Вымысел и домысел

Повсюду, куда ни глянь, искрилось на солнце, полыхало холодным белым светом, проблескивало колючими лучиками зимнее царство льда и снега. Еловые лапки оторочила сосульчатая бахрома. Снег подернулся коркой наста, дорога обледенела, превратилась в сплошной каток, рай для ребятни и ад для всадников.

В лесу лошадь еще могла пройти, держась кромки снега вдоль заиндевевшей тропы, но, стоило мне выехать на опушку, как стало ясно, что сегодня мы со Смолкой окажемся единственными путешественниками на этом тракте. Начиная с опушки, дорога резко ныряла вниз, под горку и, урони я сапог, он беспрепятственно доскользил бы до колодезного журавля у самого въезда в деревню — то ли Прилуки, то ли Разлуки, то ли Разводы, я никак не могла запомнить ее название, хотя уже пару раз проезжала мимо. В мои планы не входило задерживаться тут и сегодня — я рассчитывала попасть в село Кружаны до наступления темноты, и пока что путешествие проходило без сучка и задоринки ярко светило солнце, ветра не было, туч тоже, легкий приятный морозец не усиливался, но и не спадал.

— Давай, Смолка. — Велела я, чуть касаясь острыми каблуками антрацитовых боков лошади.

Смолка всхрапнула и пошла вперед, скрипя по льду когтями. Я оглянулась. На льду позади нас оставались длинные заглубленные царапины в ореоле голубовато-белой крошки. Зад лошади подозрительно задрался вверх, Смолка припала на передние ноги, используя их как тормозные рычаги. Эх, зря я не спешилась перед спуском... это же все-таки не низкие сани, а довольно рослая и упитанная лошадь; хорошо, если у нее просто разъедутся ноги, а вдруг она завалится на бок, подмяв всадницу?

Обошлось, под горой, на высыпанной свежей песком дороге Смолка выровнялась, когти сомкнулись, приняв форму копыт. Никто не видел, как мы скользили по склону, никто не вышел нас встречать. Домишки бодро дымили трубами, куры, зябко поднимая лапы, бродили по снегу, выклевывая примерзшие крошки.

Оранчица — так называлась деревня, о чем вещала шильда на въезде. Хм... неудивительно, что я никак не могла ее запомнить. Возможно, корень слова был позаимствован из другого языка, в белорском я ничего подобного припомнить не могла. Мы успели проехать ее насквозь и выбраться за околицу, когда Смолка, а затем и я насторожили уши, пытаясь разобраться, откуда доносится крик, имеющий к нам непосредственное отношение.

— Госпожа чаровница! Эге-гей! Стойте! — Источником звука оказался паренек лет тринадцати, вылетевший из крайней избы в спадающих штанах, исподней рубахе и лаптях на босу ногу. — Погодите!

Я натянула поводья. Подождала, пока паренек поравняется со мной.

— Ну, что тебе?

— Помощь ваша срочно требуется! — Выпалил он, едва отдышавшись.

— А что случилось-то?

— У нас упырь завелся! — Гордо сообщил-похвастался мальчишка.

— И многих порвал?

— Троих, больше не успел! К нам рыцарь приехал! Он упыря убить пообещал!

— А я тогда причем?

— Так не убил!

— Пожалел? — Скептически фыркнула я.

— Да нет! Не сумел он упыря одолеть!

— Ага, поняла. Вы хотите, что бы я исцелила этого горе-упыребоя?

— Эге! И упыря тоже! — Подтвердил паренек, начиная клацать зубами от холода.

Я заинтересованно откинулась на заднюю луку седла, скрестила руки на груди.

— Что-что, а упырей мне исцелять не доводилось!

— Нет, только рыцаря, упыря убить!

— Серьезно он ранен?

— Нисколечки, госпожа, ни единой царапины!

— Не тараторь, давай по порядку, а то я уже совсем запуталась. Что с рыцарем — и что с упырем?

— Ну, упыри — они же на кладбищах водятся и по ночам из могил вылазят, так?

— Самое распространенное заблуждение. Продолжай.

— Так вот, рыцарь снарядился и пошел на кладбище ночевать, а ночью мороз ударил, он и замерз мало не досмерти. Утром мы с ребятами пошли посмотреть, значит, кто кого порешил, а его уж снегом занесло, только шишак с пером из сугроба виднеется...

Взрыв дикого хохота смутил паренька — он умолк и подозрительно пригляделся к согнувшейся пополам ведьме. Смолка неодобрительно фыркнула, оборачиваясь назад, чтобы проверить, все ли в порядке с хозяйкой.

— Откопали? — Поинтересовалась я, все еще подхихикивая.

— Откопали и салом с водкой растерли, только он, похоже, руки-ноги поморозил, пальцев не чувствует, как бы гниль горячечная не приключилась!

В Кружанах меня ждали неотложные дела, я должна была быть там не позже завтрашнего полудня, а лучше — утра. Я взглянула на солнце. Пожалуй, удастся выкроить часок-другой, день уже начал прибывать, стемнеет не скоро.

— Хорошо, веди. — Я спешилась, набросив повод на первый попавшийся колышек. Насколько я знала Смолку, помимо воли ее не удержал бы и столетний дуб, привязь лишь давала ей понять, что я ухожу ненадолго и следует ждать на месте.

Мальчишка развернулся и припустил обратно к избе. Я неторопливо пошла следом, пользуясь возможностью размять ноги.

Рыцарь и впрямь был очень плох. Пышущий жаром, как раскаленный уголь, он безостановочно блуждал лихорадочным, полубезумным взглядом по обшарпанной горнице. Пальцы рук и ног опухли и почернели под ногтями. Крайняя степень обморожения, чего и следовало ожидать.

Я без промедления приступила к целительству. К счастью, я совсем недавно обновила дорожный запас снадобий и среди них нашлись подходящие настойки. С помощью трав и магии мне худо-бедно удалось остановить воспаление и сбить жар. Конечно, рыцарь еще не скоро встанет на ноги и сожмет в руках меч, но ампутация ему уже не грозила. Оставив два флакончика на столе и приложив к ним рецепт, я сгребла в сумку остальные, приняла от хозяина условленный флавен за лечение и уже собиралась покинуть избу, как вдруг рыцарь открыл глаза.

— Что... что случилось? — Хрипло спросил он, осматриваясь по сторонам.

— Да ничего особенного. — Равнодушно ответила я, зашнуровывая сумку. Попытка взять упыря измором увенчалась гангреной, но благодаря мне у вас опять появились шансы положить его в честном бою, если, конечно, выберете для ночных бдений более теплое время года.

— А... это еще не самое плохое. — Больной с тяжелым вздохом откинулся на подушку.

— Хм. А что, с вашей точки зрения, может быть хуже? — Я аккуратно завинтила флакончик темного стекла, обмотала тряпицей и убрала в сумку.

— Навара в деревне. — Обречено выдохнул рыцарь. — Он все видел... Это конец... я погиб...

С этими словами больной погрузился в забытье, оставив меня наедине с двумя противоречивыми чувствами. Одним из них было страстное желание бежать из деревни куда глаза глядят, причем немедленно и пока хватит сил. Вторым была моя профессиональная гордость. Бежать? Мне, чародею 1-й категории? От Навары?! Позор!

Навару я знала хорошо. Пожалуй, слишком хорошо... Доводилось стакиваться... слава богу, тогда я еще не являлась объектом его травли Навара просто не счел меня достойным противником. С тех пор многое изменилось; возможно, в худшую сторону, не спорю.

Итак, Навара. Если верить слухам, обнищавший дворянин, невесть кем и когда посвященный в странствующие рыцари.

На рыцаря он походил меньше, чем я на весталку, как внутренне, так и внешне. Навара достигал мне в лучшем случае до бровей, но компенсировал недостаток роста избытком веса, обладая плавно-округлой фигурой гурмана. Черные тонкие усики-эспаньолка, бородка жидким клинышком, стилизованная под козью, зачатки плеши, отороченные длинными волосами, собранными в хвостик на затылке — складывалось впечатление, что Навара дал обет носить облик шута до победы над кровожадным драконом, спасения принцессы или иного благородного деяния. К сожалению, благородные деяния не являлись смыслом его жизни.

Наварой в его крестовом походе двигала черная зависть.

Как падальщик, этот гнусный тип шел по следам героев, выспрашивал, вынюхивал и распускал сплетни, до того логически продуманные и изощренные, что развеять их не было никакой возможности. Раен Дольский, превосходный лучник и фехтовальщик, способный голыми руками задушить вурдалака, с удивлением узнал, что страдает нервным тиком и потому нанимать его нельзя ни в коем случае непременно провалит задание. Далене Топаз, моей бывшей однокурснице, закончившей Школу Чародеев с отличием, предъявили обвинение в шарлатанстве. Кивру Ружанскому во время приема в королевском дворце подали копченых жаб на золотом блюде, искренне убежденные, что единственной пищей этого отшельника и аскета являются земноводные.

Все трое безуспешно искали Навару уже несколько лет. Кивр, по воле случая разделивший со мной обильную трапезу в городском трактире, клялся, что единственной жабой, которую он съест в своей жизни, будет Навара, причем коптить его Кивр будет собственноручно.

Я подозревала, что именно с Навариной легкой руки прослыла «самолюбивой, безжалостной стервой, зело падкой на деньги». Во всем были свои положительные стороны — дурная репутация автоматически повышала начальную ставку моего гонорара, но она же значительно поубавила число работодателей. С некоторых пор ко мне обращались лишь в самых безнадежных случаях, когда все остальные маги-наемники сказали решительное «нет». Потому я и предпочитала работать в глухих, оторванных от суетного мира деревушках, куда еще не дотянулся длинный язык Навары.

— Госпожа ведьма. — Прервал мои печальные размышления хозяин избы. — А как же насчет упыря? Мне энтот милсдарь обещал его кончить, а теперича и сам свалился, и работы не выполнил. Может, вы возьметесь? Мне-то без разницы, кому платить...

— Вам-то, конечно, без разницы, но я, к сожалению, профессионал высшего класса...

— Дык оно и лучше!

— ...и у меня своя тарифная ставка. — Закончила я.

— А у меня теща. — Мрачно сказал мужик. — Была, упыриное чрево ей пухом. Прямо сказать, слезами по ней никто особо не истекал, поскольку баба была еще та, но мой, зятя, прямой долг оказать ей хоть какое уважение, иначе жена со свету сживет. А меня на тот свет не шибко тянет, к теще-то. Вот и означил я награду за упыря — наследство покойной, что в чулке под ее кроватью схоронено было. А из своего кармана я за тещу платить не намерен, уж извиняйте. Она мне при жизни больше крови, чем тот упырь, попортила.

— И много теща прикопила?

— Что-то около двадцати флавенов, мелочью, я точно и не считал.

Двадцать флавенов меня вполне устраивали. Не бог весть что, конечно, но, кабы не спешка, возможно, его предложение меня бы и заинтересовало.

Я вынуждена была отрицательно покачать головой.

— Нет. Извините, но у меня нет времени, и двадцатью флавенами задержка не окупится. Поищите кого-нибудь другого на роль доблестного борца с тьмой.

— В харчевне еще один рыцарь остановился, Наварой кличут. — Солидно сказал мальчишка. — Рассказывал вчерась, как упырей умерщвлять надобно, слезами девичьими, горючими. Зря его милсдарь Ревер не послушался — он тоже в харчевне сидел, пиво пил, а как услышал Наварин сказ, аж в лице изменился, зубами заскрежетал и глаголет: «Вы, мол, не слушайте его, потому как энтот Навара суть великий трус и обманщик, единственно языком воевать горазд, а упыря токо в бадейке видал, когда за водой нагинался!».

— А вы, госпожа ведьма, что скажете? — Обратился ко мне хозяин. — Сумеет он упыря изничтожить или только бахвалится?

Я собиралась разразиться гневной обличающей речью в адрес «рыцаря», но внезапно возникшая идея заставила меня прикусить язык.

— Возможно, Навара и любитель приврать. — Осторожно сказала я. — Но с мечом обращаться умеет. Давайте сделаем так: я осмотрю кладбище — скажем, за пару флавенов — обнаружу упыриное логово, но, поскольку мне надо спешить в Кружаны, ночи дожидаться не буду, а дам Наваре подробные инструкции, он упыря и уложит. Ему же и заплатите.

— По рукам. — Без колебаний согласился хозяин. — Пойду с ним поговорю.

-Но мы ведь еще не знаем, с чем имеем дело. Сначала надо осмотреть захоронение. Я сама поговорю с Наварой, чуть попозже. Пусть только ваш сын покажет мне дорогу к кладбищу.

— Я и проводить могу! — Охотно вызвался мальчик.

— Сиди дома! — Прикрикнул на него отец. — Бабушка уже допровожалась...

На кладбище было... холодно, только и всего. Солнце плясало на кольях оградок, могильные плиты притаились под шапками снега. О нечисти, упырях тем паче, речи даже не шло. На редкость спокойное захоронение. Я гуляла по дорожкам, как по аллейкам в городском парке, рассматривая памятники и дыша свежим воздухом, пытаясь угадать, в каком сугробе скоротал ночь мой пациент.

Почувствовав назойливые уколы мороза в ногах, я решила, что с лихвой отработала свои два флавена и повернула к воротам. Выйдя за ограду кладбища, я наткнулась на знакомого мальчишку.

— А ты что тут делаешь?

— Посмотреть охота... — Признался паренек. — Ну как, нашли упыря?

— Нашла. — Солгала я.

— А чего тихо так было?

— Потому что днем упырь спит в своей могиле глубоко под землей. — Все-таки иногда суеверия играют нам на руку. Мальчишка принял мое объяснение за чистую монету, не интересуясь, как мертвяк еженощно выбирается на белый свет сквозь пятиаршинный слой мерзлой земли и могильную плиту. — Проводи меня в корчму, надо поговорить с Наварой.

— Идемте. — Согласился мальчик. — Он-то о вас уже вовсю разговаривает, с самого утра. Мол, та самая...

— Что?!! Поподробнее, пожалуйста!

Та самая... Навара провел неплохую работу! Оказалось, я ворую маленьких детей, испепеляю церкви, вымогаю деньги у сирых, обижаю убогих, и ничего иного не умею, как только снимать порчу и сглаз, мною же наведенные.

— Трепло репейное. — Ругнулась я сквозь зубы. — Хоть бы что новенькое выдумал.

— Так он не взаправдашний рыцарь? — Неподдельно огорчился мальчик. — А так здорово сказывал, как с чудищами бился! Вот бы, думаю, в деле поглядеть...

— Поглядишь... — Пообещала я мальчишке. — Ох, как мы все на него поглядим... Только мне от тебя потребуется небольшая услуга. Доведешь меня до корчмы — и стрелой лети домой, попроси у отца...

Я наклонилась и прошептала мальчику на ухо несколько слов.

— ...и сразу принесешь ее мне. Понял?

— Понял, госпожа ведьма. Есть у нас одна такая, ну вовсе никудышная, батя столько раз выбросить собирался, да все руки не доходили.

— Вот и молодец. Пошли.

Не заметить Навару в переполненной корчме было трудно. Облокотившись на стойку, окруженный простым людом и жбанами с пивом, он витиевато разглагольствовал о застойных явлениях в мировой науке и магии. До меня доносились лишь обрывки его маловразумительных, но зато высокоинтеллектуальных речей: «...ибо, по скудоумию, они никогда не смогут подняться до понимания качественного уровня...». Все внимание ничего не понимающих, но восхищенных слушателей было сосредоточено на иноземном госте, но сам оратор был начеку.

— О, нет! — Притворно застонал Навара, увидев меня. — Бедный Ревер! Неужели вам не удалось отыскать настоящего знахаря?!

— Кто ж в такую погоду из дому нос высунет? — Резонно заметил мальчишка. Хвала богам, ведьма мимо проезжала! Она милсдаря Ревера живо на ноги поставит!

— Дай бог, дай бог. — Навара сочувственно покачал головой и отхлебнул из кружки, посверкивая на меня глазами из-за ее глиняного края.

— Приветствую, досточтимый Навара! — Елейным голоском пропела я, провожая взглядом убегающего мальчишку. — Как ваше драгоценное здоровье?

«Рыцарь» опустил кружку, обнажил в улыбке два ряда крупных белых зубов и издевательски поклонился.

— Вашими молитвами, госпожа ведьма, исключительно благодаря вам я нахожусь в столь добром здравии!

— Рада слышать. Ну, что новенького на ниве слухов? — Как можно более приветливо продолжала я, присаживаясь за угловой стол. — Как ваши успехи? Сколько репутаций вы загубили в этом году? Чья голова пополнила паноптикум ваших трофеев?

Навара еще раз улыбнулся, неопределенно пожал плечами, не принимая открытого боя, и вернулся к прерванному разговору с собутыльниками. Красотка-подавальщица приняла у меня заказ и поспешила на кухню. Когда она проходила мимо стойки, Навара перехватил девицу за локоть и что-то прошептал ей на ухо, попутно вытряхивая из кошелька серебряную монету. Девушка кивнула, опустила монету в карман передника и пошла выполнять мой заказ. Ждать пришлось недолго, время было обеденное и еду не пришлось даже разогревать — все было горячее и свежее, приготовленное загодя с учетом наплыва клиентов.

— А это что такое? Я не заказывала! — Я решительно отодвинула в сторону пузатую винную бутыль, оплетенную соломой.

— Это от господина у стойки. — Заговорщически прошептала девушка, указывая глазами на Навару.

Я стиснула зубы. Дело в том, что я совершенно не переносила спиртное, очень быстро хмелея и теряя контроль над и без того неуправляемым языком. Прекрасно зная об этой особенности своего организма, я никогда не пила напитков крепче наливки, да и той старалась не злоупотреблять — рюмку-другую и довольно. Откуда Навара прознал о моей питейной слабости? Неужели побывал в Варокче? Там я, действительно, слегка покуролесила под хмельком — первый и последний раз в жизни.

— Верните ему. Хотя нет, лучше заберите себе. Если «господин у стойки» выпьет за мое здоровье, я рискую упасть замертво.

Девушка ничего не поняла, но, тем не менее, поблагодарила за подарок и унесла бутыль обратно на кухню.

Я безо всякого аппетита ковырялась в миске отварного картофеля с мясной подливой, поглядывая то на дверь корчмы, то на Навару. Усатый проходимец развлекал свою компанию пространным монологом, из которого до меня долетали лишь невнятные обрывки слов, причем то один, то другой из его собутыльников оборачивался, чтобы посмотреть на меня, и заходился хохотом.

Наконец я дождалась своего гонца.

— Вот, госпожа ведьма, принес! — Мальчик поднял над головой лопату на кривом черенке. — Ржавая, как вы и просили.

— Госпожа ведьма решила заняться разработкой золотых приисков? — Вежливо поинтересовался Навара.

Не обращая внимания на хохот завсегдатаев, я взяла у мальчишки лопату и, подойдя к Наваре, торжественно вручила-всучила ему орудие копания.

— Зачем она мне? — Неподдельно удивился «рыцарь», рассматривая лопату.

— Как это — зачем? — Мое удивление было куда более фальшивым. — Выкапывать упыря.

— Что?!

— До полуночи вы должны откопать упыря и окропить его горючими девичьими слезами, этим проверенным веками эликсиром, дабы обратить кровопийцу во прах. — Охотно разъяснила я.

В корчме воцарилась гробовая тишина.

— Нет уж, увольте. — Навара попытался вернуть мне лопату, но я заложила руки за спину и сделала шаг назад.

— Навара, неужели вы не хотите спасти деревню? — Притворно ужаснулась я, обводя взглядом битком набитую корчму. — Подумайте о женщинах... детях...

Глядя на испитые, заросшие щетиной лица селян, было очень трудно думать о чем-либо ином, кроме вреда алкоголя, но я достигла своей цели. Толпа заволновалась, зашумела.

— Что ж ты, ведьма, сама к упырю в могилу не полезла? — Подозрительно спросил корчмарь. — Чай, твое это ремесло — нежить изничтожать!

— Увы, увы... — Я покачала головой в притворной скорби. — Все, что говорил обо мне этот благородный рыцарь — правда. Мое ничтожное искусство бессильно против этой кровожадной твари. И лишь вы, Навара, способны избавить от нее мир. Умоляю вас, не отказывайтесь! Не лишайте этих славных людей последней надежды!

«Славные люди» испуганно зашушукались, переглядываясь и подталкивая друг друга локтями. Не давая Наваре опомниться, я сняла со стены плетенку чесноку и надела ему на шею.

— Это принесет вам удачу! Возвращайтесь с победой, благородный рыцарь! — Я позволила слезе умиления скользнуть по моей левой щеке. — Мы будем за вас молиться!

— Госпожа ведьма, я вынужден с прискорбием заметить, что ваше психическое здоровье оставляет желать лучшего! — Навара отбросил лопату, начал сдирать с шеи плетенку — видать, разозлился не на шутку.

— Погодь, погодь, лыцарь! — Вперед выступил видный рыжебородый мужик, судя по всему — староста Оранчицы. — Ты что же это, отказываешься? Детишек малых на лютую гибель обрекаешь?

— Уважаемый Годеш, при всем моем смирении и долготерпении, осмелюсь заявить, что большей чуши из уст ведьмы я не слыхал со времен посещения гадального шатра, где мне предрекли смерть в младенческом возрасте, из коего, как вы могли заметить, я благополучно вышел тридцать лет назад! В связи с чем вынужден откланяться. — Раздраженно бросил Навара и начал проталкиваться к выходу, но селяне сомкнули свои ряды, как передняя линия щитников на поле брани.

Тоскливо оглянувшись на дверной проем, Навара принял свой последний, безнадежный бой:

— Давайте мыслить логически. Если ведьма не смогла уничтожить упыря, то что могу сделать я, простой смертный?

— Все мы смертны. — Улыбнулась я. — Но вы сильный мужчина, а я слабая женщина. Вы превосходно владеете мечом, я же никогда не держала в руках ничего тяжелее ножа для резки хлеба. Колдовство? Закаленная сталь — вот лучший союзник в борьбе с нежитью. Мой удел — порча и сглазы, ваш — доблесть и слава, так давайте следовать велению судеб!

— Скажите прямо — вы струсили. — Попытался спровоцировать меня Навара.

— Я струсила. — Послушно повторила я, стыдливо опуская очи долу. — Никогда в жизни мне не было так страшно... иначе я не унизилась бы до просьб о помощи. Прошу вас, помогите! На вас вся надежда!

— А не захотит помогать — так мы его на кол! — Донесся чей-то мрачный голос из сплоченных рядов трудящихся. Староста одобрительно погладил бороду.

— Да хочу я, хочу... очень хочу! — Пошел на попятный Навара. — Вот только вряд ли сумею. Я же не всемогущ. Упыря изничтожить — это, я вам скажу, не кабана заколоть, необходимы специальные знания, опыт, так сказать, навыки убиения...

— Так что ж ты давеча про енто самое убиение весь вечер брехал, честному люду голову морочил? — Мрачный голос принадлежал кузнецу, дюжему детине в холщовом комбинезоне и кожаном переднике, испещренном черными точками от летящих из горнила искр. — С брехунами у нас разговор короток, без дегтю и перьев ишшо ни один не уходил!

Толпа одобрительно загудела. Стало ясно, что без трупа — упыриного или Навариного — дело не обойдется.

— Ну, хорошо, уговорили. — Сдался Навара, поднимая руки в знак согласия. Откопаю я вам этого проклятого упыря!

«.. а ведьму — закопаю!» — Явственно читалось в его глазах.

Толпа радостно взревела, в воздухе закувыркались шапки.

— Да здравствует Навара! Хвала отважному рыцарю! Айда на кладбище! Показывай упыриное лежбище, ведьма!

— А слезы горючие мы вам мигом достанем! — Пообещал староста. — У бабы слезу выбить — за косу раз дернуть, а девок посадим лук шинковать. Накапают полный жбан, высшего качества!

— Но кол и деготь я все-таки попридержу... — Протянул басом явно разочарованный кузнец.

Толпа потянулась на кладбище, как на народное гуляние — со свистом, гиканьем, шуточками-прибауточками. Впереди шла я, с лопатой наперевес. За мной четверо дюжих мужиков несли на руках Навару, чья натянутая улыбка то и дело сменялась гримасой тоскливого отчаяния. По пути к завсегдатаям корчмы присоединились женщины, дети, старики, собаки и даже белый гусь, торопливой развалкой бегущий вслед за людьми. Такой веселой процессии старое кладбище еще не видывало.

— Здесь! — Я воткнула лопату в сугроб. Передние ряды алчущих зрелища селян попятились, Навару спустили на землю.

— Какая же это могила? — Недоуменно почесал в затылке староста. — Ни креста, ни надгробья...

— Кто ж ему, кровопийце, надгробье смастерит? — Парировала я. — А крест упыри на дух не переносят, сами знаете.

Я специально выбрала свободный от могил участок — не стоит тревожить покой мертвых, даже ради увеселения живых. Пусть Навара попотеет, вскапывая скрепленную морозом и березовыми корнями целину.

— Пущай копает. — Скомандовал все тот же неулыбчивый кузнец. — Солнце скоро вниз покатится, а земля и без того мерзлая.

Кметы затаили дыхание.

Навара повертел в руках лопату, неуклюже попытался снять ею верхний пласт снега, но ржавое железо лишь скользнуло по толстой корке льда.

— Скажите, уважаемая, а это принципиально, кто будет копать? Может, возьмемся за лопаты всем миром? А там уж я не оплошаю, выйду на упыря один на один.

— Исключено. — Мстительно сказала я. — Упырь — это как хлебная опара, его не должны касаться чужие руки, иначе не поднимется.

Женщины одобрительно зашушукались, признавая во мне знатока кулинарных тонкостей. Навара представил поднимающегося из кадушки упыря, смачно сплюнул и тюкнул лопатой по снегу, как ломом. На сей раз ему удалось пробить в ледяной корке узкую щель.

Я посмотрела на солнце. И правда, оно больше не поднималось над горизонтом, заметно кренясь вниз, на закат. Времени оставалось в обрез. Жаль, я так и не увижу, чем увенчается каторжный труд Навары.

— Помните, Навара, ровно в полночь упырь начнет оживать! — Зловеще провыла я, стараясь нагнать как можно больше страху на селян. Ветер взъерошил мои длинные рыжие волосы, в черной глубине зрачков зажглись алые искры. — Сначала он откроет глаза... Потом протянет к вам свои холодные когтистые лапы...

Войдя в роль, я протянула руки к кузнецу и патетически потрясла его за шиворот. Бедолага стоял не жив ни мертв, его голова моталась взад-вперед в такт моим рывкам.

— ...потом он прильнет к вашей шее... прокусит яремную вену... и начнет пить теплую, сладкую, тягучую, алую кровь!

Кузнеца я кусать не стала, он и без того побелел как простыня и издавал нечленораздельные хрипы, слабо пытаясь вырваться.

— Так вот, если он сделает все это прежде, чем вы окропите его девичьими слезами, — я разжала руки и аккуратно расправила на кузнеце смятый воротник, то весь сегодняшний труд пойдет насмарку. Так что постарайтесь не оплошать. Ну что ж, было очень приятно с вами всеми познакомиться, особенно с вами, досточтимый Навара, я навсегда сохраню в памяти теплое воспоминание об этом великом дне. Прощайте, и — успехов!

Я ушла с кладбища, не оглядываясь. Иначе кто-нибудь мог увидеть злобную ухмылку, блуждающую по моим губам.

Но далеко уехать мне не удалось. Почти сразу за околицей меня снова перехватили — на этот раз посланник от Олены Светокрасы. Лошадка, на которой он ехал, была приземиста, мохнонога, экипирована шипастыми подковами, и лишь благодаря этому не поскальзывалась на каждом шагу.

— Госпожа ведьма, моя госпожа Светокраса приносит вам свои искренние извинения, как и прочим гостям. К ее огромному сожалению, свадьба откладывается.

— Что, снова поругалась с Роланом? — Усмехнулась я. — Замок устоял?

Олена, очаровательная женщина, в прошлом — наемная воительница, и была той самой причиной, по которой я так рвалась в Кружаны. Помолвка состоялась еще осенью, венчание было назначено на завтра, а сегодняшняя ночь отводилась под девичник, на который я, как подружка невесты, просто не имела права опаздывать.

— Да нет, не ругались, напротив — воркуют, чисто голубки. Молодые-то хоть сейчас готовы под венец, а вот гости подкачали — вы гляньте, какой гололед вторую неделю стоит. Кто вовсе ехать отказался, кто рискнул, да с крыльца возвратился. Соседи-то придут, да ведь приглашения по всей стране разосланы, некоторым и недели не хватит, чтобы до Кружан добраться. А в самом замке дела и того хуже — каменные лестницы песком ежедневно посыпают, да толку чуть, ведь перед свадьбой такая суматоха да беготня стоит, что слуги под ноги вовсе не смотрят. Так что сейчас там не замок, а скорбный лазарет. Привратник ногу сломал, кухарка руку. Конюший так головой о поручень ударился, что лошадей не узнает, скакового жеребца от жеребой кобылы отличить не может. Олена гонцов в разные стороны разослала, велела перед гостями извиняться и по домам их заворачивать. Кому ближе до Кружан, чем до дома — милости просим, мы гостям завсегда рады, только вот на свадьбу торопиться уже не надо — на три месяца ее отложили, до весны.

Я сказала гонцу, что все-таки приеду в Кружаны, но завтра. Пусть Олена не переживает из-за покалечившихся слуг, я постараюсь помочь невезучим торопыгам.

Честно говоря, я даже обрадовалась изменению матримониальных планов Олены. Меня терзали угрызения совести. Не из-за Навары — из-за упыря. Жители поверили мне, успокоились, ослабили бдительность — а упырь тут как тут, только спасибо мне скажет!

Вспомнив о двадцати флавенах, я окончательно смирилась с отменой свадьбы.

Вторая половина дня прошла в поисках упыря. Настоящего. Увешанная амулетами, как бродячий пес репьями, я обшарила все окрестные овраги, буераки, разрушенные дома и даже заброшенные волчьи норы. Упыря не было. Учитывая опыт общения с простым народом, я не концентрировалась на слове «упырь», зная, что для селян оно означает любую нежить, упырей в том числе. В лесу жили лесовики, в воде водяные, в домах домовые. Упыри пили кровь, вурдалаки ели мясо. Руководствуясь данными этологическими познаниями, я искала нечто странное, кровожадное и вострозубое.

И не находила.

Опросила родственников и соседей погибших. За прошедшую неделю упырь потребил одну девочку, одного мужчину и одну престарелую тещу, из чего следовало, что в еде он неприхотлив и справиться может с кем угодно. Все жертвы в момент гибели находились вне зданий, значит, сквозь стены «упырь» проникать не умеет. Поинтересовалась, пропадали ли в деревне собаки, кошки, крупный и мелкий рогатый скот. Нет, не пропадали. По ночам ничего в окна не скреблось, не завывало? И скреблось, и завывало, и стучало, и бухало, и вообще последние двадцать лет никакого покою от нечисти нетути. Есть ли у кого какие подозрения? Подозрений высказалось такое множество, что деревня в их свете выглядела сплошным упыриным кодлом.

В общем, толку чуть. Продолжая размышлять о загадочной твари и горько сожалея о невозможности осмотреть трупы — их сожгли, опасаясь возвращения покойных родственников в новом зубастом обличье, я незаметно для себя вышла к кладбищу.

Отрадное зрелище открылось моему усталому взору. Скинув на землю кольчугу, Навара в поте лица копал упыря. С нижних веток берез за ним жадно наблюдали серые вороны, изредка перекаркиваясь хриплыми голосами — очевидно, рассчитывали на скорую поживу. Раскопки заинтересовали не только птиц. Мимо кладбища то и дело проходили люди, чтобы посмотреть, как идут дела у отважного упырекопа. Заложив руки за спину, солидно прогуливался староста. Мальчишки те вообще не слезали с ограды и окрестных крыш.

Вдосталь налюбовавшись мирной картиной зимних полевых работ, я решила поближе ознакомиться с ходом эксгумации.

При виде меня Навара приостановил раскопки, воткнул лопату в снег и оперся о черенок.

— Послушайте, госпожа ведьма, давайте прекратим этот глупый балаган. Вы не хуже меня знаете, что никакого упыря здесь нет.

— Есть. — Глумливо заверила я «рыцаря». — Вы копайте, копайте, не останавливайтесь. У вас не так уж много времени. И учтите, за вами бдительно наблюдает вся деревенская ребятня, и не только она.

— Зачем вы заварили эту кашу? Что я вам сделал?!

— Упаси господь, Навара, о чем вы? Теперь ваша слава охотника за нежитью разнесется куда дальше моей! Обратите внимание, насколько благородны мои помыслы, в отличие от ваших!

— Так это месть? — Догадался «рыцарь».

— Подлая, низкая и гнусная. — Охотно согласилась я.

— Вы мне за это ответите! — Пообещал Навара, выдергивая лопату из сугроба. — Как вам не стыдно, взрослой женщине, заниматься такими идиотскими розыгрышами? Дали бы хоть нормальную лопату, а не эту жертву сырости и времени!

— Нормальной упыря не откопаешь.

— Это еще почему?

— Он ее отведет.

— Рукой, что ли?

— Нет, силой мысли. Откопаете вместо упыря, скажем, тещу своего работодателя, вот смеху будет! Он с такой радостью ее захоронил, что вряд ли обрадуется вашим археологическим изысканиям.

— Тьфу, и как вам в голову такая ерунда лезет? Вы мемуары не пробовали писать?

— Зачем? Вы великолепно справитесь с моими мемуарами и без меня.

— Ну можно я хотя бы костер разведу? Земля — как камень!

— В откопке упыря надлежит пользоваться исключительно подручными средствами. — Ядовито сказала я.

— Тогда, по крайней мере, оставьте меня в покое! Вы же, вроде, куда-то спешили?

— Ради вас, Навара, я готова пересмотреть свои планы.

— Ради вас, госпожа ведьма, я не поленился бы выкопать еще одну могилу. Сквозь зубы заверил меня Навара.

До темноты Наваре удалось пробить-прокопать верхний мерзлый слой земли, и работа пошла быстрее, горка черной земли вокруг неширокой ямы стала расти на глазах. Какая-то добросердечная девица приволокла на кладбище горшок с горячими щами, и Навара мрачно поужинал, сидя на ограде.

Чем выше полная луна поднималась над кладбищем, тем меньше находилось охотников составить ему компанию. Последними посетителями раскопок были мы со старостой.

— Вот вам, господин хороший, слезы девичьи, самые что ни есть горючие. Староста протянул Наваре склянку сомнительной чистоты, до половины заполненную мутноватой жидкостью.

— Настоящий самогон. — Попытался пошутить Навара, но под грозным взглядом рыжебородого осекся и бережно принял сосуд с драгоценной влагой.

— Можете гордиться собой, Навара. — Добавила я, выждав, пока староста удалится на безопасное расстояние. — Из-за вас рыдала вся женская половина деревни, включая столетних бабок. Я своими глазами наблюдала, как они полной грудью вдыхали стратегические запасы шинкованного лука.

— Лучше скажите, долго мне еще тут околачиваться?

— До первых петухов. Нет, до третьих. Так оно вернее будет! — Мстительно поправилась я.

Навара чертыхнулся.

— Утром я натравлю на вас всю деревню!

— Утром меня уже здесь не будет. — Ухмыльнулась я.

— Госпожа ведьма, я вас ненавижу. — Торжественно заявил Навара, поворачиваясь ко мне спиной и возобновляя раскопки.

— Взаимно. — С достоинством ответствовала я, удаляясь.

Очень недовольная собой, я долго не могла уснуть.

Где он может быть? Что из себя представляет? Насколько опасен?

В избе было тихо. Хозяева уже улеглись, замолчал наконец младенец в люльке и качающий его мальчик на цыпочках прокрался к печи и шмыгнул под одеяло. Возможно, я бы и заснула, но очнувшийся Ревер застонал и попросил воды. Я накинула куртку, зажгла свечу и, зачерпнув теплой воды из стоящего на припеке горшка, присела на стул возле кровати больного. Пока он пил, осмотрела свою работу и осталась довольна — опухоль заметно опала, и рыцарь уже немного шевелил пальцами.

— Ревер, расскажите мне про упыря. — Попросила я. — Вы его видели?

— Нет.

— А зачем пошли на кладбище? Неужели вы тоже верите в байки о самозакапывающихся мертвецах?

— Нет. Там была кровь.

— В смысле, жертва?

— Нет, трупы нашли в разных местах деревни, один даже за околицей, да вы и сами это знаете, если расспросили местных. Я увидел там пятно крови, на нетронутом снегу. Кровь словно капнула с дерева, но на дереве не было ни упыря, ни дупла, в котором он мог бы скрываться днем.

— Это была человеческая кровь?

— Да, у меня есть специальный амулет для сомнительных случаев. Пятно выглядело так, словно упырь перепил и срыгнул часть крови, чтобы облегчить полет.

— Вполне вероятно. А ночью вы не заметили ничего подозрительного?

— Нет, ничего. Как я мог заснуть?!

— А вы помните, как засыпали?

— Нет... впрочем... сон накатил очень быстро, можно сказать, внезапно.

— Спасибо, теперь у меня есть хоть какая зацепка... О, черт! Там же Навара!!!

Наспех одевшись, я с пылающим факелом в руке ворвалась на кладбище.

Меня поразила стоящая там тишина. Я всегда считала себя выше суеверий, но тут мне показалось, что на могильных плитах как-то подозрительно мало снега а ну как отъедут со скрипом в стороны, да как вынырнут из земли костлявые ручечки в обрывках белого савана?!

-Эй, Навара! — Заорала я что есть мочи.

У ямы, не слишком выросшей со времени последней инспекции, никого не было. Только торчала из сугроба ручка лопаты. На всякий случай убедившись, что в сугробе никого нет, я растерянно оглянулась по сторонам.

— Навара! Где вы? Вот черт...

— Ну здесь. — Неприязненно отозвалась серая тень, выходя из-за дерева. Неужели вы думали, что я ночь напролет буду заниматься раскопками исключительно ради пламенной любви к труду?

— А я думала, что тунеядство и мороз — вещи несовместимые. — Парировала я, подавляя облегченный вздох.

— У меня есть чем погреться. — Навара продемонстрировал мне плоскую флажку и, свинтив колпачок, отхлебнул пару глотков. — Все ходите, контролируете? А может, сами хотите покопать? Уверяю вас, это интереснейшее занятие.

— Глядя на вас, что-то не верится.

— Чем же, в таком случае, вызван столь поздний визит?

— Я за вас беспокоилась.

— Надо же... с чего вдруг такая трогательная забота о гнусном сплетнике?

— Кажется, я догадалась, кто такой этот таинственный упырь.

— Боюсь, мне придется вас разочаровать. Это не я. Честное слово.

— Как это ни печально, но я вам верю. — Краем глаза я заметила размытое движение между стволами деревьев, резко обернулась, прочертив факелом алую дугу.

— Нервишки пошаливают, госпожа ведьма? — Сердобольно осведомился Навара.

Не отвечая, я напряженно всматривалась в темноту. Снег фосфоресцировал в лунном свете, на его фоне стволы деревьев казались черными трещинами.

— Вы что-то видите? — В Наварином голосе уже не было насмешки, его правая рука привычно легла на рукоять ножа в притороченных к поясу ножнах.

— Нет. — Я перевела взгляд с дальних кустов... и вздрогнула от неожиданности.

Прямо передо мною, в каких-нибудь пяти локтях, на овершьи могильного камня сидело, нахохлившись, существо размером с петуха. За камень оно цеплялось толстыми и короткими совиными лапами; передние лапки, тоненькие, с длинными скрюченными пальцами, свободно болтались вдоль тела, не доставая до опоры. Голова на длинной шее напоминала аистиную — плоский лоб, длинный узкий клюв. Тело существа, за исключением кожистых крыльев, сверху донизу покрывала шипастая чешуя, на спине переходящая в прилизанный гребень.

Поймав мой взгляд, тварь возмущенно приоткрыла клюв, по всей длине усаженный мелкими острыми зубами. Звука я не услышала, но знала, что он есть и что означает. Выбросив руку в защитном жесте, я поняла (не почувствовала), что все равно оседаю в снег — мгновенное забытье смягчилось до сильного головокружения и слабости в ногах.

Внезапно тварь пошатнулась, взмахнула крыльями и, неловко соскользнув с надгробия, метнулась вбок и вверх, пропав из поля зрения.

Сонная пелена перед глазами рассеялась. Обернувшись, я увидела, как Навара опускает руку.

— Чем вы в нее запустили?

— Девичьими слезами. Вместе со склянкой. Полагаю, теперь вы убедились в их чудодейственной силе?

— Да уж!

— Что это было?

— И'инайти. Мелкая гарпия.

— Мелочь, а неприятно. — Заметил Навара. — И что от нее можно ожидать?

Он как раз наклонился за лопатой, когда и'инайти, внезапно вынырнув из темноты, упала ему на загривок. Навара завертелся волчком, пытаясь сбросить тварь, звучно хлопавшую кожистыми крыльями. Клацанье зубастого клюва над самым ухом лишило Навару как душевного, так и физического равновесия поскользнувшись, он упал и несколько раз перекатился по обледеневшей дорожке. Подмятая хищница издала пронзительный крик, больше напоминавший скрип несмазанной калитки, и разжала когти. Прежде чем Навара успел протянуть руку к валявшейся рядом лопате, и'инайти отскочила в сторону. Подпрыгивая, заковыляла в темноту и, по всей видимости, взлетела — я услышала удаляющееся хлопанье крыльев над головой.

— С-с-скотина! — Вырвалось у Навары. — Хорошо, кольчуга под горло...

— Что ж вы ее не схватили?!

— Эту пасть с крыльями? Увольте. Когда вы в следующий раз науськаете меня на упыря, будьте добры избрать в качестве орудия железный сачок.

— Я бы схватила. — Проворчала я, в душе признавая его правоту.

— Думаю, у вас еще будет шанс. Сомневаюсь, что мы навсегда лишились приятного общества сей нимфы беспробудного сна, жертвой коего пал несчастный Ревер. Кстати, почему она его не тронула? Да и нас сначала пыталась усыпить, а уж когда не вышло...

Перед моими глазами всплыла гравюра из фолианта «нежить».

— Потому что и'инайти никогда не убивает вблизи своего гнезда.

Навара отнесся к моему заявлению весьма скептически.

— Она еще и гнезда умеет вить? Как ворона? Мало того, что вы заставили меня весь день копать упыря, так теперь еще предлагаете всю ночь лазить по деревьям? Или, может, поручите заняться лесоповалом?

— Я вам ничего еще не предлагала. Можете вообще идти домой. Я вас прощаю.

— Нет уж, госпожа ведьма, теперь моя очередь отравлять вам жизнь.

Я вздохнула.

— Лучше бы посоветовали что дельное.

— Для начала потушите свой факел. Ночь лунная, а вы только выдаете наше местонахождение. Да и сами из-за него ничего дальше пяти локтей не видим.

Я послушно окунула факел в сугроб. Обиженно зашипев, он угас. Навара оказался прав, глаза быстро привыкли к лунному свету, достаточно яркому, чтобы разглядеть темные пятна гнезд в кронах деревьев.

— Думаете, одно из них? — Спросил Навара.

— Скорей всего. Вы умеете стрелять из лука?

— Нет.

— Тоже мне, рыцарь.

— Вот именно, рыцарь, а не бродяга-эльф. Кстати, у вас должно быть куда более разрушительно орудие дальнего боя — как их там, файерболы, что ли? Такие светящиеся взрывающиеся шарики, которыми дружески обмениваются боевые маги, прячась за спинами у заранее предназначенной на убой пехоты.

— Вы что, там же вороны спят! Предлагаете заживо изжарить ни в чем не повинных птиц?!

— Тоже мне, ведьма.

— Вот что, Навара, валите-ка отсюда. Людьми, как вы точно подметили и не замедлили сообщить всем встречным-поперечным, я дорожу куда меньше птиц.

Навара догадался, что перегнул палку, и пошел на попятный.

— Ну будет вам, госпожа ведьма, обменялись любезностями — и хватит. Давайте заключим временное перемирие. Я, несмотря на мои явные недостатки, в спину лежачих не бью, особенно когда противник подставляет под удар совсем иную анатомическую область. Слегка отшлепать непутевого, это завсегда и с удовольствием, а бить — увольте, несолидно.

— Ничего я вам не подставляю!

— Так подставите.

— Что?

— А как иначе я смогу подсадить вас на дерево?

— Меня?!

— У вас есть другие варианты?

Я немного остыла. Лазить по деревьям я умела, а большая часть гнезд располагалась на тонких веточках, чересчур хрупких для поддержания упитанного мужчины в не менее увесистой кольчуге.

— Нет. Но двадцать берез я не осилю.

— И не надо. Вон оно. — Навара показал на две березы-близняшки, росшие из одного корня. На одной из них, той, что перевешивалась через кладбищенскую ограду, было три гнезда, на второй — не меньше десятка.

— С чего вы взяли?

— Это все вороны. Еще днем я обратил внимание, что они старательно избегают наклонной березы, прямо-таки шарахаются от нее — подлетят поближе и отворачивают.

— Так вы ворон считали, вместо того, чтобы копать? — Я не удержалась, подпустила-таки шпильку.

— Если бы ваш неиссякаемый сарказм был равен вашему профессионализму, то нам не пришлось бы коротать ночь в компании враг врага. Может, все-таки используете фаейрбол?

— Я полезу. — Решила я. — Так оно вернее будет.

— Не доверяете?

— Подставляйте спину.

— Левитировать, как я догадываюсь, вы тоже не умеете?

— Ночью?! Я похожа на некроманта?

— А на что вы вообще способны?

— Писать мемуары. — Ядовито сказала я и полезла Наваре на спину.

— Поаккуратнее... что вы там отплясываете, как горная коза?

— У вас кольчуга скользкая.

— Так перебирайтесь на плечи, я выпрямлюсь! Ох...

— Что?

— Радикулит прихватил.

— Так вам и надо!

— Ну и вредина же ты! Становись ко мне на ладони.

— А ты оставь в покое мою... бедра.

Наклон березы играл мне на руку, а добравшись до сучьев, я и вовсе осмелела.

Первое гнездо оказалось пустым, лишь на дне белел обломок скорлупы. Два других находились у самой верхушке, почти рядом. Я посмотрела вниз. Хорошо, что было темно, не так ощущалась высота.

Собравшись, я продолжила нелегкий путь к вершине. Ветер, о наличии которого я даже не подозревала, сосредоточенно и непрерывно выписывал березовой макушкой правильную букву «О». И как воронья яйца выдерживают эту болтанку?

Гнезда находились уже на расстоянии вытянутой руки, когда и'инайти вспомнила о своем материнском долге и разъяренной фурией вырвалась из клубка омелы на сестринском березовом стволе. Хлопанье крыльев и треск ломающихся веточек вовремя предупредили меня о нападении. Я успела прижаться к стволу, и она на бреющем полете пронеслась над моей спиной, чиркнув когтями по куртке. Эффектно развернувшись на фоне луны, гарпия пошла на второй круг. На сей раз я прибегла к безотказному средству — завизжала ей в пасть, стараясь забрать как можно более высокую ноту. И'инайти отшвырнуло в сторону, Навара зажал уши, в деревне зашлись лаем собаки.

Отыгранные мною секунды решили исход поединка. Оседлав ближайший сук, я высвободила одну руку и третью атаку гарпии встретила во всеоружии.

И'инайти пылающим клубком кувыркнулась в воздухе и, упав на землю, еще долго казалась яркой точкой с высоты моего шаткого насеста. Я зачарованно следила за огоньком, пока он не погас.

Поравнявшись с гнездами, я убедилась, что Навара был прав. В левом лежал вороний скелет, в правом — три темных шара правильной формы, каждое размером с мой кулак. Когда я протянула к ним руку, самое крупное «яйцо» прорезалось щелью и оттуда, как улитка из раковины, поползла бесформенная амебоподобная масса. Не дожидаясь появления ее братиков и сестричек, я столкнула гнездо вниз. Уже в полете оно вспыхнуло и рассыпалось искрами, настигнутое сфероидным пульсаром — пресловутым «файерболом» (и кто его так окрестил?!).

— Точно в яблочко! — Донесся до меня одобрительный возглас Навары. — Вы не так уж безнадежны, госпожа ведьма!

— Ха, вы меня еще не зна...

Попытка нашарить ногой нижнюю ветку обернулась провалом, на руках я удержаться не смогла и камнем полетела вниз.

Мне показалось, что прошли века свободного полета, прежде чем я довольно сильно ударилась спиной обо что-то жесткое и сообразила — можно открыть глаза.

Навара продолжал сжимать меня в руках, даже лежа на спине в сугробе.

— Хорошо ловите, господин рыцарь.

— Хорошо падаете, госпожа ведьма. Может, вы все-таки встанете со своего покорного слуги?

— Спасибо.

— Я не ослышался? Вы меня поблагодарили?! Или это очередное проявление вашего своеобразного чувства юмора?

Я неловко поднялась, массируя ушибленный локоть.

— Навара, вас даже благодарить противно. Вы способны задушить самый благородный порыв.

— И это говорит ведьма, чья прихоть выставила меня идиотом перед целой деревней?

— Еще не выставила.

— Неужели?! — Скептически хмыкнул Навара.

— Да, у нас еще есть время сочинить леденящую душу историю об откопанном упыре, девичьих слезах, отважном рыцаре и могучей ведьме. А затем с чистой совестью поделить обещанные двадцать флавенов.

— Если вы думаете снискать этой жалкой суммой мое прощение, то вы глубоко заблуждаетесь, госпожа ведьма. — С величественным презрением заявил Навара.

Но деньги взял.

Как ни странно, никаких репрессий со стороны Навары не последовало. Впоследствии мы не раз встречались в селениях и на трактах, всегда случайно, обменивались вежливыми кивками, перебрасывались парой ничего не значащих слов и расходились в разные стороны, не упоминая друг о друге ни хорошо, ни плохо.

В конце концов, некоторые люди тратят всю жизнь, чтобы найти достойного противника.

Факт взаимного существования приносил нам обоим несказанное удовлетворение.