Выстрел из темноты

В одном из окружных центров той части нашей страны, где «вечер» начинается сразу после полудня, где под словом «поук» подразумевают не толчок локтем в бок, а дамскую сумочку, где двадцать пятого декабря устраивают грандиозные фейерверки,[1] стоит большой деревянный дом, по ослепительно белому фасаду которого огромными буквами значится:

Уильяму также принадлежат: одна из двух хлопкоочистительных фабрик (та, что покрупнее); гараж (продажа, прокат и ремонт автомобилей); обширные плодородные угодья у железной дороги; ряд коммерческих предприятий и кое-какая прочая недвижимость.

Нет, не подумайте только, что он прибрал город к рукам! Хозяева города, разумеется, — сами его жители, они с гордостью именуют себя свободными людьми. Правда, вот уже который раз подряд они избирают Джеймса Калвина Уильяма своим мэром, а теперь собираются выдвинуть его либо в сенат штата, либо окружным судьей — это уж как он сам пожелает… Но отнюдь не потому, что большинство горожан работает на него, а, конечно, потому, что его любят и уважают. Никто не завидует его успеху. Все считают, что Уильям заслуженно добился его упорным трудом.

Контора Уильяма расположена в двух шагах от его дома, и жена, две дочери, не говоря уж о поваре, сочли бы только за удовольствие в любое время приготовить ему чашку кофе. Но он взял себе в привычку пить ежедневный кофе в заведении Тербифула, что прямо через дорогу.

В то утро Уильям задержался у двери кафе перекинуться словечком с его владельцем. И когда стал усаживаться на высокий табурет у стойки, буфетчик уже наливал ему горячий ароматный напиток. Уильям сделал глоток и нашел, что кофе приготовлен именно так, как он любит.

— А вам, видно, уже известны мои вкусы, — одобрительно сказал он буфетчику.

— Да, сэр, мне рассказали, мистер Джейси, — ответил тот, пытаясь изобразить приветливую улыбку, которая на багровой помятой физиономии больше походила на кривую ухмылку.

К Уильяму подсел седоволосый мужчина с умным, проницательным лицом.

— Ну, и что ты надумал, Джейси? — спросил он. — Как будем теперь тебя величать? Сенатор Уильям или судья Уильям?

Это был местный шериф Том Уиллер, человек, вообще говоря, неплохой, но чересчур уж болтливый.

— Как решу, ты первый узнаешь… — Уильям отхлебнул из чашки. — Честно говоря, не по душе мне ездить в столицу штата. Я же насквозь деревенский парень.

Шериф попросил стакан молока и пирожок.

— Ну, наши законодатели себя не утруждают — собираются-то раз в два года, — со смешком успокоил шериф Уильяма.

Допив кофе, Уильям направился к выходу. У порога он приостановился и спросил Уиллера и Тербифула:

— А что за тип этот новый буфетчик? Сдается, я его уже где-то видел…

Они в ответ только пожали плечами. Буфетчик же, нарезая сыр, вполголоса затянул у себя за стойкой:

Все невольно заулыбались. Тербифул поскреб квадратный подбородок и заметил:

— По-моему, он малость того… Глуповат, конечно, но работает пока хорошо. Зовут его Джемми. Ко мне его привел наш священник.

Уильям понимающе кивнул головой.

— А что, распевает он как заправский псаломщик. Ну, ладно, пока!

Переходя улицу, он все не мог отделаться от ощущения, что встречал этого человека прежде.

…Мистер Джейси — так предпочитали называть его все, включая супругу, — не был уроженцем города (а если выражаться совсем точно, местечка) Колхауна. Сюда он прибыл около тридцати лет назад из другой части штата, имея при себе ровно пять тысяч долларов. Купил небольшую ферму и трактор. Местные земледельцы по привычке больше полагались на мулов, но очевидный успех Джейси Уильяма, что наглядно демонстрировало его поле, побудил многих из них попробовать машинную тягу. Джейси никогда не терпел по-настоящему ощутимых убытков, хотя в годы депрессии ему едва-едва удалось остаться хотя бы при своих.

Но все это было уже в прошлом, а он редко вспоминал и говорил о своем прошлом. Жители Колхауна о его молодых годах знали только, что он вырос на ферме, во время первой мировой войны попал в армию, но пересечь океан и понюхать пороху не успел, так как боевые действия к тому времени уже закончились. Тем не менее в День Конфедерации[2] он непременно облачался в военную форму и на параде горделиво красовался в рядах местных ветеранов. Его брат — единственный кровный родственник — умер несколько лет назад, и Джейси уезжал на похороны. А вообще редко когда отлучался из города…

Каждое утро, приходя в кафе за своим неизменным кофе, он снова и снова начинал перебирать в памяти, где он мог видеть этого буфетчика. Сегодня, попивая кофе, Джемми по привычке мурлыкал себе под нос:

Подав чашку, растянул губы в кривоватой улыбке.

— Ваши девчушки, мистер Уильям, ну, такие хорошенькие, прямо прелесть, они так и сияли утром, когда садились в автобус. Видно, здорово гордятся своим папочкой, который выдвинут кандидатом и будет избран и все такое…

Да, Джейси принял решение — он будет баллотироваться на пост окружного судьи. Ведь и сам Гарри Трумэн,[3] убеждали его друзья больше всерьез, чем в шутку, тоже был окружным судьей до того, как стал сенатором, а как потом взлетел — рукой не достать…

— Ну, я тоже горжусь своими девочками, — не удержал счастливой улыбки Джейси.

Он пристально разглядывал лицо буфетчика, заставив того смущенно потупить глаза.

— А вы, Джемми, знакомы с рингом? — вдруг спросил Уильям.

Буфетчик в растерянности прокашлялся, но ответ на неожиданный вопрос последовал от подошедшего за своим стаканом молока шерифа Уиллера.

— Эти шрамы не от боксерских перчаток, — со знанием дела заявил он. — Это его так тюремные надзиратели разукрасили, верно я говорю?

Буфетчик кивнул. Усмешка скривила его губы.

— Тогда я считал себя крутым парнишкой, но они оказались еще покруче, — он хихикнул, словно услышал остроумную шутку.

— Губернатор помиловал Джемми, — продолжал шериф, — потому что он помогал тушить пожар в тюрьме…

— Припоминаю, припоминаю, — вставил Джейси, — здорово тогда полыхнуло…

— И не только тушил, но и вынес из огня трех угоревших надзирателей, — закончил шериф.

— Я и думаю, то-то ваше лицо мне знакомо, — обрадовался Уильям. — Верно, тогда я и видел ваши фотографии в газетах…

— Да, в молодости я побузил… — словно не слыша их, проговорил буфетчик. Внезапно что-то на миг мелькнуло у него во взгляде: горечь, боль, тоска…

— Может, если бы мне тогда удалось устроиться как-то, обзавестись семьей… Может, и у меня сейчас были бы дом, жена, дочки, не хуже, чем у всех, мистер Джейси…

Их взгляды встретились.

— Конечно, если бы завел семью, а после попал бы в беду, тогда мои детки меня бы стыдились… Вот вашим-то девчушкам, мистер Джейси, нечего вас стыдиться, — протянул буфетчик, глядя ему в глаза.

Когда они вышли, какое-то необъяснимое любопытство толкнуло мистера Джейси Уильяма спросить у шерифа:

— Слушай, Том, а за что его посадили, не знаешь?

Шериф задумался, словно собираясь с мыслями.

— Он сказал, что пытался бежать. И ему, естественно, накинули срок. Да ведь ты, верно, имеешь в виду самый первый раз? Кажется, застрелил кого-то… Случайно, что ли. В общем, попал в переделку…

Уиллер вдруг обернулся к Джейси.

— А ты ведь и сам тоже из округа Крукшенк?

Джейси кивнул.

— Так это же все там и случилось. Кстати, его и зовут, как тебя, — Джеймс. Джеймс Бакстон. Не слышал о таком?

…Миссис Лиззи, как все называли жену Джейси, не возражала, чтобы в доме всегда была припасена бутылочка.

— Если уж прикладывается к рюмочке, так пусть уж у меня на глазах, — говаривала она приятельницам.

Не то, чтобы ее муж много пил — у нее ли на глазах или за ее спиной. Просто миссис Лиззи обожала преувеличивать. В этот вечер — как и обычно — глава семьи налил себе стакан виски с водой примерно за час до сна. Устроившись в любимом кресле, он медленно прихлебывал совсем слабую смесь.

Округ Крукшенк. Было бы что вспоминать. Земледелие? Куда там! Почва давно истощилась, плодородный слой смывался дождями. Леса? Все деревья свели почти до единого, новых не сажали. Пропащее, нищее место. Да и времена тогда настали тяжелые. Джеймс Бакстон. Конечно, Уильям помнил его. Этот самый Бакстон украл деньги, отпущенные на строительство дороги. Отстреливаясь от погони, ранил одного из преследователей. Но вовсе не смертельно. Тогда ему удалось уйти, скрыться, исчезнуть. Но кто-то стал распускать слухи, что Бакстон сколотил банду и собирается грабить подряд все банки, что есть в округе. И хотя потом выяснилось, что это пустые выдумки, умело подогреваемые кем-то страхи сработали. За поимку Бакстона объявили награду. Пять тысяч долларов. Человека, который получил эту сумму, так уж случилось, звали Джеймс К. Уильям.

Джейси допил последние капли и налил себе еще. Воды на этот раз он добавил совсем чуть-чуть. Тридцать лет прошло, но никто и не поминал дело Бакстона. Да здесь о нем никто и не знал: до Крукшенка отсюда путь неблизкий. Ни одна живая душа не подозревала, что процветание и благополучие Джейси Уильяма начались с денег, вырученных за предательство. Но теперь, похоже, об этом скоро узнают все.

Джейси старался припомнить лицо Бакстона молодым — каким оно было тридцать лет назад — и найти сходство с побитой физиономией буфетчика. Но память только подсказывала ему, что он мог где-то встречать этого человека. Когда же в последний раз он возвращался мыслями к Бакстону? Вроде бы никогда. Времени не было. И совесть его не мучила. А что? Получил деньги, перебрался в Колхаун, вкалывал до седьмого пота, женился, растил детей… У него и минуты праздной не было, чтобы ворошить прошлое.

«Ваши две девчушки… Должно быть, здорово гордятся своим папочкой…» — так, что ли, сказал Бакстон?

«Вашим деткам, мистер Джейси, нечего стыдиться за вас…» Что-то там такое мелькнуло в глазах у буфетчика при этих словах, подумалось Уильяму, и его охватила смутная тревога.

Что же он задумал, что у Бакстона на уме? Зачем он сюда заявился, почему именно сюда? Ведь не случайно же, это-то наверняка. Чего он хочет? Будет требовать денег? Шантаж? Чтобы я оплатил ему годы тюрьмы, избиения, издевательства, страшную жизнь в кандалах, за решеткой? Или отомстит по-другому? Выстрел из темноты? И тут у Джейси внезапно мелькнула еще одна догадка; рука, сжимавшая стакан, задрожала.

С чего бы вдруг Бакстон заговорил о его дочерях, дважды ведь упомянул их. Вот, значит, как он собрался отомстить. И что же теперь он, Джейси, может поделать? А вот что. Немедленно к шерифу. Искать защиту у закона. Он вскочил на ноги и тут же бессильно рухнул в кресло.

Если он пойдет к шерифу, придется рассказать все от начала до конца. Не иначе. Бакстона помиловали, а не просто освободили условно. Ничем он Джейси прямо не угрожал, законов никаких не нарушал. Так что шериф только удивится: «Ничего не понимаю, Джейси. С чего вдруг Бакстон вздумает вредить тебе или твоим дочерям?»

Потому что тридцать лет назад, придется объяснять в ответ, я разговаривал с шерифом округа Крукшенк вот так же, как сейчас с тобой. И донес ему, что Бакстон скрывается в сарае у своего дядюшки. После чего шериф Лоустофт с тремя помощниками отправился прямехонько в указанное место и взял Бакстона, даже и не пытавшегося сопротивляться. Бакстон предстал перед судом и получил причитающийся ему срок, а я получил причитающиеся мне по закону пять тысяч долларов.

Если он расскажет все это Тому Уиллеру, тот, разумеется, обеспечит ему безопасность. Страхам его придет конец. Политической карьере тоже. Да и всей его жизни видного и уважаемого гражданина этого славного города.

Ибо Джейси хорошо знал людей, среди которых жил. Никто и никогда не бросит ему обвинения прямо в лицо, никто и никогда не станет глумиться над ним или плевать в его сторону. Но и руки никто не подаст. Никто в городе никогда больше ему не улыбнется, не остановится переброситься словечком, не спросит у него совета. И голосовать за него никто не станет. Он словно наяву уже слышал, что они будут говорить друг другу, да ведь он и вправду знал, что они скажут.

Джеймс Калвин Уильям мог бы быть уличен в разврате, мог совершить убийство — если бы его и не простили, то и осуждать не стали.

«Копни поглубже, так кто из нас без греха?» — понимающе говорили бы они.

Но когда станет известно, что он получил деньги за донос, прощения не будет.

«Конечно, я не бог весть какой праведник, но никогда не предавал ближнего за деньги», — будут говорить они.

Все эти мысли, однако, мигом вылетели из головы, как только Джейси взглянул на часы. Он окликнул жену: в это время она всегда выходила на кухню подогреть стакан молока, которое потихонечку пила, читая ежевечернюю главу из Библии.

— Лиззи! — позвал он. — А где девочки? Почему их нет до сих пор?

Джейси не расслышал, что она ответила, но тут Лиззи появилась в дверях. Она уже переоделась в халат, в волосах торчали бигуди.

— …Кончится не раньше полуночи, — договорила жена фразу, начатую еще на кухне.

— Что кончится не раньше полуночи? — переспросил он, со стуком поставив свой стакан.

Она укоризненно посмотрела на него, поджав губы с деланным осуждением и покачала головой.

— Я уж и не знаю, где ты витаешь мыслями, Джейси. Не помнишь ни единого слова из того, что я тебе рассказывала. Повторяю, а ты слушай внимательно, наконец. Девочки поехали в Три Ключа на осенний бал в тамошней школе. Вместе со всем классом… — она запнулась. — Непонятно, что ты хмуришься? Совершенно не о чем беспокоиться. Наш священник, преподобный Пауэлл…

При этих словах необъяснимая тревога охватила Джейси. Он отчаянно пытался найти причину внезапно объявшего его страха. Чем его так перепугало упоминание о настоятеле, облупившейся деревянной церквушки возле хлопкоочистительной фабрики?

Жена продолжала говорить, не сводя пристального взгляда с его лица.

— …Так возражал, чтобы девочки ехали ночью в машинах вместе с ребятами чуть ли не через весь округ, убеждал нас, что это небезопасно и неприлично, что кое-кому из них может вздуматься заехать в какой-нибудь подозрительный дансинг или бог знает куда еще… Короче, он настоял, чтобы они все ехали туда и обратно в школьном автобусе. Многие мальчики, говорят, были весьма недовольны, но…

Наконец-то у Джейси мелькнула разгадка, и ему сразу стало очень страшно.

— Погоди… Кто за рулем автобуса?

Они оба знали, что шофер школьного автобуса по вечерам — с шести до двенадцати — подрабатывает на городской электростанции.

— Да в чем дело? — растерянно спросила жена.

— Кто за рулем автобуса? — рявкнул он.

— Ну, этот, с багровой физиономией такой. Как же его зовут… Священник же говорил… Да ты ведь должен его знать — работает у Тербифула. Ну, весь еще в шрамах…

…Они все стояли в конторе шерифа, потупив головы, украдкой поглядывая друг на друга.

В десятый раз шериф начинал:

— Ну, что за…

И в десятый раз из уважения к миссис Уильям и преподобному Пауэллу обрывал себя и скороговоркой заканчивал:

— …Проклятье!

Священник, тощий потрепанный человек, в глазах которого сквозило утомление долгих лет борьбы с дьяволом и одновременно светилась вера в грядущую победу, несколько растерянно повторял:

— По-моему, нет причин для беспокойства, брат Уильям, сестра Уильям. Поверьте мне, брат Бакстон, несмотря на все его прошлое…

Джейси вдруг отвернулся от них, шагнул к окну и, заслонившись от света, стал вглядываться в черную ночь.

— …Теперь твердо стал на путь праведный… Не надо так волноваться…

Лиззи поддержала его.

— К тому же они не одни. Их одноклассники, они ведь уже большие мальчики и не позволят ему…

— А если не успеют? — резко обернулся к ней муж. — Он может перевернуть автобус в кювет или еще что-нибудь выкинет.

Он шагнул к жене и обнял ее за плечи.

— Со мной пусть делает, что хочет, — почти всхлипнул Джейси, — только бы девочки были живы-здоровы.

Священник спросил шерифа:

— Сколько времени уйдет у ваших помощников, чтобы нагнать автобус?

Посмотрев на часы, Уиллер хотел было ответить, но тут зазвонил телефон. Чем дольше слушал шериф своего невидимого собеседника, тем озабоченнее становилось его лицо. Он украдкой взглянул на Уильяма и поспешно отвел глаза, слишком уж поспешно. Приглушенным голосом задал несколько вопросов и закончил разговор короткой, исполненной напряженности фразой:

— Выезжаю немедленно!

Они все бросились к Уиллеру, наперебой засыпая его вопросами.

— Быстро в машину! — оборвал их шериф. — Расскажу по дороге.

Их обступила беспросветная ночная тьма. Дорога была пустынной, и шериф гнал что есть мочи.

Джейси спросил его странно спокойным голосом:

— Он сказал «девочка» или «девочки»?

Его жена всхлипывала, уткнувшись лицом ему в плечо.

— По-моему, он упомянул только одну, — ответил Том Уиллер. — Не хотелось тратить время на расспросы. Он только сообщил, что у его бензоколонки остановился школьный автобус и что там все шумели и кричали, что, мол, застрелили девочку, и что случилась потасовка между шофером и одним из парней… И все.

Священник убежденно произнес:

— И все равно не могу подумать о нем дурно…

— Это мне в наказание. Я знаю. Грехи мои меня-таки нашли, — промолвил Уильям. — Я предал его ради денег. Мне тогда казалось — вот он, мой шанс. Я знал, где он прятался. Я знал, что другой такой возможности раздобыть сразу пять тысяч долларов у меня не будет. А получив деньги, я и думать о нем забыл. И не вспоминал все эти годы, пока он за решеткой гнил заживо…

Они прибыли на место. Школьники, переговариваясь вполголоса, толпились возле автобуса. Увидев выходящих из автомобиля, один из помощников шерифа шагнул к ним.

— Ничего серьезного, — быстро заговорил он. — Ей слегка поцарапало плечо. Она просто здорово напугалась.

— Кто? — напряженный взгляд Джейси выхватывал белые пятна лиц в кучке обернувшихся к ним ребят.

— Грэйс или Элен? — дрожащим голосом произнесла Лиззи.

Помощник шерифа удивленно вскинул брови.

— Что? Мне сказали, что ее зовут Нэнси. Нэнси Феншоу. Ее увез доктор. Зайдем, шериф?

Шериф и священник прошли с ним в помещение бензоколонки.

— Папа? Что ты тут делаешь?

— Смотри, Грэйс, и мама с ним!

Выдержка покинула Джейси. Обнимая дочерей, он уже не скрывал слез. Пока мать что-то объясняла девочкам, помощник шерифа, приоткрыв дверь, позвал Джейси.

Там, в тесной комнатушке, уже собрались Бакстон, шериф, священник, два школьника и хозяин бензоколонки. При виде входящего Уильяма лицо Бакстона осталось совершенно безучастным, он лишь молча кивнул ему, продолжая слушать одного из мальчиков.

— …Мне и в голову не пришло, что я могу ее ранить. Я только вытащил револьвер… — он кивнул в сторону лежащего на столике маленького, казавшегося игрушечным револьвера с треснувшей перламутровой рукояткой, — чтобы пальнуть в окно… — лицо его вдруг исказилось жалобной гримасой. — Это отцовский. Если он узнает, что я стащил револьвер, выпорет как пить дать… — и разревелся, уронив голову.

Священник коснулся его плеча и склонился, шепча что-то на ухо.

Вытянув шею, не спуская с него горящих ненавистью глаз, второй мальчуган выговорил побелевшими губами:

— Если только с Нэнси что-нибудь случится… — он рванулся было вперед, но Джемми Бакстон удержал его. — Если она тяжело ранена…

— Да нет же, — пытался успокоить его Бакстон.

— …Если она умрет…

— Да брось ты, завтра же утром слопает твоя Нэнси шесть яиц на завтрак, — утешал его Бакстон.

— …Я убью тебя. Клянусь! Я тебя прикончу, даже если…

— Я просто собирался их пугнуть! Шутки ради. Вытащил револьвер, а тут автобус тряхнуло, он и бабахнул…

— …Даже если меня повесят или засадят, я тебя найду, из-под земли достану…

Бакстон впился костлявыми пальцами ему в плечо и силой повернул лицом к себе. Паренек сморщился от боли, с трудом оторвал взгляд от того, кому угрожал, и посмотрел в глаза Бакстону.

— Слушай, — сказал ему тот. — Вот ты твердишь: «Найду, отомщу!» Говоришь о тюрьме. Но ты там не бывал. А я сидел. В двух тюрьмах и в трех колониях. Я свалял дурака, когда был не намного старше тебя, и посадили меня за дело.

Он умолк. Снаружи доносились неразборчивые голоса школьников, но в комнатушке повисла мертвая тишина. Бакстон вновь заговорил:

— Но я думал только об одном, думал и думал, прямо с ума сходил — как же меня поймали? Человек, которого я знал с детства, выдал меня, чтобы получить вознаграждение. Предал меня за деньги.

Джейси посмотрел на шерифа. Растерянно кашлянув, начал было.

— Джемми…

Но тот даже не взглянул в его сторону.

— Каждый раз, когда мне в тюрьме доставалось, а били меня много, сынок, и не так, как папочка будет пороть твоего дружка, а толстенным кожаным ремнем с медными заклепками, каждый раз я вспоминал о том, кто меня туда засадил. Думал о нем днем и ночью. Вот ты говоришь, отомщу, отомщу… Но сам-то знаешь ли, что такое годами жить надеждой на мщение? Годами! Я пытался бежать. Поймали. Новый срок. Новые побои.

А я думал только о том, кто заставил меня столько страдать. Эти думы, эта страшная ноша, которую я нес днем и ночью, не давали мне покоя. Все равно как боль — неуемная жуткая боль… И вот я почувствовал, что этой пытки мне больше не вынести. И камень упал с моей души. Надо мной посмеивались, но меня это уже не трогало. Нет, я не вышел из тюрьмы, но стал свободным. Я простил его, и боль утихла.

Вдруг он вспомнил, где находится. Словно приходя в себя, улыбнулся и отпустил мальчишечьи плечи. Мальчуган перевел дыхание и ответил ему неуверенной улыбкой. Бакстон обвел всех взглядом:

— О, здравствуйте, священник! Приветствую вас, шериф… Мистер Джейси…

Шериф озабоченно проговорил:

— Пора отправлять ребят по домам. А то их родители поди уже телефоны пообрывали…

Уильям, едва шевеля пересохшими губами, промолвил:

— Джемми…

— Да, мистер Джейси?

— А этот человек, что выдал тебя…

Его прервал паренек, все еще растиравший плечо:

— Вот-вот, как его имя?

Удивление отразилось на помятой физиономии Бакстона, потом оно искривилось в его обычной ухмылке.

— Откуда мне знать, — голос его звучал почти радостно. — Никак не припомню, — он снова оглядел их всех по очереди. — Да теперь это и значения никакого не имеет. Я сбросил это бремя… И не хочу взваливать его снова!

Он коротко кивнул им всем и вышел в ночь.

— Поехали! — донесся снаружи его голос. — Все в автобус!

Шериф встрепенулся:

— Действительно, надо ехать, — он старательно избегал смотреть на Джейси. — Может, вам с миссис Лиззи лучше вернуться на автобусе? Вместе с дочками, а? Да у меня в машине и места не хватит…

Мальчики первыми направились к дверям. Один из них сказал другому:

— Прости меня, я тут наболтал всякого сгоряча…

Уильям выходил последним. На лице — неимоверная усталость. Сгорбленные плечи. Он с огромным трудом переставлял ноги. Как человек, придавленный непосильной ношей.