Второе Пришествие Тараканов

Жирный холеный таракан выполз из промежутка межу Shift и Ctrl, посмотрел на Доу, поправил буденовские усы и спросил:

— Как насчет крошек, дружище? Что-то давно их не было…

Надо сказать, что горячие клавиши в этой проге были очень уж горячие. Прямо пальцы жгли. Поэтому когда Доу попытался допустить оскорбление действием, марахайка глюкнула и зависла, а рыжий пидарас степенно и не спеша умотал обратно в клавиатуру.

Доу набрал вопрос и вставил кредитку в прожорливою щель. Но на кнопку Send еще не нажимал. Причина в больно уж большой сумме, которая должна была перекочевать с этой самой кредитки неизвестно куда. Он уже совсем было, решил отказаться от этой затеи, но тут опять появился его старый знакомый. Правда, на этот раз он использовал для выхода промежуток между Alt Shift и Z. Доу ругнулся и отработал Send.

Наш шеф редко опускается до личного разговора с сотрудниками, и в десяти случаях из двенадцати делает это чтобы сначала вытереть об них руки, а потом вывалять их (сотрудников) в гавне. Вся деятельность нашей фирмы определяется программой аналитика. Программа эта очень крутая и имеет хороший рейтинг, но больно уж корректная в смысле интерфейса. Вот она и держит нашего шефа для всяких поганых нужд. Проблема еще в том, что фирма наша очень уж рассредоточена по всемирной паутине, поэтому использовать нашего паука Рейнгольда для мелких пакостей просто нет смысла. Но, несмотря на это, его используют для этого все кому не лень. Ну настолько он мучается сам, когда это делает, что просто трудно удержаться и не пожалеть его.

— Что будешь пить? — спросил Рейнгольд.

— Валерьянку, — сказал я.

— На твоем месте я бы попросил цианистый калий, — посоветовал Рейнгольд. После чего достал валерьянку и выпил. — Мы тут просчитали анкетки и вывели рейтинг. Катимся вниз с ускорением, и все из-за этого глюкнутого Доу.

— Сейчас начнутся недостойные намеки…подозрения… — сказал я.

— А как ты догадался?

Догадаться, впрочем, было не трудно. Лет так несколько назад в далеком инетовском дедыстве, для раскрутки сайта заказчика мы затеяли игру в вопросы и ответы. Очень это тогда казалось оригинальным. Одни ламеры задавали вопросы и обеспечивали клики, другие отвечали и платили нам за регистрацию. Были и такие, что получали ответы от зарегистрированных. Эти платили больше всех. Мы тоже платили премии и призы, но платили меньше всех. Но постепенно наш белый промоушен стал если не темнеть, то уж вечереть, по крайней мере. Ну не то чтобы угольно-черный, а скорее серый такой с тенями. Мы и раньше в общем-то продавали интересные вопросы, а тут Рейн устроил прямо дешевую распродажу какую-то, и более того какой-то идиот посоветовал ему на этой бирже играть. И ведь надо ж такому неудобству случиться, этим идиотом оказался не кто-нибудь, а я. Нет, какой никакой мы куш сорвали. Но статистика, как судьба, жуткая и страшная вещь. Вбухали, мы деньги в один занозистый вопросик, на который так ответить никто не смог.

— Короче, — сказал шеф, — Сижу в дерьме по самые уши, да и то только потому, что стою на плечах таких титанов, как ты.

— Ты зачем меня позвал? — спросил я, — Я и плавать то не умею.

— Придется учиться и, кстати, как ты относишься к тому, что услуги инструктора по плаванью я буду компенсировать из твоей зарплаты?

— Если ты хочешь намекнуть, что тут была моя идея, то это была не моя идея, а анализ рынка.

— Твоя концепция, — сказал шеф, — И в рамках этой концепции контрацепции ничего лучшего не придумаешь.

— Давай не будем, — сказал я, — Ты мне даешь людей и ресурс. Если что-то можно сделать, я сделаю. Если нет, — пущу пулю в лоб, и себе тоже.

— Сначала научись стрелять.

— А я из джойстика.

Красоту этих женщин невозможно было передать ни стихом, ни линией, ни музыкой. Чудесность же этого места могла поспорить лишь с его величием. Со всех сторон высокогорное плато окружали горы, а лес, что рос на нем, не укрывал, а подчеркивал их величие. Реки шумели где-то внизу, ветры — где-то вверху. Здесь же было тихо.

Нежный запах весенних трав и притален, наполнял воздух спокойствием. Но не было спокойствия в словах, что звучали на небольшой поляне возле грота. Разговаривали двое. Первая была упруга, тягуча и плотна. Линии ее тела были тугими и сильными. Но говорила она тихо и очень медленно. Вторая, казалось, вся состояла из резкости и контрастов. Она пришла сюда издалека и шла долго. И речь ее была пропитана долгим путем и нетерпением. Одежд не было на них, и причиной тому было и совершенство их тел, и совершенство мира, который не порождает боли и страха.

— Здесь я и пришла я сюда, — говорила гостья, — Потому, что нашла новый стиль в том зле, что появилось недавно. Но не может он быть новым, ибо такое новым не бывает. Я вижу стили, и живу ими, но я не понимаю зла. Ты же отдала многое, чтобы понять его. А уйти от этого зла становится все труднее и труднее. И как ни мелко оно, его слишком много. Понять я не могу зло и жду помощи от тебя, я же помогу тебе познать стиль. И пусть нет у меня сейчас надежды, что мы уйдем от него, но сидеть и ждать, пока оно поглотит нас, и вовсе недостойно.

— Нет и не может, быть стиля у зла, — говорила хозяйка поляны, — Стиль может быть лишь у тех, кто его создает. Потому как зло — это излом. А бывает он лишь от несовершенства породы или от специального удара. Потому и нет нового зла, все это было. Когда-то, но было…

— Кто же может нанести этот удар, и зачем брать несовершенную породу за основу?

— Даже по незнанию никто здесь удара не нанесет, но многое в этом мире идет от миров нижних. И отказаться от этого мы не можем. А порода там слаба.

Не было таких склизких дел в фирме «Стройматериалыинвест», для которых Леваневского не использовали бы. Официально его должность называлась «кадровик», полуофициально — «юрисконсульт», четвертьофициально — «адвокат», неофициально он отвечал за вонь и безопасность. А если уж совсем откровенно, то обеспечивал эту самую безопасность созданием опасности для тех, кто этой безопасности угрожал. Фирма была жирная, дойная и не в меру вороватая. Эти самые стройматериалы и этот самый инвест каким-то непостижимым фактом своего существования просто провоцировали на различного рода неадекватное понимание законодательства. Причем, эти некрасивые криминальные традиции тянулись с советских времен, и избавиться от них было довольно затруднительно. Впрочем, если откровенно, никто особенно и не пытался. А Леваневский тем более.

— Значит так, — сказал Китыч, — Такое дело, Сема. Ященко Александр Юрьевич из тюрьмы выходит через неделю. Так вот, выйти он из нее не должен. Или, в крайнем случае ненадолго.

— А где тюрьма?

— Да не тюрьма, зона, кирпичка там у нас, кстати, контакты.

— Более простые народные средства пробовали? — спросил Леваневский.

— Пробовали, — ответил Кит, — Считай, что лимит народных средств исчерпан.

— Кто?

— Вот папочка, почитаешь. Если лень, или разучился, сообщаю: инженеришко перезадрипанованный.

— И ничего больше?

— И ничего больше.

— ?

— Знаешь, какой-то такой странный, нервный, и такой, знаешь, мстительный.

— Родичи встречать будут?

— Надеюсь, некому.

— А нельзя организовать так, чтобы он вышел ну чуть-чуть пораньше?

— Можно, но я этого делать не буду. Попробуй сначала все-таки достать его там. А если не выйдет, и он выйдет…ну не мне тебя учить.

Леваневский и не пытался сделать что-то там. Делать там — значит работать с людьми, которые от тебя не зависят, и на которых нельзя ни матом, ни компроматом, а это Леваневский делать не любил и не умел, и никогда не приветствовал и не делал. Мужичонка, с пугалкой он рассчитал установить на чердаке прямо напротив ворот. Стрелец был низенький, лысый и в возрасте, и когда надевал очки, становился окончательно похож на смесь управдома и бухгалтера (наверное, все-таки управдома и бухгалтерши). От управдома он никогда не бегал, а от бухгалтерши никогда и никуда не спешил. Личность у него была настолько неприметная, что когда Леваневский вызвал его для вводных в дело, он его заметил только минут через 10 после того, как тот зашел к нему, Леваневскому, в кабинет.

— Машина? — спросил Леваневский.

— Чем хуже, тем лучше, — ответил «Бухгалтер», — И желательно такая, чтобы не жалко было бросить предпочтительно немаркого цвета серую. Но шофер нужен грамотный.

— Глушак, телефон, пейджер? — спросил Леваневский.

— Ничего не надо, но винтовочку я оставлю на месте.

Операцию спланировали по минутам, если не по секундам. Ночью обработали чердак. Там все подготовили. «Винтовочка» представляла собой стабильную бердану, в которую был вставлен 7-миллимитровый ствол. Проблема была только в том, когда этот самый «инженер» выйдет. Просигналить о его выходе решили все-таки специальным устройством. В таком деле, чем меньше выкрутасов, тем лучше. Сценарий был простой. Гробылев, лично знакомый с «объектом», сидит с биноклем, штативом и прочими прибамбахами в доме напротив. Объект выходит, после чего Гроб нажимает на кныпочку, и сигнал идет Леваневскому и Бухгалтеру. Бухгалтер делает свое ответственное и не очень сухое дело и смывается на машине, которую подгоняет Федя-мускул. Леваневский лично контролирует дело, не выходя, впрочем, из своего кабинета. Накладка может быть только в том случае, если «объект» в этот день не выйдет. Так оно и произошло.

Разузнать, в чем дело, поручили Гробылеву. Ему дали полномочия от родственников и несколько зеленых бумажек на тот случай, если с ним не захотят разговаривать. Но с ним захотели разговаривать, и излишне даже поспешно, и его историю о родственниках сразу проверили. Но тут, надо сказать, все было чисто. Потом Гробылева просили прийти в какое-то время в какое-то место. Выяснилось следующее: «объект» действительно должен был выйти двадцатого, но он пожаловался на боль в животе и скрылся в санчасть. А в ночь с двадцатого на двадцать первое попросту наинахальнейшим образом удрал. Учитывая, что справка об освобождении была у него на руках, дело решили излишне не рекламировать. Гробылев, надо сказать, еле отбрехался. Леваневский лично полез на чердак давать отбой Бухгалтеру. Потому как место знал только он Бухгалтер и так там уже излишне задержался и упорно хранил полное радиомолчание и сидел возле чердачного окна очень и очень спокойный. Причина этого спокойствия была нехарактерная — он был мертв. Когда это было надо, Леваневский соображал быстро. Федьке он дал приказ спасать Гробу. Сам же выкинул свой телефон и спрятался на чердаке. Пред светлые очи Кита он появился только на следующий день, и сделал это очень грамотно. Кит орал, бесновался, сопел но, в конце концов, сообщил, что Гробылев пристрелен, похоже, из ружья Бухгалтера, Федьку загребли в ментовку. Леваневский наврал Киту с три короба, обвинил того, что он дал недостаточно вводных, получил от него десять тысяч долларов и полную свободу действий. Первое, что он сделал на эту свободу, это устроил Киту такую охрану, что тот не мог без его ведома и в унитаз посрать. Второй заботой был сбор информации об этом самом Александре Юрьевиче. Что впрочем, было нетрудно папочка никуда не пропала. Тот, оказывается, когда-то работал с Китом, и придумал одну штучку, которая позволила неплохо экономить цемент, Это был способ закреплять железные дрючки прямо в камнях. Кит на этом неплохо погрел руки, но делиться не захотел. А когда этот самый Юрьевич проявил настойчивость, провернул какую-то комбинацию и упек его в зону. Мужик этот Юрьевич был тихий, спокойный, но больно уж упрямый, и судя по всему, шибко изобретательный.

… разомлел совершенно. Парк, весна, красивые условно впрочем недоступные женщины. Из дремоты его вывел какой-то странный голос.

— Мужук, — говорил какой-то пацан, — Пыркурыт.

— Нэ куру, — ответил Александр и задремал опять.

— А мой тэба нэ заствлает…сыгрэты ест?

Александр открыл один глаз и посмотрел на пацана. Пацан как пацан таких на десяток дюжина. Какая-то нелепая куртка, не менее нелепая кепка.

— Нэт, — ответил Александр.

— Купы, — предложил пацан.

— Лэн встывать.

— Тогды дай дэнгы, сам кыпу.

— Нэт дэнег.

— пэловыну.

— А пытом будэшь мэнэ до носу дыму пускат?

— Нээ… уйду.

— Дэржи.

Александр выгреб всю мелочь, отдал пацану и задрэмал опять. Когда он проснулся, рядом с ним сидела девица худющая до невозможности, впридачу еще и очень высокая, впридачу еще и лысая. Нет, какие-то такие волосики, конечно, были, но очень короткие — сантиметра полтора от силы. и курчавые как в… африке. Кроме того Волосы были прилизаны, и имели красивый флоуресцирующе зеленый переливчатый цвет. Голова была яйцеобразная, черты лица — тонкие, а глаза такие большие и чернющие, что кроме них, казалось, ничего больше не было. И не только на лице но и во всем мире… Она бы, вероятно, была очень красива, если бы имела любой другой имидж, потому что фигура у нее все-таки была — широченные бедра, осиная талия. Но это — в фас, а в профиль — ничего. То есть, вообще ничего, ни титек, ни зада. Плоская как камбала. Она смотрела на Александра час, не меньше. Взгляд был пытливый и мог прожечь насквозь сантиметровую доску. Александра же он только разбудил.

— Пойдешь со мной,

— сказала глазастая вобла очень тихим и внятным голосом. Это была не больше чем констация факта Голос она не пыталась сделать тише, он у нее на самом деле был такой. Александр почему-то не спросил, куда, но она вероятно, как-то поняла вопрос.

— Там есть постель, — ответила она, — Выспишься. Больше ничего обещать не могу.

А больше ничего Александру и не было нужно по крайней мере пока. Высокие девицы имеют привычку сутулиться и носить каблуков. Эта каланча таких не достойых привычек не имела. Александр сам был не из низких, но когда она вцепилась ему в руку и повела к машине, смотрелось это как-то странно. Выше она была его на голову и с шеей и на свою. Впрочем, по весу проигрывала раза в два. Хотя последнее место пребывания веса ему не добавило, скорее наоборот. Машина была большая, темно бордовая, с заграничная и с треугольной звездой Она (каланча) проследила, чтобы Александр пристегнул ремень и устроила такие гонки, что ремень этот лишним не показался. Последним ее трюком был въезд в гараж. Она на страшной скорости и мчалась прямо на закрытую дверь. Потом что-то такое сделала, машина юзанула, тормознула, взвизгнула, развернулась на 180 градусов и по инерции влетела в эту самую дверь, которая ушла вверх за полсекунды до этого.

— Такой машине, — сказал Александр, выбираясь, — Нужна катапульта или хотя бы леденцы взлетные.

— Леденцы отменили уже 22 года как, — сказала Ирэн очень грустно. Она опять вцепилась в Александра и потащила в дом. В дом из гаража вела маленькая дверца и, открыв ее, они сразу оказались в большой и очень светлой комнате. В огромном бордовом мохнатом кресле, в нахальной позе развалившись, сидел пацан.

— Сопротывлялся? — спросил пацан.

— Нет, — прошептала вобла.

Собственно, никакой это был не пацан. Это была молодая шкодная бабец. И понять, ее пол и социальную значимость, можно было сразу, потому, что ничего на этой… не было. И кстати ей это даже больше шло.

— Можешь раздеваться,

— прошептала коланчовая вобла, показывая пример, — Но то на что ты расчитываешь здесь не распределяют.

В ванную, потом — спать. Твоя комната, — и она указала на дверь, — Стереосистема и наушники, советовала бы их надеть. В ванне не засиживайся, через десять минут чтоб был помыт и не пах.

Пах не пах сострил Алесандр но шуток сдесь похоже не понимали

Ванна была огромная. Как комната, так и сама ванна. Очень белая, и вся в зеркалах. Никаких шампуней, кремов и прочих бабских дребедюшек не было. Только детское мыло и лохматое махровое полотенце с хорошую простыню. Через 5 минут какая-то голая незапланированная молодушечка принесла ему на пенопластовом подносе кофе, яичко, маленький салатик и совершенно уже неприличный в смысле размеров кусочек мяса. Все это он съел одним хапом, постоял под душем, вытерся полотенцем. Чтобы пройти в свою комнату, заходить в зал было совершенно не обязательно. Но его было немного видно. Света белого в зале уже не было, (был красный) а звуки доносились такие, что Александр счел за благо удалиться в свою комнату и одеться в наушники.

Под утро появилась очередная красотушка-молодушка с подносом.

— Здесь не одеваются, — сказала она, — Поешь, помойся и на веранду. Мэм желает пообщаться. Если будет мучить стояк, вот таблетки вот гирька. Десять минут на все.

Завтрак был не менее жмотовской, чем ужин. Бриться Александр не стал, попросту было нечем. Полотенце висело уже новое. «Мо» ждала на веранде, и «мамой» была та самая молодая женщина из достойного коллектива, с которой он познакомился. Она курила его сигареты, сидя у открытого окна.

— Щас пыкурю и зыкырою, — сказала она, — Я тут одна такая коптевая. Дывочки бижаются.

Она докурила, закрыла окно и уставилась на Александра бесстыжими глазами.

— Ты нам нужен, — сказала она. Это было не предложение о сотрудничестве, это был общеизвестный факт.

— Я себе тоже нужен, — ответил Александр.

— Давай мы найдем какой-нибудь компромисс.

— имя, прозвище или партийная кличка, — я с местоимениями не разговарияаю принципиально.

— Логин Зеро, — ответило бывшее местоимение.

— А Знаете, м-дам Зеро, мне кажется, однако Вамс не лишине было бы объяснить, какого растакого хрена…

— Большой брат, — сбила его Зеро, — Вышел на тропу войны.

— Это как? — ошалело спросил Александр.

— Стандартно…Накрасил губы и вышел. Боевая покровительственная окраска, или может раскраска, тьфу, совсем запуталась.

— Я тоже, — ответил Александр, — Большой брат — это кто?

— Не кто, а что.

— Что?

— Пидарасы.

— Кто?

— Не кто, а что.

— Уф-ф, — сказал Александр, — Совсем запутался.

— Ирэн! — крикнула Зеро, — Объясни человеку. Я не могу, я нервная.

Вошла спокойная провобленная каланча Ирэн и тихим занудным монотонным голосом начала нудить сопровождая свой зудеш совершенно нелепыми принтовками диограммами слайдами и компьютерной анимацией. Пидарасы, как выяснилось, были самые натуральные настоящие буквальные и истинные пидарасы. Настоящие в смысле своих сексуальных пристрастий. Они, как выяснилось, были объединены в различные пидорастические довольно многочисленные группы и ассоциации, которые никому не подчинялись, в том числе и друг другу. Но у них был некий культурный, исторический и идеологический ресурс, которым заведовал Большой брат. Ну и заведовал бы он своим пидарастическим ресурсом, но душа требовала не только престижу, но и власти. А так как со своими пидарасами он справиться не мог потому, как они были пидарасы, он положил руку, а возможно и кое-что еще на идеологический ресурс лесбиянок. У них тоже было много разных партий и принципов, причем, принципов порой совершенно несовместимых. Вот и решил он натравить эти принципы друг на дружку, чтобы они все пришли искать помощи в ассоциации однопольной любви и раскрутили этими самыми поисками его сайт. Добро-бы только решил, но и начал это делать очень активно. Он вообще отличался исключительной активностью в смысле действий а так вобще-то он пассив и даже не дергается. Все-бы хорошо но все они противо-постояли потом объеденились потом подружились потом освоили административные принципы большого брата а потом все с этим самым большим братом, братом большим подружились все…кроме Зеро и сейчас все ее Зеро бьют все она конечно не против но девочки обижаются…

— Если вы хотите, чтобы я отпидарасил этого пидараса, то это немного не по мне. Но у нас в зоне есть один специалист, его можно привлечь, и берет недорого предложил Александр.

— Нет, Лека, — сказала Зеро, — Его проблемы с прямой кишкой пусть решает кто-нибудь другой. У нас другие интересы и другие средства для их взаимодействия. Нам надо, чтобы ты понял суть происходящих процессов и сделал то, что сочтешь нужным.

— Процессы оригинально… Но я не умею с ними ничего делать да и откровенно не хочу уметь у меня все очень и очень пошло, банально и традиционно

— Это потому, что ты не понял суть, я не про эту суть а про фалосовскую концепцию — ответила Зеро, — А суть такова, что пидарасы — они и есть пидарасы. Пидарасами они были, пидарасами и останутся, как бы ты к этому ни относился.

— Согласен, — ответил Александр, — Но при чем здесь я? Я же к ним никак не отношусь.

— Сначала поймеш, потом выслушай, и поешь кстати — сказала Зеро, указывая на микроскопический подносик, который замаскировался аккурат за коробкой спичек, подносик был с разрезанной конфеткой, третью печенюшки и целой чашечкой размером с наперсток и тарелочкой еще меньше чашечки. что на ней лежало разглядеть было совершенно не возможно

— Догадываюсь, почему у вас Ирэн такая худая, — сказал Лека, лизнув брэкфаст который почему-то уже успел остыть.

— Худая, но не го-лод-на-я, — по слогам ответила Зеро, — Коллективный ужин еще будет, там и нажрешься, в смысле еды. А пока постарайся понять и вникнуть в смысле идеи.

Впрочем, понять что-то было совершенно невозможно. Поэтому Александра загрузили литературой, посвященной пидарастическим общинам. виртуальной и на диске.

Пидарастические общины, как выяснилось, существовали очень давно, еще до существования человечества. Дело тут было в социальной организации. Из устойчивых их, собственно, две: патриарх и его гарем, который главенствовал у травоядных, и волчья семья. Человек в период своего становления попеременно относился то к тем, то к другим. Много еды — идет борьба за самок, мало еды — нужна семья, чтобы выкормить потомство. Поэтому, когда проявлялись козлиные замашки, появлялись и пидарастические банды, которые жили на границах козлиного ареала и служили чем-то вроде средства отвлечения хищников. Когда же человек сам становился хищником, то еда бегала и добывали ее большей частью самцы. А так как хищьные самки в нежности нуждаются гораздо больше, возобладали какие-то лесбийские настроения. Все бы хорошо, но человек очень быстро вышел из дикого состояния и стал цивилизовываться. Причем, добыча пищевого ресурса была налажена и отбюрокрачена исключительно у травоядных. Но эти самые травоядные государства были слабые, малахольные, и не могли воевать и распространять свою травоядную идеологию. Но пидарасы там были. Собственно говоря, никого, кроме пидарасов, там и не было. Все эти Греци, Римы, Египеты, Перси были насквозь пропидарастичеными зонами. И в конце концов они опидарасились настолько, что и сами не могли себя отпидарасить. Поэтому христианство со своими волчьими и семейными традициями так легко и оттрахало эту культуру. Но война была долгая и справиться с пидарасами было очень трудно. Поэтому прибегли к самому страшному оружию — уничтожив секс как таковой. Не сам секс, конечно, а сексуальную ориентацию на культуру или там культуру на ориентацию. Но битва была долгой и победа далась дорогой ценой. Пидарасов, конечно, упидарасили, но отсутствие сексуальной культуры полностью затормозило развитие цивилизации.

Эпоха возрождения возродила и то, и другое и третье, но начались всякие неприличные болезни: реформации, колонизации, сифилис, прогресс и черт знает что еще. Пидарасы почувствовали себя греческими героями и воспряли ну скажем так духом и не только. Они возродили-таки свою пидарастическую культуру. И самое страшное, что многие лесбиянки создали свою культуру по их образцу, то есть они как бы стали пидарасами женского пола. Они скопировали замашки и принципы травоядно-бюрократической пидарастической организации. И если иные пидарасы одевали кокошники косили под баб, то лесбы стали костить мужиков. Несколько «истинных» лесбиянок под лозунгом "Если ты любишь женщину, то и пусть она её тоже любит" отделились и стали в равной степени ненавидимы и теми, и другими, и третьими.

— А третьи — кто? — спросил Лека.

— Да гетеросссеки вроде тебя, — ответила Зеро и фыркнула.

Как Александр понял, дело было не только в идеологических противоречиях. Плелись какие-то интриги, проводились акции, уводились гранты, нет да нет совершались набеги на чужую территорию с захватом пленных. Сама Зеро была из этих захваченных, но очень быстро покаялась и прониклась духом и буквой новой старой лесбийской идеологии.

— Все понимаю, — ответил Лека, — Ну вот все абсолютно. Но я-то здесь при чем? Тут то у меня даже есть одно функциональное место могу показать его и его использование оно как раз уже почти готово…

— Понимать мало, — сказала Зеро, — Надо чувствовать.

— А мне дадут почувствовать? нет я не о пидарасах точнее я совсем не о пидарасах — уточнил он.

— Не я во всяком случае, — ответила Зеро. — А теперь пожалуйста о своих встречах с Сергеем.

Лека, который нюхал кофе, поперхнулся и уставился вытаращенными глазами на Зеро. Но причиной тому был вовсе не кофе.

— Окуда… знашь? — перхнулся он еще раз.

— Я знаю все, — сказала Зеро страшным голосом.

Самое удивительное, что он встретил в тюрьме, было то, что ничего удивительного в ней не было. Со всем этим он уже сталкивался, поэтому раздумывать, как себя вести в той или иной ситуации, не было необходимости. Подлых и низких людей здесь было не больше, чем в любом другом месте. Просто подлость здесь давала значительно большие дивиденды, поэтому и совершнствовалась до чрезвычайности. Впрочем, отношение к ней было соответствующее. А если говорить откровенно, то даже более, чем соответствующее. Даже Александр при всей своей кроткости нрава тилигенской стенчивости и идейной миролюбивости не удержался и грамотно втихаря без предворительной договоренности насоответствовал одному когруэнту, который достал его в пресс-камере. Впрочем, во всем остальном зона давала неплохие перспективы. Он наконец-то бросил курить и приобрел хорошую привычку анализировать каждый прожитый день и ложиться спать в одно время. В общем-то любой нормальный человек должен пройти через тюрьму. Но пословица от сумы и от тюрьмы родилось в то время когда срок в 2 месяца считался большим Но возможно все было бы хорошо, если бы этого не было так много. Но Зона она конечно и есть зона. И хоть залетел Александр туда всего на два года, и не было в этой зоне блатных, чифиристов, законных воров и прочей уголовных маразмов, находиться в ней — удовольствие было весьма и весьма сомнительное. И попадать в нее второй раз почему-то ну никак не хотелось. Что же касается первого раза то он как-то не сразу даже понял, как он в нее попал. Аблокат до последнего утверждал, что все обойдется. Никита заверил, что всех контролирует и все будет "у полном", но что-то где-то, видать, не состыковалось. Срок был небольшой, зона какая-то самодельная с единственным рецидивистом, причем, таким, скажи по такого, что мухи не обидит, явилось бы оскорблением. Этот не мог обидеть даже микроба. А что касается мух то они над ним издивались как могли. Хотя конечно и над остальными тоже. Курить, он уже не курил. Просто чтобы не зависеть от этой дряни. Пить они никогда толком и не пил, даже на стройке. Женщин, конечно, не хватало, но когда он служил на флоте, периоды бездействия у него были и подлиннее а гиперсексуальность тоже подлиннее и даже покрепче. Еще ему повезло, что он был немного строителем. А зона была кирпичным заводом. Поэтому чуть ли не в первый же день получил бригаду таких же бедолаг, как и он сам. В общем он неплохо устроился Но о том, что он сюда попал, до него дошло только на второй месяц, и только через пол года дошло, как. Его элементарно подставили. Причем, Кит и подставил. Как он конкретно это сделал, Александр выяснил по письмам. Да в общем-то и так было понятно, если бы он сразу подумал. Но Китыч так суетился, так беспокоился, так волновался подсовывал стряпчих, таскал посылки…Короче, тухляк. А обиднее все было, что подставил не ради денег и карьеры, а ради элементарного выпендрежа. Впрочем, и ради денег тоже.

Когда Александр осознал все это, он понял, что так этого не оставит. Вовсе не потому, что он был мстительным по натуре. В зоне в общем-то условия были почти санаторные. Но Ему была крайне неприятна роль, которую он сыграл. Роль непослушного мальчика. Самое неприятное, что он совершенно не представлял, как и что будет делать. Простой русский вариант "выйду, морду набью" тут явно не работал. А Кит, в общем-то, судя по всему, обо всем догадался. Да и не трудно было, писем то много писать, было нельзя. Поэтому то расследование, которое он провел, было несколько, скажем так, неуклюжим. Да и получил он, несколько довольно-таки недвусмысленных предупреждений которые разозлили его еще больше.

Он, конечно, знал о многих китовых заморочках, но об этом знали все. А свое государство дурило своих граждан в гораздо большей степени, чем все киты вместе взятые. Надо было как то вывернуться и что-то такое изобрести, но изобрести что-то такое для мести никак не получалось. Злоба попросту давила всякий интерес к созидательному творчеству.

В зоне, надо сказать, душевные разговоры ведутся очень редко, и вовсе не потому, что зэки опасаются стукачей. Народ большей частью голодный, уставший. Всё на нерве. Чуть что — ругань, крик. И не было такой комбинации в зоне, которая друг с другом не переругалась. Впрочем, отходят зэки, конечно, быстро. Ругаться все-таки тоже какие-то силы нужны. Конечно, не ко всем в равной мере это относится, а уж к Епископу это относилось в наименьшей степени. К слову сказать, ни верующим, ни религиозным человеком Епископ не был. Учился он при последнем приступе советского атеизма, но библию знал и приплетал ее к месту, но чаще всего не к месту. Так было и на этот раз.

— А ты это…,- сказал Епископ, — Не с Китом борись, а с китовостью. И как Иисус Христос, вроде бы со всем и согласился, и крест сам нес, и сам себя распял, так ведь все одно по христоскому вышло. целую эпоху создал цививилизцию.

— Нет, Епископ, — сказал Александр, — Мне цивилизация не нужна лучше как-нибудь по-другому. Сейчас идиотов, что сами себя на крестах распинают, и без меня достаточно. В лучшем случае приедут санитары и заберут.

— Я об идее говорю, — ответил Епископ, — А идею без эпохи не раскрутишь не тот масштаб. Если ты будешь думать за идею, творческий потенциал на культуру раскрепостится и освободится. А когда ты освободишься со своим творческим потенциалом…то эти…Я сказал бы, что эти будут вряд ли к этому готовы.

Идея не идея культура не культура но освободить творческий потенциал для Александра было все-таки проще, чем освободиться самому. Но освобождал он его месяца три, не меньше. Лезли в голову какие-то детские представления о чудо-оружии, мировой справедливости и оптимизации графика ведения строительно-подрядных рабрт. Конечно, каждому воздастся по делам его, но так и так выходило, что воздавать придется ему, Александру, ведь других кандидатов воздать Киту вроде как и не было.

Когда ЭТО началось, Александр решил, что это отключки с большого нервотрепа и недоёба. Впрочем, надо сказать, что в тот день он думал помимо баб не только о Ките конкретно и в частности, а о процессе китовости как таковой. Мысль была сложная, и очень трудно выразимой словами. Кит всегда работал стандартно — предлагал помощь, которую оказать в общем-то не мог. Он, конечно, имел необходимый потенциал, но никогда не умел им пользоваться. А потом выдаивал человека по черному. Но не ради денег. Деньги-то он как раз не брал, тут к нему придраться было трудно. А ради выпендрежа. А уж превратить свой статус в деньги Кит умел и очень хорошо. Дураков, которые попадались на десятиэтажные прибамбахи его фирмы, свидетельства о победах в многочисленных конкурсах, половину из которых он сам же и организовывал, крутые визитки из платика, дворцы и офисы из бумаги и наглядную агитацию, в общем-то, всегда хватало. Но вот выразить это одним чувством понятием как-то не получалось а тут разом вырозилось.

— А это твое китовничество, оно имеет какое-нибудь отношение к пидарасам? Я имею ввиду сексуальные пристрастия, а не внутреннюю сущность, — спросила Зеро.

— Что касается сексуальных пристрастий, ему, по-моему, все равно, что, лишь бы хорошо шло под пиво, — ответил Лека и продолжил рассказ.

Умотался от тогда здорово. Уснул — не уснул, задремал — не задремал, а пойди разбери, что. И тут услышал голос. Что этот голос говорил, понять было совершенно невозможно. А потом вдруг возник текст. И самое интересное, что текст этот он, похоже, мог читать, правда, очень и очень медленно. Дело в том, что текст перед глазами был сразу весь. а когда он начинал его читать по словам, текст как-то рассыпался, и сосредоточиться на нем было очень трудно. Но в конце концов он ухватил смысл некоторых фраз. Потом еще очень трудно было понять написанное. Это как во сне. Вроде, с одной стороны понимаешь, о и все так ясно. А спроси тебя, о чем они, и какое что значит. Но кое-что он все-таки понял.

Речь шла о состоянии, которое надо научиться сохранять. Сейчас он, похоже, был как раз именно в таком состоянии. Поэтому он постарался его как-то сохранить и запомнить. Сколько он был в таком состоянии, не понял и сам. Но на следующую ночь он смог проснуться и вызвать его. А потом вовсе научился входить в это состояние с пол-оборота.

Послания-писания появлялись все больше простые и какие-то демонстрационные. И это были именно послания, потому что там была подпись — только одно имя: Сергей.

Где-то месяца через полтора Сергей описал ему, что есть еще одно состояние, которое позволяет Александру передавать информацию. Первое время информация была простейшая: «да», "нет". Потом перешли к более сложным конструкциям и начали учебу. На нее ушло не только много времени, но и сил. Но Александр к тому времени уже занимался исключительно бюрократиеей. В зоне, как выяснилось, дел бумажных не меньше, и даже больше чем на воле. Но не всем ее можно поручить и не на долго, но сметы нормативы с этим Александр был знаком хотя конечно не любил хвастать таким знакомством

Потом Сергей научил Александра одной штучке, которая ему очень понравилось и пригодилось. Фокус был простой: надо было постоянно проверять себя на умение предсказать события. Можно было просто бросить копеечку и угадать — орел или решка. Потом угадывание шло успешно, надо было это состояние сохранить и запомнить. Для этого оно связывалось с каким-то внешним раздражителем, который потом попросту вспоминался. Александр в случае везучести попросту прикусывал язык. А потом прикусываешь язык, и такой тебе пруль пошел. И не тогда, когда получится, а тогда, когда надо.

Как уже говорилось блатных в зоне не было. Нет да нет появлялись идиоты, которые почемуто сдуру начинали под это косить, но их быстро ставили на место. Так вот, блатных в зоне не было а блатные хобби в виде азартных игр были. Играли, конечно, по маленькой, и никогда не играли на работу или решение сексуальных проблем. Здоровые нормальные мужики — просто за интерес ставили рубляшку-другую. На этом особо не разживешься, но Александр особо и не старался. Но как бы то ни было, деньги у него появились. Мелочевка, конечно, но уж во всяком случае разнообразить небогатый рацион у него получалось регулярно.

Прием этот очень плохо работал, когда речь шла об эмоционально значимых ситуациях. Поэтому Сергей посоветовал не думать о ситуациях, а соотнести различные ситуации с цветами, и пытаться просто угадать цвета.

Насколько это облегчило жизнь в зоне, и описать невозможно. И не только Александру. Конролеры в зоне были совершенно беззлобные, и лишний раз конфликты пытались не создавать. Но положение обязывает. Хочешь — не хочешь, им приходилось нет-нет проявлять свой контролерный нрав. Александр предупреждал о шмоне, вычислял стукачей, давал ценные советы. Конечно, делать это было не совсем разумно, потому что он засветился перед Китом. Но отказать в помощи ребятушкам он не мог.

Поэтому когда Александр выходил, он уже знал обо всех пакостях, что Кит ему приготовил. Но Кит и знал что он знает.

— Этот твой Сергей, — спросила Зеро, — Это случайно не ты сам?

— Нет, — сказал Александр, — Это случайно не я сам.

— А почему ты в этом уверен?

— Больно разные мы да ия его об этом спрашивал. Ну и потом, у него в общем-то есть свой интерес: у него убили жену и, как я понял, его самого. Месть — не месть, но он дал мне понять, что добьется чтобы этого больше не было.

— Это же уже было, — сказала Зеро. И и у меня тоже и давай постораемся понять и найти вместе Ты говоришь что входишь в это с пол оборота так давай входи…

Это был приход не нового понимания, это было слияние с новыми мирами. Сначала это было как сон. Потом это был сон наяву. Потом это был вещий сон. Но постепенно это стало становиться иным миром, которому виден мир, в котором он жил, со стороны. Когда он понял, что живет и в том мире тоже, он уже смог жить им, когда ему было нужно. Сначала казалось ему, что живет в том мире лучшая и наиболее совершенная часть его сознания. Но как-то это превратилось в явление, когда наименее совершенная часть его сознания жила в этом, а сам он целиком принадлежал тому миру, и жизнь там была более естественна и понятна.

— зачем же этот вообще нужен? — спросила Зеро.

— Понимаешь, — ответил Лека, — Без этого мира тот мир слишком стабилен и устойчив. Его красота и совершенство таковы, что лучше и быть не может. Там очень трудно что-то изменить. Что бы ты ни менял, меняешь на худшее. Но это в частностях. Если рассматривать мир вообще, то в переменах он нуждается, поэтому и совершает набеги на нашу территорию. Мы там как скол камня на скульптуре. Но именно он показывает все совершенство работы с камнем, и что эта скульптура создана из обычного камня, и дает хоть какой-то стимул для работы с другими камнями. А иначе над ними никто не будет работать. Они там настолько к месту и настолько совершенны, что кажется кощунством что-либо изменить. Но совершенны они для камня. Создать же из них совершенные скульптуры — значит увеличить совершенство мира в целом.

— Так ты там или здесь?

— Все мы там, а здесь — только сны наших теней.

— Но может ли тень управлять хозяином?

— Хозяин может оглядываться на свою тень. Если он видит, что тень его кому-то помогает, то он может вести себя по-другому. Для этого должен быть интерес в мире теней. Как я уже говорил, мы нужны им. И какой-то интерес у них к нам есть. Но пачкать руки о наши дела они не хотят. Поэтому и согласны подыграть некоторым застрявшим в этом болоте.

— А он один, этот совершенный мир? — спросила Зеро.

— Их много. Очень и очень много. Но меня нанял один.

— То есть у вас что-то вроде сделки?

— Взаимное пожертвование, идущее на пользу обоим сторонам.

— А что, разве не сделка?

— Если я откажусь что-то делать, та сторона не откажется.

— Та сторона — это Сергей?

— Сергей — что-то вроде полномочного представителя заказчика посла и переводчика. только он способен понять, что мне нужно и объяснить мне, что нужно им. У нас кие-то несответствия в скростях

— Я вообще-то так и не поняла.

— Что не поняла?

— Совершенства.

— Там есть несколько уровней. Первый уровень — совершенство, которое способно себя как можно дольше сохранять. Что-то вроде кристалла. Второй уровень — совершенство, которое способно себя сколь угодно долго воспроизводить. Это жизнь. Не такая, конечно, как у нас, с мутациями и катастрофами, но того же плана. А есть еще что-то такое, творчество, вдохновение, идея, которая воспроизводит не себя, а свой стиль. Но, знаешь, жизнь, если бы не сопротивлялась мутациям, застыла бы на уровне вирусов. Чем больше элементов, тем выше устойчивость к хаосу, внешним нарушениям, случайностям. Поэтому небольшое количество диструктивного элемента необходимо. Чтобы развивать не совершенство в частности, а совершенство вообще. Весь наш мир — что-то вроде легкого зуда для совершенства третьего типа. Не то, чтобы он их толкает вперед, но во всяком случае не дает оставаться на месте. Идти же назад им западло. Ну не могут они возвращаться назад. Не позволяет стиль, потому как те, кому он это позволяет, уже давно вернулись и в этой игре не участвуют.

— А почему именно ты? — спросила Зеро.

— Нужно какое-то начальное понимание. Подозреваю, что оно у меня случайно получилось. Ну и потом, наверное, дело в принципах, идеях организации сознания. Тут в чем дело, миры не могут сильно взаимодейстовать, потому что если они взаимодействуют сильно, это уже один мир, а не два. Но если второй мир является образцом, идеей. как то влияет А я всегда был устроен так, что маленький бзык вызывал очень и очень большие поступки.

— А ты знаешь, мы тоже. И, как я думаю, нам придется некоторое время работать на твои бзыки. Может тогда твои работодатели обратят внимание и на наши проблемы тоже.

— Уже обратили. Едва ли они случайно нас столкнули.

— Будем считать, что это была неразрушающая проверка, — сказала Зеро, Ты с ноутбука читать можешь? Там гипертекст, тебе надо объяснять, что это такое?

— Объяснять, что это такое, мне не надо, не за печкой родились. С ноутбука умею, но не здесь. Здесь слишком светло.

— Хорошо, — сказала Зеро, — Поесть и почитать тебе принесут.

Поесть принесли как всегда мало, почитать — много. На самом интересном месте позвали ужинать. Но это был не ужин, это была большая свинячья жрачка. Еды было много, и она была всюду. Жирная Сладкая Острая совершенно не отвечающая медицинским предписаниям и общечеловеческим представлениям о приличиях. В доме, как выяснилось, обреталось пять голых баб. Верховодила Зеро, но не едой, а производственным собранием. У них было что-то вроде группы по раскрутке сайта. Но занимались они не столько раскруткой своего сайта, сколько откруткой и перекруткой сайтов конкурентов. Методы применялись самые что ни на есть хакерские.

— Как закрыли ресурс? Что значит, у них везде свои люди? — кипятилась Зеро, — Сайт закрыть невозможно. Можно поставить фильтр на прокси, но заходи с другого и кстати но это только здесь и сейчас. Попробуй удалить по фэтээру куда войдешь если не выдет значит прокся Иди добывай удостоверения и ругаться к прову. Значит так, налоговая инспекция, общество защиты прав потребителей, журналистские корочки, визитки от конкурентов. И оденься пошикарней, и пусть Ирэн тебя отвезет. Скажи, что будешь размещать платную антирекламу и письма от возмущенных пользователей. Так, Танча, поедешь с ней, понаблюдаешь за реакцией этих козлов, что-то наверняка должно проскользнуть. И, кстати, прорвитесь к ихним сервакам. Мы к ним в прошлый раз запустили матерого трояна на выпас. Он скинет на дискету дамп клавы. Ctrl+Alt+B. Запомнила? На ящике потренируешься. И, кстати, разыграйте какую-нибудь сценку, чтоб их флопарь грамотно сделать.

— Это как? — спросила Танча, — Любой ценой или по возможности?

— По возможности любой ценой, — ответила Зеро, — Кстати, как там обстоят дела с этой дурацкой игрой про маленьких пидарасиков?

— Стараемся, — сказала девица, имени которой Александр так и не выучил, — Но у нас проблемы с графикой. Мальчики получаются какие-то не очень слащавые.

— Возьмите на договор кого-нибудь из их среды, — предложила Зеро,

— через доверительный работать нельзя, — сказала неизвестная девица, — Будет подозрительно нужен хороший адрес.

— Напиши мочалке добудет.

— Где возьмем счет на конкурсу? Может, найдется какой-нибудь козел, который заплатит. Кто у нас дежурный по козлам?

К Александру обратились только один раз — спросили, нет ли у него специалиста по замкам. Александр ответил, что таких специалистов у них там не было, и связываться с такими специалистами он не советует, и предлагает решить задачу каким-нибудь другим способом. Надо сказать, что раньше он не догадывался, что вокруг софта и нетва идут такие баталии. Ясное, конечно, дело, что что вирусы не в космическом мусоре заводятся а защитные меры принимаются не дури ради. Но то, что это сообщество такое большое, сплоченное хорошо и грамотно организованное, он понял только сейчас.

Надо сказать, что у этой превеселой компании был какой-то сетевой мутный вир, который делал с почтой пользователя черт знает что. Такие обычно долго не живут. Они быстро обнаруживаются всеразличными антивирусными прогами. Но чтобы новый анивир получить, а это возможно только в том случае, если прога лицензинированная. Да и данные тут вряд ли восстановишь.

Эта веселая шара рассылала своим идейным врагам (а ими были все без исключения) эти самые вирусы, а потом присылала специалистов исправлять данные. Данные специалисты исправляли, но помимо этого начиняли компьютер такой дребеденью, что он компьютер гораздо больше работал на хакерскую группу двухстволки, чем на своего законного хозяина.

Александр слушал вполуха, смотрел в пол глаза, и как то ниже пояса, но ел на все 100. В зоне он составил себе план: что будет есть и сколько, когда выйдет. Тут этот план можно было реализовать буквально за пару часов. Но уже через час он нареализовался настолько, что уже потерял возможность не только говорить, но и дышать. Совещание он покинул в самом разгаре, но уснуть долго не мог. И когда уже начал засыпать, под одеяло юркнуло что-то тепленькое, мягкое податливое и гладенькое, и уработало его до такой степени, что он в зоне о таком и мечтать не мог.

Наутро он опять беседовал с Зеро.

— Ничего ты не понял, — сказала она ему, — Лесбиянка — это не более, чем социальная игра. И нам навязали играть в эту игру по образцу, предоставленному геями. 4 процента, 5 процентов, 10 процентов — сколько вас там? Получите свое и заткнитесь. Женщины бисексуальны по природе. Все.

— А так получается 100 процентов? — спросил Лека.

— Дело не в процентах, дело в принципе. Из мужиков импотенты почти все. И у женщины должен быть выбор. Понимаешь, импотенция — это не болезнь, а показатель деградации вида. В природных условиях такие потомства не оставляют. А у людей оставляют и даже очень. И с каждым следующим поколением порода ухудшается. Естественного отбора нет — выживают все, искусственного никогда и не было, а генетический отбор в рамках нынешней культуры невозможен совершенно. Все эти социальные беды — прежде всего от гнилой породы. С таким материалом хорошее здание не построишь, сам знаешь. Тут получается какая-то дурацкая игра. Никто не желает платить, поэтому платить приходится будущим поколениям. А так как игра эта идет уже давно, мы это самое будущее поколение и есть.

— И что, думаешь, природа найдет выход?

— Природа выход нашла — бы, но кто ж ей это даст сделать? Сейчас же практически не осталось ни натуральных стрессов, ни натуральных удовольствий. И всякие там обратные связи у нарков не фурят.

— Выход?

— А мы не собираемся выходить всех. А только тех, кто согласится. Насильно понятно никого не будем. Насильно мы только открываем глаза.

— И много таких, кто согласен?

— Очень много. По всему миру 46 человек — списочный состав.

— Круто, — позавидовал Лека, — Так вы, выходит, вроде филиала американского общества бисекочек?

— Филиала его правого верхнего крыла.

— А мне какую анатомию вы отводите?

— Размечтался. Понимаешь, мы используем все-таки новейшие средства и самую передовую идеологию. Но этих козлов очень ну очень много. Нас бодают со всех сторон. Нам нужна более совершенная техника работы. И Сергей сказал, что он тебя научил, и ты научишь нас.

— А откуда ты его знаешь?

— Я с ним была знакома лично. Мы с ним ходили в одной связке.

— В каком смысле?

— В буквальном.

— В общем-то я согласен с вашими идеями, и они каким-то местом мне даже нравятся. Но тут один момент — для моих заморочек нужны способности.

— Догадываюсь, каким местом они тебе нравятся. А насчет способностей можешь быть абсолютно спокоен, — девочки способны абсолютно на все, что угодно.

— Но у меня вопрос, можно? Что вы будете делать с той частью, которая не пойдет по вашему пути? остальными 6 456 543 873 мелкими парнокопытными.

— Да ничего не будем делать, — ответила Зеро, — Сами вымрут. Любое вырождение заканчивается вымиранием.

— А помогать вы им не будете? — спросил Лека.

— Если ты об этом, то некоторым, вероятно, придется. Я же у них что-то вроде контрразведки. И те, кто борется с нами…А почему ты об этом спрашиваешь?

— Меня просто интересует ваша стратегия.

— Пока наша цель — сохранить естественные механизмы отбора. У них много всяких препятствий, но прежде всего они не работают из-за того, что наркотики не позволяют ситуации самораскрутиться. Природа же просто работает: хорошо — удовольствие, плохо — страдание. Наркота и транквилизаторы этот механизм разрушают. Человека наказывают, он должен страдать, а он напьется и ему даже лучше, чем было. Ну с химическими то мы не справимся, кишка тонка. Но сейчас появляются технологические наркотики — мыльные оперы, компьютерные игры…Здесь, я думаю, есть шанс. Процесс только зарождается и можно нагнать табуны троянов. Но проблема в том, что с этим придется бороться вообще. А эту угрозу, похоже, никто, кроме нас, и не понимает.

— А деньги у вас есть? — спросил Лека.

— У нас есть Вильдана… посмотри только за какое дерьмо гранты дают

На экране группа стройных и жизнерадостных молодых людей всем своим видом показывала, как приятно употреблять один из безалкогольных напитков.

— Не понял, — сказал он Зеро.

— Это же реклама кока-колы, — ответила она.

— Почему кока-колы, там же написано pepsi?

— В том то и дело, компьютерная программа. Телевизионная приставка Грамотно меняет каку на пепсу.

— Ну программ, которые меняют каку на попсу, более чем достаточно.

— Важна суть. Лишает смысла подчистую и очень дешевыми техническими средствами. Конкурентов раскручиваешь за свои-же деньги. А если замениться не сможет, то показывает виды природы или узорчики под музыку. Есть и прога которая просто вырезает а потом склеивает остатки в фильмы и новости задержка совсем небольшая…

— Так в чем же проблема?

— Проблема в том, что реклама — не только экономика. Прежде всего — это средство выпендрежа. Мы можем свести на нет экономические стимулы и даже идеологические. Но за выпендреж они костьми лягут. И другую позицию найдут. Сговорятся ведь гады уже начали. Понимаешь, все эти рекламы — это только средство. Средство для обеспечения жизни ситуаций, которые в принципе не жизнеспособны. Уничтожим рекламу, они будут раскручивать компьютерные игры и советы ламерам. Бороться с техническими методами техническими методами нам не выгодно. Нас меньше и мы беднее. Понимаешь, насилие можно уничтожить убеждением, убеждение — идеологией, идеологию — социальными рефлексами. Мы заведомо проигрываем, потому что играем на их поле и по их правилам. Мы, конечно, можем действовать примером, убеждать правдой, но людей, которые способны что-то понять, становится все меньше и меньше. Откровенно говоря, не особо их и жалко. Но когда неправильность повсеместна, к ней начинают апеллировать как к норме.

— Повсеместность — норма для дураков процитировал кого-то Лека.

— Так то оно так, но когда их слишком много, они создают такую среду, в которой умный человек просто не выживет.

— Но у вас-то, как я понял, другая среда?

— Эта среда нам очень дорого обходится, и не только по финансам. Мы вынуждены вести боевые действия просто для того, чтобы оправдывать неизбежность потерь. Ведь нашу группу иначе как «чудовищами» и не называют. Ну сам посуди, что можно ждать от таких «чудовищ», как мы.

— От таких чудовищ, как вы, можно ждать много чего такого интересного.

— Только без намеков, пожалуйста. Имей ввиду, у меня к ним полный импунитет.

— Это я чтобы не терять форму.

— лучше для этого применять другие методы и кстати Твоя форма теперь — не только твоя забота. С завтрашнего дня мы начинаем учебу. Тебя какая форма устраивает?

— Эта самая форма, которая есть, меня устраивает более, чем достаточно.

— Вот, — сказала Вильдана, — Это самая крутая наша корова, Самое крутое, что у них было, представляло собой пень со стандартной конфигурацией, с подключенной к нему модемой. Вероятнее всего, ценность все-таки была в Softe, а не в Harde.

— И не в Softe, и не в Harde, а в Netwe.

— И что на этом сайте? — спросил Лека.

— Не что, а как, — ответила Зеро, — Маленькая такая формочка, на которой ты можешь наколотить любой вопрос, а потом этот вопрос разбивается на составляющие и раскидывается по всему Интернету. Причем, составляющие такие, что всегда можно проверить, правильно ответили или нет. Ну а правильные составляющие опять состыковываются, и получается правильный ответ на любой вопрос.

— Прям таки на любой? — спросил Лека.

— Если социум знает ответ на этот вопрос, то этот ответ будет получен. Вопрос только во времени и в затрачиваемых вычислительных возможностях. А если не знает ты его и сформулировать не сможешь

— И кто вам будет оплачивать время и затрачиваемые вычислительные возможности? — спросил Лека.

— Времени у нас хватает, а что касается других затрат, то здесь change. Если нам есть что предложить, то мы можем кое-что и взять. Ты еще не догадался, что мы собираемся предложить?

— Не догадался, — соврал Лека.

— Что ж, — влезла в разговор Вильдана — Придется объяснять. Предлагать будем твоего Сергея. Он с другого мира. А связей с этим другим миром не очень-то и много. Поэтому ценность тех связей, что есть, высока и очень.

— Ты на самом деле думаешь, что это кому-то нужно? — спросил Лека.

— Не думаю, а знаю. Мы уже спрашивали.

— А на меня вы вышли, используя эту штуковину? — спросил Лека.

— почти и не совсем, — ответила Зеро, — При помощи этой штуковины мы приобрели кое-какой опыт, который нам понадобился когда мы на тебя выходили.

— В общем, как я понял, в твоих интересах объяснить, как эта штука работает.

— Просто, как и все гениальное. Стиль вопросов и стиль ответов, в общем-то, одинаковый. А стиль можно определить задавая разовые вопросы, допускающие однозначные толкования и легко поддающиеся проверке. То есть по вопросу мы выясняем где находится ответ. Причем, настолько точно, что уже можно и не отвечать.

— А дальше?

— А дальше начинается самое интересное, потому что понять этот ответ порой совершенно невозможно. Кстати, у нас там есть база непонятых ответов. Если ты поймешь хоть несколько из них, то нам поднимут рейтинг, и у нас будут большие возможности для получения ответов на собственные вопросы.

— Отвечать, как я понял, можно на любые?

— Отвечай на те, что нравятся. Было бы хорошо, если бы ты смог привлечь Сергея. Но лучше бери количеством, чем качеством. Отсев всякого дерьма происходит программно.

Далее последовали правила игры, впрочем, довольно несложные. Рейтинг можно было купить или заработать.

— Купить, продать — думать не смей, — предупредила Вильдана.

Заработать: либо отвечая на первичные вопросы, то есть на вопросы пользователей сайта, имеющих хоть какой-то рейтинг. Либо на вторичные, то есть на вопросы, которые получаются из первичных, либо преобразуя первичные во вторичные. Можно так же было заработать кое-какую мелочевку на оценке ответов. Тут какой момент масса проблем за решение которых согласны платить и неплохо и не меньшое количество идиотов которые согласны делать бесплатно бескорыстно с привлечением немалых средств но только то что им нужно и связать тех и других сложнейшая тонкая и интелектуальная работа та что не тонкая уже связана без их участия подобрать же нужное сочетание просчитать затраты на создание промежуточных этапов для связи того и этого задача не решаемая в принципе возможных комбинаций слишком много метод тыка не эффективен да и конкуренция большая найти нужное сочетание подобрать вариант для связи и при этом еще не поступиться принципами тут чутье нужно и немалое Вот и выписали ведьму и познакомили с Лекой для взаимной взаимораскрутки Игру в Ламеров впрочем затеяли больше по привычке.

— А что ты на меня смотришь? Неужели еще на голых баб не насмотрелся?

— На таких не насмотришься, — ответил Лека, — А вообще, смотрю потому, что ведьм как-то по-другому себе представлял.

— Интересно, как?

— Злющими, худющими, старыми.

— Это они с недотраху — злые, худые, старые.

— А у тебя, как я догадываюсь, с этим проблем нет?

— Точно, а как догадался?

— По первичным половым признакам. И по вторичным. И по третичным. Как мне кажется, ты вся только из этих признаков и состоишь.

— Это они из меня состоят. Впрочем, тут, похоже, самораскрутка — я раскручиваю их, они — меня.

— То есть, ты как признак раскручиваешь себя как ведьму.

— Понимаешь, ведьмовство оно для того и служит. Тут как — желания есть каждый день и укрыться от дождя создали всю современную цивилизацию. А желание найти подходящего партнера тоже кое-что создало.

— А таких надо искать? — удивился Лека.

— Надо, надо. Нам же очень много надо.

— Слушай, а колдовство случайно произошло не от желания найти партнершу?

— Партнерш не ищут, партнерши приходят сами. Но не ко всем. А колдовство происходит от снов.

— Значит, это разные вещи?

— То есть абсолютно.

— Значит, как я понял, ты можешь найти партнера?

— Да нет, конечно.

— ??

— А что, современная цивилизация справляется со своими обязанностями? Мы просто от этого происходим. А цели у нас могут быть совершенно другими.

— И какие на этот раз?

— Понимаешь, герои выполняют роль богов, но не тех богов, что есть. Те, что есть, борьбы не требуют. Борются те, что будут.

— А сами боги почему не борются?

— А они борются героями. А будущие боги слабоваты, скажем так. Максимум, на что они могут воздействовать — это на героя. А его еще надо найти.

— Так ты на него выводишь?

— Навожу, делаю, усиливаю. Весь комплекс услуг.

— А действуют через сны?

— Ну сны…сны, ты же постоянно под их воздействием. Ночью их легче увидеть.

— То есть тут бригада.

— Скорее межмировой клуб по интересам.

— А мне за всех отдуваться?

— Не за всех. За них. Боги приходят не с этого мира.

— Боги с верхнего, а черти с нижнего?

— Зачем же так примитивно? Мы же идем по ниточке. Иногда зываливаемся вправо, иногда — влево. Бывает, что и застреваем. Дело не в направлении сил, а в их своевременности. Да и не черти они а драконы…

— А что сейчас модно?

— Я здесь не сейчас, а потом. А потом надо будет идти назад.

— То есть ты здесь не для того, чтобы помочь нам ведьмовством, а для того, чтобы повернуть нас назад?

— Не повернуть, а вернуть. Путей назад не очень много. Путь, по которому прошли, уже исключается. По нему и шли то вперед потому, что запретили в этом направлении идти назад. Это как кошки, — они прекрасно плавают, но плавать добровольно не будут. Те же, кто плавает добровольно, стали морскими котиками.

— А по ведьмовству к сексу назад вернуться можно?

— Эти пути всегда были немного альтернативными мало обсуждались и в стороне были от столбовой дороги. Там не надо было устанавливать специальные меры, чтобы назад не ломанулись. Это знаешь, желание «ретро» очень и очень сильное. Но вот пути к нему не все пристижные потому как надо пройти через старомодность. Джампом не получается высоко ноги попереломаешь, так, что только те, что идут по сексу красоте и вечности. Сам секс красота и вечность пристижны и несут в себе один путь

— А что мы будем кушать и как укрываться от дождя?

— Цена, которую мы за это платим, несколько, скажем так, великовата. Ну и когда этим шантажируют, лучше показывать свою независимость от еды и дождя. Вас там, кстати, сколько раз в день кормили?

— Не будем об этом. А раньше, что, лучше было?

— Раньше нас было очень мало, и все были на виду. Плохо было всегда, но не до такой степени. Давай пока разберемся с твоим Сергеем.

— А в чем проблема?

— Проблема в том, что он, похоже, умеет писать. А знания, которыми он располагает, не могут быть получены в том месте, где люди писать умеют. Письмо создает некоторую технологию получения знаний. И эта технология не способна охватить некоторые моменты в принципе. Для этого нужны другие технологии. А если они задействованы, то в письме нет никакой нужды.

— А может быть, что не у всех, ну там Тибет, Гималаи, Шамбала.

— Чушь. Тайных знаний нет. Трепачи же-все. А серьезных людей в это дело допускать нельзя потому как серьезность от одиотизма. Серьезно трахаться, творить и прикалываться это как-то по другому называется. Многое, конечно, есть из того, что не поняли, но эти вещи не эффективны. А почему ты сказал про Гималаи?

— Понимаешь, Сергей имел к ним какое-то отношение.

— К Эвересту?

— Да.

Эверест — очень тонкое место. Очень много людей стремились туда попасть и очень сильно напрягали творческий ресурс, и не только творческий. Там большая плотность сложных многофакторных объемных событий. А в таких случаях легче организовать ситуацию оттуда.

— Эта организация ситуации и помогает получить оттуда знания или передать туда наше умение писать?

— Думаю, последнее. Это все-таки гораздо меньше. Понимаешь ему надо еще осознать, понять те знания, чтобы передать их тебе. Для этого он должен быть там.

— И с Эвереста можно туда попасть?

— Там можно организовать это прохождение. Человек — не шарик, человек движение шарика. Организовать импульс так, чтобы перешло все движение, можно и через преграду, но это очень и очень сложно, и там для этого должна быть сделана очень и очень большая работа. И то, что они на это пошли, говорит прежде всего о том, что передать эти знания сюда было очень важно. Кстати, у него для этого должен быть очень сильный стимул, и у тебя тоже.

— Стимул у меня ну просто очень сильный. Орехи можно колоть.

— Я не это, точнее, не только это имею ввиду.

— Все связано. Я же там не по своей воле оказался. «Помогли» друзья, соратники, лишили возможности использовать «стимул» по главному назначению.

— А у Сергея сходные проблемы?

— Да. Похоже, его тоже подставили.

Не все средства и цели этого мира являются средствами и целями этого мира. Много из того — часть миров иных. Сны, вдохновение, прелести смутных мечтаний приходят иногда с тех мест, которым и имен нет, ибо приходят они сами, ибо никто их не зовет, ибо ни у кого не может возникнуть нужда в них. И наш мир проникает в миры иные, пытаясь ухватиться за них, выхватывает кровавые ошметки ночных кошмаров, нужды в которых нет ни малейшей, хотя и немыслимо без них его существование. Нет между мирами ни партнерства, ни деловых отношений, но непонятные стремления чего-то высшего заставляют их сталкиваться, а чуждость понимания заставляет расходиться вновь. И не может их соединять никакая другая общность кроме общности снов. Но сны живое не создает, и нет такого понятия сделать сон…сны видят. И хоть видимы они только ночью, существуют они сами по себе вне зависимости от того, смотрят их или нет. Не велико их влияние прежде всего потому, что они чужды. И чуждость эта создает разнородные и разнонаправленные течения, которые никогда не сведут друг друга на ноль. потому как иные из них течения, иные ветры, иные огонь, иные время… И представить невозможно ту силу, которая будет, если течения эти подчинятся одной цели. Но что же заставит их сделать это?

Кит смотрел на Леваневского и дышал. Потом он перестал дышать. В смысле, дышать он, конечно, не перестал, но стал это делать не так громко. Сейчас скажет "Ну?", — подумал Леваневский.

— Ну-у-у? — взвыл Кит.

— Кто-то доносит, — моментально среагировал Леваневский.

— Кто, интересно знать? — спросил Кит, — Я не могу, потому что не посвящен во все детали операции. Эта шестерка вообще на разовой работе, так что вроде тебя, вроде как, некому.

— Китыч, — оправдался Леваневский, — Тут все не так просто и однозначно. Современные средства контроля под надсознанием очень эффективны и действенны. Могут натурный пентанал ввести. А еще, такой есть метод медная проволочка вшивают в язык, потом просвечивают радаром, и все это вводят в контролерную микросхему специализированного компьютера. Тут какое дело, когда человек думает, язык у него в соответствии с мыслями трясется, вроде как говорит. Так не разглядишь, а на компьютере…

— В жопу тебе проволку! Кто тебе этот понтанал медный в язык вставил? Где? Когда?

— Я теоретически, — объяснил Леваневский, — Эти способы я знаю, и от них не залечу. А есть же еще много неизвестных. Прогресс и движение человеческой мысли в этом направленнии…

Кит взвыл, стукнул кулаком о стол, расколол им стекло и заставил подпрыгнуть три телефона, клавиатуру, прогресс и Леваневского.

— Китыч, — сказал Леваневский, — Будет сделано.

— Что? — спросил Кит.

— Исполним, доставим, недооценили противника, все понял, полетел выполнять.

— Чтоб через день принес портфель, а в портфеле была его голова или твоя…точнее то что ты ей называешь…

— Китыч, — сказал Леваневский, — Это невозможно ни практически, ни теоретически. Таких портфелей лет дридцать как не делают

— А мне этот месяц что, в сортире отсиживаться? Короче, если через неделю…

— Значит, они будут нам помогать, пока мы делаем то, что надо им?

— Что ты так волнуешься? — ответил Лека, — Похоже, наши цели пока совпадают.

— Они совпадали, совпадают и будут совпадать всюду и везде, — заверила Зеро, — Но мне неприятен сам факт, — как на цепи сидишь.

— Относись к этому как к комплексу. Мне кажется, это быстро пройдет. ты просто привыкла к излишней самостоятельности. А работать в связке с достойным партнером, в этом тоже есть известный кайф.

— Я уже наотносилась Просто как-то не ожидала что все выдет из под контроля. А что партнер надежный Надеюсь, что да, и очень надеюсь, что мы с ним ту возможность используем не только для того, чтобы делать мелкие пакости.

— Знаешь, Зеро, мелкие пакости или крупные, вопрос, по-моему, не принципиальный.

— Ты прав, конечно, но тут все дело в уровне понимания. Что бы мы ни делали, будет либо пакостью, любо будет воспринято как пакость. Нами, ими — неважно. Мы хотим и должны получать оттуда новое понимание.

— А то, что ваши проблемы — это не только ваши проблемы, это разве не новое понимание?

— Это не проблемы, это зло. А зло как выяснилось происходит от слова «излом». И то, что этот излом начался гораздо дальше, принципиальной роли не играет. Бороться со злом при помощи зла — это только преобразовывать одно в другое. Конечно, рано и поздно чисто статистически можно выйти на ситуацию, с которой мы бы смогли успешно справиться. Но я ни за что не поверю, что эти способности нам дали только для этого. А если нам их дали только для этого, то я в такие игры не играю.

— По-моему, ты играешь в них, и очень успешно.

— Меня вынуждают…Мы…У нас большой нереализованный лимит показать, доказать, поставить на место. Но, откровенно говоря, это пошло, хотя, не спорю, первое время девочкам это нравилось.

— Это вашей Вильдане, по-моему, будет нравиться…

— Не будем о Вильданах. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю. У нас есть великая цель, и есть прекрасное средство ее реализации. А мы вместо того, чтобы искать, как ее приблизить, расправляемся с теми, кто не снами, и с теми, кто против нас. Это может быть как промежуточный этап, как одна из функций. Но, как мне кажется, мы немножко этим увлеклись. Понимаешь, ломать — не строить. Вот до ломания у нас как-то мозгов хватило, а вот какие шаги надо сделать, чтобы создавать… мы и сейчас то боремся с нашими врагами, а не с врагами нашей идеи. Врагов у нас много. Думаю, дальше будет еще больше, и мы, похоже, вовлечены в какую-то дурацкую гонку, ведь наша цель — не уничтожение каких-то ситуаций, а создание мира, в котором эти ситуации будут невозможны. А тут еще терятся контроль и все уходит из под рук из под ног и из под низа живота

— Но вы же раскручиваете свой ресурс?

— Мы развиваем его слишком банальными методами. Твои методы мы используем только для того, чтобы его защитить. И мне это очень и очень не нравится и не как факт а как теденция. Ведь эта твоя техника в верхнем мире — часть повсеместной практики, и едва ли они ее используют там только для борьбы.

— Нам неплохо помогают, когда мы ее используем для борьбы.

— В том то и дело, — сказала Зеро, — В том то и дело. У нас литературно-художественный сайт. За последнее время распух как от хорошего промоушена. Но ни литературности, ни художественности особо не прибавилось. А если и прибавилось, то только потому, что привлекли новых авторов. Но те, кто был, умнее не стали, хотя, конечно, и приобрели необходимую хватку и деловые навыки.

— А не хочется верить, что вначале на драку все-таки легче раскрутить, чем на создание?

— Хочется. Но цель у нас все-таки в самом начале была другая. И сейчас, я надеюсь, тоже.

— не понимаю проблемы

— Надо бороться действиями а создавать идеями а у нас похоже наоборот а стимулы и наши пока еще на этот уровень не вышли

— Мои уже давно там… я хоть сейчас но мне нужна действенная помощь

— Да завсегда пойжалуйста, что раньше то молчал?

Граждан города и молодых и глупых и прогрессивных журналистов очень интересовала проблема сращивания оргпреступности со структурами власти и милиции. Сама же преступность и не думала с ними сращиваться. Все эти общественные институты мягко, ненавязчиво и без особых проблем переходили друг в друга. Впрочем, без проблем только для самих себя. Для всех же остальных они представляли известные проблемы. Одна из этих известных проблем в данный момент сидела у Зеро, где ее подвергали перекрестному допросу Танча, Зеро и Ирэн. которые по этому поводу даже оделись

— Да у всех своя сеть у ментов своя у братков своя у нас своя но наша получше будет

— ? спросила Зеро

— Да люди одни и те- же и там и там. Но эти то пугают а мы платим да и защитить можем получше чем они все вместе взятые, четвертя власть а трех других то нет. Вот они и цедят им а нам самый свеж

— А что не боятся?

— Да пуганные уже а какая — ни будь пубикация или там депуцкий контроль это против всех пугов…а депутаты и прессу уважают и в информационной нуждаются

— А этот…криминалитет

— Да они сами этот самый криминалитет и есть всяким там гостиничным начальствам дежурные обязаны докладываться дежурных сколько а начальник один а должность самая что ни на есть криминальная, Будет он кого он будит закладывать и кому самого себя самому себе что-ли? А замотать можно что угодно и свалить на исполнителей.

— А деньги то у вас откуда?

— Да с публикаций Газету то всю почитай 2 человека делают один организовывает всякие онанизмы а другой про них пишет потом меняемся а фамилий авторов вон сколько. И всем по ведомостям платить надо. вот и платим за помощь в публикации другим скажем так авторам.

— И платите?

— Да Платим, платим правда можем и публикацией расплатиться или ее отсутствием.

— А на сторону сплетни не продаете?

— Да Ессесвенно, тем-же ментулям и братанкам и продаем а коллегам и читателям объедки скармливаем.

— А кому предпочтение?

— Да проституцко-рыночные отношения кто больше заплатит того и предпочитаем.

— Больше это сколько?

— Да это уж от условий сделки за информацию о ситуации одна плата за организацию ситуации побольше а уж за то чтобы промолчать наивысшая.

Над Вильданой работала Зеро, и за какие-то полтора часа сделала из нее довольно приличного молодого человека, придав соответствующие внешности привычки. После чего ее, точнее, «его» отдали на пол-часа Войреле и Танче, и они придали «ему» вполне женский вид, который можно было содрать буквально за несколько секунд. Еще надо было угнать машину. Но тут у Ирэн больших проблем не было.

Вскоре вся милиция в городе знала, что мусье Леваневский разыскивает своего блудного брата. Вся не вся, но 60 процентов — точно. Эти 60 процентов милиции составляли всего 5 процентов проблем. Кроме милиции об этом знали администраторы гостиниц, парикмахеры, таксисты и те, кто считал себя таковыми, кассиры по продаже авиа, железно- автобусных и лоторейных билетов, старушки, предлагающие временное жилье, и нестарушки предлагающие не только жилье и любой другой человек, который имел время прочитать одно из многочисленных объявлений, красующихся на столбе. Венцом творчиской деятельности Леваневского являлись, конечно, несколько теточек с мобильниками, которых внезапно охватила страсть к продажам шиньонов на блошинном рынке. Одна, продававшвя чужие усы, бороды, грим и прочий театральный реквизит, имела не только мобильник, но и walkie-talkie. Все эти многочисленные коммуникации сходились на Леваневском, и надо сказать, Леваневский был очень приятно удивлен, узнав о столь большом количестве нерадивых братьев, которые внезапно появились в городе. Разбиралось с ними небольшое сыскное бюро, которое в мирное время маскировалось под консалинговую фирму. Но то, что с этим звонком придется разбираться самому, Леваневский понял уже через пять секунд разговора.

— Короче, — сказал жесткий — женский голос, — Бери все деньги, я еще раз повторяю: деньги все, и через десять минут в кафиюшку «Блюменталь». Если притащишь с на хвосте еще кое-кого, деньги и еще кое-кого можешь засунуть себе в задницу прямо на месте.

— Шофера, — простонал Леваневский, — Я вашину модить не уме…

— Придется научиться время есть, — сказала дама и бросила трубку.

Шофера Леваневский бросил метров в трехстах от кафе, и эти триста метров бежал бегом. Разбежавшись, он по инерции сделал несколько кругов вокруг столика, за которым сидела дама и следила за ним ледяным взглядом.

— Деньги, — сказала дама, — Когда он наконец отдышался и уселся против нее.

— С собой, — ответил Леваневский.

— Сколько? — спросила дама.

— Триста, — ответил Леваневский, — Но тут…

— В жопу, — сказала дама,

— Нет! Да! Нет, но! — закричал Леваневский, Увидев что связь уходит- Нет но да нет! Но! Сколько?

— Пять, — ответила дама.

— Но это не может столько стоить, — ответил Леваневский, наконец очухавшись.

— Слушай ты, старая жирная пропидорасеная канарейка, — сказала дама, — Я отлично знаю, что это за человек, и прекрасно догадываюсь, зачем вы его ищете. И даже если бы я была такой же дурой, как и ты, я бы и то догадалась, что со мной будет, если он узнает, о чем я здесь с тобой торгуюсь.

— Давайте поговорим как интеллигентные люди, — предложил Леваневский, — тилегентность которого подтверждалась дипломом с настоящими печатями. Тут в чем дело, Вы же понимаете, — Солидная фирма. Нужны гарантии. Давайте до конторы, там договор. обязательства сторон Оформить как страховку, можно — пари. Наши юристы…

— Шесть, — сказала дама.

— шесть это что? — не понял Леваневский.

— Дикриментирую Тысячу за то, что ты решил самовольно изменить условия заключения контракта.

— Но нам же наисовершенейшим образом необходимы гарантии. Это же структурное подразделение и производственный технологический процесс… юридическая консультирование…

— Мне они как-то нужнее, — возразила дама, я не фирма а одинокая сирота Семь тысяч, причем, три даешь сразу сейчас и здесь. Остальные — после того, как вы его найдете там, где я вам скажу.

— Много, — проскулил Леваневский.

— Если вы ничего с ним не сможете сделать, мне придется сматываться, а это удовольствие дорогостоящее. Потому как сматываться я привыкла качественно и быстро. Кстати, почему три? По-моему, четыре.

— Так нельзя разговаривать. — сказал Леваневский.

— Нельзя так нельзя мне не очень положим и хотелось, — ответила дама, — Кстати, если передумаешь, имей ввиду, что речь уже идет о девяти.

— Значит, так, — сказал Леваневский, — Место это просматривается и простреливается. И ты, дорогуша…

— Идиот, — сказала дама, — Это ты трясешься за свою житуху — вонючку, и думаешь, что все так. Ну давай, простреливай. Вот смотри, — она достала сотку, — Запись разговора ведется. А уж кому она достанется, Лександру или твоему коту…

— Пардон, — перестроился Леваневский, — Пошутил. Признаю, понимаю, прошу прощения. Но деньги действительно очень большие, у меня и нет таких и никогда не было и не будет.

— Но есть, — ответила дама, — К тому же за то, что ты попросил прощения, две тысячи я скину, итого будет десять.

Леваневский произвел несложные арифметические вычисления и пришел к выводу, что ответ не сходится. Но дама объяснила, нетрадиционную арифмематику…

— Вот фотографии, — сказала дама, получив и пересчитав и провжикав деньги какой-то китайской фигонющкой. Вот пленка. Вот это вот на фотографии — число и время снимка. На пленке есть еще номера кадров. Вот квитанция за проявку вот за печать кассовый чек время проставленно. А это чек на покупку пленки. Все в одном месте проверить не трудно.

— А что за место? — спросил Леваневский. Я о том где снято а не где чек…

— Фазенда, — ответила дама, — Моя фазенда, — Но не думай, что я туда поеду.

— Так он там? — догадался Леваневский.

— Можешь посмотреть видишь ораньжевывае цифрки объясняю последний раз это время съемки, — ответила дама, — Был там три часа назад, во всяком случае. Но если там его и нет, то обязательно будет, если пойдет дождь. А дождь, вроде как, завтра обещают.

Потом она рассказала историю. В общем-то совершенно обычную историю, и объяснила, как найти фазенду, и как к ней подойти, чтобы с поселка не было заметно.

— В поселке собаки, — объяснила она, — А живет человек десять от силы. и все ветераны а собак на каждого по три Гавкают на любого леваневского. Лучше подняться на гору и спуститься.

Она нарисовала чертеж и заставила Леваневского перерисовать его. Потом объяснила, что на фазенде нет ни света, ни телефона. От поселка она была метрах в четырехстах на другой стороне ущелья. Но как она с поселка, так и поселок с нее прекрасно просматривались. Кроме того, с фазенды был виден большой кусок дороги.

— В это время машины там не ездят, — говорила дама, — Поэтому ищите какой-нибудь другой болие банальный способ передвижения. А если подъедете с другой стороны, вам придется чапать по грязи километра два, не меньше.

Улица жироедов располагалась в центре города, но ни на центр, ни на город не походила совершенно. Эдакий хороший дачный поселок с высокими заборами, за которыми жили те, кто не особо сильно пострадал от перестройки. Можно даже сказать, что они несколько выиграли, и более того, выиграли за счет тех, кто особо пострадал. Пострадавшие же пострадавшими себя не считали, а считали себя виноватыми, потому что те, кто не пострадал, убедили их, что не пострадали они в силу своих способностей к новому более совершенному образу жизни и способностей к предпринимательству деловой хватке и торгово-посредническому инстинкту. Что же касается жироедов, то эта способности у них сохранилась и приумножилась. И все чаще и чаще они предпринимали такие вещи, от которых люди, утерявшие эти предпринимательские способности в перид коммунистической окупации, впадали в состояние между комой и идиотизмом. Один из таких, впавших в подобное состояние, аккурат стоял на этой самой улице, держал в руках канистру со смесью, состоявшей на три четверти из бензина и на одну четверть из машинного масла. Смесь эта, надо сказать, обладает исключительными горючими и проникающими способностями. Мысли, надо сказать, у него были не менее горючие и не менее проникающие. Но он еще не решил, что стоит поджечь — дом кандидата-делегата-депутата, который перед ним или себя самого. В конце концов он решил, что поджечь лучше себя. В этом варианте дадут только год, а если повезет и сгоришь полностью, давать его будет некому. В кандидатско-депутатском реализации были проблемы с охраной, собаками и проволокой на заборе, и кроме того он стеснялся объяснений с дежурными рожами. Александру не надо было объяснять, что происходит. Он как-то сразу узнавал таких людей. Вероятно, потому, что сам нет да нет находился в подобном состоянии. Незадачливого самоубийцу просто насильно затащили в машину, где объяснили християнскую недопустимость подобного плана и ознакомили с замечательными свойствами перекисей ацетона и марганца, которые не обнаруживается никакими детекторными собаками и собачьими детекторами. Не учли только то, что у него ее еще чуть-чуть останется.

Эти два километра больше смахивали на все пять. Кроме того, их пришлось делать по горам. А еще малый, которого они взяли с собой, постоянно падал на четыре масла, тыкая пальцем в тропу, и вещал: "Затирка. Хитрый, гад, обходить надо". У самой фазенды обезвредили несколько натянутых ниточек, потом наблюдали за ней часа три. Малый за это время обползал на пузе все окрестности, и сообщил, что если кто-то там с сорок четвертым размером красовок и был, то ушел совсем недавно одев при этом эти самые красовки. Запланированный дождик уже начинался, поэтому решили подождать в домике. Впрочем, это относилось только к Маслу и Стеганному. Батона оставили снаружи, а малого решили отпустить, чтобы не впутывать в свои темные и некрасивые дела Дождик быстро разошелся не на шутку, и Леваневский, догадавшись, что следов так и так не останется, решил пройти до поселка и понаблюдать оттуда. Кроме того, были подозрения, что объект там. Подозрения не оправдались. Объекта в поселке не было. Леваневский что-то там насвистел про поломанную машину и снял комнату. Устроился возле окна и стал наблюдать за фазендой. Хозяином дома был какой-то тупой старикан, от которого удалось отделаться, только дав ему денег на водку. Вероятно, за водкой в этом поселке не надо было далеко ходить. Потому что старикан вернулся пьяный в дупелину буквально через полторы минуты. Он сидел напротив Леваневского и что-то образно и с впечатляющими жестами рассказывал ему. Что он там говорил, понять было совершенно невозможно. Даже если-бы его кто ни будь и слушал Дождь шел и шел, а Леваневский смотрел и смотрел. Но совершенно ничего не происходило, и кроме того, из домика раздавалось невнятное радиосопение. Когда это произошло, Леваневский даже не понял, что это такое и как. Домик как-то тихо мирно и совершенно бесшумно сложился и поехал вниз вместе со склоном, на котором стоял. Через каких-то тридцать секунд на месте игрушечного домика и большей части горы осталась только куча грязи. Из маленькой речушки внизу эта грязь стала с потрясающей скоростью делать озеро. Собственно, это была уже не маленькая речушка, которую Леваневский перепрыгнул, не заметив даже, когда шел в поселок. А мутный и быстрый поток полный обломочного материала. На хозяина все происшедшее никакого впечатления не произвело. Но соседняя тетка вопила просто ужас как. У нее то Леваневский и выяснил, что трещина там была давно, и оползня ждали с минуты на минуту, что никаких дам в поселке не появлялось, но большую черную машину тут вчера видели. Леваневский все-таки сделал вид, что произвел осмотр того, что осталось. После чего вернул хозяину резиновые сапоги и пошел по дороге. Когда сзади остановилась машина, Леваневский понял, что будут стрелять в голову. Но в голову стрелять почему-то никто не стал.

— Садись, идиот, — сказал Кит, — Приехал вот посмотреть, как ты умудришься провалить стопроцентное дело.

— Проводил обследование-собеседование, — объяснил Леваневский, — Природно-геофизический-гидрогеологический процесс. Оползнеобразный сель эрозионного вреза. Комлексованная биохимическая экспедиция. В поселке он узнать об этом не мог, но и случайностью…

— Заткнись, — прервал его Кит, — Надоел.

— Надо в офис, — сказал Леваневский, — Там записи по ребятам. Если их разроют и найдут технику и стволы, могут быть проблемы.

— Какой офис? — спросил Кит, — И не надоело тебе, дураку, по развалинам мотаться?

На первый обмен опытом собрался весь наличный состав филиала международных ассоциаций бисексуалок-натуралисток. Они валялись в разных углах и слушали Леку, который сидел возле компьютерного проектора. Так как никаких графических материалов у него не было, он нарисовал несколько кругов и провел между ними стрелочки. Что это такое, не звал никто, а он сам тем более, но выглядело солидно. Потом он нарисовал несколько загогулин и начал объяснять:

— В физии есть такое понятие "мировые костанты": гравиционная, электромагнетическая, какая-то так еще и какая-то там еще. Эти костаны являются константинами основных физилогических законов: Ньюптона, Куплона, еще там кого-то, короче, не важно. А важно то что эти самые консты неплохо подогнаны друг к другу. За счет того, что они подлажены, наш мир существует, а мог бы и не существовать. А если подкрутить их получше, то и существовать он будет получше, в смысле покрасивее-поустойчивей. Причина столь поразительного их соответствия в том, что миров много. И те миры, в которых эти константы подогнаны не так благородо, уже давно благополучно самоликвидировались. Так вот, миры, в которых константы подогнаны лучше, чем в нашем, назовем «верхними», а те, в которых подогнаны хуже — «нижними». Есть еще такие, где они подогнаны хорошо, но как-то по-другому. Эти назовем соседними.

— Это изначальное свойство природы или это от чего-то зависит? — спросила Танча.

— И так, и так. Сами константы зависят от состояния миров и от его истории. В общем-то, управляя историей мира, мы можем управлять ими. Можно даже сказать, что время есть процесс изменения констант. Но и наоборот тоже. Законы позволяют двигаться в каком-то направлении но само движение в этом направлении усиляет законы делает их устойчивыми и повсеместными. Народу важно знать следующее: что эти миры не изолированы друг от друга. Есть некое общее поле, которое их связывает. Нам оно доступно, например, в снах или в творчестве. Впрочем, и то и другое — поиски аналогий и единого стиля.

— А насколько миры влияют друг на друга, и какие на какие? — спросила незнакомая девица.

— Влияние идет постоянно. Верхние миры очень устойчивые, и там хорошо все сохраняется. Но в нижних, вследствие более сильного случайного фактора, больше всего создается. Кроме того, надо учесть, что нижних миров гораздо больше. Нижние создают красоту и стиль, верхние — их сохраняют.

— А физиические объекты могут проникать из одного в другой?

— Подозреваю, что да. Но во всяком случае, не средствами нашего мира.

— Но средствами нашего мира это можно облегчить или усилить?

— Места, где наибольшая напряженность творческих и иных усилий, обычно более открыты для проникновения. Но этого недостаточно. Должен быть взаимный интерес. Но пока не будем об этом. Научимся хотя бы пользоваться тем что есть Снами и Идеями. Тут какая проблема, миры очень разные но очень, очень. Теперь вопрос на понимание материала. Американцы проанализировали практику железнодорожных катастроф за 100 лет. Так вот, на поезда, которые впоследствии потерпели аварию, село на треть меньше пассажиров. Кто что-нибудь понял?

— Там, наверное, авария уже произошла. И они стрессами как-то просигнализировали нам, — предположила Танча.

— Не обязательно, — ответил Лека, — Такое может быть, но слишком маловероятно. Авария в нижнем мире может быть мышкой, которая попала в силки, поставленные детьми в верхнем.

— А почему именно в силки и именно детьми? — спросила Зеро.

— Может быть, и не силки, и может быть, не детьми. Но тот мир, в котором это не так, никак нам не поможет. А тот мир, где силки и дети, может нас от этой аварии избавить или хотя бы облегчить ее последствия. Можно их, в конце концов, попросить, чтобы они своих детей получше воспитывали.

— А наоборот? Если мы тут какую-нибудь пакость специально устроим, им что-то грозит? Жопа зачешится, например?

— Думаю, да. Потому что, похоже, они от этой пакости пытаются избавиться.

— При помощи нас, — догадалась Ирэн.

— Помогая нам, — поправил ее Лека.

— А может быть, эта чума пролезла из нижнего мира? — спросила незнакомая девица.

— Тогда мы поможем им, — сказала Зеро, — А пока давайте разберемся с нашими бананами. Они смогут помочь нам выяснить кое-какую информацию?

— Смогут.

— Что для этого нужно?

— От нас — желание помочь и умение смотреть сны.

— Пароль администратора на построитель эту жопанутую сайту, — потребовала Зеро.

Лека подошел к компьютеру и набрал пароль.

— Впечатляет, — произнесла она, — Предлагаю организовать здесь линки на наш ресурс, где это только возможно.

— Может, просто сделаем, чтобы наш экран выплывал после вихнего? — предложила одна из девиц.

— И Это тоже, — сказала Зеро, — И, кстати, нельзя ли нам как-нибудь переадресовать их почту?

Работа закипела. Про лекцию и про Лека забыли сразу.

Лека мелочиться не стал. Он вывел список самых высокорейтинговых вопросов, нашел единственно понятный, ответил на него и закинул ответ в базу. Через сутки пришло подтверждение: база ответ схавала.

— Никак не могу, — пожаловалась Танча.

— Выбирай другой, — посоветовал Лека.

— Этот вопрос расшифровывает какой-то из наших ответов, — возразила Танча, — А в этом случае коэффициент повыше.

— Ху-ту-си? — спросил Лека.

— В общем, довольно невнятно, но есть примеры.

— Давай сразу эти самые примеры. — сказал Лека.

— В примерах какое-то устройство. И в этом устройстве содержится какая-то информация. Спрашивают, можно ли получить эту информацию, не разбирая устройства. В инструкциях тоже ничего нет.

— А техдокументация по изготовлению этой штуки есть?

— Должно быть есть, раз ее изготовляют.

— Вот там пусть и ищут.

— Девки, — сказала Зеро, внимательно посмотрев на Леку, — Нам подняли рейтинг. Сейчас мы можем задавать вопросы пятидесяти процентам пользователей. Более того, можем этих самых пользователей выбирать.

— Может, наш стандартный вопрос? — спросила Танча, — Как поднять рейтинг еще выше?

— Не надо, — сказала Зеро, — Мне кажется, одного мужика нам более чем достаточно. Кстати, думаю, по справедливости, первый вопрос может задать Лека.

— Меня, конечно, очень интересует, как вставить пистон в жопу Киту, — сказал Лека, — Но мне интересно ответить на него самому. Поэтому я отказываюсь от своего права первородства.

— Ну хорошо, — сказала Зеро, — Тогда я спрошу, что надо сделать, чтобы вставить пистон в жопу всем остальным. Надеюсь, все всмысле никто не против.

Надо сказать, что Леваневский всегда знал, что делать. Если Леваневский не знал, что делать, он всегда знал, что надо сказать, чтобы все думали, что он знает, что надо делать. Если он не знал, что сказать, чтобы все думали…он всегда знал, какой надо иметь вид, что бы все думали что он знает, что надо сказать, чтоб все это выглядело будто… Еще у Леваневского были друзья, которые, впрочем, терпеть его не могли, и многочисленные враги, которые знать о нем не знали. Но сейчас он сидел совершенно один, и как дальше жить не представлял совершенно. Кит опять взвалил на него самую китовую работу. Хотя, конечно, если уж на то пошло, никакой другой работы у Кита никогда не было. Но если раньше умение Леваневского отбрехиваться приносило пользу и ему, и людям, то сейчас, похоже, они с китом были связаны одной веревочкой. Впрочем, возможно они и не были связаны одной веревочкой, а по одной веревочке ходили. Будь любая другая менее веревочная ситуация, Леваневский бы плдергал за веревочки для того, чтобы пригласить "дельных ребят из провинции". Но сейчас, похоже, влипли основательно, и никакими ребятами, и никакими провинциями, и никакими веревочками тут не поможешь. Впрочем, от столичных профессионалов до последнего времени толку тоже было мало. Нужен был какой-то финт ушами, переход в другую плоскость, какое-то новое измерение. Но как и что, Леваневский не представлял совершенно. Представлял он только более или менее, из чьих средств, и уж очень точно представлял, что будет, если эти средства будут не так или не вовремя использованы. Он уже дал во всех газетах объявления, где предлагал Александру мир, сотрудничество и вечную дружбу. Но тот ответил еще одним взрывом, разворотив особняк Кита, которым тот очень гордился. Собственно, взрыв произошел рядом с особняком, и никто серьезно не пострадал. Стекляшки, конечно, посыпались, и очень красиво. Нескольких охранников контузило, а у любимой болонки случился понос. Леваневский, надо сказать, очень искренне хотел бы быть на ее месте. Правда, болонки живут всего 15 лет, впрочем, эта была старая, и ей оставался год-другой. Но вряд ли Леваневский мог сейчас рассчитывать даже на такой срок. Леваневский уныло посмотрел на охранника. «Интересно», — подумал он, — "Сколько надо ему заплатить, чтобы он меня продал. На нем, конечно, висит что там. Если он не так себя поведет, об этом узнают те, кому положено об этом знать, Но ведь если предложат, например…и Левоневский представил себе сумму за которую он бы исам себя продал с потрохами…"

Химика, который взорвал их офис, нашли сразу. Деньги, которыми Леваневский рассчитался с дамой, были помечены. А химик имел долги и в тратах был очень уж скоростным и неуемным. Он же и объяснил, почему взрывчатку не удалось обнаружить ни детектором, ни собаками.

— Детектор на азот, — объяснил химик, — А эту кашу я сварил из перекиси ацетона.

— У вас был договор на перекись? — спросил Леваневский.

— Не совсем, — ответил химик, — Я ее хотел использовать только в качестве детонатора. Так оно, в общем то, дешевле. Но клиент сказал, что оплатит все.

— А взрыватели Вы ему делали? — спросил Леваневский.

— Эту штуку, — сказал химик, — Можно взорвать от сигаретки. К тому же если недалеко есть еще один такой заряд, он детонирует.

— Давайте еще раз о клиенте, — предложил Леваневский, — Как же все-таки получилось, что Вы его не разглядели?

— Деньги, — ответил химик, — Деньги и ничего больше. Они, знаете ли…

— Знаю, — сказал Леваневский, — Но, надеюсь, Вы понимаете, какой у Вас выбор?

— Я не думаю, что он появится, — ответил химик, — Эту кашу я научился варить еще в школе. Тут кроме холода, нахальства и ацетона с перекисью ничего не надо. А он эту технологию уже освоил.

Кит умел и любил руководить. В том смысле, что он умел говорить авторитетным хорошо поставленным голосом. Так как он имел дело преимущественно с такими же как он сам, этого вполне хватало. Там же, где этого было недостаточно, вполне справлялись его деньги и связи. Крестьянская хватка Кита, торгашеские заморочки Леваневского, житейский опыт плюс свобода финансового маневра. Когда же возникла и начала очень настойчиво напоминать о себе качественно новое ситуативное поле, создаваемое Лекой, Кит подергал за свои старые связи и выдернул специалиста по нестандартным ситуациям, который проходил лечение от последствий индивидуальной реабилитации.

Говорят, что бывшие менты и бывшие преступники хотя и похожи, но никогда не могут сработаться. Но у Кита работали и те, и другие, хотя, конечно, работой это назвать трудно. Охрана. Не самого Кита, а объектов. Самого Кита охраняли бывшие спортсмены. Что же касается объектов, то Кит вел довольно интенсивное строительство по всему городу и за его пределами. Кроме того, некоторые объекты нуждались в охране и после строительства. Небольшая контора по страховке недвижимости практически принадлежала Киту. Это был секрет, который знали все. Поэтому когда он не смог обеспечить охрану собственного офиса, его акции, скажем так, несколько упали. Поэтому меры предосторожности, которые он предпринял, были, скажем так, неадекватными. Бывшие менты из охраны Кита сдружились с настоящими ментами, бывшие преступники — с настоящими преступниками, а бывшие спортсмены — с настоящими спортсменами. И все они вместе навели такой шорох, что аж жутко стало. Координатором этого шороха был, естественно, Леваневский. Поэтому он не удивился что именно к нему пришел бывший военный и бывший диверсант, а ныне инвалид секретной группы запасной капитан товарищ Грант.

— Не там ищите, товарищ, — посмотрев на него стальными проникающими глазами сказал он Леваневскому через двадцать минут разговора. Далее последовала история минут на десять из его опыта.

— Я в советах не нуждаюсь, — сказал Леваневский, — Хотя, конечно, нуждаюсь, но ты, положим, ничего и не посоветовал.

— У этого вашего крота должны быть враги, конкуренты. Ну не может этот ваш который где-то один скрываться.

— Конкурентов у него нет, чукча — монополиста. Что же касается врагов, то тут и я с таким бы удовольствием ему под зад дал.

— Нужны идейные враги, — возразил бывший.

— Чтоб были идейные враги, должны быть идейные разногласия. А у Кита идея стандартная — хватай что ни попадя. Вряд ли тут могут быть какие-то другие идеи.

— А эти, как их там слово забыл…гоммунисты? -.

— Да он сам комуст, — возразил Леваневский, — В общем, так. Ты возглавляешь контр-группу по идейным противникам. Деньги выделю, людей дам, доступ к информации — неограничен. Если что нароешь, произведу из капитанов в штабскапитаны а там и до маршала недалеко.

— Людей не надо, — сказал будующий маршал, — Я бы, конечно, хотел выписать пару ребят в перспективе, но пока я бы просто посмотрел на вашу работу.

— Чтобы посмотреть на нашу работу, тебе понадобятся люди, поэтому бери секретаря и вперед. Вся связь — через него.

Леваневский нисколько не сомневался, что капитан — не более, чем подсадная утка, и что вся информация утечет к Александру. Но оони так и так не знали что, где, и как, да и иного способа выйти на Александра он не представлял. Сама же идея о идейных врагах ему очень понравилась. Неплохой и совершенно оригинальный повод для дойки кита Поэтому он объединил несколько старичков и старушек в антиглобалистическую экологическую партию и натравил их на на какое-то некрасивое и излишне надоевшее Китовское начинание.

… как и все, начал с девицы, но углубляться далеко не стал. Он знал, что такое идейные противоречия, и знал, на какую глубину они должны продлеваться, чтобы вызвать столь мощные действия. Территорию, где находилась фазенда, он облазил буквально на четвереньках. После чего вел трое суток разговоры за «жизть» с химиком. Потом опять поехал на фазенду. На этот раз «геологом». После чего он пришел к Леваневскому и сказал, что выходит из этого дела.

— А тебе не кажется, что ты слишком много знаешь? — спросил Леваневский.

— Не кажется, — ответил штабскапитан, — Кроме того, я же не собираюсь работать против вас. Просто я понял, что это дело мне не по зубам, как впрочем, и кому-либо другому.

— Это человек, — констатировал Леваневский, — Один человек. И если он будет действовать, у него будут ошибки. А действовать он будет.

— Это не человек, — ответил капитан, — И он не один. И ошибок у него не будет.

— Ну вот видишь, — сказал Леваневский, — Кое-что ты о нем все-таки знаешь. Может скажешь еще чего-нибудь?

— Скажу. Но в этом случае мы можем уволиться на пару.

— Меня не уволят, — пристрелят тебя впрочем тоже объяснил ситуацию Леваневский.

— Ну что ж, — сказал Грант, — Мучайся. Ситуация такая: они повторяться не будут. Думаю, изберут совсем другую область.

— Он же повторился со взрывом, — сказал Леваневский.

— Второй взрыв — демонстрашка. Мне кажется, что удар будет не по лицу фирмы, а по ее имиджу а у этой вашей фирмы как я понял больше ничего и нет.

— Значит это сейчас так называется? Что же ты запаниковал?

— А я и не паникую. Я совершенно спокойно знаю, что проиграем. и прекрасно знаю что по моей вине

— Я все-таки не понял, почему? ты вроде как и никто ещё

— Сила ударов растет. И растет их степень свободы К тому же, как я заметил, в их атаках есть некоторая, скажем так, поза. Они могут позволить себе поигрывать с нами. Если мы начнем против них бороться, то можем разозлить их по-настоящему.

— Думаю тебе надо поговорить с Китом и он тебя убедит что главное не результат а участие

— Если я говорю «правда», я имею ввиду именно правду, не ложь, которая устроит всех, не ложь, которая является компромиссом между тем, что хочется, хочется антагонистам, а правду как она есть. Не скажу, что этого достаточно, но это необходимо.

— Этот мир, — ответила Вильдана, — Сильно подпорчен. И если его не украшать, жить в нем будет и вовсе невозможно.

— А если украшать, — возразил Александр, — Тогда останется соблазн портить его дальше.

— Но, избавляясь от той лжи, что есть, мы ничего не можем сделать с той ложью, что была. А лживое прошлое и правдивое настоящее рождают лживое будущее.

— Лживое прошлое и лживое настоящее вообще ничего не рождают. И если мы научимся избавляться от лжи хотя бы в себе и хотя бы сейчас, то лживое прошлое уже не сможет цепляться за нас своими когтями. Оно не сможет пить нашу кровь, потому что эта кровь для нее ядовита. Альтернатива патриархату не матриархат, это просто смена знака. Суть там одна: половой расизм. А качается маятник сильно, слабо или стоит на месте, проблема в том, что он есть и его всегда можно раскачать.

— Но чтоб компенсировать то положение, которое есть, необходимо противодействие.

— Это противодействие его компенсирует, но не уничтожит. Любые претензии на власть, если они не обоснованы, будут искать повод. А обоснованных претензий, по-моему, и не бывает.

— Но матриархат это не только структура власти

— А что там останется, если ее оттуда убрать?

— Культура.

— И та культура может как-то противодействовать этой?

— Не может, как, впрочем, и любая другая.

— Но вы же согласны с тем, что правда ее разрушит.

— Естественно, как впрочем, и все остальное.

— А мы вроде и не брали обязательств по сохранению этого мира, как, впрочем, и всего остального.

— У них эти обязательства есть, поэтому драться они будут насмерть.

— Ну вот и посмотрим, кто кого.

— Их много, очень много. И жить без лжи они не могут.

— Но вряд ли нам есть смысл вербовать сторонников в их лагере. Толку то от них.

— А у нас что, есть выбор?

— Претензии на совершенство были у тебя. А совершенство в лжи не нуждается.

— Но путь к нему проходит по таким местам, по которым иначе и не пройдешь. Значит, не надо идти. Значит, надо быть. Избавившись даже от всех болезней, здоровым не станешь, если не будет здоровой твоя жизнь. А здоровая жизнь тебя избавит от болезней быстрее, чем даже уничтожение одних болезней другими.

— Но здоровая жизнь здесь, сейчас…

— И ту первую ложь создаем мы сами…

— Мы ее вдыхаем с первым вдохом и с первым глотком материнского молока. И, избавившись от этого вдоха и от этого глотка, мы не избавимся от того, что за них нацеплялось.

— Но если мы не будем от этого избавляться, то будет цепляться еще. ту что мы столкнулись ложь создают необоснованные претензии на власть. И отказываться надо от необоснованных претензий, а не от власти.

— Еще раз спрошу. Что? Есть обоснованные?

— Еще раз отвечу Подозреваю, что есть, хотя сам лично с ними не сталкивался.

— И все-таки я не понимаю, какая связь между этим и этим.

— Ложь позволяет несовершенству победить совершенство. Стремиться к совершенству, сохраняя ложь, просто неэффективно. А некоторые вещи возможны только по достижении какой-то степени совершенства. Не уничтожение одного несовершенства другим, а создание условий когда оно не выгодно.

— А это возможно только когда судейство будет честным.

— Почему бы тебе не пойти к Киту и всего этого ему не сказать?

— Обязательно приду и скажу, но сначала уничтожу все то вранье, которое его окружает.

— И ты думаешь, что-то останется?

— Вот к тому, что останется, и приду.

— Долго же тебе ждать придется.

— А я и не собираюсь ждать, я действую.

— Ты не с теми мыслями связываешь решение задачи, — говорила Леваневскому экстрасенса, — Вот эти сказочки: решишь загадку, выебешь царевну, — они же не случайно возникли. Творческое мышление и половой акт взаимосвязаны. А у тебя задача обычными средствами не решается. Значит, надо решать половым актом, в смысле — творчески.

— Половой акт, половой акт, — проворчал Леваневский, — Знаешь, как меня Кит затрахал?

— Ты ничего не понял, — ответила экстрасенса, — Половые гормоны гасят кахателамины. Адрейалин, который заставляет соображать быстро, но стандартно, домафин, который заставляет сдерживаться, и нортадрелин, который совершенно с перепугу не соображает. А если ты задавишь кахателамины, есть шанс, что ты что-нибудь творчески придумаешь. Но для этого ты должен связать решение задачи с тем, чтобы кого-то оттрахать.

— Лександру можно? — спросил Леваневский.

— Александра нельзя, — сказала экстрасенса, — дреналин.

— А тебя

— Меня тоже я девочка

— А с остальными у меня вроде проблем не бывает, — ответил Леваневский.

— Вот и плохо, что не бывает. Сделай.

— Из чего я их сделаю? купить нельзя?

— Твои проблемы, — ответила экстрасенса, — Что ты ко мне приебался?

— Слушай, — сказал Леваневский, — А можно чтоб кто-нибудь другой связывал эти процессы?

— А кто-нибудь другой располагает всей полнотой вопроса? — спросила экстрасенса.

— Откровенно говоря, — ответил Леваневский, посмотрев на экстрасенсу, Я тоже всей полнотой не располагаю.

— Что за намеки?

— Но ты же вроде как говорила, что можешь войти в какое-то состояние?

— Так я в него вошла и вышла.

— А зачем вышла? — спросил Леваневский.

— А что там сидеть? Я уже узнала все, что мне надо.

— Ну и что ты там узнала?

— А то, что ты должен связать свои поиски с этим…

И экстрасенса показала, с чем. На Леваневском показала, не на себе.

— С этим они связаны с самого начала. Собственно говоря, только с этим они и связаны.

— Не так связаны, — ответила экстрасенса, — Перевязывай по новой.

— Слушай, — Леваневский подозвал охранника Толю, — Ты Алену трахал?

— Да что я пидор, что ли? — ответил охранник, — Алену не трахать. Ее все трахали.

— И как она? — спросил Леваневский.

— Да никак. Как все.

— Проблемы были? — спросил Леваневский.

— Были, — ответил охранник, — Стекло…Стол скользкий.

— А если такой расклад: дадут тебе задачку и офигенную бабу, если решишь. А не решишь, пипиську отрежут.

— А что им отрезать-то? У них и так все отрезано.

— Не ей, — ответил Леваневский, — А тебе.

— Не, — сказал охранник, — Так не пойдет. Со своей пиписькой я так и так любую сниму задач нет.

— Этот не пойдет, — сказала экстрасенса, — Он же дебил.

— Да, — самокритично согласился дебил, — Дебил. Но я же ее вот этой штукой, а там вроде большого ума не требуется.

— Надо чтоб требовался, — ответила экстрасенса, — И не только у тебя и него, но у и этого вашего кашалота.

— А мы пока только метод тестируем. Делаем так. Есть у тебя штучка которая кочевряжится и денег просит а хохочится ее сил нет как?

— У меня нет у Вовика есть.

— Тащи сюда Этого самого Вовика

— А может не надо вдруг угадает?

— А тебе-то что?

— Да он меня хочет а я, что пидор что ли?

— Заплатят будешь…

Скромные труженицы презерватива работали во многих коммерческих организациях и предприятиях города, но работали они не над созданием рабочей атмосферы, а скорее наоборот. Это требуется иногда, особенно при работе с партнерами при заключении сделок и обработке клиентов. Поэтому Кит не сразу понял возможностей целевого использования при организации производственного процесса.

Они будут стимулом и оплатой, — разъяснила экстрасенса, — Сделал дело, гуляй смело. Но гуляй не с кем попало, а подконтрольно. И чтоб каждый знал, что если дело сделаешь, погулять тебе дадут.

Экстрсенса прижилась таки у них в конторе. Ее назначили заведующей по культурным связям, и она заверила, что с этого момента связи будут исключительно культурные. А связываться было с кем. Первый этаж сдали в аренду каким-то силовикам — боевикам. На третьем — развели какие-то кружки-курсы. С силовиками, надо сказать, подружились быстро. Вместе отмечали праздники и выежали на плэнэр. Ихний полковник уже пообещал Киту, что найдет того гада, который взрывает хороших людей. Найти, конечно, не нашел, со своим ведомством здорово препятствовал последующим взрывам. Экстрасенса, надо сказать, работала на два ведомства сразу. Она развесила везде пепси-кольные эмблемы (кругляшка с двумя головастиками — спермайтозойдами) и объяснила, что надо ей проникнуться. От полковника Кит узнал, что доверять ничему нельзя, а телефонам и компьютерам в первую очередь. Поэтому заказал какую-то наихитрющую систему шифрования того и другого. состоящую впрочем из помеси того и другого

Лека и Зеро сидели у Кита на клавиатурном дампе. Поэтому они, не особо напрягаясь, перехватили заказ и подменили его на свой.

Все утрясалось. И уже ничто, казалось, не предвещало нового взрыва. Но взрыв произошел, и к сожалению, не в прямом, а в переносном смысле этого слова.

Основой основ китового бизнеса было строительство картонных особняков. Иногда этот картон пропитывали гипсом. Иногда обкладывали стекляшками. Получалось очень красиво, хотя, конечно, не очень долговечно. Но с другой стороны, сами хозяева особняков тоже особой долговечностью не страдали. Просто диву даешься, сколько было в свое время изобретено различных способов скрытой рационализации строительных работ, и социального опущения заказчика. И все это не нашло ни малейшего отражения в нормативных документах. А тут еще новейшие технологии ведущих зарубежных фирм. в которых ни кто из опущенных не бельмеса не разбирался Весь расчет был на то, что пользователь все-таки не будет биться лбом о стену, стучать кулаком в дверь, или сильно топать по лестнице. А если это и произойдет, то можно в крайнем случае тиснуть в прессе заметку на тему "Не перевелись еще богатыри на матушке Руси".