Сатарин Ким Вторая радуга

Ручейный

С утра Ермолай глянул на календарь: зиме осталось два дня. Сразу вспомнилось странно застывшее, производящее тревожно щемящее впечатление лицо Ольги Аникутиной. Эвенки, на зиму отсылавшие детей и некоторых женщин в Ручейный, вот-вот должны были возвращаться в свои лесные чумы. У них учебный год кончался в конце марта, тогда как юноша, как и полагалось в русских школах, должен был сидеть за партой до конца мая. А там ещё и экзамены…

Мимолетно позавидовав Ольге, он поскорее проглотил завтрак и выскочил из избы. Идти в школу вместе с отцом — учителем — он не хотел и сейчас в очередной раз изобрел какой-то предлог, чтобы уйти пораньше. Впрочем, он давно подозревал, что отец с матерью догадывались об истинной причине его раннего выхода в школу и оттого с готовностью выслушивали любые отговорки. Из соседней избы, как по команде, одновременно вышла Инка, как бы случайно замешкавшись на крыльце. Калитку она открыла аккурат в тот момент, когда он проходил мимо.

— Привет, — небрежно поздоровался юноша и слегка умерил шаги.

Неудобно, в самом деле, встретив одноклассницу по дороге в школу, продолжать путь одному. На это Гришина и расчитывала, раз за разом подстерегая у окошка своего дома выход одноклассника на улицу. Впрочем, явно Инна ему своего общества не навязывала, а он постоянно делал вид, что верит в случайность их одновременного выхода из дома. Внимание соседки юноше, который ещё ни с одной девушкой не гулял, было одновременно и приятно, и в то же время раздражало.

— Ты про экономические теории до расщепа реферат писать будешь? — спросила Инка, как будто этот вопрос её действительно волновал.

— Я писал краткий обзор, — ответил юноша. — Мне его уже зачли. Семнадцать баллов.

— Так тебе по экономике ещё два обзора писать придется. Я уж лучше один полноценный реферат сделаю, чем три обзора. Подобрала себе двадцатый век, середину. До монетаризма. Веселые были времена. Я до сих пор не понимаю, как это все они могли всерьёз полагать, что богатеть можно бесконечно.

— Так они же не в расщепе жили, а в полноценном мире, — изрек невероятную банальность Ермолай и даже слегка устыдился сказанного.

Инка, впрочем, сочла сказанное справедливым, в очередной раз поразив юношу женским умением в сотый раз с энтузиазмом выслушивать прописные истины. Зато Харламов разом почувствовал себя не в своей тарелке. Так с ним обычно и случалось, стоило ему поговорить с девушкой несколько минут. Он или замолкал, не в силах отыскать тему для разговора, или же начинал изрекать глупости, отчего стыдился, краснел и пытался найти повод удалиться. Соседка же, ничего не замечая, весело щебетала:

— Тебе хорошо обзоры писать, отец всегда поможет.

— Поможет, — не стал возражать одноклассник, — только от его помощи быстрее не получается. Он мне не подсказывает, только проверяет и на ошибки указывает. Писать и ошибки исправлять самому приходится.

— Все равно помощь, — не согласилась девушка, и зачем-то остановилась.

Не сразу Харламов заметил бредущего навстречу Бордусея. Шаман, в вывернутой неотделанной шкуре поверх засаленной телогрейки, старых валенках и остроконечной овчиной шапке, внимательно глянул на Инну, зачем-то перевязывающую платок, нахмурился, и направился к ним.

— Ты, юноша, не сын ли Николая Владимировича будешь? А ты, девица, внучка деда Афанасия, кажись?

Одноклассники молча кивнули, затем поздоровались с шаманом:

— Здравы будьте, дядька Бордусей…

— И вам того же, — пробормотал шаман и ухмыльнулся. — Дядька… Не ошиблись, однако.

Затем глаза его остановились на Ермолае и он спросил:

— Аня, сестра твоя, вроде с моей Ольгой подруги, так?

Юноша замешкался, но постарался ответить честно:

— Ну, они иногда гуляют вместе…

Инна при этих словах отвернулась в сторону, с интересом разглядывая проезжающего по улице на стареньком снегоходе мужика в ярком китайском пуховике. Шаман, несомненно, уловил неуверенность в голосе молодого человека, но ответ его вполне удовлетворил и он заявил, что молодежи пора идти в школу.

— А Ольга на него совсем не похожа, — без всякой связи с предыдущим разговором сказала соседка.

Что-то в её голосе подсказало юноше, что сейчас не время изрекать банальности.

— Её настоящий отец утонул, когда она была ещё младенцем. Бордусей женился на её матери сразу после смерти отца. Так по их обычаям полагается — жениться на вдове погибшего брата.

— Так он ей дядей приходится… — ошеломленно протянула Инка и пристально посмотрела на юношу.

Тот опустил голову, размышляя над странной фразой шамана насчет дядьки. Это они с Инной не ошиблись, назвав его дядькой, или же шаман имел в виду, что он Аникутиной дядей приходится? Но почему дядей? И по обычаям эвенков, и по русским, он Ольгу удочерил — и был ей отцом. А вот кто был отцом круглолицей и слегка раскосой соседки, в поселке не очень-то знали. Её мать вышла замуж повторно и вместе с мужем работала в Заполярье, на рудниках Норильска, приезжая в Ручейный только раз в году. Инна жила у деда, родители считали, что суровый климат севера дочери на пользу не пойдет. Первого же её мужа и отца девушки в поселке помнили плохо. Он то появлялся, то уезжал, пока не пропал окончательно.

Но говорить с соседкой об этом Ермолай не решился, Инка же быстро перевела разговор на другую тему, избавив его — или себя — от возможной неловкости. А там они дошли до школы и разговор с шаманом сам собой забылся.

Спортивное развитие неожиданно заменили физикой, причем за урок быстро прошли сразу три темы. Школьники даже взвыли в прямом смысле слова — тихонечко, не разжимая губ, задние ряды издавали протяжные стоны, стоило физичке объявить последнюю тему.

— Попрошу тишины, — постучала по столу указкой физичка. — Вы знаете, что к концу недели некоторые ученики нас оставят, в связи с отъездом к постоянному месту жительства. Надо поспешить, чтобы до их отъезда класс прошел основную часть программы…

Ермолай, как и Громяк, Аникутина и ещё пара учеников восприняли известие спокойно. По физике у них всегда были высшие оценки, а юноша ещё в начале года прочитал весь учебник, и мог без подготовки сносно ответить по любой теме. Остальные заметно опечалились. На экономике предстояла имитационная игра, Харламов сел рядом с другом, Костей. Раскладывая карточки, имитирующие пакеты акций и просматривая правила игры, приятель шептал на ухо последние школьные сплетни. Заинтересовало юношу лишь известие о свидании Наденьки с Агафоновым, мастером с лесопилки.

— Витька узнает, морду Агафону набьёт.

— Кто кому набьёт, Агафон старше на два года, и мышцы у него накачаны — дай бог каждому, — усомнился Костя.

— Богомолов, Харламов, вы готовы? Ваши заявки?

— Акции угледобывающих шахт, на сорок тысяч, — твердо произнес Ермолай, пододвигая стопку бумажек на центр стола.

Костя сделал вложение в самый большой банк — ход беспроигрышный, но никак его позиции не улучшающий. Витька Громяк глянул на него угрюмо, а друг уже шептал на ухо:

— Твоя Анька вчера с Ольгой Аникутиной в шаманском обряде участвовала. Она тебе ничего не говорила?

Ермолай ошарашенно покачал головой и тихо ответил:

— Мне сестра про Ольгу никогда ничего не рассказывает.

Пожалуй, только сейчас он задумался, почему так. Анька на год его старше, немного пытается братом командовать, но отношения между ними вполне доверительные. Но об Ольге, с которой она, похоже, дружит, сестра никогда не рассказывает. Ему не рассказывает. А Маринке, младшей сестренке, рассказывает. И матери тоже. При мысли о том, что он начнет расспрашивать про девушку мать или сестренку юноша, похоже, покраснел. Уши вдруг стали горячими, он воровато огляделся, и взор его на мгновение задержался на дочери шамана. Девушка смотрела в пространство, шевеля губами, а затем опустила глаза и отделила от стопки своих бумаг небольшую кучку. Он отвел глаза в сторону и успел заметить вопросительный взгляд Инки.

— Ты хоть скотное хозяйство какое прикупи, Костя, — подсказал он растерявшемуся приятелю.

Игра затягивала его все больше. Уже самые неосторожные успели разориться, те, кто осторожничал, остались при своих, потеряв всякие шансы на выигрыш, а Витька Громяк и Ольга пододвигали к себе все новые пачки акций. К середине урока игроков осталось семеро. Советы Харламова помогли Косте продержаться до того момента, когда итог четко определился. Хозяйственный мир поделили между собой Громяк и Аникутина, оставив жалкие крохи Ермолаю, Руфику и Косте; прочие игроки выбыли.

— Ну конечно, теперь Ольге нужно по всем предметам хорошо учиться, — пробурчал разочарованный Богомолов и пояснил: — Она останется в поселке до весны. Отец её на Край посылает.

Русских отбирали для путешествия на Край специальные комиссии психологов, у эвенков решал шаман.

Из школы он возвращался вместе с Гришиной, и опять не спросил её про отца. Девушка его опередила.

— Тебе лучше на красавиц не заглядываться, а стараться оценки повыше получить. А то дальше Лесосибирска не уедешь. С твоими способностями в городе надо жить, Ермолай.

— Я что, по твоему, на Надьку заглядываюсь? — возмутился юноша.

— Не на Надьку. На Ольгу Аникутину, — тихо проговорила Инна. — Я же вижу…

— Это Ольга-то красавица? Да у неё вид, как будто она никак проснуться не может…

— Ну, и ты на неё запал, как странствующий принц на спящую красавицу, и мечтаешь разбудить поцелуем.

— Да ничего я на неё не запал, охота была тебе всякие глупости говорить!

До калитки своего дома соседка молчала, а юноша шёл, и чувствовал, что всё лицо у него пылает. Дома он поспешил умыться холодной водой, чтобы мать и сестры не приставали с расспросами.

А ближе к вечеру, в спортзале, к нему подошел Витька, капитан всех существующих в школе команд, попросил перекинуться парой слов без свидетелей. Вид у него был мрачно-сосредоточенный, и Ермолай даже струхнул немного. Витька — парень крутой, развитый, подраться не дурак и стремится всегда утвердить свое главенство. До сих пор он юношу не задирал — мол, сын учителей, себе дороже связываться — но и тот Витьке ни в чем дорогу не пересекал.

— Ты, Ерёма, все знаешь. Слышал такое выражение — воин Блеклой Радуги? Нет? Я слышал, это круче любого спецназа.

Нет, про таких воинов он не слышал. Ясно, что Витька, который пытался прослыть всезнайкой, не мог безболезненно перенести неведения и пытался узнать всё возможное о воинах Блеклой Радуги. Интернет ему не помог — впрочем, Громяк прекрасно понимал, что мог неправильно задать вопрос. А в таком случае любой поиск был обречен на неудачу.

Витька обращался за помощью, причем помощью тайной.

— … Бордусей при мне проговорился. Там, кроме меня, одни девки были. Мне он сразу сказал: "не видать тебе, малый, радуги" — и про меня забыл. А после девкам начал камлать, будущее предсказывать. Там и твоя Анька была. Вот ей он и сказал — судьба, мол, твоя счастливая, доведется тебе рядом с собой узреть аж трех воинов Блеклой Радуги.

— И что дальше?

— А дальше дядька Бордусей что-то совсем непонятное понес, я же не мог шамана прерывать. Спасибо и за то, что меня вообще туда пустили. Да, Ерёма, ты и об этом никому не говори. Я там в волчьей маске был, а говорил хриплым голосом, вряд ли меня девки узнали. Просекаешь ситуацию?

Вернувшись в спортзал, Громяк больше к юноше не обращался. Играли в волейбол. Только в этом виде долговязый и не очень сильный Харламов представлял какую-то ценность для школы. Он искусно ставил блок, чутьем угадывая и момент прыжка соперника, и попытки обмануть блокирующих скидкой. В нападении он играл слабо, оттого выпускали его только на своей подаче, выставляя в переднюю линию. После игры затеяли соревнование: броски мяча в баскетбольное кольцо после пробежки с переворотом через голову. Витька разделил первое место с Гришкой Рахимовым, Ермолай стал пятым из пятнадцати участников.

— Неплохо, — одобрительно сказал Громяк ребятам, — Ерёма и без всяких помех никогда больше не забрасывал.

Вроде бы и без подковырки сказал, а юноша разом поскучнел и молча пошел в раздевалку.

Вечером вместе с Костей он ушел на лыжах в лес. Жила там одна белка, которую они пытались приручить. Приманивали зверька до сумерек, но белка на снег так и не спустилась. Взяла свое угощение с нижней ветки сосны — и наверх. Пришлось ограничиться только этим, чтобы не искать обратный путь в темноте.

— Ерёма, а ты отсюда бы дорогу в поселок нашел в ночи? — спросил Богомолов, когда они спустились в заросший лиственницей и сосной распадок.

— Чего не найти, — удивился тот, — слева от нас горбы идут цепочкой до Бирюсы. А у берега их тракт пересекает, что к нам в поселок идет. Заблудиться невозможно, разве что крюк небольшой сделаешь.

Костя хмыкнул недоверчиво, и лесенкой быстро пошел вверх по склону. На лыжах он ходил хуже Харламова, но признавать превосходство друга не собирался. Подождав его на вершине очередного горба, он спросил:

— Чего от тебя Витька сегодня хотел?

— Так, спросить по одному вопросу, вполне абстрактному.

— Ну, ты же у нас ходячая энциклопедия… А я смотрю, он сегодня весь день не в себе. И на Аникутину так внимательно поглядывает. Он же тунгусов никогда не замечал…

Юноша промолчал, сильно оттолкнувшись палками, заскользил вниз. Дома он выбрал момент и подошел к Аньке, когда та оказалась на кухне одна.

— Ты вчера дядьку Бордусея видела? Что он интересного сказал?

— А что тебя интересует? — повернулась от сковородки разрумянившаяся сестра. — Он девицам будущее предсказывал. Или тебя какая-то девушка заинтересовала? — сестра понимающе улыбнулась и добавила:

— Наконец-то…

— Меня больше интересует, что шаман насчет радуги говорил. А из девушек — твоя подруга, Ольга…

Аня повернулась к сковородке и принялась там что-то переворачивать.

— Он предсказывал, кто нынешней весной радугу увидит. А мне посулил воинов радуги, но кто они такие — не сказал. Ольге он ничего не говорил. Я вообще не поняла, что она там делала — сидела молча, без маски, глаз с отца не сводила. А когда всё кончилось, встала с таким трудом, как будто не отец, а она сама камлала. И вообще, почему бы тебе её саму не спросить? Не бойся, она не кусается, — сестра оглянулась на него через плечо, посмеиваясь.

— Спрошу, — пообещал брат коротко. — А ты у отца не интересовалась насчет воинов радуги, кто они и что сулит их появление?

Когда Анна качнула головой и замялась, он спросил:

— Хочешь, я сам спрошу?

— Спроси. Только про меня упоминать не надо, а?

— Не буду, — пообещал брат.

Отец даже спрашивать не стал, откуда сын услышал о воинах Блеклой Радуги.

— Ты слова Бордусея буквально не воспринимай. Он ведь уже стар, а старики часто говорят путанно. Шаманам же это даже положено. Те, кого он назвал воинами Блеклой Радуги, на самом деле называются иначе. Если твоя судьба сложится определенным образом, ты о них узнаешь всё, что полагается.

— А сейчас что, мне вообще не положено про них слышать?

— Да, не положено. Но, раз услышал, знай — есть люди, добившиеся многого на пути постижения Учения Радуги. Те из них, кто учит других, всем известны как Чародеи Радуги. Но есть и другие мастера, которые не занимаются преподаванием. Таким народная молва приклеивает самые разные названия. Бордусей вот назвал их воинами, хотя с обычными солдатами, даже спецназовцами, у постигших Путь Радуги ничего общего нет.

— А с монахами Шаолиня есть? — поинтересовался жадно слушающий сын.

— С реальными — нет, с мифическими — возможно. Миф — понятие многогранное…

Отец опустил глаза к загромождающим стол бумагам, намекая на то, что разговор окончен.

— А обычному человеку встретить такого воина на жизненном пути — это хорошо или как?

— Или как, — буркнул Николай Владимирович раздраженно, не поднимая глаз от стола.

Ничего не оставалось делать, кроме как выйти из отцовского кабинета. Анну его рассказ взволновал, и уже вдвоем они отправились к матери с тем же вопросом. Анастасия Сергеевна обрадовалась случаю поговорить. Взрослеющие дети не баловали её долгими разговорами, может быть, поэтому, она начала издалека. С радуги Края.

Конечно, все в расщепе 80-100®, или меридиане Енисей — Иравади, с детских лет знали, что некоторые люди на Краю, среди меняющихся световых узоров его вечного свечения, могли разглядеть неподвижную фигуру. Для того и организовывали молодёжи путешествия на Край, чтобы определить, кто же её способен видеть. И некоторых из видящих приглашали в Школы Радуги.

— Приглашают туда не всех, способных к обучению. Если в обычной школе можно выучить любого, у кого мозгов достаточно, то Учение Радуги требует не только способностей, но и желания посвятить этому пути всю жизнь. Оттого и берут туда немногих. И оканчивают эту школу далеко не все. Многие через год, или через пять понимают, что не хотят там дальше учиться, а кто-то не способен перейти на следующую ступень. Способности-то у всех разные…

— А сколько там учатся те, у кого и способностей и желания достаточно? — спросила Аня.

— Долго. Обычное образование, в университетах, тоже входит туда, как часть. Только первый год обучения в Школе Радуги связан с полным отрывом от обычного мира, а дальше — у каждого свой путь. Может, кто-то из учеников Радуги живет рядом с нами, обычной жизнью. Они ведь не станут кричать об этом на каждом углу.

Получалось, что Школ Радуги много, и они не имеют постоянного местонахождения. А те, кто прекращал обучение в них, вливались в обычную жизнь общества рядовыми членами. Видящие недвижные узоры Края отличались повышенной чувствительностью и острым вниманием. Эти способности у них и развивали, но в жизни они помогали далеко не всем.

— А воинов там готовят? — не утерпел сын.

Но об этом мать ничего не слышала. Зато она давно знала Бордусея, у которого, оказывается, были уже взрослые внуки и куча правнуков.

— Не всегда он был шаманом. Закончил по молодости Новосибирский университет, в аспирантуре учился, преподавал в Большом университете Красноярска. А потом надолго ушел в леса, жил, как обычный охотник-эвенк. Шаманить начал, когда ему порядком за сорок стукнуло. У настоящего шамана жены не бывает, так что Ольгу он удочерил. Она моложе любого из его родных внуков будет…

Анна осталась послушать, её рассказ матери заинтересовал, а юноша ушёл готовить домашние задания. К нему, как сыну учителей, в школе было особое отношение: все учителя из кожи вон лезли, чтобы выучить Ермолая Харламова как можно лучше. Если другие школьники могли ограничиться рефератом в три страницы, то для него написать меньше пяти — означало прилюдное объяснение, почему это он вдруг стал лениться. Вся школа знала, что он с десяти лет владеет скорочтением и почти не забывает прочитанного.

Он, конечно, как любой школьник, забывал многое, но его мозги с малолетства были так устроены, что он легко выделял в любом тексте самые главные моменты; и вот их-то он действительно запоминал накрепко. Отчего и приобрел репутацию всезнайки и ходячей энциклопедии. При всем том он не был круглым отличником, хотя половина учителей считала его сильнейшим учеником. Другая половина считала таковым Виктора Громяка, который, как ни странно, тоже отличником не был. Витька был сильнее в физико-математических дисциплинах, Ермолай — в гуманитарных, которые как раз и требовали чтения в больших объемах.


Утром одноклассница вновь выскользнула из своей калитки в трех шагах перед ним.

— Привет, Ермолай, — она единственная во всем классе не звала его Ерёмой.

— Привет, — меланхолично отозвался юноша.

— Не выспался, что ли?

— Есть маленько…

Девушка взяла инициативу на себя, и он бездумно отвечал на её вопросы, пока вдруг не прозвучала витькина фамилия, и юноша автоматически не спросил:

— А ты никогда не слышала о воинах Блеклой Радуги, Инна?

— Как не слышать. Мой отец — настоящий отец — был одним из них.

— Расскажи, Инна, — сон с него разом слетел.

— А чего рассказывать-то? Есть такие люди, полжизни учатся, чтобы достичь способности совершить великий подвиг, затем годами пытаются его совершить. Потом те, кто уцелел, возвращаются к обычной жизни и до смерти держат язык за зубами. Мой отец не уцелел, вот и все.

Что за подвиг пытались свершить эти воины, Гришина не знала. Это и было их великим секретом. Знала только, что многолетние попытки к успеху не привели, лишь умножили ряды не вернувшихся. Зацепила юношу одна фраза:

— … У воинов Блеклой Радуги не бывает могил… — ею он и закончил свой рассказ Витьке.

Соседка не просила держать свой рассказ в тайне, так что никакого стеснения Ермолай не чувствовал.

— Инке, конечно, все мать рассказала. И рассказала, скорее всего, уже давно, — размышлял вслух Виктор. — А у матери не спросишь, да она и не ответит ничего посторонним. Твой отец знает, но молчит. Даже специально намекнул, что название это неправильное, чтобы мы отвязались. Так оно, наверное, и есть, но ведь мы другого названия не знаем, и ничем это нам не поможет. Ты сам что думаешь? — спросил он с фанатическим блеском в глазах.

Харламов полагал, что отсутствие могил и есть основной ключ к тайне воинов Блеклой Радуги. То ли они уходят в свои походы поодиночке, отчего никто не знает, где и как они приняли смерть. То ли характер смерти таков, что хоронить после нечего. Либо сам факт признания смерти нежелателен, ибо раскрывает строго охраняемую тайну.

— Что это за тайна, если только в нашем классе уже трое её знают, — скривился Громяк. — Здесь тайна не сами воины, а то, чем они заняты.

— Но могил всё же не бывает, — упрямо повторил юноша. — Даже если человека разметало в пыль высокотемпературной вспышкой, хоронят подобранный на этом месте пепел. Здесь — другое…

— Ты еще Ольгу спроси, — посоветовал Витька, — она вполне могла слышать от отца куда больше.

— Почему я должен спросить? — удивился юноша, — ведь это тебя воины больше интересуют.

— У тебя шансов больше, — рассудил одноклассник. — Ты всезнайка. А ответить на вопрос, которого даже всезнайка не знает — это почетно и поднимает самоуважение. К тому же ты брат её подруги, и за девчонками не ухлестываешь, Олька и не подумает, что ты к ней подкатываешься таким способом. Точно тебе говорю, она девчонка нормальная, это не Надька Белова, которая каждый мужской взгляд или слово немедленно себе на винт заносит, — Витька изобразил пальцем круг внутри головы, — а на том винте нет ни одной программы, кроме оценок этих слов и взглядов.

При этих словах одноклассник посмотрел вдоль школьного коридора на Надьку, которая вместе с подругами рассматривала журнал с яркой обложкой. Вздохнув, юноша прошел вдоль коридора и подошел к Аникутиной, которая по своему обыкновению в одиночестве смотрела в окно.

— Слушай, Оль, тут вопрос такой возник, о воинах Блеклой Радуги. Мой отец отмалчивается, может, ты чего знаешь?

— Знаю, — дочь шамана повернула к нему неподвижное лицо, — и расскажу тебе позже, когда мы поплывем на Край.

— Но почему позже? И ты уверена, что мы поплывем на Край вместе?

— В этом я уверена. А почему позже, ты поймешь из самого рассказа, Ермолай.

Она продолжала смотреть на него без всякого выражения, как будто ожидая продолжения, но юноша смутился, пробормотал что-то благодарственное, и пошел назад. Витька понял все по его лицу, и даже не спросил, что же она ему ответила.

Оказалось, это был последний день, когда дети эвенков-лесовиков учились вместе со всеми. Уже на следующий день они принялись готовиться к экзаменам по особой программе, а через пару дней, когда весеннее солнце уже вовсю плавило снег на пригорках, начались и сами экзамены. Дочь шамана в эти дни юноша не встречал, хотя специально шатался по школе и поселку в надежде случайно на нее наткнуться. Витька с расспросами о воинах радуги больше не приставал, чему он был только рад. Потому что случайно услышал дома, как Анька спрашивала отца о всё тех же воинах, и почему Бордусей имеет к ним какое-то отношение. Сестре отец тоже не ответил, но юноша тем не менее понял, что если кто-то и осведомлен об истинном облике воинов Блеклой Радуги, так это именно эвенкийский шаман.

27 марта состоялся последний экзамен у эвенков. Он прошел быстро, уже на втором уроке в окно Ермолай разглядел толпу школьников, с радостными возгласами выбегающих с территории школы. Аникутина шла не спеша, отстав от остальных. У ворот школьной территории её встретил шаман и она остановилась.

— Харламов! За окном, конечно, что-то очень интересное происходит, но нам всем бы хотелось, чтобы вы нам всем рассказали, какие аргументы вам известны за и против концепции Тойнби, — голос исторички заставил юношу вернуться в скучную действительность.

Машинально отвечая, он в то же время обдумывал возможные значения слова "блеклый". Выцветший? К настоящей радуге неприменимо… А если и радугу понимать расширенно, то смыслов становится столь много, что и пытаться угадывать бессмысленно. Нет, радуга должна быть радугой, то есть разноцветной полоской преломления солнечного света в каплях воды. Тогда — бледная, слабо заметная? Возможно. Но если такой эпитет применяется к обычной радуге, то она уже не совсем обычная. Возникает при особых обстоятельствах. Каких только?

Ещё у слова "блеклый" есть такие значения, как вянущий, завядший, потерявший жизненные соки, вообще умерший. Но это, похоже, больше о цветах.

Что это за радуга такая, что никогда — или в большинстве случаев — яркой не бывает? Почему не бывает; из-за постоянного тумана, или же она вызвана не прямыми солнечными лучами, а отраженными? Или оттого, что возникает эта радуга в пустыне, где очень мало воды в атмосфере? Ему пришел в голову ещё один вариант: Край. Там, говорят, небо светится изменчивым светом, сквозь сполохи сияния Края любая радуга покажется блеклой. Но эту радугу, как известно, видят очень и очень многие — каждый пятнадцатый, если не каждый десятый. И никогда он не слышал, чтобы радугу Края называли блеклой, бледной или бесцветной.

Так что радуга пустыни показалась ему наиболее подходящей. Интересно, путешествовал ли Бордусей по пустыням?

— А скажите нам, Харламов, с чем связано усиление интереса к этой концепции в последние десятилетия? — прервал размышления вопрос учительницы.

— Возможно, с тем, что в нашем расщепе по сравнению с Материнским Миром значительно замедлился прогресс. Это может быть связано с тем, что в расщепе меньше цивилизаций, следовательно, слабее энергия их взаимодействия. К тому же в расщепе практически не представлена англосакская западно-христианская цивилизация, которая своими вызовами давала наибольший импульс развития всем другим…

Дальше урок, как легко можно было предвидеть, превратился в диспут. Слишком острой была тема. Согласиться, что прогресс в обществах православного христианства, буддизма, индуизма, мусульманства и даосизма в отсутствие европейской цивилизации остановился, — это означало признание собственной неспособности к развитию и прогрессу. С чем ни русские, ни китайцы с индусами согласиться категорически не могли. Но и объяснить многолетний технический застой никто убедительно не мог, отчего выдвигались самые неожиданные гипотезы, которые всякому здравомыслящему человеку весьма хотелось опровергнуть.

— Ерёма, а ты что думаешь? — толкнул друга Костя.

Юноша, уже давно ответивший и почти не следивший за оживленной дискуссией, уныло пробормотал:

— Я уверен, что неправы все.

Богомолов недоуменно поморгал, вникая в слова друга, затем прошептал "ну, ты даёшь" и отвернулся. У школьных ворот Бордусей разговаривал с отцом Ермолая, а Ольги там уже не было.

На улице эвенки с радостными лицами грузили свой скарб в запряженные оленями сани. Взрослых среди них было немного, а из мужчин и вовсе был один Бордусей. Ольги юноша не увидел, а стоявшая рядом Инна предположила, что шаман уже попрощался с дочерью и она сейчас устраивается где-нибудь на новом месте. Тут юноша припомнил, что Аникутина вроде бы оставалась в поселке до весны, чтобы вместе с поселковой молодежью совершить путешествие на Край. Непонятно было только, зачем она сдавала вместе со всеми лесовиками экзамены, раз все равно никуда не уезжает. Соседка предположила, что шаман счел образование дочери достаточным.

— Однако сам-то он закончил университет, — возразил Ермолай.

— То мужчина. А женщине лишнее образование ни к чему, — рассудила девушка. — Раз школьный аттестат Олька уже получила, теперь сможет более важными делами заняться. Не для того ли отец её здесь и оставил?

Более важным делом, по мнению Инки, было замужество. Говоря об этом, она искоса бросила на юношу быстрый взгляд. То, что она увидела, ей не понравилось, и она немедленно мстительно добавила:

— Если так, значит, брак уже сговорен. Дождутся её совершеннолетия и распишутся.

Харламов промолчал, наблюдая за сборами. Укладывались быстро. Эвенкам не привыкать, они и в лесу ежегодно меняют летние и зимние стойбища, обходясь в быту скудным набором предметов. А сейчас на оленях за три дня домчат по льду до Ангары, пересекут её по крепкому ещё льду и дальше неспешно двинутся к северу, по сохраняющемуся в тени деревьев снегу.

Бордусей подошел к ним неожиданно, поздоровался, назвав обоих по именам. Школьники нестройно ответили.

— Вот такое дело, — поправил шаман косматую шапку, — уезжаем мы. Может, уже не свидимся. Вы Ольгу тут не обижайте, — он стрельнул глазами в сторону девушки, — она девушка лесная, к вашим лукавым беседам непривычная.

Юноша только кивнул, зато Инна принялась горячо уверять, что — ни в коем случае.

Бордусей сказал:

— Так я на вас надеюсь, — и затем спросил юношу, не занимался ли тот йогой или же иными практиками медитации.

— Это плохо, — изрек он, выслушав ответ. — Я бы тебе советовал попросить Ольгу с тобой позаниматься. Она в поселке до весны остается, а жить будет у вас. Твои родители согласны…

Одноклассница, едва услышав, вся прямо побелела. Шаман глянул на нее и добавил:

— И тебе, Инна, тоже не вредно будет позаниматься. Ты ведь тоже на Край весной отправишься. Да и вообще, приглядывай за ними двоими, чтобы они от дела не отлынивали.

Бордусей отошел, а юноша с девушкой смущенно посмотрели друг на друга. Харламов явным образом покраснел, снял шапку и рассегнул воротник куртки. Одноклассница тоже вся порозовела, но выглядела довольной. Эвенки собрались, и Бордусей пошел вдоль санного поезда, на всякий случай его осматривая. Затем он подошел к группе мужчин, стоявших на улице поселка, пожал им всем руки и сел в передние санки. В воздухе раздался эвенкийский клич, повторенный возницами в других санках, и поезд тронулся. Через две минуты передние санки спустились на лед Бирюсы, а еще через пять — исчезли за поворотом реки, оставив только темный след на сверкающем снегу.

Ольга провожать отца так и не пришла. Домой юноша не шел — летел. Соседка с трудом успевала за ним.

— Я к тебе зайду через часок, ладно? — спросила она у калитки.

— Заходи, — без раздумий ответил юноша, даже не удивившись — Инка к нему ещё никогда не заходила.

Но в доме Ольги не было. Мать предупредила его, что девушка будет жить в комнате Анны, а та переберется на это время к младшей сестре.

— Ты к ней не приставай, Ермолай. Она раньше в русских семьях не жила, ей понадобится время, чтобы привыкнуть.

— А что она делать будет, ма? Она же экзамены сдала, учиться ей не надо…

— Ничего, женской работы в доме на всех хватит, — ответила мать. — Садись, поешь.

Когда через час прибежала Инка, Ермолаю пришлось занимать гостью, чему он был абсолютно не рад. Гришина же, наоборот, с интересом рассматривала его работы в компьютерной графике, она проявила даже интерес к подготовительным материалам, которые он собирал по сравнительной культурологии Материнского Мира.

— Не думал, что тебя это интересует…

— Женщины — существа конкретные. Для них что-то становится интересным, если кто-нибудь из знакомых этим увлечётся.

Девушка остановила внимание на рисунках, которые он, чтобы не давать лишних объяснений, назвал городами будущего. Необычных очертаний машины, непривычные, будто игрушечные дома… Харламов никому не собирался говорить, что эти картины он видел в редких ярких и смущающих снах, после которых он долго не мог восстановить душевное спокойствие. Чем-то настроение после этих снов напоминало чувства, которые вызывала в нём Ольга. Казалось, будто он случайно прикоснулся к запретному Неведомому. Но рассказывать об этом он никому не собирался.

Инна чувствовала себя комфортно, и юноша понемногу разговорился. Даже перестал думать о том, где сейчас может быть Ольга. Та же пришла вместе с Анной, и на одноклассников внимания не обращала. Но соседка взяла инициативу на себя и сразу же вывалила просьбу позаниматься с ними медитацией. По просьбе Бордусея.

— Мне отец говорил, — кивнула Ольга. — Только он говорил про одного Ермолая. Можно, конечно, и двоим заниматься: тебе, Инна, тоже не повредит. Но не сейчас. Я обычно ступаю на путь духов в лесу, под открытым небом. Подождем, пока станет тепло, до 21 апреля.


— Я опять ничего не чувствую, — признался Ермолай, поворачиваясь к девушкам.

Морозы ушли уже давно, уже и ночами воздух сохранял плюсовую температуру, но снег между деревьями еще не истаял, слежавшись в плотную сероватую массу. Дочь шамана, глядя на него, сидела на упавшем древесном стволе, и её неподвижное лицо, как обычно, никаких чувств не выражало. Инна, напротив, хоть и прикрыла глаза, но на её лице явственно отражалось умиротворение и довольство. У неё медитация — если то, что они пытались делать, можно было назвать медитацией — получалась. У него — нет.

— Ты чем перед этим занимался? — спокойно спросила Ольга.

Юноша чуть было не брякнул, что спрашивать ей незачем. Девушка, живущая с ним в одном доме, прекрасно знала его распорядок дня и видела, что он готовил большую работу по истории Материнского Мира. Однако, раз знала, но спросила, то вопрос должен был иметь смысл.

То, чем они с Аникутиной занимались, было не столько медитацией — сосредоточением на своем внутреннем мире — сколько постижением жизни древесного мира. На удивленный вопрос юноши, сразу же осознавшего различие, девушка невозмутимо ответила, что к одной цели может вести множество дорог. А им, жителям леса, куда разумнее для начала использовать то, с чем они лучше всего знакомы, оставив сокровенные тайны человеческой души жителям городов. И вот Ермолай, уже не в первый раз, не мог постигнуть судьбу дерева, из семени которого выросла сосна, перед которой он сидел на пятках сплетенных ног.

Быстро прокрутив в голове все свои действия перед походом в тайгу, юноша вдруг вспомнил. Хлопнув себя по лбу, он вскочил на ноги и засунул руку в карман. На его ладони лежала забытая флэшка. Забытая в кармане; все прочие предметы современной цивилизации он выложил. Одежда, как говорила Ольга, никакого значения не имела, а вот компас, часы, любое оружие, даже перочинный нож, могли начинающему помешать слиться воедино с лесной сущностью-душой.

Наставница его ничего не сказала, и он, вновь усевшись в традиционную медитативную позу, попытался соединить свой дух с душой возвышающейся перед ним сосны. Пару раз у него получалось, но соседка достигала куда больших успехов. Впрочем, дочь шамана советовала однокласснице не обольщаться. Женщины отличались от мужчин, и если начальное постижение одухотворенности природы давалось им легче, мужчины куда успешнее обучались использованию своих возможностей для реальных изменений.

Сегодня не получалось ничего. Харламов с трудом, но сумел изгнать из головы посторонние мысли. Вернее, он их даже не изгнал — засунул в дальний угол сознания, где позволил им течь, сплетаться и завихряться, превращаясь в калейдоскопический поток образов. Он как бы спал наяву, одновременно и видя сон из собственных мыслей, и наблюдая ленивое движение древесных соков под нагретой дневным теплом корой, и ощущая настороженные движения прячущейся в кроне белки…

— Ермолай, — позвала Ольга, и когда он повернулся к ней, тихо попросила:

— Не надо…

Юноша не понял, к чему относились её слова, но девушка уже встала и неожиданно сказала, глядя на Инну:

— Вы продолжайте… чего хотели, а я пойду, — и ушла, несколькими шагами обогнув поваленное дерево и растворившись среди частокола стволов.

Он недоуменно смотрел ей вслед и вдруг почувствовал, что соседка села к нему на колени и обняла. Вообще сидеть на подогнутых под себя ногах для русского человека не столь привычно, а уж когда на тебя еще и садятся… Он даже охнул от неожиданности и неудобства. Глаза одноклассницы, до того полуприкрытый и сонные, мгновенно оживились. Она поднялась и спросила:

— Тебе так неудобно? Сядь на дерево.

Юноша приподнялся, чувствуя себя крайне неловко. Только что что-то случилось, доказательством чего стали неожиданные поступки девушек, но он абсолютно не понимал — что. И это непонимание его неожиданно разозлило.

— Может, ты мне скажешь, что произошло? Отчего вдруг Ольга убежала, а ты вдруг вся размякла, как после стакана водки? Почему я не заметил, отчего?

Инна вся покраснела, отвернулась, и зло сказала:

— Какие все-таки вы, парни, сволочи…

— Ладно, — согласился охотно Харламов, — и мы все сволочи, и я, отдельно взятый, тоже. Но ты мне объясни-таки, будь добра, что я такого сделал. Может, я после того буду немного меньшей сволочью?

— Не будешь, — с разочарованием, но уже миролюбиво возразила соседка. — Это в твоей природе заложено. Прости, что обозвала тебя, это я сгоряча.

Она потупилась, и глядя в сторону, медленно проговорила:

— Ты отдал нам с Олькой бессловесный приказ — стать твоими женщинами. Она смогла не подчиниться, я — нет. И лишь когда я тебе коленки придавила, ты приказ отменил. И сам этого не заметил, ни первого, ни второго…

— Я…, - Ермолай не знал, что сказать.

Отчего-то ему было стыдно перед Инной, и совсем не стыдно перед Ольгой. Да, он её хотел, она ему нравилась и она его манила, как волнующая загадка. И пусть она знает о его чувствах. А вот соседка…

— Ну да, ты старался об этом не думать, честно старался воспарить духом в верхний мир. Наверное, у тебя получилось даже больше того, на что Олька рассчитывала, — задумчиво проговорила девушка. — Я верю, Ермолай. Только не знаю, стоит ли продолжать наши занятия. Ведь в следующий раз может случиться что-нибудь посерьезнее…

Назад они шли, уже не разговаривая. Юноша выбрал путь напрямик: чутье говорило ему, что с высоких мест снег уже сошел. И они действительно дошли до поселка быстрее Ольги, догнав её ещё в лесу, так что по улице шли уже втроем. Девушки друг на друга не глядели, а юноша молчал, не находя слов. У калитки они попрощались с соседкой, и на пороге дома Ольга неожиданно сказала:

— Инна добрая. Многие девушки на её месте на тебя бы смертельно обиделись.

Он не стал спрашивать, за что. Как-то разом юноша гораздо лучше стал понимать окружающих. Но себя, как он думал, он понимал намного хуже. И с этим предстояло что-то сделать — и как можно быстрее. Обратиться он мог только к отцу: не с рассказом о том, что случилось, нет. Пожалуй, рассказать об этом он смог бы только Ольге, если бы подобрал нужные слова, конечно. Но она и так знает. Возможно, она знает даже больше, чем он. К отцу же он мог обратиться за советом — что делать в такой вот ситуации, когда он вне своей воли совершает некие действия, сам того не замечая.

Ермолай, будучи пареньком начитанным, догадывался, что ситуация в данном случае наверняка не уникальная. Но он-то оказался в ней впервые, да ещё совершенно неожиданно.

— … Так что я сам не заметил, что делаю. У меня впервые получилось почувствовать зверьков вокруг, и вдруг девчонки мне говорят, что я на них сильно действую, и что пора прекращать. Это как, папа, нормально? Или действительно стоит прекратить?

Николай Владимирович снял очки, зачем-то их протер, затем заложил закладки в разложенные по столу листы бумаги, аккуратно начал их складывать.

— Я надеюсь, девчонки на тебя не обидились? Или?

— Да вроде нет. Ольга попросила больше так не делать. А Инна поначалу обиделась, но затем вроде успокоилась. Да, батя, ещё одно. Когда возвращались, я пошел напрямик, верхами. Я откуда-то знал, где летние тропы уже открылись. Это может иметь какое-то отношение…

— Самое прямое, — перебил его отец, закончивший наконец возиться с бумагами. — Ольгу позови. А сам приходи, когда я её отпущу.

Аникутина пробыла у Николая Владимировича недолго. Слушающий шаги в коридоре юноша старался успокоиться. Почему-то самым неприятным последствием случившегося он счёл бы отъезд девушки; впрочем, такая возможность казалась невероятной. И когда мягкие шаги дочери шамана в домашних сапожках прошелестели мимо него, он спокойно открыл дверь отцовской комнаты. На лице Николая Владимировича играла счастливая улыбка, неумело спрятанная при виде сына.

— В общем, твое обучение именно для этого и предназначалось, Ерёма. В тебе есть способности, позволяющие учиться в Школе Радуги. Их в тебе специально не пробуждали, оттягивали до последнего. Чтобы не мешать обычной учебе, — ответил он на вопросительный взгляд сына.

А вот Ольга вступила на Путь Радуги лет с десяти, и обучением её занимался сам Бордусей. И отец говорил, что во многих случаях она уже могла заменить шамана.

— Она после похода на Край будет учиться в Школе Радуги?

— Скорее всего, — слегка наклонил голову Николай Владимирович. — Ей сначала надо увидеть радугу, а потом проводник, которому она о радуге расскажет, уже решит все окончательно.

— Проводник? — удивился сын.

— Поход на Край — не экскурсия. Видят радугу многие, но видят её разной. А какой именно видят, рассказывают проводнику.

Получалось, проводник, слушая описание увиденной радуги, гораздо больше узнавал о самом человеке, чем о радуге Края. Отец еще добавил, что многие, кстати, прошедшие Путем Радуги далеко, вдруг переставали её видеть.

— Как так? — остолбенел Ермолай.

— Да вот так, — раздосадованно ответил отец, — и не думай, что есть хоть одно пристойное объяснение. Учение Радуги — не обычная наука, там полно парадоксов и мы не всегда способны проверить наши предположение. Только ты об этом не распространяйся среди ребят. Эти знания обычным людям ни к чему.

— Батя, ты сказал — мы. Значит, ты тоже учился в Школе Радуги? И Бордусей?

Николай Владимирович нехотя кивнул.

— Так вот, Ермолай, занятия с Олей пробудили в тебе дремавшие способности. Никто тебя не учил медитации, в тебе пробуждали мусун. Знаешь, что это такое?

— Божественная сила у эвенков, — кивнул сын, — а также духи жилищ, огня, рек, сопок и всего прочего. Только мусун является в виде человека.

— Вот ты Ольге в виде человека и явился, — подтвердил отец. — Да и Инне, наверное, тоже. Она не говорила?

Юноша покачал головой и отвел глаза в сторону. Страшно было даже представить, в каком виде он — его мусун — мог показаться девчонкам. И когда он задавал следующий вопрос, ему казалось, что голос предательски дрожал.

— Но я ведь ничего такого не хотел…

— Я понимаю, — кивнул отец, — только ты совсем не обучен контролировать свой дар. По иному и быть не могло, раз его только что пробудили. В Школе Радуги тебя первым делом научат управлять собой. А до той поры все занятия с Ольгой придется прекратить…

Отец смотрел на него ласково, как будто сын только что успешно сдал важнейший экзамен. Может, так оно и было, только юноша по-прежнему чувствовал себя записным неудачником. Неведомые способности, которые совершенно ему не подчинялись, никак не могли обрадовать. Он с ужасом вспоминал безвольное лицо соседки с бессмысленными глазами и стремительный уход дочери шамана. Что, если нечто подобное произойдет вновь, да еще где-нибудь в школе?

— Маловероятно, — покачал головой Николай Владимирович. — То случилось в лесу, с двумя девушками, когда твои мысли были направлены в определенную сторону. Я не думаю, что в привычной обстановке мусун вдруг явит себя. Гарантировать, однако, ничего нельзя. Поговори с Ольгой. Она в этих вопросах подготовлена лучше меня.

Сын также хотел знать, насколько случившееся с ним естественно.

— Мне казалось, контроль над собой теряют только сумасшедшие…

— Ну, — отец достал очки и вновь их надел. Сквозь очки его взгляд казался строже. — Полностью и надолго потерять контроль — это действительно нездоровье, какой-то из видов психоза. Но существуют также особые состояния сознания, вызванные то ли экстремальными условиями, либо каким иным воздействием на мозг. Все медитативные практики тоже способны их вызвать. Например, шаман камлает в таком состоянии — мы же не считаем его душевнобольным?

— Батя, но я всегда был уверен, что полностью сознаю, что делаю. Пусть я на время потерял способность управлять собой — но я же должен был хотя бы знать, что творю? Я же не терял сознания!

— А ты всегда сознаешь своё дыхание? Или, прежде чем произнести предложение вслух, ты его конструируешь по слову и тщательно обдумываешь? Обычно не так, обычно всё это происходит без участия сознания. Нет, оно может вмешаться — но только в случае необходимости. Осознавать что-либо нам необходимо лишь для того, чтобы внятно высказать свои мысли другому человеку. Сознание — скорее речевая функция, чем интеллектуальная. А то, чем ты занимался в лесу, речи как раз не требовало. Насколько я понимаю, — добавил Николай Владимирович с едва заметной усмешкой.


Наутро за завтраком он обжегся горячим чаем.

— О чём ты только думаешь? — воскликнула мать.

— О мамонте, — пробормотал Ермолай, поспешно хватая ковшик с холодной водой.

Анастасия Сергеевна на его слова внимания не обратила, зато отец сразу перевел взгляд на Ольгу, раскатывающую тесто на столе. Девушка коротко глянула через плечо на одноклассника, но ничего не сказала. Они, похоже, все поняли. Юноша, стоило ему опустить глаза, начинал видеть сквозь землю. И там, внизу, охраняли вход в нижний мир мамонт Сэли и змей Дябдар. Он мог отчетливо их видеть, а они видели его и ждали, когда он подойдет ко входу.

Инна на этот раз не встречала его у калитки, она вообще не пришла в школу. Юноша ощутил мимолетное чувство вины, ясно же, что причиной её отсутствия служило вчерашнее происшествие. Но своё собственное состояние беспокоило его гораздо больше. На управлении публичными процессами ему поручили вырабатывать позиции для переговоров с "синей" командой, и он несколько отвлёкся. Похоже, на происходящие с ним перемены никто не обратил внимания. Только на перемене, когда он открыл сборник мифов, Костя заглянул через его плечо.

— "Энгдекит — река шаманов, берущая истоки в верхнем мире и уходящая в нижний мир. По Энгдекиту и его притокам путешествуют души шаманов…".

Приятель восторженно цокнул языком, разглядывая иллюстрацию к описанию злых духов, населяюших семь порогов шаманской реки.

— В шаманы собрался, Ерёма? Что-то у тебя вид сегодня озабоченный…

— Ты знаешь, я их сегодня вижу. И сэвенов, и мусуна школы, и даже мамонта Сэли внизу. Почти так же отчетливо, как тебя. Озаботишься в такой ситуации, как думаешь?

Костя покачал головой:

— С шаманами поведешься… Чем ты с дочкой Бордусеевой и Гришиной в лесу занимался? Камлали все вместе, вот и результат. И Инки в школе нет — тоже, небось, пару сэвэнов увидала, и в школу не пошла.

Юноша пожал плечами. Уже то хорошо, что друг не счел его сумасшедшим. Жители Ручейного к эвенкийским верованиям привыкли, здесь никому не требовалось объяснять, что сэвэны, например, это духи-помошники шаманов, имеющие облик животных с человеческим лицом. Обычно на поясе шамана висела целая связка подобных резных фигурок, да и во многих русских домах подобная фигурка где-нибудь в углу пылилась. Так что если кто из жителей поселка утверждал, что ему встретилась лиса с человеческим лицом, особого удивления такое известие не вызывало. Сказать, что во всё это верили, было нельзя, но — не удивлялись, относились спокойно.

К тому же шаманы нет-нет, да и излечивали безнадежных больных или проясняли судьбу пропавшего в тайге человека. Пусть не всегда, пусть порой вопиюще ошибались — но немногие удачные случаи перевешивали в глазах поселковых все неудачи. Так что — не смеялись. Но до конца и не верили. И Костя, друг, отнесся спокойно, как к преходящей ерунде. Нельзя сказать, что Харламов успокоился. Однако книгу с мифами отложил и попытался втянуться в школьную жизнь.

Получалось плохо. Если математические формулы оставались сами собой, несмотря на то, что в преподавателя временами явно воплощался здешний мусун, и он покрывался либо медвежьей шерстью, либо крупной скользкой чешуей, то гуманитарные предметы вообще сегодня не давались. В мыслях юноши, обычно логичных и последовательных, непрошенными гостями бродили духи давно умерших шаманов и пытались с ним беседовать. Кое-кого из них он даже видел, как будто расплывчатое полупрозрачное облако колыхалось перед глазами. Вскоре от всего этого собственная голова начала напоминать юноше огромную чугунную болванку, совершенно неподъемную и готовую долго гудеть от малейшего прикосновения.

Отец в школьном коридоре кинул на него быстрый взгляд, но не подошел. С трудом отсидев до конца, Ермолай с облегчением вышел на улицу. У ворот его ждала дочь шамана. То, что она ждала именно его, он понял сразу.

— Пойдем на берег, — он безропотно повиновался, почувствовав облегчение от того, что хотя бы Ольга Аникутина выглядела обычным человеком, без всяких шаманских штучек.

На открытом берегу, где снег уже сошел, они присели на трухлявое бревно. Быстрая вода уже кое-где промыла лед, хотя на других участках ещё сверкал почти зимней белизной снег. Ольга сунула ему в руку небольшую фигурку змея с выпученными глазами.

— Дябдар может помочь, если ты его попросишь со всей душой. Есть у тебя какая-то ненужная мелочь, которую, однако, просто выбросить жалко?

Юноша пошарил по карманам и выложил на ладонь несколько монеток, перочинный нож, флэшку, календарик… Дочь шамана негромко сказала:

— Лучше нож.

— Что нож?

— Если хочешь, чтобы Дябдар помог, подари ему свой нож. Подойди к полынье, погладь амулет пальцами и попроси у великого змея помощи. Чтобы ты стал каким же, как раньше. Потом брось нож в воду.

Ермолай удивленно посмотрел на девушку, которая, судя по всему, говорила совершенно серьезно.

— И это поможет?

— Дябдар может помочь, если ты обратишься к нему всей душой.

Конечно, предложи ему это кто другой, он бы только посмеялся — даже несмотря на то, что сам мог видеть Дябдара, стоило лишь пристальнее всмотреться в землю под ногами. Подойдя к берегу, Харламов пробормотал свою просьбу, поглядывая на простенькую деревянную фигурку. Затем бросил нож в воду и вернулся к дочери шамана.

Сидя рядом с ней, он пытался уловить какие-то изменения в себе. Голова всё так же болело, в горле пересохло и першило, настроение… А вот настроение несколько улучшилось. Исчез страх. То ли великий змей, один из сотворителей мира, над ним сжалился, то ли присутствие Ольги повлияло.

— Всё, — сообщила девушка, — Дябдар принял жертву. Дальше можешь жить спокойно, Ермолай.

— Тебе легко говорить "спокойно", — возразил юноша, — а я такого страху натерпелся… Уже начал думать, что с ума схожу. Представить невозможно, чего я за это время увидел.

— Я знаю, что ты видел, — спокойно возразила дочь шамана. — Вчера в лесу твой мусун пробудился и слился с моим. Так что видели и чувствовали мы одно и то же. Мне пришлось всё утро потратить, чтобы исправить положение. Но окончательное действие должен был сделать ты. Хорошо, что у тебя сразу получилось…

Ермолай вновь не знал, что сказать. Выходит, девушка жила среди таких видений постоянно? Это какую же силу воли надо иметь, чтобы не свихнуться?

— Ты что, видишь духов всё время?

— Обычно — только когда мне самой это нужно. Но ты своей силой управлять не мог, и меня тоже заставил присутствовать в их мире. Кстати, такой четкости восприятия мира духов я никогда не достигала.

Конечно, юноша, забыв про свои страдания, пустился в расспросы. Но дочь шамана многое видела иначе, не так, как он.

— Мы воспринимаем мир духов не зрением, пойми, хотя наши образы и носят зрительный характер. И ты, и я знаем, что видим воплощение мусуна дома, но для тебя это старик с длинной белой бородой, а для меня — женщина в лисьей шапке и теплом халате. А кто-то другой вообще никого на этом месте не видит.

Конечно, о дальнейших занятиях и заикаться не стоило. Разбудив мусун Ермолая, дочь шамана выполнила обязательство перед своим отцом. Неуправляемой же силы Харламова она откровенно побаивалась. Хорошо, что Бордусей пригласил еще и Инну, иначе слияние проснувшегося мусуна юноши с Ольгиным могло оказаться необратимым. Соседка взяла на себя часть пробудившейся силы.

— Нет, она не пострадала. В ней нет той силы, которой ты смог бы причинить ущерб. Ей, конечно, стыдно за вчерашнее, но она быстро все забудет. Вообще, Ермолай, взял бы ты её в жены. Она не против будет.

— Важно, чтобы ещё и я был не против, — хмуро ответил юноша, которому это предложение весьма не понравилась.

— Сложно всё у вас, поселковых. Все любви ждут, как будто она нормальную семью заменить может. Вот у нас проще: созрел, так тебя родители женят, или замуж отдадут, и живи себе, детей расти.

Харламов недовольно заметил, что и у русских когда-то бытовали такие обычаи. Только от них давно отказались, и никому в голову не приходит к ним возвращаться. Впрочем, Аникутина наверняка знала это не хуже его. В конце концов, в школе она училась вполне прилично.

— Если бы эвенки жили оседло, деревнями, у нас бы тоже быстро привыкли сами замуж выходить, — согласилась дочь шамана.

— Другие же роды живут оседло. Орочен, мурчен, например. А некоторые вообще в города перебрались.

Ольга сделала жест, выражающий отвращение. Эвенков, покидавших лес ради земледелия или коневодства она считала потерянными. Их же род, строго говоря, жил оседло: только летние и зимние жилища у них находились в разных местах.

— Извините, что прервал увлекательную беседу, — раздался из-за спины голос Николая Владимировича. — Как дела, Ермолай? Духи смилостивились?

Отец подал голос издалека, чтобы молодые люди не подумали, что он слышал их беседу. Для этого ему пришлось почти кричать. Сын ответил сразу, стараясь говорить громче:

— Мне удалось откупиться. Все нормально, батя.

— Вот и хорошо, — уже тихо сказал отец, подойдя поближе, — зайдите оба к директору. В школу прислали фиксаторы мощи. Для вас двоих прислали.


Девушка зашла в кабинет директора первой. Пробыла она там недолго и вышла с безучастным видом. Юноша ни о чем не успел её спросить — директор, Александр Трофимович, известный среди школьников как Особист, уже стоял в двери, внимательно на него глядя.

— Заходите, Харламов.

Он подождал, пока ученик пройдет в кабинет и прикрыл дверь. Юноша бывал здесь и раньше, и оттого сразу обратил внимание на маленький столик в углу, изготовленный, похоже, ещё во времена целостного Материнского Мира. Рядом стоял столь же почтенный стул. На столе располагался небольшой металлический ящик с ручкой сбоку. Жестом указав на древний стул, Особист сел за свой стол и спросил для проформы:

— Как себя чувствуете, Харламов? Не переутомились, не болеете?

Ермолай, пожалуй, уже отошел от утренних страданий. Даже голова уже не болела. Ничего, кроме легкой усталости, он не ощущал, в чём и признался.

— Прекрасно, — кивнул директор. — Вам, как и всем, известно, что до достижения совершеннолетия правительство отбирает одаренных школьников и отправляет их на Край. В случае, если они там пройдут некое испытание, им предлагается продолжить образование в Школах Радуги. Дело это, безусловно, добровольное, но отказы крайне редки. Вы, надеюсь, понимаете, что отказаться от испытаний означает закрыть перед собой множество жизненных дорог?

Ученик поерзал на стуле под пристальным взглядом Особиста и ответил, что полностью разделяет такой взгляд.

— Николай Владимирович уверил меня, что Ваши родители ни в коей мере не станут Вам препятствовать в прохождении такого испытания.

Юноша кивнул, недоумевая. В семье никогда специально эту тему не обсуждали, и он был уверен, что если его возьмут на Край, никто возражать не станет.

— Хочу Вам заметить, Харламов, что отбор для путешествия на Край — предварительный. Не берут лишь тех, кто совсем без способностей. Они смогут позднее, за свой счет, предпринять такое путешествие. А настоящий отбор проводится там, на Краю. Однако, как можно заранее отсеять совершенно непригодных, так же можно заранее выявить тех, у кого искомые способности высоко развиты. Они тоже отправляются на Край, но это лишь потому, что испытание выявляет определенные грани их дарования. Я об этом знаю очень мало, — поспешно добавил Александр Трофимович, заметив, что юноша пытается задать вопрос.

Видимо, на лице Ермолая отразилось разочарование, потому что директор добавил:

— Вскоре к нам приедут психологи, Вам предстоит пройти обследование вместе со всеми — таков порядок; и вот их можно будет расспросить подробно.

И он продолжил рассказ о том, что отобранным заранее кандидатам обычно предлагают зафиксировать свое состояние на специальных пластинах, способных запечатлеть некоторые характеристики биополей человека. Делается это с двойной целью: во-первых, чтобы оценить эффект обучения в Школе Радуги, и во-вторых — если в ходе такого обучения человек случайно пострадает, фиксирующая пластина поможет восстановить былое здоровье.

— Конечно, имеется в виду не просто телесное здоровье, а важные для обучения в Школе Радуги способности, — подчеркнул директор, хотя юноша и сам это понял.

— Итак, вот она, эта пластина, — Особист подошел к столику и открыл тяжелый стальной ящичек.

Внутри оказалась ровная коричневатая масса, похожая на застывшую кашу.

— Вам надо положить на пластину ладонь и постараться немного нагреть её своим теплом, — подсказал директор, отходя в сторону.

На ощупь пластина походила на мягкую глину. Ермолай добросовесно попытался направить свое тепло вглубь пластины. После занятий с Ольгой это было несложно. Но пластина, создание бесчувственное, никак на его усилия не отозвалась.

— Мне кажется, достаточно, — сказал наблюдающий за ним Особист.

Он закрыл ящик — оказалось, тот запирался ещё и на ключ — и запломбировал, пропустив шнурок печати через маленькие петельки на ручке. Ученик расписался на трех бумагах, одну из которых, свернув и залив специальным влагозащитным составом, Александр Трофимович прилепил к ящику.

— Все, Харламов, можете быть свободным.


Дочь шамана не то, чтобы не замечала юношу в его же собственном доме — скорее, держала дистанцию. На его реплики реагировала, но так, чтобы продолжения разговор не имел. А на вопросы о мире духов, Школе Радуги и всём необыденном уклончиво отвечала, что расскажет позднее. Поговорить с нею не удалось, да и Анна смотрела насмешливо, отчего заранее подготовленные слова вдруг забывались, и он сам себе казался никчемным существом. Отец был завален работой, а к матери с такими вопросами идти не следовало. Она, как и все матери, не столько ответит, сколько собственных вопросов назадает. И как ей объяснишь столь внезапный интерес к Школам Радуги, миру духов и собственным непонятным способностям?

Наутро соседка встретила его возле калитки, как будто ничего не случилось.

— Приболела? — спросил одноклассник, не надеясь на правдивый ответ, но и не сообразив, что бы сказать другое. — Или другое?

— Другое, — ответила Инка мимоходом, — а ты вчера неважно выглядел.

Юноша знал, что видеть его она могла только возле калитки. Значит, сидела у окна, ждала его. Пришлось признаться, что с утра видел духов, и было сиё и неприятно и утомительно.

— Значит, наши занятия закончились, — огорчилась Гришина.

— Мои точно закончились. А насчет тебя я не знаю…

На первой же перемене к Ермолаю подошел Витька:

— На два слова…

Громяк завел его в туалет, где никого не оказалось.

— Скоро приезжают психологи, отбирать нас для поездки на Край. Тебе отец говорил?

— Нет. Особист что-то такое упоминал.

— Ты зачем к нему ходил? — заинтересовался Витька.

— Он спрашивал, не буду ли я против путешествия на Край. Я даже удивился.

— Ничего удивительного, — убежденно изрек Громяк, — это после того, как твоя Анька отказалась проходить испытания. Ты чего, не знал?

Юноша покачал головой. Дома никогда об этом не говорили, он считал, что сестра просто не прошла испытания. Впрочем, Витька тему не развивал, перешел к главному.

— Ерёма, у твоего отца огромная библиотека по психологии. Ты бы покопался, поискал, какие тесты нам психологи будут давать. Ты же книгу за пятнадцать минут просмотреть можешь!

— Мочь-то я могу, но думаю, пользы от этого не будет. Психология — наука такая, что её нахрапом не возьмешь. К тому же там в основном теоретические труды, а не сборники тестов на все жизненные случаи. Я уже пробовал кое-что читать: понять не всегда легко.

— Не надо теорий, ты ищи то, что описывает практическую работу. Наверняка найдешь что-нибудь. Ищи, как исследуют проницательность, интуицию, понимание других.

— Посмотрю, — пообещал юноша, стараясь отделаться от назойливого одноклассника.

Собственно, то, о чём его просил Витька, он уже сделал — перерыл всю отцовскую библиотеку, стараясь отыскать книги, доступные "человеку с улицы". Кое-что нашёл, но понял и то, что различных тестов множество и пытаться заранее подготовиться к испытанию, не зная, какие именно тесты будут применяться, бесполезно. К тому же отбирали для путешествия на Край в основном не по психологическим характеристикам, а по тому, что Ольга Аникутина назвала "мусуном". А кто, как, и когда измерял у школьников это загадочное свойство, Ермолай не знал. Он лишь догадывался, что владеющий этой загадочной силой человек распознает её наличие в другом на расстоянии в несколько шагов, мгновенно, и без всяких специальных процедур.


После отъезда эвенков напряжённость учёбы лишь возросла. Повторяли программу по всем предметам, готовясь к итоговым экзаменам; спешно заканчивали учебную программу, прогоняли последние темы. Харламов, заранее написавший все рефераты, обзоры и самостоятельные иссследования, увеличения нагрузки даже не заметил. При его памяти повторять материал почти не требовалось, так что он быстро обнаружил, что несколько школьников во главе с Витькой учёбой почти не интересуются. Тот уже несколько раз подходил к нему с вопросами о тестах, и пришлось ему кое-что рассказать.

— … Здесь существует несколько основных методов. Первый и самый надежный — это имитация жизненной ситуации. Организуют, например, для нас ролевую игру, в которой та же интуиция окажется важным фактором успеха, и посмотрят, кто чего стоит. Но это долго и сложно. Вряд ли кто станет возиться. Хотя возможны игровые варианты вроде составления рассказа по картинкам, или оценка текстового описания какого-нибудь.

— Ты сразу скажи, как готовиться? — перебил его Витька.

Ермолай пожал плечами. Ему казалось, что подготовиться в данном случае невозможно. Одноклассник не особо и огорчился — ожидал такого ответа, надо думать.

— Ещё способ — самоотчёт. Тебе задаются вопросы, а ты на них отвечаешь. Есть вопросы прямые, типа "часто ли Вы угадываете по выражению лица, что человек собирается предпринять в дальнейшем?", а есть статистические. Такой вопрос может быть о чем угодно, но установлено, что проницательные люди чаще отвечают определенным образом. Несколько десятков таких вопросов позволят отделить проницательных от простодушных, но никто и не поймет, о чём спрашивали…

— Ясно, — разочарованно выдохнул Громяк, — проехали, дальше давай.

— Есть проективные методы, когда тебе предлагают непонятную или незавершенную информацию. Считается, что при её обдумывании, тьфу, какое обдумывание, нужно реагировать сразу, отвечать тем, что в голову пришло — так вот, при ответе ты проявишь свои истинные свойства. Увидишь информацию так, как диктуют тебе твои глубинные качества.

Витька удовлетворенно кивнул:

— Годится. При таком испытании надо лишь постоянно проявлять нужные качества, независимо от того, что тебе подсунули.

Харламов не стал возражать. Возможно, это сдвинет полученные ответы в требуемую сторону, но ведь надо ещё знать, как именно можно проявить нужные качества. И какие именно качества? Впрочем, об этом Витька Громяк не спрашивал. Он для себя уже что-то определил и, по всей видимости, его консультировал кто-то ещё. Одноклассник попросил его как-нибудь принести один из проективных тестов и показать на нем желательные ответы. По его словам, придут человек пять, которые хотят получше подготовиться к тестированию.

— Никаких законов мы не нарушаем, и ты тоже. Ты же не психолог из комиссии, и вообще не психолог. Так — любитель с библиотекой. Но рассказывать об этом налево и направо всё же не стоит, — убедительно проговорил Громяк на прощание.

Впрочем, о его планах и так знал почти весь класс. Костя рассказал, что ему удалось разузнать порядок тестирования. Будут те, кто пройдет эту процедуру раньше и Витька уже договорился, что они расскажут ему всё в деталях. А Ермолай на двух-трех тестах покажет заранее, какого рода ответы необходимо давать чаще.

— С точки зрения здравого смысла вроде бы всё нормально, может прокатить, — заключил приятель, который по авантюрности натуры тоже собирался принять участие в заговоре Громяка.

— Здравый смысл сплошь и рядом противоречит научным представлениям, — назидательно заметил юноша.

— Ерёма, будь проще. Тебя же никто не зовет участвовать. Тебе, кажется, поездка и так гарантирована. Вот и не мешай другим её добиваться.

— Да я и не мешаю. Только предупредить хочу, что во многих тестах есть защита от таких вот сознательных искажений ответов. Результаты могут быть объявлены недействительными. Да и психологи, надо думать, не вчера родились, и таких хитрецов за свою жизнь немало повидали.

Костя обозвал друга ранним пенсионером, заявив, что нечего его жизни учить. Сами заговорщики не придурки, сообразят, как себя вести. На это юноша только молча пожал плечами: понятно, ребятам хочется отправиться на Край. Пусть они даже там ничем себя не проявят, само путешествие уже поднимет их в глазах окружающих. Это очевидно.

А вот Анька, старшая сестра, в своё время отказалась от испытания и поездки. Оказывается, её ещё в возрасте десяти лет попросили об этом родители. Они хотели, чтобы хоть один из их детей жил обычной человеческой жизнью. Анна согласилась, и даже не пожалела ничуть. Может, поэтому мать с отцом попросили именно её. С ним же всё было по-другому: он, сын, должен был испытать себя; ему с детства внушалось, что пройти испытание Краем — это почетно, и к этому стремятся все настоящие мужчины. Маринку, оказывается, ни к чему не подталкивали, оставив этот вопрос на её свободный выбор.

Психологи приехали на девятое мая, когда вода в реке уже поднялась, залив часть берега и вытолкнув на него льдины. Их класс, действительно, поделили таким образом, что большинство парней попали на второй день тестирования, и уже вечером первого дня юноше пришлось отвечать на бесчисленные вопросы Витьки, Костика и прочих заговорщиков. Подготовились те неплохо: выбрали несколько качеств, наличие у себя которых собирались демонстрировать и изучили их возможные проявления. Харламов им нужен был, как судья со стороны — оценить успешность подготовки и кое-что поправить.

Конечно, то, что Витька назвал интуицией, быстро развить невозможно, но вот способность улавливать и понимать эмоции человека они отработали здорово. Богомолов, оказалось, отыскал где-то статью, где нужные качества перечислялись, и заговорщики взяли её за основу. Ещё там была эмоциональная устойчивость, открытость опыту и ряд других качеств. Вечером, когда юноша сам просматривал статью, к нему неожиданно зашел отец.

— Ты полагаешь, к завтрашнему тестированию можно подготовиться? Я не про тебя говорю, — уточнил отец, мельком глянув на экран.

— Подготовиться — вряд ли, — убежденно ответил сын, — а вот повлиять на результат в требуемом направлении, если постараться, можно.

— Ну-ну, — усмехнулся Николай Владимирович. — Только усилив проявления одного свойства, вы тем самым изменяете рисунок общего профиля личности. А соотношение разных свойств часто куда важнее выраженности определенного свойства. Хотя… усилия твоих друзей в этом направлении могут парадоксальным образом повысить общий балл за творческие способности.

— Каких друзей ты имеешь в виду? — насупился сын.

— В первую очередь Костю. У него шансы поехать на Край довольно хорошие. Если он завтра себе всё испортит, обижаться придется только на самого себя.

— А скольких сегодня психологи отобрали? — увёл разговор с со скользкой темы юноша.

Николай Владимирович не знал. Дело в том, что общее число отобранных зависело от показателей в других районах. Были так называемые абсолютно пригодные — таких сегодня нашли двоих, им поездка была гарантирована. Пригодных относительно было раз в пятнадцать больше. Ольга же Аникутина и Ермолай попадали в категорию "краевых" — таких следовало брать на обучение для их же собственного блага. Иначе их способности, развиваясь хаотически, могли причинить вред им самим или окружающим.

— "Краевые" — это от Края, или имеется в виду неустойчивость психическая? — поинтересовался сын.

— От Края, — лаконично ответил отец. — Так ты своим друзьям скажи — даже если у них задуманное получится, они могут этим себе и навредить.

В который уж раз отец продемонстрировал знание фактов, которые, казалось, не должны были быть ему известны. Ещё тем же свойством отличался и директор, за что того и прозвали Особистом. Николая Владимировича школьники звали только по имени-отчеству. Может быть, отттого, что он был только учителем и никакой властью не располагал.

Конечно, юноша предупредил заговорщиков.

— Как он узнал, я не представляю. Отец не спрашивал, зачем мне книги по психологии, никому другому я тоже не говорил.

— Ничего, — сохранял решимость Костя, — Владимирович психологам не скажет. Спасибо, Ерёма, за предупреждение, я все-таки рискну.

Громяк тоже на попятную не пошел, хотя видно было, что доводы Харламова поколебали его решимость. Остальные промолчали, нервно поглядывая вдоль школьного коридора. Вскоре всю группу пригласили в класс и рассадили за компьютерами. Витька шевелил губами, вскидывал глаза вверх, крутил в руках ручку — работал в поте лица. Остальные тоже выглядели напряженными и настороженными. Костя, впрочем, действовал иначе: помедлив с расслабленно-блаженной физиономией, он принимался лихорадочно барабанить по клавиатуре. Затем вновь застывал, погружаясь в себя.

Опросники, решение задач, интерпретация рисунков — вскоре Ермолай увлекся самими заданиями настолько, что не замечал окружающего. И когда экран монитора внезапно посинел, и на нем появилась надпись "Спасибо, тестирование завершено", он испытал некоторое разочарование.

— Видеокамеры заметил? — толкнул его в бок Витька, когда они выходили во двор.

Видеокамеры, оказывается, занесли в середине тестирования и начали снимать всех подряд.

— Я, как их заметил, начал просто отвечать, не стараясь изменить результат, — сообщил Громяк, поглядывая на юношу.

Тот промолчал. Костя шел сзади, что-то обдумывая. Он не успел выполнить несколько заданий, и с ужасом ожидал, что промедление катастрофически скажется на результатах.

— Ты как, Богомолов? — спросил Витька.

— Не успел разобрать мультик с двумя жирафами, да ещё строительство башни оставил на потом, до него и не дошло в итоге, — грустно сознался Костя.

— Какие жирафы? — удивленно посмотрел на него Ермолай.

Вскоре выяснилось, что набор заданий у всех оказался разным, совпадали только первые три теста. Учительскому сыну пришлось выслушать немало упреков; он никого о такой возможности не предупредил.

— Здесь, похоже, гибкая самонастраивающаяся тест-программа, — решил он, — и следующий тест подбирается в зависимости от результатов предыдущего. Я же предупреждал, что просто так обмануть психологов не удастся…

Результатов ждали к концу мая, а пока что все мысли занимали вплотную надвинувшиеся экзамены. Особенно тяжко пришлось тем, кто дополнительно дистанционно изучал разные дисциплины. У Ермолая таких было три: социология примитивных сообществ, русская литература 20–21 веков (материнский мир), история тюркских народов и государств. При дистанционном обучении можно было самостоятельно планировать время сдачи работ и зачетов, и юноше казалось, что он оставил на конец немногое. Но вот май наступил, и это немногое свалилось на него тяжким грузом. В спортзал он почти не ходил, времени не хватало.

Как ни странно, ему порядком помогла Ольга. В социологии примитивных сообществ она, не изучая этого курса, разбиралась довольно прилично. Собственно, её собственная семья к таким сообществам и принадлежала — и при этом девушка получила достаточное образование, чтобы суметь взглянуть на тему с точки зрения современного человека.

Если юноша мог сформулировать свои мысли достаточно четко, дочь шамана легко указывала ему на ошибки. При этом он заметил, что в общении с ним лицо девушки уже не кажется застывшим. Она вообще гораздо больше стала напоминать обычную поселковую девчонку. Когда он сказал ей об этом, девушка ответила, что так оно и задумывалось.

— Меня отец оставил в поселке не только для того, чтобы твой мусун пробудить. Мне и самой следует немного привыкнуть к жизни среди чужих людей.

— Дядька Бордусей рассчитывает, что тебя пригласят в Школу Радуги?

— Это только на Краю выяснится.


На Край

Плот, сколоченный собственными силами, выглядел неуклюже. Над десятком бревен возвышался реденький настил из горбыля, на нём располагались пара скамеек и стол. Под него свалили личные вещи. Плыть было недалеко: через несколько поворотов Бирюса сливалась с Чуной, а там, по реке Тасеева, и до устья Усолки недалеко. В устье их должны были ждать группы из Троицка и других поселений с берегов Усолки.

— После Усолки они пересядут на баркасы, — пояснил родителям, толпящимся возле реки, Николай Владимирович. — Дождь застанет ребят возле Стрелки, там они переждут под крышей.

— Владимирович, они что же, без тебя поплывут? — удивился дед Афанасий.

— Я провожу их до Усолки, до места сбора каравана. Там их примет сопровождающий, он их до самого Края поведет.

Инна Гришина, уже собравшаяся и попрощавшаяся с родней, сидела на плоту рядом с Аникутиной. Девушки с любопытством наблюдали, как прощается с провожающими Надюша Белова. Из всех девушек только она отправилась в поход в платье. Проводить её пришел и Витька Громяк, делавший вид, что с другими отплывающими он знаком весьма отдаленно. Из одноклассников Ермолая добились приглашения на Край также Костя и Гришка Рахимов. Кроме них, возле плота стояли, не решаясь на него взойти, трое учеников из младшего класса — один мальчик-эвенк, молчаливый и пугливый, и две девчонки, Анисья и Вика, жавшиеся к обеспокоенным родителям.

— Все на плот, нам пора, — негромко сказал Николай Владимирович, и как-то разом берег опустел.

Провожающие отошли в сторону — Витька с Надькой перед тем демонстративно расцеловались — а девять подростков и сопровождающий их учитель оттолкнули плот от берега и заработали шестами, выводя его на стрежень. Оставшиеся на берегу прощально махали руками, но выступ берега быстро закрыл их. Под плотом рябила синяя вода, в небе светило ласковое теплое солнце, а вокруг проплывали бесконечные речные берега: серые скалы, россыпи камней, вечная зелень тайги.

Плот на глубине взялся удерживать мальчик-эвенк. Наверное, у него был опыт плавания по порожистым рекам, к тому же Ермолай подозревал, что мальчик способен оценивать глубину по цвету воды. Они еще не успели выплыть в реку Тасеева, как Наденька, обозрев ресурсы окружающего мужского населения, остановила свой томный взор на юноше.

— Ерёма, ты после Края куда собираешься? — спросила она ласково.

Юноша, к которому она за год обращалась раза три от силы, опешил и смущённо пробормотал, что намеревался изучать историю.

— А ты что планируешь? — спросил он, почувствовав, что первая красавица школы расположена с ним пообщаться.

— В журналистику подамся, — легко ответила Наденька. Она послала ему из-под ресниц чарующий взгляд, отработанный, несомненно, до совершенства. — Я, конечно, в литературе не сильна, но начинающие журналисты пишут по три-пять строк в номер. Справлюсь. Есть же корректоры, редакторы — подправят, если что.

— У тебя же прекрасные баллы по артистизму и эстетике, — удивился юноша.

— Значит, буду писать о художниках и артистах, — пожала плечами красавица. — А ты помнишь, оказывается, мои скромные успехи.

Она улыбнулась ему поощеряюще, и тут Ермолай поймал безразличный взгляд Ольги. Ему показалось, что дочь шамана крайне довольна вниманием Наденьки к нему. А Инна демонстративно отвернулась, разглядывая деревья на берегу.

— Всю жизнь писать по пять строчек… — протянул он, раздумывая, как бы сделать разговор всеобщим, — как-то слишком скромно.

— Зачем же всю жизнь? — удивилась Белова, — это только вначале. Потом вырабатывается автоматизм, буду писать страницами. Причём — о чём угодно. Журналист — не писатель и не ученый, в тонкости вникать не обязан. Он новости сообщает. Для этого главное — уметь контакты с людьми завязывать и поддерживать. А ты куда документы направишь? Я — в Красноярск, в университет…

Юноша как можно более равнодушно сказал, что окончательное решение он примет после Края. Краем глаза он следил за отцом, который сидел молча, с отсутствующим видом. Плот невелик, на нем десять человек, каждое слово слышно. И лишь только Надя Белова, всегда и везде привыкшая оказываться центром внимания, чувствовала себя непринужденно.

Разговор, впрочем, вскоре стал всеобщими. Николай Владимирович, то ли желая увести разговор от темы Края, то ли ещё почему, начал объяснять, как Школы Радуги сочетаются с обычным образованием. Школ таких существовало множество видов, и совсем не все из них требовали постоянного присутствия ученика.

— Вот ведь никто из вас не спросил, почему школьники из Ручейного отправляются на Край сплавом, до Енисея, а потом идут к Чулыму пешком, чтобы вновь сплавиться — на плотах, лодках. Почему мы не поехали автобусом до Троицка, а оттуда — в Канск? Поездом до Томска было бы куда быстрее, да и по реке лучше плыть теплоходом…

— Это понятно, — выскочил со своим мнением Костя, — контакт с природой лучше проявляет глубинную чувствительность человека. Перед испытанием Краем надо настроиться на свою истинную сущность, иначе рискуешь ничего не увидеть.

Харламов-старший кивнул:

— Верно. Оттого никто из вас не взял ни мобильника, ни радиоприемника, ни даже часов. Но есть и второе, не менее важное обстоятельство: учителя Школ Радуги должны знать, как любой из вас уживается с людьми, как ведет себя в новых ситуациях, как реагирует на трудности. Уже в устье Усолки я вас оставлю. А сопровождающие вас на Край люди, которым я передам все документы на вас — в том числе и результаты тестирования, и школьные характеристики — вот эти уже люди разделят вас на отряды. Вас, школьников с Усолки, сплавившихся по Чуне, и других. И на всем дальнейшем пути за вами будут внимательно наблюдать, чтобы потом, после Края, знать, кому что предложить.

Богомолов страдальчески скривил губы и громко вздохнул. Анисью же интересовало, бывает ли так, что школьник испытания на Краю не проходит, и учиться в Школе Радуги ему не предлагают. Таких оказывалось не так много — примерно один из десяти. Не предлагали учебу и некоторым из тех, кто испытание прошел. Их способности либо признавались посредственными, либо они по характеру не слишком сочетались с другими учениками. В Школах Радуги зачастую из учеников формировали отряды, действующие, как единое целое.

— Нам стоит собой гордиться, — заявил Харламов-старший, — наши школы дают очень высокий процент испытуемых для Края. На первом месте стоят, конечно, тибетцы. Чуть ниже их — район западной Монголии, Тывы и Алтая. Ну, а третьими идем мы — Приангарье и Средний Енисей. Причем во всех случаях от национальности ученика это никак не зависит.

Ермолай, который был об этом хорошо осведомлен, впервые задумался, не связано ли такое распределение с развитостью Школ Радуги именно в этих местах. Не этим ли объяснялось и то, что среди мусульманского населения кандидаты в путешествие на Край встречались в три раза реже, чем среди индуистов, и в семь — чем среди тибетцев? Быть может, таланты на самом деле распределялись равномерно, только выявляли и развивали их по-разному? Он и спросил.

— Да, в местах, где Школы Радуги существуют давно, накапливаются люди с особыми способностями, — согласился Николай Владимирович. — Многие ученики оседают поблизости, рождают детей, наследующих родительский талант.

— А процент наследования какой? — бесцеремонно влез со своим вопросом Костя.

Надька страдальчески приподняла вверх глаза, демонстрируя всем, что разговор её уже утомил. Никто не обратил на неё внимания.

— Три ребенка из четырех талант наследуют. Помните, почему такое соотношение? Вы это изучали.

Школьники — и бывшие и настоящие — закивали головами. А Ермолай припомнил, что, если мать никогда не скрывала свое двухлетнее обучение в Школе Радуги перед поступлением в педагогический университет, то отец никогда ничего такого в своей юности не упоминал. А ведь талант — это юноша сейчас чувствовал совершенно определенно — у него был. Захотелось спросить отца, хотя сын понимал — раз тот никогда не говорил об этом дома, то вопрос ему может не понравиться.

Спросить, однако, не получилось. Проходили порог, и всем мужчинам пришлось грести, затем справа открылась Чуна, на волнах которой подпрыгивали несколько лёгких байдарок. На них сплавлялись другие путешественники, и некоторое время все они восторженно перекликались друг с другом. Потом маневренные байдарки, лучше державшиеся на стремнине, ушли вперед. Река Тасеева, по которой они сейчас плыли, была куда многоводнее Бирюсы, но и здесь попадались пороги, на которых неповоротливый плот вполне могло разломать на части, так что гребли они почти беспрерывно. Девчонки соорудили небольшой перекус. Жизнь на плоту вошла в свое русло.

Надька о чем-то шепталась с Викой, Ольга сменила мальчика-эвенка и теперь она направляла движение плота. Гришка с Ермолаем подгребали, когда дочь шамана того требовала. Иногда к ним присоединялся и Харламов-старший. Костя ловил рыбу, а Гришка давал ему советы, как это лучше делать. Мальчик-эвенк смотрел на Богомолова молча, но юноша ощущал, что в глубине души тот подсмеивался над усилиями рыбака. Впрочем, Костя то и дело вытаскивал какую-либо рыбину.

Река вскоре приняла ещё один приток, став полноводнее. Здесь уже существовало нерегулярное судоходство, и управлять плотом стало возможным даже для неопытного человека — знай держись на фарватере, отмеченном вешками или бакенами. Разговор вновь возобновился, хотя общим его назвать было нельзя — Ольга, Анисья и мальчик-эвенк обсуждали что-то свое, а Григорий ловил рыбу, краем уха прислушиваясь к остальным. Говорили о людях, чьи способности и особенности не позволяли им быть такими, как все.

— … если он вообще с людьми общего языка не находит, а способен не в меру, его тоже отфутболят? — допытывался Костя.

— Есть специальные школы, — хмуро ответил учитель, оглядев всех. — Его способности разовьют индивидуально. Такие персонажи иногда оказываются незаменимыми, хотя работать с ними…

Харламов-старший покачал головой, намекая, что это счастье лучше обойти стороной.

— В Школах Радуги не только учат, там ещё и выполняют какие-то задания? — наивно спросила Вика.

Юноша заметил, что отец сразу собрался.

— Да, там ведётся научная работа. Вас могут пригласить в школу, в которой изучение ваших способностей станет основной задачей. Попадаются иногда совершенно уникальные способности, — его голос звучал мягко, но Николай Владимирович разом поставил между собой и собеседниками незримую стену, как бы сообщая — "все, что мог, я уже сказал".

Надя мило улыбнулась озабоченному Ермолаю и сказала воркующим голосом:

— Ну, тебя-то пригласят в самую нормальную Школу Радуги, с полным обучением, я не сомневаюсь. Согласишься?

Услышав вопрос, Инна наклонила голову поближе к юноше, чтобы лучше услышать ответ. Тот пробормотал, что ему вообще ещё ничего не предлагали, и обсуждать что-то, не побывав на Краю, нет смысла. И разом, сам не понимая, как это у него выходит, он почувствовал — другое слово подобрать не удалось — мысли нескольких человек. Отец был им доволен и не сомневался в его согласии. Это, собственно, было понятно и так. Инна ощущала растерянность и страх, связанные именно с ним, с Ермолаем. Надьке было просто скучно, а мальчик-эвенк смотрел на него, как на живого бога. Ольга же была спокойной и довольной.

Харламов-старший неожиданно сказал, что они недопустимо медлят. Плот следует держать на стремнине, и он послал всех заниматься этим делом. А сыну тихонько посоветовал поговорить с Надей, развлечь ее. Юноша присел рядом с красавицей, разглядывающей слабо подергивающихся на кукане рыбин.

— Ты рыбу чистить умеешь?

Белова кивнула, улыбнулась и он почувствовал её недоумение. Сразу стало понятно, что заданный вопрос до предела нелеп. Девочки в Ручейном, как и парни, проходили курс самоспасения. Надька, при всем своем высокомерии, наверняка могла и поймать рыбу не одним способом, и приготовить её в любых условиях, даже голыми руками. Окажись на её месте другая девушка, она сейчас же указала бы молодому человеку на его неловкость. Но Белова, судя по всему, сочла вопрос наполненным скрытым смыслом, и принялась на него отвечать.

— Как все, не более. На этом поприще я навряд ли карьеру сделаю.

— Как знать, — отозвался юноша, — вот вечером начнем уху варить, а за всеми нами смотреть будут…

— Вот ты о чем, — успокоилась красавица. — Я никакого рвения проявлять не стану. Испытание меня вообще не беспокоит, учиться в Школах Радуги я не собираюсь. Впрочем, если предложат что-то интересное, я могу и передумать…

Молодой человек явственно чувствовал, как его обуревают противоречивые желания. Ему то хотелось прекратить разговор и вместе с другими поработать веслом, то тянуло смотреть на изящный профиль Наденьки и слушать её нежный голосок. Что удивляло его больше всего, так это явное чувство одобрения, исходящее от Аникутиной. Не глядя на девушку, он явственно чувствовал, что она ощущает по отношению к нему. Это было как в детской игре горячо-холодно: стоило ему посмотреть на Надю, Ольга испытывала блаженство, стоило отвернуться и заговорить с кем-то еще, как её довольное настроение заметно затухало.

Рыбу им всё же пришлось чистить ещё на плоту, едва солнце начало цеплять верхушки сосен. Устье Усолки заметили издалека, по горящим на берегу кострам. Путешествующие на Край разожгли один костер и для них, так что ухи пришлось ждать недолго. За это время поставили две палатки, для мальчиков и для девочек. В наступающей темноте Ермолай не разглядел, куда отошла Белова, но вскоре от одного из костров раздался-её сдержанный смех. Смеялась Надюша хорошо. Она и разговаривала хорошо — на плоту, чуть разговорившись, юноша убедился, как легко с ней общаться.

Подошедшая сзади Инка сладким голосом спросила:

— Не видел, кого Наденька подцепила? Мне показалось, какого-то узкоглазого. Я-то думала, что она тунгусов не любит.

— Ты чего с утра, как в воду опущенная? — спросил её Харламов. — Весь день молчала, даже младший эвенк, и тот разговорчивее был.

— Если тебе интересно, могу объяснить, — вздернула голову соседка. — Когда все спать лягут, выползай потихоньку из палатки к плоту, я тебя там встречу. Придёшь? Интересно?

— Как-нибудь потом, в другой раз, — ответил юноша, и услышал, как уходящая к реке соседка тихонько прошептала:

— Другого раза не будет…


Да, другого раза не случилось. Поутру их разбудили рано. Харламов-старший привёл длинного усатого мужика, под брезентовой штормовкой того виднелась тельняшка.

— Ваш проводник к Краю и руководитель, Павел Сергеевич Стрельников. Слушаться его как меня, и даже больше. Он скажет, почему.

Стрельников обвёл всех внимательным взглядом, посмотрел в кипу бумаг, которую держал в руках и спросил:

— Богомолов кто будет?

Вслед за Костей в сторону отошли Надька, Инка, Анисья. В сторону отвели мальчика-эвенка, его назначили на лодку с номером пять, и Николай Владимирович взялся его к ней отвести. Он помахал сыну рукой и исчез в утреннем лесу. Вслед за ним ушли и Стрельников с отобранными школьниками. Оставшиеся: Гришка, Ольга, Вика и Ермолай развели костер, начали варить кашу.

К плоту по реке подгребла большая лодка, похожая на пирогу-плоскодонку. В ней гребли, как в каноэ — каждый со своего борта, стоя на колене, двое голых по пояс мускулистых подростка. На корме сидела невысокая, крепко сбитая девчонка в ситцевом сарафане. Подростки вытащили нос пироги на берег и помогли вылезти девчонке.

— Аникутина здесь? — спросила девица, подойдя к костру.

Ольга отозвалась, и девица сообщила, что поплывут они на одной лодке, а зовут её Галиной. Подростки оказались Сашкой и Серёгой Алешиными, они всё время молчали. Говорила за них Галя, показавшая сразу же недалекой особой. Вскоре появился Стрельников, забрал Гришку, но взамен привел Ингу Баканову, худосочную девицу с неприятной рожей. Та сразу вперилась в Ермолая пристальным взглядом и неуверенно улыбнулась. Юноша отвел глаза в сторону. Ольга рядом хмыкнула и вздохнула — её Стрельников назначил старшей по лодке, и ей пришлось всеми командовать.

Когда каша сварилась, Стрельников привёл сразу троих: пухлую яркую брюнетку по имени Мариэтта, невзрачного парня в синем плаще — Женьку, и Игоря Жолудева, версту коломенскую, волейболиста из Троицка. Игорь сразу протянул руку:

— Ерёма, и ты здесь!

Чувствовалось, что он искренне рад встрече, пусть даже их прежнее знакомство ограничивалось тем, что они стояли несколько раз напротив друг друга по разные стороны сетки.

Стрельников повернулся к дочери шамана и спросил, указывая на юношу:

— Он может меня слышать?

— Его не учили, — ответила Ольга.

— Тогда объясни ему, — и Стрельников вновь исчез в лесу.

Показалось ли ему, или девушка действительно проговорила: "все объяснения — потом, в лодке"? Голос был не её, но откуда-то он точно знал, что сказать это могла только она. Тем временем кашу разложили по мискам, и ребята спешно начали завтракать. Лодка с номером один на борту выгребла на течение, и понеслась в сторону Енисея. За ней последовала другая. Там, рядом с Надькой Беловой сидел узкоглазый малый в щегольской кожаной куртке и круглой кожаной шапочке. По виду — типичный монгол. И Надька монголу улыбалась, и похоже, не сводила с него глаз.

Между деревьев протиснулся узкоплечий школьник в круглых очках и несмело поинтересовался, кто тут будет Аникутина.

— Меня Павел Сергеевич к вам послал, на вашу лодку. Я Александр Богачев…

Ольга выгребла из котла остатки каши и приказала Александру быстро все съесть. Остальные уже мыли посуду, складывали вещи в пирогу. На течение выплыла лодка с номером три — все лодки были обычными четырехвесельными ялами. Восемь человек на веслах, двое на корме, один на носу. А в их пироге скамейки отсутствовали, и была она несколько шире. Вновь пришел Стрельников, привел еще одного человека — Алексея Константинова, маленького, смуглого и с раскосыми глазами. На эвенка Алексей не походил, а сочетание тюркско-монголоидного разреза глаз со средиземноморским длинным носом выглядело несколько комичным. Да и рот пришедшего, вечно растянутый в улыбке, наглядно доказывал, что и по жизни, и по велению духа, Лёшка был призван веселить любую компанию.

Стрельников оттолкнул пирогу от берега, едва последний член экипажа перешагнул через борт. Мелко сидящая пирога качалась на волнах так, как будто готовилась вот-вот рассыпаться. Занявший место рядом с Харламовым Богачев негромко сказал:

— Не беспокойся, эти лодки очень гибкие.

— Что? — удивился юноша, работая веслом.

— Лодка очень гибкая, говорю. А ты одноклассник и друг Ольги, да? Давай дружить, — он протянул руку. — Саша.

— Ермолай, — ответил рукопожатием юноша, — как ты узнал?

— Я понимаю желания и намерения многих людей. Ты, как я заметил, тоже. И Ольга. Остальные не умеют…

На стремнину уже вышла лодка с номером четыре, где над бортом мелькнула голова Кости Богомолова, усердно ворочающего веслом. Там же сидела Инна, она смотрела в их сторону. Харламов помахал ей рукой. Девушка не ответила, отвернулась. Вслед за нею проплыла лодка с номером пять, затем шестая, с которой их приветствовал Гришка Рахимов. Плоскодонная пирога шла не столь ходко, и они, пока выгребли на стремнину, порядком отстали. К ним приблизился Стрельников на одноместной байдарке.

— Держите шестую лодку в пределах видимости. Идёте последними, так что оглядываться вам не на кого, это на вас будут оглядываться. Пирога набирает скорость, только если все синхронно и часто работают веслами. Чуть отдохнёте, потренируйтесь. Пригодится, — он несколько раз взмахнул веслом и умчался на своей байдарке вперед.

Богачев с удовольствием опустил весло и сел на дно лодки — Ольга велела только братьям Алешиным изредка подгребать, чтобы не терять стрежень, и остальные принялись устраиваться поудобнее.

— Я так думаю, что в нашей лодке все должны уметь плавать, — неожиданно произнес Сашка, — последними плывем.

— На шестой лодке Гришка, мой одноклассник. Вот он плавает, как рыба. Мне кажется, лодки комплектовали по другому признаку, — ответил юноша.

Сашка помолчал минуту, затем сказал, что он тоже получил фиксатор мощи.

— Ты что, все мысли читаешь? — поразился Харламов.

— Сидящий рядом Игорь внимательно прислушивался к их разговору. Услышав про фиксатор, он уважительно присвистнул.

— У нас на всю школу только один прислали, для Инги, — он кивнул головой в сторону кормы, куда посадили Баканову, объявившую, что с веслом она не справится. — Мы её ведьмой зовем, в шутку, конечно. Она не вредная девчонка, только обижать её не рекомендуется, люди вокруг её настроение ощущают физически, как боль или болезнь какую. Она и экзамены одна сдавала, рисковать было нельзя. Если бы она на экзамене расстроилась, весь класс пришлось бы в лазарет отправлять. И так, когда она нервничает, у многих девчонок приступы мигрени начинаются.

— Так что вы её на руках носите и пылинки с нее сдуваете, — догадался Сашка, — и за это получаете хорошее настроение и отменное самочувствие.

— Верно, — удивился Игорь и замолчал.

Вскоре Аникутина попробовала обучить экипаж пироги согласованной гребле. У них получилось с первого раза. Пирога разгонялась стремительно, но стоило прекратить грести, как она сразу и останавливалась. Тем не менее они почти догнали шестую лодку. Вскоре выяснилось, для чего им потребовалось отрабатывать маневренность — вверх по реке прошел катер, и лодкам пришлось прижаться к правому берегу.

— В каждой лодке, кроме нашей, есть взрослый сопровождающий, — заметил Игорь.

Они образовали на корме небольшую компанию — Инга, Ермолай, Игорь, Сашка и Женька Шатохин. И разговоры у них велись серьезные — не то, что на носу, где веселил всех вокруг себя Лёшка Константинов.

— Нет, расщеп это не трагедия, это спасение, — уверял всех Женька. — Сегодня ты посмотрел в календарь — ага, после обеда пойдет дождь и похолодает. Ты точно знаешь, что и в следующем году так будет, и через двадцать лет — тоже так. А до расщепа? Погода была непредсказуема, никто даже разлива рек не мог угадать. Наводнения иногда целые города заливали. А землятрясения? Случилось хоть одно после расщепа? То-то… Возможно, так наши предки спасли нас от всеобщей катастрофы.

— Так может, это нас спасли, а у остальных дела неважные? — предположил Сашка.

— Чего гадать, — повел затекшими плечами Игорь, — расскажут. Однако, неудобно тут сидеть…

— Ты встань, — радостно посоветовала Инга, до сих пор молчавшая.

Игорь попробовал встать, и чуть не рухнул за борт. Гибкая пирога отзывалась на любое движение, а долговязый парень никак не мог пристроить удобно ноги.

— Спасибо, Инга, — отозвался Игорь, — я к таким подвигам еще не готов. Здесь не паркет, понимаешь ли.

Он прислонился спиной к борту и согнул ноги в коленях. Ермолай тоже вскоре обнаружил, что сидеть на устланном тонкими дощечками днище пироги неудобно. Приходилось постоянно менять позу, а делать это в раскачивающейся лодке с непривычки сложно. Разговор довольно быстро увял, на носу веселье тоже затихло.

— Оля, а как мы пи-пи делать будем? — спросила Галина без всякого стеснения.

— Можно прямо за борт, но если пока неловко, так мы и к берегу пристанем. Только потом веслами поработать придется.

Решили пристать, а потом, естественно, интенсивно гребли, догоняя. Караван постепенно собрался в короткую цепочку. Лодки шли друг от друга в двадцати метрах. Стрельников на байдарке держался наравне с первой лодкой. Он и скомандовал причаливать, когда впереди показался большой остров с отлогими берегами. Обеда не было. Перекусили бутербродами с ключевой водой, размяли ноги, затем Павел Сергеевич собрал всех вокруг себя.

— Все здесь знают, что мы направляемся на Край, где вы пройдете предназначенное испытание. Может быть, не всем известно, что в расщепе существуют различные секты, которые поставили своей целью борьбу со Школами Радуги. И, иногда, не только со школами, но и с теми, кто отправляется на Край. Поэтому путешествуете вы в сопровождении проводников, которые располагают необходимыми данными, чтобы всех защитить в случае нападения. Однако, как вы могли заметить, проводников всего шестеро, а вас намного больше. Поэтому, в целях безопасности, настоятельно рекомендую: в одиночку от места стоянки больше чем на полсотни шагов не удаляться. Лодкам с маршрута не сворачивать, разных игр на воде не затевать. От каравана не отрываться. Ясно?

Он обвел всех взглядом и добавил:

— Плывем так: днем короткий перерыв, ноги размять и чаю попить, а ночевка полноценная, с ужином и завтраком. Рыбу на ужин ловим на ходу. Если где задержимся, придётся на следующий день вставать пораньше. Старшие на лодках, составьте заранее список дежурных, чтобы уже сегодня вечером всё происходило по графику. Понятно? По лодкам!

На этот раз дочь шамана поменяла сильных гребцов местами, и Ермолай оказался рядом с Мариэттой, сразу за спинами молчаливых братьев Алешиных. Мариэтта тоже гребла порядочно — оказалось, она разностороняя спортсменка. Лыжи, велосипед, ручной мяч, даже парусный спорт. Мыслей и чувств соседки юноша не воспринимал, но ему сразу показалось с ней легко. Но на этот раз, как бы Харламов девушке не улыбался, Ольга оставалась совершенно равнодушной. Сидя на носу, она внимательно следила за течением реки, постоянно командуя гребцами. Больше всего нагрузки доставалось братьям, но они физических усилий как будто не замечали. Ермолай с Мариэттой тоже вскоре приспособились — и одновременный удар четырех весел рывком бросал пирогу вперед. Как ни странно, синхронный гребок отнимал намного меньше сил, только вот кроме их четверых прочие с ними в такт не успевали.

На других лодках тоже время от времени раздавались ритмичные возгласы, и весла согласованно вспенивали воду. Проплывающий мимо Стрельников молча показывал большой палец. С первого же дня караван вошел в рабочий ритм. Разговоры пошли на убыль, только Лёшка не мог остановиться, продолжал веселить публику. Впрочем, и его шутки уже не сопровождались громогласным смехом.

По Ангаре плыли уже с оглядкой: на судоходной реке весельным лодкам не место на фарватере, а хотелось, ясное дело, держаться на стремнине. Мариэтта всё страдала, что на пироге невозможно поднять парус по причине отсутствия мачты. Даже крепкого днища, чтобы мачту установить, и того не было. Стрельников время от времени разрешал каравану выйти на середину фарватера, но затем вновь приходилось освобождать место катерам и теплоходам. Теперь согласованно гребли уже все, включая даже слабосильную Ингу. Пирога оказалась самой быстрой лодкой в караване, беда заключалась в том, что на поддержание скорости им приходилось тратить больше сил.

На Стрелке, когда укрывались от дождя в больших сараях, к Харламову подошел Костя.

— У вас, я смотрю, даже взрослого на лодке нет. Аникутина за него, или вас всех считают надёжными?

— Пожалуй, и то, и другое, — ответил юноша.

— Зато вам можно говорить свободно. Что там слышно, какие испытания нас ждут на Краю?

Богомолов даже не поверил, что на пироге эту тему не обсуждали.

— Вы там что, все так в себе уверены?

Юноша только плечами пожал. А Костя со снисходительным видом поведал, что в изменчивом сиянии Края следовало разглядеть неподвижные фигуры. Кто видел, тот проходил испытания.

— Некоторые видят радугу. Кто двухцветную, кто четырехцветную. Полную, говорят, видит один из тысячи. Понял, почему так назвали — Школы Радуги? А не потому, что у них над входом радуга нарисована.

Места в сараях было мало. Ермолай устроился рядом с Ольгой, почувствовал с сожалением её мимолетное недовольство. По крыше шуршал дождь, а девушка тихо шептала:

— Я помню, что надо тебе кое-что объяснить, только сейчас народу вокруг много. Не всё, что я должна тебе сказать, другим и знать надо. Подожди до леса, там посвободнее будет.


Енисей, в сравнении с Ангарой, оказался неожиданно маленьким. Скорее, его можно было принять за приток Ангары. Караван прижался к его левому берегу и тихо сплавлялся по течению, сбившись в тесную кучку. Наконец, на берегу показался эвенк в национальной одежде, с оленем, и Стрельников первым направил свою байдарку к берегу. Выгружались поспешно, Павел Сергеевич желал быстрее увести ребят с открытого места. Неподалеку оказалась старая лесная дорога, на которой он всех и выстроил. Сопровождающие сменились — старые, кроме Стрельникова, остались в лодках, экипажу каждой лодки был придан новый взрослый. Экипажу пироги достался тот самый эвенк, что встречал их на берегу. Звали его Фёдором, и вёл он себя, скорее, как типичный русский сибиряк.

Коротко побеседовав с Ольгой, сопровождающий подозвал братьев Алешиных и вытащил из мешка два автомата Калашникова.

— Знакомы с оружием, стрелять умеете?

Парни молча кивнули.

— Пойдете замыкающими, Галя с вами. Если она укажет, стреляйте в любого постороннего человека или зверя.

Парни вновь кивнули, деловито пристраивая автоматы на плечо. Галина с довольным видом встала рядом.

— Первыми идут Ольга и Ермолай, всем слушать их команды. Я пойду сзади, отдельно, вы меня видеть не будете, — продолжал командовать Фёдор.

Харламов заметил, что в других группах сопровождающие тоже вооружены.

— Один Стрельников без оружия, — произнес он вслух.

— Он сам — оружие, — пояснила дочь шамана. — Автоматы — это от волков и медведей, с нехорошими людьми Павел Сергеевич сам разберется.

Стоящая рядом Клюзова с интересом прислушивалась. Аникутина окатила её молчаливым презрением, но Виктория ничего не почувствовала. Наивность Вики иногда поражала, зато, как заметил юноша, она, как и Мариэтта, совершенно не реагировала на перепады настроения Инги. Баканова, оценив это, сразу начала перед Викой заискивать. Та и этого не заметила.

— Здесь бывают волки?

— Тайга, — с раздражением ответила Ольга, — это место, где живут дикие звери. Лоси, медведи, росомахи, волки, рыси. Радуйся, что ядовитых змей нет.

От Енисея шли на запад лесными дорогами. С экипажем предыдущей лодки держали интервал метров пятьдесят, между собой — два метра. Временами сворачивали с дорог в лес, но и здесь, легко можно было понять, держались кем-то натоптанных троп; перегораживающих дорогу стволов, бурелома не было. Вскоре пересекли асфальтированное шоссе, а ближе к вечеру — железную дорогу. Тропа то шла верхом, по холмам, то начинала нырять вверх-вниз.

— Твой мусун набирает силы, — неожиданно сказала Ольга, — ты начинаешь чувствовать окружающих. Ты, возможно, уже и воздействовать на них способен, только не умеешь. Так что держи себя в руках, Ермолай. Помни — твои мысли могут воплотиться в реальность. Это серьёзно. Думай обо мне, думай про Стрельникова — нам ты не повредишь.

Вика сзади устало сопела, уже не интересуясь ничьими разговорами.

— Почему автоматы дали братьям? — спросил юноша. — И Галя…

— Галя чувствует направленную на нас угрозу. Лучше нас с тобой чувствует — таков её дар. А братья — просто надёжные исполнители.

— А Стрельников в чём талантлив?

— Помнишь, ты спрашивал про воинов Блеклой Радуги? Вот он из них как раз и есть. Он способен воздействовать на людей, как Инга Баканова. Но — во много раз сильнее и направленно — может ударить только одного из десяти, кого выберет. На расстоянии больше километра. Теперь ты понимаешь, что, пока он здесь, близко к нам ни один недоброжелатель не подберётся?

— А звери?

— Случайный бродячий зверь уйдет в сторону. А вот тот, кого направил умеющий повелевать зверями человек, не остановится. Павел Сергеевич может и медведя взглядом остановить, но он один весь караван не прикроет. К тому же воина Блеклой Радуги может одолеть другой такой же воин…

Последнюю мысль девушка считала невероятной, но вслух произнесла. Некогда о такой возможности говорили ей наставники, и она её накрепко запомнила.

— Кому это надо — нас останавливать? — пробурчал юноша.

— Когда узнаешь, чем на самом деле занимаются воины Блеклой Радуги — сообразишь, что желающих их остановить могут оказаться миллионы…


Ночлег в шалаше, на охапке сосновых лап. Дежурство по ночам, поддержка костра. Вездесущие комары и гнус, доводящие ребят до бешенства, обходили стороной только дочь шамана. Молчаливо мелькал то здесь, то там Стрельников, который, похоже, вообще не спал. Неуловимый Фёдор, присутствие которого вместе с оленем юноша ощущал — но самого его до Чулыма так и не увидел. Настороженные лица братьев Алешиных. Игорь, поддерживающий освободившуюся от груза усталую Ингу. Доносящуюся через лес ругань спереди, с места стоянки одного из передних экипажей. Все слилось для него в одну сплошную череду событий.

Они все устали, и, выйдя на берег Чулыма, молча повалились на землю. Даже двужильные Алешины с видимым удовольствием сбросили с плеч и вернули Фёдору автоматы. На реке их ждали большие четырехместные байдарки. Остаток дня ушёл на то, чтобы привыкнуть к ним. Фёдор наблюдал за ними с берега, и Ермолай, дожидаясь своей очереди опробовать байдарку, спросил у него, как же поплывет олень.

— Учуг здесь останется, я же байдарки назад привести должен. Дождётся.

— Дрессированный?

— Он мой друг. Ты друзей дрессируешь?

Юноша несколько удивился и предположил, что Фёдор способен повелевать зверями. Но тот сказал, что умеет подчинять себе только медведей, а с оленем дружба то ли возникает, то ли нет. И если нет, то никакого воздействия он, Фёдор, на животное не оказывает.

Олень всё это время стоял в воде, зайдя туда по грудь. Ему было жарко. В разгар лета на них даже грузы не возили, чтобы не перегрелись. Не будь на то человеческой воли, ни один олень не забрёл бы так далеко на юг.

В первый день проплыли немного. На следующий день Чулым вышел на плоскую равнину и течение сразу замедлилось. Гребли весь день, устали как собаки, а многие ещё и мозоли натерли. Харламов, которому в экипаж достались Вика и Инга, ещё как-то терпел. Четвертым у них был Игорь с его сильными руками, Да и присутствие Инги сказывалось положительно. А многие уже вслух ворчали.

— Да нам до Оби плыть чуть не двести километров, — высказался Сашка Богачев. — Со стертыми руками на это дней десять уйдет. По такой реке не сплавляются, пешком быстрее получится.

— А ведь на эти байдарки можно поставить мачту, — с надеждой проговорила Мариэтта.

Её мечту о парусе впервые встретили сочуственно. Фёдор меланхолично сообщил, что в носу каждой байдарки есть арматура и чехлы, из которых можно что-либо соорудить. Мариэтта галопом понеслась смотреть, Ермолай, Женька и Сашка Богачев пошли следом. То, что они обнаружили в байдарках, назвать мачтой и парусом можно было только от безысходности. Но Мариэтта всё же до ночи возилась, растягивая на металлическом штыре с загогулиной кусок ткани с продернутым по краям шнуром.

— При попутном ветре работать будет, — пообещала она.

Плыла Мариэтта вместе с Ольгой и Лёшкой. Галина, как всегда, опекала братьев, они парусом не заинтересовались. Женька и Сашка плыли с Федором. Тот, как и Ермолай, парус поставил. Но, если юноша просто копировал действия Мариэтты, проводник поставил парус по-своему. Быстро выяснилось, что и при боковом ветре польза от паруса была несомненной. Вскоре пришлось пристать к берегу и всем вместе ставить парус на байдарку, где плыли Галя и Алешины.

— Больше парус нельзя сделать, — ответил Фёдор на постоянные причитания Мариэтты Узоян. — При сильном ветре байдарка перевернется.

Другие экипажи тоже поставили паруса, и весь день по реке разносились возгласы лодочников, старающихся избежать столкновения. Настроение немного поднялось, но Харламов понимал, что это ненадолго. Парус при средней силы ветре заменял одного гребца, и байдарки, в экипажах которых не нашлось двух полноценных гребцов, обрекались на отставание. В их группе гребцов распределили достаточно удачно, а в других, как легко было заметить, постоянно возникали ссоры.

— Ерёма, у вас как дела? — поинтересовался потный Гришка Рахимов, когда их байдарки оказались рядом.

— У нас нормально. Держись рядом, если сможешь, будет легче.

Гришка оглянулся на сидевших сзади трёх девок, две из которых утирали слезы, а третья с разъярённым видом упорно махала веслом, и пожал плечами. Ермолай рассчитывал на талант Инги, и не прогадал. Уже через несколько минут Гришкин экипаж пусть неумело, но дружно заработал веслами, а вскоре девчонки даже вполне миролюбиво начали разговаривать между собой.

— Ты, Инга, у нас прямо второй парус, — похвалил соседку юноша, когда гришкина байдарка отстала от них, чтобы пристать вместе со своими к берегу.

На следующий день дул упорный, сильный южный ветер. Группы лодок растянулись по реке, Стрельников на глаза не попадался, а Фёдор ничего не имел против того, чтобы возглавить караван. Веслами работали мало, только в тех случаях, когда лес на берегу гасил ветер. Затем налетел небольшой дождик. Календаря ни у кого не оказалось, и все с тревогой ожидали грядущего вымокания. Но дождик быстро кончился, вновь выглянуло солнце. Их группа, которой удавалось держаться плотной цепочкой, уже давно оторвалась от остального каравана.

Наградой за скорость стала дополнительная нагрузка — прибыв первыми на место ночлега, они готовили костры и для отстающих. До сих пор это они приплывали на готовое и сейчас Ермолай решил, что все организовано справедливо. Единственное, что его беспокоило — это состояние Ольги. Он на любом расстоянии чувствовал, что она устала, и устала не физически. Так же сильно вымотался и Сашка Богачев. Харламов, хоть и воспринимал настроения окружающих, ничуть этим не тяготился. У тех же двоих, насколько он мог понять, всё было иначе. Им требовалось одиночество, хотя бы на короткое время, а в походных условиях ни о чём таком нельзя было и мечтать.

— Оль, может, байдарками поменяемся? Тебе с Ингой рядом легче будет, — предложил он.

— Ермолай, она на меня не действует, — мрачно ответиладочь шамана — И моё соседство ей не понравится. Это ты для неё, что красно солнышко, а я лишь дикая лесная тварь.

Юноша так об Инге не думал, но настаивать не стал, подозревая, что он не всё понимает во взаимоотношениях девчонок. Ветер дул ещё три дня, а когда он стих, и пришлось работать веслами в полную силу, Ермолай почувствовал себя полностью вымотанным. И другим группам пришлось туго. Одна из них полностью прибыла к месту ночлега уже настолько поздно, что ужинать им пришлось в полном одиночестве. Впрочем, у костра тихонько сидел Стрельников, который попросил Ермолая и Ольгу дождаться последней байдарки вместе с ним.

Зачем это было надо, они так и не поняли, но Стрельников, едва все легли спать, попросил Харламова уйти на сотню метров вниз, а Аникутину — на столько же вверх по реке.

— Посторожите там, пока я не дам сигнала, что пора спать.

Юноша добросовестно торчал в густом лесу, старательно прислушиваясь. Никого вокруг не было. Хотя берега Чулыма отнюдь не были безлюдными, но караван всегда выбирал для ночлега места подальше от поселений. Зато он чувствовал, как что-то происходит в лагере: как будто с Ингой Бакановой произошло невероятно счастливое событие, и она поделилась своим счастьем с окружающими. Затем он решил, что пора возвращаться. Не было никакого внутреннего голоса — просто внезапно возникла полная уверенность, что его дозорная служба закончилась.

На всякий случай он попытался мысленно дотянуться до Ольги. Убедившись, что она тоже возвращается, юноша начал пробираться к лагерю. Как ни странно, спать ему не хотелось, и он чувствовал себя отдохнувшим, как будто и не было утомительной дневной гребли. А вот Ольга, та заснула сразу, едва добралась до палатки.

— Два перехода осталось, — обрадовал их Фёдор поутру.

Их группа стартовала первой, и весь день они плыли в одиночестве. Дул легкий встречный ветерок, парус ничем помочь не мог, и они гребли, стараясь экономить силы. К берегу пристали неожиданно рано, и сразу Фёдор велел готовить костры и места для палаток других групп.

— Остальные задержатся, нам придется о них позаботиться.

— До сих пор каждая группа о себе заботилась, — выразила неудовольствие Мариэтта.

— Наша группа, если вы не заметили, гребёт удачнее других. Раз так, мы должны взять на себя и большую долю ответственности за весь караван, — рассудил Фёдор.

Никто не возразил, лишь Мариэтта стала двигаться подчеркнуто замедленно, да Баканова заметно опустила руки. И опять Стрельников в темноте попросил Харламова с Ольгой посторожить лагерь, пока он что-то такое делал со спящими ребятами. Юноше показалось, что он попросту вливал в них силы. Во всяком случае, поутру они встали достаточно бодро, и никто не проявлял недовольства или раздражения. Сегодняшний переход был последним — на Оби их ждал большой парусник, способный отвезти сразу всех к месту испытания. К тому же дул порывистый северный ветер, и парус вполне мог поддержать усилия гребцов.

Инга с самого утра приставала к Ермолаю с расспросами о нём самом. Родители, сёстры, интересы… Дочь шамана со своей байдаркой находилась сзади, метрах в сорока, и он отчетливо ощущал её раздражение. Это было неожиданно — до сих пор общение его с девушками либо вызывало её одобрение, либо она оставалась равнодушной. Аникутина менялась — и меняясь, становилась понятнее. А может, подумал Харламов, это он начинал лучше понимать людей?

Парусник ждал их в устье Чулыма. Он был точь-в-точь фрегат или шхуна со старинных картинок.

— Это клипер, если смотреть по парусному вооружению, — поправила его Мариэтта, когда он обозвал судно шхуной.

Лодки сгрудились у борта, с которого свисал веревочный трап. Матросы с палубы спускали веревки с крючьями, чтобы поднять вещи школьников, протягивали руки девушкам, помогая подняться. На судне действовало жёсткое правило — девчонкам отводилась верхняя палуба и надстройки, ребятам предназначался трюм.


Над головой — неструганные доски, скрип дерева. По бокам — просмоленые доски борта. Внизу — тоже доски, освещаемые слабосильным масляным светильником. Ермолай лежал в гамаке, подвешенном под палубой и чувствовал себя на вершине блаженства. Усталое тело полностью расслабилось. Рядом похрапывал Игорь, а спускающиеся один за другим в трюм ребята из других групп быстро выбирали себе гамаки и мгновенно засыпали. Он ещё почувствовал, как подняли якорь и паруса, а затем его сморил крепкий сон без сновидений.

Не хотелось вставать и на следующий день. Еду приносили — макароны с мясом, компот, бутерброды. Сидеть было негде: или стой на полу, выглядывая в крошечные отверстия в борту, сквозь которые виднелся только однообразный таежный пейзаж, или ложись в койку-гамак и трепись с окружающими. Говорили больше о прошлом — школа, цивилизованная жизнь, вкусная еда. Лёшка Константинов развлекал всех бесчисленными анекдотами. А к вечеру судно ткнулось носом в берег, и через некоторое время их позвали наверх. Здесь был самый настоящий высокий причал, прикрытый крышей, и даже огороженный зал ожидания со скамейками. С причала вели на берег длинные сходни. Небо на западе светилось мутно-малиновым цветом.

Девчонок нигде не было видно. Ребят построили в колонну по три человека и повели по хорошо утоптанной дороге среди сосен. Изредка попадались березы, выделяющиеся во тьме белеющими стволами. По колонне пронесся слух, что высадились они на острове, который надо пройти насквозь и там, за рукавом Оби — Край. Свечение на западе, казалось, только усиливалось. Вскоре небо окончательно потемнело, и свечение Края освещало местность вокруг не хуже полной Луны. Только лица людей в этом свете казались зеленоватыми.

Дорога привела их на большую поляну, где возвышался небрежно сколоченный сарай. Внутри горел очаг, вокруг стояли деревянные топчаны.

— Отдыхайте, — сказал появившийся будто из воздуха Стрельников. — На Край вас позовут не раньше восхода.

Ребята расселись по топчанам. Рядом с собой Ермолай обнаружил Сашку Богачева, неподалеку сидели с безразличным видом братья Алешины. Лёшка был тут как тут, развлекал Шатохина веселыми историями. Игорь стоял рядом, вопросительно на Харламова поглядывал.

— Ерёма, что делать будем? — спросил он.

— Ждать, — буркнул юноша, который ко всеобщему вниманию оказался не готов.

Да и Ольга, присутствие которой он чувствовал двумя километрами севернее, беспокоилась. А причины он понять не мог, и это выводило его из равновесия.

— А как ждать? — спросил Жолудев совершенно серьезно. — Спать нам лечь, чаепитие устроить, анекдоты травить, медитировать? Ведь ясно же, что эта ночь, как и весь поход — тоже часть испытания.

В сарае настала полная тишина. Харламов обнаружил, что и другие ребята ждут его ответа, как будто признавая за ним право руководить остальными.

— Кто хочет спать, пусть спит. Чай можно согреть на очаге, не зря же там огонь поддерживают. В общем, каждый пусть сам определяется, что он будет делать. Только постарайтесь не мешать тем, кто спать захочет.

Сна у него, как и большинства других, не было ни в одном глазу, но когда братья Алёшины спросили, чем он сам займется, он ответил им, что приляжет отдохнуть. Братья немедленно улеглись на топчаны и дружно засопели. Женька последовал их примеру. Ермолай лежал, стараясь успокоиться, но сон не шёл. Игорь ушел кипятить чай, Сашка увязался с ним. Лёшка и еще несколько шебутных ребят вышли на воздух и их голоса вскоре затихли.

Край воспринимался им как твердая гулкая стена, стоявшая неподалеку и простиравшаяся в обе стороны в бесконечность. Все его чувства, направленные в сторону Края, глохли и слепли. Казалось, Край издавал запах расплавленного металла, гудел колоколом, сиял лилово-малиновым и был скользким на ощупь. Юноша ещё удивился, с чего он счел Край скользким, как над ним раздался знакомый голос, произносящий его фамилию.

В рассветном полумраке возле него стоял Стрельников. Приподнявшись, Ермолай огляделся. Вокруг спали ребята, но несколько топчанов уже были свободны. Не было и братьев.

— Иди. Твой провожающий — в красной кепке, — прошептал Павел Сергеевич.

Харламов следовал за Муртазой, который ломился через лес напрямик. Подлесок был порядком вытоптан. Идти оказалось недолго — деревья расступились, за прибрежной полоской виднелась речная гладь, а за ней уходила в небо светящаяся стена Края. По ней пробегали разноцветные сполохи, появлялись и исчезали непонятные фигуры, струились цветные потоки.

Муртаза сел на поваленное дерево, достал из заплечного мешка папку, открыл и вручил испытуемому. В папке лежала бумага и цветные карандаши.

— Посмотри на Край и постарайся выявить неизменные элементы. Зарисуй их с соблюдением месторасположения и пропорций, — голос его был отстраненно-официален.

Юноша ничего неизменного, кроме двух радуг, не разглядел. Одна была полная, семицветная, с четко очерченными краями. А вторая — бледная, и трех цветов синей части спектра в ней разглядеть было нельзя. Он пододвинул лист Муртазе:

— Вот, больше я ничего не вижу.

Сопровождающий мельком глянул на лист и принялся расспрашивать о цветовых переходах полной радуги. Он вновь и вновь просил юношу зарисовать ее, и лишь потом небрежно осведомился, почему во второй радуге лишь четыре цвета.

— Я остальных не вижу, — признался Харламов. — Она уж очень бледная.

И тут он вспомнил, что Бордусей использовал определение — блеклая. А ведь точно… Это и есть Блеклая Радуга.

— Значит, так, — закрыл папку Муртаза. — Пойдешь сейчас по берегу против течения. На оконечности острова увидишь катер, сядешь в него. Он ждет тебя и таких, как ты. Встретишь кого по дороге, о том, что ты видел вторую радугу, молчи. Понял? Про то, что ты видел полноцветную радугу, говорить можешь.

Пробираясь по берегу, он догнал Ингу. Та еле плелась, расстроенная, а при виде юноши чуть не заревела. Узнав, что его тоже послали розыскивать катер, девушка немного успокоилась.

— Это ничего, что я вижу огромный зеленый куб? Экзаменатор сказал, что не знает, как такое свойство объяснить…

— А радугу? — удивился Ермолай.

— Радугу я тоже видела, только слабую. Куб намного ярче. А кого на катер отсылают, непригодных?

— Вряд ли, — покачал головой юноша, хотя сам разом засомневался.

Впереди, на верхнем окончании острова, уже находилась Ольга. Её присутствие он чувствовал издалека. Уж дочь шамана-то точно бы за непригодность не отослали…

Катер оказался большим, белым, с огромными иллюминаторами. Трап опускался с борта в воду. С берега к трапу можно было добраться по лежащему в воде бревну.

— Я не пройду, — испугалась Инга, — в воду свалюсь.

— Тогда разуйся и иди прямо по воде, — предложил Харламов.

Девушка глянула на него немного огорчённо, и попыталась пройти по бревну. И прошла, а, ступив на трап, радостно оглянулась. У юноши же вдруг упало настроение. Он ощутил недовольство и тревогу Аникутиной, и ему показалось, что это он причина этого беспокойства. Он буквально взлетел по трапу, подталкивая перед собой Баканову. Ольга сидела у обращенного к Краю окна, откинув голову на спинку мягкого сиденья, закрыв глаза. Только сжатые губы выдавали, что спать ей совсем не хочется.

— Ермолай, садись здесь, — позвала его Инга.

Ольга наморщила лоб и глубоко вздохнула. Юноша решил, что мешать ей не стоит и огляделся. В просторном салоне поодиночке сидели ещё четверо, но ни с кем из них он знаком не был и потому сел возле прохода, через кресло от Аникутиной. Инга обиженно глянула на него, но он отвел глаза в сторону. Он понял, что поступил правильно, едва почувствовал, что дочь шамана перестала тревожиться. Злость осталась — и не на него — а вот тревоги больше не было. "Странно, как это девчонки способны так ненавидеть друг друга без всякой причины" — подумал он, разглядывая обстановку салона.

Катер предназначался для богатых, а может, и очень богатых, людей. Пять рядов кресел, посредине салона — столики, окруженные диванчиками, а в носу — небольшая кухонька за стойкой и огромный телемонитор. И во всем этом великолепии — семеро подростков в потрепанной походной одежде. Наверху, в кабине, ожидал приказа к отплытию рулевой. Харламов сообразил, что им придется дождаться конца испытания, прежде чем катер повезет их в неизвестность. И нервничали пассажиры катера из-за этой самой неизвестности: что впереди, почему их отделили от остальных? Или остальные, также разделенные на маленькие группы по неведомым принципам, тоже сейчас томились неизвестностью?

Юноша чувствовал, что по крайней мере с Сашкой Богачевым это было не так. Да и Ольга — непохоже, что она страдала от незнания происходящего. Скорее, она рассчитывала на что-то другое, и никак не собиралась плыть на этом катере.

"А ведь какая аналогия с расщепом! То же самое — горстка людей вдруг оказалась отделена от остальных. Кем отделена, почему, что будет дальше? — неизвестно; совсем как с нами. Только мы сидим, надеясь, что придет кто-то и даст ответ, а кто даст ответ о причине расщепа?".

Пришел всё тот же Муртаза, прошёл вперед — двигатель катера тихо заурчал — и встал посредине салона.

— Вы успешно прошли испытание и вам предложат обучение в одной из Школ Радуги, — юноша мгновенно понял, что Муртаза недоговаривает. И то, что он не договаривает, само по себе не менее важно, чем успех испытания. — Но обучение начнется только первого сентября, как полагается, а поход и испытание Краем уже сейчас пробудили в вас способности, которые обычно называют паранормальными. Для Школ Радуги такие способности — дело самое обычное…

Ольга внимательно слушала, и Ермолай ощущал, как нарастает в ней злость. Странно, она всегда отличалась такой выдержкой — а сейчас он мог читать на её лице малейшие переживания.

— … лучше среди обычных людей не демонстрировать, потому вас отвезут сейчас в лесную школу. Каждому дадут инструктора, который за несколько дней обучит вас контролировать свои способности. Ну, а потом развезут по домам…

Вопросов не было. Неизвестность исчезла, хотя любой здравомыслящий человек мог сообразить, что везут их не совсем в школу. Скорее, это заведение выполняло функции психолечебницы. И юноша, положа руку на сердце, не мог сказать, что вполне готов был сейчас предстать перед обычными людьми.

Катер плыл недолго; тихо урчащий мотор нёс его по обским просторам со скоростью гоночного автомобиля. Причалили к небольшой барже, зачаленной в круглой мелкой заводи. Прыгать на баржу пришлось без всяких сходней, и Муртаза стоял рядом, страхуя. Сквозь кусты выбрались на невидимую с реки поляну. Посредине стоял вертолет, и Муртаза заранее извинился за возможные неудобства.

— Он, когда взлетает, ревёт так, что разговаривать невозможно. Инга, тебе вон туда, — он показал рукой на небольшой домик, выглядывающий из зарослей.

Каждому, оказалось, отведен свой домик. Ермолай обнаружил в своём прихожую и две комнаты: спальню с окном в лес и обитую мягким материалом комнату без окон и мебели. В нём шевельнулось подозрение, что комната предназначена для буйных больных — чтобы не повредили себе чего, бросаясь на стены. Он вслух обозвал себя параноиком и сел на единственный стул. В спальне были ещё два кресла и полка с книгами. Половину занимали всякие энциклопедии и справочники, другую — популярные книги по психологии. В дверь осторожно постучали.

— Входите, не заперто, — откликнулся юноша и усмехнулся.

— Добрый день, меня зовут Ирина Егоровна, — вошедшая, черноволосая женщина в зеленой узорчатой кофточке и салатного цвета брюках, доброжелательно на него посмотрела. — Присядем?

Харламов пожал плечами, понимая, что вопрос ответа не требует.

— Нет, если тебе лучше остаться на ногах, тогда можем по лесу прогуляться…

— Сядем, — решил молодой человек, — по лесу я уже досыта нагулялся.

Ничего страшного его не ожидало. Его всего-навсего учили усилием воли тормозить свои способности. А проверять успешность он мог в комнате с мягкими стенами. Ему объяснили, да он и сам это понимал, что стены эти никакие виды биополей не экранировали, они обеспечивали чисто психологический эффект изоляции. Выходить из домика и ходить в гости не возбранялось, Однако Ирина Егоровна сразу предупредила, что это чревато его задержкой здесь. Вероятно, другим сказали то же самое, так как за три дня на поляне он так никого и не увидел. А к концу этого дня он даже присутствие Ольги перестал ощущать.

— Тебя только это беспокоит? — уточнила инструктор, — кроме неё ты никем не интересуешься?

Юноша подтвердил, и ему показали прием, с помощью которого он мог настроиться на любого человека.

— Это приём из учебной программы Школы Радуги, я тебе его не обязана была показывать, — уточнила Ирина Егоровна, когда у него всё сразу получилось. — Но ты не забывай, что твоя Ольга способна, если захочет, закрыться от чужого внимания. Я ведь не знаю, в чем её сложности и чему её учат.

— Значит, если у меня вдруг не получится, причина может быть не во мне, — уловил мысль юноша.

— Да, ты правильно понял.

На следующий день ему объявили, что его пребывание здесь закончилось, и после обеда он, пригибаясь под вращающимся винтом, забрался в кабину вертолета. Кроме пилота, там находились еще двое подростков, плывших с ним на катере. Они едва кивнули друг другу, как рев мотора усилился, вертолет задрожал и пополз назад. Оглянувшись, Ермолай обнаружил, что они уже поднялись над поляной. Он бросил взгляд на домик, в котором оставалась Ольга: окна не видны, дверь закрыта. А затем вертолет опустил нос и, набирая скорость, понесся на восток.

Их высадили там, где можно было без труда найти попутку до дома — на окраине Троицка. Они попрощались, подростки пошли на автостанцию, а юноша вышел на проселок в сторону Ручейного. Ему повезло — километра через четыре подобрал попутный лесовоз, и дома он оказался ещё засветло.

— Ну, сын, хвастайся, куда тебя взяли, — радостно встретил его отец.

Ермолай принялся выкладывать на стол документы: приглашение явиться на организационное собрание, рекомендуемый список дисциплин для дистанционного изучения и варианты факультетов, обучение на которых включало бы в себя все или большинство этих дисциплин.

— Мне всё это в последний момент отдали, я пока сам не разобрался, — признался он.

— Школа "У ледяного озера", место сбора — Абакан, первого сентября с восьми до семнадцати, улица… Ну, это просто место сбора, сама школа будет находиться где-то вдали от людных мест, — мать просмотрела документы и ласково погладила сына по голове, отчего он привычно попытался уклониться.

— А ты задержался, многие уже позавчера вернулись, — спокойно заметила мать.

Отец ничего не сказал, и даже не посмотрел в его сторону, просматривая рекомендуемый список.

— Нас сразу после испытания разделили, меня пару дней неподалеку от Края держали, тренировали…

Родители кивнули, как будто это было делом обычным. А может, и было? — он отчего-то не хотел спрашивать. Юноша не смог сдержать огорчения, когда мать сказала, что звонила Ольга и попросилась сразу в школу. С её родными связаться было невозможно, но Бордусей заранее указал Анастасию Сергеевну Харламову как законного представителя интересов Ольги Аникутиной. И руководство школы, получив согласие матери Ермолая, разрешило дочери шамана отправиться в школу сразу.

— Ну, я думаю, возвращаться к своим, в лес, ей уже не так хочется. Её теперь другая судьба ждет, — говорила мать, заметив на лице сына недоумение. — А к нам зачем? Аня ей подружка, конечно, но Аня ведь самая обычная девушка. А больше у неё в поселке друзей и нет. Сам её спросишь первого сентября — она в той же школе, что и ты, учиться будет.

Вечером сидели на кухне. Мать и Аня пекли блины, Маринка с двумя подружками-одноклассницами слушали рассказ Ермолая. Рядом сидела Гришина, она тоже кое-что иногда добавляла: про сплав, про пеший переход. Соседке предложили обучение в школе "Саянская", срок — от трех до шести месяцев.

— Они сказали, всё будет зависеть от моих успехов. Возможно, мне потом предложат еще один курс.

— И что ты думаешь, Инна? — спросила Анастасия Сергеевна.

— Соглашусь, наверное. Полгода — это не так много. Хоть о себе кое-что узнаю. А вот Косте то ли повезло, то ли нет. Ему школу в Тибете предложили, начало занятий — первого августа. Да к тому же преподавание там на их языке, пока его не выучишь, будешь бессловесным бараном.

В ту же школу, что и Харламова с Ольгой, пригласили Вику. Но пригласили лишь через год, когда она закончит обычную школу. Виктория, как отмечали все, ходила, гордо задрав нос.

— Это пройдет, — успокоительно сказал Харламов-старший, — такое со многими бывает. Через месяц все про это забудут.

Вечером Ермолай зашел к Косте и они договорились пойти поутру на рыбалку, на хариусов. С утра прошел получасовой дождик, и по мокрым камням надо было ступать осторожно. Конечно, клёв был, но рыбачить они бросили довольно быстро и сели на берегу, чтобы без помех поговорить.

— В общем, мне сказали, что это не секрет. Уж прошедшим испытания точно можно рассказать. Так вот, на Краю я увидел большую планету…

— А радуги не было? — потрясенно спросил Харламов.

— Радуга тоже была, четырехцветная. Слабенькая, с такой ни в какую школу не возьмут. А вот планета, да ещё большая — это редкость. С такими способностями, как у меня, имеет дело только одна школа, в Тибете. Причём они честно предупредили, что обучение в этой школе никаких преимуществ в обычной жизни может не дать. Я вообще подумал, что меня там не столько учить будут, сколько изучать. Как думаешь, может так быть?

— Думаю, может. Только такое изучение вряд ли возможно без твоего активного и заинтересованного содействия.

Друг признался, что к такому содействию он не готов. Смущало его само место обучения — Тибет, смущала и необходимость учить язык.

— Ну, знание тибетского языка в жизни может пригодиться, — рассудил юноша. — Ты же всё равно никаких определенных планов не строил…

— Так оно и есть. Но ты представь — высокогорье, четыре тысячи метров над уровнем моря, постоянный холод, ветер, разряженный воздух, отсутствие всяких удобств… И для чего?

Ермолай намекнул, что для науки: вдруг редкие Костины способности смогут оказаться полезными всем жителям расщепа? Но одноклассник, полностью соглашаясь рассудком с такой возможностью, душой такую возможность не принимал.

— А если я откажусь, то что? — вопрошал он, — в лесотехнический пойти, как Витька? Так у меня к этому делу вообще никакого интереса нет. В торговый колледж в Канске? Тем более не прельщает…

— Не хочешь учиться — женись, — обрезал его Харламов.

— Жениться… Почему жениться? — не врубился Богомолов.

Пришлось объяснить, что это пословица такая есть. Но Костины мысли, что для него было делом обычным, скачком переместились на другую тему. По его словам, Надька Белова, вернувшись с Края, Громяка в упор не замечала. И состоялось у них крупное объяснение при свидетелях, в ходе которого Наденька заявила, что не прошедшие испытание Краем ей вовсе не интересны, и тратить на них время она не намерена. Витька снес оскорбление, как зрелый мужчина. Только тихо что-то Беловой ответил, и пошел себе своей дорогой. А Надька вся покраснела, чуть не изжевала свои губы, и сразу убежала домой. Оба они о произошедшем говорить не желают.

— А что, Наде никакой школы не предложили?

— Что-то предложили — она не уточняла — но Надька же ещё до испытания говорила, что образование в Школах Радуги её не интересует. Так что она сразу отказалась. Даже документы брать не стала.

— А ты взял?

— Я взял, — сознался Костя, опустив голову, — сказал — подумаю. Не появлюсь в назначенном месте первого августа — будут знать, что я отказался. Да черт с ними всеми! Слушай, надо бы нашу белку навестить. Вдруг после Края твои способности усилились?

— Ну не с рыбой же туда идти!

К белке они сходили попозже. Позвать её не получилось и юноша, разрешивший себе использовать свои таланты, мысленно поискал её. Белка нашлась немного в другом месте, видимо, ей пришлось сменить гнездо. Она спустилась к ним, и ребята оставили ей под деревом горсть орехов.

— Помнишь, с нами на плоту тунгус плыл, я его имени так и не узнал? Так вот он мог к себе любого зверя подманить. И даже рыбу. Я сам видел, как он рыбачит: напрягается весь, глаза закрывает, что-то поет — а потом сачок в воду опускает и давай рыбин одну за другой вынимать, — сообщил Костя, ласково глядя на белку. — Я кому ни рассказывал, никто не верит.

— Наверное, большую жертву Калу принес, раз дух ему такое позволяет, — сумрачно ответил Харламов.

Другу он поверил сразу, но отчего-то на душе стало муторно. Он постарался отключить свои способности. Белка, видимо, ощутила его усилия, потому что разом стремглав взлетела на дерево. Вернувшись, Ермолай уныло слонялся по дому. Мать посоветовала было обдумать рекомендуемые ему варианты обучения, но даже она понимала, что принимать окончательное решение сейчас — нелепо. Школы Радуги славились также и тем, что давали точнейшие рекомендации по выбору дальнейшего жизненного пути. Никто, им последовавший, в дальнейшем о своем выборе не пожалел. Хотя, можно было предположить, в Школах Радуги просто учили не сожалеть о собственных решениях и сложившейся судьбе.

Время тянулось, приводя в уныние своей бесконечностью. Все привычные занятия и увлечения разом перестали его интересовать. Костя устроился на временную работу, работал он в лесу, так что даже потрепаться по-дружески было не с кем. Родители вместе с Мариной уехали в отпуск, на Алтай, звали его с собой. Сын не поехал, остался дома с Анькой. Инна Гришина, узнав, что Харламов с Аникутиной будут учиться вместе, перестала заходить в гости и даже на глаза не показывалась. Витька Громяк и другие ребята, которым не довелось путешествовать на Край, его сторонились. Да и он к ним не очень-то тянулся: говорить с ними, если честно, было не о чем.

Гришка уехал в свою школу. Его тоже пригласили в Саянскую, но почему-то в начале августа. Из ребят Ермолай оказался единственным провожающим. Пришла также Гришина, которую больше интересовало, отчего это Гришу пригласили так рано. Рахимов только плечами пожимал, но потом, улучив момент, прошептал на ухо:

— Мне намекнули, что там я долго не задержусь. К новому году меня в другую школу переведут. Но для всех родных и знакомых я буду считаться учеником Саянской школы, понимаешь?

Едва машина, увозящая Григория, тронулась с места, соседка быстрым шагом направилась в сторону клуба. Разрешив себе на мгновение использовать свои способности, Ермолай настроился на чувства девушки — и ему стало не по себе от чувства безнадежности и разочарования.

— Ань, а Инка чем вообще занимается? — спросил у сестры юноша вечером. — Я её совсем не вижу. Настроение у неё, по-моему, ужасное…

— До тебя, как до жирафа, на седьмой день доходит, — упрекнула его Анна. — Она, как узнала, что ты с Олькой в одну школу попал, сразу вообразила себя третьей лишней. Вот и переживает.

— Почему сразу — вообразила?

— А потому, Ерёма, что Ольга тебе не обычная поселковая девчонка. И не пытайся сказать, что ты тоже не лыком шит — тут дело не в этом. Её мировосприятие — это взгляд на жизнь взрослого человека, ей с тобой на равных общаться невозможно. Ты не её герой, Ерёма, ты слишком молод. Она тебе этого не скажет, так что тебе повезло, что у тебя есть старшая мудрая сестра, способная наставить на путь истинный.

— Я что, и через год останусь ребенком? Ты так думаешь?

— Человек взрослеет, совершая поступки, за которые несёт ответственность. Ты и сам это знаешь, не зря же всю отцовскую библиотеку перерыл. А Ольга несет ответственность не только перед своим отцом и родом…

Брат мгновенно понял, что Анна проговорилась. Отбросив все опасения и запреты, он призвал к себе все свои способности и безмолвно приказал сестре продолжать.

— … она с четырнадцати лет Посвященная Слияния, а это ответственность не меньшая, чем у президентов или патриархов, — осознав, что сказала больше, чем можно было, Анька поспешно зажала рот руками.

— В общем, Ерёма, забудь про ухаживания и всякую любовь: ей, честное слово, не до этого. Наговорила я тебе тут…

Юноша после этого случая с сестрой разговаривал осторожно, внимательно на неё поглядывая. Его поразило, что безмолвный его приказ смог вырвать из Анны всего несколько слов — а потом она сумела ему противостоять. Он же чувствовал, что его способности в тот момент проявились в полную силу. Только вот оказалось, что сила его на собственную сестру почти не действовала. В чём тут было дело, он не понял, но, чтобы убедиться в себе, повадился ходить в лес.

Лесные звери и птицы слушались неохотно, но всё же приходили на его зов. Пробовать свою силу на людях Харламов не рискнул: он знал, что до конца свои способности не контролирует. А вот чувствительность его возросла, он мог вчувствоваться в переживания другого человека, если тот находился в поле его зрения. Юноша проверил почти весь поселок, изрядно по летнему времени опустевший, и лишь переживания нескольких человек оказались для него недоступны.

Выяснить, что это за Слияние, и кто в него посвящен, он не сумел. Ждал возвращения отца, чтобы спросить. Хотя и допускал, что Харламов-старший мог этого не знать. Ермолай уже понял, что есть знания, доступные только для ограниченного числа людей, и придется проделать трудный и длинный путь, чтобы получить к ним доступ. И вполне может оказаться, что это — не его путь.

В лесу, без людей, он чувствовал себя лучше. Инка Гришина уехала в Красноярск, чтобы больше в поселок не возвращаться. С ним она не простилась. Юноша чувствовал себя бездельником — все кругом, кроме малолетней ребятни, где-то работали. Но сестра, когда он спросил, нельзя ли и ему вместе с ней временно поработать, насмешливо фыркнула:

— Ну, такое чудачество в Ручейном запомнили бы надолго! Ты же приглашен в Школу Радуги, тебя на время обучения обеспечат по высшему классу. Зачем тебе работать? Мы же не бедствуем. Там, куда ты поедешь, насколько мне известно, не только учатся, но иногда вкалывают так, что простым людям и во сне не приснится.


Дом возле озера

Старенький автобус дребезжал на ухабах проселочной дороги. Ермолай с чувством ожидания смотрел на голые сопки, вздымающиеся над реденьким лесом. Сбор в Абакане оказался на редкость коротким: на его документы мельком взглянули и попросили пройти в автобус, стоявший тут же на улице. Едва автобус заполнился, как пришел уже знакомый по Краю Муртаза, поздоровался, сел за руль и завёл двигатель. Чуть не час они ехали по степи, а затем дорога полезла в гору. Сидевший рядом Игорь Жолудев мрачно пробормотал, что озеро не иначе как высокогорное, оттого и прозвано ледяным.

— Здесь поблизости нет высокогорья, — лениво ответил ему Харламов. Едва почувствовав присутствие Ольги неподалеку, он сразу успокоился. — Озеро может прятаться в тени горы, тогда лёд в нем сохранится надолго. Нам до школы осталось несколько километров, — добавил он, предупреждая назревающий вопрос Игоря.

— Это по прямой — несколько, — скептически заметил тот, хватаясь за спинку сиденья спереди на резком повороте.

Лёшка Константинов сзади выдал очередную хохму, и девчонки заливисто захохотали. Среди них была уже знакомая по давнему путешествию Мариэтта, с прочими предстояло познакомиться в школе. На переднем сидении, возле Муртазы, сидел еще один старый знакомый — Сашка Богачев. С ним юноша поздоровался с полным безразличием. Странно, но к нему он ни испытывал ни интереса, ни каких-либо чувств. И, похоже, Сашка прекрасно это понимал. Может, оттого он выглядел настороженным и молчаливым. Ещё трое незнакомых ребят, сев в автобус, сразу начали заигрывать с девчонками, так что Ермолай в общий разговор не вписался, и молча глядел в окно.

Автобус, завывая мотором, огибал очередную сопку. Места вокруг были безлюдные — это юноша чувствовал безошибочно. Лишь за сопкой находились люди, но, кроме присутствия Ольги, он не мог определить ни их особенностей, ни даже их количества. Зато Богачев на переднем сидении, едва из-за леса показался серый двухэтажный дом с такого же цвета башней рядом, весь словно сжался. Он явно смог воспринять нечто, Харламову недоступное.

Автобус проехал в распахнутые ворота низкой — по подбородок стоящему человеку — каменной ограды и остановился возле другого дома, прежде неразличимого из-за деревьев. Перед этим домом, тоже двухэтажным, но пониже, находилась мощеная площадка. На неё вновь приехавшие ученики и вылезли, осматриваясь по сторонам. Меньший дом, стоявший возле самого леса, явно был жилым: небольшие окна, дымящие над высокой крышей трубы, люди внутри. Напротив него, на другой стороне двора, возвышался дом побольше. Те же серые камни стен, островерхая крыша — но окна в доме были высокими, большими, и они были открыты, несмотря на стоявший вокруг ощутимый холодок.

Большой дом соединялся с башней одноэтажным зданием. Сама башня, с плоской крышей, зубцами над ней и узкими окнами-бойницами словно перебралась в расщеп Енисей-Иравади из средневековой Европы. От башни тянуло запахом свежего хлеба.

— Школа — там, — протянул руку в сторону большого дома Игорь.

Над входом в дом красовалось изображение радуги, а рядом, на камне, было высечено несколько строк. Поскольку Муртаза сразу уехал, ученики оказались предоставлены сами себе, и Ермолай подошел ко входу в школу.


"Красный — действие; оранжевый — готовность к действию. Желтый — восприятие, зеленый — понимание. Голубой — проникновение, синий — взаимодействие, фиолетовый — слияние". Оглянувшись на Жолудева, он кивнул на выбитые в камне строчки. Игорь пожал плечами. Сашка Богачев подошел к ним, и хотя его никто не спрашивал, тихо сказал:

— Это должны быть ступени постижения, которых мы сможем достичь здесь. Последние три, по правде, я слабо могу себе представить.

— Последние — это какие цвета? — недоумевал Игорь. — Начинать надо с красного или фиолетового? Что проще: действие или слияние?

— Знать бы ещё, что под этим слиянием понимать, — в сердцах произнес Харламов.

Он так и не сумел ничего узнать о Посвященных Слияния, одной из которых была дочь шамана. Его отец ничего про них не знал. Лишь полагал, что Посвященные Слияния — одна из многочисленных сект, возникших после расщепа. И появление этого слова здесь, в школе Радуги, никак не могло быть случайным. Считать ступени обучения, ясное дело, надо было с красного цвета радуги. Действие, если брать его видимую, финальную часть, в жизни чаще всего оказывалось делом простым. Да, может быть, требовавшим усилий, отваги, но — простым. А вот всё, что само это действие подготавливало…

— Начинать надо с красного, — уверенно сказал Сашка. — Физическое действие — лишь окончание сложной последовательности проявлений жизненной активности. И если человека нельзя научить действию, то вообще нет смысла учить его чему-либо другому.

Ермолаю последнее суждение показалось ошибочным, но он промолчал. За входом, он чувствовал, находилась женщина и слушала их разговор с легкой усмешкой. Вообще в большом доме было довольно много людей, но состояния большинства из них он не мог ощутить. А Ольга находилась под башней, но дух её в это мгновение отправился в свойственное шаманам путешествие, так что увидеться сейчас с нею было невозможно.

Юноша потянул на себя высокую дверь, и та на удивление легко подалась. Дверь оказалась двойной, за второй дверью находился короткий коридор, в котором сидела и вязала за столом тощая пожилая женщина с красной повязкой на голове. Игорь и Сашка зашли вслед за ним и стояли за спиной, ожидая развития событий.

— Новенькие? — тётка прищурилась. — И сразу зашли в школу, не поинтересовавшись условиями проживания? Похвально.

Она опустила голову, всматриваясь в лежащие на столе бумаги, потом подняла глаза на стоявшего ближе новичка.

— Харламов, — в голосе была констатация очевидного факта. Она взглянула ему за спину и неуверенно спросила: — Богачев?

Сашка сзади подал какой-то знак, скорее всего — кивнул, и взгляд тётки переместился в сторону Игоря. Она пожала плечами и спросила его фамилию.

— Да, Жолудев, есть такой, — произнесла она с интонацией, смысла которой Ермолай понять не смог. — А я Елизавета Семеновна Минаевская, здешняя распорядительница. Нас трое, распорядительниц. Когда всех новичков привезут, состоится общее собрание, а потом — распределение по комнатам. А пока вы свободны.

— Мы хотели узнать… — начал Игорь, и распорядительница кивнула, а Сашка дернул Игоря за рукав, отчего тот замолчал.

— Вы хотели узнать, что означают слова, выбитые на входе в школу. Я немного слышала ваши рассуждения, в том числе и мысленные, — она сделала паузу, любуясь произведенным впечатлением.

Игорь мгновенно покраснел и отступил назад. Видимо, ему было стыдно за свои рассуждения. Сашка Богачев просто ждал ответа, его навык понимания окружающих подготовил к возможности того, что и его мысли станут известны кому-либо, и он давно ничего не стыдился и не боялся. А Харламов припомнил, что думал он больше об Ольге, чем о цветах радуги и оттого ощутил злость на человека, вникшего в не предназначенные для посторонних чувства.

— Да, красный цвет — это цвет действия, и ему уделяется наибольшее внимание. Вы видите, что я в повязке красного цвета. Первое время новички у нас ходят без повязок, — она хихикнула, — это называется ходить гололобым. А потом, когда сдадите экзамен, получите право на красную повязку. Если же вам суждено, со временем смените её на оранжевую, а там, если таков ваш удел, и на желтую. У нас нет первого, второго и последующих классов, иногда новички и ребята, обучающиеся уже по десять лет, посещают одни и те же уроки.

— Десять лет? — изумился Жолудев, а Сашка и Ермолай, умевшие понимать других людей, почувствовали — десять лет здесь занимались не учебой, а чем-то другим.

— Обучение строго индивидуальное, — радостно пояснила распорядительница. — Но об этом вы всё узнаете, со временем. А пока можете пройтись по школе. Большое здание у нас учебное, переход к башне — жилье преподавателей и служащих, башня — кухня, столовая, спортивный зал. А живут ученики в малом доме, через двор от школы.

На первом этаже учебного дома по обе стороны от длинного коридора, пронизывающего здание насквозь, шли ряды дверей, ведущих в небольшие помещения. Столы и стулья в классах располагались произвольно. Легко было догадаться, что их постоянно переставляют с места на место. Лишь в большом зале, высотой в два этажа, сиденья стояли ровными рядами, как в обычной студенческой аудитории, и обращены они были к кафедре, за которой виднелась обычная школьная доска. Удивительно, но вид этой доски сразу снял владеющее ими напряжение.

— Странно, что здесь позволяют бродить, кому попало, — произнес Игорь, когда они поднялись по узкой каменной лестнице на второй этаж, обнаружив там такие же классы.

— Кто попало сюда вообще не попадает, — возразил ему Богачёв. — А учеников ограничивать в получении знаний ни в одной школе мира не принято.

Ермолай, который точно знал, что очень даже во многих школах доступ учеников к знаниям если не ограничивали, то — регулировали, вновь промолчал. В школе Радуги, как легко было понять, настроения и желания учащегося значили для успеха обучения намного больше, чем где бы то ни было в другом месте. Они поднялись на третий этаж, который ограничивался четырьмя большими классами, в каждый из которых вели двойные двери. И каждая дверь была выполнена из перемежающихся слоев камня, металла и дерева. Едва школяры решили, что все это сделано для звукоизоляции, как в открытую дверь вошла Инга Баканова. Девчонка, одетая в пышное, но довольно короткое платье, ребятам обрадовалась.

— А я только что приехала, и сразу наших искать. Мне и сказали, что вы в школе. Тягу к знаниям не убьёшь, верно?

При виде девушки лица Игоря и Сашки несколько поскучнели. Они прекрасно её знали по совместному походу на Край, и там Инга оказалась особой, требовавшей к себе усиленного внимания. Это внимание возвращалась сторицей — все быстро уловили, что её хорошее настроение служит гарантией прекрасного самочувствия любого члена группы, но всё равно необходимость постоянно об этой девице заботиться напрягала. Харламов не раз думал, как же им повезло, что Баканова лишена способности к чтению мыслей.

— Там ещё Лёшка и Мариэтта во дворе, — сообщил Жолудев.

— Да, я их видела. А со мной приехала Галка и братья.

— Почти все наши собрались, — повеселел Сашка. — Ольга тоже здесь. Нет только Женьки и Виктории.

Ермолай сообщил, что Вика присоединится к ним через год.

— А ты откуда знаешь, что Ольга здесь? — спросил он Сашку.

— Ну, тебя и её я издалека чувствую, — заскромничал тот.

— Издалека… Это в километрах сколько?

— С десяток-другой. А ты за сколько?

На лице Инги явственно проступило разочарование, и Игорь предложил им всем спуститься во двор. Во дворе, кроме сжавшихся в кучку новичков — гололобых — лениво прохаживались юноши и девушки с красными повязками на голове. Один из них подошел к юноше и протянул руку.

— Лёня Кутков. А ты Ермолай?

— Он самый, — пожал протянутую руку новичок. — Я уже и здесь известен?

— Мне про тебя Ольга Аникутина говорила, наш второй тренер. Ах, да, ты же наших порядков не знаешь… У нас здесь есть преподаватели, есть инструкторы, есть старшие и вторые тренеры. Тренерами могут быть и ученики школы, если у них оранжевая или более высокая повязки. У Ольги повязка желтая.

— И что же она про меня говорила? — поинтересовался юноша, краем глаза ловя заинтересованные взгляды новичков.

— Про тебя — как раз не особенно много, — поправился Лёня, — больше про твою семью. Я ведь впервые встретился здесь с людьми, родители которых тоже вступили на Путь Радуги. В моей семье всё по-другому, — признался он печально.

— Мои родители — учителя. Работают в школе. А старшую сестру даже на Край не отпустили.

— Я знаю. Но ведь это не мешает им идти Путем Радуги? Тебя же никто в твоем окружении прокаженным не считает?

Внезапно Ермолай почувствовал Леонида. Это было похоже на неожиданный мягкий толчок. Он сразу понял — каково это… Когда собственная мать громко причитает, не стесняясь посторонних, считая божьей карой рождение такого урода, как её единственный сын. Когда отец с тобой не разговаривает, а только кричит, отыскав истинные или мнимые провинности. Когда в школе ты изгой и немногие одноклассники, согласные с тобой говорить, соглашаются делать это только без свидетелей. Оскорбления, унижения, даже побои — до определенного момента.

— Зато потом ты решил все проблемы?

— Не решил, — покачал головой Леонид, — я-то ведь знаю, что они со мной говорят исключительно по моему приказу, пусть даже никто из обычных людей об этом не догадывается. Они со мной не общаются, они мне подчиняются. Да, мне стало легче, но от одиночества я не избавился.

Кутков завидовал. В его представлении Харламов получил от жизни всё, чего был лишен он сам — заботливых и любящих родителей, уважающих его сестёр, друзей и одноклассников, для которых его способности были не печатью проклятия, а всего лишь определенными особенностями, ничего не решающими.

— Ты знаешь, всё же между теми, кто побывал на Краю и остальными пролегает некий барьер. И мы всё реже общаемся с обычными людьми…

Хотя юноша был уверен, что Леонид чувствует его мысли, он все же предпочитал объясняться словами. Так получалось точнее. Зависть Куткова его не задела: тот завидовал по-хорошему, без скрытого недоброжелательства.

— Твоя семья и Ольгу приняла, а уж она так от обычных людей отличается, что у нас в поселке её бы просто убили, — Леонид сказал это с полной убежденность.

Вырос он в шахтёрском поселке Кузбасса, где быть в чём-то отличным от окружающих почиталось непростительным недостатком. Люди там пили водку, дрались — и по злобе, и так, для развлечения. Мужская часть населения через одного побывала под судом. Образованность в поселке ни в грош ни ставили, и лишь учителям прощали некоторую интеллигентность и готовность разговаривать с Леней. Что с них взять, у них работа такая…

— За что же они так Путь Радуги ненавидят? — спросил недоуменно Харламов. — У нас в поселке такого в помине нет.

— Да они не то, чтобы специально вступивших на Путь Радуги ненавидят. До таких тонкостей у нас просто не доросли. Ненавидят всех, кто чем-то от них отличается. Но я слышал, что есть и те, кто желает остановить идущих Путем Радуги. Открыто, конечно, в этом никто не признаётся — мы ведь не беззащитны, как ты и сам понимаешь.

Во двор въехал школьный автобус, и из него высыпали во двор новички, среди которых был и Женька Шатохин. Леонид незаметно отошел в сторонку, а Женька бросился здороваться со старыми знакомыми. Впрочем, времени на разговоры им не предоставили — в большом зале начиналось собрание для новичков. Ермолай сел рядом с Игорем, а рядом пристроилась робко улыбающаяся Инга.

На кафедру шаркающей походкой просеменил пожилой сутулый человек в сером потертом костюме. Лысину на его голове обрамлял венчик седых волос, кончик длинного носа, свисал, кажется, ниже седых усов. Он негромко прокашлялся, но в зале и без того стояла полная тишина. Юноша чувствовал, что дочь шамана вернулась из своего путешествия и сейчас находится в коридоре. В зал она входить не собиралась, что порядком его удивило.

— Я директор школы "У ледяного озера", Юрий Константинович Селиванов. Кличка — Лысый; у педагогов бывают прозвища, так я своё называю сразу, чтобы вы не теряли времени на выдумывание нового. Само озеро находится за двумя сопками отсюда, там расположен так называемый Верхний дом нашей школы. В нем занимаются обладатели оранжевых, желтых и иных повязок. Вы, после некоторого обучения, сроки которого совершенно индивидуальны, сдаёте экзамен и получаете красную повязку. Кто не сдаст, что тоже случается, хоть и очень редко, тот переводится в другую школу. Часть из тех, кто сдаст, получит предложения из других школ, остальные продолжат обучение, пытаясь получить оранжевую повязку. Основная цель обучения в нашей школе — это как раз красная повязка, так что не удивляйтесь, если встретите человека, который учится у нас с красной повязкой многие годы. Еще раз повторяю — сроки, как и содержание вашего обучения строго индивидуальны.

Лысый — надо сказать, прозвище на редкость плохо директору подходило — обвел зал внимательным взглядом и продолжил.

— Хочу предупредить, что наша школа отличается от других тем, что совершенно не готовит учеников к жизни в обычном мире. Мы учим тех, кто готов идти Путем Радуги всю свою жизнь, отказавшись от обычных мирских удовольствий. Об этом вам подробно расскажут в своё время, и со временем, если кто-то из вас окажется к такому пути не готов, вас подберёт одна из ближайших школ. Но такие решения мы будем принимать после всестороннего обдумывания, избегая поспешности. Из этой особенности нашей школы вытекают два следствия. Первое — мы уделяем повышенное внимание безопасности своих учеников. Среди преподавателей и инструкторов школы есть люди, способные вступить в бой с целым воинским подразделением — и победить. Вас также самым серьезным образом будут учить самозащите. Соблюдений тайны и отсутствие контактов с внешним миром — тоже средство самозащиты. Ученики и персонал нашей школы никому за её пределами не раскрывают её местонахождения и того, что в ней происходит.

Селиванов помолчал, а затем нехотя произнес:

— Следствие второе. За всеми вами будет вестись серьезнейшее наблюдение. И мы будем призывать всех учеников принять в нем участие. Многие из вас способны проникать в мысли и чувства окружающих. Среди персонала этим искусством владеют почти все. И тем не менее, если кто из ваших товарищей вдруг усомнится в целесообразности существования школы или каких-то наших правил, об этом следует сообщить кому-либо из персонала. Это обязательное требование безопасности. Для разрешения сомнений у вас будут многочисленные учебные занятия: дискуссии, разборы жизненных ситуаций и тому подобное. Чтобы моё требование не показалось вам слишком близким к параноидному бреду, упомяну, что пятнадцать лет назад такая же школа в Бангладеш была полностью уничтожена. Учащихся и персонал просто вырезали ножами. А ведь тамошние мастера были не хуже нас обучены самозащите. Их подвело предательство.

Новички настороженно переглянулись. Инга вся побелела, и Ермолай сжал ей руку, мысленно приказывая успокоиться. Да и многие другие, как он чувствовал, порядком струхнули.

— Бояться, однако, не надо. После первых же занятий вы убедитесь в своих силах. Мы приглашаем к себе только тех, чьи способности позволяют подготовить из вас если не бойцов, то мастеров Пути Радуги, — успокоил их директор. — Школа включает в себя учебный комплекс из Большого дома, — директор сделал жест рукой, обведя вокруг головы, — и башни. В галерее между Большим домом и башней живут преподаватели и прочий персонал, а учащиеся размещаются в жилом доме. Самостоятельный выход за пределы школы новичкам без повязок запрещен. Столовая находится в башне, на первом этаже. Сейчас вы пойдёте в жилой дом, где распорядительницы разместят вас по комнатам, потом — обед, ну, а сразу после него начнётся ваше обучение в нашей школе. Добро пожаловать!

Вторую распорядительницу, зловредно-въедливую тетку, звали Ниной Григорьевной, и она извела всех своими бесчисленными вопросами и медлительностью. Наконец, юношу определили вместе с Игорем в маленькую комнатку под крышей, окнами в лес. Рядом с ними поселили братьев, а напротив — Галю Хоменкову с Ингой Бакановой. Соседство обеих девиц не особенно обрадовало, но они смирились. С чем они смириться не могли, так это с сортиром, располагавшимся за оградой школы, в лесу. Выйти к нему можно было через высокую, окованную металлом, дверь, закрывавшуюся изнутри на огромный засов.

— А как же зимой? — потрясенно произнесла Инга. — Здесь, наверное, морозы стоят, не хуже наших.

— Ночные горшки есть, барышня, — утешила её распорядительница. — У каждого — свой. Здесь не город, канализацию никто строить не станет.

Оказалось, однако, что в большом здании есть настоящий, привычный для цивилизованного человека туалет, а в башне был даже душ. Только воды на одну помывку отводилось всего пять литров. К тому же в душ пускали по талонам, каждому на месяц полагалось по шесть штук.

— Ученики между собой договариваются, меняются. Все привыкают, привыкнете и вы, — ободряюще заявила распорядительница.

В столовой Ермолай сразу почувствовал себя, как дома. На доске возле входа было мелом написано, какая пища сегодня: ученики сами брали ложки и тарелки и накладывали себе, кто сколько и чего хотел. Деликатесов не было — обычная, привычная всем еда. Посуду за собой убирали. Мыли её работники кухни, которым показали всех новичков и назвали их имена. Как две пухлогубые девчонки ухитрялись всех разом запомнить, юноша не понял. Не иначе, их этому специально учили.

— На кухне всегда кто-то есть, — наставляла распорядительница, — даже ночью. Имейте в виду. Другой постоянный пост — на входе в Большой дом. В жилом доме всегда дежурит кто-то из учеников, обладателей повязок.

После обеда собрались возле входа в башню. По одному подходили преподаватели, инструкторы и уводили с собой того или иного новичка. Чаще — сразу двоих или троих. Преподаватели носили на голове повязки с семицветной радугой, а инструкторы — с радугой трехцветной: красный, оранжевый и желтый цвета. К Харламову распорядительница подвела увядшую, но ещё стройную даму в семицветной повязке и представила её: Елена Артемовна. Против ожидания, та повела его назад в башню, и они спустились по винтовой лестнице на два уровня. Лестница уходила дальше вниз, юноша же с преподавательницей свернули в небольшой коридорчик, в котором было всего две двери. Та, в которую они вошли, вела в тесную комнатку, меблированную маленьким столиком, табуреткой и лежанкой.

— Садись, Ермолай, — предложила Елена Артемовна, остановившись в дверях.

Ученик сел на лежанку, а преподавательница, улыбнувшись ему, закрыла тяжелую дверь и присела на табуретку. В держателе на стене горела длинная свеча, рядом на полочке лежали еще две.

— Спрашивай, — предложила Елена Артемовна.

Харламов сразу определил, что она умело закрывала свое сознание. Он мог уловить только быстрое мельтешение разрозненных образов, где чаще всего встречался как раз его образ.

— Почему мы занимаемся здесь, а не в Большом доме?

— Ты — слышащий, чтец. Под землей для тебя меньше посторонних раздражителей. Те, кто развивает эту сторону таланта, занимаются здесь.

— А почему школа выстроена в виде замка?

— Ты первый, кто спросил почти сразу, — улыбнулась преподавательница. — Это, безусловно, не прихоть и не случайность. Школа Радуги нашего типа должна быть крепостью и в прямом, и в переносном смысле. И форма здесь тоже важна, даже если отвлечься от функциональных возможностей самого сооружения.

Новичку казалось, что защитные возможности здешних стен не столь и велики. Но защищаться предполагалось вовсе не от танковых атак или налетов бомбардировщиков — для отражения подобных нападений школа имела, что выставить в свою защиту. Стены были призваны защищать от нападения незаметно подкравшегося врага, каковой мог, по мнению Елены Артемовны, быть вооружен только холодным оружием. Как она объясняла, скрыть от персонала школы огнестрельное оружие на расстоянии больше километра было совершенно невозможным делом.

— А почему возле жилого дома туалет типа сортир, а в самой школе — нормальный?

— Все спрашивают. Ну что же, мы здесь никого не обманываем. Из экономии — это первое. И чтобы дисциплинировать учеников — второе. Для тех же целей ограничена доза воды для помывки. Это и на преподавателей распространяется…

— Если речь идет об экономии, почему все постройки каменные? — не согласился ученик.

— Дерево легко может сгореть. Соблазна и возможности поджечь камень нет. Потом, после школы, здесь будет турбаза. Больше двадцати лет ни одна из наших школ на одном месте не находится.

Но о том, какие люди и зачем собираются напасть на школу, Елена Артемовна говорить отказалась. Рано, мол, сначала повязку заслужи.

— Я смотрю, в школу попали все мои соседи по лодке, в которой мы на Край плыли…

— Не случайно, — разом поняла его мысль собеседница. — Мы надеемся, что из вашей группы образуется со временем костяк крепкой команды. Ученики с оранжевыми повязками и выше у нас не только учатся…

Харламов предположил, что для команды требуется набор людей с определёнными способностями. Видимо, путешествие на лодке позволило считать их всех пригодными. Но его предположение оказалось верным лишь отчасти. Да, их всех пригласили в школу Радуги, готовящую бойцов и мастеров, не рассчитанную на выпуск учеников в обычный мир, но это не значило, что все они полностью пригодны для задач школы.

— Вот тебе кто кажется слабым звеном? — спросила Артемовна. — Так, навскидку, по первому впечатлению?

— Боюсь, что на мой ответ повлияют личные симпатии, — попробовал юноша увильнуть.

На секунду преподавательница сняла защиту мысли, и он уловил её легкое торжество. Ермолай Харламов, считавшийся основным участником группы наряду с Ольгой, растерялся и пытается уклониться от ответа! Через мгновение защита восстановилась, а Елена Артемовна с улыбкой на него смотрела.

— Симпатии, антипатии есть у всех. Я тебя спросила — ответь, пожалуйста. Ты ведь плыл с ними всеми, и ты слышащий.

Собравшись, юноша принялся отвечать:

— Женька Шатохин — я не знаю, чего ему в жизни надо. Он и сам не знает. Опасен. Следующая — Инга. Но с ней сложнее. Она не только слаба — по своей сути, она и сильна своим талантом умножать общие усилия. Ответ неопределенный. Мариэтта. Недобрая, группа будет держать её на дистанции. Братья — безынициативны. Я сам — не уверен, что хорошему делу можно служить такими полицейскими методами.

— Ну-ну, — неопределенно покачала головой собеседница. — Значит, во всех остальных ты уверен. Не ожидала. Но рассудит нас жизнь. Насчет Инги ты совершенно прав, но её пригодность в значительной степени зависит от тебя, Ермолай. Не от тебя одного, но от тебя — в наибольшей степени.

— Я же говорил — симпатии…

Артемовна только плечами пожала:

— Кстати, насчет полицейских методов. Ты ведь прав — по существу. Полицейские методы пригодны для раскрытия или предотвращения преступлений, во всех иных случаях они оскорбительны. Но одной из сторон деятельности нашей школы как раз и является предотвращение любых покушений на жизнь ступивших на Путь Радуги. И если, как я ожидаю, тебя ждет успех в наших стенах, ты столкнешься, и не раз, с насилием, угрозой смерти и необходимостью защитить жизнь товарищей.

Ужинал юноша в одиночестве. В столовой находились и другие ученики, незнакомые. Все они быстро проглатывали пищу и убегали. После ужина продолжились бесчисленные упражнения по выстраиванию мысленной защиты. Тренировала его сама Артемовна, намекнувшая, что такую честь он заслужил своими выдающимися талантами. И уже на исходе сил юноша заметил, что преподавательница всё чаще на него внимательно поглядывает.

— Где сейчас Ольга Аникутина? — внезапно требовательно спросила она.

— В башне, под нами, занимается с Сашкой, — без раздумий, автоматически ответил ученик.

Артемовна попросила его подождать и вышла на минутку. Вернувшись, она не стала садиться.

— Она не может закрыть своё сознание от тебя, ты — от неё. А вот от меня ты почти закрылся, молодец. Я буду неделикатна, но попрошу ответить — как ты относишься к Ольге? Как можно короче ответь.

— Я в нее влюблён, — тихо сказал Ермолай и опустил глаза.


Он уснул быстро, почти не слыша рассказов Игоря о проведённом дне. В школе, где почти все в той или иной степени могли ощутить его переживания и уловить кое-что из мыслей, требовалось очень строго следить за собой. Любой человек допускает, пусть на секунду, мысли, которых стыдится. Но, находясь среди вступивших на Путь Радуги, следовало либо допустить право других на такие мысли — в том числе касающиеся и тебя и тех, кто тебе дорог — либо самому напрочь от них избавиться. Имелась ещё одна возможность: научиться создавать и поддерживать постоянную мыслезащиту. Поскольку каждый из путей ничего стопроцентно не гарантировал, использовались все три разом. Попадались, конечно, среди учеников и такие люди, обучить которых чувствовать чужие мысли и эмоции не могли даже преподаватели школы. Эти так и жили в неведении, как на самом деле относятся к ним окружающие. Но Ермолаю Харламову, с его развитым даром, как намекнула Артемовна, даже мыслезащита не могла быть помехой.

Оттого, прекрасно понимая, сколько всего отвратительного и неприятного он в ближайшее время о себе услышит — то есть прочтёт в мыслях, — юноша хотя бы других желал защитить от подобной опасности со своей стороны. И нечего скрывать — то, что он не мог закрыть свое сознание от Ольги, принуждало самым серьёзным образом навести порядок в своих мыслях и чувствах. Отныне, если он хотел наладить добрые отношения с окружающими, ему предстояло думать о каждом из них исключительно доброжелательно. Те ограничения, что большинство воспитанных людей накладывает на себя в разговоре, здесь требовалось накладывать на себя и в мыслях. Трудно, но вполне посильно для любого нормального человека. А о том, что очень многие из его однокашников никак в этом смысле нормальными людьми не были, он уже сейчас думать себе запрещал.

Поутру Жолудев обиженно поинтересовался, помнит ли сосед хоть что-то, что ему вчера рассказывали.

— Ну да, — спокойно отозвался юноша, — ты согнул осину со стволом в ладонь толщиной силой мысли. Правда, далеко не с первой попытки. А вот про успехи остальных, извини, прослушал. Устал очень…

Женька Шатохин, как оказалось, крошил камень взглядом. Братья тоже сумели что-то передвинуть на приличном расстоянии, но без Галки это у них получалось плохо.

— Игорь, а вас не предупреждали, что о своих талантах лучше лишнего не рассказывать? — поинтересовался Ермолай, предотвращая неизбежные вопросы к себе.

— Нет, а что, тебе велено держать свои таланты в секрете?

— Я думал, всем велено…

К обеду Артемовна сочла, что мыслезащиту ученик выстраивает и держит в достаточной для новичка степени, и отпустила его на воздух, побродить под пасмурным сентябрьским небом. Уже было понятно, объяснили, почему прежде всех иных занятий его понуждали скрывать свои мысли от окружающих. В команде, основой которой должны были стать люди с их лодки, имелось три потенциальных лидера, составляющие силу и ценность их группы. Одним из них был юноша, чьи таланты, по утверждению преподавательницы, только начинали раскрываться. Двумя другими — Ольга и Инга. И оттого, как сложатся отношения между ними троими, зависел успех всего начинания.

— Это ведь всего лишь проект, возможность, спроектированная из расчёта ваших возможностей. На моей памяти сколько таких команд рассыпалось, едва начав решать серьёзные задачи…

— Но задачи-то те наверняка были не учебные, — перебил преподавательницу юноша. — Мне все время на какие-то великие задачи намекают, но ничего своими именами не называют. Я ведь я худо-бедно слышащий, понимаю, когда меня за нос водят.

— Задачи могут быть и учебными, тебе никто не лгал. Но от сильных команд мы ждем решения задач… научных. Так их называть будет точнее всего. А тайна здесь в том, что эти задачи могут оказаться опасными для тех, кто их решает. Это правда, о которой хорошо осведомлены обладатели оранжевых повязок. У тебя с Ольгой установилась прочная мысленная связь, так что пытаться скрывать что-то от тебя действительно бесполезно. Но чем позже ты узнаешь подробности, тем вернее ты сможешь разобраться в сути происходящего. Да, и в дальнейшем постарайся не перебивать преподавателя, Харламов. Иди, отдыхай.

Поднимаясь с лежанки, юноша снял мысленную защиту и постарался как можно точнее припомнить слова Инны Гришиной про воинов Блеклой Радуги. Но Артемовна даже и виду не подала, что заметила. Должно быть, его поведение вполне укладывалось в кем-то заранее просчитанные рамки. Наткнувшись во дворе на скучающую Ингу, он полностью утвердился в своем предположении.

— Бездельничаешь?

— Инструктор заметил, что я устала, и отправил меня во двор. Сказал, чтобы не стояла, ходила кругами.

Девушка, ясное дело, кругами не ходила, прислонилась к стенке в том месте, где она была ниже и смотрела через неё на дальние сопки. Впрочем, она и раньше вела себя так: любую физическую нагрузку выносила в небольших размерах, а затем говорила, что устала. Подвигнуть её после этого на какие-то действия было решительно невозможно.

— Чем занималась, если не секрет?

— От тебя какие секреты? Помогала красноповязочникам защитное поле ставить. Они без меня его вшестером ставят, а со мной троих хватает.

Юноша не знал, что это за защитное поле, и девушка объяснила. На земле или где угодно — в данном случае это был учебный класс — выкладывается ряд камней, кирпичей, деревяшек или иных объектов. А ученики над этим рядом воздвигают его невидимый аналог, в той же степени непроницаемый для физических предметов. Можно выстроить один над другим несколько таких рядов. Истинные мастера, используя всего лишь ряд кирпичей, могли соорудить защитное поле величиной с полноценную крепостную стену, способную защитить даже от артиллерийских снарядов.

Обладатели красных повязок, ясное дело, могли поставить пока в высоту лишь два-три таких ряда. Но Ермолай мгновенно сообразил, что их даже самых незначительных усилий окажется достаточно, чтобы превратить ограду замка в серьезную преграду для любого штурма. А если за дело возьмутся преподаватели школы, замок вообще превратится в неуязвимый для обычных вооружений форт.

— Значит, ты для них вроде цемента при постройке стены. А мне что, ты всё подряд можешь рассказывать, что знаешь?

Баканова кивнула. Он без слов знал, что точно так ей и сказали — "никаких секретов от Харламова". Девушка по своему простодушию даже не удивилась, а Ермолай разом осознал, что в этой школе отношения между учениками на самотек никто не пускает. Их проектируют, умело сочетая подходящих друг другу, совместимых людей, чтобы создать ансамбль с заранее заданными свойствами. В этом деле не обойтись без людей, играющих роль цемента. Но только цемента недостаточно, люди ведь не камни. Позарез нужны были люди, стягивающие вокруг себя группу собственной привлекательностью. И, как он не раздумывал, получалось, что лучше его самого кандидатуры на эту роль нет.

Дочь шамана была чересчур своеобразна, да и склад её души не позволил бы ей уживаться с девчонками. Игорь и Сашка слишком просты, бесхитростны, да у них и лидерских способностей незаметно. С их мнением никто не станет считаться. Женька явно напряжен, замучен своими проблемами. Братья, извините за прямоту, просто тупы, Лёшка же сразу занял место остряка и балагура, и выйти из этого положения уже не сможет. Галя отпадала, да у нее и претензий таких не было. Мариэтта? У той с волевыми качествами всё в порядке, но общее отношение к ней достаточно прохладное. Уж очень она себялюбива. И не так, как Инга, по-детски открыто и непосредственно, а по-взрослому, сознательно не щадя порой чужого самолюбия. И все члены группы это прекрасно улавливают.

В обед к нему подсела Ольга. Харламов чувствовал её присутствие, её озабоченное настроение беспрерывно. Он знал, что она о нём постоянно думает, и думает не по-плохому, и оттого не стремился немедленно с ней встретиться. Школа мала, здесь невозможно не наткнуться друг на друга, а то, что дочь шамана не станет его избегать, он чувствовал со всей определенностью. Вот и сейчас, едва заметив девушку, он уже знал — разговор предстоит исключительно деловой.

— Как семья? — она позволила себе только один личный вопрос.

Её черные, коротко остриженные волосы прикрывала желтая повязка. Как и все ученики, она носила здешнюю форму — зелено-желтые мелкими квадратиками широкие брюки, заправленные в высокие ботинки, черный легкий свитер и курточку цвета хаки со множеством карманчиков. Выглядела Ольга не уставшей, но порядком озабоченной.

— Хорошо смотришься в желтой повязке… Посвященная Слияния. В семье все нормально, тебе привет передают, приглашают летом в гости.

— Анну допросил, — констатировала без злобы Ольга. — Вечно ты туда свой нос сунешь, куда тебя через неделю все равно бы за руку привели.

Юноша просто плыл от восторга: вот так, спокойно, попросту сидеть с желанной девушкой в месте, которое они оба сейчас считали своим домом, и обсуждать общие проблемы. Улавливать её чувства, понимать недоговоренное и знать, что и тебя понимают так же хорошо.

— Анька мне всё доказывала, что ты психологически старше меня на целую вечность. Похоже, и ты тоже в этом уверена.

Он мог передать ей всё мысленно — но говорить с Ольгой словами было намного приятнее.

— Женщина психологически всегда старше мужчины. Способность к материнству задаётся природой; а мужчине способность к отцовству надо воспитывать поступками, которые вмиг не совершишь. Здесь, в школе, кстати, взрослость чётко измеряется цветом повязки.

Она усмехнулась, и Ермолай в ответ растянул рот до ушей.

— Ты не радуйся раньше времени. Нам с тобой предстоит решить небольшой психологический этюд. Наладить отношения с Ингой. Ты уже знаешь, зачем. Вот и думай, что и как делать. Если она постоянно нас вместе будет видеть, сомневаюсь, что это пойдет делу на пользу.

И дочь шамана ушла, оставив его сидеть в задумчивости над тарелкой с недоеденным супом. Как всегда, девушка ограничила общение с ним самыми необходимыми словами. Да и те она роняла скупо — Харламов иногда не всё и понимал. И при этом юноша не сомневался — точнее, чувствовал, знал — что общение с ним для дочери шамана приятнее и легче, чем общение с любым другим человеком из их лодочной команды. Но и здесь, в школе Радуги, в их отношениях ничего не изменилось. Девушка всё так же удерживала его на расстоянии. Да ещё и эта желтая повязка у нее на голове! Как это она так быстро её заслужила?

Сосредоточиться у него не получалось, оттого он и не спешил в подземелье. Артемовна даже при выставленной защите его присутствие во дворе почувствует и сама под башню не станет спускаться. Здесь никого из учеников никуда не подгоняли. Каждый знал — если он считает нужным, может отдохнуть от занятий. Но потом придется наверстывать упущенное. Хоть каждый и занимался по собственной программе, но все понимали — заслужить повязку можно, только показывая хорошие результаты.

Если Харламов и хотел отдохнуть, придти в себя, у него не получилось. Подошел Лёня Кутков, показал выставленный большой палец:

— Защита мыслей у тебя — на все сто, — и пошел себе, ни о чём не спрашивая.

Прошла Хоменкова, уныло тащась за деловито шагающими братьями. Ей было не по себе. Братья с утра до вечера тренировали волевое воздействие на неодушевленную материю, а она присутствовала при них никому не нужной нянькой.

— Галина, — окликнул её юноша. — Тебе преподаватель что-нибудь про твои способности говорил?

Галка кивнула. С ней беседовал сам директор. Лысый отметил у нее два таланта — обострённое предвидение опасности и умение руководить братьями. Поговорил, спросил, чего она хочет.

— Ты понимаешь, Гала, здесь совсем другая школа. Ты сказала, что хотела бы присмотреться. Вот тебе и предоставили такую возможность. Ты же не можешь вечно ходить всюду за ребятами. Они оттачивают свой талант, а тебе надо заниматься своим.

— Как? — растерянно спросила Галка, глядя в спины исчезающим в Большом доме братьям. — К кому мне идти? Никто, кроме директора, со мной не разговаривал.

Ермолай пожал плечами:

— Возможно, ты и не хотела. Здесь вообще-то твои желания на расстоянии улавливают. Если бы ты действительно захотела…

Галина еще растерянно потопталась возле него, не зная, как поступить, но тут к ней подошла распорядительница и пригласила в Большой дом. На прощанье Хоменкова послала юноше благодарный взгляд.

— Пользуешься популярностью, Ерёма, — поддела его Мариэтта, стоявшая неподалёку.

Вот её мыслей Харламов совершенно не мог воспринимать. Быть может, этим и объяснялось его настороженное к ней отношение. А девушка остановилась возле него и доброжелательно улыбнулась. Инга, та улыбалась как-то заискивающе, очевидным образом выпрашивая внимание окружающих. Мариэтта у окружающих ничего не выпрашивала. Она до них снисходила. Но снисходила, не как Надька Белова — с горных вершин в пастушьи хижины, нет. Она снисходила к собеседнику, как к равному, как к столь же интересному и уважаемому человеку; только вот снисходить она могла, лишь когда позволяло время. И, ощущая это, каждый должен был быть ей за это благодарен.

Юноша даже удивился появляющимся у него при её виде ассоциациям. Может, оттого, что он не мог напрямую вникнуть в её эмоционально-рассудочный мир, ему приходилось столько додумывать, опираясь на внешний рисунок поведения?

— Смотри, отобьешь Галю у братьев, придется тебе самому у них нянькой быть.

— Вот уж к чему не стремлюсь, — машинально ответил Харламов.

— Ты не стремишься, это верно, — согласилась Мариэтта Узоян, — а Ольга твоя ещё меньше тебя. Но ведь почему-то назначили старшими именно вас. Так что придется нас, недорослей, нянчить. Ну, с мальчиками Оленька как-нибудь справится, а вот девиц придется тебе, Ерёма, воспитывать. Я тебе сочувствую, учти.

— Кто тебе сказал, что нас с Ольгой старшими назначили? — поразился юноша. — Над кем старшими?

Мариэтта, не особо чванясь, коротко описала свое понимания сложившейся ситуации. Она быстро поняла, что оказалась на особом положении. Если всех других разобрали учителя и инструкторы и сразу принялись совершенствовать врожденные таланты, то с ней беседовали все преподаватели по очереди, пытаясь пробудить в ней собственный интерес. Она и мысли пробовала читать — без пользы, и воздействие на материальные предметы ей не удалось.

— Я, конечно, спросила — неужели после всех тестов и испытания на Краю преподаватели школы до сих пор не знают, к чему я пригодна? А здесь, Ерёма, люди честные, врать никто не стал. "Знаем, — говорят, — только эти качества можно развивать исключительно у обладателей оранжевых повязок. А пока придётся заняться чем-либо другим, чтобы ту повязку заслужить". Вот так, прямо и без обид. И поселили меня на первом этаже, вместе с другими, не до конца проверенными. Откровенничать же разрешили только с тобой или с Ольгой. Никто мне не говорил, что вы — старшие. Только ведь догадаться нетрудно.

— Ну, с Ольгой понятно, — задумчиво почесал нос Ермолай, — она с малолетства идет Путем Радуги, знает и умеет столько, что заслужила желтую повязку. Здесь все ясно. Но я-то почему?

— Есть у меня одно предположение, — Мариэтта, как ни в чём ни бывало, протянула руку и принялась теребить пуговицу на нагрудном кармане юноши. — Прости меня за прямоту, но все в нашей лодочной команде слегка сдвинутые. И я тоже, естественно, отрицать не стану. Но иные сдвинуты настолько, что в обычном мире им уже нет места. Не смогут они среди людей жить. И они это чувствуют — на Ольгу посмотри. А есть люди, которые способны влиться в обычный мир и чего-то там достичь. Себя я отношу именно к ним. Да и ты, пожалуй, в принципе нормальный человек. А на нормального человека хоть семь повязок нацепи — он всё равно нормальным останется. Вот оттого ты и старший…

— Значит, в нашей лодочной команде больше и нормальных людей нет? А Игорь?

— Вот видишь, — вздохнула девушка, убирая руку от пуговицы, — ты всего лишь одно имя назвал. Игорь вполне ничего, когда он среди других. Когда в команде. А останься он один — растеряется, пойдет за первым, кто его позовет. Даже братья, пожалуй, не столь внушаемы — если дело не касается Галины, разумеется.

Возразить было нечего. Он сам, пожалуй, те же самые мысли мог сформулировать куда точнее. Единственное, насчет чего он сомневался — это собственная "нормальность". Обычные люди духов не видят, даже если им в этом помогают шаманы самой высокой квалификации. Но узнать об этом эпизоде Мариэтта как раз не могла. Ольга не расскажет никому, разве что своим друзьям, Посвященным Слияния. Кости нет в школе — в конце августа его пригласил университет Красноярска принять участие в исследовательской программе. Его пригласили не учиться, а работать подопытным кроликом, но Богомолов и такому предложению обрадовался. А больше никто о том случае рассказать не мог.

— По идее, старшей должна бы быть ты?

Девушка отступила на шаг, подняла руку и провела ладонью себе по лбу.

— Ты что, не видишь? У меня лоб голый!

Харламов в ответ улыбнулся, хлопнул себя по лбу и принялся с недоумением рассматривать ладонь, на которой ничего не было.

— Кстати, Мариэтта, ты никогда не слышала — кто такие Посвященные Слияния?


Через неделю напряженных занятий, из которых большая часть пришлась на обучение умению управлять своим психическим состоянием, Ермолая отвели на чердак Большого дома. Там, на дощатом настиле, стояли маленькие столики с компьютерами. Пять компьютеров, и всего два из них заняты. У одного из них сидела Мариэтта, но она не обернулась.

— На сопке находится транслятор, антенна в установлена в чердачном окне. Круглосуточное соединение с сетью, — пояснил инструктор, уже знакомый Муртаза. — Делать можешь что захочешь, но через полчаса компьютер предупредит тебя, что время истекло. После этого у тебя останется две с половиной минуты, чтобы завершить задачу и сохранить данные. Не успеешь — он сам выключится.

Юноша в растерянности положил пальцы на клавиатуру. За прошедшие дни он уже и забыть успел о достижениях цивилизации. И вот — ему выделили время, довольно ограниченное, и на что же его потратить? Долго он не раздумывал, и установил в поисковике запрос на сведения по психологии формирования групп. Как и следовало ожидать, весь сеанс он провел в поиске, так что даже сохранять ему было нечего. Уходя, он оглянулся. Мариэтта шустро барабанила по клавишам, набирая какой-то текст. Ей, судя по всему, время не ограничивали.

И вновь он располагал свободным временем посреди дня, и, похоже, не случайно как раз в этот момент из башни с умирающим видом выплыла Инга и, радостно улыбаясь, засеменила к юноше.

— Привет! — мыслей своих она не скрывала, её, возможно, этому даже не учили, и сейчас она намеревалась вывалить на него кучу сведений о своих успехах.

— И тебе здоровья и колдовской мощи, — откликнулся юноша, уже усвоивший, что теперь Баканову обучали усиливать действия братьев, и они втроем передвинули на полметра микроавтобус. — Наслышан, наслышан о твоих успехах. Не удивлюсь, если тебе на днях повязку на голову приладят. Никого, кроме братьев, из наших не видела?

И снова он поразился, насколько умело планировали учебный процесс преподаватели школы "У ледяного озера". Девушке якобы случайно встречались все. С Женькой она ходила в сопки, помогала ему сверлить взглядом камень. С Игорем — пыталась помочь тому воздействовать на живую материю; безуспешно. Ольга брала её с собой в путешествие души, что оставило у девушки незабываемые впечатления, но и порядком перепугало. Сашка Богачев учил её читать мысли, и в этом деле никакого таланта она не проявила. Да и сам Сашка в её присутствии улучшения своих способностей не обнаружил.

Мариэтта сидела рядом с ней, когда Инга усиливала воздействие красноповязочников и, хоть и редко, их усилия складывались.

— Ну, Мари меня подолгу терпеть не может, — призналась девушка. — Когда я ей надоедаю, у меня всё из рук валится, а это на результатах сразу сказывается.

— А ты не пробовала вести себя так, чтобы не надоедать? — легко спросил Ермолай. — Здесь, кажется, и этому могут научить.

Баканова не нашлась, что ответить. Но и не обиделась, только задумалась. Воспользовавшись этим, юноша убежал в подземелье башни. Артемовна появилась буквально через несколько минут.

— Видел сейчас Ингу. Она, Елена Артемовна, уже со всеми нашими в занятиях поучаствовала. Но не со мной, хотя, собственно, чем бы она мне помогла, не представляю. Но и я с другими не встречаюсь, чем они заняты, лишь с их слов знаю. Может, это не совсем правильно?

— Если хочешь, встречи с членами группы можно устроить. Только не рано ли? Ведь твои собственные способности едва начали пробуждаться. Ты сейчас только слышащий, и в этом качестве даже Богачев умеет больше, чем ты.

— Но ведь меня ничему другому и не учат!

Елена Артемовна немного вздохнула и осуждающе покачала головой.

— Ты наверное знаешь, когда нужна спешка? Способности твои достаточно многогранны, и оттого начинать надо с главного — с твоей способности управлять собой.

— Ну да, инструктор по контролю равновесия нам так и говорил — "самая трудная работа — работа над собой", — вслух припомнил ученик. Даже сейчас привычка к поддержанию защиты срабатывала, и он использовал только словесную речь. — И что, никто из остальных в этом так сильно, как я, не нуждается?

— Да все они нуждаются. Только тебе надо развивать умение отвечать и за остальных тоже. У Аникутиной всё в порядке, она человек ответственный и уже взрослый, а тебе ещё предстоит многому научиться. Понимаешь, почему есть смысл как можно больше держать тебя наедине с собой?

Через неделю Ермолай и Ольга повели всю команду в короткий поход по сопкам вокруг замка. Им предстояло выбирать маршрут, ориентируясь на выполнение ряда заданий. Задания должен был прочитать в мыслях преподавателя Сашка Богачев, после того как отряд удалится от школы на пять километров. Как положено, предполагались и дефицит времени, и необходимость соблюдать скрытность. Оружия, несмотря на явно милитаристский характер похода, им не выдали. Палаток полагалось отряду две, один топорик, ножи — каждому. Выяснилось, что и братья, и Игорь неплохо умеют бросать их в цель. Когда Инга заикнулась об угрозе нападения волков, Ольга лишь взглянула на нее, и та немедленно замолчала.

Осенью в предгорьях Абаканского хребта уже довольно прохладно, хотя снег ещё не ложится. На ходу отряд разогрелся, кое-кто даже куртки снял. Баканова, единственная, шла без груза. И все вскоре заметили, какими взглядами награждала её Мариэтта. Заметили все, кроме Инги.

— Оля, разве мы ещё не прошли положенного расстояния? — поинтересовалась злобным голосом девица Узоян, когда они, по самым скромным подсчетам, удалились от школы километров на восемь.

— Уже прошли, — согласилась дочь шамана. — Я хотела вывести нас к сопке, с которой видно Верхнее здание школы. Многим хотелось посмотреть.

Мариэтта глянула на Баканову, на Ермолая — и нехотя проворчала:

— Надеюсь, что назад нам никого не придется на руках нести…

— Мы и к этому должны быть готовы, — возразила Ольга.

С той сопки, на голой вершине которой они сейчас сидели, сбросив на землю рюкзаки с грузом, Верхнее здание выглядело белой игрушкой на берегу мелкого озерца. Склон сопки закрывал часть озера, но казалось отчего-то, что оно невелико, с полкилометра в поперечнике.

— И здесь замок, только поменьше — пара башен и дом между ними, — сказал в пространство Женька.

— И на вершине бытия, где лужа мелкая налево, две башни белые стоят, как монумент уставшей деве, — продекламировал Лёшка, вызвав улыбку Инги и косой взгляд Мариэтты.

— Почему замок, наверное, все знают. Могу только добавить, что зимой там очень холодно. Башни вообще не отапливаются. Озеро мелкое, зимой промерзает насквозь, оттаивает к июню, — сообщила Аникутина.

Ей никто не ответил, и они некоторое время молчали, поглядывая на серо-зеленые склоны голых сопок. Даже внизу, в распадках, растительности было не так и много. Деревья, кое-где облетевшие, росли редко, образуя небольшие, насквозь просматриваемые рощицы. Стоило подняться на вершину любой сопки, и на километр-полтора вокруг не смог бы незаметно передвигаться даже заяц.

— Кто-нибудь объяснит мне, недоучке, как здесь можно соблюдать скрытность? — спросила Мариэтта, глядя на Харламова.

Юноша оглянулся на Ольгу, но та молчала, явно предоставляя ему возможность выкручиваться самостоятельно.

— Если обнаружить наблюдателя мысленным поиском, то можно выстроить маршрут так, чтобы нас всё время сопки закрывали. Я не думаю, что нас будет искать такой уж большой отряд. Скорее, это будет группа из трех-четырех человек.

Дочь шамана пришла ему на помощь, подтвердив, что так всё и есть, но Мариэтта в её сторону даже не посмотрела.

— Так ведь те, кто нас будет искать, тоже кое-чему обучены? Им достаточно уловить присутствие наших мыслей, взять направление, а после этого они растянутся цепочкой и пойдут себе по вершинам сопок, придерживаясь нужного направления. И через час, или пусть через два мы окажемся у них на виду.

Ольга равнодушно сказала, что мысли членов отряда она сумеет прикрыть. На каждый щит, ясное дело, найдется более совершенный меч, так что лёгкой прогулки у них всё равно не получится. Но и считать себя обречёнными раньше времени не стоит.

— Если все отдохнули, то мы можем спуститься вниз. Едва Саша прочтёт задание, охотники на нас получат приказ начинать.

Все глянули в сторону Верхнего здания школы, где с наибольшей вероятностью мог находиться отряд охотников и, не сговариваясь, ползком отодвинулись в сторону противоположного склона сопки.

— А если охотники ещё до приказа за нашими мыслями проследят? Чтобы сразу получить преимущество и быстрее нас поймать? — вроде бы безразлично спросила Галя. До сих пор она молчала, и её присутствия в отряде почти не замечалось, так что её вопрос озадачил всех. Но Сашка только усмехнулся и пояснил, что наблюдающие за походом и охотой преподаватели этот момент точно не упустят. Ермолай представил, сколько хорошо натренированных и одарённых людей буквально через полчаса старательно попытаются проникнуть в его мысли, и его настроение разом упало. В их отряде были люди, совершенно неспособные скрывать собственные мысли. Хорошо, их прикроет Ольга, но всем остальным: ему самому, Сашке, Женьке, Игорю, Лёшке и Галке придется контролировать свои мысли очень тщательно. Любая размолвка, намек на ссору — и эмоции прорвутся через барьер.

— Так, народ, собрались, вопросы только ко мне, и только по делу. Спустимся до ближайших деревьев, спрячемся, как сможем, и Сашка начнет. Вперед, орлы!

Его команде подчинились сразу; а дочь шамана, как он почувствовал, успокоилась. С этого момента юноша уже не думал ни о чём постороннем. В голове крутились только сведения о действиях охотников — их месторасположение иногда определяли не только Сашка с Ольгой, но и он сам, — да ещё расчёт маршрута, прикрытие членов отряда, выполняющих задания и прочие заботы, столь привычные для командира любой разведгруппы. И только к обеду следующего дня, когда члены отряда, донельзя вымотанные, вернулись в школу и отправились на отдых, юноша вновь вспомнил о мысли, не дававшей ему покоя с того момента, как он оказался за школьной оградой.

Едва ополоснувшись в душе пятью литрами воды — даже выполнение заданий за пределами школы не давало права нарушить помывочный лимит, — он вновь проверил свои возможности. Да, всё так и есть: в жилом доме он почти ничьих мыслей не воспринимал. В Большом доме, в башне, за пределами школы — мог, а в своей комнате — нет. Правда, до Ольги он дотягивался в любой момент, он и сейчас точно знал, что она спит, но больше ничьих переживаний не ощущал. Даже Игоря, который спал на соседней кровати. Обдумывать столь загадочное явление он уже был не в состоянии, и крепко заснул.

Вечером их всех собрали в одном из классов. Директор сидел в углу, легким кивком приветствуя входящих учеников. Харламов, как оказалось, пришел вслед за Женькой. Понемногу собрались и остальные. Дочь шамана пришла последней, на её лице вновь застыла маска непонятного выражения, столь привлекательного и отталкивающего одновременно, что будоражило юношу ещё в Ручейном.

— Раз все собрались, начнем, — скучающе произнес Лысый, и посмотрел на Женьку. — Что получилось, что не получилось, Шатохин?

Члены отряда, как один, считали свой поход удачным. Дочь шамана, впрочем, не спрашивали, причём Харламов догадался, что так оно и будет, едва директор начал опрос с Женьки. А когда пришла его очередь, он коротко сказал:

— С решением задачи воздействия на заданные объекты мы справились. Скрытность удалось обеспечить частично, трижды нас обнаруживали, и приходилось тратить время на маневры ухода. Задача установления групповой сплочённости тоже может считаться выполненной.

— Спасибо, Харламов. — Директор встал и зашагал по классу, лавируя между столами. — Наверное, все догадались, почему старшим вашей возможной группы назначен Ермолай Харламов? Только он сейчас чётко сформулировал три основные задачи учебного похода и оценил успешность выполнения каждого из них. Поход первый: вам противостояли малочисленные и не очень хорошо подготовленные охотники. Вам не пришлось сталкиваться с использованием в качестве наблюдателей животных и растений. Да, мы умеем и такое, — пояснил он, заметив реакцию Игоря, — но это высшёе мастерство, до которого вы, надеюсь, дорастёте в конце концов. И впервые со дня появления в стенах нашей школы ваша группа действовала именно как группа. До настоящей, полноценной сплочённости ещё далеко. Да и состав группы может измениться. Но первый, один из многих, этап вы уже прошли. Поздравляю.

Селиванов вновь сел и вопросил, обведя всех испытующим взором:

— Вопросы?

— Хотелось бы знать, — поднял руку Шатохин, — конечную цель нашего обучения. Сегодня мы изображали диверсантов во вражеском тылу. Это игровая форма такая, чтобы было веселее, или из нас именно диверсантов готовят?

— Не форма, — покачал головой Лысый, — и готовят не диверсантов. До конкретных ответов вы пока не доросли, но наши ученики иногда попадают в ситуации, где их жизни угрожает реальная опасность. Задачи наши научные, но среда, в которой можно оказаться при их решении, бывает весьма враждебной. Поэтому скрытность, маскировка и самозащита — обязательные элементы подготовки. Пока я не могу пояснить вам свои мысли ни одним конкретным примером, для этого надо заслужить хотя бы красную повязку.

Женька недовольно вздохнул, а Мариэтта сварливо уточнила:

— Надеюсь, нам в дальнейшем никого резать-убивать не придётся?

Директор сухо ответил, что этого он гарантировать не может. Вся подготовка для того, мол, и ведётся, чтобы сохранить свою жизнь без применения крайних средств, но без них обойтись удаётся не всегда.

— Вы понимаете, что речь сейчас идёт о редчайших случаях, с которыми могут — только могут — столкнуться наиболее успешные школьники. В конце концов, можно и на рынке Абакана на нож хулигана нарваться…

Игорь заметил, что физической самозащите их пока и не учат. Да и вообще, к походу они были не готовы, не готовы даже физически.

— Припомните, что написано над входом в школьное здание? Готовность к действию — не так ли? — числится вторым уровнем достижения. Вот и тренируйте её! В башне есть спортзал, по вашему желанию найдутся инструкторы, сможете по горам сутки напролет лазать, если такое желание возникнет…

Вопросов больше не было, и Лысый попросил остаться Аникутину и Харламова, а остальных отпустил.

— Ну, что, молодые люди, получится у нас группа? — он посмотрел на юношу, хмыкнул себе в усы и уставился на Ольгу. — Да понимаю я, что рано такой вопрос задавать. Но и меня поймите: уже собранную группу, если она успела как-то сработаться, распустить очень непросто. Даже если группа эта никуда не годится. А вашу группу сейчас распустить легче легкого: три-четыре похода в других составах — и всё, готово, вы и сами забудете друг друга.

Ольга пожала плечами и промолчала. Промолчала она и мысленно, и директор понял её не хуже Ермолая. А юноша ответил, что он полностью уверен в Лёшке, Игоре и Сашке. Да и братья с Галкой — товарищи надёжные, от них он никакого подвоха не ждал. А трудности, скорее всего, начнутся тогда, когда станет ясна истинная цель подготовки команды.

— Вот когда все красные повязки заслужат, — изрёк директор, — тогда и поговорим в открытую. Если что, нескольких кандидатов для вашей группы мы подберем без труда. У нас больше половины учеников вообще ни в какие группы не годятся, но хватает и таких, для которых просто не нашлось подходящей команды.

Они немного помолчали, потом Селиванов вынул трёхцветную повязку из кармана пиджака и протянул Аникутиной:

— С этого момента ты заодно и инструктор. Но лучше эту повязку надевать только во время исполнения служебных обязанностей…

Директор поднялся, показывая, что разговор окончен. Харламов поднял руку. Ольга, несомненно, уже уловившая ход его мыслей, быстро вышла из класса. Стараясь скрыть разочарование, вызванное её уходом, юноша спросил:

— Юрий Константинович, мои способности в жилом доме как-то резко гаснут. В чём причина?

— На верхнем этаже жилого дома, а также в преподавательском доме налажена система подавления способности воспринимать чужие мысли. Она не абсолютна, но позволяет подобным тебе расслабиться. К тому же во сне никто из учеников мыслезащиту поддерживать не умеет, а сны нам следует защищать даже больше, чем бодрствующее сознание.

Возвращаясь в жилой дом, юноша припомнил: Мариэтта что-то говорила о том, что на первом этаже селят не совсем надёжных учеников. Он-то полагал, что их там пытаются воспитывать холодом! А речь шла о более серьёзных вещах. Ведь не только он не мог ощущать переживания своего соседа по комнате и всех других учеников на этаже; его мысли тоже для всех оставались тайной. А мысли Мариэтты… Он тут же припомнил, что её мысли тоже никто воспринимать не мог — у девчонки был врождённый блок. Зато у Женьки такого блока не было, и его сны могли поведать о его глубоких переживаниях куда больше, чем смог бы рассказать он сам.

И ещё одно обстоятельство не то чтобы мешало — нет, оно его прямо скажем, радовало, но при этом и беспокоило своей непонятностью. Мысли Ольги он мог воспринимать, даже находясь в жилом доме. И когда она возвращалась к себе, в защищённое от восприятия мысли здание, это ничуть не влияло на установившуюся между ними связь. Чтобы убедиться в этом, Харламов сосредоточился и послал ей мысленный вопрос, сформулировав его как можно чётче. Ответ пришел мгновенно, как будто Ольга, не отвлекаясь, бросила в его сторону пару слов.

Их связь была иного рода, она основывалась на общем для них мусуне. Так объяснила это дочь эвенкийского шамана; но она, безусловно, знала, что существует и другое объяснение. Вообще девушка — а её чувства Ермолай воспринимал куда лучше, чем мысли — не возражала против такой формы общения. Только она, как и в их словесных разговорах, старалась ничего подробно не объяснять и считала юношу неподготовленным к таким действиям. Уловил в её сознании юноша и некоторое нежелание способствовать развитию его талантов. Но здесь девушка испытывала сомнения. Причём нежелание было сознательным, продиктованным некоторыми принципами тех самых Посвященных Слияния, но в глубине души Ольга хотела видеть его рядом с собой не гололобым новичком, а во всём равным ей мастером.

Харламов не стал вникать в дело, которым она занималась с двумя девушками в оранжевых повязках. Там было что-то, касающееся дальнего поиска людей, наделённых определёнными свойствами. Как он мог ощущать присутствие Ольги в своём сознании — девушка присутствовала в нём постоянно, но занимала весьма скромное место, позволяющее уловить лишь сильные эмоции и общее направление деятельности, — так и Аникутина могла определить, в какой степени он вникал в её занятия. Юноша тоже ограничивался минимальным присутствием в её сознании, боясь расстроить девушку непрошеной навязчивостью. Но, как оба они догадывались, слишком долго такие их отношения продолжаться не могли.

Игорь был в комнате. Он лежал на кровати, свесив длинные ноги в сторону, и сонно смотрел в потолок. Но не спал.

— Чего Лысый хотел? — спросил он равнодушно, выдержав паузу.

Ермолай сразу определил, что пауза маловата для вопроса, заданного от нечего делать. Жолудеву было не всё равно.

— Спросил, не хотим ли мы с Ольгой, или кто-то из нас, уже сейчас распустить группу.

— Ну, и?

— Не хотим, — коротко ответил Харламов.

Сосед просиял и сел на кровати. В общем, до того со своим напарником и соседом юноша почти не общался, о чём сейчас пожалел. Игорь, оказывается, знал о порядках в школе куда больше его. Сейчас в ней действовали четыре готовые команды, в трех из которых все давно были взрослыми, с повязками синих, зеленых и желтых цветов. Их члены собирались сразу в Верхнем здании, на берегу ледяного озера. В четвёртой команде большинство носило оранжевые повязки, они поднимались в Верхнее здание примерно раз в месяц. Лидером этой команды был Вениамин Дружинкин. Его Харламов несколько раз видел в столовой.

— В команде способности любого ученика развиваются намного сильнее. И не только тот талант, которым тебя природа наградила — ты начинаешь перенимать способности у других. Здесь полно учеников, которые годами ждут, что их подберет какая-то команда. Они так и ходят в красных повязках, точно зная, что одиночками, без команды, оранжевой не заслужат никогда.

Юноша припомнил, что говорил ему директор, и посочувствовал беднягам. Впрочем, Жолудев говорил, что команды с первого раза никогда не собирались полностью — так что шанс попасть на замену у них имелся. Но вот так, годами, ждать… На одного выбывшего приходилось не менее десятка желающих его заменить — а пригодность для команды определялась отнюдь не только талантом и усердием, нужно было суметь войти в уже сложившуюся группу, не потревожив ненароком налаженных отношений.

Игорь не утверждал, что членам группы все завидуют. Всё же талант у каждого свой, быть может, и цели в жизни весьма различны. Но что желающих попасть в группу — их группу — достаточно, он знал точно. Ермолай поболтал ещё немного с соседом, а потом ему стало скучно, и он отправился в подземелье башни. Артемовна пришла туда через пятнадцать минут. Была она весьма не в духе и сквозь её мыслезащиту ученик уловил образ одного из преподавателей-мужчин. Она и сердилась и обижалась на него одновременно. Юноше такие двойственные чувства никогда не нравились, разобраться в них он не мог и пожелал, чтобы Елена Артемовна покрепче выстроила свою мыслезащиту. Преподавательница заметно покраснела и дрожащим голосом спросила:

— Ты что, Харламов, походом не вполне доволен? Только ты и Ольга пожелали учёбой заняться, на ночь глядя.

— Я собой недоволен, — признался ученик. — Мало знаю, умею, с людьми отношения поверхностные, даже не учусь ничему толком. Только сегодня узнал, что в жилом доме чувствование мыслей искусственно притупляется. Но Ольгу я всё равно чувствую…

— Там другое, — кивнула преподавательница, — но это уровень зеленой повязки, об этом пока не думай. А систему заглушки мыслевосприятия дополняет общий запрет думать на некоторые темы. Ты вышел за пределы школы, одну из запретных тем обнаружил, вот запрет для тебя и перестал действовать. Есть и ещё запреты, их тоже тебе придётся преодолевать самостоятельно.

Юноша признался, что ничего он не преодолевал — просто спросил. В одном случае директора, в другом — Ольгу.

— То, что ты захотел и сумел спросить — уже преодоление. Если бы ты не смог преодолеть запрет, то забыл бы спросить, задал бы другой вопрос.

— Другой вопрос уже задала Мариэтта. Нам придётся кого-то убивать?

Артемовна выстроила совершенно непробиваемую защиту и, тщательно подбирая слова, заявила, что от действия исследовательских команд школы ни один человек расщепа Енисей-Иравади не пострадал. Но это не значит, что с точки зрения этики их действия совершенно безупречны. И если Ермолай категорически против лишения жизни разумного существа, даже при условии самозащиты или спасения другого человека, то лучше ему сразу об этом заявить.

— Я не столь категоричен, — покачал головой ученик. И они принялись отрабатывать обнаружение поискового состояния сознания.


В октябре вершины сопок забелил снег, а по утрам заиндевевшая трава покрывала ботинки пятнами влаги. Ермолай несколько раз работал в паре с членами группы: Игорь и Инга в его присутствии показывали прекрасные результаты. Остальные на его соседство улучшением результатов не отзывались. С Мариэттой он несколько раз сталкивался возле компьютеров. Она, оказывается, вела переписку со своими знакомыми вне школы.

— Никто в школе мне ничего не запрещает. Здесь вообще собраны люди весьма разумные, не всякий университет такими кадрами может похвастать. Я, кстати, нашла, кто такие Посвященные Слияния, — девушка подмигнула юноше, намекая, что здесь говорить на эту тему не стоит.

Во дворе, прохаживаясь вдоль стены, она неожиданно спросила, чувствует ли он под собой подземный ход.

— Что-то во мне после похода изменилось, — призналась Мари, — я когда с сопок вернулась, думала — всё! Отдохну и примусь собирать вещи. Мимозу Ингу эту терпеть, дуру Галку с её любовниками, неврастеника Шатохина — увольте. А потом отдохнула — и вроде ничего. У меня уже получается водные потоки под землёй различать, да вот и ход подземный…

Ход тянулся от жилого дома под башню, и его Харламов почувствовал без особых усилий. Может быть, и на его восприятие был наложен запрет?

— А кто у Галки любовники?

— Да братья, кто же ещё на неё позарится? Рядом живешь, а того не знаешь, что она в их комнате регулярно ночует. Стены, правда, здесь солидные, сквозь них даже выстрелы не расслышишь. А знаю я откуда? Да Инга рассказывала. Она, мне кажется, ей завидует.

Юноша пробормотал, что не понимает, чему тут завидовать. Мариэтта усмехнулась:

— Ей, конечно, больше хочется, чтобы в отсутствие Галки к ней ты заглянул. Или Игорь. Только вы ребята нормальные, такая мысль вам в голову точно не придёт. Если совсем невмоготу станет, пригласите на ночь Галину. Ей не впервой двоих ублажать, а братья точно ревновать не станут. — Мариэтта удовлетворенно улыбнулась, словно показывая, что свалила с плеч огромную тяжесть, позаботившись о сексуально озабоченных молодых людях, и не подвергая умалению ничьей нравственности.

— Ты что-то нашла о Посвященных Слияния, — напомнил юноша, которому такой разговор был неприятен.

— Ну да, сплетни нас не интересуют, главное — наука. Тогда слушай, — девушка перестала улыбаться. — Есть такая секта, они считают, что магическими усилиями можно вернуть наш расщеп в Материнский Мир. Секта тайная, проникшим в её секреты приходится несладко. Не убивают, но из нормальной жизни выводят качественно. Но внимательнее всех они следят за врагами вставших на Путь Радуги и за предателями. Так что учти — если ты заслужишь оранжевую повязку, а потом пойдёшь на попятный и объявишь, что Школы Радуги — рассадник зла, вполне можешь весьма быстро закончить свой земной путь. Среди этих Посвященных наверняка найдутся выпускники нашей школы, а на что способен мастер с синей или фиолетовой повязкой, даже представить невозможно.

Не могла Мариэтта точно сказать, в каких отношениях находилась секта со Школами Радуги. То есть их школа всякую связь с сектой отрицали, но неизвестно было, как смотрела на это секта. Те усилия, которые сектанты прилагали для защиты школ, говорили о многом.

— Наверное, у них порядком настоящих врагов, — вслух подумал Ермолай, — не всем же слияние с Материнским Миром понравится. Вот религии, мне кажется, этому втайне воспротивятся.

— А уж как члены всех правительств такому повороту дел обрадуются… — мечтательно протянула Мариэтта. — Они спят и просто мечтают, чтобы в один прекрасный день разом власти лишиться, стать обычными людьми в огромном незнакомом мире. Так что врагов у Посвященных Слияния больше, чем ты способен себе представить. Да и у школ недоброжелателей достаточно, здесь никто не шутит, когда нам с утра до ночи правила безопасного поведения в головы вдалбливает. Я лично ещё не решила окончательно, пойду ли Путем Радуги, — она оглянулась по сторонам и продолжать не стала.

Вокруг никого не было, но они стояли молча, обдумывая сказанное. Если девушка и ждала от собеседника продолжения разговора, то ей пришлось разочароваться. Так это или нет, но стоять рядом с ним в молчании она не стала. А Харламов, глядя ей вслед, думал только об одном: "почему Мариэтта не спросила, откуда он мог услышать о Посвященных Слияния"?

В середине ноября прочно лёг снег, и в перечне занятий появились лыжные прогулки. Тренировались ученики не на беговых лыжах, а на охотничьих. Широкие и короткие, они не столько скользили по снегу, сколько не давали ноге провалиться в сугроб. Теперь Ермолай ходил на лыжах в компании Инги, Лёни Куткова и ещё одной девушки, Иры Збиняковой, столь же чахлом создании, что и Баканова.

— Передохнём? — предложил как-то Лёня, подождав девчонок на крутом подъёме. Юноша насупился, но Леонид ему весело подмигнул и громко сказал. — Враг не дремлет, дело ясное, и давно на нас ножи наточил, но мы ребята смелые, вчетвером одного не боимся.

— Чего встали! — хватая воздух ртом, простонала Инга, — идём дальше.

Ирка посмотрела на неё, страдальчески хлюпая носом, и протиснулась мимо Харламова, продолжая подъём.

— Я чего-то не понял… — ошарашено пробормотал Ермолай.

Кутков сделал страшные глаза и, понизив голос, очень чётко сказал, что, по слухам, в окрестностях школы бродит страшный враг, поклявшийся лишить жизни первого же встречного школяра, будь тот с повязкой или без.

— Ученики с Верхнего здания специально одного из их банды пропустили в окрестности школы. Если мы его встретим, появится возможность позабавиться, — Леонид вновь подмигнул, кивнув в сторону девиц, ходко поднимающихся в гору.

Вернувшись в школьный двор, юноша узнал, что Кутков вовсе не шутил: так оно в точности и было. Ермолай сам, используя свой талант, мысленно отыскал врага, уже четвёртый раз обходящего одну и ту же сопку. Тренирующиеся на настоящем супостате ученики заставляли его то оступиться на ровном месте, то создавали в его сознании картину преследующей волчьей стаи, а в его ружье мастера телекинеза давно согнули курки и рассыпали порох в патронах. Бедолагу гоняли несколько часов, а потом его повернули лицом в степь и оставили в покое, злого, измученного, запуганного до полусмерти.

— Ты чего испугалась, Инга? Тебе разве не говорили, что любой красноповязочник такого одиночку либо разоружит на расстоянии, либо плутать среди трех сосен заставит? А с нами сразу двое были, да и мы с тобой сами кое-что умеем…

— Это вы, парни, всегда в драку лезете…

— Да какая может быть драка, Инга? Ты же идёшь Путем Радуги — обычный человек рядом с тобой, что котёнок. Разве ты с котятами сражаешься?

Они стояли с лыжами в руках, мысленно прослеживая уходящего врага.

— Он горожанин, в лесу не ориентируется. Сейчас очухается, по компасу направление возьмёт, и к утру до накатанной дороги добредёт, — уточнил Леонид. — Это его первый поход в поисках нашей школы. Здесь каждую зиму несколько групп под видом туристов крутятся. Некоторые, вроде этих, с оружием, а кто поумнее — с фотоаппаратами, в хорошую погоду. Они ведь не знают, что любой снимок можно испортить прямо в момент создания, и на фотографии может оказаться вместо заснеженных сопок берег Брахмапутры с греющимися на солнце крокодилами, например.

— Он шёл с ружьём, и хотел меня убить, — обиженно и зло возразила девушка. — Как вы можете смеяться? А если бы он неожиданно на нас выскочил?

Ермолай грустно вздохнул и порекомендовал Бакановой усиленно изучать восприятие мыслей обычного человека. А потом весьма невежливо ушёл, чтобы не участвовать в надвигающейся ссоре. Ирина вполне соглашалась с Ингой, но при этом была куда более злопамятной; это он даже сквозь её защиту улавливал. Уходя, он пожалел Леонида, на котором две испуганные и обиженные девицы немедленно принялись вымещать свои эмоции.

В последующие несколько дней в школе только и говорили, что об успешном отражении нападения. Братья и Галина, которая определила угрозу лишь чуть позже, чем это сделали преподаватели и инструкторы школы, ходили, задрав нос. Вклад братьев, ясное дело, был минимален — они лишь выпотрошили на расстоянии патронташ того единственного врага, которого в учебных целях пропустили в окрестности школы. Но братьям об этом не сказала даже Галка; при всей свойственной ей скудности соображения у неё хватило ума понять, что оценивать и угрозу, и усилия по её устранению в данном случае лучше с порядочным преувеличением.

Может, она поверила в себя и по другой, вполне прозаической причине — первой из всей команды она заслужила красную повязку. Торжественного вручения не было, да и причину вслух объявлять было незачем: все и так знали, что Галина Хоменкова определила и назвала угрожающую школе опасность за шесть часов до приближения враждебной группы. Собрались в столовой, сдвинули столы. Спиртного в школе не признавали принципиально, но сладостями баловаться было дозволено. И по такому великому поводу на столе появились ананасы и прочие южные фрукты, торт и несколько доверху заполненных конфетниц.

Раскрасневшаяся Галина с красной повязкой на лбу сияющими глазами обводила товарищей, а те искренне радовались её успеху. Довольной выглядела даже Ольга, которая лучше других понимала, сколь мизерен их успех по сравнению с тем путем, который предстояло им преодолеть. Оправившаяся от испуга Инга, которой было стыдно за проявленную робость, отчаянно Галке завидовала. На Ермолая, свидетеля её трусости, она старалась не смотреть. Расслабившиеся школяры отпустили мысли на волю. Мысли Мариэтты юноше были недоступны — но ему казалось, что веселящаяся брюнетка ведет себя естественно, и говорит то, что думает. Увы, сам он не мог сказать этого о себе, об Ольге, которая постоянно витала мыслями в иных мирах, спускаясь на грешную землю лишь некоторой частью сознания, и не мог сказать этого о Шатохине, который радоваться-то радовался, но никак не мог понять одной важной вещи. Женьку интересовало, отчего решившиеся на обречённую попытку враги так ненавидят Школы Радуги. И он заранее не верил всем тем ответам, которые мог получить в школе.


Длинная зимняя ночь

Галина вошла вслед за братьями и Харламов, поймав её взор, кивнул девушке, глазами указав на стоящий в сторонке стул. Хоменкова села, оглядываясь с явным недоверием. Собрал участников на эту встречу он — по просьбе директора — но для всех остальных это выглядело его собственной инициативой. Собрались не только члены команды — всем было рекомендовано привести кого-либо со стороны. Сам он пригласил Лёню Куткова, остальные тоже привели, кто кого мог и хотел. Только Галя никого не смогла пригласить, отчего чувствовала себя не в своей тарелке.

Юноша рассадил всех так, чтобы никто не сидел рядом со своими хорошими знакомыми. Члены команды, как он ощутил, разом напряглись — остальные же восприняли сиё действие, как должное.

— А Ольгу ты куда посадишь? — с участливым видом поинтересовалась Мариэтта у него, когда разобралась, по какому принципу юноша распределял места.

Ей досталась в соседи Инга Баканова и Сергей Алешин, к чему она отнеслась с пониманием — не одна она страдает, всем досталось поровну.

— Ольги не будет. Содержание нашей беседы она, если захочет, легко уловит. Но ей это вряд ли будет интересно.

— А о чём речь-то? — заинтересовался Лёшка. — Экзотические позы соития обсуждать будем?

Девушка, которую он привёл с собой, хихикнула. В общем, как единодушно соглашались школьные парни, с девицами приятного облика в школе было туго. Всего лишь относительно миловидная Мариэтта могла считаться, по здешним меркам, первой красавицей. Зато созданий, подобных Инге — чахлых, неуклюжих, с физиономией, от которой хотелось побыстрее отвести глаза — было большинство. Так же и Лёшкина девушка, Элла Новак, красотой не блистала. Она к тому же была длинной, как жердь, и на четыре года старше своего приятеля. Зато её лоб украшала красная повязка. И Лёшка как-то говорил, что рассерженная Элла могла скосить мигренью целый полк на расстоянии пятнадцати километров. Ермолай втайне подозревал, что её, как и некоторых других, держат в школе не ради обучения, а чтобы надежнее предохранять от неё окружающих.

— Почти угадал, Лёха, — весело отозвался Харламов. — Только соитие наше началось лет восемьдесят назад и продолжается поныне. Вот сейчас все вместе удобную позу и выберем…

Обсуждать проклятый вопрос, десятилетиями мучавший всё уцелевшее население: что такое расщеп и отчего он случился, было делом заведомо дохлым. Действительно: отчего это в один далеко не прекрасный момент по меридианам 80 и 100 градусов вдруг пролёг от полюса до полюса Край, ограничив ровными непреодолимыми преградами расщеп? Вот ведь вопрос, всем вопросам вопрос. Обсуждали его десятилетиями — и без всякого толка — и учёные, и все, кому не лень. Обсуждали в школах, оттачивая на неразрешимом вопросе способности фантазии и логики. И все знали, что возможных ответа было всего четыре. То есть ответов было множество, но в итоге сводились они к этим четырем.

Первый ответ был прост как палец, был абсолютно неопровержим, но почему-то мало кого устраивал. Ответ этот был таков: чудо. Случилось оно, неважно, волею Небес или Преисподней, было послано нам во спасение или в наказание, или то был знак, значение коего никто пока не уяснил — важно, что оно случилось. И столь неубедительны были остальные возможные ответы, что чудо никто не рисковал вслух однозначно отвергать.

Второй ответ куда больше устраивал здравомыслящих и образованных людей. В соответствии с этим вариантом, расщеп произошёл вследствие физического эксперимента. Кто сей эксперимент поставил, с какой целью, была ли эта цель достигнута или наоборот, получились вовсе нежелательные последствия — об этом можно было только гадать. Слабым местом этого варианта был тот неоспоримый факт, что после расщепа в некоторых областях пространства вдруг изменились казавшиеся незыблемыми законы физики. А природу Края вообще никому не удалось постичь, она, казалось, вообще не подчинялась известным человечеству законам. При таких обстоятельствах верить в классическую физику хотелось не всем.

Третьим ответом на вопрос о природе расщепа было магическое действие. Почти что равнозначное чуду для классического атеиста, но — далеко не оно. Магическое действие совершили люди — и, значит, другие люди могли постичь природу этого действия и попытаться его изменить. Этот ответ выбирали многие, и весьма серьёзным подспорьем для уверовавших в него служило увеличивающееся количество проявлений паранормальных способностей, отмеченное после отделения от Материнского Мира. Нетрудно догадаться, что среди идущих Путём Радуги сей вариант казался наиболее вероятным. Если кто и получил выгоду от отделения, то это район Тибета, религиозное и культурное влияние которого резко усилилось. А Тибет всегда славился весьма продвинутыми в духовном совершенстве подвижниками. Кто их знает, каких высот духа они достигли в своём стремлении слиться с Абсолютом?

Четвёртый ответ больше всего устраивал консервативных и рассудительных людей; они объясняли случившееся пока непознанным законом природы. Аналогией, призванной донести суть сего предположения до умов простаков, было выбрано явление метаморфоза насекомых. Как гусеница, когда приходит время, превращается в куколку, а та, в свою очередь — в бабочку, так же и наш мир изменился в соответствии с законом природы. И пришёл к своему нынешнему состоянию, кардинально отличающемуся от предыдущего. В рамках этого взгляда, по крайней мере, можно было предсказать, что возврата к минувшему состоянию ждать не стоило.

Другие ответы предсказать будущее достоверно не могли. Чудо, оно принципиально непредсказуемо. Мифический физический эксперимент, если он и был, столь надёжно скрыл свои следы, что возможность его повторения сама по себе уже казалась чудом. О мистиках, колдунах и бодхисатвах, способных перекроить нашу планету никто ничего достоверного не слышал. Так что обсуждать вопрос расщепа собравшимся здесь довольно здравомыслящим людям резонно казалось делом заведомо обречённым.

— Мы что-то подобное обсуждали, — удивилась Збинякова, подружка Инги, — только беседу вёл кто-то из преподавателей…

— Юрий Константинович собирался подойти, — признался Ермолай.

Лысого не было, а все остальные собрались в полном составе. Начинать без него? Может, директор специально задержался, чтобы дать ему возможность попробовать себя? Юноша обвёл взором настороженно глядящих на него школяров. Из них всех безмятежно спокойной выглядела только Мариэтта. И он прекрасно понимал, отчего она так спокойна. Узоян лишь немногим уступала ему самому в понимании мотивов, движущих членами группы. Но если Ермолая заботили куда больше его отношения с Ольгой и развитие собственных способностей, то для Мари на первом месте было её собственное положение в группе. Так что сейчас ей было всё равно, как пойдёт разговор, и насколько успешно справится юноша. Не справится — ну и ладно, в большей степени к ней станет прислушиваться. Справится — так ведь она ему ничуть не мешала, лишь благожелательно наблюдала.

Он не мог объяснить свою уверенность в том, что правильно оценил мысли Мариэтты. Да если и ошибся — всё равно ясно, что суть разговора девушке не столь интересна. В отличие от всех остальных.

— Мы пока начнём, я думаю. Вопросы мы с директором обговаривали, он считает, что нам найдётся, что обсудить. Есть другие мнения? Отлично.

Для начала юноша предложил всем собравшимся для начала определиться, какой вариант возникновения расщепа каждый предпочитает сам для себя. Просто высказать вслух, без обоснования. А затем подумать над следующими вопросами: стоит ли изучать причину возникновения расщепа, допуская, что изучение само по себе способно повлиять на существующий порядок вещей?

— И тесно связанный с этим следующий вопрос: если и следует изучать, то стоит ли достигнутые результаты оглашать перед широкой публикой?

Элла Новак, как и некоторые другие опытные школяры сразу уловили суть вопроса. Им не приходилось объяснять, что идущие Путём Радуги как раз и заняты постижением загадочных свойств Края. И вполне могла возникнуть ситуация, когда их успехи могли напрямик повлиять на свойства Края.

— Предположим, мы открыли некое поле и пытаемся под его прикрытием проникнуть за Край, — пояснил для всех Лёня. — Есть гипотетическая возможность, что это поле невозвратимо нарушит целостность Края. А что за ним, нам неизвестно. Вдруг — вакуум, и наш мир в эту дырку разом и высосет? Это сейчас мы школяры, способные лишь на мелкие шалости. А если суждено кому-то из нас стать мастерами, тогда, пожалуй, уже поздно будет такими вопросами задаваться.

— Может быть тем, кто готов любой ценой таранить Край, стать мастерами как раз не суждено? — предположила Узоян.

Ермолай примирительно заметил, что подобные крайности они как раз обсуждать не станут. Скорее, им желательно постараться понять — для себя самих — где пролегает граница допустимого. Сам он в понимании природы расщепа колебался между последствиями эксперимента и мистическим деянием; собственно, их он для себя не считал нужным разделять. И, конечно, он последовательно стоял за всестороннее изучение Края и расщепа.

— Человечество не может остановиться в своём познании мира. Невозможно представить, чтобы мир мы изучали, а Край — нет. Отказаться от исследований — это значит ступить на путь деградации. А вот объявлять результаты исследований широко я бы не стал. Слишком опасными могут оказаться последствия. Синий Исход помните? Серия групповых самоубийств, унесшая за пять лет четыре миллиона жизней — и всё благодаря ничем не подтверждённой теории.

— Я об этом раньше не слышала, напомни, — тихо попросила Инга.

Мариэтта посмотрела на неё с неприкрытым удивлением, а юноше пришлось рассказывать, что согласно теории Синей Тени, их расщеп являлся копией, меньшей размерности, части реального мира. Каждый живущий в нём имел, якобы, полноценный оригинал в реальном мире. И смерть в расщепе вела лишь к воссоединению с оригиналом. Доказательств не было никаких, но поверивших нашлось множество.

— Расщеп, я думаю, это закон природы. Его надо изучать. Синий Исход показывает, что отказ от изучения тоже может оказаться опасен. — Сашка поднял голову и чётко выговаривал слова. — Исследования должны быть явными, с публикацией результатов. Только пусть эти публикации не выходят за границы специальных изданий. Я думаю, идущие Путём Радуги такое ограничение смогут организовать…

Лёшка предположил, что так оно в действительности происходит. Он также стоял за продолжение исследований, расщеп тоже полагал проявлением законов природы, а вот насчёт утаивания результатов исследований сомневался. Доводы за и против казались ему равноценными.

Игорь предпочитал верить в эксперимент, который отделил нас от Материнского Мира, расщеп ему категорически не нравился, но он полагал, что подходить к исследованию свойств Края надо очень осторожно, избегая малейшего риска. Он считал также, что результаты исследований должны быть известны всему человечеству.

— Если какая-то группа людей скрывает от широких масс жизненно важную для всех информацию, то это уже шаг к диктатуре. А чем кончается диктатура, я думаю, объяснять никому не надо, исторических примеров масса.

— А как же Синий Исход? — поддела его Мариэтта. — Как раз теорию Синей Тени объясняли на каждом углу, растолковывая любому дебилу. Вот и растолковали…

— Ты что, за тайные изыскания, Мари? — спросила Инга, разом порозовев.

— Да, я за тайные изыскания без всяких ограничений. Я думаю, то был эксперимент и нам надо узнать, чем же он на самом деле кончился. Или, скорее, он не кончился, и мы вообще живы только потому, что он ещё продолжается.

— Возможно, Мариэтта права, — произнёс Харламов, пристально глядя Инге в глаза. — Никто здесь не в состоянии опровергнуть её точку зрения. А ты как думаешь, где нам, идущим Путём Радуги, следует остановиться?

Инга стояла тоже за неограниченные исследования. Расщеп полагала законом природы и не видела смысла осторожничать. И предлагала широко извещать всех желающих о достигнутых результатах.

— И так Учением Радуги интересуются лишь те, кто наделён соответствующими способностями. А всем остальным до этого дела нет. Чего скрывать-то?

Юноша невозмутимо заметил, что школа Радуги, которую вырезали в Бангладеш, скрывала и содержание учения и даже своё местонахождение. И ведь нашлись интересующиеся, даже меры безопасности изучили — а уж их-то точно держали в тайне. После чего интересующиеся уничтожили и школяров и преподавателей.

— Школы Радуги, как понимает любой разумный человек, сами по себе могут быть оружием, — заметил Лёня.

— Вот эта тайна и вызывает к ним всеобщую вражду, — бухнул Женька, который до этого с разочарованным видом слушал беседу. — Раз что-то делается тайно, то у любого человека возникнет подозрение, что здесь только и делают, что ищут средства Край разломать ко всем чертям!

— Тебе Край особенно дорог? — спросил Ермолай. — Ты вроде ещё летом обнаружил в расщепе массу достоинств.

— Да, расщеп — это чудо, чудо спасительное. Жизнь без войн, без тайфунов и землетрясений, с раз и навсегда установившимся климатом. Кто скажет, что это плохо! И незачем лезть в спасительное чудо со своими попытками всё исправить и вернуть в прежнее состояние!

Шатохин был резко против любых исследований, способных повлиять на существующий порядок вещей. Харламов отметил, что Мариэтта с любопытством смотрела не на Женьку, постепенно распалявшегося, а на него. Разговор постепенно уплывал из-под его контроля. Он обратился с вопросами к Гале и братьям, но их ответов уже никто не слушал. Братья вообще не имели определённой точки зрения.

— Вот! — воскликнул Женька торжествующе. — Вот будущие выпускники школы, которые даже не задумываются, к чему в итоге приведёт их деятельность!

— Я тоже против тайны, — изрекла перетрусившая вдруг Хоменкова. — То, чем мы тут занимаемся, должно быть известно всем. Можно публиковать результаты в научных журналах, их мало кто читает.

— Найдётся щелкопер из журналистов, прочтёт. Сам ничего не поймёт, но в газетёнке тиснет собственные бредни, прикрывшись научным авторитетом. И получится новый Синий Исход, — возразил Лёня.

— Бросьте ерунду городить, — процедила презрительно Мариэтта, — ведь ясно же, что за такими вот резвыми писаками присматривают мастера Радуги. И что мы здесь обсуждаем, если эти проблемы уже давно решены? Нам, правда, об этом напрямик не рассказывают, но умный поймёт и без слов.

Дверь открылась, и в неё бочком протиснулся Лысый. Стараясь стать незаметнее, он пробрался к свободному стулу, и сел рядом с Лёней. Школяры немедленно замолкли и дружно на него уставились. Харламов ощутил, что облегчение испытал не только он: и Женька, и Лёня, и молчаливая девушка Игоря, Елена Токмакова. А подруга Мариэтты, Вера Осипова, та сразу обратилась к нему с вопросом:

— Юрий Константинович, достижения мастеров Радуги хранятся в тайне только из соображений безопасности, или нельзя исключить новый Синий Исход?

Директор хмыкнул, глянул зачем-то в окно, где тусклое зимнее солнце набрасывало линии теней на заснеженном склоне, и горестно покачал головой.

— Молодость, молодость… Разве можно так ставить вопрос: то или это? Это компьютер работает в двоичном коде, или ноль, или единица, а человеку приходится рассматривать куда больше возможностей. На те вопросы, что вы обсуждали, большинство ответов будет звучать так: и то, и другое. Дьявол, как вы, должно быть, слышали, прячется в деталях. Никто из вас не знает, почему концепция Яшинбаева получила название теории Синей Тени?

Селиванов обвёл взглядом лица школяров и вновь вздохнул.

— А мне казалось, что в нашу школу в основном отбираются люди ищущие, вдумчивые. Увы… Так вот, физики сохранили результаты множества наблюдений и измерений, сделанных ещё в Материнском Мире. И выяснилось, что с тех времён слегка изменился цвет неба. Изменения незначительны, меньше двух процентов, и не всякий глаз такую разницу способен уловить. Но приборы определили — небо в расщепе чуть-чуть синее. Яшинбаев предположил, что Материнский Мир существовал в многомерном пространстве, часть измерений которого была свёрнута и имела нулевое значение. Потом что-то случилось, и некоторые измерения приобрели отличное от нуля значение. Материнский Мир этого события не заметил, но у него появилось некоторое количество проекций. Расщеп и является одной из таких проекций. Условно её назвали Синей. Почему, надеюсь, понятно?

Он поднял глаза и мельком глянул на Ермолая. Тот, слушая директора, мысленно прокручивал в голове предыдущий разговор, обнаруживая в нём всё новые сделанные им ошибки. Казалось, Селиванов опоздал намеренно, дабы и он сам и вся группа осознали, что они всего-навсего новички.

— Одним из допущений этой концепции, на котором даже автор не настаивал, было постулирование уникальности сложно организованных существ. Попросту говоря, каждый человек существовал только в Материнском Мире, а в расщепе маячила лишь его тень. Тень, естественно, умереть не может. Но кто-то решил, что сознание тени при смерти тела здесь перемещается в неизменном состоянии в Материнский Мир. Ну, последствия всем известны…

— А концепция эта в наше время, в целом, опровергнута? — спросил Шатохин.

Юноша ожидал от него чего угодно, но не такого вопроса. Какое вообще дело Женьке, который только что пошёл наперекор всей группе — и ведь не мог не понимать последствий — до полузабытой теории, которая кардинально противоречила его взглядам? Разве что он хотел получить из уст директора подтверждение своих взглядов.

— Как ни странно, однозначно не опровергнута. Со временем выяснилось, что она многого не объясняет, и интерес учёных к ней существенно упал. Подобные теории требуют для своего доказательства или опровержения грандиозных экспериментов. Дорогих, возможно — бесполезных, и к тому же несущих опасность нового сдвига мироздания. Что, — провозгласил директор радостно, — возвращает нас к теме нашего разговора. Конкретно, вот для этой теории — стоит ли человечеству отвлекать огромные средства для исследований в этом направлении? Представьте, что решение зависит от вас лично…

В данном случае за исследования высказались лишь трое: Лёня Кутков, Сашка Богачёв и Харламов. Лёня мотивировал необходимость исследований тем, что Синий Исход мог повториться, и необходимо было точно знать, существуем ли мы на самом деле, или просто в головах теней на экране пробудились самостоятельные мысли.

— Чисто эмоциональный аргумент, — фыркнула Вера.

— Нет, пожалуй, — возразил Лысый, — тут и философский смысл имеется, и для религии этот вопрос важен.

Сашка основывался на том, что отказ от исследований рано или поздно вообще убьёт науку, а затем начнётся деградация человечества. Никто не возразил. Аргумент был очевидным, но как-то плохо применялся к данному случаю. Ермолай же сказал, что вопрос финансовой целесообразности здесь вообще малозначим, так как наука способна открывать нечто новое в совершенно неожиданном месте.

— Возможно, исследование теории Синей Тени будет иметь побочным следствие научный или технологический прорыв, способный многократно окупиться. К тому же кроме дорогостоящих физических проектов, есть исследования в парапсихологической области. Здесь можно опасаться как раз достигнутых результатов…

— Можно опасаться, — подтвердил Юрий Константинович, — Женя абсолютно прав. Вообще в какой-то мере правы все, здесь присутствующие, но отсюда никоим образом не следует, что если мы примем какое-то решение, всё человечество пожелает ему последовать. Но Ермолай вывел нас на новый поворот темы, за что ему большое спасибо. Как раз мы, здесь присутствующие, обладаем опытом путешествия в иные миры. Путешествия эти не физические, путешествует наш дух, но мой вопрос от этого обстоятельства не меняется. Стоит ли нам проникать в эти миры? И стоит ли, если у кого есть возможность, в этих мирах действовать? Прошу высказываться.

Юноша слегка озадаченно наблюдал, как бодро высказывались члены группы. Ну, ладно Новак, Кутков или Токмакова, которые в школе не первый год. Но Шатохин и Мариэтта тоже с полным знанием дела проявили к путешествиям духа полное безразличие! Дескать, если кому хочется — и на здоровье. Женька, правда, оговорился, что даже в путешествии духа не стоит что-то в воображаемых мирах менять, Мариэтте же и такая возможность казалась несущественной. Лёня, Лёшка и Галя считали путешествия и изменения в воображаемых мирах вполне допустимыми. А вот Баканова — нет.

— На каком основании вы вообще называете эти миры воображаемыми? А если они реальны, только реальны как-то иначе? Даже наше присутствие может повлиять на жизнь их обитателей непредсказуемым образом, а если мы там кого-то прихлопнем, то чем это обернётся для жителей этого мира?

Лысый в углу кашлянул, и когда присутствующие посмотрели в его сторону, тихо сказал, ни к кому не обращаясь:

— В буддизме принята концепция перевоплощений. Отчего никто из верующих без риска для собственной кармы не может оборвать жизнь живого существа. Даже если это овод, присевший напиться твоей крови. Мне кажется, с нашими воздействиями на мир духов есть определённая аналогия.

Сашка заметил, что Инга весьма далека от буддизма. Ей просто самой крайне не нравятся подобные путешествия, отчего она их отрицает в принципе. Он, Сашка, также против подобных путешествий — они как раз самим своим фактом разрушающе воздействуют на путешественников. Но, уж если такие путешествия зачем-то нужны, то ограничений в поведении путешественников быть не должно.

— Это всё так, если миры, в которые мы попадали, абсолютно иллюзорны, — усомнился неожиданно Игорь. — А если они частично реальны, пусть на уровне отдалённой тени-проекции? Вдруг наше секундное появление там — для кого-то свой расщеп и Край?

— Тогда тебе лучше спать ночью без сновидений, — поддела его Мариэтта. — А если твои ночные грёзы тоже способны изменять реальность? Представь, скольких существ из твоих снов ты обрёк на ужасные страдания или смерть!

— Я бы на твоём месте не стала насмешничать, — сердито заявила Инга. — Ольга, та полностью уверена, что мир духов реален. А у неё, если ты помнишь, жёлтая повязка…

Мариэтта зашевелила губами, затем неожиданно глянула на Ермолая и разом успокоилась.

— Оли с нами нет, ей наш детский лепет неинтересен, как я понимаю. Но вот Харламов здесь, и до сих пор не промолвил ни слова, — она доброжелательно улыбнулась юноше.

Лысый неожиданно сказал, что лично он весьма бы удивился, если бы ученик взялся высказываться по поводу совершенно незнакомых ему вещей.

— Вы здесь — то есть те из вас, кто учится первый год — путешествовали с Ольгой Аникутиной. Её миры, которые она вам демонстрировала, крайне своеобразны. Но Ольга не единственный проводник школы в такого рода путешествиях. Есть и иные миры, и некоторые из них реальны настолько, что обнаружить отличия от нашего мира невозможно. Такое же состояние, как справедливо заметила Мариэтта Узоян, возможно и в сновидениях. Степень реальности или иллюзорности духовных миров остаётся вопросом дискуссионным…

Но директора мало кто слушал. Вопросительные взоры сосредоточились на Ермолае, и, заметив это, Селиванов сразу переключился:

— У Харламова нет практики путешествий духа. Его способности предполагают иной путь обучения. Оттого он сейчас и молчит.


Вечером в комнату ребят без приглашения пришли Инга и Ольга. Девушки сели на кровать Харламова, высыпали из принесенного кулька на тарелку виноград. Игорь засуетился, пытаясь принять гостей получше, но дочь шамана пресекла его поползновения, ненароком обронив, что разговор предстоит деловой.

— Девушки у вас, как я понимаю, гостят нечасто. Инга, а ты что, и по-соседски не заходишь?

Баканова смутилась и пролепетала, что её не приглашали.

— Заходи без приглашения, — пожал плечами Игорь.

Ермолай явственно понял, что сосед видеть её особо не желает; но девушка, кажется, его настроения не уловила, приняла слова всерьёз. Ольга посмотрела на неё оценивающе — и вдруг заговорила о том, как они станут отмечать Новый Год. Ёлку, ясное дело, организует школа: выкопают с корнями, поставят в середине двора, украсят. В новогоднюю ночь вокруг неё будут гореть костры и факела. А вот само празднество отдано на откуп школьникам. Найдутся среди них и такие, что спокойно лягут в эту ночь спать. Но новички, да и вообще те, кто не чужд обычных человеческих развлечений, обычно жаждут веселья: танцев, веселых игр, подарков, маскарада.

Ингу тема заинтересовала. Юношу же неприятно поразило то, с какой небрежность дочь шамана упомянула, что в новогоднюю ночь местная традиция повелевает ночевать не в своих постелях, а с милым дружком или подружкой.

— Так что, ребята-девчонки, сговаривайтесь заранее, чтобы свободные комнаты суматошно не искать.

— Всё равно всё решается в последний момент, — с видом знатока сообщил Жолудев, — если всё заранее расписывать, то какой же это праздник? Так мы нашей группой соберемся?

Аникутина пожала плечами. Группа, хотят они того или нет, окажется центром притяжения для всех неприкаянных одиночек. Столовую обычно оккупировали ребята Дружинкина, а вот помещения в Большом Доме на третьем этаже были свободны. Не очень большая компания могла разместиться там вполне комфортно. Следовало только позаботиться о неком сценарии празднества и украшениях. Инга всерьёз принялась предлагать что-то, Ольга поддакивала, Игорь тоже увлёкся, а юноша старался понять, что ему-то на новогоднем празднике полагалось делать?

Аникутина, ясное дело, воспользовалась случаем, чтобы сильнее привязать Ингу к группе. Привела её в гости к парням, добилась, чтобы ей разрешили заходить по-простому, намекнула, что в праздник появятся шансы на флирт или любовное приключение. Получалось, Ольга как бы дала ей задание собрать весёлую компанию: в общем, Баканова при деле, чувствует свою нужность, и думать не думает о том, что ещё днём она категорически выступала против путешествий духа. Ход мыслей Ольги был юноше понятен. Непонятным оставалось, что будет делать она сама. Дочь шамана, поразительное дело, собиралась просто повеселиться. А он в её планах вообще не присутствовал, что уязвляло.

— Оля, а ты почему Ерёму в путешествие не взяла? — полюбопытствовала Инга, обнаружив, что юноша присел рядом и запустил руку в тарелку с виноградом.

— Он сам должен научиться. Его миры будут другими. Если всё будет хорошо, сами со временем увидите.

— Да я бы и на твои посмотрел с удовольствием, — заявил Харламов.

— Если готов, то хоть сейчас, — пожала плечами Аникутина.

— Пойдём? — спросил юноша, и дочь шамана аккуратно поднялась, стараясь не просыпать косточки.

Они перебежали двор по натоптанной тропинке, при этом Ольга отчётливо дала понять ему, что идея совместного путешествия ей кажется лишней.

— Честно говоря, я бы тебе отказала, но уж очень удобный случай оставить тех двоих наедине.

— Сводничества от тебя не ожидал. Этим больше Мариэтта занимается.

— Ты должен помнить, что без Инги существование нашей группы наполовину теряет смысл. А ей остро необходим либо любовник, либо надёжный друг. И кандидатуры всего две: ты или Игорь. В новогоднюю ночь ситуация должна разрешиться, другого такого случая придётся ждать слишком долго.

Но последующие его вопросы девушка прервала, попросив подготовить сознание к необычным переживаниям.

— Меня ты будешь ощущать постоянно. У нас общий мусун, так что возвращение из путешествия поодиночке нам не грозит. Управлять буду я, так что оставайся зрителем и не вмешивайся, что бы ни происходило.

Они уже спустились в подземелье башни. Раньше юноша никогда не видел этих коридоров, выложенных диким камнем. Только пол был из кирпичей, едва-едва скреплённых бетонной массой. Ольга затворила за собой железную дверь.

— Кресло видишь? Садись. Факел зажигать незачем.

Как ни странно, сейчас Харламов видел в полной темноте. То, что девушка назвала креслом, представляло собой слегка обтёсанный пенек со спинкой. Сама она присела на лежащее у стены бревно, сложив руки на коленях.

— "Сосредоточься на мне, посмотри мне в глаза, посмотри глубже, ещё глубже…" — мысленный приказ, которому он с удовольствием повиновался, позволил ему увидеть; да увидеть ли? — вообще непонятно, какими чувствами он сейчас пользовался — неспешно падающую вниз тёмную клубящуюся массу.

Он продолжал ощущать своё тело, неподвижно сидящее на примитивном кресле, и в то же время он летел, летел, влекомый непонятной силой. Впереди переливалось лилово-серым пульсирующее пятно, вокруг которого иногда появлялись серебристые сияющие крылья. Откуда-то он знал, что это была Ольга. То есть не Ольга — в этом тёмном, бесформенном мире физически их обоих не было. Это была её душа, разум, астральное тело, бесплотный дух — как говорится, нужное подчеркнуть. Себя Ермолай в этом мире вообще не воспринимал, что его нисколько не расстраивало. А клубящиеся массы не посветлели, нет, но — оформились. И стало понятно, что поднимаются путешествующие души вдоль неподвижной стены, по которой навстречу им, вниз, переливались, пузырясь, пепельно-серые волны клейкой жидкости.

Разобрать, что творилось вокруг, возможности не было. Пронизывали пространство черные молнии, проносились мохнатые клубки, а изредка он видел воронов. То, что это именно эти птицы, понятно было благодаря некоему внутреннему чувству. Он понимал, в каком мире находится — мире странствий душ эвенкийских шаманов. Сюда брала с собой Ольга других участников группы. И юноша догадывался, что вскоре они увидят Энгдекит, великую реку шаманов, объединяющую три мира.

Теперь они летели над рекой, струящейся сквозь бесконечный лес. Красок не было. Тёмно-серое небо над головой, с застывшими тучами, белая с серыми прожилками-водоворотами река, угольно-чёрные деревья внизу. Это ещё был не Энгдекит, а лишь его приток, на котором обитали души шаманов — предков Ольги. Харламову захотелось узнать, что будет дальше и мгновенно серебристые крылья летящей впереди него фигуры слились в туманное сияние. Промелькнули и исчезли внизу крыши домов, вокруг которых стояли люди — но различить их сверху юноша не мог, он даже не понял, во что они были одеты. А затем его внимание привлекла к себе могучая река, берега которой терялись в тумане отдалённого горизонта. По реке катились, равномерно вздымаясь, огромные волны. Воды Энгдекита казались чёрными, но в каждом месте к черноте примешивался свой цвет. Зелень переплеталась то с синевой, то с алым цветом, а царил среди них охряной, ржавый цвет.

Их путь пересекла размытая фигура огромного медведя, двигавшегося на задних лапах прямо по воде. Впрочем, Ермолай понимал, что то была никак не вода. В передних лапах медведь держал острогу, а на плече у него висела сумка. Неужели он охотился за рыбой, здесь? Юношу потянуло влево и он отчётливо ощутил сопротивление. Что-то замедляло движение, отбрасывая их назад. Ольга безмолвно позвала: "Помоги!", и он послушно собрал свою силу, отдавая её своей проводнице. Вскоре они приблизились к берегу. Теперь они двигались не столь быстро, и можно было разглядеть в устье притока небольшое поселение. Навстречу им взмыла снизу яркая жёлтая фигурка, вокруг которой струилось и трепетало сияние.

Слух уловил незнакомые слова, но интонации сомнений не вызывали — то был вопрос. Дочь шамана ответила, и сразу же задала свой вопрос. Ответ — и юноша вдруг почувствовал, как непреодолимая сила тянет его назад. Он не сопротивлялся. Ему ещё удалось почувствовать сожаление Ольги, но тут же он понял, что сидит в полной темноте на пеньке в подземелье. Мир, в котором он был долю секунды назад, исчез почти мгновенно. Да и был ли он? Харламов случившееся помнил отчётливо, но воспоминания эти настолько не вязались с реальностью вокруг, что он никак не мог объединить их в единое целое.

— Свет зажечь? — спросила Аникутина усталым голосом.

— Как хочешь, — Ермолай в полной темноте уже не видел, но признаваться не хотелось. Не хотелось и вставать. Усталость словно пригвоздила его к месту. Теперь он понимал, для чего здесь стоит пенек со спинкой. Удивляло другое — как это Ольга, которая была проводником, и тратила значительно больше сил, обходилась древесным стволом.

— Ты не испугался и не удивился, — продолжила девушка, — а когда я попросила, смог помочь. Твои способности велики. Но почему ты не пожелал остаться, едва я заговорила с сородичем?

Юноша честно признался, что ему стало не так интересно. Эвенкийского языка он не знал, а мир духов всё же был местом, в котором не сильно хотелось задержаться.

— Что это был за родич?

— Шаман, направивший душу в поисках Оми больного. Я успела ему сказать, что живу на Енисее. Он с Амура. А потом тебе стало скучно, и больше я не успела спросить ничего…

— Так он с другого расщепа?

— С расщепа ли, из Материнского ли Мира, теперь уже не узнаешь. Впрочем, я не раз встречала шаманов вне плоти, но впервые мне удалось с одним из них заговорить. Такое до меня смогли совершить немногие.

— Так значит, шаманы в мире духов давно встречаются с обитателями Материнского Мира?

Ольга удивилась его восторгу. Да, её народ всегда верил, что их сородичи за пределами расщепа всё так же охотятся на зверя, приглашают соседей отведать голову оленя, и соблюдают заветы неба Бугу. Сомнений не было никогда. А то, что странствующие души шаманов способны встречаться порой на путях духа, ничего не меняло. Край оставался Краем и Материнский Мир был по-прежнему недостижим для их физических тел.

— В том мире, где мы с тобой побывали, нельзя воплотиться в телесную форму. Но есть иные миры, где это возможно. Тебе надо научиться воплощаться в каком-либо из них. Ты сможешь.

Дочь шамана довольно быстро выпроводила его из подземелья. Сама — осталась. Хотела повторить в одиночку их совместное путешествие. Время в мире духов текло иначе, можно было встретить и своё же более раннее воплощение. А юноша застал у себя в комнате целое столпотворение. Были здесь и Мариэтта с Осиповой, и Галка с братьями, и Женька с Сашкой. Обсуждали новый год — кто с кем и как собирается праздновать. Места было мало, и Инга присела Игорю на колени. Жолудев делал вид, что служит сиденьем ввиду необходимости, а девушка выглядела королевой, добравшейся, наконец, до вожделенного трона. Мариэтта наблюдала за окружающими с ироничной улыбкой.

— О, путешественник вернулся! Энгдекит видел? — поинтересовался Сашка с нескрываемым любопытством.

Юноша кивнул. Остальные событием не заинтересовались. Да и что случилось-то? Ещё один школьник побывал в мире духов, только и всего. Их гораздо больше интересовал надвигающийся праздник.

— Кутков со Збиняковой, Токмакова, Аникутина твёрдо обещали, — перечисляла Баканова, — Новак ещё эта. Сашка, Марина участвует? Ну, пусть утром определится, — потребовала девушка.

Вера заявила, что распорядительнице следует завтра же к обеду сообщить, где они намерены веселиться, кто будет участвовать, и не планируют ли использовать какие магические умения. Ермолай присел на край кровати, и в глазах у него всё поплыло. Пришел он в себя оттого, что его тормошил Игорь.

— Проснись. Гости ушли, разденься, и ложись, как следует.

Сил возражать, и вообще разговаривать, не было.


Ёлка вплывала в школьный двор величественно, не колыхая ни одной ветвью. Ветра не было, и снег на еловых лапах так и не осыпался, пока двое преподавателей — Тараскин и Провоторова — несли её, придерживая в воздухе магическими захватами. Казалось, это не стоило им особых усилий. Ель соскользнула в подготовленную для неё яму, несколько школяров, взявшись за руки, уставились на кучу земли рядом. Куча заколебалась и медленно стекла в яму, образовав у основания небольшой холмик. Зрители разразились аплодисментами.

Ермолай с любопытством смотрел за вознёй украшателей. По школьному двору из стороны в сторону мотались озабоченные девицы, что-то перетаскивая в пакетах и сумках. Самого его, как и соседа, Инга с Галкой выставили на мороз — им понадобилась комната парней для каких-то приготовлений. Юноша не стал вникать, каких именно. После путешествия в мир духов он чувствовал себя не в своей тарелке. Несколько дней он только тем и занимался, что пытался восстановить утраченное душевное равновесие. Теперь он прекрасно понимал Сашку, предлагавшего запретить все подобные путешествия, как разрушительно влияющие на психику.

— Ерёма, чего скучаешь? — это подошла Вера, подружка Мариэтты.

— Девчонки попросили в комнате какие-то дела поделать, без свидетелей.

— А-а, — кивнула девушка, — сюрприз готовят.

И убежала, улыбаясь. Женька Шатохин подошёл, сказал небрежно:

— Это я дерево выкапывал. Справился в одиночку. Препы, понятно, общее поле поддерживали.

— Какое поле? — не сообразил Харламов сразу.

— Кинетики, как и другие паранормалы, поодиночке слабы. Двое сильнее одиночки вчетверо, трое — раз в семь. Ну, дальше суммация эффекта нарастает уже не столь заметно. А если просто поддерживать чужое поле, не прилагая собственных усилий, то усилия одиночки всего-навсего удваиваются. Мне такой поддержки хватило.

Юноша кивнул. Теорию он знал, но с применением её на практике столкнулся впервые. Женька в одиночку ёлку из земли выковырять не смог бы, в чём сознавался откровенно. Но и никто из препов в одиночку тоже не взялся бы за такую задачу. Их возможности не столь уж сильно превышали силы Шатохина.

— Так ты, похоже, красную повязку заслужил.

Женька кивнул, и сказал, что сразу ему её всё равно не вручат. Впереди январь, месяц, посвящённый обычной учёбе. Все ученики школы занимались либо дистанционно, либо заочно, получая высшее образование. В январе как раз полагалось сдавать письменные экзамены, самостоятельные и курсовые работы, а некоторым — ещё и на сессию выезжать. Женька выбрал своей специальностью строительство гидротехнических сооружений, и весь январь должен был просидеть у экрана компьютера, отрабатывая навыки проектирования и сдавая минимумы по общеобразовательным предметам. Ермолай изучал психологию, ему предстояло написать множество самостоятельных работ и отослать их в университет.


В столовой, куда они зашли своей компанией, потолок светился зелёной рябью. А в меню привычных блюд не оказалось. Сегодняшний день работники столовой посвятили гастрономическим изыскам на основе морепродуктов. Смущённые жители лесов и степей с осторожностью разглядывали красные и оранжевые тушки неведомых созданий, покоящиеся среди неведомых гарниров. Хохочущие поварихи давали пояснения наиболее осторожным. Юноша выбрал омара и салат из водорослей трёх видов. Ольга съела четыре ложки икры и погрузилась в задумчивость, так и не разобрав, наелась она или нет. Мариэтта ела нечто с непроизносимым названием с таким видом, как будто её неделю не кормили. Галка попробовала сразу несколько блюд, и вид у неё сделался растерянно-сконфуженный. Братья же поступили проще — попросили к сушеной рыбе квасу и принялись деловито снимать с неё чешую. Внезапно Харламов уловил мысль Ольги, предназначенную исключительно ему:

— Похоже, Игорь пригласит на ночь Ингу к себе. Галка останется одна, братьев уже разобрали. Придётся тебе её утешить.

Юноша отрешённо подумал, что дочь шамана, не иначе, сама провела с соседом необходимую работу. Отчего-то предложение девушки его не возмутило, хотя укладывать Галину в постель он совершенно не собирался. Но возражать дочери шамана не стал. Необычная еда, странноватая обстановка и общий настрой подействовал на него. Не хотелось думать ни о чём серьёзном. Настроение поднялось, и он подумал, что неплохо бы отколоть какой-либо весёлый трюк.

Ель во дворе уже украсили, и сейчас она блистала огнями, которые то пробегали по ней водопадом сверху вниз, то весело перемигивались друг с другом без всякого порядка. Игорь потянул его в комнату.

— Ты что, так и явишься на праздник в учебной форме? Сегодня надо быть неузнаваемым не только внутренне, но и внешне!

Он, оказалось, уже приготовил кое-что для маскарада. Клоунский наряд с круглым красным носом юноша сразу откинул в сторону, а вот жилетку, имитирующую кольчугу, примерил.

— Это костюм викинга. В нём ещё длинная рыжая борода, от самых глаз начинается, и шлем с рогами. Я викингом точно не оденусь — в такой бороде и девушку не поцелуешь.

— Ну, тогда я его возьму, — решил Харламов.

На дворе стоял приличный мороз, градусов на двадцать, но школяров это не останавливало. Они пробегали по заснеженным тропинкам между Большим и Малым домами без верхней одежды. Некоторые девчонки — даже в туфельках. Встречные улыбались и перемигивались друг с другом. Повязки на эту ночь все сняли. Девушки, не пожелавшие возиться с причёсками, одевали либо плащи с укрывающими голову капюшонами, либо накручивали на голове сложные повязки. Ольга надела на голову серебристую сетку, с которой у висков свисали два больших, украшенных сверкающими камнями кольца. Её платье, черное с синим, до колена, сверху покрывал просторный неопределенной формы прозрачный серый чехол. На ноги Аникутина надела мягкие замшевые сапожки без каблука.

Кое-кто из девчонок оделся куда более рискованно: были и короткие юбки, совершенно не сочетающиеся с сибирской зимой, и смелые декольте. Мариэтта явилась в глухом спереди платье с совершенно голой спиной. Разрез сбоку поднимался до середины бедра. На голове у неё была светящаяся, беспрерывно меняющая цвет корона. Дожидаться, пока соберутся все приглашённые, не стали. Девушки затеяли игру, в которой надо было тянуть жребий, и проигравшему приходилось выполнять шуточные задания. Потом разыгрывали подарки: победители разных конкурсов — а они были весьма разнообразны — получали призы, для себя и того, кого они пожелают одарить. Подарки скрывались в мешках, вскрытие каждого сопровождалось всеобщим хохотом.

Ермолай получил целых четыре маленьких подушечки и призадумался — так ли всё это случайно? Одну он выиграл сам, а остальные ему подарили Лёня, Инга и Элла.

— На одной сам сидеть будешь, если стул жёсткий. Вторую под голову подложишь, если за столом сон сморит. Третью — под спину, когда на кровати сидишь, облокотившись о стену. А четвёртую ты сам выиграл, значит — судьба, — объяснил свой подарок Лёня.

Когда до полночи оставалось всего ничего, открыли шампанское. Традицию в школе соблюдали, хотя спиртное сегодня никому не требовалось. Сами школяры, да и преподаватели легко создавали атмосферу всеобщего веселья, пьянящую лучше всякого вина. В торжественной тишине слушали, как бьют двенадцать раз куранты, а затем все орали новогодние поздравления, кто-то побежал во двор, водить хоровод вокруг елки, остальные устроили танцы.

К ёлке ушли Женька, Сашка и Ольга, которые предусмотрительно оделись потеплее. А Ермолаю пришлось танцевать со всеми девушками подряд. Как и Игорь, он пользовался всеобщим вниманием. Натанцевавшись, продолжили розыгрыш призов; впрочем, самые ненасытные пары всё ещё кружили в танце под тихую музыку. В первых двух розыгрышах Харламову ничего не досталось, и он присел в углу, наблюдая. Победитель, Ленка Токмакова, вытаскивала из мешка наряд Снегурочки. И в этот момент он ощутил, что Ольга испытала страх и боль.

Сосредоточившись, он понял, где она и что с ней. Аникутина была в комнате на первом этаже Малого дома, она была с парнем в постели, и — она пошла на это по собственному желанию! Ермолай выскочил за дверь, и сбежал по лестнице. Во дворе вокруг костров и ели ещё прыгали и резвились школяры, а он промчался через двор и застыл истуканом в вестибюле. Его чувства подсказывали, что Ольга сейчас не испытывает ни страданий, ни наслаждения. Поводов вламываться в чужую комнату не было. Да их не было и изначально: ведь девушка пошла на это по собственному желанию, прекрасно понимая, что делает.

Огорошенный и возмущённый юноша уловил мысленный приказ Ольги: "Не стой столбом. Присядь возле дежурной, закрой своё сознание. Я сейчас к тебе выйду". Дежурная — уже взрослая женщина с оранжевой повязкой на лбу — мельком глянула на присевшего рядом с ней на диван юношу и продолжила чтение учебника по макроэкономике. Дочь шамана появилась через пять минут. Сетку с височными кольцами она несла в руке. Пройдя мимо напряжённо смотрящего на неё Ермолая, она мысленно попросила его следовать за ней.

Здесь он никогда раньше не был. То есть в кочегарке-то был, а вот в комнате, где стояли ведра, швабры, топоры и прочий инвентарь, не был. Не было необходимости. Он даже не удивился, обнаружив, что видит в полной темноте. Дочь шамана сунула руку в шкаф без дверок, что-то повернула — и шкаф ушел в стену, открывая проход. Юноша вошёл в него вслед за девушкой, каким-то образом сообразив, как закрыть за собой потайную дверь. Впрочем, чему удивляться? Ольга наверняка знала — как, а он просто взял это из её сознания.

— Приревновал, Харламов? — озадаченно спросила девушка.

Он ощутил, что вот сейчас дочь шамана озабочена и несколько растеряна. И даже чего-то боится.

— Не ожидал от тебя, что ты ляжешь с первым попавшимся парнем, — тихо произнёс юноша.

— Ты о моём моральном облике беспокоишься, или сам бы хотел быть на его месте? — поинтересовалась Ольга, несколько успокоившись.

— Не на его месте. Меня случайные связи не интересуют. Я бы хотел быть с тобой постоянно.

— Ревнуешь, — констатировала дочь шамана. — А на каком основании? Ты за мной не ухаживал, я тебе никаких обещаний не давала. Да и вообще, ты должен бы знать, что романтические отношения с парнями меня не интересуют. То, что случилось сейчас, лишь дань местной традиции и обыкновенное женское любопытство. Я и парня выбрала совершенно случайного, который поутру обо мне навсегда забудет.

— Я не спорю, у меня нет права тебя ревновать. Только знаешь, я ничего с собой поделать не смогу. И мои чувства к тебе никуда не денутся, хоть ты со всей школой переспи.

— Ну, до этого точно не дойдёт, — пообещала Ольга и провела рукой по щеке Ермолая.

Руку он отбросил.

— О чувствах мы с тобой поговорим завтра. Разговор будет серьёзный, поэтому у меня есть одно предварительное условие… Если, конечно, тебе этот разговор интересен, — прибавила Ольга.

— Что за условие? — подался к ней юноша.

— Сейчас ты вернёшься ко всем нашим, возьмёшь Галину, пойдёте к ней, и там ты её трахнешь. Раза три, четыре, пять — на сколько здоровья хватит. Я вернусь к себе в комнату и прослежу, чтобы ты не сачковал. В ином случае наш завтрашний разговор обернётся ненужной растратой времени.

Юноша шёл через двор и удивлялся тому, как резко изменилось его настроение. Совсем недавно он беззаботно радовался празднику, не замечая, сколько людей заняты тем, чтобы этот праздник обеспечить. А сейчас он видел, как во всех углах неподвижно стояли люди, не дающие возможности вырваться буйному веселью за пределы школы. Не давали они вырваться мыслям, настроениям, создав вокруг школы непроницаемый купол. Нетрудно было догадаться, что за оградой сейчас находились опытные слышащие, отслеживающие мысленную активность на десятки километров вокруг.

Празднество продолжалось, хотя количество участников уже уменьшилось. Ермолай пригласил Галю танцевать и без всяких околичностей предложил пойти к ней и лечь в койку. Как и предсказывали Мариэтта с Ольгой, Хоменкова без всякого удивления и смущения тут же согласилась. Ему даже раздевать её, когда они вошли в комнату, не потребовалось. Всё прошло легко, и говорить с Галей особо не требовалось. Она чувствовала все желания парня и наилучшим образом их удовлетворяла. А в промежутках не приставала с разговорами. Но уже после четвертого раза юноша вдруг понял, что сыт ею по горло.

— А Инга где устроилась? — спросил он, соображая, как бы ему смыться.

— Она с Игорем пошла. До утра не вернётся, можешь не бояться.

Ольга и здесь оказалась права. Наверняка она сама эту близость организовала. Странно, ведь у Игоря была постоянная подружка…

— Сегодня ночь такая, что с постоянными партнёрами остаются лишь те, кто строит планы на длительную совместную жизнь, — Галка как раз не удивилась.

— Ночь блуда, — проворчал юноша.

— У наших далёких предков было что-то похожее. Только они праздновали это в середине лета, а в школе летом каникулы. Собственно, кому блуд не нужен, тот и не участвует. Или вот Сашкину Маринку возьми: он ей объявил, что она с ним сегодня ночевать обязана, так Маринка вообще с нами праздновать не стала, к дружинкинской команде пристроилась.

— Сашка вроде не расстроился, — заметил Харламов.

Хоменкова вообще не понимала, чего тут расстраиваться. Есть у тебя половая потребность, нашёл ты, с кем её разделить — и радуйся. Школа не то место, где создаются брачные союзы на всю жизнь. В любовь она верила, но считала её вещью редкой, и в жизненном обиходе не обязательной.

— Инга, кажется, настроена иначе, — предположил юноша.

Ему уже хотелось спать, но он стеснялся сказать об этом Галке.

— Ничего, переспит с Игорем, потом ещё с кем-нибудь, и начнёт смотреть на вещи здраво.

Может, Галка говорила что-то ещё, но он уже заснул. И проснулся, когда в окнах забрезжил поздний январский рассвет. Он оделся, посмотрел на висящий над кроватью Бакановой коврик с вышитыми играющими котятами и вдруг сообразил, что близок к тому, чтобы утратить на неё всякое влияние. Это же он должен был озаботиться тем, чтобы Инга влилась в группу окончательно и бесповоротно. Это он должен был сейчас спать с ней и принимать на себя все неизбежно связанные с этим обстоятельством сложности. Баканова не такая девица, чтобы легко и просто перенести свою первую ночь с мужчиной, для неё это будет означать кучу эмоций, которая неизбежно этому первому мужчине и достанется.

"Игорю теперь не позавидуешь. А вдруг Ольга отдалась тому парню, чтобы меня от подобных проблем освободить? Да нет, она обо мне, как мужчине, просто не думала. Если бы подумала, то, пожалуй, вообще бы на праздник не пошла".

В зале с компьютерами, куда юноша пришёл поутру, оставив Галку отсыпаться, сидело двое гололобых. Эти в празднике не участвовали. И лишь через некоторое время появилась Мариэтта, причём вместе с Сашкой. Оба были в обычной школьной форме.

— Ты прямо с танцев сюда пошёл? — удивилась Мариэтта.

— Нет, у меня переодеться не было возможности.

Сашка его ни о чём не спросил, сунул диск в компьютер и начал работать. А Мариэтта лукаво ему подмигнула, сделав рукой неприличный жест, потом повернулась к экрану, вышла в сеть и принялась общаться со знакомыми. Харламов посмотрел немного материалы для самостоятельных работ, сделал закладки на нужных местах, и прекратил занятия. В доме преподавателей, как он почувствовал, проснулась Ольга.

Он зашел прямо к ней, едва девушка позавтракала. Столовая после праздника не работала, пришлось обходиться чаем с бутербродами.

— Доброе утро, Ермолай, заходи. Выспался?

— Привет. Ты знаешь, твоими заботами как раз не выспался. Зачем тебе нужно было укладывать меня с Галкой? Чтобы мы в равном положении оказались?

Ольга растерянно поморгала, соображая. Нет, ей такая мысль в голову не приходила. Раз уж юноша собрался говорить о сердечных чувствах, то уж пусть к этому разговору сексуальная озабоченность не примешивается. Сексуально озабоченный парень может такого наговорить — сам же, успокоившись, себе не поверит. Здравое зерно в её рассуждениях было, но его такой подход неприятно зацепил.

— Женщины, Ермолай, на весь этот процесс смотрят куда прозаичнее. Нет, есть и влюбчивые, романтичные натуры, но я не из них. Ты, понятно, у нас романтик, это для окружающих приятно, но тебе самому от этого только лишние хлопоты. Так что всё, что ты мне в подземном коридоре говорил, считай, я мимо ушей пропустила. А вот то, что ты скажешь сейчас, я выслушаю со всем вниманием…


Да, когда Анька говорила, что Ольга по мировоззрению намного его старше, она не ошибалась. Харламов со своими объяснениями в любви выглядел рядом с ней, как внучок рядом с умудрённой опытом бабушкой. Девушка вообще-то любовные чувства понимала и признавала, но признавала — разумом. Сами чувства отклика в её сердце не вызывали. И страдания юноши она просто до поры не принимала в расчёт, хотя знать о них — знала. А сейчас, когда его ревность поставила её перед выбором, выбор она сделала спокойно и деловито.

— Раз ты не можешь справиться со своими чувствами, я буду с тобой. Не из взаимности, Ермолай, а сугубо из деловых соображений. Так мы группу не потеряем, и твоё обучение пойдёт быстрее…

Школа, как уже говорила Хоменкова, не была тем местом, где образовывались прочные союзы. А новогодняя ночь, та прямо стимулировала случайные связи. И ничего иного предложить было нельзя: на Путь Радуги вставали люди, в основном отягощённые серьёзными психологическими проблемами. И для них атмосфера необязательности и свободы оказывалась наиболее подходящей. К тому же она хоть чем-то компенсировала весьма серьёзные требования, которым должны были соответствовать ученики в процессе учёбы.

— Ночевать приходи ко мне, когда захочешь. Только учти — я не Галка, мне твоё общество в постели удовольствие вряд ли доставит. Для тебя я окажусь никудышной любовницей, так что ты и Галиной не брезгуй. Я ревновать не буду.

Юноша промолчал, насупившись. Но той же ночью пришёл — и не расстроился.

— Всё же сексуальный опыт великая вещь, — расслабленно пробормотала дочь шамана, поглаживая пальцами грудь Ермолая. — Я и не подозревала, что твоё удовольствие смогу ощущать, как своё. Интересно, не будь у нас общего мусуна, смогла бы я хоть что-то подобное почувствовать?

— У тебя же есть опыт.

— Ну, это не тот опыт. То был просто блуд, любопытство в чистом виде. А у нас с тобой — отношения.


Весь январь Харламов не вылезал из Ольгиной постели. И, как ни странно, учёбе это даже помогло. Он сдал все необходимые работы. Школьники, обучавшиеся одной или родственным специальностям, объединялись в группы, проводили совместные семинары, проверяли друг друга. Такая организация, а также натренированная способность концентрироваться на одном деле, позволяли им заниматься успешно, хотя времени на учёбу выделялось немного — январь зимой, июнь летом. Некоторые старшекурсники уехали в свои университеты на сессию, как того требовал учебный план.

Занятия, потребные идущим Путём Радуги, почти прекратились. Ермолай изредка посещал тренинги на концентрацию сознания, да ещё кое-кто занимался с целью стабилизации эмоций. В школе хватало экзальтированных девиц и склонных к депрессиям ребят. Юноша уже не сомневался, что многие, по названиям учебные, занятия на самом деле были скрытой принудительной психотерапией. Путешествия духа в это время совершала из их группы только Ольга, но даже она делала это редко и жаловалась, что даются они ей с большим трудом.

— Ты не думаешь, что я как-то повлиял на это? — спросил однажды юноша, глядя на разочарованный вид, с которым подруга вернулась из подземелий.

— Конечно, повлиял, — пожала плечами дочь шамана, — твои способности только начинают проявляться, от тебя ждут, что ты сам вскоре начнёшь в приват-миры выходить. А я с тобой связана — теснее не бывает. Значит, мой приват-мир неизбежно должен измениться.

— А мой приват-мир тоже должен испытать твоё влияние? — поинтересовался он.

Ольга кивнула. Приват-мир назывался так потому, что был порождением сознания одного оператора. Оператор мог брать с собой в путешествие чаще одного, иногда нескольких спутников, но они в его приват-мире почти всегда были бесплотными. Да и сам оператор воплотиться телесно в своём мире мог не всегда, а если и мог — телесное его состояние было неустойчиво.

— Группа, в которой есть несколько операторов и хотя бы один усилитель, может породить общий мир. В этом мире все путешественники воплощены телесно. Понимаешь? Операторы — мы с тобой, усилитель — Инга. Наша группа способна открыть для человечества новый мир, пребывание в котором воспринимается как абсолютная реальность.

— А зачем? — не понял юноша. — Для чего нужна столь совершенная иллюзия?

— Никто не знает, насколько общие миры реальны. Точного ответа на этот вопрос нет. Попадёшь в такой мир — сам поймёшь, объяснить словами это невозможно.


За несколько дней до конца января к Ольге зашел Женька. Ермолай был у неё, помогал ей анализировать одну из монографий. Лоб Шатохина украшала красная повязка.

— Уезжаю я, ребята. Мне предложили одну школу на Алтае, там кинетиков готовят.

Гостя поздравили, он смущённо присел на громоздкий деревянный стул.

— Спасибо. Я вам всем тоже благодарен. У меня одного дела бы пошли не так быстро.

— Не жалеешь? — спросила дочь шамана.

Спросила без всякого выражения, без подвоха, отстранённо. Юноша подумал, что вот так же она восприняла бы расставание с любым членом группы, кроме него самого.

— Не знаю, что и сказать, — признался Женька. — С ребятами расставаться жаль, а школа мне с самого начала не очень понравилась. К тому же здесь занимаются тем, что я считаю неправильным.

— Ну, надеюсь, что в новой школе у тебя таких проблем не будет.

— А вы теперь вместе живёте? — гость перевел разговор на другую тему.

Ольга кивнула, юноша тихо сказал "да", и в комнате повисла тишина. Женька поднялся, протянул руку Ермолаю.

— Удачи во всём. Всего наилучшего, Ольга.

Харламов вышел вслед за ним во двор. Шатохин залез в микроавтобус и помахал оттуда через стекло. Во дворе стояли другие члены группы, собравшись в кучку, они подняли вверх руки в прощальном привете. Автобус скрылся за воротами, ребята разошлись по комнатам. Юноша вернулся к подруге.

— Жалко Женьку.

— А ты подумал, что он сделает, если решит, что Путь Радуги угрожает его любимому уютному миру? Можешь поручиться, что он не подстережёт тебя с ножом, чтобы в спину ткнуть? Или сдаст тебя тому, кто ткнёт?

— Правда, что за такими вот усомнившимися наблюдают мастера Радуги? Чтобы в случае чего он ножик в руку и взять-то не смог бы?

Подруга странно на него посмотрела и кивнула. Мысленно он уловил её недоумение. Для Аникутиной Женька однозначно и бесповоротно был врагом. Может быть — не опасным, но приглядывать за которым стоило в любом случае. Она искренне не понимала, как её мужчина может считать иначе. Однако знала, что он не разделяет её точку зрения и признавала за ним это право.

В эти дни они с Лёней частенько выходили на лыжах. Вдвоём. Кутков обладал феноменальной памятью, и сессию сдавал без особых усилий. На лыжах он ходил лучше, так что в середине прогулки ему приходилось поджидать спутника. Лыжню они проложили таким образом, что первая половина дистанции изобиловала подъёмами, а вторая — спусками. При возвращении Ермолай мог удержаться за Леонидом и назад они возвращались вместе.

Злой ветер обдувал сопку, обжигая щёки холодом. Мелкие частицы снега секли глаза. Юноша перевел дух и посмотрел на присевшего в снег Куткова. Тот вырыл небольшую ямку и укрылся в ней от ветра. На открытом со всех сторон склоне ничего другого придумать было нельзя.

— Я говорил с Мариэттой, — смущённо произнёс Лёня, — у вас в группе освободилось место, Шатохин уехал. Узоян предлагает мне войти в группу вместо него. Она поговорила со всеми, кроме тебя и Ольги, никто не возражает.

— Я тоже не возражаю, — пожал плечами юноша. — Ольгу сам спроси. Но вообще-то наше согласие ничего не решает, как ты должен знать. Сумеешь усилить группу в реальных делах, сработаешься — тогда и войдёшь.

— Чтобы сработаться, нужно получить шанс попробовать это сделать, — облегчённо сказал Леонид.

— Шанс ты получишь в любом случае, только вот я знаешь, о чём думаю? Шатохин был кинетиком, причём специализирующимся по работе с грунтом. Это довольно редкий дар, у тебя, насколько я знаю, его нет. Не могу сказать, обязателен ли такой талант в группе, просто не знаю. Так что, сам понимаешь…

Лёня засмеялся.

— Знаешь, для группы не существует строго определённого набора способностей. Кинетики нужны, и не один, слышащие мысли нужны, и тоже не один. Операторы миров нужны, не меньше двух, экстрасенс — уловитель опасности нужен, прикрыватель нужен, закрывающий группу от враждебных слышащих, усилитель общего поля нужен. Но мне повезло, я, как и ты — универсал. Красную повязку получил, как слышащий, прочие мои способности могут раскрыться только в группе.

— Универсал — это как? — поинтересовался Харламов. — Он что — может всё?

Леонид покачал головой. Универсал мог освоить всё в теории, на самом деле приходилось выбирать. Талант кинетика, развиваясь, тормозил развитие экстрасенсорных способностей, а усилитель практически не мог стать оператором миров. И наоборот. Слышащий не мог стать прикрывателем, крышей, как попросту говорили в школе.

— Братья и Игорь — кинетики, Хоменкова — экстрасенс, вы с Ольгой — операторы, Сашка — слышащий. Инга — усилитель, Мариэтта — крыша. Мы с тобой и Лёшка — универсалы. Ольга, по-моему, тоже. Четыре универсала перекроют любые мыслимые потребности, я думаю.

Вернувшись, Ермолай заметил в столовой знакомое лицо. Одноклассник, Гриша Рахимов, с красной повязкой на лбу, с удовольствием уписывал пельмени. Рядом с ним сидела одна из поварих и что-то рассказывала. Гришка ничем не показывал, что слушает. Юноша включил свои способности — и понял, что Григорию разъясняли правила школы. Удивительным казалось одно — почему это делала повариха? Харламов знал, что посторонних людей в школе не бывает. Любой из работников обладал определёнными талантами, любой знал лучше учеников все тайны школы.

Юноша сел в сторонке, но так, чтобы Рахимов мог его видеть. Одноклассник кинул на него взгляд и сразу о чём-то спросил повариху. Вопрос был явно о нём. Повариха сказала два слова, Гришка кивнул, и повариха продолжила рассказ. Позже, поднявшись от стола, Григорий подсел к однокласснику.

— Привет, Ерёма! Странно, что ты до сих пор без повязки.

— Здорово, Гриш! Во мне предполагают талант оператора миров, так что пока я свой мир не открою, рассчитывать мне не на что. Меня ничему и не учат. А ты какими судьбами?

— По обмену. Есть такая программа, по которой школы учениками меняются. Числюсь я за своей школой, так что учиться вместе с вами не буду. У меня своё задание, о котором школьникам рассказывать не положено. Как там Ольга Аникутина поживает?

— Отлично. Жёлтая повязка, инструктор…

Разговора не получалось. Григорий не хотел про себя ничего рассказывать, о делах школы ему и так сообщили. Вспомнили общих знакомых, но у тех ничего кардинально не менялось, так что и эта тема быстро оказалась исчерпанной.

— Обо мне, Ерёма, лучше школьникам ничего не говорить. Спросят — одноклассник, и всё. Даст бог, вместе поработаем, а нет — так в Ручейном летом увидимся…

Рахимов ушёл, оставив чувство недосказанности. Гришка ему не доверял, причём не доверял — по приказу. И это, ясное дело, не огорчить такое отношение никак не могло. Юноша ощущал себя сторожевым псом, которого приучали рвать того, на кого укажет хозяин. Вся его сущность против того восставала. Но что было делать? Он прекрасно понимал, что любой преподаватель сразу же скажет ему, что он уже знает всё, что позволяет знать на данный момент его уровень подготовки. Продвинься дальше в учёбе — узнаешь больше. Право на знания требовалось заслужить. С этим юноша не спорил, тут всё обоснованно. Но ведь его и не готовили, как других!

Дочь шамана тоже ничем не пожелала помочь.

— Выйдешь в свой приват-мир, заслужишь красную повязку — перестанешь такими вопросами мучиться.

— Легко сказать, — пробурчал Харламов.

— У тебя есть к тому способности, пытайся…

Способов научить оператора открывать свой индивидуальный мир не было. И опыт другого оператора ничем помочь не мог. Как в сказке: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. И именно это ему предстояло совершить. Более того, дочь шамана однозначно сказала, что от успешности его действий зависит и дальнейшее развитие всей группы. Брать ли в неё Куткова, а если брать, то в какой роли? Какие качества развивать в универсалах? Готовить дальше группу уже с этим составом или подождать, пока в школу поступит Вика, частично уже в группу вовлечённая?

Решать эти вопросы, не зная толком, насколько Ермолай готов к роли оператора миров, было невозможно.


В феврале, когда редкий мелкий снег, падая, размывал очертания сосен за оградой, Игорь на минутку заскочил к себе и обнаружил сидящего на кровати с мрачным видом Харламова. Не надо было быть слышащим, чтобы сообразить, что друга постигла крупная неприятность.

— С Ольгой поссорился, что ли?

— Нет, — хмуро выдавил из себя юноша. — Не поссорился. Изолирован за неуспеваемость.

Жолудев не понял. Он никогда не отличался сообразительностью. Пришлось объяснять, что открыть свой приват-мир ему так и не удалось, вот Ольга и решила, что их совместное проживание может быть тому помехой. Возражать было бесполезно, да он и не чувствовал себя вправе это делать. Возможно, подруга была права; только жизнь могла рассудить.

— Ну, Ерёма, ты мрачность-то с лица убери. Вдруг Баканова зайдёт? Представляешь, как её реакция на нас всех отразится?

Инга, которая отныне делила Игоря с его прежней подружкой, Еленой Токмаковой, не заставила себя ждать.

— Да ты не расстраивайся, Ермолай. Она вообще вся правильная, Ольга, её не переделаешь. Понадобится тебе женщина, заходи, поможем.

Сосед кивнул одобряюще: мол, действительно помогут, не сомневайся. А там и Галка подошла, тоже посочувствовала.

— Она сама с детства этому научилась, а Ерёме каково? И что, действительно никто помочь не может? Потерпела бы, видно же, что парень старается.

Он действительно старался. По семь-восемь раз на дню спускался в подземелье башни, садился в полной темноте в кресло и представлял себе самые невозможные комбинации образов, стараясь одновременно перестать ощущать собственное тело.

— Я бы перед попыткой попробовал долго не спать, почитал бы какую сказочную фантастику, и принял бы травяную настойку со стимулирующим эффектом, — посоветовал Сашка Богачёв.

— По отдельности я все эти элементы уже пробовал, — признался юноша. — Попробую в комбинации.

Леонид, напротив, полагал полезным полное и длительное уединение. В идеале — запереться на неделю в подземельях башни.

— На Ольгу не обижайся. У тебя с ней тесная связь, ты практически не можешь уединиться, даже уйдя в лес. Возможно, это и препятствует. Она тебе помочь желает, оттого и удалила тебя от себя. Я бы на её месте вообще тебя в Гималаи загнал…

Юноша не спорил. Он даже провёл три дня под башней, но добился только того, что неожиданно научился видеть в полной темноте, и даже сквозь метровые стены.

— Похоже, этот метод ведёт не туда, — сожалеюще сообщил он Лёне на очередной лыжной прогулке.

— Да, с подготовкой универсалов всегда есть сложности, — откликнулся тот. — Вроде способности есть ко всему, а что-то даётся легко и с охотой, а что-то никак не идёт, хоть ты тресни. А может, попробуешь предельную физическую нагрузку? Те же лыжи, в огромной дозе — можешь попытаться прямо сейчас. Я обеспечу безопасность.

Юноша носился кругами по сопкам, пока не загонял себя до полусмерти, так, что Куткову пришлось вызывать мысленно из школы братьев, чтобы они довели обессиленного Ермолая до Малого Дома. Весь следующий день юноша провёл в постели, пищу ему приносила Галка. Потраченные усилия и перенесённые страдания оказались напрасными. Приват-мир не открылся.

Ольга, которую он попросил помочь обсудить иные возможности достижения результата, давать ему советы отказалась.

— Ты выслушай всё, что ребята тебе предложат, обдумай, и испробуй лишь то, что сам сочтёшь целесообразным. Я тебе подскажу ещё три возможности, но ты не спеши их опробовать только потому, что их предложила я. Ты и только ты здесь окончательный судья…

Подруга в его комнате не задержалась, но от её краткого присутствия он, казалось, разом обрёл второе дыхание. Обдумывая предложенные варианты, отбросил два из них, как абсолютно невыполнимые. Встать под водопад или отдаться на волю стремительного водного потока — в этом явно что-то было. Но для такой попытки следовало дождаться лета, а он всё ещё надеялся управиться до конца весны. Использовать мази, снижающие чувствительность кожи до полного онемения, он тоже не стал. Во-первых, онемения и потери чувствительности можно было добиться самовнушением, и путь этот он неоднократно опробовал. Во-вторых, ему казалось, что такое ограничение не лучшим образом повлияет на его возможный приват-мир. Существовало стойкое убеждение, что характеристики первого приват-мира влияли на все дальнейшие действия операторов миров: на другие приват-миры и на созданные при помощи операторов общие миры. Доказательств, как оно сплошь и рядом бывает, никто не предоставил, но к первому своему миру все операторы относились крайне трепетно.

Третья идея Ольги несла, по серьёзному размышлению, здравое зерно. Предполагалось, что он, уже сейчас ориентированный на группу и чувствующий за неё ответственность, лучший результат покажет не в одиночестве, не в темноте подземелья, а среди своих соратников. Здесь сразу прямо-таки бросались в глаза определённые сложности: если группа сосредоточится на нём, то почти невозможно будет избежать её разнонаправленного влияния. Кто-то будет ему помогать, кто-то — наоборот. Так пловец, напрягая все силы, может преодолеть течение реки, или, по крайней мере, его учесть, чтобы двигаться в нужном направлении. Но что делать пловцу, если он попал в движущийся водоворот, который, к тому же, то сливается с другими, то отщепляет от себя меньшие вращающиеся воронки? Как учесть беспрерывно меняющееся течение?

Если же группа будет занята решением задачи, не обращая на своего члена внимания, то уже задача будет действовать на него определяющим образом. И опять подходящих условий не получится.

Мариэтта поймала его во дворе, когда он в очередной раз направился в башню.

— Здорово, Харламов! Выглядишь усталым. Отдохнул бы, на лыжах покатался, в сети посидел, с одноклассниками пообщался.

Юноша неохотно остановился, понимая, что эти общие фразы лишь прелюдия перед серьёзным разговором. Мари, надо отдать ей должное, пустой болтовнёй не увлекалась.

— Некогда развлекаться. Знаешь, должно быть, что из-за меня вся группа простаивает. А ты помаленьку мысли научилась читать?

— Не мой талант. А предвидеть твои действия можно и без особых способностей. Кстати, обычно операторов миров готовят больше года, так что спешке ты обязан собственной сексуальной привлекательности. Любишь кататься, люби и саночки возить.

— Причём здесь моя привлекательность? — удивился несостоявшийся оператор миров.

— Ну как это, при чём? С Оленькой ты сожительствуешь, так? А она, как всем известно, в мужиках не нуждается, да и романтических чувств напрочь лишена. Чтобы такую железную запрограммированную конструкцию в койку уложить, талантов рядового человека абсолютно недостаточно. Так что ты совершил подвиг, я честно говорю, но подвиг твой лежит не на Пути Радуги, а в каком-то боковом тупичке. Вот Лысый и компания встревожились, что ты мотивацию потерял. И на Аникутину надежда слаба, она против тебя не пойдёт, ты её держишь крепко.

— Всё-то ты знаешь, — покачал головой юноша, — удивительно.

— У каждого свои таланты. Но я не об этом. Что ты скажешь, если я подумаю о выходе из группы?

В школах Радуги все стремились в группы, а тут… Девушка говорила серьёзно, но мотивов её он понять не мог.

— Тебе плохо с нами? Идеологические разногласия? Не уверена в себе? Я не вижу причин, тебя же в школу не силком привезли.

— Не угадал. Причина необычна, назвать её я не могу. И школу я не покидаю, продолжу обучение по индивидуальной программе. Никто в группе, я выясняла осторожно, против моего ухода не будет. Разве что ты.

— Если ты твёрдо решила, и если все уже согласны, то что для тебя значит моё мнение? — удивился юноша.

Мариэтта, заметно нервничая, объяснила, что сама она ещё не окончательно решила. Да и решение зависело не только от неё. А ребят она спрашивала осторожно, в предположительно-шутливой форме, никто и не подумал, что она всерьёз.

— Аникутину я не спрашивала, — призналась девушка, — но в школе порядки известные: без лидеров группы нельзя принять такого решения. Вот я спрашиваю тебя. А ты сам уже Олю спроси. Она не поймёт, если я не стану объяснять причин своего решения, может обидеться.

— Железная запрограммированная конструкция может обидеться? Однако…, - покачал головой юноша, обиженный за подругу.

— Харламов, бабы иногда относятся друг к другу ревниво, даже если они не делят одного мужика. Есть у них такая особенность, поверь на слово.

Мариэтта, как ни удивительно, в этот момент потеряла всю самоуверенность.

— Ты обдумай этот вопрос. И с Олей поговори, когда она в добром расположении духа будет. Ладно?

Юноша кивнул, выбросил на время этот вопрос из головы, и направился в башню. Но открыть мир ему снова не удалось.


Гволн

Ермолай открыл глаза, посмотрел на сидящих вокруг ребят и отрицательно помотал головой.

— На сегодня — всё.

Братья спокойно поднялись и пошли в сторону школы. Только что вытоптанная в снегу тропинка позволяла идти только гуськом. Галка отправилась за ними, по дороге повернувшись и послав ему виноватый взгляд. Мариэтта, как ни в чём ни бывало, поинтересовалась, нужна ли она. И услышав, что её услуги не нужны, тоже удалилась. За ней, недовольно хмуря брови, выкарабкался из сугроба Сашка, а затем и Игорь с Ингой.

— А вы чего сидите? — мрачно поинтересовался юноша у оставшихся.

— А мы все здесь универсалы, — напомнил Кутков. — Любой из нас потенциально способен стать оператором миров. Ольга, конечно, уже стала, а мы — ещё нет. По известным нам законам, одни таланты у универсалов развиваются хорошо, другие — с трудом. Если у человека развит талант усилителя, то вряд ли он способен стать оператором миров, равно как и наоборот. У тебя, Ермолай, талант усилителя никто не развивал. Но вдруг он сам собой совершенствуется? Ты же чувствуешь ответственность за группу? Может, есть смысл проверить?

— Я проверяла, — лаконично отозвалась Ольга. — Есть у него такой талант, в потенциале почти как у Инги. Но это ему вряд ли помешает.

Кутков сразу заинтересовался, как это дочь шамана могла выполнить такую проверку. И почему она не считает обоснованные и проверенные опытом закономерности применимыми к Харламову.

— У нас общий мусун. Ты можешь мне верить или не верить, но это другая связь, не та, которую изучают здесь. Оттого мы с ним чувствуем друг друга, как самого себя. Только не всегда можно чувства словами выразить, поэтому я не могу объяснить тебе, Леонид, отчего я уверена в том или ином утверждении.

Лёшка засмеялся и припомнил, кстати, анекдот про древнего колдуна и юную ведьму. Там колдун тоже заявлял, что не все свои знания способен передать словами…

— А серьёзно? — спросила его дочь шамана, прекрасно суть анекдота уловившая, но ничуть не обидевшаяся.

— У меня развивают талант слышащего и талант прикрытия — а они тоже считаются противоположными. На всякое правило есть исключения.

Харламов предположил, что противоречие, возможно, кроется не в самом человеке, а в используемых методах обучения. Если одни занятия требуют, например, концентрированного внимания, а другие — безудержного полёта фантазии, то не удивительно, что успехи в них могут сильно различаться.

— Мы можем теоретизировать до бесконечности. Давай всё же ограничимся теми догадками, которые можно проверить, — настаивал Леонид. — Ты отрабатывал идею, что должен открыть мир в одиночестве. Не прошло, хотя побочные результаты впечатляют. Я бы тебе за них мигом красную повязку дал. Потом ты решил, что группа способна тебе помочь. Мы три недели по несколько раз на дню решали самые разные задачи. Знаешь, кроме Инги и Мари все отметили существенный прогресс в своих способностях…

Кутков глянул на дочь шамана и сразу оговорился, что Ольгу он не спрашивал и пусть она за себя сама скажет. Та молча согласно кивнула в ответ.

— Ну, Мари вообще молчит, как партизанка, у неё своя жизнь, — продолжил Лёня, — за неё тоже не поручусь. В общем, для группы результат есть. Для тебя, Ермолай, его нет. Я вот и думаю — может, тебе не группа нужна для поддержки, а школа в целом? За группу ты отвечаешь, и тебя эта ответственность психологически ограничивает. А за школу отвечает Лысый, преподаватели, инструкторы и ещё куча народу. Твоей ответственности здесь нет…

— Те же тестикулы, вид сбоку, — ехидно заметил Лёшка.

Его родители работали в медицине, отчего и юмор у него порой бывал с определённым уклоном. Впрочем, он согласился, что идея выглядит довольно логичной. Ольга пожала плечами.

— А ты чего молчишь? — взъелся на неё Лёнька. — Мусун у вас общий, повязка на тебе желтая, ты готовый оператор миров. От тебя в первую очередь помощи ждут.

— Кстати, Ермолай, нам с тобой надо пожениться, — неожиданно сказала подруга. — Нельзя нам дальше вместе жить без росписи. Вот летние каникулы начнутся, поедем в Ручейный и зарегистрируем наш брак. А ребята свидетелями будут. Как, Лёня, Лёша, приедете к нам на свадьбу?

— Согласие жениха отныне уже не требуется? — удивился Константинов.

— Харламов, ты согласен взять меня в жёны?

— Согласен, — пробормотал ошарашено юноша.

Лёня, такое впечатление, был будто парализован. Лёшка отпустил хохму по поводу неожиданных последствий упоминания тестикул вслух, но тут же поинтересовался, можно ли о предстоящей свадьбе рассказывать окружающим.

— Это Ермолая надо спросить, — скромно потупила взор новоиспечённая невеста.

— Пока не стоит, — решил юноша. — Если кто спросит прямо, скажете, а сами лучше помалкивайте. Ближе к лету мы всем объявим.

— Жаль, — вздохнул Константинов, — что объявите, я ещё ни разу на тайной свадьбе не был. Хотя, чем она от обычной отличается? Только количеством гостей. Тайна, она в таком деле выгоднее.

Ермолай хотел было приотстать, поговорить с Ольгой, но будущая жена держалась ближе к ребятам. Держалась намеренно, чтобы с ним не объясняться. Юноша понимал, что её неожиданное предложение является ответом на идею Куткова, но никак не мог сообразить, какая тут связь. А связь, он чувствовал точно, была самая прямая. Вот и Леонид разом замолчал и уже на своём предложении не настаивал.

Март выдался изумительным: снег под кронами деревьев лежал совсем ещё зимний, а голые склоны сопок уже являли взору разноцветие камней. Кутков как-то сразу отдалился, на лыжах они вместе больше не ходили. Аникутина осуществила высказанную Лёней идею. Теперь в определённое время, два раза в сутки, ряд учеников и преподавателей школы помогали Харламову поддерживать информационное поле, дабы он мог открыть свой мир. Кутков и Константинов в это же время пытались сделать это самостоятельно. Лёшка — просто для того, чтобы составить конкуренцию, а Кутков старался изо всех сил.

Он самостоятельно решил, что попробует стать оператором миров. Все, с кем он консультировался, только пожимали плечами. Вообще-то, как к тому времени понял Ермолай, шансы у Лёни были даже выше. Операторами миров обычно становились люди, которых существующий мир чем-то кардинально не устраивал. И себя юноша к ним никак не мог отнести. А вот Ольга с детства воспринимала мир расщепа неполным, ей свой приват-мир был жизненно необходим. Да и Леонид своё детство, семью и поселок считал ошибкой природы, карой судьбы. Ему создание своего мира, в котором всё подчинялось его глубинным желаниям, казалось прорывом из царства несправедливости.

— Ермолай, прошёл уже месяц, а ты мне так и не ответил, — Мариэтта напомнила о себе ненавязчиво, подождав его в дверях столовой.

— Ты знаешь, мы с Ольгой на серьёзные темы не разговариваем. Она считает, что меня это отвлекает.

— Это я понимаю. А сам ты что решил?

— Пока не решил. Внутренний голос молчит.

Мариэтта разочарованно отвернулась. Но юноше показалось, что к её разочарованию примешалась некоторая доля злорадства.

Елена Артемовна возобновила свои занятия с ним. Только в этот раз она не просила его отрабатывать самоконтроль. Речь шла о чистой психологии.

— Видишь ли, тебе, как и большинству людей, некоторые собственные мотивы не видны. В этом нет ничего необычного, у каждого человека есть некое "слепое пятно", и помочь ему могут только окружающие. Они-то видят, чем ты в действительности руководствуешься.

— И чего я в себе не вижу?

— Я перечислю. Только заметь, мои слова с неизбежностью будут пристрастны. Слова любого другого человека, как бы замечательно или объективно он к тебе не относился — тоже. Даже собрав вместе десять человек и опросив их всех, ты не сможешь получить свой точный портрет, хотя к совпадающим мнениям стоит отнестись со всей серьёзностью. То, о чём мы с тобой говорим, неустранимо субъективно. Понимаешь? Что значит — неустранимо? Это значит, что ты один можешь оказаться прав, а триста тысяч людей — не правы. В тебе нет сейчас глубинной уверенности в себе, ты мои слова принимаешь разумом, но до конца в них не веришь, — преподавательница печально поджала губы.

Ученик кивнул, соглашаясь. Всё правильно, он ничего и не отрицал. Но его больше всего интересовал список неосознаваемых мотивов и желаний, и преподавательница бегло их перечислила.

— Ну, кое с чем я, пожалуй, соглашусь сразу…

— Ты знаешь, мне всё равно, с чем ты согласишься. Важно то, что тебе подбросили это со стороны, и ты немедленно начал думать, согласовывать со своим опытом и внутренней картиной мира. Ты не сам взял этот список, не пришёл к нему в тяжких трудах. Для тебя эта тема — очередная интеллектуальная задача. Ты ещё не понял, почему Ольга с тобой почти не разговаривает?

Юноша, неожиданно растерявшись, предположил, что она не хочет его отвлекать. Но он уже чувствовал, что это — не ответ.

— Она ведь поняла, что ты, как ребенок, желаешь решать интересные задачки. Всё, что она тебе скажет, ты в такую задачку превратишь и начнешь её решать. Ты и открытие своего мира попытался представить такой задачкой. А это не задача, это — творение. И твои отношения с Аникутиной — не задачка, а часть жизни. Но в этом случае ты хотя бы имеешь, на кого инициативу можно свалить…

Ученик выбрался из подвала злой и огорошенный. Оказалось, Артемовна его понимала так, как он не понимал себя. И это понимание отнюдь не доставило ему положительных эмоций. Он в глубине души сознавал, что правы и Артемовна, и Ольга, а сам он застрял в положении школяра-отличника. Застрял оттого, что с этой ролью справлялся отлично и чувствовал себя в ней комфортно. И вот настал момент, когда прежняя роль перестала устраивать окружающих. А он никак не мог из неё выйти.

Шли дни. Артемовна явно использовала по отношению к нему психоанализ, чем нередко доводила ученика до состояния разочарования и обиды. Дочь шамана старалась не попадаться ему на глаза, но их незримая связь всё же позволяла юноше ощущать её поддержку. Игорь стал спокойнее, увереннее в себе, и как-то похвалился, что смог работать с неживыми объектами. Теперь в их комнате частенько бывали соседки, Баканова и Хоменкова. Девчонки, неожиданно, подружились, насколько они обе вообще были к тому способны.

Пока юноша копался в себе, что-то пересматривая, переоценивая — или думая, что он именно этим и занимается, братья заслужили красные повязки. Мариэтта ещё несколько раз приставала к нему, но пока он интуитивно чувствовал, что ответа ей дать не может. Он просил подождать, пока не сможет открыть приват-мир. Внутреннее чутьё подсказывало, что Мари каким-то образом ему для этого нужна.

— Ты только скажи, что делать, я сделаю. Всё, что ты хочешь, — девушка опустила глаза вниз и покраснела.

Впрочем, в столовой никто не мог обратить на это внимание. Рагу из птицы было горячим, да и чай никто не пил холодным. Ермолай с некоторой грустью понял, что Мари ревнует его к Ольге, и что им троим в одной группе места нет. Но отпускать её он не решался.

— Сказал бы, если бы знал. Я только интуитивно чувствую, что ты пока нужна группе. В конце концов, если Кутков преуспеет, в группе будет два оператора миров.

— Хоть десять, — раздражённо воскликнула Узоян. — Группа — это ты и Олька, а Кутковы-Сидоровы могут хоть в семицветные повязки завернуться. Без вас они никому не нужны.

— Пусть так, — согласился миролюбиво юноша, заметив, что на них уже поглядывают, — скажем, ты нужна мне. Извини, что не могу объяснить лучше.

Девушка покраснела ещё больше и очень тихо спросила:

— Это не потому, что у тебя с ней в постели не всё хорошо?

Харламов даже удивился. Сам он так не думал, впрочем, с Олей они пока жили раздельно. Может, именно это Узоян и имела в виду?

— С этим всё нормально. Летом мы распишемся. Пока об этом объявили лишь двоим нашим, как свидетелям, так что ты пока тоже не распространяйся. Ладно?

Мари пообещала молчать, как рыба. Нельзя сказать, что он её успокоил, но в ближайшие дни она разговоров не затевала. Собственно, юноша теперь почти ни с кем не разговаривал. Всё время от рассвета до ночного сна уходило на попытки открыть свой мир и обдумывание своей жизни. Вечерами он болтал о том о сём с Игорем. А однажды встретил Гришку Рахимова на краю леса. Гришка с другим красноповязочником рубились среди деревьев деревянными мечами.

Посмотрев на их метания по колено в снегу, на выбор позиции, юноша внезапно понял, что одноклассник занимается этим не из спортивного интереса. Тот в поте лица осваивал искусство, от которого зависела его жизнь. В истинности сошедшего на него свыше знания юноша не сомневался. Но знание было отрывочным — просто суждение вне связи с другими фактами. Где, как и почему Рахимову могло понадобиться умение сражаться посреди леса холодным оружием? И ему ли одному? До сих пор ни оружия, ни занятий боевыми искусствами в школе не замечалось.

Гришки к тому же в школе давно не было видно. Что он, в Верхнем замке проживал? Или ездил куда? "Опять я чего-то не знаю, и, возможно, того, что знают почти все вокруг. И при этом собеседники единодушно говорят, что я потенциально великий мастер. Впрочем, Артемовна заявляла, что полагаться я должен на собственное мнение, и только на него. А собственное мнение утверждает, что я ещё желтенький такой цыплёнок", — невесело подумал Ермолай.

Рахимов, ясное дело, объяснять ничего не стал. Учился бою на мечах — и всё. С тем же успехом мог и теннису учиться, если бы в школе корт нашелся.

— Странно. Почему никого из нас не учат физической самообороне? — спросил его юноша.

— Тебе нужно? Попроси Лысого. Только кинетикам и слышащим драться ни к чему, у них свои средства защиты есть.

Гришка солгал, в этом юноша мог поклясться. Теперь защита мыслей, которой овладели многие школьники, его уже не останавливала. Но приставать к однокласснику Харламов не стал. Вместо этого он нашел Мариэтту. Они поднялись на вершину башни. Ледяной ветер порывами налетал с нависающих сопок. Девушка накинула на голову капюшон.

— Послушай, Мари, ты единственный человек, которому нет корысти в развитии моих талантов. Вся группа, вся школа только и ждёт, когда я реализую свои огромные таланты. Меня убеждают, что они огромны, но в чём они состоят — никто не разъясняет. Может, ты мне скажешь, почему меня, якобы суперталанта, держат за приготовишку и ничего не объясняют?

— Так вот зачем я тебе понадобилась, — задумчиво протянула Мариэтта. — Верно, из всей группы только моё будущее от твоего успеха никак не зависит. Ты правильно выбрал собеседника. Провалишься ты, Ерёма, и у каждого в группе не будет никаких шансов стать мастером Радуги. Даже у Оли. Она на тебя всё поставила, всю свою жизнь. В другую группу ей, как и тебе, уже никогда не войти. Не она тебе идею жениться подкинула?

— Она. Только я сразу сказал, что хочу быть с ней навсегда. Так что с её стороны это было просто согласием и выбором даты.

— Для Оли это не просто согласие. Это жизненный выбор, изменить который нельзя. Не в личном плане — тебя, как самца, всегда можно заменить кем-то другим. А вот владельцем её души, хэян называемой, ты стал навсегда. Думаешь, она бы согласилась, если бы считала тебя рядовым школяром, достойным оранжевой повязки?

— За самца спасибо, — отодвинулся в сторону Ермолай. — Тебя я в сексуальной озабоченности не подозревал. Но почему все вокруг от меня что-то скрывают? Как я могу реализовать свои огромные способности, если меня ничему не учат?

— Меня тоже не учат. И мне, в отличие от тебя, преподаватели сказали, что мой путь даже объявлен мне сейчас быть не может. И что? Я сама разобралась и сделала выбор. Отчего и тебя прошу отпустить меня из группы.

— Да что я, держу тебя, что ли!

Он вновь не понимал Мариэтту. Она, это чувствовалось, говорила с ним искренне. Но — не договаривала. И ведь нашла время вникнуть в эвенкийскую мифологию, знала, что есть несколько разновидностей души, и хэян из них — высшая, определяющая духовный облик человека.

— Держишь. Вернее — держишься, потому что боишься сделать свой выбор. Отпустишь меня, встанешь на тот путь, на котором способен себя проявить — а эти события, кажется, связаны между собой — тогда откроешь свой мир и всё-всё узнаешь, чего сейчас полагаешь тайной. Только пути назад у тебя уже не будет. Ты последний человек в группе, Харламов, кто ещё не ступил на Путь Радуги. Всё, большего я сказать тебе не могу.

Здесь, на вершине башни, он внезапно понял, что говорила ему Мариэтта. Есть некий выбор, некая ступенька. Путь Радуги начинается с неё, а не со школы, и не с повязки на голове. Женька Шатохин на Путь не ступил. И он, Ермолай, не ступил. А Мари ступила — и неожиданным следствием этого стала её просьба об уходе. И понятно теперь — а Узоян поняла это раньше него — отчего вдруг Ольга заговорила о браке. С её стороны это был толчок на ту самую ступеньку. Подталкивая его, она отрезала себе все другие пути, связывая свою судьбу с судьбой юноши куда крепче, чем это делали брачные узы.

Но как прошла свой путь Мариэтта? Её не учили, не отвечали на её вопросы, даже отказались сказать ей, в чём её талант. Но было ли это ограничением? Ведь он сам, Харламов, сколько раз говорил товарищам по группе, что самостоятельно добытое знание многократно ценнее полученного из чужих рук. И он всегда это знал, просто в школе столько всего на него свалилось… Он инстинктивно пошел самым легким путём, а всё отчего? — оттого, что настоящей его целью была Ольга. Он направился в эту сторону, его уже не интересовал Путь Радуги. И если Мариэтта права, если он стал повелителем хэян Аникутиной, то и это получилось наполовину случайно.

Похоже, в школе не зря практиковали блудную ночь. Если бы не его любовь к Ольге, сейчас он обдумывал бы совершенно другие проблемы. "Да на что мне любые проблемы и повязки без неё? Разве что — для неё, не для меня. Она собралась разделить мой жизненный путь, надеясь, что я пойду Путём Радуги. Я не могу свернуть. И не хочу".

— Значит, мне не доверяют… Недостаточно лоялен, не проверен, кровью не повязан… Что, последнее имеет смысл? — юноша уловил реакцию собеседницы.

— Не прямой, Ерёма, смысл. Убивать людей тебе, даст бог, не доведётся. А вот монстров и чудищ, возможно, придётся. Во всяком случае, ты к этому должен быть готов.

— Да я готов…

Мари усмехнулась и провела двумя пальцами по его щеке. Его слова она всерьёз не приняла. А потом добавила, что лишь немногие школяры смогли сохранить дружеские связи с людьми из обычного мира.

— Понимаешь, рано или поздно возникает определённое пренебрежение к простым обывателям. Избежать этого невозможно. Ты этого пока не ощутил? Запаздываешь, молодой человек, не иначе на тебя Ольга отрицательно повлияла. Я слышала, у нас ещё один твой одноклассник объявился? Да у тебя и родителей обычными людьми не назовёшь. Ты пока меньше других ощущаешь ту пропасть, которая отличает нас от обычных людей. А ты представь, каково сейчас Женьке приходится? Воззрения у него — как у обычного человека, а по сути, он один из нас. С нами он быть не считает возможным, а простолюдины его никогда не примут, всегда будут смотреть с недоверием и опаской.

— Он отказался идти Путем Радуги. И знал, что делает.

Мариэтта засмеялась, и сказала, что хоть здесь Ольга повлияла на него положительно. По крайней мере, отступника он воспринимал, как и полагается, в качестве предателя. И не жалел его, такого несчастного. Она вообще пришла в игривое настроение и нежно потёрлась о его щеку носом. Юноша ощутил некоторое напряжение, а затем стыд и испуг.

— Ты что, в новогоднюю ночь не могла свои проблемы решить?

— Испугался, что сейчас твоя Оля прибежит и сцену устроит? Правильно, бойся, ко мне она приревновать вполне способна. А свои проблемы, Харламов, я стану решать, когда вы с Аникутиной меня из группы официально отпустите. Ну, что замялся? Злости в тебе нет, вот в чём твоя проблема.

Мари отвернулась и через двадцать секунд, не услыхав новых вопросов, молча ушла. А юноша уставился в пространство, обдумывая услышанное. Вдали, на горизонте, заснеженные равнины сливались с темнеющим белесым небом. Там, на берегах невидимой отсюда реки стояли посёлки, в них шла обычная жизнь: топились печи, хозяйки кормили скотину, готовили еду, мужчины отдыхали после рабочего дня. Правда ли, что эта обычная жизнь отныне не для него? Неужели он становится навсегда чужим тому миру, в котором вырос? Ответа у него не было. Да его и не могло быть. На такие вопросы отвечает сама жизнь, а что за прошедшую зиму увидел он в этой жизни? Только школу, да ещё ольгин приват-мир, а это, как не смотри, не очень-то много.


— Значит, нет злости? М-да, — пробурчал себе под нос Юрий Константинович. — Зайдём, пожалуй, в класс.

В некоторых отношениях школа напоминала сказочный мир. Например, если тебе очень хотелось встретить определённого преподавателя или инструктора, то ты мог смело выходить во двор или идти в любое другое место школы. Почти наверняка нужный человек появлялся у тебя на глазах. Удивляться было нечему — среди персонала было такое количество слышащих, что любое явное желание всегда становилось известным нужному человеку. Никто из учеников не удивлялся, когда посредине занятия преподаватель внезапно извинялся и вдруг выходил из комнаты. Мало ли кому он мог срочно понадобиться?

Свободный класс найти труда не составляло. Ученик, повинуясь жесту Лысого, присел на стул, а директор расхаживал по классу, потирая щёку правой рукой.

— Ты ставишь меня в трудное положение, Харламов. У нас есть определённые правила, касающиеся безопасности, и они тебе известны. Право на наши тайны нужно заслужить, и заслужить не только своими успехами, но и тем, что ты называешь лояльностью. К сожалению, нам приходится требовать лояльности в тех случаях, когда человек ещё не способен достоверно представить, с чем он способен столкнуться в будущем. Ситуация, собственно, не столь уж нова: она периодически возникает в любой закрытой организации. Раз организация закрыта, то некоторые стороны её деятельности и внутренних норм неизвестны посторонним. В том числе и желающим стать членами этой организации. Они проявляют к ней лояльность, не ожидая, что став её членами, им придётся пересматривать свои моральные или мировоззренческие принципы. Не все к этому готовы, да, далеко не все, — покачал головой Лысый.

— Кто мешает сразу отобрать людей с подходящими принципами? Среди мастеров Радуги полно специалистов по психологии, — возразил ученик.

— Ты прав, — кивнул Селиванов. — Именно их трудами такие случаи у нас единичны. Иначе школа отчисляла бы ежегодно половину всех учеников. Для большинства наших школьников Путь Радуги сам по себе более ценен, чем психологический ущерб от множества мелких компромиссов. Многие, пусть это кажется отвратительным, беспринципны, преданы только своей тесной группе.

— Это не отвратительно, это нормально. Психология обывателя, — пожал плечами Ермолай.

— Обыватель не обладает способностями мастеров Радуги. И не сталкивается со столь неоднозначными ситуациями. Я вижу, ты ещё не представляешь, с чем ты можешь столкнуться в дальнейшем. Скажи, как ты относишься к охоте?

Ученик признался, что охотиться ему приходилось, и никаких эмоций это занятие не вызывало. Зайцы, птицы — их он убивал за компанию и чтобы опробовать себя в этом ремесле.

— Злости нет, это так. Ты не охотник. А вот представь, мысленно, такую ситуацию. Ты в сказочном Средневековье, дракон жгёт деревни, поедает людей и скот, и лишь ты способен его убить. Идёшь, убиваешь, тебя провозглашают героем-избавителем, устраивают в твою честь праздник. А ты всё время вспоминаешь, что дракон перед смертью с тобой разговаривал… Пусть не просил пощады, не травил душу рассказами о бедных голодных дракончиках, коих ждёт без него верная гибель, но — разговаривал. Ты убил мыслящее существо, Ермолай Харламов! Как ты будешь спать после этого? Не проклянёшь свою руку, способную держать меч?

Юноше враз припомнился Гришка, прыгающий среди стволов сосен, перебрасывающий из руки в руку деревянный меч. "Вот оно что. Похоже, на Пути Радуги придётся воевать по-настоящему. И, видимо, не только с драконами. Оттого тебя и не спрашивают прямо, способен ли ты убить за своё дело невинного человека, ибо ситуация такая весьма маловероятна и прямой ответ будет отрицательным для большинства людей. А если ситуация та же, но в обстоятельствах самообороны? Да и вообще, сколько может возникнуть ситуаций, в которых и куча профессоров не разберет, какое поведение будет безупречным! А решение принимать приходится конкретному человеку. Принимать быстро, не успевая обдумать и оценить всю информацию. Случай с драконом — это как раз предельно ясный случай. А если тот же дракон просто встретился тебе на лесной тропинке, и притом на твоём языке не говорит?"

— С этими проблемами могу столкнуться именно я?

— Ты среди тех, кто почти наверняка с ними столкнётся. Если твои успехи на Пути Радуги окажутся близки к ожидаемым, — подтвердил Лысый.

— И мне не удаётся открыть свой мир оттого, что я не готов убить говорящее существо?

Директор пожал плечами. Открытие приват-мира было весьма сложным явлением, закономерности коего известны, но чересчур многочисленны. Скорее, предполагал Лысый, ученик пока не знал, какой выбор он сделает в реальной ситуации. И эта неопределённость решающим образом тормозила всё дело. Примерно то же, но другими словами, говорила Мариэтта.

— Но ведь есть же программируемые сновидения? — спросил юноша, глядя в глаза директору. — Я сам как-то такое делал, но я дилетант, а в школе должны быть мастера. Запрограммировать меня, и поутру я буду знать, какой выбор я сделал.

Юрий Константинович оборвал его на полуслове, выставив вперёд раскрытую ладонь. В программировании было столько нюансов, такое большое значение имели детали, что осуществляющий программирование человек легко мог бы юношей манипулировать. Даже простое упоминание цвета или животного, заведомо ему неприятного, уже резко сдвигало вероятность определённого ответа. А в школе, сомнений не было, все были заинтересованы в его успехах. Непредвзятого человека найти было невозможно.

— К тому же человек не автомат, он способен пересмотреть уже принятое решение. Вообще выбор лучше делать, очень хорошо представляя его последствия…

И опять ничего не изменилось. Разговор с директором, как и с Мариэттой, оказался немного изменённой версией разговоров с Ольгой. Всё то же самое: надо повзрослеть. А как — о том никто и речи не заводил. Наверное, правильно: взрослеют не по чужим подсказкам.


А в школе тем временем наступил период аскезы. Часть персонала ушла в отпуск, их функции взяли на себя школяры первого года обучения. Снега на равнинах таяли, и сообщение с внешним миром на три недели прекратилось. Событие было запланированным и, следовательно, несло в себе какой-то смысл. Пока что Ермолай обнаружил лишь то изменение, что ему пришлось координировать работу группы и прочих первогодков. Дочь шамана взяла на себя работу столовой. Хоть более опытные школьники с усмешкой стращали новичков, что тем придётся сидеть на хлебе и воде, особых перемен в питании не произошло.

Инструкторы остались почти все, а вот из преподавателей юноша встречал немногих. Артемовны тоже не было, так что он остался без присмотра. Прибавилась и ещё одна, довольно серьёзная, обязанность — обеспечение безопасности школы. В период аскезы этим занимались все способные к этому первогодки. Галка, Сашка, еще несколько экстрасенсов и слышащих по очереди дежурили, пытаясь уловить возможную опасность, несколько кинетиков патрулировали окрестности. Хотя по тающему снегу вряд ли кто полез бы в сопки, с безопасностью никто не шутил.

— Ты там что делал? — удивился Ермолай, когда однажды и Игорь вернулся из ночного дозора.

Сам он получасовой медитацией восстановил силы после ночного дежурства в кочегарке, и впереди ещё предстояли весьма неприятные обязанности по распределению нарядов на грязные работы.

— Я же тоже кинетик, — гордо провозгласил сосед.

— Так ты вроде по деревьям мастер?

— Больше по флоре, это так. А вообще — по живому. Животные к моим воздействиям податливы не меньше. Только само воздействие не такое прицельное. Но оглушить человека, не владеющего защитой, я смогу без труда.

Конечно, на практике он своего умения не испытывал. Зайцев, случалось, парализовал, но что там заяц, один из самых слабых зверей.

— А сильные кто?

— Волк, медведь, крыса. Человек, вышедший на охоту. Все пресмыкающиеся.

— Ну-ну. Лес патрулировать, ясное дело, приятнее, чем картошку в кухню поднимать или уголь лопатой ворочать.

— Распределять приятное и неприятное поровну — твоя обязанность, — напомнил Игорь.

— Вот оттого я сам и взял на себя первые непрестижные дежурства, чтобы потом иметь моральное право послать по своим стопам других. А я сам в патруль отправлюсь…

Школяры от тяжелых работ открыто не отказывались. Мариэтта вообще, всем на удивление, подавала пример образцового поведения. Даже Инга восприняла мытьё тарелок как важный элемент школьной программы.

— Да я сейчас просто отдыхаю, — простодушно улыбнулась она юноше, когда тот её похвалил. — Думаешь, поддерживать усилия других легче?

Харламов только что сгрузил на пол замороженную рыбину в полцентнера весом, и присел отдохнуть возле разделочного стола.

— Я думал, ты к домашнему хозяйству равнодушна.

Но Баканова, как и другие девчонки, именно в стенах школы вдруг нашла неизъяснимую прелесть в приготовлении пищи. Оказалось, многие заходили порой на кухню, чтобы помочь поварихам приготовить то или иное блюдо. Сама она, правда, дальше простых салатов не продвинулась, а вот Мариэтта и Вера хоть сейчас могли заменить любую из поварих.

— Я на Мари удивляюсь, — призналась девушка, — обычно никто из команд готовить не любит. Она даже пошутила однажды: выгонят из команды, так хоть на кухне примут. Мне кажется, она бы не расстроилась, если бы всё так и получилось.

— А ты бы расстроилась?

— Кому я без нашей команды нужна, Ерёма? — удивилась девушка. — Вы все — это моя судьба на годы вперед, и никакой другой я не представляю. Моё место в жизни — здесь. У тебя разве не так? — она посмотрела на него долгим оценивающим взглядом и на глаза у неё внезапно навернулись слезы.

Юноша разом почувствовал, насколько сильно способна воздействовать она даже на него, обладающего мощной защитой. Его как будто придавило к земле, кишки в животе разом скрутились в узел и отчаянно зачесались, а в голове словно зазвонил колокол, и мысли разом застряли на одном пункте: немедленно остановить Ингу. Он что-то ей бормотал, успокаивая, гладил по рукам, а вокруг собрались растерянные школяры, которых упадок Ингиного настроения разом лишил работоспособности.

— Ой, прости, Ермолай, — рыдала девушка у него на плече, пока незаметно подошедшая Ольга прикрывала окружающих от последствия её истерики. — Я давно так не расстраивалась, меня теперь очень трудно зацепить. Только если кто-то из наших вдруг меня огорчит…

— Это ты меня прости, Инга, — каялся в ответ юноша, — я так привык в дебрях психоанализа бродить, что и со своими иногда заговариваюсь.

Он тихонько поглаживал её по спине, одновременно передавая быстро вызванное из памяти ощущение спокойствия и уверенности в будущем. Вот теперь он понял, отчего Артемовна в первую очередь отрабатывала с ним умение управлять собственным внутренним миром.

Баканова успокоилась. Пришлось, правда, прочитать ей короткую лекцию по психоаналитическим методикам. Но основной удар приняла на себя дочь шамана, закрыв всех вокруг от воздействия расстроенной девицы. Получилось это у неё, как можно было заметить, без видимых усилий. Девушки на кухне вернулись к работе, неприятные ощущения в организме прекратились, хотя Инга в норму пришла далеко не сразу. Как-то неожиданно в кухне появился Игорь, глазами указал юноше на дверь и тот с облегчением вышел во двор. Там он обнаружил Сашку.

— Ты здорово её напугал, — дипломатично высказался Богачёв, сам порядком встревоженный. — Ей показалось, что ты хочешь бросить группу. Да я-то понимаю, что ты озабочен несколько другими проблемами, но Инга в такие тонкости вникнуть не смогла.

Харламов с изумлением обнаружил, насколько далеко продвинулась группа, пока он тратил время на самокопание. Ребята чувствовали друг друга: местонахождение, физическое и психическое состояние, легко устанавливали мысленную связь. То, что он считал особенностью своих отношений с Ольгой, с недавних пор стало доступным для остальных. Его самого тоже чувствовали все, а вот Ольгу — только Сашка и Леонид. Да еще оставалась непонятной Мариэтта, которая воспринималась наполовину своей. Даже Баканова, изначально глухая к восприятию чужого настроения, легко устанавливала связь с Игорем, Галкой, братьями и Лёшкой.

— Это что же, пока я пытался открыть свой мир, группа ушла вперед, а я отстал? — поразился про себя юноша.

Сразу же он получил мысленный ответ Сашки: это его усилия так продвинули группу. Мир он открыть не смог — зато другие обрели новые способности. И даже Ольга смогла добиться чего-то экстраординарного, но пока она предпочитала об этом помалкивать. Можно ли было верить Богачеву, не приписывал ли он ему чужие заслуги — вникать в это не стоило. Группа в него верила, в их глазах он был локомотивом их будущих успехов. Юноше стало стыдно за то, что он всех подвёл, и он постарался закрыть своё сознание от Сашки.

Действительно, теперь он заметил, как часто группа собиралась без всяких поводов. Не в полном составе, и не по взаимному уговору, да и друзья членов группы присутствовали не реже своих. Былая отстранённость кое-кого к Инге бесследно исчезла. Даже Мариэтта, которая держалась в стороне, вроде с ней подружилась. Лёшка хохмил теперь значительно меньше, и часто подавал дельные советы. А Кутков, тот вообще был вездесущ, как та затычка для любой бочки.

— А я продолжаю открывать свой мир, — похвастался он, когда они случайно встретились в Большом доме. — В кочегарке. На дежурстве всегда есть свободное время, вот я его и употребляю с пользой.

— Ты смотри, угля у нас уже ушло больше, чем по норме полагается, — остудил его радость Харламов. — И почему ты про открытие мира говоришь, как про длящееся действие? Это же одномоментное явление, насколько мне известно.

— Это во время удачной попытки открытие происходит мгновенно. А самих попыток знаешь сколько должно быть… Вот я их и накапливаю.

Вряд ли Лёнька совершил попыток больше, чем Ермолай, но относился он к ним, похоже, с большим энтузиазмом. Юношу, надо сказать, оптимистичное настроение Куткова весьма задело. Он полагал, что его роль лидера группы неоспорима. И тут выясняется, что группа живёт своей жизнью, а его лидерство, никем не подвергаемое сомнению, на поверку оказывается каким-то неполноценным. Как человек, изучавший психологию, он знал, что лидерские функции бывают разными. Могло быть лидерство эмоциональное, когда человек заражал всех вокруг своим настроением и желаниями. Могло — инструментальное, когда к лидеру обращались с вопросом, как именно достичь цели. Лидер мог определять цели группы, или же устанавливать её внутренние нормы. В общем, как осознал юноша, ни одну из этих функций он не выполнял. В группе он был, как ему показалось, в роли мотора. Включили мотор, кто-то сел за рычаги, кто-то наметил путь по карте — и агрегат поехал в далекую счастливую страну.

Да, группа без него бы не состоялась — но сейчас она приближалась к тому состоянию, в котором уже могла обойтись без Ермолая Николаевича Харламова. Всего-то и оставалось ничего: подождать до момента, когда Кутков или Константинов сумеют открыть свой приват-мир. Почему-то их успех казался несомненным. И какова тогда окажется его роль?

Пользуясь своим руководящим положением, он поставил себе побольше дежурств в кочегарке. И при первой возможности, присев на табуретке возле щедро накормленной углем красной глотки печи, привычно сосредоточился. Условия, как немедленно подсказал привыкший всё анализировать мозг, были подходящими: накопившаяся физическая усталость, некоторый недосып, уединение, ответственность за печь, а не за людей. К тому же он был уверен в поддержке группы. Почувствовав его усилия, они его поддержат, чем бы ни занимались.

Натренированное сознание мгновенно отбросило в небытие картину окружающего мира. Это произошло несколько быстрее, чем при предыдущих попытках. Воображение выстроило мысленный образ, отправным элементом которого стала пылающая печь и подземный коридор — и в следующее мгновение юношу затянуло в неведомый мир. Печи не было: вместо неё багрово светился кусок стены пещеры, источая обжигающий жар. По раскаленной стене скатывались капли расплавленного металла.

В тот миг он постиг сущность этого мира, который назывался Гволн. Мир состоял из жарких подземелий и вечно зимнего заснеженного леса наверху. И внизу, и вверху водились злобные лиходейские твари, против которых только у него была защита. Оглядев в тусклом свете плавящегося выхода оловянных руд своё тело, Харламов остался им доволен. В Гволне он был во плоти. И плоть была великолепной — мускулистое приземистое тело с могучими длинными руками. На голове, плечах, поясе — валики собранной шерсти, при необходимости разворачивающиеся и закрывающие собой почти всё тело. Ноги ниже колена — птичьи лапы с пятисантиметровыми когтями. Где-то на спине топорщились сложенные крылья, в подземельях их негде было развернуть. Как выглядит его лицо, он не знал. Но этим можно было заняться и позже.

Чутьё подсказало дорогу наверх. Он шёл, бесшумно ступая по спекшейся корке шлаков и пыли. От коридора вправо ушло ответвление, там, в озаренной оранжевым свечением потока лавы пещере на полу копошились существа, похожие на гигантских черепах. Огнееды выискивали расплавленный металл, чтобы укрепить ими свои панцири. Против них у него средств не было. К счастью, огнееды были существами мирными, не стоило только приближаться вплотную к их детёнышам. Взрослые особи могли обеспокоиться и ударить смертоносной звуковой волной.

Дальше, поднимаясь по коридору, он шёл в полной темноте. Даже псевдо-гномы, создатели этих коридоров, совсем без света обходиться не умели. Им хватало огонька свечи, чтобы рассмотреть всё в деталях на триста шагов вокруг, но в полной темноте слепли даже они. Ермолай тихо порадовался этому обстоятельству, припоминая, что псевдо-гномы весьма не жаловали в своих владениях любого пришельца сверху. У него было преимущество зрения, у владельцев подземелий — слуха. Не было никаких сомнений, что его шаги кто-то из псевдо-гномов услышал, и сразу понял, что по коридорам расхаживает чужак.

Чужак был абсолютно гол: только тело, никакого оружия. А любой из псевдо-гномов, обутых в прочные ботинки, носивших крепкие штаны и кожаные безрукавки, всегда имел при себе кирку. А через одного — ещё и топор с двумя лезвиями, лабрис. Одно лезвие широкое, тяжелое, а второе больше напоминало клюв, лишь немного расширяясь на конце. Узкой стороной топора псевдо-гном мог прорубить даже панцирь огнееда. Юноша мысленно поздравил себя с тем, что он, как создатель, обладал полнотой знаний о Гволне. Но даже он, открыватель, не смог бы предсказать исход собственного сражения с отрядом псевдо-гномов. Его здешнее тело умело метать молнии из указательных пальцев обеих рук, и молнии этой хватило бы любому псевдо-гному, но насколько быстро он устанет и утратит эту способность, проверить можно было только опытным путем. Проверять совершенно не хотелось.

Вновь расширение, подземный зал, уже не жаркий. Вдоль одной из стен — колонны из черного камня, за ними — ряд возвышений. Темно и тихо, помещение то ли брошено, то ли используется время от времени. А вот коридоры, ведущие в три стороны, оснащены железными воротами, и на каждых воротах — надпись. Русский язык, лишь буквы начертаны непривычно, как будто расплющены тяжестью каменной толщи над головой. "Солгэр, икневду, тургандэй" — эти слова ничего ему не говорили. Странно, он думал, в своём мире ему полагалось быть всеведущим. Или всеведение имеет свои ограничения, как и всё на свете? Чутьё подсказывало, годится коридор, уводящий вправо. Оператор миров прошёл сквозь открытые ворота, подивившись их толщине и прочности засовов. И шагов через двадцать увидел свет…


— Я в тебя верила, — выдохнула Ольга между поцелуями и прижалась к нему, зарывшись лицом в его грудь.

А по лестнице уже вбегал в кочегарку Игорь, а где-то сзади спешили Инга с Галкой. Подруга успела к нему первой, но все остальные тоже разом почувствовали его успех.

— Расскажешь вечером? — Сашка был в дальнем дозоре и воспользовался мысленной связью.

Юноша пообещал, недоумевая, к чему слова человеку, способному легко воспринимать гораздо более ёмкие образы. Кроме Богачёва и Мариэтты собралась вся группа. Хлопали по плечам, жали руку, лезли целоваться. Кутков деловито выспрашивал подробности.

— Горячие подземелья и холодная поверхность? Как у нас сейчас. И как же ты одолел псевдо-гномов?

— Да я просто пробежал мимо них. Зал огромный, в середине я расправил крылья и взлетел. Метательного оружия они не знают, взлетишь — и в безопасности. Ты знаешь, ругаются они на чистом русском языке…

Успех окрылил, сейчас Ермолай не чувствовал усталости, восторженно припоминая перипетии своего погружения. Вообще-то потом ему пришлось сложить крылья и бежать по богато украшенному коридору, освещённому факелами. Хорошо, что попавшиеся ему навстречу псевдо-гномы не были вооружены.

— А охрана у входа находилась снаружи, на площади перед скалой, там я снова взлетел и приземлился уже в лесу…

Лёшка поинтересовался, не оставило ли путешествие на теле каких отметин. Оператор миров снял рубаху, его быстро осмотрели при свете раскрытого жерла печи. Отметин не было.

— Я же не дрался ни с кем, — доложил юноша. — Хотя мой мир, надо признать, небезопасен. Не знаю, только ли я способен появиться там во плоти…

Братья деловито уточняли, какими возможностями располагало во Гволне тело земного путешественника. Членам группы предстояло поочередно побывать там, и если кому-то было суждено явиться Гволну в физически ощущаемом теле, следовало быть готовым к схваткам с тамошними обитателями. Харламов подробно описал своё тело.

— А лицо?

— Инга, у меня там зеркала не было. Глаза, во всяком случае, впереди на лице, как у человека. Кстати, видят в полной темноте. Нос, насколько я успел разглядеть, довольно большой…

— Это твои глаза видят в полной темноте, потому что ты и здесь на это способен, — урезонила его Ольга, — у кого другого может такой способности не оказаться. Так говоришь, там все обитатели разумны?..

Когда ребята разошлись, дочь шамана вновь прижалась к нему.

— Ты в Гволн во время дежурства больше не возвращайся, хорошо?

Юноша легко согласился. Он чувствовал себя порядком вымотанным.

— Ночевать ты у себя будешь, или ко мне придёшь?

— Странный вопрос, — его руки сомкнулись в районе талии девушки.

— Ничего странного. Для многих свой мир настолько притягателен, что они на месяц-другой словно выпадают из обычной жизни.

Вечером вся группа, исключая Мариэтту, жадно слушала его подробный рассказ. Кутков ушёл первым — он должен был топить печь в кочегарке ночью. Харламов нарисовал карту той части мира, которую он успел увидеть.

— Ты не можешь знать всё в деталях о Гволне. Ты его или создал, или открыл, но существует он самостоятельно, — убеждённо заявила дочь шамана. — Постарайся понять, что там ты не бог, и опасности тебе угрожают куда более серьёзные, чем в расщепе.

— Ты считаешь, Гволн совершенно реален? — удивился Сашка.

Юноша тоже посмотрел на свою подругу вопросительно. Зато Инга с Игорем одобрительно кивали словам Аникутиной.

— Не стану утверждать однозначно, но с практической точки зрения лучше всего придерживаться такого мнения.


В комнате подруги он разом забыл усталость. Но после удовлетворения любовной страсти собственное тело вдруг показалось неимоверно тяжелым, а все дневные заботы представились несущественными. Оля что-то говорила ему, ероша волосы и покусывая за ухо, но он уже не мог сосредоточиться на её словах и проваливался в спасительный сон. И лишь утром, её голос достиг, наконец, его сознания. Лениво открыв один глаз, оператор миров обнаружил, что подруга полностью одета.

— Ты что, уходишь куда?

— В кочегарку, к Лёне. У него вот-вот смена кончится. Я тебя ночью разбудить не смогла, но больше ждать уже невозможно. Кутков открыл свой приват-мир.

— А наши что? — сквозь сон юноша сообразил, что они могли остаться единственными, кто не поздравил его, и сел на постели, собрав все силы.

Ольга протянула стакан воды с кусочком лимона. Оказывается, ночью Лёню поздравили только Сашка и Лёшка, а остальные собирались в кочегарке сейчас. Мариэтту никто не известил.

— Она вообще попросила у меня разрешения покинуть группу, — Харламов поспешно натягивал штаны. — Может, отпустить её?

— Я бы отпустила, но решать тебе, — отозвалась дочь шамана, подставляя ему стул, чтобы он мог обуться.

Пока они шли через тёмный двор, Аникутина объяснила, что покинуть группу, в которой уже есть два оператора миров, почти невозможно. Как правило, группа, теряя члена вследствие добровольного ухода или изгнания большинством членов, распадалась. Терялся эффект взаимного усиления способностей. Но в случае с Мариэттой можно было говорить о её фактическом уходе ещё до того, как ребята открыли свои миры. И всё равно: процедуру ухода следовало обставить со всей торжественностью.

В кочегарке они застали стоявших кольцом обнявшихся членов группы. Молча им предоставили место и группа, уже полным составом, вновь сомкнулась в кольцо. Инга тихонько плакала, но Ермолай чувствовал — это слезы счастья.

— Мариэтту позовем? — нарушил всеобщее молчание Лёня.

— Она уходит от нас, — ответил Харламов и почувствовал, что никто не удивился.

— Тогда позовём, чтобы попрощаться.


— …в общем, я не возражаю, если ты хочешь оставить группу, — кляня себя за неуверенность, сухо вымолвил Ермолай.

Он не знал, как надо было это сказать, и оттого придал себе вид устало-официальный. Но никто — это он почувствовал сразу — не удивился и не возмутился. Членам группы, как и говорила ему Мари, девушка была не нужна. Зато сама Узоян буквально расцвела на глазах.

— Спасибо, ребята, — ока кинулась расцеловывать всех подряд, отчего дочь шамана явственно передернуло, — без вас у меня ничего бы не получилось. Я вам всем так благодарна… И вам успехов, — юношу она расцеловывать не стала, лишь взяла его и Ольгу одновременно за руки.

— Успехов вам, и в службе, и личных. Если что, обращайтесь, по старой дружбе всегда помогу.

Когда Мариэтта, неподдельно счастливая, покинула кочегарку, Ольга недоуменно спросила, чем это Узоян сможет им помочь. Ей ответила Галка:

— Мари собирается в дальнейшем работать в школе. Я так её будущее ощущаю.

Но тема эта никого не заинтересовала. Расспрашивали Леньку о его мире, Реденле. То, что он там был во плоти, группа уже знала. А Реденл по рельефу, климату и растительности был копией сибирской тайги, с сопками, болотами и многочисленными реками. Жили, по сведениям Куткова, там и люди.

— Тогда с посещением придётся пока подождать, — разочарованно промолвила Ольга.

Приват-миры делились на "мягкие", в которых его открыватель и гости существовали в виде бесплотных фантомов, и "твердые", где они существовали телесно. Твердый мир с людьми считался крайне опасным. Существовали миры "полумягкие", в которых только создатель имел телесный облик, а его гости были бесплотны; и миры "полутвердые", в которых кто-то из гостей мог воплотиться в физическое тело со всеми его возможностями, другие же оставались бесплотными. Даже если Реденл окажется полумягким миром и будет представлять опасность только для открывателя, дела это не изменит — разрешение на посещение любого мира с людьми давал только директор.

— Лёнь, а что они там делают? Люди? — Сергей Алешин горел желанием вникнуть во все детали.

Но Аникутина разогнала всех, заявив, что Кутков нуждается в отдыхе. Перед тем, как пойти спать, новый оператор миров всё же успел рассказать, что люди в его мире гостеприимны и добры, но жизнь у них трудна. В этот мир постоянно проникали неизвестно откуда страшные монстры, которые охотились на людей. Оттого там все носили оружие и непрерывно совершенствовались во владении им.

— Что за оружие? — жадно поинтересовался другой из братьев.

— Огнестрельное.


Брести по снегу было трудно, в некоторых местах его здешнее тело проваливалось по самые плечи. Ольга по и дело подпрыгивала, несколькими взмахами крыльев перемещаясь между заснеженными деревьями. Харламов на неё не оглядывался — их здешние тела обладали носом, больше всего напоминающим свиной пятачок. Привыкнуть к такому облику своей подруги он пока не мог.

— Оля, может, полетим? — в третий раз предложил он, замучившись застревать в снегу.

Но Аникутина вновь отказалась, сославшись на неизвестную опасность, поджидавшую их в небе. Собственные крылья были слишком велики, чтобы лететь между деревьями, а подниматься выше она не хотела. С дерева, присев на короткую, почти без иголок, ветку, на них неодобрительно смотрела псевдо-белка. От настоящей, земной, она отличалась лишней парой ног и размерами — ростом тварь была в метр.

— Что скажешь, рыжая? — обратился к ней Ермолай, но псевдо-белка не ответила.

— Разве тут, кроме псевдо-гномов, кто-то говорит?

— Откуда мне знать? — отозвался юноша. — Я раньше думал, что нет, но ведь подземельщикам полагалось говорить по-русски, а я в коридорах встречал незнакомые слова… Да и ты уверена, что в высоте здесь охотятся сверх-соколы, хотя я о том ни малейшего понятия не имею.

— Я о них тоже мало что знаю. Только то, что летают они очень быстро, и атакуют с пикирования, сзади. Между деревьев им не развернуться, крылья слишком большие. А узнала я о них оттого, что мои экстрасенсорные способности пока развиты лучше твоих. Едва ты про полет заговорил, мне чутьё сразу на опасность указало.

— Знать бы ещё, на кого они охотятся, — пробурчал разочарованный юноша.

Спутница в ответ пожала плечами. Ермолай вздохнул, скомкал снежок и запустил в псевдо-белку. Та красивым, и каким-то ленивым, прыжком сдвинулась в сторону и неодобрительно зацокала.

— Ты как хочешь, а я разумности в ней не вижу, — доложила Ольга.

Харламов неопределенно пожал покрытыми шерстью плечами. Их здешние тела позволяли не мерзнуть; но сколько они могли продержаться в морозном лесу? К тому же, им, раз они здесь во плоти, полагалось что-то есть. Рано или поздно он рассчитывал, несмотря на сверх-соколов, подняться в воздух. А вот после этого есть точно захочется, да ещё как. К великому его разочарованию, он даже не предполагал, чем может питаться его здешнее тело. Судя по зубам, оно должно было быть всеядным.

— Зато мяса в ней много, — подумав, ответил он девушке. — Мы, вроде бы, мясом питаться способны. Псевдо-гномы, во всяком случае, их едят.

— Сами охотятся?

— Сами тоже. Капканы ставят. Но больше выменивают на разные поделки у псевдо-соболей.

Гволн был населён скудно. Псевдо-гномы выкапывали также и съедобные корни — несмотря на мороз наверху, прогретые земные недра позволяли здешней флоре расти даже в условиях вечной зимы. Чем питались псевдо-вороны, открыватель не знал. Подозревал, что падалью. Псевдо-белки, ясное дело, ели шишки и орехи; а их самих потребляли в пищу псевдо-соболи. Что касается подземных жителей, то их метаболизм был совершенно загадочен.

— Так ты на их меновую площадку выйти хочешь! — догадалась подруга.

Он согласился, что держит путь именно туда. Но он надеялся раньше отыскать какой-нибудь выход горячих вод или просто участок горячей земли. Там могли быть входы в подземелья, там должна кипеть здешняя жизнь. Псевдо-белки, демонстрируя полное бесстрашие, неподвижно глядели с веток на проходящих внизу неведомых существ.

— Ермолай, ты их чувствуешь?

— Нет. Здесь мои паранормальные способности молчат.

— Мои тоже, — призналась дочь шамана.

Поначалу он счёл это естественным — но подруга сообщила, что её новые способности позволяли дублировать открывателей приват-миров, если она была с ними близко знакома. Аникутина могла не только проникать в их миры — она обладала их способностями и их знанием. А в тех случаях, когда способности Ольги превосходили аналогичный талант открывателя мира, она могла знать про мир и несколько больше.

— И насколько тесным должно быть твоё знакомство? — поинтересовался юноша.

— Достаточно короткого разговора, если человек не закрывается полностью, — дочь шамана заинтересовалась одной из сосен и птичьей лапой старательно разгребала снег под стволом. — До сих пор никто такого не умел.

Как применить столь уникальный талант, никто пока не знал. Но своим достижением Аникутина гордилась. Докопавшись до твердого наста, она показала напарнику склад орехов:

— Подкрепимся? Я их сквозь снег учуяла…

Орехи оказались старыми и изрядно горчили. После того, как они съели тайный склад какой-то из псевдо-белок, пить не захотелось. Юноша вообще подозревал, что пить в Гволне нечего, во всяком случае — на поверхности. Зато снега вокруг было — сколько хочешь.

— Взлетим? — в очередной раз предложил Харламов. — Полетим скрещивающимся зигзагом, на каждом зигзаге тот, что справа, смотрит вперед, левый — за воздухом сзади.

Ему пришлось начертить схему на снегу, чтобы спутница поняла. Чувствовать, что в этом мире он не мог на расстоянии воспринимать мысли и чувства Ольги, было и неприятно и тревожно. Обо всём приходилось говорить вслух. Псевдо-белка спустилась на ветку рядом и возмущённо заверещала.

— Претензии принимаются исключительно в письменном виде, — сообщил ей Ермолай, поджидая, пока подруга обдумывает его идею.

Мясная древолазающая тварь Гволна его не поняла и запустила шишкой. Не попала. Её передние лапы, длинные и с тонкими коготками для таких действий были плохо приспособлены.

— Попробуем, — согласилась Ольга. — Только не забывай, голову левый летун должен держать поднятой и повернутой. Атака ожидается сверху.

Делать так, как она сказала, оказалось очень неудобно. Они перекликались, синхронно закладывая виражи. Ермолай держался чуть выше. Он сразу убедился, что летает лучше — наверное, крылья были длиннее. Очень быстро подруга пошла на посадку — внизу открылся участок открытого грунта. Полоска зелени вдоль незамерзающего ручья, вырывавшегося из скалы ржавого цвета, была окутана облаком пара. Ермолай потрогал воду — чуть тёплая, с оранжевым оттенком, припахивающая серой. Под ногами влажно хлюпала зеленая мясистая трава с широкими листьями. Юноша подошёл к скале: никаких входов в подземелье, только горячий источник.

— Ерёма! — крик Ольги резанул уши.

Он отпрыгнул в сторону, поворачиваясь. Из-за веток к нему бросилось низкорослое существо и он, не рассуждая, ткнул в его сторону указательным пальцем и пожелал молнии. По пальцу словно кирпичом ударили, в глазах сверкнуло, ноздри ощутили характерный запах озона. В упавшей на траву фигурке Харламов опознал псевдо-гнома. Тот был однозначно и бесповоротно мёртв. Электрический разряд прошёл от груди к левой руке, испепеляя и одежду и кожу. Деревянное топорище обуглилось.

Аникутина подошла к нему и ткнула тельце ногой.

— Однако… Ты солидно вооружён.

Она выглядела совершенно спокойной, а юноша вдруг ощутил стыд. Тельце псевдо-гнома казалось таким маленьким…

— Он что, топором меня хотел?

— Конечно. Ты ведь тоже мясной…

— Ну и что теперь делать?

— Посмотрим по следам, один ли он здесь бродил. Вообще непонятно, что тут делать псевдо-гному?

Оказалось, в лес от источника уходила натоптанная тропинка. Они прошли по ней почти километр, прежде чем дочь шамана, идущая сзади, не посоветовала остановиться. Теперь уже и юноша заметил, что в ветвях деревьев параллельно тропинке кто-то движется. Полностью разглядеть незваного спутника не удавалось — лишь пятна черного и белого меха, да длинный черный пушистый хвост.

— Мех на морде белый, тело — черно-белое, а хвост черный. Псевдо-соболь? — предположила Аникутина.

Открыватель посвистел, позвал зверушку по-русски, но результата не добился. Псевдо-соболь, если это был он, на глаза не показывался. Может, боялся топора, прихваченного на всякий случай юношей, а может, опасался облика неведомых существ.

— Он, как наш соболь, на белок охотится? Значит, быстро передвигаться должен. Может, пугнешь его?

Харламов запустил в ту ветку, из-за которой виднелся хвост, снежком. Попал. На секунду они увидали морду зверя, который даже не шелохнулся.

— Морда узкая, стало быть, псевдо-белок он рвёт когтями. Или у него иное оружие?

Юноша пожал плечами. Таких деталей он не знал. На всякий случай он положил топор в снег и отошёл назад на три шага. Посвистел. Псевдо-соболь мгновенно прыгнул на соседнее дерево и скрылся в ветвях.

— Да, двигается он впечатляюще. Быстрее белок. У них, поди, никаких шансов от него уйти.

— Земные белки тоже уступают соболям в скорости. Зато большой хвост позволяет скрыть от преследователя направление движения и помогает при резких поворотах. Махнула белка хвостом направо, а сама налево свернула; соболь мимо проскакивает. В Гволне, думаю, то же самое. А бояться он нас не должен, он в здешнем лесу высший хищник.

— Если только он не телепат, — предположил открыватель. — Тогда он прекрасно понимает, с кем связался. Да мы для него в любом случае не добыча. С его лапами разом в снегу увязнешь.

Псевдо-соболь и дальше сопровождал их, немного нервируя, так что еще через километр первопроходцы вновь решили взлететь. Тропинка тянулась без ответвлений, и вполне можно было предположить, что идти им по ней ещё не один десяток километров. Кто знает, зачем ходили псевдо-гномы к источнику? Может, обряд какой совершали, а может, здешняя вода была для них целебной.

На очередном вираже, когда была его очередь смотреть вперед, Ермолай разглядел немного левее голый каменный склон и на нём — движущиеся точки. Его здешние глаза охватывали больший участок пространства, но вдали он видел хуже, чем будучи человеком.

— Вниз! — истошно крикнула Ольга и он, не рассуждая, поставил поперек потока левое крыло, полностью убрав правое.

Тело швырнуло в сторону, и он почувствовал, что падает вниз, на верхушки сосен. Рядом сверкнула молния, а над головой справа пронеслась темно-синяя крылатая тень. Он послал ей вслед молнию, и на секунду расправил крылья, чтобы смягчить падение. Ветки больно стеганули по спине, бросили его вперед, он не смог удержать равновесие и нырнул в снег носом вперед. Не успевшее сложиться крыло отозвалось резкой болью. Из сугроба его вытащила подруга.

— Болит? — она осторожно потрогала крыло. — Пошевелить им можешь?

Этого Ермолай сделать не мог. Крыло безжизненно висело сзади, хорошо хоть, что не болело.

— Кто на нас напал?

— Не разглядела, очень уж быстро он промелькнул. Окраска у него защитная, на фоне неба его издалека не разглядишь. Я в него не попала.

— Я, кажется, тоже. Хорошо, что мы держались над самыми вершинами. Размерчик у этой твари приличный…


Ернигей намазал спину юноше остро пахнущеё жидкостью и прилепил какой-то лист на больное место:

— Вот, парень, три дня рукой не шевели. И плечом тоже постарайся не двигать.

— Как же мне летать? — притворно удивился пациент. — Это что, и крыльями тоже пользоваться нельзя?

Круглое с маленькими глазками лицо лекаря выразило явную настороженность.

— Он в своём приват-мире летал. И крыло повредил, — пояснила Аникутина.

— А-а, вот оно что, — понимающе протянул лекарь. — Там были крылья, а здесь — растяжение дельтовидной мышцы. Ничего страшного. Метаморфные миры постоянно необычные травмы поставляют. Один из операторов миров превращался там в кальмара — так он каждый раз возвращался с опухшими губами и несколько дней потом есть не мог, голодал…

Ернигей усмехнулся и кивнул, когда юноша его поблагодарил за помощь. Оля помогла больному надеть рубаху и повела его в Большой дом. Следовало отчитаться о своей вылазке перед директором. Период аскезы кончился, группа интенсивно обживала вновь открытые миры: Гволн, Реденл. И если Кутков успел проводить в свой мир уже всех, и все они оказались там в своём физическом теле, то в Гволне побывали только Ольга и Кутков. И если дочь шамана сумела в Гволне воплотиться, то Лёня следовал за открывателем видимым только тому фантомом.


— Ну, а после мы вернулись. Какой смысл барахтаться в снегах со сломанным крылом?

— Правильно поступили, — кивнул директор. — Сверх-сокола не разглядели?

Открыватель мысленно расслабился, очистил своё сознание, вернул себя в прошлое и усилил чёткость воспоминания. Рядом, он чувствовал, то же самое проделала подруга.

— Длина: два — два с половиной метра. Размах крыльев — не меньше четырех метров. Крылья стреловидные, и, кажется, полупрозрачные. Головы не разглядел.

— Я разглядела. Узкая голова, маленькие глазки, короткий загнутый клюв, тонкие когтистые лапы, широкий хвост, — перечисляла Ольга. — Скорость — побольше ста километров, как у земного собрата.

Лысый вновь кивнул, не особенно удивляясь, и поинтересовался у Ермолая, как это он в своём мире пропустил такого опасного хищника.

— Возможно, я знаю только основные, определяющие вектор развития виды. Мы и с Лёней неизвестный вид обнаружили — пещерную поганку.

— Я помню. Так и нет соображений, чем же она в подземельях питается? — директор обвёл взглядом группу. Никто не ответил. — В общем, если никто, кроме Аникутиной, плотью в Гволне не разживётся, исследование его рекомендую прекратить. Слишком опасно…

Юноша с огорчением заметил, что только Лёня поглядел на него сочувственно. Прочие восприняли рекомендацию, как должное. Ольга задумалась, она пока не решила, как к такой рекомендации относиться. Ермолай, хоть и признавал, что Селиванов прав, внутренне возмутился. Для любого оператора миров его приват-мир — обожаемое творение, любимое ненаглядное дитя. Посоветовать не посещать свой мир — это, пожалуй, даже оскорбительно. И к тому же опасность в Гволне грозила лишь им с Ольгой, а они из всей группы были наиболее подготовлены.

— Теперь ты, Лёня, доложи о последних походах.

В Реденле ничего интересного не происходило. Кутков и его гости бродили по сопкам, постепенно спускаясь вдоль течения мелкой быстрой речушки. Люди им не встречались, попадавшиеся лесные звери полностью соответствовали земным аналогам. Реденл был твердым миром, но пока никакого интереса для группы не представлял. Никто не знал, как долго придётся искать людские поселение, а являться в приват-мир можно было только в знакомые места.

— Как ваши способности в Реденле, сохраняются? — поинтересовался директор благожелательно.

Кутков свои способности сохранял, дочь шамана — тоже. Но и то, и другое никого не удивляло. Это был Лёнин мир, и ему полагалось быть в нём самым сильным и способным. А Ольга с некоторых пор могла получить все способности знакомого ей оператора миров, в том числе и возможность посещать этот мир по собственному желанию и брать с собой гостей. Кинетики тоже сохраняли таланты, а вот Хоменкова с Ингой оказывались безоружными. Чтецы: Сашка и Лёшка мялись, не зная ответа — без людей они не могли понять, сохранились ли их способности. То, что они слышали Куткова и Аникутину, ещё ни о чём не говорило. Ермолай молча пожал плечами, когда Селиванов посмотрел на него. Он тоже не знал.

— Ладно, — вздохнул директор. — Леонид, о тамошних монстрах ничего нового?

Тот пожал плечами. Вид у него был весьма смущённый. Ещё бы: только что товарищи едва не погибли в когтях неведомого хищника, а тут по Реденлу бродят загадочные монстры, о которых известно лишь то, что они охотятся на людей. Наверняка он ожидал, что Лысый запретит и посещения Реденла, но директор ничего подобного не сделал. Наоборот, Селиванов объявил о награждении группы новыми повязками. Красную Ермолаю дали сразу же, как только он открыл свой мир. А теперь ему присвоили оранжевую, а Ольге — зелёную. Братья носили красные повязки, Кутков — оранжевую, Игорь — тоже красную. Без повязок оставались пока Инга, Сашка и Лёшка.

Торжество момента несколько омрачила Инга.

— Юрий Константинович! Можно вопрос?

Харламов почувствовал, как Игорь и Ольга мысленно подстроились к Бакановой и принялись её успокаивать. Дело это для них было привычным, но мгновенного результата ждать не приходилось. Директор кивнул, с интересом рассматривая ученицу. Он, похоже, уже предвидел вопрос.

— Мариэтта Узоян получила красную повязку сразу, как только оставила группу. Надо ли нам думать, что её наградили именно за этот шаг?

— Надо. Это шаг и решительный для самой Мариэтты, и способствующий развитию группы. Её отвага и сознательность, можно сказать, спасли будущее вашей группы. Узоян продемонстрировала и зрелый взгляд на жизнь и понимание целей идущих Путём Радуги. Вот это понимание само по себе достойно красной повязки, — Лысый дружески улыбнулся и добавил: — Мне кажется, Мариэтта на этом не остановится. Да и ваша группа — тоже.


Комнаты всех школяров были одинаковы, но собирались, по какой-то неписанной традиции, у Игоря. Харламов окончательно перебрался к подруге, и его бывшая кровать превратилась в скамейку, на которой обычно располагались девчонки. Вот и сейчас они в ряд сели на кровати, а сбоку пристроился Лёшка. Остальные парни использовали кровать Игоря и табуретки.

— Не знаю, — дочь шамана даже руками развела. — Лысый хорошо закрывается, кто не верит, может сам попробовать. Мне показалось, что он в монстров Реденла попросту не верит.

— Если Ерёма в своём мире пропустил супер-хищника, то отчего бы Лёньке не ошибиться в другую сторону? Может, там монстров и нет, и Лысый это прекрасно знает? А нам не говорит, чтобы не расслаблялись, — предположил Игорь.

Дочь шамана покачала головой, Сашка негодующе фыркнул, открыв всем на секунду свои мысли. Жолудев в ответ пожал плечами: "мол, я вообще-то не настаиваю, кто может, пусть объяснит лучше". Юноша уставился в пол и спросил:

— Кто знает, зачем вообще всю группу нужно таскать в приват-мир, каким бы он ни был? Что это нужно для формирования общего группового взгляда на возможные миры, мы все давно знаем. Вот у нас два мира, оба потенциально опасны, но закрывают только один, причём закрывают его только, если он окажется полумягким. А ведь в этом случае он почти для всех нас безопасен!

— Почти, в данном случае, ключевое слово, — усмехнулся Кутков. — Скорее всего, Юрий Константинович просто сделал вывод из вашего же опыта. Двое, будучи во плоти, могут прикрывать друг друга. Одиночка слишком рискует.

Ребята переглянулись, и никто не осмелился возразить. Версия была убедительной.

— Ермолай, а когда ты меня в Гволн возьмешь? — поинтересовалась Инга.

Юноша неохотно ответил, что дня три придётся подождать, пока спина заживёт. На поверхности без крыльев делать нечего, а в подземелья согласился лезть из всей группы только Кутков — тому бесконечный лес и в собственном мире надоел. Подземелья Гволна пугали не своей жарой или лиходейскими тварями; само пребывание в них выглядело напрочь бессмысленным. Вот и Ермолай с Леонидом, столкнувшись там с псевдо-гномами, поспешили ретироваться. А что оставалось делать? Под землей её обитатели любого пришельца рассматривали как врага. Никаких переговоров не получалось, псевдо-гномы желали только одного — изрубить чужака на мелкие кусочки. Да и на поверхности, как выяснилось, они вели себя так же.

— Мы можем в Реденл вчетвером выходить, — неожиданно сказала Аникутина. — Лёня с собой одного человека берёт, и я могу взять Ерёму или Лёшу. Со временем, быть может, и обоих сразу возьму.

— Ерёму — понятно, — удивился Сашка, — но почему Лёшку, а не кого другого?

Дочь шамана сослалась на свои ощущения и на то, что Алексей вскоре станет четвертым в их группе оператором миров. Новость, как ни странно, никого не обрадовала. Ну, появятся они в Реденле вчетвером, и что с того? Летать они не умели, дорог там не было, а сколько ещё предстояло продираться по лесу, невозможно было даже предположить.

— Если бы мы хоть инструмент какой могли с собой туда взять… — тоскливо сказал Игорь.

— То что? — поинтересовался Леонид.

— Плот бы смастерили и сплавились по реке. Кое-где пришлось бы волоком его по камням тащить, но сплавом всё равно быстрее получится.

— Так зачем тебе топор? Ты же сам кинетик-флорист, из живых деревьев что угодно сготовишь, — удивился Кутков.

Жолудев радостно хлопнул себя по лбу:

— Верно! Знать бы только, когда я плот сготовлю и назад вернусь, на следующем погружении в Реденл найду ли я его на том же месте?

Ольга кивнула, Лёня тоже заявил, что воровать плоты в Реденле способны только люди, до которых они никак не могут добраться.

— У меня другая версия возникла, — оживился Ермолай, — с одеждой связанная. В Реденл мы в одежде попадаем, в той, что на нас, верно? И ничего другого пронести с собой не можем. А если взять сдутую автомобильную покрышку и завернуться в неё? Или подпоясаться? Она в Реденл как одежда пройдёт?

Кутков восторженно заявил, что Ерёма — гений, и побежал за покрышкой. А дочь шамана предложила Игорю немедленно отправиться в Реденл и заняться плотом. Вернувшись, Кутков взял с собой одного из братьев, подпоясался покрышкой, и они погрузились в Реденл. А остальные разошлись по своим комнатам, так как время было позднее. Юноша, улегшись в одиночестве, ещё раз обдумал сегодняшний день. В общем, не только они с Кутковым — вся группа предпочитала приват-миры расщепу. Там была волнующая неизвестность, а здесь — что? Устоявшийся быт и рутинные обязанности.


Реденл

Туманное расплывчатое облачко — такой облик имел в Гволне Александр Алешин — колыхалось над правым плечом Харламова, как привязанное. Открыватель месил длинными жилистыми ногами глубокий сугроб, стараясь нащупать в глубине островки наста. По ним он мог хотя бы кое-как идти, раздвигая грудью снег. В противном случае проще было лечь и пытаться ползти. Вернувшись, в который уже раз, в свой приват-мир, в то же самое место, где повредил крыло, он упорно пробивался в сторону скал. Из всех его спутников только Галина обладала, пусть и без плоти, свободой передвижения. Она и подсказала, что неподалеку проходит натоптанная тропа. Взлететь в такой чащобе Ермолай не мог, приходилось пробиваться пешим ходом.

— Ерёма, — донеслась мысль Александра, — вокруг собрались несколько псевдо-соболей. Они злятся.

Только этого ещё не хватало. С каждым визитом в Гволн местные обитатели вели себя более беспокойно. Псевдо-гномы кидались в топоры, едва завидев его фигуру. Может, не могли простить убитого на тёплом источнике сородича, а может, он вообще воспринимался ими как демон из жутких подгорных сказаний — кто их разберет? Псевдо-белки упорно швырялись в него шишками. Хоть оно и безвредно, но неприятно чувствовать в своём собственном мире нежелательным гостем. А теперь вот и хищники что-то задумали.

Впрочем, эти не злились. Скорее, смеялись. Расселись на пути его следования, и смотрели сверху, издавая писки и переглядываясь. Насколько он понимал наземную живность, агрессии в их поведении не было. Но и копошиться в снегу под внимательными взглядами было не очень приятно. Но вот вдали показался псевдо-соболь,

сидящий на снегу. Александр сверху подтвердил — да, там тропа, и Харламов рванулся вперед с новыми силами. Когда он почти добрёл до тропы, заметил на груди псевдо-соболя украшенный самоцветами ошейник.

— Сашок, ты на других ошейники видел?

Алешин, как и он сам, такого не видел. Сидящий на тропе псевдо-соболь был исключением. Поэтому, когда открыватель выкарабкался на тропу, он устало спросил хищника:

— Чего скажешь, красивый?

Красивый опустился на четыре ноги и медленно потрусил в ту сторону, куда намеревался отправиться юноша. Дорогу, что ли, показывал? Впрочем, убедившись, что чужак идёт к скалам, псевдо-соболь мигом взлетел на дерево и исчез. Лес поредел, но взлетать в небо Ермолай не рискнул. В вышине маячила тёмная точка, описывая круги прямо над его головой. Сбоку выбежала ещё одна тропинка, и теперь он шагал по широкой гладкой дорожке, постепенно поднимающейся кверху. Снег вокруг был испещрен следами, больше всего похожими на утиные.

— Ерёма, слева, за тремя соснами, на скалах — видишь?

— Вижу, но разглядеть не могу. Твои глаза лучше. Кто там?

— По-моему, там вороны клюют гнома…

Тропинка вильнула в сторону, ветки закрыли видимость, зато справа открылся ровный склон. Серую скалу устилал сплошной слой мусора, в котором копались большие черные птицы.

— Помойка у них тут, что ли?

— А обоняние у тебя есть, Сашок?

— Нет, а что?

Перед ними была не помойка. Судя по запаху, это было кладбище, на котором вполне хватало и свежих тел. Он представил себе, как бы всё это пахло при плюсовой температуре, и ужаснулся. Пройдя через тесную ленту невысоких раскидистых сосен, открыватель с бесплотным спутником оказались у подножия скального склона. Вспугнутая ими большая чёрная птица с огромным носом и перепончатыми лапами, хрипло каркая, тяжело замахала крыльями и поднялась в воздух. Харламов с удовлетворением отметил, что сам он летает куда лучше. И тут же воздух пронзила стремительная тень, развернулись огромные крылья и сверх-сокол схватил псевдо-ворона когтистыми лапами.

— Неужели утащит?! — восхитился Алешин.

Сверх-сокол ожидания оправдал. Огромные крылья разрезали воздух, поднимая бьющуюся в когтях жертву всё выше. Земные вороны в такой ситуации поднялись бы в небо всей стаей и прогнали агрессора, здешние — только провожали обречённого сородича пронзительными криками. Далеко сверх-сокол свою добычу не потащил, даже ему это оказалось не по силам. Сел на вершину скального выступа и принялся обедать.

Немного поднявшись по скале, юноша разглядел кучку псевдо-гномов, несущих сверху какой-то сверток. Заметив его, обитатели подземелий бросили сверток — из него вывалилось голое тело — и бросились в сторону чужака, размахивая топорами. При этом они что-то кричали, но понять содержание было невозможно. Сашок над правым плечом порекомендовал убираться восвояси, но открыватель чуть помедлил, надеясь что-то понять в яростных криках атакующих. Но аборигены с топорами приближались, и люди вынуждены были покинуть Гволн.


По лицу Лысого невозможно было понять, порадовала ли его весть о прекращении исследований Гволна. Но к картине происходящего на скале он проявил некоторый интерес.

— Значит, псевдо-гномы несли тело сородича… Похоже, специально на скалу несли, чтобы оставить птичкам-падальщикам. Такие обычаи до сих пор бытуют и в Тибете, и в Индии. Но там либо с дровами для сожжения проблемы, либо с землей для похорон. Навряд ли в подземельях Гволна нет мест, куда можно пристроить мертвое тело. Значит, у них иные мотивы…

Кутков припомнил, что на шее псевдо-соболя был украшенный ошейник, и предположил, что таким украшением гномы расплатились с хищниками за какие-то услуги.

— Ермолай, ты же говорил, что псевдо-гномы имеют меновые площадки, куда им приносят мясо в обмен на что-то. Может, как раз на эти украшения?

Юноша в сомнении развёл руками. Скорее всего, было именно так, но он не рискнул высказываться определённо. Серьёзный прокол — не знать о существовании в собственном мире опаснейшего хищника, да и не только его — лишал его всякой уверенности. Он, собственно говоря, при открытии мира на такой площадке уже побывал. Но запомнил только расчищенное и утоптанное место, огороженное частоколом брёвен.

— То были площадки, а с Сашком они добрались до кладбища, — вступила в разговор Ольга. — Непонятно, отчего псевдо-соболи встретили их и проводили туда. Надеялись, что гномы пришельцев топорами искрошат, или ждали, пока он в воздух поднимется, сверх-соколам на расправу? Вообще, мы происходящего в Гволне не понимаем, и не можем считать его познанным.

— Мир для научных исследований любопытный, — согласился директор. — Только возможности такого исследования минимальны. Всего два исследователя, которым то и дело приходится отстреливаться молниями от агрессивных аборигенов. Оля, Ермолай, я правильно суть проблемы излагаю?

Пришлось согласиться, что Гволн на самом деле таков. Открыватель, даже без особого внутреннего сопротивления, сам отказался от дальнейшего его исследования. Дочь шамана тоже не рвалась разгадывать загадки столь агрессивного мира. У остальных и возможности такой не было, потому перешли к обсуждению исследований Реденла. Сергей Алешин, сплавляясь на камере по речке, сломал несколько ребер и временно выбыл из процесса. Плоты, которые раз за разом создавал Игорь, защищали путешественников лучше, но ломались на первом же пороге. За каждую попытку им удавалось продвинуться на два-три километра. Мелкая, если смотреть с берега, речка обладала весьма крутым нравом.

Инга, как и Сашка, вообще скучали в лесу, а Баканова к тому же категорически отказывалась сплавляться по Порожистой — так окрестили реку, не сговариваясь, все члены группы, испробовавшие на себе её норов. И ставить ей в вину это никто не собирался. Галина же на данный момент была в Реденле бесполезной, отчего Кутков с Аникутиной брали с собою только Игоря и братьев. Ольга после нескольких погружений научилась проводить в Реденл любого члена группы. Харламов был занят своим миром, и он тоже не стремился стать ярым исследователем. Лёшка с удовольствием плавал на плотах, но плоты создавал Игорь, который мог погрузиться в Реденл только с другим оператором миров — и для Алексея в таком случае места не было. А с камерой Лёшка справлялся плохо, и его частенько приходилось выдергивать в родной мир, спасая от смерти на перекатах Порожистой.

— Нам бы Порожистую пройти. До людей добраться или хотя бы до большой воды. Тогда все смогут участвовать, поровну, — доказывал Лёня. — А сейчас нужны хорошие сплавщики и кинетики, чтобы в случае чего защитили.

— Да и кинетики там не нужны, — возразила дочь шамана. — Если на тебя монстр нападёт, незачем с ним сражаться. Покинь Реденл, и все дела.

— Ага, и при следующем погружении он будет тебя ждать, истекая слюной в предвкушении обеда.

— Ждать он будет на том же самом месте, а ты точкой погружения выберешь иной пункт своего маршрута, — объяснила Ольга, снисходительно на Куткова поглядывая.

Лысый лениво сказал, что настоящий монстр — а Лёня уверял, что они в Реденле должны быть достаточно монструозны — вполне способен на самую изощрённую засаду. И оттого, из чисто практических соображений, лучше было бы монстра прикончить, изучить, а затем уйти от него как можно дальше. Впрочем, в монстров он не верил, и ссылался при этом на опыт множества приват-миров, которые были ему известны.

— Юрий Константинович, а зачем нам вообще Реденл? — поинтересовался Сашка Богачёв. — Вся группа в нём побывала, представление составила, сплотилась — если это основная цель погружения, то она достигнута. Зачем продолжать исследования?

Селиванов от ответа уклонился, предложил высказаться остальным. Братья, как и Галка, ничего вразумительного не сказали. Инга предположила, что будет очень полезно найти людей Реденла и наладить контакт с ними. Лысый удовлетворённо посмотрел на неё, Сашка кивнул в знак того, что ответ его устраивает, но теперь уже Лёшка проявил непонимание. "Зачем?" — вот что ему было непонятно. Зачем группе люди Реденла?

— Мир Реденл — воображаемый. Его обитатели — как актеры кинофильма. Из любви к искусству их можно изучать, но мы, кажется, заняты не киноискусством. Или это для нас будет просто ролевой игрой? Так её проще в нашем родном мире организовать, здесь людей полно на все вкусы.

— Вот оттого в воображаемом мире игра для нас безопаснее. Там мы и постоять за себя сможем, и, если надо, мгновенно оттуда исчезнем, — заявил Лёня.

Игорь, а с ним Инга и Ольга враз возмутились — они Реденл воображаемым не считали. Погибнуть в нём можно было по-настоящему. И что с того, что твоё тело здесь не будет иметь внешних признаков смерти, даже если задерёт тебя там реденлский медведь или ты утонешь в Порожистой — смерть есть смерть.

— Да пусть и так, — не стал спорить Кутков. — Зато есть разница: убил ты человека при самозащите в нашем мире, или убил в Реденле. Согласитесь, что это не одно и то же.

Лысый с интересом смотрел на разгорячённого спором Леонида, но вмешиваться в дискуссию не спешил.

— Да и понятие самозащиты в Реденле станет несказанно шире, — изрёк ехидно Богачёв. — Скажем, тебе не понравилось, как абориген на тебя посмотрел…

Ермолай понял, что дискуссия заходит в тупик. Игорь молча сцепил зубы, Инга вообще заткнула уши, а Галка, чей талант экстрасенса позволял предвидеть развитие событий, явно встревожилась.

— Мы должны определиться, кем для нас будут люди Реденла, — сказал Харламов. — До того, как мы их встретим. Не стоит обсуждать это сейчас. Вообще обсуждать не стоит. Пусть каждый сам для себя решит.

— Решить этот вопрос здесь, и решить его там, — произнёс Лысый в пространство, — опять же не одно и то же.


Ольга сопела, уткнувшись ему в плечо, иногда что-то бормотала. Ей нравилось лежать рядом с ним, обнявшись, и ни о чём не говорить. А Харламова одолевали мысли. Бывает такое: вдруг начинаешь мыслить необычно ясно, разом понимая то, до чего долго не мог додуматься, а мысли несутся дальше, сами по себе, освещая уму удалённые горизонты, о которых прежде и понятия не имел. В эти мгновения он отчётливо понял — не мог быть их расщеп, Енисей — Иравади, ни единым уцелевшим, ни одним из восемнадцати кусков Материнского Мира. Расщеп мог быть только копией, проекцией, дубликатом, со свёрнутым в кольцо годовым циклом, а пространственно — исчерпывающим своими очертаниями всю собственную Вселенную. Из Материнского Мира возможны были космические полёты — из расщепа можно было уйти только в приват- или общие миры; сделать это могли только идущие Путем Радуги.

Он не знал, для этого ли некто создавал расщеп. Были ли мастера Радуги и их дело основной целью, или же это было побочным свойством расщепа? Быть может, те, в Материнском Мире, ставили эксперимент, в котором возможны были человеческие жертвы. И чтобы избежать гибели людей, создали расщеп, где действовали тени реальных людей. И так же, как Кутков накануне не жалел гипотетических людей Реденла, экспериментатор Материнского Мира не жалел их, мастеров Радуги. Не жалел их, а они, и он сам в их числе, не жалели собственные творения. Ему припомнился псевдо-гном, погибший от его руки. Да что там один псевдо-гном! Он создал мир, в котором страдали и погибали — а никакую жизнь без этого представить невозможно — тысячи разумных существ! И перевесит ли тот факт, что он подарил им само их существование, эти страдания?

Оля заворочалась, положила голову ему на грудь и постучала пальчиками по губам Ермолая.

— О чём думает мой повелитель? О судьбах мира?

— Угадала. Мне вдруг так ясно представилось, что расщеп может быть только проекцией части Материнского Мира…

— Рядом со мной тебя философствовать тянет?

В её голосе прозвучали нотки обиды.

— Рядом с тобой мои мысли приобретают небывалую ясность.

— Ну, тогда ладно, — снисходительно сказала подруга, и вновь удобно устроилась у него на плече.

Но если всё так, то кем являются они сами? Копиями реальных людей? Эта мысль не укладывалась в голове. Самая точная копия, предоставь ей свободу воли, и помести в иные условия, неизбежно начнёт всё больше и больше отличаться от оригинала. Расщеп от Материнского Мира отличался, это факт. Стало быть, и идентичных копий быть не могло. Чьё-то сознание существовало в его здешнем теле? Но тогда у другого тела, того, которое в Материнском Мире, не было своей жизни. Тогда оно, это тело, лежало где-нибудь на кушетке или в кресле недвижной массой, точно так же, как тело Ермолая во время его пребывания в Гволне или Реденле.

Копия копии — в этом было что-то неправильное, но неправильное логически, а не по-человечески. Как раз человеку всегда было в высшей степени свойственно стремление перекладывать свои трудности на другие плечи. И если представить, что эти плечи человек сумел смоделировать по своему образу и подобию, то нечего удивляться, что копия повторила деяние оригинала — создала копию копии. Интересно только, повторила ли где-нибудь это действие копия копии?

— Оля, ты не знаешь, в каком-нибудь из общих миров тамошние люди погружаются в свои приват-миры?

Подруга вздохнула и разочарованно отодвинулась. Таких случаев она не знала. Но, если подумать, подобные действия должны были держаться в тайне, точно так же, как и в расщепе.

— Я, когда ты размышляешь на отвлечённые темы, твоих мыслей совершенно не улавливаю, — пожаловалась она. — Мне от этого сразу не по себе становится. Как будто я внезапно оглохла.

Юноша чувствовал обратное — оторванные от жизни размышления его успокаивали и он лучше начинал понимать насущные проблемы. С чтением чужих мыслей-переживаний в этот момент становилось заметно хуже, но и это он воспринимал, как отдых. Только сейчас он смог посочувствовать Сашке Богачёву, чьи способности чтеца намного превосходили его собственные. Тому, похоже, приходилось постоянно жить без отдыха.

Незаметно он уснул, и снились ему внимательные глаза в бескрайнем синем небе, незаметно для окружающих следящие за ним, Ермолаем. Было очень неуютно, и хотелось от них скрыться.


К обеду следующего дня Лёня вынырнул из Реденла в панике. Выглядело это следующим образом: тела Куткова и Александра Алешина расслабленно возлежали в креслах, а неподалёку ожидали Ольга, Галина и Ернигей. И тут Леонид внезапно приходит в сознание, он вскакивает и кричит, что Сашок разбился на перекате и его надо спасать. Спасать человека, который находится в бессознательном состоянии, а постигшие его тело повреждения начнут проявляться в течение нескольких минут, дело не столь простое. Оттого рядом с лекарем Ернигеем находились Галка с талантом экстрасенса и Ольга, частично экстрасенс, частично лекарь, способная к тому же усилить таланты обоих. Кутков тоже мог бы помочь, но ему после вынужденного возвращения непросто было мгновенно перестроиться на совершенно другие действия. Но польза от него всё же была — он сообщил, что Алёшин потерял сознание и нахлебался воды. И к тому же сильно ударился о камень.

Ернигей, по крайней мере, знал, с чего начинать. Аникутина контролировала состояние внутренних органов, а Галка сразу отреагировала бы на любое их неверное действие. Сашок вскоре задышал ровно, но в сознание пока не приходил. Тут Галина дала волю нервам, и Ернигею пришлось заниматься уже ею.

— Ерёма, надо думать, что делать, — отозвал приятеля в сторону Леонид, когда возле пострадавшего собралась вся группа. — Братья на время выпали, таскать каждый раз Игоря — не выход.

— Может, нам вообще Порожистую оставить в покое, и податься сопками в соседнюю долину?

— Если бы знать, сколько до неё идти, — покачал головой Леонид. — Ты сам в тайге вырос, знаешь, что быстрее сплава по реке ничего не придумаешь.

— А если впереди водопад?

— Вернуться в расщеп успеем, мы на воде рядом держимся. Я бы раньше Сашка выдернул, если бы знал, что он не сумел камень обогнуть. Брызги в глаза летят, видимость неважная…

Но Леонид в своих словах уверен не был. Да и Сашок, получивший в лучшем случае сотрясение мозга, вряд ли в ближайшие дни смог бы отправиться в Реденл вновь. Это было очевидно — как и то, что Галка, не уберегшая подопечных братьев, встанет на дыбы и будет категорически против дальнейших погружений.

— Вы бы с Ольгой что-нибудь придумали, Ерёма. Вы же универсалы и друг друга усиливаете, пару сильнее вашей вообще найти невозможно. Ну, рыбами обернитесь, или птицами, не знаю я, что ещё! Пройдём Порожистую — и Реденл нам откроется, и люди попадутся. Это же не мне одному нужно…

Как всегда, вечером вся группа собралась вновь. Ждали только, когда Сашок придёт в себя. И как только он сказал, что чувствует себя нормально, только голова побаливает, его оставили в покое и устроились в Большом доме. На этот раз, кроме Селиванова, присутствовали Елена Артёмовна и Нина Григорьевна, распорядительница. Она, кажется, имела на Галку какое-то влияние.

Хоменкова смотрела по сторонам зверем и юноша, вникнув в её состояние, сообразил, что дело обстоит весьма серьёзно. Галка, обычно уступчивая и непривередливая, на сей раз упёрлась основательно.

— Мы надеялись, что ваша группа сможет открыть общий мир и действовать в нём, — Лысый обращался исключительно к девушке, которая уставилась взглядом в его ботинки и тяжело сопела. — А общие миры редко бывают столь же безопасными, как песочница в детском саду. Надо готовиться, и Реденл для вас и есть такая подготовка.

— Утопить человека — это подготовка?

— Нет, конечно. Это стало бы для вашей группы катастрофой. Но в нашей школе в приват-мирах никто не погибал. И преподаватели, и учащиеся к погружениям всегда относились очень серьёзно. И в сегодняшнем случае Леонид сработал быстро, а группа поддержки сделала всё необходимое…

Галина сидела, насупившись, и было достаточно ясно, что никакие логические аргументы на неё сейчас не подействуют. Ермолай посмотрел на Серегу Алёшина, тот понял и заявил, что с удовольствием продолжит исследования. Но тут Инга заявила, что сплавляться, не имея к тому специальной подготовки, есть дело безответственное и рисковое.

— Согласен! — заявил с важным видом Ермолай. — И научить нас никто не сможет, ведь сплавляются спортсмены в специальной одежде, на приличных лодках, а в Реденл всё это не пронесёшь. Так что приобретённые здесь навыки нам не слишком там помогут. А тренировки по сплаву в расщепе куда опаснее Порожистой. Сегодня Лёня за секунду вернул пострадавшего к бригаде медицинской помощи. В расщепе на это ушло бы в лучшем случае минут пятнадцать. Сплав, я думаю, вообще не выход.

Кутков уставился на него ошалелыми глазами, Игорь на секунду застыл с открытым ртом, но Галка заинтересованно прислушалась.

— Лететь предлагаешь? — участливо спросил директор.

— Идти. Не вдоль реки, а по верхам сопок, где минимум буреломов. За день двадцать километров сделаем, получится не медленнее, чем сегодняшний сплав. И риска никакого.

Галка приподняла голову и бросила на него короткий взгляд. Игорь покачал головой и справедливо заметил, что им всё равно придётся следовать изгибам реки, так что предложение особых выгод не несло. На склонах и в дебрях вполне можно сломать ногу, стоит лишь неверно шагнуть.

— Лёня, а сколько нам ещё вдоль реки передвигаться? — поинтересовался Богачёв. — На твой взгляд?

Леонид, при всём своём оптимизме, меньше чем на двести километров не рассчитывал — и его ответ привёл всех в состояние полного уныния.

— Десять дней, если Харламов прав. Десять полных исследовательских дней. С учётом перерывов — пятнадцать, а то и семнадцать дней календарных. В любом случае до сессии вы успеете, — заявил директор.


В Реденле шёл дождь. Мелкий, порывами сыплющийся из низких, клочковатых облаков, несущихся над унылыми мокрыми сопками. Порожистая бурлила, насквозь промокшая тайга вокруг казалась затаившейся. Ермолай с Ольгой стояли на берегу и вода пенилась у носков их ботинок. Юноша мысленно прощупывал тайгу вокруг: его дар позволял уловить присутствие любого живого существа. Но вокруг, кроме мышей, белок и птиц, никого не было.

"Помоги…" — подруга не прибегала к звуковой речи, но он и так её понял. Созданный ею астральный глаз поднялся в небо и поплыл вдоль течения Порожистой. Стремнина, из которой местами торчали отдельные камни, потом целая россыпь камней, перегораживающих течение. Здесь и разбился Алешин. А дальше течение ускоряется, высокие берега сжимают воду и вновь выпускают на каскад мелких водопадов.

И в этот момент он уловил чужую мысль. Только мысль, холодную, чёткую. Кто-то осознал их присутствие и расценил их как добычу.

— Оля, закрой нас!

Аникутина ни о чём не спросила. Глаз растаял — запускать его из-под защиты было нельзя. Чужих мыслей юноша больше не слышал. Оля же вообще их не слышала, но факт осознала, взяв готовый результат из сознания друга.

— Где он? — почему подруга назвала это существо в мужском роде, было непонятно.

Возможно, оттого что Леонид был уверен в наличии монстров, а слово это в русском языке — мужского рода. В любом случае было ясно — это не были мысли человека.

— Северо-запад, не меньше трех километров. Скорее, пять, но не наверняка. Если брать человеческую скорость передвижения, у нас около часа в запасе.

— Думаю, полчаса. Ну что, сплавляемся?

Астральный глаз показал, что вдоль берега можно было сплавляться на камерах без особого риска. Медленно, постоянно цепляясь за камни и отталкиваясь руками, но куда быстрее, чем пробираться пешком по неровному и густо заросшему берегу.

— Реку пересечём здесь, а дальше краешком, до порога, — решил Харламов. — Прикрывай нас всё время. Сможешь?

Подруга кивнула и они оттолкнули накачанные камеры от береговых камней. Гребли и руками и ногами, увертываясь от кипящих бурунами валунов. Юноша вчувствовался в водный поток и мог угадывать даже те камни, что коварно прятались неглубоко под кипящей поверхностью реки. Потом, вдоль берега, они плыли уже спокойно. Резиновый бублик камеры, натыкаясь на камни, неспешно от них отпрыгивал. У порога они выбрались на левый берег — сплавляться через водопад было бы безумием, там резина лопнула бы в одно мгновение. Путь наверх оказался утомительным. Трава и мох скользили, приходилось всё время держаться за ветки, чтобы подниматься по крутому склону. Зато вниз спустились быстро, наполовину на ногах, наполовину на "пятой" точке.

Порожистая ниже водопада разбивалась на десяток мелких рукавов, каждый из которых можно было перейти вброд. Терять им было нечего, одежда промокла насквозь ещё при сплаве, и они отважно шагнули в стремительную воду. Рифлёные подошвы ботинок хорошо держали ногу на каменистом дне. Только там, где вода поднималась до пояса, удерживать равновесие было сложно.

Остановившись на правом берегу, дочь шамана спокойно сказала, что прошло двадцать пять минут и монстр может появиться с минуты на минуту. Она предложила подождать его здесь. Появиться он должен был на противоположном берегу и с того места, где они укрылись в невысоких кустах ивняка, другой берег просматривался метров на сто вверх и вниз по течению.

— Там, — прошептала дочь шамана в ухо, поворачивая голову Ермолая.

Астрального облика он не уловил. Только изменение общего уровня энергии поверхности, словно среди растительности прокатилась ледяная глыба, замораживая всё вокруг. А потом они увидели монстра обычным зрением. Бурая, какая-то бугристая человекоподобная фигура с необычно длинными передними конечностями. Загнутые назад, как у козла, рога. Пасть с острыми зубами, и торчащий вперед огромный половой член. Монстр понюхал воздух и огромными скачками понёсся по берегу. Местами он использовал для бега все четыре конечности.

— Учуял. Уходим, — спокойно промолвила Ольга, и в следующую секунду юноша обнаружил себя в удобном кресле.


— Я же говорил — монстры там есть! — ликующе вскрикнул Кутков, выслушав рассказ о результатах погружения.

Они собрались у Игоря, Харламов пил горячий чай, а дочь шамана щёлкала кедровые орешки. Прочим было не до еды.

— Да лучше бы их не было, — страдальчески заломила руки Галка.

Но Лёня прямо брызгал во все стороны оптимизмом. Монстра, по его предположениям, мог легко прикончить любой кинетик, а твари эти встречались достаточно редко и бродили исключительно поодиночке.

— Бегает он быстро, — покачал головой Ермолай, — если подпустить его близко, можно не успеть.

Игоря Жолудева больше интересовало, отчего монстр столь необычно окрашен. В лесу оранжево-бурый оттенок движущегося существа хорошо заметен. Судя по всему, монстр был активным охотником, быстро передвигающимся по большой территории. Впрочем, в Реденле иначе и быть не могло, олени там стадами не паслись, а группы людей наверняка припасали средства защиты.

— Он почувствовал вас раньше, чем вы его, так? — деловито спросил Богачёв.

— Мы использовали астральный глаз, и делали это вдвоём. Нетрудно было нас обнаружить.

— Но потом вы его всё равно не прослушивали?

— Его — нет, только энергетический отпечаток с расстояния в две сотни метров. Ты прав, против монстра понадобится хороший слышащий, — угадал ход его рассуждений юноша.

— У нас два оператора миров и оба слышащие, — гордо провозгласил Леонид, как будто кто-то этого не знал. — Я, на худой конец, и за кинетика сработаю.

— И то, и другое нам придётся попробовать на деле. Вдруг ты его не услышишь, или твой удар не окажется смертельным, — предположила дочь шамана.

Инга вздохнула, Галка схватилась за голову, а Лёшка поинтересовался, стоит ли этот мир Лёнькиного трупа. Ольга сказала, что бояться нечего, она монстра уверенно слышит и на открытом месте успеет вернуть их в расщеп, даже если у Куткова ничего не получится.

— Отчего на открытом месте? — удивилась Галина.

Кинетики наперебой кинулись объяснять, что для их удара расстояние особого значения не имеет, а вот увидеть монстра визуально, не подпуская на расстояние прыжка, в густом лесу труднее. Ермолай кстати припомнил, что на островках Порожистой ниже водопада находится единственное, известное им, открытое место. Там и следовало устроить охоту на монстра. Братья приняли план на ура, сожалея, что не им выпала эта честь. Галка промолчала только потому, что весь риск брала на себя Аникутина. Инга втайне надеялась, что после преодоления порогов найдётся дело и для неё, и она сможет заслужить повязку. Лёшка и Сашка заинтересовались монстром, больше всего Константинова заинтриговал торчащий член монстра.

— Точно он собрался вами пообедать? Может, он Олю учуял и возжаждал полового общения?

— Какое общение, там полметра длины, не меньше. Жеребец позавидует. А эрекция члена при агрессии не редкость. У горилл, например, встречается.

— Это в тебе, Ермолай, ревность самца говорит, — ухмыльнулся Лёшка. — А что женщина скажет?

Ольга равнодушно ответила, что монстр охотился. Что входило в его понятие охоты, они не выяснили. Если монстра удастся прикончить, быть может, на место гибели придёт его самка, и Алексей сможет уточнить интересующие его половые вопросы. Промолчал только Жолудев, но юноша чувствовал, что он не против Реденла. Игорь вообще крайне редко закрывал своё сознание, хотя его этому и обучили.

Операторы миров вернулись быстро — не прошло и пяти минут.

— Есть! — гордо сообщил Леонид. — Сейчас все сходим, посмотрим. Переодеваться не надо, он на острове лежит, там сухо.

Харламов попал на остров в последнюю очередь, вместе с Сашкой. Подруга сразу отошла в сторону, ей дохлое чудовище уже успело надоесть, Кутков охотно принялся комментировать.

— Рога средней величины, назначение неизвестно, тип — ударно-колющий. Рука пятипалая, четыре мощных когтя, чтобы рвать добычу. Нога — четырехпалая, когти загнуты, возможно, задняя конечность приспособлена для лазанья по деревьям. Шкура твердая, с редкой рыжей шерстью…

Монстр лежал, уткнувшись вытянутой вперед рукой в крупный камень. Тело его бугрилось мощными мускулами. Крупные круглые глаза без зрачков недвижно смотрели в небо.

— Мы его перевернули, чтобы измерить. Сто девяносто сантиметров без рогов. Член — пятьдесят пять сантиметров, очень твердый.

— Лёшка изучал? — тихо спросил Сашка.

— Кто же ещё?

— Вскрывать будем?

— Нечем, — с сожалением ответил Лёня. — Игорь его вскрыть не смог, а братья вообще заявили, что это не по их части. Шкура очень твёрдая, самый острый камень её не берет.

Из-за сопки неспешно наползала свинцовая туча, и Кутков нет-нет, да посматривал в её сторону. Ермолай попробовал воздействовать на тело монстра, но добился лишь того, что стряхнул с груди у того всю шерсть. Ольга внимательно посмотрела на тело и показала, в каком месте находится сердце. Впрочем, Лёня убил монстра ненацеленым ударом — прицелиться времени не было, очень уж быстро тварь скакала.

— Слаб оказался.

— Ничего не слаб, — возразила Аникутина, — ты ему все крупные сосуды разом порвал, причём в нескольких местах каждый. У него система кровообращения аналогична нашей, для него это — мгновенная смерть.

Сашка, присев возле тела, внимательно на него смотрел. Потом негромко сказал, что монстра уже ищут, и им пора возвращаться. Напоследок Ольга с Ермолаем вновь соорудили астральный глаз, и успели выяснить, что сплав до двуглавой сопки, у которой Порожистая резко поворачивала, безопасен. Ни порогов, ни водопадов.


— Что скажешь, Сашка? — спросил Кутков, когда они уже вернулись в расщеп. — Уловил мысли монстров?

Да, монстр поблизости был, и он заметил группу людей, создавших астральный глаз. Но Богачёв утверждал, что интереса к ним он не проявил и охотиться не собирался. Найти же погибшего собрата монстр не мог, разве что — наткнулся бы на него случайно. Селиванов удачную охоту на монстра оценил: впервые в приват-мире обнаружилась тварь с телепатическими способностями. Изучение Реденла с этого момента интересовало не только группу Харламова-Аникутиной. С каждым участником группы подробно беседовали преподаватели, выясняя подробности. Окрылённый открыватель вновь и вновь погружался в свой мир, сплавляясь то с одним, то с другим товарищем. Дочь шамана в сплаве участия не принимала, они с Ермолаем создавали астральный глаз и просматривали течение Порожистой на несколько километров вперёд. Река своего характера не меняла, так что вновь и вновь приходилось то тяжелые обходы по берегу организовывать, то плыть, каждое мгновение рискуя пропороть резину и вынужденно вернуться в расщеп.

Инга несколько раз помогала создавать астральный глаз, Галину иногда брали с собой, когда надо было решать, плыть ли на опасном участке или идти берегом. Однажды она указала на неясную опасность левого берега, и пришлось сплавляться сквозь пороги, что тоже было не лучшим решением. Но правый берег в этом месте местами был весьма крут. Проплывая мимо такой кручи, Лёня глянул влево и остолбенел: на полянке между деревьями из земли высовывались, подтаскивая какое-то существо, с зайца размером, к серому мешку, не менее десятка длинных щупалец. Разглядеть детали он не успел, последующая реконструкция воспоминаний позволила оценить длину щупалец в 5 — 7 метров.

Как будто в засаде сидел этакий сухопутный осьминог, которого не разглядел ни астральный глаз, ни мысленный поиск.

— Конечно, для любого кинетика подобная тварь не опасна, — поспешил заявить Кутков. — Как только она схватит человека, её тотчас же уничтожат ответным ударом. Возможно, она вообще на человека не нападает, оттого я о ней ничего не знаю…

— А не может так быть, что после открытия приват-мира в нём появляются новые твари? — поинтересовался Сашка Богачёв. — Сверх-соколы и пещерные поганки в Гволне, сухопутные осьминоги в Реденле. Это уже тенденция, я бы сказал.

Подтвердить или опровергнуть его предположение никто в школе не смог. Лысый сразу заявил, что приват-миры редко бывают твёрдыми или полумягкими, оттого изучены они не столь основательно. Вполне возможно, что открыватель миров весьма многого о нём не знает.

— Если эта тварь сродни земному аналогу, то есть моллюску, её мыслительные процессы могут оказаться весьма необычными. Не удивительно, что никто из слышащих её не обнаружил, — раздосадовано сказал Леонид. — А астральный глаз только пороги ищет. Нельзя так дальше наобум ломиться…

Группа пыталась отыскать "осьминога", к его логову осторожно подступали и слышащие, и экстрасенс Галина — бесполезно. На поляне не было никого, нашлось только несколько клочков заячьей шкуры да обглоданные косточки.

— Либо наш осьминог ещё и бегать умеет, либо тебя, Лёня, какая-то тварь ввела в заблуждение. Может, ты видел вовсе не её, а мысленный фантом, страшилку, охраняющую безобидную зверушку от больших голодных хищников, — предположил Ермолай.

Тайна "осьминога" так и осталась неразгаданной. Они спешили дальше, астральный глаз показал, что через несколько километров Порожистая сливалась с другой рекой. Там, за стрелкой, надеялись они, можно будет сплавляться спокойнее. Но последние километры наполовину приходилось преодолевать пешком, сквозь мокрый лес, растущий на крутых, осыпающихся склонах.

Вымотанный после одного такого похода юноша с досадой возмутился во время ужина:

— Мы, что ли, в группе такие психопаты, или приват-миры всегда полны смертоубийства?

Ольга глянула на него, нахмурив брови, взглядом прося замолчать. Он замолчал, чувствуя стыд за несдержанность. "Потом", — мысленно сказала подруга. Юноша кивнул, уловил озабоченный взгляд поварихи и подцепил ложкой кусочки варёного мяса в соусе. Аппетита не было, была огромная, затмевающая всё усталость.

— Если не уснешь, едва мы переступим порог, я покажу тебе свой приват-мир.

— Я же там был. И другие тоже. Энгдекит, души шаманов…

— То был мир духов, общий для моего народа. Есть только мой мир, в нём тебя никто не попытается убить, — тихо проговорила Ольга.

Изумлённый Ермолай промолчал. Ему-то казалось, что он знает о подруге всё. И почему она скрыла свой приват-мир от преподавателей школы?

Он уснул, едва переступив порог их комнаты. Сел на кровать и повалился набок, даже не расшнуровав ботинки. И лишь наутро, найдя себя раздетым и укрытым одеялом, припомнил вчерашний разговор.


А здесь был пронизанный солнцем лес, и вокруг каждого листочка, каждой иголочки нежно струился неяркий свет. Пела сидящая на вершине, невидимая отсюда птица, и он, вот чудо, прекрасно её понимал. Песнь славила позднее утро, лёгкий ветерок и радость жизни. Здесь его тело оказалось бесплотным, но вполне видимым. Осмотреть себя полностью не удалось, судя по видимым участкам, он был медведем: бурая длинная шерсть, мощные лапы, длинный нос. Тайга радовала многообразием волнующих запахов. По ветвям короткими перебежками прыгала белка. Увидев его, приостановилась и поздоровалась. Как ни странно, её язык он прекрасно понимал, и издал глухое рычание в ответ, означающее ответное приветствие.

Идя на запах воды, он вышел к реке. Возле берега было неглубоко, прозрачная вода открывала песчаное, усеянное камешками дно. В медленной воде играла рыба, и он мог охотиться возле берега, но сейчас голода не испытывал. На поваленный ствол дерева прилетел ворон, и хрипло каркнул:

— Здорово, большой. Ты новичок?

Он не удивился своей способности понимать птичий язык, здесь это казалось естественным. Ворон не стал объяснять ему, как он понял его природу, лишь посоветовал подняться на сопку. Искать её не надо было — вершина прекрасно видна была с реки. Ермолай задержался только, чтобы полакомиться малиной. Спелые ягоды манили срывать их снова и снова. Как могло случиться, что его бесплотное тело, проходящее сквозь деревья, смогло поедать ягоды, он не понял. То ли малина была особая, то ли он на время пиршества частично обретал плоть.

Встретившийся олень посмотрел на него пугливо, однако поздоровался честь по чести. Но не удержался, спросил:

— В главной жизни ты человек, большой?

— Человек. Но не охотник, большерогий, тебе нет нужды меня бояться.

— В Хрисане никто никого не боится, большой. Страхи начинаются за её пределами.

— А ты бывал за пределами, большерогий?

Олень грустно ответил, что все они — лишь гости здесь. И посоветовал об этом не разговаривать. "Это печальная тема", — сказал он на прощанье и свернул в сторону. Склоны сопки, поросшие мелким кустарником, плавно поднимались вверх. Отдыхавший под кустом заяц приветственно поднял лапу, и Ермолай трижды мотнул огромной головой в ответ. На вершине обнаружилась ровная, вымощенная белым камнем площадка. От нее веяло пронзительным холодом, и он без всяких подсказок понял — ступить на неё означало смерть.

Он обошёл прямоугольник площадки, обнюхал её. Пахло металлом и лекарствами, как в больнице. А потом поднял глаза и осмотрел горизонт. Тот оказался неожиданно близким. Из таёжной чащи по кругу вокруг сопки вставала серая металлическая стена, ограничивая круг радиусом в полтора-два километра. Высотой стена была метров сто. Харламова заинтересовало, как же сквозь неё проникает река. И, едва он этим заинтересовался, как обнаружил, что плывёт по воздуху к интересующей его точке. Чем ближе он подплывал к стене, тем ниже опускался. "Ясно. Перелететь стену невозможно". Невозможно оказалось и поднырнуть под неё. Стена, как было видно сквозь прозрачную воду, уходила в дно. Течение возле стены останавливалось. Рыбы под водой тыкались в стену носами, а на земле у стены молча сидели обитатели леса: бурундуки, белки, дятлы, другие птахи. Здесь никто не пел и не приветствовал его, как будто не замечая.


— Почему ты отправила меня туда одного?

— Так ты лучше поймешь Хрисану.

Теперь он, кажется, понимал, отчего Ольга промолчала о своём приват-мире. Тот оставлял двойственное, но при этом явно печальное впечатление. Золотая клетка. Сказка внутри и непроницаемые стены вокруг. Да ещё та площадка… Да, такой мир очень у многих мог вызвать депрессию. И в то же время девушка в нём явно отдыхала и восстанавливала силы.

— Та площадка на сопке… Ею кто-нибудь пользуется?

— Я не знаю. На сопку я редко поднимаюсь. Брожу возле речки, с вороном беседую.

— Он там один?

— Даже если один, он всё равно каждый раз новый. Хрисана — мир перевоплощений. Все, кроме рыб, там пришельцы, вроде нас.

Юноше больше не хотелось задавать вопросы. Хрисана. Сказка, где никто никого не убивает и никто не боится, где звери умеют говорить, а бесплотный дух способен лакомиться малиной. Площадка смерти. Непроницаемая стена вокруг. Да и ещё обитатели — прохожие, то ли зашедшие передохнуть, то ли бегущие от себя самих. Нет, по нему, уж лучше Реденл с его монстрами или Гволн: оба мира, хоть и страшны, но куда более человечны.

— Каждый приват-мир отражает какую-либо грань реального мира, он всегда неполон, Ермолай. Ты остро чувствуешь эту неполноту, даже если не осознаешь, отчего это чужие приват-миры всегда неуютны…

Юноша сумрачно ответил, что для него и Гволн весьма неуютен. На что, как легко было предвидеть, Оля сказала, что его дискомфорт лишь отражает внутреннее состояние и предложила заняться собой. В общем-то, это было понятно и так. Отчего-то Реденл его утомлял куда сильнее, чем любого члена группы. Дочь шамана отправилась на очередное погружение, а Харламов спустился в подземелье и ничуть не удивился, увидев там Елену Артемовну.

— Ты не можешь справиться сам с гнётом тяжелых мыслей?

Преподавательница смотрела на него с сомнением, даже разочарованно. Объяснения, что проблемы не в нём, а в Реденле, вызвали лишь лёгкую улыбку.

— Ты уже выбросил из головы то обсуждение? Помнишь, где встал вопрос о людях Реденла.

Ученик разговор из головы не выбросил. Но помнил он и слова Юрия Константиновича, с которыми невозможно было не согласиться. Сколько угодно можно рассуждать, так к людям выдуманного мира относиться надо. И совсем другое дело, как эти отношения при встрече сложатся. Одно совершенно не зависело от другого. Но Артемовна была права — этот вопрос он пустил на самотёк. А вдруг эта встреча случится уже сегодня? Кто и как встретит аборигенов? Скажем, Ольга? Этого юноша не опасался. Леонид? Здесь тоже, пожалуй, неожиданностей быть не должно. А вот Лёшка или кто-нибудь из братьев вполне могли превратить первую встречу в недоразумение, которое потом пришлось бы долго исправлять. В себе он тоже не был уверен.

— Вы, насколько я понимаю, так и не возобновили того обсуждения. Ждёте встречи с людьми? А как себя вести, обговорили?

Не обговорили, ясное дело. И в первую очередь оттого, что вообще не понимали, как к аборигенам относиться. Полноценными людьми могли их считать разве что Ольга, Инга и Игорь. Остальные вообще не очень понимали, зачем лезть в мир, в котором есть некоторая вероятность сложить голову.

— Это с твоей стороны чистейшая проекция, Ермолай. Ты свои сомнения приписываешь остальным. Я думаю, многие уже отлично понимают, зачем они это делают.

Ученик пожал плечами. Похоже, Артёмовна была права, он и сам подозревал что-то похожее. Но тогда почему никто откровенно с ним не говорил? Он вновь ощутил себя ребенком в кампании подростков, при котором на некоторые темы вообще не говорят.

— У меня, Елена Артемовна, недавно было интересное явление. В один прекрасный момент я ощутил небывалую ясность мысли. И как-то быстро сообразил, что расщеп может быть только проекцией. И за Краем нет ни другого расщепа, ни Материнского Мира. За Краем вообще нет ничего. Раз наш мир — проекция, то кто такие мы? И вообще, насколько такое моё состояние обычно и как к этому относиться?

Артёмовну услышанное не удивило. Она спросила, в обычном ли он был состоянии, когда его настигла эта самая ясность мыслей.

— Ну… для женатого человека, пожалуй, в обычном.

После короткой заминки Артёмовна объявила, что это было интуитивное озарение. Такие, добавила она, случались у многих учёных, а уж в религиозной практике это вообще вещь обычная.

— Для тебя, Ермолай, это интеллектуальное достижение. В этот момент качество твоих мыслей значительно превышало средний уровень. Но это не значит, что полученный тобой окончательный вывод бесспорен. Вполне может оказаться, что истинна только его какая-то часть. Кстати, твоё озарение касалось расщепа, как ты сказал. А что там было насчёт нас?

Ученик смущённо признался, что насчёт обитателей расщепа озарения не было. Проекции ли они реальных людей материнского мира, самостоятельные ли существа, или вообще порождение воображения неких экспериментаторов Материнского Мира — неизвестно. И это его весьма беспокоит. Ведь если он сам — порождение чьей-то фантазии или результат эксперимента, то какое право он имеет создавать свои миры или что-то делать в чужих?

— Ну, — покачала головой Артёмовна, — это ты чересчур загнул. Фактически ты ставишь вопрос о том, обладаешь ли ты свободой воли. Миры, расщепы здесь не принципиальны, это всего лишь внешние атрибуты. Если ты чувствуешь — в данном случае это важнее — себя самостоятельным человеком, не марионеткой, то какое значение имеет тот способ, каким ты обрёл существование? В конце концов, тот факт, что каждый из нас рождён своими родителями, не отменяет собственной ответственности за наши поступки.

Но юношу интересовал другой аспект. А не обладали ли ровно той же свободой воли его создания в приват-мире? И если так, то кем он был по отношению к ним, и какие обязанности из этого вытекали?

— Боишься счесть себя божеством? Могу тебя утешить, — отчего-то улыбнулась Артёмовна, разом придя в хорошее настроение, — ты не бог. Открытие собственных и общих миров — процесс, сознательно не контролируемый. Никто никогда не может привнести в эти миры заранее заданный элемент. То есть, — поправилась она, — иногда это получается, но в целом мир остается заранее непредсказуемым. Оттого мы и называем этот процесс не созданием, а открытием. И открыватель никогда не обладает полнотой знаний о своём мире, это расхожее представление бытует лишь среди непосвящённых. Впрочем, теориями миров вы с Ольгой и Леонидом серьёзно займётесь в следующем году.

Ученик кивнул. Одна проблема сменялась другой. Он прекрасно чувствовал, что ему не лгали, но понимал: и не договаривали всё до конца. Говорить об этом с Артёмовной не хотелось.

— Кстати, хотела тебя спросить вот о чём. Ты лично не чувствуешь какого-то ущерба оттого, что Мариэтта покинула группу?


Игорь отлично выполнил плот. Три бревна срослись сучками между собой, а выпирающие вверх ветви образовывали скамью с подобием поручней, на которой сейчас разместились Кутков с Сашком Алёшиным, Ольга, Ермолай и Алексей. Аникутина, как и обещала, смогла взять с собой в Реденл Харламова и Константинова одновременно. Порожистая — они сохраняли за рекой, ставшей значительно полноводнее, прежнее название — несла плот среди редких бурунов уже не столь быстро. Сопки вокруг стали мельче, их склоны — более пологими. Они покинули горное плато, спустившись вместе с текущей водой в предгорья.

Здесь на реке чаще встречались острова, а берега нет-нет да и радовали взор ровными полянами. Леонид пристально всматривался вперед, иногда подправляя ход плота при помощи шеста. Порожистая, даже разлившись, оставалась мелководной.

— Час плывём, — деловито сообщила дочь шамана.

Время она чувствовала отлично. Другие тоже умели, но Аникутина делала это на полном автомате, контроль времени не отвлекал её от других занятий. Леонид кивнул и начал толкать плот к берегу. Харламов помогал ему, пытаясь прощупывать мысленно обстановку вокруг. Ольга прикрывала их, а сквозь её защиту это получалось не очень хорошо. Рядом тем же самым сосредоточенно занимался Алексей. Люди, присутствие которых недавно уловили разведчики, находились не на берегу, а в глубине леса. Здесь Порожистая описывала широкую дугу, огибая низменный участок возле сопки с плоской лысой вершиной.

Брёвна ткнулись в берег, Алексей лихо соскочил, отбежал на двадцать шагов.

— Направление — чуть левее северного ската сопки, дистанция — километр. Много, несколько десятков человек у подножия. Это поселение, народ!

Он вернулся на несколько шагов и сообщил:

— Мы обнаружены. К нам направляется небольшая группа… пять человек. Одна женщина. Снимай защиту, Оля.

Константинов вернулся на плот — топтать чужую землю без приглашения не стоило. Идущие к ним люди сознания не прятали, однако появление гостей они определили с помощью паранормальных способностей. В Реденле водились колдуны, и отношение к ним было самое почтительное. Идущая к ним женщина как раз и была колдуньей — Ермолай мысленно уловил её облик глазами одного из спутников. Грязная, плохо расчёсанная грива волос, в которую как попало были заплетены разноцветные ленточки. Несколько рядов бус из ракушек на шее, чёрная куртка из прочной толстой ткани, юбка по колено из такой же, но зелёной, мешковины, легкие кожаные туфельки. Голени колдуньи были замотаны в несколько слоёв темной тканью, пропитанной жиром.

Наряд её спутников разнообразием не отличался — брезентовые ветровки с откинутыми капюшонами, прочные джинсы зеленоватого цвета, высокие ботинки или сапоги, похожие на кирзовые. Из-под распахнутых воротников ветровок виднелись свитера неярких цветов. Один из мужчин нёс на плече автомат, но общее настроение было мирным. Хозяева шли встречать гостей, готовясь оказать им всё положенное гостеприимство.

— Лёнь, здесь что, без оружия вообще не ходят? — удивилась Ольга.

— Монстры, — проронил в ответ Леонид.

Он заметно нервничал. Когда встречающие вышли из леса, Куткова словно подменили. Он вообще растерялся и не знал, как себя вести, хотя возможные варианты уже были подробно обговорены. Ермолай взял инициативу на себя и радостно помахал встречающим рукой, крикнув:

— Здоровья вам и мира, люди добрые!

— Проше нами огонь, хлиб, кров, путняки! — ответствовал старший, Садмир.

Харламов сошёл с плота, мысленно указав остальным неспешно следовать за ним. Садмир, морщинистая колдунья Гавера, Гмель с автоматом на плече выстроились в ряд, показывая своё старшинство, Межир и молодой Кронагль держались сзади. Их имена, как и занимаемое в посёлке положение были юноше известны. Гавера, похоже, могла в какой-то степени улавливать их мысли, с прочими пришлось разговаривать словами. И хотя говорили жители Солматра на русском языке, он иногда весьма и весьма отличался от языка жителей расщепа.

Помогали жесты, да догадливость колдуньи. Они не сказали, что прибыли из другого мира, ограничились тем, что страна их далеко, и в здешних краях их знаний недостаточно.

— Без огнестрелов по тайге пешить — не с разума делати, — покачал головой Садмир. С женой, — и как горкозы попустили? Удача вам пала!

Здешних монстров люди называли горкозами. Всё, что оставалось непонятным в слове, юноша легко брал из разума собеседника. Вот и сейчас он, как и другие члены группы, исключая Алёшина, понял — самцы горкозов остро реагировали на любую женщину детородного возраста, обнаруживая её на приличном расстоянии. После чего их могла остановить только смерть.

— Мы убиваем горкозов силой мысли, — ответил он старейшему посёлка. — Мы все колдуны. Шаманы, — добавил он, поняв, что слово "колдун" здесь не ходило.

На лицах людей отразилось изумление, смешанное с восхищением. Лишь Гавера не удивилась. Она стремительно обменивалась мыслями с Ольгой, но юноша отсоединился от их беседы, сосредоточившись на мужчинах. Только Гмель был обучен закрывать сознание, но сейчас он этого не делал. Кутков, абсолютно растерянный близостью людей, которых он ранее считал плодом собственного воображения, уже вызвал несколько подозрительных взглядов Межира и Кронагля, которые в беседе не участвовали. Лёшка вовремя разобрался в ситуации и подошёл к ним, завязав беседу.

— Нами шаманы так бездельны. Медвепут нами оберегает, — важно проговорил старейшина и в сознании Ермолая мгновенно вырисовался образ огромного медведеподобного существа в прочном гибком панцире.

На руках его вместо когтей были длинные тонкие пальцы, навроде человеческих. Медвепут обладал паранормальными способностями и легко уничтожал горкозов мысленным ударом, ему даже не требовался зрительный контакт. Садмир считал медвепута разумным, хоть тот и не обладал речью.

— Путняки, каково кормились? — поинтересовался вежливо Гмель.

Вопрос был естественен, ожидаем — но как же трудно было на него правдиво ответить. Не станешь же объяснять, что питались они в школьной столовой, а в Реденл погружались на короткое время, обходясь вовсе без питания.

— Мы шаманы, приманить добычу для нас нетрудно. А вообще нам не каждый день пища требуется, — ответил юноша, уже понимая, что в посёлке их тотчас посадят за стол и представят всем жителям.

Отказаться — будет значить обидеть поселенцев. Это и против местных, и против русских обычаев. А на столе, уже точно знал Харламов, окажется и местный самогон.


— Что с остальными? — встревожено спросила их Галка.

— Кто чем заняты, — спокойно ответила Ольга. — Нас, как супружескую пару, отправили в отдельную комнату, вот мы и вернулись в расщеп. А остальным пришлось принять гостеприимство жителей Солматра. Невежливо было бы, едва явившись в гости, тут же в свой мир возвращаться, да ещё на глазах у целого поселения.

Ермолай коротко пересказал, что произошло с ними во время погружения. Разом рядом появились Лысый, лекарь и Мариэтта. Некоторое время обсуждали вопрос, что произойдёт с Лёней, который нахлестался реденлского самогона и отключился. Ернигей ни одного такого случая припомнить не мог. Вытащить его в таком состоянии нельзя, оставлять без присмотра — тоже.

— Он вообще, едва местных увидал, в шоковое состояние впал. Будто то, что он на бумаге рисовал, вдруг с ним заговорило. Уже Межир спросил, что с ним случилось…

— И ты по своему обыкновению правду им сказал? — догадалась Мариэтта.

Дочь шамана кинула на неё быстрый взгляд, хотя до этого вроде не замечала её присутствия. Юноша согласился, что в целом так и было — разве что формулировки он использовал довольно расплывчатые.

— А Сашок тоже нажрался? — поинтересовалась Галка.

— Нет, ему я запретил пить больше одной стопки. Лёньку, сами понимаете, я не могу в Реденле контролировать, это его мир, — отчитывался Харламов.

О Лёшке, которого увела куда-то бойкая девица, никто и не подумал беспокоиться. Только Мариэтта ехидно заметила, что приват-мир, в который залезли сразу пятеро, причём открыватель мира напился и застрял, другой пошёл по бабам, а третий оказался безвозвратно брошенным там без инструкций, не способный толком даже договориться с аборигенами, наверняка войдёт в историю школы.

— Ни для кого там опасности нет, — тихо сказала Аникутина. — Неожиданным является только поведение Леонида. Лёшка абсолютно трезв, да и Сашок отлично понимает, что делает.

Лысый тем временем с интересом оглядывал тело Константинова в кресле.

— Здесь у тела эрекции нет. Может, он своей пассии анекдоты рассказывает?

— Не та девица, — усмехнулась Ольга.

— Любопытно, — проговорил Селиванов и поглядел на Ернигея. — Это не первый ли случай, когда наш путешественник в приват-мире в интимные отношения вступает?

Ернигей ответил, что в других школах такое случалось. Девушки так даже беременели — только рожать никто из них не рискнул, все абортировались.

— Интересно, был бы такой ребёнок точной копией матери? — сам себя спросил Юрий Константинович. — А если нет, то откуда взялся тогда генетический материал?

Ему никто не ответил. Галка тревожилась, Сережка, Игорь и Сашка с любопытством слушали, Инга и Мариэтта переглядывались. Им, похоже, было весело и спать не хотелось. Харламов же, как всегда после возвращения из Реденла, еле держался на ногах. Он и уснул тут же, в кресле, не сомневаясь, что в нужный момент Аникутина отправит его в Реденл даже спящего.


— Ермолай! — голос грубый, не ольгин, вырвал его из сна

Он лежал на кровати, значит — Реденл. И кто здесь может его так уверенно трясти за плечо? Да это Лёнька! Открыв глаза, в ночном ещё сумраке юноша убедился, что не ошибся. Глаза у Куткова мутные, осоловелые, но по всему остальному можно судить, что в себя он пришёл. Подруга рядом старательно прикидывалась спящей.

— Что-то случилось?

— В двух словах не расскажешь. В общем, надо или валить отсюда, или рассказывать местным всё, как есть. Они здесь прекрасно знают, что их мир — ненастоящий, а вся их религия основана на ожидании пришествия настоящих людей. Я, как их увидел, сразу многое про Реденл вспомнил. Остальные где?

— Сашок спит с охотниками в общей комнате, Лёшка какую-то девицу ублажает. Чёрт, это уже другая девица. Они что, всем посёлком к нему в очередь выстроились?

— Не только к нему, — пробормотала рядом Ольга. — Может, утром поговорите? Спать хочется…

Спать ей, как понимал юноша, совершенно не хотелось. Но, как ни странно, озабочена была она той же самой проблемой. И решение, как ни крути, предстояло принять Харламову. А утром им не дал выспаться Сашок — едва из общей комнаты рано поутру ушли охотники, как туда проникли две шустрые девицы и немедленно возлегли по обе стороны от Алёшина, с интересом поглаживая интимные части тела. Сашок мужской чести не уронил, тут же оприходовал обеих, но вовремя обнаружил, что в коридоре дожидаются своей очереди ещё четверо. Пришлось освобождаться от их пристального внимания довольно решительными действиями. Лёшка, как они обнаружили, отсыпался в доме Садмира.

На площади, окружённой двумя рядами домов, кипела утренняя жизнь. Кто-то пилил длинные стволы деревьев бензопилой, за ограду посёлка проследовало стадо коз в сопровождении двух автоматчиков с собаками, из Дома Собраний, где они пировали вчера, доносился запах жареной картошки.

— У них на южном склоне лысой сопки огороды, — сообщил Кутков.

Школяры стояли тесной группой, прижавшись к стенке дома старейшины. Там, судя по всему, только вставали.

— Ты есть хочешь? — поинтересовалась дочь шамана.

Лёня помотал головой: он ожидал, что Лёшка захочет. Константинову пришлось хуже всех — его домогались буквально все женщины посёлка, причём их мужья ничуть не были против. Куткова по причине невменяемого состояния вчера вечером не трогали, но едва он проснулся, с него стянули штаны и абсолютно бесцеремонно употребили. Впрочем, несмотря на все старания, своё получила только одна дама, захватившая доступ к телу первой. Лёшка же, в свою очередь, подвига Геракла повторить не смог, он ублажил только шестерых.

— Не беспокойтесь, мальчики — каждая из женщин желала любого из вас только однократно. Завтра, если вы ещё чуть-чуть потрудитесь, на вас уже никто и не взглянет. Мы же здесь вроде божков, как не вступить с божеством мужского рода в связь? — успокоила всех Ольга.

— Ты нам Ерёму в помощь выдели, тогда мы точно справимся, — предложил Лёня, которому тема разговора весьма не понравилась.

Дочь шамана одарила его выразительным взглядом, но промолчала. Вскоре на пороге избы объявился Лёшка, за ним следовал Садмир.

— Хороша дня! — приветствовал их старейшина.

Они поклонились в ответ и ответили что-то соответствующее моменту. Оказывается, ещё не вся часть обязательной программы была выполнена. Дорогих гостей, о которых шепотом между собой говорили, что они и есть Настоящие Люди из самого Настоящего Мира, полагалось представить медвепуту. В процессию вошли несколько почтенных мужчин, парочка охотников с автоматами на плече, беспородного вида шавки на поводках, и, естественно, претенденты на звание Настоящих Людей. Сзади, на некотором отдалении, пристроились две колдуньи. Садмир, немало не смущаясь, предложил Ольге идти последней, поближе к колдуньям.

Они вышли из поселка через прочные высокие ворота, над которыми возвышалась будка автоматчика.

— Медвепут порой тайгу пешит. Нами одни охраняться надо, — пояснил старейшина, поймав изучающий взгляд Ермолая.

Юноша кивнул в ответ. Леонид, разом резко припомнивший особенности Реденла, уже сообщил, что медвепут живёт в тайге близ человеческих поселений, находясь с людьми в симбиозе: он убивал горкозов, а люди толкли для него рога монстров, да ещё снабжали удочками. Медвепут был не прочь порыбачить, вот ему и приносили удочки и снасти, которыми он пользовался весьма умело. На зиму же охранитель поселков впадал в спячку — вот тогда и спасали крепкая ограда да автоматчики на вышках.

Садмир прямо на глазах набирался благочестия. Он уже не шёл, а выступал, неся на вытянутых руках пустой металлический тазик. Сзади него вели лошадь, во вьюках которой находился некий агрегат и канистры с бензином.

— Повозок здесь у вас нет? — поинтересовался Алексей бесхитростно.

Старейшина сбился с шага и растерянно оглянулся. Вместо него негромко ответил Межир:

— От шахты к печам и брегу есть дорога. Иные нами бестолку. Там повозки.

Процессия обогнула сопку с севера, следуя по узкой тропинке. Шли молча. Впрочем, Кутков мысленно понукал Харламова решить основной вопрос, но было явно незачем что-то делать до их представления медвепуту. Так они и шли, не менее получаса, пока не вышли на единственную здешнюю дорогу. Ровная, прямая, утоптанная, она одним концом упиралась в расщелину в сопке, которая и была шахтой, а на другом конце виднелось коническое сооружение с трубой сверху. Сейчас печь была холодной. Они прошли мимо неё, и дальше, к спокойной речке, через которую был перекинут хлипкий мостик, подвешенный на толстых стальных тросах.

— Здесь что, индустрия есть? — вслух поинтересовался юноша.

— Есть, безусловно. Откуда бы они автоматы взяли? И железные дороги есть, и автомобили. Но это всё в городах на большой реке, — также вслух ответил Леонид.

После перехода через реку он внезапно замкнул своё сознание и остальные, на всякий случай, сделали то же самое. Теперь процессия следовала по наклонному берегу тихой речки, на которой и рыбачил ныне медвепут. Впрочем, наблюдать это зрелище им не пришлось. Медвепут, по виду медведь медведем, только покрытый полупрозрачным твёрдым панцирем, стоял на четырёх лапах на берегу и смотрел на приближающихся людей. Ермолай обратил внимание на тонкие длинные пальцы, которыми заканчивались его лапы. Рядом вытянулось тело мертвого самца-горкоза.

Садмир жестом руки остановил процессию. С лошади быстро сняли агрегат, залили бензин, потом Межир и один из охотников быстро поднесли агрегат к горкозу, запустили, и пилой-насадкой лихо отпилили у монстра рога.

— Медвепуту требуется толчёный рог горкоза, чтобы вырастить свой панцирь, — тихо пояснил Кутков.

А на агрегате тем временем сменили насадку и принялись со страшным визгом измельчать рога над тазиком, который с торжественным видом держал Садмир. Едва операция закончилась, как Межир принёс что-то, напоминающее мясной фарш, в деревянном ведре и вывалил остро пахнущее содержимое в тазик. Старейшина прочитал что-то заунывное — слов никто не разобрал — и размешал толчёный рог с фаршем руками. А затем торжественно вручил тазик Ермолаю.

— Отдай медвепуту в знак нами поклонения.

Почётный гость взял тазик и понёс к недвижному медвепуту, но тот, едва он приблизился, негромко зарычал. Не нужны были особые способности, чтобы понять — медвепут не желает принимать лакомство из рук человека.

— Вернись скоробежно! — тихо подсказал старейшина.

Он выглядел растерянным и смущённо переглядывался с другими жителями посёлка. Те пожимали плечами и отводили глаза в стороны. Только колдуньи, оставшиеся сзади, внезапно приободрились. Следующим тазик понёс Алексей, потом Лёня, и последним — Сашок. Каждого из них медвепут встречал рычанием, и пищу, в конце концов, принял от Садмира.


— Значит, потом вас определили как гостей колдуний, а те, убедившись, что ваши умения куда выше их талантов, намекнули, что пора бы гостям продолжить путь, — подвёл итог докладу Харламова Лысый. — В общем, оказал вам медвепут медвежью услугу. Ну, а Леонид нам что скажет?

В его голосе прозвучало нечто такое, отчего Кутков сразу покраснел. Какой-то оттенок насмешливости, и не очень доброй насмешливости. Присутствовавшая тут же Мариэтта откровенно веселилась, разглядывая всё пятёрку путешественников. На Ольге, впрочем, её взгляд задерживался не дольше, чем на секунду.

— Солматр — посёлок горняков. Они разрабатывают оловосодержащую рудную жилу, проводят первичную плавку и полуфабрикат сплавляют на плотах по Порожистой. Кормятся с огородов, а также рыбалкой и охотой. В поселке три группы населения: шахтеры, охотники и колдуньи. Первые заняты добычей олова, вторые их охраняют и обеспечивают мясом и рыбой, колдуньи тоже заняты охраной — обнаруживают на расстоянии всяческих монстров. Их на Реденле куда больше, чем представлялось вначале. Есть даже водный вид, нам крупно повезло, что мы на него не нарвались. Все монстры — телепаты: либо обнаруживают людей на большом расстоянии, либо умеют воздействовать на их психику. Горкозы, как тот, которого я убил, наиболее опасны для людей. Медвепут защищает только от горкозов, но он то уйдёт побродить по тайге, то в зимнюю спячку впадёт. Тогда охраняют охотники. Охотник с собакой и автоматом горкоза не боится. Оттого и они, и колдуньи к медвепуту относятся без особого почтения. Это шахтёры, едва тот нас не признал, сразу сочли нас людьми второго сорта, а охотники и колдуньи относятся к нам с прежним уважением.

Лёня замолчал, директор ещё некоторое время смотрел на него, ожидая продолжения, но Кутков напустил на себя высокомерный вид, и стало ясно, что без дополнительного приглашения он говорить не станет.

— Ну, хорошо. А вот Аникутина, она вроде больше других с колдуньями общалась, она что скажет? — спросил Лысый.

— Леонид прав. Шахтеры и некоторые другие жители вообразили, что мы явились из Настоящего Мира, но им казалось, что все звери вокруг станут нас слушаться и лизать нам руки. А медвепут доказал, что это не так. Значит, или мы — не Настоящие, или их вера ошибочна. В вере они не усомнились…

— А колдуньи?

Колдуньи, как и охотники, горкозов не боялись. Тут была определённая особенность. Горкозы-самцы остро реагировали на женщин детородного возраста — то есть тех, у кого продолжались менструальные циклы. Колдуньи же, родив в юности ребёнка, искусственно циклы останавливали, в двадцать с небольшим лет превращаясь в старух, и внешне — тоже. Зато горкозы испытывали к ним интерес не больший, чем к зайцам. Самки же горкозов остро реагировали на мужчин, находящихся в состоянии полового возбуждения. Охотник на охоте, ясное дело, думал о другом. Опасность могла угрожать ему только в поселении — по поселения люди научились защищать вполне успешно.

— Так что медвепут нужен только шахтёрам — в его присутствии они не так зависят от колдуний и охотников, — подтвердила дочь шамана точку зрения Куткова.

— Борьба за социальный статус. Понятно, тут не только медвепуту начнёшь поклоняться, — вдруг сказала Мариэтта. — А колдуньям вы чем не угодили? Тоже — не Настоящие?

Колдуньи, как раз, скорее сочли их очень даже настоящими. Способности любого из пятёрки были куда выше, чем у любой из колдуний. Что те могли? Горкоза на расстоянии обнаружить или иного монстра. Отпугнуть, отворотить в сторону, если тот ещё не почуял добычу. Могли улавливать и передавать мысли — но плохо, непостоянно. Кинетики у них не было вообще, этот дар в Реденле встречался только среди мужчин, довольно редко. Колдуний в Солматре было девять — и ни одного колдуна. Себя они уважали чрезвычайно — и тут вдруг являются чуть ли не дети, которые видят их насквозь, и к тому же способны совершать немыслимые по местным меркам вещи. Что остаётся? Преклоняться или завидовать чёрной завистью.

— Я не про это. Психология и логика солматрцев мне понятна, гораздо интереснее концепция Настоящего Мира. Подробнее о ней можно?

Но в посёлке никто в тонкости концепции не вникал, она существовала на уровне деревенских побасенок. Кутков надеялся отыскать в крупных города учёных, они должны были знать больше.

Игорь поинтересовался географией приват-мира. Кутков, смущаясь, поведал, что весь мир ограничен долиной Порожистой, которая вбирает в себя новые притоки и становится полноводной судоходной рекой. По Порожистой и её притокам располагались людские поселения, а вокруг лежала бескрайняя и безлюдная горная тайга.

— Так река должна куда-то впадать? — не понял Игорь.

— Порожистая течёт на север. Судоходна она около ста километров, там основная часть населения и сосредоточена, на равнине. Дальше горы, и чем дальше — тем холоднее климат. За горами снег и лёд даже летом не тают, и куда впадает их река, никто в Реденле не знает.

Школяры переглянулись. Все подумали одно и то же: и Реденл своего рода расщеп.


Лёня ещё несколько раз сплавлялся по Порожистой, надеясь отыскать другой посёлок. Река заметно изменилась. Местами по берегам виднелась тропинка, на расчищенных лужайках чернели кострища. Однажды самец горкоза напал на них, лихо прыгая к плоту по мелкой воде. В этот раз его свалил Сережка Алёшин. Видели они и водяного монстра: красного кальмара с рыбьим хвостом, вообще незаметного для мысленного поиска. То ли особь была мелкой, то ли монстр людьми на плоту не заинтересовался, но чудовище проплыло мимо по своим делам.

А вскоре наступило время весенней сессии. В классах вновь расставили компьютеры, осознав объём необходимой работы многие вслух ахали и откровенно нервничали. Ребята, собравшись у Игоря, вдруг начали обсуждать солматрских девок.

— Да мне взрослые женщины даже интереснее показались, — сообщил Константинов, самый крупный специалист по данной проблеме.

— Нормально, — пожал плечами Сашок. — Как обычно.

— А с гигиеной у них как? — заинтересованно спросил Жолудев.

— Деревня, — протянул Лёшка. — Они подмываются, конечно, но с моющими средствами там небогато.

Ермолая интересовало, неужели им здесь мало женского пола? Ведь у каждого была постоянная подруга, а то и две.

— Ты что, это же секс с фантомом! Экзотика! — восхитился Сережка.

— Экзотикой был бы секс с медвепутом или самкой горкоза. Солматрцы же — просто люди, — возразил юноша.

Лёня внимательно на него глянул, но возражать не стал.

— Я ощущал их мысли, — сообщил Алексей, — по мне, точно, люди.

— И на ощупь люди, — подтвердил Сашок.

Теперь уже все разом поглядели на Куткова. Тот пожал плечами.

— Да, люди. Но не из нашего мира. И равнять их с нами не стоит.

Помолчали. Продолжать прежний разговор не хотелось, и кто-то поинтересовался, для чего медвепуту прочный панцирь. Лёня насупился ещё больше и неохотно рассказал, что в начале лета в Реденле откладывают яйца гигантские — крылья размахом до метра — стрекозы-вампиры. Для продления рода им требуется свежая кровь, совсем как самкам земных комаров.

— … жало у них под брюхом. Оно резко выдвигается вперёд, пробивает грудную клетку и достигает сердца. Через него стрекоза разом всасывает до литра крови. Человеку, естественно, сразу конец. Стрекоза безошибочно определяет, где сердце…

В опасности находились не только люди, но и любые крупные млекопитающие. А вот панцирь медвепута жало не пробивало, да и горкозы с их фантастической быстротой успевали с атакующей стрекозой расправиться.

— Обрадовал ты нас, ничего не скажешь. Это когда мы на следующий учебный год вновь погрузимся, там как раз весна будет? — неприятно изумился Игорь.

Но время в Реденле текло иначе, а Леонид вообще считал, что в его отсутствие оно просто останавливается. Получалось, следующей осенью в приват-мире Куткова продолжится всё та же осень.


— Наши мальчики решили, что в Реденле девчата не хуже и жаждут возвращения? — ядовито поинтересовалась дочь шамана, когда сели пить чай в своей комнате.

Последнее время они всё реже ходили в столовую, обходясь вечером чаем с бутербродами. Юноше это не всегда нравилось, но ходить без Ольги в столовую тоже не хотелось. Совместная жизнь накладывала ограничения. И он понимал, что его ограничения и вполовину не так серьёзны, как ограничения его женщины.

— Да, некоторым захотелось экзотики. А что, девочки разве в другой мир не рвутся?

— И хочется, и колется, — пожала плечами подруга. — Я им про горкозов всё рассказала, в подробностях. Галке всё равно, Инга боится, а как отнесётся Вика, пока сказать трудно.

— Нам нужна Вика?

Ольга хладнокровно ответила, что мир Реденла доказал — её способности крыши для группы недостаточны. Универсалы хороши для неожиданных ситуаций, а с постоянным прикрытием лучше справится подготовленный человек. Юноша не возражал. То, что Вика изначально готовилась в их группу, было всем известно, но за повседневными делами об этом успели как-то забыть.

— Что ты им такого про горкозов рассказала? Они же самца видели своими глазами.

— Зато не видели, что остаётся от человека после нападения горкоза. Если тот просто охотится, без сексуальной подоплёки, то ничего особо страшного. Монстр когтями рвёт горло, убивая, потом отрывает ноги и обгладывает бёдра. И ягодицы обгрызает. А остальное бросает. А вот когда горкоз приходит в сексуальное возбуждение, от человека остаётся кровавая каша: грудная клетка разорвана, внутренности выброшены наружу. И ничего не съедено. Впрочем, если охотилась самка, то у мужчин исчезают половые органы. Ест она их или с собой на память забирает, не знаю.

Ермолай не понял, зачем надо было запугивать Баканову, о чём честно и сказал. Но Ольга сделала это расчётливо.

— Пусть сейчас боится. Потом, при погружении, убедится, что не так всё плохо. И обретёт уверенность в себе. Ты, кстати, когда собираешься группу на свадьбу приглашать, Харламов?


Тайга и снова тайга

— Представь себе, она тут вновь объявилась, — вдруг произнесла дочь шамана, рассматривая разные дополнения к свадебному платью. — Я уж надеялась, что мы с ней расстались в Абакане.

Жених молча, одними мыслями, передал своё удивление. Мариэтта на свадьбу приглашена, она прикрывала всю их группу в дороге до Абакана и рассталась с ними на вокзале, пообещав вскоре присоединиться. Вот она и выполняла обещание. Не иначе, приехала в Канск на том же автобусе, с Муртазой. Нечего было и надеяться, что им, да и всей группе предоставят полную свободу.

Тут набежали девчонки, стали обсуждать наряды и юноша о присутствии девицы Узоян позабыл. А вот его подруга помнила. И когда он вышел из магазина, послала ему вслед предупреждающую мысль. А жених и думать о девушке не думал. Хотя — нет. Он как раз подумал, что выбирать костюм, похоже, ему придётся в чисто мужской кампании. Вот где бы пригодилась Мариэтта!

Но идти её искать, или звать мысленно было не с руки. Дочь шамана и так не обрадовалась, когда он сказал ей, что Узоян необходимый внешний член группы. То, что группам требовались внешние опоры, секретом не было. Но в разговоре с Лысым Ермолай назвал Мариэтту, и это был не просто выбор, это было осознание необходимости. Внешние члены, которых ещё именовали не очень почтительно "столбами", вписывались в эту роль в ходе формирования группы, случайно "столбом" стать было невозможно. Другим "столбом" оказался Селиванов, что никого не удивило — в этой роли чаще всего именно преподаватели и оказывались.

Харламов ощущал, что им потребуются ещё два "столба", но кто мог бы ими стать он пока не чувствовал. Ольгу известие о том, что Мариэтта постоянно будет с группой, пока та находится в расщепе, не обрадовало. Как ни странно, к девице Узоян она жениха ревновала, чего скрывать не собиралась. Впрочем, скрыть хоть что-то от него она и не могла, но не подчёркивать свои мысли столь явно ей было по силам. Не хотела. Так что костюм жених выбирал вместе с ребятами из группы.

Муртаза, слушая музыку, сидел за рулем всё того же запылённого неброского автобуса, скучающая Мариэтта расположилась в салоне. Каждый в группе знал, что под капотом автобуса прячется форсированный мотор, вдвое мощнее обычной модели, а Муртаза — ас баранки высочайшей квалификации, способный к тому же воздействовать на сознание любого обычного водителя на дороге.

— Мари, а ты что, магазины игнорируешь? Всегда на страже, да? — весело удивился Лёшка.

— Я в Красноярске прибарахлилась, — устало ответила девушка. — Кстати, ребята, в наших планах изменение. В дом к Харламову едут он сам, Ольга, и Леонид, как официальный свидетель. Их мы высадим на окраине посёлка, чтобы самим не светиться, и сразу уедем в Троицк.

Её слова встретили воплем негодования, в большей степени притворным. Все понимали, что о безопасности следовало думать не только администрации школы, но и каждому члену группы. Автобус покатил по узкой дороге, а юноша ощутил знакомое чувство лёгкого онемения во всём теле. Так он воспринимал ту защиту, которой их закрыла Мариэтта. Когда группу прикрывала Ольга, он прикрытия почти не чувствовал. Впрочем, насколько сейчас они были доступны восприятию опытного чтеца, можно было только гадать. Абсолютной защиты не существовало в принципе.

Окраина посёлка поразила юношу: огромный участок тайги у западной границы посёлка вырубили. Непривычно голые холмы, усеянные пеньками и чудом уцелевшим подлеском, являли взору жалкое и унылое зрелище. Нагрузив на себя сумки и чемоданы, юноша потащился вдоль ряда домов. Рядом пыхтел под большим рюкзаком Лёнька, зато невеста шла сзади них лишь с дамской сумочкой в руках. На полпути их встретили отец и сёстры: объятия, поцелуи. Ермолай представил Куткова, как свидетеля со стороны жениха. Свидетельницей невесты стала Анна.

— Ну, Ермолай с Леонидом в дом пойдут, а невесту мы до свадьбы к Шевелёвым в дом определим. Аня сейчас и проводит.

При этих словах Харламова-старшего Леонид отчего-то загрустил. Но жениху было не до переживаний приятеля. Он мысленно обегал всех знакомых — сейчас, после года в школе, их чувства и намерения были почти всегда для него прозрачны. Вот Костя Богомолов — сидит на речке, рыбачит и явно недоволен жизнью. Витька Громяк слоняется по дому и скучает. Гришка Рахимов, недавно прибывший, тоже дома, но закрывает своё сознание. О приезде новобрачных он уже знает. Тут и жених сообразил, что, находясь здесь, свои мысли стоит прикрывать непрерывно.

Разобрав багаж, он первым делом спросил отца, отчего вырубили лес у посёлка.

— Принято решение о переносе посёлка. Вверх по Бирюсе, километров на тридцать пять, да на другой берег. Вокруг нас тайга уже почти полностью выбрана. А там уже и мост строится…

Дома тоже должны были переноситься, если их хозяева не пожелают построить новые. Школу планировалось перевезти через три года, тогда же должны были переехать и все учителя. Юноша удручённо повесил голову. Через три года место, где он вырос, где знал каждое дерево, каждый выступ на окрестных сопках, станет чужим, превратится в опустевшую вырубку. А новый посёлок он считать своей малой родиной уже не сможет.

Пока Кутков отвечал на вопросы Маринки, он наскоро помылся, переоделся, и отправился за Викой. Её, как будущего члена группы, следовало пригласить на свадьбу. Присутствие Виктории Клюзовой он ощущал, но её мыслительную и эмоциональную деятельность воспринимал еле-еле, как будто девушка постоянно находилась в лёгкой дремоте.

— Добрый день. Я к Виктории, — поздоровался Харламов, войдя на веранду соседского дома.

Хозяйка кивнула, с интересом проследив за ним глазами. В её сознании разом всплыло всё, что соседская дочь рассказывала о путешествии на Край.

— Вика, ты здесь? Привет!

Девушка вскочила со скамеечки, сидя на которой она распарывала какое-то платье.

— Ой, Ермолай! А как ты меня нашёл?

— Ну, меня кое-чему научили… Ты, я вижу, тоже занималась?

Болтая с девушкой, он понял, что сложностей группе она не создаст. Уверенная в себе, но при этом скромная. Качество, довольно редкое среди идущих Путём Радуги. Известие о свадьбе она встретила с восторгом — но даже при этом её мысленный отпечаток оставался блеклым, как будто Клюзова была напрочь лишена необычных для рядового человека талантов.

— Батя, я Викторию пригласил, — сообщил жених, вернувшись.

Николай Владимирович кивнул. В планах Клюзова была уже учтена, как и Богомолов с Рахимовым.

— Обычных людей что, вообще не на свадьбе будет? — поинтересовался Леонид.

Жених знал, чем вызван его интерес: с обычными людьми отношения у Куткова складывались не лучшим образом, и он надеялся хотя бы в Ручейном отыскать тех, кого можно было бы счесть по-человечески нормальными.

— Почему не будет? Анна, Марина — сёстры Ермолая, самые обычные девушки, без всяких чрезвычайных способностей. Придут ещё соседи, люди в возрасте, — ответил с явным неодобрением Харламов-старший.

Леонид заметил, что Марина просто не вышла годами для путешествия на Край. А вот в Анне он определённо что-то родственное почувствовал, и считать её обычной девушкой не соглашался.

— Ты знаешь, в Ручейном множество людей с талантами. И их способности вызывают уважение. Но вслух об этом стараются говорить как можно реже. Не стоит выделяться и нервировать окружающих. Посёлок маленький, наличие способностей у кого-то может оказаться кружкой бензина в костре бытового конфликта, — предупредил Ермолай приятеля. — На берег прогуляться не хочешь? Бирюсу посмотришь, Костю с рыбалки вытащим…

Река сверкала синевой, по поверхности стремительно проносились водовороты, камни на дне пестрели разноцветными пятнами. Бирюса даже возле посёлка оставалась чистой, чего нельзя было сказать о захламлённом кусками древесины береге. Улов у Кости оказался посредственным — всего-то пяток средней величины рыбешек.

— Ерёма, друг! — бросился он обниматься. А потом протянул руку Лёньке, — Костя, ни рыба, ни мясо. Будущий счетовод.

Костино пребывание в исследовательской лаборатории закончилось, чему он откровенно радовался. Правда, в последние дни было довольно интересно.

— …Приезжали разные люди — я был тогда возле восточного Края — каждый сажал меня в кресло, смотрел в глаза. А потом я вдруг оказывался вместе с ним в воображаемом мире. Только оба мы были в костюмах Адама. Когда дамы приезжали, было иногда интересно. Вот, голышом мы в воображаемом мире отправлялись к Краю — там он тоже был, и я рассказывал, что вижу. А потом мгновенно оказывался в кресле, уже одетый. Миры, кстати, казались абсолютно реальными. И кожу я там сдирал о камни, и солнечные ожоги получал, и даже пальцы ног однажды чуть не отморозил…

Позднее, когда они возвращались в посёлок и Богомолов закончил рассказывать о животных, которых он встречал в воображаемых мирах, Ермолай поинтересовался, рекомендовано ли ему об этом рассказывать посторонним.

— Вам можно, — с солидным видом произнёс Костя. — Они же понимают, что молчать об этом будет трудновато. Надо только выбирать, кому что говорить. Вот вы, я думаю, тоже в таких мирах бывали?

Жених и свидетель переглянулись. Затем по очереди признались, что да, доводилось. Рассказ про сверх-сокола получился детальным, а затем Кутков без подробностей описал медвепута.

— Но сам я, как он пользуется удочкой, не видел. Так что, может, преувеличивают.

— А нас переносят, — вдруг заговорил о другом Константин, — новая лесопильня уже строится, зимой начнет работать. А старую, которая здесь, через несколько лет просто бросят, она своё отработала. За это время весь лес в округе сведут, и пустырь саженцами засадят.


— А почему он там голым оказывался?

— В общие миры все попадают в натуральном облике, одежда и прочие предметы туда не проходят, — ответил Леонид.

Они стояли возле дома родителей, расставшись с Костей, который понёс улов домой. Новость оказалась не очень приятной. Юноша представил всю их группу голышом, в неизвестном мире, о котором даже они, его открыватели, ничегошеньки не знают. Мороз ли, жара, твари ли кусачие?

— И что, все так нудистами и бродят?

— Если в мире есть из чего изготовить одежду, её изготавливают. Кинетики в каждой группе на что? А некоторые миры так и бросают, температурный режим экстремальный, а обувь-одёжку сварганить не из чего.

— Способности наши хоть сохраняются?

— Это — да. Сохраняются полностью, — подтвердил Леонид. — Слушай, а отчего Анна на Край не ходила?

Только тут Харламов обратил внимание, что Лёнька заинтересовался Анькой всерьёз. Понятно, что это была первая его знакомая девушка, сама живущая жизнью обычных людей, но при этом выросшая в семье, в которой все шли Путём Радуги. Но к его интересу примешивалось и чувство симпатии.

— Родители так решили. Сестра не возражала.

— Жених у неё есть?

Юноша пожал плечами. В прошлом году не было, а что сейчас… Спрашивать же не будешь. А читать мысли родной сестры он не считал возможным.

— Ольгу спросишь. Ей лучше знать, они подруги. Кстати, вон в том джипе, насколько я понимаю, Женька Шатохин рулит. К нам рулит.

Джип производства новосибирского завода затормозил, клюнув тяжёлым носом, и из водительской дверцы выскочил Женька: в светлых брюках и белой рубашке с коротким рукавом. По тому, как он небрежно захлопнул дверь, стало ясно, что машина эта его собственная, но относится он к ней с полным безразличием.

— Ермолай! Лёня! — он протянул руку, которую приятели с воодушевлением пожали. — Остальные наши тоже здесь? Я слышал, у вас с Аникутиной свадьба?

— Не сегодня. Оттого из наших здесь только Лёня и Ольга. А ты какими судьбами?

— Да так, работёнка предстоит кой-какая, — махнул рукой Шатохин. — Мост для нового посёлка строится, меня попросили глянуть, не смогу ли я чем помочь.

Кутков сразу поинтересовался, кто сказал про свадьбу. Женька назвал человека, это был житель Ручейного, и прибавил деталь, которая много говорила знающему человеку: на свадьбу закупили два ящика шампанского и всего три бутылки водки.

— Я сразу и подумал, что это наши, — доложил Шатохин не столь оживлённо.

Ему уже стало ясно, что его приглашать на свадьбу не собираются, а напрашиваться не позволяла гордость. Ермолай поинтересовался насчёт машины, но Женька сказал небрежно, что — заработал. Кинетики вообще-то ценились, в некоторых случаях их вмешательство позволяло решить весьма сложные проблемы. Вдруг зазвучала мелодия, Евгений вытащил мобильник и с некоторой опаской посмотрел на экран. Увиденное его успокоило, а жених ощутил, что оказался здесь Шатохин совсем не случайно и очень хочет задать некоторые вопросы. Хочет — и боится ответов.

— Да, слушаю. Уже в Ручейном, возле дома Харламова остановился. Ермолай Николаевич Харламов, мы учились вместе. Через пять минут буду, — он сунул телефон в карман и спросил: — А вам мобильники разрешены?

Конечно, телефоны вне школы были разрешены — это он знал и сам. Вопрос имел другой смысл, он хотел знать, пользуется ли кто из членов группы мобильной связью. У Лёньки телефона никогда не было, а у Ермолая со школьных времён остался старый, и он продиктовал Женьке номер.

— Послезавтра днём звякни, если не занят будешь…

Шатохин поспешно уехал, а свидетель вопросительно посмотрел на жениха. Оба понимали, что их бывший соратник пытается что-то разнюхать. Даже не он сам, а подталкивающие его к этому люди. В голове у Женьки крутились разные глупости о тантре левой руки, секте пашупатов — ему, похоже, внушили, что за Школами Радуги скрываются адепты экстремистских течений индуизма. Однако он был не столь примитивен, чтобы поверить в столь откровенную чушь, да к тому же период пребывания в школе его чему-то научил. Шатохин не верил тому, что говорили преподаватели школы, но он не верил и тому, что говорили ему враги Школ Радуги. И единственными, к кому он относился с уважением, оставались ребята из группы.

— Мариэтте скажем? — спросил Лёнька, определённо пребывающий в задумчивости.

— Я не стану, — ответил жених твёрдо.


Муртаза привёз ребят из группы на автобусе прямо к поселковому ЗАГСу. По дороге они прихватили невесту со свидетельницей, так что на виду у всего посёлка на бракосочетание вышагивали только жених со свидетелем, одетые полагающимся образом, да семья жениха: младшая сестра и родители. Население Ручейного, как и было задумано, отреагировать не успело. У дверей ЗАГСа стояли лишь Костя с Гришкой в парадных костюмах. Первый обречённо озирался по сторонам, а Григорий невозмутимо смотрел в пространство. Ермолай определил, что под пиджаком у него скрывался пистолет, и несколько удивился. В его представлении сил группы было достаточно, чтобы отразить атаку, по меньшей мере, роты спецназа — причём отразить ещё до того, как те получат приказ атаковать. Видимо, мастера Радуги опасались не обычных людей.

Процедура росписи прошла неожиданно быстро: обмен кольцами, подпись в журнале, поцелуй — и жених с невестой стали полноценными, признанными государством супругами. После, по традиции, они вышли на берег реки и пустили по течению плотики с цветами. Пили у реки шампанское, к молодожёнам один за другим подходили земляки с поздравлениями. Харламова в посёлке знали почти все, дочь шамана тоже многие помнили. К родительскому дому молодой муж нёс жену на руках.

— Доволен, Харламов? — поинтересовалась Ольга лукаво.

— А то ты не знаешь, — ответил молодой муж, находящийся на вершине блаженства.

— А Лёнька-то в Аню влюбился, — весело прошептала подруга и ласково ущипнула мужа за ухо.

Да, уже в первые полчаса свадьбы никаких сомнений в этом не осталось. Конечно, свидетелю положено немного ухаживать за свидетельницей, было бы странно, если бы они напрочь игнорировали друг друга. А понятие "немного" — штука расплывчатая, границы принятого поведения здесь не установлены жёстко, и кто-то из обычных людей, гулявших на свадьбе, мог совершенно ничего не заметить. Но члены группы безошибочно чувствовали эмоциональное состояние друг друга, так что ошибиться никто не мог — даже Мариэтта, вообще лишённая таланта прямого восприятия чужих эмоций. Ей вполне хватило недюжинной наблюдательности и понимания человеческой натуры.

Молодожён был совершенно уверен, что и его родители вполне оценили чувства Леонида и благосклонную реакцию Ани. Маринка, та просто глядела за всеми взрослыми большими глазами — но чаще, всё же, поглядывала на сестру. И только Вика, ещё не настроенная на группу и с Лёней только что познакомившаяся, улучила момент и спросила:

— Ерёма, они что, давно знакомы?

— Вчера познакомились.

— Ты смотри, любовь с первого взгляда…

И позднее, когда молодые удалились в свою комнату, а гостей Муртаза увёз на ночёвку, Лёня с Аней вначале пришли помогать матери на кухню, потом сели пить чай — и просидели там часов до четырех утра. Просидели бы и дольше, но встал Николай Владимирович, зашел попить чаю и уговорил их хоть немного поспать — чтобы не пугать своим сонным видом гостей во второй день свадьбы.

Ольга под утро прижалась к мужу и погладила его живот.

— Ты как, нормально себя чувствуешь?

Она прикрывала свои мысли так плотно, что им поневоле приходилось общаться только словами.

— Не ожидал, что здесь у нас получится так серо. Наверное, обычные люди вот это и чувствуют всегда. Ты уверена, что тебе стоило так свои мысли закрывать?

Но у неё это получалось инстинктивно. Среди людей дочери шамана было неуютно, и она закрывалась почти непроизвольно. Даже лицо её за прошедший день стало менее подвижным.

— Ты будто не замуж выходила, а тяжелую работы сполняла.

— А ты Мариэтте не говорил, что к тебе Шатохин приезжал? — супруга убрала руку и отодвинулась, положив подушку повыше.

— Он один из наших, вполне естественно, что заехал. Сегодня днём позвонит, я дал ему телефон.

Ольга знала об этом, но мотивы супруга не казались ей весомыми. Для неё Женька был отступником, а возможно — и предателем.

— У тебя, милый, иногда интуиция работает, так что я пока воздержусь от любых действий в его отношении. Но ты определись, пожалуйста, кто он для тебя. А то у тебя наметился талант сходиться с людьми, которые мне неприятны…

На второй день участники свадьбы сидели за столом возле дома, сидели чинно, в повседневной одежде и неспешно отдавали честь хозяйкиным блюдам. Нескольким зашедшим соседям налили водочки, женщинам — шампанского, те посидели немного и убежали. Кости не было, он отправился на место нового посёлка, узнать насчёт временной работы. А Гриша Рахимов пришёл, сидел тихо, внимательно поглядывая по сторонам. Муртаза быстро поел и ушёл в автобус, а Анастасия Сергеевна обсуждала с девчонками гастрономические тонкости. В разговоре участвовал и Кутков, похоже, исключительно оттого, что Аня тоже готовила некоторые яства, украшавшие в данный момент стол.

Предупреждающий взгляд Сашки остановился на Ермолае за пять секунд до того, как затренькал телефон.

— Шатохин, — уверенно произнёс тот в пространство и поднёс аппарат к уху.

— Да, я дома, заезжай. Все наши тут, обедаем… Не помешаешь… Да, расписались вчера… Спасибо, передам, — трубка нырнула в карман.

— Он будет минут через десять, — сообщил юноша, покосившись на Ингу, которая единственная, как ни в чём ни бывало, продолжала разговор.

Через пять минут ушёл Гришка, сказал, погуляет вокруг дома. А за ним удалились и Аня с Лёней. Вика ничего не почувствовала, и их уходу удивилась. Но ребята ей сказали, что идут в дом. Галка с Ингой проводили их понимающими взглядами, остальные налегли на пироги с рыбой, которые как раз Анна и готовила. А Харламов вышел на улицу встречать гостя.


— Супчику куриного хотите? А есть ещё уха, — Анастасия Сергеевна от души потчевала молодого человека.

— Спасибо, лучше супчику, — Шатохин чувствовал себя неловко, но отказываться было неудобно.

Его подарок к свадьбе, набор небьющейся посуды, так и остался стоять на столе, куда его поставил Ермолай. Женщины возобновили обсуждение гастрономических проблем, а Женька торопливо хлебал суп.

— Ты не спеши, — посоветовал молодой муж, — у нас ещё вторых блюд пять разновидностей. Мы сидим давно, спешить не будем, надо же всё перепробовать.

— Блудный попугай, а водку тебе пить можно? — поинтересовался Лёшка.

— Я за рулём, — покачал головой Шатохин. — Да и вообще, при моей работе пьянка противопоказана. Да вы сами знаете: режим, постоянные тренировки, релаксации. Иначе способности угасать начнут, а я только ими и живу. Меня же никто не содержит, что заработаю, на то и существую.

Он доел суп и ему тотчас же предложили несколько разных блюд, из которых Женька выбрал кашу со свиными поджарками.

— А потом вы куда? — поинтересовался он, смотря на Ольгу.

— К моим, в лес, — с улыбкой отозвалась та.

Шатохин не спросил, когда они собираются отбыть, хотя вопрос вертелся у него на языке. Он принялся болтать с остальными. Мариэтта хотела месяц побыть дома, Лёшка собирался с Эллой в горы, Галка надеялась записаться на курсы спортивного танца. Братья пожали плечами и ничего не ответили. Игорь думал порыбачить в низовьях Енисея, Инга пока не решила, а Сашка собрался в тайгу.

— Один?

— Один. Возьму палатку, снасти рыболовные. Не рыбалки ради, а лишь бы прокормиться.

— Никто не едет в большие города, на курорты…

— Ты бы сам поехал? — спросил его Ермолай.

Но Женька, даже если бы не был связан работой, тоже предпочёл бы тишину и малолюдье. Только при его работе как раз летом он был нарасхват. А вот зимой работы не было, зато была учёба.

— Женя, ты как с обычными людьми, ладишь? — вдруг поинтересовалась Мариэтта.

— С моими-то способностями… — скривился Шатохин. — Не получается. Для них я чужой. Если кто ко мне интерес и испытывает, то обычно корыстный. Про школу многие расспрашивают… Но я молчу, как партизан. Кстати, о работе мне тоже распространяться не следует. С вами, понятное дело, можно…

Отступник специализировался на вбивании свай в скальный грунт. С его помощью процесс шёл интенсивнее, да и неожиданностей было куда меньше.

— Жень, а почему ты ушёл из школы? — по-детски непосредственно поинтересовалась Вика.

— Перевели в другую, — махнул рукой Шатохин и замолчал.

— Женя сторонник стабильности расщепа, а в школе поощряются исследования, призванные проникнуть в суть нынешнего порядка вещей. А это, пусть гипотетический, но риск возможного слияния с Материнским Миром. В общем, идейные разногласия, — объяснила Мари.

Шатохин кивнул, зато Вика немедленно заинтересовалась, что это за исследования такие. Пришлось объяснять — это опять сделала Мариэтта — что они исследуют иллюзорные миры, в которых где-то есть Край, а где-то его нет. Быть может, особенности этих миров смогут пролить свет на возникновение расщепа.

— Так вы что, в реальном мире вообще ничего не совершаете? — удивился Женька.

— Мы — нет. Готовимся к погружению в такие миры, которые нельзя отличить от реальности. Там без наших способностей пропадёшь, — ответил Ермолай.

Мари кивнула, соглашаясь. А Женька вспомнил преподавателей и они некоторое время обсуждали их привычки. Разговор давно перестал быть всеобщим. Больше говорили Мариэтта, Харламов и Сашка, а Женька задавал вопросы. Но ещё интереснее было то, что некоторых вопросов он так и не задал. Провожая его к машине, юноша спросил, отчего.

— Ты знаешь, я с разными людьми общаюсь, Ерёма. Некоторые разделяют мои взгляды, с ними мне легко. Но их интерес к школе и всем вам меня настораживает. Заметь, они подталкивали меня встретиться с вами, поговорить по душам. Но потом о встрече, я уверен, не спросят. Мысли читают, не иначе.

— Читает, скорее всего, кто-то другой, кого ты даже не знаешь. Ты, Женя, в роли наживки оказался. Понимаешь? Прекрасно. Я тебя как-нибудь в иллюзорный мир с собой возьму. В такой, что от реального не отличишь. Тебе надо самому увидеть, чем мастера Радуги занимаются.

— Ты серьёзно? — загорелся Женька. — Когда?

Юноша пока сроков назвать не мог. Следующим летом, скорее всего. Они договорились поддерживать переписку, и Шатохин укатил. О том, что его любопытные друзья и подарили ему джип, он сказать постыдился. Впрочем, вполне мог полагать, что об этом слышащие узнают и без его признания.

За столом, как легко можно было догадаться, обсуждали Женьку. Мари куда-то звонила, а центром разговора стала Вика. Сейчас ей объясняли, отчего в Школах Радуги столь серьёзно относятся к безопасности.

— Ермолай Харламов, — торжественно заявила Мариэтта, закончив разговор, — могу вам ответственно заявить, что вы гений! Экспромт с обещанием визита в общий мир — это наилучшее решение ситуации. Теперь Женьку его наставники целый год трогать не станут, будут ждать обещанного. За год о его приятелях много чего станет известно…

Вика поинтересовалась, действительно ли он собирается выполнить обещание. Пришлось признаться, что для этого нужно, чтобы группа открыла свой общий мир. Тогда он сможет сам исполнить обещанное. В ином случае придётся просить ещё кого-то, то ли ребят из группы Дружинкина, то ли Куткова: Реденл по степени своей реальности вполне соответствовал обещанию.


Второй раз в жизни новобрачные летели над тайгой на вертолёте. В этот раз — вместе. После визита Шатохина администрация школы предпочла перестраховаться и отправила молодожёнов в лес неожиданным маршрутом. Вертолёт подобрал их на расстоянии пары километров от Ручейного и сейчас нёс в Богучаны. Весь нехитрый гардероб путешественников уместился в одном рюкзаке. Тайга сверху выглядела до предела монотонно, Ольга даже откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Внизу проплыла лента Ангары, летательный аппарат снизился, высматривая удобное место, пилот ткнул вниз пальцем и посмотрел на юношу. Тот кивнул головой.

Они спрыгнули на маленькую поляну с зависшей на высоте полутора метров машины, и вертолёт немедленно взмыл вверх. Через минуту его уже не было слышно.

— Мы, похоже, треть пути уже проделали, — оптимистично объявил юноша.

— Здесь пока ещё очень людно, давай побыстрее уйдём к северу, — попросила Аникутина и они быстро зашагали напрямик.

Ольга, выйдя замуж, оставила свою фамилию. Память об отце, о биологическом отце. Бордусей, чьей фамилии Харламов никогда и не знал, был ей отцом приёмным. Говорили, что шаман приходился ей дядькой — но внешнего сходства, как легко можно было заметить, между ними не существовало. Бордусей вообще не был чистокровным эвенком, слишком многое в его облике напоминало типичного славянина, а Ольга, несомненно, была настоящей дочерью своего народа. Впрочем, у женщин так много значили причёска и головной убор, что иногда Ермолай и в этом не был уверен.

На второй день пути, едва они переправились через речку Ельчимо, он спросил, не чувствует ли она своих родичей. Но было ещё рано. Их ещё ждали реки: Бичилей, Левая Бедоба, потом сама Бедоба. Их нужно было преодолеть, выйти к реке Иркинеева и только там дочь шамана смогла бы точно определить, где расположилась её родня.

— Я думал, когда ты одна в лесу, то чувствуешь человеческое присутствие острее.

— Я всё окружающее чувствую острее, не выделяя человека специально. Мой народ всегда жил лесом, для нас деревья, ручьи, птицы и животные не менее важны. А твой народ пахал землю, запрягая лошадей, пас и доил коров и так далее. У нас разный исторический опыт, да и менталитет тоже.

Дочь шамана старалась его убедить, приводя классические аргументы, хорошо Ермолаю известные. Но глубинной убеждённости в ней не было.

— Оля, менталитет, конечно, штука серьёзная, но ты училась в русской школе, читала русские книги, даже замуж за русского парня вышла. Да и год в Школе Радуги тоже бесследно не прошёл. Ты уже не сможешь стать лесной шаманкой, тебе этого будет мало.

— Ты полагаешь, наши шаманы далеки от Пути Радуги? Не всех из моего народа берут в школы, не всех и наши старшие посылают в испытание на Край, но любой охотник может почувствовать оленя или медведя за пятьсот шагов. Для этого надо вырасти в лесу — не в деревне среди леса, а просто — в лесу.

Они ловили рыбу в реке голыми руками. Супруга подманивала птиц, а Ермолай сбивал их на землю мысленным ударом. Встречного медведя дочь шамана приветствовала певучей фразой на своём языке, и тот, коротко взревев, свернул в сторону. Харламов вскоре тоже начал чувствовать вокруг себя всё живое. Ночью, в палатке, ему казалось, что вокруг него бродят тени бесчисленных предков зайцев, белок и медведей. Но знакомых каждому эвенку духов не было. Супруга тоже удивлялась — она вообще не могла раньше представить без них родной лес. Получалось, муж был прав — она перестала быть эвенкийской шаманкой, становясь мастером Радуги.

Они не спешили. Делали небольшие переходы, выбирали удобную дорогу. Оба чувствовали рельеф местности на пару километра вокруг, а Ольга иногда — на целых шесть.

— Не знаю, сохранится ли эта способность в общем мире, который нам положено открыть, — призналась она, когда муж поразился её талантам.

— Вроде в общем мире наши способности сохраняются?

— В общем — да, но я приучена к лесу, к нашему лесу. А если там нас ждёт пустыня или тропические джунгли, вряд ли мой талант останется неизменным.

Харламов выразил сомнение: вся группа выросла в лесной зоне умеренной полосы, с резко континентальным климатом. Следовательно, и открытый ими мир должен быть если не копией, то уж всяко не полной климатической противоположностью их части расщепа.

— А ты припомни, какие у нас зимы. Снега, морозы. Есть чему уподобиться… Твой Гволн тому доказательством. Да и летом у нас жара не неожиданность. Группы, подобные нашей, иногда открывали такие миры, что жить в них было просто невозможно.

Юноша знал, что каждая группа могла открыть только один общий мир — и если он оказывался непригодным для исследований, группа сама собой распадалась. Каждый её член мог провести в их мир любого человека, но раз мир был никому не нужен, то и группа как целое теряла смысл существования. Участники распавшихся групп исследовали чужие миры, иногда — годами, а чаще — лишь во время обучения в школе.

Родичей своих Ольга обнаружила часа на два позже мужа. Тот специально промолчал, заняв сознание на это время сложными абстрактными рассуждениями о соотношении матрицы и её проекций. Он знал, что не только подруга, но и вообще любая женщина-слышащая подобные размышления уловить не способна.

— Ерёма, мои там! — радостно произнесла дочь шамана, указав рукой направление. — Ты уловил?

— Уловил присутствие людей, но кто они… — ответил юноша. — Один, насколько я понимаю, охотится восточнее, остальные держатся кучей.

Стойбище выглядело скромно: три летних чума — дю, два лабаза на деревьях, столб-сэвэки, которого полагалось коснуться гостям. Эвенки расположились на сухом участке леса размером примерно километр на полтора; по краю участка протекал ручей, а вокруг было больше болотистых участков, чем сухой земли. Бордусей провёл их в шаманский чум, в котором никто не жил. На наклонных жердях висели связки сохнущих трав, шаманский костюм и бубен. Справа от входа стоял ряд бутылок, кое-как заткнутых пробками.

Сам шаман, как и другие обитатели стойбища, ходил в мешковатых штанах из джинсовой ткани, тёплой клетчатой рубахе и брезентовой, выгоревшей до белизны, куртке. На ногах у него, как и у вновь прибывших, были кроссовки.

— Водки при вас, надеюсь, нет? Я им так и сказал, но ведь не поверили. Теперь будут вокруг чума крутиться, вынюхивать. Сюда не полезут, побоятся, — Бордусей уныло вздохнул. — Год плохой. Зверь к северу ушел, там уже земли не наши, Власовых. Зато на болотах птицы много, оттого мы здесь и расположились. Ну, рассказывайте…

Рассказывала Ольга. Скупо, почти без подробностей, про школу, но зато про Шатохина — во всех деталях. Бордусей слушал внимательно, но его мысли были закрыты как будто большой кучей перьев — такой у Ермолая возник образ. Что-то понять можно было, но лишь отрывками. Перья беспрерывно шевелились, смазывая картину. Такого интересного варианта защиты юноша ранее не встречал.

— И нас вертолётом забросили под Богучаны, и мы спокойно сюда пришли, — закончила она рассказ.

— Ну и ладно. Пойдём в чум, мать уже чай приготовила. Вещи оставьте здесь, достаньте только подарки.

И само стойбище, и привычки обитателей являли собой смесь эвенкийских и русских обычаев. Европейская одежда, инструменты, даже кухонная утварь — и традиционные занятия охотой, изготовление парадной одежды своими руками, выделка оленьих шкур, украшение нагрудников бисером. Под ногами бегали трое дошкольного возраста детей, немногочисленные взрослые делали свои дела неспешно, только мать Ольги суетилась, не зная, как держаться с зятем.

— Давно уже никакие обычаи не соблюдаются, — махнула она рукой. — Все только и думают, как бы за стол сесть, поесть да выпить. Ну, вам, я знаю, нельзя…

Резать оленя, как полагалось по случаю прибытия зятя, не стали. Мяса и так было много: сушёного, вяленого, варёного. Были оладьи, каша из смеси ячменя и овса, съедобные лесные травы и ягоды, грибы. Ольга пела старинные песни — содержание, как понял муж из её мыслей, было вполне былинное: герои совершали свои легендарные подвиги; затем она рассказывала о своей жизни в школе, ухитрившись промолчать обо всём, действительно важном.

— Вы чум ставить будете, или в палатке станете жить? — поинтересовалась мать Ольги несколько заискивающе.

Харламов уже понял, что не только Бордусей был здесь великим авторитетом, его дочь тоже ни перед кем не отчитывалась и вела себя, как королева.

— Нет, мама, мы в палатке поживём. Нам ещё на Край сходить надо.

Мать согласно кивнула, а Ермолай уловил удивление Бордусея. Муж тоже впервые слышал, что им надо на Край, но он совсем не удивился. Подобные неожиданности, как и манера объявлять их в последний момент, были вполне в стиле его жены. Остальные родичи несколько приуныло: возведение чума, даже временного, грозило стать интересным событием. Ольга, как могла, развлекала окружающих, но слушали её с неослабевающим интересом только дети да молоденькая девушка лет тринадцати, севшая к костру в национальной одежде и боявшаяся раскрыть рот.

Вскоре, дней за пять, ученик школы Радуги постиг привычки всех обитателей стойбища. Женщины смущались при его виде: зять Бордусея и муж Ольги казался им живым богом. Он понимал, что они не очень и ошибались. В глазах народа охотников способность приманить зверя за пару десятков километров явно была божественным атрибутом. Шаман тоже мог это сделать — но молодожёны, объединив свои усилия, справлялись с этим чуть ли не играючи.

Взрослых мужчин, кроме Бордусея, было всего двое. Охотник Михаил, лет сорока пяти, весёлый и сморщенный, как древний дед, да его двадцатилетний сын, унылый Алексей, тугодум и молчун. В мыслях Алексея царила странная пустота. Ермолай не удивился, когда мать его откровенно сказала, что сын малоумный. Как ни странно, охоте это не мешало, зато во всех прочих делах за ним следовало присматривать. Если Михаил, узнав, что зять шамана охотиться не любит и не умеет, потерял к нему интерес, то Алексей сразу его возненавидел. Впрочем, он молчал и не выплёскивал своей ненависти наружу, а юноша старался никак с ним не пересекаться. Для него это было нетрудно.

Женщины обрабатывали шкуры и шили, готовили пищу — и так с утра до вечера. Михаил с сыном то вместе, то порознь, уходили на охоту. Возвращались, ели, отдыхали — и снова уходили, далеко не каждый раз ночуя в своих чумах. Бордусей целыми днями работал с деревом. Ермолай начал было ему помогать, но быстро почувствовал, что наличие помощника обесценивает для тестя весь результат. Шаман работал не ради того, чтобы что-то смастерить — работа была самоцелью. А присутствие зятя рядом превращало её просто в изготовление очередной, потребной в хозяйстве, деревяшки.

— Оля, а нам зачем надо на Край? — спросил жену Харламов, укладываясь в палатке.

— Надоело? Мы здесь чужие, я знаю, но пусть хоть мать немного порадуется, — ответила супруга.

Она целыми днями возилась с женской работой, и ей совсем не наскучило. А Бордусей уже на следующее утро начал учить зятя обрабатывать дерево при помощи заострённого камня. Искусство это почти в любом вновь открытом общем мире становилось жизненно необходимым. Землянам повезло — в их мире росли березы, чья кора годилась и вместо бумаги, и как заменитель ткани, и в качестве строительного материала; те же чумы оборачивали поверх жердей полосками бересты. В другом мире берез могло не оказаться, но какие-то растения там ожидались с высокой вероятностью.

— Ольга давно всё умеет, — сообщил шаман, глянув на переломившийся под руками юноши тонкий пласт древесины. — Это нетрудно, особенно когда жизнь заставит. Не помню людей, которые не смогли бы с корой работать. У тебя, понятно, другие таланты и задачи, но готовить одежду и охотиться научиться придётся.

— Я не всё, должно быть, понял, дядька Бордусей, — Ермолай начал отделять следующий длинный кусок. — Мир мы откроем, предположим, но изучать его ведь не нам полагается? Есть на то учёные, а мы что, так на подхвате и будем? Я понимаю, что первичную разведку лучше нам проводить, — добавил юноша поспешно.

— Повязка у тебя оранжевая, общий мир вы пока не открыли. Не положено тебе знать того пока, сынок, — шаман нахмурился. — Но в отношении очень многих миров ты совершенно прав. Открыватели проводят первичную разведку, а потом мир то ли пытаются обжить, то ли исследуют, то ли навсегда про него забывают. Три варианта, если открытие оказалось успешным. Неуспешное, ты должен знать, это такой мир, в котором невозможно длительное существование. Бескрайний океан, например: какой смысл в нём голышом плавать? Или безжизненная пустыня без края, или ледник? Или такой мир, из которого не вернулась вся группа сразу.

Зять о таком не слышал.

— Пугать вас не хотели раньше времени. Бывает, погружается группа, открывает свой мир — а их тела в холодильнике разом гибнут. И всё. Только вскрытие показывает, задохнулись они там или иная смерть их постигла.

Насчёт холодильника было непонятно. Но шаман объяснил, что так называют помещение, в котором остаются тела землян во время погружения. Погибает землянин в общем мире — гибнет и его тело в "холодильнике". Это как раз было знакомо, так же обстояли дела и с погружением в приват-миры.

— Это случается редко, — утешил Бордусей. — А вот негодных для человека миров открывается много. Иногда годы уходят, пока не становится ясно, что лучше этот мир бросить.

Юноша набил, наконец, руку и теперь рядом с ним лежала порядочная охапка длинных полосок гибкой коры. Её можно было плести, сшивать нитями, сделанными из сухожилий животных, можно было склеивать, если сумеешь изготовить подходящий клей.

— Что за миры, которые пытаются обжить? И для чего?

— Это миры, в которых можно пойти дальше. Для этого их и обживают. Те же, кто идёт дальше, сами себя именуют воинами Блеклой Радуги, — Бордусей замолчал, и стало ясно, что больше он ничего не скажет.

Через день шаман надел свой обрядовый костюм, навьючил оленя и ушёл в другое стойбище. С молодыми он попрощался коротко и намекнул, что ждать его не стоит — путешествие предстояло длинное. А через день засобиралась и Ольга, причём покинули они стойбище уже на закате и быстрым шагом направились на восток. Уже в темноте, чуть ли не в полночь дочь шамана вывела их из низины, и они поднялись на пологий холм, где гулял свежий ветерок, а деревья стояли далеко друг от друга.

— Здесь пожар был сильный, — пояснила супруга, — а потом маленький пожар, низовой, отчего и подлеска нет, уцелели только большие деревья.

Ермолай тоже отлично видел в темноте, но не понимал, зачем потребовалось так быстро срываться с места, и зачем они вообще идут на Край. Но Ольга пообещала рассказать всё, когда они достигнут цели. Спали они этой ночью едва два часа, палатку не ставили. А весь следующий день передвигались быстрым шагом, стараясь держаться возвышенных мест. Как ни скрывала подруга жизни свои мысли, он частью сообразил, частью взял из её сознания, что причиной их поспешного ухода стали предчувствия, связанные с любопытными друзьями Шатохина.


Край вновь поразил его своей безмерностью: твердая гулкая стена, возвышавшаяся неподалеку, уходила в бесконечность. Все его чувства здесь глохли и слепли. Край пах расплавленным металлом, гудел как колокол, и голова становилась необычно пустой.

— Что ты видишь? — спросила Ольга.

Даже связь с ней, в любых условиях прочная, здесь становилась ненадёжной, будто между ними бурлили мутные волны, скрывающие её образ.

— Полная радуга, вон там, — указал рукой юноша. — И вторая, блеклая, вон она…

На этот раз он видел пять цветов Блеклой Радуги. Но эта перемена его совсем не заинтересовала. Супруга предложила ему смотреть на неё вдвоём, смотреть пронизающим взглядом, подключив все чувства. Ермолай понял её замысел: такая процедура могла — теоретически — позволить проникнуть взору сквозь любую преграду, которую могли преодолеть световые волны, какой бы искажающей она не было. А вторая радуга Края давно считалась отражением главной радуги на той стороне Края. И он вновь и вновь старался, но у них совершенно ничего не выходило.

— Всё, Оля. У меня глаза уже не видят, — сдался он наконец.

Дочь шамана повернулась к нему — глаза красные, в слезах — и кивнула. Они даже не пошли — побежали как можно дальше от Края, остановившись, когда гул в голове затих.

— Ты думала, никто до нас не пробовал это сделать?

— Пробовали все поодиночке, — возразила Ольга, — таких пар, как мы, может, вообще никогда не существовало.

Закат над тайгой, озаряемой свечением Края с востока, придавал деревьям необычную, переливающуюся голубыми и розовыми цветами, окраску. Как обычно, неподалёку от Края не было ни птиц, ни насекомых. Они отошли ещё на пару километров, и уже тогда свернули на юг. Теперь Ермолай знал, что предчувствие опасности, овладевшее супругой с уходом Бордусея, возле Края сошло на нет. Подобные предвидения предсказывали возможную опасность, но стоило что-то изменить в своём поведении, меняя возможное будущее, и ощущение опасности иногда мгновенно исчезало. У Ольги оно исчезло, едва они приблизились к Краю. Здесь им ничего не угрожало.

Отыскав реку, они вначале шли вдоль неё пешком. А потом решили изготовить плот. Навыков кинетики не было у обоих, но дочь шамана всё же сумела придать обычному ножу режущую способность пилы. Плот получился примитивным, но двоим путешественникам без груза многого не требовалось. Сплавившись до Ангары, они воспользовались автобусом и вскоре уже оказались в Красноярске.

— А Лёнька до сих пор у твоих гостит, — неожиданно сказала супруга, когда они вошли в снятый на пару дней номер недорогой гостиницы.

— Ты его что, отсюда читаешь? — удивился юноша.

Аникутина всё последнее время держала глухую защиту, а из-под неё даже знакомого человека можно было услышать лишь вблизи.

— Его — нет. А вот Аню несколько минут назад почувствовала. Очень уж яркие у неё были переживания. Исключительно положительные, — предупредила она вопрос мужа. — Заряди мобильник, думаю, стоит ждать сообщения.


На свадьбу они опоздали — а приезжать после уже не захотелось. К тому же Леонид с Анной вообще не хотели никаких церемоний. Расписались — свидетелем у них был Женька Шатохин — и тихо сидели дома, копались в огороде. Показывать молодую жену родителям Кутков не собирался. Пожив в Красноярске несколько дней, и урегулировав некоторые учебные вопросы, Ермолай с Ольгой отправились в сторону Абакана пешком, по тайге. Места здесь были куда как более населённые, но они старались держаться незаметно от людей. Где-то на водохранилище собирался рыбачить Игорь, но его присутствия они так и не ощутили. И уже возле школы Харламов, попробовавший дотянуться до кого-либо из преподавателей, неожиданно установил чёткую связь с Лысым.

— Оля, нас Селиванов хотел бы видеть раньше времени. Нас двоих. Ты как?

Супруга не возражала. Что в тайге, что в школе — она одинаково чувствовала себя, как дома. А юноше лес порядком надоел, хотелось людей, дел, учения. Они так и пришли в школу пешком, с рюкзаком за плечами, похудевшие, загорелые.

Юрий Константинович представил им нескольких специалистов, которые заинтересовались приват-мирами. Конечно, нужен был и Лёня Кутков, но его до первого сентября никто трогать не стал. Медовый месяц — это святое. Так что в Реденл мастеров Радуги провожала Ольга. Низенький, весь округлый, какой-то мягкий человек, с характерной азиатской внешностью, заинтересовался Гволном.

— Мастер Чжань Тао, — представил его директор. — Работать вам лучше в подземелье, школа пока не закрыта надлежащим образом.

Харламов переоделся, помылся — сегодня, к счастью, лимита на воду не было — и спустился под башню. Мастер ждал его там. Как ни странно, провести в приват-мир совершенно незнакомого человека оказалось довольно легко. Видимо, дело было в самом мастере. И в Гволне Чжань Тао воплотился в теле, таком же, как у Ермолая, только чуть пониже.

— Это выход лавы? — остановился мастер возле огненного пятна на стене пещеры. — Любопытно… — Он присел возле пятна, не обращая внимания на нестерпимый жар, и провел возле стены рукой. — Да, конечно. Идём дальше.

В коридоре встретился псевдо-гном, при их виде схватившийся за топор. Мастер властно отодвинул юношу за спину и шагнул вперед, бормоча успокаивающие слова. Псевдо-гном решительно махнул топором, намереваясь рассечь дерзкого пришельца надвое, но мастера на месте удара не оказалось. Он неожиданно сместился влево и разом скрутил противника, прижав того к полу. Допроса, однако, не получилось. Псевдо-гном плевался и орал, демонстрируя недюжинное владение русским языком в части ненормативной лексики, но из его воплей следовало лишь то, что пришельцев он считал коварными подземными демонами, жаждущими лишить его загробного существования. Впрочем, Ермолай мог и ошибиться, слишком многие слова были ему незнакомы.

На крики прибежали сородичи пленного, и землянам пришлось покинуть Гволн. Мастер заметил усталость проводника и отложил следующий визит наутро. И пошло: дважды в день, утром и вечером, они погружались в Гволн. Бродили по подземельям, открыв ещё несколько форм пещерной жизни. Топтались по снегам, швыряя шишками в недовольных псевдо-белок. Летали над лесом, ежеминутно рискуя стать добычей сверх-соколов. Чжань Тао, изучив несколько наиболее населённых мест, взял направление на "север" и они погружение за погружением упорно продвигались туда, куда в разгар дня падали тени деревьев. На третий день полётов мастер неожиданно заявил, что сверх-соколов здесь нет.

— Ты их и в обитаемых местах не чувствовал, молодой мастер. Эти создания как-то связаны с твоими глубинными страхами, у меня же этих страхов нет. Зато я плохо понимаю псевдо-гномов. В твоём мире у каждого пришельца есть сродство с определённым здешним видом, сродство скорее негативное.

— Но, мастер, псевдо-гномов вообще понять невозможно — мы же самые страшные персонажи их мифологии, нас полагается рубить, даже не задумываясь. И даже тех несчастных, которых мы пытались допрашивать, следовало заживо сжечь в плавильной печи…

— Не сомневаюсь, что так оно и случилось, — спокойно ответил Чжань Тао. — Их мифология и предрассудки — не наша вина. Мы прекратили допросы, едва узнав, чем это может закончиться. Но я о другом — ты хотя бы немного понимаешь, как живут эти любопытные создания. Я — нет. Зато я с уверенностью могу сказать, что сверх-соколы здесь уже не водятся.

Север то был или нет, но деревья стали мельче и росли дальше друг от друга. Да и псевдо-белки встречались подозрительно редко. Теперь, когда они летели по прямой, длительность погружений определялась только их выносливостью. И в этом проводник ничем мастеру Радуги не уступал.

— Мы пролетели примерно полторы тысячи километров, — подвёл итог Чжань, когда они приземлились на голой вершине одинокой сопки. — На последнем перелёте не видели ни одного выхода тёплых вод. А впереди, насколько я понимаю, лес кончается. Долетим сегодня до границы леса, или назавтра отложим?

— Отложим, — решил юноша. — Вдруг там какие сюрпризы, а мы уставшие.

Лес кончался постепенно: деревья становились реже, ниже и незаметно перешли в низкорослый стелющийся кустарник. И сразу после этого воздух стал намного холоднее. Внизу расстилалась бескрайняя снежная равнина. Плавные бугры внизу свидетельствовали, что сильных ветров эта местность никогда не знала. Лететь дальше разведчики не могли — холод пронизывал даже приспособленные к климату Гволна тела.

— Мастер Чжань, мы теперь на юг попробуем отправиться? — стуча зубами, спросил проводник, едва они оказались в подземелье под башней.

Мастер обещал подумать, но позже сказал, что исследования Гволна он счёл завершенными. Ермолай, естественно, поинтересовался результатами. Они неспешно прогуливались вдоль низкой школьной ограды, и мастер рассказывал об исследованиях приват-миров. То, что миры эти могли принести жителям расщепа только знание, было очевидно: не могли эти миры ни служить дорогой для дальнейших путешествий, ни быть источником каких-либо материальных ценностей. А знания лишь подтверждали уже открытые закономерности или же, что случалось реже, заставляли по-новому взглянуть на общепризнанные положения.

— Приват-миры всегда ограничены в пространстве. Иногда Край этого мира столь же материален и груб, как в расщепе, иногда, как в Гволне, он проявляет себя через действие иных факторов. В твоём мире в роли Края выступает холод; на юге можно наверняка ожидать того же. А путешествие на восток или запад должно стать кругосветным. Ты, как открыватель, со мной согласен?

— Кажется, да, — ответил юноша неуверенно. — Но никто же этого не проверял!

— В таких случаях мой опыт и твоя интуиция — вполне достаточные доказательства, молодой мастер, — улыбнулся Чжань. — Твой мир логично построен, и ожидать от него неожиданностей нет оснований. Встречаются куда более невероятные миры, и там полным ходом идут процессы установления равновесия. Чаще всего это разрушительные процессы, — мастер покачал головой, намекая, что соваться туда из любопытства не следовало. — Единственно интересные для меня существа в Гволне — псевдо-гномы. Если ты не ошибаешься, они владеют определённой магией, при её помощи управляя потоками лавы. Жаль, что установить контакт с ними невозможно…

Владеющие магией обитатели приват-миров встречались редко. Чуть меньшей редкостью были метаморфные миры, в которых открыватель приобретал зримый физический облик, отличный от человеческого. Чжань Тао сказал мельком, что для их группы очень даже хорошо, что молодой мастер открыл метаморфный мир. Но пояснить свою мысль мастер не пожелал.


За три дня до начала занятий прибыли преподаватели — и кое-кто из учеников. Мариэтту Ермолай встретил возле автобуса.

— Привет, Мари. Это всё твои вещи?

Удивление в его голосе было совершенно искренним.

— Мои, Харламов. Я теперь инструктор и жить буду вместе с преподавателями. Моё ученичество закончилось.

Он помог ей перенести вещи и рассказал, что показывал одному из мастеров Радуги Гволн. А Ольга так до сих пор и водила специалистов в Реденл, и они уже нашли там несколько занятных тварей.

— Водного упыря мы встречали и раньше. Но то были мелкие экземпляры, они на людей не охотились. А когда сплавились вниз по течению, там встретились такие твари! Тело — два метра, да полтора метра кровососущих щупалец. Водный упырь мысленным внушением заманивает крупное млекопитающее в воду, внушая непреодолимую жажду, и там его приканчивает. Оленя выпивает за полминуты, да потом тушу ещё две недели обгладывает. А мы удивлялись, отчего тамошние посёлки в стороне от больших рек расположены…

— Умеешь ты одним словом настроение поднять, — передёрнуло Мариэтту. — Да и зять твой хорош: Шатохина свидетелем взял! Меня чуть кондрашка не хватила, когда мне сказали. С вами точно не соскучишься.

Ермолай пожал плечами. Поступок Куткова его самого крайне удивил, но что толку гадать? Появится Леонид и объяснит, отчего пригласил свидетелем на собственную свадьбу потенциального предателя. Впервые произошло событие, на которое и Ольга и Мариэтта отреагировали совершенно одинаково.

А тридцать первого августа прибыла, казалось, половина школы. Приехал Сашка, братья с непременной Галкой рядом, Инга. Инга сразу расстроилась, не обнаружив Игоря, но Сашка её успокоил — Жолудев рыбачил неподалёку на Абакане. Видимо, рыбных запасов Енисея, а потом и Красноярского водохранилища ему показалось мало. Лёнька с женой перебрались в Абакан, сняли жильё, и Аня уже нашла себе работу. Богачёв ощущал их присутствие прямо со школьного двора.

— Лёшку ты тоже ощущаешь? — спросил с некоторой завистью Ермолай, который слышать на таких расстояниях пока не научился.

— Завтра приедут, со всеми.

Харламов мгновенно понял, что Лёшка так с Эллой и не расставался всё лето.

— А ты как, на самом деле всё лето в палатке прожил?

Да, Сашка так и поступил. Выбрал себе небольшую речушку неподалёку от тихой маленькой станции, поставил палатку на берегу и жил там. Раз в неделю заходил на станцию, закупал продукты, мылся в бане. Потом на недельку заехал к родителям. Он не сказал, но юноша сам отлично понял — Богачёв тоже тяготился пребыванием в родной семье. Из них всех только он и Ольга не чувствовали себя дома чужими — но у них и родители были не из обычных людей.

В тот же день, ближе к вечеру, уехали специалисты, занятые исследованием Реденла, и супруга освободилась от обязанностей проводника. За время исследований в мире Куткова упала неожиданная зима, завалив все леса снегами. Порожистая, впрочем, не замерзала, и исследователи сплавились на плоту довольно далеко, миновав без контактов несколько деревень. Харламов предположил, что исследования Реденла вскоре закончатся, но оказался неправ.

— Нет, Ерёма. Этот мир уникален, — покачала головой Аникутина. — Некоторые мастера считают, что он переходный от приват-миров к общим. Нам придётся добраться до их городов и вступить в контакт с учёными и философами. Почему нам? Ну, это, во-первых, первичная разведка, то есть дело как раз для групп, подобных нашей; а во-вторых, это же мир Куткова. Он его понимает, как никто другой — ему и исследовать. А мастера Радуги вновь нагрянут следующим летом, так что отпуск у Лёни окажется довольно коротким.

Столовая в этот вечер уже работала в полном объёме, все свои собрались за одним столом. Присела к столу и Мариэтта.

— О, Мари уже в жёлтой повязке! — удивилась Инга. — Ты её что, летом заслужила?

— Я, ребята, теперь инструктор, не учащаяся. И при вашей группе буду "столбом", как и Селиванов. Только у Юрия Константиновича хватает других обязанностей, а я больше всего именно вашей группой и буду заниматься. В расщепе, — добавила она сожалеюще.

В общий мир, такое было правило, "столбов" не брали. Впрочем, дотошная Мариэтта уточнила, что не брали никого из двух "столбов", у некоторых же групп их бывало по четыре.

— А у нас их сколько будет, два? — простодушно спросила Галка и все немедленно уставились на Ермолая.

— Боюсь, что четыре, — нехотя выдавил из себя тот. — Подождите, к нам ещё Вика должна присоединиться…

Сашка тем временем уписывал борщ с таким аппетитом, что половина группы смотрела только на него. Все, в общем-то, знали, кто где провёл лето. Помалкивала только Инга, но молчала она только в присутствии парней. Ей не терпелось поделиться впечатлениями от поездки в санаторий, где ей удалось найти любовное приключение. Но при ребятах она старалась даже не думать об этом. Из всех них только Игорь порой спал с ней, по старой дружбе, да иногда Бакановой удавалось забраться в постель к кому-либо из братьев, если получалось опередить конкуренток. Братья в женских прелестях не разбирались и укладывали в койку всех, на то согласных, чем изрядно улучшали общую атмосферу в школе.

— Сашка, ты Марину летом не видел? — поинтересовалась неожиданно Мариэтта.

Сашка поперхнулся, поднял голову и как-то обречённо поглядел на неё. А потом совершенно нейтральным тоном ответил, что Марина — девушка свободная и никаких обязательств ни перед кем ни имеет. Он же всё лето ловил рыбу, собирал грибы и там, где он был, она его не навещала.

— Тогда, я думаю, мы Александру и поручим опекать Вику. Ей на первое время понадобится наставник, а Саша как раз парень спокойный, без ревнивых подруг или там законных жён, — решила Мари.

Богачёв вопросительно поглядел на Ермолая, а тот, максимально закрыв свои мысли, чётко про себя сформулировал: "Если ты не против". Сашка кивнул, и быстро прикончил борщ. А потом пошёл за добавкой. Харламов оглянулся на Ольгу, надеясь узнать, поняла ли она, что он передал Богачёву. Но супруга взять его мысли из-под такой защиты не смогла, к чему отнеслась спокойно. Разговор свернул на школьные дела, а потом все разошлись по комнатам. Лишь дочь шамана отправилась в подземелья, чтобы погрузиться в свой приват-мир.


Проснулся юноша рано и некоторое время не мог понять, что его тревожит. Лишь проснувшись окончательно, а затем вновь расслабившись до полного очищения сознания, он осознал, что уверен в том, что Шатохин его о чём-то предупреждает. Пришлось вставать в полутьме и идти искать, кто сможет помочь получить электронную почту. Компьютеры для учащихся пока не подключали, так что оставалось надеяться на личные устройства преподавателей и персонала. На мысленный зов откликнулась распорядительница, Лиза. Звали её так за глаза, и вообще, она была тёткой весьма благожелательной.

— Что-то срочное, Харламов? — спросила Минаевская, протягивая уже настроенный коммуникатор.

— Сам хотел бы знать, — пробормотал ученик, вводя одним пальцем свои данные. — Да, срочное. Меня предупреждают, что сегодня на автобус со школьниками готовится вооружённое нападение.

Очевидно, существовала какая-то система оповещения, потому что он даже не успел вернуться к себе, как во всех окнах дома преподавателей уже зажёгся свет. Собрались в Большом доме. Директор зачитал текст сообщения. Кроме преподавателей и другого школьного персонала присутствовали только двое учащихся: Веня Дружинкин и Харламов, лидеры команд.

— Мы знали о замысле покушения, — спокойно сказал Лысый, — но информатор Харламова добавил существенную деталь: кроме группы простых обалдуев с автоматами, в нём участвуют также двое подготовленных бойцов, умеющих закрывать своё сознание. Информатор нами не проверен, отчего стоит рассмотреть самые разные возможные варианты. Мы перестрахуемся и предположим худшее — таких бойцов будет не двое, а намного больше, и атакуют они не только на указанном участке дороги. Придётся привлечь все доступные силы, в том числе группы Дружинкина и Харламова…

Впрочем, их группе досталась охрана школы. Ермолай разместил на башне и в двух домах учеников с автоматами, чьё сознание было устойчиво к постороннему мысленному воздействию. Кроме них троих, ещё один инструктор и Мариэтта, невооружённые, вели наблюдение за местностью. У них всех были коммуникаторы, настроенные на коммуникатор Харламова. В лесу, примыкающем к школе, затаился небольшой отряд: Ольга, Сашка Богачёв, братья и Галка. Сашка и Галка искали атакующих, Ольга их прикрывала от враждебного поиска и обеспечивала связь с Ермолаем, братья в случае чего могли нанести разящий удар.

В самой школе оставалось достаточно кинетиков, чтецов и людей с прочими полезными дарованиями, но они не были подготовлены к реальным действиям и не объединены в группу. Юноше предстояло всеми ими командовать, и первое, что он сделал — это разбил школьников на три команды, одну поставил на дежурство, вторую загнал в резерв, запрятав в подземелье башни, а третьей повелел отдыхать и тоже загнал под землю — в подвалы под жилым домом.

Мариэтта и ещё две девочки со схожими способностями закрывали сознание дежурной команды, но Харламов не был уверен, что их защиты окажется достаточно и постоянно сам обходил дежурантов, вчитываясь в их мысли. Ему тоже выдали автомат, но он понимал, что необходимость его применения будет означать полный его провал как главного защитника школы. Впрочем, через час Богачёв сообщил через Ольгу, что на расстоянии в двадцать километров произошло небольшое сражение — кинетики из числа преподавателей прикончили хорошо подготовленного врага. А затем он и сам ощутил, как отряд Дружинкина засёк и погнал в сопки небольшую группу. Сознание там закрывали все, уловить можно было только ярость с обеих сторон.

В обед Ермолай поставил на дежурство команду, отдыхавшую в кочегарке, дал короткий отдых автоматчикам, временно их заменив — в башне сторожил он сам — и поставив наблюдателей с биноклями на соседнюю сопку. Впрочем, их он меньше чем через час вернул в школу. Вокруг всё было тихо, а из Абакана тем временем выехали машины со школьниками. В тот момент, когда отдохнувшие автоматчики вновь заняли свои посты, Ольга сообщила, что Галка внезапно объявила, что некто отказался от своих планов атаки на школу. Опасность миновала. Галкиному чутью нельзя было не доверять, но юноша задумался, какие действия защитников школы тому предшествовали. Первое — он произвёл перестроения в защитных порядках школы, чем мог нарушить чужие планы. И второе — ребята Дружинкина гнали по сопкам враждебную группу. Может, таинственный враг спешил на выручку?

Его присутствия не мог взять даже Сашка, хотя Ермолай и ограничил район поиска, предположив, что враг попытается зайти во фланг группе Дружинкина. Но враг — дочь шамана была уверена, что это один человек — туда не пошёл. Дружинкин догнать супостатов не успел — они вышли на дорогу, где их подобрал транспорт. Пешком машину не догонишь, а прослеживать прикрытых людей на большом расстоянии удаётся только опытным мастерам, но не школярам с оранжевыми и жёлтыми повязками. Однако погоню нельзя было считать безуспешной, так как кого-то загонщики всё же завалили.

Лысый с преподавателями обшарили местность вокруг дороги — чисто. Обалдуев с автоматами походя парализовали ещё рано утром, позже забрали у них оружие и позволили немного придти в себя, наградив суточной амнезией. Автобус и другие машины со школьниками благополучно прибыли в школу. Харламов снял автоматчиков с дежурства, сам сдал автомат и вернул засадную группу из леса. С этого момента за безопасность школы отвечали уже другие люди.


Инга, Игорь и Сашка стояли возле маленького пикапчика веселого салатного цвета. В кабине Лёнька что-то показывал Виктории. Он двинулся было к ним, но его перехватил Лёшка.

— Здорово, дядя Ерёма. Выглядишь солидно: этакий усталый боец, равнодушный к одержанной победе…

Алексей улыбался, но в его настрое чувствовалась тревога. Чего-то он от Харламова хотел, но смущался.

— И тебе здорово. Загорел, будто не в Саянах лазал, а в Тибете. Чего надо-то? Я и правда немного устал.

— Силы тебе не потребуются, только время. Ближе к полуночи. Под башней, договорились? Ты, я, Лёня и Ольга — с тобой я с первым договариваюсь, босс, к остальным ещё не подходил.

— Согласен. Буду. А машина чья, Куткова? — он бросил взгляд в сторону пикапа, в кузов которого только что забралась Галка и прыгала там, доказывая, что пикап ещё на что-то пригоден.

Да, машину на время выделили в пользование Леониду, чтобы он мог временами ездить к жене в Абакан. Для просёлочных дорог маломощный автомобиль с маленькими колёсами подходил не лучшим образом, но дарёному коню, как известно, в зубы не смотрят. А возле машины собралась уже вся группа, кроме Ольги. Когда юноша подошёл к ребятам, они сразу поинтересовались, куда он спрятал свою половину.

— Она у Лысого. Обсуждают защитную операцию, — его никто не спросил, почему не пригласили его самого, только Лёня чуть-чуть задержал на нём взгляд. — Как добрались?

Доехали без приключений. Защитная операция уже закончилась, когда направляющиеся в школу ученики пересекли зону предполагаемой засады. Но все, конечно, были в курсе событий. Оттого и настроение было приподнятое. Даже когда все расселись в зале Большого дома, ожидая выступления директора, смешки и гул голосов не утихали. Ольга появилась чуть позднее, и она тоже выглядела крайне довольной. Потрепала по волосам Алексея, чмокнула в щёку Куткова, расцеловалась с Ингой и обняла Вику. Потом села рядом с мужем. Слова для общения им не требовались, так что муж сразу понял, что она говорила с Лысым и добилась чего-то желаемого, оттого и блаженствует. Но чем супруга была довольна, он понять не смог.

— Новичков сейчас расселяют, — сообщил директор, как будто кто-то не знал обычного школьного распорядка, — им я рассказал, что нам удалось нейтрализовать двоих диверсантов. И этим ограничился. Вам же сообщаю, что оба тела опознаны, и оба оказались выпускниками Школ Радуги. Оранжевые повязки. Сейчас те, кому это положено, изучают их связи. Хочу поблагодарить группы Дружинкина и Харламова за грамотную работу. Наша же жизнь идёт своим чередом. Многих ваших товарищей вы сегодня не видите здесь: кто-то переведён в другие школы, несколько человек закончили обучение, остальные заняты в Верхнем доме. Произошли изменения в преподавательском составе…

После собрания Лысый попросил Ермолая зайти к нему.

— Сейчас у нас мало времени, поэтому постарайся обойтись без вопросов. Первое: Шатохин дал неточные сведения. Случайно или намеренно, сам или по чужой воле — нас сейчас не интересует. Очевидно, идут какие-то игры, нацеленные на тебя. Решено, что ты в этих играх не участвуешь, и тебе никакая новая информация сообщаться не будет. Доведётся говорить или переписываться с Евгением — импровизируй. Пока что он нам не враг, его предупреждение позволило правильно построить нашу защиту. Второе: с Викой будут плотно заниматься индивидуально, но уже в ближайшие дни группа должна выйти в поход. Цель — сплочение группы и освоение навыков выживания без привычных атрибутов цивилизации. Ни ножей, ни карт с компасами, ни палаток. Одежды — минимум. Через пару дней согласуй детали с Мариэттой. И третье: в свой мир пока не погружайся. Один раз выведешь Викторию, и достаточно. И то — чтобы без всякого риска!


Ольга выглядела довольной даже вечером, когда они вчетвером спустились в подземелье башни. Помочь Константинову согласились все, хотя в чём, было не до конца ясно. Лёшка хотел открыть свой мир: но все знали, что надёжных способов это сделать нет.

— В целом это так, — согласился Алексей, когда они расселись в креслах одной из комнат. — Но есть одна маленькая лазейка. Возможно мгновенное объединение наших сознаний в момент перехода в приват-миры. Вы уходите в свои миры, и при этом служите катализатором моего погружения. Вас трое, я вплотную подошёл к открытию — должно получиться. Как это делается, я раскопал, до нас этим методом уже пользовались.

— Однако распространения он не получил… — пожала плечами дочь шамана.

— Ясное дело, есть одна особенность. Мой мир с неизбежностью приобретает черты ваших миров. Операторы миров люди самолюбивые, создавать приват-мир с чужими элементами мало кто желает. А я согласен.

Ольга насторожилась, и призналась, что в её приват-мире бывал только муж, а прочие ученики путешествовали в общем для шаманов её народа мире. Мир шаманов она, даже в виде элементов, передавать Константинову не хотела. В её же приват-мире — она сочла нужным предупредить — имелся неподвижный смертоносный элемент. Вдруг он перейдёт в мир Алексея без изменений?

— Рискну, — решил Константинов. — Я почти уверен, что мой мир окажется мягким. Но ты всё же расскажи, как это смертоносное образование выглядит…

Приём, который им требовалось исполнить, новым не был. Сочетание субъективной растяжки времени с погружением. Потребовалось около минуты, чтобы настроить их сознания друг на друга, а затем Ермолай ощутил, как он неспешно "проявляется" в Гволне. Материализовался он там же, где и при первом погружении. Но на сей раз его тело так и не стало материальным, он скользил по коридорам бесплотным духом. Псевдо-гномы увидели его, только когда он "выплыл" в помещении, ярко освещённом факелами. Крики, беготня — как обычно. Но на сей раз открыватель успел разглядеть, чем именно обитатели подземелий занимались. А потом вернулся в расщеп. Пробовать, рассекут ли его бесплотное тело секиры псевдо-гномов, желания не было.

Три человека вопросительно смотрели на него. Он единственный задержался в приват-мире. Пришлось объяснять, что воплотился он в этот раз бесплотно.

— Мой мир тоже мягкий, — сообщил Алексей. — Смотреть будете?

Первым вместе с ним погрузился Кутков, а Оля недоумённо пожимала плечами.

— Это странно, честно говоря, то, что ты сказал. Попробуй погрузиться ещё пару раз: и обычным образом и с растяжкой времени. В Хрисане у меня всё обстояло, как обычно.

Но в эти разы Ермолай воплотился в физическом теле — и при обычном погружении, и при замедленном. А за Лёней в мир Константинова погрузилась Ольга, а потом в Севего отправился и Харламов. Мир, на первый взгляд, на известные миры не походил: узкая долина, зажатая громадинами гор, вздымающихся на головокружительную высоту. Звонкая река, скачущая по камням, кусты и редкая трава на каменистых берегах. Из огромных пещер справа поднимались горячие дымы. На лугах по левому берегу блестели озёра. Бесплотный, но видимый, похожий на стрекозу с шестью когтистыми драконьими лапами, фантом юноши плыл вслед за таким же Алексеем. Температуру, запахи и ветер он ощущал, зато его тело проплывало сквозь кроны деревьев, камни или падающие со скал струи воды безо всякой задержки. Не крылья держали его в воздухе, они выполняли чисто декоративную роль.

Постепенно он осознал, в чём схожесть этого мира с другими — он был так же ограничен. В Хрисане пределом была стена, зримо и откровенно обозначающая границы мира. В Реденле — бесконечность и безлюдность пространств, в Гволне — непереносимый холод. Севего был ограничен с трех сторон горными склонами, куда Алексей подняться не мог, а с четвертой стороны горная река извергалась в туманную пустоту. Видимо, попытка последовать туда за водным потоком и была равносильна смерти.

— Да, за водопадом — смерть, — подтвердил Константинов, когда они вернулись в расщеп. — Влияние Ольгиного мира. От Реденла там телепаты-пятиноги, живущие в озёрах, Ольга их видела, от Гволна — пышущие жаром пещерные черви, выползающие иногда на бережок. Там ещё есть какая-то живность, но мы, бесплотные, им неинтересны. Людей в Севего нет…


С севера на юг проплывали в бледном голубом небе белые клочковатые облака, ещё пригревало сентябрьское солнце, а тело в майке уже покрывалось пупырышками от пронизывающего ветра. У Инги разом посинели губы, другие пока держались молодцом. Мариэтта засунула в мешок последнюю рубашку и завязала его.

— Собрались вокруг меня, — позвала она ребят. — Вот карта, она остаётся у меня, смотрите сейчас. Крестиком помечен пункт, в котором я буду ждать вас через три дня, двадцатого сентября, с пятнадцати до семнадцати часов. Ваша задача — незамеченными добраться до него. А по дороге не замерзнуть, не умереть с голоду, не стать пищей диких зверей и не нарваться на наших истинных врагов.

Она свернула карту, вскинула мешок с одеждой на плечо и начала спуск с вершины сопки к Верхнему дому. Группе учеников, одетых выше пояса только в одинаковые зеленые майки, и, в виде начального послабления, в обуви и брюках, предстояло доказать своё умение выживать в лесу. Спичек, воды, пищи, ножей или других инструментов у них при себе не было. Ермолай несколько секунд мысленно смотрел на карту, затем повернулся и молча двинулся в выбранном направлении. Следовало как можно быстрее увести ребят с пронизывающего ветродуя открытого места. Остальные цепочкой последовали за ним. Братья Алёшины — кинетики; Леонид — универсал, Инга Баканова — усилитель всей группы. За нею спускалась Галина — экстрасенс, а после вышагивал Игорь Жолудев, их главная надежда на обретение одежды, кинетик-флорист. В замыкающей группе следовали: Сашка Богачёв, слышащий; Ольга, универсал, и Виктория Клюзова, их прикрытие против мысленного поиска. Замыкал цепочку Алексей Константинов, тоже универсал.

Одиннадцать человек спустились с сопки и затерялись в осеннем редколесье.


Верхний дом, холодный дом

Два месяца учёбы пролетели мгновенно. Походы, один за другим — а в последние они отправлялись совершенно голыми — вымотали всех настолько, что большая часть индивидуальных занятий посвящалась исключительно восстановлению сил. Впрочем, Ермолай под руководством Провоторовой успел освоить искусство кинестетического воздействия на предметы и теперь по своей силе лишь незначительно уступал любому из братьев. Как и Игорь, он научился работать с растительностью. А вот с животными у него получалось плохо. И примерно с пятого общего похода ребята начали звать его командиром, к чему он пока привыкнуть не мог.

За это время Инга заслужила красную повязку — в походах она показала себя классным усилителем. Дали повязку и Константинову, открывшему свой приват-мир, и Сашке Богачёву — за участие в защите школы. С непокрытой головой оставалась только Виктория, которая уже успела стать настоящей крышей для группы. Под её защитой рядовые слышащие — с красными повязками — не обнаруживали группу даже в пределах прямой видимости. За это же время Сашка окончательно разошёлся со своей пассией, Мариной, и всё чаще появлялся на людях вместе с Викторией.

Никто не сомневался, что та целенаправленно прибирала Богачёва к рукам. Но когда Ермолай однажды вслух предположил такое, супруга только рассмеялась.

— Не понимаешь ты ничего в женщинах, милый. Вика давно уже не девочка, ещё в школе перепробовала немало парней. Только ведёт себя так, что никто на это внимания не обращает. И парни её не хвастаются знакомством, а рады, что никто не заметил, как она их бросила. Девка она в этом отношении — кремень. Никогда не признаётся, что сумела парня охмурить, а потом дала от ворот поворот.

— А чем тут хвастаться?

— Может, и нечем, но для девчонки долго молчать о своих победах — хуже пытки лютой. Так что он ей для другого нужен…

Когда Сашка однажды потребовал собрать группу, никто почему-то не удивился. Пришла вездесущая Мариэтта, тихо присел в уголке Лысый. Сашка заметно волновался, а Вика, наоборот, подчёркнуто безмятежно обсуждала что-то девичье с Галиной.

— Насколько я понимаю, походы на выживание группа отработала полностью. Перебили всех зайцев и белок, ободрали все деревья в округе. Можно, конечно, дождаться январских морозов и вновь выпустить нас голышом в снега, но и это ничего существенно не изменит. Индивидуальной учёбой занимаются, если я не ошибаюсь, Ермолай и Виктория. Остальные предоставлены самим себе. Чем мы будем заниматься дальше? Это первый вопрос. Есть и второй. Руководителями нашей группы являются Харламов и Аникутина. Не могу сказать ничего насчёт Ольги, она к тому же и инструктор со своими обязанностями, но Ермолай не больше других знает о дальнейших действиях группы. Это что, далеко идущий замысел, или его роль исчерпывается командованием в полевых условиях?

Распалённый Сашка умолк, а Харламов искоса взглянул на Викторию. Мысли её были недоступны, но лицо явно выражало спокойное ожидание.

— Саша, ты кого спросил? — полюбопытствовал командир. — Я тебе ответить не смогу и присоединяюсь к твоим вопросам. Я их, правда, задавал и раньше, но мне рекомендовали подождать, для ответов было рано.

Ольга подняла руку и начала теребить мочку уха, с безразличием глядя в окно.

— Я попробую ответить, — оживилась скучающая Мариэтта, переглянувшись с директором. — Впереди у группы открытие общего мира, но произойдёт это не раньше февраля. До сессии ещё месяц, с некоторыми из вас будут проводиться занятия — это касается всех универсалов и кое-кого ещё, с остальными — нет. Для группы с сегодняшнего дня открываются материалы исследований общих миров; уточняю — кроме операторов миров. У нас есть отчёты, фильмы-визуализации; консультации специалистов, если потребуются, предоставим. Операторам миров лучше до открытия своего мира от подобной информации воздержаться. Так что всем остальным настоятельно рекомендую заняться отчётами. Возможно, вы найдёте множество пробелов в своей подготовке…

Конечно, Сашка, разом покрасневший, пожелал узнать, почему общий мир будет открыт только в феврале. И получил в ответ статистические выкладки, неопровержимо доказывающие, что в открытых в осенние и зимние месяцы мирах чаще всего стояла собственная зима. Исследовать новый мир зимой, ясное дело, труднее. Иногда — вообще невозможно.

— У нас есть два "столба", — сказал Ермолай, воспользовавшись секундной паузой, — говорят, нашей группе требуются четыре. Нам надо найти недостающих, прежде чем отрывать новый мир?

— Надо, — подал голос Юрий Константинович, — ищите. Только группа может с этим определиться, тут администраторы и преподаватели бессильны.

В комнате повисло молчание. Потом Мариэтта сообщила, что недостающие "столбы", по закону симметрии — это мужчина и женщина, знакомые всем членам группы и не занимающиеся исследованием вновь открытых миров. Это было ясно и так, но среди преподавателей таких больше быть не могло — кроме Лысого, никто не общался постоянно со всеми членами группы. Общих для всех преподавателей, как в обычных школах, у группы не было.

— Мужчиной, скорее всего, окажется Женька Шатохин, — предположил вслух Лёшка.

Мариэтта закатила глаза вверх и вздохнула. Ольга дёрнулась и уставилась на Константинова злобным взглядом, Ермолай пожал плечами, а Сашка внезапно заявил, что он на эту кандидатуру согласен.

— Далеко же мы уйдём с таким "столбом", — ухмыльнулся Игорь.

— А Шатохину обязательно знать, что он наш "столб"? — спросила Вика.

Но "столб", как пояснил директор, требовался не для погружения в другой мир, а для возвращения оттуда. Шатохин о своей роли мог и не знать, но, будучи на эту роль избран, серьёзно влиял на дальнейшую судьбу группы. Ничего, однако, решено ещё не было. Большая часть группы пока сомневалась.

— На мой второй вопрос никто не хочет ответить? — поинтересовался Богачёв. — Отчего Ермолай не осведомлён о дальнейших планах группы? Возникает впечатление, что ему не до конца доверяют.

— Я не доверяю собственному мужу? — демонстративно изумилась Ольга.

— Я бы и этому не удивился, — холодно ответил Богачёв. — Почему вообще ты взялась отвечать? Вопрос был адресован не к тебе. Проговорилась? Я прав? Вот и Мариэтта глаза опустила, врать не обучена, а правду сказать не может…

— Я бы в высказывании Александра Богачёва заменил слово "доверие" "ограничением компетентности", и тогда всё будет правильно, — заявил директор. — Харламову любой из здесь присутствующих без колебаний доверит свою жизнь. Его способности далеко ещё не раскрыты, мы вообще пока не осознаём их границ. И оттого некоторую информацию придерживаем. Пока. Правильно ли это, и какую информацию следует придерживать — вопрос дискуссионный, преподаватели расходятся во мнениях. Общее суждение такое — до определённого момента он должен чувствовать, что решаемые группой задачи заведомо превышают его индивидуальные возможности. Иначе получится что-то не то, но рассказывать об этом сейчас не время. У группы, да и у Ермолая, есть текущие проблемы. Я ответил на вопрос? Отлично. Рекомендую прислушаться к тому, что сказала Мариэтта Узоян.


— Теперь ты понял, зачем Вике нужен Сашка?

— Да это и так понятно было, — вздохнул муж, — поднимая его статус, она тем самым поднимает свой. Без неё он никогда сам бы с такими вопросами не вылез. Тебя бы спросил, или меня.

— Ну, нет, — дочь шамана сняла ботинки и вытянулась на кровати, — меня бы он точно не спросил. Он же слышащий. Меня, Мариэтту, Вику он не понимает и инстинктивно не доверяет нам. Вика, судя по всему, залезла к нему в постель и нашептала на ушко всякого. Мужики ночами податливы…

— Так он должен ей как раз не доверять, раз его талант против неё бессилен. А, точно, недостижимая женщина кажется особенно ценной и умной, — согласился Харламов и предложил:

— Чаю поставить?

Сашку, да и остальных, заняли делом, Ермолай же занимался с Еленой Артемовной, изредка выходил в Реденл с Ольгой — исследования этого мира продолжались, хоть там и установилась зима — да поддерживал физическую форму. Леонид раз в неделю выезжал к супруге, остальные же дни занимался весьма странным делом — Лысый поручил ему написать ряд рефератов о необычных способах общественного устройства, известных в земной истории. Аникутину внезапно принялись тренировать на кинетика, но после быстрых успехов первых дней дела застопорились. Похоже, в этом деле она приблизилась к потолку своих возможностей.

А Ингу юноша однажды заметил — мысленно — в спортзале. Удивился, так как Инга Баканова и спорт никогда даже внешне не пересекались, и зашёл посмотреть. Девушка занималась фехтованием. Не спортивным, со шпагой или рапирой, а боевым. Училась отражать удары меча и топора, причём занималась истово, вкладывая в дело всю душу. Пришлось спросить у Ольги, не она ли подтолкнула девушку к развитию навыков самосохранения. Супруга, с недовольством оторвавшись от книги по истории древних цивилизаций, напомнила, что девчонок она устрашала ещё в прошлом году, и убитый горкоз, несмотря на монструозный облик и повадки, никого тогда особенно не напугал. Так что испугалась Баканова чего-то другого, того, что она прочла в отчётах о погружениях в общие миры.

Ермолай, хоть ему и рекомендовали избегать этих сведений, не удержался и немного пошарил по мозгам товарищей по группе. Так и есть — в отчётах подробно разбирались случаи гибели землян в общих мирах. Среди аборигенов встречались и люди, и иные разумные существа, и далеко не всегда они оказывались белыми и пушистыми. Иногда земляне погибали, не умея дать отпор грубой физической силе. Кстати припомнилось, как размахивал в лесу деревянным мечом Гришка. Но в их группе только Баканова пожелала освоить умение владеть холодным оружием.

— Вник, командир? — усмехнулась жена. — Напрасно. Вот откроем мы свой мир, а в нём окажется полно рыцарей в латах и лучников с огромными луками. Нам оно надо? Мысли наших ребят обязательно повлияют на облик будущего мира, и не только мысли операторов миров. Тут все на равных участвуют.

— А о чём нам думать следует? Об истории, как ты или Леонид, чтобы наш мир оказался архаичным, и мы в нём смогли записаться в боги?

Ольга лениво кивнула — её такая возможность вполне устраивала.

— Лёшка, если я не ошибаюсь, ничем таким не занят? — спросил Ермолай супругу, когда та оторвалась от книги и принялась тереть уставшие глаза.

Но Константинов, как оказалось, досрочно ушёл на сессию. В январе ему предстояла командировка в Монголию, там он собирался изучать медицинское искусство мастеров Радуги. Элла отправлялась с ним.

— Она-то зачем? Для моральной поддержки?

— В основном — да. Алексей и мир свой открыл, чтобы подняться в её глазах. Он же ни разу после первого цикла погружений там не был, его собственный приват-мир совсем не интересует. А напрасно. В нём, как в моей Хрисане, являются метаморфы жителей расщепа. Не люди, понятно, а птицы и животные, но всё равно это не рядовое явление. Я так порой туда погружаюсь…


Походы на выживание продолжались. Теперь без Лёшки, часто и без Куткова. Только стали они короткими — не больше трёх дней, да и одежду с обувью им разрешали оставить. Зато передвигаться теперь приходилось на самодельных лыжах, и маршруты группе намечались достаточно длинные — приходилось идти на пределе физических сил. Не однажды в конечную точку маршрута Игорь приносил Ингу на плечах. Баканова не жаловалась, не скулила. Группа вообще относилась к проблеме выживания крайне серьёзно, и командир частенько казался себе безответственным пацаном. Впрочем, после Куткова он был лучшим лыжником в группе, а по общей выносливости не уступал даже двужильным братьям.

В декабре установилась постоянная морозная погода, с утра между сопками подолгу висел туман. В столовой всё чаще стал появляться Рахимов. Увидав юношу, он быстрым кивком обозначал приветствие и отводил глаза в сторону. Гришке, несомненно, рекомендовали с Харламовым не общаться. Это же подтвердила и Мариэтта:

— Ну сколько раз тебе можно объяснять одно и то же? Ты, какой есть сейчас, вполне годен для открытия общего мира группы. Любая информация, серьёзно изменяющая твою внутреннюю картину мира, может тебя испортить. Пойми, Ермолай, это только вероятности, но и к ним следует относиться предельно уважительно. В феврале и с Гришкой наговоришься, да и вообще узнаешь много нового.

— Скажи, Мари, а отчего в школе стало куда меньше учеников? С первого сентября поредели красноповязочники, это нам объяснили. А сейчас куда-то делись обладатели жёлтых и зелёных…

— Уехали. В Верхнем доме не так много места, а твоя группа на подходе к серьёзным делам. Вот и освободили место для ребят Дружинкина и твоих орлов… И орлиц, — Мариэтта усмехнулась и совершенно другим тоном спросила, не разговаривал ли он по душам с Сашкой.

— Нужно?

— Там какие-то сложности с Викой. Вроде бы он ей надоел, Сашка по натуре домостроевец, и от девчонок требует верности и послушания. До Виктории только сейчас дошло, во что она вляпалась. Скандалить она не станет, но и терпеть сашкин мужской шовинизм вряд ли будет.

Харламов, собственно, это знал и так. Но Сашка сам на разговор не шёл, а давить на него — именно в этих вопросах — он не мог. В частности оттого, что сам в своё время потребовал от Ольги того же, и вёл себя, кажется, весьма схожим образом. Впрочем, Ольга-то ему своего общества никогда не навязывала, в отличие от Вики. Так что Сашка был прав — в том смысле, что имел на свою позицию моральное право, и с этим соглашались и Ольга и Галка. Инга предпочла промолчать, у неё определённого мнения не было. Но обоснованность сашкиной позиции никоим образом не меняла ситуации.

— Тогда мне самой придётся над этим поработать, — Мариэтта усмехнулась и хлопнула его по плечу. — Трудись, студент! Грызи гранит науки!

Перед новым годом Ермолая вызвал Лысый и сообщил, что отныне нескольким членам группы придётся нести дежурства по охране школы. Часть преподавателей и сотрудников покидали школу, так как на следующий учебный год новых учеников набирать не планировали.

— У нас остается две группы — твоя и Вениамина — и куча одиночек, большинство из которых вам пригодятся в исследованиях. Одиночек тоже охраной школы займём, но члены группы, сам понимаешь, будут посильнее. Займём не всех. Слышащих привлечём — тебя и Богачёва, прикрытие — Ольгу и Вику, а также братьев и Галину. Поговори со своими, потом согласуй расписание с Узоян. Да, ещё одно: преподавателей станет меньше, значит, ты, как и все другие, уже не можешь рассчитывать, что тебя обслужат по первому мысленному зову. У тех, кто остаётся, появится расписание, где для вашей группы будет выделено определённое время. Исключения — я и Узоян, мы останемся доступны для вас в любое время.


С полудня тридцать первого декабря до обеда первого января дежурить выпало командиру — он менял Богачёва. Сашку он отыскал возле вершины ближайшей сопки. Тот вырыл в сугробе под выступом удобную норку, и даже проделал окошко, чтобы поглядывать по сторонам.

— Не замёрз? — поинтересовался Харламов, сразу решив, что насиженным местом он воспользуется только в светлое время.

— Здесь ветра нет, чего ж мёрзнуть? — удивился Сашка.

— Тогда иди, отсыпайся. Потом отпразднуешь Новый Год.

Сашка скривил губы. Оба знали, что Вика с наступлением темноты становилась на стражу, меняя на дежурстве Мариэтту. В эту ночь школу прикрывали сразу несколько человек, и Ольга в том числе. Слишком много мыслей и эмоций предстояло им защищать от чутких враждебных сознаний. В школе людей, улавливающих присутствие живых существ, их эмоции, намерения и мысли называли слышащими, хотя никакого отношения к слуху такие способности не имели. Тех же, кто был способен закрывать и свои мысли, и мысли находящихся рядом, именовали прикрытием, крышей. Этот дар встречался реже, из членов группы в развитой форме им обладали только Ольга и Виктория.

Ермолай сидел в снежной норе, пока не стемнело. То, что происходило на территории школы, он воспринимал смутно. Чувствовал Ольгу — между ними была связь иного рода, которой любое прикрытие помешать не могло. Иногда улавливал некоторые действия и переживания своих ребят — как будто подглядывал через колеблемый ветром дырявый занавес. А вот всё, что происходило вокруг, он чувствовал чётко. Прыгали по веткам белки, бегали по своим ходам мыши, где-то спал в берлоге медведь. Людей вокруг не было, до ближайшего, обходящего свои капканы охотника, было километров тринадцать.

Когда стемнело, дырявый мысленный занавес над школой сменился плотной шторой. Теперь он чувствовал лишь присутствие большого числа людей, и ничего более. Командир выбрался из своего закутка, спустился в лес и принялся описывать медленные круги вокруг школы. В темноте он видел, как днём, а при ходьбе на лыжах замёрзнуть было невозможно. Как это часто бывало на дежурствах, его мысли вновь обратились к природе расщепа и его собственных способностей.

Его связь с женой, их общий мусун — это ведь не получило никаких объяснений. И никто не пытался этот интересный феномен исследовать. Ольгу лишь спросили, когда она приехала в школу, согласна ли она на исследования. И отказ восприняли совершенно спокойно. Почему? Важная, новая, необъяснимая способность — и нет страстного желания разузнать о ней хоть что-то. Вообще Ермолай заметил, что исследовательский зуд у мастеров Радуги был каким-то очень уж методичным.

Обычный учёный, захваченный загадкой, не может вести себя спокойно, бесконечно откладывать поиски ответа назавтра. А мастера, исследовавшие Гволн и Реденл, действовали последовательно, по плану. Казалось, их только выполнение плана исследований и интересовало, а вовсе не разрешение загадок. Да и преподаватели школы — они же без всякого душевного трепета относились к действиям своих подопечных. Не переживали за их конкретные успехи, не разделяли горечи неудач. Вообще вели себя, как люди, придавленные тяжёлым долгом. Тяжелым, неисполнимым не только в одиночку, но и при жизни. И при этом, юноша мог поклясться, они действительно не прятали от него и других школьников неких высших истин.

Что-то, конечно, скрывалось, но то были технические детали или вопросы, требующие серьёзной подготовки — так ученикам младших классов учитель не рассказывает о том, что предстоит изучать в старших. Преподаватели школы несли груз ответственности за своих воспитанников, но перед кем они отвечали — этого юноша постичь не мог. Иногда его посещала мысль, что Шатохин был прав: некое сообщество использовало Школы Радуги в своих интересах, достигая своих целей скрытно для большинства. Вот и Ольга, которая не могла ничего от него утаить, попросила его не задавать никаких вопросов о её роли как Посвящённой Слияния. Она попросила его и не искать ответа другими способами, обещая рассказать всё, когда он будет к тому готов.

Так ли он прав был, согласившись? Но однажды данного слова назад не возьмёшь — они оба были так воспитаны. Мысли Харламова вновь обратились в сторону расщепа. Если не проекция, то что? Кусок струны? Ещё в Материнском Мире существовала теория струн протовещества, из которого позднее сформировалась Вселенная. Более современная версия теории утверждала, что каждая струна, в силу различий размерности, формировала свою микровселенную с определёнными параметрами. Эти микровселенные образовывали большую Вселенную, но наблюдаемы они были лишь частично: отчего и появилась необходимость постулировать существование тёмной материи и тёмной энергии. По размерности большая Вселенная уступала микровселенным, и лишние измерения оказывались скрытыми, как и их содержимое.

Но струны иногда обменивались своим веществом. Кусочек одной микровселенной, попав в другую, с несовпадающей размерностью, не мог с ней взаимодействовать и застывал в неизменности. Прямая аналогия с расщепом, лишь кусочек оказался очень уж маленьким. Чем-то эта теория его не привлекала. Твёрдый и ровный Край не воспринимался творением природы, а больше напоминал создание холодного человеческого ума.

С рассветом он вновь взобрался на сопку и укрылся в снежном сугробе. День ожидался ветреным. Когда из ворот школы вышел сменщик, один из инструкторов, юноша спустился ему навстречу.

— Полная тишина вокруг. Как погуляли, Толик?

— Я не участвовал, — сменщик выглядел недовольным и невыспавшимся, и Ермолай молча пошёл в их с Ольгой комнату. Супруга ждала его с чаем и бутербродами.

— Мари ночью переспала с Сашкой, — сообщила она довольным голосом.

— И кто от сего события в восторге, Вика? — поинтересовался муж, чего-то подобного ожидавший.

Виктория пока ничего не знала. Мариэтта, ясное дело, никому о случившемся сообщать не собиралась, но событие случилось в доме, временно не закрытом для слышащих. Так что знать об этом могло приличное количество людей. Знали, совершенно точно, Лёня и Лёшка, но эти двое промолчат. Лёня — из-за полного безразличия к чужой личной жизни, а Лёшка Сашке сочувствовал. Богачёв пока что был спокоен, но это — лишь до его встречи с Викторией.

— Думаешь, он ей скажет?

— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответила Ольга. — Скажет, рано или поздно.

— Сначала не скажет, и будет этим мучиться, — согласился Ермолай. — Потом возможны разные варианты. У нас, кстати, сессия началась. Не забыла?

В первый день года школяры больше раскачивались. Готовились вяло, кто просматривал задания и подбирал источники, кто просто составлял расписание дальнейшей работы. Вика, как неожиданно оказалось, училась заочно на филологическом в Абакане, и ей полагалось во время сессии присутствовать в учебном заведении. Вот она и собралась уезжать вместе с Кутковым, который решил заняться учёбой вне стен школы, в кругу семьи. Теперь у Лёни была своя собственная семья, и он всегда подчёркивал это обстоятельство.

— Заезжайте к нам, отдохнёте, — пригласил он, уже зная, что у Харламова с Аникутиной времени на отдых не будет.

— Если сможем, — пожал плечами командир.

В сторонке быстро и деловито прощались Сашка и Викторией. Богачёв свои чувства никогда напоказ не выставлял, оттого посторонний человек счёл бы Вику просто одной из девушек группы. Клюзова тоже держалась соответственно ситуации, и вскоре машина Куткова исчезла за воротами, а ребята разбрелись по своим комнатам. Лёшка с Эллой уезжали завтра, оттого маялись незанятостью и пытались напроситься в гости к Ермолаю, но получили твёрдый отлуп. Ольге наутро предстояло снова выйти на дежурство.

На этот раз сессия для юноши проходила трудно. Мало того, что приходилось постоянно дежурить — сами предметы вдруг перестали казаться интересными и достойными внимания. Психологические теории о природе мышления просто поражали своей убогостью. Ясно было, что сам предмет изучения таков, изнутри его полноценно не исследуешь, но убожество раздражало. Нейрофизиология была ещё туда-сюда, а продраться сквозь заумное изложение идей Жана Пиаже иногда вообще с первого раза не удавалось.

Ольга решила, что он взрослеет, и уже не каждый предложенный предмет ему равно интересен. Сама она относилась к изучаемой социологии вполне равнодушно, с тем же интересом Аникутина могла бы вникать в тонкости электротехники.

— Тогда почему ты эту специальность выбрала?

— Я девушка лесная, дикая. Мне к цивилизации приобщаться надо. Значит — гуманитарное образование. К тому же в социологии есть и свой интерес и практическая польза для меня… для нашего общего дела, — поправилась она, но супруг понял — именно для неё, лично.

— Кстати, после летней сессии у нас запланирована практика: участие в опросах. Июль или август, на выбор. Что мне взять, Ермолай Николаевич?

Планов на лето они не строили, оттого и выбирать можно было всё, что угодно. Взяли июль, Харламов тоже решил поучаствовать за компанию. А тем временем сессия шла своим чередом, отсылались одна за другой самостоятельные и контрольные работы, дистанционно сдавались экзамены. К двадцать восьмому января супруги с учёбой закончили. Игорь ещё корпел над своей биологией, Инга тоже затянула со сдачей зачётов, и Ольга предложила съездить в Абакан, к Анне.


Они сидели вчетвером на маленькой кухне, макая оладьи в варенье, и лениво перебрасывались словами. Сестра всё пыталась поставить на стол что-нибудь ещё, но гости уже насытились.

— А вы летом что делаете? — спросила дочь шамана.

Говорили они обычным образом, словами, хотя Ермолай мог поклясться, что, по крайней мере, мысли Лёньки сестра воспринимать способна.

— У меня отпуск в конце августа, так что вариантов немного, — ответила Анна. — Либо к родителям съездим, либо путёвку на турбазу возьмём. Тут есть дешевые — в Туву, на Алтай.

— Можно и не дешёвую, — усмехнулся зять. — Чем тебе Лхаса не нравится или Катманду? К тому же мы никогда не купались в океане, Анька. Надо использовать момент, пока он есть.

Над столом мгновенно повисло молчание. Все четверо разом сообразили, что произнесённая фраза жесточайшим образом отражала реальность. Да, сейчас именно такой момент и был. Пока жив и здоров Лёнька, пока он не погрузился в бесконечное исследование тех миров, из которых иногда не возвращались…

— Мы в июле заняты в социологических опросах, — невозмутимо продолжила Аникутина, делая вид, что не замечает прятавшей глаза опечаленной Ани и обескураженного Куткова. — А ближе к концу августа нас ждут в школе, есть кое-какие исследования, без нас не обойдутся. Так что отдыхать нам вместе не суждено. Но твоя мысль насчёт океана, Лёня, мне понравилась…

Сестра быстро справилась с собой. С кухни они перебрались в комнату, немного порассуждали о Виктории, которая частенько заглядывала к ним — сейчас она сдала сессию и уехала к родителям. Лёнька, что удивило всех, ощущал её присутствие даже на таком расстоянии.

— Я всех наших в северной части расщепа всегда обнаружу, — похвалился он.

Ермолай кинул взгляд на супругу — она была потрясена не меньше. Такой прогресс всего за месяц? И ведь этот месяц был ещё и сессионным! Не иначе, Анна каким-то образом усиливала его способности. И тут он разом понял, что его сестре предназначено стать четвёртым "столбом" их группы. Кутков и Ольга мгновенно согласились, через несколько секунд удалось получить согласие Сашки и Алексея.

— Так что, кандидатура Шатохина остаётся безальтернативной? — вслух спросил Харламов, едва стало понятно, что с Анной группа в ближайшее время определится однозначно.

Зять развёл руками, Ольга насупилась, далёкий Богачёв выразил однозначное согласие.

— Да ты ему позвони, командир, — предложил Кутков.

С компьютера можно было совершать звонки, не открывая своего месторасположения, лишь бы собеседник был в нужный момент в сети. А Женька, как уверял Леонид, именно сейчас их вспоминал, сидя перед компьютером. Включив видеокамеру, Ермолай набрал нужный код. Шатохин ответил мгновенно.


В первый же день февраля Лысый собрал группу вместе, для чего Галку с Ольгой даже на время подменили на дежурстве. Когда командир вошёл в комнату, где стулья образовывали подобие овала, директор увлечённо обсуждал с Лёнькой их последний разговор с Шатохиным. Оба взглянули на Харламова и замолчали. Ольга, вошедшая следом за мужем, мысленно сообщила тому, что этот разговор для него, нынешнего, не предназначен и просила не обижаться.

— А вот и Хоменкова, — обрадовано заявил Юрий Константинович, и попросил вошедшую следом Мариэтту прикрыть дверь. — Начнём, если никто не возражает. Отлично. Сессию все сдали, к великим свершениям, как я вижу, готовы. Вот об этих свершениях и поговорим. Для начала — вопрос о двух "столбах", то есть о внешних, постоянно дислоцирующихся в расщепе членах группы. Вам известно, что двое внешних членов — это ваш покорный слуга и присутствующая здесь же Мариэтта Узоян — уже определены. Но группе требуются ещё двое, не обязательно столь жёстко привязанные к расщепу. Предложены следующие кандидатуры: Евгений Шатохин и Анна Куткова, в девичестве Харламова, как недостающие внешние члены группы. Прошу высказываться…

Никто не произнёс ни слова. Переглянулись несколько раз между собой и молча, уставились на Лысого. Тот кивнул и продолжил:

— Отлично. Принято. Шатохин, ясное дело, кандидатура не идеальная, но — что выросло, то выросло. К лучшему или нет, но наши молодые супруги имели с ним телефонный разговор и договорились о постоянных контактах. Евгений, естественно, не знает, что он ваш "столб" и говорить ему об этом не обязательно. На его роль в действиях группы это не повлияет. Теперь о главном. Основная цель существования группы — открытие общего мира. Обязан предупредить: дело это сопряжено с некоторым риском. Бывали случаи, когда группы при этом погибали в полном составе, и не всегда удавалось установить причину смерти. Сейчас каждый вслух заявит своё согласие, несогласие или желание отложить ответ назавтра. А завтра с утра от вас потребуется письменное согласие на участие в исследованиях, сопряжённое с пребыванием в условиях, возможно, представляющих опасность для жизни. Итак?

Согласились все. Только Сашка пожелал узнать, есть ли статистическая оценка риска. Лысый охотно ответил. Риск находился на уровне одной двухтысячной. Ермолай прикинул, что для неподготовленного человека шанс погибнуть при длительном пребывании в тайге значительно выше, другие тоже быстро пришли к аналогичным выводам.

— Раз все согласны, тогда обсудим подготовку. Психологическую пройдёте здесь, с нашими инструкторами и преподавателями, но потребуется также и физическая. Лыжные кроссы по сопкам отныне — ежедневно. На несколько дней предлагается выезд на турбазу с горнолыжными трассами. Вам предстоит освоить катание на горных лыжах. Туда же, на турбазу, пригласим и Евгения с Анной, пусть покатаются вместе с вами. Группа перед открытием мира должна побыть вместе со своими внешними членами.

— Юрий Константинович, да зачем нам горные лыжи? — удивилась Инга, которая косо смотрела на любые занятия спортом.

— Вам потребуется не только выносливость, но и умение быстро принимать решения. Не нравится горнолыжный спорт, извольте, можно заменить его мотогонками. Кстати, автовождение, как и подводные погружения, и боевые единоборства вкупе с фехтованием, вполне возможно, появятся в списке ваших занятий.

Инга заметно приуныла, но больше с вопросами не высовывалась. А директор продолжил — и теперь приуныли почти все члены группы. Оказывается, перед открытием нового мира им предстояло пройти краткий курс практической астрономии, биологии, географии и геологии. В общем мире обязательно имелись какие-то элементы сходства то ли с расщепом, то ли с Материнским Миром — и эти элементы следовало опознать как можно скорее.

— Неоднократно случалось, что вновь открытый мир оказывался точной географической копией расщепа. Чем быстрее группа распознает это, тем лучше.

Галка поинтересовалась, не случалось ли, что мир оказывался копией Материнского Мира. Выяснилось, что географические копии встречались, зато в других отношениях отличий было достаточно много. Посреди рассказа Лысый глянул на Ермолая, досадливо сморщился и попросил операторов миров покинуть помещение.

— У Ольги Аникутиной, кажется, дежурство? Иди, Оленька, работай. А остальные — отдыхать.

Юноша пожал плечами и вышел вслед за супругой. Лёшка немедленно отпустил остроту насчёт явной дефектности операторов миров, коим не полагался даже полноценный инструктаж, потому как усвоить его они всё равно не в состоянии. Кутков, выйдя во двор, сосредоточенно уставился в стену Большого дома.

— Ты что, надеешься пробиться сквозь их крышу? — удивился Харламов. — Там Вика и Мариэтта с Лысым.

— Ты прав, не получается, — сознался зять. — Вдали от Анны я уже не так силён.

— Если несколько прикрывающих используют разные стили работы, чтец должен на уровень превышать каждого из них в своём искусстве, — сообщил Константинов, — в нашем случае это означает, что ты должен уметь слышать на уровне синей повязки. Я случайно знаю, что Вика с Лысым работают одними и теми же приёмами.

— Есть какие-то правила сложения? — полюбопытствовал командир.

Алексей объяснил, что уровень Мариэтты как крыши — оранжевая повязка. Лысый, пожалуй, работает на уровне жёлтой. Жёлтая — это три, оранжевая — два; сумма равна пяти. В прикрытии — уровень голубой повязки, потому что Вику можно не считать, её усилия поглощены талантами Лысого. Значит, чтобы прорваться сквозь эту защиту, слышащий должен работать на уровне синей повязки.

— Всё-то ты знаешь… — удивился Кутков.

— Что же я, в Монголии месяц щи лаптем хлебал? — ухмыльнулся Константинов. — Меня учили психоврачеванию, ну и до кучи — методам защиты и воздействия. Силёнок у меня немного, всё школу, как Ольга, я не прикрою, и услышать незнакомца за двадцать километров не смогу, но в пределах двадцати шагов сработаю не хуже зелёной повязки.

Тем же вечером Лёнька позвонил Евгению Шатохину и пригласил того приехать на турбазу покататься на лыжах. Женька, как и ожидалось, согласился. На турбазе группа появилась через день, поутру. Через три часа подъехал Шатохин, а ещё через два — Анна.

Впрочем, на разговоры времени не было. Торопясь успеть использовать дневное время, школяры сразу становились на лыжи. Ранее доводилось кататься только Мариэтте и братьям, они сразу направились на трассу для начинающих, а прочие вслед за инструктором принялись осваивать технику поворотов на ровном пологом склоне.

— Добрый вечер, Юрий Константинович, — приветствовал Женька директора, увидев его вечером за общим столом.

— Рад видеть тебя, Евгений, — директор на минутку отвернулся от Анны, которая рядом с ним с усталым видом ела салат.

За столом школяры беспрерывно подкалывали друг друга. Предметов для шуток прошедшее занятие предоставило достаточно, и Лёшка не собирался упустить ни одного.

— Юрий Константинович, — поинтересовался Евгений, — Вы тоже катаетесь? На склоне я Вас не видел.

— Я безопасностью занимаюсь. Надо же кому-то…

Действительно, после дня занятий и ужина все школьники разомлели, отяжелели и быстро расползлись по спальным комнатам. А наутро, едва рассвело, они вновь встали на лыжи. К обеду, который оказался предельно скромным — кофе с бутербродами — инструктор из всех новичков выпустил на трассу для начинающих только Игоря. Оставшись без поддержки, Инга совсем пригорюнилась и раз за разом падала на склоне. У Ольги дела тоже шли не лучшим образом. В кампанию к ним записался и Сашка, который повороты выполнял успешно на предельно малой скорости, но стоило чуть разогнаться, как он нервничал и терял равновесие.

Инструктор не расстраивался и говорил, что для группы новичков они держатся вполне прилично. Бывало и хуже. Перед самым окончанием, когда уже в глазах рябило от надвинувшейся темноты и искусственной подсветки, на трассу для начинающих выпустили Куткова, Галку и Викторию. Они благополучно скатились, и вся компания отправилась ужинать.

— Евгений, как успехи? — Селиванов появился только за ужином, днём его никто не видел.

— Средне. Вот братья катаются, как профессионалы.

— Ну, они же по натуре спортсмены. Летом на сборах были, соревновались, стали кандидатами в мастера спорта по нескольким видам. Их чем не займи, кроме шахмат, они во всём успеха добьются. Может, и в шахматах тоже…

— Нет, скорости я не боюсь, — уверяла Инга Мариэтту, — я вообще неловкая.

Сегодня школяры устали меньше, оттого и разговор вскоре стал всеобщим.

— Скорость мышления и действия вообще может пригодиться, а уж в неожиданных ситуациях — тем более. Вам же скоро мир открывать, — Лысый кивнул головой в ответ на невысказанный вопрос Богачёва. — Да, подготовка вашей группы форсируется. Для открытия это, скорее всего, не столь важно, а вот для исследований — важно в такой степени, что и представить себе сложно. Все, наверное, хотят возвращаться назад живыми и здоровыми.

— Ожидаются опасности? — поинтересовался Шатохин.

— Могут встретиться, — коротко обронил Юрий Константинович. — Вот ты, Евгений, какой бы мир пожелал открыть ребятам?

Женька долго не думал: ему захотелось мир без природных катастроф, хищных зверей и без войн. Лысый же желал мира, как можно более похожего на Материнский. Потом спросили мнение Анны — но та пожелала лишь отсутствия больших городов, а также кровососущих насекомых. Последнее пожелание встретили аплодисментами.

— А Мариэтта нам что скажет? — полюбопытствовал Селиванов.

— Мне бы хотелось мир с загадками, который трудно понять. Чтобы там приходилось думать мозгами, а не валить направо и налево хищников и злобных аборигенов.

Остальных Лысый не спросил, и Женька немедленно обратил на это внимание.

— Они будут открывать мир, их пожелания воплотятся в его облике, им незачем их озвучивать. Это мы, те, кто остаётся, даём им своё напутствие. Да, я тоже остаюсь — я не член группы, я работник школы, — объяснила Мариэтта.

Утром, после нескольких спусков, уехали братья, Галка и Игорь. Инструктор выпустил на трассу Константинова и Харламова, продолжив занятия с Ольгой, Ингой и Сашкой. Шатохин сказал, что ему для первого раза горнолыжного спорта достаточно, и тоже уехал на своём джипе. Анна неудачно упала, потянула ногу и отправилась в сопровождении Лёни в медпункт. Так что во второй половине дня катались только отстающие, да командир, который уже начал получать от спусков удовольствие.

— Долго нам ещё? — страдальчески спросила Инга за ужином.

Но назавтра планировался отъезд. Утром девчонки и Сашка ещё раз отработали технику поворотов, и инструктор выпустил их на трассу. После того, как они её благополучно проехали, сумев ни разу не упасть, Лысый объявил обязательную программу законченной. Кататься для собственного удовольствия никто не стал, быстро собрались и покинули турбазу на школьном автобусе.

— Юрий Константинович, а пожелания внешних членов группы способны на что-то повлиять? — поинтересовался Харламов, пока автобус пробирался по заснеженной дороге между сопками.

— А это уж от членов группы зависит, примут они пожелания близко к сердцу или нет. Но обычай существует с глубокой древности, и не нам его отменять.

Ольга бросила на мужа предостерегающий взгляд. И мысленно передала, что любые вопросы про Шатохина неуместны.

— Когда открытие?

— Через две недели. Три похода, пять занятий по астрономии, три географии, четыре геологии и биологии. Остальное — психологическая подготовка.


Карта созвездий проецировалась при помощи фонаря на надувную сферу, внутри которой происходили занятия. Наблюдению настоящего неба расщепа погода не благоприятствовала. Их учили находить самые яркие звёзды: Сириус, Канопус, Альфу Центавра, Арктур. Запоминали очертания созвездий, карту Луны, учились определять время по расположению звёзд. А на геологии разглядывали граниты, базальты с множеством их разновидностей, известняки. По цвету песка прикидывали наличие примесей, по размеру песчинок — историю его возникновения.

Биолог учил в момент распознавать траву, деревья и цветы, характерные для данной местности. Из фауны изучали лишь насекомых да пресмыкающихся, обычных для тайги, предгорий и степей. На географии зазубривали наизусть карты северной части расщепа и прилегавших к ним когда-то в Материнском Мире земель.

— Если вам повезёт, и мир окажется близок к расщепу, вы сразу сообразите, в каком направлении стоит продвигаться, — разъяснила всеобщее недоумение Мариэтта.

— И куда нам стремиться в таком счастливом случае? — поинтересовался Алексей.

— Туда, где ближе всего может находиться Край.


И вот настал великий день. С утра прошло последнее занятие по психологическому настрою, и через полчаса группа уже надевала лыжи за воротами школы. В рюкзаках были уложены тёплые вещи, необходимые в Верхнем доме. По накатанной лыжне группа ровным шагом двинулась в сторону озера. Впереди и сзади следовали сопровождающие.

Верхний дом на фоне заснеженных склонов невозможно было различить, виднелась только тёмная крыша. Вблизи он показался заброшенным. Лыжня подходила к боковой стенке и исчезала. Оказалось, через маленькую дверцу можно было протиснуться в заваленный снегом подвал. Там они сняли лыжи и по винтовой лестнице поднялись в одно из помещений башни. Вокруг небольшого круглого столика, освещённого тремя свечами в массивном подсвечнике, стояли одиннадцать кресел.

Рюкзаки полетели в угол, ребята отряхнулись от снега и посмотрели на своего лидера.

— Садимся и начали, — скомандовал он, не меньше других охваченный нетерпением.

Ритуал уже не раз отрабатывался по частям, но сейчас они должны были настроиться друг на друга и выполнить все необходимые действия полностью. Ермолай прикрыл глаза, и ощутил всех членов своей группы. Спокойная и торжествующая Ольга, донельзя сосредоточенный Сашка, полные боевого задора братья, восторженная Инга…

Все были готовы, все стремились совершить то, ради чего их полтора года готовили. Харламов мысленно припомнил последовательность действий и громко произнёс первые слова.


Да, это было не открытие приват-мира. Их как будто вдавило друг в друга, и командир чувствовал каждого, даже обычно недоступную Вику, как часть себя. Только то, что все они желали одного и того же, помогло справиться с мгновенным чувством страха. Вокруг них менялось пространство, оно становилось всё плотнее, нельзя было пошевелиться, вздохнуть, даже глазами повести в сторону. А потом давление разом исчезло, и он обнаружил, что сидит голышом посреди выжженной солнцем полупустыни-полустепи. Ребята обнаружились поодаль: кто сидел, кто лежал, а братья стояли, зорко осматривая окрестности. Вокруг громоздились низкие, изъеденные эрозией холмы, закатное огромное светило неприятного сиреневого цвета тускло сияло сквозь висящую на горизонте мглу. На потемневшем небе мерцали первые звёзды.

Все их занятия — астрономия, биология, геология — оказались ненужными. С первого мига стало понятным, что их мир, Камет, аналогом Земли явно не был. Редкая трава удивляла стелющимися багровыми листьями, насекомых вокруг не было, а мысленный поиск не обнаружил поблизости и крупных зверей. Вика сразу прикрыла группу, которая расползлась по соседним буграм, надеясь с их вершин увидеть что-либо стоящее. Сашка Богачёв твёрдо заявил, что на полсотни километров вокруг нет никого крупнее лягушки. Впрочем, местные обитатели могли проявлять себя в ментальной активности не так явно, так что скоропалительных суждений следовало избегать.

Братья уже нашли несколько подходящих камней и делали из них первобытные рубила. Ольга с Игорем рвали листья и раскатывали их в плоские пластины, Вика неумело им помогала. А Лёня с Алексеем отошли за радиус прикрытия и готовили астральный глаз. Всё происходило по заранее подготовленному плану, варианту "степь". Местное солнце ощутимо пригревало, и обнажённое тело под его лучами чувствовало себя нормально. А вот в тени было заметно прохладнее.

Ермолай несколько секунд раздумывал, отчего он счёл здешнее светило закатным. Оно могло с тем же успехом быть и рассветным. Но рациональных оправданий своей уверенности не нашёл, и принялся раздумывать над дальнейшими действиями. Пересечённая оврагами и холмами пустыня-степь простиралась во все стороны. В расщепе он пошёл бы по общему уклону местности вниз — если бы смог обнаружить этот самый уклон. Обычно его указывали следы водных потоков, но таковые здесь достоверно не просматривались. Эрозия грунтов была смешанной, водно-ветровой.

Астральный глаз показал, что степь во всех направлениях одинакова километров на сорок. Дальше у ребят поддержка глаза не получалась.

— Если солнце село на западе, то есть смысл идти к северу, — предложил Константинов и указал рукой направление.

— Ты уверен, что там не здешний юг? — спросил Кутков, но Лёшка только пожал плечами.

В этом мире никто не мог с уверенностью определить стороны света.

— Никуда мы не идём, — решил командир. — Делаем одежду, пока освещение позволяет. Растительность кругом одна и та же, местность тоже, незачем ноги ломать.

Четырёх кустиков хватало на набёдренную повязку. Ещё из трёх Ольга сплетала майку, немного прикрывавшую живот и спину. Если у неё получалось всё довольно легко, прочие возились с заготовками, которые подготовил Игорь, долго. Сиреневое солнце до половины закатилось за пыльный горизонт, когда они закончили обмундировку.

— Замечательно, — заявил Лёшка, оглядев группу. — У девочек кое-что вываливается, но мы на них не в обиде. Главное, что у мальчиков ничего не торчит.

— Ну, вы же не горкозы, — фыркнула Вика.

Остальные веселья не поддержали. А когда Игорь спросил, что же Харламов намеревается делать, тот лишь покачал головой.

— Нас, операторов миров, до изучения этих самых миров не допускали. Возможно, по делу, но теперь очень хотелось бы знать, что же вы, все остальные, знаете о возможных действиях в такой ситуации. Мы в пустынной местности безо всяких ориентиров. Предлагайте варианты, ребята.

Последовал мысленный обмен мнениями. Не участвовала только Вика. Но ничего лучшего, кроме движения в наугад выбранном направлении и повторного запуска астрального глаза, придумать не удалось.

— Доверимся интуиции, — постановил командир. — Вика, снимай защиту. Все настраиваемся на мысленный поиск чего попадётся, и на интуитивные озарения. Пять минут. Время пошло…

Спустя пять минут он начал опрашивать всех подряд, начав с Галины. Та указала направление, временно сочтённое северо-восточным. Указала без мотивировки, просто ей хотелось направиться именно туда. Ольга предположила, что в указанном Галкой направлении есть вода. Богачев уловил некую активность на юге. Братья промолчали, Лёшка тоже покачал головой — никаких предположений и озарений у них не было.

— Край там, — уверенно указал на юг зять, и Инга с ним немедленно согласилась.

Игорь предпочёл северо-восток, но почему — не знал. Виктория кислым голосом сказала, что их туда тянут — на северо-восток. Ей казалось, что их активность замечена.

— Запускаем астральный глаз, впятером, на северо-восток, — принял решение командир.

Без всяких слов было понятно, кого он имел в виде. Ольга встала возле него, её взяли за руки Кутков и Константинов, их обняла Инга — и бесплотное воплощение их способностей, астральный глаз, поднялся над сумеречной полупустыней. Глаз, создание нематериальное, не знал ограничений по скорости. Но ребята очень быстро почувствовали сопротивление. Им удалось лишь немного продвинуться за тот круг, который прошёл первый глаз, а затем Ермолай вслух отменил операцию.

Инга всхлипнула и присела на песок. В сиреневом закатном свете было видно, как она побледнела.

— Однако нас остановили, — с удивлением сказал Лёшка. — Я его почувствовал. Чтец-писатель, и не слабый. Я попробовал нас прикрыть, но не уверен, что получилось.

— У меня возник образ кентавра со свиной головой, — удивлённо призналась дочь шамана. — Он нас прочитал, знает, сколько нас и кто чего стоит. Сашка Богачёв, ты его взял?

— Да. Северо-восток, минимум шестьдесят километров. Он там не один. И нас не боится. Это не человек, ребята.

Леонид сознался, что ничего не определил — все силы вложил в продвижение астрального глаза. И таки увидел в последнюю секунду заросли растительности!

— Командир, ты что скажешь? — посмотрела на мужа Ольга.

— Закроемся всеми мыслимыми способами и как можно быстрее — туда. Там предгорья, а в этом мире только неподалёку от гор возможна разумная жизнь. Будем бежать до рассвета, а там решим, что делать.

Пока сиреневое светило не скрылось за горизонтом, выбор пути трудности не составлял. А при свете звёзд только видящий во тьме Харламов мог отыскать относительно ровные места. Ребятам приходилось следовать за ним цепочкой. Вскоре с бега они перешли на быстрый шаг, ускоряясь на ровных местах. Вика, Ольга и Алексей поддерживали прикрытие, и каждый дополнительно сам закрывал сознание. Через несколько часов дочь шамана указала на одну из лощин и объявила, что здесь проходил некогда водный поток. Группа свернула туда. Промоина петляла, но вела в нужном направлении. К тому же она была относительно ровной, и во многих местах можно было бежать.

— Привал, — скомандовал Ермолай, едва уловив, что Инга выдохлась. — Кто силён в астрономии, смотрите на звёзды, прикидывайте продолжительность суток. Сашка, в сторонку — и слушать.

В астрономии, как он точно знал, была сильна только Ольга. Она и до всяких занятий знала множество звёзд и все созвездия. Впрочем, на небо вместе с Аникутиной уставились и братья. Сам же юноша сосредоточился и попытался изнутри распознать защиту, которой окружили группу её члены. Раньше он никогда этого не делал, но сейчас следовало решить важнейший вопрос — можно ли им разделиться?

Уже через несколько минут он понял, что вокруг попросту холодно. Маечки и повязки на бёдрах слегка согревали тело только во время ходьбы. Командир припомнил, что местность вокруг носит следы ветровой эрозии и порадовался, что им достался спокойный атмосферный период. Дочь шамана продолжала смотреть в небо, фиксируя движение незнакомых звёзд, остальные сбились в кучу, прижавшись друг к другу. Братья оценили продолжительность здешних суток в сорок часов и пристроились к общей группе, закрыв девчонок спинами от холода. Героически мёрзли трое: пытающийся постичь защиту группы командир, наблюдающая за звёздами Ольга и слухач Сашка.

Дочь шамана закончила свои подсчёты раньше мужа:

— Сорок два земных часа. Наклон планетарной оси здесь весьма приличный, мы ближе к полюсу, так что ночь может оказаться намного длиннее дня.

Когда она оставила звёздные дела и усилила защиту группы, ему удалось разобрать, наконец, её структуру. Прикрытие Виктории напоминало мягкое бесформенное одеяло, жёлто-зеленое, двухслойное, прикрывавшее группу беспорядочными складками. Крыша Ольги выглядела для его восприятия облаком тумана, размывающим и скрадывающим всё живое. Константинов защищал группу тонким, беспрерывно шевелящимся чёрным покрывалом. Радиус такого прикрытия был невелик, но по силе превосходил иные защиты. В какой-то момент Харламов вдруг понял, что он тоже способен прикрыть группу собственной защитой и попробовал сделать это. Его защита напоминала полупрозрачный оранжевый зонтик, закрывающий всё вокруг на пару сотен метров. Экспериментировать дальше времени не было, и он отошёл в сторону, к Сашке.

— Замёрз?

— Конечно. Не Африка вокруг. Тишина, командир. Никто о нас не вспоминает, не думает, и вообще на три десятка километров вокруг нет никаких теплокровных созданий.

— Может, они на ночь в грунт зарываются, — пробормотал Ермолай, и разделил группу на две части.

Он сам, Кутков, Галка с братьями и Лёшка продолжали бег по промоине, остальные девчонки с Сашкой и Игорем возвращались в расщеп.

— Пока кто-либо из нас за вами не вернётся, в Камете не появляться, никого с собой не приводить, — жёстко указал Харламов, и через секунду группа уменьшилась вдвое.

Ночной воздух нёс незнакомые запахи, ноги мёрзли, ступая на ледяной рыхлый песок. Изготовить из растущих то там, то здесь кустиков с длинными листьями обувь было невозможно — не та прочность; приходилось терпеть. Теперь бегунов прикрывали Лёшка и Ермолай, а мысленный поиск они совершали во время редких остановок. Ольга оказалась права — они бежали после разделения группы не меньше трёх часов, а ночь и не думала кончаться. К тому же становилось всё холоднее, и командир принял решение возвращаться.


Он вновь сидел в кресле перед тремя горящими свечами. Рядом зашевелились товарищи. Мариэтта, стоящая в дверях, спросила, не нужна ли помощь. Харламов попросил посмотреть, не отморозил ли кто ноги. Но Константинов справился сам — встал, поводил руками вокруг ботинок каждого и сказал, что делать ничего не надо, ноги сами отойдут, если не активизировать чрезмерно кровообращение.

— Ерёма, отчего вернулись? — вслух спросила супруга.

— Ночь продолжается, стало холодно, мёрзнут ноги. Бежали, пока могли…

Вскоре ребята перешли из башни в дом. За двойными дверями было тепло: расположенная на первом этаже газовая турбина малой мощности и гнала тёплый воздух по трубам, и давала ток для панельных электрообогревателей. Ночь на Камете грозила продлиться ещё часов двадцать-двадцать пять, так что им оставалось только выспаться как следует. Двухъярусные кровати с поролоновыми матрасами и лёгким одеялами намекали на то, что в этом помещении только отдыхали перед тяжёлой и длительной работой, а не расслаблялись в своё удовольствие.

Второй пробег мало чем отличался от первого. Они почти правильно рассчитали время — диск местного светила уже наполовину поднялся над горизонтом. Почва под ногами заледенела за ночь. Подобрав набедренные повязки и маечки, оставленные после прошлого похода, ребята вновь побежали вдоль промоины. Они поднялись на склон, туда, куда попадали солнечные лучи. Здесь грунт был не таким холодным, но зато приходилось, то спускаться, то подниматься по сыпучим склонам. Кустики багровой травы на солнце разворачивали во всю ширину листья, и девчонки рвали их на ходу, надеясь на привале соорудить более приличную одежду.

Привал устроили через час. Братья спустились на дно промоины и попробовали песок. Он оставался столь же мёрзлым, но они решили бежать по нему. Солнце вылезло из-за горизонта, но подниматься над ним не спешило.

— К нам кто-то приближается, командир, — доложил Сашка. — Кажется, здешняя птица.

Чёрный силуэт проплыл над ними, едва шевеля крыльями. Игорь мельком заметил, что здесь довольно плотная атмосфера. Ермолай запоздало подумал, что их отчего-то не учили оценивать состав атмосферы, плотность, химический состав окружающего мира. Вероятно, для идущих Путём Радуги эти подробности ничего не значили. А вот птицу они с помощью мысленного поиска прощупали досконально: он сам, Ольга, Лёнька с Лёшкой, Игорь и даже Инга. И быстро сошлись на том, что это здешний эквивалент земного орла, который на людей никакого внимания не обратил.

Они вновь побежали дальше, как только девчата соорудили себе что-то вроде юбочек, крепящихся под мышками. По холодному, ровному песку бежать было легче, хотя ноги мгновенно застыли так, что утратили всякую чувствительность. Вскоре промоина расширилась, земляные бугры вокруг стали ниже, и, в конце концов, группа очутилась на огромной плоской равнине, покрытой рыхлым слоем пыли. Пыль успела прогреться и ноги помаленьку обретали чувствительность.

— Ребята, посмотрите! — Виктория показывал в сторону юга.

Там над запылённым горизонтом висела в небе огромная здешняя луна: тускло-зелёная, изборождённая складками и трещинами. Здесь, на равнине, линию горизонта можно было разглядеть отчётливее.

— Слишком близко для столь крупного спутника, — заметил Леонид. — Система должна быть неустойчива. Рано или поздно эта планета грохнется на Камет.

— Нас к тому времени здесь не будет, — усмехнулась Галка. — Спутник меня не беспокоит, а вот это высохшее озеро мне кажется подозрительным. Я думаю, пересекать его по прямой не стоит, лучше держаться ближе к берегу.

Дочь шамана её поддержала: ей казалось, что на берегах бывшего озера — если эта равнина имела такое происхождение — можно отыскать что-либо интересное. Но им даже берег не всегда удавалось различить, настолько плавно ровное дно переходило в почти столь же ровный берег. Только Галка всегда твёрдо знала, на берегу они или на дне: пересохшее озеро вызывало у неё чувство тревоги, которое разом исчезало на берегу. Они растянулись шеренгой, и Ермолай был в ней крайним со стороны озера, шагая по его прогретому дну.

Первым нашёл следы аборигенов Константинов. Бугры на берегу оказались наполовину занесёнными мощёными площадками, с лестницами, скамейками и оградами. Группа разом разбрелась, осматриваясь. Крупные каменные блоки были обработаны без особого изящества, но явно соответствовали некоему здешнему стандарту. Богачёв, усмотревший, что многие блоки имеют характерные царапины на одних и тех же местах, пришёл к выводу о наличии на Камете промышленности строительных материалов.

— Промышленность? Это земной девятнадцатый век? — удивилась Галина.

— Строительные материалы в промышленных объёмах изготовляли ещё в древнем Египте, — уточнил Сашка, студент-историк. — Строительство — одна из первых отраслей деятельности, освоенная людьми. Но такая промышленность требует, как минимум, крепкого государства. Раз есть — или было — государство, можно ожидать армии, полиции, дорог, почтового сообщения, письменности…

А тем временем Виктория, с любопытством бродящая по берегу, отыскала крытый склад, вход в который ещё не полностью засыпало. Там они раскопали распадающиеся под пальцами в труху деревянные доски и множество сосудов, иногда стеклянных, чаще — керамических. Историк определил уровень технологий, присущих земному одиннадцатому веку.

Ермолай отыскал чутьём на дне крупное изделие из дерева и попросил братьев помочь. Вскоре они откопали, где руками, где черепками от кувшинов, нос большой лодки. Здесь, под песком, дерево сохранилось лучше.

— Мы что, её полностью выкапывать будем? — ядовито поинтересовалась Ольга, глядя, как увлечённо ребята разбрасывают по сторонам песок. — Здесь же нет воды, что вы с ней делать будете?

— На худой конец костёр разведём, — ответил Сашка, рывшийся увлечённее других.

Но дерево, как все понимали, могло пригодиться не только для обогрева. К тому же конструкция лодки, крайне примитивная, тоже кое-что сообщала о тех, кто её создал и пользовался.

— Здесь был порт, — решил Богачёв. — Озеро вряд ли отличалось глубиной, однако по нему всё же плавали. То ли дело плыть, скажем, десять километров, чем отмерять кругалём по берегу в три раза длиннее.

— Горизонт здесь ближе, чем в расщепе, — сказал Игорь, выбравшись из ямы с небольшим металлическим диском в руке, — того берега сейчас не видно, но напрямик здесь, быть может, всего-то километра четыре. Только Галка нас прямым путём не пускает. Может, опять глаз запустим?

Диск в руке Игоря оказался то ли талисманом, то ли медалью. Для монеты великоват, а тщательность отделки, полустёртый рисунок ветки неведомого растения и отверстие, в которые можно было пропустить шнурок или верёвочку, подсказывали, что диск этот некогда представлял для владельца определённую ценность. Раскопки лодки ребята прекратили, оторвав несколько досок и спрятав их в раскопанный склад. Одну из досок обстругали камнем-рубилом и кусками стёкол, разделив на части. Получилось три посоха.

Ольга, Инга, братья и Игорь быстро утратили интерес к дальнейшим раскопкам и настаивали на том, чтобы идти дальше. Галка категорически возражала против запуска астрального глаза, так что после местного полудня они побежали дальше. Светило уже нагрело песок до такой степени, что он немного обжигал ноги. Пыльная мгла над горизонтом поднялась, скрыв огромную зелёную луну Камета. Двигались по-прежнему, шеренгой, внимательно глядя под ноги, но находок больше не было.

Берег постепенно забирал влево. Пересохшее озеро в целом формой напоминало круг. Отдельные мысы и заливы картины не меняли. Когда, по ощущениям командира, они достигли края озера и могли бы двигаться в избранном направлении напрямик, Галка сообщила, что здесь дно озера безопасно. Группа рванулась напрямик, уже цепочкой. И тут стало понятно, какого рода опасность могла им угрожать. Пыль. Слой мелкой пыли, какой-то вязкой, не взлетающей из-под ног даже при беге, понемногу становился всё глубже.

Стоило им удалиться от берега на три сотни шагов, как её стало по щиколотку, и она заметно затрудняла движение. Ещё через километр пыли стало по колено. Бежать уже было невозможно, и они медленно брели, осторожно прощупывая ногами опору. Впереди поочередно менялись Харламов, братья и Леонид — первый идущий держал горизонтально посох, на случай, если вдруг провалится с головой.

Их способности на пересохшем озере не помогали, никто не мог прочувствовать грунт под ногами. Зять предположил, что внизу — та же пыль, только слежавшаяся в твёрдую субстанцию при наличии влаги. Впрочем, ещё до захода лилового солнца они пересекли пылевое озеро, и вышли к каменистому берегу. Здесь рельеф был значительно разнообразнее: обветренные валуны и низкие скалы, удивляющие очертаниями причудливых форм, перемежались полосами слежавшегося песка и россыпями острых камней.

— Может, пойдём вдоль берега, поищем дорогу? — предложила здравомыслящая Виктория. — Если Сашка прав, и мы обследовали порт, то должен быть и другой, уже на этом берегу, а к нему и дорога.

— Если даже и так, то дорога может оказаться начисто занесённой песком, или вообще идти в другом направлении, — возразил Ермолай, прикидывая, что избегая каменных россыпей, они сделают множество петель.

Но предложение Вики встретило всеобщую поддержку, хотя вслух никто ничего не сказал. Шагать по камням никому не хотелось, зато все помнили, как легко было идти по дну пересохшего озера возле самого берега. Вернулись, растянулись по берегу шеренгой и шли медленно, внимательно обследуя берег. До заката они ничего не нашли, видел в темноте только командир, и пребывание в Камете остальных не имело смысла. Группа вернулась в полном составе — Харламов внезапно почувствовал, что одному ночью на берегу озера находиться нельзя.

На этот раз и ноги никто не застудил, и усталости особой не было, отчего ребята сразу принялись обмениваться мнениями.

— Похоже, вода ушла оттуда относительно недавно, лет тридцать земных…

— Трудно сказать, в сухом холодном климате вещи изумительно сохраняются…

— Да, рванули бы через середину озера, а там пыли выше макушки…

— А тебе не приходило в голову, что как раз в середине могла остаться вода? Перемешавшись с пылью, она превращается в зыбучие пески. Слыхала о таких?

— Спутник просто огромен, представляешь, как на Камете выглядит солнечное затмение? Он к тому же вращается весьма медленно, так что затмение может на неделю растянуться…

Мариэтта, несколько других служащих школы с интересом расспрашивали и записывали.

— Ермолай, Ольга, вам помощники пока не требуются?

Супруги переглянулись и одновременно покачали головами. Мир Камета был им пока неясен. Имелась там какая-то смутная угроза, которую ощущала Галка, чувствовала дочь шамана, и в последний момент осознал Ермолай. Но Галина Хоменкова лишь предупредила, что пересекать озеро по центру опасно и запускать астральный глаз не стоит. Ольга ощущала на севере, в горах, присутствие разнообразной жизни, вполне способной быть агрессивной. А командир понял, что берега озера опасны в темноте для одиночки — и всё. Знаний не хватало, и преждевременно было рисковать другими школьниками.

После еды и отдыха группа уныло слонялась по Верхнему дому. Только несколько комнат второго и третьего этажа отапливались, в остальных было пусто и холодно. Приданные группе помощники были незаметны. Командир пока не совсем понимал, чем они могут помочь в мире Камета: Гришка Рахимов, Элла Новак, Ленка Токмакова и ещё пятеро ребят в красных и оранжевых повязках. У каждого был свой талант, а Гришка, как объяснила Мариэтта, был также бойцом, владеющим всеми видами оружия и рукопашным боем; к тому же искусным пловцом, скалолазом и выносливым бегуном.

Кто-то прикрывал дом, кто-то следил за окрестностями, готовил пищу на всех — но эти люди на глаза не показывались. Группа Дружинкина работала в другой башне, с ними сталкиваться в комнатах отдыха не приходилось.

— Командир, помнишь, ты спрашивал, что нам рассказывали о других мирах? — подошёл к нему Игорь. — Так вот, общий алгоритм поведения такой: выяснить, можно ли здесь существовать — первое; есть ли Край — второе, наличествуют ли разумные существа — третье. И всё, первичная разведка закончена. Дальше группа разделяется для решения следующих задач: как можно ближе подобраться к Краю или собрать первичную информацию для установления контакта с разумными существами; в этом участвуют в основном помощники. А члены группы служат проводниками в свой мир…

Ничего нового Жолудев не сказал, а подготовка заключалась в том, что им рассказывали множество историй, случавшихся в иных мирах, каждому — свой набор. Игоря подробно осведомили о флоре и фауне, Сашку — об истории разумных рас, и так далее. И раз присутствие Края они ощущали, а в наличии разумных созданий тоже сомнений не оставалось, то можно было и разделиться, отправив часть группы поближе к Краю.

— Нет, мы на данный момент не понимаем, в чём здесь угроза, — признался Харламов. — Я что-то чувствую, Галка предупреждает, а чего конкретно надо бояться, неизвестно. Нельзя пока утверждать, что в Камете можно безопасно существовать…

Жолудев отошёл, несколько разочарованный. Подоплёка его предложения была яснее ясного — его девушка, Токмакова, пылала желанием проявить свои таланты. Умела она воздействовать на живые объекты вне поля видимости. Умение редкое, но на Камете пока был обнаружен единственный живой движущийся объект — та самая птица. И никакого интереса этот объект для группы не представлял.

— Командир, у тебя время есть? — робко поинтересовался Сашка.

Немедленно Ермолай получил мощный посыл от супруги с требованием найти время для этого разговора. Да, собственно, для Сашки время у него было. Их отношения с Викторией застыли в неопределённости. Та тоже делала вид, что они всего лишь товарищи по группе и ничего более. Чем это могло кончиться, даже представить было страшно.

— Говори, — кивнул головой командир.

Они стояли в пустой комнате, узкие окна которой выходили на склон сопки. Ранний рассвет окрасил её левый скат синевой, прочее тонуло в сумраке. Сашка, надо полагать, видел в темноте лишь его силуэт. Может, так ему было легче говорить?

— Теперь я могу сказать то, что вам, операторам миров, знать не полагалось. Миры не потому называются общими, что их открывают целой группой. Случается, что несколько групп попадает в ранее открытые миры. Чем шире известен мир, тем больше вероятности, что группа откроет его повторно. Поэтому операторов миров держат в неведении — так выше вероятность, что они откроют новый мир. Меня же заставили выучить наизусть список когда-либо открытых миров — их не одна сотня.

— Тебя одного? — только и смог спросить обалдевший Харламов.

Новость его не то, чтобы потрясла — в глубине души он допускал такую возможность. Но выводы из такого положения вещей казались столь малоприятными, что он разом пал духом. Общие миры, оказывается, существовали реально. Просто невозможно было представить, что различные, живущие на огромном расстоянии и в разных временах группы людей разнообразных языков и религий могли вообразить себе одно и то же. Значит, их группа владела секретом мгновенного внепространственного перемещения! То, что всегда отрицалось наукой, внезапно явило ему свою полную и несомненную реальность. Было, отчего обалдеть…

— Может, ещё кому рассказывали, я же не спрашивал. Моя задача была — определить, действительно ли это вновь, а не повторно открытый мир. И во втором случае я должен был объявить, что мир этот уже изучается мастерами Радуги и убедить группу вернуться. Понимаешь, в момент открытия мира его название мгновенно становится известно всей группе. Если же этого не происходит, значит, открыт безымянный мир. И в этом случае требовалось быстрое возвращение. Но уже не мгновенное. Здесь следовало проверить, сохранились ли наши паранормальные способности. Иногда в безымянных мирах они начисто пропадают. И этого вам, операторам миров, тоже до поры до времени знать не полагалось.

Они молча стояли в темной комнате, наблюдая, как светлеет небо над неровным куполом соседней сопки. Харламов успокаивал себя, заталкивая столь важную информацию вглубь, не давая жаждущему размышлений мозгу возможности начать крутить так и этак услышанное. Сашка просто ждал.

— Я Ольге уже рассказал, — вдруг заискивающе произнёс Богачёв, — она, ты знаешь, совсем не удивилась.

— Да, она всегда считала общие миры реальностью, — машинально подтвердил командир. — И по этому поводу у тебя есть какое-то предложение?

Догадка осенила его, как только он узнал, что Сашка прежде всего разговаривал с Ольгой. Про вторичные и безымянные миры можно было рассказать и позднее, к исследованию Камета прямого отношения эта оглушительная информация не имела.

— В Камете есть какие-то опасности, есть разум, обладающий такими же способностями, как у нас.

— Или полу-разум, — поправил его юноша.

— Или так, — легко согласился Сашка. — Мы пока до него не дотянулись. Возможно, нам не дают это сделать, может быть, тому есть другие причины. Короче, только экстрасенсорика даст нам возможность решить этот вопрос, не подвергая группу чрезмерному риску. Галина прекрасно чувствует возможную опасность, но она даже не способна указать её характер!

— Такова вообще природа подобных способностей, — наставительно произнёс командир. — Я ведь тоже иногда что-то такое чувствую… И ничего объяснить не могу.

— Ты, Галка, Ольга — немного экстрасенсы, — принялся загибать пальцы Богачёв, — в перспективе к вам прибавляются Кутков и Константинов. Это уже пять человек! Если объединить их потенциал, можно добиться более ясной картины. Ты же знаешь, экстрасенсорику вообще никак блокировать невозможно!

Харламов знал несколько способов такой блокировки, но возражать не стал. Во-первых, для подобной блокировки требовалось знать, кого надо блокировать. Во-вторых, возможности были теоретическими, что не гарантировало их воплощения в практической работе. И он скептически спросил, как именно Сашка намеревается объединять потенциал столь различных индивидуалистов-экстрасенсов.

— Для этого нужен особый талант, — согласился Богачёв. — К счастью, в школе есть человек, ими наделённый. И исследовать Камет она согласна. Я говорю о Марине Перелыгиной. И не подумай, что я руководствуюсь своими личными интересами, — возмущённо добавил он.

Командир прогнал мгновенно появившуюся мысль, что Сашка пытается заставить Вику ревновать. Может, такие мотивы у него и присутствовали. Может, он просто надеялся опереться на бывшую подругу, которая совершенно его к Виктории не ревновала. Да и вообще, Маринка подходила ему куда больше: серьёзная, не столь наивная, довольно уступчивая, она только не желала быть Сашкиной безраздельной и безгласной собственностью. И по существу Богачёв был прав: усилия шести экстрасенсов, если их удалось бы объединить, могли дать неожиданный результат.

— Хорошо, — сказал он после короткой паузы, — я поговорю сейчас с Галкой. Сам понимаешь, если она эту идею воспримет в штыки, попытка вообще будет лишена смысла.

— Спасибо, Ерёма! — Сашка схватил его за руку.

Лицо его осветилось счастьем. Он перестал на секунду прикрывать свои мысли, открыв, что Ольга была решительно против того, чтобы Вика и Марина вместе погружались в Камет. И у неё были для такого решения весьма серьёзные резоны. Так что пришлось командиру уговаривать супругу взять Маринку и погрузиться в Камет в неполном составе. В конце концов, раз они не собирались никуда идти, то и не все члены группы им требовались. Операторы миров, Галка, Марина, Инга должны были присутствовать обязательно. А что там было делать остальным?

— Экстрасенс-координатор должен предварительно поработать со всеми в расщепе…

— Вот как раз на это у нас время найдётся, — обрадовался Ермолай. — Мы же не на ближайшее погружение Перелыгину берём. Может, даже помощь кого из преподавателей потребуется — Лёшка с Леонидом эту грань способностей вообще не развивали.

— И во время экстрасенсорного поиска нас кто-то должен прикрывать. Он может занять довольно много времени, — предупредила Ольга.

Но Харламов рассчитывал действовать в районе порта. Любой член группы мог погружаться в Камет, оказываясь сразу в любом месте, ранее им посещённом. А порт, во-первых, был дальше от несущих смутную угрозу северных гор, а во-вторых, там можно было укрыться.

— Склад? Идея неплоха, от наблюдения сверху, в том числе и от астрального глаза мы укроемся. А если нас найдут иными средствами, так туда в момент не доберёшься. И всё равно, нам потребуется какой-то страж, для охраны.

— Вот Сашку и возьмём. Ляжет он там в сторонке под лавочкой и будет всё вокруг слушать. Если что, поднимет тревогу, мы сразу в расщеп свалим, — уговаривал муж.

Аникутина согласилась. Такой вариант не выглядел для Вики обидным, хоть она вполне могла что-то заподозрить. Харламов переговорил с Мариэттой и объявил группе план на предстоящее погружение. А тем временем пришло время очередного исследования.

Половину местного короткого дня они искали дорогу, и нашли её, порядком намучавшись в бесконечных проверках каждого просвета между скал. Но прошли они по дороге, которая представляла собой просто ровное место, относительно свободное от камней и скал, недалеко. По сторонам начали ощутимо подниматься каменные откосы, а дорога, вместо того чтобы придерживаться дна ущелья, вскарабкалась на его борт. Скальная порода, некогда ровная, растрескалась, и приходилось осторожно ставить ногу, чтобы не поранить её и не подвернуть.

— Вот бы из тех досок башмаки выстругать, — вслух возмечтала Инга.

Возвращаться в порт, строгать деревяшки, прилаживать их к ногам травяными волокнами… На это ушла бы куча времени и сил. Силы, допустим, могли бы потратить и их помощники, они же смогли бы и принести ботинки сюда, на скальную дорогу. Но на это могло уйти целое погружение. Отложили эту возможность на будущее, продолжили путь, и спустя некоторое время дорога вновь вышла на равнину. Скалы здесь были выше, но стояли свободнее, а песчаные заносы между ними напрочь скрыли дорогу. Все их способности не помогли её отыскать, и они зашагали дальше, придерживаясь общего направления. Отсюда, со скалистой равнины, уже виднелись вздымающиеся на горизонте горы.

Очередное возвращение прошло буднично: короткий отчёт о разведке, ответы на вопросы, ужин и сон. А проснувшись, Ермолай сразу обнаружил, что в Верхнем доме появилась Марина Перелыгина.


Идущие поперёк хребтов

Фиолетово-звёздное рассветное небо Камета раскинулось над головой. Морщинистый шар местной луны просвечивал сквозь желтую мглу, обволакивающую горизонт. Песок под ногами высасывал из ног последние остатки тепла. Вся одежда группы оставалась на другом берегу озера, там, где они останавливались во время предыдущего погружения.

Маринка, фигуристая и грудастая девица, приплясывала на холодном песке, и чувство радостного недоумения на её лице постепенно сменялось гримасой озабоченности. Её в расщепе предупреждали, что с утра здесь холодно, а одежда отсутствует, и делать её времени нет. Она кивала и обещала потерпеть. И вот она в мире, куда так вожделенно мечтала попасть, приплясывает голой на ледяном песке под взглядами ребят. Ребята, ясное дело, тоже в костюмах Адама, но это обстоятельство ничуть не греет. Сашка отошёл в сторону и внимательно прослушивает всё вокруг. А Кутков с Константиновым залезли в склад и разводят там из деревянной трухи костёр — в складе ничуть не теплее, чем под открытым небом.

— Марина, там дымно будет, вся вентиляция только через дверь. Тебе не помешает? — участливо спрашивает Ольга.

Она, как и Инга, тоже голышом. Но на это обстоятельство внимания не обращает, да и парни всё равно задерживают взгляд только на Марине, и та мечтает только о том, чтобы поскорее забраться в тёплый и тёмный склад, спрятаться и от холода и от чужих глаз. А вот Инга, та наоборот — просто таки расцветает, проходя обнажённой среди парней, хотя те её вообще не замечают.

— Пусть дым, лишь бы не холод, — отвечает Маринка и начинает подпрыгивать на доске, лежащей возле каменной скамьи.

— Доску только не сломай, Сашка её под спину положит, если под скамейкой станет прятаться, — беспокоится Галка, давно присевшая на другой доске — все доски выдраны из раскопанной под песком лодки — и с интересом наблюдающая за струйкой дыма, выходящей из двери склада.

Ермолай бродил вокруг, пытаясь уловить под песком присутствие других строений или ещё каких предметов. Древесины у них немного, сейчас вся она взлетит дымом вверх, а ведь они собирались выстругать себе деревянные сандалии-сабо. Но ничего нет, ощущается только каменная площадка шагах в семидесяти от склада. Он начал копать, Сашка быстро к нему присоединился, прихватив большой керамический черепок. Вдвоём они освободили от песка столбик на краю площадки. Рядом со столбиком стояла статуя существа, похожего на длинноногую свинью с лошадиной шеей. Из шеи торчали два бивня, а сзади завивался изгибом толстый хвост.

— Глянь, Оля, это не тот кентавр, которого ты видела?

На зов археологов собрались все, даже обычно равнодушная Хоменкова. Аникутина нерешительно покачала головой и сказала, что её образ напоминал классического кентавра: четыре ноги, торс и руки. Здесь же ноги похожи, вместо торса могучая шея, а рук нет.

— Да это не бивни, пожалуй, — пригляделся зять.

И впрямь, два прямых удлинённых одинаковых выступа, заканчивающиеся как бы свиными пятачками, напоминали то ли удвоенный тонкий хобот, то ли утолщённые усики-щупальца. Сашка предположил, что эти псевдоподии играли роль рук, и дочь шамана согласилась, что в таком варианте это создание больше напоминало кентавра. Они раскопали соседний столбик и обнаружили возле него такую же точно фигурку. Фигурки были небольшими, по колено людям и лишь чуть ниже столбиков.

— Странно, что на той стороне озера нет подобной архитектуры, — задумчиво сказал Богачёв. — Там дорога начинается сразу от примитивного причала, а здесь — мощёные площадки с украшениями, скамьи, склад. Не думаю я, что это просто порт…

А тем временем Лёшка сообщил, что склад прогрелся, и они могут начинать. Экстрасенсы сели в углу, поближе к костру, пристроив ягодицы и ноги на уцелевшие куски дерева. В догорающем костре тлели угли, дым ел глаза, но зато они сразу согрелись. Маринка сидела в середке, между Галкой и Ермолаем, дочь шамана устроилась напротив неё, зять с Константиновым пристроились по бокам. Их способности прямого чувствования только-только пробудились, и достижений от них не ждали. Инге было поручено присматривать за костром, и она копошилась в углу, сгребая деревянное крошево.

Непривычное это было занятие — всматриваться в угли костра, пытаясь углядеть в них образы Камета. У каждого человека есть своё предпочтение. Кому-то нужны образы зрительные, чтобы лучше разобраться в проблеме, и такой человек как бы "видит" её глазами. Он даже в речи употребляет соответствующие обороты: "посмотри", "увидел" — даже когда речь идёт о вещах, материально вообще не существующих. Другие предпочитают образы звуковые, им надо любую сложность проговорить про себя, чтобы понять, как оно есть. А третьи вообще предпочитают довериться внутренним ощущениям, "телесному чувству".

Марина, конечно, об этом прекрасно знала, оттого беспрерывно заунывно что-то бормотала на неизвестном языке, нагружая не только зрение, но и слух. И если Галка точно знала, в каком виде она получает прямое чувствование — так экстрасенсы называли свой талант — то из остальных только Ольга имела некоторый опыт в этой области. Не назовёшь же опытом отдельные, неизвестно почему и когда возникающие предчувствия и интуитивные озарения.

Но вскоре юноша почувствовал, что образы пошли. Пошли потоком, разные — и картинки, и звучащие в голове комментарии к ним, и просто неожиданные предупреждения и откровения. Сколько это продолжалось, он не знал. Пришёл в себя, когда его толкнула супруга.

— Ты не спишь ли, Ермолай Николаевич?

А под небом Камета уже потеплело, и ребята увлечённо рылись в песке. Тут и командир припомнил, что среди образов встречался и облик этого места до катастрофы, ещё когда плескались здесь воды озера, а сточеры прятались под тем, что ребята сочли скамейками, дабы придти в состояние сосредоточения и суметь открыть ворота в иные миры. Где-то между скамейками в мраморных плитах были выбиты их магические знаки, и он тщетно пытался вспомнить их очертания.

— Что ты откапываешь? — спросил он Галку, отшвыривающую ладонями из ямы песок со скоростью пулемёта.

— Карту.

А Леонид искал, причём в том же самом месте, солнечные часы, на которых вместо цифр по краям были картинки, на которых изображались процедуры перехода в иной мир. Ольга задумчиво следила за действиями Галки. Её образы были иными — ей привиделось, что на этой площадке приносили в жертву людей из Материнского Мира, дабы прондаги сточеров, те самые диски, один из которых подобрал Игорь, впитали в себя боль и муку жертвы. Дочь шамана рассчитывала найти ещё прондаг. Первый они несли с собой и оставили вместе с одеждой.

Инга просто копала вместе со всеми. Константинов рылся в сторонке — он считал, что там может оказаться полноценная, реалистичная фигура сточера, а не те грубые изваяния, что стояли у каждого столба.

— Столбы и фигуры они мазали кровью, — мрачно сказала Аникутина.

— Обряд? Людоедство?

— Магия. Сточеры питаются растительной пищей. Кровь людей требовалась им совсем для других целей…

Её муж имел иное представление о хозяевах Камета, но спорить не стал. Истина могла оказаться равно далекой от представлений их обоих. Однако, где же Маринка?

Он сосредоточился в поиске, и едва не расхохотался. Маринка вообще слабо прикрывала свои мысли, а Сашка находился в таком состоянии, что ему было не до этого. Эти двое забрались в склад, чтобы заняться любовью. Супруга уловила его веселье и вздохнула. Харламов на секунду даже подумал, что это её проделки, но потом усовестился: Маринка явно считала, что секс на Камете — это лучшее переживание в её жизни.

Хоменкова с Кутковым докопались до мраморного пола и расчищали нанесённый на них узор. В небольших углублениях там и тут обнаруживались прондаги, и Ольга внимательно их разглядывала. Ермолай подобрал черепок и тоже начал отбрасывать в сторону песок, помогая товарищам. Вскоре к ним присоединился и Сашка, а Перелыгина села на кучу песка и снисходительно наблюдала за раскопками.

— Марина, а ты что поняла относительно этого места? — спросил командир.

— Храм, порт, почитаемое место, школа, площадь для диспутов, место казней… Это место заменяло им город. Сейчас они построили себе другое — там, в горах.

— Что вообще здесь произошло? — поднял голову от рисунка на мраморе Сашка.

— Катастрофа изменила климат. Камет безжизненен, уцелела лишь ограниченная Краем область, — уверенно ответила Маринка.

Рисунок, освобождённый от песка, становился больше — но росла и груда песка по краям. Уже было понятно, что это не карта в привычном для ребят виде, на солнечные часы тоже было мало похоже. Некоторые группы линий и завитков повторялись — чаще там, где в рисунке сверкали начищенными боками прондаги.

— Пожалуй, достаточно, — остановил лихорадочные раскопки Харламов. — Сейчас у вас песок назад посыплется. Сюда надо толпу народа приводить, чтобы всё площадку расчистить.

— Нам вообще рекомендовали сразу вернуться и писать отчёт, не отвлекаясь, — промурлыкала довольная Перелыгина.

— Саш, вернись в расщеп, и Марину захвати. Мы очень скоро будем, — скомандовал Ермолай.

Всё-таки зрелище мгновенного исчезновения производило впечатление. Ради одного этого стоило сюда пробиваться. На том месте, где только что сидела Перелыгина, взвился с негромким хлопком поднятый порывом ветра песочный столб. И осыпался в бессилии. Звякнул о древний мрамор черепок кувшина, которым копал Сашка. И всё. Два их товарища бесследно исчезли из мира песков и горящих в дневном небе звёзд.

— Лёха! Ты скоро?

Константинов уже откопал спину сточера. С подмогой дело пошло веселее. Статуя, чуть больше метра в высоту, была выполнена из дерева и раскрашена. Сточер напоминал свинью с длинным носом, а из шеи торчали два извивающихся отростка.

— Точно не бивни. Скорее — подобие рук. Лапы-то у него кошачьи, с такими только по деревьям лазать. Как же они прондаги-то изготавливали? — удивилась дочь шамана.

Ей никто не ответил. Под носом статуи обнаружилась каменная подставка, в которой в три ряда были выбиты пятнадцать отверстий — как раз по размеру прондага каждое.

— Лёшка, ты его хорошо запомнил? В расщепе зарисуешь? Тогда возвращаемся.


Лысый так и этак поворачивал рисунок с изображением сточера. Константинов рисовал лучше всех в группе: он рисовал действительно хорошо, а Марина, честно говоря, неважно. Но остальные, можно сказать, тоже лишь марали бумагу. Впрочем, даже такие рисунки передавали некоторые особенности изображаемого. Больше всех нарисовала Марина — и карту горного хребта, и деревья, плодами и листьями которых питались молодые сточеры, и ритуально-жертвенный комплекс, и хвать-шары, и птиц. На Камете не было хищных животных, только птицы, зато в достатке обитали плотоядные растения.

Маринка и Ольга отчего-то получили при прямом чувствовании множество образов именно в этом направлении. Галка уловила только то, что могло угрожать людям, но не всё полученное могла внятно объяснить. Леонид узнал многое о самой планете и Крае, Лёшка и Ермолай нахватали кучу образов отовсюду. Сплошь и рядом образы одного противоречили образам другого. Харламову с Ольгой, когда они пытались обмениваться несовпадающими образами, становилось настолько плохо, что их отправили проходить специальный психотренинг, чтобы восстановить возможность бессловесного общения.

За бесчисленными упражнениями, попытками усвоить чужие представления как свои, а свои — как плод воображения, ему так и не удалось обсудить с супругой реальность общих миров. Дочь шамана считала такое обстоятельство естественным, Ермолай же множественности миров поразился куда больше, чем чудесам Камета и собственным способностям. Пока супруги восстанавливали душевное равновесие и писали отчёты, остальные члены группы ещё несколько раз погружались в Камет.

Галка с братьями и Вика брали с собой помощников к ритуально-жертвенному комплексу и расчистили площадку с узором полностью. Игорь с Сашкой вернулись в точку первого погружения, прихватив с собой Ингу и трех помощников; они изготовили одежду, и даже смастерили хлипкую обувь, позволяющую идти по песку. Потом Ингу отправили в расщеп, а сами направились на юг, поближе к Краю. После сеанса коллективного прямого чувствования они знали, что вдали от гор следовало опасаться только хвать-шаров. Но те для любого кинетика не представляли никакой опасности.

Лишь через три погружения группы к дальнейшим исследованиям допустили командира с супругой, а Куткова забрали, чтобы продолжить исследования Реденла. Вскоре к нему должна была присоединиться и Ольга, а пока группа с Лысым и Мариэттой собралась в Большом доме. Загадочный узор жертвенного комплекса, нарисованный на большом листе бумаги и приколотый к доске, притягивал взоры.

— Как я понял, по внешности и размерам сточеров расхождений нет, — утвердительно произнёс директор и продолжил перечисление:

— Все также согласны, что откопанная площадка является местом соблюдения неких ритуалов, весьма для цивилизации сточеров важных. Далее начинаются расхождения. Ритуалы либо религиозные, либо светские, либо имеют практическое значение, либо нет. Делались ли жертвоприношения? — тоже нет однозначного мнения.

В жертвоприношениях была уверена только дочь шамана, а командир, который тоже видел в прямом чувствовании потоки крови, льющейся на прондаги, понимал полученное знание совершенно иначе.

— Трое из шестерых уверены, что люди были то ли жертвами, то ли слугами сточеров, и эти трое как раз более подготовленные экстрасенсы, — продолжил Лысый. — И никто не способен сказать, насколько велики были паранормальные способности аборигенов. Телепаты — да, остальное под вопросом.

— Между нами нет противоречий, — подняла руку Ольга, — Ермолай уловил их способность открывать миры, Галина утверждает, что они сильные кинетики, а мне показалось, что они все — универсалы в нашем смысле слова, только для развития способностей им необходимы были ритуалы, которые и осуществлялись на той площадке. К тому же они просто должны быть кинетиками — рук-то у них нет, щупальцами тонкой работы не выполнишь.

— А им нужна была тонкая работа? — усмехнулся Константинов. — А рабы или там слуги с двумя руками, каждая — с пятью пальцами, они на что?

Дочь шамана вообще сомневалась, что изготовление прондагов или статуй могло быть доверено рабам. Ей казалось, что люди использовались только на вспомогательных работах: в роли моряков или строителей. Харламов, который в прошлом Камета людей вообще не видел, промолчал. Здесь было самое болезненное — в чисто физическом смысле тоже — его расхождение с Аникутиной, то, которое они договорились вообще не обсуждать, пока не появятся новые сведения.

— Давайте посмотрим на этот рисунок, — вернул всех к обсуждению Селиванов, — мы так и не решили, что это вообще такое…

Конечно, и на этот раз ничего не решили, слишком разнообразны были те версии, которые высказывали экстрасенсы. Сошлись, правда, на том, что рисунок имел сакрально-магический смысл, и прондаги в нём то ли придавали ему силы, то ли наоборот, черпали её из рисунка. Галка оставалась при своём мнении — карта; но если она и была права, то всё равно было непонятно, картой чего мог быть этот набор изгибающихся линий, напоминающий в плане изогнутую восьмёрку, исписанную изнутри завитками. Кроме командира, никто не считал скамейки как бы медитативными лежбищами, хотя и иных функций никто не предлагал. Для сточеров они были слишком высокими, да и вообще: зачем четвероногим скамейки?

— Итак, что вы решили делать дальше? — поинтересовался Селиванов, как будто группа не произвела уже два погружения по его плану.

— Игорь и братья Алешины идут к югу, чтобы как можно ближе подобраться к Краю, — ответил Константинов, обнаружив, что все смотрят на него. — Остальные осторожно двигаются к северу от озера, проверяя всё вокруг и прикрываясь. Район опасный, растительности много, есть и хищная. Куткова, Харламова и Аникутиной с нами нет, потому мы перестраховываемся на каждом шагу.

— Вам ещё повезло, — Лысый ободряюще улыбнулся, — что в Камете нет ни опасных насекомых, ни микробиологической опасности. Вот с этим делом справиться было бы труднее всего. Но, к счастью, прямое чувствование такой опасности не обнаружило. То ли наши белковые системы совершенно несовместимы, то ли длительные холодные ночи препятствуют распространению инфекций. Но пока вы можете не бояться, и это очень хорошая новость. А командир к вам присоединится в ближайшее время. Ольгу я забираю, и Константинова тоже. Они нужны в Реденле. Сейчас зима, река замёрзла, стала прекрасным зимником. Надо быстрее добраться до тамошних городов…

Лысый в своём старом клетчатом пиджаке расхаживал вдоль доски, внимательно посматривая на школяров. Мариэтта сидела молча, понимая, что помочь ничем не может.

— Кто-нибудь из учёных с нами пойдёт? — спросил Богачёв.

— Мы надеемся, что вы установите контакт со сточерами. Может, тогда сегодняшние вопросы разрешатся. Тогда и учёные подоспеют. К тому же следует разобраться с опасностями Камета. Марина тут много чего нарисовала, но нет гарантий, что нам известны все ловушки. Я прав, Марина? — поинтересовался Юрий Константинович.

Перелыгина кивнула, а Лёшка ехидно добавил, что сама она точно чувствовала себя в полной безопасности, и предложил пускать их с Сашкой впереди всех в подозрительных местах. Девушка пожала плечами — мол, я не против, а Сашка разом покраснел и опустил глаза. Вика, которая уже знала о любовном приключении бывшего дружка, в его сторону даже не посмотрела.

— Я думаю, сточеры бы Марину с Сашей поняли, — сказал нейтральным тоном Лысый. — Но мы, мне кажется, сейчас обсуждаем только два погружения на север Камета. Дальше спутник закроет собой светило и на долгий период там станет холодно, к тому же в фазе затмения меняется циркуляция атмосферы, начинаются ураганы. Так вот, Ермолай и компания, хотелось бы знать, собираетесь ли вы открыть себя сточерам и попытаться установить с ними связь, или предпочтёте незаметно брести по направлению к горам?

Командир сразу глянул вопросительно в сторону Виктории. Та пожала плечами. Галка пожелала оставаться незаметной, Инга тоже, а Сашка был не против попробовать установить связь. Братьям скрытность надоела — впрочем, их постоянно в северную экспедицию и не брали. Остальных спрашивать смысла не было: за Игорем закрепили южное направление, универсалов направили на исследование Реденла. Опять получалось, что его мнение даже при простом учёте численности становилось решающим. Впрочем, Ольга настаивала на скрытности, так как сточеры представлялись ей кровожадными созданиями, только и думающими, как бы поработить людей. Но об этом знал только её муж, их связь была недоступна для восприятия всех остальных.

— Рисковать не будем, тихонько подойдём поближе к горам, — решил командир. — А что там насчёт ураганов, Юрий Константинович? Мы ведь каждый раз одежду оставляем просто на песочке…

Ничего хорошего их не ожидало. Леонид получил прямое чувствование, касающееся здешних затмений — при них менялся весь атмосферный баланс, настолько сильно влияла долгая тень на общую температуру. В горах холодало, зато теплее становилось в низине, где обычно стояли ночные морозы. Ветер дул в сторону гор, и сильнее всего он бывал на уровне высохшего озера. Но где ни оставь одежду — её унесёт, запорошит песком и тогда — делай новую, трать время. А чем дальше к югу, тем реже встречались растения.

— Ураганы сильнее в начале и конце затмения, — рассказывал директор, — но и не самый сильный ветер способен весьма и весьма изменить ландшафт. Я бы рекомендовал закопать одежду и вернуться в расщеп с этого места. Когда погрузитесь вновь, копайте, где стоите. Гарантий нет, одежду может сдуть вместе с грунтом, но ничего другого не придумаешь…


Ермолай быстро огляделся: от вертикальных скал уже обозначился поток тепла, рядом возвышалось тонкое деревце, ветви которого, увешанные длинными жёлтыми листьями, вцепились кончиками в скалу. Свободная ветка оценила появление нового объекта и медленно начала искривляться, вытягиваясь в его сторону. Он отошёл на шаг в сторону и ветка разочарованно застыла. На песке его ожидала набёдренная повязка, маечка, и — вот счастье-то! — сработанные из дерева тапочки. Одевшись, он двинулся по следам и вскоре догнал свою группу.

Галка, Сережка Алёшин, Инга, Сашка, и он сам — вот все, кто шёл нынче в сторону гор. Вику на время отрядили в южную группу.

— Как там дела на юге, командир? — поинтересовался Богачёв.

— Запустили астральный глаз, осмотрели пустыню на три десятка километров вокруг. Там растительность вообще исчезает, на юге. Я так и не понял, отчего Лысый настаивал на прикрытии южной группы, — последнюю фразу он произнёс специально для Сашки, чтобы тот не думал, что Харламов старается удержать Вику подальше от него.

— Но ведь хвать-шары чуют присутствие человека, если тот не прикрыт, — нашел объяснение Сашка.

Сильным ходокам хвать-шары опасны не были, они даже размеренно идущего человека догнать не могли, но командир промолчал. Группа медленно петляла среди низких скал, со всех сторон обросших кустами и мелкими деревцами. Ермолай с Сашкой прослушивали округу, затем командир рукой указывал направление, и, если Галка одобряла, они быстрым шагом или бегом преодолевали с полсотни метров. Затем процедура повторялась. Во время одной из остановок Галина небрежно спросила:

— Ермолай, а с кем ты запускал там астральный глаз? Универсалы в Реденле, Инга была здесь, а Вика, как и прочие, этого делать не умеет.

— Зато я умею. А черпать силу можно из любого члена группы. Инга, ясное дело, предпочтительнее, но там требовалась только ближняя разведка.

— Сам бы ты не справился? — поинтересовалась Баканова.

Юноша покачал головой. Собственно, он не пробовал, нельзя было исключить, что можно это сделать и в одиночку.

— Передохнули? Гала, на ту скалу, — он вытянул руку, — безопасно?

Они держались левее скальной гряды, по которой некогда проходила древняя дорога. Когда светило ушло на другую сторону, пришлось карабкаться по скалам наверх. Идти по остаткам дороги было нерезонно. И провалов с трещинами было — не счесть, и хищные белые цветы облюбовали дорогу для себя. Охотились эти растения на летающую добычу, подманивая её шевелящимися тычинками, которые сверху напоминали ползущую гусеницу. Но людям не стоило прикасаться даже к внешней стороне венчика, чтобы цветок не атаковал добычу острыми ядовитыми жгутиками.

Спустившись с правой стороны, они некоторое время шли по осыпающемуся косогору, где не было растений, но вскоре изодрали обувь и спустились ниже, подыскивая подходящие деревья, чтобы снять с них кору.

— А впереди-то обрыв, — заметил Сергей, опробовавший новые тапочки путём подъёма на относительно пологую скалу.

Да, возвышающийся вертикальной стеной обрыв простирался влево и вправо, насколько мог разглядеть глаз. В этот раз они так и не дошли до него. На дороге стало больше непреодолимых провалов, скалы внизу слились в сплошной частокол, в проходах колыхались фиолетовые отростки Земляных Глоток, к которым не рекомендовалось подходить ближе пяти метров. Они некоторое время придерживались склона гряды, по которой пролегала дорога, но вскоре косогор сменился крутым склоном и школяры были вынуждены спуститься.


— Нет, Мари, мы не сразу сдались. Мы с Серегой по очереди Земляные Глотки отключали. Он их крошил-рубил, а я просто усыплял, чтобы группа могла протиснуться мимо. Конечно, мы демаскировали себя такими действиями, — командир развёл руками. — Но я же знал, что мы вот-вот уйдём, да и Галка с Сашкой были на страже…

— В горах нас заметили, — пробормотал Сашка. — Я не успел предупредить, Ерёма сам скомандовал возвращение.

— Ну и чего вы своим геройством добились? — ядовито спросила Мариэтта, — кроме того, что засветились перед сточерами?

— Вышли на большую пологую скалу, метров сто можно двигаться по ней, да и дорогу сверху можно высмотреть.

Узоян тщательно записывала рассказы членов группы, посматривая в блокнот, где была записана сложная схема опроса. Во всяком случае, её вопросы не повторялись. Потом она спросила, на каком основании он принял решение о возвращении — ведь впереди был безопасный путь по скале. И когда командир признался, что поступил интуитивно, Мариэтта в отчаянии опустила блокнот.

— Харламов, если ты начнёшь поступать по интуиции, мы не сможем тебе помочь. Ты это понимаешь? Методика исследования миров отработана в деталях, но помогает она тогда, когда опирается на факты. Чего ты почувствовал? Угрозу? От кого?

Юноша поднял правую ладонь на уровень головы, прерывая вопросы. Откинулся в кресле, закрыв глаза и минуту сидел, недвижимый. Члены группы тоже замерли, стараясь не шуметь.

— Сточеры заметили нашу деятельность, заинтересовались. Я не стал ждать их дальнейших действий. Моей защиты не хватает, когда нас начинают целенаправленно искать.

Мариэтта махнула рукой и сказала, что его интуицию они обсудят потом. В молчании группа ожидала возвращения южной экспедиции. Но и у тех возникла серьёзная проблема: они достигли ровного глиняного участка, усыпанного острыми камнями. Можно было аккуратно поставить ногу между ними, не столь и плотно камни лежали, но двигаться таким образом — и утомительно и медленно. Вновь требовался запуск астрального глаза, может, неприятный участок можно было обойти. Так что в следующем погружении Ермолаю вновь нужно было погрузиться сначала на южной точке, а затем переместиться на северную.

— Слушай, с тобой можно поговорить? — подошла к нему после отчёта Виктория.

Что ему оставалось делать? Он согласился, они зашли в свободную комнату, оба закрыли мысли индивидуальными и групповыми защитами. Клюзова выглядела немного растерянной.

— Скажи, Сашка всегда был такой злой, или я его сама крепко достала? Его сексуальный подвиг в ритуальном комплексе, знаешь, это чересчур. Я его, конечно, не имею права упрекать, он человек свободный, но он мог хотя бы не рассказывать всем подробностей…

— Так он же не о тебе подробности рассказывал, — удивился командир, — если вообще рассказывал. На него это не похоже.

— Не он, так его шлюха — какая разница? А рассказы его половым гигантом выставляют, и девке этой вся школа теперь завидует.

— Для Маринки это единственная возможность попасть в историю. В группу она не входит, как исследователь — пригодна в единичных случаях. Вот она свой случай на все сто и использовала. Это всё по-человечески понятно, правда?

Вика вроде соглашалась, но обида на Сашку не проходила. Получалось, что Маринка отчаянным поступком отбила у Клюзовой парня, а к таким обломам Вика оказалась не готова. Сашку возвращать она не собиралась, сама хотела помаленьку дать ему отлуп. Но раньше оказалась в роли брошенной.

— А чего ты хотела? Парни тоже не жаждут быть брошенными, так что извини, если Сашка не сдержался. Но мне кажется, что инициатива принадлежала в данном случае Марине.

— Вечно вы, парни, друг за друга стоите. Он мог бы и вспомнить, что его отправили Камет исследовать, а для развлечений и в школе времени достаточно. Ты, руководитель, отчего позволил этой парочке развлекаться? — разъярилась пуще прежнего Клюзова.

Юноша начал объяснять, что он вообще не позволял, и был после сеанса прямого чувствования слишком ошарашен и увлечён раскопками, но его слова Вику уже не интересовали.

— В общем, скажи ему — если не извинится передо мной, то пусть не ждёт, что я с ним стану разговаривать!

Разъярённая девица — это ещё тот фрукт. Особенно Виктория, способности которой спасали её от чужого воздействия. Впрочем, разъярена она была не до той степени, чтобы не слушать доводов рассудка.

— Ясное дело, ты совершенно права с точки зрения обычных норм поведения, — понимающе промолвил командир. — Но в Камете ваши размолвки могут угробить всю группу разом. Месть получится страшная, но насладиться ей будет некому. Может, ты всё же изберешь другой вариант, не столь кровопролитный?

— Не беспокойся, на Камет мои намерения не распространяются, — отрезала Вика и вышла из комнаты.

А после его доставала Мариэтта, до печёнок возмущённая тем, что Харламов не выполнил собственного обещания и явно выраженных пожеланий администрации школы. Узоян, понятное дело, не Вика. В руках себя держит, эмоций столько, сколько и полагается по ситуации, да и повод для разговора куда более серьёзный — с её точки зрения он пошёл на ненужный риск. Двести метров пути и возможность оглядеться, здесь, в расщепе, казались мелочью. И не объяснишь, что Камет переворачивает все взгляды и оценки, тебе скажут — на то ты и лидер, наделённый суперталантами, чтобы не поддаваться сиюминутным желаниям.

— Да, разумом я с тобой согласен, — в который раз повторил командир. — А вот интуиция подсказывает, что всё, что творится ниже обрыва, сточеры всерьёз не воспринимают.

— Слушай, Харламов, твоя интуиция выше всякой критики, конечно, но в подобных случаях лучше руководствоваться логикой и ранее разработанным планом. Интуицию применяй в ситуациях, где ни логика, ни план помочь не смогут. Я повторяюсь, кстати, Это я уже говорила, — Мариэтта придержала праведный пыл, заметив, что Ермолай основательно упёрся. — Ладно, какие предвидятся трудности?

На юг он собирался взять Вику и Ингу, чтобы они помогли запустить астральный глаз. Потом намеревался немного проводить группу, несколько километров прикрывая её от возможного наблюдения.

— На юг я предполагаю отправить братьев с помощниками, Игорь нужнее на севере. Как ни крути, а Земляные Глотки нейтрализовывать придётся.

— Кто на юге командовать будет, Рахимов? — черканула в своём блокноте Мариэтта.

— Братья воспримут это болезненно. Лучше пусть Галка, она не даст лишний раз рискнуть, а Гришка и рядовым членом умные мысли высказать сможет.

Взятый помощником, Рахимов естественным образом оказывался, в отсутствие лидеров группы или Богачёва, неформальным руководителем. И если Галка или Игорь относились к этому обстоятельству спокойно, то прочие выражали явное недовольство. Странным образом Сашка, почти не тратя слов, легко оказывался лидером в отсутствие операторов миров. Ермолай Богачёву доверял полностью, зная, что тот в любой ситуации способен сохранять холодный рассудок.

Мариэтте такие импровизации не нравились, она вообще предложила сначала погрузиться сильной группой на юге, а потом — на севере. Вариант Ермолая предполагал чрезмерную нагрузку на него: и как на руководителя, и как на прикрытие, а на севере ему пришлось бы стать и экстрасенсом.

— Что касается сточеров, я интуитивно доверяю здесь только себе, Ольге и Алексею; и каждому из троих по разным причинам. Оттого столько на себя и взял. Опять моя интуиция, скажешь?

— Скажу. И добавлю, что до обрыва можете дойти, но подниматься на него — ни в коем случае. И никакого астрального глаза на севере!


Да, камней под ногами хватало. Острые, от одного до двадцати сантиметров в поперечнике, они лежали на ровной мёрзлой глине так, будто их только что аккуратно сюда положили. Ермолай припомнил физический механизм, позволяющий камням "всплывать" из толщи земли, и решил не удивляться. Инга рядом взвизгнула от холода и прижалась к нему всем телом.

— Запускай, пока я не замёрзла!

Галка с братьями и помощниками отошла в сторону, Вика некоторое время поглядывала на сложенные в кучу набёдренные повязки, потом махнула рукой и присоединилась к остальным, накрыв их плотной защитой. Астральный глаз воспарил над едва освещённой равниной, показывая широко раскинувшиеся каменистые поля, перемежающиеся длинными языками песка. Песчаные полосы образовывали сетчатую структуру, и сквозь неё он разглядел длинную ровную полосу, ниткой прорезавшую и каменные поля и невысокие песчаные дюны. Километрах в трех, если взять влево, проходила древняя дорога, а вдали возле неё виднелись выступающие из песка остатки строений.

Харламов послал глаз дальше, вдоль дороги. Волны песчаных дюн мгновенно промелькнули внизу, а на горизонте фиолетовой стеной возник Край. "Километров шестьдесят-восемьдесят" — оценил он дальность, и приблизил глаз к Краю вплотную. Фиолетовая стена казалась плотной только у поверхности. Подняв глаз, Ермолай на мгновение увидал необыкновенную картину. Но в следующее мгновение Инга вскликнула, он почувствовал её бессилие, и глаз, лишённый поддержки, исчез.

— В расщеп возвращайся, немедленно! — скомандовал командир, едва успев подхватить обмякшее тело девушки.

Спустя секунду его руки, внезапно утратившие тяжесть её тела, сами собой взлетели вверх.

— Что с ней?

— Я забрал слишком много энергии, — смущённо признался Ермолай. — До Края дорогу исследовал. Нам туда, — показал он направление рукой.

До древней дороги он и Виктория сопровождали южную группу. Шли по песку, берегли ноги. Вика прикрывала, а он, отходя в сторону, время от времени прослушивал окрестности. Среди помощников был один неплохой слышащий, так что группа могла не бояться неожиданностей и после его возвращения. Дорога оказалось столь же неровной, что и окружающие поля — на ней, правда, не было камней, а покрывавший её песчаник босые ноги не ранил. Перекрывавшие древнюю дорогу песчаные заносы оказались невысокими. Светило уже поднялось над горизонтом, и его лучи приятно ласкали обнажённое тело.

Огромный спутник Камета висел теперь прямо над головой. Стоит ему подняться чуть выше — и тень спутника закроет всю доступную землянам область Камета. Но произойдёт это не сегодня, и даже не к следующему погружению. Зато вызванные надвигающимся затмением ураганы уже предвещали свой приход легким ветерком, сдувающим пыль с песчаных гребней заносов.

— Ну, ребята, дальше вы сами. Не спешите, не рискуйте. Достаточно будет, если сегодня вы дойдёте до развалин у дороги и осмотрите их, — Харламов поднял руку в прощальном приветствии и спустя мгновение уже был в своём собственном теле, принадлежащем расщепу.

Инга уже оклемалась — пила чай, рядом с её креслом стояла пустая тарелка, усыпанная крошками. С ней всё было в порядке. Вика тоже выглядела нормально и подмигнула в ответ на вопросительный взгляд командира. Группа была готова к погружению.

— Харламов, что-то интересное увидел? — спросила Узоян.

Кивнув, он попросил лист бумаги и несколькими линиями набросал рисунок: край стола и лежащая на нём авторучка.

— Вот, возьми, — протянул он свой опус Мариэтте. — Глянул сквозь Край и увидел вот это. Погружаемся, орлы!


С вершины скалы раскрывшийся внизу частокол камней и торчащих зарослей оптимизма не внушал. Вика на Сашку демонстративно внимания не обращала и молчала. Впрочем, без дела в Камете никто не болтал, так что её молчание оставалось незамеченным. Богачёв, только что вернувшийся с другого края скалы, покачал головой. Никакой активности вокруг он не обнаружил.

— Инга, ты одеваться будешь? Или так и понесёшь юбку в руках? — не выдержала Виктория.

Баканова растерянно посмотрела на одежду в руках и нехотя оделась. Сашка смотрел на одевающуюся Ингу с кислым выражением лица, Игорь растерянно поглядывал на Вику, а та с неподдельным интересом уставилась на обрыв вдали.

— Какие будут предложения?

На вопрос командира откликнулась только Виктория, и то — убедившись, что остальные молчат. Она предложила вернуться на дорогу — её ближайший участок снизу казался проходимым, а подъём — доступным.

— А если мы там уткнёмся в пропасть и спуститься не сможем?

— Вернёмся. К тому же мы не знаем, как там на другой стороне дороги. Может, там вообще нельзя пройти.

До дороги они добрались без особого труда: Игорь аккуратно усыпил несколько хищных растений и они прошли между ними. Скала изобиловала трещинами, так что подъём труда не представлял. А там они убедились, что Виктория была права — с другой стороны дороги простиралась полоса голых камней. Спуск был не столь прост, а камни, оказалось, назвать гладкими не смог бы и завзятый оптимист. Пришлось некоторое время тащиться по дороге, карабкаясь через трещины. Потом они спустились и вновь боролись с хищными растениями между скал.

Километра через три разведчики вернулись на дорогу, так как с обеих сторон теперь лежал густой лес, в котором порхали птицы. Жолудев долго прислушивался к своим ощущениям, а потом сказал, что лес этот — коллективный хищник, и пройти сквозь него они не сумеют. Ермолай, который и до этого смотрел на торчащие из коричнево-лиловых сплошных крон серые колючие сучки с порядочным опасением, вопросительно глянул на Сашку. Тот пожал плечами — "мысли" растительности он воспринимать не умел.

Пришлось вновь идти по дороге, беспрерывно перебираясь через провалы. К их счастью, ни один из них не был слишком глубоким. А хищный лес вскоре уступил место обычной низкой и редкой растительности.

— Оглядимся? — остановился Игорь.

Вика остановилась и стояла с каменным выражением лица, пока Сашка отбегал назад, уходя из-под защиты, чтобы прослушать окрестности. Тишина — показал он жестом.

— Здесь мы можем спуститься, вот тот откос будто предназначен для этого. Внизу песок, а мы без обуви остались. К тому же там и обувь новую можно сделать…

Игорь был прав: ногам нижний путь сулил больший комфорт, а их продвижению — большую скорость. Но при этом внизу ждали в засаде хищные растения, не все им известные, да и подняться на древнюю дорогу можно было далеко не везде. Вполне возможно, лёгкий путь обернулся бы вынужденным возвращением и потерей времени. Но и на дороге можно было нарваться на крутой провал — и точно так же вернуться, несолоно хлебавши.

— Кто за спуск?

Оказалось — единогласно. Вика негромко фыркнула, злобно глянув на Сашку, поднявшего руку одновременно с ней. Тот с деловитым видом осматривал остатки своих тапочек. Инга свои просто выкинула, командир глянул на неё и сделал то же самое. Первое, чем они занялись внизу — соорудили себе новую обувь. А затем побежали, пользуясь тем, что местность это позволяла. Древняя дорога рядом вскоре окончательно превратилась в руины. Когда-то здесь она возвышалась на толстых каменных колоннах, и некоторые из них до сих пор стояли в полный рост. Другие — разрушились либо упали; а полотно дороги рассыпалось на куски и лежало среди колонн грудой мусора.

— Саш, такую дорогу в Древнем Египте могли соорудить?

— Могли. Но только к общенациональной святыне, по меньшему поводу никто бы и не почесался. Здесь скорее технический уровень древнего Рима. Бетон они знали, а железобетон — нет.

Вскоре дорогу им преградил овраг. Явно это было русло руки или ручья, заполненное сейчас песком. Гладкая песчаная поверхность немедленно вызвала у Харламова подозрения, и он запустил туда камнем. Песок взметнулся вверх и забурлил: глаз едва успел уловить мгновенное движение щупальца. Спустя секунду пыль осела — овраг устилала ровная гладкая песчаная поверхность.

— Ого, кто тут спрятался, — восхищённо протянул Игорь. — Ну-ка, Виктория, прикрой и меня и эту тварь, я её пощекочу слегка…

Инга встала рядом и обняла Игоря, который что-то шевелил губами, напряжённо глядя вниз. Три длинных щупальца осторожно вылезли из песка, сплелись между собой и вытянулись вверх.

— Да это же готовая пила, — ахнул Сашка, разглядев частокол зубцов, с двух сторон обрамляющий каждое щупальце.

Игорь резко выдохнул и махнул рукой. Щупальца, как будто их подрубили, рухнули на песок.

— Это не пила, это больше похоже на внешние челюсти, — сообщил Жолудев, обозревая дело своих рук. — Между прочим, я этот корнеплод почувствовал только тогда, когда Ерёма запустил в него камнем. Мы можем перебираться на ту сторону, корнеплод до утра шевелиться не сможет.

Девчонки отчаянно трусили. К тому же Инга, сползая по камням, изодрала юбку в клочья и отчего-то расстроилась. Вика даже предложила ей свою, но Баканова на замену не согласилась. Песок возле "корнеплода" оказался рыхлым, они вязли в нём по колено, да ещё исцарапали руки и ноги, карабкаясь по каменистому склону оврага. Так что Харламов предложил всем заняться одеждой, пока он сам прогуляется немного. Двигаться дальше вместе с расстроенной Ингой он не хотел.

На той стороне древняя дорога оказалась в пригодном для передвижения состоянии. Было видно, как она по прямой пересекает обширную котловину, заросшую невысокой растительностью. Здесь встречались растения незнакомых видов, впрочем, дальнюю часть котловины было видно неважно. Пыльная мгла размазывала очертания обрыва. До него, казалось, оставалось километра два.

— Ерёма, смотри, — Игорь встревожено указал на птиц, кружащихся в вышине. — Они появились только что.

Сашка агрессии со стороны птиц не улавливал, но случайным их появление тоже не считал.

— Пора возвращаться? Нас наверняка заметили, — проскулила упавшая духом Инга.

Её настроения не подняла даже новая юбка, сплетённая из длинных узких листьев. Командир кивнул, хотя его одолевало прямо противоположное желание. Но интуиция подсказывала, что их действительно обнаружили и установили за ними наблюдение.

— Поднимемся на гребень котловины, вы все на неё посмотрите, снимете одежду — и в расщеп. А я один пробегусь по дороге, посмотрю, что за дальним гребнем котловины, и через пятнадцать минут вернусь…

Инга смолчала, а Сашка не преминул спросить, почему командир хочет бежать один, и чем ему остальные мешают.

— Если за нами наблюдают, то лучше сбить их с толку. Я бы вас послал направо, но там хищники произрастают, а нам лишний риск не нужен. Хотите, ждите меня ровно пятнадцать минут, вернёмся одновременно.

Так и договорились. Ребята медленно отошли в сторону от дороги, а Ермолай, с охапкой одежды в руках, ровным шагом припустил по древней дороге. Бежалось легко. Левая обочина местами была свободна от песка, старое покрытие слегка раскрошилось, но оставалось ровным. Птицы над головой, которых он воспринимал не зрением, а иными чувствами, равнодушно следили за его передвижением. Среди них не встречалось достаточно крупных, чтобы напасть на человека.

Белые цветы вдоль обочины настораживались при его приближении, но этим хищникам требовалось, чтобы жертва сама к ним прикоснулась, чего человек делать не собирался. Внезапно порыв ветра сзади поднял облако пыли. Юноша уловил мысль Сашки — у ребят всё было нормально, они укрылись от ветра за крупным камнем. По внутренним часам прошло двенадцать минут, когда он достиг противоположного края котловины. Он остановился, запоминая открывшуюся картину, и в этот момент с неба к нему спикировали две крупные птицы.


Оказавшись в своём истинном теле, Ермолай сразу глянул в сторону Галки. Нет, южная группа пока не возвратилась. Мариэтта смотрела вопросительно, а Сашка молча спрашивал, докладывать ли. Командир рассказал сам:

— Когда мы дошли до котловины с хорошей дорогой, обнаружили, что над нами кружат птицы. Ребята ушли немного в сторону, а я по дороге добежал до края котловины. Оттуда до обрыва оставалось метров триста. Я разглядывал обрыв, и тут ко мне подлетели две птицы и сбросили в руки деревянный посох. Просто посох, гладкий, без причуд. Я положил одежду между камнями и придавил её посохом. Да, ещё надо сказать, что начались порывы ветра…

Мариэтта промолчала, а Сашка добавил, что он засёк источник воли, управлявшей птицами — там же, в горах. Виктория сидела насупленная, Баканова просто отдыхала, а Игорь рисовал на листе бумаги вновь открытые растения. Чтобы скоротать время, начал рисовать и Харламов. Мариэтта, подождав, пока он закончит первый лист, бегло на него взглянула, забрала себе и попросила его перекинуться парой слов наедине.

— К тебе пока всего одна просьба: не рассказывай никому, кроме Лысого и Ольги, что ты видел за Краем…


Сначала два слова сказала Галина: мол, спокойно шли по дороге, потом шли по дороге, борясь с ветром, потом просто пробивались сквозь пыльную бурю, лишь в надежде достигнуть усмотренных Гришкой стен. А после они отсиживались в этих стенах и бродили по подземельям. Но об этом рассказывал уже Рахимов:

— Три здания, уверен, были когда-то жилыми. Фундаменты хлипкие, а вокруг древесные остатки стен. Другие два — явно общественные. Одно — точь-в-точь каменный христианский храм с колокольней рядом и подземными усыпальницами. Стены — наполовину, и крыша разрушены, но колокольня сохранилась весьма прилично, три нижних яруса целы. Колокола из песка выглядывают…

— В усыпальницах-то кто? — не выдержал Сашка.

— Чуть позднее расскажу об усыпальницах, — кивнул Гришка. — Второе здание общественное, прямые коридоры, множество кабинетов с остатками мебели. Рухлядь страшная, но разобраться можно, столы и шкафы — полные аналоги земных образцов. Второе здание сохранилась, как двухэтажное — похоже, третий этаж был деревянным. От него ведёт подземный ход к храму, ход сохранился великолепно, как и подземелье с усыпальницами. Усыпальницы мраморные, останки сохранились прекрасно. Захоронены там существа двух видов — одни явно сточеры, другие однозначно люди. Сточеры голышом, как и жили, а люди захоронены в одежде. Но на надгробиях у тех и других высечен крест…

Только братья остались равнодушными к результатам южной группы, остальными овладело лихорадочное возбуждение. Вопросы, предположения… По рукам ходили рисунки Григория — контуры зданий он передавал изумительно. Мариэтта то и дело что-то чиркала в своём блокноте, уточняя разные детали. Харламов уловил, что интересовалась Узоян вовсе не Каметом, её интересовали поступки и реакции членов группы, обоснования поступков, любые предположения по поводу неразгаданных загадок. Он и сам проделывал подобный анализ, но чисто автоматически, обдумывая другие проблемы, тогда как Мари занималась исключительно этим.

Как попадали люди на Камет? Вытаскивали ли их сточеры с помощь магических ритуалов, как слуг и рабов, или же люди некогда жили здесь, как полноценные аборигены? А может, люди были пришельцами, установившими со сточерами дружественные отношения? Остался ли кто из них на Камете, или все погибли при катастрофе? Отчего-то юношу подобные вопросы не слишком волновали. Он полагал, что со временем все загадки разъяснятся. Сточеры — вот кто был настоящей загадкой. И загадка эта касалась не прошлого, а самого сиюминутного настоящего.

Только вернувшись в школу, отдохнув, вдоволь налюбившись с Олей, Харламов вдруг сумел облечь в слова некое мимолётное впечатление. Ребята изменились. Не все, но насчёт братьев, Игоря и Галки он был полностью уверен. И супруга его уверенность подтвердила:

— Тебе не показалось. Таков отпечаток, налагаемый общими мирами. После них люди становятся безразличными к расщепу и всем его делам. Оттого каждую группу ограничивают в исследовании их мира. Ты же знаешь — после первичной разведки группа прекращает исследования и далее используется в качестве проводников. Проводники, как и операторы миров — низшая каста среди мастеров Радуги. У многих из них напрочь исчезает интерес и к другим мирам, и к делам расщепа. Это такая зависимость, которая, к счастью, развивается не у всех. Нам с тобой, Лёне, даже Сашке бояться нечего. Быть может, Алексея она тоже не коснётся. Сам не сообразил, почему? Мужики иногда бестолковы, верю, — усмехнулась подруга. — Любовь, Ермолай. Влюблённому нет дела до чужих миров…

Засыпая, он всё пытался понять: в кого же в итоге влюблён Сашка?

Обычная школьная жизнь, однако, показалась и ему пресной. Не радовал замечательный стол в столовой, лыжные прогулки навевали скуку, а дежурства по обеспечению безопасности казались надуманными. Ольга через день водила в Реденл исследователей. По замёрзшей реке — она, как выяснилось, Реденлом и называлась — на лыжах местного изготовления земляне двигались к большим городам. Миновав несколько небольших деревень, живущих рекой и охотой, они ничего не прибавили к своим знаниям об этом мире.

— Есть новый вид защиты, несущественность называется, — восторженно поведал Константинов. — Я попробовал пару раз. Суть в том, что ты внушаешь любому видящему тебя человеку, что он увидел нечто столь неважное, что об этом стоит немедленно забыть. Против часового, который на страже, такая защита не сработает, а вот случайный прохожий отведёт глаза в сторону. Мы так однажды прошли сквозь деревню, и никто на нас даже глаз не поднял. Только собаки гавкали…

Лёшка тоже погружался в Реденл. Каждый раз туда уходили либо два универсала, либо универсал и хороший кинетик. И если зять рьяно относился к исследованию своего мира, то Константинов охотнее осваивал новые навыки. Ермолай тоже кое-что попробовал — и сам поразился, насколько легко он освоил несущественность. Приятно было идти по двору и понимать, что никто тебя в упор не видит. Впрочем, никто — это преувеличение, все слышащие саму несущественность прекрасно замечали. Для них это был просто очередной, весьма слабенький, вариант мыслезащиты.

Лысый, встречи с которым командир выжидал три дня, к его видению за Краем отнёсся спокойно:

— Ты, должно быть, решил, что Камет — это такой стеклянный ящик на столе экспериментатора? Не скажу, что положу голову на плаху, отвергая такую возможность, но внутренние детали обстановки комнаты видели до тебя многие… Вообще, есть люди, которые за каждым Краем видят свои образы. Уже одно это настраивает на мысли, что образы эти — не обязательно то, что за Краем. А раз мы даже приближённо не знаем, что же такое Край, число гипотез может быть неисчислимо…

— А с помощью астрального глаза за Край заглядывали? — упрямо поинтересовался Харламов.

Директор вздохнул, и его длинный нос опустился ещё ниже. Ученик отчётливо уловил колебания собеседника. Лгать тот не хотел, как и говорить правду.

— В расщепе это бесполезно. Правда, Ермолай Харламов у нас один, так что на него это ограничение может и не распространяться. В других мирах — да, заглядывали. Иногда видели продолжение — такую же местность, как перед Краем. Виды Края столь же разнообразны, как и миры, иногда это довольно низкая стенка…

Директор пытался доказать, что астральный глаз ничем не превосходил обычное зрение, но сам в это не очень-то верил.

— Конечно, есть теория ступеней реальности, и Край считается одним из индикаторов этой самой реальности. Его отсутствие означает высшие уровни реальности, его проницаемость — чуть меньшие, возможность заглянуть за него — ещё меньшие, а полная непроницаемость, как у нас — это характеристика иллюзорных миров. Если ты согласишься считать себя иллюзией, то тогда и я, пожалуй, сочту что видел ты нечто стоящее.

"Отчего это Лысый пиджак не надел?" — вдруг некстати подумал ученик. Действительно, сегодня директор ходил в тёплом свитере.

— Могу я надеяться, что после окончания разведки Камета мы вернёмся к этому разговору на несколько иной основе?

Лысый аж подпрыгнул от возбуждения:

— Конечно! Только произойдёт это не завтра. В общих мирах время от времени обнаруживаются разумные существа, чаще — люди. Способность к паранормальным проявлениям среди них редкость, а сточеры как раз телепаты, в прошлом взаимодействовавшие с людьми. Такие существа открыты впервые, вам есть чем гордиться. Никто не знает, чем обернётся это открытие, но нет сомнений, что ваши ребята могут рассчитывать на самые радужные перспективы. Что из них осуществится, сам понимаешь, покажет время и только время.

Чему Селиванов так радовался, оставалось непонятным. Но рад он был несказанно. Даже у Харламова разом поднялось настроение. А ребята, надо признать честно, скучали. Инга, правда, исправно посещала спортзал и неутомимо махала мечом. Озадаченный юноша не постыдился вникнуть в её мысли — девушка готовила себя к погружению в миры, где напрочь исчезали паранормальные способности.

Обеспокоенный Сашка нашел Харламова на лыжне.

— Знаешь, командир, ты в группе единственный, кто способен читать других издалека. В Камете я несколько раз слышал сточеров. Не разобрался, моей квалификации не хватило. Да может, и ничьей бы не хватило. В общем, мне показалось, что мысли свои они не закрывают. А нас они слышат, наша защита для них — ничто.

— Допускаю, что ты прав. И что?

— Надо бы тебе их послушать. Ты ведь знаешь, как определяется квалификация слышащих?

Конечно, основы командир знал. Красная повязка давалась за умение улавливать мысли большинства людей в пределах поля зрения. Людей, не пользующихся защитой и не имеющих врождённого блока против чтецов. Оранжевая давалась за загоризонтное обнаружение и прослушивание одиночных незнакомых людей без защиты. Жёлтая предполагала умение обнаруживать враждебные замыслов среди толпы незнакомцев. Дальше он не знал — не интересовался. Универсалов оценивали по другим критериям.

— Расстояние не столь важно. Конечно, чтец должен уметь работать за пределами прямой видимости, но расстояние относится не к искусству слышащего, а к его силе. Я сильный, но повязка у меня пока оранжевая. А владелец зелёной повязки уже должен брать кое-что из-под индивидуальной защиты и уметь влиять на мысли простых людей в поле зрения. Обладатель голубой повязки преодолевает простую защиту и большинство случаев врождённого блока, он же влияет на чужие мысли за горизонтом. У синих повязок — то же самое, только он преодолевает групповую защиту на уровне оранжевых повязок. А обладатель фиолетовой прослушивает одновременно несколько защищённых сознаний почти под любой защитой. Он же способен отдать приказ через защиту, и приказ этот останется незамеченным. Вы с Ольгой приманивали животных? Это уровень зелёных повязок…

Вдвоём они с женой могли больше, чем поодиночке, хотя Сашка утверждал, что способности нескольких слышащих не складывались и не умножались. Ермолай не стал его разубеждать.

— То есть ты полагаешь, что я услышу больше, чем ты?

— Из-за одного этого я бы твоё время не стал тратить. Ты ведь ещё и экстрасенс. Прямое чувствование и мыслеслушание совершенно между собой не связаны. Что, если мы ещё раз возьмём Марину, экстрасенсы начнут свой поиск, а ты одновременно попытаешься прослушивать мысли сточеров? Только ты на это и способен, Ольга на таком расстоянии ничего определённого не возьмёт.

Он, конечно, догадывался, что Сашка родил эту идею больше для того, чтобы лишний раз погрузить Марину в Камет. Но в его предложении имелось рациональное зерно. Ему самому уже не раз казалось, что сточеры смогли уловить их сеанс прямого чувствования — предположение, которое он ничем не мог обосновать, и которое шло вразрез со всеми привычными представлениями. Может быть, Сашка уловил его затаённые страхи и оттого предложил такую идею?

Ольга, как ни странно, мгновенно согласилась. Только она настаивала на том, чтобы супруг либо вообще не участвовал в прямом чувствовании, либо ограничил его одним вопросом, который никого больше бы не интересовал. В первую очередь не интересовал бы её, Аникутину. Слишком болезненными были воспоминания об их совместном экстрасенсорном опыте.

— Слушай, а отчего Инга так уверена, что мы окажемся в мире, где нет магии?

— Так группа Дружинкина именно в таком мире и работает. Есть безымянный мир, в который попадает множество групп, работающих севернее Гималаев. Магия там присутствует в абсолютно зачаточном состоянии — то есть мы с тобой вряд ли почувствуем присутствие человека за сто метров в лесу. Края там нет, оттого этот мир считается пригодным для Возвратного Прорыва…

— А это что такое? — изумился муж.

Существовала, оказывается, гипотеза, что при одновременном возвращении из такого мира, если группа находилась вне пределов проекции расщепа, можно было попасть прямиком в Материнский Мир. При погружении земляне оказывались в проекции расщепа, уходили за её пределы и пробовали вернуться. Возвращение в расщеп оттуда было невозможным — но иногда группы бесследно исчезали; пропадали и их тела в "холодильнике". Были ли это случаи Возвратного Прорыва? Никто не знал…

В мире этом, имевшем скучный номер двадцать три, постоянно действовали разные группы землян, а их обеспечивали группы поддержки. Одежда, ночлег, оружие — обо всём следовало позаботиться. Двадцать третий мир был населён людьми, говорившими на земных языках, только дальше ветряных мельниц техническое развитие у них не шагнуло, а общественные отношения пребывали на уровне классического феодализма.

— А если вся группа однажды безвозвратно исчезнет, как администрация школы объяснит это обстоятельство? — вслух подумал Ермолай.

— Так они, как и мы, написали расписку о добровольном участии в эксперименте с непредсказуемыми последствиями. Риск пропасть не столь высок, куда проще нарваться на воинственных аборигенов. Тогда остаётся надеяться на владение мечом да крепкий доспех. А Инга зря старается: Камет как мир гораздо ценнее, её никуда больше не пустят…

Дочь шамана, оказывается, никогда не говорила об этом мужу лишь потому, что совершенно в Возвратный Прорыв не верила и, естественно, считала возню с двадцать третьим миром занятием никчемным. Командир ещё раз убедился, что даже его связь с Ольгой не делает их мысли друг для друга прозрачными. Она знала о безымянных мирах, но для неё это казалось неважным — и Харламов, заботливо подобные сведения собиравший, так ничего от самого близкого человека и не узнал.


Ребята рвались в Камет. Игорь жаждал побродить по котловине, которую пересёк командир, посмотреть новые виды растений. Всем хотелось забраться на обрыв, причём Кутков был отчего-то уверен, что там их ожидает жара и влажность, что там текут реки и вообще — вся суть мира сосредоточена на обрыве, а они пока что видели только руины. Галка подозревала, что на обрыв их просто не пустят. Она сама, независимо от Сашки, предложила повторить коллективное прямое чувствование. Только Сашка настаивал, что процедура должна пройти в ритуальном месте, ей же больше нравились окрестности обрыва. Лёшка тоже жаждал экстрасенсорики — он считал, что такие сеансы развивают его способности.

— Лёха, а ты чего не просишь, чтобы Эллу в Камет взяли? — поинтересовался командир. — Все своих друзей-подруг предлагают в помощники…

— Не дай бог, чтобы она там понадобилась, — мрачно сказал Константинов. — Сточеры, как я понимаю, обычные млекопитающие, с кровеносной и нервной системой, наподобие нашей. Элла может заставить их испытывать боль, головокружение, довести до шока или инфаркта. И радиус её действия в узком секторе — до тридцати километров. Это вроде атомной бомбы — годится для устрашения, но лучше никогда не применять. Может, потом я возьму её на экскурсию. Погрузиться мы ведь можем в любой точке расщепа, Верхний дом просто лучше всего охраняется.


Юрий Константинович против нового плана исследований не возражал. Он только напомнил, что Женьке обещано погружение в Камет, и обстоятельства сейчас так совпали, что его таланты вполне могли пригодиться.

— Возьмёшь его, погрузитесь возле котловины, доберётесь до обрыва. Пусть он там посмотрит, что к чему. Может, ступеньки какие выбьет в скале или совет даст. В общем, важно, чтобы он почувствовал себя нужным. Что касается Камета, ему можно рассказать всё, а вот о других мирах — не стоит. Ермолай, перед тем как поедешь на встречу с ним — а встреча пусть пройдёт вне школы — зайди ко мне, обсудим детали.

Встретились они, как настоящие конспираторы, на пустынной дороге. Джип Шатохина и невзрачный пикап Леонида встали рядом на продуваемом всеми ветрами поле. Женька пересел к Ермолаю.

— Это Куткова машина вроде? — во взгляде его читалось снисхождение.

— Она самая. Он мне одолжил ради такого случая.

— Ты и водить научился?

— Только сегодня, — универсал не стал рассказывать, что он, как слышащий, смог разом впитать в себя чужой водительский опыт.

Для настоящего вождения этого было недостаточно, но с управлением на пустынной дороге он справлялся уверенно.

— Один приехал? Без охраны?

— Да ты что! Но разве настоящая охрана станет на глазах у нас маячить? Нас, Женя, такие зубры охраняют — на десять километров муха без спроса не подлетит. Наши тела здесь после погружения останутся недвижны и бесчувственны, разве можно их без присмотра бросать? Так нам с тобой и возвращаться окажется некуда…

После короткого инструктажа Женька, слегка струхнувший, решительно предложил начинать. И они вцепились друг в друга, разом ощутив, что едут куда-то вниз и назад. Перед глазами мелькнуло пыльное здешнее небо, в котором виднелись немигающие звёзды и песчаный поток остановился. Они лежали у склона невысокой дюны. Оглядевшись, Ермолай узнал очертания знакомой котловины. Только возле её гребня бури воздвигли приличный песчаный вал. Место, где он оставил одежду, оказалось похороненным под слоем песка.

— Слушай, ну её, эту одежду, всё равно не холодно, — предложил он ошалело оглядывающемуся Шатохину. — Неохота копать. Пойдём к обрыву так.

— А если кто нас увидит?

— Об этом я узнаю заранее, — пообещал проводник в мир Камета. — Да здесь нет людей, а сточеры, как мы предполагаем, сами ходят в природном виде. Птиц же ты не станешь стесняться?

Птицы, слава богу, над головами не кружили. Так, летала одна над верхушками оранжевых деревьев, вызывая у Женьки беспокойство. Вид вокруг, надо признать, настолько отличался от привычного расщепа, что неподготовленному человеку простительно было и обалдеть. Оранжево-красная растительность, черные и рыжие скалы, тёмное небо с огромной зеленоватой луной — и необычные запахи, будоражащие, пугающие. Но Шатохин собрался и решительно полез на груду песка вслед за проводником.

— И что, вам обязательно надо наверх? — скептически поинтересовался он, когда спустя пятнадцать минут они осматривали руины древней дороги.

Место, где дорога некогда взбиралась на обрыв, было выбрано удачно — обрыв в этом месте понижался. Но опоры, некогда поддерживающие дорогу, как и сама она, давно рухнули. А обрыв под дорогой, как назло, был тщательно выровнен до состояния гладкой вертикальной стены. А слева и справа обрыв имел природный вид: расщелины, выступы. Но там он был куда выше — под сотню метров.

— Ты же видишь, что влево и вправо ничего подходящего нет, нигде не вскарабкаешься. А здесь всего метров тридцать, если от самого высокого обломка считать, — ответил Ермолай.

— Ты границу между красными и желтыми слоями видишь? Так вот, ниже этой границы — гранит. К ним даже с моими талантами подходить бесполезно. Максимум, что я смогу — углубления проковырять, за которые пальцами можно будет ухватиться. Скалолазу хватит, только кто у вас скалолаз?

Проводник разом понял, что подняться здесь они не смогут. Зато граница гранитов и более мягких пород — Шатохин своих мыслей не прикрывал, да и не смог бы — в одном месте разрубалась довольно глубокой вертикальной расщелиной. А с осадочными породами Женька справлялся, что проходческий комбайн.

— Пойдем, глянем на ту трещину, — указал он рукой, — кажется, по ней можно подняться до мягкой породы.

Шатохин признал, что лучшего варианта не было. По расщелине поднимались враспорку. Женька попутно крошил гранит, оставляя ступеньки для рук и ног, Ермолай страховал снизу. Они поднялись примерно на высоту шестиэтажного дома, и здесь твёрдая порода уступила место песчанику. На сжавшегося в комок проводника посыпалась лавина крошек и пыли. Это кинетик принялся бурить в породе проход. Когда они смотрели снизу, то решили, что от расщелины им предстояло прорубить по горизонтали метра три, а дальше гранитная скала образовывала выступ, по которому можно было дойти почти до древней дороги.

— Ерёма, поднимись, будешь грунт отгребать, — позвал вскоре Евгений.

Сколько они возились, сказать было трудно. Ветра не было, поднявшаяся пыль висела плотным удушливым облаком, и когда они вылезли на выступ, лучше не стало. Женька нашёл в этом и приятную сторону — он плохо переносил высоту, а пыль не позволяла разглядеть уходящий вниз обрыв во всех его бередящих душу деталях. На выступе встречались узкие места, и кинетик расширял их, добавляя новые порции пыли. Когда они вышли на чистое место, Шатохин глянул вниз и заскучал. Здесь было не меньше сорока метров высоты, и он предпочёл двигаться дальше на четвереньках, прижимаясь поближе к скале.

Выступ кончился уходящей вверх трещиной, протиснуться в которую смогла бы только ящерица. Женька вздохнул, и принялся вновь крошить песчаник. Трещина оказала ему неоценимую помощь — он отколупывал ровные пластины породы с одной её стороны, пропихивал их назад проводнику, а тот кидал их под обрыв. Вскоре трещина пошла вертикально вверх, и пришлось копать в горизонтальном направлении. Здесь они чуть не задохнулись в пыли, но внезапно кусок породы вывалился в пустоту, и в глаза горнопроходчикам ударил луч света. Они пробились.

Всего несколько движений понадобилась кинетику, чтобы расширить проход, и он, не спрашиваясь, пролез сквозь него. Ермолай последовал за ним. Они стояли на осыпи, из-под которой выныривала и уходила вверх древняя дорога. С другой стороны осыпь оканчивалась обрывом.

— В один прекрасный момент эта куча рухнет вниз, — мрачно пообещал Шатохин. — Ну что, посмотрим на ваш мир?

— Посмотрим. конечно. Но только одним глазом, — отрезал проводник. — Иди за мной.

Они поднялись по дороге и осторожно выглянули из-за поросшего густой рыжей травой бугра. Но таились земляне напрасно. Влево и вправо уходили заросли кустарников, и только дорога позволяла заметить, что чуть дальше кустарники сменялись деревьями с бело-красными стволами. Прямо по дороге тяжёлыми прыжками к ним приближалась птица размером с петуха. Гребешок на голове ярко синел, а сама птица была песочного цвета. Едва глянув на неё, проводник прошипел:

— Уходим!


Они вновь собрались в Верхнем доме: Харламов с супругой, братья Алёшины, Галина Хоменкова, Игорь, Инга, Вика, Сашка, Константинов и Кутков. Здесь же присутствовали Лысый и Мариэтта. Директор произнёс прочувствованную речь о важности и сложности открытого ими мира, о том, что наступил важный и трудный этап в его исследовании. Кое-что в его речи, касавшееся исследование других миров, было слушателям вновь. Без остановок Селиванов перешёл к грядущему погружению.

— Затмение и вызванные им бури кончились. Харламов с Шатохиным уже погружались и сумели взобраться на обрыв. Там теплее, там богатая растительность, и, есть некоторая надежда, что их не заметили и вся группа сможет погрузиться там. Шатохин в дальнейших исследованиях не участвует, — пояснил директор, отреагировав на вопросительные взгляды. — Далее. Ритуальное место вновь занесено песком. Там погружался Кутков со своей супругой. Она, как и Шатохин, внешний член группы, её пребывание в Камете может в дальнейшем группе пригодиться. Леонид с Анной расчистили часть загадочного рисунка с прондагами, одну скамейку, вход в склад. По плану у нас впереди ещё один сеанс прямого чувствования. Перелыгина — координатор, Хоменкова, Кутков, Константинов и Аникутина — участники. У каждого из участников свой вопрос, на который они постараются найти ответ. В охранении задействованы Александр Алёшин и Виктория Клюзова. Ермолай Харламов в роли свободного художника постарается быть и слышащим и экстрасенсом одновременно: есть гипотеза, что такой способ разведки окажется наиболее продуктивным. Старшая — Ольга Аникутина.

Лысый замолчал и ожидающе посмотрел на ребят. Вика засияла, как будто её наградили — фамилия Богачёва названа не была. Мариэтта кинула опасливый взгляд на Сашку, но тот был спокоен — в конце концов, он просил за Марину, не за себя, и повода расстраиваться не было.

— У нас остаются незанятыми Сергей Алёшин, Инга, Игорь и Александр Богачёв. Вам, ребята, поручается южное направление. Старший — Богачёв. Возьмёте по своему выбору помощников, ещё раз осмотрите остатки церкви — быть может, буря чего из песка сама выкопала. Находки оставьте в подземелье, возле гробниц, а сами по дороге продвинетесь к Краю, насколько сможете.

Игорь и Сашка мгновенно обменялись взглядами, Инга разочарованно опустила голову. Однако возражений и вопросов не было и "северяне", прихватив Марину, поднялись в зал-"холодильник" и разместились в креслах вокруг горящей на столе свечи. Вновь последовало знакомое чувство сдавливания и Ермолай почувствовал под ногами чуть тёплый песок. Он остался на ногах — песок Камета прилипал к телу, как земной, и приятных ощущёний не вызывал.

Ольга решила, что спускаться в склад им незачем. Экстрасенсы уселись в кружок прямо на расчищенном участке рисунка. Вика побродила немного вокруг и облюбовала себе место на одной из скамеек, выбрав ту, что находилась напротив Перелыгиной. Сашок Алёхин держался рядом с ней. Командир прикинул зону действия "крыши" Виктории и устроился за её пределами, тоже присев на расчищенный участок скамейки. Сеанс прямого чувствования начался.

На этот раз он протекал иначе. И не только потому, что сегодня юноша решал одновременно две задачи, разделив своё сознание на независимо работающие части. Иначе воспринимался весь Камет — теперь он стал для него неким единством, ощущаемым в полном объёме, и даже кучка экстрасенсов воспринималась обыденным элементом пейзажа. Где-то в горах сточеры отметили их усилия, отметили с полным спокойствием. Их не останавливала "крыша" Виктории — они просто не обращали на неё внимания. Способности сточеров к прямому чувствованию неизмеримо превосходила людскую, к тому же они легко могли людьми-экстрасенсами манипулировать. Но — не считали нужным.

К происходящему они относились даже положительно — и, повернув голову, командир мог видеть, чем его группа порадовала хозяев этого мира. Вика опёрлась руками о скамейку, нагнувшись, а сзади пристроился совершающий ритмичные движения Алёхин. Девица вызывающе отдавалась ему прямо перед глазами Маринки, даром, что та была так погружена в себя, что ничего в буквальном смысле перед собой не видела. Ермолай запоздало сообразил, что совокупление на этой площадке некогда бывало столь же привычным ритуалом, что и смерть. И пришельцы, повторив ритуал — откуда-то он знал, что это же совершили и Лёня с Анькой — лишь подтвердили верность традициям.

Часть его разума, задействованная в прямом чувствовании, сейчас была недоступна осознанию. Но при этом полученное знание соединялось с тем, что Харламов улавливал в мыслях сточеров, создавая временную иллюзию всеведения. Сточеры, как казалось ему, землянами не интересовались. Да и нужда в слугах уже исчезла — на Камете случилась утрата веры; сточеры больше не поклонялись тому, чему некогда посвящались грандиозные усилия, ради чего жертвовали жизнью аборигены и для чего им требовались люди.

Тот кустарник и лес, который с близкого расстояния рассматривали они с Шатохиным, были единственной средой обитания сточеров, средой в значительной степени подконтрольной. Ступи в растительность нога нежеланного гостя — и его покусают хищные листья, обольёт ядовитым соком развесистое бело-красное дерево, глубокие корни, сжавшись, обрушат у пришельца под ногами землю. Ему, Ермолаю, хозяева леса дали посох, как указание на то, что дороги и пустыни предоставлены в его распоряжение. А большего пришельцу дозволено не было, и сточеры немного удивлялись, отчего это люди оказались столь непонятливы.

И ещё он знал, что мысли людей лишь частично доступны сточерам, и в давние времена, чтобы изменить это обстоятельство, некоторые сточеры даже становились людьми. Становились физически, приобретая человеческое тело с его органами чувств и навыками. Перевоплощенцы могли уже полноценно общаться с людьми, сохраняя разум и сознание сточера.

Вика с Сашком закончили, усевшись на скамейку рядышком. Виктория сохраняла безмятежность даже тогда, когда Харламов поднялся и подошёл к ним.

— Вика, крыша больше не нужна. Сточеры наши мысли полноценно не воспринимают, они больше полагаются на прямое чувствование. Давай расчистим вот этот участок, — он показал на то место, где должен был располагаться центр рисунка.

Зачем это было нужно, он ещё не знал. Но в правоте своей не сомневался. Вскоре к ним присоединились и пришедшие в себя экстрасенсы. Командир точно определил место: в причудливом завитке сплетались три линии, шесть прондагов образовывали правильный шестиугольник. Значение этого места он не мог выразить словами: но веяло от шестиугольника древней загадочной силой. Дочь шамана присела, сдула со священных дисков песок и аккуратно дотронулась до каждого из них, двигаясь по часовой стрелке.

— Кровь идущей поперёк хребтов в Зрачке Истины откроет ей дорогу, — провозгласила неожиданно Хоменкова.

Сказала — и с недоумением оглядела остальных. Марина кивнула, соглашаясь, а Ольга чиркнула ногтем по руке и аккуратно уронила закапавшую кровь на каждый из прондагов.


Заговорщики

В комнате, где одинокая свеча бросала на лица ребят неяркий свет, различить их выражения не смог бы самый выдающийся физиогномист. Харламов коротко доложил, что задача выполнена. Информация получена, нуждается в осмыслении и записи, и группе стоило бы разойтись, чтобы немедленно записать всё в деталях. Кажется, голос его не подвёл, не выразил пережитого только что в Камете испуга.

Мариэтта не возражала, а Лысого в Верхнем доме не было — он отправился в школу. Универсалы промолчали, хотя каждый из них жаждал переговорить наедине. Командир пожелал, чтобы такие беседы остались незамеченными. Супруга, несомненно, его поняла. Поняли ли Лёшка и Кутков?

Оказалось, поняли. Когда Алексей зашёл к нему через несколько минут и мысленно спросил, всё ли писать в отчёте, он кивнул и добавил вслух:

— Если в чём сомневаешься, или полученные сведения сильно не вяжутся с предыдущими, указывай — в этой информации внутренне не уверен. Сточеры могли на нас воздействовать и внушить любые домыслы. На это обстоятельство стоит сделать поправку.

Константинов исчез за дверью, и сомнений, что он всё передаст зятю, не было. Оставалось выяснить, что стало известно Хоменковой, и что она собиралась написать в отчёте. Харламов сосредоточился и начал сеанс косвенного воздействия…

Мариэтта робко взглянула в лицо командиру, присев на стул рядом. На её лице был написан вопрос: "можно?". Юноша кивнул.

— Ерёма, неприятности? Ребята написали по нескольку фраз, и в каждой второй — вопросительные знаки.

— Да нет, какие неприятности. Классический логический парадокс. Помнишь, некий грек высадился на Крите и первый же прохожий заявил ему, что все критяне — лжецы. Если он по сути прав, то всё равно не прав — сам-то он сказал правду. А если действительно не прав, то его высказывание уже в силу этого ложно. То есть, он лжёт независимо от того, истинно его высказывание или нет. И никакой информации наш приезжий грек от него не получил.

— Обсудим все вместе?

Пожав плечами, он проследовал за девицей Узоян в комнату, где на столике в центре на сей раз горела обычная лампа, работающая от электричества. Ольга сидела с отсутствующим видом, но Ермолай чувствовал нарастающее в ней напряжение. Лёшка отпускал какие-то хохмы, над которыми не смеялись. Только Маринка пребывала в благодушном настроении.

— В этот раз каждый экстрасенс искал ответ на строго определённый вопрос, — начала Мариэтта, перебирая листы в руке. — Галина должна была выяснить, опасно ли подниматься на обрыв, и как относятся в данный момент сточеры к людям. Ответы таковы: находиться на обрыве опасно для всех, кроме Аникутиной. И вопросительный знак. Так же с вопросительным знаком следует утверждение, что сточеры про вашу группу знают всё и согласны контактировать с Ольгой. И это всё. Не будь вопросительных знаков — это можно бы назвать хорошим результатом. В чём ты сомневаешься, Галка?

Хоменкова мялась и что-то блеяла, а Ермолай холодно на неё смотрел. Все её сомнения были делом его рук, и универсалы прекрасно это понимали. А вот Мари прочувствовать это не могла, и списывала знаки вопроса на обычную неопределённость прямого чувствования.

— Марина, тебе был поручен вопрос об общественной и семейной жизни сточеров. Вот вроде ты всё написала: живут семьями на исторически закреплённых территориях, есть небольшая группа жрецов, пользующихся правом ночлега и пропитания на семейных территориях, но вот там, где ты пишешь об общем управлении большим лесом, опять вопросительный знак. Не уверена?

"А это уже не я постарался. Либо Ольга, либо Лёшка" — удовлетворённо подумал командир.

— Может, я неправильно поняла, — смутилась Перелыгина, разом утратив благодушный вид. — Получалось, будто они поодиночке руководят своим лесом, а он их слушает, как верный слуга. Но как можно поодиночке руководить одним общим лесом?

Мариэтта согласилась, что такое предположение выглядит довольно маловероятным, и перешла к дочери шамана. Той было поручено — то есть она сама выбрала — выяснить, каковы высшие цели сточеров и в чём их вера. А также — зачем им потребовались люди?

— Да, вот здесь представлены исчерпывающие ответы. Люди им требовались как слуги, как изготовители прондагов, как средство достижения миров, как ритуальные жертвы, как игрушки. Здесь всё понятно. Далее: вера в Силу Творения, которая направляла всю жизнь сточеров и придавала ей смысл, рухнула после катастрофы. Ныне её придерживаются лишь жрецы, которых терпят по старой памяти, как сильных психокинетиков и умельцев прямого чувствования. Остальные сточеры мирно доживают свой век, не стремясь к высоким целям. Да, и тут вновь с вопросительным знаком написано, что сточеры способны управлять прямым чувствованием других живых существ. Меня эти вопросительные знаки смущают.

— Да и меня тоже, — спокойно ответила дочь шамана, — то ли я что-то действительно узнала, то ли мне подбросили специально подготовленную информацию. Смутишься тут…

Мари махнула рукой и перешла к отчётам мальчиков. Константинов должен был прояснить паранормальные способности сточеров. И Лёшка указывал, что хозяева Камета могли управлять растениями и животными при помощи мысленных усилий, обладали феноменальным прямым чувствованием, простирающимся за пределы родного мира, а также могли управлять прямым чувствованием других. И здесь стоял вопросительный знак, который Мари уже не удивил. А дальше он писал, что сточеры могли выдёргивать из нужного им мира в свой любой объект — так они и набирали для своих потребностей людей — да ещё и обладали способностью воплощаться в теле человека. За этой фразой никаких вопросительных знаков не было. И их отсутствие удивило Узоян не в меньшей степени.

— Алексей, неужели ты уверен, что сточеры действительно на такое способны?

— Вообще, насколько я знаю, такие качества считались присущими богам. Но и способность повлиять на моё прямое чувствование — сила никак не меньшая. Если я допускаю одно, то отчего же мне не допустить другое?

— Прямое чувствование вообще лежит далековато от привычной логики. Припомни свои ощущения, Лёша. Ты считаешь несомненной способность сточеров проникать в иные миры?

— По моим ощущениям, всё полученное мной достоверно. Но тогда сточеров следует признать богами. Или остаётся не верить прямому чувствованию, достоверным оно кажется или нет, — рассудительно ответил Константинов.

Мари кивнул в знак того, что всё поняла и поднесла к глазам листок Куткова. Тот писал о климате, растительности и животном мире.

— Здесь вопросительный знак только один, касается он способности сточеров управлять своим лесом. Климатом в лесу они тоже способны управлять, ты в этом усомнился?

— Кто бы на моём месте не усомнился? Получается, холода и ураганы затмения совершенно не касаются леса, ограничиваясь областью ниже обрыва и склонами гор над лесом. То есть, я должен был поверить, что законы природы в лесу сточеров не соблюдаются?

Мари кивнула и взялась за листок Ермолая. Он интересовался концепцией мироздания сточеров и их достижением миров.

— Так, обратные операторы миров — это оригинально. И без вопросительного знака. Возможность телесной трансформации в человека, это было у Константинова — тоже без вопросов. Сотрудничество с разными сектами в населённых людьми мирах, с вопросом. А почему ты усомнился именно в этом, Ермолай?

— Потому что это потребовало бы прямого чувствования за пределами собственного мира. А если это допустить, то легко можно представить, что сточерам известно каждое слово, произнесённое здесь. Мыслезащита против прямого чувствования бессильна, а блокировать экстрасенсорику мы не умеем. Весело? Либо с нами играют, как с детьми, либо нас водят за нос, внушая идеи о могуществе сточеров. Но само внушение таких идей — нам! — уже требует недоступных нам умений. Кто вообще поручится, что через секунду любого из нас не выдернут на Камет, прондаги нашей кровью освящать?

Ольга точно знала, что он этого совершенно не опасался. Вполне мог сообразить и Лёшка. Лёня достаточно хорошо чувствовал Харламова и, даже ничего не понимая, не стал противоречить, промолчал. Остальные приняли его опасения за чистую монету. Мари немедленно предложила вернуться в школу. Но им ещё предстояло дождаться южную группу — ребята должны были двигаться к Краю, пока позволяла температура.

— Школа нас не спасёт, — меланхолично заявила дочь шамана. — Если сточеры пожелают, они вытащат нас из любой точки расщепа. А вот безымянные миры, мне кажется, им недоступны.

Мари откровенно растерялась. Присутствовавший тут же Ернигей кого-то позвал, срочно связались с Лысым, тот немедленно дал добро — и в этот момент вернулась южная группа. Они вбежали в "холодильник" в своей рабочей одежде — войлочных сапогах до колена, ватных шароварах, тёплых свитерах под меховыми куртками с капюшонами и возбуждённо поинтересовались, что же случилось в расщепе?

— Отчего вы вернулись, Саша? — удивилась Мариэтта. — По моим расчётам, у вас оставалось не меньше четырех часов до заката. Случилось что?

— У нас ничего не случилось. Командир вызвал нас оттуда, — ответил Богачёв, ловя его взгляд.

Мариэтта, да и все остальные, разом уставились на Харламова.

— Я пожелал их возвращения, это верно, — признался тот. — И даже слова соответствующие мысленно произнёс. Но честь вызова между мирами должна принадлежать не мне, а сточерам.

После его слов уже никто ничего не обсуждал. Группа спустилась вслед за Мари на первый этаж и мимо миниатюрной электростанции-обогревателя проследовала в другую башню. На втором этаже их встретил парнишка из группы Дружинкина, тувинское имя которого давно переделали на Костю, и Узоян предложила ему переправить всю группу в двадцать третий мир.

— Ребят нужно спрятать в безопасном месте, — пояснила она Косте.

— Нашли место, — покачал головой тот. — Владению холодным оружием обучены? Постоянно охранять вас там будет некому.

— Я обучена, — вызвалась Инга; — Братья Алёшины владеют спортивным луком, — добавил Ермолай.

— Значит, пойдут первыми, — определил Костя и повёл их в гостевой "холодильник".

Кресла здесь стояли рядами, в некоторых уже лежали неподвижные тела. Ребята расселись, Костя сел перед ними, и его глаза выхватывали ребят одного за другим, после чего очередное тело обмякало в кресле. Костя погружался и возвращался настолько быстро, что посторонний взгляд мог даже и не заметить мгновенных падающих движений его головы.

Когда пришла очередь командира, он плюхнулся голой задницей на занозистый дощатый пол в незнакомом помещении. Оказавшийся перед ним Костя, обвёл глазами одевающихся ребят, задержав взор на девчонках, а потом коротко сказал:

— Это наша башня, стоит в безлюдном месте, местным она должна быть неизвестна. Одежды и оружия достаточно, во дворе колодец, есть запас питания. Костёр постарайтесь жечь в темноте, если не сумеете обойтись без дыма. Могут случайно налететь проезжие воины. Отбиваться придётся самим, так что броню на всякий случай не снимайте вообще. Если подъедет кто из наших, то назовёт либо Веню, либо Лысого, тогда впустите и поможете. По окрестностям без нужды не шарить. Всё.

Проводник исчез, а Ермолай встал и принялся примерять здешнюю одежду. Полотняные портки, кожаные сапоги, кожаные же брюки, подпоясанные верёвкой. Исподняя рубаха, кожаная куртка с железными вставками-погонами на плечах. Всё — ношеное, пропахшее потом. Потом на брюки надевались поножи, а на куртку — кольчуга из редких колец, на груди, плечах и руках усиленная вторым слоем, в котором кольца были мельче и чаще. Голову закрывал шлем с широким решетчатым забралом, прикрывавшим нижнюю часть лица и шею. На стенах между бойницами висели мечи, боевые топоры, луки. Одевшись и прихватив для порядка меч, юноша выглянул в бойницу.

Бревенчатую башню окружал частокол в полтора человеческих роста. Во дворе виднелись навес, вход в подземелье и колодец. Был и небольшой очаг, обложенный камнями и низенькая поленница дров. Вокруг частокола шагов на сорок-восемьдесят росли только низкие кустики среди пней, а дальше с трех сторон стоял лес, а с четвертой виднелся закрывающий видимость холм. Со второго этажа башни, где сейчас неумело примеряла оружие его группа, вверх вела огороженная со всех сторон лестница. Наверху слышались шаги — Инга, одевшаяся первой, сразу взобралась наверх. Харламов полез за ней. С маленькой обзорной площадки было видно не намного больше — только небольшую полоску кустарника за холмом. Дальше вновь стеной стоял лес.

Все его паранормальные способности напрочь исчезли, и чувствовал он себя куда неуютнее, чем на Камете. Зато он, как и другие ребята, на время освободился от контроля со стороны Лысого, и мог спокойно обдумать некоторые важные вопросы. Но сначала следовало оглядеться на местности, обжиться.

Первый этаж башни окон не имел, в углу стояла небольшая печь, топившаяся по-чёрному, часть пола была дощатая, другая — утрамбованная глиняная. Выйдя наружу через тяжелую, окованную полосами металла дверь, он обнаружил, что снаружи башня кое-как обмазана глиной, отчего вид её внушал чувство заброшенности и жалости. Впрочем, при беглом набеге такая обмазка всё же могла спасти от нескольких зажигательных стрел.

Ребята разбрелись по двору. Ольга залезла в подпол и инспектировала там запасы. Несмотря на то, что его способности в этом мире напрочь отключились, он сохранил способность воспринимать присутствие супруги и чувствовал, что она переживает. Но вот дистанционное полноценное общение между ними стало невозможным.

— Костёр разведём? — поинтересовался Игорь, браво расхаживающий с огромным боевым топором.

— Топор поставь. Если он понадобится, ты успеешь его взять. Алёшины! Луки взяли? Вдвоём в разведку. Дальше трёхсот метров не удаляться, обойдите башню по кругу. Смотрите на следы, ищите, где дрова заготавливают.

Братья, гордо посмотрев на остающихся, протиснулись через щель в тяжёлых воротах. Ермолай послал на сторожевую вышку Викторию, а затем велел Инге преподать ребятам краткий курс владения оружием. Как он и ожидал, ничего путного из этого не получилось. Только он сам и Леонид ещё смогли нанести на что-то похожие удары мечом, остальные только неумело размахивали клинками.

— Так. Девчонкам, кроме Инги, осваивать арбалеты. Парням — луки и копья. Лёня, на вышку, смени Викторию.

Стреляли внутри маленького двора. Командир решил, что бой, если таковой случится, будет протекать на близких дистанциях, и важнее было научиться пускать стрелу быстро и с достаточной силой. Тренировались, пока не вернулись братья. Оказалось, вокруг безлюдно. И следов почти нет. Судя по всему, изредка к башне через гребень холма подъезжали одиночные всадники.

— Они и дрова привозили, — решил Богачёв, державшийся непривычно робко, — башня эта готовилась как убежище на крайний случай. А тут мы объявились, и ребятам не нравится, что мы случайно можем раскрыть их точку, на создание которой они положили столько сил.

— Кто-нибудь мне скажет, зачем в безымянные миры, где перестают действовать все наши способности, посылать учеников Школ Радуги? Нельзя разве набрать простых людей, гораздых мечами махать и стрелы пускать? — с обычной своей наивностью спросила Виктория.

— Обычный человек в такой мир не попадёт, — ответила Инга. — Ребята Дружинкина смогут доставить сюда только тех, кто в расщепе хотя бы приблизился к уровню красной повязки.

А ещё братья обнаружили в лесу справа за холмом ручей, весь истоптанный копытами. По нему всадники проезжали не столь и редко.

— Там есть полянка на берегу ручья. Холм с ручья не виден, но если выехать на поляну, то с одного места холм разглядеть можно, — рассказывал Сережка. — На поляне следы копыт немногочисленны…

Получалось, башня стояла в паре сотен шагов от многим известной дороги. Кто по ней ездил, охотники ли, торговцы — не столь важно. Оставалось надеяться, что поворот с поляны к башне был знаком только людям расщепа.

— Теперь понятно, что с костром надо поосторожнее. Запах дыма и еды разносится далеко, так что готовить придётся ночью, когда по ручью никто не шатается, — оптимистично изрёк Игорь.

Они ещё немного помахали мечами и копьями, стараясь производить как можно меньше звуков. Ольга сказала, что шум с открытого места в лес не проникает, но ребята всё равно старались не шуметь. Первое возбуждение от перемены обстановки схлынуло, и настроение заметно упало. Заметив это, Харламов отослал жену на сторожевую вышку и собрал всех вокруг себя. На утоптанном месте он начертил ножнами меча небольшой круг.

— На Камете я вник в представления сточеров о строении вселенной. Вот этот круг, — Ермолай указал на свой рисунок, — они называют первопричиной. Из него выходят две петли…

Он изобразил вокруг круга первопричины круг побольше, а затем из маленького круга вывел через круг побольше две петли — одну вверх, другую вниз.

— Восходящая часть этой петли, она же первая ветвь, находящаяся внутри большого круга соответствует месту безымянных миров. На этой ветви нет творящей силы и нет прямого чувствования. Оттого мы здесь во всём равны обычным людям. Далее ветвь уходит за пределы круга Края в зону реальности, проходит Точку Силы и превращается в нисходящую ветвь. В круге Края на нисходящей ветви расположен наш расщеп, на этой ветви есть сила творения, но нет прямого чувствования. Я сейчас излагаю воззрения сточеров, — предупредил командир возможные вопросы.

Кроме братьев, остальные слушали его очень внимательно.

— Восходящая ветвь другой петли характеризуется и прямым чувствованием и силой творения. На этой ветви, третьей, расположен Камет. За пределами круга Края ветвь уходит в зону виртуальности, проходит Точку Пересоздания и нисходящей ветвью возвращается к первопричине. На нисходящей ветви есть прямое чувствование, но нет силы творения. На этой ветви находятся приват-миры. Вопросов к этой схеме возникает множество, но сейчас не до них. Есть одна закономерность: с мира восходящей ветви труднее всего попасть в мир на другой восходящей ветви, оттого мы и укрываемся от сточеров в безымянном мире. Эта информация получена прямым чувствованием, и тем же способом получена информация, что сточеры способны контролировать моё прямое чувствование.

— То есть, всё может быть не так? — оскалился Сашка. — Но тогда вообще не стоит верить прямому чувствованию на Камете, наверное?

— Получается, в расщепе не может быть прямого чувствования. А как же наши экстрасенсы? — округлила глаза Инга.

Командир посоветовал ей спросить у Галки, отличалось ли её чувствование в расщепе и на Камете. Хоменкова молча пожала плечами — для неё разницы не было.

— Мне кажется, мы можем просто не знать, что такое в понимании сточеров прямое чувствование. С ним вообще непонятно: мы же все получили кучу информации, которая прекрасно согласуется с фактами, — доказывал командир. — Откуда я знал, где центр ритуального рисунка? Из прямого чувствования, к которому в расщепе вообще был неспособен. А тут я получал чёткие, однозначные ответы. И в том числе меня предупредили, что сточеры могут выдернуть любого нужного человека из его родного мира. Верить?

Ребята долго обсуждали его рассказ. Что-то добавили Кутков и Константинов, довольно неопределённое, недоумевала и Галка, не знавшая, как относиться к собственным впечатлениям. А тем временем стемнело. Харламов отправил спать почти всех, обещав поднять в полночь и заставить варить пищу. А операторы миров тем временем собрались на сторожевой вышке.

— В общем, ребята, всё, что я говорил про сточеров, правда. Но дело не в них. Я не верю, что нас кто-то будет выдёргивать…

— А они и не могут, — перебила его Ольга, — их могущество давно рухнуло, от прежних знаний уцелели жалкие обрывки. Я им для того и понадобилась, чтобы помочь восстановить некоторые древние реликвии, без которых они завтра даже свой лес поддерживать не смогут.

Ермолай глянул на неё с недоумением — мол, могла бы и раньше мне сказать, и подождал. Убедившись, что супруга закончила мысль, продолжил:

— У меня другая мысль возникла — нам, операторам миров группы, не очень-то доверяют. Я имею в виду администрацию школы. Наверняка что-то подобное этим четырём ветвям было известно, и нас, посылая открывать новый мир, ни о чём не предупредили. Не хотели лишний раз повлиять? Возможно, хотя и сомнительно. Но и после открытия Камета нам ничего об общих мирах так и не сообщили! А почему не предупредили о массовых хищениях людей с миров нашей ветви? Мне Сашка успел шепнуть, что в последнем погружении они обнаружили огромное кладбище, и погребены там исключительно люди. Тут-то он и понял, о чём говорили собранные в библиотеке школы документы, свидетельствующие о таинственных исчезновениях людей в прошлом. Мы же все эти документы видели…

— Тогда мы решили, что это были отдельные удачные попытки открыть общие миры, — пожал плечами Леонид. — И это может быть правдой. Хотя возможно, что здесь действительно поработали сточеры. В общем, Ерёма, я понял, что на Камете, не без участия прямого чувствования, у тебя возникла идея, что нас тщательно проверяют, что мы полного доверия Лысого не заслужили. А разумные аргументы в пользу такой идеи найдутся?

Харламов принялся объяснять, что его развитие давно придерживали, что в суть операции с Шатохиным не посвятили, и что все члены группы, кроме них четверых, регулярно в подробностях информируют преподавателей обо всех делах группы. Только последнее его заявление вызвало настоящий интерес.

— Оля, ты ведь инструктор, тебе просто полагается всё о группе рассказывать администрации, — выжидательно посмотрел на неё зять.

Ольга, как оказалось, так и делала — до той поры, пока не стала женой Харламова. К тому же как раз в это время группа сформировалась — и с этого момента Аникутину никто из преподавателей о делах внутри группы больше не расспрашивал. Да и обязанности инструктора она к тому времени выполнять практически перестала.

— Ну, ещё бы, жену командира, у которой с ним связь высшего порядка, расспрашивать, — усмехнулся Лёшка. — Преподаватели у нас что, полные дураки? Это же всё равно, что Ермолая открыто в измене Пути Радуги обвинить. После такого подвига можно вообще школу закрывать по причине некомпетентности персонала. Меня вот сразу после того, как я приват-мир открыл, в покое оставили. Впрочем, я ещё летом принял решение перестать докладывать.

— Элла надоумила? — ласково спросила Ольга.

— Её попросили выбрать, станет ли она на меня стучать, или рискнёт переводом в другую школу. Она выбрала риск, а я весной сказал Лысому, что попрошу перевода вслед за ней. Ну, он сказал, что ни о каком переводе речь вообще не шла, что Эллу попросили только определиться в отношении ко мне, а она всё поняла превратно… В общем, суетился Юрий Константинович, как будто его на раскалённую сковородку посадили.

Леонид подождал, пока Константинов замолчит, а затем признался, что перестал стучать на ребят только тогда, когда его приняли в группу. Ему было стыдно что-то делать за спиной тех, кто принял его в свои ряды. Он-то ведь не плыл со всеми ними к Краю в одной лодке… Но отстали от него окончательно преподаватели только тогда, когда он женился на Анне.

— Но это же обычная школьная практика, — недовольно произнесла дочь шамана. — Да, мы, каждый по своим причинам, из этой практики выпали. Ну и что? Не мы первые, не мы последние: важно, чтобы значимая информация мимо администрации не прошла. Ты меня не убедил, Ермолай. Вот если ты сошлёшься на свою интуицию, тогда я и то поверю тебе охотнее.

Но на интуицию ссылаться не стоило. Тем более, что он и сам не знал, откуда у него такие мысли. Никто не намекал на сточеров, но исключать такую возможность не стоило. Им-то это было на руку — посеять среди землян сомнения и раздор.

— Оля, но ты ведь сразу меня поддержала, едва я захотел на время притормозить исследования и вообще взять паузу и обдумать всё среди своих. Почему? Ты же понимала, почему я это делаю?

Супруга пожала плечами. То, что она поддерживала любое решение мужа, в пояснениях не нуждалось. Но сделать в исследованиях паузу хотелось и ей. К сточерам она относилась хуже всех членов группы — человеческие жертвоприношения, воспринимавшиеся остальными как нечто давно прошедшее, для неё были живым, непосредственным переживанием. Прямое чувствование не знало временных барьеров.

— Помогать ты им не хочешь, понятно, — произнёс Леонид. — Может, стоит сослаться на опасность? Они же в своём лесу практически неуязвимы…

Но сточеры ослабели гораздо в большей степени, чем ребята себе это представляли. Прошли времена, когда избранные жрецы, объединившись в большие группы и переплетясь нашейными щупиками, открывали миры ветви расщепа и вытаскивали оттуда людей. Многие из похищенных погибали или сходили с ума, будучи не в силах перенести столь резкую смену обстановки. Сточеры сменили тактику — они вытаскивали теперь только тех, кто по религиозным мотивам жаждал покинуть родной мир или вступить в контакт с силами иных миров. Эти адаптировались на Камете лучше, из них получались слуги, но и среди таких временами появлялись вожди, поднимавшие их против сточеров.

Множились людские поселения, но ещё быстрее росли человеческие кладбища. Сточеры освоили новое умение — теперь они вытаскивали человека и немедленно возвращали, оставляя себе его здешнее тело. В это тело вселялось сознание одного из жрецов-сточеров. Теперь у слуг появились вожди, ничем от них физически не отличающиеся, и понимающие людей в гораздо большей степени.

— Сознание и тело связаны, — продолжала дочь шамана, — в человеческом теле сознание сточера очеловечивалось. Такая трансформация считалось для сточера высшим почётом. Сточеролюди владели человеческим языком и умениями, сохраняя знания сточеров. Их хоронили среди людей, которые даже не подозревали об их двойной природе. Это был расцвет цивилизации Камета. Были построены порты, города, дороги. Ритуальное место стало и храмом и космодромом одновременно: каждый из освящённых прондагов в священном рисунке обозначал один из известных сточерам миров. С помощью этого рисунка, одновременно и карты и часов, сточеры могли выдёргивать новых людей. Происходило это в определённые промежутки времени, зависящие от расположения звёзд — готовый к использованию прондаг начинал светиться. После использования его освящали в человеческой крови заново. Прондаги центрального круга освящали кровью сточеров: я первая из людей, давшая им свою кровь. Мне было дано на то разрешение. Сточеры считают меня теперь соплеменницей, и мне ничего не грозит в их лесу.

— Не слабо закручено, — засмеялся Константинов. — Лихая замануха. Но отчего ты для них крови не пожалела, раз они тебе не нравятся?

Ольга сделала знак помолчать и напряжённо к чему-то прислушалась. Ермолай тихо посоветовал припасть к земле и слушать стук копыт. На его удивление, подруга кивнула и быстро спустилась вниз. Леонид напряжённо прислушивался и качал головой — ничего не слышно. Но Ольгин авторитет в лесу был непререкаем, так что они молча дожидались её возвращения.

— До полуночи остался час, — сообщила Аникутина, как ни в чём ни бывало. — Всадников поблизости нет. А кровью я поделилась оттого, что это единственная возможность сохранить наш контакт со сточерами. Им ведь свободные и любопытные люди совсем не нужны, вас они не примут и вступать в контакт не станут. Ниже обрыва мы можем делать всё, что хотим. Впрочем, экстрасенсорику они отныне станут блокировать. А в своём лесу любого не-сточера постараются убить. Кроме меня.

Только Харламов понял, что дочь шамана сказала лишь то, что сочла нужным, умолчав о более важных вещах. Но ведь и он, перестав на Камете её чувствовать, испугался именно этого, а не возможной агрессии сточеров. И он тоже не признался в этом никому…

Когда они спустились вниз и разбудили Вику с Галкой — готовить пищу и Игоря для сторожевой службы, супруга отвела Ермолая в сторону и на ухо тихо спросила:

— Ты сам вызвал Сашку из расщепа, или тебе действительно сточеры помогли?

— Думаю, сам, — столь же тихо ответил тот.


Ночью было холодно, не спасали даже многочисленные волчьи шкуры, обнаруженные в одном из сундуков. Едва рассвело, костёр старательно погасили и сели завтракать. Обеда и ужина не предполагалось. Каши из круп каждому досталось в охотку. Ни мяса, ни хлеба не было, но это никого не смутило. Утренняя разведка старательно обследовала ручей на пару километров вверх и вниз, до его впадения в извилистую речку с крутыми берегами. Кругом простирался раннеосенний лес, желтизна тронула немногие листья. Оля набрала грибов и ягод к следующей трапезе.

Игорь уверял, что флора двадцать третьего мира абсолютно совпадает с земной. Следы кабанов в лесу указывали, что населённые места от башни далековато. Но на всякий случай воинские упражнения отменили после того, как Аникутина сообщила, что щелчки тетивы луков хорошо слышны с ручья. К полудню зять предложил сходить на разведку в западном направлении. Харламов взял лук и меч, Кутков ограничился коротким копьём.

— Замучишься с ним по лесу продираться, — предупредил его командир, но тот небрежно махнул рукой в ответ.

Когда они отошли метров на сто, Лёня вообще оставил копьё в лесу, объяснив, что понадобиться оно может только возле башни. И таскать его по лесу на самом деле и трудно и бессмысленно. А на обратном пути он его подберёт.

— В нашем ночном разговоре, Ерёма, меня зацепило одно обстоятельство, которое всем кажется само собой разумеющимся. Помнишь, при возвращении с Камета наши тамошние тела мгновенно исчезали? Мы воспринимали это явление как нечто, для переходов между мирами естественное. Одно тело, натуральное, лежит без сознания в "холодильнике", а второе, временное, сопровождает в погружении в общем мире путешествующее сознание. Это временное тело появляется из ничего и исчезает без следа. Но есть ведь закон сохранения материи и энергии, никто не утверждает, что он перестаёт действовать в какой бы то ни было точке вселенной. Из энергии можно создать материю, да, но все известные нам способы сопровождаются рассеянием энергии. Чтобы создать шестьдесят килограмм материи за одно мгновение, хочешь не хочешь, придётся попутно рассеять столько энергии, что сгорит всё на сотню километров вокруг.

— Может, где-то в неизвестном нам месте именно это и происходит? — предположил Харламов.

— Ничего не выйдет. Где материя возникает, там и энергия рассеивается. А если бы имело место обычное перемещение между мирами, то перемещалось бы и наше базовое тело. Но, боюсь, что и в этом случае рассеяние энергии было бы таким, что это самое тело попросту бы испарилось. Так что с законами физики наши погружения можно согласовать только при одном-единственном предположении: тело либо там, либо здесь нематериально. А лучше всего, чтобы оно было нематериально и там, и здесь. Информационная матрица в чистом виде. Мы же перебрасываем компьютерные программы из одной машины в другую, и даже заставляем их работать в разных операционных системах.

— Значит, сейчас мы с тобой просто матрицы в некоем киберпространстве? Оттого ты и копьё оставил, что матрицу мечом не запугаешь?

— Информацию очень даже можно и стереть, и исказить, так что для нас с тобой это предположение, возможно, совершенно ничего не меняет. К тому же мир вокруг нас вполне может быть и материальным. И даже наши тела могут быть материальными, заимствованными у кого-то на время. Для нас они совпадают с базовым образом, так наши программы нам их преподносят. Предположение, ничуть не более оригинальное, чем возможности твоих сточеров управлять погодой и нашим прямым чувствованием…

Сточеры, ясное дело, были ермолаевыми настолько же, насколько и лёнькиными, да и вообще в рамках этой идеи вполне можно было допустить, что сточеров и в природе-то не было, но сама эта идея что-то такое в душе командира зацепила. Понятно, что считать себя то ли компьютерной программой, то ли иной информационной матрицей — это просто непредставимое, невыносимое для обычного человека дело, всё нутро восстанет против, это он, как психолог, понимал отлично, но когда иного объяснения фактам не находится, приходится соглашаться с самым невероятным объяснением. Кажется, такой принцип исповедовал некогда Шерлок Холмс. Холмс, кстати, сам был наглядным образцом продуктивности идеи Куткова. Физически он не существовал — но насколько больше мы знаем о нём, чем о большинстве его реальных современников! С информационной точки зрения он был куда реальнее миллионов англичан конца девятнадцатого века.

— А ведь в школе эта мысль никогда не обсуждалась, — задумчиво сказал командир, и его спутник многозначительно кивнул.

За разговором они не забывали осторожно перемещаться по лесу, постоянно прислушиваясь. Харламов выискивал самое высокое дерево, надеясь с его вершины осмотреться. Его выбор пал на могучий кедр. Зять понял его с первого взгляда и отвязал с пояса припасённую на всякий случай верёвку.

— Лучше я. Ты при оружии, да и лес ты слышишь, как настоящий охотник. Посторожишь.

Он полез, лихо захлёстывая концом верёвки ветви и подтягиваясь на ней. Вскоре Лёнька скрылся из виду. Вокруг шумел лес, манили разноцветными шляпками грибы, перекликались в кронах птицы. Ермолай не ощущал более присутствия живых существ. Он чувствовал себя здесь оглохшим, но Сашке, как было видно с первого взгляда, приходилось намного хуже. Богачёв замкнулся в себе и затравленно озирался, односложно отвечая на обращения ребят. Казалось бы, он более других страдал от постоянного восприятия чужих мыслей и не раз выражал желание побыть один. И вот — его талант чтеца отказал, и он вместо радости отдыха ощущал растерянность и тоску.

— Ничего, — доложил спустившийся лазутчик, — кругом лес. К югу, похоже, то ли низменность, то ли река. Километрах в трёх…

Они вернулись к башне. На разведку к югу ушли Игорь с Ингой. Харламов присоединил собранные грибы к Ольгиной кучке. Та посмотрела, улыбнулась скептически — её результат был почти вдвое солиднее. Разведчики вернулись неожиданно быстро. В низине они обнаружили речку — судя по всему, ту же самую, на которую ранее вышла утренняя разведка. Только здесь она была пошире, а по берегам кое-где располагались красивые поляны. И никаких следов человека, что порадовало ребят больше всего.

— Ты знаешь, — подсела к Ермолаю жена когда тот задумчиво рассматривал сточеровскую схему вселенной — ёё никто не стёр, все старательно обходили рисунок, даже ночные повара, — я подумала над твоими вчерашними словами. В чём-то ты прав. К нам четверым действительно относятся иначе, чем ко всем остальным. Только я бы не назвала это недоверием. Это, мне кажется, чрезмерная бережливость.

— Ни тебя, ни Лёньку в инфантильности упрекнуть невозможно. Вы взрослые, уравновешенные и серьёзные люди. К чему тогда бережливость и щепетильность? Из-за меня? — не согласился командир.

— Инфантильность здесь ни при чём. Скорее, мы отличаемся большей готовностью отказаться во имя каких-то целей от привычного мира. И, кажется, вскоре от нас именно этого и потребуют.


Звук, имитирующий крик птицы, донёсся со сторожевой вышки, и двор мгновенно опустел. Спустя полминуты ребята сквозь бойницы разглядывали трёх подъезжающих всадников. Нагрудные блестящие кирасы, запылённые шлемы, кольчуги до колен, притороченные к сёдлам копья. Щит был только у одного, который держался в нескольких десятках шагов сзади. Двое ехали на одном коне, причём первый навалился грудью на холку, а второй придерживал его одной рукой. Лошадь без седока, с большими сумками по обе стороны пустующего седла, трусила следом самостоятельно.

— Эй, в башне! Ребята Дружинкина! Откройте, если вы там. Мы нуждаемся в помощи!

Ворота открыли, безвольно обмякшее тело сняли с седла. Густые светлые волосы свисали из-под шлема, девушка открыла глаза, посмотрела вокруг безучастно, и глаза закрыла. Второй всадник спрыгнул с коня и снял шлем.

— Антон, — протянул он руку Ермолаю. — Надя ранена, получила стрелу в спину. Есть среди вас лекари?

Харламов кивнул Константинову и пожал протянутую руку.

— Ермолай. Кольчуга не помогла?

— Если бы не помогла, её сейчас с нами бы не было. Стрела вошла на пол-ладони. Мы скачем вторые сутки, боюсь, не началось бы воспаление. Слушай, а ты не Харламов ли будешь?

Получив подтверждение своей догадки, Антон удивился: что делает целая группа, имеющая свой мир, здесь?

— Прячемся. Есть, оказывается, такие существа, что от них только здесь и скроешься.

Антон уважительно покачал головой, а во двор въехал третий всадник.

— Я Олжас, — представился он всем сразу и принялся рассёдлывать коня. — Погони поблизости нет.

Константинов осмотрел девушку и подошёл к командиру:

— Дела плохи. Здесь нужны или паранормальная медицина, или антибиотики. Есть у вас связь с расщепом? — обратился он к Антону.

Тот развёл руками. Непредвиденная стычка заставила их отклониться от маршрута. Искать их мастера Радуги станут, но не раньше чем через два дня.

— Вы что, тоже не имеете назначенных часов связи? — спросил Антон устало, не надеясь на благоприятный ответ.

— Нас так быстро сюда забросили, что даже не проинструктировали. Сказали — сидеть тихими мышками, днём костра не жечь. У нас и оружием владеет только один человек…

Коней обтёрли, поставили под навес. Олжас сказал, что им надо выстояться, поить их пока не стоит. От него и от Антона страшно несло конским потом. Оба при ходьбе слегка покачивались и часто потирали промежность, болезненно морщась.

— Может, травы какие заварить, или рану промыть чем? — с безнадёжностью промолвил Антон, жадно осушив ковш с колодезной водой. — Разбирается у вас в этом кто?

Командир обнадёжил его, сообщив, что и Ольга и Алексей в народной медицине вполне компетентны. Они уже развели огонь в очаге, поставили на него котелок с водой. Но было понятно и то, что Лёшка не ошибался — спасти Надежду средствами двадцать третьего мира было невозможно.

— В засаду попали?

— Можно и так сказать. Лоркиз всегда пропускал наших людей, не придираясь. Мелкие группы проходили или проезжали так, крупные отряды платили небольшую мзду — за беспокойство. Здесь все бароны так поступают. Но в этот раз его людей словно подменили. Причины мы так и не узнали. Хорошо, меня в своё время обучили интонационному анализу. Я понял по речам их главаря, что любые переговоры бесполезны, и мы пустили коней вскачь ещё до того, как сблизились. Но вот Надьке не повезло…

Антон не исключал и того, что по их следам могли пустить погоню. Без собак, ясное дело, их следы потеряли бы сразу, но у Лоркиза могли быть и ищейки. Беглецы сделали несколько петель и пару раз долго ехали по воде — но гарантий это не давало. Впрочем, погоня с собаками могла подоспеть не раньше завтрашнего дня, так что беспокоиться пока следовало о другом.

Надю, пришедшую в сознание, перенесли на первый этаж башни и затопили печь. Под лестницей на второй этаж обнаружились колена разборной трубы: два из обожженной глины, остальные из обмотанной жилами коры. Собрав трубу, её вывели в одну из бойниц второго этажа. Оказалось, разведчики расщепа соорудили в двадцать третьем мире больше десятка таких башен. Какие-то, вроде этой, стояли в безлюдных местах, другие, наоборот, стояли в городах и в них постоянно жили местные жители, сотрудничающие с разведчиками. Такие башни были широко распространены восточнее, и не вызывали удивления, при этом давая знать, кому надо, что здесь можно было рассчитывать на помощь.

Поев, Олжас ещё раз сходил к коням и уснул, даже не отстегнув меча. Антон пока держался.

— Обычный феодализм, мне он уже вот где сидит, — провёл он рукой поперёк горла. — Изо дня в день тупые, вонючие рыла вокруг, и чуть что — хватайся за меч, защищай свою жизнь. Поблизости нет ни одного крупного, упорядоченного государства, да если б и было, то толку от этого для нас почти никакого. Здешние законы что-то гарантируют только феодалам. На нас работает парочка, но и против них иногда выступают соседи, так что приходится даже в чужие свары встревать…

Юноша, который полез было с вопросами о жизни здешних обитателей, осёкся. Люди здесь жизнью рискуют ежедневно, от лёгкой царапины могут сгинуть — им не до удовлетворения его досужего любопытства.

— Это у вас, я вижу, противники крутые. В расщепе с кем поссорились?

— Нет. Это у нас мир такой, Камет, что его обитатели когда-то могли людей в свой мир выдёргивать. У них там полно человеческих кладбищ. Может, они это и сейчас могут делать — мы точно не определили. А нашу группу они и поимённо знают, и со всеми нашими психомагическими характеристиками ознакомились…

Продолжать не было смысла — Антон уже заснул, привалясь к стенке башни. Ночь прошла спокойно. Надя пока держалась, но Ольга, угадав вопрос мужа, только вздохнула, когда он присел возле девушки:

— Если завтра не переправить её в расщеп, следующего утра она может не дождаться…

Они топили печь всё ночь, согревая раненую, и поутру половина группы отправилась в лес заготовлять дрова. Антон умылся, сделал несколько взмахов мечом — ребята из группы посмотрели на него с неприкрытым уважением — и отправил Олжаса верхом на разведку.

— Если нас выследили, то подойдут они по ручью, по нашим следам. Олжас и предупредить нас успеет, и следы запутает, уведёт погоню в сторону.

Как он будет выкручиваться, если погоня сядет ему на хвост, командир спрашивать не стал. Антон попытался поговорить с Надеждой, но та быстро устала и погрузилась в забытьё. Разведчик поднялся с непроницаемым лицом и спросил, нет ли в группе операторов миров с талантами экстрасенса. Услышав, что таких найдётся сразу четверо, Антон удовлетворённо улыбнулся.

— А повязки у вас какие?

— Жёлтые, надо полагать. У Ольги зелёная. Нам после открытия общего мира новых повязок пока не давали.

— Командир, ты немного не прав, — вступил в разговор Алексей. — У нас четверых, как минимум, зелёные повязки. У вас с Ольгой, мне кажется, должны быть голубые. Не удивлюсь, если и синие.

Антон облегчённо вздохнул:

— Что же, в таком случае вы можете попробовать послать вызов в расщеп. Я знаю, что владельцы фиолетовых повязок могут вернуться из любого мира, даже безымянного. А те, у кого повязка синяя, могут посылать вызов из мира в мир. Если вы объедините свои усилия, может, пробьётесь и вы.

Ермолай подавил возникшее желание сказать, что такой вызов невозможен. Кто на самом деле знает, что возможно? Но за него это сделал Леонид.

— В подобных случаях уровень мастерства не суммируется, — он мрачно покачал головой. — Будь нас хоть четверо, хоть сорок тысяч. И я никогда не слыхал, чтобы из безымянного мира можно было вот так запросто послать вызов в расщеп.

Антон вскинулся. Конечно, насчёт "запросто" он не спорил. Но возвращение мастера с фиолетовой повязкой однажды наблюдал сам. Стоял человек посреди толпы, связанный, под охраной — и его вдруг не стало. Нескольких охранников тут же обезглавили, а раздосадованный палач, обещавший некоему графу выжать из молчаливого иноземца всю правду, даже отказался от полагающегося имущества казнённых.

— Мастер с фиолетовой повязкой позволил себя связать, как последнего бродягу? — удивился Кутков.

— Нам был нужен доступ в тюрьму. Мы рассчитывали, что его будут держать в темнице, и он сделает там то, что требуется. А граф примчался сразу и пожелал приступить к пытке безотлагательно. Пришлось нам потом ночью охрану тюрьмы нейтрализовать…

Антон настоял, чтобы они всё же попробовали. Надька ни о чём не просила — лежала с закрытыми глазами и порой начинала что-то бормотать. Собравшись в кружок, позвав для усиления Ингу, они несколько раз пытались послать вызов. Бесполезно. В двадцать третьем мире они даже друг друга не слышали. Антон посмотрел на их попытки, потом сел у стены башни лицом к забору и обхватил голову руками.

— Ерёма, ты иди наверх, попробуй один. Если кто и сможет, так только ты, — тихо сказала Ольга и пошла к лежащей в забытьи девушке.

Харламов вновь и вновь взывал то к Косте, то к любому из остальных ребят Дружинкина. Его не оставляло чувство, что в своё время он катастрофически ошибался, не познакомившись с ними поближе. Потом он решил, что любые мыслепосылы здесь бесполезны, и опираться следовало на нечто, максимально близкое к прямому чувствованию. Да, на этой ветви, если верить сточерам и собственным ощущениям, такая возможность отсутствовала. Но ведь в расщепе в этот самый момент находилось его истинное тело, обладающее полным набором нужных качеств. Всего-то и следовало — дотянуться, воспользоваться. Но как?

Припомнились недавние рассуждения Леонида. Если сейчас он является лишь некоей информационной матрицей, блуждающей в ограниченном некими условиями пространстве, то эта матрица не может быть единичной. Должны быть копии, пусть временно неактивные — без этого его тело в "холодильнике" должно рассыпаться в прах. А если вспомнить Гволн? Получалось, он обладал двумя различными телами, построенными на основе общей психо-матрицы. Нет, копии, что ни говори, должны быть. Или оригиналы, если сейчас он — временная копия.

Харламов сосредоточился на моменте перехода в двадцать третий мир. Тогда его психоматрица прошла по проходу, открытому Костей. Может, стоит попробовать синтезировать в своём сознании копию Кости? Достоверность копии неважна, она должна обладать лишь двумя точными характеристиками — соответствием пунктов входа и выхода. Он сконцентрировался на своих воспоминаниях в тот момент, когда его переправляли в двадцать третий мир. Удерживая образ проводника, он вновь и вновь посылал образ нуждающейся в помощи девушки в расщеп. Он даже пытался послать чёткий звуковой посыл с криком о помощи и вдруг ощутил, что его голосовые связки онемели.

Потребовалось несколько секунд, чтобы вынырнуть из глубочайшего сосредоточения и начать контролировать своё тело. Горло ныло, но Ермолай мог и говорить и глотать безо всяких затруднений. В этот момент Костя вдруг представился ему так явственно, что юноша даже помотал головой.

— Случилось что? — деловито спросил голый проводник, действительно стоящий сейчас напротив.

— Внизу девушка, Надя. Она тяжело ранена. Верни её в расщеп немедленно. И — появись ещё раз до вечера…

Сбежав вниз, он уже не застал Костю, только одежда девушки лежала кучей тряпок на полу. Дочь шамана посмотрела на него блестящими от слёз глазами и улыбнулась. Антон полез обниматься, а Леонид выставил вверх большой палец, подмигнул, и лицо его вновь приняло задумчивый вид.

— Ну и что мы будем делать? — спросил Лёшка, когда командир закончил свой рассказ.

Почти вся группа, свободная от охраны, столпилась вокруг. Вопрос был понятен. Вернётся Костя или иной проводник, и что они скажут ему? Сидеть ли здесь дальше, дожидаясь нового затмения, во время которого сточерам, предположительно, будет не до них? Возвращаться? А если возвращаться, то всем или кому-то?

— Я предлагаю не экстрасенсам вернуться, — произнёс сиплым голосом Ермолай. Горло болело, чем дальше, тем больше, и заваренная Ольгой травка не помогала. — Риск есть, но я считаю его не слишком большим. Могу ошибаться. Решайте…

— Я предпочитаю возвращение, — быстро сказала Галка. — Если Сашок с Серёгой здесь позарез не нужны, пусть тоже возвращаются.

Братья были в ближнем дозоре, а право Галки высказываться от их имени давно не оспаривалось. Игорь был за возвращение, но подозревал, что Баканова, ныне несущая службу на наблюдательной площадке, спешить возвращаться не станет. Сашка Богачёв высказался за возвращение, Вика кивнула в знак согласия. Командир припомнил, что в башне она больше молчала и держалась поближе к Сашке, что того явно не радовало.

— Мне кажется, нам тоже можно вернуться. Вернётся Костик, спросим, что на сей счёт думают Мариэтта и Селиванов, — бухнул Кутков.

Лёшка пожимал плечами, дочь шамана держалась загадочно-непроницаемо. Её проблема сроков возвращения волновала менее всего. Харламов постановил, что вопрос о возвращении пусть каждый решает сам. На том и остановились: то есть все разговоры прекратились, а ребята разбрелись по двору. Костёр и печку загасили, поели грибной похлёбки, Игорь увёл нескольких человек в лес, устранять следы человеческого присутствия. А затем прискакал потный Олжас.

Спрыгнув с коня, он тихо бросил несколько слов Антону. Тот думал недолго.

— Ермолай, отзови своих из леса. За нами погоня. Серьёзные люди, с собаками-ищейками, с местным проводником. Олжас сам видел. Идут неспешно, но зато для них наши петли и прочие хитрости — что открытая книга. До вечера они вполне могут отыскать башню. Уйти нам не удастся, три коня всего, людей много. Примем бой, в засаде у нас будет преимущество.

— Сколько их?

— Олжас видел пятерых, но они наверняка держатся группами. Преследуют они нас троих, значит, вряд ли их больше двух десятков. Продержимся…

Командование принял Антон. Но его первый план — отрядить часть бойцов в лес, чтобы те ударили штурмующим стрелами в спины — был быстро отвергнут. Разведчик отказался от него без сожаления — было ясно, что опытные следопыты с собаками не оставят незамеченной засаду у себя в тылу. Сидеть, и тупо ждать, пока их осадят и начнут брать измором, не хотелось. Впрочем, Антон надеялся на быструю помощь из расщепа.

— Мы за своих всегда спрашиваем полной мерой, — горячился он, то и дело хватаясь за рукоять меча, — тут иначе нельзя. Сегодня спустишь обиду, а завтра выстроится очередь из желающих тебя обидеть снова. Придут крепкие ребята, наденут доспехи, покрошим ищеек Лоркиза в капусту. Будь их пятеро, один Олжас задал бы им перцу…

Харламов предложил всё же отправить Олжаса — если тот сочтёт план разумным — оставить свежие следы дальше по ручью. Пусть хотя бы часть преследователей и собак уйдут в сторону. Может, оставшиеся будут не столь осторожны и сунутся всей толпой под стрелы лучников из башни? Коренастый немногословный боец кивнул, признавая план удачным. И тут во дворе появился голый Костик, а затем двор начал быстро заполняться обнажёнными людьми. Одним из первых появился Гришка Рахимов, потом другие школяры, а затем и люди, которых юноша видел впервые.

— Кто возвращается в расщеп, одежду снимайте, — спокойно предложил Григорий.

Девчонок отправили домой всех, даже Ингу, которой страсть как хотелось подраться по-настоящему. Отправили с ними Игоря и Сашку Богачёва. Оставшихся, впрочем, поставили с луками в башню, причём к тем бойницам, что выходили на тыльную, лесную сторону. Олжас с Антоном на конях выехали к ручью, дабы послужить приманкой, восемь бойцов ушли в лес, в засаду. В башне осталось девять человек. Бойницы закрыли специальными досками, в которых были пропилены узкие обзорные щели. Началось тягучее ожидание.

Константинов стоял рядом, сопел, вертел головой. Потом на несколько минут застывал неподвижно — видать, уходил в медитативное состояние. Лёня и братья просто ждали, сидя у стены и лишь время от времени поглядывая в щели.

— Ты, Ерёма, меня за это время ни разу не почувствовал? — спросил, наконец, Константинов.

Командир покачал головой. Здесь, в двадцать третьем мире, он мыслей и намерений других людей не воспринимал.

— А я на пару секунд тебя уловил. Сомневаешься, хватит ли решимости в преследователей стрелять? Здесь для контакта требуется ловить ритм дыхания и сердцебиения, тогда что-то получается.

— На расстоянии в один шаг? Возможно, получится. А польза?

— А допросить? — возразил Константинов.

Он был прав, такая возможность могла понадобиться. Командир, правда, был полностью уверен, что Антон сотоварищи никого ни допрашивать не станут, ни в живых оставлять. Тайну башни следовало сохранить — первое; и устрашить Лоркиза следовало максимально — второе. Любой вернувшийся, даже через много лет, преследователь означал бы полный провал обеих задач.

— Я не выстрелить боюсь, а того, как потом это переживать стану…

— А ты Надьку вспомни, если сомнения одолеют. Кабы бы не твой вызов, она прожила бы ещё часов шесть, не больше, — посоветовал холодно Алексей.

Из леса выскочила собака и, опустив нос, принялась обнюхивать поляну. Кто-то из опытных воинов жестом отослал Лёшку и показал руками юноше — мол, по команде откроешь бойницу и сразу после выстрела закроешь. На другой стороне башни тоже наметилось оживление. Уже и Ермолай слышал голоса, позвякивание, конское ржание. А собака продолжала бегать вдоль частокола, не поднимая головы. Но вот она остановилась. По кивку лучника Харламов убрал доску, схватившись за приделанную изнутри ручку. Щёлкнула тетива, и он разом вернул доску на место. С другой стороны башни открыли бойницы, и лучники разом выстрелили. Вторым залпом выстрелили те, кто открывал бойницы. Но юноша на их действия не смотрел — доску, которую он вставлял в бойницу, чуть не выбило сильным ударом. Сквозь дерево, расщепив доску пополам, пробилось узкое лезвие наконечника стрелы. По брёвнам с той стороны что-то сильно ударило — другие стрелки в бойницу не попали.

— Опытные…, - с усмешкой проговорил лучник, — на открытое место не сунулись.

Харламов глянул сквозь щель: людей не видно, только пронзённая стрелой собака лежала на траве. Зато с другой стороны картина была куда живописнее — там кони либо бродили по склону холма, либо стояли спокойно возле погибших седоков. Семеро преследователей вылезли сгоряча под выстрелы и погибли мгновенно. Собаки при этой группе не было.

— Это рядовая пехота, их взяли для численности, — шепнул на ухо лучник. — Настоящие бойцы в других группах. Но они пока не знают, что наши в лесу на них охотятся, и станут думать, что им делать с нами.

— А что они нам сделают?

Лучник предположил, что первым делом попробуют поджечь башню. Враз это не сделаешь, потребуется время на подготовку, да к тому же нападающие попытаются обшарить опушку, чтобы уточнить потери. И тут уже засада воинов расщепа получит преимущество скрытности и неожиданности. Так оно и вышло: в кустах послышался звон мечей, воинственные крики, щелчки тетивы — и через несколько минут на открытое место вышел Рахимов, ведя за собой в поводу коня, на крупе которого висело недвижное тело.

Защитникам башни поручили самую неприятную работу — раздеть и закопать трупы. В двадцать третьем мире даже окровавленная одежда с дырами от стрел или мечей представляла ценность, от которой не отмахивались. Тела свалили в наспех вырытую яму на краю леса, забросали землёй. Гришка с отрядом ушёл на помощь Антону и Олжасу — те ещё водили преследователей по лесу, и именно их преследователи были самыми опытными и упорными. Трофейных коней завели внутрь ограды, под навес, убитую собаку бросили в кусты, и даже стрелы из стен башни вытащили — если обстоятельства сложатся не лучшим образом, преследователи найдут башню, и нельзя было потерять какой-никакой шанс вновь получить преимущество внезапности.

Они вновь стояли в башне, глядя по сторонам сквозь узкие щели. Вечернее солнце било в глаза, и Ермолай переставил доску так, чтобы видеть опушку.

— Ерёма, как ты смог прорваться в расщеп? — подошёдший тихонько Лёнька сбил его с размышлений.

— Вспомнил своё перемещение сюда, проводника, попробовал дотянуться до своего базового тела…

Зять кивнул понимающе, отошёл, а Харламов вновь попытался связать только что ускользнувшую мысль. И ведь думал он как раз о Лёне. Да, тот здорово изменился после свадьбы. Спокойнее стал, хотя и до того был всегда уравновешен. Стал молчаливее, к школе относится без былого восторга. Прежний Кутков никогда бы не позволил себе предположить, что все они — персонажи какой-то безумной игры или эксперимента. И если он всерьёз так думает, то как смог примириться с участью марионетки? Впрочем, командир прекрасно понимал: можно привести множество аргументов в пользу того, что герой компьютерной игры, наделённый свободой выбора, сам для себя ничем принципиально не отличается от сотворённого по образу и подобию божьему полноценного человека. Все различия — наличие души — были бы значимы для верующего, а вот для учёного их практически не существовало.

А раз разницы нет, то что принципиально меняется? Аникутина, ясное дело, никогда бы с такой постановкой вопроса не согласилась. Но ей можно и не рассказывать. Ермолай вновь сглотнул и подумал, что боль в горле, должно быть, станет мучить и его базовое тело. Вообще, чего он испугался — а это так и было, себя обманывать незачем — и постарался скрыть от администрации школы как можно больше сведений? Он интуитивно верил, что прав, и другие операторы миров не возражали, но почему он так поступил, не мог разобраться до сих пор. И, похоже, в двадцать третьем мире он этого всё равно не поймёт.

Воздействие сточеров на их прямое чувствование могло заключаться только в усилении или ослаблении экстрасенсорных способностей школяров. И сточеры их усилили, скорее всего — необратимо. Чего они этим добивались, не столь уж существенно, а вот он ясно понял в этот момент, что он-то хотел скрыть от Лысого и компании рост своих способностей. Удалось ему? Трудно сказать. Но желание это, достаточно иррациональное, в двадцать третьем мире только окрепло, и он смог его осознать. Только вот история с Надей и его вызов, пробившийся из безымянного мира в расщеп, сделали бессмысленной всю конспирацию. Как утверждал Антон, это деяние на уровне синей повязки. Теперь глупо прикидываться прежним…

Бойницы на той стороне открылись, луки и арбалёты бойцы отложили в сторону. Через холм ехали бойцы расщепа на трофейных лошадях. Победа. Костя взобрался на второй этаж и глянул на Харламова:

— Домой?

— Домой, — согласился тот и принялся снимать кольчугу.


Конечно, и в здешнем его теле саднило горло. Усталость навалилась такая, что говорить он не стал ни слова. Да и не было необходимости. В расщепе к его услугам были возможности мысленного общения. Оттого и Лысый, и Мари, и Ольга даже не пытались к нему приставать. Вопросительно глянул Сашка Богачёв, всё понял, и отвернулся. Плюхнувшись на койку, юноша задал себе мысленную установку на блокирование мыслей и мгновенно заснул.

Сон свой на этот раз он помнил во всех подробностях. Тёплая зелёная степь, по железной дороге мчится поезд, а он, голышом, прячется в канаве и выглядывает из лопухов, пытаясь прочитать таблички с пунктами назначения на вагонах. А в небе висят огромные, внимательные человеческие глаза, пристально за ним наблюдая…


— Ты должен был слышать, что ни один важный элемент сновидения случайным не бывает, — сказала ему через три дня Елена Артёмовна. — Глаза ты видел и раньше, так что этот элемент отражает твой неизбытый страх по поводу возможного наблюдения. Не стану утверждать, что у этого страха нет обоснованных причин. Их более чем достаточно, но таков удел любого человека, свершающего великие поступки. Придётся привыкать.

— Великие? — ученик усмехнулся.

Его группа сейчас в Камете, полным составом пробирается к Краю, и он, даже отсюда, чувствует все переживания и решения Ольги. Ему уже открыто сказали, что он заслужил синюю повязку, а он всё так же чувствует себя ничего не понимающим новичком. Впрочем, кое-что он знает — ни одного человека, кроме членов группы, Лысый решил в Камет не пускать. Страх Ермолая, истинный или мнимый, произвёл на него впечатление. Это Селиванов сказал ему наедине, попросив никому не говорить. Ещё Лысый дал ему пароль к группе файлов, попросив обязательно всё посмотреть, когда придётся быть в Большом доме.

— Как минимум по меркам школы — великие, — серьёзно сказала Артёмовна. — Здесь, заметь, не только твоя личная заслуга. Тебя несколько лет лепили целым коллективом, ты — как наконечник пущенной в цель стрелы. Так что умаления общих заслуг нам не надо. А тебе должно быть достаточно того, что ты спас Наде жизнь.

— Антон с Олжасом сделали куда больше, — проворчал ученик, понимая, что он сделал то, на что у любого другого человека из школы способностей бы не хватило.

— Я вижу, ты сосредоточился. Отлично. Сейчас я покажу тебе, чего можно сделать на том уровне сосредоточения, на который ты сумел выйти в двадцать третьем мире…

Выбравшись из подземелья, он вновь поразился тому мысленному гвалту, что стоял в школе. И как он раньше всё это переносил? Школяры закрывали мысли, но теперь командир почти всегда мог взять их из-под защиты. Впрочем, некоторые использовали весьма любопытные типы маскировки. Размышляя об этом, Харламов поднялся в помещение с компьютерами. Вот они, нужные директории. Нужен пароль — пожалуйста: "Алиса". Подтвердить пароль — и это мы знаем, Лысый объяснил, следует набрать "Край". Файл открылся. Одни рисунки, то чёрно-белые, то неумело раскрашенные цветные. Радуги, то обычные, дуговые, то извивающиеся, свёрнутые в кольца или восьмёрки. Арбузы, дома, звёзды и планеты, сооружения, аквариум с рыбками…

Рисунков были сотни. Ученик быстро догадался, что сейчас он рассматривает то, что видели на Краю — или сквозь Край — самые разные люди в разных мирах. Он припомнил Богомолова, которого таскали из мира в мир, чтобы он рассказал, что же он увидел. Возможно, какие-то из рисунков были сделаны его рукой. А список предметов рос, включая в себя домашнюю мебель, насекомых, различные предметы быта, статуи неведомых людей, надписи… Что же это был за человек, узревший на Краю слова "Не суйся, куда не просят" — шутник? Но, надо думать, свидетельства очевидцев хоть как-то проверялись.

Ему запомнились лишь два рисунка. Один изображал внимательные человеческие глаза в небе — не те, что следили во сне за ним, но явно занятые схожим делом. А второй изображал спутник Камета, только меньшего размера. То ли Край искажал истинный размер, то ли спутник с тех времён успел приблизиться. Надеялся ли он найти среди рисунков поезд? Он не знал. Интуиция молчала. Артёмовна тогда сочла этот элемент сна основным, но он оставался непонятным. Поездов Харламов не видел уже несколько месяцев, давно о них не думал, а между тем в сновидениях всегда использовался материал опыта одно-двухдневной давности, всё иное обычно являлось следствием сложных процессов символизации и защиты, которые можно было рано или поздно проанализировать и понять.

Оставалось разобраться, чего добивался директор, безо всяких комментариев предоставив право ознакомиться с этой кучей рисунков. Ненавязчиво доказать, что на Краю можно увидеть всё? Но Ермолай-то увидел то, что располагалось за Краем! Если здесь и были такие рисунки, то они никак отдельно помечены не были.

На следующий день группа в Камете добралась до Края. Командир, медитируя в подземельях — это было твёрдое условие Юрия Константиновича, четыре дня медитаций по шесть часов в день минимум — сразу почувствовал, что это случилось. Не выходя из отрешённости, он разделил сознание на несколько частей, поручив одной из них внимательно смотреть глазами Ольги. Супруга ощутила его заботу и досадливо намекнула, что они здесь все ребята взрослые. Разумеется, они уже подошли к Краю на минимальную дистанцию, получив весь комплекс сопутствующих неприятных ощущений.

Юноша, будучи в состоянии крайнего внутреннего сосредоточения, едва их почувствовал. Он внимательно следил, как они запускали астральный глаз — и даже создал себе ещё один канал связи с Каметом, замкнув этот канал непосредственно на астральный глаз. Медитативное состояние лишает эмоции побудительной силы. Только это обстоятельство позволило ему сохранить концентрацию внимания, когда астральный глаз поднялся над Краем. То, что видел он сам, и то, что видели Аникутина и другие члены группы, кардинально различалось. Глазам Ольги предстала совершенно плоская бесконечная равнина, устланная множеством равномерно переплетающихся разноцветных канатов. Так выглядел бы для ползущей по нему мухи вязаный коврик на полу. Ермолай же видел такую же местность, что простиралась и по эту сторону Края: грязно-рыжие песчаные низкие барханы на каменистой равнине.

Минуты две он постепенно выходил из состояния сосредоточения. А когда вышел, внутренние часы показывали, что провёл он в подземелье шесть с половиной часов. Отложив мысли и размышления на будущее, командир отправился в спортзал. Фехтование на мечах и стрельба из лука в последнее время стали среди школяров неожиданно популярными, так что его появление никого не удивило. Успехи в этом искусстве, по мнению инструктора, ученик делал поразительные. Здесь не стреляли издали по неподвижным мишеням, стремясь набрать очки; стреляли в зале, на два десятка шагов, в мишень, движущуюся по замысловатой траектории с помощью системы канатов и блоков. Мишень совершенно очевидно и размерами и очертаниями напоминала туловище человека выше колена.

Ближе к вечеру Ермолай вышел на лыжную прогулку. Для пущей солидности он прихватил с собой рюкзак с двадцатикилограммовым грузом. Размеренно толкаясь, он задумался над открытым сегодня феноменом. Что это было? То ли каждый человек видел сквозь Край то, что предназначалось лишь ему, то ли из другого мира можно было действительно посмотреть сквозь эту таинственную преграду, тогда как обитателям этого мира суждено было узреть лишь морок? Оба варианта влекли за собой далеко идущие предположения, продумать которые основательно не хватало мозгов. Вероятности, допущения и гипотезы множились на каждом шаге, создавая сверхсложную, непостижимую и противоречивую картину мира.

Если восприятие Края и его воздействия индивидуально, что в какой-то степени несомненно, так, то насколько сам Край материален? Воображение рисовало жуткую картину: кучка сознательных голограмм, в смущении толпящихся перед голограммой бессознательной. И он сам, одна из этих голограмм, тщетно задумывающаяся над вопросами, посильными лишь для создателей этого иллюзорного мира. Бр-р! На этом пути истины точно не найти. А искать, быть может, надо именно там…

А если только взгляд из иного мира, не подчиняющийся законам мира этого, был объективен, то не столь глупым казалось поведение сточеров, отказавшихся от проникновения в иные миры. К чему оно, если впереди тебя ждёт гарантированный обман?


Появление командира в Верхнем доме восприняли с неподдельным энтузиазмом. Сашка встретил его в подвале, когда тот снимал лыжи.

— Мне кажется, ты что-то задумал, — заявил Богачёв напрямик. — Что-то очень серьёзное. Скажешь?

— Я не задумал, я задумался, — ответил Ермолай. — Задумался очень серьёзно. Слишком многое пришлось узнать, не сумев осмыслить. Нельзя двигаться вперёд в потёмках.

Сашка придерживал палки, пока он стряхивал снег с лыж, и без всякой связи с предыдущим разговором вдруг принялся рассказывать об одном из принципов работы любой спецслужбы. Те всегда использовали несколько уровней информации. Одна информация циркулировала среди посторонних — на уровне слухов, официально отвергаемая. Другая — официальная, распространяемая для всех. Третья — неофициальная для посвящённых, для своего круга. Четвёртая — официальная для руководителей высшего и среднего звена. Эта, последняя, информация была иногда даже менее правдоподобна, чем слухи, но при принятии решений очень часто руководствовались именно ею. Вопрос о правдивости каждого из этих уровней был излишним — истине не соответствовал ни один. Все это прекрасно сознавали, и, тем не менее, строили какие-то планы и прогнозы. Впрочем, спецслужбы зачастую содержали группу аналитиков, чьей задачей было установление истины по какому-то одному, конкретному вопросу.

— Намекаешь, что я заблудился в трёх соснах? — прищурился командир.

Они стояли на лестнице, ведущей в их башню. Сашка был спокоен, он хорошо продумал свой разговор. Ермолай мог бы пробиться сквозь его защиту, но не видел необходимости. Раз ему что-то нужно, он и сам скажет.

— Школы Радуги очень похожи на различные спецслужбы. Свои интриги, мифы, секретность. Я не удивлюсь, если выяснится, что на нас порой нападают представители других таких же школ, в чём-то существенном отличных. А из нас готовят супербойцов, которым лишние сомнения только мешают. Так что ты, Ерёма, брак в работе. Такая точка зрения есть. Я всё же слышащий, хоть мне до тебя и далеко…

— Ты на чьей стороне, Сашка? — спросил командир прямо.

— Мог бы быть на твоей, если бы знал, чем ты руководствуешься. А пока я придерживаюсь официальной позиции: наша цель — исследование миров и Края.

— Я тоже, — кивнул Харламов и начал подниматься.

На всякий случай он прощупал Сашку — подвоха не было, тот хотел только предупредить и не таил злых умыслов. Но было понятно, что слово "спецслужбы" Богачёв употребил с явным намёком, чтобы понятно было, от кого данная опасность исходила.

Объятия, совершенно искренние, встретили его в рабочей комнате группы. Все были готовы к погружению, рвались, можно сказать, в бой. Только Лысый общего энтузиазма не разделял, да Мариэтта держалась вымученно весело.

— Куда мы, на Край, или обрыв исследуем? — бодро поинтересовался Игорь.

— Насколько я помню, обрыв открыт только для Ольги? — вслух удивился командир. — Или я что-то пропустил?

Селиванов откашлялся — даже это он ухитрился проделать с унылым видом — и грустным голосом сообщил, что они тут всё обдумали и пришли к решению, что сточеры блефуют. И потому, продолжил он совсем траурным голосом, исследование обрыва рекомендуют продолжить.

— Я, конечно, директор школы и отвечаю за учебный процесс, но надо мною тоже есть начальники. Такие прямые указания я получаю очень редко. Камет оказался достаточно интересным миром, готовится большая программа по его изучению, — его голос увял чуть не шепота.

— А если программа исследований сорвётся, например, оттого, что сточеры выкинут нас с обрыва, то кто понесёт за это ответственность? — деловито поинтересовался Леонид.

— Да все понесут, — поднял голову Селиванов. — Я, Узоян, Ермолай с Ольгой. Начальство не понесёт, оно прямых указаний по проведению исследований не давало. Кутков тоже окажется ни при чём; кроме того возможного случая, когда именно его действия сорвут разведку.

Харламов помалкивал. Селиванову выкрутили руки, но он решился на то, чтобы доверить группе самой решать, как и в каком объёме проводить разведку. Не он обрабатывал группу, чтобы она так лихо рвалась на возможную смерть. И не Узоян, которая аж побелела от сдерживаемого страха. Впервые он легко преодолел её защиту и понял, кто и как давил на Селиванова. Да, стоило бы Лысому поклониться в ноги за выдержку и здравый смысл. Он принял весь удар и всю ответственность на себя.

— Юрий Константинович, мы всё поняли. Сейчас обсудим и начнём погружение, — миролюбиво промолвил командир.

Лысый посмотрел на него непонятным взором, подмигнул Мариэтте и вышел. Мари с опущенной головой последовала за ним. Юноша поймал взгляд Константинова — тот готов был поддержать любое его решение. Леонид с откровенным интересом разглядывал Ингу. Разглядывал упорно, как будто ожидая начала представления.

— Есть какие предложения? — поинтересовался Ермолай нейтральным тоном.

Высказалась Галина — мол, раз такая ситуация, следует погрузиться всем вместе и ломиться сквозь лес сточеров. Вернуться, мол, всегда успеем. Сашка оборвал её, заявив, что вернуться может только живой член группы. О самостоятельном возвращении трупов пока никто ещё не слышал. Галка мгновенно заткнулась.

— Ермолай же был на обрыве — и ничего. Мы можем погрузиться в той же точке и посмотреть, что там и как, — предложил Игорь.

— Ты готов пойти первым? — поинтересовался вдруг повеселевший зять.

Жолудев был готов, готова была и Инга. Её, как понял Харламов, обработали достаточно капитально. Возможно, для того его и держали внизу несколько дней. Чтобы не мешал. А вот Виктория повела себя куда разумнее.

— Нас несколько лет готовили к этой разведке. В нас вложены большие деньги. Если мы струсим или начнём поступать по своему разумению, то окажемся предателями. Мне тоже не нравится, когда так давят, но надо же реально смотреть на вещи. Сорвём мы разведку — и нас всех попросту выгонят из школы. Кто-нибудь здесь, что, именно такого результата желает добиться?

— Изгнанная из школы Клюзова сможет дышать, ходить и кушать домашние котлетки. А пропавшая на Камете — в лучшем случае прислуживать сточерам, — ехидно прокомментировал Сашка.

— Нас прямо на смерть никто не посылает, — возразила Вика, — для того нам самим предоставили решать, как именно мы будем действовать. Я бы с удовольствием Ольгу послушала, а то она только с умным видом молчит.

— К сточерам и мы с Харламовым вполне можем сходить, вдвоём. Или Ермолай может провести разведку прямо отсюда, это в его силах. Я так и не поняла, зачем загонять в Камет всех сразу…

Реплика Аникутиной разом выбила у всех почву из-под ног. Здравый смысл подсказывал, что как раз от тех, кто больше всех рвался в Камет, там было бы менее всего пользы. Лёшка скорбно заметил, что начальство меряет рвение подчинённых не разумностью их действий, а количеством затраченных усилий, так что потрафить ребятам, взявшимся защищать безопасность расщепа, можно только массовой вырубкой леса на обрыве и повальным пленением сточеров. Он так и сказал — "ребята, взявшиеся защищать безопасность расщепа", так что вещи, наконец, были названы своими именами. Потом Константинов предположил, что гибель какого-то члена группы вполне доказала бы их рвение и доблесть.

— А то школа за столько лет своего существования ни одного официально признанного посмертно героя не породила. Неудобно как-то перед большими людьми, — продолжил паясничать Алексей.

— Хватит. Я не хочу завтра из школы вылететь, и погибнуть в лапах сточеров тоже не входит в мои планы. Пусть командир решает. Спрашивать, как мы понимаем, будут с него, — решительно предложила Виктория.

Игорь с Ингой оказались не трусливого десятка, они попросились погрузиться на обрыв. Сашка тоже попросился, добавив, что мешать ни в коем случае не собирается, какую роль ему назначат, с той он и смирится, даже птиц в небе станет считать без возражений. И пришлось учитывать все обстоятельства, из-за чего в итоге они погрузились в полном составе. Игорь, Инга и Сашка — к котловине под обрывом. Вика, Лёшка с Лёней, Галя с Алешиными — на ритуальное место. Им полагалось попробовать прямое чувствование. А супруги отправились на обрыв. Только они и могли действительно что-то разведать, остальные ясно понимали, что их взяли для показухи.


Сильные идут дальше

Ничего здесь со времени его прошлого визита не изменилось. Многоцветный лес, в котором перепархивали между деревьями птицы, разрезала старая дорога. Прямое чувствование Ермолаю леса не показывало. То есть он мог разглядеть на какую-то секунду нужный ему участок, но тот сразу выцветал и расплывался, превращаясь в мутное облако. Сточеры не соврали: они действительно могли управлять прямым чувствованием и сейчас это демонстрировали. Однако защитили они только лес, уже проходящую сквозь него дорогу он мог оценить на всём её протяжении. Покрытие растрескалось, но оставалось ровным, а ковёр палых листьев обещал босым подошвам комфортное путешествие.

— Далековато тебе идти, — сказал он жене, которая сооружала себе походную юбку из подручного материала, — километров восемнадцать до поворота, где тебя будут ждать. Бежать, однако, придётся. Дорога позволяет.

Ольга тоже уловила мысли жрецов-сточеров. Те мыслезащитой не пользовались, и кое-что в их мозгах разобрать можно было. Прочие сточеры, бродящие по лесу, пасущиеся, решающие свои стадные вопросы, внимания людям не уделили. Безопасностью леса занималась небольшая группа жрецов, не больше двадцати особей.

"Погрузить сюда Эллу, дать ей направление, и всем сточерам в этом районе — каюк. Так и сделаю, если кто Олю обидит" — отчётливо сформулировал мысль Ермолай, давая понять сточерам соотношение сил. Его поняли, но не испугались. Запредельное насилие нынешним сточерам было неизвестно, они не поверили, что он способен всерьёз выполнить свою угрозу. Однако, раз он отправил им своё послание, ему ответили. Аникутина теперь считалась их соплеменницей, и каждый сточер в лесу был о том извещён. Так что она находилась под защитой всего народа сточеров, её мужу не о чем было беспокоиться. А ему самому тактично напомнили, что сам он лишён права входа в лес, и лучше этого не делать, иначе лес его сожрёт в прямом смысле этого слова.

Что оставалось делать? Ольга отправилась вглубь леса, а командир устроился поудобнее и сосредоточился, погружаясь внутрь себя. Какая-то часть сознания оставалась на страже, он следил за женой, видя и слыша мир леса её глазами и ушами, он контролировал мысли сточеров, тем временем внизу, под обрывом, изучал растительность Игорь, а Сашка слушал сточеров.

Получалось у слышащих не очень. Сточеры — не люди, многие их понятия и желания вырастали из обладания другим телом. Харламов понимал только их простейшие устремления, чуть лучше улавливалось то, что касалось людей. Как ни странно, даже для жрецов люди не были разумной расой, с которой предстояло вступить в контакт. Сточеры рассматривали их только как случайное обстоятельство, каприз времени и природы, получить от которых какую-то пользу или позабавиться с ними — уже хорошо. Понять, чем были заняты их достаточно развитые мозги большую часть времени, ни Ермолай, ни Сашка не могли.

Однако это лишь раззадорило командира. С чувством мстительного удовлетворения он создал канал связи с расщепом, настроился на нужного человека — его мысленный отпечаток он взял ещё в школе из сознания Мариэтты — и соединил его сознание напрямик с сознаниями всех жрецов-сточеров. Поддерживать такую связь он мог автоматически, не тратя на неё своего внимания. Можно было догадываться, какие ощущения испытает непривычный к мысленной связи человек, разом обнаружив в своём сознании стадо сточеров с почти полностью недоступными мыслями. Ермолаю его было не жалко. "Хотел разведки любой ценой — получай теперь информацию напрямую. Это сточеры, не Лысый, на них не ты наорёшь, канал односторонний. Наслаждайся эксклюзивными сведениями, голубчик, и при этом совершенно бесплатно".

Группа на ритуальном месте, не сумев добиться прямого чувствования, принялась разгребать песок на рисунке и расчищать статуи. Галка не преминула совершить ритуал совокупления с одним из братьев. Все их действия командир группы воспринимал отчётливо, так как Вика, как и остальные, никакой защиты не выставляла. А Ольга всё бежала по дороге в лесу и группа сточеров терпеливо её ждала. Агрессии в их поведении не было.

Он дождался, пока долгожданная встреча состоялась. Ребята под обрывом уныло бродили, осматриваясь. Достопримечательности Камета по-настоящему интересовали только Игоря и Сашку, остальные просто убивали время. Лёшка вовсю старался пробиться либо прямым чувствованием, либо мыслями в расщеп. Зять, по обыкновению, уныло озирал с помощью прямого чувствования прошлое ритуальной площадки и порта. Но никто не только не вернулся в расщеп, но даже не задался вопросом об этом.


Наблюдение сразу по трём каналам ничего нового не дало. Ольгу церемонно по очереди потрогали щупиками, получив при этом массу сложных ощущений — щупики сточеров чувствительностью превосходили язык человека; затем проводили в пещеру. На полу был выложен разноцветными камушками рисунок. План леса, как сразу догадалась дочь шамана. Харламов сам бы не додумался. В углу пещеры высилась куча измельчённой породы, в другом углу пылал естественный огонь, скорее всего — выход газа, вокруг которого громоздились непонятные конструкции. Ольгу снова потрогали щупиками: ей следовало отыскать в груде конструкций ковшик, зачерпывать им породу и плавить на огне, а затем разливать по формам.

Пещера была открыта для прямого чувствования Ермолая, но ребята с ритуальной площадки видеть пещеру не могли. То ли присутствие супруги открывало для него прямой канал, то ли он неосознанно подключался к прямому чувствованию Аникутиной. Параллельно он чувствовал жену через общий мусун (другого объяснения их связи он так и не нашёл), а также воспринимал мысли сточеров. Те с одобрением следили за действиями впервые при жизни их поколения оказавшегося в святилище человека.

Вскоре супруга приноровилась — ковшик следовало наполнять до указанной внутри черты, тогда порода плавилась, и верхний слой расплава как раз заливал продолговатую узкую форму. Остаток расплава и остающийся на дне шлак она вытряхивала на пол прямо среди древней конструкции. Форм было двенадцать, и менее чем за час они были залиты, охлаждены водой, извлечены из форм и собраны посредине рисунка в конструкцию, напоминающую закрученный спиралью каркас чума. Собирала сооружение Аникутина, но один из сточеров, самый старый, давал ей подробные инструкции, прикасаясь щупиками. Прямое видение не показывало юноше ничего нового, в мыслях жрецов тоже изменений не происходило, но в разуме Ольги при каждом прикосновении возникала картина — что куда вставлять и как скреплять.

После окончания сборки хозяева леса вообще забыли о присутствии человека. Собравшись вокруг своей новой спирали, они ласкали её щупиками, и млели от ощущения безопасности и силы. Ольга поняла их восторг: теперь два-три жреца могли управлять из пещеры всем лесом, не нуждаясь в объединении со свободно пасущимися по лесам группами соплеменников. А управление такое им было жизненно необходимо — только их магические усилия спасали при затмениях лес от холодов и ураганов.

Дочь шамана послала старейшему жрецу сильнейший сигнал о желании уйти. На неё обратили внимание, только когда она ухватила его за щупик. Даже Ермолай понимал, что для сточеров это — верх бестактности. Но жрец только послал ей мысль о том, что она вольна убираться на все четыре стороны, а затем медленно поднял лапу с характерным для крупной кошки набором когтей — дескать, не оставишь мой щупик в покое, пожалеешь. Ольга задерживаться на Камете не стала, за ней и вся группа, получив приказ командира, вернулась в расщеп.


Их ждали: Лысый, Мари, Ернигей, трое ребят из группы Дружинкина во главе с Веней. Едва услыхав, что всё прошло успешно, группа встречи немедленно удалилась. Остался Селиванов, Мари увела Аникутину делать срочный видеоотчёт. Директор попросил командира погрузить всю группу вновь на обрыв, намекнув, что это может понадобиться в дальнейшем. Они должны были вернуться буквально через две секунды, но Лёня попросил время, чтобы немного осмотреться. Осматривался он весьма странно — перешёл на прямое видение и направил его в прошлое. Харламов даже не сразу понял, что произошло, внезапно обнаружив дорогу целой, уходящей за обрыв к котловине по элегантному мосту. История разворачивалась в обратной последовательности, и они смогли наблюдать, как совместными усилиями люди и сточеры строили мост, а перед тем — прокладывали дорогу.

— Что тебя задержало, Лёня? — спросил Юрий Константинович, настороженно на Куткова поглядывая.

Командир уловил приступ подозрения — защита Лысого уже не была для него полностью непреодолимой. Но зять выкрутился, признавшись в интересе к технологии постройки моста. Лысый кивнул, выслушав его описание. Действительно, трудно было предположить, что сточеры брали на себя самую трудную работу, используя психокинетические возможности, а людям оставались поправка и отделка.

— Вот и всё, ребята, — удовлетворённо потёр руки Селиванов, — сейчас Аникутина закончит отчёт, мы его срочно отправим, кому положено, я тоже добавлю своё обобщающее мнение. Ну, а вы буквально в двух словах мне сейчас отчитайтесь, что делали и обнаружили ли признаки опасной активности сточеров…

Так и получилось. Никакого обсуждения, ребята переоделись и отправилась вниз, в школу, отдыхать. На днях ожидалось таяние снега, на время разведка прекращалась, наступал период "аскезы". Приходилось брать на себя обязанности по охране, отоплению, охраны школы. В свободное время школяры — и группа Харламова тоже — совершенствовали мастерство рубки мечами и стрельбы из лука. В спортзале желающие уже не помещались, и во дворе то и дело раздавались воинственные крики и глухие удары деревянных мечей.

Баканова, опередившая остальных в воинском искусстве, не скрывала надежд вновь попасть в двадцать третий мир.

— Ты же знаешь, группа после первичной разведки своего мира занимается его обслуживанием. То есть, всю оставшуюся жизнь мы будем проводниками в Камет. Это не столь уж интересно…

Командир, заглянувший на кухню — он был сегодня старшим по школе — улыбнулся, глядя на то, как девушка держит нож для разделки хлеба.

— Говорят, вся школа полностью переключится на обслуживание исследований двадцать третьего мира, — отозвалась обиженная Инга, вполне справедливо усмотревшая в реакции командира посягательство на её мечту.

Хлеб она, и правда, шинковала так, что со стороны было страшно смотреть. Уловив его взгляд, девушка ехидно заметила, что Ольга тоже в поте лица совершенствует владение мечом. И нечего над разумными и трезво мыслящими женщинами издеваться. Тут она была права: даже Виктория и Галка Хоменкова, которых в двадцать третий мир можно было загнать только угрозой смерти, исправно отрабатывали по несколько часов в день в спортзале, и уже довольно прилично стреляли.

— Ты не много хлеба накрошила? Почерствеет ведь, — немного осадил распалённую Баканову Ермолай и поспешно вышел.

На кухне за плитой царствовала Мариэтта, и с ней тоже стоило бы поговорить, но сейчас лучше было держаться подальше от Инги. И он пошёл в кочегарку, где должен был нести вахту Сашка.

— Я-то точно в двадцать третий мир не рвусь. Интересно, не спорю, и адреналина много выделяется, когда аборигенов с мечами усмотришь, но это не наш мир. У нас есть Камет. Ты заметил, что там у каждого открываются новые способности? Я вот теперь толпу фильтровать умею.

Сашка просто жить не мог без Камета и был готов даже самостоятельно погружаться туда и проводить исследования. О том, что школу ориентируют на исследования двадцать третьего мира, он слышал, но считал это слухами.

Братья были задействованы в охране, их позиция и без слов была яснее ясного — им тоже нравился двадцать третий мир, они желали скакать и рубить врагов, а Камет казался им миром скучным и в достаточной степени изученным. То же самое думал Игорь — его защита командиру тоже преградой не была. Жолудев, впрочем, отчего-то затаил злобу на сточеров, и был бы не прочь получить приказ применить свои таланты против их самих и их леса.

Лёшка, контакт с которым с недавних времён стал почти постоянным, лучше всех понимал Харламова. Его не интересовали образы, которые виделись сквозь Край, а о диком предположении Куткова командир при нём даже не упоминал. Камет казался ему куда более перспективным миром как для исследования собственных способностей, так и для изучения миров всей этой ветви. Лёшка же и сообщил, что слухи, ходящие по школе, в ближайшие дни совершенно точно подтвердятся.

— Мари, как дела? — спросил Ермолай инструктора, когда та снимала пробу с только что поджаренных котлет.

— Сам попробуй, — она притянула ему четверть горячей котлеты на деревянной лопатке.

— Котлеты отличные. Тебя возьмут поваром в серьёзный ресторан. А если заартачатся — ты мне только свистни. Я их научу хорошему вкусу, — усмехнулся командир группы. — Я о другом. Наш Большой Брат поставил крест на Камете, верно?

— Большой Брат?

Пришлось объяснять, что в данном случае он сослался на персонаж известного романа Оруэлла. Мари мысль уловила и опустила глаза. Информация была закрытая, но скрывать от своих что бы то ни было она стыдилась. Да, было принято предварительное решение прекратить исследования Камета, а все усилия школы сосредоточить на двадцать третьем мире. Через несколько дней решение могло быть утверждено и стать для Лысого обязательным.

— Ты не спеши пока ребятам говорить. Юрий Константинович такую возможность предвидел, у него есть запасной вариант. Вскоре обсудим, Селиванов ведь в школе, никуда не уехал. Пока выясни тихонько, кто из ребят ради Камета готов дисциплину нарушить.

Это он знал и так и сразу назвал операторов миров и Сашку Богачёва. Вика с Галкой хотели служить проводниками в Камет, но дисциплину ради этого нарушать бы не стали. Итого из одиннадцати человек четверо за двадцать третий мир, двое скорее за Камет, а пятеро — убеждённые сторонники его исследования.

Вечером он ужинал с Ольгой в их комнате; она уже давно недолюбливала столовую из-за вынужденного общения, от которого там было не уйти.

— …так что Лысый думать будет. Ты не знаешь, есть у него легальные возможности нас поддержать?

— Какие-то независимые возможности у директора обязательно есть. Скажем, некоторые способности на Камете тренировать куда сподручнее, согласен? Исследовать двадцать третий мир, я думаю, вообще незачем, а уж запрягать для этого нашу группу — вообще идиотизм. С таким дуроломством Селиванов как-нибудь справится. Но вообще-то если эти четверо хотят стать на некоторое время обычными людьми, то пусть. Группа в целом свою задачу выполнила, теперь исследования продолжим мы, операторы миров. Нам идти дальше, и остальных мы с собой при всём желании не возьмём.

— Дальше — куда?

Подробностей жена не знала. Это уже был такой высокий уровень, что о нём были осведомлены далеко не все преподаватели. Когда он припомнил воинов Блеклой Радуги, Ольга покачала головой — до этого им пока было слишком далеко…

Когда супруга ушла на дежурство, появилась возможность поразмыслить над её словами. Край она понимала не как физическую преграду. Для неё важнее было его психомагическое присутствие во всех мирах и в первую очередь — в приват-мирах. Физическое существование Края для наследницы шаманов было лишь следствием. Странным образом её воззрения перекликались с идеями Куткова. Хотя зять, как и сам Ермолай, был убеждённым сторонником чисто научного взгляда на мир, а Ольга науку допускала лишь постольку, поскольку та не противоречила основам шаманизма. Противоречий, кстати, быть и не могло: те области постижения жизни духов, в которых Аникутина была как дома, наука пока лишь пыталась описать.

"Если ей верить, ключ ко всему лежит в приват-мирах. Край есть и там, но там его можно пробить, преодолеть, изничтожить внутренним психическим усилием. Там он сугубо не материален. Так ли?" Припомнился Гволн, в котором Край явной выраженности не имел. "Ну и как прикажешь преодолевать бескрайнее холодное пространство? А Хрисана с её стеной, почему Ольга никогда не пробовала её уничтожить? Наверное, пробовала, да ничего не вышло".

Он даже погрузился вновь в Гволн — и безо всякой пользы. Астральный глаз он запустить не мог, прямого чувствования был лишён и вообще чувствовал себя там совершенно неполноценным. Раздосадованный он поискал мысленным взором Ольгу. То есть, он знал, что она под башней, а сейчас пожелал связаться. Не вышло, супруга обитала в мирах эвенкийских духов. Не в том мире, который она показывала всей группе, в ином, но там тоже был явный и непреодолимый Край. Что оставалось? Только лечь спать, уповая на завтрашний день.

Даже обострённые способности Харламова не позволяли ему проследить за передвижениями Селиванова. Тот временами появлялся во дворе, в классах Большого дома — и исчезал. Никто из группы его толком не видел, но, раз так директору было надо, никто и не добивался общения с ним. Лысый появился сам, неожиданно встретившись им, когда супруги поднимались на смотровую площадку башни. Выглядел Юрий Константинович усталым, глаза слезились, а костюм был ещё более мятым, чем обычно.

— Здравствуйте, ребята! Как дела, справляетесь? — благодушный вид и ничего не значащие вопросы никого не обманули.

Лысый сыпал никчемными новостями и между делом попросил их через три часа быть под башней, в пятом ярусе, в Мокром зале. Ясное дело, это был приказ, но отданный в такой форме, что случайное ухо этого могло и не понять. Оттого Ермолай только кивнул, а Ольга пробормотала, что ей ещё до вечера надо шесть кило картошки начистить и сварить.

Мокрый зал оказался на поверку сухим. На потолке и полу — ни капли воды, только внешняя стена отблескивала мелкими капельками в свете трёх факелов. Вдоль стен стояли на подпорках распиленные вдоль древесные стволы, одна из стен была забрана досками с многочисленными следами то ли ножей, то ли метательных звёзд. Около неё сидели на скамейке Галка и братья. Постепенно подтянулись и остальные. Директор с Мариэттой объявились последними.

— Давненько мы с вами не виделись. Всё дела разные, и важные, и докучливые мелочи. Вот выбрал время, надо нам кое-что обсудить. В разговоре нашем будут, мне кажется, три части. Первая — ответы на вопросы. У вас их много, и оставить их без внимания я не имею права. Вторая часть — официальная, ею займётся Мариэтта. Ну а потом я объявлю распорядок дальнейшей работы до сессии, а некоторым — и после неё. Итак, вопросы?

Никогда раньше директор не выходил на мысленную связь из-под защиты. Командир уловил его просьбу к нему — подождать с вопросами. Ту же просьбу он адресовал и Ольге. По тому, как вдруг сглотнул и сжал челюсти Константинов, можно было догадаться, что он тоже вопросов задавать не станет.

— Будем ли мы исследовать Камет дальше?… А двадцать третий мир, если кто свободен и испытывает желание?… Что делать со сточерами?… Мировоззрение сточеров — это полностью ошибка, или они действительно нашли что-то стоящее?… Фехтование теперь обязательно?…

Вопросы сыпались градом, и Селиванов отвечал в успокоительном духе: ничего принципиально не меняется, оружием учатся владеть исключительно желающие, школа продолжает работать, хотя набора новичков в неё больше не будет. Оставшиеся преподаватели усиленно примутся обучать уже имеющихся школьников, а отчислят немногих, тех, кто не способен прогрессировать или же обладает узкоспециализированным талантом, которому нельзя найти применение.

— … Перелыгина и Новак окажутся среди них. Они в июне заканчивают школу, и окажутся полностью свободными в своих действиях, — директор невозмутимо встретил взоры заинтересованных лиц. — Группа в дальнейшем исследовать Камет не будет, первичная разведка закончена. Некоторое количество исследователей вам туда проводить придётся, но эта нагрузка вас никак не утомит. Школа, однако, продолжает учебную деятельность, и некоторые из занятий пройдут на Камете. Там уникальные условия для прямого чувствования и мыслевоздействия. Желающие могут подключиться к обслуживанию исследований двадцать третьего мира, если примерно освоят воинское искусство. Да, Ольга?

— Я не поняла, что может дать исследование двадцать третьего мира мастерам Радуги. Края там нет, наши способности не действуют. Зачем нам туда лезть?

Лысый раздражённо почесал затылок, выразив крайнее неудовольствие.

— Мы в школе не готовим учёных и исследователей, оттого вряд ли кто из вас сумеет понять развёрнутый ответ на этот вопрос. Харламов, конечно, обладает задатками исследователя, но его образование весьма далеко от завершения. Исследования двадцать третьего мира, как и ряда других, способны пролить свет на важнейшие вопросы строения известных нам миров. Если вы скажете, что Камет не менее важен, возражать не стану. Но — есть определённый план исследований. К тому же схема сточеров, которая произвела на вас столь большое впечатление, не совсем ошибочна. Существуют разные способы группировки миров, и этот — не из самых плохих. Кстати, Ольга, Ермолай ведь сумел послать вызов из мира, в котором это считалось невозможным, — усмехнулся директор. — Это я к вопросу о перспективности номерных миров.

Потом он неожиданно перевёл разговор на образы Края. Получалось, что именно вид лежащего за Краем стола и авторучки на нём — авторучки многокилометрового размера — напугал командира и вызвал желание спрятаться в двадцать третьем мире. Юноша несколько удивился такой трактовке, но решил не возражать.

— Понятно, что увидев такое, можно вообразить, что весь Камет расположен в небольшом стеклянном ящичке на лабораторном столе и рвануть туда, где Края вообще нет. Но сейчас Харламов изучил все образы, которые можно усмотреть за Краем и понял, что никакой закономерности вообще нет. В следующий раз тот же человек вполне может увидеть что-либо другое…

Юноша энергично кивнул, желая, чтобы Лысый как можно быстрее перешёл на другую тему.

— А почему молчит Леонид? — поинтересовался с лукавым видом Селиванов.

— На Камете я обрёл способность прямым чувствованием наблюдать историю материальных предметов. Это известная способность?

— Да, такое встречается. Ты прослеживал их историю только назад?

— Впереди у них столкновение со спутником. Место, где расположена карта-врата, попросту испарится…

— Печально, — задумчиво произнёс Лысый. — Твоя способность будет исследована и натренирована, Лёня. Но не сразу. А сейчас Мариэтта объявит вам о присвоении новых повязок.

Новость обрадовала немногих: Вику, Лёшку, кажется, Игорь тоже был рад. Остальные приняли знак повышения, как должное. Виктория, Галка и братья носили отныне оранжевые повязки; Инга, Игорь и Сашка — жёлтые. Зелёная была у Куткова, голубые — у Ольги и Константинова, а командиру под всеобщие аплодисменты вручили синюю повязку.

— Не каждый год в нашей школе вручают повязку синего цвета. Это большое достижение, к которому причастны все присутствующие, — гордо заявила Мари.

Поаплодировали ещё — уже себе самим. Настроение разом поднялось. Уловив это, Лысый поспешно сказал:

— Ну, задерживать вас не буду. Итак, через полмесяца очередное погружение всей группой на Камет. Цель — учебная. Если она будет достигнута за одно погружение, то после желающие смогут переключиться на двадцать третий мир. В мае — верховая езда, обязательная для всей группы. Обучаться будем за пределами школы. Всё. Операторов миров попрошу на пять минут задержаться.

Уходя, Сашка посмотрел на Ермолая затравленным взглядом. После того, как объявили об отчислении Перелыгиной, он и рта не раскрыл, напряжённо обдумывая своё будущее. Настроение у него было подавленное.

А вот Лысый разом сбросил образ доброго дядюшки-весельчака.

— Первичная цель группы достигнута. Открыт новый мир и создана команда проводников. Но есть и более высокая цель: миры, в которых усиливаются способности, могут послужить ступенькой для исследования миров второго уровня. С Камета группа, как нам кажется, сможет открыть такой мир, но погрузятся в него только операторы миров. Вы, четверо, — он посмотрел на всех внимательным взором, — окажетесь в мире, который гораздо ближе к Материнскому Миру, чем расщеп или Камет. Это вы почувствуете сами, в разных мирах это случается по-своему. Мир этот будет безымянным, но кое-что от ваших способностей может остаться. Миры второго уровня более опасны — туда, кроме вас четверых, никто попасть не сможет. На помощь не рассчитывайте. Возвращение оттуда тоже возможно не из любой точки. Программа этих исследований секретна, никому больше не рассказывайте об этом. При первом погружении я всё объясню группе сам.


Командир ждал этого погружения, как будто оно всё и навсегда ему объяснит. Так же был настроен и Леонид, а вот Ольга восприняла погружение в мир второго уровня, как рядовую процедуру. Она открывала один за другим приват-миры, но Край присутствовал в каждом из них. Предположение, что общий мир шаманов был создан ещё при Материнском Мире, и просто чудом сохранился, казалось всё более достоверным.

Супруга, как и прочие операторы миров, погружалась в Камет, надеясь оттуда уйти в новый приват-мир. Оказалось — невозможно. Однажды она целых четыре часа стояла на страже у комнаты Алексея, когда тот погружался в Камет с подругой, Эллой Новак. Что они там делали, Лёшка не сказал, а прямое чувствование между мирами Ольге было недоступно. Наверное, поэтому Константинов попросил о помощи её, а не командира.

Леонид уделял массу времени историческому прямому чувствованию. Назад он мог просмотреть историю предметов довольно часто. А вот вперёд, в будущее, его способности срабатывали только для крупных географических объектов. Постепенно выяснилось, что прямое чувствование универсалов и Галины Хоменковой довольно сильно различаются. Универсалы могли "видеть" только по заказу, то, на что настраивались. Галка же ощущала в первую очередь возможные опасности, а уже после того — самые важные, масштабные события из заданного. Историческое видение ей было доступно, но она плохо ориентировалась во времени.

Для погружения на Камет вновь использовали Мокрый зал. Лысый предложил всем лечь на скамейки.

— Операторы миров способны открывать приват-миры. Это можно сделать только из расщепа. Но Камет, открытый вашей группой, относится к мирам-усилителям. Возможно, таковы все миры третьей ветви сточеров. Из такого мира операторы способны открыть некие миры, являющиеся промежуточными между приват-мирами и общими мирами. Сделать это они могут только вместе с группой. У вас операторов миров четверо. Сейчас вы погружаетесь всей группой на Камет, а затем, не задерживаясь, операторы миров открывают мир, условно называемый Алатау-три, проводят короткое его изучение, в пределах получаса, и возвращаются на Камет, где их ожидает вся группа. Подчёркиваю — вся. Если кого-то из вас на Камете не будет, операторы назад вернуться не смогут. После возвращения операторов группа перемещается в расщеп. Для дальнейших погружений операторов в Алатау-три участия всей группы уже не потребуется. Вопросы?

Вопросов не было. Для открытия Алатау-три выбрали участок с разрушенным храмом. Лиловое светило Камета стояло высоко, и операторы миров улеглись на прогретый песок, взявшись за руки. На этот раз переживание погружения было другим: руки и ноги словно кололи иголками, череп разрывало изнутри, тело заледенело — и при этом Ермолай совершенно отчётливо ощущал, что он раздвоился. Тело, оставленное им на Камете, продолжало ощущаться, как реально существующее. Только уровень ощущений был низким, и не привлекал к себе внимания.

Когда он ощутил своё новое тело полностью, командир сел и огляделся. Вокруг простирались широко разбросанные низкие сопки, между которыми зеленели редкие заросли кустарника. Сквозь слой молодой травы и цветов проглядывали камни. В небе сияло заходящее солнце, длинные тени от сопок не позволяли разглядеть их подножия в западном направлении. Пахло разнотравьем и животными, хотя никого из них в поле зрения не было. Ребята сидели рядом, осматриваясь. В этом мире Ермолай совсем не ощущал Ольгу. Проверка других способностей показала — прямого чувствования не было напрочь, кинетика тоже ушла полностью. А вот мысленная связь сохранялась со всеми четверыми. Только теперь он не мог воспринимать их мыслей запросто. Для установления мыслесвязи требовалось, чтобы два человека одновременно очистили своё сознание и настроились друг на друга — тогда они могли обмениваться образами.

— Мне кажется, что я привязан к своему телу в Камете, — грустно сообщил Лёшка. — Если уйду от этого места шагов на десять — потеряю его навсегда.

Он отошёл шага на два в сторону и поспешно вернулся. Лицо его исказила гримаса страха. Командир пожал плечами — не хочешь, не рискуй. Сам он отошёл довольно далеко и взобрался на ближайшую сопку. Закатное солнце било в глаза, ничего, кроме контуров сопок, разглядеть он не мог. На севере виднелись заросшие лесом возвышенности, на юге — паслась отара овец, и можно было различить пастуха в бурке и бегавшую вокруг собаку. Он прогнал мелькнувшую вдруг мысль, что здесь он совершенно невидим для местных жителей — он лежал на животе, а до пастуха было не меньше километра. Мысленная связь известила, что Леонид обнаружил севернее небольшой ручей и возвращается назад в тревоге. Поспешил к месту погружения и командир.

— Севернее рыщет пара голодных волков, — спокойно сообщила дочь шамана, заметив вернувшегося Куткова. — Почувствовал?

Она безмятежно вязала себе из травы юбку, даже не подумав отойти хотя бы на шаг в сторону. Константинов тоже занимался одеждой.

— Если бы почувствовал! Я их увидел! А ты что, сохранила свои способности?

Ольгины способности сохранились лучше: животных и местность она чувствовала на несколько километров вокруг. Почти как в расщепе. Уцелела и контактная психокинетика — дочь шамана могла воздействовать на предметы, которых касалась руками. Константинов тоже сохранил свои способности контактного психолечебного воздействия.

— Край кто-нибудь чувствует? Я так нет, — Ермолай знал, что полчаса истекут через несколько минут.

Остальные отрицательно покачали головами. Их предупредили, что Алатау-три окажется очень и очень похож то ли на расщеп, то ли на Материнский Мир — те же флора, фауна, климат, звёздное небо, даже календарь должен был совпадать с точностью до трёх дней. Где-то среди мастеров Радуги нашлись неплохие знатоки миров второго уровня, они даже сумели рассчитать примерное место появления разведчиков — степи на восточном краю Алтая. Где-то к югу в расщепе лежал Рубцовск, то ли за двадцать, то ли за пятьдесят километров.

— Там отара пасётся, один чабан, одна собака. Порежут их волки…

— Не наша забота, — откликнулась Аникутина. — Нам пора…

Вновь командир ощутил чувство мучительного воплощения — на этот раз в своём старом теле. Он привстал на песке: Лёня, Оля… Лёшки не было!

Интуиция сработала сразу — возвращаясь, они не взялись за руки! Никто и не говорил, что это необходимо. Но вот они трое вернулись, а Константинов — нет.

— Назад, за Лёхой! — скомандовал Харламов и вновь ощутил уже ставшую привычной раздвоенность.

Он пребывал, казалось, несколько мгновений в двух телах сразу — и оба принадлежали ему. А вот и Лёшка — потерянно смотрящий в небо со слезами на глазах.

— Ребята! Я не смог вернуться…

— Держись за руки, — они протянули ему ладони.


Лысый стоял под факелом, задумчиво глядя на Лёшку. Едва способности Ермолая восстановились, он попробовал выяснить, что же беспокоит Мариэтту. Оказалось, её потрясло временное исчезновение тел операторов миров со скамеек. Что заботило Лысого, выяснить не удалось — Селиванов временами использовал двойную защиту, пробить два различных типа сразу не мог даже Харламов.

— Алатау-три открыт. Мы не были обнаружены, — отрапортовал командир, не вдаваясь, как было уговорено, в подробности.

— Отлично, — отозвался Юрий Константинович. — Всей группе спасибо, все свободны. Кроме операторов миров, разумеется. Вам следует отчитаться.

Когда все остальные вышли, он предложил ребятам установить все мыслимые защиты. Любой из них умел закрыть не только себя, но и группу от мысленного поиска, а Ермолай мог держать, как и директор, одновременно две различающихся защиты.

— Не смог вернуться самостоятельно, а там не смог удалиться от канала выхода. Плохо, — подвёл итог Лысый, выслушав рассказ Константинова. — Но что делать, придётся с этим обстоятельством считаться, как с законом природы.

— Юрий Константинович, чем Алатау-три интереснее прочих миров? — спросил Лёнька.

— Я уже говорил — он ближе к Материнскому миру. Кто-нибудь заметил отличия от расщепа?

Подняла руку Ольга. Пока мальчики осматривали окрестности и испытывали свои способности, она тихо сидела на травке и плела себе одежду. Она и заметила, что вещи в Алатау-три тяжелее, трава прочнее, а любое действие требует больших усилий.

— Верно. Миры второго уровня плотнее. Существуют и миры третьего уровня, достигаемые обладателями фиолетовых повязок. Там достоверно побывали за всю историю не больше пяти мастеров Радуги. Если вам повезёт, Ермолай Харламов со временем из Алатау-три сможет погрузиться в такой мир. Кое-кто считает, что мир третьего уровня всего один, и как раз он является Материнским Миром. В общем, этот вопрос пока считается открытым. С целями исследования всё понятно?

Вопросы по мирам второго уровня последовали, но ответы Лысого были неуверенными. Они вступали в малоизученную область, где даже проверенные закономерности стоило перепроверять вновь и вновь. Входили в такие миры в одном месте, первоначальным составом, и так же возвращались. То, что они втроём смогли вернуться без Лёшки, уже казалось нарушением известных законов. Не было вопросов только по секретности. Быстро решили, что на Камет их будет сопровождать Сашка Богачёв; если понадобится, можно подключить Вику и Галку. Сточеров единодушно сочли безопасными. Те, конечно, разберутся, чем земляне занимаются, но вряд ли сумеют помешать. Однако на всякий случай рядом с телами операторов должен находиться хотя бы один человек, пребывающий в сознании.

— Когда ребята ушли, их тела не сразу исчезли, — сообщил Алексей, — они медленно таяли. Вначале побелели, затем стали просвечивать, а потом растаяли, как облако. И при этом из вертикального положения перешли в горизонтальное.

Лысый кивнул, сказав, что изменение плотности тела требует времени. Да и вообще, объяснить переходы между мирами никто не мог, и гипотезы можно было множить до бесконечности.

— Как вычислили место нашего появления? — поинтересовалась Аникутина.

— То место, где вы впервые появились на Камете, соответствовало расположению школы в расщепе. Если бы вы погружались в Алатау-три из Камета на том же месте, то оказались бы, почти наверняка, между знакомых сопок. Топография наших миров жёстко друг другу соответствует. Ну, отдельная сопка может переехать на пару километров или вообще исчезнуть, наклон и высота равнины могут измениться, но миры второго уровня в целом соответствуют расщепу. Там и там: Обь, Енисей, Алтай. Края, как я понял, вы не увидели, хотя с этой точки могли. Проверите потом. А сейчас всё. Лёня, ты насчёт Реденла ничего не забыл?

Леонид утвердительно кивнул, выходя вслед за Ольгой. У входа в башню их ждал мающийся неизвестностью Богачёв, и Ермолай чувствовал себя перед ним виноватым. Сашка робко улыбнулся, когда они вышли во двор и остановились перед ним.

— Если согласен, будешь сопровождать нас на Камет. В то разрушенное здание, где ты присмотрел почти целую комнату. Наши тела лучше надолго без присмотра не оставлять, — предложил командир.

— Один я?

— Если сточеры сумеют похитить для своих нужд тело, то им и вся группа не сможет помешать. А ты в случае чего вернёшься в расщеп, приведёшь ребят: они весь лес вырубят за одно погружение. И ты свои мысли там от сточеров особо не скрывай, — посоветовала Ольга.

Сашка разом повеселел. Впрочем, в тот день они больше ничем заняться не смогли — навалившаяся усталость свалила их, едва они добрели до кроватей. А потом понеслось — фехтование, которое по общему пожеланию вдруг стало обязательным, длительные пробежки по открывшимся от снега сопкам, верховая езда — в школу привели трёх смирных лошадей, и школьники с утра до вечера учились их запрягать и распрягать, взлетать в седло одним движением и совершали объезды школы прогулочным шагом. Зять и Ольга беспрерывно погружались в Реденл, иногда они брали с собой Константинова.

А во второй декаде мая чуть не половина школы отправилась на одну из спортбаз, где им предстояло научиться обращаться с настоящими боевыми конями. Галку и Викторию оставили в школе, брали только добровольцев. Здесь пришлось и из луков стрелять на полном скаку, и конные переходы по несколько десятков километров делать, и даже атаковать пехотную цепь в конном строю. Бою верхом, впрочем, учили немногих, и братья в их число попали, а Инга с Игорем — нет. Их это порядком расстроило. Харламов от конного боя отказался, а Лёня учился охотно.

Дочь шамана кони слушались так, как будто она знала их конский язык. Но к бою Аникутина никакого интереса не проявляла. Прилично стреляла из лука, умела даже пустить стрелу назад на полном скаку, да ещё могла отвести удар меча или копья. Большего она и не желала добиваться. За три дня до начала июня Лысый отослал четвёрку операторов миров в школу. Ему очень хотелось, чтобы они успели до сессии определиться с научным контактом в Реденле.

Лёня был за рулём. Машину он вёл осторожно, неспешно, даже Ольга спросила, чего он тянет время.

— В школу приехали специалисты, с которыми мы в Реденл погружались, а Лысый нам об этом не сказал.

— Я думаю, он понял, что ты их присутствие уже уловил. Ну не сказал — и что такого? — Аникутиной не нравилась атмосфера подпольного заговора, которая возникала словно сама собой, едва они оставались вчетвером.

— Реденл весьма неординарный мир, — поддержал её муж, — и нам об этом сообщили сразу.

Зять проворчал, что им много чего говорят, спору нет, только умалчивают, похоже, о гораздо большем. Он припомнил, что когда они погрузились в Алатау-три, из тела в Мокром зале исчезли. И ни Лысый, ни потрясённая Мариэтта не пожелали им такое явление объяснить.

— Да они сами не знают, — хихикнул Алексей. — Очнись, Лёня! Ты лучший в мире специалист по Реденлу, кто тебе чего способен объяснить?

Кутков пробормотал, что и у чемпиона мира по шахматам, который играет заведомо лучше всех, тоже есть тренер. И это — отнюдь не второй по силе шахматист, а скорее аналитик и методист. Возражение было слабое: Лысый управлял целой школой, и при этом тратил на группу столько времени и сил, сколько мог.

— Как вообще могут одновременно существовать два идентичных тела в разных мирах, вы задумывались? Наверняка есть информационная матрица, перекинуть которую из мира в мир можно без всяких сложностей. А с телами, как я понял, проблемы всё же есть. Что отсюда следует? Все миры принадлежат некоей сверхсистеме, в которой эти матрицы находятся. А границы между мирами — лишь некие ячейки. Вот сейчас я в ячейке под названием автомобиль. Вышел — и я в ячейке под названием дорога. Я не изменился, изменился лишь мой адрес в неком пространстве. В машине я обладаю сверхспособностью быстрого перемещения: нажал на газ и поехал. А на дороге у меня такой способности нет, зато я способен улавливать запахи трав и слышать шорохи мышей. Ячейка машины маленькая, зато дорога — более чем большая…

Он внезапно замолчал и даже закрыл свои мысли. Но Лёшка то ли уловив, то ли додумав, продолжил за него:

— Как в компьютерной игре, герой набрал баллов — и перешёл на другой уровень. Мы заработали уровень Алатау-три, но и на уровне Реденла что-то ещё надо взять, чтобы перейти потом на высший уровень. Достоин его, правда, один Ермолай, оттого и непонятно, кому из нас в Реденл стоит погружаться и что там искать. Впрочем, пардон, герои, — в каждом мире мы ищем Край! Чтобы постучаться об него крепким лбом, разумеется… Я вот только на мирах второго уровня никому не нужен, меня от "шахты" то ли набранные баллы, то ли особенности игровой программы не пускают.

— Почему ты так сказал: "шахта"? — спросила Ольга, сохраняющая полное спокойствие.

— Я переход с Камета воспринимаю, как движение по шахте вниз. Как будто проваливаюсь, и при этом тяжестью наливаюсь. А потом сижу на травке и отверстие "шахты" всем телом ощущаю, меня к нему прямо тянет…

Остальные переглянулись — у каждого, оказывается, были свои ощущения перехода. Обсуждение их закончилось ничем, как и многие другие разговоры. Просто мир был таков — а почему он таков, можно было строить предположения до бесконечности. Лёне всё-таки указали, что при переходах имели место и энергетические эффекты. Их, ясное дело, могла предусматривать и игровая программа, но тогда становилось непонятным, для кого они предназначались — для персонажей или игроков-зрителей.

— А может, мы и есть игроки-персонажи? — предположил Кутков. — Такая вот игра с абсолютно или относительно свободными игроками в заданной среде. А создатель смотрит, кто что делает и изредка подталкивает к нужному действию. Так даже интереснее — приходится заранее просчитывать психологию и способности героя.

Ермолай заявил, что такая концепция ближе не к компьютерной игре, а к религиозной идее сотворённого Создателем мира, после чего разговор увял. Константинов увидел здесь лишь повод позубоскалить, а вот Лёня, похоже, всёрьез начал считать себя некой информационной матрицей. Однако последствия разговор всё же имел — уже на подъезде к школе Кутков вдруг решил, что им в Реденле важнее всего сейчас — достичь Края.

— Помните Солматр? Там лыжами разживётесь и пойдёте на речку медвепута. Насколько я помню, там вначале местность труднодоступная, а потом, после каскада водопадов, идут длинные долинные озёра. Их несколько, вы по ним полсотни километров за день отмахаете. А там до Края — рукой подать.

Почётную миссию зять предложил выполнить Ольге и Харламову, как сильнейшей связке в группе. Дочь шамана согласилась мгновенно, её муж тоже не видел оснований возражать. Позже, когда они в своей комнате переодевались для погружения, Аникутина спросила, всерьёз ли Лёшка говорил о том, что они лишь герои в некоей игре.

— Лёшка хохмач, он просто по теме прошёлся. Вот Лёнька, мне кажется, эту возможность всерьёз рассматривает. Знаешь, когда человек рядом с тобой исчезает, а на его месте лишь пыль клубится, поневоле задумаешься о законе сохранения вещества. А если наш облик — только результат запроса поисковой программы неких данных из базы, то всё сразу объясняется наилучшим образом.

— Пожалуй, — задумчиво согласилась супруга, явно отложившая данный вопрос на будущее.


Они подошли к воротам посёлка и поразились — на сторожевой вышке никого не было, а в самих воротах была распахнута дверца, и никто за ней не присматривал. Мысленное прощупывание говорило, что посёлок живёт обычной жизнью. Они вошли в посёлок, и окружающие приветливо с ними здоровались. Гмеля, которого они желали видеть больше всего, в посёлке не было — охотился где-то. Но они нашли Межира и постучались в дверь его дома. Открыла им женщина среднего возраста и приветливо предложила войти. В этот раз к ним относились куда сдержаннее, хотя жаловаться на отсутствие гостеприимства было бы грешно. Усадили за стол, поставили блюдо с солёной рыбой, пироги, чай. Сам хозяин, поспешно промыв заспанные глаза, тоже сел за стол.

— Морозно. Печи у шахты топить засорно, леса не хватит.

— Горкозов не бережётесь? — поинтересовалась Ольга, прекратив нахваливать пироги.

— Ушли горкозы. Они всегда о сю пору уходят. За две седмицы до нового года и на девяносто дней.

— Куда уходят?

А вот этого никто не знал. Но в Реденле, утверждал шахтер уверенно, в это время их не было. На смену появлялись снеговые пауки — чёрно-зеленые твари с двухметровым туловищем на тонких ногах с широкими подошвами, свободно бегающие по снегу. Но снеговые пауки специально на людей не охотились, к тому же они, по неизвестной причине, держались вдали от главной реки.

— Так вы на Нить-озеро собрались? Добре, лыжи я дам. Дня два идти трудно, речка с проранами, потом гора. Зато потом — лучше не бывает. На Нить-озере уже могут встретиться пауки…

— С ними мы разберёмся, — пообещал уверенно Ермолай. — А за Нить-озером что?

Но дальше озера поселковые не ходили. Межир только и мог сказать, что сопки там крутые. Он вышел проводить гостей на улицу и скептически обозрел их одежду.

— Помёрзнете, однако. На озере ветер.

— На ходу согреемся.

— А ночью как?

Поддерживая репутацию "настоящих людей", Харламов небрежно сказал, что идти они будут днём и ночью. Межир в ответ только пожал плечами. Вид людей на лыжах посреди посёлка никого не удивил. А за воротами они обнаружили натоптанную лыжню, ведущую в подходящем направлении. Затем, когда лыжня вывела их на замёрзшую речку, они встретили охотника с собакой. Тот тащил за собой нарты с несколькими оленьими тушами. Остановились поговорить. В прошлый их визит охотника в посёлке не было, но он сразу понял, с кем встретился. Конечно, охотник жаждал поговорить, но терять время землянам не хотелось. Так что они просто перекинулись несколькими словами. На озёрах охотник бывал, и считал, что труднее всего — это подъём к ним.

Через несколько часов они убедились, что так оно и есть. На перекатах и порогах речка бурлила, накрытая облаком пара. Обходить приходилось то по одному, то по другому берегу. Хорошо, что они оба умели точно определять толщину льда, и могли переходить с берега на берег без риска. Водопады следовали один за другим, и возле каждого приходилось снимать лыжи и карабкаться по скалам вверх. Так они и шли — три шага на лыжах по сугробам, затем снимали лыжи и карабкались по камню — а там вновь надевали лыжи. Когда стемнело, Ермолай остановился, отдышался и принялся запускать астральный глаз.

Ольга спросила мысленно, справится ли он, и он вместо ответа поднял астральный глаз над облаками пара. Скалы, пороги… Супруга видела то же, что и он, и оттого предложила на сегодня закончить. Как Харламов ни устал, но в столовую всё же отправился. Подруга сказала, что есть ей сегодня не хочется, и осталась дома. А командир группы с удовольствием хлебал кислые щи со сметаной и размышлял, отчего при такой сумасшедшей усталости мяса ему совершенно не хочется.

Чжань Тао задумчиво прогуливался по двору. Не обладай юноша ночным зрением, он бы мастера даже не заметил — мысленный отпечаток того выглядел полустёртым, как будто мастер был без сознания.

— Здравствуй, молодой мастер. Я вижу, ты добился успехов со времени нашей встречи. У тебя есть ко мне вопрос?

— Рад вновь вас видеть, мастер Чжань. Спасибо, что уделили мне время. Вопрос у меня такой…

Мастер Радуги тоже умел видеть в темноте, и то, что нарисовал молодой человек на снегу, было для него понятно.

— Для сточеров, на самом деле, весьма неплохая схема. Только прямое чувствование — это на самом деле два различных процесса. На Камете они становятся схожими, не удивительно, что разницу не смогли уловить не только сточеры. Я нарисую тебе другую схему, — мастер изобразил на снегу несколько витков спирали, как бы план раковины улитки.

Он носком сапога указал на выход спирали и прилегающий к нему участок:

— Вот это зона ограничения. В ней внешний мир воспринимается без искажений, но он неполон — можно различить только то, что перед входом в раковину. Мой учитель, известный под прозвищем Хромой Воевода, называл этот участок так: лягушка сидит на берегу пруда. — Мастер повел ногой внутрь раковины. — Это зона искажения. Сюда образы большого мира попадают, пройдя через зону ограничения. Название — лягушка сидит.

Ермолай слушал, улавливая общую идею — образы искажаются, проходя внутрь раковины, и чем дальше от входа, тем сильнее искажение.

— Дальше — искажение с ограничением. У лягушки четыре лапы. Дальше следует неполное изменение. Мой учитель называл это так: нечто, похожее на лягушку, сидит и оно зелёное.

Сапог мастера уже преодолел полностью внешний виток раковины и сейчас указывал на первую половину второго витка.

— Участок наложения. Уже не лягушка, но мы пока уверены, что это и не цветок лотоса. Дальше, — нога мастера сдвинулась к концу второго витка, — хаос. За ним зона, в которой хаос перемешивается с отражением. Дело в том, что дойдя до конца спирали, до Завитка, образы отражаются назад. Возникает обратное движение, которое содержит в себе искажённое смешение образов. Используя обратное движение, наш разум способен построить из этого материала упорядоченную конструкцию. Так создаются приват-миры…

Значит, обратное движение отражения настоящего мира было всей основой искусства Мастеров Радуги. Преобразуя реальные, но утратившие форму сущности, мастера создавали вокруг себя то, к чему тяготело их сознание. Но к какому месту на раковине мироздания относились тогда Камет и расщеп?

— Хромой Воевода подал общую мысль. Он был великим мастером, но ошибаются даже великие. Думай сам, молодой мастер. Может, из нескольких десятков таких упрощений ты сумеешь сделать верный вывод. Я могу только посоветовать не спешить, — невозмутимо произнёс Чжань Тао.

Что же, подобные советы приходилось получать не раз. Но была в схеме Хромого Воеводы некая подкупающая логичность, и Ермолай сразу в неё уверовал. Чем-то эта раковина сильно напоминала Край — его образы тоже менялись от вполне адекватных до совершенно невообразимых в данном месте.


Они вновь карабкались по склонам, с которых каскадом водопадов падала вниз речка, на которой они когда-то встретили медвепута. Самый трудный участок пути удалось пройти неожиданно быстро. Снег значительно сгладил рельеф, позволяя в некоторых местах совершать обходы — летом они замучились бы продираться сквозь цепкий кустарник, начисто утонувший сейчас в сугробах. Последний крупный водопад они обошли прямо по наклонной скале — снег на ней не удерживался, а подошвы ботинок цеплялись за камень достаточно прочно.

Встав на лёд довольно широкой здесь реки, они внимательно исследовали окружающую обстановку. Здесь уже можно было встретить снежных пауков. Тварь эта гораздо больше походила на громадного таракана, только ноги были непомерно длинными, отчего её и обозвали пауком. Никто не знал, способен ли снеговой паук телепатически чуять людей. Не знали и земляне, смогут ли они вовремя обнаружить довольно быстрое создание.

Они неспешно шли по льду. Впереди уже виднелось озеро — расширение в долине, окаймлённое крутыми лесистыми склонами.

— Не чувствуешь?

Ольга помотала головой. Ветер порывом ударил им в лицо, едва они достигли озера. Они укрыли шарфами лица, и пошли вперёд ровным широким шагом. Ветер сдувал снег, и лёд покрывала только тонкая корочка обветренного наста.

— Солматрцы зимой куда спокойнее, — заметил Ермолай.

— Будешь спокойнее, когда горкозов нет.

— Летом их медвепут защищает, а они всё равно взбудораженные.

— Медвепут на самом деле не их защита, а их проблема. Он ведь сам по себе: ушёл, пришёл. Приручить его они так и не смогли, — рассудила супруга.

Наконец, заметили они и снежного паука: стремительная тень пронеслась впереди них поперёк озера. Мысленный отпечаток твари был невероятно мал — как будто нервная система этого создания осталась на уровне примитивного земного насекомого. Ермолай полагал, что законы биологии диктуют что-то иное.

— А причём здесь законы? Если ты веришь в схему Хромого Воеводы, перед тобой организованная чьей-то волей окрошка из образов истинного мира. Может, Лёнька совсем не силён в биологии. Я уж не говорю про приват-миры, там чаще наука вообще неприменима.

Оля впервые упомянула вопрос, сильно озаботивший молодого мастера. Получалось, их могущество росло по мере приближения к внутреннему завитку раковины мироздания, а чем ближе они подбирались к Материнскому Миру, тем в большей степени становились самыми обычными людьми. Однако место, где мог находиться расщеп, он из этой схемы вывести не мог. Любой образ мог оказаться как порождением истинного мира, его прямым и неискажённым отражением, так и порождением обратного отражения, организованным человеческим — или иным — сознанием.

— Раньше, Оленька, я от тебя ссылок на науку не слышал, — улыбнулся ласково командир.

— Так с кем поведешься, Ерёма… — подмигнула спутница жизни.

Снежный паук на насте почти не оставлял следов. Они сумели найти только один, наполовину чёткий отпечаток. Размером он был с большую тарелку. Озеро довольно быстро кончилось, но почти сразу началось следующее. Здесь долина свернула влево, но ветер без изменений продолжал дуть им в лицо. Они вообще закрыли лица шарфами, положившись полностью на мысленную и прочую паранормальную чувствительность. Оба прекрасно чувствовали и толщину льда и глубину воды под ним. Дочь шамана прослеживала даже плавающих в глубине рыб. До наступления темноты они преодолели почти два десятка озёр, и ещё несколько раз встречали проносящихся по льду снеговых пауков.

— Мне кажется, это весьма недолговечные создания. Они убивают одно теплокровное существо, быстро насыщаются и приступают к размножению. Яйца они откладывают в другом мире, и до взрослого состояния вырастают тоже не здесь, — сказала Ольга, сосредоточившись на одном из пауков.

Молодой мастер чувствовал только то, что их пауки считают плохой пищей, предпочитая зайцев или оленей. На человека паук мог напасть только в крайнем случае, или в том случае, если человек был сильно голоден. Отощав, он становился для снеговых пауков намного привлекательней.

— Ты знаешь, я уже ощущаю Край, — сказал Харламов, когда перед ними открылось очередное длинное озеро.

— Тогда возвращаемся в расщеп, — решила супруга. — Незачем туда идти голодными.

Времени оставалось немного. Они вернулись в расщеп, поели, отдохнули, и продолжили путь. Озеро пересекли в темноте — а когда солнце осветило вершины сопок, они уже примеривались к подъёму. Здесь река уходила влево, а Край виднелся совсем рядом, за вершиной второй от озера сопки. Они выбрали короткий и по возможности пологий маршрут подъёма и выбрались на берег. Снега было по грудь, он временами сползал под лыжами на несколько шагов вниз по склону, плавно опуская и лыжников. Мимо них стремительно пронёсся между лиственницами паук, оставляя за собой вихри снежной пыли.

Край виднелся теперь, когда они обогнули первую сопку, совсем рядом. Здесь он, напоминал поблескивающую на солнце поверхность мыльного пузыря. С той стороны Края в воздухе неспешно парили неразличимые отсюда предметы. До Края оставалось около километра, но не замечалось ни гула, ни прочих чувствительных эффектов. Подъем на вторую сопку не занял много времени, и вот они стоят на вершине, заснеженной, лысой и смотрят на открывающуюся впереди невероятную картину.

Прямо перед ними, за наклонным сугробом, метрах в шестидесяти виднеется прозрачная плёнка. А за ней — то ползают по серой поверхности, то парят в воздухе фигуры разнообразных существ. Командир увидел уже знакомых снежных пауков, громадных рогатых волков, шестиногих слонов с парой хоботов сразу, гусениц с оленьими головами размером с носорога и многих других. На поверхности земли плотной кучкой сидели с десяток недвижных горкозов.

— Мне кажется, мы можем подойти вплотную к Краю, — голос супруги оторвал его от созерцания.

Шагая вслед за ней, он спросил, понятна ли открывшаяся картина. Ольга ответила, что понимать они будут после, а сейчас надо разведывать, собирать факты. Край под рукой прогибался. Вначале легко, а потом с нарастающим сопротивлением. Дочь шамана отошла на шаг назад, утоптала ровную площадку и спросила, доверяет ли он её интуиции.

— Тогда, касаясь Края, попробуй вернуться в расщеп…

Молодой мастер пожал плечами и рискнул. Край мгновенно полыхнул красным, от него пахнуло жаром, и Харламов отдёрнул обожжённую руку.

— Ого!

Теперь за прозрачным Краем виднелась другая местность — заснеженная тайга, из которой изредка поднимались вершины холмов. Недалеко от них над лесом возвышался белостенный замок с высокой башней. Ольга предположила, что замок находится в расщепе.

— Сильно руку обжёг?

— Порядком. Ожог второй степени.

— Тогда у нас есть время на ещё одну попытку. Края не касайся, и попробуй снова вернуться в расщеп.

Он не стал напоминать, что из Реденла он самостоятельно вернуться не мог. Супруга и сама это знала. Знала — и просила попробовать, на что-то рассчитывая. На этот раз он ощутил своё тело в расщепе. То, что это его тело, он знал, ощущал под собой знакомое кресло. Но не мог не только пошевелиться, но даже открыть глаза. Прошло несколько секунд, и он обнаружил себя в Реденле, в двух шагах от Края.

— Ты на некоторое время стал неподвижным и белым, как фарфор, — сообщила Аникутина. — Ты сам, одежда, — всё стало одинаковым. Ты что-то помнишь об этом времени?

— Я ощущал себя в расщепе, но не мог руководить своим телом, — доложил молодой мастер. — А ты чего ожидала?

— Того, что ты сможешь вернуться. Ведь если Лёнька прав, ты главный персонаж в игре и оттого практически бессмертен. А если бы он кардинально заблуждался, тогда вообще бы ничего не случилось. Оба предположения оказались неверными, но первое всё же ближе к истине. Край тебя слушается…

Вернувшись, они даже не успели осмотреть руку. В дверь забарабанили. Лёнька ворвался в комнату с безумным видом.

— Сами целы? Что вы там сотворили?! В Реденле впервые произошло землетрясение!

Он осёкся, глядя на багровеющую руку. Вскоре прибежали Лысый, Мари, Лёшка Константинов и Ернигей. Через десять минут Харламов уже сидел, опустив руку в тазик, а лекари водили вокруг поражённой конечности руками, и слегка помешивали лечебную смесь в тазике.

— … раз это истинный Край, то тот, кто сумел его достигнуть, сможет его использовать. Ермолай сильнее меня, резонно было предоставить ему такое право, — невозмутимо рассказывала Аникутина.

— Насчёт истинного Края подробнее, пожалуйста, — перебил её Кутков.

Лысый и не подумал сделать ему замечание или остановить. Мари только вздохнула, страдальчески глянув на директора.

— Я объясню в двух словах, — Селиванов произносил слова так тихо, что даже командир не всё слышал хорошо. — Эвенки считают, что есть три мира: небесный, земной и подземный. Между ними есть проходы: пещеры там, водовороты в реках, ключи, горные вершины, некоторые деревья. Их шаманы полагают, что Край тоже должен иметь проходы, открывающиеся для посвящённых. Их и можно назвать "истинным" Краем, а то, что мы видим в расщепе, это лишь защитная оболочка. Посвящённый, достигший такого прохода, способен переместиться куда угодно, потому что Край существует во всех мирах. Посвящённые Слияния жаждут установить проходы между всеми расщепами Материнского Мира.

— Только на уровне небесного мира, — поправила его Ольга. — И никто пока не доказал, что от Материнского Мира осталось больше, чем один наш расщеп.

— Но вы же в это верите, — развёл руками директор.

— Сегодня мы смотрели сквозь Край и видели, кажется, то ли наш расщеп, то ли какой другой, — Аникутина набросала на листе бумаги контуры замка и принялась рисовать разных существ, из числа виденных за Краем.

Лысый сразу поинтересовался цветом замка. А получив ответ, решил, что видели они Дальний Замок Саянской школы. Он решил, что это естественно: Край, пытаясь выполнить команду Ермолая, переместил себя так, чтобы тот мог видеть ближайшее в расщепе, по смыслу, место к точке погружения. Школа "У Ледяного Озера" располагалась слишком далеко от Края. Не увидишь ниоткуда.

— Край, он что, разумен, получается? — нахмурился зять.

— Кто его знает. Спроси сам, если сумеешь, — засмеялась Ольга. — Вот Ермолай хоть и разумен, но уже спит сидя. Господа лекари, не хватит ли на сегодня?

Константинов поднялся с корточек и согласился, что острую фазу ожога они остановили, а заживлением можно будет заняться и на следующий день. Ернигей молча бинтовал пострадавшую руку.

— Вынужден просить вас четверых собраться завтра поутру у меня, — печально сказал Лысый и вышел из комнаты.

Вечером им было не до разговоров, так они умаялись, но поутру молодой мастер пристал к жене с вопросами. Но всё, ею сказанное, крутилось вокруг того, что в двух словах изложил Лысый. Удивило его только скрытое участие Ольги в открытии Гволна и Реденла.

— У тебя не получалось, а ведь тебе помогали очень многие. Вокруг тебя сгустились мощнейшие силы. Я позвала на помощь кой-кого, и этим силам начали придавать определённые формы. Есть люди, умеющие это делать, а твой случай показался удачной возможность. Открытый тобой мир должен был стать общим, хотя почти все его черты определялись тобой. Со стороны задавались только параметры отношения к Краю. И ты свой мир открыл…

Не было нужды указывать, что Края в обычном понимании в Гволне не было. Ясно, что дело, задуманное Посвящёнными Слияния, не удалось. Но это оказалось и так, и не так.

— Гволн соответствовал нижнему миру. Это был твой выбор, и почему так вышло — спрашивай сам себя. Всё самое интересное там — в подземельях, но псевдо-гномы нас туда не пустят. Искать проявления Края в Гволне следует под землёй. Не зря же ты воплотился именно там. Но всё оказалось не так плохо, Лёня тоже вобрал в себя значительную часть той силы. Он же пробовал одновременно с тобой, а сила распределялась по всей школе равномерно. И Реденл стал таким, каким мы его задумывали. Там есть доступный Край, значит, есть проходы в иные миры. Их ещё надо найти, но это не так трудно. Жаль, что ты получил только частичную возможность управления Краем. Может, Кутков сможет больше?

Лысый, да и вообще никто в школе, о тайных усилиях Посвящённых Слияния не знал. Ольга не могла сама открыть мир с такими качествами, здесь требовалось мужское начало, а среди Посвящённых Слияния мужчин было немного.

— … Не только эвенки. Есть и русские, казахи, уйгуры, тибетцы, монголы. А мужчины становятся Посвященными только после сорока лет. Ты мой муж, ты Управитель Края, тебе можно об этом рассказать, хоть ты долго не сможешь стать равным среди нас.

— Кое-что заслужил, значит, — пробормотал Ермолай, мысленно настраиваясь на Лёньку.


Тот закрывался на высшем уровне. Под дверью кабинета директора собралась не только их четверка. Рядом с независимым видом смотрела в окно Мариэтта. Молодой мастер легко уловил, что она знает, что её врождённую защиту пробивают все четверо, и оттого старалась вообще ни о чём не думать. У неё это получалось довольно прилично.

Ольга вся лучилась довольством, спокойствием и уверенностью в себе. Лёшка периодически шарил мыслями по школе, ухитряясь закрывать результаты поиска. Что обдумывал зять, было непонятно. Ещё более загадочным выглядело поведение Лысого. Директор знал, что школьники стоят под его дверью, он был в кабинете один, но позвать их не спешил. Но вот дверь открылась.

— Так, ребятки, я тут Олины рисунки разглядывал, — Селиванов добродушно показал на экран компьютера, на котором уже в виде рисунков таращили круглые глаза разнообразные чудища. — Похоже, ребята вначале попали на участок, где временно отдыхают самые разнообразные твари. Я обнаружил среди них уроженцев пяти разных миров.

Константинов усмехнулся и заявил, что они вышли на базу данных монстров.

— Как в компьютерной игре — на каждом уровне есть свои монстры, а есть ещё те, которые появляются лишь при определённых условиях. А пока условий нет, или уровень не достигнут, они не активированы. Значит, есть ещё минимум четыре мира, в которых лишь иногда появляются монстры.

Юрий Константинович доброжелательно его выслушал и согласился, что сравнение интересное. Ольга слушала с явным безразличием, а Лёня моментально замкнулся. Молодой мастер тоже промолчал.

— Ольга, мне кажется, считает, что Краем можно управлять, — повернулся к Аникутиной Лысый. — Я допускаю, что это так, но не думаю, что Ермолаю или кому другому следует повторять такие эксперименты.

— Тогда мы никогда не установим истину, — пожал плечами Леонид с явным неодобрением.

— Что есть истина? — пробормотал, ни к кому не обращаясь, Константинов.

— Истина в том, — быстро и жёстко заговорил директор, — что среди мастеров Радуги существуют самые разные воззрения на Край. Некоторые свои воззрения защищают ценой чужой жизни. Вы меня поняли? Это не несчастный Шатохин и его беспомощные поводыри, которых мы давно выявили и незаметно для них самих повернули на другой путь. Здесь можно столкнуться с сильными мастерами, которые не признают уговоров и переговоров. До поры вас спасало полное незнание. Не знаю, и знать не хочу, что вы там узнали или вообразили, что узнали, собственными усилиями. Официально вас мало чему учили, и потому никто вами не интересовался. Но пора детства закончилась, ребята. Сточеры впервые доказали всем, что наш расщеп проницаем для обитателей иных миров. Ваш испуг, истинный или мнимый, оказался как нельзя более кстати. Я объявил вас испуганными детишками, которые отныне и близко не подойдут к спичкам. Это, кстати, будет разумно с любой точки зрения. А теперь выяснилось, что Реденл уникален, а Край управляем. Три серьёзных открытия, и все связаны с Харламовым и его друзьями.

— А как стало известно, что наши результаты по сточерам истинны? — молодой мастер понял, что от него собираются и дальше укрывать существенные сведения.

— Проверили, не сомневайся. И не забывай, что ты мало знаешь, из тебя готовят разведчика, а не учёного. Твоя роль тебя защищает, в её рамках тебя не тронут. И остальных — тоже, — обвёл он всех выразительным взглядом.

Мариэтта скромно сидела в углу. Она тоже услыхала немало нового, но старалась просто запомнить сказанное.

— Отныне вы все будете под плотным наблюдением. Я не знаю, кто и как этим станет заниматься, но полностью уверен, что всё произойдёт именно так. Возможно, оно начнётся даже с сегодняшнего дня. Так что переключайтесь всецело на учёбу, никаких погружений, сборищ вчетвером, следите за мыслями. А лучше попросту выбросьте из головы Реденл, сточеров и Край. Вернётесь первого сентября — займётесь миром второго уровня. Таково будет ваше учебное задание, и в этом вам никто препятствовать не станет…

Всем, и директору тоже, было ясно, что речь его лавров не снискала. Смешно было думать, что достигшие таких успехов и столько пережившие люди обрадуются, обнаружив, что их считают за детей. Но никто Юрию Константиновичу и не возразил. Молча приняли к сведению и разошлись.

Сессия на этот раз Ермолаю давалась легко — большую часть общеобразовательных дисциплин он уже сдал, а специальные курсы перекликались и между собой и с ранее пройденными дисциплинами. Он, как и в прошлые сессии, немного залез вперёд, и получилось, что часть экзаменов за третий курс уже была сдана. Ольге было сложнее — её дисциплины перекликались между собой намного меньше. Лёшка уехал на сессию — образование требовало его очного присутствия. По той же причине покинули школу Вика, Галка и братья. А зять, как обычно, уехал к жене. Анька была беременна. К концу июня Ермолай тоже собрался навестить сестру.

Он попросил Муртазу подбросить его до Абакана, когда тот поедет в очередной раз за продуктами. Тот молча выслушал его, и мысленно запросил разрешения Лысого. Директор разрешил сразу — молодой мастер тоже дотянулся до него, уверенный, что отказать Лысый не посмеет.

— Хорошо, поедем, — кивнул дисциплинированно Муртаза, поправляя на голове неизменную красную бейсболку.

А Харламов уловил его неприкрытую радость. Водитель имел на него какие-то свои виды и обрадовался подходящему случаю. На всякий случай молодой мастер подключил прямое чувствование, задав вопросом действия Муртазы в отношении его. "Так, свяжется с начальством и сдаст меня. Сам ничего делать не будет, только задаст по дороге несколько безобидных, но важных вопросов. Эх, Муртаза, ты ведь видишь на мне синюю повязку, куда же ты лезешь"?

Чего командир никак не мог ожидать, так это того, что начальников Муртазы — помимо официального, Селиванова, — оказалось сразу трое. Причём все они знали о существовании друг друга, и только Муртаза, со своим наивным уровнем жёлтой повязки, даже не подозревал об этом. Один из адресатов мыслепередачи школьного шофёра даже уловил, что Ермолай перехватил мысли агента и обратился к школяру напрямик: не обижайся, мол, таковы порядки, не мы с тобой их придумывали. Командир группы ему не ответил.

Едва автобус сполз на покрытую свежей зеленью равнину, Муртаза приступил к выполнению своего плана. Он задал вполне резонный вопрос — зачем ехать к сестре накануне больших летних каникул?

— У супруги полевая практика начинается, нам сразу некогда будет, а потом сестра в отпуск пойдёт, — молодой мастер не стал уточнять, что отпуск у Анны ещё очень нескоро.

— Практика по какому предмету?

— Социология.

— Собираетесь после окончания школы жить жизнью простых людей? — удивился Муртаза.

— Там видно будет. Мне, во всяком случае, ничего другого не предлагали.

Водитель откровенно изумился и сообщил, что, начиная с жёлтой повязки, школяров подготавливают к жизни в Сообществах Радуги. Требовались сообществам учёные, учителя, охрана, различные узкие специалисты, просто работники, которым мастера Радуги могли бы доверять — вроде Муртазы, поварих в школе и так далее.

— Но ведь супруге твоей наверняка всё рассказывали, она в школу уже пришла с жёлтой повязкой!

— Я не интересовался, а она, мне кажется, на эту тему пока не задумывалась. Мы ведь не завтра школу закончим.

— Когда надумаешь, — после некоторого молчания сказал нейтральным тоном водитель, — можешь ко мне обратиться. Не знаю, почему тебя в неведении выдерживают, но от меня никто такого не требовал. Я тебе расскажу, что сам знаю. Тут важно примкнуть к сильной группе, а то придётся тебе вкалывать задарма с утра до вечера. Сообщества бывают разные, богатые и бедные, строгие и мягкие. Школа скоро закончится, а жизнь — она длинная…

Ермолай сошел с автобуса даже не в той части Абакана, где жила Аня, и пошёл дворами, внимательно прощупывая обстановку вокруг. Слежки не было. Да и к чему, если адрес Анны наверняка знали все те, кого это интересовало? Муртаза, естественно, как только остался один, доложил о своём разговоре с Харламовым своим начальникам. Селиванов в их списке не фигурировал. Трое начальников, как один, выразили холодноватое одобрение — ничего нового они для себя не узнали. Зато молодой мастер сообразил, что линия поведения, выбранная Лысым, на самом деле защищала и его, и других ребят. К сожалению, такого рода защита могла быть только временной.

Анна, как и ожидалось, встретила его горой выпечки. На сей раз это были ватрушки.

— Я за четыре курса уже всё сдал, — сообщил Кутков за чаем. — Думаю, не написать ли мне в июле диплом? Всё равно других планов нет.

— А Реденл?

— Ты знаешь, — быстро проговорил зять, отослав Аньку на кухню за яблоками, — Оля потрогала Край, у неё новый талант открылся. Она передала мне своё воспоминание Реденла и взяла моё. Я могу погрузиться в любой точке, где она была, а она — там, где был я. Так что я тоже щупал руками Край и смотрел на Саянскую Школу со стороны.

Сестра принесла яблоки, сложенные горкой в плетёной тарелке.

— На Реденл я отвёл неделю в июле, и неделю в августе, — спокойно продолжил Кутков, — так что на диплом времени хватит. Мне кажется, Ольгу тоже на недельку в августе запрягут…

Потом они обсуждали варианты отпуска, сняв всякую защиту — Леонид даже не сомневался, что его пытались прослушивать, и регулярно предоставлял желающим такую возможность. А когда хозяйка ушла на кухню, прикрыл мысли и продолжил:

— Так что теперь я, как пожелаю, могу глянуть на человека и увидеть его мышцы, нервы, внутренние органы, как будто тело прозрачно. Ещё усилие — и он становится совсем прозрачным, а я вижу только биоэлектрическую активность, как будто огоньки в тумане бегают. Быстро бегают, в нити сливаются, разные цвета один в другой переливаются…

Ермолай уже угадал, что он скажет дальше, но слушал, не подавая виду.

— На этих уровнях все люди одинаковы. А вот на следующем те, у кого есть наши способности, кажутся светящимися туманными облачками, а все остальные — просто прозрачными, неразличимыми в темноте. Свечение по цвету к нашим повязками и талантам отношения не имеет, зато по яркости — полное соответствие. Мы трое — вообще как прожектора. Лёшку я не видел, он уже уехал, на расстоянии я ничего такого определять не могу. Зато я заметил ещё одну деталь — с возрастом это свечение явно слабеет. После тридцати пяти мало кто сияет сильнее даже Анны…

— Мальчики, а автовождение у вас будет? — поинтересовалась Анна Куткова, вернувшись с кухни.

Мальчики пожали плечами. Кто знает? Из списка, обещанного Селивановым, верховая езда и фехтование уже воплотились, вполне можно было рассчитывать и на исполнение остальных обещаний.

— Я бы с удовольствием за рулём внедорожника посидела. По улицам ездить неинтересно. Жаль, — она похлопала себя по незаметному пока животу, — сейчас не время.

Она улеглась спать раньше, а ребята решили посидеть ещё на кухне. Свет выключили.

— Аня не удивляется, что ты в темноте видишь, как кошка? — спросил командир, наливая ещё чашку чая.

— Она вообще не удивляется. Привыкла. Ты знаешь, я однажды ей легонько внушил, что надо свои мысли закрывать. Так у неё через три дня такая защита образовалась — Вика в первые дни была не сильнее.

Харламов не удивился. А Лёнька принялся рассказывать про прямое чувствование временных линий:

— После Края, да рядом с Аней, я просматриваю любые предметы и объекты. В расщепе будущее всего туманно — то есть зависит от действий очень ограниченного числа людей. А в прошлом… Ни одному объекту или предмету здесь нет и сотни лет. Все они образовались одномоментно, весь расщеп сразу. Это копия, Ермолай. И хорошо ещё, если эта копия материальна.

— Ты не боишься вслух?

— Акустическая прослушка? Брось. Я такую аппаратуру на огромном расстоянии обнаружу и сожгу. Против мастеров Радуги никто такие средства не использует.

— Меня сюда Муртаза вёз. Стучит он сразу троим — на нас, на Селиванова, да вообще на всех. Так вот он намекал, что, начиная с жёлтой повязки, рассказывают школьникам про Сообщества Радуги, дабы мы могли будущее выбрать осознанно.

Леонид кивнул. Перед ним Мари уже извинялась, что по важным соображениям эту информацию пока придержат. Но не являлось тайной, что Посвящённые Слияния были одним из таких сообществ, в которое, впрочем, по собственной воле попасть было невозможно.

— Да и с другими сообществами чаще всего история аналогичная, — отчего-то был уверен зять.


Гигант духа

С утра Кутков повёз гостя назад в школу. Древняя машинка бегала вполне бодро. Впрочем, вскоре они обнаружили сопровождение.

— Впереди большой джип салатного цвета. Прощупай людей и машину. Интересная защита, — усмехнулся Леонид.

Это была команда наблюдения — слухачи, которые тщетно пытались пробить защиты, которыми окружили себя ребята. Но и сами они были хорошо защищены, молодой мастер мог уловить только общие направления их деятельности. Защищена оказалась и машина — применить дистанционную кинетику к ней было нельзя.

— В первый раз такое вижу, — удивился Харламов, — как будто внутри не узлы, а вода плещется.

Защита напоминала защиту мыслей — ведь если нельзя прицелиться, разглядеть место удара, то и сам удар придётся в пустоту. Они могли нанести удар только по корпусу машины, который был доступен визуальному наблюдению. Но это было неэффективно.

— Ну, раз они закрылись физически, будем воздействовать на химические процессы, пообещал зять, ухмыляясь. — Сейчас я им весь бензин в баке полимеризую. Пусть попробуют на мазуте ехать…

Это заняло у него около минуты. Проезжая мимо остановившегося джипа, Ермолай уловил недоумение его водителя и пассажиров, которые так и не поняли, что произошло.

— Ребята там крепкие, — сказал он Куткову. — Чем я им так интересен?

— Если бы ты это знал, то за нами пустили бы не одну, а две-три машины. Я тоже не знаю, могу лишь предполагать.

— Так предположи, — пассажир рассеянно смотрел на открывшуюся впереди равнину.

— Мне кажется, тебе вполне по силам изменить какие-то существенные параметры этого мира. Или добыть некое знание, которое у многих выбьет почву из-под ног.

Молодой мастер хмыкнул в сомнении. Исходя из такой логики, было бы лучше вообще закрыть Школы Радуги. Но был здесь и рациональный элемент — ему всегда намекали, что все ограничения временны. Может, наоборот, от него хотели результата, который более опытный искатель почему-то не мог получить? Или всё происходящее объяснялось обычными интригами в разнородном сообществе?

— Ты помнишь слова, которые произнесла Галка Хоменкова в последний раз на карте сточеров? — неожиданно сменил тему Кутков. Я помню: " кровь идущей поперек хребтов в Зрачке Истины откроет ей дорогу". Это естественное для Галки высказывание, как ты считаешь?

Ясное дело, Хоменкова таким слогом не выражалась. Она знала, что эвенки называли себя так — идущие поперек хребтов, как знали все в группе. Однако Ольгу она назвала бы Ольгой, как и все остальные. Но ведь в моменты прямого чувствования человек находился в особом состоянии, и мог использовать нетипичный стиль и вообще резко изменить поведение. Однако зять увидел здесь другое. Он полагал, что сточеры через Галку, как наиболее для них доступную, таким образом передали Аникутиной предложение. А это означало, что командир в момент бегства в двадцать третий мир был абсолютно прав — сточеры могли внушать людям свою волю. Возможность была, по всей видимости, довольно убогой. И не до всех они могли дотянуться, и внушение носило не директивный характер, внушалось скорее опасение или некая частная идея, кардинально не противоречащая мировоззрению.

— Я тебя понял. Гипновоздействие между мирами, а я — их цель. Слишком самостоятелен. Допускаю. Так ведь нам до Камета добраться нетрудно, мы там сточерам и прямые вопросы задать сможем. И что будет, если нам не понравятся ответы?

— Тогда, возможно, кой-кому в расщепе весьма понравятся твои действия. Что, если действия сточеров уже обнаружены, и кто-то мечтает уделать их твоими руками? Или тебя — их усилиями?

Харламов раздумывал до самых сопок, а потом сказал, что Лысый полностью прав — при его обрывочных знаниях ему лучше пока ограничиться заданной целью, Алатау-три, и избегать самодеятельности. Мысль, что Галка могла попросту озвучить мысли Ольги, которая договорилась со сточерами, он придержал при себе. Пикап въехал на школьный двор, который больше походил на огромный воинский лагерь римской пехоты. Шеренги латников атаковали друг друга, лихо перестраиваясь по командам, выпуская через разрывы в цепи для единственного выстрела лучников и снова смыкаясь в боевой клин. Школа уже прекратила учёбу и на всё лето здесь обосновались участники клубов исторической реконструкции. Среди них равным другим отрядом смотрелись школяры, оставшиеся, чтобы отработать до совершенства искусство боя клинками.

— Я поеду, пожалуй. Ольге привет, — Лёня выехал задним ходом со двора, а молодой мастер вдоль забора и стены Большого дома пробрался к себе домой.

Супруга сидела на кровати и пальцем водила по экрану мини-компьютера, соединяя заготовленные цитаты и ссылки в единый текст. Работала она быстро, но Ермолай решил, что его вопросы не отвлекут подругу жизни слишком сильно. И спросил, не она ли внушила Галке мысли об освящении прондагов кровью.

— Я. Поздновато ты спросил. А не уловил ты моего посыла оттого, что я как раз в Зрачке Истины находилась. Он защищает мысли и укрывает от прямого чувствования.

Она не перестала двигать руками, и он понял, что разговор ей не мешает.

— А на что ещё способен этот Зрачок Истины?

— Если его напитать кровью, то он позволит разумному существу женского пола видеть картины иных миров. Как будто астральный глаз туда запускаешь. Самцы сточеров, насколько я понимаю, с его помощью людей в Камет выдёргивали.

— Половое разделение функций. Интересно. Ты ведь напитала его кровью, Оля. Увидела хоть что?

Пальцы супруги остановили своё движение и она повернула к мужу голову.

— Я заказала Материнский Мир. Но то, что я увидела, ничем не отличалось от расщепа. Зрачок Истины позволяет только видеть глазами.

— Получается, одно из двух. Либо ты угодила в расщеп или один из Алатау-миров, и не смогла этого понять; либо Материнский Мир существует и сильно за эти годы не изменился.

Дочь шамана кивнула. Легко было понять, отчего она промолчала о своём открытии. Явно хотела сама им воспользоваться и разобраться подробнее. Но почему она ему не сказала? Ах, да… Он же в тот момент вдруг испугался и стремился спрятаться в безымянном мире, ему было не до того. Ведь и испуг его, как он теперь понимал, отчасти вызвало вот это внезапное бесчувствие по отношению к Ольге. Он потерял на секунды контакт с нею, не понял, что происходит, и решил на время запугать Лысого с Мари мощью сточеров. Но всё время интуиция уверяла его, что он действует правильно, оттого он и не обращал внимания на нестыковки в мотивации своего поведения.

— Надо бы повторить попытку. Только ночью. Если в Материнском Мире не будет дождя или тумана, я увижу огни поселений.

Харламов прикинул проекцию Зрачка Истины на расщеп. Да это же не так далеко от железной дороги Ачинск-Абакан! Оттуда Сорск должен быть виден. А если в расщепе как раз туман будет или дождь, а Ольге удастся огни увидеть, значит, она попала в Материнский Мир. "Или в миры Алатау" — поправил он себя, вспомнив, что в них погода отличалась от расщепа.

— Почему, кстати, Алатау-три? Мы третья группа, пробившаяся в мир второго уровня в этом районе, да? — поинтересовался Ермолай.

Аникутина кивнула, и её пальцы вновь задвигались по экрану. Сейчас лучше было ей не мешать. Переодевшись в стандартную школьную форму, командир отправился в башню. В нижних ярусах никого не было, он немного помедитировал, а потом попробовал применить прямое видение к Гволну. Результат оказался столь неожиданным, что он сразу кинулся искать Лысого. И нашел его на втором этаже Большого дома. Стоя у окна, Юрий Константинович наблюдал, как отряд пехотинцев, прикрываясь большими щитами, продвигался вперёд под стрелами шеренги лучников.

— У них ведь боевые стрелы, — ахнул ученик, поздоровавшись.

— Верно. И заметь, там далеко не все — ученики нашей школы. Многие всерьёз рискуют без надобности, просто из любви к искусству. На лето здесь соберутся настоящие мастера боя. А все наши защиты сняты уже сейчас, так что в подземелья тебе лучше без подстраховки не ходить.

— Я не погружался. А приближение постороннего уловлю и в медитативном состоянии. Юрий Константинович, можно один вопрос? Край, он всегда имеет форму ограничивающей стены, или возможны другие варианты?

Лысый глянул на него оценивающе, а затем принялся нудно объяснять, что понятие "край" ограничивает существование в определённом пространстве или на определённой плоскости. Такова семантика самого понятия. Оттого иной формы он иметь не может, — развёл руками Лысый. А вот то, что какие-либо предметы или объекты могут обладать некими функциями Края, исключить нельзя. Но, поскольку большинство этих функций сугубо гипотетичны, вне области предположений остаётся немногое. По крайней мере, существование проходов между мирами не отрицается, хотя не все считают такую функцию свойством Края.

— А проходы эти, они обязательно материальны? Или, скажем, могут они быть воплощены в живом существе?

— Ольга бы тебе ответила, что они способны воплощаться и в духах, и в зверях. А я — не знаю, — Лысый невольно дёрнулся, когда за окном один из наступающих вдруг упал.

Товарищи по отряду не обратили на это происшествие никакого внимания, они развернулись в цепь и прижали лучников к ограде школьного двора. Только тогда к упавшему подбежали и принялись оказывать помощь.

— Ничего серьёзного, — сказал успокаивающе ученик, — через неделю будет он скакать, как ни в чём не бывало. Стрела вошла на три сантиметра, дальше кольчуга не позволила.

— Хорошо, что за эти игрища уже не я отвечаю, — пробормотал подавленно Лысый и ушёл к себе.

Молодой мастер сообразил, что сейчас Селиванов будет избегать любых вопросов. Из группы в школе находились только Инга да Ольга: супруге назавтра предстоял последний экзамен, Инга же оставалась махать мечом на всё лето. Узоян уже покинула школу. У неё, как и у всех преподавателей, начался отпуск. Наутро к Харламову, севшему за компьютер, подошла Минаевская.

— Юрий Константинович уехал, велел тебе передать, чтобы вы с Аникутиной как можно быстрее покинули школу и не встречались ни с кем из группы. Летом он сам вас найдёт. И он просил тебя, Ермолай, никуда не погружаться. Ольга пусть, а тебе не стоит.

— Спасибо, тётя Лиза. Я понял, — ответил командир распорядительнице.


Собственно, в школе уже становилось весьма неуютно. Неизвестные молодые люди бродили по всем коридорам, ощущая себя полноценными хозяевами. С десяток учеников, ещё не сдавших последние экзамены или самостоятельные работы, поспешно избавились от повязок и уже не носили школьную форму. Кормёжка в столовой разом стала намного хуже — выбор исчез, все ели одну похлёбку, сытную, и от пуза, но совершенно безвкусную.

Ночью Харламов неожиданно проснулся. Сон забывался, улетал из памяти, и он усилием воли постарался удержать в памяти наиболее существенное.

— Что-то случилось? — жена рядом тоже проснулась и настороженно на него смотрела.

— Сон. Глаза в небе. На этот раз — глаза Чжань Тао. И поезд. Теперь я догадываюсь, какой. Мне надо выйти на железную дорогу Барнаул — Павлодар.

— В расщепе эта дорога не действует. Край… — мгновенно отозвалась Ольга.

Да, Край перерезал эту дорогу, и поезда дальнего следования по ней уже не ходили. Иногда локомотив возил по ней платформы с грузами, да раз в сутки там проходил местный поезд из трёх вагонов. Прилегающую к Краю и школе местность они изучили в мельчайших подробностях. Значит, ему предстояло выйти к железной дороге в другом мире. Сон был подсказкой.

— Ты можешь соединиться мыслью с Чжань Тао, — посоветовала дочь шамана.

— Пока воздержусь, — молодой мастер подумал, что этот сон — очередная попытка на него воздействовать.


Как только супруга сдала экзамен, они покинули школу. На день заехали в Ручейный, посёлок стал за зиму заметно меньше. Там и тут виднелись фундаменты перенесённых на новое место домов. Молодёжи в посёлке почти не осталось. Маринка приезду брата с женой обрадовалась — ей тоже было скучно. Но радость её продлилась недолго — Аникутиной нужно было ехать в Красноярск, оформлять документы на летнюю практику, а потом ехать и на саму эту практику. Ермолай уехал с ней.

И после, когда они ездили по селениям и стойбищам Хакассии и Тывы, проводя опросы, они всё время были вместе. Может, поэтому самая тщательная проверка не обнаружила никакого наблюдения. Только в конце месяца, когда они вернулись в Абакан, чтобы сдать материалы и провести их первичную обработку, их встретил на улице Лысый.

— Ну, здравствуйте, студенты. Леонида не встречали? — директор, в белых мятых брюках, рубашке навыпуск и панамке на голове, выглядел натуральнейшим курортником.

— Так он уехал диплом сдавать.

— В курсе, значит. Молодцы. У меня к вам предложение. Когда здесь закончите, дайте мне знать. Я вам организую вертолёт до Саянской школы. Дальний Замок посмотрите. У него есть одна особенность — близость Края делает невозможной любую дистанционную слежку, так что чем вы там будете заниматься, вряд ли кто узнает. Интересует?

Ольга предоставила решение мужу. Харламов согласился. Так и вышло, что Лёньку они не встретили. Посидели немного у Анны, попили чаю. Сестра заметно располнела и двигалась с плавной медлительностью. Но пока продолжала работать.

А потом Аникутиной зачли практику, и Лысый сразу отозвался на их вызов. Вертолёт ждал их в аэропорту. Пилот провел их через посты охраны, и они взмыли в тёмное небо. Сам полёт не оставил впечатлений. Вновь пришлось прыгать из зависшей машины, а потом брести в темноте к воротам школы. Супругов встретили, но в саму школу они так и не зашли, направились в Дальний Замок. Заблудиться было невозможно — на фоне далеко различимого сияния Края замок выделялся зубчатым силуэтом.

Их вывели на тропинку, и они шли по ней, пока не подобрались вплотную к громадине белостенного строения. Никакой ограды вокруг не было. Дверь открылась свободно, едва молодой мастер потянул кольцо на массивной двери. В тёмном коридоре дремал дежурный.

— Фамилии назовите, — потребовал он, узрев входящих.

Дежурный рассказал им, как пройти к предназначенной для них комнате. За окнами уже светлело, и ложиться спать смысла не было. Они решили погрузиться в Реденл прямо из своей комнаты. Ольга могла доставить их в место, где жила небольшая община колдуний. Там, ниже по течению реки, весна уже приближалась, и можно было обойтись без зимней одежды.


В утреннем полусвете тёмные избы, стоящие по краям утоптанной площади, сливались с дальним лесом. Из трёх труб к небу поднимался вонючий дым, остальные строения дышали застарелым холодом. Супруги, в кроссовках и брезентовых штормовках, сразу почувствовали хватку ночного мороза. Подмёрзший за ночь снег хрустел под ногами. Ольга решительным шагом направилась к одной избе, в окнах которой неярко светился огонёк. Мысленный поиск показывал, что там живут люди, и что большинство из них уже проснулось.

— Собак здесь нет. Интересно, почему?

— Боятся, что их волки сожрут, оттого не держат, — уверенно заявила дочь шамана.

Она постучалась в дверь и представилась "настоящим человеком". Им открыли сразу, и провели в большую комнату, где у печи уже хлопотала костлявая бабулька в немыслимом рванье.

— Сейчас Ермолай за водой сходит, — пообещала супруга колдунье, даже не представившись толком. — Вёдра у входа стоят. Колодец заметил?

Муж кивнул в ответ из чистой вежливости. Он видел и в полной темноте, а не заметить колодец посреди площади мог только полный слепец. Ольге требовалось время для установления контакта, и она выигрывала его, удаляя на время мужчину и заодно демонстрируя свою власть над ним.

— Девка, так горкозы кругом. Али он тебе не мужик?

— Он у меня самый настоящий мужик, любому горкозу враз башку оторвёт. Я же говорю, мы — настоящие люди.

Ермолай вышел, и в дальнейшие разговоры не вникал. Колдунья говорила дело — горкозы уже вернулись в Реденл и охотились на мужчин и женщин детородного возраста. Как раз на них. Так что он внимательно отслеживал любое движение вокруг. Сейчас его возможности были не те, что при первой встрече с самым опасным здешним хищником. Он был уверен, что обнаружит горкоза за километр, и немедленно прикончит. А не сумеет он — это сделает Ольга, сделает ещё до того, как горкоз ворвётся в деревню. Но жена сейчас занята, ей предстоит договориться с колдуньями. У Лёньки и Чжань Тао это получилось не лучшим образом.

Дверь в избу он открыл кинетикой — руки были заняты. Поставил вёдра на пол и вдруг ощутил охотящегося горкоза. Три километра, голодная тварь, пол не разобрать. Скоро монстр будет здесь. Ольга уловила его мысли и что-то сказала колдуньям. Бабки заметались по избе, как тараканы на свету. Харламов, стоя между двух вёдер, внутренним взором видел, как самка горкоза огромными прыжками несётся к деревне. Вода в вёдрах колебалась, отражения огоньков свечей дробились и растягивались.

— Ты её направь на северную сторону посёлка, — посоветовала супруга, — и там прибей. Не на площади.

Молодой мастер мысленно проверил, способен ли он управлять монстром. Для этого потребовалось сконцентрироваться ещё глубже, но управлять нервной системой твари он всё равно не мог. Ему пришлось парализовать пару мышц, чтобы самка проскочила мимо избы, не сумев затормозить. По инерции горкозиху вынесло между избами, где он её и прикончил, перебив шейный позвонок кинетическим ударом.

Бабки в избе разом присмирели, зажгли большую лампу и пригласили их сесть за стол. Мигом там появилась мочёная брусника, солёная рыба, грибочки в деревянных плошках. Как и они с Ольгой, бабки почти не говорили между собой словами. Только переглядывались. Их мысленную речь он воспринимал не полностью. Колдуньи были весьма искушены и давно жили тесной общиной. Даже в мыслях им было достаточно пол-намека или отрывочного образа, чтобы понять друг друга. Мысли здесь закрывали неумело, даже, наверное, не закрывали, а прикрывали — чтобы посторонние не расслышали случайно. Так в толпе двое знакомых разговаривают вполголоса, чтобы не навязывать своего общества окружающим.

Так что разговор шёл вслух. Но и так понимать колдуний получалось с трудом. Вначале, когда они рассказывали о посёлке, было понятно. Зимой здесь жили только колдуньи, присматривающие за складами, летом прибавлялись паромщики и охотники. На склады по осени сплавляли с речных посёлков дары леса, а по весне — добытые охотниками шкуры. Со складов их увозили уже по дороге, автомобилями. Летом посёлок охранял прикормленный медвепут. Паром через Реденл работал непрерывно, перевозя людей и машины.

А вот когда бабки начинали рассказывать о своём колдовстве, понять их было сложнее. Как и их коллеги в Солматре, умели они немногое, и силу пришельцев оценили сразу. Зато знали, что странников не принял медвепут, и претендовать на звание Настоящих Людей гости не имели права. Здешние колдуньи мудрость предков хранили бережнее, и настоящий мир представляли себе похожим на кочерыжку в кочане капусты. Вокруг него завивались многочисленные тонкие и маленькие миры-листья, один из которых — Реденл. А дальше расположены миры грубые, большие — как зелёные наружные листья кочана.

— Вы, победители горкозов, тоже пришли с мира малого, Краем окаймлённого. Между такими мирами пропешить легче. А Настоящие Люди в миры-листья в своём облике попасть не могут. Здесь они — как дуновение ветра, как клуб дыма, неуловимы…

Но никто из здешних колдуний Настоящих Людей и в таком облике не встречал. Лишь изустная память хранила рассказы очевидцев, но из них лишь следовало, что Настоящие Люди — появлялись. Ничего ни об их жизни, ни о том, зачем они приходили.

— Вот так, мы с тобой, оказывается — искатели кочерыжки, — сказал Ермолай, когда они, сердечно распрощавшись с колдуньями, вернулись в расщеп.

— Ты знаешь, их Настоящий Мир больше напоминает Первопричину сточеров. А в схеме Хромого Воеводы он соответствует Завитку отражателя. Мы считали, что миры без Края, миры повышенной плотности ближе нас к Материнскому Миру, а колдуньи говорят, что дальше. Всё наоборот. Кто прав? Что твоя интуиция говорит?

Молодой мастер только пожал плечами. Слишком серьёзный вопрос, и слишком мало у них информации.


— Ты не догадываешься, где здесь столовая?

Дальний Замок стоял рядом с Краем, и его близость гасила многие способности. Здесь их не могли выслеживать дистанционно, а на способность погружаться в другие миры Край так сильно не влиял. Зато и его обитатели гораздо хуже улавливали мысли других людей, и столовую пришлось искать чутьём. Выручила супруга — сам он ни за что не учуял запахи пищи. Столовая оказалась на верхнем этаже, а их комната располагалась на втором. По узким лестницам замка они поднимались, удивляясь прикрытым резиной ступенькам и перилам с подсветкой. Удобств здесь было намного больше, чем в их школе.

Зато кормили неважно: жидкий супчик на овощном бульоне с кусочками куриного мяса, овощной салат, жареная речная рыба. Выбора не было. В огромной столовой, где могла бы разместиться не одна сотня человек, они были одни. Половина столов вообще была снабжена одним стулом, большинство других — всего двумя. Зато при столовой были мужской и женский туалеты с большими умывальниками и высокими зеркалами. Дочь шамана даже сравнила удобства с гостиничными.

Они спустились к дежурному и выяснили, что подземелья в замке есть, но для гостей, каковыми были здесь Харламов и Аникутина, они не предназначались. Им отводилась комната, и они могли использовать её по своему усмотрению. Отчитываться здесь ни перед кем не следовало, от гостей лишь требовалось не нарушать покоя других обитателей замка.

Они устали после погружения в Реденл, и легли отдохнуть. Ермолай проснулся через несколько часов и обнаружил рядом бесчувственное тело супруги. Аникутина успела выспаться и уже погрузилась куда-то. Последовать за нею в её приват-миры или в Реденл он не мог, и погрузился в Камет, на ритуальную площадку. Ольга оказалась там. Она стояла посреди полностью расчищенной карты сточеров, в самом центре, и настороженно смотрела по сторонам. Временами она выбрасывала вперёд руку, слегка поворачиваясь, и в этот миг чувства молодого мастера улавливали мгновенное изменение пространства вокруг неё. Характер этого изменения был ему совершенно незнаком, это было что-то новое. Дотянуться до жены мыслью он не мог, прямое чувствование тоже было бессильно, но тем не менее он определённо чувствовал, как что-то в Зрачке Истины меняется. Он постарался запомнить эти изменения.

Прямое чувствование показывало — сточеры уловили происходящее, но вмешиваться то ли не собирались, то ли не имели возможности. А на Камете темнело, температура падала, и кожа покрывалась пупырышками. Ермолай попробовал не дотянуться — это было невозможно — но послать супруге сообщение. В одной из попыток он частично воспроизвёл замеченные изменения в Зрачке Истины. И сработало. Ольга вышла из кольца прондагов и увидела его.

— Да ты тут совсем замёрз! Возвращаемся.

Она смотрела все доступные миры подряд, без системы. Просмотрела их более сотни. Большинство оказалось весьма неприветливыми с виду, а в нескольких она видела людей.

— Я была в Алатау-три. Тайга, холмы. Как в Материнском Мире. Огней, присутствия людей незаметно. В расщепе — тоже.

— Какие огни ты там увидишь днём?

— Ты прав. К тому же точка обзора расположена довольно низко, метров десять от поверхности и изменить это нельзя.


Несколько дней они спали, ели, иногда гуляли по окрестностям, и погружались, погружались… Реденл отпал — идти дальше по зимним дорогам желания не было. Это Чжань Тао и Леонид жаждали достичь крупных городов, Ольге же хватило и колдуний. А молодой мастер погрузился несколько раз в Гволн, надеясь вновь стать бесплотным. Не вышло. Зато он открыл несколько любопытных созданий, живущих в подземельях, и обнаружил интересное место, которого хозяева пещер избегали. Там за четыре длительных погружения не встретилось ни одного псевдо-гнома, а когда Ермолай спровоцировал за собой погоню, воинственные владельцы топоров разом остановились на линии, отделяющей сверкающий выходами лавы зал от сумрачной, освещаемой зеленоватым свечением плесени, пещеры с покатым песчаным полом.

Они кричали, потрясали топорами, но на песок не ступали. Позднее Ольга погрузилась вместе с ним, походила по песку, но понять особенности Песочницы им не удалось. То ли песок, то ли живущая только здесь светящаяся плесень, то ли большие белые муравьи, построившие из песка подобие термитника, то ли протекающая у дальней стены быстрая река с водой неприятного багрового цвета, то ли невесть что отпугивали псевдо-гномов. Они приходили временами и, увидев Ермолая в здешнем облике, гневно кричали, требуя убраться в какой-то мир, на слух больше похожий на Таркал.

— Да нет, вроде Пардар, — решила супруга, прислушавшись к крикам. — Нам, должно быть, полагается там проживать.

В Камете стояла холодная ночь, так что сейчас Аникутина погружалась в свои приват-миры. Супруг уже мог прямо из расщепа видеть её глазами, но в каждом из миров в пределах видимости находился Край, и дочь шамана не могла ни заглянуть за него, ни как-то воздействовать.

— Почему ты не погружаешься в мир Энгдекита? Мы же там вдвоём пересекли реку и ты нашла чью-то душу…

— Мы не пересекли реку, и в этом наше счастье. Если бы кто-то один или мы оба оказались над тем берегом, уже не вернулись бы. Но для этого мы пока недостаточно сильны. Мы смогли вдвоём только дотянуться до того берега, и случайно нам попался шаман в путешествии духа. А затем нас выбросило в расщеп. Это сейчас я знаю, что из таких путешествий не возвращаются, — Ольга погладила его волосы и обняла, — ты тогда всё сделал правильно, сам не понимая того.

Они гуляли по тайге привычным маршрутом, оканчивающимся на голом холме, с которого прекрасно был виден переливчатый светящийся Край. Теперь молодой мастер видел все семь цветов второй радуги, а подавляющую близость Края он переносил значительно легче. Стоило лишь создать в сознании барьер — и он мог подойти к Краю хоть на десять шагов. Дальше было нельзя — на таком расстоянии живая материя погибала за несколько секунд. У подножия Края лежала полоса серой безжизненной почвы. Даже сучья и стволы деревьев здесь не подвергались гнили, а просто усыхали и каменели.

У входа в замок их встретила Елена Артемовна.

— Добрый день, молодые люди. Краем любуетесь? Мне дежурный сказал, что вы гулять пошли, вот я вас здесь и жду.

Артемовна прекращала работу в школе "У Ледяного Озера". Но она могла уделить им пару дней. Ей разрешалось работать в подземелье. Ольга от беседы отказалась, подтолкнув вперед мужа. Харламов отправился вслед за преподавательницей, удивляясь тихой, покрытой резиной лестнице и утопленным в стены светильникам. Здесь и помещения были намного комфортнее — деревянная обивка стен, удобные кресла, электрическое регулируемое освещение.

— Ваша четвёрка возбудила некоторые подозрения. Ты не хочешь об этом поговорить?

— В чём нас подозревают? — он уселся в кресле удобно и проверил свои способности.

Связь с Олей сохранялась, кинетика — тоже. А вот мысленное прослушивание и прямое чувствование здесь не работали.

— Кажется нам со стороны, что вы задумали свой исследовательский проект. Во всяком случае, отмечена определённая самодеятельность.

— Вообще-то просто хотелось получить ответы на ряд вопросов. Неужели теперь любопытство получило громкое название — "исследовательский проект"?

— На любопытство ты имеешь полное право. Однако есть грань, за которой любопытство становится своеволием. Ты не забыл, что ваши погружения могут закончиться летальным исходом? Сколько вы с Ольгой здесь успели совершить погружений в общие миры и твёрдые приват-миры? Да и Кутков тоже не дремал, уже раз десять погружался в Реденл. А мир этот даже для него весьма небезопасен. И к чему это всё? Ответишь?

Судя по всему, его пока воспитывали. Ничего, собственно, страшного не произошло. Исследования продолжались. А о том, что супруга видела в Зрачке Истины, молодой мастер никому рассказывать не собирался. А про Реденл, про Гволн — отчего же не рассказать.

— …пещеры, что мы назвали Песочницей, остаётся неизвестным. Вот и все наши результаты. Да, я могу смотреть глазами Ольги, когда она уходит в свои приват-миры. Не знаю, важно ли это.

— Я тоже не знаю. Ты задал себе слишком много вопросов, Ермолай. Ты думаешь, что от тебя скрывают информацию, которая способна поместиться в одной брошюре? Ошибаешься. Скорее, от тебя скрывают целую библиотеку, размером в хороший лабиринт. И скрывают лишь оттого, что ты в ней заблудишься и зря потратишь силы.

— Отчего тогда не дать мне в руки путеводитель?

Артёмовна захлопала ресницами и усмехнулась:

— Ты прав. Путеводитель, правда, в данном случае окажется полкой с книгами, но для тебя это уже был бы посильный объём. Дело в том, что тот, кто дал бы тебе его в руки, подчинил бы себе твою дальнейшую судьбу. Нет, ты мог бы взбунтоваться и послать всех подальше, но тогда заплутал бы в библиотеке и потерял для Пути Радуги всякую ценность. Чтобы этого не случилось, тебя и придерживают. Судьба Ольги определена, на неё никто не претендует, а вы втроём пока ничьи…

— У меня два вопроса, — сказал ученик отстранённо. — Первый чисто академический: как получается, что земная наука смогла составить краткие справочники и энциклопедии по всем отраслям, а мастера Радуги не смогли представить своих результатов в сжатом и понятном виде?

Артёмовна ответила легко, без раздумий. Путь Радуги — вовсе не наука, здесь не было однозначных понятий, проверенных практикой теорий, объясняющих несомненные факты. Скорее, имеющиеся записи были сборниками воспоминаний, дневниками, сравнением единичных событий. Никто не взял на себя труд систематизировать всю эту груду записей, лишь для отдельных миров были составлены чёткие описания. Даже теорий, группирующих миры, насчитывалось более двух сотен — и никто даже не пытался проверить их истинность. Среди мастеров Радуги почти не встречались люди с научным типом мышления.

— Ну, и надо добавить, что доступ ко всему этому знанию открывается только с жёлтой повязки. Так что ряды систематизаторов отнюдь не столь многочисленны. А второй твой вопрос, мне кажется, будет совсем не академичным. Прошу.

— Меня интересует список тех, кто мог бы дать мне путеводитель.

Преподавательница вздохнула и опустила голову. Харламов понял, что ради ответа — или отказа в ответе — на этот вопрос она сюда и приехала.

— Закончишь школу — узнаешь. Ещё не настало время. Это очень разные группы, и твой выбор будет трудным и долгим. Потому его и откладывают как можно дальше, давая тебе возможность раскрыть свой потенциал. Могу лишь сказать, что Посвящённые Слияния считаются маловлиятельной группой. Ты им не подойдёшь — и по возрасту, и по выраженным научным склонностям. Они более склонны к мифологии. Но все группы в равной степени заинтересованы, чтобы вы вчетвером изучили Алатау-три, а ты, если сможешь, погрузился бы в мир третьего уровня…

Юноша вежливо кивнул. Действительно, чего тут не понять: он пока не дозрел, и алчные почитатели его талантов ревностно друг за другом присматривают, как бы кто его прежде времени не совратил в свою веру. А на скромную просьбу хотя бы назвать ту группу, к которой относилась сама преподавательница и, — или, — Лысый, Артёмовна ответила твёрдым отказом.


— Слышала о таких — "окруженцы"?

Ольга покачала головой. Артёмовна напрасно понадеялась на мощь близкого Края — название группировки, к которой она сама относилась, ученик всё же вытащил из её незащищённого сознания. К сожалению, только название — и ничего более. Лысый же, как ни странно, вроде бы ни к одной группировке не принадлежал.

— А ничего удивительного. Если они устроят свару внутри школ, кто будет готовить мастеров? Педагоги только и будут заняты перетягиванием способных учеников на свою сторону. Ну, и кого они тогда в итоге получат? — рассудила Аникутина.

Елена Артёмовна покинула замок после этого единственного разговора. Но она оставила им рекомендательные записки и координаты мест, где можно было с пользой для себя провести время: мотоклуб, автошкола, секции боевых единоборств без оружия, центр подводного плавания, стрелковый клуб. Средств для оплаты услуг инструкторов им вручили предостаточно. А вот времени было немного — и супруги решили остановиться на автовождении и рукопашном бое. В мире Алатау-три это могло пригодиться.

А пока они ждали, когда на Камете закончится ночь. Дождавшись, погрузились, Ольга пролила кровь на прондаги Зрачка Истины, и начала просмотр миров. Через несколько минут она шагнула одной ногой за пределы начерченного сточерами овала.

— Ерёма, в мире, который я полагаю Материнским, видны огни большого поселения. В расщепе — то же самое. Алатау-три — те же огни, но ещё к востоку заметила движущиеся огни. Похоже, поезд.

— Отлично. Продолжай, — молодой мастер не сказал жене, что, едва она пролила кровь, он ощутил чьё-то присутствие.

Не рядом, вообще непонятно, где. Но кто-то настороженно смотрел за их действиями. Или слушал. Привычные определения здесь не подходили. Вспомнились впечатления от его загадочных снов — так же он себя чувствовал, когда в небе на него смотрели внимательные глаза. Но на этот раз он ничего такого не видел, а на Камете — наверняка — никого из людей поблизости не было. Оставалось выбирать между вероятностью собственных бредовых переживаний и возможностью слежки из другого мира. Ермолай последнему не удивился — в некоторых мирах он и сам такое умел. Но отследить чужое внимание и установить его источник… Эта задача пока превышала его возможности.

Миры, на которые могла смотреть Оля, и о которых она восторженно рассказывала во время их недолгих прогулок по лесу, поражали своим разнообразием. Леса, степи, пустыни, горы. Встречались даже пещеры и холмы среди бескрайних болот. А вот морей и океанов не попадалось. Случайное ли то было совпадение, или же Зрачок Истины отражал неприязнь его создателей, сточеров, к воде, они довольно долго безрезультатно обсуждали. Сошлись на том, что география всех миров в основе совпадала — и раз Зрачок Истины в Камете располагался на континентальной коре, то и во всех остальных мирах он проецировался на неё.

В следующем погружении Аникутина уже считала миры, а супруг внимательно наблюдал за её движениями. Каждый мир соответствовал определённому направлению вытянутой руки. Точность здесь требовалась высокая, чуть ли не до углового градуса, и можно было ожидать, что Зрачок откроет доступ к тремстам-четыремстам мирам. Но некоторых миров не было — в избранном направлении Ольга видела лишь Камет — а другие тонули в непроглядной темноте. За три погружения она просмотрела полный круг, около двухсот пятидесяти миров. Материнский мир размещался чуть ли не на 90 градусов в сторону от мира Алатау-три, и был намного ближе к расщепу.

Вообще примерно пять миров, соседствующих с Материнским, почти ничем не отличались от него визуально. Так же походили на него соседние с Алатау-три миры. А вот расщеп был одинок, соседние миры разительно на него не походили — болота слева, глиняно-каменная пустыня справа. Надо сказать, что молодой мастер вскоре неизвестным чувством научился улавливать различия между мирами. Материнский Мир вызывал у него одни ощущения, Алатау-три и его соседи — другие, гораздо менее приятные, а большинство миров, озираемых Ольгой, в том числе и расщеп, порождали в нём более спокойные и приятные ощущения. Миры явно группировались по каким-то признакам.

— Всё, хватит для сточеров кровь сдавать, — сказал решительно Харламов после пятого погружения, — ты уже ослабела, а прондаги эти могут и сточерам как-то пригодиться. Не зря же они с таким сочувствием к твоим опытам относятся. Пора заканчивать. Нас ждут баранка джипа и руль мотоцикла.

Супруга не возражала. Они посвятили свой последний день в Саянской отдыху: выспались, сходили в душ — лимита на воду здесь не знали, — и отправились напоследок прогуляться по лесу. На этот раз Оля утащила его подальше от Края.

— Здесь Край тебе не помешает. Попробуй связаться с Чжань Тао. Спроси, какие два процесса мы объединяем под понятием прямого чувствования?

Попытка окончились безуспешно. Мастер Радуги находился недалеко, ищущую мысль он уловил, но отвечать не пожелал. Зато Ермолай мог сравнить свои ощущения от сеанса связи с ощущениями чужого присутствия на Камете. И здесь он отметил несомненное совпадение. Да, за их погружениями в общий мир присматривал из расщепа Чжань Тао. Он, судя по всему, тоже положил на молодого мастера глаз. Но до времени вёл себя тихо, общества своего не навязывал и лишнего не говорил.

— Вот так. Рассчитывать можно только на себя и друзей, — разочарованно подытожил Харламов результаты попытки.

— Не расстраивайся. Когда тебе навязывают определённый путь, ты ведь стараешься вырваться на свободу, не так ли? И вот сейчас ты на свободе, так что нечего жаловаться, — урезонивала Ольга.


Под колеса мотоцикла летела изрытая земля, двигатель натужно ревел, руки затекли от попыток удержать руль прямо. Возле финишной отметки он сбросил газ и медленно вкатился на площадку, где стояли свободные байки. Двигатель взревел в последнем усилии и затих. Инструктор, сидящий на стульчике под навесом рядом с площадкой, не шевелился, внимательно наблюдая за ездой Аникутиной. Подождав, пока она поставит свой мотоцикл рядом, инструктор встал и подошел к супругам качающейся походкой.

— Харламов, не надо так руль сжимать. Байком можно управлять и ногами, и наклоном тела. Сил меньше потратишь. А так езда грамотная, аккуратная. Соревноваться в дальнейшем не думаете?

Ермолай отрицательно покачал головой. Инструктор пожал плечами и повернулся к Ольге.

— Аникутина, теперь о вас. Слишком осторожная езда, слишком экономичная. Так ездят, когда время прохождения дистанции значения не имеет. Байк не лучший транспорт для спокойных путешествий, он создан для скорости. Дело хозяйское, но если вы оба не планируете в дальнейшем гонять на кроссах или ралли, то заниматься дальше вам незачем.

— Спасибо, Кеша, — протянул ему руку юноша. — Я думаю, ты прав.


Дочь шамана всё называла попросту — мордобой. Хорошо, что инструкторы, придающие несуразно большое значение традициям и ритуалу, её слов не слышали. Аникутина дисциплинированно молчала, никто из тренеров ведь не знал, что задавать им вопросы и получать ответы она могла мысленно. И вскоре она уже переходила от одной группы к другой, и во всех инструкторы, как бы по своей инициативе, быстро ставили её в спарринг с более опытными бойцами, и те поражались, оказавшись против неё бессильными.

Она и здесь руководствовалась принципом экономии сил. Рукопашный бой мог пригодиться ей в Алатау-три, и оттого Ольга неутомимо отрабатывала приёмы защиты от атаки одного или двух человек с оружием, а равно от атаки плохо подготовленного бойца-рукопашника. Ясное дело, в расщепе она свои способности полностью "выключить" не могла, оттого на шаг вперёд предвидела любые действия соперника. Учиться бою, обладая таким преимуществом, очень трудно. Поэтому Аникутина доводила себя до изнеможения, раз за разом выполняя один и тот же приём, чтобы мышцы его запомнили и при надобности воспроизвели практически без участия сознания.

— Твоя жена там захваты отрабатывает? — подсел к молодому мастеру один из бойцов.

— Так точно, — ответил Харламов, не поднимая головы от борцовской тапочки, которая разорвались по шву.

— Я за ней второй день наблюдаю. Не то ей вообще единоборства противны донельзя, не то она какую-то странную цель перед собой ставит. Я же видел, что она умеет уходить от самых сложных ударов в комбинации. Это высочайший уровень. А она полирует простейшие захваты…

— Готовится к бою на автоматике, когда дыхалка вырубится и сознание потускнеет, — объяснил Ермолай. — У нас мало времени.

— То-то я смотрю, ты тоже удары и комбинации почти не отрабатываешь… Хулиганов опасаетесь, или толпы дикарей с копьями и дубинами?

— Кто попадётся, — неохотно ответил юноша.

Его собеседник и раньше подозревал, что эти двое — мастера Радуги, изучающие боевые искусства для своих загадочных целей, а сейчас и вовсе в этом уверился. Но вслух он об этом не сказал. К ученикам и выпускникам Школ Радуги отношение было отстранённо-брезгливое. Связываться с ними боялись, понимали разницу в соотношении сил, а уважать — не уважали, считая дармоедами.

— Слышь, Харламов, а ты по жизни кто?

— Учусь на психолога, — Ермолай сбросил уцелевшую тапку, встал, и с места подпрыгнул вверх, выбросив обе ноги в стороны с воинственным кличем.

Собеседник остался сидеть, с недовольным видом наблюдая, как юноша носится по поляне, стремительно нанося удары по различным грушам или деревяшкам. Больше молодой мастер перерывов в занятиях себе не позволял, а попытки заговорить с ним незаметно пресекал ещё на стадии оформления мысли. Через неделю супруги внезапно прекратили занятия.

— У зятя отец умер, он поехал хоронить. Сестра в положении, одна осталась, — объяснил своему инструктору Ермолай. — Надо поддержать.

— Да, куда тут денешься, — согласился тот, — надо так надо. Жаль, из тебя интересный боец получился бы. Ты мне так и не сказал, какому виду боя ты раньше учился.

— Да не учился я вообще, — ответил чистую правду ученик. — То есть бою с холодным оружием учился, а рукопашному — нет.

Инструктор молча покачал головой и явно ему не поверил.


Анна по квартире уже не ходила — передвигалась, озабоченно прислушиваясь к бьющейся в ней новой жизни. Рожать она собиралась на третьей неделе октября.

— Лёня задержится на пару дней. Там мать плоха, её одну оставлять нельзя, а на тёток надежды никакой. Только ещё больше её заведут, — она безмятежно зевнула. — Я винегрет сделала, а если мало покажется, вы уже сами о себе позаботьтесь.

— Спасибо, Аня, нам хватит, — Ольга глянула на мужа, прикрывшись мыслезащитой, и спросила, что делать.

Во дворе стоял микроавтобус, в котором сидели шесть человек, приехавших по их душу. Пара пистолетов, дубинки, монтировки, ножи, кастеты. Самые обычные бандиты, ждущие приказаний. Тот, кто отдал им такой приказ, также оказался самым обычным человеком, выполняющим письменный приказ, исходивший от другого простого человека, криминального авторитета. Кто отдал приказ авторитету, проследить не удалось — тот находился в Монголии, и его кто-то прикрывал.

— Я, пожалуй, в магазин схожу, рыбы копчёной куплю. Аня, где у вас тут… Спасибо, я уже понял, — весело проговорил Ермолай, обуваясь.

— Идти-то зачем? — мысленно спросила супруга.

— Машину заберу. В хозяйстве пригодится…

Идти для того, чтобы нейтрализовать бандитов, конечно, было незачем. Этих шестерых он мог убить, усыпить, заставить делать что угодно, не выходя из квартиры. Обладатель синей повязки заменял роту спецназа, а с Ольгой вдвоём они могли полностью контролировать территорию в двадцать квадратных километров. Но Харламов решил раньше времени своих возможностей не раскрывать. Спускаясь по лестнице, он сжёг мобильники бандитов, а потом вывел из строя их пистолеты. Двор он накрыл мыслезащитой, заметив мимоходом, что то же самое сделала Ольга.


— … незначительность, так что на меня никто не обратил внимания. Вытащил водителя, дал ему в лоб, чтобы на ногах стоял, но в происходящем не участвовал и запихал его в салон.

— А остальные что в это время делали? — деловито спросил Лысый.

— Я им не разрешал что-либо делать, — ответил ученик. — Отвёз их к Енисею, выгрузил, и убедил, что им очень хочется купаться, а обо мне и задании они и думать забыли. Ну, а потом поехал за копчёной рыбой…

— И кто за этим стоял, ты выяснил?

— Выяснил. Наш общий знакомый, Чжань Тао. Я ему летом задал мысленный вопрос — какие два процесса мы понимаем под прямым чувствованием? Он ответил действием. Уже через день я лишился прямого чувствования. Мастер Чжань Тао его блокировал. Но Олю он не блокировал, она задала вопрос и ответ был такой: наше сознание либо напрямик преобразует поступающую от завитка Раковины Мироздания информацию, либо берёт отражение непосредственно от Края. Но ко второму процессу способны только те, кто касался Края либо подобных ему объектов. Второй способ точнее, потому что информация от Края первична, а от Завитка — уже преобразована чьим-то сознанием. Так что я теперь владею обоими способами. Мастер Тао узнал, что я использовал его подсказку, и снял блокировку. А машину, мне кажется, он прислал мне в подарок.

— Вместе с бандитами? — рассмеялся Константинов.

— Это была бригада доставки. Зато никто никогда её искать не станет. Я на ней уже почти месяц езжу.

Ольга стояла у окна кабинета Лысого и молчала, глядя на двор. Там привычно рубились мечами, вполне настоящими, так что лязг железа временами заглушал негромкую беседу. Лысый повернулся к ней и спросил, добились ли они чего интересного в ходе своих погружений. Про Зрачок Истины Аникутина промолчала, зато изложила беседу с колдуньями Реденла и то, как они с мужем освоили прямое чувствование от Края.

— Как там, в моём мире, зима? — спросил зять, который эту часть истории пока не слышал.

Дочь шамана сказала, что наступила ранняя весна, но снег на сопках ещё держится, и что они порядком промокли, пока настраивали свои способности, топчась у Края.

— Противоречий между двумя видами чувствования нет?

— Прямого, Юрий Константинович, нет. Просто они позволяют получать ответы на разные вопросы. Прямое чувствование от Завитка проходит через сознания множества людей, и его лучше использовать для вопросов о мыслях, намерениях. А напрямик через Край — о природе, о фактах, и оно намного точнее, — ответила Аникутина. — Леонид, например, воспринимает историю предметов. Это возможно только через Край, так что Лёня уже настроен…

— И где я мог? — пожал Кутков плечами.

— Оля же сказала, что есть в расщепе объекты, обладающие свойствами Края. И в Камете есть, это прондаги. Верно? — скосил глаза на Ольгу Лысый.

— Верно. А мы ведь с вами на эту тему никогда не разговаривали, — ответила та, одарив Селиванова недоумённым взглядом.

Директор пробормотал себе под нос, что он давно работает, и весь свой опыт точно передать не сможет, никакого времени не хватит. И предложил рассказать о своих достижениях Куткову. Но тот, кроме десятка погружений в Реденл, в ходе которых он добрался до первого настоящего города, ничего примечательного не добился.

— Отца вот хоронил, мать успокаивал. Она ко мне хотела переехать…

— У вас, вроде, отношения были не лучшие, — осторожно заметил Селиванов.

— Они и сейчас не самые замечательные. Только она одна осталась, сеструха у меня вышла замуж и уехала в Кемерово, она мать забрать не может, они в общежитии живут.

В общем, Куткову пришлось восстанавливать контакты со всеми знакомыми, чтобы убедить мать, что он не оторванный ломоть и будет временами возвращаться в родной посёлок. Только при таком повороте событий она согласилась остаться дома.

— Сказал бы ей, как есть — "не хочу всех вас видеть", — недовольным тоном прервала его рассказ Ольга.

— Был бы в этом уверен, так и сказал бы, — пожал плечами Лёня. — Я немного иначе теперь на них смотрю. Несчастные, закомплексованные и завистливые люди. Каково им было ощущать, что среди них растёт человек, самой природой предназначенный для иной жизни?

— Моцарт и Сальери, — пробубнил Лысый, как обычно, себе под нос.

— Мне и на похоронах, и потом, стольких приходилось придерживать, чтобы они драку без повода не устроили. Для них ведь это единственный способ доказать, что ты личность, а не шестёрка…

Лёшка летом отметился тем, что прошёл полный курс психомедицины и мог теперь заменить Ернигея. Он, как и супруги, занимался боевыми единоборствами, а также совершенствовался в мыслезащите и мыслепередаче. Он и задал вопрос, который остальные аккуратно обошли:

— А что это за объекты, которые обладают свойствами Края? Всеми ли свойствами? И как они их получили?

Юрий Константинович крякнул, зачем-то подёргал себя за усы и с интересом посмотрел в окно. Не обнаружив там ничего существенного, он перевёл взгляд на Константинова и нахмурился.

— У Ольги Аникутиной, несомненно, есть свой ответ на этот вопрос. Но, раз уж мне приходиться быть здесь директором, отвечу и я. Мне представляется, что можно основываться на аналогии Хромого Воеводы, которую вы знаете. Край в этой схеме — не только граница, разделяющая миры, это ещё и информационный канал. Кому дано, тот с рождения несёт в себе его отпечаток. Как вы четверо, к примеру. Но по этому каналу информация идёт не только из окружающего мира к нашим сознаниям, существует и обратный поток. Он, проходя через наши сознания, накладывает отпечаток Края на некоторые внешние объекты. Какие объекты? Зависит и от их свойств, и от нашего сознания. Для Ольги такими объектами могли стать фигурки духов, речные омуты, пещеры. Для нас, несколько более удалённых от природы, ими обычно становятся рукотворные объекты. Например, в школе это Верхний дом, и даже не весь дом, а входы в его башни. Школы Радуги не зря придерживаются классических канонов архитектуры, в этом заключён глубокий смысл. Таков ответ на первый вопрос. Идём далее. Эти объекты обладают отдельными свойствами Края. Границей они быть не могут, зато воротами или точками активации уже заложенных в человеке свойств — вполне. Третий вопрос — ответ на него очевидным образом вытекает из ответа на первый вопрос. Мы сами, своими усилиями наделяем объект этими свойствами. Мы, наши предки, любые другие существа, несущие в себе отпечаток Края.

— Звери, — тихо произнесла Аникутина.

— Со зверями и птицами вопрос спорный. Я лично полагаю, что отпечаток Края налагают на них мастера Радуги. Иногда он получается настолько сильным, что передаётся по наследству. Но передаётся только одному из выводка или помёта, наследственность здесь не генетическая. Я вижу, Ольга не возражает, — обрадовался Лысый молчанию лесной шаманки.

— Получается, мы сами поддерживаем Край в нашем мире? — сделал вывод напряжённо слушавший Кутков.

Лысый внёс поправку. В понятие "мы" в данном случае входили не только мастера Радуги. Свою лепту вносили все разумные существа, хоть в малой степени способные воспринимать влияние Края, и неразумные — тоже.

— Но если от Завитка идёт поток информации, который проходит через сознание мастеров Радуги, и те осознанно его опредмечивают, то наши миры своим обликом обязаны нам самим? — настаивал зять.

— Может, Завиток, или Материнский Мир, есть просто общая база данных для всех персонажей игры под названием "Край" — предположил Константинов, — а в физическом смысле его вообще не существует?

Кутков в лице не изменился, как будто услыхал невероятную глупость, но воспитание не позволяло отреагировать так, как хотелось. Ермолай с интересом взглянул на Лёшку, Ольга надула губы, а директор даже обрадовался. И с удовольствием объяснил, что три гипотезы являются принципиально неопровержимыми. Первая — то, что весь мир нам снится. Вторая — что весь мир создан промыслом Божьим и каждая тварь в нём для чего-то предназначена, только узнать это можно исключительно с дозволения Творца. А третья в том и заключается, что мнящие себя людьми создания суть персонажи компьютерной игры, где правила и задачи определены программистом, а персонажу они заведомо недоступны.

— Но из любой такой гипотезы можно сделать только один практический вывод — надо сложить лапки и смирно ждать конца. Ну, если кого такая жизнь устраивает…

Константинов возмущённо заявил, что имел в виду совсем другое. Что, если прямое чувствование и память о Материнском Мире всего лишь некая матрица, с помощью которой мастера Радуги и им подобные строят свои миры? Оттого и сходство между ними присутствует, что многие попросту копируют с незначительными изменениями кусочек матрицы. И тогда они обречены вечно бродить по мирам-копиям в надежде достичь Материнского Мира.

— Но и в таком случае какой-то мир всё равно должен быть исходным, — возразил Леонид. — И даже если он лежит за пределами миров Края, наверняка что-то копировалось с него.

Лысый поглядывал на них с терпением счастливого дедушки, наблюдающего за игрой внучат в песочнице. Ольге стало неинтересно, а молодой мастер тщетно искал неопровержимые доводы против концепции Лёшки. Ему интуитивно казалось, что Материнский Мир должен быть физическим, и физическим в куда большей степени, чем расщеп, но аргументов он не находил.

— Меня больше устраивает аналогия проекции, — сказал он, когда Лысый всё же заставил его высказаться. — Материнский Мир преломляется в сложном многомерном пространстве, где отдельные области обладают меньшей размерностью, и проецируемые миры вынуждены либо ограничивать размеры, чтобы более-менее уподобиться оригиналу, либо сильно искажать его облик. Край — это своего рода призма, и мы — отражения, что мечутся внутри…

— Или, наоборот, снаружи, — хмыкнул Селиванов, — продолжай, моё замечание несущественно.

— Или снаружи, — повторил Ермолай задумчиво, — как листья вокруг капустной кочерыжки. Тогда то, что мы считаем Завитком, и есть Материнский Мир!

Лысый приподнял брови, но промолчал. А супруга спросила, есть ли вообще смысл говорить об этом. Они, как ей кажется, собрались обговорить дела наступающего учебного года.

— Смысл есть, Оля. Огромный смысл, даже определяющий. Но вы пока к этому разговору не готовы. И ничего страшного, — утешил всех Селиванов, — время есть, до мая, мне кажется, вы сможете обдумывать своё отношение к миру не спеша. Только обдумывайте сами, ведь любой советчик непременно потянет вас на свою сторону. Чжань Тао вот и взятку всучил Харламову, да так изящно, что официально его и обвинить невозможно…


Пока в школе продолжались сражения мастеров меча и топора, ребята жили в Верхнем доме. Здесь почти не было охраны, пищу приходилось готовить самим. Они погружались с перерывами на сон и еду. Леонид водил в Реденл исследователей, иногда его сменяла Ольга, а Константинов дежурил на случай экстренного возвращения раненных из двадцать третьего мира. Он заодно и прикрывал замок, и следил за окрестностями. Предоставленный сам себе Харламов подолгу обдумывал возможность, которая всё больше казалась ему вполне вероятной.

"Если живое существо тоже может обладать свойствами Края, то некоторым "монстрам" не нужны переходы, чтобы проникать из мира в мир. Таковы, наверное, горкозы и снежные пауки Реденла. Возможно, таковы и те создания, облик которых он сам принимал в Гволне. Если так, ему в его приват-мире не нужен Край. Он, вернее его тамошнее тело — уже врата в бесконечность миров. И, если верить Лысому, то создали его образ со всеми способностями псевдо-гномы. Не он их выдумал, он их только открыл, и открыл в том теле, которого они более всего опасались".

Размышления молодого мастера приводили его к странным выводам. Воображение рисовало некий "затравочный" мир, внезапно со всеми обитателями скопированный в некую среду, в которой мысль могла становиться материальной. Нет, далеко не любая, и даже не единичного существа мысль, но — могла. И вот эти мысли-образы: привидения, маги-волшебники, разнообразные демоны, монстры из фильмов ужасов, персонажи компьютерных игр нашли способ воплотиться. Миров стало множество. Те из них, чья создающая и поддерживающая мысль было слабо распространённой, получились маленькими и изменчивыми. Живущие в гармонии с природой народы, вроде эвенков, породили миры, населённые духами из преданий предков. А многочисленная группа людей, лишённых всякой фантазии, породила безымянные миры, в которых всё было, как полагается — никакой магии, никакого видимого Края.

Край, наверное, понадобился тем создателям, чей мир был непоправимо мал, и только прочная ограда могла защитить его самобытность. А кто-то, кому Харламов уже заочно был искренне благодарен, создал расщеп — кусочек Материнского Мира, наделённый магией. Пусть досталась она не всем, но благодаря ей расщеп не знал природных катаклизмов и её обладатели могли проводить жизнь в увлекательнейших путешествиях.

" Тогда, скорее всего, кроме изначального, Материнского Мира-1, мысли-образы обитателей вторичных миров создали и второй матричный мир. Как мечту об изначальном, о непоправимо утерянном. Так обязательно должно было случиться в мирах, где желаемое воплощается. И если Материнский Мир-1 расположен неведомо где, и может быть, уже вообще для нас реально не существует, то Материнский Мир-2 должен быть столь же достижим, как Камет, как 23-й мир, как миры Алатау. И если Материнский Мир-1 реален, то вполне возможно, что Материнский Мир-2 является его точной копией. По крайней мере, этого желали и желают огромные массы людей. Эти миры, возможно, даже совпадают во времени и пространстве, отличаясь лишь плотностью, или какой другой, не визуальной, характеристикой. Но даже если и так, то способы достижения этих миров должны кардинально различаться".

Дух захватывало от подобных мыслей. И казались они логичными, непротиворечивыми, многое объясняющими. Но вот доказательства… Их не было. И не было даже мысли, как их можно получить. Да и Лысый, которому Ермолай всё же верил, рекомендовал ни у кого не просить совета. И, надо думать, он имел для такой рекомендации основания. Почему эти основания пока от молодого мастера оберегали — другой вопрос; на него, кажется, ответ можно будет получить лишь через год.

Тридцать первого августа в школу вернулся Игорь, отпустивший за лето бороду. Инга вообще провела в ней почти всё лето, а пару дней назад прибыли братья — им не терпелось позвенеть мечами. Всё это молодой мастер воспринимал, продолжая пребывать в Верхнем домен. Расстояние для него преградой не являлось. Приехала в одном автобусе с Жолудевым и Мариэтта, и она сразу отправилась пешим ходом к Верхнему дому. Лишь на середине дороги Харламов заметил, что рядом с нею шагает Чжань Тао. Мастер Радуги казался выцветшей тенью даже в прямом чувствовании. Ермолай разом почувствовал себя вновь желторотым птенцом, лишь воображающим, что на что-то способен.

— Командир, ты нынче к плите приставлен? Здорово, Алексей!

На этот раз Мари, ещё не войдя в замок, уже знала, где их искать. Похоже, её способности продолжали развиваться. Чжань Тао чинно ушёл в комнату для гостей, где спокойно ждал.

— Привет, Мари. Дела какие?

— Ты ведь можешь Ольгу отозвать, если она погрузилась?

— Могу. Она в Реденле, с исследователем на попутках к столице движутся. Примерное время возвращения — через четыре часа.

— Долго. Отзывай. Ни ты, ни она себе не простите, если такой шанс упустите.

Речь шла о возможном погружении в Материнский Мир. Без подробностей — Мариэтта и сама их не знала. Знал Чжань Тао, и ему были нужны и Харламов и Аникутина.

Ольга вернулась спокойная. А вот исследователь выражал своё недовольство достаточно бурно. Пришлось раньше времени будить Леонида, чтобы последние сутки, отпущенные мастеру-исследователю, тот смог использовать полностью.

— Мариэтта, ты мне тоже понадобишься, — кивнул ей мастер Радуги, поздоровавшись с ребятами. — Готова?

Обсуждалось срочное погружении в Гволн. В физической форме там могли воплотиться трое — Харламов, Аникутина и Чжань Тао. Мариэтте Узоян предстояло присутствовать в виде фантома-невидимки. Мастеру требовались свидетели и помощники.

— Есть в Гволне такое место, где бы моё тамошнее тело могло полежать пару часов?

— Песочница, — кивнул юноша, — и не холодно, и псевдо-гномы туда не полезут. Есть, правда, муравьи, но они вроде не хищные.

— Я попытаюсь воспользоваться тамошним телом, чтобы попасть в Материнский Мир. Есть одна гипотеза… Если мои предположения окажутся справедливыми, моё тело в расщепе исчезнет. Присмотрите, чтобы опустевшее кресло никто не занял…

— Сделаем, — пообещала Мари.

— А с тем телом что должно произойти? — напрямик спросил Харламов.

Мастер мог только предполагать. Предполагал он, что оно потеряет телесность. В таком случае Мариэтта должна была его увидеть: в Гволне даже фантомы-невидимки были друг для друга видимы. Но могло случиться иначе — тело могло просто стать бесчувственным, а могло видоизмениться или вообще пропасть.

— Вы поймёте сразу, как оно изменилось. В любом случае ждёте два часа, а потом возвращаетесь в расщеп, — невозмутимо приказал Чжань Тао. — Если моё тело останется материальным, отгоняйте от него муравьёв и прочих хищников.

— Селиванов такое погружение санкционировал? — вдруг спросила Ольга.

— И Юрий Константинович, и более высокие инстанции дали своё согласие, — подтвердила Мари.

Молодой мастер понял, чем был вызван вопрос супруги: история знала весьма немногие случаи попыток погружения в Материнский Мир. Чаще они кончались ничем — исследователь оставался в расщепе или же оказывался в одном из общих миров. Но в некоторых случаях смельчак исчезал безвозвратно, и невозможно было сказать, достиг ли он желанной цели. Мастер Радуги явно на что-то рассчитывал, осознавая весь риск попытки. Харламов о многом хотел бы его спросить, но времени для вопросов уже не оставалось. Они погрузились, и Чжань, пройдя несколько шагов по песку, удовлетворённо заявил, что место просто идеальное.

Он прилёг на песок возле стены, по которой зелёным ковром расползлась светящаяся плесень. Ермолай держался рядом, дочь шамана стояла возле муравейника, а над её плечом висело прозрачно-синее облако с двумя движущимися и моргающими белыми глазами. Такой облик в Гволне приняла Мариэтта.

Тело на песке внезапно расслабилось, а по песочнице словно порыв ветра пронёсся. Чжань Тао погрузился. Куда — этого он никому не сказал. Существовала ли возможность напрямик из Гволна попадать в Материнский Мир, или же должны были быть промежуточные миры — можно было только догадываться. Пока что молодой мастер ощущал, что мастер Чжань ещё способен поддерживать связь с оставленным им телом, и значит, он всего лишь в одном переходе отсюда.

— Он развоплощается, — вдруг сказала Ольга.

Да, лежащее на песке тело медленно теряло вещественность: исчезали краски, оно на глазах становилось прозрачным. Через несколько минут на песке виднелась лишь вмятина, выдавленная телом смельчака. Ермолай, как ни использовал свои способности, никакого перемещения между мирами не уловил.

— Он просто отошёл в сторону и унёс вещественность с собой, — сделала вывод Аникутина.

— Харламов, присматривай, чтобы муравьи во впадину не наползли, — мысленно напомнила Узоян.

Но муравьи лениво ползали по своим загадочным делам, совершенно не интересуясь местом, где только что лежало тело одного из страшнейших демонов здешних подземелий. Шло время, и примерно через полчаса свечение плесени на стене внезапно угасло. Другие пятна продолжали светиться, а это, располагавшееся как раз над местом, откуда отправился в своё путешествие Чжань Тао, стало полностью чёрным.

— Ермолай, ты что по этому поводу думаешь? — поинтересовалась Мари.

— Ничего хорошего, — мрачно ответил молодой мастер.

Дочь шамана была полностью с ним солидарна. Где-то через час свечение начало возобновляться — с краёв, но когда прошли отмеренные мастером два часа, серёдка пятна плесени продолжала оставаться чёрной.

— Время вышло, мы должны вернуться, о нас будут беспокоиться, — напомнила Мариэтта. — Вы сможете сразу же возвратиться сюда и подождать ещё.

— Оля, вернись вместе с Мари. Я подожду ещё час, — тусклым голосом ответил Ермолай.

Во рту его здешнего тела сделалось сухо и горько, как будто он пытался жевать песок. Супруга исчезла, породив негромкий хлопок. Из Гволна он наблюдал, как их с Мариэттой посадили писать отчёты. В Верхнем доме был и Лысый, и ещё несколько незнакомых людей. Как ни странно, сейчас он мог даже воспринимать их мысли, как будто бы он сам находился в расщепе. За пять минут до назначенного им срока возвращения воплотилась Ольга. Свечение уже охватило пятно плесени полностью.

— Она подпитывается оттуда, — кивнула на пятно Аникутина, — мастер забрал на том конце всю энергию. Боюсь, он взял больше, чем было можно…


Харламова по возвращении посадили за отчёт, а потом отвечал на вопросы прибывших с Лысым мастеров.

— Если бы я хоть знал, как именно он пытался использовать возможности этого тела! — воскликнул он потерянно.

Один из мастеров ему ответил, что знание в таких случаях ничего не меняет. Искусство каждого мастера такого уровня уникально, и, быть может, никто из ныне живущих мастеров не смог бы повторить эту попытку. А если бы и попытался, то ему пришлось бы искать свой собственный путь. Ермолай возразил, что он — открыватель этого мира, он воплощался в таком же теле, он ближе других к возможности его использовать для перехода между мирами.

— Что ближе — возможно. Но не значит, что тебе будет легче. И я бы не советовал повторять безуспешную попытку.

— Ольга ещё там, она ждёт. Ночью я её сменю, — возразил молодой мастер. — Чжань Тао мог попасть в непредвиденную ситуацию и не сумел возвратиться вовремя.

— Такие, как мастер Чжань Тао, не оказываются в непредвиденных ситуациях, покачал головой Юрий Константинович. — В этом и состоит отличие воинов Блеклой Радуги от рядовых обладателей повязок.

Прошла в ожидании ночь, большую часть которой Харламов провёл в Песочнице. Мастер не вернулся. Утром Ермолай с женой, Лысый, Мари, Константинов и Лёня вышли из замка и гуськом зашагали вокруг озера. Молодой мастер, уходя, несколько раз оглянулся, прочие же шагали размеренно. Ему уже объяснили, что при таких попытках исследователь возвращается назад, едва определив характеристики открытого мира. У мастера столь высокого уровня был способ наверняка определить, достиг ли он Материнского Мира. Следовательно, либо достигнутый мир оказался смертелен, либо из него вообще было нельзя возвратиться. Ни похорон — хоронить было нечего, тело мастера в расщепе мгновенно исчезло в момент его перемещения из Гволна — ни иного прощания не было. Никто даже не сказал прощального слова. А как можно прощаться, если сам факт смерти не установлен? Вдруг сейчас Чжань Тао шагает под солнцем Материнского Мира, радуясь воплощению многолетней мечты?

— Здесь гуськом не идите, держитесь россыпью, — командовала Мари, озабоченная, чтобы группа не оставила за собой и намёка на тропинку.

Они шли по склону, и только в лесочке, где под ногами мягко стелилась опавшая хвоя, вновь объединились в группу. Лысый несколько раз взглянул на часы. До общего собрания оставалось всего ничего, а они ещё должны были обогнуть сопку. Мари предложила идти напрямик, через вершину. Согласились. Директор пыхтел и потел, но категорически отказывался принять помощь своих молодых спутников. С вершины вниз они спускались, регулярно съезжая в крутых местах на пятой точке — и это на глазах всей школы! Впрочем, вид школы впервые не вызвал у командира тёплых чувств. Она больше не казалась родным домом, где он чувствовал себя в безопасности, и вокруг были близкие по духу люди.

Во дворе к их приходу учеников почти не осталось — лишь любители лихой рубки довольно лениво отрабатывали удары на деревянных чурбанах. Шестеро взмыленных людей в неказистой одежде прошли мимо них, не вызвав никакого интереса. Сработала, естественно, и внушённая несущественность. В зале было занято лишь три первые ряда сидений, настолько поредели ряды школьников. Селиванов сразу прошёл к кафедре.

— Доброе утро, я рад приветствовать всех вас в этом зале. Нас немного, причины всем известны, однако учебный год начался, и нам вновь предстоят тяжкие, но интересные занятия. Школа заканчивает пребывание в этом месте, следующий учебный год наши преподаватели начнут уже в другом. Некоторые из учеников продолжат обучение там, но большинству уже пора выходить в самостоятельную жизнь…

Ольга, уловив мысли мужа, тихо шепнула ему:

— На следующий год ты сможешь построить себе любой дом в выбранной тобой точке расщепа.

Харламов кивнул, отвлекаясь от грустных мыслей.

— … ну, а небольшая часть группы Харламова и Аникутиной займётся помощью исследователям Гволна, Реденла и Камета. Они будут работать то в Верхнем доме, то здесь, под башней. Кстати, верхний ярус подземелий отныне уже не принадлежит школе, там разместятся склады и мастерские поклонников исторического фехтования. Они пробудут у нас до середины октября. А зимой, время от времени, к нам будут приезжать группы лыжников-туристов. Наконец, с середины апреля наш персонал школы сменится персоналом будущей турбазы. Верхний дом в конце мая будет заброшен — окна вынем, мебель вывезем, оставим лишь голые стены…

От этого известия молодому мастеру стало совсем неуютно, и он почувствовал себя гонимым осенним ветром листом. Да, он станет мастером Радуги, которого сообщество обязано обеспечивать и содержать. Но он не ощущал желания иметь свой дом где бы то ни было. Да и к чему?

— …Преподавателей у нас сильно убавилось, но все занятия по психотренингам сохраняются в полном объёме. Вы все здесь не новички, так что часть нагрузки возьмут на себя инструкторы и тренеры. Сегодня обживайтесь, делитесь впечатлениями, кто хочет — выйдите во двор, скрестите мечи, чтобы наши гости почувствовали в вас своих сторонников…

В их комнате, едва разложив вещи, Ермолай натянул тёплый свитер.

— В Мокрый зал?

— Да. Проводишь?

Оля пошла с ним, чтобы прикрыть. Погружаться командир не собирался, но мог воспользоваться прямым чувствованием, чтобы получить ответы на ряд вопросов. Как обычно, в подземелья они спустились в полной темноте.

— Ты знаешь, считается, что прямое чувствование Материнский Мир не показывает, — предупредила Аникутина.

— Знаю. Есть предположение, что вопросы насчёт Материнского Мира нужно ставить совершенно иначе.


Бродяга

Ещё тёплое осеннее солнце, поднявшись повыше, основательно прогрело двор. Звон мечей ненадолго стих, и во дворе образовалось несколько групп мирно беседующих людей. Понять, кто из них кто, было решительно невозможно. Отныне никто в школе не надевал повязок, а школьную форму — куртку-хаки и брюки в мелкую зелёную клетку — носили только инструкторы и другой школьный персонал. Ученики же, как и любители исторического фехтования, одевались, кто во что горазд. Чаще встречалась псевдоисторическая одежда.

Выбравшись из подземелий, супруги сразу определили, что группа ждёт именно их. Ребята стояли у дверей Большого дома. Инга в доспехах и с мечом на поясе, Сашка в длинном чёрном плаще с капюшоном, братья в белых майках на загорелых торсах. Прочие одеждой не выделялись — тёмные или серые брюки, однотонные рубахи неярких цветов, лёгкие ветровки зелёных оттенков.

— Ну, вы прямо как герои-отличники, в первую же минуту в подземелья, — укоризненно произнесла Баканова.

Ермолай коротко ответил, что в его мире пропал исследователь, и хотелось узнать, что с ним — он только сейчас придумал новый способ.

— И как? — спросил зять, который мастера Тао знал довольно близко.

— В мирах Края его нет. Либо он достиг цели, либо погиб, — прямое чувствование, как признавали все, на Материнский Мир не распространялось.

— Командир, чего сегодня делать будем? — не дал договорить ему Алексей. — Тут родилось предложение — устроить короткий поход с шашлыком.

Предложение одобрили единогласно, взяли на кухне мясо, немного зелени и вышли. Одеваться специально не одевались, Баканова так и пошла в доспехе, только Сашка скинул громоздкий плащ. Дорогой делились воспоминаниями. Оказалось, что летом рукопашным боем занимались почти все. Исключением оказалась Инга, которая даже во сне теперь не расставалась с клинками.

— На этой полянке, что ли? У кого лопатка, дёрн срежьте…

— Здесь есть вода, полсотни шагов к юго-востоку ручей…

— Игорь, дровами займись…

Подготовительные мероприятия были проведены мгновенно. Сказывалась предыдущая выучка. В ожидании, пока прогорят угли, разговор продолжался. Отдыхала, в полном смысле этого слова, только Вика. И то — дома, с родителями. Ну, заехала ещё в Красноярск на неделю, дзюдо занялась, так ей это быстро надоело.

— Так ты кратковременные курсы для начинающих выбрала, — рассудил Серёжка Алёшин, — там одни халтурщики работают. Хоть от захвата освобождаться тебя научили?

Он брался сам подготовить кого угодно для настоящего смертельного боя. Братья, если их послушать, только и делали, что чередовали соревнования по классическим видам спорта с предельно экстремальными занятиями. Галка же наоборот, остановилась на вполне тихом и безопасном пинг-понге и уже выполнила норматив мастера спорта.

Богачёв изучал айкидо в Барнауле, потом помогал Марине устроиться на работу.

— Да, в заповеднике у Телецкого озера, там целая команда наших егерей…

Работу его подруга нашла, так что остаток лета он провёл с нею, в заповеднике, наслаждаясь изумительной природой Алтая. Игорь занимался рукопашным боем в русском стиле, а в свободное время ловил рыбу и нырял с аквалангом на Красноярском водохранилище. Лёшка никуда не ездил — его подруга пристроилась в Кемерово, так что он всё лето провёл с ней. Занимался, ясное дело, и искусством врачевания и карате, но из его слов следовало, что всё это делалось между прочим, без особого рвения.

— Вот бы так в двадцать третьем мире! — восхитился Жолудев, глядя, как Сашок Алёшин лёгким движением пальца нарезает колечками древесный ствол толщиной в руку.

— Возьмёшь топор, то же самое и получится, — рассудительно ответил Сашок.

— Это у тебя — то же самое. Ты силач, каких поискать, а нам, беспомощным женщинам, в двадцать третьем мире тяжко приходится, — подала голос Инга.

— Видел я, как ты, беспомощная, двумя мечами орудуешь, — нахально уставился Сашок на девушку, — это тому, кто на тебя там польститься, тяжко придётся.

— Ну, к благородным рыцарям наш пол завсегда слабоват, мечи только от бандитов разных защита, — призывно улыбнулась Баканова.

Спустя десяток секунд они вдруг решили, что им непременно надо пойти на ручей, и обязательно вдвоём. Что немедленно и исполнили.

Ермолай шепнул Игорю, что Инга стала намного самостоятельнее, и уже не держится так за него и за группу.

— А что за неё держаться? Для обслуживания Камета с лихвой троих хватит, а лет через пять про него вообще забудут. Сточеры с людьми видеться не желают, а без этого какой от нашего мира толк? К тому же на него вот-вот спутник упадёт…

— Боюсь, что так, — подтвердил Сашка. — Я попросил астрономов сделать расчёт, летом показал мир и спутник кое-кому, из наших. Мне сказали — статус-кво сохранится от трёх до пяти земных лет, а дальше орбита потеряет стабильность, и катастрофа неизбежно произойдёт в течение нескольких месяцев.

Командир удивился не только тому, что гибель Камета его оставила почти безразличным; Богачёв, оказывается, тоже не испытывал по этому поводу особого сожаления! Что уж говорить об Игоре, который уже выстроил свои жизненные перспективы и сейчас говорил с полной уверенностью:

— Реденл, даже Гволн — это миры перспективные. Ну, и в Камете ещё есть работа для историков и биологов, до катастрофы они управятся. Как раз для операторов миров и Галки с Викторией работы хватит. Жаль, что там и Алатау-три каким-то боком оказался пристёгнут. Неужели в него с иной точки нельзя выйти?

— Нет, — покачала головой Ольга, — нам — нельзя. И с катастрофой Камета закончится не только его история, пропадёт возможность исследовать новые миры для членов нашей группы.

Жолудев не нашёлся, что возразить. Сашка рассудительно сказал, что три года активного функционирования группы — не так уж мало. И на Камет времени хватит, и на Алатау-три. Группы вообще редко интенсивно работали больше двух лет, так что им жаловаться на жизнь не стоило. Ему лично трёх лет работы по общему миру для удовлетворения самолюбия и развития способностей казалось вполне достаточно.

Харламов, попытавшись разом обдумать неожиданные изменения в настроении ребят, да ещё и "прослушать" их мысли по этому поводу, неожиданно ощутил, как его будто подхватила и подняла мягкая волна. Несколько секунд он, казалось, разом осознавал всё происходящее вокруг и вдали, в прошлом и будущем. А потом его привёл в себя голос жены:

— Ерёма, хватит озарений. Не время.

Сашка смущённо смотрел в сторону. Он, как и Ольга, уловил кое-что из переживаний молодого мастера. Что именно, понять было нетрудно: всё, его непосредственно касавшееся, так что теперь супруги знали, что дальнейшее сотрудничество Богачёву предложили только правоохранительные органы. Для мастера Радуги идти служить обычным людям считалось позором, уделом людей вовсе презренных. Сашка отказался, и мог теперь надеяться только на то, что руководство школы продлит его ученичество. Прочие же уже выбрали, кому будут служить. Большинство предпочли сильные сообщества окруженцев и верных. К окруженцам — сторонникам освоения(окружения агентами расщепа) всех миров, где жили люди — ушли братья, Игорь с Ингой, Мариэтта. Верные, охранители стабильности расщепа, завербовали Галку, Марину Перелыгину, и делали заманчивые предложения Константинову. Лёшка пока ответа не давал.

Верные собирались сохранять расщеп не так тупо и однозначно, как Шатохин и его непутёвые друзья. Это сообщество присматривало лишь за некоторыми исследованиями, предпочитая сосредотачивать усилия на общем настроении умов. Галка, понятное дело, потребовалась им, чтобы следить за Харламовым. Прочие сообщества Радуги в школе "У Ледяного Озера" влияния практически не имели. Были, ясное дело, там свои агенты у Братьев Христовых, у Посвящённых Слияния, у Искателей. К последним, оказалось, относился и Чжань Тао.

Что-то почувствовал и Леонид, который неожиданно глубоко задумался. А Лёшка, лукаво посмотрев на Викторию, неожиданно предложил ей, когда шашлыки будут готовы, исполнить танец со стриптизом.

— Что, здесь есть те, кто ещё не видел моего тела? — вздёрнула брови Клюзова.

— Здесь таких нет, но желающих узнать, чем мы тут занимаемся, хватает. Я бы взялся организовать для таких мыслетрансляцию. А если ещё ребята меня поддержат, то твой танец, Вика, приснится ночью не одной тысяче человек…

— Спасибо. Карьера танцовщицы меня не прельщает, — Клюзова на Лёшку не обиделась.

На него вообще редко обижались, держа его за балагура и недалёкого человека. Наверное, так парню было легче, лишь его близкие знакомые знали его истинное лицо. Для командира стало откровением, что Лёшка имеет глубокую, через миры, связь с Эллой. Такую же связь, какая объединяла его самого с Ольгой. Но эта пара не отказала мастерам Радуги в исследованиях столь редкого явления. И Алексей получил от этого немалый результат: общаясь с мастерами высочайшего уровня, он ловил обрывки информации и старательно складывал их воедино. Важно было даже не то, что ему рассказали или объяснили, само знание вопросов, волнующих лучших мастеров Радуги, позволяло искать ответы самостоятельно.

Когда вернулись Сашок и Инга, мясо уже нанизали на прутики и пристраивали над ямой с углями, а Кутков рассказывал уморительную историю, как некий обладатель голубой повязки вёз на вездеходе нескольких школьников младших классов зимой по тундре. Двигатель сломался, они долго ждали помощи, дети захотели есть, а в вездеходе находились мороженые оленьи туши. И мастер, чтобы не тратить бензин, на котором работала печка, нарезал мясо ломтями и жарил его между ладонями, используя паранормальные способности к тепловым ударам.

— Что, реальная история? — удивилась Галка.

Дочь шамана сказала, что не видит здесь ничего особенного. Вкус, конечно, у того мяса должен быть отвратительным, но сама процедура ничего сложного не представляла.

— Ты бы смогла? — спросила пригревшаяся у костра Инга.

— Да и ты бы смогла, если бы потренировалась. А Лёня или Лёша наверняка придумали бы чего похлеще.

Ребята согласились, что температурная обработка — далеко не единственный вариант. Потом разговор сам собой перешёл на обычную кулинарию. Сочный запах мяса весьма тому способствовал. Слегка пожелтевшие листья, белые стволы берез среди вечной таёжной зелени, подсвеченные пробивающимися сквозь древесные кроны солнечными лучами, создавали такое же настроение: спокойное, солнечное и немного грустное. Они были вместе, ощущали себя единым целым, наверное, в последний раз. Девчонки обсуждали разные вкусности, ребята довольно быстро перешли к рыбалке.

— … ну, таймень на полтора метра — это редкость, мне такие экземпляры не попадались, — солидно заметил Игорь, — а рыбину на метр пятнадцать я однажды взял. Он так гарпун потянул, что чуть ружьё из рук не вырвал. На таких без акваланга охотиться нельзя — потащит в глубину, придётся ружьё бросать…

Лёшка в рыбалке удовольствия не видел, так как мог рыбу приманивать. А с такими способностями рыбалка превращалась в сбор рыбы, не сулившего никакого спортивного интереса. Братья предпочитали спиннинг, а рыба интересовала их исключительно как спортивный трофей. А Сашка просто получал и от самого процесса, и от приготовления ухи удовольствие.

Потом они все вместе ели шашлык, обсуждая его достоинства и между делом рассказывая разные жизненные случаи. И все, кроме Куткова, давно расслабились и вели себя непринуждённо. А зять напряжённо обдумывал мысли, появившиеся у него в тот момент, когда Ермолая постигло озарение.


— Послушай, Мари, — молодой мастер поджидал Мариэтту возле душа, — я что-то не понял, на что рассчитывали преподаватели, утаивая от меня сообщества Радуги. Синяя повязка ведь не просто так даётся, да и другие ребята простую мыслезащиту преодолевают…

— Додумался, — вздохнула Мари, — ну, пойдём ко мне, чтобы не светиться среди посторонних. И мои мысли заодно прикрой!

Она наводила макияж, переодевалась и рассказывала. А командир группы, как благородный джентльмен, неотрывно смотрел в окно, удивляясь, как же он сам не смог распознать столь простой приём. В школе, и, как призналась Мари, во многих других местах, где жили или действовали мастера Радуги, ставились мысленные "заглушки" на определённые темы. "Заглушку" можно было привязать как к месту — в школе было именно так — так и к человеку или группе людей. Сущность её составлял банальный отрицательный условный рефлекс, который вырабатывался методами скрытого воздействия. Будучи выработан, сей рефлекс не позволял человеку по-настоящему задумываться над запретными темами. Мысли сразу уходили в сторону, и лишь весьма искушённые люди могли зафиксировать это обстоятельство и задуматься над ним.

— А тебе, как и другим, ещё и на сознательном уровне объяснили, что с этой информацией лучше повременить. Ты ведь доводы разума уважаешь? Вот и получилось, что ты сам не особо старался.

"Заглушки", конечно, ничего не гарантировали, поэтому их ставили множество, перекрывая все возможные пути. Занималась этим и Мариэтта.

— Заметь, я всегда честно отвечала на твои вопросы. По мне, лучше ты залезешь, куда не надо, чем потеряешь доверие к школе. Я больше надеялась на твой разум. Слишком много вокруг таких "зомби", чтобы из тебя делать ещё одного.

— Я особо ценен?

— Или особо опасен. Никто пока не знает, да в большинстве случаев разницы и вовсе нет. С тобой произошла уникальная история — ты вознёс и без того сильную группу на небывалую высоту. Такое случается, ты сработал как усилитель, хотя в группе уже была Инга. А потом группа начала работать на тебя, и ты сейчас получаешь всё, что отдал, многократно умноженное. Это вскоре кончится, быть может, уже на днях, и вы все это сразу почувствуете. Группа практически распадётся. Даст Бог, обойдётся без ссор и обид.

Группа, как понимал командир, уже распалась. Сегодняшний шашлык был последним моментом её функционирования, и его озарение было не случайностью — он забрал разом всё, что ребята могли ему отдать. Общих задач у них больше не было. Отныне совершенствоваться на Пути Радуги вместе с ним продолжали только жена, зять, Константинов и Сашка Богачёв. Последний — лишь оттого, что хотел что-то доказать Виктории да найти своё место в жизни.

— Ладно, с этим разобрались, — молодой мастер обернулся, уловив, что его собеседница больше не прихорашивается и уже оделась в рабочую одежду. — А почему от меня типологию миров скрывают?

— Да нет её, никакой типологии! — воскликнула Мариэтта. — Ну, хочешь, я тебе нарисую, как сама всё это понимаю?

Она провела поперёк листа бумаги горизонтальную черту, у левого края листа изобразила круг и раскрасила нижнюю часть листа синим цветом.

— Линия — Край, внизу — мир энергий, вверху — мир информаций. Круг — Материнский Мир, который то ли совершенно вне Края, то ли Край сам принадлежит ему. Материнский Мир обладает и энергиями и информациями. Вот здесь, — она нарисовала в верхней части листа прильнувшую к кругу кляксу, в нижней своей части примыкающую к Краю, — приват-миры.

Прижавшееся к ней пятно в верхней части листа, тоже прикасавшееся к Краю, означало общие миры. Отдельно от него парил кружок безымянных миров, а правее уходил вниз за Край столбик, обозначающий миры второго уровня.

— Неизвестно, есть ли переходные миры между общими и безымянными. Так же неведомо, существуют ли переходные миры от безымянных к мирам второго уровня.

Дальше Мариэтта изобразила в нижней части листа огромную подкову, прилегающую одним концом к Материнскому миру, а другим — к Краю возле миров второго уровня. Подкова изображала миры третьего уровня, существующие в мире энергий. Там паранормальные способности мастеров Радуги исчезали.

— Я, как ты понимаешь, не знаток столь сложных материй. Такие миры есть, в них путешествовали мастера и Бродяги, ты можешь ознакомиться с отчётами. Всё.

Это действительно было всё, чем Узоян могла помочь. Он ещё спросил, какие же Бродяги посещали известные миры, и получил ответ, что речь шла о мастерах, не принадлежащих к определённым сообществам, путешествующих на свой страх и риск, но временами оставляющих в школах свои записки и отчёты.

До ужина оставалось время, и Ермолай остановился возле Инги, которая что-то объясняла любителям исторического фехтования. И в очередной раз поразился произошедшей с девушкой перемене. Она и мечом махала с далеко идущими целями: кроме возможности погрузиться в двадцать третий мир и там пригодиться мастерам Радуги, Баканова держала в голове и растущий интерес широких масс к историческому фехтованию и вообще воспроизведению быта и обычаев средневековья. Для неё, как будущего менеджеру по туризму, знакомство с двадцать третьим миром оказалось огромной удачей. Немногие специалисты по исторической реконструкции могли похвастать личным опытом проживания в феодальной среде.

— Ну, тебе разряд там или пояс какой присвоили? — поинтересовался командир, когда девушка освободилась. — Сашок сказал, что ты лихо двумя клинками работаешь. Я ему верю.

— Разряды и пояса — это в спорте, — усмехнулась Инга, — для нас меч — единственное средство выживания. Меня признали годной.

Она ещё и мысли свои научилась закрывать. Молодого мастера, конечно, её защита не останавливала, а Ольга из-под башни вдруг ехидно ему напомнила, что Баканова не только окруженцам всё сообщит, она ещё и ребятам из государственной безопасности весь разговор изложит весьма обстоятельно.

— Просто ты, и рубка мечами… Ты изменилась.

— Повзрослела, — без всякого кокетства ответила девушка. — А ты всё загадки мироздания разгадываешь? Смотри, кончишь свои дни Бродягой.

Молодой мастер ответил, что это не самый худший вариант, и зашел к Игорю. Жолудеву уже подселили соседа, парнишку, тоже занятого в исследовании двадцать третьего мира. Тот складывал вещи.

— Привет, Харламов. Мы после ужина выходим в Верхний дом, — игорев сосед вновь сунул руку в рюкзак и принялся там копошиться.

На стенах висели мечи, луки, щиты. На столе матовой синевой отсвечивала небрежно сложенная кольчуга. И всё это было не только для отвода глаз. Ребята уже жили душой в двадцать третьем мире, оружие было продолжением руки, а доспех — куда более важным элементом одежды, чем трусы. Их, к слову, в двадцать третьем мире не знали.

— Инга к тебе как, окончательно охладела? — спросил командир.

— Да, — кивнул Игорь, вопросительно на него глядя.

— Я заметил, она стала самостоятельнее, и вполне сможет обойтись без группы. Ты тоже?

— Я тоже, — согласился Жолудев равнодушно. — И братья. Им теперь и Галка ни к чему.

— За ужином увидимся, — Харламов, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Хоменкова скучала, и приходу гостя обрадовалась. Он рассказал ей о планах на завтра. Погружаться они собирались в Мокром зале, погружение планировалось многократное, а на Камете Галке с Викой поручалось изготовление одежды. Охранять тела исследователей Алатау-три должен был Сашка.

— Ты нашла, чем заниматься станешь, когда погружений в Камет не будет?

Галина покачала головой. Предприимчивая и энергичная, когда следовало кого-либо опекать, сейчас она растерялась. Ермолай даже сказал, что ей пора замуж выходить и детей растить.

— У меня есть жених, — призналась Хоменкова. — Он обычный человек, я не говорила ему, чем занимаюсь. А как же наша группа?

— Да группа уже располовинилась. Алёшины, Инга, Игорь работают теперь по двадцать третьему миру, операторы миров и Богачёв — по Камету, Гволну, Реденлу, а ты с Викторией оказались ни здесь, ни там. Ну, до весны и вам дело отыщется, а что потом будет, не знаю. Так что, Гала, решай свои личные проблемы, ни на кого не оглядываясь…


Светило Камета только-только поднялось над горизонтом, и пыльная коричневая мгла открывала взору только песчаные бугры на пару сотен метров вокруг. Оледеневший за долгую здешнюю ночь песок обжигал холодом босые ступни. Вика недовольно проворчала, что здесь и травы-то нет.

— Там какая-то наша одежда сохранилась, — указал командир на руины храма, — а нам теперь потребуется другая, более тёплая. Походите вокруг, растительность здесь есть, искать только надо.

Они уселись на мёрзлый песок в комнате, где совершали прошлое погружение. Лёшка вновь заныл, что надо погружаться без него, но Ермолай настоял на своём.

— Мы, сегодня, может только сам переход и будем исследовать. А ты для этого необходим ничуть не меньше любого другого.

Лёшка ещё вчера внезапно объявил, что оператор миров он ненастоящий и места в мирах второго уровня ему нет. Он не был полностью неправ — они все прекрасно помнили, что свой мир, Севего, Константинов открыл при поддержке их троих. Это не было полностью его усилием, он немного сжульничал, схалтурил. И вот расплата — он не проникал вместе с Ермолаем, Ольгой и Леонидом в Алатау-три, нет. Это они его с собой протаскивали, но и то — лишь на место погружения.

И сейчас, едва оказавшись посредине заросших травой пологих сопок, они немедленно занялись самочувствием Алексея. Молодой мастер надеялся, что постигшее его на шашлыках озарение усилит не только его способности, но он ошибся. Константинов по-прежнему не мог отойти дальше десятка шагов от места погружения, а когда он на пределе этого расстояния протянул вперёд руку, пальцы на ней начали заметно белеть.

Они погружались вместе с ним ещё трижды, а однажды попробовали втроём вернуть его на Камет, оставаясь на Алатау-три. Не вышло. Лёшка оставался балластом, и единственное полезное применение для него было — поддерживать мысленную связь. Он оставался в точке погружения и мог мысленно общаться с разошедшимся по сопкам ребятам. Поддерживать связь из Алатау-три с Богачёвым мог только командир, остальные могли только ощущать свои тела, оставленные на Камете.

— Убедились? — зло спросил Алексей, когда Леонид определил, что энергетика Константинова начинала падать уже в метре от определённой точки. — Вам от меня здесь никакой пользы. Погружайтесь втроём, у вас получится…

— Нам, может, пользы от тебя и вправду нет, зато тебе пребывание здесь может быть полезным, — лениво протянула Ольга.

Она безмятежно сидела на траве и плела для себя юбку.

— Ты же слышал, что вчера Ермолай говорил? На нас всех навесили множество "заглушек". А здесь ни одна из них не работает, это другой мир, он принадлежит лишь нам четверым. Я так на тебя здесь никаких ограничений не накладывала, да и на других — тоже.

— А в школе накладывала? — немедленно поинтересовался командир.

— Пока инструктором была — накладывала. А как только Реденл открыли, я инструктором быть перестала.

Да, группа была признана состоявшейся только после открытия Реденла. Именно этот мир, а не их общий, стал для них переломной точкой. Почему — ребята поняли сами, и вопросов не задавали. Константинов понадеялся, что дочь шамана и снимать "заглушки" умеет, но его постигло разочарование — дело это было долгим, и процедурно полностью совпадало с профессионально проведённым психоанализом.

— Да зачем тебе мучиться? День интенсивных размышлений и переживаний здесь — и все "заглушки" сами собой разрядятся. Вот сиди и думай, о чём хочешь, а мы вокруг погуляем…

Дочь шамана изготовила не только юбку и майку себе, она и Харламову с Кутковым сплела набёдренные повязки. Уходя, они оглядывались на потерянно опустившего голову Лёшку. Парня было жалко. Они собирались провести разведку на север, северо-запад и запад. Где-то там располагались озёра. Далеко отходить не собирались, но Лёшка должен был провести часы без них, не имея возможности ни сдвинуться с места, ни покинуть этот мир. И при этом его паранормальные способности здесь почти не действовали. Во всяком случае, защищаться ему пришлось бы голыми руками.

К счастью, пока их не было, его никто не заметил и не подошёл, хотя людей он видел. Когда трое разведчиков вернулись, Лёшка вскочил и начал приплясывать от радости.

— Народ, знаете, до чего я додумался? Нам ведь здесь передвигаться сложно, места населённые, мы полуодетые и так далее. Давайте новую "шахту" пробьём с Камета! Вчетвером. Я там останусь, а вы пройдёте в той точке, какой захотите. По Камету мы без проблем передвигаемся, ведь так?

Молодой мастер с сомнением поглядел на супругу. Та пожала плечами, зять тоже выразил сомнение, что у них хватит сил.

— Не попробуешь — не узнаешь, — заявил Алексей. — Кто мне говорил, что у нас все мозги засорены "заглушками"? И вспомните, что место нашего нынешнего погружения на Камете известно всей группе. Вдруг кто нехорошего человека приведёт? Сашка может не справиться.

Командир скривил губы, но Ольга и Лёня отнеслись к предупреждению серьёзно.


— Так что дальнейшие погружения мы можем осуществлять вчетвером: Алексей останется на Камете и станет охранять наши тела. Я в состоянии связаться с ним из мира Алатау-три, — доложил Харламов, когда они все уже сидели в Мокром зале.

Мариэтта что-то записывала в блокнот, Вика и Галка, попросившиеся послушать отчёт, выглядели разочарованными.

— Контакта с туземцами не было?

— Ну, Мари, ты и словечко выбрала, — обозлился Ермолай. — Это ещё кто в роли туземцев выступал, надо определить. Те, кого мы встретили на озере, приехали на такой машине, каких в расщепе вообще не делают. Мне пришлось им сказать, что мы участники ролевой игры — "Неандертальцы".

Вика прыснула, представив себе эту картину.

— Поверили?

— Мы смотрелись довольно убедительно. Вопросов больше не было, а по-русски они говорят в точности, как мы.

Мариэтта довольно кивнула и закрыла блокнот. Контакта, с её точки зрения, не было, командир группы нашёл способ уклониться. Девчонки ушли вслед за нею, а Сашка, ходивший в столовую, вернулся, чтобы охранять Мокрый зал. На этот раз они погрузились вчетвером и сразу быстрым шагом направились к западу. География Камета позволяла добраться до места, которое в Алатау-три соответствовало железной дороге Павлодар-Барнаул, не упираясь в Край. Через шесть часов быстрого хода Ольга попросила пощады. Сделали привал.

— Наверное, я неправ, — с сокрушённым видом заметил Лёшка. — Надо вам было в Алатау-три остановить любую машину, выбросить хозяев на обочину, и ехать себе с ветерком, куда требуется. А то шагаем здесь, шагаем, и конца этому не видно…

— Это называется разбой, — спокойно заметил Леонид.

— А если владельцев машины гипнозу подвергнуть и внушить, что подвезти вас — великая мечта всей их жизни, то это как будет называться?

— Мошенничество. Но в этом случае есть шанс, что никто нас ни в чём обвинять не станет. К тому же, Лёха, наши способности в Алатау-три не действуют, и если меня засадят в кутузку, выбраться из неё не получится. Я так вот предпочитаю топтать холодные пески Камета.

— А способности к гипнозу что в расщепе, что на Алатау-три, действуют одинаково, — глядя на Харламова, с улыбкой заметил Константинов.

Они шли ещё два часа, повернув к северу. Потом решили, что сил на создание новой шахты может не хватить, и остановились. Место было весьма непривлекательное: груды глинисто-песчаной почвы, усеянные чёрными и коричневыми камнями, да редкие кустики розовых шаровидных стеблей, оплетённых коричневыми листьями. Дочь шамана, несмотря на усталость, сразу начала собирать листья. Муж принялся ей помогать. Вскоре она уже сплела себе длинную накидку, в которую и завернулась.

Они легли на песок, взявшись за руки. Сейчас им предстояло опробовать совершенно новый способ погружения, при котором Константинов был участником, но не погружался. Они уже делали однажды нечто подобное, при открытии Севего, и вновь надеялись на успех. Время растянулось, Ермолай вновь воспроизводил ощущения погружения, удерживая при этом образ Константинова отдельно. На этот раз процесс показался ему нетерпимо долгим. Но были и другие различия. То ли сама процедура погружения отличалась, то ли он сам изменился. Но в некоторые моменты он не видел, а чувствовал другие миры, сразу целый веер. И он выбирал дорогу, ориентируясь на знакомый отпечаток мира.

Они вновь лежали на траве, среди дурманящих запахов, а над ними по звёздному небу быстро неслись мелкие клочковатые облачка. Трое. Константинов, связь с которым молодой мастер сохранял, остался на Камете. Там, где полагалось быть его телу, росла степная трава, а рука ещё помнила тепло его ладони.

Леонид сел, оглядываясь. Края в пределах видимости не было. Если их расчёты были верны, они находились на окраине кулундинской степи, и Край, если бы он здесь был, находился бы километрах в трёх. А увидеть его в расщепе на равнине можно было километров за сорок.

— Интересно, как же это мы прошлый раз прямо в нужный мир попали? — удивилась Аникутина.

— Прошлый раз у нас только в него и была возможность попасть. Это сейчас мы имеем свободу выбора.

— Мы, может, и имеем, а Лёшка — нет, — покачала головой Ольга. — Ну что, ребята, ориентируйтесь, где мы есть. А я одеждой займусь…

Леонид не понял, о чём они говорили. Он веера миров не ощутил, и ему быстренько всё объяснили. На этот раз они все сохранили связь с Константиновым, а вот обмен мыслями между собой оказался весьма труден: требовалось застыть без движения, закрыть глаза и очистить сознание, оставив лишь образ того, с кем требовалось связаться.

Разведка оказалась недолгой — ночь обещала быть холодной. В темноте они сумели различить убранные поля и дороги между ними. Где-то к югу вдали работали комбайны, были видны световые столбы их от фар. Точку выхода "шахты" они ощущали с любого расстояния и легко вернулись к ней.

— Я тут уж замёрзнуть успел, — пожаловался дожидавшийся их Лёшка.


Когда в столовой Хоменкова собралась подсесть за стол к Харламову, он уже знал, зачем она это делает. Перекинувшись общими словами о том, кто чем занят, он напрямик спросил, с кем она желает его свести. Это оказался Артём Данилов, мастер Радуги, голубая повязка. К школе он отношения не имел.

— Я не очень разбираюсь в ваших делах, я только чувствую, что вы готовы совершить что-то непозволительное. Он объяснит гораздо лучше, — Галка смутилась и просила на неё не обижаться.

— Ну, веди. Узнаем, что мне хотят сказать верные…

Артём ждал в лесу за территорией школы. Мужчина среднего возраста, с короткой бородкой, выкаченными круглыми глазками, начинающий полнеть. Одет он был в городской костюм: пиджак, брюки, пёстрый галстук, изящные туфли. Едва Ермолай подошёл к мастеру поближе, как враз почувствовал, что ему заблокировали прямое чувствование. Мастер явно хорошо подготовился к встрече.

— Наслышан, как же, — Артём потряс руку Харламову. — Есть серьёзный разговор. Галя пусть присутствует, не возражаешь?

Командир пожал плечами. Ольга и Алексей уже были в курсе и внимательно следили за происходящим. Кутков находился в Реденле.

— Мы, собственно, ей нашей встрече и обязаны. Ты знаешь, что она — экстрасенс. И её способности несколько шире, чем те виды прямого чувствования, которые освоили операторы миров вашей группы. Начну с того, что прямое чувствование потока от Края весьма субъективно на уровне постановки вопроса. Когда задаётся простой и адекватный вопрос, эта субъективность значения не имеет. Но когда вопрос задаётся вслепую, о том, что тебе толком не известно, прямое чувствование частенько обманывает. Вернее, человек сам себя обманывает.

Молодой мастер кивнул. Имеющееся ограничение было очевидно. Также не новостью стал рассказ Данилова о прямом чувствовании потока опосредованной чужим сознанием информации — оно указывало скорее на человеческие представления, а не на реальное положение дел. Различия иногда оказывались кардинальными. Галка же, по словам Артёма, получала точнее ответы на вопросы, хоть её диапазон был весьма узок. На этот раз она предвидела, что четвёрка операторов собралась совершить нечто недопустимое, способное повлиять на будущее расщепа.

— Мы не знаем, что это. Предвидение не указало. Надеемся, ты ответишь на этот вопрос, — мастер держался доброжелательно, но было понятно, что сообщество верных душеспасительной беседой не ограничится.

— А если угроза расщепу в том и состоит, что мы ничего особенного делать не намерены?

— Возможно, — пожал плечами Данилов, — однако в любом случае следует угрозу выявить и предотвратить. Ты же не намерен рискнуть жизнью всех будущих поколений? У тебя ведь племянник должен скоро родиться…

— Не намерен. Но пока не знаю, что мы такого страшного задумали. Задумали, ещё не совершили, я правильно понял?

Ольга ничем помочь не могла. А Лёшка упомянул одну мысль, которая пришла вчера ему в голову: попытаться пробить "шахту" напрямик с расщепа в Алатау-три. Очень ему не нравилось сидеть сторожем, и он допытывался при помощи прямого чувствования, возможно ли это. И вроде бы получалось, что для них — возможно. Артём, услышав, сразу посмотрел на Галку. Та кивнула.

— Вот этого делать нельзя, — Данилов остановился и поглядел Ермолаю в глаза. — Понимаешь? Я не могу пока сказать, что случится в итоге. Может, погибнет какой из миров или все три, может, изменятся условия существования, а может, между нашими мирами образуется проход, в который полезет всякая зараза. Но делать этого ни при каких обстоятельствах нельзя.

— Хотелось бы всё же услышать о возможных последствиях. Кто-то мне минуту назад рассказывал, насколько ненадёжны сведения, полученные прямым чувствованием…

— Только не в этом случае, — отрезал Артём. — Ответ о возможных последствиях ты получишь. Позже. Вопрос очень не прост, и им займутся весьма серьёзные люди. Не обижайся, но должен предупредить, что за вами четверыми придётся установить наблюдение.

— Как будто его раньше не было, — усмехнулся молодой мастер.

Но раньше за ними просто смотрели, как и за всеми остальными, как за любителями исторического фехтования. Теперь же Харламов с друзьями рассматривался в качестве бомбы, способной при неосторожном отношении взорваться. И Данилов обещал их четвёрке всё возможное содействие взамен согласия на присмотр.

— Не только кнут, пряник тоже, значит, будет?

— Ты же психолог, Ермолай, — впервые улыбнулся Артём. — С тобой всегда можно договориться.

Обсуждали случившееся они в Реденле: дочь шамана могла погрузить туда разом и Ермолая и Лёшку. Леонид присоединился к ним в небольшом кафе на окраине столицы. Восьмидесятиэтажный небоскрёб венчался прозрачной вращающейся башней, в которой располагалось несколько этажей ресторанов и кафе. С высоты столица могла бы смотреться прекрасно, если бы не низкие облака, временами закрывающие вид за стеклом непроницаемой мутной пеленой.

— Мне кажется, Артём полностью прав, и Камет в таком раскладе схлопнется, перестанет существовать, — решил зять. — А если учесть, сколько из него в расщеп существует проходов, то и расщепу придётся несладко.

— Насчёт проходов подробнее, — потребовал командир.

Вновь оказалось, что его друзья знают нечто такое, о чём он даже не слышал. Причём каждый из троих знал то, о чём не догадывались остальные.

— Значит, проникают через них обладатели синих и фиолетовых повязок, отчего Лёня вообще о них не задумывался. А Оля точно знала, что открыть проход куда легче, чем закрыть, и тоже выбросила их существование из головы. Вот Лёшка готов с ними работать, и знает, как, но не может их найти самостоятельно, — резюмировал молодой мастер. — И мы, значит, два прохода в Алатау-три уже проделали. А в Материнский Мир проходы есть?

— Их там не бывает, Харламов, — подняла на него удивлённые глаза от стакана с соком супруга.

Материнский Мир, он был плотнее миров третьего уровня, и любой проход мгновенно сжимался под его давлением. Не говоря уже о том, что в отношении него ощутить сквозь пространство нужные координаты, то есть осуществить навигацию, никто из мастеров не мог. Большинство сохранившихся проходов вело в приват-миры, некоторые — объединяли между собой общие миры. Камет, в который годами похищали людей с расщепа, должен был оставить множество старых проходов, пригодных для использования.

— Нам они ни к чему. Я думаю, скоро мы научимся попадать в любой общий мир, нам известный. Я, например, уже сейчас смогу направить наше движение во многие известные и неизвестные миры. Сточеры помогли, — она быстро открыла сознание и показала картинку Зрачка Истины в ритуальном месте сточеров.

— Да, придётся от моей идеи отказаться, — проворчал Константинов. — Схлопнется Камет, к гадалке не ходи. Вот только других последствий не ждите: это как один из уровней в компьютерной игре убрать. Другие миры, да и люди, не пострадают. А верные, они лишь присматривают, чтобы никто из персонажей не жульничал, а добросовестно проходил все уровни и решал все задания. Так что придётся вам вновь пешком по Алатау-три наяривать…

А Лёня задумчиво смотрел на Ольгу и думал, что её способности уже давно соответствовали синей повязке. И ещё он думал, что ёрничанье Константинова вполне может оказаться совсем не шуткой… И его мысли Ермолай воспринимал совершенно отчётливо, несмотря на все мыслимые защиты. И супруга, и Лёха тоже, когда закрывали свои мысли, были для него полностью открыты — но лишь когда думали об их общем деле. Что-то было в этом неправильное, весьма тревожное, но сейчас важнее было решить другие вопросы.

— Я всё же думаю, как бы нам действительно без Камета обойтись. Есть предложения?

— Найдите на Реденле любой проход, и я попробую его активизировать и перестроить, — предложил Алексей.

Собеседники переглянулись. Идея привлекала, но как искать проходы в мире, во многом отличном от расщепа? Не имел представления даже Леонид. Они замолчали, глядя вниз: очередная туча уплыла к северу, и внизу открылся огромный город, проспекты которого терялись в дымном мареве далеко на горизонте. Широченная — в полсотни метров — набережная отделялась от реки высокой двойной решёткой.

— Лёнь, а они здесь вообще купаются? — спросил вдруг командир.

Просто так спросил, мысль зацепилась за бросающуюся в глаза огромную решётку. И зять ответил столь же автоматически, что купаются в прудах, бассейнах и огороженных участках на малых реках, куда не заплывали крупные водные упыри. Иногда устраивались крупные огороженные купальни и на самом Реденле. На очистке этих акваторий от хищников Кутков как раз и зарабатывал местные деньги. Жить грабежом, что вполне позволяли его способности, или же попрошайничать ему не позволяла совесть. Остальные столь щепетильны не были и при необходимости использовали, кто внушённую незначительность, а кто попросту внушение, заставляя аборигенов поделиться деньгами — впрочем, речь всегда шла о мелочах.

— На Красноярск чем-то похоже, — заключила Ольга, разглядывая панораму огромного города.

— Все города у великих рек схожи между собой, — отозвался зять.

Ему, как и Лёшке, здесь нравилось. А вот Аникутина городов не любила, да и Ермолай чувствовал себя комфортнее в небольших посёлках, среди одно- и двухэтажных домиков, где все ходили пешком и здоровались друг с другом на улицах.

— А почему, кстати, здесь прямое чувствование доступно только возле Края? — спросил вдруг командир.

Многократно посещая Реденл, он только сейчас обратил внимание на неожиданную особенность этого мира. "Заглушку", что ли, на него поставили? Похоже, что так и было, потому что лица трех его товарищей выразили разом и удивление и разочарование. Действительно, как это никто из них до такого вопроса не додумался?

— Никто из расщепа этого сделать не мог, — подумав, заявила Ольга.

А Константинов предложил командиру всё же попробовать сеанс прямого чувствования, так как его способности могли оказаться уникальными и преодолеть возможные запреты.

— Только не здесь, — возразил Леонид. — За пределами города, пожалуйста. Прошлый ваш эксперимент закончился землетрясением. И вообще, разве в приват-мирах возможно прямое чувствование?


Землетрясения не случилось. Вообще ничего не произошло. Прямое чувствование оказалось полностью недоступным. Вернувшись в расщеп, Ермолай решил для разминки помахать мечом, поручив Ольге ответить на ряд вопросов. Пока она на полную катушку использовала способность к прямому чувствованию, он вовсю отмахивался от резвых ребят с оружием, подготовленных куда лучше него. Спасала способность улавливать замысел противника загодя, да весьма полезная способность замедлять его движения. Ими молодой мастер старался пользоваться как можно меньше, но обойтись совсем без них не получалось. И он всё же получил несколько чувствительных ударов по доспеху.

— Ты ведь сам этого хотел, верно? — с философским спокойствием оглядела супруга его обширные синяки. — Зато отвлёкся от тяжких раздумий. Тебе ещё интересно, что я там накопала?

Она водила пальцами над припухлостями и они понемногу опадали. А молодой мастер смотрел в список вопросов, который он написал своей рукой и слушал её рассказ.

— В приват-мирах прямое чувствование только возле Края… Все "заглушки" оператора переходят в его приват-мир… Прямое чувствование от Края имеет семь видов… Я не смогла так поставить вопрос, чтобы получить ответ… Инфекции миров второго уровня совершенно иные… Наша связь была задана при рождении… Я не смогла… Плотности безымянных миров ничем не отличаются от общих, а в приват-мирах они варьируют, но чаще встречаются предельно низкие… Я не смогла… Край действительно подобен ленте Мёбиуса, его нельзя преодолеть или заглянуть за него… Я не смогла… Игрок есть!… Я не смогла… Вопрос лишён смысла… Я не смогла…

Последний ответ повторялся вновь и вновь. Да, возможности прямого чувствования оказались весьма ограниченными, если начать задавать вопросы о самой сути мироустройства. И всё же некоторые ответы потрясали Ермолая своей неожиданностью — и это при том, что он, записывая вопрос, заранее предполагал возможный ответ.

— Вот и всё. Ты не удивлён?

— Я примерно чего-то такого и ожидал. Но, ты знаешь, примириться с этим трудно. Зато как Лёнька обрадуется!

— Чему радоваться? Он, мне кажется, больше всего боялся, что окажется прав. К тому же ответы неоднозначны. Вдруг тот, кого ты назвал Игроком — Бог?

— Ты припомни, как я сформулировал вопрос. В таком случае я, как минимум, сын Бога.

— Мальчик на побегушках, отдельно живущая рука бога или просто шальной сперматозоид тоже подойдут. Почему сразу — сын? — засмеялась Аникутина. — У тебя не мания величия, дорогой?

— А как тебе тот факт, что нас с тобой кто-то свёл без нашей воли ещё в момент рождения? — спросил Харламов. — Не тревожит?

Но спутнице жизни было всё равно. Да и вообще женщины к предопределённости относились довольно спокойно. Это молодой мастер занервничал и пал духом, узнав, что их союз был предписан Игроком чуть ли не в момент создания расщепа. Да и кто был тот Игрок? Уже сейчас командир понимал, что прямая аналогия с компьютерной игрой здесь не проходит. В таком случае он сам должен быть Игроком. Но как это могло быть? Он ведь не знал не только правил — цели и средства тоже были ему практически неизвестны.

Константинов, прибежавший довольно быстро — от него сознание полностью не закроешь — вообще не удивился. Он решил, что перед ними квест — игра, где надо искать и цель и средства.

— Нет, остановиться ты не можешь. Это должно быть предусмотрено. Сейчас кто-нибудь явится и объявит, что нам обязательно надо срочно покорить мир второго уровня и отправить тебя на третий уровень.

— Вот ты пришёл и это сказал, — хмуро ответил командир, — так что можешь больше не волноваться, ты свою задачу выполнил. Как только на Камете рассветёт, отправимся на Алатау-три.

Лёшка сразу затих, и некоторое время тупо смотрел в список вопросов.

— Я бы добавил ещё кое-что, — заявил он серьёзно. — Ряд болезней и лекарственных воздействий в Материнском Мире, судя по записям, протекали иначе. Мы в расщепе куда здоровее, а наши лекарства имеют меньше противопоказаний и побочных эффектов. Что легко объяснимо, если считать нас всех чисто информационными матрицами…

— Матрицы вообще не болеют, — криво усмехнулся молодой мастер.

— Кстати, отчего это вопросник составлял ты, а ответы искала Оля?

— А это оттого, что в механизме прямого чувствования задействована личностная идентификация. То есть мы с тобой можем получить на один вопрос два разных ответа. Один — ты, другой — я. Я проверял, это так. Двойным слепым методом проверял, и даже ты в этом участвовал, сам того не подозревая. Полученные нами четверыми ответы иногда разнятся. Механизм мне непонятен, но нельзя исключить, что таким образом нами манипулируют. Если так, то от Ольги подобных вопросов вряд ли ожидали… Пойду-ка я к Лысому схожу, — поднялся решительно командир и вновь надел броню.

Селиванов с кем-то говорил у себя в кабинете, и он принялся следить за поединком во дворе. Бились мечами, без щитов: только кольчуги и шлемы. Сражались настоящие мастера, против которых он не продержался бы и тридцати секунд. "Зато я могу их прихлопнуть, прямо как мух, без всякого оружия, на расстоянии в несколько километров. Правда, только в расщепе. Интересно, кому понадобилось создавать мир с магией, и отчего люди, владеющие ей в расщепе, так стремятся попасть туда, где её нет?" Первых Харламов понимал, вторых — нет. Не первые ли создали миры с магией и населили их самобытными и своевольными персонажами?

"Не удивлюсь, если так оно и есть. А вот стремление попасть в номерные миры или миры, где нет магии — это явно происки Игроков. Только им может понравиться жить в грязи и рисковать своей жизнью на каждом шагу. Впрочем, жизнь ведь не твоя — персонажа. Его гибель будет всего лишь неприятностью, которую легко пережить. А вот Игрок, который управляет мной, ему чего надо? В номерные миры я не рвусь, просто хочу во всём разобраться. Может, и правда — квест? Для меня — бродилка, для прочих — фехтование. Многозадачная игра, где даже персонажу даётся свобода выбора. Вот только Игроку с того какой интерес? Играй я сам в такую игру, уж постарался бы сам весь возможный адреналин получить. А может, это симулятор? Игра в волшебника множества миров, где персонаж — просто другая ипостась Игрока? Может, я — просто копия? Не вполне материальная, зато с магическими способностями!"

Посетитель вышел от директора, глянул на Харламова, поздоровался вежливо.

— И вам удачи, мастер Чограй, — ответил тот незнакомцу, на полсекунды открывшему своё сознание.

Приземистый то ли монгол, то ли алтаец мягким шагом удалялся по коридору. Мастер знал, куда и с какими намерениями ушёл Чжань Тао, но делиться своим знанием не собирался. Постучавшись, ученик открыл дверь.

Лысый слушал его вопросы, постукивая ручкой по столу. Потом, не поднимая глаз, скучным голосом сказал, что не знает ответов практически ни на один вопрос. Единственное, в чём он лично был уверен — хотя не знал способов доказать, как не знал никто в расщепе — что проникший в мир третьего уровня приобретал возможность путешествовать по мирам согласно своей воле.

— Константинов не зря сказал, что он будто в шахту провалился. Ты вспомни, с чего начинались ваши путешествия? Не с открытия общего мира, а с приват-миров. Мягких, где ты парил бесплотным облачком. Затем последовал общий мир, далее — для миров подобных Камету — тот же путь вёл вас в миры второго уровня, а оттуда — третьего. Плотность нарастает с каждым шагом, Харламов. А из мира третьего уровня дальше погружаться некуда. Можно только возвращаться или перемещаться между мирами, если ты отыскал такую возможность.

— Хорошо, — кивнул покладисто ученик, — а списки "заглушек" кто определяет? Ставит их администрация, преподаватели, но ведь не по своей же независимой инициативе?

— Этот процесс регулируется довольно свободно. Что-то сами преподаватели решают, что-то сообщества подсказывают. Список скорее формируется общественным мнением, чем отдельными личностями. Это как при воспитании ребёнка — в каждой семье свои особенности. В мирах второго уровня все запреты исчезают полностью, так что и с этим вопросом ты заметно опоздал, Ермолай.

— А не потому моё воспитание идёт вкривь и вкось, что где-то за пределами расщепа кто-то управляет моими действиями и на него невозможно воздействовать?

Лысый поднял на него полные тоски и огорчения глаза. Его мыслезащита на секунду ослабла, но ничего, кроме глубокого разочарования, уловить не удалось.

— Если тобой двигает идея о божественном предназначении или о том, что ты компьютерная программа, то с этим вопросом лучше обращаться не ко мне. Мне вообще кажется, что вашу четвёрку пора серьёзно проконсультировать у психиатра. Жаль только, что среди мастеров Радуги психиатров немного, придётся долго ждать такой возможности. Да и вы сами — согласитесь?

Юноша покачал головой, понимая, что столь грубым способом Селиванов ушёл от скользкой темы. На том их беседа и закончилась. Лёшка и Ольга в один голос заявили, что разговаривать с директором никакой необходимости не было, и что на нём, почти наверняка, тоже поставлена "заглушка". Только другая — все подобные мысли Юрий Константинович без раздумий списывал на начинающийся бред.

— С Мариэттой та же история, — подтвердила Аникутина. — Она ко мне подходила с вопросами, не слишком ли ты серьёзно задумался о строении вселенной и законах Края. Такие вопросы традиционно считаются несвойственными нормальному мастеру Радуги. Мари назвала это гиперфилософичностью. Ну, я ей объяснила, что без таких вопросов о свободном хождении между мирами и думать не стоит. Вроде она поняла.


Когда на Камете вновь рассвело, они погрузились вчетвером. Просилась с ними и Галка, но ей пришлось объяснить, что погружаются в Алатау-три они в другом месте, известном только им четверым, и Константинова для прикрытия вполне достаточно. Девушка вздохнула, но возражать не стала. Ей, как и Вике с Сашкой, работа нашлась — в школу прибыли исследователи, ребята сопровождали их на Камет.

Ольга раскопала приметный только ей бугор и вытащила свою запылённую накидку.

— Ваши тела здесь от холода не страдают, — заметил Лёшка, глядя, как она обёртывается и ложится на песок.

— Так эстетичнее, — возразила дочь шамана и сжала руки своих спутников.

С каждым разом погружение проходило легче. Оказавшись на Алатау-три, Ермолай сразу сел, щурясь от недавно взошедшего солнца. В оставленном им мире царил полумрак, светило только-только выглянуло из жёлто-бурой пылевой мглы, а здесь над головой сияло голубизной небо, а искорки росы жемчугами сверкали на траве. С запада тянуло прохладным ветерком, но солнышко уже вовсю пригревало ничем не прикрытую кожу. Ольга и здесь первым делом достала оставшуюся с прошлого погружения одежду и натянула её на себя. Ребята тоже подобрали с травы набедренные повязки. На горизонте темнела роща, и они направились туда — среди деревьев все трое чувствовали себя уютнее.

К тому же здесь было достаточно тонких веток, коры, и они сумели соорудить себе более надёжную одежду. Для взора постороннего человека они выглядели лесными дикарями, но издали в глаза их белые тела уже не бросались.

— Ты смотри, совершенно бесшумный мотороллер, — удивился Кутков.

Они спрятались в кустах, следя за подъезжающей парочкой. Парень за рулём был в шлеме и кожаной куртке, а девушка сзади в коротком сарафане укрывалась от встречного ветра за его спиной.

— Вот тебе и транспортное средство. Ты же до железной дороги хотел добраться?

— Ты что, Оля, ограбление предлагаешь?

— Никого грабить не понадобится. Они что, по-твоему, кататься сюда приехали?

У них из корзинки горлышко бутылки торчит. Сейчас сядут, примут дозу, любовью займутся, потом отдохнут. Ты к тому времени и вернёшься.

Ольга говорила с полной уверенностью, что так и будет. И не ошиблась. Молодой мастер тихо откатил мотороллер от сплетающихся в объятии тел, накинул на себя кожаную куртку и нажал красную кнопку на щитке руля. Небольшой дисплей рядом с кнопкой мгновенно засветился. Харламов сел на сиденье, придерживая скутер ногой, и аккуратно нажал на педаль. Скутер бесшумно покатил вперёд, а на дисплее появились цифры, показывающие скорость. Там внизу были ещё цифры, но разбираться, что они означали, было некогда. Он мчался по проселку, рассекающему квадраты убранных полей, высматривая поворот к северу. До железной дороги от рощи было около пятидесяти километров. Если бы не эти неожиданные любовники, пришлось бы преодолевать их пешком, по открытому ровному месту.

Отыскав поворот, он прибавил газу. Но скутер для гонок не предназначался, он едва-едва выжимал на ровных участках восемьдесят километров. И при этом дисплей издевательски извещал, что такой режим является экономически невыгодным. Эксперимент привёл и к положительному результату — выяснилось, что одна из цифр означала прогнозируемый при данной скорости пробег. Молодой мастер выбрал пятьдесят километров в час, при такой скорости скутер обещал проехать сто восемьдесят километров.

Очистив сознание от посторонних мыслей, он нащупал сознание супруги. Она пока не беспокоилась, парочка вела себя в соответствии с предсказанием. Ермолай подумал было, не является ли такое везение результатом действий Игрока. Но подобные размышления здесь были не к месту. Навстречу то и дело попадались трактора с прицепами и небольшие грузовички. Водители настороженно смотрели на незнакомого человека. Здесь, похоже, на несколько десятков километров все знали друг друга. Но никто не пытался его остановить, и примерно через час он разглядел впереди тонкую ниточку рельсов.

Он и сам не знал, что станет делать у дороги. Была только подсказка мастера Чжань Тао, и командир, как и вся четвёрка, отнёсся к ней очень серьёзно. К полотну дороги пришлось ехать межой, и он ощутил, что его тянет свернуть направо. Возле дороги он так и сделал. К самому полотну подъехать всё равно возможности не было — его ограждали где низко натянутая проволочная ограда, где густые кусты. Зачем это было нужно, он понял, когда услыхал вдали низкий гул. Обтекаемый, похожий на длинную пулю поезд пролетел мимо него со скоростью самолёта. Ермолай едва успел прочесть на его борту надпись, и через секунду состав уже словно растворился в синеве прижатого к горизонту неба. Воздушная волна хлестнула его по лицу, сбив дыхание.

Вскоре впереди обрисовались руины домика, некогда стоявшего возле дороги. Может, в нём раньше жил обходчик, а может, просто крестьянин — сад при доме уцелел, хотя от самого дома остались две полноценные стены и остатки третьей. Но заинтересовал молодого мастера не разрушенный дом и не зелёный квадрат былого огорода — таинственная сила тянула его к брошенному колодцу. Поставив скутер между деревьями, он подошёл поближе. Колодец был укреплён бетонными кольцами, на дне, видневшемся метрах в четырёх, виднелась груда листьев. Вода, по-видимому, ушла отсюда давным-давно. Чувства подсказывали Харламову, что перед ним проход в другие миры; возможно, в мир третьего уровня.

Присев у колодца, он настроил сознание и сразу почувствовал Ольгу — она всё это время ожидала от него вестей. На передачу вереницы образов и своего твёрдого решения спуститься в колодец ушло несколько секунд. Оля его поддержала. Перебрасывая ногу через край колодца, он подумал, что связь с Константиновым отсюда он уже не может поддерживать. В каком месте связь оборвалась, он помнил приблизительно. Кажется, километрах в пятнадцати от "шахты".

Спускаться враспорку было нетрудно. Он оставил наверху и куртку и прочую одежду, так что прохладный бетон царапал голую спину. В полуметре от дна Ермолай вновь ощутил веер миров. В этот момент он мог погрузиться в любой из них, на свой собственный выбор. Опыт, полученный у Зрачка Истины, подсказывал — это всё миры третьего уровня, минимально отличающиеся друг от друга. Молодой мастер выбрал самый плотный, самый нижний, сполз до него, и разом предпринял мысленное усилие.

В первый раз в своей жизни он не мог понять, удалось ли погружение. Всё тот же колодец, и он в такой же раскоряченной позе, вверху — яркий кружок синего неба, а внизу куча прелых листьев. И вновь неведомое чувство подсказывает, что перед ним — веер миров, и лишь один из них — мир второго уровня, Алатау-три. Ермолай полез наверх, на поверхность. Высунувшись из колодца, он, естественно, не обнаружил ни куртки, ни скутера. Да и развалины дома выглядели несколько сохраннее. Выбравшись наружу, он немного побродил по саду, сорвав несколько мелких красных яблочек. Они ему понравились: пахучие, сладкие.

На голую кожу уселся овод и радостно вонзил в него свой хоботок. Вскрикнув от неожиданности, юноша прихлопнул насекомое и спохватился — этот мир следовало немедленно исследовать. Но все паранормальные чувствования здесь бездействовали. Он сорвал несколько травинок и убедился, что плотность этого мира немного выше, чем Алатау-три. Даже его собственное тело казалось неуклюжим и отяжелевшим. Связи с женой и зятем, как и предполагалось, он установить не смог. А потом мимо вновь пролетел похожий на пулю поезд, и здесь воздушная волна хлестанула его по ушам не в пример сильнее.

Через полчаса он вновь спустился в колодец, отыскал уровень Алатау-три, перешёл на него и выбрался наверх. Возле его скутера сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, запылённый парень в клетчатой жёлтой рубахе и джинсах.

— Вылезай, не стесняйся. В первый раз здесь погружаешься?

Что-то подсказало юноше, что перед ним — свой, мастер Радуги. И использованное слово: "погружаешься", вряд ли используемое местными жителями по отношению к сухому колодцу, и отсутствие удивления при виде древесной одежды Харламова, которую тот поспешил надеть.

— А ты пешим ходом прибыл? — спросил он парня, одевшись.

— Ага. Здесь от разъезда всего четыре километра, электричка утром и вечером ходит. Окно для скоростных поездов — от одиннадцати до восемнадцати, запомни. И лучше просить одежду у местных, чем дикарём прикидываться. Лишнее внимание нам не требуется…

— Да ты, собственно, кто?

— Бродяга, — легко вскочил парень и подошёл с протянутой рукой к Ермолаю, — Олег Софронов.

Пожимая протянутую руку, командир представился и поинтересовался, из какой Олег школы.

— Я же сказал, я Бродяга, — удивился тот. — Школу бросил, разошёлся с преподавателями во взглядах, путешествую летом по мирам второго и третьего уровня, ищу ответы на свои вопросы. А ты тот самый Харламов, что открыл ворота в Материнский Мир?

— Не знаю, тот ли. Я вроде никаких ворот не открывал, а в мире третьего уровня только сейчас впервые побывал.

Олег оглянулся назад и потянул Ермолая за рукав, предлагая укрыться за остатками стен. По дороге с ровным гулом и необычным шипением пролетел очередной поезд. Бродяга пояснил, что машинисты — люди внимательные, и постоянная толчея возле заброшенного колодца способна рано или поздно привлечь ненужное внимание.

— Наши тут ходят, пусть их и немного, зато они шастают туда-сюда. Других проходов в миры третьего уровня на тысячи километров вокруг нет. Ближайший под Архангельском. А проход в Материнский Мир, если ты пока не знаешь, открывается из твоего приват-мира. Только воспользоваться им смогут единицы…

Молодой мастер был в полном недоумении. Он всегда считал, что в Материнский Мир можно пройти именно через миры третьего уровня. Для чего же тогда в них стремились сотни исследователей?

— Пройти-то можно, если владеешь приёмом, да что толку? Пройдёт лишь твоё нематериальное тело, астральная сущность. Ты окажешься в Материнском Мире бесплотным привидением, заметным лишь при определённой освещенности немногим людям с повышенной чувствительностью. А внешне он ничем не отличается от миров третьего уровня, которые мы способны исследовать в своём физическом теле. И зачем оно надо? Правда, астральное тело можно послать абсолютно из любой точки, это удобно, не спорю. Зато твой призрак весьма ограничен в подвижности. Уйдёшь чуть дальше — и не сможешь вернуться…

Наверное, так случилось и с Чжань Тао. Но — кто знает? Олег рассказывал, что Гволн давал теоретическую возможность прохода в Материнский Мир в физическом теле. Нужно было только настроиться — но как, никто не мог знать. Этот процесс был сугубо индивидуальным.

— Школы, цвета повязок — это всё детский сад, — Бродяга упивался собственным красноречием. — До жёлтых повязок, не спорю, какое-то обучение идёт. А дальше у каждого мастера свой путь, каждый пройдёт столько, сколько сможет и захочет…


Подъезжая к роще, командир уже знал, что парочка проспалась и сейчас в тревоге ищет пропавшее транспортное средство. Оттого пришлось сделать крюк и въезжать с другой стороны, а затем бросать скутер на поляне, вешать куртку на руль и быстро отползать в высокой траве к кустам. Наблюдая, как любовники, обнаружив скутер, вновь слились в долгом поцелуе, молодой мастер шёпотом пересказывал подробности путешествия своим спутникам. Про Гволн он предпочёл пока не упоминать.

— Значит, Чжань Тао нашёл способ подсказать тебе дорогу. Интересно. Нам в школе, как минимум, много чего интересного не рассказали, — покачал головой Леонид.

— Скажи как есть — утаили, — уже вполголоса произнесла Аникутина.

Парочка любовников оседлала скутер, и он медленно покатился, петляя между деревьями. Парень вот-вот должен был посмотреть на индикацию зарядки и сообразить, что кто-то его скутером нахально воспользовался. Вряд ли он кинется обшаривать рощу — любимая девушка на заднем сидении к таким подвигам нормального человека не стимулировала. Но кто знает, что это был за тип.

— Ну, если считать, что действия большинства обитателей расщепа заранее запрограммированы или сиюминутно управляются со стороны, то здесь и злого умысла-то нет, — рассудил Харламов. — Вот что, ребята, давайте уносить отсюда ноги. Этот герой-любовник вполне может вскоре нагрянуть сюда с приятелями. Я у него почти всю зарядку израсходовал, там километров на двадцать осталось…

Они бежали, неслись, как выражались когда-то второсортные авторы, во весь опор. Вернуться обворованный владелец скутера мог уже через десять минут. От рощи до "шахты" было километра четыре, а бежать в Алатау-три, как они внезапно выяснили, было намного утомительнее, чем в расщепе. Однако они добрались до нужного места, взмыленные, тяжело дышащие, а погони не было видно. Повалившись в траву, они настороженно смотрели назад. В роще что-то блеснуло на солнце. Бинокль, зеркальце скутера, просто чьи-то очки? Вскоре вдоль рощи медленно проехала легковая машина.

— Ничего они там без собаки не найдут, — убеждённо сказала Ольга.

Однако они пролежали в траве ещё час, внимательно наблюдая за рощей, и только потом вернулись на Камет, а оттуда — в расщеп. А там их сразу разобрали по разным комнатам, поставили перед каждым камеру с микрофоном и велели как можно подробнее рассказывать обо всём виденном. И только потом Лысый удостоил их беседой.

— Я наслышан о Софронове. Специальных архивов, где сосредоточены отчёты Бродяг, нет. Просто в общей массе отчётов их воспоминания составляют почти половину. Качество и достоверность так себе, — Лысый, щеголявший сегодня в коричневом костюме, почти не мятом, показал ноготь мизинца. — Зато охват — шире некуда. Так что его утверждению, что открытый тобой проход единственный, я бы верить не спешил.

— Я не открывал прохода. Мне подсказал его расположение Чжань Тао, — возразил Ермолай.

— Может быть. Способ подсказки весьма и весьма изобретателен, если это вообще подсказка. Возможно, это было предвидение, которому ты обязан только себе.

Кутков спросил, отчего школьников весьма скупо осведомляют об устройстве мира, магических приёмах, достижениях и самом факте существования Бродяг. Их, например, послали в мир второго уровня, вообще ничего о нём не рассказав.

— У нас школа. Это значит, что непроверенные сведения сообщают учащимся только для того, чтобы их представление о мире не замыкалось в узком круге банальностей. Вам четверым такое точно не грозило, оттого вас гипотезами не грузили. А проверенных сведений по мирам второго уровня вообще нет. Вот если уже втроём ваша команда достигнет колодца и сумеет пройти в мир третьего уровня, сведения о колодце можно будет считать проверенными. Моя мысль понятна?

— Куда уж яснее, — проворчал Константинов. — Одиночкам, мастерам, добившихся высших результатов, веры нет, а достоверны только результаты школьных экскурсий по ближайшим рощам.

— Ну, примерно по такому принципу педагогическая система во всём мире и работает, так что сарказм Алексея неуместен. Могу сообщить, что есть и отдельное хранилище, для отчётов тех Бродяг и прочих исследователей, которым точно нет веры. Иные миры порой весьма странно воздействуют на сознание…

— Софронов говорил, что из миров третьего уровня можно послать в Материнский Мир свою астральную сущность, но не физическое тело. Это так?

— Пока это только гипотеза. Он ведь не сказал тебе, как это сделать, верно? Может, это и не для всех достижимо. Я вот четверть века директор, а всего второй раз за свою жизнь вижу человека, который побывал в мире третьего уровня…

— Яблоки там вкуснейшие, — заметил Ермолай.

Ему вдруг расхотелось разговаривать с Селивановым. Действительно, его проблемы и заботы директора уже разошлись почти до полной несовместимости. В конце концов, школа лишь давала общее образование и развитие, а решали серьёзные жизненные вопросы отнюдь не педагоги и тем более не школьники. Юрий Константинович дал им всё, что мог, следовало его поблагодарить за усилия и идти по жизни своим путём.

— Ну, Оля, Лёня, вы-то к колодцу собираетесь? Харламова я вообще теперь ни о чём просить не могу, мастеров с фиолетовой повязкой никто учить не вправе. А вы ещё сможете пройти свою часть пути здесь, в школе. Я спрашиваю, приказывать в данном случае я тоже не могу. Пойдёте?

— Я пойду, — уверенно сказала необычно молчаливая Ольга.

Леонид пожал плечами и сказал, что сейчас дать ответа не может. Лёшка зевнул и заявил, что погружаться всё равно придётся, когда на Камете вновь начнётся день. То есть — через три дня, и времени у них достаточно. На том и разошлись. Молодой мастер хотел спать. Пошёл к себе и улёгся, хотя супруга намекала, что надо бы отпраздновать получение фиолетовой повязки в кругу группы, да и всей оставшейся школы. Она была права, но Харламову все эти соображение казались теперь неважными.

— Всё же надо нам собраться, — настойчиво повторила Аникутина наутро. — Ребята из группы столько сил вложили в наше дело, ты был их лидером, ты их вывел в мастера. Нельзя уходить, не прощаясь. Да и преподаватели…

— А почему ты решила, что я ухожу?

— Фиолетовая повязка, Ермолай… Ты больше не можешь быть ни учеником школы, ни членом группы. Даже если ты остаёшься и делаешь то же, что и раньше, ты уже сам по себе. Это большой успех всей школы, и ты просто не можешь бросить всех и сделать вид, что ничего не произошло…

Ему больше всего этого и хотелось, но с настроениями ребят и преподавателей приходилось считаться. Впрочем, празднество получилось коротким: любителей фехтования выгнали за пределы школы под предлогом турнира лучников, и за час в столовой Харламова поздравили все ученики, учителя, инструкторы и прочие сотрудники. Завершилось торжество праздничным обедом, после которого мастер, уже признанный, не молодой, отправился в Верхний дом, чтобы получить свою порцию поздравлений от тех, кто находился там. Кое-кого по этому случаю даже выдернули из двадцать третьего мира.

Братья, оказывается, отправились в дальнюю экспедицию, и вернуть их в расщеп в ближайшие три месяца было невозможно. Игорь строил тайную башню в северных лесах, его руки были в мозолях, через щёку тянулся свежий шрам.

— Стропа лопнула, — махнул он рукой, — ерунда.

Рассказ обладателя фиолетовой повязки он выслушал с жадностью. Ещё бы, из первых уст узнать подробности пребывания в мире третьего уровня, который почти ничем не отличался от Материнского Мира.

— Тебе не показалось насчёт яблок?

— Вряд ли. Считается, что в мирах повышенной плотности наши телесные ощущения намного ярче. Зато как больно там оводы жалят! А уж получить рану или заболеть — вообще смертельный риск. Ни Лёшка, ни Ольга помочь не смогут.

Это как раз Игорь очень даже понимал, в двадцать третьем мире положение с медициной было схожим. Ингу выдернули в расщеп на пять минут — она служила поломойкой в придорожном трактире, прикидываясь местной, как весь персонал. Девушка второпях обнялась и расцеловалась с мастером, поздравила его — и вновь вернулась в лишённый магии мир.

В школу он вернулся уже к вечеру, у ворот его встретила Хоменкова и молча протянула листок бумаги. На нём мастер Харламов увидел адрес, по которому он мог ознакомиться с файлами верных, и пароль. Пароль, как объяснила Галка, был одноразовый, сделанный специально для него. Информация была обширна, и просидел Ермолай у компьютера до глубокой ночи. И нельзя сказать, чтобы это сильно ему помогло. Способна ли сквозная "шахта" привести к схлопыванию промежуточного мира, никто не знал. Теорий хватало, имелись ссылки на авторитеты, всерьёз этого опасавшихся, была неплохая подборка наблюдений за известными проходами. Да, в некоторых случаях проходы функционировали нестабильно, самопроизвольно перебрасывая из мира в мир оказавшихся поблизости людей и животных, но определённых закономерностей из случавшегося никто так и не вывел.

В одном из файлов находился каталог ответов, полученных методом прямого чувствования: и здесь разброс ответов был абсолютным. От полной безвредности до вселенской катастрофы. Верные не поскупились — ответ на вопрос искало не менее трех сотен человек. В общей массе ответов угрожающих было не менее десяти процентов. В записке, подписанной Артёмом, утверждалось, что характер ответа явно зависел от личности вопрошающего. То есть, однозначно доверять ответам основания не было. Случалось, один и тот же человек за несколько дней получал несколько различных ответов. Сам Данилов полагал, что опасность прохода зависела и от того, кто его проделывал. И если Хоменкова, зная всю четвёрку друзей, сочла попытку опасной, то её мнение весило больше, чем ответы всех остальных, вместе взятых.

Ермолай, собственно, чего-то подобного и ожидал. Вечер был потерян, возможность коротко поговорить с друзьями без посторонних глаз выдалась только с утра. После завтрака Леонид вёл очередного исследователя в Реденл. Они собрались у Куткова, который жил теперь в одной комнате с Лёшкой.

— В общем, по делу там ничего существенного. Никаких доказательств, что сквозная "шахта" опасна, только невнятные подозрения. Но я нашёл весьма любопытные результаты: оказывается, многие мастера способны в одиночку создавать проходы в нужные им миры. Только беда в том, что проходы эти часто оказываются односторонними, и некоторые мастера навсегда застревают в чужом мире.

— Вряд ли навсегда, — усомнился Константинов, — раз тело-то его здесь осталось, базовая матрица. А расщеп, хоть и пониженной плотности, но всё же материален. Рано или поздно здешнее тело погибнет, тогда и мастеру конец придёт.

— В пещерах Индии лежит множество тел. Их хозяева ушли безвозвратно, безвозвратно по своим убеждениям. Уходят целые движения, десятки людей за раз. Я не слышала, чтобы их тела погибали, — Ольга выжидательно посмотрела на Лёшку.

— То пещеры, они круче нашего "холодильника", там постоянство температур. В иных условиях уже через год тело начинает разлагаться. А если его в тайге оставить, то его за неделю просто съедят. Проходы ведь мастера не там, где хотят, делают, а где условия подходящие.

— Так мы о чём вообще говорим? — остановил их Кутков. — Мы проходов ни находить, ни делать не обучены, и ту же сквозную "шахту" пробить способны лишь теоретически. Или кто-то знает, как это делается?

Найти проходы пообещала Аникутина. Она оговорилась, что может это сделать не во всех случаях, но у неё уже был определённый опыт. А вот процедура открытия прохода была сходна с открытием собственного или общего мира, но здесь была та опасность, о которой уже сказал Ермолай — во многих случаях проход оказывался односторонним.

— К тому же, ребята, Бродяги стараются не пользоваться проходами в общих мирах. Они совершенствуются, чтобы проникать в общий мир, как мы в Камет — из любой точки расщепа. Никто ведь нам не запрещает открыть новый общий мир, или погрузиться в уже известный. Группа нас больше не поддержит, но теперь мы достаточно сильны и сами.

Идею Ольги все восприняли прохладно: слишком хорошо помнили, сколько сил было затрачено каждым на открытие собственных миров. Повторять никому не хотелось, особенно не уверенному в себе Лёшке. Зять вдруг заинтересовался проходом в Верхнем доме. Тот, судя по рассказам, был универсальным, вёл в целую группу миров. Оставалось научиться его использовать. Харламов намеревался разобраться с прямым чувствованием — ему казалось, здесь сокрыт ключ к главным тайнам. Константинов посмотрел на их горящие нетерпением глаза и неожиданно засмеялся.

— Не обижайтесь, ребята, но в этом деле я не с вами. Вы же хотите стать типичными Бродягами! Это, извините, не мой путь. Я вам всегда помогу, если надо будет, но мне ведь в миры второго уровня и дальше путь заказан, вы знаете. Моя матрица не обладает нужными характеристиками.

— Найдём проход — пройдёшь и ты, — пожала плечами дочь шамана.

Равнодушно так пожала. Обиделась. Договорились, что Ермолай начнёт эксперименты с прямым чувствованием, Леонид и Ольга попытаются изучить всё, что известно о проходах, а Лёшка попробует по своим каналам разузнать как можно больше о Бродягах. Ему всё равно в школе пока было заняться нечем.


Воин Блеклой Радуги

— А ты здорово заматерел после колодца, — заметила дочь шамана, одобрительно глядя на деловито оглядывавшегося мужа.

Рельеф Камета изменился до неузнаваемости. Теперь длинные языки песка вытянулись от каждой мало-мальски заметной возвышенности к северо-востоку. Супруга с трудом выкопала свою накидку из одного такого микро-бархана. Они решили, как и в прошлый раз, проделать основную часть пути на Камете и вновь пробурить "шахту" на Алатау-три, на этот раз как можно ближе к колодцу.

— Теперь в тебе магия со стороны почти незаметна. Ты используешь её экономнее.

— Побежали, что ли? — раздражённо проскрипел Лёшка.

Его настроение можно было понять. Только что ему сообщили, что по возвращении с этого погружения ему предстояло стать на месяц основным проводником на Камет. Вика уезжала в Тибет, в ту школу, обучение в которой некогда предлагали Богомолову. Ей предстояло водить в Камет учеников там. Галку отправляли с такой же миссией в Монголию. Сашку же Богачёва по неведомой административной логике назначили заместителем директора школы по безопасности, так что водить экскурсии в общий мир больше было некому. Кутков и Аникутина обслуживали исследования Реденла, а Ермолай вообще больше учеником не считался и мог делать, что ему угодно. Отказаться никто не мог — это влекло мгновенное исключение, к чему из всей группы был морально готов только Кутков.

— Побежали, — согласился командир, и они отправились в свой длительный поход.

Пройти им предстояло не менее шестидесяти километров, но на этот раз они не спешили. Само пребывание здесь позволяло обдумать все проблемы, позабавиться с прямым чувствованием, которое представляло всё большую и большую загадку. Константинов попросту полагал, что это способ поиска данных в общей базе, доступный любой активированной Краем матрице. Он, когда они были без посторонних, иногда так к ребятам и обращался: "матрица Ермолай" или "матрица Оля". Разницу в результатах поиска он объяснял разными алгоритмами, которые могли быть использованы. Некорректный алгоритм — и ответ тоже будет некорректен. С ним не спорили.

Привал сделали через четыре часа. Почти всё это время они бежали, и успели утомиться.

— Ты не вспотела в накидке, Аникутина? — ехидно поинтересовался Лёшка, когда дочь шамана, усевшись на песок, расправила одежду вокруг бёдер.

Остальные были нагишом, и его, похоже, это раздражало.

— Нормально, Лёша. Километра через три начнутся заросли, могу и тебе тогу какую смастерить.

— Договорились, Оля, — кивнул Константинов.

— Там ещё и скалы и вообще, это обжитой район. Сточеров нет, а прочей живности хватает. И обходить слишком долго, — высказался зять.

Он, похоже, использовал сплошной астральный глаз — оказывается, так назывался один из методов прямого чувствования, довольно надёжный, но требующий немалой искушённости и хорошего знания мира, для исследования которого он применялся. Ермолай с Ольгой овладели им только вчера. И результаты использования этого метода навязчиво напоминали компьютерную игру с вызыванием карты-подсказки.

Вообще-то, это опять нельзя было назвать их собственным достижением. Помогли верные: Галка, уезжая, оставила список файлов, где могла оказаться интересующая его информация. Эти файлы никто даже не защищал паролём — в общем массиве данных наткнуться на них можно было только случайно, а их названия представляли собой набор букв и цифр. Вот там он и отыскал описание трёх методов работы с прямым чувствованием. Леониду он об этом не сообщал, но тот, похоже, сам немало преуспел в поисках.

Их отношения носили довольно странный характер: друзья в жизни и общем деле, в решении глубоких тайн мироздания и освоения магии Края они двигались отдельно друг от друга, делясь достижениями лишь при необходимости. И обоих такое положение дел устраивало. Вот и сейчас: именно Кутков вёл их через лабиринт скал, хотя дорогу прекрасно представляли все четверо. Лёшка успел воспользоваться вариантом прямого чувствования, называемого среди мастеров "дыхалка" — он определял наличие и настрой любых живых существ. Растительность в скалах определённо придерживалась западной и южной сторон, так что рельеф вычислялся без сложностей.

Высокие кусты с малиновыми ветками и фиолетово-зелёными листьями ограничивали видимость, да и бежать здесь не получалось, под ногами сплошь был неровный камень. Зато дочь шамана соорудила им всем роскошные плащи — в искусстве неконтактного преобразования растительности она не уступала даже Игорю.

После скалистого участка вновь потянулись мелкие песчаные барханы, и они без всяких приключений вышли к месту, где им предстояло соорудить третью "шахту". Процесс прошёл на удивление легко, и все трое ощутили весь веер миров второго уровня. Они их даже посчитали, правда, результаты несколько разошлись — от одиннадцати до тринадцати.

В Алатау-три уже темнело. Над западной частью горизонта ещё желтела-розовела кайма уходящего дня, а над головой в безоблачном небе уже царствовали звёзды. Тонкий серп луны напрасно стремился разогнать сгущающуюся тьму. Кругом лежали пустынные осенние поля.

— Колодец чувствуете? — спросил Ермолай тоном гостеприимного хозяина.

Оба, не колеблясь, протянули руки в правильном направлении.

— Верно. А правее должен быть разъезд. Может, там одеждой разживёмся?

— До колодца и так дойдём, — передёрнула плечами супруга.

А зять спросил, что Харламов делал с одеждой в прошлый раз. Выяснив, что снимал, понимающе кивнул головой.

— Есть предположение, что одежда тут через проходы проникает в целости. Нам лучше рискнуть здесь, чем в мире третьего уровня.

Зять говорил это серьёзно, но даже если он был прав, просить у местных жителей одежду для троих посреди ночи, да ещё рядом с проходом никак не годилось. На первый раз можно было рискнуть и нагишом. Впрочем, супруга что-то быстро сплела из листьев и стеблей, оставшихся на поле, немного прикрыв белеющие во тьме тела. По дороге к колодцу они успели порассуждать, что Камет в качестве промежуточного мира не годится. Каждые два дня там наступала холодная длинная ночь, а с интервалом в десять дней — сопровождаемое ураганами затмение местного светила. Оставлять свои тела надолго без присмотра в таких условиях никому не хотелось.

— Попробуем с Реденла, — предложил Леонид, — я там нашёл потенциальный проход.

Оказалось, он использовал прямое чувствование и на одной заковыристой формулировке вопроса сумел получить ответ. Проход оказался, как это можно было вычислить и логически, на истоке реки Реденл, километрах в десяти от места первого появления Куткова в своём мире. Тогда он, следуя общему таёжному правилу, пошёл по текущей воде вниз. А к истоку следовало двигаться в обратном направлении.


— …В общем, если бы не Край, ребята, я бы никогда его не отыскал. Там десятки ручьёв, размеры совпадают, по какому идти? Сопки кругом одинаковые, уклон местности практически нулевой. Но я чувствовал близость Края, и не ошибся в выборе…

Когда Край стал виден воочию, растительность на сопках стала мельчать. Вскоре взрослые деревья стали Лёне по плечо, а на последней сопке, которую он обходил, росли только трава да грибы. За нею возвышался угрюмый серый склон, с двух сторон ограниченный Краем. Из пещеры на склоне и вытекал ручеёк, дающий начало главной реке этого мира.

— Пещера большая, — рассказывал зять, — пол каменный, гладкий, сухой. Ручеёк бежит по краю, а на полу можно свободно улечься вдесятером. Вглубь она уходит метров на сорок, кое-где есть узкие места, но оно и к лучшему — внутри более постоянная температура. Ни насекомых, ни животных…

— А как насчёт горкозов?

— Вокруг их много, это так, — не стал спорить Кутков, — я шестерых прикончил, пока добирался. И за мной ещё пятеро гнались, но в пещеру не вошли, им туда нельзя.

— А проход-то там где? — не выдержал Ермолай.

Проход был в конце пещеры: переливающийся зеленью мягкий занавес. Леонид провёл перед ним не один час, исследуя его возможности. Проход позволял запускать куда угодно астральный глаз, и Кутков успел осмотреть и Камет, и Гволн, и двадцать третий мир. Он был в полной уверенности, что в проход можно проникнуть и физически, но предпочёл в одиночку не экспериментировать.

— И при этом на тебе всего лишь зелёная повязка, — иронично сказала Ольга.

Её обнаружение прохода оставило равнодушной, как будто она уже об этом знала.

— Помните, я говорил, что умею видеть свечение, соответствующее уровню паранормальных способностей? Так вот, своё свечения я научился регулировать. Когда я в расщепе, сбрасываю его до уровня зелёной повязки, в Реденле и Камете — отпускаю на полную мощность.

— Хамелеон, — фыркнула Аникутина. — Мог бы и раньше сказать.

— Вот, чтобы не было претензий, говорю сейчас: предполагаю, что в мирах второго и третьего уровня перемещение через проходы не требует создания второго тела. Тело одно, и перемещается оно вместе с одеждой.

— Проверим, — заявила дочь шамана уже не столь равнодушно.

К колодцу подбирались с опаской. Вначале укрылись в развалинах дома, пропустили промчавшийся мимо товарняк, затем обшарили руины — обладатель фиолетовой повязки предположил, что Бродяги могли оставить здесь какую-нибудь одежду. Ольга сомневалась, что кто-то, кроме них, мог заявляться сюда нагишом, но Ермолай сумел отыскать под досками длинную осеннюю куртку, которую он торжественно вручил супруге.

— Добытчик ты мой, — растроганно сказала Аникутина, облачившись в куртку, и расцеловала мужа.

Больше одежды не нашлось, и они подошли к колодцу, в чём были. Первым пошёл Харламов. Спустился до нужного уровня, поднял глаза вверх: на фоне звёздного неба виднелись две головы. Не закрывая глаз, он предпринял мысленное усилие, и головы наверху мгновенно исчезли. Взбираясь вверх, он ощущал, что Лёня прав — одежда из стеблей и листьев осталась на нём. Вслед за ним из колодца выбрались Ольга и зять.

— Мне в куртке не холодно, а вам пора что-либо придумать, — сразу сообразила супруга и принялась шарить в заброшенном саду.

Было здесь не прохладнее, чем в Алатау-три, но после тесного контакта с бетоном колодца у Ермолая уже зуб на зуб не попадал. Вскоре они освоились, отошли подальше в поле, чтобы не прятаться от каждого поезда, и решили разделиться. Мастеру оставили куртку, чтобы он спокойно мог пытаться послать в Материнский Мир своё астральное тело, а Кутков с Аникутиной отправились к разъезду. Харламов подозревал, что основной их целью была кража одежды, хотя зять клялся, что всего лишь собирался ознакомиться с окрестностями.


И даже привычное ощущение раздвоенности сейчас казалось чем-то необычным. Вокруг его астрального тела простирались ночные поля Материнского Мира. Вдали ползли огни проходящего поезда. Ни шума, ни запахов он не воспринимал. Его здешнее тело было даже не телом — так, облачком. Поворачивалось оно с трудом, а что касалось передвижения, то он отвёл астральную сущность в сторону на десять шагов и почувствовал, что его полуобнажённое тело в Алатау-три покрылось потом от затраченных усилий.

И что он мог воспринять? Видел он хорошо даже в темноте, но никаких различий по сравнению с миром третьего уровня не обнаружил. Паранормальные способности здесь отсутствовали напрочь. Так что прав был Олег, абсолютно прав — толку от такого проникновения в Материнский Мир не было. Он даже не мог утверждать, что попал туда. Его паранормальные возможности могли помочь определить, в каком мире он находится, но действовали они только в общих, низкой плотности мирах.

Две расплывчатые фигуры вынырнули из темноты, и присели рядом. По рельсам мчался очередной состав, привычного постукивания колёс не было, доносился лишь гул и шипение.

— Обновку мерять будешь? — супруга протянула ему старые валенки.

Они, оказывается, набрели на небольшую свалку, и сумели порядком прибарахлиться. Нашлись и штаны, и юбка, и высокие ботинки без шнурков, которые Лёня с ворчанием закреплял на ногах. Теперь, если смотреть на них издали, они не должны были бросаться в глаза. Запах от одежды шёл отвратительный, здесь вообще большинство запахов изрядно били в нос.

— Астральную сущность я послал. Не знаю — куда, визуально местность полностью совпадает с этой, — Харламов похлопал рукой по земле. — Астральная сущность почти не движется, из восприятия — только зрение. Это тупик, ребята.

Они ещё несколько раз лазили в колодец, проникая в другие миры третьего уровня. Их было пять, и практически никаких различий между ними они не выявили. Разве что в одном мире в саду у колодца одно из деревьев оказалось срубленным, а в другом шёл дождь. Под утро они оставили одежду под досками в разрушенном домике мира Алатау-три и вернулись к "шахте". Константинов ждал их только к местной ночи: он возвращению друзей и удивился и обрадовался.


Как обычно, каждый, оказавшись в расщепе, первым делом записал видеоотчёт. Затем их, уже троих, попросил зайти к себе Лысый. В углу скромно, как элемент мебели, присела Мариэтта в школьной униформе.

— Леонид, Ольга, поздравляю вас с получением фиолетовой повязки, — схватил ребят за руки Селиванов. Он тряс им руки, восторженно улыбаясь и даже слегка приплясывал. — Вручение самой повязки по понятным причинам не состоится, школа в своём нынешнем состоянии избегает всех внешних атрибутов Пути Радуги. С этого момента вы перестаёте быть учениками школы, и я не могу вам приказывать. Но тут возникает один щекотливый момент: большинство сообществ Радуги признали Реденл и Гволн уникальными мирами, особо ценными для постижения законов существования Края. Проводников в Реденл двое — Кутков и Аникутина; в Гволн — тоже двое, Харламов и Аникутина. То есть вы трое автоматически становитесь для сообществ Радуги особо ценными людьми. И при этом ребята не принадлежат к какому-либо сообществу, они полностью свободны в своих действиях. Ситуация и моё положение понятны?

— Непонятны, — вдруг сказала Ольга. — Ребята, как Вы сами объяснили, свободны от обязательств и перед школой и перед сообществами. Если Вы, Юрий Константинович, выступаете от имени школы, то будьте добры, предложите им официальную работу, со всеми взаимными обязательствами, из этого вытекающими. Если такое предложение передаёт какое-то из сообществ, то опять же, требуется либо вступления в сообщество, либо письменный контракт на выполнение определённой работы. По каким-то причинам ни школа, ни сообщества этого не желают. Я не говорю в данном случае о Посвящённых Слияния, они такое предложение делают мужчинам в гораздо более зрелом возрасте, да у сообщества, к которому я принадлежу, на данный момент нет острой необходимости в их услугах. Мы предпочитаем видеть их свободными.

— Собака на сене, — тихо сказала в углу Мариэтта.

— Мари, ты ведь представляешь и сообщество окруженцев, и администрацию школы. Что-то я не слышу твоих предложений… Так кто же здесь собака? — участливо поинтересовалась Ольга.

Мариэтта покраснела и опустила глаза вниз. Леонид чётко сказал, что до конца года не примет никаких предложений ни от сообществ, ни от школы.

— В таком ответе я, собственно, и не сомневался, — глядя в окно, проговорил Лысый. — Но ведь ситуация объективно не меняется и при таком решении, верно? Как мастеров Радуги все сообщества и все школы обязаны вас троих содержать, чем бы вы ни занимались. Таковы наши законы. В школу, однако, постоянно приезжают мастера, которым интересны то Реденл, то Гволн. Ольга Аникутина согласна, насколько я знаю, служить проводником в случае необходимости, — Лысый поглядел в её сторону и Аникутина кивнула, — а вот как быть с ребятами?

Кутков сказал, что он, насколько позволят семейные обязанности, тоже готов содействовать.

— Боюсь, я буду занят собственными исследованиями, — покачал головой Ермолай, — в свободное от них время — пожалуйста, я тоже готов сопровождать мастеров в Гволн.

— Бродяжничать собрался? — подала голос Мариэтта. — Тогда свободного времени у тебя маловато будет…

Ольга спокойным голосом, глядя на стенку, поинтересовалась, что здесь делает Мариэтта Узоян. Они трое в компетенцию школьной администрации отныне не входят, а её присутствие здесь в качестве говорящей мебели навряд ли обосновано.

— Я здесь, чтобы решить, сделать ли вам всем одно предложение…

— Ну, и что тебе мешает? — поинтересовался Харламов.

— Вы можете, не выслушав его, заранее дать обещание не разглашать этого разговора?

— Запросто, — засмеялась дочь шамана. — Обещаем. Ты что, надеялась скрыть своё предложение сразу от трёх мастеров Радуги, да ещё находясь с ними в одном помещении? Не думала, Мари, что ты столь наивна…

Муж примирительно заметил, что окруженцы убедили Узоян, что приём мыслезащиты с использованием роя пчёл, который она держала в стоящем у стены ящике, гарантирует защиту мыслей.

— Способ действительно неплох, — согласился Леонид, — издали я бы в одиночку такую защиту не преодолел. Но наши усилия с некоторых пор умножаются, так что суть твоего предложения нам ясна. Я тоже готов сохранять конфиденциальность.

На растерянную Мариэтту жалко было смотреть. Суть её предложения мастера обсуждали, как будто её здесь не было. Лысого, похоже, происходящее порядком забавляло — он откинулся на спинку стула и принялся раскачиваться, временами улыбаясь в усы.

— Нет, — вдруг возразила Мариэтта, — формировать команду будут не только окруженцы. У вас будет право вето.

— Мы пока не согласились, — заметила дочь шамана.

Речь шла о серьёзном проекте по освоению мастерами Радуги какого-либо из миров второго уровня. Их троице предстояло провести предварительную разведку, обосновать возможность или невозможность такого действия, выбрать мир, установить контакты с Бродягами, согласными участвовать в разведке. Затем найти путь достижения данного мира, если проект признают перспективным, собрать первичную команду освоения и так далее… Частично проект совпадал с интересами троицы, но вот финальная цель всем троим представлялась бессмысленной.

Ну, создадут мастера Радуги свои опорные пункты в том же Алатау-три, начнут туда шастать, как в двадцать третий мир — и что? Конечные цели окруженцев прочими сообществами не разделялись. Вообще ни одно сообщество не разделяло целей любого другого, что и делало понятным требование конфиденциальности.

— Твоё право вето нам понадобится, быть может, через несколько лет. Неужели мы столько времени будем заниматься этим делом? Сомневаюсь, — пожал плечами Харламов. — Вообще, прямо сейчас, Мари, мы тебе ничего не ответим. Начальный этап проекта совпадает с нашими сегодняшними устремлениями, а дальше видно будет…

Селиванов сел прямо, строго взглянул на Мариэтту, и та, как послушная школьница, сразу встала и вышла из кабинета.

— Окруженцы своё предложение передали. Верные на данный момент никаких предложений не имеют, как и ещё несколько сообществ. Искатели в лице мастера Чограя желали бы с вами пообщаться, но это должно быть не в меньшей степени и вашим желанием. В любом случае мастер появится не сегодня, так что думайте, время есть, — директор улыбнулся, и вдруг спросил заговорщическим тоном: — А что, ваши усилия действительно умножаются?

— В некоторых случаях — да, — подтвердил Ермолай. — Мы, пожалуй, пойдём.


Горкозы стояли неподалёку, стояли цепочкой, держась тех мест, где росла трава. При виде четырёх человек, возникших от них на расстоянии нескольких скачков, монстры разом возбудились. Принялись топтаться, подпрыгивать, злобно шипеть, а несколько наиболее активных начали колотить себя руками в грудь. Шагнуть на бесплодную серую землю, окружающую вход в пещеру, они боялись. Леонид обвёл их группу холодным взглядом, и горкозы разом бросились врассыпную.

— Ну и пусть стояли бы себе, — не поняла Ольга, — как дополнительная охрана. Зачем их было разгонять?

— Вернутся, — пообещал зять, — это я экспериментирую. Горкозов почти невозможно напугать, у них нервная система реакции бегства вообще не предусматривает. Так что я их просто отвлёк, создав фантом оленьего стада, где как раз альфа-самец за готовую к спариванию самку сражается…

— Я не уверена, что смогла бы так, — призналась Аникутина, входя вслед за Лёней в пещеру.

Вдали, за пологим поворотом, был свой источник света — зелёный прямоугольник в дальней стене. Лёшка издал боевой клич каманчей и первым к нему подбежал. Остальные тоже подошли, присели рядом. В полной тишине мастера внимательно разглядывали зелёную плотную завесу, постигая своими способностями её особенности.

— В миры второго уровня она тоже позволяет заглянуть, — заявил Ермолай спустя десять минут. — Вот, смотрите.

Завеса внезапно исчезла, перед ними открылось круглое, как корабельный иллюминатор, отверстие. За ним катились до самого горизонта огромные тёмно-зелёные волны. Харламов засопел и сделал несколько движений пальцами, вид за обзорным отверстием начал поворачиваться на триста шестьдесят градусов, затем тот же вид они наблюдали с большой высоты — но земли нигде не было.

— Если география Реденла сопоставима с расщепом, то мы проецируемся на юг Индийского океана в мире Алатау-три. Передвинуть точку проекции нельзя? — спросил Леонид.

Этого Ермолай не мог. Во всех мирах второго уровня они попадали в океан, и лишь в одном мире разглядели вдали дрейфующий айсберг. Впрочем, попасть через проход в миры второго уровня всё равно нельзя — с этим они все были согласны. Зато по Камету проекция прохода скользила свободно. Возле ритуального места они обнаружили небольшую группу исследователей с Галкой.

— Народ, я приколоться хочу, — возликовал Лёшка. — Лёнь, погрузи проекцию прохода в тот склад, где мы прямое чувствование осваивали. Я пройду, как есть, в одежде, и попрошу у исследователей прондаг на память. Пусть забалдеют ребята!

Зять был уверен, что прондаг, как и любой предмет иного мира, в проход не пройдёт. Ольга — тоже. Константинову было всё равно, лишь бы людей изумить своим внезапным появлением в камзоле и высоких сапогах. Ермолай же здорово сомневался, что стоит брать с собой прондаг. Он боялся как раз того, что его удастся протащить в проход.

— Да не понесу я его с собой, в складе и брошу, — не унимался Лёшка. — Давай, Кутков, всё равно проход надо испытывать!

Едва Алексей исчез за отверстием, Леонид поднял его проекцию на уровень поверхности. Со стороны Камета проход был невидим, так что искать его Константинову пришлось бы по подсказкам друзей. К счастью, мысленная связь между ними сохранялась.

Подошедший неожиданно к голым археологам Алексей добился желаемого эффекта. Все застыли, как соляные столбы, а Лёша небрежно попросил одолжить ему прондаг, если найдётся свободный. Мол, его личные запасы как раз кончились. Тут из всеобщего ступора вышла Галка Хоменкова и завизжала, что прондаг ему брать нельзя, что сточеры после этого немедленно откроют врата в расщеп и обязательно полезут туда всем стадом.

— Нет, стадо сточеров под моими окнами — это не есть хорошо. Лучше обойдусь, — мигом перестроился Алексей.

Исследователи, все как один с раскосыми монголоидными лицами, смотрели на их перепалку без всякого выражения. Помахав им рукой, Алексей сделал несколько шагов, пригнулся — и оказался в Реденле.

— Ничего особенного, — доложил он возбуждённо, — как будто сквозь холодный душ проходишь. А с той стороны прохода абсолютно не видно.

— Можно, теперь я порулю? — попросила дочь шамана.

Она быстро направляла проход в один за другим знакомые ей миры, а ребята старательно запоминали возникающие при этом ощущения. Проходом управляли они все, это оказалось делом нетрудным. Повернули его и в расщеп и не преминули посмотреть на себя самих, на бессознательно лежащие в подземелье тела.

— А если сейчас пройти туда? — вслух спросил неизвестно кого Кутков.

— Ничего особенного. Будешь стоять рядом со своим бессознательным телом, только и всего. Никакого ущерба мирозданию. Можешь ухо себе отрезать, причём любому из тел. Но это можно сделать и без всяких погружений, ощущения будут те же самые, — ответил Константинов.

— Мирозданию ущерба никакого, зато какое алиби — тело лежит в "холодильнике", а ты в это же самое время грабишь банк, — засмеялся Ермолай.

— Интересно, а если ты, пройдя через проход в расщеп, попробуешь вернуться из погружения, то что из этого выйдет? — заинтересовалась Аникутина.

— Ничего не выйдет, — уверенно сказал зять. — Пройдя через проход, ты теряешь возможность погружаться и возвращаться. Ты как бы продолжаешь находиться в проходе, а в нём такие действия невозможны.

— Это значит, что я сейчас могу втащить своё тело сюда, и тем вообще себя намертво заблокирую?

— Ничего не выйдет, Ерёма. Себя ты через проход точно не втащишь. Две одинаковые матрицы внутри прохода немедленно сольются. Скорее всего — с полным уничтожением физического тела.

Они замолчали, вопросительно поглядывая друг на друга. Проход ставил определённые ограничения на пользование, и они понимали, что далеко не все ограничения им известны. Потом Ольга открыла мир жаркой пустыни и принялась гонять проекцию прохода по отдельным горам и группам скал.

— Пещеру ищу, — объяснила она свои действия. — Это мир Кудлаот, в нём существует только низшая растительность, а в пустынях вообще стерильно. Зато отсюда можно будет пробить "шахту" в Алатау-три. Надо только подобрать место, чтобы получилось не столь далеко от колодца.

Выбором они занимались довольно долго, неоднократно вылезая на поверхность и сравнивая ощущения. Наконец, нашли пещеру на склоне горы, скрытую от жгучих лучей и не очень глубокую. Все согласились, что до колодца должно быть недалеко, около пяти километров. Сегодня решили больше ничем серьёзным не заниматься, полученных впечатлений и так было в избытке. Вернулись в расщеп и разошлись, кто куда.

Впрочем, вскоре Ермолай вновь встретил Константинова возле компьютеров. Теперь здесь попадались даже любители исторического фехтования, которым ненавязчиво предлагали компьютеры в кабинках. Но просмотреть нужные файлы мастер не успел — пришла чёткая мысль от Лысого. Инге срочно требовалась помощь.


Они неслись по лестнице подземелья, стремясь не отстать от Ирки Пахомовой, девушки из группы Дружинкина. Дымный факел сыпал искры под ноги. На третьем ярусе девушка открыла неказистую дощатую дверь:

— Сюда! Садитесь или ложитесь, как угодно. Вас сколько?

Мастера разом посмотрели на Лёшку. Им предстояло труднейшее дело в двадцать третьем мире. Следовало вытащить девушку, которую проводникам не удалось вернуть в расщеп. Пока было непонятно, в чём там дело, но надеялись на них троих, на мастеров Радуги. Алексей пожал плечами — решайте, я готов на любой вариант.

— Если присутствие лишнего человека не критично, то нас — четверо, — решил Харламов.

Спустя секунду они уже сидели нагишом на сеновале, Ирка крикнула вниз, что привела спасателей и исчезла. К ним по лестнице поднялась наверх незнакомая женщина в платье до пят и платке на голове.

— Одевайтесь, — она открыла стоящий под наклонной крышей в углу короб и быстро начала бросать им одежду. — Ситуация такая: к Инге пристали солдаты местного феодала. Село наше вообще свободное, но почти все жители у него в долгах. Отрабатывают кто как, вот его люди и считают возможным своевольничать. Пристали крепко, хотели прилюдно по кругу пустить. Мы бы, конечно, не позволили, наших в трактире восемь человек, но Инга решила разобраться сама. При ней был неплохой нож, вот его она и пустила в ход. Полминуты не прошло, как она всех положила — шестерых мужчин в доспехах, с мечами. И это бы не проблема — ну, сопроводили бы её за околицу, чтобы погоню от села отвести, а там бы на глазах у всех вернули в расщеп — и пусть бы потом все считали, что в девку демон вселился, которого только молитвой удалось изгнать. Так она, когда резню закончила, увидев трупы у своих ног, умом тронулась…

Ермолай, уже надевший длинную рубаху до колен и портки, обматывал вокруг талии кушак. Он мрачно взглянул на Константинова.

— В контакт она вступает? — деловито спросил Лёшка, натягивая на ноги обыкновенные лапти.

— Бормочет что-то непонятное, но глазами по сторонам зыркает, кто приблизится, она сразу ножом играть начинает. К ней никто и подойти не решается. Все же видели, на что она способна.

— Значит, любой ценой увести её с улицы?

— Нет, в трактир её теперь нельзя. Мы будем отрицать, что она наша. Надо вывести её за околицу, там я буду ждать с лошадьми. Вы посторонние, я вас выведу дворами на улицу, подойдёте, как будто со стороны, возьмёте её и выводите. Я буду верхом, в мужской одежде, с закрытым лицом, не ошибётесь.

— Сопротивление ожидается? — уже надевший лёгкую куртку Кутков крутил в руках кожаный пояс, сомневаясь, стоило ли подпоясываться.

Этого женщина точно сказать не могла. На вооружённую Ингу мужики точно не полезут. А вот на незнакомцев, пытающихся её увести — кто знает? Оружия здесь ни у кого не было, но типичный крестьянский набор: дубина, топор, тот же нож, коса — имелся в изобилии. Леонид деловито намотал пояс на левую руку. Ольга, вздохнув, сняла с ног изящные сапожки. Константинову женщина протянула кнут и развела руками. Больше ничего, похожего на оружие, под рукой не было.

Они вышли из сарая в щель между забором и какими-то амбарами, узкими, рассчитанными на одного человека проходами миновали ещё несколько строений и выбрались на улицу. Провожатая с ними не пошла.

— Чего наши сами не вмешались, трактир спалить боятся? — нервно спросил Лёшка, разглядев впереди приличную толпу.

Люди стояли поодаль друг от друга, мелкими группами. Оружия при них не было. И в центре группы, покачиваясь на носках, с совершенно пустым лицом стояла Баканова с ножом в руках.

— Знаешь, каких усилий стоит в этом мире легализоваться и стать своим? Сейчас наши в толпе наверняка валят всё на происки дьявола, и создают впечатление, что Ингой овладел бес. После такой резни оно и вправду покажется убедительным, — ответила дочь шамана.

— Оля, подходишь к ней явно, спереди, нагружаешь вербальную сферу. Лёха, ты справа, поддерживай со мной визуальный контакт, если потребуется Ингу оглушить, покажешь большой палец вниз. Лёня, прикрываешь меня и Ольгу, — выдал инструкции командир и они, рассредоточившись, медленно начали двигаться сквозь толпу.

Селяне особого внимания на них не обращали. Село стояло на перепутье, к чужим здесь привыкли. Войдя в образовавшийся вокруг девушки пустой круг, супруга танцующими плавными движениями принялась раскачиваться из стороны в сторону, что-то припевая по-эвенкийски. Здешний язык относился к финно-угорской группе, так что никто из селян её не понял. Инга переступила с ноги на ногу и перебросила нож из одной руки в другую. Толпа вокруг ахнула. Ермолай бросил короткий взгляд на распростёртые вокруг неё трупы и заметил, что трое из них держали мечи в руках. Поняли, значит, что происходит, успели перестроиться с весёлой забавы на боевую схватку. Только вот не знали, что где-то в расщепе как раз этому и учат — идти с ножом против меча.

Он подходил к девушке справа, мелкими плывущими шажками. Слева, со стороны той руки, в которой сейчас был нож, приближался настороженный Константинов. А Инга заворожено следила за движениями и песней Ольги, которая декламировала что-то непонятное перед самым её носом. Так что, когда Алексей незаметным движением выкрутил ей кисть, выхватил нож и перебросил его Ермолаю, Баканова сопротивления не оказала. Зато заголосила толпа вокруг. Здешний язык был мастерам незнаком, впрочем, о чём говорили селяне, догадаться было нетрудно. Сейчас они, выслуживаясь перед всесильным феодалом, потребуют отдать девушку им, и придётся их останавливать, без крови, но с применением силы.

Ермолай, Ольга и Алексей обняли Ингу. В телесном контакте какие-то способности ещё действовали.

— Она в прострации после аффекта. Нас узнала, будет слушаться, но потеряла свои способности. Надо думать, как её вытаскивать в расщеп, — сообщил Константинов.

— Сначала надо из села выйти, — ответил Харламов и обернулся на шум за спиной.

На земле лежали трое здоровых мужиков, не подавая признаков жизни, а Кутков в двух шагах от них спокойно накручивал пояс на руку. Чтобы закрепить успех, Ермолай сделал несколько финтов ножом. До Инги ему было далеко, но окружающие враз смекнули, что при их чрезмерной активности резня может и повториться, шарахнулись в стороны. До края села, сопровождаемые густой толпой, они дошли беспрепятственно. А там на них спустили собак — в прямом смысле этого слова.

Четыре здоровенных пса, отпущенные с поводков, стремглав бросились на выстроившуюся в цепь четвёрку. Тот, который атаковал Ольгу, затормозил перед ней и лёг на брюхо. Ермолай отвёл прыжок своего пса в сторону ложным движением руки и корпуса, а потом сбоку саданул его по загривку кулаком. Ожидать, что после такого удара пёс поднимется быстрее, чем через час, не стоило. Лёха с Лёней одинаковым приёмом, только один кнутом, а другой поясом, зацепили собакам лапы, перевернули и добили ударами кулаков. Собака, признавшая над собой власть Аникутиной, испуганно отскочила в сторону.

Селяне вопили, издали швыряли в них комьями земли и палками, когда они садились на коней. Но приближаться побоялись. Десяток минут скачки — Инга держалась в седле самостоятельно — и село скрылось позади. Они выбрали одну из торных дорог. Их провожатая, не раскрывая замотанного тряпками лица, придержала коня.

— Сможете её вернуть в расщеп? Времени немного, скоро за нами пустят погоню, уйти мы не сможем.

— Есть тут вода? — спросил стремительно перебирающий варианты Харламов. — Такая вода, в которой можно утонуть?

Километрах в шести находилось мельничное озеро. Берега там были открытые, так что провожатая сопровождать их к мельнице не могла.

— Вы же с расщепом способны связаться, вот и потребуйте, чтобы проводник ждал вас на мельнице. Но учтите, в селе у него ничего не получилось.

Константинов сказал, что и у мельницы ничего не получится. Баканова потеряла свои паранормальные способности. Такое иногда случалось при сильном стрессе. Даже если их и можно было восстановить, то явно не сейчас. Так что никакой проводник уже не сможет вернуть её в расщеп.

— Значит, мы сами вернём, — досадливо ответил Ермолай.

Зять смотрел на него выжидающе, взгляд Ольги был непонятен — как будто она мысленно попрощалась со всем миром и готовилась совершить самое важное дело своей жизни.

— Но вода нам всё равно нужна. Вперёд, к мельнице!

Деревья расступились, когда до зеркальца воды на равнине оставалось больше километра. Провожатая остановила коня. Ей, как известной всем в округе работнице трактира, не стоило попадаться на глаза. Уже то, что она привела лошадей чужакам, делало невозможным её дальнейшее пребывание в селении. Замотанное тряпками лицо ничего не гарантировало, её вполне могли опознать. Хватило бы и простого подозрения, чтобы попасть под допрос с пристрастием, так что теперь ей следовало как можно быстрее убираться отсюда.

Спешившись, они бегом помчались к мельнице. Пока вокруг было пусто. Люди феодала вначале явятся в село, затем потратят некоторое время на то, чтобы проверить все торные дороги, и лишь потом кому-то придёт в голову обшарить все окрестности. Запас времени, возможно, до часа, у них был. Баканова держалась молодцом. Ничего не говорила, но это в данный момент было даже неплохо. Они пробежали мимо обнесённого глухой бревенчатой стеной дома мельника, откуда доносился встревоженный собачий лай, миновали стоящую на пригорке ветряную мельницу, и оказались на берегу небольшого озерца, питаемого тощим ручейком. Вода в нём была стоячая, а противоположный берег весь зарос осокой. А здесь, судя по цвету воды, глубина начиналась у самого берега.

— Ерёма, тебе вода зачем? — не отдышавшись, спросил Константинов.

— Ингу топить буду. Инстинкт самосохранения включится, глядишь, и способности вернутся.

— Я помогу, — вызвалась дочь шамана.

Лёшка покачал головой, считая попытку бесполезной. Но мастер сказал ему не всё. Способности к девушке действительно вернуться не могли, это он понимал и сам. Ему требовалось другое: пробудить в ней память тела, полную память, включающую и чувство того тела, что спокойно сидело сейчас в кресле Верхнего дома. Только цепляясь за эту память, он мог отправить её назад. Вот супруга, та его поняла сразу.

Со стороны это выглядело жутко: четверо скрутили слабо трепыхающуюся девушку и потащили её в озеро. Крики быстро сменились всплесками воды и бульканьем. Оказавшись под водой, Инга забилась уже по-настоящему, чтобы удержать её, требовались все силы. Но вот Ермолай поймал канал и немедленно дал команду на перемещение. Ольга сделала то же самое. По сути, они сейчас создали одноразовый проход, пригодный для возвращения одной только Бакановой. Назад её вернули не столько усилия мастеров Радуги, сколько собственный инстинкт самосохранения. В руках у ребят внезапно оказалась пустота, раздался гулкий хлопок, и сильная волна разом сбила их с ног.

— Вот так водяной людей похищает, — засмеялся Константинов, стоя по колено в воде и стряхивая с головы стебли водорослей.

Его взгляд был обращён в сторону. Командир протёр глаза и посмотрел туда же. Из-за деревьев вытягивалась вереница всадников. Вооружённый отряд мчался во весь опор. Впереди скакала группа панцирной конницы в сверкающих доспехах и с длинными копьями. Над ней развевался флаг, рассмотреть его подробнее не давало расстояние. За первой группой спешили воины попроще — в кольчугах, с мечами. Несколько всадников на полном скаку уже накладывали стрелы на тетивы.

— Мальчики, нам пора возвращаться, — объявила дочь шамана.

Они обнялись, стоя наполовину в воде. Создать общее поле здесь можно было лишь при физическом контакте. Каждый из троих знал, что надо делать и включал свою внутреннюю память об оставленном в расщепе теле. То же самое пытался сделать и Алексей.

— Один. Два. Три, — начал отсчёт Кутков.

Только когда голоса их четверых слились в хор, что свидетельствовало о полной готовности, Ермолай произвёл волевое усилие. Что происходило там, в оставленном ими двадцать третьем мире, он уже не мог чувствовать. Воображение рисовало внезапно выросший водяной столб, опадающий с шумным всплеском и разочарованные лица воинов, не обнаруживших в мутном пруду ничего, кроме насквозь промокшей одежды.

А здесь был закопченный каменный свод над головой и потрескивающий чадящий факел в кольце на стене. И четверо настороженно осматривающихся людей на грубых деревянных лежаках.

— Вы сами вернулись? — уставилась на них Ирка. — А Инга где?

— Она в Верхнем доме. Жива. Но с ней не всё хорошо, — сказал командир и поднялся на ноги.

— Для поглощённых водяным демоном мы смотримся неплохо, — радостно заявил Лёшка.

Теперь, когда опасность миновала, его одолел словесный понос. Он смеялся, невпопад шутил, вспоминал детали происшедшего. Ребята даже задержались в подземелье, давая ему время разрядить напряжение. Алексея не пытались останавливать. Все понимали, что они-то трое могли вернуться из двадцать третьего мира самостоятельно. Он — не мог. Могло случиться так, что трое мастеров не сумели бы вернуть Ингу, и даже не сумели бы вернуть самого Алексея. Рисковали, ясное дело, и они. Их тоже могли убить: мечом, стрелой или даже дубиной. Но Алексей рисковал ещё и возможностью навсегда потерять родной мир.

Вечером, после ужина, Константинов пристал с расспросами. Они сидели у супругов в комнате, вчетвером, и Ермолай мучительно подбирал слова к неясным внутренним ощущениям.

— Не думаю, что это удачный образ. Если матрица повреждена в своей самой важной части, она не сможет вообще функционировать.

— Да эта часть касается Края и всех операций, с ним связанных, — возразил Лёшка, — а всё остальное существует автономно.

— Тогда получается, что жизнь простых людей вообще Игроком не контролируется? Значит, контроль появляется, только когда тебя наделяют паранормальными способностями?

Кутков предположил, что это как раз вполне возможно. Скажем, приносят подростку Фиксатор Мощи, впаривают ему красивую легенду, а на самом деле в этот момент наделяют особыми способностями. И он становится участником Большой Игры под названием Путь Радуги. Заодно ему и ложную память подсовывают, будто бы он этими способностями всегда владел.

— Нет, это чушь, — вскинулся Константинов. — Мне Фиксатор Мощи не привозили, а Бакановой — да. Она должна была стать четвёртой, а не я, если твоей логике следовать.

— Я просто предложил гипотезу, — пошёл на попятный зять. — Неудачно. Насчёт Инги ты прав, никакой предопределённости в её судьбе не было.

— Как раз была, — хитро усмехнулась Ольга. — Это же Харламов всё сломал. Когда группа ещё только проектировалась, Баканова считалась самым надёжным кандидатом. Ей плохо среди обычных людей, она талантлива, легко управляема через секс. Ермолай был силён своей магической потенцией, но практически неуправляем, так как прекрасно уживался с обычными людьми. Меня взяли в группу, потому что я давала гарантию определённого уровня её развития. Без особого желания взяли, но деваться было некуда — других ответственных перед Радугой людей не нашлось. И тут вдруг Ермолай от Инги отворачивается и берёт меня в жёны. Потом неожиданно вместо Шатохина приходит Лёня, Лёшка вдруг начинает стремительно развиваться, а Инга неожиданно втягивается в общение с рядовыми людьми, и Путь Радуги ей становится неинтересен. Цепь непредсказуемых действий, вызванных личным выбором каждого, всю предопределённость уничтожила.

Лёшка сказал, что согласен полностью — но это в принципе ничего не меняет, если предположить, что персонажами управляют через воздействие на их мотивы. Да, управление получится весьма приблизительным, но что с того?

— Система слишком сложна, — покачал головой командир, — ничего не получится. Слишком много участников, здесь начнут действовать социологические законы. То есть развитие событий быстро выйдет на некую предсказуемую траекторию, и изменить её станет невозможно, все действующие лица своими выборами начнут поддерживать стабильность.

— Ты про сообщество верных?

— Нет, Лёша, я вообще про твою модель мира. Если это и игра, то игрок в ней преследует какие-то личные цели, не пытаясь кардинально изменить мир. Цели эти могут быть непередаваемо разнообразны, вряд ли мы способны их представить. Скажем, кто-то поставил цель вывести Баканову с Пути Радуги и добился своего. Как тебе?

Константинов пожал плечами, Лёня задумчиво хмыкнул, а дочь шамана занялась ремонтом одежды — её концепции мира как компьютерной игры никогда не привлекали.

— Я когда из двадцать третьего мира в расщеп тянулся, ориентировался на физическое тело Инги. Все здесь согласны, что ей способности умерли? Значит, мне удалось воздействовать на её физическое тело. Оно как-то неразрывно связано с информационной основой. Я вообще представляю себе миры Края как миры смешанные, где материя сочетается с информацией.

Харламов взял лист бумаги и нарисовал на нём два круга, соединённых узкой перемычкой. Оба круга он раскрасил синим, а нижний ешё и заштриховал.

— Вот это, — указал он на нижний круг, — Материнский Мир физический. Верхний — Материнский Мир информационный. Скорее всего, они неразрывны и во всём совпадают, но для наглядности я их разделил. Теперь Край…

Он нарисовал изогнутую трубу, одним концом примыкающую к физическому миру, другим — к информационному. Конец трубы у физического мира он полностью закрасил зелёным, дальше окраска постепенно сходила на нет, и к другому концу подходила полностью белой.

— Внутри Края к физическому Материнскому Миру примыкают миры третьего уровня, столь же плотные и во всём первооснове подобные. Далее идут миры второго уровня, менее плотные и не столь похожие. Потом начинаются — с номерных, конечно — общие миры, где уже информация способна преобразовывать физическую основу и где действуют наши способности. Максимума доминанта информации достигает в приват-мирах, которые полностью нематериальны. Они ближе всех к Материнскому Миру информационному, и проникнуть в него там легче всего. Правда, я пока не знаю, в каком виде мы способны там воплотиться. Из мира третьего уровня в Материнский прошла только астральная сущность. Возможно, из приват-мира пройдёт что-то материальное, но с дефектом в области информации.

— Если с дефектом, то вернуться уже не сможет, верно? — предположил Кутков, заворожено на схему глядящий. — Неплохо завёрнуто, и вполне объясняет, почему никто из мастеров из Материнского Мира не возвращался. Они, наверное, просто забывали, как это делать, или разом теряли все способности.


Поиски Харламова в базах данных, подсказанных ему сообществом верных, увенчались частичным успехом. Он мысленно связался с супругой, которая в спортзале поддерживала боевые навыки, и изложил ей свои догадки. Аникутина обещала помочь — по-прежнему на её вопросы прямое чувствование давало больше ответов, чем на вопросы ребят. Может быть, оттого, что Ермолай тщательно продумывал вопросы, которые он просил её задать. И в последнее время начали появляться на редкость определённые ответы: "доступ запрещён". После этого уже не могло быть никаких сомнений, что прямое чувствование представляло собой индивидуальный канал связи то ли с Игроком, то ли с кем другим, за Большой Игрой надзирающим.

От просмотра файлов его оторвала Мариэтта. Подойдя сзади, она молча положила руку ему на плечо. Слова не требовались. Его вновь хотели видеть мастера Радуги. Дело касалось Бакановой. Шагая рядом с ним, Мари рассказывала, что прибыла группа психиатров, Ингу вернули в школу, и они с ней уже работали. Заодно появилась необходимость поговорить и с четвёркой, её спасшей. Ольга уже отчиталась, Константинов с Кутковым погрузились в Реденл и были пока недоступны, так что пришёл его черёд.

— Разговор не только Инги коснётся, верно?

— Ты, как всегда, прав. Твоя гиперфилософичность тоже вызывает некоторый интерес. Но без неё эта компания здесь бы не появилась…

Психиатр выбрала для беседы самое комфортабельное подземелье — с роскошными медными канделябрами на семь свечей, висящими на каждой стене, удобными стульями и даже массивным письменным столом. Способности у женщины средних лет, представившейся Розой Сергеевной, были весьма средние. Она немного умела слышать, примерно на уровне оранжевой повязки, но своё сознание от мастера умышленно не закрывала. Он кратко пересказал историю спасения девушки, ответил на неизбежные профессиональные вопросы, и Роза Сергеевна записала ответы в толстую тетрадь.

— Что, странно видеть человека, в наши дни пишущего ручкой на бумаге?

Ермолай кивнул. Мысли свои он закрывал на глубинном уровне, позволяя сиюминутным суждениям и ситуативным эмоциям скользить свободно. Но при этом всё помещение прикрыл более чем надёжно, тремя слоями разнообразной защиты.

— Мне говорили, ты в своих исканиях стараешься придерживаться классического научного метода?

— По возможности стараюсь. Объект далеко не всегда позволяет…

— Это хорошо. Нам легче будет найти общий язык. Среди мастеров Радуги немногие чётко придерживаются формальной логики.

— Нам будет очень легко. Я по образованию психолог и психиатрическую теорию со всей терминологией знаю, как специалист смежной отрасли. Так что вы можете назвать сразу синдром, а я поищу у себя его проявления и сообщу о полученных результатах. Чтобы вам время не тратить…

Это была, конечно, наглость с его стороны. Но психиатры, надо думать, всю жизнь сталкивавшиеся с подобным отношением, на неё давно не обижались.

— А почему ты решил, что разговор пойдёт о тебе? — приподняла брови Сергеевна.

— Первое: мне об этом сказала Мариэтта Узоян, первая заподозрившая меня в "гиперфилософичности". Второе — я же мастер, содержимое вашего сознания для меня не тайна, вы его и не считаете нужным закрывать.

— Ну, раз ты и бытовое название синдрома знаешь, тогда сообщи, как он в тебе проявляется, — легко согласилась дама.

Ермолай принялся честно перечислять все свои интересы и предположения.

— Позволь, ты мне описываешь обычный процесс научного поиска, — прервала его Роза Сергеевна. — Мы разве об этом договаривались?

— Ну, а что я ещё могу сказать? — пожал плечами мастер. — Давайте о прямом чувствовании поговорим. Оно только для мастеров Радуги характерно, в классическом научном поиске его роль минимальна. Так вот, после общения с Краем я владею пятью способами прямого чувствования, научился задавать вопросы с двойным и тройным обусловливанием, регулярно использую перекрёстную проверку вопросами вторых и третьих лиц…

— Стоп, стоп, мне не надо деталей, я верю в твоё мастерство. Скажи лишь, сколько вопросов ты задаешь в течение недели, и как ты относишься к полученным ответам?

Поразмыслив, он признал, что за неделю он задавал около тридцати вопросов. Каждый, понятно, разными способами и в разных формулировках, так что итоговое число приближалось к полутора сотням. Ответов было получено меньше половины, внятных, то есть однозначно трактуемых — десяток, из которых дай бог один-два подтверждались при перепроверке.

— То есть основным механизмом исследований ты считаешь процедуру, надёжность которой оцениваешь весьма низко?

— Вопросы есть основной способ исследовать само прямое чувствование, — возразил обладатель фиолетовой повязки.

— Хорошо, а как это ты контактировал с Краем? К нему никто и приблизиться не смеет…

Тут Харламов позволил себе испытать безграничное изумление: как это, психиатр, взявшаяся задавать вопросы мастеру Радуги, и не имеет представления о путешествиях в общие миры!? И Роза Сергеевна смутилась.

— Ладно, закончим с этим, расскажи лучше, как это ваша четвёрка вообразила, что все мы — лишь персонажи некоей компьютерной игры.

— Есть такое рабочее допущение, — согласился юноша с усмешкой, — в его рамках кое-какие непонятки разрешаются довольно легко. Зато возникают другие. Поскольку удовлетворительной теории мироздания нет, приходится пользоваться всем, что подвернётся под руку.

— Но ведь это неизбежно — раз сама игра моделирует жизнь, то многие её моменты абсолютно реальны. Я про другое. Понятие игры предполагает, что ты, например, не есть самостоятельная личность, а лишь некий инструмент игры. В этом суть отличия игры от жизни.

— Футболист на поле тоже инструмент игры, но это не мешает ему быть самостоятельной личностью, — уточнил Ермолай. — Если вы имеете в виду ощущение чуждого воздействия, то его нет.

— А убеждённость в таком воздействии есть?

— Тоже нет. Хотя имеются определённые аргументы в пользу того, что оно всё же существует…

Аргументов его Роза Сергеевна не поняла, как и того, почему вопрос с пятикратным обусловливанием при прямом чувствовании заменял шестнадцать вопросов с трехкратным обусловливанием, к которому он только и был способен. Но вдаваться в столь тонкие материи в задачу психиатра явно не входило.

— Хорошо, Харламов, я вижу, что вас ведёт по жизни сверхценная идея установления истины. Подобные социально полезные идеи патологией не считаются. А вот ваши друзья, Кутков и Константинов, их тоже подобная идея вдохновляет? Или они жаждут достичь Материнского Мира?

Мастер, сделав недоумённый вид, горестно вопросил, неужели достижение Материнского Мира, являющееся мечтой многих поколений мастеров Радуги, тоже проходит по разряду сверхценных идей? Дама неуклюже завиляла, утверждая, что следует разделять желание такого достижения вообще и стремление добиться цели во что бы то ни стало, немедленно. Но было понятно, что это лишь отговорки.

— Я согласен с вами, многие на Пути Радуги давно сбились на промежуточные цели и удовлетворение сиюминутных потребностей. Достижение Материнского Мира в большинстве случаев лишь флаг, под сенью которого протекает вся жизнь. Но если человек внезапно поймёт, что он, именно он, сможет это сделать, то что ему — отказываться? — в упор спросил Ермолай опустившую глаза женщину.

— Это его свободный выбор, — пробормотала Роза Сергеевна негромко. — Одни отказываются, другие — нет, и исчезают навсегда, причиняя горе своим родным.

— Нет, ни Леонид, ни Алексей к авантюрам не склонны. Не думаю, что кто-либо из нас при первой же оказии полезет в Материнский Мир, не имея возможности вернуться.


Он, конечно, не кривил душой, говоря всё это. Но жизнь устроена так, что сплошь и рядом возникают ситуации, в которых риска избежать нельзя. Как в ситуации со спасением Бакановой: рисковал тогда Ермолай не только собой. Но попытка избегнуть риска обернулась бы верной погибелью в неравной битве. Его никто и не упрекал. Девушку он так и не увидел: пока он доказывал в подземелье, что случившееся не повлияло на его душевное равновесие, Инга попрощалась со школой и навсегда её покинула. Из всей группы при этом присутствовали только Ольга и Сашка Богачёв.

— Конечно, плакала она сильно. Но духом не пала. Её жизнь и Путь Радуги окончательно разошлись, — Аникутина тоже выглядела расстроенной. — Нас четверых и Игоря она рада будет видеть в любое время дня и ночи.

— Чем она теперь заниматься будет?

— Учёбой, — пожала плечами супруга. — Станет уникальным специалистом по историческим реконструкциям эпохи средневековья. А ты как с психиатром пообщался?

— Нормально. Я только в последний момент понял, что меня аккуратно провоцируют. Странно, защиты мыслей у неё практически нет, а разгадать стратегию поведения я не смог. Актёрские способности, оказывается, тоже пригодны для изощрённого обмана.

— Для того они природой и созданы, — улыбнулась Ольга и обняла мужа.


Психиатры дождались возвращения ребят из Реденла, поговорили с ними и уехали. Мариэтта на глаза не показывалась, чувствовала себя виновной — это она наябедничала им на четвёрку. На неё не обижались — она делала то, что считала правильным. Зять укатил в Абакан, дочь шамана сопровождала очередного исследователя в Реденл, и командир уговорил Лёшку отправиться в Гволн.

Колыхаясь неясным контуром во тьме, Алексей просил повернуть его то так, то эдак, давая возможность осмотреть стены Песочницы. Он вконец уморил Харламова, тому временами приходилось даже взлетать, чтобы доставить влекущегося за ним на невидимой привязи спутника к нужному месту.

— Ну, что ты вычислил, кудесник? — мастер устало плюхнулся на песок, и вдруг сообразил, что к нему вдруг вернулось доступное в расщепе умение видеть сквозь твёрдые поверхности.

— Здесь нет такого прохода, как в Реденле. Да и ты сам свойствами Края практически не обладаешь, зато твои крылья, когда летишь, генерируют приличное магическое поле. Я им воспользоваться не сумел, попробуй ты…

Низкие полёты над полом пещеры утомляли, но за пределами Песочницы его крылья никакого поля не создавали. Вскоре он усвоил, что запасённую в полёте паранормальную энергию он мог расходовать после приземления — она несколько минут сохранялась, затем быстро разряжаясь. Он запустил астральный глаз в Материнский Мир — и оказался в полной темноте. Видимо, проекция Песочницы тоже располагалась в пещере. Умение видеть в темноте помогло отыскать путь, тем более что это была не естественная пещера, а заброшенная шахтная выработка. За пятнадцать кругов над песком мастер накопил достаточно энергии, чтобы вывести астральный глаз на поверхность.

— Что там, Ерёма? — Константинов не мог видеть астральным глазом, ему приходилось обо всём рассказывать.

— Террикон, древнее заброшенное здание, всё вокруг заросло. Поднимаюсь повыше: тайга, прорезанная дорогами, брошенный посёлок, крыши домов частично обвалились. Вдали вижу шоссе…

Вернувшись в расщеп, они зашли в комнату Харламова, молча переглядывались, стараясь об увиденном не говорить. Не существовало доказательств, что удалось увидеть Материнский Мир. Он, как довольно точно было установлено, не имел видимых различий с мирами третьего уровня. Те же неизвестные расщепу странных форм автомобили, похожие на пули и очертаниями и скоростью поезда. Чтобы определиться точно, следовало проникнуть в Материнский Мир во плоти, со всеми паранормальными способностями. А вот это, как подсказывала интуиция и весь имеющийся опыт, было делом невозможным.

— Ты знаешь, проход в Реденле для серьёзных исследований не годится, — нарушил молчание Константинов. — Мы пробовали проносить сквозь него туда или обратно разные предметы: пронести можно, но, пока не вернёшь, проход не закрывается, передвинуть его в другое место или другой мир невозможно. Да и с нами то же самое — выйдешь в иной мир, и до возвращения проход намертво фиксирован и открыт. Причём из другого мира его обнаружить невозможно, пока не вступишь в него. Или тебя напарник из Реденла страховать должен, или сам накрепко запоминай, где его установил.

— Зато для короткой разведки или наблюдения это идеальный инструмент. Ничего, вернутся наши, погрузимся в Кудлаот сами, без прохода, отыщем пещеру…

— Ерёма, а нам это надо? Ты же сам говорил, путь в Материнский Мир лежит через Гволн. Вот и исследуй эту возможность! Харламов и сам так думал — но это был его собственный путь. Неясно даже, смогла бы помочь ему в этом спутница жизни, тоже физически воплощавшаяся в Гволне.

Она, вернувшись, известию порядком удивилась, и тоже захотела попробовать. Но сейчас на это не было свободного времени.

— Да, я тут так тебе и не рассказала, чем моя попытка закончилась. Я всё же задала вопрос с четырехкратным обусловливанием!

Вопросы с многократным обусловливанием при прямом чувствовании считались более надёжными. Чем больше граничных условий было вплетено в вопрос, тем вернее был ответ. Сложность заключалась в том, чтобы удержать подобный вопрос в сознании при прямом чувствовании. Одно дело — изложить его на бумаге или произнести вслух, и совсем другое — задать вопрос во время того особого состояния, которое возникало при прямом чувствовании. Последнее требовало невероятной концентрации сознания. Сам Ермолай выше трехкратного обусловливания не поднимался.

— Так вот, сквозная "шахта" из расщепа в Алатау-три возможна, и Камет от этого совершенно не пострадает, но вот мы четверо Камет видеть перестанем. Для нас его не будет, мы не сможем туда попасть. Я, получив ответ, сразу вспомнила, что из Зрачка Истины мне тоже не все миры были доступны…

— И здесь полная индивидуализация, — растерянно сказал Харламов. — Это уже даже для компьютерной игры слишком.

— Лёшка бы сказал, что это квест, а там каждый персонаж по ходу действий свой набор возможностей получает. Ну, иногда за достижения чем-то платить приходится…

Да, Константинов сказал бы именно это, и возражений против такой версии не находилось. Честно говоря, их и не хотелось искать. Даже хорошо, что беседа с психиатром состоялась до последних событий. Теперь Ермолай сам себе казался куда большим параиоиком, чем пару дней назад.


Странное это чувство — понимать, что ты спишь, и при этом во сне действовать, совершенно об этом не задумываясь. Он шагал по обсаженной березками, усыпанной мелкой красной крошкой аллее. Как обычно, во сне он не воспринимал своего тела, только знал, что оно есть и думать о нём незачем. Аллея закончилась у двухэтажного дома казённого вида. У входа висела вывеска, но на неё Харламов даже не взглянул. Кафельный пол, скамейки вдоль уходящего в обе стороны коридора, лестница наверх… Он поднялся. Здание жило своей жизнью — слышались голоса, шум шагов, жужжали работающие приборы. Навстречу никто не попадался. Коридор, пол которого покрывал бледно-зелёный ковёр, поворачивал. Сердце Ермолая забилось. Внезапно появилась уверенность, что сейчас он постигнет величайшую тайну, более великую, чем смысл всей его предыдущей жизни. На чём эта уверенность основывалась, сказать было невозможно, но во сне он совершенно не видел в том противоречия.

За углом оказался небольшой тамбур, из которого белые безликие двери вели налево и направо. Уверенно повернув налево, он тихо открыл незапертую дверь. Вначале ему бросилась в глаза сидящая на стуле женщина в белом халате, смотрящая на кровать у стены. Уже испытывая чувство узнавания, он посмотрел туда. На кровати лежал обрубок человека: прикрытое простынёй туловище без ног, правой руки нет, левая, к которой подходила трубка капельницы, без кисти. К обритой голове человека крепились провода, пучком уходящие в укреплённую на стене коробку, обвешанную со всех сторон экранами.

Ермолай вернул взор назад, к смутно знакомой женщине. Та как раз подняла голову, чтобы взглянуть на экран. Он узнал Олю, во сне не удивляясь её внезапно изменившемуся виду: это была Ольга Аникутина, постаревшая на добрый десяток лет. Вокруг глаз собрались морщины, лицо и вся фигура округлились. Эта новая Ольга внимательно смотрела на экран, Харламов перевёл взгляд на него — и в ужасе проснулся…

Ольга лежала рядом с ним, и тихо плакала. Она не дала ему никаких объяснений, и сам он ничего не смог понять. Связывающее их чувствование сейчас передавало только эмоции. Жена испытала какое-то яркое переживание, но к его собственному сну оно прямого отношения не имело. Кое-как он смог успокоить супругу, задвинув яркие впечатления сна в дальний угол сознания. А потом долго не мог заснуть, и, чтобы успокоиться, попробовал воспользоваться прямым чувствованием. У него ничего не вышло, но расстраиваться по этому поводу он не стал, вдруг показалось неважным.

Уже ближе к утру он вдруг вспомнил необычные сны, снившиеся ему ещё в школьные годы. Как раз с появлением Ольги в его доме они прекратились. Он уже плохо помнил те города, посёлки, но вот ощущения от тех снов весьма напоминали сон сегодняшний.


До возвращения Куткова они успели вместе погрузиться в Гволн. Супруга, сколько ни порхала в Песочнице, магического поля не генерировала, чему не удивилась. Гволн всё же был не её миром. А Харламов запустил астральный глаз в Материнский Мир, сразу начав с того места, на котором остановился прошлый раз, и быстро добрался до шоссе. Движение здесь было редким, но возле асфальта он испытал необъяснимую тревогу. Проводить астральный глаз над шоссе ему страшно не хотелось, и он направил его вдоль обочины.

— Твой страх не случаен, — решила супруга, когда он об этом рассказал. — Что-то здесь есть важное, какое-то ограничение. Преодолеешь его — и твоя жизнь изменится.

Ермолай кивнул. Он не решился рассказать ей про свой сон. Да и сама Ольга весь день держалась отстранённо, так что говорили они только о текущих делах. А потом он уговорил супругу погрузиться в Камет — там светило садилось и уже настали холода, но ему требовалось всего пятнадцать секунд.

— Ну, что ты выяснил? — поинтересовалась супруга, покладисто согласившаяся приплясывать вместе с ним на ледяном песке, едва они возвратились.

— Что у меня нет отныне прямого чувствования. Ни в расщепе, ни в Камете. И тебя я чувствую не так, как раньше, только эмоции. Мысленная связь сохранилась, но ведь это совсем не то, что было раньше…

Дочь шамана только головой покачала и решила, что изменения произошли после того, как муж смог запустить астральный глаз в Материнский Мир. Алексей — с ним Ермолай встретился на утренней пробежке вокруг школы — полностью с ней согласился.

— Ты поговори с Лёней. Он навострился задавать неожиданные вопросы. Помнишь, ты говорил, что прямое чувствование не считает Материнский Мир таким же, как все остальные, отчего и все наши вопросы, на этом допущении основанные, оказываются некорректными и остаются без ответа? Так вот, он сумел задать несколько корректных вопросов…

Это значило, что Кутков лучше понимал сущность Материнского Мира. То, что зять с ним не поделился своими открытиями, Ермолаю казалось естественным. Он даже допускал, что Материнский Мир для Куткова — совсем не то, что для него. Возможно, что каждый из них играл в свою игру, пусть она и была для них в чём-то общей. Ольга, получалось в такой схеме, была просто женой Харламова, она вообще своих целей не имела, не была, возможно, даже персонажем Большой Игры.

— А ты, Лёха, чего хочешь добиться? — мастер остановился на вершине сопки, куда они с разбега взобрались, почти не снижая скорости.

— Да я уже всего добился, чего только мог. Сам посуди — я фактически состою оруженосцем при трёх воинах Блеклой Радуги. Вы меня даже в мир второго уровня с собой брали. Будет, о чём вспоминать на старости лет.

— Какие ещё воины Блеклой Радуги? — изумлённо воззрился на друга Ермолай.

— Ты. Ольга. Лёня, — загнул пальцы Константинов, и для надёжности их ещё раз пересчитал. — Трое, точно. Вы теперь состоите в их братстве. Они друг друга братьями считают. То, что вы сделали, спасая Ингу, как раз и есть деяние, достойное воинов Блеклой Радуги. Титулов и повязок тебе никто за это не даст, но в памяти народной ты уже остался.

Они сбежали вниз, и через лес, взмыленные, подбежали к воротам школы, где уже раздавался звон мечей. Фехтовальщики приветствовали их радостными криками — большинство из них считало ребят своими, отдавая должное их умению работать клинками и стрелять из лука. Перемена статуса школы имела и положительную сторону — лимит воды на помывку в душе был значительно увеличен. И нельзя сказать, чтобы школяры об этом жалели.

В душе он быстро пересказал свой сон. Константинов счёл, что сон его — не случайность, он стоит в знаменитом ряду: глаза Чжань Тао, подсказавшие путь в миры третьего уровня, огромная авторучка на столе, побудившая группу укрыться в двадцать третьем мире. Он порекомендовал Харламову чаще перед сном задаваться глобальными философскими вопросами.

— Я Оле ничего говорить не стал. Она и так была расстроена. Не идёт у меня из головы её облик…

— Может, ты будущее видел. Или другое настоящее. Не припомнишь, что там было на экранах?

— Вот как только я решил к ним приглядеться, сразу проснулся. Должно быть, подсознание мне это категорически запрещает. Да, подсознание… или Игрок?


Они спускались в нижние ярусы подземелья, прихватив с собой керосиновую лампу. Пятым с ними шёл Сашка Богачёв, его взяли для усиления и последующей охраны. Сашка приглашению обрадовался, хотя сам выбор мира его удивил. Кудлаот был ему известен по отчётам: практически безжизненный, а дневная температура вообще исключала длительное пребывание на поверхности.

— Ерёма, а ты изменился. Ты, если смотреть с точки зрения слышащего, как бы выцвел. Ни глубины в тебе, ни краски. Защита такая?

— Настроение такое, Саша, — миролюбиво ответил мастер.

Он припомнил, что сам некогда обратил внимание на подобные приметы Чжань Тао, и настроение упало ещё больше. Однако в Мокром зале привычно собрался, сосредоточился на нужном образе и намекнул остальным, чтобы они вкладывали свою силу, а он позаботиться о точности. Чувства сжатия на этот раз он даже не заметил.

Неровный потолок сверкал в отражённом свете красноватым отливом. Поглядев в сторону входа, можно было с непривычки ослепнуть — так сияли освещённые солнечным светом скалы снаружи. Но жарко не было, а от стен ощутимо веяло холодком.

— Спасибо, Саша, можешь возвращаться, — поблагодарила Ольга.

— Я посижу немного. Сейчас глаза привыкнут, подойду ко входу, со временем определюсь.

— Как скажешь, — улыбнулась Аникутина и отошла вглубь пещеры.

— Можешь не стараться, сейчас четыре часа пополудни, если переводить на наши понятия. Мы все в этом мире чувствуем и время, и пространство, — тихо сказал ему Ермолай. — Выйдем мы отсюда через шесть часов нашего времени, за час дойдём до точки. Еще полчаса — на поиски другой пещеры, а там пробьём "шахту" в Алатау-три и сразу назад. Через семь часов жди нашего возвращения. Да, ты теперь сможешь стать проводником в Кудлаот, тебя, скорее всего, окруженцы к себе пригласят, им этот мир интересен.

Сашка пожал плечами. Его вполне устраивала нынешняя работа, а летом он собирался окончательно перебираться в заповедник, к Марине.

— Тогда я через шесть часов появлюсь, дойду с вами до "шахты".

Тут он был прав и Ермолай кивнул, соглашаясь. Сашка исчез — лишь облачко пыли поднялось с растрескавшегося камня, мастер мысленно проследил его перемещение и вдруг обнаружил, что неким внутренним зрением иначе воспринимает окружающие миры. Он как будто стал сразу огромным, озирая с высоты своего роста все общие миры сразу, разгороженные тонкой плёнкой Края. Его тела были как две ноги — одно в Кудлаоте, другое в расщепе. И он, если бы только захотел, мог сейчас шагнуть в любой мир. Внизу, под слоем общих миров, располагались миры второго уровня, их он только чувствовал, а над головой клубились, подобно тучам, разноцветные пузыри приват-миров. Какие-то были для него прозрачны, другие — нет. Картина была завораживающей. Ощущения, которые он испытал в эти минуты, словами человеческого языка описать было невозможно.

Потому он и использовал мысленную связь, чтобы поделиться откровением с друзьями. Ольга восхитилась: "здорово!", ей картина мира понравилась. Что-то схожее ощущала и она сама, но муж разом представил ей целостный образ, впечатляющий в гораздо большей степени. Лёня откликнулся словами благодарности — его больше интересовал практический аспект. Он, как и супруга, не сомневался в своей способности с этой минуты проникать в любой общий мир без посторонней поддержки. А Константинов усомнился. Образ мироздания его тоже впечатлил, но только он не воспринимал миры в их реальности, для него это выглядело скорее общей схемой.

Они, конечно, все испробовали данные откровением способности, и оказалось всё именно так, как представлялось. Алексею сия возможность не была дана, он мог только служить проводником в Кудлаот. А они трое, как и полагалось воинам Блеклой Радуги, теперь могли перемещаться между общими мирами без всяких ограничений. Бродяги, правда, это тоже умели, так что особенно задирать нос не стоило.

— Лёнь, ты правда, нашёл формулировки, позволяющие прямым чувствованием дотянуться до Материнского Мира?

Сидевший у стены в нагревшейся пещере Кутков нервно хохотнул:

— Не принимай меня за создателя Большой Игры. Прямое чувствование относится только к мирам Края, а Материнский Мир в Игру не включён. Я лишь задавал вопросы, сколько и кто из обитателей расщепа способны стать жителями Материнского Мира. Ты, я вижу, уже никаких ответов не боишься. Изволь — из северной части расщепа жителями настоящего мира способны стать четырнадцать человек. Среди наших общих знакомых в их число вошли ты и я. Лёшка — нет. Насчёт Ольги — вопрос некорректен. То же и для Ани…

— Некорректен…, - задумчиво повторил Ермолай.

Интуиция подсказывала, что вот здесь и спрятана разгадка. Вопрос подразумевал однозначную принадлежность к расщепу и отсутствие принадлежности к Материнскому Миру. Для них с Кутковым это было верно, а для Оли и Ани — нет. Они что, не принадлежали расщепу, или принадлежали Материнскому Миру? Или принадлежали сразу двум мирам, настоящему и игровому? Такую возможность он ранее не рассматривал.

— Что ты не создатель, я согласен. А вот кто? Персонаж, Игрок, принадлежность определённого уровня? У тебя же есть своё мнение…

— Моё мнение может быть неверным. Или верным для меня и неверным для тебя. Тебе обязательно надо его знать?

Харламов полагал, что обязательно. Себя он предполагал в роли персонажа-игрока.

— Персонажей в обычном понимании в Большой Игре вообще нет. Каждый свободен, и может делать, что ему вздумается. Только возможности у всех разные. Мастера Радуги способны в одиночку или мелкими группами изменять судьбы миров, прочие могут делать то же самое целыми народами. Но, мне кажется, для четырнадцати человек в северной части расщепа Игра имеет совершенно другой смысл, — Леонид прислушался к внутренним ощущениям и сказал, что через двадцать минут им можно будет выходить.

Сашка появился вовремя, и они впятером запрыгали по раскалённому песку. Снизу и от скал несло обжигающим жаром, а тёмное безоблачное небо дышало вожделенной прохладой. Через час песок остыл до вполне приемлемой температуры. Подходящее место отыскали в глубокой расселине, на дно которой лучи света не попадали даже днём. Чтобы расчистить пятачок два с половиной на три метра пришлось применять психокинетику. Крупные камни выбросили, мелкие — искрошили чуть ли не в пыль. "Шахта" выходила в Алатау-три в полукилометре от колодца и полусотне метров от железной дороги.

— Ну, вот, — облегчённо вздохнул Ермолай, — теперь можно докладывать Мариэтте, что есть два проводника в Кудлаот и готовая "шахта" в Алатау-три. Пусть попробуют это обстоятельство использовать, если найдут подходящих мастеров. А про колодец, мне кажется, рассказывать не обязательно.

Ольга с тоскливым выражением на лице смотрела на железную дорогу. Здесь было холодно, всего несколько градусов выше нуля, но накопленное телом в ином мире тепло ещё не рассеялось. Она не пошла с ребятами к колодцу, села у руин домов, прикрывшись курткой, и решила подождать, пока ребята вернутся из мира третьего уровня. Вернулись они быстро — там стояла точно такая же холодина. Ермолай запустил астральную сущность в Материнский Мир, прямо в колодец — и ничего, кроме бетонных стен, не узрел.

На обратной дороге они даже задержались, чтобы погреться у раскалённых скал Кудлаота.


И вновь сон, яркий до такой степени, что нет никакой разницы с явью. И снова то же самое место — только на этот раз он не идёт по аллее, а чего-то ждёт, стоя между берёзок. Из здания выходит Ольга, ведя за руку девочку лет восьми. Наверное, дочь — до того похожа на неё. Только волосы не такие чёрные, скорее с каштановым оттенком. Девочка идёт, опустив глаза, грустная. Аникутина задумчиво-усталая, это хорошо знакомое Ермолаю выражение обычно появляется на её лице, когда она занята долгой и трудной работой.

Они проходят по аллее, не глядя в его сторону, и он, выждав немного, заходит в здание. Тенями мимо него снуют люди, он понимает, что невидим для них. Второй этаж, коридор, поворот, нужная дверь. Он наклоняется над лежащим под простынёй обрубком человеческого тела, всматривается в лицо и узнаёт самого себя, небритого и с бородой…


Ветер настоящего

Гладкие, красивые кирпичи необычного вишнёвого оттенка. Ни единой пылинки. И рука ощущает положенную нормальному кирпичу шероховатость. А что уже говорить обо всём здании! Дворец. Небольшой, одноэтажный, но с навесом над входом, поддерживаемым скульптурами — не атланты, но тоже обнажённые люди с отвратительно искажёнными лицами. Между фигурно отделанными окнами сложные барельефы из переплетающихся ветвей и цветов. Одно слово — лепота. И к окружающему садику это относится в полной мере: ровный зелёный газон, обстриженные в виде львов кусты, несколько цветущих деревьев слева от мощёной дорожки.

Скажи ему сейчас, что всего этого нет, что вместо дворца возвышаются едва достигающие высоты пояса развалившиеся стены, а на месте ровного газона зияет заваленная мусором яма, Ермолай бы ни за что не поверил. Но куда деться, если он сам, будучи за оградой, это самое и видел? А сейчас за оградой стояла Ольга и её глаза утверждали, что всё, им видимое, наваждение. Морок, иллюзия. И никто, будь ты семь раз мастером Радуги, против этой иллюзии устоять не мог.

Мир Сомицу, замок Слау — проклятое место, погубившее множество мастеров. Мир, который не открыла пока ни одна группа, доступный только Бродягам да воинам Блеклой Радуги. Уже то, что его отыскали и сумели определить как место исчезновения людей, было огромным успехом Искателей. Сами они разобраться с замком не сумели, и попросили попробовать их троих. Оттого командир стоял сейчас на ведущей к входу в замок дорожке — она была не опасна, Ольга находилась за оградой, а Леонид стоял точно на линии ограды в воротах. Одна его нога была внутри зачарованного места, другая — снаружи.

Ворота, впрочем, существовали только для внутреннего наблюдателя. Харламов их видел — два столба-колонны с ястребиными головами наверху, узорную ограду открытых ворот, гербы на них со скрещенными мечами. А вот Оля снаружи не видела ничего — и столь вопиющее различие сулило им в ближайшем будущем нешуточные неприятности. Ермолай уже сейчас чувствовал себя, как побитый.

— Абсолютно ничего не понимаю, — громко крикнул он спутникам, — всё вокруг для меня реально. Только вот внутрь войти не могу, что-то не пускает. А кинетика полностью отключилась…

Леонид покачивался, перемещая тяжесть тела с одной ноги на другую. Командир представил, что он сейчас мог ощущать, какое смешение противоречивых ощущений, и мельком ему посочувствовал.

— Ерёма, закройся, я попробую здешнюю реальность встряхнуть…

Харламова разом подбросило, развернуло в сторону. Мир вокруг него трескался, разлетался на части, лиловое небо в кудряшках белых облачков на секунду стало ровным белым потолком, а сбоку выступила увешанная светящимися экранами стена. Но в следующее мгновение мир успокоился. Зять отошёл в сторону и сел, обхватив руками голову. Ермолай уменьшил свою чувствительность, чтобы отгородиться от его состояния. Небо вновь приобрело прежний вид, зато облик замка заметно изменился.

Да если бы только его! Вся окружающая действительность — в пределах ограды зачарованного места — как бы потрескалась, и отдельные куски исчезли. В этих местах взору беззастенчиво являла себя неприкрытая реальность. Страннее всего смотрелись ветви деревьев, в каком-то месте вдруг исчезавшие, а затем продолжавшиеся, как ни в чём не бывало. Рваные дыры с прямыми краями зияли в стене замка, на ровном газоне, среди кустов. Но зато теперь он чувствовал настоящую реальность этого места, и сразу направился к прикрытой видимостью газона яме, аккуратно спустился в него и внимательно исследовал одно место.

— "Шахта", ребята. В мир второго уровня. Похоже, односторонняя…

Закрыть её он не мог, однако частично возродившаяся кинетика вкупе с руками позволила ему перекрыть не столь обширную дыру несколькими досками. Потом он присыпал образовавшийся помост землёй, попутно раздробив куски зачарованного газона, чтобы открыть взору пришедшего всю яму. Делать это было не так сложно, как воздействовать на всю реальность сразу, но тоже требовало определённых усилий. Дочь шамана тем временем села рядом с Кутковым и пыталась ему помочь. Когда Ермолай выбрался за ограду, его уже порядком шатало: контакт с двумя реальностями одновременно измотал его донельзя.

Леонид же был вообще полуживой. Он с трудом вернул себя в расщеп, и здесь уже Ольга занялась им вплотную. Через несколько минут примчался Константинов, спросил, в чём дело, и заменил Аникутину. Супруга устало прислонилась к плечу Харламова.

— Ты что-нибудь поняла? Как вообще он смог разрушить целый слой реальности? Я ведь имел дело с осколками, их легко было выделить на фоне настоящей реальности и переместить.

— Ты его сам об этом расспросишь. Позже. Ты знаешь, когда он крушил зачарованный замок, меня вдруг посетило ощущение чуждости всего вокруг. Как будто всё вокруг нас — иллюзия, а на самом деле я обычная замужняя женщина с детьми, ни к какому Пути Радуги отношения не имеющая.

— Насчёт детей подробнее, — попросил супруг деланно весёлым голосом.

— Старшая — дочь, ей восемь, зовут Полиной. Вся в меня. А мальчику три года, он твоя копия. Ванечка…

Она растерянно покачала головой и сжала руку мужа выше локтя, как бы ища защиты.

— А мне в тот момент привиделась комната с экранами на стенах, — признался Харламов. — Уже не впервые. Но никакой чуждости я не ощущал. Это называется деперсонализация, у здоровых людей может возникать эпизодически на фоне усталости или депрессивных переживаний.

— Я знаю, — утомлённо ответила дочь шамана и закрыла глаза.

Его объяснению она не поверила. Он и сам понимал, что за этими видениями стоит неизвестная ему реальность. Неужели и у Ольги появились озарения?

Зять, доселе и не знавший, что такое головная боль, три дня подряд страдал от неё. Боль то накатывала — и тогда он ничем серьёзным заниматься не мог, то отпускала. В эти минуты он также не решался ни за что взяться, ожидая следующего приступа. Константинов, как и Ернигей, помочь не смогли. Они с такими случаями никогда не сталкивались. Никто не мог даже внятных предположений сделать о природе зачарованного замка Слау, а ведь все болячки начались именно с него.


— Я давно согласился с твоим утверждением, что в мирах Края информация привязана к физическому носителю. С замком дело явно обстояло так же. Там было два слоя реальности, как-то сопряжённые так, что разная информация использовала один физический носитель. Я встал на краю, так, что одна моя часть принадлежала одному слою реальности, вторая — другому. И просто сделал шаг по кругу, зафиксировавшись в обоих слоях. Вторая, зачарованная, реальность, просто повернулась бы, не будь тебя внутри…

Он и дальше объяснял свои действия, но с этого момента Ермолай полностью перестал его понимать. Леонид рисовал странную и сложную картину мира, явно созданную в результате длительных размышлений, и командир остановил его, признавшись, что не врубается с ходу. Однако вопросов у него было много, и зять отвечал на некоторые из них. Чаще — предположениями. Рассказал он и о своих снах, которые продолжались из ночи в ночь.

— Что я могу сказать? Это не миры Края, и это вряд ли наше время — хотя… А тебя даже во сне не посещало ощущение, что ты отец двух детей?

Ермолай покачал головой. Наяву ему ничего не казалось, и не было откровений. А во сне он сам себя не видел и представлял, кем он в том мире был. Возможно — невидимкой, астральной сущностью.

— Твой путь в Материнский Мир лежит через Гволн, а мой — через Реденл. Ты продвинулся дальше меня. Ищи, Ерёма! Лёха правильно говорил — твою боязнь автострад надо преодолеть. Без этого ты не сделаешь следующего шага.

Харламов только вздохнул. Он и сам думал так же, но что следовало делать после, не имел предположений.

— Тот сон, когда я видел глаза Чжань Тао, оказался подсказкой места. Меня вели к колодцу. А здесь я сразу оказался там, где лежит моё недвижное тело. Колодец никакой пользы мне не принёс, миры третьего уровня оказались тупиком. Эта подсказка тоже…

— Это не подсказка, Ерёма. Это ты и есть, на ином уровне реальности. А колодец был нужен для того, чтобы ты на этот уровень когда-нибудь смог попасть, — Леонид остановился и прислонился к дереву.

Здесь им уже не лез в уши бесконечный лязг клинков — сопка отделила их от школы. Под ногами шуршали разом опавшие после утренника листья, вокруг не было посторонних людей, и зять позволил себе короткий стон.

— Опять болит?

— Я ведь легко могу от этой боли отключиться. Сброшу уровень своих способностей, и всё сразу пройдёт. Ты что думаешь, я мучаюсь без всякой пользы? Нет, Ерёма, я кой-какие знания иногда напрямик получаю. Мне даже не надо для этого в Материнский Мир астральный глаз запускать. Я и не умею, правда, этого делать, но зато обрывки откровений сами ко мне нет-нет, да и приходят…

Касались эти обрывки, правда, его самого, так что он о них не рассказывал. Вообще бродить по осеннему лесу с человеком, который то и дело закрывал глаза, покрывался потом — капли на висках бросались в глаза — и вообще пошатывался так, что приходилось придерживать его под локоть, удовольствие сомнительное. Ещё более неприятно поразила Харламова внезапная холодность по отношению в Ане. Она вот-вот должна была родить, но Леонид держался совершенно спокойно. У сестры сейчас гостила свекровь, а будущий папаша, похоже, даже не собирался присутствовать при рождении своего первенца. Он уже знал, что родится мальчик, знал, как его назовут, и был полностью уверен, что всё пройдёт наилучшим образом.

Отвертеться ему не удалось — как только стало известно, что Аню отвезли в роддом и роды начались, Ермолай с Ольгой пришли к нему. Лёнька только отказался сам сесть за руль, и его повезли на машине Харламова. Они уже не столь хорошо чувствовали друг друга в расщепе, и предпочитали разговаривать вслух.

— Ты же можешь, когда нужно, от головной боли избавиться.

— Я и избавился. Просто за руль неохота. Тебе хорошо, ты всех водителей на несколько километров вокруг контролируешь, никто тебе в лоб навстречу не выскочит. А мне либо боль терпеть, либо ехать, как все, ориентируясь только на зрение.

— Понял, — кивнул командир, — назад ты тоже с нами?

Леонид был уверен, что уже к вечеру Анна с ребёнком будут дома. Харламов, отныне лишённый прямого чувствования, к его предвидениям относился уважительно. И не зря: роды прошли легко и быстро, и они в опустившейся уже темноте встречали Анну с младенцем. Ермолай удостоился высокого звания дяди, а Ольга — тёти. Так что назад зять опять ехал вместе с ними, уже ночью. С сестрой осталась мать Леонида, а завтра собирались подъехать и родители Анны.

— Ты как будто не рад, — вопросительно посмотрела на Куткова дочь шамана, едва машина вырвалась из тесноты городских улиц на шоссе.

— У меня ощущение, что всё это уже происходило, и что я — это не я, а бледная тень меня настоящего, повторяющая движения оригинала. И радость моя тоже бледная, теневая. Здесь в расщепе вообще всё вокруг такое. Ты никогда схожих чувств не испытывала? — повернулся к ней Леонид.

— Бывало порой, — призналась Аникутина.

— Только не надо психиатрических объяснений. Всё проще — мы здесь лишь тени, а оригиналы живут в Материнском Мире, — перебил её Кутков. — Станешь возражать?

Дочь шамана меланхолично пожала плечами:

— Если ты и прав, то что это для нас меняет?

— Тебя устроит жизнь тени, знающей, что она способна стать оригиналом?

Ольга ненадолго задумалась, а потом спросила, знает ли он гарантированный способ воссоединения с оригиналом. Лёня, ясное дело, не знал не то что гарантированного, но и вообще никакого способа. Он даже допускал, что не сможет такой способ отыскать. Но и это его не останавливало.

— Теперь уже всем нам, после замка Слау, ясно, что есть разные реальности. Наша — не настоящая, а нам зачем-то даны способности по этим реальностям странствовать, и даже где-то их менять. Не для развлечения же! Я думаю, как раз для того, чтобы проникнуть в Материнский Мир. Насколько я понимаю, ты, Оля, там уже существуешь как вполне нормальный человек. А нам с Ерёмой попасть туда только предстоит…

— Всё, хватит, больше ни слова! — Аникутина всерьёз рассердилась, а её злость, как от неё не загораживайся, обоих парней доставала, оборачиваясь весьма неприятными ощущениями.

Так что им пришлось замолчать. Мужу было легче — он следил себе за дорогой, недоумевая, отчего это в Материнском Мире его астральный глаз так боится автострад. Здесь он за рулём чувствовал себя уверенно. А зять увеличил свои астральные способности до максимума и вновь страдал от боли.

— Оля, он ведь вполне серьёзно говорил. У него есть для таких рассуждений основания, — между делом сказал Ермолай, когда они укладывались спать.

— Я знаю. Не вчера родилась. Только не надо пока на эту тему, ладно?


К Лысому они явились поодиночке. Когда пришёл командир, его супруга уже сидела там, тихо что-то рассказывая мастеру Чограю. Мастер встал ему навстречу, прижал руку к сердцу, церемонно поклонился. Харламов тоже раскланялся согласно обычаям кочевых народов, не особенно заботясь о достоверности.

— Посидите, Ермолай Николаевич, сейчас Кутков придет, и начнём, — предложил директор.

Ермолай присел, с интересом прислушиваясь к рассказу мастера.

— … так вот, в мирах второго уровня влияние Материнского Мира перекрывает возможности обратного потока, а в мирах третьего возможны лишь его кратковременные проявления в некоторых местах. И следующего такого проявления следует ждать десятилетиями. Оттого и проникновения в миры третьего уровня для нас бесполезны, мы в них бессильны и всё, что мы можем — это узнать, как сейчас живёт и выглядит Материнский Мир. Сходство между ними почти полное. А приват-миры в некоторых случаях просто идеальны для наших целей. Что нам мешает, так это наше физическое тело. Расстаться с ним — самоубийство в здешнем мире, вернуться уже не получится. Но когда пребываешь в мягких приват-мирах, тело остаётся в расщепе, и держит, как якорь. Поэтому обязательно должно быть второе тело, в приват-мире… Чжань Тао ушёл из Гволна в свой приват-мир, а уж оттуда переместился в Материнский Мир. Или погиб, — добавил мастер Чограй спокойно.

Ольга задумчиво кивнула, а её муж сразу сообразил, в чём тут хитрость. Ему, как и зятю, требовался приват-мир, в котором они были бы бесплотны. Тогда он, из Гволна, а Кутков из Реденла, могли бы войти в этот мир и оттуда уже уйти в Материнский, уйти без возврата. Но у них обоих не было мягкого приват-мира, это у дочери шамана их была целая пригоршня, да у Лёхи имелся Севего, совершенно ему не нужный мир.

— Вот и Леонид, — приподнялся Лысый с кресла, — знакомьтесь…

Дальше разговор вёл мастер Чограй. Он описывал мир Кхулна-один, мир второго уровня, печальный и обезлюдевший. Там случилась серьёзная война с локальным применением ядерного оружия и последующими климатическими неприятностями. На полуострове Индостан уцелела едва четверть населения, в более холодных горных районах вымерли все.

— Прошли годы, наши мастера не раз проводили там разведку. Климат смягчился, сейчас там установились благоприятные для жизни условия. Радиоактивное заражение и изначально было не столь значительно, а сейчас про него можно вообще забыть. Опасны лишь два десятка локальных очагов, но туда никто добровольно не полезет. Жизнь немного наладилась, но на очень низком уровне. Города брошены, электричества нет, железные дороги и автомобильный транспорт практически вымерли. Люди пользуются традиционным укладом жизни, благо в тех местах он никогда полностью не исчезал. А вот сведений о том, что творится в Кхулне-один в других районах, нет.

Леонид усмехнулся, Лысый посмотрел на него возмущённо.

— Зима на носу. Сопки вокруг с утра инеем покрыты. Самое время вести разведку.

— Не здесь, — сразу отозвался мастер Чограй, — Абакан, Минусинск, Шушенское — нас интересует эта зона. Да, прохладно, но температура пока плюсовая, даже ночью. Вас же готовили к работе в таких условиях?

— Нас готовили, — согласился Ермолай, — но места уж больно неудобные. Открытые. Днём там не спрячешься. Как я понимаю, вас интересуют именно населённые пункты? Численность населения, хозяйственный уклад, технологический уровень, этнический состав и всё такое?

Мастер кивнул. Не требовало пояснений и то, почему искатели обратились именно к ним: оба прилично разбирались в обитателях здешних мест и их истории. Командир даже догадывался, чем вызвана спешка, но предпочёл промолчать.

— Ерёма, это последний раз, когда я соглашаюсь на посторонние авантюры, — сказал ему Кутков за дверью. — Мы с тобой на финишной прямой, нам сейчас зигзаги в сторону не нужны.

— Мастер, между прочим, интересные вещи рассказывал, пока тебя не было. Я думаю, не случайно. Он тоже знает, что мы на финишной прямой, вот и объяснял условия, при которых мы сможем достичь Материнского Мира, — ответил Харламов.

— Ну, ладно, я же не отказываюсь. Так что, сплав?

Идея выглядела неплохо — сплавиться по Енисею на плоту. Найти несколько брёвен, смастерить плот и проплыть мимо населённых — или пустых — берегов, пристально их рассматривая. На плоту можно замаскироваться так, что никто тебя и не разглядит. Зато, если подплывут на лодке, да с оружием, все трое окажутся в безвыходном положении. От аборигенов неприветливого мира особого дружелюбия ожидать не приходилось.

— Это ведь не расщеп, ребята, — троица уже переместилась к супругам в комнату, и дочь шамана разглядывала карту на экране коммуникатора, — там все поля могли лесом зарасти, времени хватало. Пойдём вдоль шоссе, если встретятся поля, обойдём их. Мы можем погрузиться несколько раз, а шахту пробьём вот здесь, — она ткнула стилосом в точку чуть южнее Минусинска. — Первый выход на север, заодно и с городом разберёмся, как он там. А второе погружение — с походом на юг.

— Через Кудлаот пойдём?

— Нет, есть мир получше, Туманный.

Ермолай о таком слышал. Географическим рельефом сей мир совпадал с Материнским Миром, а Край пролегал в нём иначе, чем в расщепе, отрезая области Тибета, зато открывая сибирские равнины от Урала до бассейна Лены. Людей в Туманном не было, а климат был теплее и суше, снег в тамошней Минусинской котловине не ложился даже в январе. Туманный поражал также безветрием — отчего с утра до полудня долины всех равнинных рек были затянуты туманами. Но мир этот отнюдь не усиливал паранормальных способностей, пробивать оттуда "шахту" было куда труднее.

— Лёшку придётся для усиления брать, — решил Харламов. — Кстати, Лёня, ты так и не разобрался с проходами, которые открывают башни Верхнего дома?

— Никакие там не проходы. Просто стоит активатор операторских способностей. Пройдёшь в дверь — и на двадцать минут твои способности перемещения возрастают. Только для открытия общих миров пригодно…

Примерно такой же отпечаток Края и они сами поставили в Кудлаоте над входом в "шахту". Им самим это никак не помогло, а вот тем, кто шёл по их следам, было уже чуть полегче. Активатор, будучи структурой информационной, мог держаться десятилетиями. Но вечным он быть не мог, да и некоторые особенности использования могли его разрушить раньше времени.


Кхулна-один встретил их ожидаемым холодом. В Туманном как раз шёл дождь, и они слегка вымокли, так что им сразу пришлось несладко. Повезло им или нет с местом, сказать было трудно. С точки зрения безопасности — повезло. Они оказались на поляне, окружённой полуоблетевшими липами и рябинами. Ковёр из опавших листьев немного защищал босые ноги. Вокруг было тихо, людей, свойственных их пребыванию шумов и запахов не наблюдалось.

С другой стороны, деревья вокруг были невысокими, с таких драть кору голыми руками невозможно, а камней вокруг не наблюдалось. Пришлось организовать поиски, и довольно долго они бродили голыми, пока не отыскали скальный выход и не набрали острых камней. Потом дело пошло веселее. В лесу — хотя эту молодую поросль и лесом назвать язык не поворачивался — ветра не было, иначе они замёрзли бы в первый же час. А так за полтора часа они соорудили себе некое подобие одежды. С неба то и дело моросил мелкий дождик, темнело. Дорогу они отыскали ногами — почувствовали, что стоят на твёрдом основании.

А вскоре деревья стали реже, открылось вспаханное поле, за ним другое, а вдали засветились тусклые огни селения. Рельеф местности они знали прекрасно, нетрудно было догадаться, что видят они Минусинск. Продвигаясь вдоль дороги, они заметили, что здесь она интенсивно использовалась. Кругом лежали огороды, пахло навозом, дымом и гниющими растительными остатками. Ольга обрадовано подобрала чьи-то экскременты и велела вымазать ими свою одежду. Больше всего они боялись собак: никакого оружия при них не было, а сражаться с боевым псом голыми руками — дело нешуточное даже для подготовленного человека. Аникутина надеялась, что так собаки не сразу их распознают.

Город они огибали по широкой дуге, пробираясь огородами. В его относительно новой части, где стояли высокие дома, огоньки виднелись реже, и только на первых этажах.

— Похоже, город был брошен, и позже заселён вновь. Технологии средневековья — светильники или свечи, печи, гужевой транспорт, — решил Леонид.

— Зимой в каменных громадах им тяжко придётся. Не протопишь, — тихо сказала Ольга.

В наступившей темноте они обошли город, выйдя на дорогу, ведущую на север. Ею явно пользовались. Толстый слой грязи на асфальте был изрыт копытами, виднелись следы тележных колёс. Собаки в Минусинске вдруг разом взлаяли, а из леса донёсся волчий вой.

— Ребята, нам пора ноги уносить, — твёрдо сказала дочь шамана. — Назад мы можем прямо через город бежать. Теперь ни одна шавка носу на улицу не покажет.

Через город бежать они не стали — там, кроме собак, были и люди, и вид троих странно одетых чужаков мог подвигнуть их на нехорошие поступки. Вновь обогнули огородами, но уже гораздо ближе. Огоньков в домах стало меньше. Из лесу ещё несколько раз доносился волчий вой, и ему отвечала злобным лаем целая свора.

— У них равновесие сил, — решила Ольга. — Волки боятся выходить на открытое место возле города, собаки не заходят в лес.

— Да, только вот нам придётся туда зайти, — угрюмо заметил зять.


— Население изрядно поредело. Живут огородами, рыбалкой, — рассказывал Ермолай после возвращения.

Мастер Чограй слушал его сосредоточенно, Мариэтта снимала рассказ на видео, Кутков и Аникутина присутствовали тут же, дополняя рассказ и отвечая на вопросы.

— В Минусинске — примерно человек пятьсот. Используют первые этажи каменных домов, деревянные дома, вечерами там горят очаги и светильники. Не иначе, наладили какие-то печки, возможно, даже водяные батареи используют…

— Или зимой перебираются в более тёплые жилища, — предположила супруга.

— Или так. Стёкла в окнах кое-где сохранились, но чаще их частично закладывают кирпичами или затыкают деревянными щитами. Судя по запахам, держат коров, лошадей, овец, кур. Собак у них полно, но волки в лесу не дают им удаляться от города…

Дальше пришлось пересказывать своё путешествие по берегам Енисея, как они подползали к рыбацкому костру на берегу, описывать облик встреченных людей…

— … видели мы всего человек десять. Все — не славяне, пришельцы с юга. Тувинцы были, но были и ещё какие-то, по виду кочевники. Лошадки? Да, монгольские, низкорослые и лохматые, европейских пород не замечали.

Потом рассказывала Аникутина, о следах на дорогах, деревенских избах, одежде, следах цивилизации, что попадались постоянно, и частично использовались.

— На самой южной точке маршрута мы нашли свежий раскоп. Кто-то копал могилы, кости выбрасывал, не раздумывая. Могила братская, скелеты там лежат навалом, с одеждой и вещами. Почти всё истлело, но мы подобрали пару ржавых автоматов со штыками. Всё же оружие…

— Воинское захоронение? — поинтересовался мастер.

Ольга пожала плечами. Зять сказал, что оно смешанное — там явно хватало и гражданских. В общей яме оказалась и мебель, и разные вещи, на которые, скорее всего, и польстились копатели: пластмасса сохранилась прекрасно, да и некоторые металлические изделия тоже.

— Пакеты полиэтиленовые в Кхулна-один используют активно, — доложила дочь шамана. — Мы видели, как жители рыбачат на дюралевых лодках, как из шоссе автомашин мастерят телеги. Даже заметили монгольскую юрту, рядом с которой стояло несколько железных кроватей, на них дети сидели и играли. А однажды я слышала выстрел…

Мастер Чограй кивнул, внимательно на Аникутину поглядев, и сказал что это вполне вероятно. Разведчики подтверждали предполагаемые характеристики Кхулну-один, неожиданностей не было. После они рисовали по памяти одежду, лодки, жилища, телеги… Отмечали на карте расположение селений, рыбацких стоянок, дороги и прочие объекты. Если разведка заняла три дня, то отчитывались они целый день, с утра до вечера. Так что вернулись к своим собственным делам они лишь назавтра.

Вершины окрестных сопок уже покрыл снег, только в лесу ещё кое-где темнела земля под хвойными деревьями. Утренняя пробежка по свежему снегу подняла настроение. Лёшка приставал с расспросами: Кхулну-один его не очень интересовал, он спрашивал про особенности пробитой "шахты".

— … Ну да, иная, я сам почувствовал. В чём ты видишь принципиальное отличие?

— Связь с вами пропала сразу, едва вы пошевелились. Саму "шахту" я почти не чувствовал. Мне кажется, моё участие вам вообще не требовалось.

Харламов пожал плечами: может, так оно и было. Ну и что? Мелкая очередная загадка, разгадывать которую категорически не хотелось.

— Слушай, а давай попробуем меня настроить на твой мир, Севего? Я ведь вроде к нему причастен, мне хочется, как Ольге, самому в него погружаться.

Алексею было без разницы, и они спустились в подземелье и довольно долго пытались добиться нужного результата. Потом Константинов заявил, что у него есть важные дела и предложил продолжать самостоятельно. Когда он ушёл, а ещё несколько попыток закончились неудачей, Ермолай вдруг сообразил, что нет никакой необходимости погружаться в Севего из расщепа. Ему как раз требовалось погружение из Гволна, вот его и следовало добиваться. Но из первой попытки тоже ничего не получилось. Чтобы не терять времени даром, он вновь запустил астральный глаз в Материнский Мир и подвёл его к автостраде, которая внушала ему страх и ненависть.

Впечатление было такое, будто асфальт его отбрасывал чисто физически. Собрав сознание в узкий фокус, отключив чувства, он гнал астральный глаз вперёд. Некогда было обдумывать, отчего астральный глаз неожиданно обрёл свойства пусть не материального, но вполне чувствующего и своевольного тела. Над серединой дороги его вдруг резануло болью по рукам и ногам, затем часть его сознания как будто отделилась и полетела вдоль дороги, заваливаясь набок. Асфальт встал дыбом, он нёсся стеной слева, непонятно откуда послышался скрежет — и вдруг всё закончилось.

Он снова управлял привычным астральным глазом, который его слушался, и послушно мчался то над автострадой, то над зеленеющими полями. Только сейчас он обнаружил необъяснимое расхождение: в расщепе стояла поздняя осень, и в Материнском Мире должна быть она же. Да она и была — судя по перемещению астральной сущности из мира третьего уровня. А здесь стоял разгар лета… "Это куда же я попал?" — удивился Харламов. Он пустил астральный глаз наугад, и ошеломлённо наблюдал ухоженный городок, в котором ездили машины, на улицах была чистота, открывались и закрывались двери магазинов — и при этом он не видел ни одного человека!

Астральный глаз, или нечто, весьма на него похожее, медленно плыло в сторону окраины, выбралось на проходящее шоссе и повисло над развилкой. Ермолая пронзил страх и ощущение удушья. Он попытался передвинуть астральный глаз в сторону — и обнаружил, что не может!


— Да, я бы тоже в такой ситуации оттуда убрался. Так какие ты изменения заметил? — без всякого удивления встретил его рассказ Леонид.

— Ноги болят. Постоянная ноющая боль в бедрах, возле паха. Боль в правом плече и левой кисти.

Зять, глядя ему в глаза, покачал головой. Ему тоже сразу вспомнилось тело под простынёй.

— Труднее стало настроиться на мысли других людей. Тебя и Олю я слышу чётко, остальных — с огромными усилиями. Исчезла кинетика…

Кутков кивнул. Кинетика исчезла и у него, но он воспринял этот факт без удивления. Он считал, что по мере прохождения финишной прямой изменения должны происходить непрерывно.

— Мы хоть остановиться-то сможем? — напрямик спросил командир.

— Зачем? Отказаться добровольно от возможности стать собой настоящим — ты в своём уме? Здесь ты, оставшись, вскоре превратишься в обычного человека, вроде Инги Бакановой, но у тебя-то потеря способностей произойдёт вопреки твоему желанию!

— Я же не один. И — ты тоже, — после паузы, направив указательный палец в грудь Куткова, тихо сказал Ермолай. — Что будет с Ольгой, если я исчезну? А об Анне и мальчике ты подумал?

Зять встал, повернулся к окну, выглянул во двор. Ряды фехтовальщиков поредели, но и сейчас там трое, встав спинами друг к другу, отмахивались от пятерых нападающих.

— Я не смогу, Ерёма, доказать тебе ничего из того, что сейчас скажу. Но я полностью уверен, что прав. Мы с тобой шли разными путями, мы находимся в разных местах, и опыт одного не сможет помочь другому. Но ситуация у нас одна: мы должны прорваться в Материнский Мир, и мы способны это сделать. Может быть, это произойдёт буквально на днях. Ты надеешься на Севего — возможно, возможно… Возврата не будет, ты прав, для всех в расщепе мы станем очередными воинами Блеклой Радуги, не оставившими могил. Многие из наших братьев действительно погибли в иных мирах, но с нами будет иначе. Мы воплотимся, и там нас будут ждать наши семьи. Тебя — Ольга и дети, меня — Аня и сын.

— А здешние Ольга и Анна?

Лёня внезапно побелел, откинулся к стене и прикрыл глаза. Теперь приступы головной боли мучили его независимо от установленного уровня паранормальных способностей. Голова у него болела даже в мире второго уровня. Он и это воспринимал как доказательство близкого перехода в Материнский Мир.

Боль прошла секунд через десять. Кутков открыл глаза и первые мгновения недоумённо смотрел на друга. Затем припомнил нить разговора и продолжил:

— Они свободны в своих действиях. Понимаешь, мы воплотимся не так, как они. Мы можем быть либо здесь, либо там. А они существуют и здесь и там, им просто потребуется обрести целостность. Деталей я не знаю, не расспрашивай…

— Для их здешних ипостасей это будет означать смерть, насколько я понимаю. Они вообще с твоей концепцией ознакомлены, согласны?

Зять пожал плечами. Он из своих взглядов тайны не делал, Аня о его планах знала. И вроде бы не возражала. Аникутина должна была знать, но как она к этому относилась, понять было невозможно. Дочь шамана не желала разговаривать на эту тему.

— А твой сын?

— Ярослав воплощён в Материнском Мире. Там он старше. Для него обретение целостности в ближайшие месяцы вообще пройдёт незамеченным…

А вот родителям и друзьям их грядущее исчезновение предстояло объяснять. И не было особых шансов, что те поверят. Единственным, кто не имел никаких сомнений, оказался Алексей Константинов.

— …Усовершенствованная версия Синего Исхода, только доступного для избранных и достижимая тяжкими трудами. Ничего принципиально нового. Правда, я думаю что такая модель должна иметь для Материнского Мира какой-то прагматический смысл. Те, кому дано воплотиться настоящими, проходят миры Края с какой-то целью. Я, во всяком случае, в этом уверен. Не то из них суперменов готовят, не то тяжёлых больных с того света вытаскивают. Для обыкновенной игры слишком громоздко, непонятно, зачем обеспечивать практически полную достоверность, — Лёшка посмотрел на командира с какой-то грустью. — И тебе Севего для прорыва потребовался? Понятно… Воплощаться там легче над водным потоком. Меня всегда интересовал водопад, ведущий к смерти. Как-то не вязалось его наличие с другими особенностями приват-миров. Теперь-то ясно: для кого-то это и есть проход в Материнский Мир…

Лёшка не удивился и не огорчился. Но это был Константинов, оруженосец воинов Блеклой Радуги, и, пусть неполноценный, но оператор миров. Он многое повидал, его трудно было удивить. Ожидать столь же разумного отношения от других было бы наивностью.


Ольга выслушала его невнятный рассказ, не поднимая глаз. Отчего-то Ермолаю было трудно говорить, и он с запинками подбирал слова. Ноги и руки ныли не переставая. Ему даже стоять было трудно. Когда он говорил об этом, лицо жены окаменело. На рассказ о гипотезе Куткова она едва отозвалась, тихим голосом сказав, что сама уже обо всём знает.

— И что ты думаешь?

— Разве дело во мне? Речь идёт только о тебе. Ты или сможешь попасть в Материнский Мир, или нет.

— А ты? Останешься здесь одна, или воссоединишься? Для тебя это будет означать смерть здесь, не так ли?

— Не думай обо мне. Решай сам, — с застывшим лицом повторила дочь шамана.

Странно, но он в этот момент её совсем не чувствовал. А решать вот так, только для себя, он не мог. Ему требовалось чётко знать, что произойдёт с Олей, с Аней и её сыном, и он даже представить не мог, как об этом рассказывать родителям. Ольга сказала, что она сама с ними поговорит. И с Аней тоже. А он пусть не откладывает — его развитие достигло той точки, после которой избежать перехода в Материнский Мир можно было, только умерев.

Она ничего больше не объясняла, а то чувство, которое связывало их между собой, изменилось настолько, что он воспринимал только эмоции. Оля была расстроена, она печалилась — но печаль эта была светлой, без горя. Она верила в Ермолая. Он смотрел вслед супруге, выходящей из комнаты, и чувствовал, как на глазах наворачиваются слёзы. Она не оглянулась. Он догадывался, чего ей это стоило.

Болели теперь не только руки и ноги, усиливалось чувство удушья. Так плохо ему бывало всего несколько раз в жизни. Наверное, Лёня был прав. Возможно, не ошибалась и Оля, когда утверждала, что выбора у него уже нет. Он утрачивал одну паранормальную способность за другой. Прямое чувствование, кинетика, мыслезащита, теперь и способности слышащего сократились до возможностей начинающего. Что ещё? Оставалось потерять способности оператора миров — он догадывался, что они останутся с ним до последнего — и всё. Конец.

С расщепом его больше ничего не связывало. Он не подозревал, насколько быстро всё может произойти. Даже с родителями не успел попрощаться. Его ноги подломились, едва он попробовал встать. Лёжа на полу, Харламов осознал, насколько был преступно легкомысленен. Вот оно: то ли конец, то ли величайшее свершение, к которому он стремился всю свою жизнь. А он оказался абсолютно не готовым…


Здешнее, принадлежащее Гволну тело, прекрасно ему подчинялось. Не болели ни руки, ни ноги, крылья исправно то поднимали его к потолку пещеры, то опускали вниз. На краю Песочницы стояли двое псевдо-гномов, молча наблюдавшие за его полётом. Для них это было необычно: молчать при виде зловещего демона их страшных преданий. Неужели и они что-то чувствовали?

Он присел, прислонясь спиной к стене, сосредоточился. На краю сознания внезапно появились щекочущие ощущения в бёдрах. Мастер уже понимал, что вернуться в расщеп ему не суждено. Некий процесс, предусмотренный правилами Большой Игры, шёл своим чередом. Выбора не было. Ермолая Харламова, обитателя миров Края, ожидала неминуемая смерть. Он вздохнул и представил себе извергающийся в туманную пустоту водопад мира Севего.

Ощущение погружения мелькнуло мимолётной тенью — в следующую секунду он ощутил, как бьёт и треплет его беззащитное тело напор воды, затем он почувствовал, что падает. Ермолай, в чётко ощущаемом физическом теле, летел вниз в плотной водной массе и не мог даже вздохнуть…


Эпилог

Полнеющая молодая девушка в белом халате спустилась со стремянки, держа кучу папок под мышкой и прикрыла за собой дверь архива. В ординаторской сидевшая за столом пожилая докторица подняла глаза на неё и спросила:

— Ну, Лиза, сколько историй подобрала?

— Двенадцать, Эльвира Михайловна. И ещё одну взяла из любопытства, просто посмотреть.

— И кто тебя заинтересовал? — невысокая женщина нацепила на тонкий нос очки. — А, потеряшка…

— Тут в скобочках фамилия указана: Харламов, — возразила Елизавета.

— Помню я его, как же, это всё в моём отделении происходило. Могу рассказать, чтобы тебе мой почерк не читать. Ты ведь его не всегда разбираешь, верно?

Девушка присела напротив, на потёртый диванчик и кивнула.

— Ну, что такое биографическая амнезия, ты знаешь. Полная потеря памяти о своей личности. Человек знает, как одеваться, пользоваться вилкой, ложкой, умеет читать, довольно много знает об окружающем мире — но не может сказать, кто он, где и как жил, не помнит родственников и друзей. При каких психических расстройствах встречается такой симптом, тоже знаешь?

— Расстройства истерического круга, — несмело произнесла Елизавета.

— В основном — да. Возможны такие состояния и после черепно-мозговых травм. Ходят всякие слухи о психоактивных препаратах, дающих такой побочный эффект, о процедурах психоблокировки — но это пока только слухи и предположения. В общем, объявился этот больной на станции Рыбинск-товарная и обратился к дежурному по станции. Надо сказать, что потеряшки очень часто объявляются вблизи железных или шоссейных дорог. Как будто ехали куда-то и вдруг цель поездки забыли и сошли, где попало. Там, кстати, пригородные поезда останавливаются. Вот. Ну, а дежурный нам позвонил: у них за последние десять лет уже третий такой случай. Его к нам и привезли.

— Не сопротивлялся? — поинтересовалась Лиза.

— Нет. Хотя, надо сказать, что он сразу сообразил, что очутился в психбольнице. То ли раньше бывал, то ли прекрасно понимал, куда его с такими жалобами привезут. И согласие на госпитализацию подписал без вопросов.

— И на лечение тоже? — оживилась Елизавета.

— А какое в таких случаях лечение? — строго посмотрела на неё Эльвира Михайловна. — Других жалоб у него не было, так что и лечения ему не предлагали. Осмотрели, конечно: соматическое состояние удовлетворительное. На бёдрах, правой руке и кисти левой руки — кольцевые шрамы. Как будто конечности отрезали и потом снова пришили — это он сам так сказал. В виде предположения, конечно — о происхождении шрамов пациент не помнил…

Разговорившись, пожилая докторица уже не смотрела на Елизавету, листавшую историю болезни. Она рассказывала, как применили к потеряшке метод компьютерного психоанализа, разработанный когда-то для спецслужб и заключавшийся в подпороговом предъявлении различных слов и образов с последующей фиксацией непроизвольных реакций.

— Я всё это знаю, Эльвира Михайловна, нам читали теоретические основы.

— Ну, а здесь использовали специально для таких случаев переработанную программу. Но мы просили его, сверх того, как можно больше спонтанно рисовать, раскрашивать контурные карты, подробно записывать сны. В общем, работали интенсивно: и персонал отделения, и интерны, даже консультант из области у нас целую неделю сидел. В итоге выяснилось, сильнее всего потеряшка реагировал на мужское имя — Ермолай. И на фамилию — Харламов. Что не было доказательством, конечно — ему же предъявлялись только распространённые имена и фамилии. Это могли оказаться имена и фамилии его друзей. А лучше всего он представлял следующую местность: юг Красноярского Края и Хакассию. Их карты он вообще по памяти рисовал. Туда мы запросы и отправили, вкупе с его фотографией. Заметь, с полного его согласия…

Вообще, как заявила Эльвира Михайловна, вёл себя пациент образцово. Исписал целую тетрадь записями снов, изрисовал кипу бумаги. Только вот на некоторых рисунках он изображал чуждый мир, с огромным морщинистым зелёным спутником в ночном небе и оранжевой растительностью. Рисовал он ещё и средневековые замки и крепости, странных созданий с топорами, похожих на сказочных гномов, вовсе уж несуразных тварей. А чаще на его рисунках появлялось лицо молодой женщины азиатской внешности.

— Я сама выросла в Средней Азии, — убеждённым тоном изрекла Эльвира Михайловна, — казашек и киргизок навидалась. Эта не из них. И точно. Стучат как-то раз ко мне в кабинет, я кричу "войдите", смотрю — она и входит. Та самая женщина с портрета. Постарше, правда. Паспорт мне предъявила — Ольга Аникутина, в паспорте штамп — зарегистрирован брак с Ермолаем Харламовым. Сама она родом из эвенков. Ну, я её расспрашивать начала, что да как? Это же моя обязанность, удостовериться. Сам потеряшка ведь определить не сможет, жена за ним приехала или кто чужой.

— А что, его паспорт она с собой не привезла?

— То-то и оно, что не привезла. Ермолай, оказывается, вместе с мужем сестры в автокатастрофу попал, совершенно в жуткую аварию. Его из сплющенной машины по частям выскребали, от паспорта только клочья остались. Вот он долго лечился, ему руки-ноги не то имплантировали, не то заново вырастили, а в сознание он так и не приходил. А однажды приходит медсестричка к нему в палату поутру — а койка пуста…

Эльвира Михайловна вздохнула и покачала головой:

— А ведь он там голый лежал. Нашёл как-то одежду, полстраны проехал без денег и документов. Вот как бывает. И ты знаешь, эта тунгуска ничему не удивлялась! Я ей даже его рисунки показывала, она смотрит, улыбается и говорит, что он и раньше такое рисовал. Большой якобы любитель фантастики был. Я ей показываю тварь, похожую на помесь леопарда со слоном, а она и говорит: "это сточер, не волнуйтесь, Эльвира Михайловна, никаких душевных расстройств за этим рисунком не стоит". А ведь я ей не говорила, как меня зовут! Впрочем, она могла у кого-то из персонала спросить.

— Но какие-то доказательства, что она его жена, она представила?

— Ну конечно! Кучу фотографий Ермолая, от младенчества до счастливого отца семейства, предъявила. У них двое детей, девочка и мальчик, девочка — абсолютная копия мамы. Диплом его показала — он по диплому психолог, кстати — и выписку из истории болезни того лечебного учреждения, где он лечился. Привели его санитарочки в кабинет, он Ольгу увидел, и стоит молча, слюну глотает, глазами её пожирает. А она, прямо как в кинофильмах показывают, смотрит ему в глаза, и как будто что-то говорит мысленно. А он не слышит… Я и говорю: " Харламов Ермолай Николаевич, за вами супруга ваша приехала, узнаёте?". Она молчит. А он её как будто глазами спрашивает, что ему делать. А потом робко так шаг делает и слегка обнимает.

— Узнал? — с нетерпением спросила Елизавета.

— Врать не буду, сама не поняла. Вроде как он и не возражал особо. Она ему вопросик короткий, в два-три слова, он ей — такой же ответ. И знаешь, чего он спросил первым делом? Спросил, где Леонид — это зять его, с которым они в катастрофу попали. Она и сказала, что пока лечится, ждём, мол. Он сразу погрустнел, и уже больше ничего не спрашивал. Так они и ушли вместе, со стороны посмотришь, ни дать ни взять случайные знакомые. А все рисунки Харламова я прибрала, они в историю болезни вложены. Посмотри, Лиза. Ручаюсь, ничего похожего ты никогда не видела…


Орёл, 2011 г.

Загрузка...