Выступление на Венском Конгрессе народов в защиту мира

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ВЕНСКОМ КОНГРЕССЕ НАРОДОВ В ЗАЩИТУ ЖИРА

Мужчины и женщины, собравшиеся в Вене, прибывшие сюда со всех концов света и представляющие самые разнообразные наций и политические убеждения, идеологические течения и религиозные верования, разве вам не кажется, что, соблюдая здесь гарантию свободы выражения мнений, торжественно и публично провозглашенную перед открытием конгресса, мы уже достигли известного единодушия во взглядах на некоторые принципы общего характера?.

Разве принцип безопасности не признается всеми, кто прибыл сюда с надеждой на мир в сердце? Именно этот принцип трижды подтвержден в одобренной всеми повестке дня конгресса: безопасность государств, гарантируемая соблюдением их независимости, возведенной в принцип; безопасность человечества, требующая немедленного прекращения ведущихся войн; ликвидация напряженности в международных отношениях и прекращение «холодной войны», представляющей собой постоянную и все нарастающую угрозу для всех людей.

Разумеется, помимо свободного характера нашей дискуссии нас радует также и то, что в ней участвуют представители различных, а иногда и прямо противоположных убеждений и религиозных верований, которые мы не собираемся мирить между собой на этом конгрессе. Однако мы приехали сюда, движимые единым стремлением добиться того, чтобы мирные решения восторжествовали, то есть именно для того, чтобы все люди получили возможность жить сообразно своим убеждениям и своим верованиям. Мы приехали не для того, чтобы добиться торжества своих собственных убеждений, а для того, чтобы совместно изыскать приемлемые для всех компромиссы, которые обеспечили бы всем людям возможность служить делу мира, сохраняя в то же время верность своим принципам. Здесь выступали и христиане, и мусульмане, и буддисты; они ссылались на каноны своей религии, каждый из них упоминал имя своего бога. Делегаты Аргентины неоднократно заявляли о своем доверии к главе своего правительства. Мы выслушали выступления последователей Ганди, основывающихся на философии непротивления злу и на авторитете своего учителя. Слушая эти выступления, каждый из нас мог с ними не соглашаться полностью, но каждый из нас был счастлив от того, что основное содержание речей подтверждало предпочтение, которое эти люди отдают переговорам по сравнению с применением силы для разрешения конфликтов между странами. Но на конгрессе были и такие моменты, когда наши разногласия еще больше отступали на задний план, моменты, когда произнесенные перед нами слова получали поддержку не столько наших умов, сколько наших сердец, в которых рассказанные нам страшные факты порождали одинаковое волнение.

Когда выступала, например, делегатка Кореи, рассказывавшая о военных преступлениях, совершаемых под флагом ООН в ее стране, быть может, среди нас были люди, которые сочли, что ее слова дают весьма одностороннюю картину, и готовы были оспаривать эти факты… Но те, кто, как и я, сидел в первых рядах, слушая рассказ этой женщины о том, как убивают, жгут напалмом и уничтожают под обломками жалких хижин, построенных на развалинах городов, корейских детей, стариков и молодежь, неужели они, как и я, не ощутили не столько оттенки выражений, сколько жгучую тяжесть слез, сверкавших в глазах говорившей женщины?

Разве не для того мы приехали в Вену, чтобы эти слезы больше не лились, и разве эти слезы не породили единства, единодушия всего конгресса?

Это имеет, господа, неоценимое значение для нас, и я от всего сердца прошу вас об одном: если во время наших прений слова, разделяющие нас, начнут брать верх, вспомните об этих слезах и этими слезами только измерьте значение могущего возникнуть между нами разлада.

Но если факты, касающиеся войны в Корее, по-видимому, настолько сильны, что они убеждают всех, то мне казалось, что в отношении других проблем, несмотря на то что они ставят под угрозу право народов на самоопределение и усиливают опасное напряжение в мире, расхождения во мнениях в отдельных случаях могут оказаться сильнее, нежели слезы, навертывающиеся на глаза.

Я имею в виду так называемые колониальные проблемы.

Во время дискуссий по первому пункту повестки дня Ив Фарж очень правильно отметил, что здесь присутствуют люди, осуждающие колониальную систему в целом, и люди, которые хотели бы осудить лишь злоупотребления, связанные с этой системой. Мы должны все время помнить об этом и попытаться найти компромиссное решение, приемлемое как для тех, так и для других и служащее интересам мира.

Но именно во имя той свободы дискуссии, которой мы радуемся, и ради достижения той ясности, которая одна лишь даст нам возможность изыскать приемлемый для всех компромисс, позвольте мне, одному из тех, кто осуждает колониальную систему в целом, на основе моих убеждений и суждений, которыми я горжусь так же, как может гордиться христианин своей верой или последователь Ганди своей философией, изложить вам мои взгляды, взгляды французского коммуниста.

Одно из важных исторических явлений, имевших место сразу же после второй мировой войны и с большой ясностью вырисовавшихся в различных странах мира, представляет собой пробуждение национального самосознания у народов, до сих пор находившихся под опекой других стран. Этот исторический факт — важный этап неуклонного продвижения человечества к светлому будущему. Этот факт отвечает интересам всех народов, а следовательно, и французского народа. Кто же в таком случае осмелится сказать, что он не радуется появлению этого факта? Как же в таком случае мы, французы, можем допускать, чтобы от нашего имени совершались попытки задержать это историческое движение, чтобы ради интересов сил войны на пути развития народов создавались препятствия при помощи насильственных мер, строго осужденных конституцией, принятой французским народом, конституцией, в которой говорится, что сила Франции никогда не будет употреблена на подавление свободы другого народа?

Насилие против народов,— даже если его пытаются оправдать соображениями стратегического характера,— французский народ, верный своей конституции, всегда будет считать незаконным актом.

Оно идет вразрез с интересами Франции, существенными интересами нашего народа. Такая война, как война во Вьетнаме, стоит нашему народу сотни и сотни миллиардов, которые ни в коей мере не могут быть возмещены за счет значительно меньших прибылей, получаемых дельцами во Вьетнаме. Эта война разоряет Францию и каждый день создает все новые и новые препятствия на пути к ее восстановлению. Она вынуждает Францию с каждым днем увеличивать свою зависимость от иностранной державы, предоставляющей ей деньги отнюдь не ради ее прекрасных глаз.

Эта, противоречащая конституции, незаконная и наносящая ущерб материальным интересам Франции война вредит и моральному престижу Франции в глазах всего мира. Когда-то все страны любили Францию за идеи свободы, связывавшиеся с ее именем. Неужели Франция теперь перестала быть той Францией, которая создала Марсельезу, которая могла петь:

Неужели теперь слова Марсельезы могут с полным основанием призывать народ к оружию для борьбы против французских солдат? Эта незаконная война во Вьетнаме, ставящая под угрозу материальные интересы и моральный престиж Франции, представляет собой к тому же один из факторов международного напряжения, один из элементов, способствующих усилению этого напряжения. Наряду с войной в Корее, она служит одним из моментов подготовки новой войны, причем делаются даже попытки оправдать ее этим обстоятельством. Она представляет собой одно из средств, при помощи которых в мире поддерживается чувство неуверенности и страха. Тяжесть этой войны с каждым днем все сильнее давит на французский народ и тем самым ведет к тому, что он все больше и больше утрачивает свою национальную независимость.

От кого же зависит, чтобы эта столь губительная война была прекращена? Франция имеет право решить этот вопрос так же, как она имеет право завтра объявить, что ее солдаты не могут больше находиться в Корее, так же как она имеет право принять решение не вести больше необъявленную войну против народов Марокко и Туниса. Это — ее право. Франция может своим решением, одним только своим решением, облегчить бремя, которое ведет ее самое к гибели, и тем самым оказать значительное содействие делу ослабления международного напряжения.

Движение за мир во Франции всегда ставило этот вопрос таким образом, и немалая его заслуга состоит в том, что оно всегда выступало на защиту интересов Франции для того, чтобы поставить их на службу всеобщему делу, делу всех народов — делу защиты мира.

Нужно, чтобы наша страна начала действовать в этом направлении и действовать быстро, ибо с каждым днем положение становится все тяжелее и совершаются все новые и новые преступления, за которые нам обязательно придется дать ответ! Если наша страна пойдет по этому пути, она вновь обретет свой суверенитет, отданный ею под залог ради того, чтобы получить возможность продолжать губительную войну, она вновь получит национальную независимость, которую она утратила. Тот, кто отказывается отнимать у другого народа его национальную независимость, борется и за свою собственную независимость. Никогда это не было так ясно, как сейчас. Это означает, что нужно отказаться от участия в агрессивных пактах и планах, во имя которых нас заставляют приносить в жертву нашу независимость. Никогда еще не было настолько ясно, как неразрывно связана и сливается борьба за национальную независимость с борьбой за мир.

Я спрашиваю вас, слышавших здесь выступления представителей стран, которые хотят жить и которых от нашего имени пытаются потопить в крови, можем ли мы, французы, испытывать какие-нибудь другие чувства, кроме стыда, перед лицом этой кровавой бойни, перед лицом массового истребления населения, совершаемого от нашего имени?

Те, кто навязывает нам эту политику, делают вид, будто верят, что из создавшегося положения можно выйти только путем продолжения войны, и предлагают нам лишь одно: новые и новые кровопролития. На самом же деле это не так. Из создавшегося положения есть выход. Но для этого необходимо иметь подлинное мужество, мужество, состоящее в том, что Франция должна сделать первые шаги. И наш долг, долг французов,— добиться, чтобы эти первые шаги сделала наша страна.

Имеются причины, по которым все французы хотят окончания войны во Вьетнаме, и об этих причинах сегодня говорил вам Жак Миттеран. Но наше правительство упорно твердит, что оно не видит возможности для переговоров с Вьетнамом. Если наше правительство занимает такую позицию и не желает от нее отказываться, что же остается делать вьетнамцам, защищающим свою страну и уже неоднократно выступавшим с предложениями относительно переговоров, которые всегда наталкивались на отказ нашего правительства? Упорство нашего правительства не означает, что исчезли причины, заставляющие французов хотеть заключения мира во Вьетнаме. Напротив, безнадежное положение, обусловливающее возникновение этих причин, будет с каждым днем ухудшаться.

Нужно отказаться от этой позиции до того, как произойдет окончательный разгром и гибель экспедиционного корпуса, до того, как будет потеряно все то, что еще может быть спасено. Франция должна иметь мужество заявить, что она хочет прекратить эту войну и готова пойти на искренние переговоры. Это означает, что она должна вести переговоры, не угрожая силами своего экспедиционного корпуса. Когда я говорю Франция, я подразумеваю Францию вместе с ее правительством; нужно, чтобы правительство провозгласило то, что отвечает желаниям всех французов.

Иначе мы можем оказаться в таком положении, когда интересы французов будут окончательно принесены в жертву. Какая же перспектива заставляет наше правительство упорно идти по этому пути вопреки всему, что подсказывает разум?

Болтовня о «цивилизаторской» миссии нашей страны не в состоянии дать удовлетворительное объяснение. Однако наряду с общими местами в речах министров есть и признания специалистов в данном вопросе на страницах таких журналов, где эти специалисты разговаривают между собой. К такого рода изданиям относится официальный журнал «Индокитай». Теперешний начальник штаба военно-воздушных сил генерал Шассен объясняет в этом журнале то, что принято скрывать под эвфемизмом «присутствие Франции в Индокитае», соображениями стратегического порядка, и было бы досадно, если бы с его выводами не познакомилась более широкая аудитория, нежели обычный круг читателей этого журнала. Генерал Шассен заявляет, что, оставаясь в Индокитае, французы создадут возможности для вооруженных сил атлантических держав использовать воздушные базы. Он утверждает, что одного только рейда 300 атомных бомбардировщиков, поднявшихся с этих баз, даже при условии, что только часть этих самолетов достигнет намеченной цели, будет достаточно для того, чтобы наверняка истребить 30 миллионов человек.

Вот вам перспектива. Это — единственная перспектива, ради которой хотят продолжать требовать от Франции недопустимых жертв и отказа от своих непосредственных интересов, чтобы в конце концов прийти лишь к самому страшному позору.

Франция не хочет бесперспективной войны, но она не может хотеть и такой перспективы.

Расчеты тех, кто думает о подобных преступлениях, могут быть по достоинству оценены только здесь, на конгрессе, когда представители народов, в отношении которых от нашего имени уже совершаются преступные насилия, говорят о тех дружеских чувствах, которые они сохранили к французскому народу, и о том различии, которое они делают между этим народом, нашим народом, и теми, кто несет ответственность за войну и преступления. Это нас потрясает, но это делает еще более жгучими нашу боль и горечь.

Мы слушали выступления людей, которых называют нашими врагами, и мы поняли их. Их требования естественны, умеренны и справедливы. Они требуют, чтобы их народ получил возможность жить, стал свободным, мог быть хозяином в своей стране. Все, чего они требуют для себя, мы требуем и для нас самих. Поэтому наиболее сознательная часть нашего народа поддерживает эти требования, которые могут быть отклонены только теми, для кого все решается силой.

То, что справедливо в отношении Вьетнама, где перед Францией возникла проблема, требующая наиболее срочного разрешения, справедливо и в отношении всех других стран, в которых народ Франции не может допускать существования господства, основанного на силе, действительного оскорбления для родины свободы.

Я говорю это для тех из вас, кто не осуждает колониализм в его сущности, а лишь так называемые злоупотребления колониализма. Можно с уверенностью сказать, что все присутствующие здесь относят к числу таких злоупотреблений убийство одного из профсоюзных руководителей Туниса — Ферхата Хашеда. Убийство Ферхата Хашеда со всей очевидностью показывает, к каким методам прибегают теперь, чтобы сохранить господство, осужденное историей на гибель. Перед нами стоит теперь выбор: или применение такого рода методов или предоставление независимости народам. И в этой альтернативе заключено определение нашего долга, долга французов, справедливое даже для тех, кто не осуждает колониализм в его сущности.

Тем же, кто, говоря об очевидных последствиях, к которым приведет выполнение сформулированного таким образом долга, будет ссылаться на национальные интересы, я позволю себе ответить, что мы заботимся именно об этих интересах. Мы считаем себя наследниками и подлинными защитниками национальных интересов, когда требуем, чтобы немедленно было спасено все то, что еще может быть спасено, и не путем применения недостойных насилий, при помощи которых напрасно пытаются преградить дорогу истории, развитию народов и их неизбежному национальному самоопределению, но при помощи таких действий, которые сейчас, пока еще не поздно, восстановят в глазах всех стран подлинный облик нашей родины.

Что еще может и должно быть спасено? Это действительное влияние Франции на эти народы, в отношении которых мы больше никогда не будем совершать никаких насилий, то есть французская культура, французские традиции гуманизма и свободы, несовместимые с угнетением; Франции, которая уже в XVIII веке устами соратника Дидро аббата Рейналя провозгласила права колониальных народов и начиная со знаменитого заседания конвента, на котором впервые было отменено рабство, вплоть до Виктора Гюго, который в самый разгар войны в Мексике, когда экспедиционный корпус Наполеона III осадил один мексиканский город, от имени самой Франции приветствовал осажденных и воспевал их сопротивление. Франция — это прежде всего огромное наследие, связывающее нас со всеми людьми, это наша культура, это распространение французских идей. Такое влияние Франции надо сохранить, и это возможно, но при непременном условии, чтобы у народов не порождалось отвращение к Франции, чтобы мы сами не подменяли влияния Франции применением смертоносного оружия, концентрационными лагерями и убийствами, которые теперь повсюду огульно связываются с именем Франции.

Мы хотим также, чтобы и материальные интересы Франции и французского народа были сохранены в тех странах, с населением которых мы впредь будем обращаться, как с братьями. Это возможно, но при том справедливом условии, что мы будем поддерживать с ними основанный на взаимной выгоде, равенстве и свободных соглашениях обмен богатствами и плодами наших стран, нашего и их труда. Там, где мы сложим оружие, мы сможем заключить соглашения, предусматривающие такой обмен, и эти соглашения будут содействовать восстановлению нормального существования французского народа, который избавится от непосильных тягот и при помощи мирной торговли вновь обретет свою независимость, слишком долго находившуюся под угрозой именно там, где его превращали в орудие насилий, которые он всегда в огромном своем большинстве осуждал.

Пусть же моя отчизна вновь обретет в глазах других стран свой светлый облик! От ее имени я приветствую вас, древние страны, столь долго подвергавшиеся угнетению, но повсюду поднимающие голову, и вас, молодые нарождающиеся страны, недавно осознавшие свою роль и так же горячо любимые своими детьми, как и мы любим свою родину, как мы любим жизнь! Я приветствую вас, отечества других народов, от имени Франции, моей Франции, дважды на протяжении одной только моей жизни подвергавшейся интервенции и стоявшей перед угрозой гибели, нашей Франции, которую еще вчера считали вычеркнутой из списка государств и которую силой нашей веры в нее, нашим отказом подчиняться законам иностранного насилия, нашей борьбой за свое национальное существование, мы вернули под солнце истории!

Я приветствую вас, отечества других народов, братья моего отечества, озаренные, как и оно, светом будущего, светом человеческого прогресса! Я приветствую вас в лице прибывших сюда мужчин и женщин, в чьих словах даже сквозь глубокую скорбь звучат чувства волнующей дружбы к моей родине, чувства, определяющие самый священный наш долг! Я приветствую вас, отчизна вьетнамцев, отчизна кхмеров, отчизна лаосцев, я приветствую вас, мои братья и сестры Марокко и Туниса, братья и сестры Алжира. И если есть среди вас люди, которые усомнятся в искренности этого приветствия, то я не могу дать им более искреннего доказательства, чем само то чувство, на котором основывается моя искренность,— двойное неразделимое чувство привязанности всех французов к Франции и их преданности делу мира! (Делегаты встают и долго аплодируют.)