Второе полугодие

30 декабря 1981 г

«ВСЁ! Мы это сделали! Мы отыграли вчера на праздничном новогоднем вечере! (А слово "новогодний" надо писать с какой буквы? То есть я знаю, что с буквы "н", но с большой или маленькой?) Всё отыграли, между прочим. Мы имели успех! Вернее даже так: мы поимели этот успех всеми способами во всех позах! А нас никто! Не знаю, что будет потом, но… А нет, я знаю, что будет потом — потом будет Новый Год и Новогодние Каникулы. А потом мы придем в школу только через десять дней, и к тому времени уже всё забудется. Надо только предупредить секту, чтоб в школе всё это время никто не показывался. Пусть уляжется, пусть отстоится и поблекнет сама память человеческая о нашем замесе.

Прежде всего все наши должны запомнить чётко — мы НЕ играли "Девочка сегодня в баре", остальные несогласованные песни тоже не играли, но вот эту не играли совсем! Репетировали мы сей опус с почти выключенными инструментами "ночью под одеялом" и пацаны с меня тогда взяли страшную клятву, что до "Девочки…" не дойдет. Новый Год к нам мчится, и на этом остановимся. А вот не остановились. Когда от нас потребовали повторного исполнения Новогодней песенки, у меня что-то замкнуло и тщательно забытый куплет пошел из глотки сам собой:

Я Дед Мороз, борода из ваты,

Я уже слегка поддатый.

Мне сказали меня здесь ждут,

Значит, будем догоняться тут.

Налейте мне вина побольше,

Мне везти подарки в Польшу…

Что бы кто бы не думал, а зашла песня снова на "Ура". И "Алюминиевые огурцы", и вообще всё. И девочка плакала в автомате, и луч солнца золотого вновь скрыла пелена. Кстати, я не рискнул петь за Трубадура, там Арзамас вытягивал — справился. На празднике не было младших и средних классов, которые могли бы неправильно понять репертуар, а старшие веселились под нашу музыку так, словно мы были настоящими Бременскими музыкантами.

Зинаида Андреевна? Нет, она не сдернула со сцены ни меня, ни Арзамаса, ни Чугу. А сцена в нашем спортзале достаточно высокая, летели бы громко. Кстати, я вообще не видел, чтоб в какой-то иной школе спортзал имел сцену, но в этой вот имелось серьёзное возвышение с одной стороны, используемое как сцена на массовых мероприятиях. Актовый зал-то махонький! Так почему мы не полетели с этой сцены? А всё просто: кто-то очень умный решил, что надзор за дискотекой, вернее за праздничным вечером, посвященным бла-бла-бла, есть суровая повинность и тягомотина, не достойная лучших из лучших. Тем более двадцать девятого декабря, когда вся учебная программа уже завершена, когда преподавательские коллективы школ уже переключились на новогоднюю тему. Вся страна пашет вплоть до вечера тридцать первого декабря? Молодцы, пускай! А у нас пахать будет… будет пахать у нас… Самые ненужные, самые незаслуженные, то есть молодые учителя, которые ко всему прочему еще и ментально близки к старшеклассникам. Физрук, старшуха, то есть старшая пионервожатая, математичка. Математичка в своих огромных роговых очках сильно напоминает певицу белорусской группы «Верасы» Ядвигу Поплавску, за что ей многое прощается детьми. Так что это создание, хлопающее ресницами так, что волосы развеваются, постигает азы своей профессии в щадящем режиме.

Вот и скажите, кто из этих молодых педагогов способен сбросить со сцены музыкантов группы «Одноклассники»? то есть да, физрук может, может даже через бедро. Но тут какой нюанс — его на утверждение репертуара не звали, а личное мнение молодого мужчины об исполняемых песнях выдавала нога, дрыгающаяся в такт мелодии и безуспешно пытающаяся раскачать всё тело учителя. Математичка с пионервожатой тоже не были приглашены, зато у них была бумажка. Очень важная бумажка, на которой фиолетовым по серому был прописан утвержденный репертуар.

Я вас умоляю, что могут сделать две молоденькие незамужние женщины, когда против них вышел с харизмой наперевес сам Дмитрий Лихарев! Пусть и в виде личинки. Да, внешность подкачала, зато нутро не спрячешь. Обе ответственные девушки были усажены мною на лавочку, осыпаны комплиментами их профессионализму, авторитету в рядах учеников (Я вас предупреждаю, господа гусары, про грудь ни слова! За обрез юбок не заглядывать!). И уже потом, когда контакт был налажен, мы перешли к обсуждению репертуара. Бумажка отложена в сторону решительным движением руководителя ансамбля (увы, не отвертелся от этой чаши скорби), потому как:

— Дорогие дамы, именно вам предстоит вынести окончательный вердикт! Ваше мнение мне особенно важно! Вот смотрите, то есть слушайте, эти вот строки нормально ложатся? Валер, сыграй эту фразу!

— Нормально.

— А вот здесь не слишком? Валер, дай это место!

— А тут вяло, ребята. Тут вам надо ускорить темп, вы должны слушать барабаны. — Чуга улыбается во все уши, то есть до самых ушей, слушая «экспертное мнение», а Корней в это же время уже скоммуниздил бумажку. Да и фиг с ней, я и так репертуар помню!

Из-за этих телодвижений по выведению из строя системы учительского контроля праздничный вечер начался минут на двадцать позже. А из-за дикой популярности мы чуток заигрались… Но общее время мероприятия не изменилось — просто урезали дискотечную программу. И да, под "Волчок" группы "Круиз" прыгали аж три раза. Они круче нас, если судить беспристрастно, чего уж там. Так что совершенно правильным было решение не играть то, что можно и так послушать, в оригинале то есть.»

Творческий коллектив не сказать, что был ошарашен своим успехом, он был им «накурен», как принято будет говорить не в это время. Пацанам снесло крышу в буквальном смысле слова. Им было так здорово, что никому даже не пришло в голову после выступления остаться в спортзале и прыгать с остальными школьниками. А может, у них просто сил не осталось на это. Всё-таки выступления со сцены вещь весьма выматывающая, особенно без подготовки. Меньше других досталось Ирине — она без своего фортепьяно, которого в спортивном зале нет, только пела кое-что или подпевала на заднем плане. Эдакий бэк-вокал получился, довольно слабенький, кстати.

— Парни, ну мы дали! — Чуга потный и расстегнутый сидел в актовом зале с видом хоккеиста, вернувшегося после матча в раздевалку. Еще и дышал тяжело. Но его можно понять, если кто не пробовал лупить на ударной установке, то поверьте на слово — сил процесс отнимает много.

— Да вообще всё супер! — Ирка не походила на взмыленного хоккеиста как минимум потому, что сидела, не расставив ноги. Ну и не вспотела, в отличие от всех остальных. — Кто бы мне сказал, что мы такое отмочим, я бы… — пауза затянулась.

— Ты бы так сильно не возмущалась во втором классе музыкалки, — закончил её фразу Женька Сериков.

— Слон, а ты помнишь, что ли?

— А то! В одном же классе чалились, вместе на Сольфеджио ныли.

— Точно!

— Уважаемый коллектив, поздравляю нас с боевым крещением! Если нам за сегодняшнее ничего не будет, то… — а вот теперь затормозил уже я.

— Что «то»? Договаривай, Миха.

— Честно сказать, не знаю, что будет. Если не разгонят, то будем играть, наверное. Причём, конкретно этот репертуар публике зашел хорошо, сами видели.

— Куда зашел?

— В душу! Не тупи, Слон! — Арзамас выглядел гипервозбужденным, чуть не подпрыгивал на попе, — Мы теперь даже на танцах смогли бы играть за деньги! Вон у нас как классно выходит.

— Ага. Сопли сначала подотри. На танцах надо два часа оттарабанить, а у нас полчаса еле получилось. И то одну песню два раза лабали.

— Да и не будут нас слушать, мелковаты мы для танцев пока. И вообще, самодеятельность. — Женька буквально добил этим словом Валерку. — Нам надо еще тренироваться и репетировать, а потом снова репетировать и тренироваться. Тогда и лажать не будем как сегодня.

— А кто лажал⁈ — Подорвался Чуга. — Вы ж сами меня не слышите, а потом претензии предъявляете.

Короче говоря, начали за здравие, а закончили посиделки разбором полетов. Может, это и к лучшему, а то возгордились, понимаешь.

«Галстук. О да, это был галстук! Я увидел его в городском универмаге, в который зашел без оформленной цели, как-то сам не знаю зачем. А увидел и понял — вот за ним-то я и пришёл!»

С галстуками у меня, Дмитрия Лихарева, отношения особые. Кто-то любит инструменты, чтоб немецкие и в идеальном состоянии. Ни для чего, а чтоб были дома. Кто-то надрачи… западает на аудиоаппаратуру. Я же люблю галстуки. Любил. Красные или желтые, с выработкой средней ширины итальянские или просто отлично пошитые. Не из кусочков, не с дешёвой подкладкой, избави бог не синтетические. Вот этот галстук был именно такой.

— Девушка, а покажите вон тот галстук! Нет, левее, сине-красный!

— Вам в подарок? Он дорогой.

Дорогой или нет, а я его куплю. Странно даже, что не импортные. Кто-то где-то на просторах моей Родины умудрился пошить такое, какое я не постыдился бы надеть даже в Английское посольство на прием. Да, бывали мы и там, перенимали опыт капиталистического строительства в начала нулевых. Одна беда — «моё» «шикарное» тело и «мой» «шикарный» костюм были буквально созданы… А для чего они были созданы? Причем созданы весьма хреновенько, вон тело даже до пятнадцати не смогло дожить, не окочурившись разок.

«Короче, галстук я куплю, но не себе. Подарю папе Диме на Новый Год. И будет у меня полный комплект подарков для всей семьи. Подарок маме валяется уже недели две в столе. Мысли по поводу заработка вылились в идею производства терок для пяток. Идея стала планом, так что одну тёрку из буковой дощечки, чудом подобранной в классе трудового обучения, я выпилил, отшлифовал, покрыл лаком и обклеил наждачкой разной зернистости с двух сторон. А потом прикинул, сколько нужно трудозатрат, материалов на это. А главное — рабочее место нужно, причем школьная мастерская не вариант. Так что план обогащения был похерен, а тёрка осталась валяться у меня в письменном столе. И вот сейчас вырисовывается комбинация: отцу галстук, матери тёрка. Стоп, а Пашка? Придется и ему какую-то хрень дарить. Но с этим легче, прямо сейчас пойду в отдел игрушек и подберу что-то милитаристское, чтоб ребенок рос оголтелым шовинистом и мужланом.

Завтра Новый Год, не первый Новогодний праздник в моей жизни, но от того не переставший быть праздником. Тем более, что у меня семья, родственники. О! Долгополова! Блин, ей тоже надо что-то дарить. И это что-то должно сильно выбиваться из того, что обычно дарят одноклассницам. Но не трусы и не чулки. И не цветы. Тогда что? Что любят все девушки независимо от всего? А подарю-ка я ей духи. Кто-то скажет, что дарить духи рискованно, можно не угадать со вкусами дамы. И ошибется — если ты девушку ужинаешь, то ты её и нюхаешь! Так что подберу под свой вкус, держа в голове, что юным девам больше подходят ароматы лёгкие, цветочные. Вот этот, например, жасминовый.

— Девушка, дайте полюбопытствовать вон тот аромат.

— Чего тут любопытствовать, так смотри. Или слепой? Пять-восемьдесят.

— Погодите, вы что, предлагаете мне выбирать духи по этикетке и цене?

— Пацан, не морочь мне голову. Сколько наскребешь, за столько и купишь. Или ты в ароматах разбираешься? Так тут у нас не Москва, Шанель не привозят.

— Там тоже её не продают, ни Пятёрку, ни Аллюр на прилавки не выставляют.

— Вот! А чего ты тогда от нас хочешь?

— Хочу лёгкий цветочный аромат для юной невинной девушки.

— Невинной! — Продавчиха аж прыснула. — Сколько денег на подарок есть?

— В финансах как раз не ограничен. Потяну.

— Ну тогда… — Продавщица наклонилась так, что я бросился искать ложбинку в глубоком вырезе её платья. Увы, никакого выреза форменное платье продавца универмага не предполагало. — Если ты готов чуток переплатить… — тихим грудным голосом, словно женщина предлагала мне самоё себя, а не духи.

— Девушка, не томите уже. А то прямо тут кончу.

— Ну ты наглый! — Фыркнула «девушка» — Есть польские духи «Пани Валевска». Чирик без чека.

— Настоящие? Не самопал?

— Обижаешь, парень. Спроси кого хочешь… Не, не спрашивай. Если разбираешься, то сам упаковку заценишь.

— Ладно, по рукам! Вот моя десятка, давай эту любовницу Наполеона, посмотрим ей под платье.

— Любовница Наполеона? Это в смысле в её честь духи назвали?

— Ну да, поляки, они такие. Гордые. Им душу греет, что их дворянка постель императору грела. Тому, которому мы задницу надрали.

— Вот же! А ты точно это знаешь?

— Стопудово! В Большой Советской Энциклопедии статья есть.

Продавщица выпрямилась и сама стала похожа осанкой на гордую полячку. Теперь для неё главным делом было донести до товарок такой пикантный факт. Два рубля сверху уже забылись. А моя дорога в отдел игрушек — буду Павке выбирать танк".