше сборище через прорехи в крыше, прямо как сейчас.