Выбор

Резкие порывы ветра поднимали на южной дороге редкие пыльные султанчики и нёсли их в сторону громады храма Многоликой. Ветер рвал и метал, но приближаясь к прихрамовым постройкам, резко стихал, прекращая шалить руками-вихрями. Оставшись без поддержки воздушных струй, пыльные султаны бессильно опадали, растекаясь по земле песком и мелким мусором.

Храм, расположенный на высоком холме, казалось, взмывал в небо, разрывая высь куполами и шпилями, с высоты которых открывалась потрясающая картина на южную степь, постепенно переходящую в острые, белоснежные пики гор на западе. Если развернуться к югу спиной и вглядеться в сторону полуночи, то можно было рассмотреть тёмный частокол бескрайнего леса, рвущего макушками горизонт. Восток приветствовал храм по утрам. Стоило светилу приподнять своё грузное тело над горизонтом, как на высокие купола прыгали солнечные зайчики, отразившиеся от глади восточных озёр.

Сегодня привычная картина бескрайних просторов дополнялась фигурами тысяч разумных существ, идущих со всех сторон к циклопической постройке. С юга шли и ехали на лохматых лошадках и зубастых варгах дети степей — орки. С севера приближались кавалькады всадников на высоких тонконогих конях. Листовидные уши и миндалевидный разрез глаз выдавал в наездниках гордых и надменных эльфов. С востока и запада дороги заполонили люди. Изредка среди западных прихожан возвышались хвостатые фигуры могучих горцев. Великая Мать и матриархи хвостатого народа прислали своих жриц и воительниц. Немудрено, сегодня первая большая служба за пять лет и право обращения к Многоликой получил не какой-нибудь владыка, царь, хан или посвящённый жрец, а простой миур.

Всё верно — это был самец-кошколюд, что само по себе приравнивалось к чуду.

Чем ближе путники приближались к обители богини, тем громче становились песнопения, звуки которых наполняли воздух, землю и солнечные лучи. Многие шли не на службу, они хотели своими глазами увидеть удостоившегося великой чести встать у ног богини. Даже драконы не смогли сдержать любопытства. Разбивая крыльями мелкие облака, к храму на перекрестке дорог летели несколько Владык неба.

Последние звонкие отголоски песнопений разбились на множество дробящихся и перекликающихся эхо и истаяли в выси, как таят дымы костров в безбрежном небе.

Арраш, напоминая своей неподвижностью статую, стоял у алтаря и ждал… Отзвучали гимны, насладив Многоликую перезвоном голосов, воскурен жертвенный очаг, сейчас должны войти жрецы и посвящённые воины.

Долгое ожидание окончилось. Солнце поднялось в зенит и ворвалось внутрь через окна в куполе. Специальные зеркала переориентировали лучи, направив их на каменное изваяние, возле которого высокий кошколюд смотрелся карликом. В неподвижном воздухе заискрились облитые светом пылинки, короткая шёрстка Арраша окуталась призрачными огнями. По дну круглого бассейна с водой, расположенного у ног богини, пробежались яркие блики. Свет оттолкнулся от воды и сетчатым узором расчертил своды. За дальними колоннами появились жрецы. Слуги богини ступали так тихо, что чуткий слух миура совершенно не улавливал звука шагов. Напоминая привидений, в затемнённых нишах появились воины. Арраш скосил глаза. В нишах стояли люди, эльфы, орки. и миуры. Следовало ожидать: матриархи кланов не могли пропустить и проигнорировать службу в его честь, хотя для них он всё ещё не достоин пурпура «равного». Владычицы кланов не склонны отдавать власть в руки ройхе-самца.

Арраш до зубовного хруста сжал челюсти, на кончике носа дёрнулись вибриссы, но длинный хвост, по которому можно было определить настроение, остался неподвижным. Издали могучий миур был невозмутим. «Дорога духа» закалила его и научила скрывать эмоции, что казалось совершенно невероятным для ройхе — самца, родившегося с сумкой для котят на животе и должного стать нянькой для подрастающего поколения. «Наседки» — так люди и эльфы, за глаза, называли ройхе. «Тени» — пренебрежительно откликались о сумоносных самки.

Матриархов можно было понять, он первый из народа, вставший у алтаря за последние пятьдесят лет. Великая честь, о которой мечтают многие достойные, досталась «няньке». Честь, граничащая с позором… Ничего, переживут.

Ради этого дня он сделал невозможное — перевернул вековые устои, нагло поправ нерушимые столпы общества, одним фактом становления во главе отряда воинов. Вся его осознанная жизнь была посвящена одной цели — доказать, что он достоин! Достоин стать в один ряд с великими воительницами, а не прозябать в яслях, утирая носы слепым котятам. Нереальная задача для слабой «тени», уродившейся с отличными от других самцов мозгами.

По рассказу отца, который он услышал, когда ему было восемь лет, Рурга — старая «видящая» клана, пришедшая в дом на третий день после появления котят на свет, долго сидела рядом с маленьким попискивающим комочком, лежащим у самого края детского ложа. Её внимание не привлекли сильные и крупные брат с сестрой мелкого задохлика. Дольше всех она тискала слабого малыша с короткой шёрсткой пепельно-голубого окраса. Подержав младенца в руках, Рурга положила его в зыбку и, поклонившись порогу дома, ушла. Отец долго смотрел в спину, уходящей по горной тропе, старухе. Немыслимо, старая ведьма поклонилась порогу одного из последних домов клана, что на неё нашло, не знал никто. Древняя магиня исчезла, ни сказав никому не слова. «Выжила из ума», — думали многие в селении.

В десять лет Арраш ушёл из прайда. Подрастающий ройхе совсем не походил на своих сверстников, напоминая повадками самочек, дерущихся по каждому удобному поводу, немудрено, что он стал чужим. Худой и нескладный, он постоянно лез на рожон и зарабатывал на свой хвост неприятности. Народ неохотно принимает изменения, какими бы они не были, и задиристый подросток не вписывался в вековечный уклад. Все его попытки обратить на себя внимание упирались в глухую стену непонимания. Даже не так — прайд и клан, в лице самок-вожаков, пытались вернуть его в лоно народа, сделать тихой «нянькой», но мятежная душа требовала большего. Чужой среди своих, таким не место среди народа, решение уйти, можно сказать, оказалось своевременным, ещё бы немного и добровольный изгнанник мог примерить позорное рубище изгнанного кланом.

Голодного, ободранного и измученного миура, подобрало самое презираемое кошколюдами существо — человек. О людях дома либо ничего не говорили, либо говорили в таком уничижительном тоне, что они казались самыми мерзкими существами на свете. Лживые и алчные порождения, так говорили о людях…

Отшельник доказал Аррашу, что действительность не имеет ничего общего со словами и представлениями клана. Люди были разные: плохие и хорошие, добрые и злые, встречались среди них и настоящие мерзавцы, но для многих слова «честь», «достоинство», «доблесть» не были пустым звуком, они дорожили этими эфемерными вещами. Отшельник приютил подростка у себя, став для него вторым, а может первым настоящим отцом. Новая семья была вторым перекрёстком в жизни молодого миура. Первый остался в горах, отправив его по дороге отверженного.

Отшельник, заменивший ему отца, стал для миура первым и самым главным наставником. Через пять лет молодой кошколюд совершенно не напоминал слюнтяя ройхе. Отшельник лепил его словно кусок податливой глины, убирая одно, добавляя другое и развивая третье. В мятежную душу, как в густую рапу упала твёрдая песчинка, вокруг которой начал расти кристалл новых представлений о мире. Года бежали незаметно. Частой рябью мелькали новые и новые дороги, очередные перекрёстки судьбы направляли по новым путям.

Отец привёз повзрослевшего сына в горный монастырь, где ему предстояло ступить на «дорогу духа» и «дорогу тела». В обители Арраша окружали представители всех рас. Волей-неволей замкнутому миуру пришлось научиться жить и общаться со всеми разумными. Словно ревущий лесной пожар он постигал науки и изучал магию, беря бастионы знаний не дюжим упорством. Он ставил перед собой высокие планки и преодолевал их. Наставники как-то постепенно перестали вмешиваться в процесс познания, строго следя, чтобы ученик не замыкался на чём-то одном. Ежедневные тренировки и изучение боевых искусств, превратили бывшего задохлика в статного и красивого представителя народа гор. Детская мечта стать воином не казалась больше недостижимой звездой с неба…

Через пять лет двери монастыря открылись, выпустив бывших послушников в мир — мудрость жизни каждый должен был постигать сам.

Пролетело полтора десятка лет. В жизни Арраша были взлёты и падения, но он продолжал учиться. Учиться у друзей и врагов, у простых людей и высокородных дворян, учиться у магов и жрецов, у командиров и своих воинов. Учиться быть выше обстоятельств, уметь переступать через себя и через «не могу». Жизнь давала уроки жертвовать собой и другими, спасать и убивать, помнить и забывать.

Он многого достиг. Слава отряда наёмников, возглавляемого могучим миуром, летела впереди смертоносных стрел лучников и специально обученных боевых сталекогтистых орлов, но с каждым годом в груди копилась пустота. Что-то такое, о чём мечталось в детстве, что толкнуло его в дорогу и заставило покинуть дом, оставалось ненайденным.

Засветившийся под рукой «вещий» камень из малого храма Многоликой, был сюрпризом не только для Арраша, но и для всех окружающих. Воины, пошедшие с ним, были обескуражены — это самое слабое из описаний того, что творилось в тот момент в храме. Жрецы забегали вокруг, будто их в зад шершни ужалили! Пять лет ни один камень не отзывался на прикосновения молящихся. Пять лет Богиня не дарила милость обращения словом и тут свершилось! Какая радостная весть!

Прошёл месяц и вот Он стоит перед образом всемогущей Богини, всматриваясь в зеркала, вставленные в разрез глаз статуи. Странное чувство возникает в душе, когда смотришь на богиню, а видишь в её глазах себя…

Зачем он пришёл? «Чтобы вопрошать Многоликую», отвечали жрецы. «Чтобы получить власть», — благоговейно смотрели на него вожди некоторых племён, готовых встать под знамёна избранника неба и сделать их штандартами вождя. «Чтобы…», «чтобы..», «чтобы…», много ответов и ни одного правильного — это не его путь.

Арраш поднял взор и увидел в отражении глаз многоликой Риссу — миуру, пришедшую в его отряд три месяца назад. Воительница одиноко стояла в самом дальнем углу зала и потерянно оглядывалась вокруг. Тяжело бухнуло сердце…

— Спасибо, — одними губами прошептал миур. Жрецы непонимающе обернулись к нему. Богиня ещё не ответила на молитвы, за что этот разумный благодарит? — Кажется я нашёл… Столько лет искать ответ…

На глазах сотен набившихся в храм разумных, вопрошающий обогнул бассейн, встал на колени и коснулся лбом ступней богини. Неземной свет залил помещение, но не замечая ничего вокруг, миур протянул руку и что-то начертил на воде. Жрецы изумлённо ахнули, удивлённые до глубины души прихожане, повторили возглас слуг Многоликой. Люди, эльфы, орки и миуры молча расступались перед идущим на выход Аррашем.

— Будешь моей женой? — спросил он, остановившись рядом с Риссой. Глаза выбранной женщины и спутницы на всю оставшуюся жизнь, сказали ему больше, чем могли озвучить слова. Чувствуя небывалое умиротворение, Арраш упал на колени и, как до этого он касался ног богини, коснулся лбом ступней своей избранницы. Под звенящую тишину, взяв за руку Риссу, он покинул обитель неба.

— Неимоверно! Я…, - верховный жрец осёкся и упал ниц, за ним последовали все собравшиеся в храме. — Великая!

Зеркальные глаза статуи обрели глубину, превратившись в бездонные колодцы, сквозь бездушный камень проступили черты живого существа. Каменная женщина незаметно обрела живую плоть.

Грустно улыбаясь, Многоликая склонилась над бассейном:

— SI VIS PACEM, PARA BELLUM[1], - обронила она на неизвестном языке. Осторожно ступая между павшими ниц разумными, богиня прошла к выходу, смотря вслед двум фигурам, идущим к горам. — BEATI POSSIDENTES[2].

Ярко полыхнул свет, божество покинуло мир, каменная статуя вернулась на место. Верховный жрец, пребывая в шоке от схождения Богини в мир смертных, чего не случалось три тысячи лет, подошёл к бассейну и уставился на его дно.

На чёрной плоскости появилась серебряная руна.

— Мир, дом, счастье, — прочитал жрец значение начертанного, — Миур это просил?

— Мир, дом, счастье, — прошептала древняя магичка, отвернувшись от темного омута.

— Что скажешь, Рурга? — спросил кошколюдку человек: крепкий старик, опирающийся на тяжёлый дубовый посох.

— Жди сына, Отшельник. Он обрёл счастье, в душе его мир, и, думаю, отчий дом ждёт его. Арраш избрал путь и Многоликая обратила на него взор, но…

— Что тебя тревожит?

— Ему придётся сражаться за свой выбор. Его… их заставят сражаться… Сражаться за мир, дом, счастье…