3 декабря 1981 г

Завтра пятница, а что толку? Пятница не предвыходной день, не короткий и не расслабленный. Просто очередной учебный. В субботу после уроков тоже нет повода зависать классом — у детишек есть шанс успеть на передачу «В гостях у сказки». Я фигею: одноклассники курят, матерятся, на лестницах головы начали задирать, стремясь взором проникнуть под покровы школьных платьев отдельно взятых старшеклассниц, а туда же — в гости к сказке.

С другой стороны, а у кого на блюрей-дисках полные комплекты коллекционных изданий «Властелин колец» и «Звёздные войны»? Хотя не, это другое. Там шедевры, спецэффекты, актерская… нет про актерскую игру не будем. Гномы мордами изображают суровых гномов, а эльфы — высокомерных эльфов. Им можно маски пластиковые натянуть, и ничего не изменится. Это как Шварцнеггер в роли Терминатора, не надо играть лицом, можно играть мышцой. Снимаю претензии к великовозрастным детишкам в их любви к сказкам. Честно признаюсь себе — мне завидно, оттого и ворчу. Банальная зависть к тому, что у этих ребятишек чувство вкуса пока не испорчено, они готовы даже черно-белую картинку впитывать и картонного Змея Горыныча хавают. А я не могу. Вся эта фильмоклассика, весь ваш Ромм и Гайдай не заходят. То есть, кое-что из старья у Гайдая продолжаю смотреть по пятнадцатому разу, а его более поздние поделки с конца семидесятых — голимый треш.

А взять эти, как их, «Семнадцать мгновений весны»? Ну ведь тягомотина страшная, ни динамики, ни интриги внятной не сыскать. Настолько кондово на взгляд человека следующего века, что… Что фашисты на экране смотрятся выигрышнее всех прочих персонажей. После очередного прогона по ящику в нашей школе пацаны из пятых-шестых классов начали играть в фашистов! Молчат все вокруг, взрослые вообще не в теме, но я в курсе и охреневаю, у них там всякие штурмбанфюреры, штандартенфюреры бегают, на соплях поскальзываются. Откуда знаю? Так и Пашка рассказывает, и одноклассники подтверждают. И что с этим нацизмом делать? Пинки отвешивать всякому замеченному? А поможет?

Иду из школы, а Пашка уже во дворе бегает, играет во что-то с такими же мелкими.

— Павел, чего он у вас ревет как потерпевший? Побил кто? — Стоящий рядом с моим братом, вернее с братом моего тела, пацан рыдал не по детски. Глупый речевой оборот, в данном случае совершенно неподходящий. Но из дневника я ничего вымарывать не собираюсь.

«Рядом с Павлом стоял мелкий пацан лет семи-восьми и не по детски в голос заливался, грозя превратить весь двор в ледовую арену. Не вмешиваться в личную жизнь местных — первая заповедь прогрессора, то есть старшего брата. Отставить "не вмешиваться"»! В рамках улучшения внутрисемейных отношений мною взят курс на наведение мостов с младшим братом. Приручи ближнего своего, а дальние сами подтянутся. И не буду его вслух называть говнюком, вдруг это потом зачтется…

— Павел, чего он орет как потерпевший? Побил кто? Или ты сам его того?

— Это не он! — Проревел сквозь водопад самый мелкий гражданин. — Я телефон потерял!

— Мобильный?

— Чёрный!

— Вот даже как. Ну хорошо, что не серебристый, его в снегу искать было бы сложнее. А чёрный — фигня вопрос!

— Серебряные не делают! Только черные и зеленые!

— А еще красные! У папки на работе красный! — донеслось из-под мышки. Да тут полно мелких людей, оказывается.

— Погодите! Всем молчать! Откуда у тебя мог оказаться в кармане телефон?

— Мишка, ты ку-ку? Как телефон может в карман поместиться? — Брат вернул меня на землю, вернее в современные реалии. Впрямь, откуда сейчас в кармане может оказаться телефон?

— У нас телефон дома неподключенный лежит. Лежа-а-ал! Нам номер пока не дали-и-и! — Снова заревел пацаненок. — Мы крепость построили, а потом в ней в дом играть стали.

— И что?

— И я вынес телефон, чтоб как будто у нас телефон и мы звоним.

— Кто же тебе разрешил дорогой аппарат на улицу выносить? Он небось исправный.

— Папа-а-а-аааа!

— Папа может. Да. И что, был телефон, а теперь нету? Испарился?

— Мы обедать домой бегали, а телефон я в доме оставил. Вернулся, а его нету-у-у-уууу!

— Ну это понятно. Кто мимо такой дорогой вещицы пройдет-то. Это ж червонец по деньгам, а то и бутылка. Сочувствую, пацан.

— Миш, что, даже не поможешь?

— Интересно даже, чем я могу помочь твоему безголовому другу?

— Давай ты вместе с нами поищешь?

— Типа, походить кругами по двору, попинать снег?

— Ну да.

— А смысл?

Павлик пожал плечами, у него тоже не было понимания пользы от этого ритуала. Но что-то же надо делать в такой ситуации. Это как подорожник, который прикладывают к сбитой коленке. Эффекта никакого кроме психологической помощи.

— Не, пацаны, я пас. Ушел твой телефончик, мелкий. Зато потом, лет через тридцать будешь хвастаться — первый ребенок России, потерявший свой телефон на улице.»

Вторая четверть самая короткая, самая любимая. А с учётом того, что последняя неделя, считай, полностью вымарывается из учебного процесса, то вообще шоколад! Но до конца декабря еще дожить надо. Не в том плане, что кто-то попытается меня убить, а в том, что надо усилия прилагать какие-то. Прежде всего и труднее всего — не вытыкиваться. Это прямо цитата из совета нашего комсорга класса Светки Тихоновой. Она и раньше не была неформальным лидером класса, да и формальным тоже. А тут её роль вообще нивелировалась до минимума.

Ниже её по статусу только староста класса. Я даже не знаю, кто у нас староста, да вообще не факт, что он-она-оно существует. Не помню сам, не подгружается память донора, существуют ли в старших классах старосты. Я сам бы не вспомнил про такого персонажа, Пашка под руку напел. Он вдруг решил, что ему интереснее пойти со мной домой, чем продолжать искать развоплотившийся телефон:

— Ты прикинь, Мишка, он прямо перед классом как заплачет!

— Это что вы ему такое сказали обидное, что он заплакал? Обзываться начали?

— Ага, начали. Подсирателем совета отряда обозвали. Только он еще раньше заплакал, когда его классная руководительница в председатели выбрала.

— Погоди, Пашка, вы же должны выбирать себе пионерского командира, этого вашего подсирателя. То есть председателя.

— У нас раньше староста класса был, старосту училка назначала. А когда мы в пионеры вступили все, у нас пионерский отряд стал. И должен быть председатель. И классная сказала, что будет Герасимов, а мы за него должны проголосовать. И как все руки подняли, он как заревел! Мы валялись!

— Жестокие вы люди. Герасимову не повезло просто. А вдруг бы тебя поставили, ты бы что делал? Небось бы тоже плакал.

— Не знаю. — Пашка вздохнул и не стал врать. Умный человек никогда не бросается словами типа «да я бы никогда…». Потому как порой только в процессе чего-нибудь ты осознаёшь, насколько ты «никогда и никуда». А Пашка не дурак. Расчетливый засранец, манипулятор и не дурак.

— Ну хоть не соврал, и то молодец. Ты пожрал?

— Неа, забыл.

— Или лень было разогревать?

Стопэ, а с какого перепугу мне не всё равно, пожрал он или голодный бегает? Социализация, безжалостная ты сука. Вот так и утрачивают рыцари без страха и упрёка свои доспехи. Сегодня ты брата пожалел, завтра героя заказной статьи не унизил просто потому, что он тоже человек, а что потом? От гонорара откажешься? Так его с таким подходом тебе никто и не предложит. Человеку социализированному, с понятиями о приличном и неприличном поведении никогда не встать вровень со всякими там Карауловыми и Невзоровыми. Матери, жёны, друзья и соратники — это те гири, которые не дают взлетать акулам пера.

Я тоже умею готовить, как все настоящие мужчины, даже люблю этот процесс. Бывало, возьмешь бутылочку шираза для маринада, да и отопьёшь треть, чтоб мясо не закисло. Или салат когда готовишь, то хорошо пробовать буженину, которая в салат режется. И… ну вы поняли, когда ты готовишь на красивой кухне из красивых ингров под хорошую музыку для любимых людей, то душа тоже поёт как не знаю кто. И выходит запеченная симфония или овощное танго. А тут у нас суровый край, борьба за выживание и разжёвывание основ марксизма параллельно с пережевыванием пищи, не очень вкусной, зато в меру натуральной.

Это я всё к чему? Это к тому, что Павлик, оказывается, не приучен есть всё вот это, к чему готовит советская действительность и что готовит его мама. Можно сколь угодно долго восхищаться вкусом котлеток с пюрешкой, но если твоя мама работает пять дней в неделю, то котлетки эти будут из кулинарии. Вы знаете, что такое кулинария? Не, это не мясное животное, которое забивают и прокручивают на фарш. Кулинария при ближайшем рассмотрении оказалась филиалом гастронома, в котором работают советские люди со всей советской беспощадностью к… прежде всего к покупателям.

А вот сами представьте: ты такая вся из себя красивая женщина с золотыми серьгами по всему лбу, и дома тебя ждут такие же упитанные детки, которые постоянно хотят кушать. И ждут они не только тебя, но и сцуко-сумку, в которой им несут вкусняшки. Кто встаёт как враг между сумкой и твоими детинушками? Покупатель, самое ненавистное существо! Он тоже считает, что имеет право кормить детей (заметь — не твоих, а каких-то совсем чужих наглых оглоедов), он прямо из твоей глотки готов вырвать это мясо, которое ты кладешь в котлетки по девять копеек за штуку. Должна класть в котлетки по девять копеек. Когда-то клала, в юности, пока тебя не отругали старшие товарищи, пока не народились младенчики-кровиночки. Вот и думайте, дорогие мои, стоит ли искать в покупной котлете то мясо, которое предназначено для детей продавцов гастрономии и кулинарии. А еще ж что-то надо обменять на импортные дутые сапоги-луноходы, без которых сынульку в школе за человека не посчитают.

Я вам не говорил, кого здесь и сейчас считают людьми? Тех, кто крутится, кто может что-то достать или купить с переплатой, потому как бабок куры не клюют. А прочие, которые в ширпотребе — это граждане. Именно для них писан закон, о них неустанно думает партия вообще и товарищи в частности. Товарищи — это вам не граждане и не люди, товарищи не достают, не стоят в очередях, у них даже деньги стали рудиментарным органом, без которого в принципе можно неплохо жить. Товарищи получают пайки, дефицит им дают в распределителях, а путевки в санатории ничего не стоят. Потому как товарищи — соль земли нашей, подлинные строители и первые тестировщики коммунизма.

— Так что, Пашка, суп ты есть категорически отказываешься? А чего, вкусно же. Как бы…

— Отказываюсь! Он с капустой. А котлеты есть?

— С пюрешкой?

— С пюрешкой — и смотрит с надеждой на старшего брата.

— Нету. Макароны будешь?

— Твои? Буду!

Понятное дело, мои макароны любой будет. Мои макароны даже я ем без напряжения душевных и прочих сил. А всего-то натереть сыра, да кинуть в свежесваренные макаронные изделия сливочного масла побольше. Да с луковой разжаркой. И не переварить макарошки, чтоб не начали слипаться. Насчет «не ошпариться», когда сливаешь я писать не буду — взрослому и так это понятно, а мелкие так не смогут. Вот такие макароны с сыром мой младший брат будет. Ха! Да я даже на родителях как-то испробовал этот рецепт — сожрали без остатка всё подчистую! Отец Мишин попытался развить идею, мол раз так умеешь готовить, Михаил, то…

— Да ты что! Кроме макарон и не умею ничего, и времени ни на что вечно не хватает. — И сразу руки в защитном жесте в сторону отца, только что отворот не начал вслух читать.

— Я как-то успеваю всё, думаешь, нам с матерью легче?

— Я не думаю, пап. Ты сам посчитай: в школе учусь, причем пытаюсь без троек, чтоб аттестат выглядел прилично; музыкальный коллектив собрал, с пацанами занимаемся музыкой, раз уж вы меня в музыкалке столько лет мариновали; в кружок роллеров хожу, с тренером вместе всякие трюки разрабатываем; в центральную прессу статьи пишу…

— Ну ты уже через край хватил! Разок написал, теперь год говорить будешь?

— А ничего, что я в три издания статьи подготовил, а потом еще переделывал? А то, что я каждый день дневник пишу, это время не отнимает?

— При чём тут дневник?

— При том. Я стиль вырабатываю, чтоб рука не отвыкла от публицистики. Раз уж выбрал себе занятие на всю жизнь, надо каждый день в себе тренировать журналиста. И, наконец, я занимаюсь физкультурой, чтоб уважали, чтоб здоровье было, чтоб вы гордились! — Эк меня понесло, словно мне не до лампадки, что про меня кто думает. Но как аргумент зашло.

— Это верно, мы тобой гордимся, да. — Отец начал отползать назад. Ладно, раз ты такой занятой…

Чего-то мысли перескакивают с одного на другое. Разговор тот с отцом по поводу готовки уже две недели как состоялся. А сейчас у меня кот некормленный мяучит под ногами. Фигурально выражаясь. Пашка, кис-кис! Иди жрать, существо!

— Сам ты существо! Сейчас, штаны переодену и приду! — Кричит из комнаты мелкий. Это что, я вслух его позвал как кота? Бывает…

«Мы сегодня репетицию решили замутить не как обычно, а вечером. И пообедать успеем, и меньше народу в актовый зал соваться будет. А то когда после уроков остаёмся, то и полкласса с нами тусит. Вроде своя компания, но пацаны и девки галдят как на батарейках. И при этом не заткнешь их. Ну и не скажешь однокласснику: "Чего приперся!", он вроде кореш твой. Так что дома я пробуду недолго, а вот потом в школе можно будет зависнуть до ночи, ну как минимум дотемна. Уроки? А что уроки… Письменные прямо сейчас сделаю, а устные пусть так из головы всплывают, если смогут.

Нормально так порепетировали. Кто-то вспомнил, что мы вроде «Черного кота» прошлый раз пробовали изобразить. Тот раз не пошло, а сегодня по непонятной мне причине всё было зашибись! Ирка поймала кураж и прямо как фортепьянила, так и запела, не слезая со стула. Не Агузарова, конечно, но вполне хорошо вытягивала припев. И это без микрофона! А уж когда ей микрофон подсунули, то все решили — «Кота» исполняет Долгополова, а мы не подпевке у второго микрика.

На звук знакомой мелодии в актовый зал ввалился Прихожих. Директор сначала постоял у двери, боясь нас спугнуть, а потом просёк, что мы сейчас как тетерева на току, ничего не видим и не слышим кроме себя. Уселся в зале около прохода и дрыгал ногой в так барабанам Чуги. Ах нет, директора не дрыгают ногами, они ими солидно покачивают. А потом шеф также молча ушел, только показал на прощание большой палец.

— Это что сейчас было? — Арзамас стеснялся поверить, что Олегу Александровичу наш бит понравился.

— Это было утверждение нашей песни в репертуаре ансамбля с самого верха. Давайте шлифанем еще пару раз, и по домам!

Кстати, ты в курсе, что Сашка Евсюков в восемьдесят первую перевелся? Говорит, ему туда ближе ходить, и на секцию бегать оттуда удобнее.

— Валер, да правильно он всё сделал. Тем более, ему на бокс ходить. А в нашей школе у него прямо сплошные травмы образовываются.

— Может, ты зря так жёстко с ним? Как то не по-человечески.

— Урок ему будет на будущее, что даже самый зашуганый и безобидный пацан может однажды выдать ответку. А то еще и перо в бочину воткнуть. Слышал, что с Цветковым случилось?

— Это да, Силуянчик теперь сядет.

— Этот сядет, а тот уже не встанет. Всем наука.

История грустная и несмешная ни разу произошла в самом конце ноября. Старшаки на год нас раньше ушли после восьмого класса, кто в ПТУ, кто в технарь. А Цветков решил по старой памяти отбуцкать своего бывшего одноклассника, чисто ради развлечения. Силуян мелкий и хилый, получил по роже, а потом сбегал домой за ножиком. Нашел и Цветка на том же месте во дворе, и срок себе. История не потрясла школу по двум причинам. Учителя не отреагировали вовсе, поскольку парни уже не их ученики. А пацаны просто сказали, что Силуянчик всё правильно сделал, и списали обоих бывших знакомцев.»

Загрузка...