XX век танков

Откуда есть и пошла танковая война

Что такое танковая война? На этот наивный вопрос без малейших затруднений отвечают военные энциклопедии. СВЭ, например, дает такое определение: «Танковая война (иностр.) — понятие, выражающее главенствующую роль танковых (мех.) войск в военных действиях и их преувеличенную способность самостоятельно решать исход войны. Теория танковой войны является одной из разновидностей теории «малых профессиональных армий». Но при этом уже через пару страниц та же самая СВЭ категорически утверждает: «Танковые войска составляют основную ударную силу сухопутных войск».

Имеется и другой вариант: «Танковая война — это использование бронированных боевых машин в современной войне. Преимущества танковой войны заключаются в способности войск прорывать оборонительные позиции обычной пехоты, используя маневренность боевых машин и защиту от пехотного оружия, а также возможность уничтожать артиллерию обороняющихся собственным оружием, обычно скорострельными пушками и пулеметами».

Причем далее следует убийственный ярлык: «Доктрина танковой войны знаменовала разрыв со статической окопной войной в период Первой мировой и возврат к военной школе XIX века, которая отстаивала постулаты маневренной войны и решающего сражения как вершины военной стратегии».

Честно говоря, оба варианта представляются мне не лишенными недостатков и определенного лукавства, так как их авторы сознательно кое-что искажают. Если почитать Фуллера и Лиддел-Гарта, то действительно можно увидеть рассуждения на тему профессиональных армий. К тому же идея чисто танковых частей граничит с бредом, как всякая идея, доведенная до абсолютного воплощения. Ну а вторая представляет собой точное описание тактики действий мотопехоты на БТР или БМП.

Но работы Гудериана и труды советских теоретиков крест-накрест зачеркивают измышления британской школы, хотя и они не лишены определенных недостатков. Мы дадим свое определение танковой войны, ни в коем случае не претендуя на то, чтобы оно стало истиной в последней инстанции. Спорить с сонмом многозвездных генералов и военных академиков было бы откровенной дерзостью с нашей стороны. Итак, танковая война — это вид современной маневренной войны, в которой роль главной ударной силы исполняют танковые войска. Они являются осью, вокруг которой строятся все операции — как наступательные, так и оборонительные. Массированный удар танковых частей решает исход операции. При этом в состав танковых войск входят не одни только танковые части, но также мотопехота, артиллерия, саперы, разведывательные и зенитные подразделения, тыловые службы. Именно исходя из этого определения, мы и будем рассматривать военные операции армий XX века. Кстати, такое определение позволяет провести четкое разграничение между использованием танков и танковой войной, достаточно лишь взглянуть, основную или вспомогательную роль играли танки в соответствующей операции. Наглядным примером является Франция в 1940 году, которая имела много танков, но не имела танковых войск. Самым ярким видом танковой войны является тактика блицкрига, которая предусматривает прорыв вражеского фронта, окружение и уничтожение сил противника, однако она не исчерпывает всех возможных вариантов использования танковых войск. Ведь танки могут использоваться для нанесения глубоких рассекающих ударов, для обеспечения эластичной обороны и других целей.

Очень многие авторы с нескрываемым восторгом рассказывают историю о «танках древности» — боевых слонах. Самое любопытное, что они совершенно правы. Первые в истории «танки» по способам своего тактического применения полностью совпадали с первыми в истории танками.

Слоны были самым опасным противопехотным оружием древности, и точно так же в 1916 году первые английские танки стали самым опасным противопехотным оружием. Все эти Mk.I или Mk.V предназначались для одной-единственной цели — уничтожения вражеской пехоты в траншеях и ничего более. Впрочем, ни на что большее они и не были способны. Создалась несколько странная ситуация — танки уже существовали, а вот до появления танковой войны еще оставалось четверть века.

Однако и в дальнейшем к пониманию концепции танковой войны пришли далеко не все ведущие военные державы. Например, во французской армии танк так и остался вспомогательным пехотным оружием. Англичане уселись между двух стульев, превратив часть танков в то же самое пехотное оружие, а часть — в странное подобие рыцарской кавалерии. Япония и Италия по причине слабости промышленности и технической отсталости вообще ни о чем подобном не могли даже мечтать. Про Соединенные Штаты, которые до Второй мировой войны не имели настоящих вооруженных сил, и говорить смешно. Но зато Германия и Советский Союз создали более или менее стройные теории использования танковых войск, хотя к 1939 году этих самых войск фактически не имели, но по разным причинам. Германии мешало отсутствие по-настоящему боеспособных танков, а советские мехкорпуса все-таки слишком напоминали английскую мечту: танки, танки и снова танки. При этом советские генералы больше говорили, чем делали. Можно, например, вспомнить знаменитые маневры Киевского округа в начале 1930-х годов, названные «большой показухой».

Начало войны показало, что даже лучшие немецкие генералы не слишком уверенно представляли себе, что такое танковые войска и как их следует правильно использовать. Во всяком случае, в польской кампании немецкие танки являлись скорее статистами, чем главными действующими лицами. Во время боев во Франции немцы показали, что постепенно нащупывают правильный путь, а летом 1941 года они продемонстрировали танковую войну в полном блеске, правда, при явном пристрастии к блицкригу, иногда в ущерб общему успеху операции. Одновременно продолжалось совершенствование структуры танковых соединений, совершенствование техники. Летом 1942 года Панцерваффе могли стать подлинным Вундерваффе, если бы не одно маленькое «но». В ходе зимней кампании 1941 года силы вермахта были подорваны окончательно и безнадежно. А к 1944 году, когда производство самоходных противотанковых орудий в Германии превысило производство самих танков, стало понятно: Панцерваффе окончательно перестали быть главной ударной силой вермахта.

Но эстафету подхватили советские танковые войска. Прошло два с лишним года кровавых боев, прежде чем советские командиры научились правильно использовать находящиеся в их распоряжении танки. И к весне 1945 года Советский Союз остался единственным обладателем этого волшебного меча-кладенца модели «танковые войска». Знаете, я позволю себе высказать крамольную мысль. Если бы Красной Армией командовали несколько иные генералы, не Жуков, Тимошенко, Ротмистров и им подобные, а настоящие полководцы, бросок «вперед до Ла-Манша и Гибралтара» был бы вполне реален. Западные союзники просто не представляли себе, какая махина им противостоит. Они воевали только с надломленными и уставшими Панцерваффе, а с танковыми войсками периода расцвета не сталкивались. Недаром ведь Соединенные Штаты так и не создали их у себя, отдельные танковые дивизии, конечно же, не в счет. Кстати, причины этого совершенно очевидны. Соединенные Штаты не готовились и не собирались участвовать в больших войнах, и размах операций на европейском театре не снился американским генералам даже в кошмарных снах. Поэтому они просто не успели. Ошибки англичан выглядят гораздо более странными. Я могу лишь предположить упорное следование традициям, в том числе и пагубным традициям.

После войны продолжалось развитие и совершенствование танков, но не теории и практики танковой войны. И слава богу, потому что развивать эту теорию можно было только в ходе Третьей мировой войны. Да, танки продолжали использоваться в различных войнах и конфликтах, причем иногда в различных операциях участвовали сотни и тысячи бронированных машин. Но все они были локальными и довольно специфичными, поэтому механически переносить опыт таких боев, хотя бы арабо-израильских войн, на общую теорию использования танков не следует. Кстати, если мы посмотрим на послевоенную историю танка, то увидим не менее причудливые и странные идеи и конструкции, чем те, что возникали до войны. Одни только шведские безбашенные танки типа «S» чего стоят, ничуть не хуже пятибашенного Т-35. А если внимательнее присмотреться к истории израильской армии, которую иногда называют самой боеспособной и самой подготовленной в мире, то выяснится, что израильское командование до идеи сбалансированных танковых войск дошло далеко не сразу. Ему понадобились те же самые 25 лет, что и нам с немцами. Но что самое удивительное — израильтяне, имея перед глазами опыт Второй мировой войны, старательно повторили все ошибки, которые допускали ее участники.

Танк не раз хоронили, но очень скоро выяснялось, что могильщики поторопились. Появлялись новые средства борьбы с танками, но появлялись и новые модели танкового оружия и брони. Поэтому даже сегодня танковые войска остаются главной опорой сухопутных войск и их главной ударной силой. И в истории танковой войны последняя страница еще не дописана.

Глава 1 Танк, который не танк

Новый, 1916 год по обе стороны линии фронта встречали в мрачном настроении. Стало уже совершенно ясно, что военное руководство окончательно потеряло контроль над ходом военных действий. Война стала некой вещью в себе, не обращающей внимания на жалкие усилия каких-то там людишек, пусть даже их мундиры украшены золотыми петлицами и россыпью разнокалиберных звезд. Сплошные линии окопов и колючей проволоки протянулись на тысячи километров, и все попытки прорвать эти оборонительные позиции прежними средствами были бессмысленны. Продолжительность операций увеличивается. Если раньше двухнедельное Мукденское сражение казалось чем-то уникальным, то сейчас бои за Верден шли с февраля по декабрь 1916 года. Новые системы вооружения, в первую очередь пулеметы, отправили на свалку старые тактические приемы, однако генералы оказались просто не в состоянии понять это и упрямо гнали солдат на смерть. Неудивительно, что цифры потерь начали стремительно расти, и сто тысяч из потерь в целом сражении практически сразу после начала войны превратились в счетную единицу, а суммарные потери начали приближаться к миллиону — и все это при почти полном отсутствии результатов. Ни о чем подобном военные раньше даже не думали. Сражения получают характерные названия — «Верденская мясорубка», «Бойня Нивеля». Раньше таких эпитетов не употребляли. Рекорд поставили, похоже, англичане, которые 1 июля 1916 года в первый день летнего наступления на Сомме в 1916 году потеряли 57 000 человек, втом числе 20 000 убитыми, отвоевав клочок земли 1,5 на 3 километра. В результате не приходится удивляться тому, что англичане так не любят фельдмаршала Дугласа Хейга и предпочитают помалкивать о своем достижении.

Впрочем, не стоит особо винить генералов за то, что они не сумели предугадать характер новой войны, хотя первые звоночки раздались еще 10 лет назад во время Русско-японской войны. Бессмысленные кровопролитные атаки и колоссальные потери японцев при штурмах Порт-Артура оправдывали тем, что это, мол, крепость, и ее нельзя брать лобовым штурмом. А растянувшиеся на десятки километров полевые позиции всегда можно будет обойти, если уж не удастся прорвать. Представить, что укрепленные позиции будут тянуться не десятки, а тысячи километров и обходить их будет просто негде, не мог никто. И генералы в этом отношении не были исключением. Однако им всем следует предъявить иное обвинение. Когда война приняла совершенно новый, непривычный характер, они с ослиным упрямством пытались решить все проблемы старыми методами, истребляя собственных солдат десятками и сотнями тысяч. Английский историк Роберт Ниланс даже написал книгу «Генералы Великой войны», чтобы опровергнуть образ британского генерала — бездушного и чванливого аристократа-кавалериста, отсиживающегося в старинном французском замке и посылающего солдат на смерть. Особенно ему не понравился австралийский фильм «Галлиполи», который рассказывает о трагической судьбе солдат австралийского корпуса, высаженного в Дарданеллах. Кстати, очень рекомендую посмотреть этот фильм, фактически запрещенный к показу в Англии. Нет, разумеется, в этой стране нет цензурных запретов, фильм просто не показывают… Так вот, в очередной раз книга оказалась сильнее автора. Он доказал именно то, что хотел опровергнуть. Чего стоит одна только дневниковая запись фельдмаршала Хейга, сделанная после первого дня упомянутого наступления: «Учитывая число участников сражения и его масштабы, потери не могут считаться слишком тяжелыми».

Апогеем этих бессмысленных гекатомб стала битва за Верден. Замысел этой операции жирным крестом перечеркивает все басни о гениальности германского Генерального штаба и его руководителей. Начальник Генштаба генерал Фалькенгайн выдвинул очень простую идею. Нужно выбрать такой пункт, отдать который французы просто не посмеют по военным и политическим соображениям и «для защиты которого французское командование будет вынуждено пожертвовать последним человеком». После этого следует штурм, «и пусть они убивают друг друга как можно дольше». Фалькенгайн рассуждал как настоящий людоед — людские резервы Германии больше французских, поэтому, когда будет убит последний французский солдат, Германия потеряет всего лишь предпоследнего. И тогда последний германский гренадер торжественно войдет в Париж по горам трупов и поднимет императорский штандарт над Эйфелевой башней. Нет, разумеется, Фалькенгайн пытается назвать свой замысел «сражением на истощение», но ведь суть от этого не меняется. Он предложил лобовой штурм крепости Верден и без размышлений отверг все иные предложения. Единственным результатом этой «операции» стали потери, достигшие миллиона человек. Фалькенгайну удалось-таки сказать новое слово в военном искусстве, хотя явно не то, на которое он рассчитывал.

Это был тупик, и, чтобы выйти из него, требовались какие-то новые средства. Первыми это поняли немцы, однако вывод они сделали более чем своеобразный, впрочем, вполне согласующийся с «отсутствием такта и здравого смысла, присущего только этой нации». Дело в том, что выражение «зверства немецкой военщины» родилось не вчера и не позавчера. С самого начала Первой мировой войны немецкие солдаты показали себя достойными наследниками гуннов Аттилы, как того и требовал император Вильгельм. Расстрелы заложников, уничтожение культурных ценностей — не было упущено ничего, так что гитлеровские вояки не изобрели велосипед. У них имелся достойный пример.

Впрочем, будем скрупулезно точны. Об этом мало кто знает, но впервые химическое оружие было применено немцами уже 27 октября 1914 года при штурме Невшателя, то есть практически сразу после начала войны. В тени этот эпизод остался, вероятно, по двум причинам. Во-первых, масштабы применения химических снарядов были невелики. Во-вторых, немцы использовали так называемый «снаряд № 2» для 105-мм гаубицы, начиненный раздражающим, а не удушающим или каким-то подобным смертельным OB. Впрочем, останавливали немецких генералов отнюдь не моральные соображения, просто в их распоряжении пока еще не было более действенных OB. Как только они появились, кайзеровские генералы, не задумываясь, пустили в ход химическое оружие, растоптав все международные договоры. 22 апреля 1915 года под Ипром была открыта новая страница в истории войны. Постепенно химическое оружие совершенствовалось и становилось все более смертоносным — появлялись всяческие «синие кресты», «желтые кресты», однако общий итог оказался неутешительным. Немцы поставили себе на лоб еще одно каиново клеймо, но сумели добиться в лучшем случае незначительных оперативных успехов. Правда, ценой тысяч жизней они обогатили словарь еще одним неологизмом — «иприт». Таков оказался самый крупный результат применения OB в годы Первой мировой войны.

Англичане пошли иным путем. Что есть самая лучшая защита от снаряда? Броня. Значит, она прекрасно сможет защитить нас и от пуль. Тем более что бронеавтомобили уже имелись и даже понемногу использовались на фронтах, хотя по причине низкой проходимости их нельзя было использовать на поле боя. Оставалось сделать следующий шаг и создать машину повышенной проходимости. Поскольку имелась потребность, предложения посыпались со всех сторон. Капитан 1-го ранга Мюррей Сьютер предложил Уинстону Черчиллю, тогда Первому лорду Адмиралтейства, создать гусеничную боевую машину на основе трактора «Диплок». Офицер морской авиации, флайт-коммандер Хетерингтон, предложил аналогичную машину. Однако в движение ее приводили 3 чудовищных колеса диаметром 40 футов, а не гусеницы. Сухопутные линкоры Pedrail и Big Wheel тоже были инициативой флота. Самыми прогрессивными были предложения подполковника корпуса Королевских инженеров Эрнеста Данлопа Суинтона. Он предложил использовать бронированный американский сельскохозяйственный трактор «Холт» как средство передвижения по пересеченной местности. Его предложение в конце концов также попало на стол Уинстону Черчиллю, и тот 5 января 1915 года написал премьер-министру меморандум, предупредив, что немцы могут первыми создать бронированные машины. Однако армейское командование во главе с министром обороны лордом Китченером ожесточенно сопротивлялось.

Тогда Черчилль решил сделать все сам, тем более что подобное развитие событий вполне отвечало его бурному нраву. В феврале 1915 года он создает «Комитет по сухопутным кораблям», который приступил к работе, получив 70 000 фунтов из фондов Адмиралтейства. Основой работы стал меморандум «Потребность в уничтожителе пулеметов», который Суинтон передал в Ставку Верховного командования во Франции. Он дал примерное описание новой машины:

«Эти машины должны быть бензиновыми тракторами на гусеницах. Машины этого типа могут двигаться со скоростью 4 мили в час по гладкой местности, преодолевать канавы шириной до 4 футов, спускаться и взбираться по откосам более широких рвов, переползать через баррикады. Построить такие трактора возможно. Они должны быть забронированы пластинами закаленной стали, способными противостоять германским бронебойным пулям с сердечником. Их следует вооружить, по крайней мере, 2 пулеметами Максима и 2-фн скорострельным орудием».

После рассмотрения нескольких проектов и серии экспериментов был построен первый танк, который назвали «Большим Вилли». Его также называли Сухопутным Кораблем Его Величества «Семиножка» (в конце концов, разработал и построил его именно флот!) или, более чувственно, «Мать». Танк был вооружен двумя 6-фн орудиями и стал прототипом танка Mark I, появившегося на поле боя в 1916 году.

Танк тайно доставили по железной дороге в поместье маркиза Солсбери для испытаний. Здесь Суинтон и флайт-коммандер Хетерингтон строили полосу препятствий, которая должна была помочь новорожденному показать, на что он способен. Испытания прошли 2 февраля 1916 года в присутствии представителей кабинета министров, Адмиралтейства и Ставки Верховного командования. Суинтон вспоминал:

«Среда, 2 февраля. Великий день официальных испытаний. Было сделано все, что в человеческих силах, чтобы гарантировать машину от поломок. Это меня особенно беспокоило, так как ставка была слишком велика… На демонстрации присутствовали лорд Китченер, мистер Бальфур, мистер Ллойд-Джордж, мистер Мак-Кенна, члены совета Адмиралтейства, генерал Робертсон и несколько старших офицеров из Военного министерства, которые помогали в постройке «Матери». И последние по счету, но не по важности — представители Генерального штаба».

Испытания завершились огромным успехом. «Мать» показала себя во всем блеске. На большую часть наблюдателей это произвело впечатление, особенно на представителей Ставки, которых Суинтон считал потенциальными покупателями. Они согласились с рекомендациями главнокомандующего фельдмаршала графа Хейга, что следует построить несколько машин. Следующей важной персоной, которая посетила демонстрацию «Матери», стал король Георг V. Эти испытания прошли 8 февраля. Король был настолько потрясен, что даже лично поздравил водителя. 12 февраля первоначальный заказ на 100 танков был увеличен до 150 машин.

Теперь немного о самом названии новой боевой машины. Сначала Адмиралтейство называло ее «сухопутным кораблем». Однако вскоре решили, что подобное название может выдать противнику намерения англичан, и начались поиски нового названия. Как ни странно, оно родилось само собой. Заводские рабочие, собиравшие новые машины, были убеждены, что готовят «подвижные водяные цистерны» для Месопотамии. Сначала решили было назвать новые машины WC — Water Container, с легким намеком на Winston Churchill, но эти буквы уже использовались как аббревиатура другого слова — ватерклозет. Отказались. И в декабре 1915 года было решено назвать новую машину «танк», поскольку по-английски «цистерна» — это «tank». Слово прижилось.

С первыми танками связана любопытная легенда. Говорят, что их доставляли во Францию в огромных деревянных ящиках, на которых красовались надписи на русском языке, утверждающие, что груз направляется в Петроград. Увы… Ни в какие ящики танки не паковали, однако когда их отправляли с завода на учебный полигон в Тетфорде, на корпусах действительно делали какие-то надписи по-русски.

13 августа 1916 года первое подразделение британских танков отправилось во Францию. Экипажи отплыли из Саутгемптона, а сами танки — из Эйвонмута, так как в Саутгемптоне не оказалось кранов, способных погрузить их на транспорт. По железной дороге танки были доставлены на фронт. С целью той же маскировки подразделение называлось «Тяжелая секция пулеметного корпуса».

Мы не собираемся давать пространное описание истории танкостроения. Впрочем, краткого описания мы тоже не дадим, это тема совсем иной книги. Но пару слов сказать все-таки придется, ведь иначе могут возникнуть вопросы: а о чем, собственно, идет речь?

Действительно, о чем? Как-то неожиданно появляется довольно странный вопрос: а что такое танк? Если обратиться к «Советской военной энциклопедии», ответ окажется на удивление расплывчатым и неопределенным: «Гусеничная боевая машина высокой проходимости, полностью бронированная, с вооружением для поражения различных целей на поле боя». Сами видите, что под такое определение можно подтянуть все, что заблагорассудится. Например, любая самоходка или ракетная установка идеально отвечает данному определению. Например, 15 cm-Panzerwerfer 42 auf Sf (Sd.Kdz. 4/1). Хотя нет, этот реактивный миномет установлен на полугусеничном транспортере, а потому заслуживает названия полутанк. Это, конечно, не более чем шутка, но даже она показывает неудовлетворительный характер определения. «Википедия» уточняет: «С орудием, расположенным во вращающейся башне». Это достаточно серьезное уточнение, особенно если вспомнить ехидное старое выражение: «Самоходка — это испорченный танк». Но как быть с современными САУ, у которых орудие тоже расположено во вращающейся башне? Конечно, тянет уточнить «сильно бронированная боевая машина», но подобные качественные определения при составлении справочников неуместны. Поэтому нам придется ограничиться тем, что мы имеем.

Немцы, издавна славящиеся своей тягой к определенности, ударились в другую крайность. В годы Второй мировой войны их классификация радовала глаз пестротой названий и незаурядной фантазией при изобретении всяческих терминов. Мы видим Panzeijager и Jagdpanzer, Sturmgeschütz мирно соседствует со Sturmpanzer и Sturmhaubitze. А тут еще мелькают всяческие Pänzerhaubitze, Panzermorser, Flakpanzer, тот же Pänzerwerfer, не говоря уже о Selbstfahrlafette. И хотя все это относится к самоходкам, как говорится, из песни слова не выкинешь.

Так вот, если вернуться к танкам Первой мировой войны, то окажется, что подавляющее большинство из них не является танками в современном смысле этого слова. На них нет башни. Да и задачи, которые они выполняли на поле боя, в следующей войне решали именно штурмовые орудия, а не танки. Все семейство английских танков с их жуткими спонсонами, французский «Сен-Шамон», даже внешне напоминающий самоходку Второй мировой, выступали именно в этой роли. Я уже не говорю об ужасных немецких A7V, больше всего напоминающих деревенскую избу на гусеницах. Конечно, уже появился знаменитый французский Рено FT-17, который стал первым танком современной компоновки, однако первая ласточка не делает весны, да вдобавок он имел свои серьезные недостатки.

Достаточно странный вид британских танков имел вполне логичное и прозаическое объяснение. Они должны были преодолевать широкие рвы — большая длина корпуса, взбираться на эскарпы — задранная вверх передняя часть гусениц, подавлять многочисленные огневые точки противника — большое количество стволов, ведущих огонь во всех направлениях. Вариант установки башен рассматривался, однако от него отказались, чтобы не повышать и без того большую высоту машины и не снижать ее остойчивость верхним весом. Пушки установили в спонсонах. Сухопутному кораблю — корабельное расположение артиллерии. Впрочем, к 1915 году на флоте спонсоны считались архаичным признаком, на новых кораблях ставились башни…

Но, самое главное, все без исключения танки Первой мировой войны имели один органический порок, который, впрочем, в то время пороком не считался. Они имели слишком малую скорость — не более 10 км/ч, которая исключала даже саму мысль об использовании танков вне поля боя. Пока танки считались машиной для сопровождения пехоты, это было слишком страшно. Танк решал только тактические задачи, не дерзая подниматься до оперативного уровня. Блестящего будущего этой боевой машины не мог предсказать никто.

Итак, как же все начиналось?

Библия мудро, хотя и с оттенком горечи замечает: «Не введи нас во искушение». Однако слишком часто люди забывают это наставление, и генералы здесь совсем не исключение. Получив в свои руки какое-то новое оружие, они сразу видят в нем средство решения всех проблем и незамедлительно пускают в ход, хотя есть множество причин подождать чуть-чуть. Получше подготовить солдат, выпустить побольше единиц, выждать более благоприятной обстановки… Нет, здесь и сейчас! Так что, наверное, дьявол стоял за плечом фельдмаршала Хейга, когда он решил бросить в бой первую же горстку танков, появившуюся в его распоряжении.

Впрочем, выбор у него был небогатый. Как началось наступление на Сомме, мы уже писали, и Хейг, обеспокоенный растущей критикой, отчаянно искал решение и рискнул использовать танки, чтобы преодолеть свои трудности. Суинтон утверждал, что танков было слишком мало, а экипажи не имеют боевого опыта. Дело в том, что танк по-прежнему рассматривали как любопытную новую игрушку, и несчастная Тяжелая секция увязла в бесконечной серии демонстраций. Ежедневно кавалькады машин с английскими и французскими офицерами прибывали к лагерю танкистов, приводя толпы зевак. Это полностью сорвало подготовку к бою, у экипажей не оставалось времени на сон и еду. Они с трудом приводили в порядок свои танки.

Заметьте, Суинтон сказал то, о чем потом писали историки! Но Хейг не стал слушать его аргументы. «19 августа я побывал с коротким визитом в передовой Ставке в Бокене. Сэр Дуглас встретил меня и отметил на карте сектор, где предложил атаковать танками. Он даже не стал вдаваться в обсуждение причин использования их в такое время». При этом кавалерист Хейг совершенно не понимал, что такое танк. Уже в 1925 году он заявлял: «Некоторые энтузиасты прогнозируют, что самолет, танк и автомобиль заменят лошадь в будущих войнах. Я целиком за танки и самолеты, но они — только приложение к человеку и лошади». Стоит ли после этого так яростно нападать на Ворошилова?

Утро 15 сентября 1916 года было прекрасным, хотя над землей стелился тонкий слой тумана. Именно в это утро в районе французских деревушек Флер и Курселет состоялась историческая атака, изменившая характер войны. Интересно, что до сих пор нет единого мнения относительно количества танков, участвовавших в ней. Разные источники дают совершенно разные цифры.

Атака была назначена на 06.20, но танкам пришлось начать движение задолго до этого, чтобы выйти на исходный рубеж к назначенному времени. Предполагалось использовать их в качестве «оружия поддержки пехоты», и это решение также имело далеко идущие последствия, по крайней мере, для британской армии.

Артподготовка началась, как это делалось в то время, еще 12 сентября. За первые два дня было выпущено около 100 000 снарядов, а за последние сутки — 288 787. А затем в атаку двинулись танки. Мы уже упоминали о расхождении в данных, но в целом картина выглядит примерно так. К линии фронта были доставлены 49 танков. Из-за поломок и аварий в атаку двинулись только 32. Даже это небольшое количество могло оказать серьезное влияние на ход операции, но командование буквально распылило эти крошечные силы, разбросав танки по разным дивизиям, чтобы они могли подавить как можно больше немецких пулеметных гнезд. Например, 6-я пехотная дивизия получила целых 3 танка, а 56-я дивизия — вообще один. Больше всего повезло гвардейской дивизии, которой выделили 10 танков.

Из 32 машин лишь 9 сработали так, как предполагалось, наладив кое-какое взаимодействие с пехотой. Еще 9 ползли столь медленно, что пехотинцы обогнали их. А что вы хотите, если парадная скорость танка Mk I не превышала 5 км/ч? Еще 9 танков из-за различных поломок остановились на поле боя, а последние 5 провалились в различные воронки и траншеи.

Так как танки были распределены по всему фронту, наступали они фактически поодиночке. Однако их воздействие на ход боя было колоссальным. Возможно, наибольшую известность приобрели действия танка D17 (Диннакен) 3-го взвода роты D, которым командовал лейтенант Хэсти. Британская пресса восторженно расписывала «прогулку по центральной улице Флера, которую британская пехота приветствовала криками радости». А вот как видели это немцы:

«Утром 15 сентября немецкие дозоры, укрывшиеся в своих окопах, напряженно вглядывались в туман и вытягивали шеи. Но кровь застыла у них в жилах. Два таинственных монстра ползли к ним через воронки. Оцепеневшие, словно ударило землетрясение, солдаты терли глаза, пораженные появлением странных созданий… они испуганно таращились, не в силах шевельнуться. Монстры медленно приближались, грохоча и раскачиваясь. Медленно, но приближались. Ничто не могло их остановить. Казалось, ими движут сверхъестественные силы. Кто-то в окопах сказал: «Дьявол идет», — и эта фраза с быстротой молнии разлетелась по окопам».

Однако, несмотря на неожиданность, немцы оправились и обстреляли танки. 17 машин получили попадания, но 7 сумели приползти обратно. Остальные 10 так и остались ржаветь на месте.

Говорить о танковой атаке было бы совершенно неправильно по причинам, которые изложены выше. Первая в истории пехотная атака, поддержанная танками, принесла довольно скромные результаты. Во второй половине дня наступление англичан захлебнулось на тыловых оборонительных позициях немцев, а позднее немцы оттеснили англичан обратно.

Британская пресса заходилась в экстазе, называя танки «механическими монстрами» и всячески расхваливая их. Но точка зрения военных на происшедшее была несколько иной, и оценки были неоднозначными. Некоторые старшие офицеры, которым следовало бы лучше знать предмет, облили танки презрением и говорили только об их недостатках. К счастью, Хейг высоко оценил то, что они сделали, и тепло поблагодарил Суинтона, когда тот 17 сентября посетил его штаб. Утверждают, что Хейг сказал: «Где наступают танки, мы захватываем намеченные цели, а где их нет — мы не двигаемся и ничего не захватываем». Но мы видели и прямо противоположное мнение этого же человека, поэтому есть основания предполагать, что он не был искренним в данном случае.

Следующее крупное наступление с использованием танков состоялось в апреле 1917 года под Аррасом. Английское командование старательно, я бы даже сказал, скрупулезно, повторило все допущенные ранее ошибки, не упустив ни одной. Снова для операции было выделено слишком мало танков, снова они были раздроблены между пехотными дивизиями, снова продвижение было слишком медленным и снова не удалось развить первоначальный успех, снова была выбрана «противотанковая» болотистая местность.

А вот операцию под Камбрэ в ноябре 1917 года западные историки пышно окрестили «рождением танковой войны». Более того, кое-кто даже провозгласил «зарю новой эры». Вот мы и постараемся разобраться, так ли это на самом деле.

В июне 1917 года Тяжелая секция отделения пулеметного корпуса была переименована в Танковый корпус, в составе которого числились 18 батальонов. Однако кавалеристы, засевшие в Военном министерстве, упрямо продолжали третировать его. Подполковник Эллис был назначен его командиром, однако его произвели в бригадные генералы только в мае 1917 года, хотя к этому времени он командовал двумя полными танковыми бригадами и формировал штаб третьей, так как готовился получить из Англии свежие батальоны. Долгое время его командиры бригад имели звания полковника и уступали любому пехотному бригадному генералу, с которым им приходилось работать. «Кроме пятна на Корпусе и его офицерах, это намеренное пренебрежение приводило к серьезным неудобствам. В первые дни существования Танковому корпусу требовалась власть, чтобы преодолевать неизбежные трудности». Автор этой цитаты, капитан Д.Г. Браун, в своей книге «Танки в бою» приводит характерное описание отношения Военного министерства к расширению нового корпуса:

«К несчастью, отношение чиновников к расширению корпуса было отмечено духом неудовольствия и зависти. Это характерно для любых действий педантов из правительства, когда им приходится принимать новинку против своей воли. Казалось, что в Уайтхолле царила негласная уверенность, что любое обещающее предприятие следует держать в узде, не позволяя ему взрослеть и развиваться».

Планы и задачи нового наступления долгое время оставались неясными даже тем, кто его затевал. Сначала Эллис задумал провести небольшой рейд, чтобы показать, на что способны танки при использовании фактора внезапности и подходящей местности. Затем мелькнула светлая мысль провести крупное наступление, чтобы облегчить положение итальянцев, только что потерпевших неслыханное в истории поражение при Капоретто. Потом решили просто попытаться прорвать немецкую оборонительную позицию, уже получившую звонкое название линии Гинденбурга с помощью нового оружия — танков. Но в любом случае наступление не планировалось как генеральное. После долгой ругани в штабах, которая тянулась с июня по октябрь, фельдмаршал Хейг неохотно согласился и поручил разработку операции генералу Бингу, командующему 3-й армии, которой и предстояло наступать. Однако при этом Хейг заявил, что, если в первые двое суток не будут достигнуты заметные результаты, операция будет прекращена. В своих наступлениях — как на Сомме — он сам месяцами гнал сотни тысяч солдат на верную смерть.

Предполагалось, что пехота III и IV корпусов с помощью танков прорвет линию Гинденбурга, а потом в прорыв будет введена кавалерия. На большее фантазии у британских генералов не хватило. В плане операции прорыв немецких позиций из первой фазы наступления превращался в самоцель, ни о каком развитии успеха британское командование даже не помышляло. Хотя в прорыв намеревались бросить 5 кавалерийских дивизий, задачи этой несчастной кавалерии так и не были поставлены. Впрочем, можно предположить, что Хейг не верил в успех прорыва, а потому просто не думал, что делать дальше.

К этому наступлению штаб Танкового корпуса разработал совершенно новый способ атаки: без предварительной артиллерийской подготовки, но с использованием элемента внезапности. На рассвете первая волна танков должна была пройти через проволочные заграждения и начать утюжить траншеи, подавляя вражеские пулеметы. В это время авиация должна бомбардировать неприятельскую артиллерию. За первой волной следуют вторая и третья волны танков, сея повсюду в неприятельских рядах панику и деморализацию.

Здесь придется напомнить, что англичане в то время делили свои танки на мужские и женские. Впрочем, кто-то захотел перевести на русский «male» и «female», как «самцов» и «самок». Эти названия и укоренились. Первые имели пушечное вооружение, а вторые — исключительно пулеметное. Но тут возникает вопрос: а какова роль «самок» в такой операции? Что они смогут сделать своими пулеметами? Впрочем, вооружению всех танков 6-фн орудиями мешала элементарная нехватка этих самых орудий.

Новым в этой операции стало хорошо забытое старое, а именно — использование фашин, о которых вроде бы напрочь забыли со средневековых времен. А что, самое милое дело вражеские траншеи заваливать. И вот для обеспечения как бы танковой операции 24 октября в центральных ремонтных мастерских начали изготовлять 110 танковых прицепов для перевозки разных боеприпасов и 400 фашин. Каждая фашина состояла из 75 связок хвороста, скрепленных цепями и образовавших большой цилиндр диаметром около 4,5 фута и длиной в 10 футов. Фашину укрепляли над рубкой в носовой части корпуса танка. Крепления фашины отдавались изнутри танка в окоп, что давало танку возможность его преодолеть. Вязкой фашин были заняты экипажи 18 танков, но основные работы производила рабочая рота китайцев численностью в 1000 человек (куда же без них?!), приданная центральным мастерским.

Было очень важно, чтобы пехота верила в боевые возможности танков. Для этой цели были организованы совместные учения танковых батальонов и пехоты, которые, однако, превратились в мероприятия для галочки. Каждая дивизия получила по 10 дней, то есть каждый батальон имел всего два дня на совместные учения с танками. Чему можно научиться за это время? И все-таки англичане честно попытались. Полковник Фуллер (мы еще услышим о нем) разработал специальную тактику.

Каждый пехотный батальон получал в качестве поддержки танковую роту из 12 машин. Кстати, уже отсюда видна безосновательность претензий на рождение так называемой «танковой войны». Первая ласточка не делает весны, а первый танк не делает войны. Танки двигались клином, а пехотинцы повзводно следовали «змейками» за концевой парой, прикрываясь их броней. Головной танк проходил через проволочные заграждения и, дойдя до окопа, поворачивал налево, обстреливая окоп. Второй танк вместе сбрасывал фашину в окоп, форсировал его и тоже поворачивал налево. Третий танк переходил через передний окоп по фашине, сброшенной туда вторым танком, и, задерживаясь, направлялся ко второму окопу, через который и переходил, сбросив в него свою собственную фашину. Перейдя окоп, он также поворачивал налево и двигался вдоль окопа. В это время первый танк переходил через передний и второй окопы по тем же фашинам и направлялся к третьему окопу, сохранив свою фашину в целости.

Пехота, следовавшая за танками цепочкой, также разделялась на три группы, причем первая — «чистильщики окопов» — шла непосредственно за танками и имела своей задачей зачищать окопы и убежища. Первая волна танков обозначала красными флажками проделанные танками проходы в проволочных заграждениях. «Блокирующая группа» имела своей задачей блокировать окопы в разных пунктах. «Группа поддержки» являлась попросту резервом, который двигался вторым эшелоном и по ситуации либо закреплялся на захваченных позициях, либо развивал наступление.

Каждый батальон выделял 4 танка специально для уничтожения проволочных заграждений. После того как штурмовые батальоны форсировали прорванные головными танками заграждения, эти танки особыми кошками растаскивали разорванную проволоку в сторону, расчищая путь резервам, и особенно кавалерии. Еще два невооруженных танка использовались для доставки снабжения. При этом англичане применили одну действительно ценную новинку. Один специальный танк оснащался рацией и поддерживал связь со штабом дивизии и авиацией. Кстати, была предпринята попытка организовать поддержку наступления авиацией. Для этого была выделена 3-я бригада Королевского летного корпуса — 14 эскадрилий, 270 самолетов, 6 аэростатов.

Мы так подробно рассказываем об этом, чтобы подчеркнуть принципиальное отличие тактики танков в Первой мировой войне от последующего периода. При таких действиях танки не использовали один из своих главных козырей — мобильность. Впрочем, тогдашние танки ею в полной мере не обладали. Интереснее другое, если мы внимательно рассмотрим предписанные танкистам действия, то увидим, что фактически танк превращался в бронированное батальонное орудие, намертво привязанное к пехоте, и что подобные задачи в следующей войне решали боевые машины, специально созданные для этого. Какие? Вы правильно подумали: штурмовые орудия. Вот поэтому мы и задаемся вопросом: а были ли танками эти самые танки?

Предложенная тактика была простой и понятной, но если захочется, то можно не понять все, что угодно. В этом плане отличился командир 51-й пехотной дивизии генерал-майор Харпер, который, судя по всему, имел какой-то пунктик касательно танков. Во время предыдущих операций он уже успел отказаться от поддержки танками своей дивизии. На этот раз отвертеться не удалось, но Харпер нашел выход. Поскольку солдатам «было стыдно прилипать к танкам», он запретил своей пехоте приближаться к ним менее чем на 100 метров. Результат предсказать было несложно. Несколько батальонов 51-й дивизии были выкошены огнем немецких пулеметов. Вот это «было не стыдно». И уж совершенно не стыдно было генералу сидеть в штабном домике вдалеке от поля боя. Так кто был прав: Ниланс или те, кого он взялся опровергать?

Для наступления были выделены все танки, какие только имелись, и даже немного больше. 36 поездов доставили к линии фронта 476 танков, в том числе 378 боевых, а также специальные машины, о которых мы говорили, причем это было сделано всего за двое суток до начала наступления. Смешно, но, по официальным данным, на этот момент британская армия имела всего 386 танков… Полевая железная дорога 3-й армии проделала колоссальную работу по созданию временных складов. В течение двух недель она перевезла не менее 750 тысяч литров бензина, около 23 тонн смазочных материалов, 5 миллионов пулеметных патронов и 500 тысяч 6-фн снарядов. Впрочем, не была забыта и артиллерия. Для поддержки атаки были сосредоточены 1003 орудия калибром от 76 до 381 мм. Только для своей основной пушки — 18-фн полевой — англичане завезли почти 600 тысяч снарядов.

Были приняты все возможные меры для обеспечения скрытности операции. Всякие разговоры по телефону по поводу предстоявшего боя были запрещены. На передовых линиях ничего не было изменено. Боевая деятельность шла обычным путем. Для создания впечатления, что сосредоточенные дивизии направляются в Италию, было издано распоряжение собрать сведения об офицерах и рядовых, говорящих по-итальянски. Кстати, может, отсюда и выскочила байка про помощь итальянцам, разбитым при Капоретто, которую столь охотно повторил авторский коллектив «Истории Первой мировой войны»?

Появление танков объясняли намерением устроить танкодромы, а штаб танкового корпуса в Альберте был назван «Управление боевой подготовки танкового корпуса». В 1-й танковой бригаде в Аррасе был применен более тонкий метод: хорошо разработанные, но дезинформирующие карты и «секретные» планы были собраны в одном помещении, на дверях которого большими буквами была надпись: «Вход воспрещается» — в надежде, что неприятельские шпионы и любопытные устремятся именно туда. Вдоль дорог англичане расставили шесты, натянув на них маскировочные сети. При всем безумии такой меры она помогла от находившейся в зачаточном состоянии авиаразведки. 16 ноября 1917 года, за 4 дня до начала наступления, командующий немецкой 2-й армии генерал фон дер Марвитц сообщил командующему Группой армий кронпринцу баварскому Руппрехту, что не ожидает в ближайшее время крупного наступления на фронте своей армии.

Все было готово. Накануне наступления, которому предстояло решить судьбу Танкового корпуса, бригадный генерал Эллис выпускает «Специальный приказ № 6». Он гласит:

Завтра Танковый корпус получит шанс, которого ожидал несколько месяцев, — действовать на хорошей местности в авангарде.

В ходе подготовки было сделано все, что позволили наша изобретательность и тяжелая работа.

Командирам подразделений и танковым экипажам остается завершить работу, проявив в бою смелость и хладнокровие.

В свете последнего опыта я с полной уверенностью передаю доброе имя Корпуса в их руки.

Я намерен лично возглавить атаку центральной дивизии.

Красиво написано! Вот только все лирические рулады ничуть не походят на боевой приказ.

20 ноября в 03.00 танки были на исходных позициях, экипажам выдали чай и ром. Были запущены моторы, а потом 2 часа танки катались взад и вперед, чтобы траки не примерзли к земле. Да, в годы Второй мировой немцы проявили больше изобретательности. В подобных случаях они ставили свои «грозные» машины на бревна. Чтобы не примерзали.

В 06.00 загрохотали орудия, операция «GY» началась. Танки двинулись вперед в 06.10 исполинской шеренгой длиной 10 км. Фридрих Великий, который довел линейную тактику до совершенства, был бы очень рад увидеть такое. Под прикрытием утреннего тумана танки вплотную подошли к линии немецких аванпостов, которая была захвачена без малейшей задержки. Несчастные немцы не успели опомниться, как на них накатилась лязгающая и грохочущая лавина. Впрочем, не следует преувеличивать ужас, который внушали немцам танки. Они уже не были новинкой, и никаких криков о «дьяволе» быть не могло в принципе. Гораздо больший эффект имела внезапность атаки. Английские летчики поддержали атаку ударом с бреющего полета, так что им пришлось буквально перепрыгивать через свои же танки. Они бомбили артиллерийские позиции, места расположения резервов, штабы и походные колонны. Но такие сверхсмелые действия привели к заметным потерям.

Местами англичане добились заметных успехов, но так было далеко не везде. Если в полосе III корпуса 6-я дивизия просто смяла немцев, не заметив этого, то 20-й дивизии пришлось гораздо сложнее. Происходившее там подтверждает, что говорить о растерянности и панике немцев не приходилось. 11 танков батальона А, поддерживавшего прорыв, были уничтожены огнем дивизионной артиллерии, стрелявшей прямой наводкой. 12-я дивизия сумела выполнить задачу, несмотря на упорное сопротивление противника. Однако танки здесь были совершенно ни при чем. Главная заслуга принадлежит огромным 381-мм гаубицам, чьи чудовищные снаряды, весящие 650 кг, просто превратили в порошок укрепления немцев. Но в целом III корпус прорвал и первую, и вторую полосы линии Гинденбурга.

Здесь имели место несколько драматических эпизодов. У леса Лато произошел бой между 150-мм гаубицей и танком. Обойдя угол здания, танк наткнулся на гаубицу, открывшую огонь с близкого расстояния. Снаряд попал в спонсон и разбил его, но мотор не был поврежден и продолжал работать. Водитель также остался невредим. Он без колебаний направил танк на орудие и раздавил его, прежде чем его успели перезарядить.

Некоторые танки направились в Маньер, где находилась переправа через канал. Немцы успели частично повредить мост. Командирский танк направился через мост, который провалился, когда танк достиг его середины. Экипаж успел спастись. У Маркуан танкам посчастливилось. Мост там был спасен вовремя: танк подошел к мосту в тот момент, когда подрывная команда намеревалась произвести взрыв. Танк заставил ее убежать. К счастью, все ограничилось этим.

Гораздо хуже обстояли дела у IV корпуса, и в первую очередь у 51-й дивизии. По иронии судьбы, именно солдатам генерала Харпера предстояло наносить главный удар. Как мы уже говорили, Харпер воспринимал танки как навязанную ему обузу, поэтому его пехота начала наступать с большим отрывом. Танки прорвали позиции немцев гораздо быстрее, чем ожидал Харпер, и двинулись дальше. Однако генерал с тупым упрямством решил придерживаться ранее намеченного графика и остановился на целый час. За это время немцы успели подтянуть резервы, и 11 танков были подбиты раньше, чем пехота двинулась с места. Когда несчастная дивизия двинулась-таки дальше, она была встречена ураганным огнем. Сначала вспыхнули 27 танков, а после этого настала очередь пехоты, которая попала под огонь немецких пулеметов. Но у Харпера был приказ, и он словно маньяк бросал свои батальоны в бессмысленные атаки. Примерно такой эпизод и был показан в уже упоминавшемся фильме «Галлиполи». Бой продолжался целый день, однако результат был нулевым. Немецкий батальон и несколько орудий остановили целую британскую дивизию, поддержанную танковой бригадой. И заслуга в этом целиком и полностью принадлежит генерал-майору Харперу. Правда, для спасения лица англичанам пришлось придумать легенду об отважном немецком офицере, который продолжал стрелять из орудия, после того как весь расчет был перебит. Повторю: эту легенду придумали англичане.

62-я и 36-я дивизии IV корпуса кое-как двигались вперед и в целом с поставленными задачами справились. А дальше следует интересный вывод одного из английских историков, который заявляет, что к 16.30 бой, с точки зрения командира Танкового корпуса, был завершен. На фронте в 13 км пехоте была дана возможность продвинуться вперед на 10 км в течение 10 часов. Было взято в плен 8000 человек, захвачено 100 орудий и много разного имущества. Потери англичан не превышали 1500 человек. Подобное же продвижение во время третьего сражения на Ипре стоило жизни 400 тысячам человек и потребовало 3 месяцев.

Он завершил этот панегирик патетической фразой: «Танковый корпус, насчитывавший около 4000 человек, изменил в этот день лицо войны». Так это или нет — можете судить сами. О дальнейших событиях англичане предпочитают помалкивать, и понятно почему.

Английские генералы снова показали себя в полном блеске. Для начала они так и не сумели ввести в прорыв Кавалерийский корпус. Впереди лежала еще линия обороны, но лихая атака могла принести успех, потому что войск там немцы не имели. Увы, командир Кавалерийского корпуса безнадежно опоздал с приказом. Он устроил свой штаб подальше от линии фронта и, естественно, не мог контролировать события. Когда генерал раскачался подготовить приказ, когда этот приказ был разослан по дивизиям, было уже слишком поздно. Один эскадрон канадской конницы подошел к Камбрэ, но был разогнан немецкой пехотой. Все успехи так и ограничились продвижением к 13.00 первого дня наступления. Попытки возобновить его на следующий день ничего, кроме новых потерь, не дали.

А далее дела пошли и совсем скверно. Немцы подтянули резервы и нанесли контрудар, выбив англичан с занятой территории и даже захватив у них часть исходных позиций. Лишь с огромным трудом, использовав последние уцелевшие ганки, англичанам удалось задержать противника. То есть конечный итог наступления под Камбрэ оказался даже не нулевым, а отрицательным.

«Я жду ответа на поставленный мною вопрос», — сказал один киногерой. Давайте ответим. Могли ли события 20 ноября считаться эпохальным событием? Вряд ли. Да, это был первый в истории пример массового применения танков. Но заметьте: массового, но не массированного. Англичане собрали достаточное количество танков, однако при этом равномерно размазали по линии фронта, вместо того чтобы создать ударный кулак. Впрочем, иначе и быть не могло — главный удар наносила пехота, а танки ее только поддерживали. Так о какой, с позволения сказать, «танковой войне» могла идти речь? Организовать взаимодействие пехоты и танков в достаточной степени британские генералы не сумели, а один из них вообще не пожелал даже заниматься этим. И это было достаточно странно, ведь фактически английские танки выступали в роли вспомогательного пехотного оружия, что-то вроде самоходных батальонных пушек, засунутых в огромные щиты. До самостоятельного рода войск им еще было слишком далеко.

Атаку поддерживала авиация, но действовала она в отрыве от наземных войск. Впрочем, здесь винить некого. Уровень развития средств связи в то время просто не позволял наладить оперативное управление авиацией. Так что внешне все было вроде бы похоже, но по сути к танковой операции англичане пока еще даже близко не подошли.

И последняя злая усмешка судьбы. В ходе этого наступления, по крайней мере, 64 британских танка были сожжены немецкими зенитками. Но самое худшее ждало англичан впереди, когда в следующей войне в бою начали участвовать знаменитые 8,8 cm-Flak 18. Тогда счет уничтоженных танков пошел уже на сотни.

А 24 апреля 1918 года состоялось еще одно историческое событие, которое вряд ли было историческим по причине уж совсем ничтожных масштабов. Неподалеку от французской деревушки Виллер-Бретоннэ произошел первый в истории танковый бой. Причем по странному стечению обстоятельств он оказался злой пародией на то, что происходило в годы Второй мировой войны.

Эта стычка стала результатом начавшегося немецкого наступления под Амьеном. Для помощи своей пехоте немцы выделили 14 своих тяжелых танков A7V, а больше у них и не было. В этом же районе оказались и 10 британских танков, в том числе 7 «уиппетов», 2 «самки» и лишь один «самец» с пушечным вооружением. Напомним, что немецкие танки имели 57-мм пушку. Группа из 3 немецких танков неожиданно натолкнулась на англичан. Результат был вполне предсказуемым, хотя у английского командования он почему-то вызвал шок. Сначала немцы спокойно расстреляли всех трех «самок», не обращая никакого внимания на бессмысленную трескотню пулеметов. Но тут появился «самец», которым командовал лейтенант Ф. Митчелл. Он вступил в бой и добился 5 попаданий из своих 6-фн пушек, подбив A7V. В это время другие немецкие танки беспрепятственно, как на полигоне, сожгли 4 «уиппета». Митчелл сделал по ним несколько выстрелов, после чего обе стороны, полностью удовлетворенные результатами; вернулись на исходные позиции. В начале Второй мировой войны немцы будут так же беспомощно палить по британским «матильдам»…

Глава 2 Что получится, если двое будут делать одно и то же…

11-го числа 11-го месяца в 11.00 в городе Компьене прогремел артиллерийский салют, знаменовавший окончание «войны за окончание всех войн». По крайней мере так полагали устроители торжества, питавшие явное пристрастие к красивым цифрам. После этого наконец-то разошлись пороховые тучи, затягивавшие небо над Европой долгие 4 года. Политиканы, по вине которых началась эта бессмысленная бойня, собрались в Версале и принялись с азартом обсуждать основы мирного договора с Германией. Им мерещилось, что мировая история вновь вернулась на мирные рельсы «чугунки» XIX века и поползет далее все так же неспешно, останавливаясь у каждого придорожного столба. Увы, однажды они уже ошиблись, и ценой этой ошибки стали десятки миллионов трупов. Мы говорим о событиях августа 1914 года, когда попытка разрешить проблемы XX века методами дипломатии XIX века привела к началу мировой войны. А теперь попытка разрешить проблемы первой серьезной войны XX века методами все той же дипломатии века XIX заложила колоссальную пороховую бочку под здание человеческой цивилизации. Однако все эти самовлюбленные ничтожества, эти клемансы, ллойд-георги, орланды и прочие не отдавали себе отчета в собственной глупости. Политические карлики с упоением играли в Венский конгресс 1815 года, занимавшийся трепологией более полугода. Напомню основные даты, чтобы вы могли более ясно представить себе происходящее: перемирие подписано 11.11.18, мирный договор подписан 29.07.19, он вступил в силу 10.01.20 года. Сравните это с Потсдамской конференцией, которая подвела итоги Второй мировой войны в Европе, но продолжалась всего лишь две недели.

Если бы только количество затраченного времени перешло в качество дипломатических соглашений! Увы. Мир изменился после иприта, Большой Берты, «Лузитании» и прочих прелестей минувшей войны. Но политиканы либо не видели этих изменений, либо видели, но упрямо не желали признавать их, и ценой их новой ошибки стала бойня еще более чудовищная, масштабы которой превзошли даже казавшиеся ранее немыслимыми ужасы так называемой «Великой Войны». Мы должны целиком и полностью согласиться с мнением В.И. Ленина, что грабительский и несправедливый Версальский мир сделал новую мировую войну неизбежной.

Впрочем, пока еще гремели трескучие речи про мир без войны, «10 лет без перевооружений» и тому подобные благоглупости. Мы вынуждены напомнить об этом потому, что именно действия этой горстки лилипутов, возомнивших себя вершителями мировой истории, во многом определили пути развития вооруженных сил крупнейших держав, в том числе и танков. Именно этот парадокс — генералы были вынуждены готовиться к будущей войне, притом что эта война считалась невозможной, следует учитывать при анализе происходившего далее. Однако и сами генералы были не без греха, в чем мы вскоре убедимся.

Для начала постараемся проанализировать состояние танковых частей после окончания Первой мировой войны, определим, так сказать, стартовую линию, с которой начался забег в будущее. Впрочем, этот забег проходил более чем странно. Половина участников постоянно оглядывалась назад через плечо, а кое-кто так и вообще пытался бежать задом наперед. И в первую очередь это относится к изобретателям танков — англичанам.

Танки, с которыми страны-участницы завершили войну, представляли собой поистине удивительный набор самых разнообразных конструкций, главным признаком которых было одно — почти ни один из них даже отдаленно не напоминал танк в современном смысле этого слова. Это и неудивительно. В предыдущей главе мы привели примеры использования первых танков, из которых совершенно ясно видно, что фактически перед нами штурмовые орудия. Кстати, французы свои первые танки так прямо и называли штурмовыми орудиями. И добро бы это были орудия! В какую графу втиснуть столь многочисленные пулеметные танки, к созданию которых особое пристрастие питали англичане?! Между прочим, более чем сомнительная полезность всех этих «уиппетов» и «женщин» была доказана уже в годы войны. Особенно показательным был первый в истории танковый бой, состоявшийся 24 апреля 1918 года под Виллер-Бретоннэ. Немецкие A7V совершенно безнаказанно расстреливали британские пулеметные танки, однако на британских конструкторов и генералов это не произвело совершенно никакого впечатления.

Развитие танков в межвоенные годы целиком и полностью определялось тактическими воззрениями господ генералов. Они получили полную свободу действий и могли заказывать именно то, что считали нужным, что может пригодиться в будущей войне. При этом им не мешали никакие пошлые возражения типа «а боевой опыт подсказывает иное». Не было никакого иного боевого опыта, кроме полученного в годы прошедшей войны с использованием крайне несовершенных машин. Технический прогресс, как это обычно бывает, затронул все области жизни человечества, оставив в неприкосновенности только генеральские мозги. Причем это относится даже к так называемым «реформаторам».

Как-то незаметно сложилось обыкновение бездумно повторять фамилии Фуллера, Лиддел-Гарта, Эймансбергера, Тухачевского, едва заходит речь о создании теории танковой войны. Еще бы! Названия их книг смотрятся просто восхитительно: «Танковая война», «Операции механизированных сил» и так далее. Но сразу возникает вопрос: а кто-нибудь удосужился хотя бы просто полистать эти книги, продвинувшись чуть дальше аннотации? Увы, при чтении этих книг сразу становится понятным, что ни о какой танковой войне все упомянутые авторы даже не мечтали. Как раз они и пытались пятиться задом наперед, не в силах оторвать взгляд от сражений Первой мировой. Все их произведения прекрасно укладываются в одну большую корзину, на которой красуется надпись: «Использование танков в условиях позиционной войны». Главный исходный постулат — танки будут применяться в условиях существования сплошного фронта с глубоко эшелонированной обороной. Допустить, что противник элементарно не даст времени на создание такой полосы обороны «от моря до моря», они просто не могли.

Возьмем хотя бы Эймансбергера. Он с уверенностью предсказывает, что танки будущего станут монстрами длиной около 8 метров, чтобы преодолевать еще более широкие рвы. Его идеал — британский танк Mk V, а еще лучше — Mk VIII, длина корпуса которого вообще зашкалила за 10 метров. Даже «Королевский тигр» достиг этой цифры исключительно за счет длиннейшей пушки. И прорыв фронта в гипотетическом новом сражении под Амьеном кажется срисованным с натуры 1918 года, а не 193…, в котором якобы происходит дело. Вспомнить хотя бы затяжную артподготовку, с которой начинается операция. Хотя в одном Эймансбергер все-таки оказался провидцем. Он четко написал, что впредь танковые и механизированные части должны полагаться на свой собственный автотранспорт, причем его основу должны составить автомобили повышенной проходимости. В этом он оказался далеко впереди творцов теории так называемой «глубокой операции», которые не мыслили себе снабжение прорвавшихся частей иначе как по железной дороге, и скорость продвижения войск у Триандафилова, Свечина и других определялась исключительно скоростью восстановления железнодорожного полотна.

Но, как мы указали в заголовке, если двое будут делать одно и то же, получится у них далеко не одно и то же. Это в полной мере относится к развитию танков во Франции и Англии. Обе страны готовились к новому туру позиционной войны, однако результаты подготовки различались настолько, насколько это возможно в принципе.

При первом же взгляде на французские танки, спроектированные в 1930-х годах, становится очевидным, что создавались они для неспешного прогрызания полуподавленной обороны. Должен признаться в собственном заблуждении. Почему-то я долгое время, находясь под впечатлением реального опыта Второй мировой войны, полагал калибр пушек английских и французских танков слишком мелким. Действительно, для надежного подавления огневых точек противника 37-мм и 47-мм пушки явно не подходят. Но в том-то и дело, что бороться с дотами и дзотами эти танки, похоже, не собирались. Эта задача по-прежнему возлагалась на тяжелую артиллерию. Главной задачей так называемых пехотных танков становилось прикрытие собственной броней наступающей пехоты и помощь ей в борьбе с вражеской пехотой. Именно и только с пехотой! Поэтому все французские танки того времени имели относительно надежное бронирование (около 40 мм) и небольшую скорость. Действительно, а зачем танку высокая скорость, если он не собирается отрываться от пехоты? И зачем нужна более мощная пушка, если самой опасной целью представляется какой-нибудь одиночный пулемет в окопе? А то и вообще группа вражеских пехотинцев. Недаром ведь в какой-то момент даже английская 6-фунтовка, она же 57-мм пушка, была сочтена слишком мощной для задач, стоящих перед танком, а уж 75-мм пушка, воткнутая в корпус французского «Сен-Шамона», выглядела откровенной роскошью. Поэтому решение снизить калибр пушки, одновременно увеличив боезапас, было вполне логичным и последовательным. А относительно правильности такого решения можно было только рассуждать, ведь практической проверки оно не прошло. Точно так же не представлялось ошибочным и сокращение экипажа до двух человек по той же самой причине. Предполагалось неспешное и постепенное продвижение в глубь вражеской полосы обороны, где все цели были статичными и разобраться с ними вполне мог один командир-наводчик.

Исходя из всего этого, можно сделать вполне логичный вывод: французские танки отвечали техзаданиям, но изначально не отвечали требованиям современной войны, потому что они были лишены нескольких важнейших качеств. Они не обладали достаточной мобильностью. Их средства связи не позволяли координировать действия больших групп танков. Малочисленность экипажа не обеспечивала оперативной реакции на изменения боевой обстановки, поэтому их попытки сформировать танковые дивизии не имели особого смысла. Невозможно было использовать все эти R35, Н35 и S35 группами более батальона, ну или эскадрона, если вам так угодно. Реальная боевая ценность легких механизированных и танковых (или кирасирских, если не забывать об эскадронах?) дивизий совершенно не соответствовала численности собранных в них танков. Если мы чуть забежим вперед, то увидим, что французским танкистам удалось сыграть заметную роль только в двух операциях, причем даже эта заметная роль не принесла французам особых выгод, так как обе операции были с треском проиграны. Мы говорим о попытках нейтрализации прорыва танков Гудериана под Седаном и контрударе дивизии де Голля по прорвавшемуся корпусу все того же Гудериана. Зато в этих боях весьма отчетливо проявились все конструктивные недостатки французских танков.

Давайте проведем небольшой мысленный эксперимент. На минуту представим, что весной 1940 года противники обменялись своими танками. И тогда, по моему мнению, операция «Гельб» провалится с оглушительным треском, потому что с французскими танками на руках немцы не сумеют сделать совершенно ничего, несмотря на свою совершенную организацию танковых частей и отработанную систему снабжения. Недаром же, заполучив довольно много французских танков, они так и не нашли им применения, хотя, по бумажным характеристиками, они заметно превосходили 35(t) и 38(t). Но чешские танки воевали в составе вермахта, а вот французские — нет. Или вы всерьез будете ссылаться на батальон S35, загнанный куда-то в карельские болота? А может быть, два батальона В1, переделанных в огнеметные танки? Французские машины совершенно не соответствовали немецкой доктрине блицкрига или маневренной войны в целом, и никакие модернизации и переделки не могли исправить эти принципиальные недостатки. Французы создавали свои танки в качестве вспомогательного оружия пехоты для действия на линии фронта и не далее, что и предопределило их плачевную судьбу. Никак не сумеет батальонная пушка вести танковую войну, даже если ей приделать моторчик с пропеллером.

Англичане также исходили из предположения, что будущая война будет статичной и медленной пехотной войной, хотя вести ее и придется с применением моторов. Подтверждением этому может служить, как ни странно, ставка на стратегические бомбардировщики, которые предполагалось сделать основной ударной силой Королевских ВВС. Предполагалось, что на континенте армии снова закопаются глубоко в землю, и линия фронта снова надолго останется неподвижной, а в это время тяжелые бомбардировщики в полном соответствии с доктриной Дуэ выбомбят Германию из войны. А танки в это время будут, как и раньше, обслуживать нужды пехоты.

И все-таки англичане пошли чуть дальше французов. Они решили, что действия пехоты должны поддерживать так называемые армейские танковые бригады — Army tank brigades. Это, разумеется, лучше, чем французские танковые батальоны, расписанные по пехотным дивизиям. Но! Но это лишь относительно лучше. Как говорится, утверждение, что дважды два — пять, это относительно лучше и даже, в каком-то смысле, научный прорыв по отношению к утверждению, что дважды два — семь. Но, разумеется, для тех, кто не знает, что дважды два — все-таки четыре.

При этом англичане в области создания пехотных танков проявили потрясающую косность. Уважая принципы политкорректности, мы не станем употреблять термин «тупость». Они тоже смотрели на танк как на идеальное средство борьбы с пехотой противника. А в таком случае наиболее оптимальным решением видится следующее: напихать как можно больше пулеметов и смотреть на пушки как на неизбежное зло, которое лучше всего ликвидировать вообще, а если не получается, то свести вред к минимуму, до минимума же снизив калибр этих самых мерзких пушек. А каков минимальный калибр пушки? Правильно, легкий пулемет. Ведь слово «gun» в английском языке имеет много значений, даже, например, «пистолет»… Вот так и появился бред сумасшедшего по имени «Матильда I». Скажу откровенно: я совершенно не представляю, каким образом английские генералы намеревались использовать этот танк, точнее сказать, самоползающую пулеметную точку. Один из моих друзей на вполне резонный вопрос: «А каким местом они думали?» — тоже вполне резонно ответил: «А с чего ты взял, что они вообще думали?»

Но «Матильда-первая» была только первым шагом в пропасть. Когда зашел разговор о создании нового пехотного танка, было немедленно сделано предложение возродить пресловутый Mk.V с двумя спонсонами по бортам, разумеется, уменьшив калибр пушек с 6 фунтов (57 мм) до 2 фунтов (40 мм). Не знаю, что сделали с человеком, который зарубил это предложение (опасаюсь, ничего хорошего), но все-таки оно было отвергнуто. В результате появился все тот же танк Mk.V минус спонсоны, но плюс башенка наверху. Назвать эту нашлепку башней не поворачивается язык. Созданную британским конструкторским гением химеру назвали «Черчиллем». Не знаю, в честь кого именно, но Уинстон Леонард Спенсер Черчилль представляется наименее вероятным, в Англии не в ходу были Сталинграды и проспекты имени Туркменбаши, так что, скорее всего, это был Джон Черчилль, первый герцог Мальборо, хотя мы не исключаем персоналии барона Черчилля оф Аймута или барона Черчилля оф Сэндбриджа. Сэр Уинстон решил-таки, что в его честь, и даже заметил, что у танка, носящего его имя, недостатков больше, чем у него самого, но ведь никто другой такого про себя не скажет?!

Впрочем, английские конструкторы проявили настойчивость и известную фантазию, а потому появились «Матильда II» и даже «Валентайн». Кое-кто называет его лучшим легким пехотным танком Второй мировой войны. Мы ни в коем случае не намерены оспаривать этот титул, но зададим вопрос: а является ли он похвалой или совсем наоборот? Тем более что, как выяснилось достаточно быстро, британские пехотные танки вооружены, как бы это сказать помягче, неадекватно. Качество фугасных снарядов 2-фн пушки было таково, что сами танкисты просто выбрасывали их, оставляя только бронебойные. А что представлял собой бронебойный снаряд того времени? Литую болванку каленой стали, которая могла убить человека, только оторвав ему голову прямым попаданием. Помните идейное обоснование проектирования пехотных танков? Вот и оцените сами ценность этих «боевых» машин.

Впрочем, англичане всегда отличались большим своеобразием мышления, недаром они до сих пор ездят по левой стороне улиц. Поэтому не следует удивляться тому, что британская армия нашла-таки возможность усесться аккуратно между двух стульев, начав строить так называемые крейсерские танки.

Что вдохновило их на этот подвиг — сказать сложно. Во всяком случае, в ряде источников на данный вопрос дается прямой ответ: Советский Союз. Кто же еще может быть виноват во всех бедах? Дескать, британская военная делегация, побывав в СССР, была настолько очарована танками БТ, что по возвращении немедленно потребовала таких же, причем здесь и сейчас. Бирмингемская фирма лорда Наффилда охотно откликнулась на предложение Генерального штаба, и появился танк Al 3.

Впрочем, имелась и другая точка зрения. Крейсерские танки, работа над которыми началась в начале 1930-х, являлись материальным воплощением идей знаменитого теоретика Джона Фуллера. Однако я полагаю, что своей известностью он обязан тому, что никто не читал его основной работы — курса лекций, прочитанного в начале 1930-х годов. Вот что пишет американский автор Джордж Форти:

«Фуллер и Лиддел-Гарт были прекрасными примерами мыслителей, которые выдавали постоянный поток книг и статей по теории и практике танковой войны. Оба смотрели в будущее и отстаивали создание мощных бронетанковых соединений, в которые будут входить все рода войск (танки, артиллерия, инженеры, пехота) и которые будут действовать в тесном взаимодействии с авиацией. Впервые Фуллер изложил эту концепцию в своих лекциях в 1932-м, но Англия осталась глуха, зато в Германии и России его слова упали на благодатную почву. Однако позднее Фуллер начал склоняться к мнению, что танки должны действовать самостоятельно, не связываясь с другими войсками, которые неизбежно будут снижать их скорость передвижения. Лиддел-Гарт стал признанным экспертом по танкам в 20-х и 30-х годах. Его работы изучались во всем мире. Однако в конце 30-х, непонятно почему, он начал сомневаться в собственных взглядах и пересмотрел свои же теории. Тем не менее его первые работы были распространены очень широко, особенно в Германии».

Формально все выглядит благопристойно. То самое взаимодействие разнородных сил, которое принесло позднее неоспоримое превосходство немцам, но об этом пишет Форти. А что же писал сам Фуллер? А ведь писал он то, что иначе как бредом сумасшедшего назвать нельзя.

Во многих книгах можно встретить утверждение, будто британские танкисты рассматривали себя как прямых наследников кавалерии. Наверное, такое утверждение имеет под собой основания. Вспомним провальные действия кавалерийских корпусов на Сомме. Может, тогда и родилась мысль заменить конницу быстроходными танками, а Фуллер только озвучил ее. Однако он же довел идею до полного абсурда, кавалерия ведь тоже бывает разной. Так вот, Фуллер попытался отбросить военную мысль назад не на 5 лет и даже не на 25, а сразу на все 500! Описанная им в своих лекциях тактика действий механизированных соединений до изумления напоминает тактику рыцарской кавалерии периода Столетней войны: мелкие отряды закованных в броню танкистов, тьфу! рыцарей, слоняются по стране, изредка и неохотно занимаясь осадой замков. Точно так же, по мнению Фуллера, будет выглядеть будущая война. Мелкие механизированные подразделения слоняются по стране, старательно избегая так называемых «противотанковых опорных пунктов».

Впрочем, Фуллер успел понаписать еще много интересного. Пушки, крупнее 3-фн, танкам не нужны в принципе. Со всякими там дотами будет бороться тяжелая артиллерия огнем издали. Как это связать с его собственными идеями глубоких рейдов — непонятно. Броня танку практически не нужна, ее компенсирует подвижность, достаточно защититься от пуль. И так далее, и тому подобное… Что же получается в результате? Тот самый крейсерский танк с броней 14 мм, пушкой калибра 2 фунта и скоростью 50 км/ч. Это вам не 12 км/ч у несчастной «Матильды I». Дополнительные пулеметные башенки придавали британским «крейсерам» уже совсем экзотический вид. На наших БТ конструкторы до такого все-таки не додумались.

В общем, к 1939 году англичане полностью реализовали в металле свои теории. Только эти теории не имели совершенно никакого отношения к действительности, и ни о какой танковой войне англичане даже помышлять не могли. Более того, непонятно, как они намеревались увязать между собой действия пехотных и крейсерских танков, ведь из приведенных описаний ясно видно, что взаимодействия между ними не предполагалось в принципе.

Интересно отметить, что даже после Второй мировой войны английские теоретики так ничего и не поняли. Тот же Лиддел-Гарт упрямо сводил все успехи немецкого блицкрига к примитивной формуле «панцер плюс «штука», в упор не видя того, что немецкие танковые дивизии были сбалансированными соединениями разных родов войск, и часто саперы и разведчики играли гораздо более заметную роль, чем даже сами танки. Во всяком случае, именно этим магическим сплавом он объяснял крах Франции в книге «The fall of France», вышедшей в 1949 году.

А теперь посмотрим, что за это время успели натворить немцы. Идейным вдохновителем и отцом теории действий танковых войск стал генерал Гейнц Гудериан. В его работе «Внимание, танки!» имелось несколько постулатов, которых не было в работах других теоретиков.

«Ударная мощь, выраженная в силе огня, достигла в мировую войну гигантских размеров, измерять ли ее количеством боеприпасов, калибром артиллерии или продолжительностью бомбардировок. И все же общей закономерностью являлась неспособность сломить сопротивление противника достаточно быстро или достаточно полно, чтобы добиться большего, чем глубокое вклинение в оборонительную систему; по крайней мере, так было на Западном фронте, который являлся решающим театром войны. Наоборот, длительная артиллерийская подготовка, которая считалась необходимой для достижения победы, давала обороняющимся время для принятия контрмер — подтягивания резервов или при необходимости для отступления.

Мировая война показала, что ударную мощь составляет не только огневая мощь, каким бы яростным и продолжительным ни было ее воздействие. Нет смысла превращать твердую землю в лунный ландшафт неприцельной бомбардировкой по площадям; мы должны направить огонь на врага, подойдя на близкую дистанцию, определяя цели, составляющие наибольшую помеху для атаки, и уничтожая их прямой наводкой.

Танковые войска — самый молодой род войск, и вместе с тем они обладают ударной мощью в наивысшей степени. Поэтому они должны заявить свои права, поскольку ни в одной стране мира другие войска не уступят их по собственной воле».

Вы можете перелопатить труды Фуллера, Лиддел-Гарта, Триандафилова, Свечина, де Голля вдоль и поперек, но не найдете там ничего подобного. Гудериан первым употребил термин «танковые войска», а не «танки» или какие-то там батальоны и даже бригады. Именно потому немцы и вырвались так далеко вперед, что они сразу начали строить Панцерваффе, а не комплектовать отдельные случайные подразделения и части. Однако и здесь дела шли далеко не так гладко, как может показаться на первый взгляд. Правильно думать совсем не означает правильно делать. В справедливости этого каждый из нас убеждался на собственном опыте.

Анализ развития танков Панцерваффе следует начинать, конечно же, с Т-ІІІ и T-IV, оставив за кадром Т-І и Т-И. Самая главная и страшная тайна Панцерваффе — это то, почему и как несчастная танкетка и легкий танк, предназначавшийся для учебных целей, вдруг превратились в боевые машины. Хотя по результатам войны в Испании сами же немцы сделали совершенно однозначный вывод: пулеметные танки не пригодны вообще ни для чего серьезного, а танки с 20-мм пушкой способны бороться в лучшем случае с броневиками, но никак не с танками. И если я еще способен понять, почему немцы оставили эти карикатуры в составе танковых дивизий — ведь не на картонных же макетах ездить?! — то, почему продолжалось их производство, сказать уже решительно невозможно. Напомню только, что меморандум Департамента вооружений, являвшийся, по сути дела, смертным приговором Т-І и Т-И, был подписан в октябре 1935 года. Производство Т-І продолжалось до 1938 года, а Т-ЇІ клепали аж до 1941 года.

Однако вернемся к нашим баранам, в смысле T-III и T-IV. Как мы видим, немцы тоже развернули производство двух принципиально различных танков, но в этом случае утверждение «если двое будут делать одно и то же, то получится совсем не одно и то же» еще более разительно, чем при рассмотрении англо-французских разногласий. Для начала давайте все-таки выясним, как его надлежит называть. Везде он проходит как Zugfuhrerwagen, то есть машина командира взвода. В этой связи не очень понятно, почему столь серьезный автор, как М. Барятинский, иногда называет его «машиной командира роты», ведь это совершенно неправильно. Более замаскированной неточностью является попытка назвать T-III линейным танком. Он действительно таким являлся, но это название употреблялось только как противоположность Befehlwagen-y — командному танку.

И все-таки было в T-III нечто, сразу отличавшее его даже от английских крейсерских танков, с которыми его роднит очень многое. Танк проектировался под противотанковую 37-мм пушку с возможностью последующей замены ее на 50-мм. Собственно, танкисты сразу просили установить 50-мм пушку, однако заказ на создание танка был выдан в 1934 году, а пресловутая пушка была разработана только в 1938 году, а принятие на вооружение задержалось еще на 2 года. Позволить себе задержать производство основного танка на целых 4 года немцы не могли, поэтому пришлось обходиться тем, что имелось на руках. То есть в конструкции этого танка сразу был предусмотрен резерв модернизации, чего не имел ни один другой современный танк. В то же время немцы допустили крупную ошибку, слишком долго затянув с разработкой новой противотанковой пушки. А ведь ценность 37-мм «колотушки» уже в то время можно было поставить под большое сомнение, так как существовали французские танки с 40-мм бронированием. Появления «матильд» немцы почему-то не предвидели. Однако имелось еще одно принципиальное преимущество немецких танков этого поколения над всеми остальными. Как ни странно, всему остальному миру потребовались 10 лет, чтобы осознать необходимость разделить функции командира танка и наводчика.

И еще один маленький нюанс. Средним этот танк назвали, наверное, потому, что невидимая граница между средними и легкими проходила по отметке 15 тонн. Но вот T-IVc его весом 17 тонн назвали тяжелым почти наверняка с единственной целью — напужать противников. Примерно так же развивалась история с мифическим истребителем Ме-209.

Кстати, с танком T-IV связана еще одна маленькая загадка. Совершенно непонятно упорство, с которым многие авторы называют его Batallionsführerwagen — «машиной батальонного командира». Дело втом, что наиболее серьезные из доступных и наиболее доступные из серьезных авторов — Томас Йенц и Вальтер Шпильбергер — дружно утверждают, что танк назывался Begleitwagen — «машина сопровождения». Так что аббревиатура BW, которая приклеена к этому танку, имеет совершенно другую расшифровку.

Так не вполне понятным остается выбор толщины брони для этого танка. Как мы знаем, на первых моделях T-IV лобовая броня имела толщину всего 30 мм. При этом танк, в отличие от T-III, априорно должен был подвергать себя риску, ведя артиллерийские дуэли с различными укреплениями и противотанковыми орудиями, то есть ему полагалось бы иметь более серьезное бронирование. Если мы вспомним многочисленные документы германского военного ведомства и Генерального штаба, то увидим, что критической считалась толщина брони 40 мм, которая на тот период гарантированно защищала танк от любых попаданий. Французские танки этого времени уже имели 40-мм броню, так почему немцы от нее отказались? Тем более что техническим заданием было предусмотрено проектирование танка массой 22 тонны, а первый вариант T-IV потянул всего на 17 тонн с небольшим. В общем, это остается еще одним мутным пятном в истории танка.

Если же начать придираться, то можно сказать, что немцы совершили ту же самую ошибку, что и наши конструкторы при создании КВ-2, только в заметно меньших масштабах. Для решения большей части задач, возлагавшихся на T-IV, лучше подходило штурмовое орудие. Оно дешевле, проще в изготовлении, на нем можно установить более тяжелую пушку. И ведь имелась у немцев такая возможность!

В меморандуме Генеральному штабу от 8 июня 1936 года, подписанном не кем иным, как Манштейном, говорится о необходимости создания штурмовых орудий. Однако в нем четко указано: штурмовая артиллерия есть вспомогательное оружие (Hilfwaffe) пехотных дивизий и должна входить в их состав. То есть для Манштейна не существует категория «пехотный танк», это задача самоходной бронированной артиллерии. Но на вооружение StuG III начали поступать только в 1940 году.

T-IV являлся машиной более широкого назначения, чем простое сопровождение пехоты. Он также должен был взаимодействовать с T-III и помогать ему. Именно во взаимодействии этих достаточно разных танков видели немецкие генералы ключ к успеху действий будущих танковых дивизий. То есть в некотором смысле немцы угадали направление развития танков — к основному боевому танку, но сделали не шаг, а только полшага.

Но, так или иначе, эта ошибка оказалась удачной. Не втом смысле, что уж такими удачным были T-ІVА или T-IVD, а в том, что Панцерваффе получили основу, на которой был создан самый массовый и самый удачный их танк периода Второй мировой войны.

Самое же главное — немцам удалось разработать структуру и сформировать настоящие танковые дивизии. Это позволяло даже на убогих T-I брать верх над гораздо более основательными французскими и английскими танками, причем именно за счет налаженного взаимодействия всех родов войск — танков, мотопехоты, артиллерии, саперов и так далее. Но! Танковая дивизия была лишь первым шагом на пути к созданию танковых войск и, соответственно, к настоящей танковой войне. Пока еще ни танковых корпусов, ни тем более танковых армий немцы не имели.

С советскими доктринами и танками разобраться сложнее всего, потому что и то, и другое представляет собой причудливую смесь вещей и понятий зачастую не только различных, но даже взаимоисключающих. Рассматривать всяческие пулеметные танкетки мы не станем по уже указанным причинам и уделим внимание только сочетанию пушечных танков и предвоенных теорий.

Прежде всего хочется сделать одну оговорку. В своих книгах М. Свирин привел несколько документов, показывающих, насколько скверным было положение с качеством продукции даже во времена всевластия ужасного НКВД. Ничто не мешало заводам гнать низкосортную и некомплектную продукцию, даже если это были военные заводы, а продукцией являлись танки. Он мимоходом упоминает о треснувшей в цехе броне, глохнущих прямо на стенде моторах, но это воспринимается как некие единичные случаи, не отражающие истинного масштаба провалов.

Так насколько тяжелым было положение с браком, а точнее — с массовым или даже тотальным браком? К сожалению, я не работал в архивах, и есть серьезные опасения, что большинство подобных документов и актов запрятано слишком глубоко, если вообще не уничтожено. Поэтому нам придется прибегнуть к методу аналогий и сослаться на бумаги Наркомата судостроения, благо военный корабль — штука гораздо более громоздкая, и спрятать ее, в отличие от бракованного танка, просто невозможно.

Итак, докладная военинженера 2-го ранга A.A. Яковлева от 20 марта 1938 года. «Путем перегрузки цехов, неправильного технологического процесса литейное дело на заводах судостроительной промышленности доведено до полного развала и по технике выполнения отброшено на 30–50 лет назад. Чугунные цилиндры для поршневых насосов лидеров отливались по 15–20 раз. Клапанная коробка свежего пара для вспомогательного механизма лидера «Минск» отливалась 46 раз, и только 47-я отливка с большими исправлениями сквозных трещин и раковин заваркой была допущена в работу». Докладная замнаркома ВМФ П.И. Смирнова: «Средний срок службы наших аккумуляторов в мирное время не превышает двух, двух с половиной лет при минимальной норме три-четыре года. В условиях военного времени срок службы уменьшится до полутора лет».

Мне могут возразить, что это не относится к производству танков. Ой ли?! Желающим я рекомендую обратиться к книгам М. Барятинского. Он пишет о боевом применении танков, но не обходит стороной и производственные вопросы. Так вот, при производстве Т-26 брак по некоторым позициям колебался от 65 до 80 процентов. Вы будете утверждать, что с Т-34 дело обстояло иначе? Но ведь заводы-то остались теми же самыми! Может, именно это объясняет массовый танковый падеж 1941 года, когда марш в 100 километров по тыловой дороге становился смертным приговором для танковой дивизии. Вспомните события так называемого «Освободительного похода в Польшу в 1939 году», когда на 40 танков, которые каким-то чудом ухитрились подбить поляки, пришлось более 400 вышедших из строя по причине поломок. И разве можно было наштамповать 20 с лишним тысяч танков иначе как «путем перегрузки цехов, неправильного технологического процесса»?! Словом, я призываю с большой осторожностью относиться к бумажным характеристикам советских танков того времени.

Можно также вспомнить историю, описанную в мемуарах авиаконструктора А. Яковлева. Когда в разгар войны, уже в 1943 году, внезапно начала отслаиваться обшивка крыльев яковлевских истребителей, выяснилось, что народные умельцы для ускорения процесса сборки самолетов попросту заколачивали шурупы молотками. Так у вас есть основания утверждать, что на танковых заводах дела обстояли иначе, чем на кораблестроительных и авиационных?

Наши танки можно условно разделить на те же самые две группы, на которые делились английские: тихоходные танки сопровождения пехоты и быстроходные крейсерские, хотя таких названий они, разумеется, не получили. Основой для быстроходных танков БТ, как и у англичан для их «крейсеров», стала знаменитая машина Уолтера Кристи. Правда, наши танки отличались от английских одной существенной деталью. Англичане, сохранив подвеску Кристи, сразу отказались от колесного хода, заметно упростив конструкцию и снизив вес ходовой части. Наши танки все это сохранили.

Принято ругать танки БТ за слабое бронирование. Да, 15–20 мм выглядят неубедительно в эпоху противотанковых пушек. Но чем лучше 14 мм какого-нибудь английского крейсерского «Ковенантира»?! Тот же карась, только в сметане, но зато с теоретическим обоснованием полковника Фуллера: скорость и маневренность — лучшая броня. Зато тонкая броня Т-28 и Т-35 безусловно заслуживает порицания. Пехотный танк следовало бронировать надежнее изначально. Попытка нарастить толщину брони на старых танках была обречена на провал. Возьмем тот же Т-26. К чему могла привести попытка увеличить толщину брони, поставить более мощный двигатель? Да ни к чему хорошему. Девичья фамилия этого танка была «Виккерс 6-тонный», а Т-26М перепрыгнул уже 10 тонн, то есть вес повысился на 60 с лишним процентов. Могла это выдержать ходовая часть танка? Конечно же нет. Вон, кое-кто критикует немцев за то, что они повысили массу T-III с 15 до 20 тонн, или на 33 процента. О чем тогда говорить в данном случае?

И здесь следует отдать должное и командованию Красной Армии, и нашим конструкторам. В то время как англичане не находили в себе сил отказаться от картонных «крейсеров», в то время как немцы лихорадочно приклепывали дополнительные броневые листы к своим панцерам, Красная Армия решительно перешла к танкам с противоснарядным бронированием. Но, к величайшему сожалению, это оказалось полушагом, да еще и не по прямой, а куда-то слегка в сторону.

Проще разобраться с танком КВ. В данном случае мы имеем дело с классическим примером диалектики, когда достоинства плавно перетекают в недостатки, а если на них накладываются еще и дефекты, которые уже ни при каких обстоятельствах не превратятся в достоинства, то все сразу становится ясным. Этот танк появился не ко времени и не к месту, причем сразу обе его модели. Недаром же его производство закончилось уже в 1943 году, а после войны он на вооружении не задержался, хотя его ровесник Т-34 прослужил еще очень и очень долго.

В чем же дело? Как ни странно, в слишком надежном для своего времени бронировании. Оно было просто излишним, как, впрочем, и такое же бронирование английской «матильды». Ни одна танковая и противотанковая пушка 1939 года эти 75 мм брони пробить не могла. Помните магическую цифру 40 мм?! Так что здесь за глаза хватило бы миллиметров 60 или около того. Недаром ведь в модели KB-1с толщина брони была уменьшена. Зато когда появились пушки следующего поколения, увы, этого стало уже мало. Кстати, «матильда» исчезла с полей сражений примерно в одно время с КВ.

Имелся еще один нюанс, на который не всегда обращают внимание. КВ-1 был вооружен той же самой 76-мм пушкой Л-11, что и Т-34. Но стоило ли ради этого увеличивать массу танка на 20 тонн?! Если уж делаешь непробиваемый супертанк, так и оружие должно быть соответствующим. 107-мм пушка на нем смотрелась бы более естественно, тем более что такая пушка разрабатывалась конструктором Грабиным. Конечно, 152-мм гаубица танка КВ-2 смотрелась еще более внушительно, но громоздкая башня слишком легко заклинивалась при малейшем крене и была «ограниченно пригодной». Вот если бы вместо КВ-2 сразу появилась СУ-152 — это был бы идеальный вариант, тем более что ее пушка была заметно мощнее танковой гаубицы. Здесь мы видим ту же самую историю, что и у немцев с T-IV, только в гипертрофированном варианте. И если немцы сумели улучшить и модернизировать свой танк, то нашим конструкторам этого не удалось. Сыграл свою роль и органический порок конструкции KB — ненадежная подвеска. В общем, мало-помалу, но набрался целый комплект очень серьезных претензий к этому танку, который и завершил его карьеру.

Зато Т-34 оказался почти идеальным танком для своего времени. Он не выделялся какой-то одной особенной чертой, нет. Это была почти идеально сбалансированная машина. Если бы не слишком зауженные обводы, которые физически не позволяли втиснуть в башню еще одного человека, эпитет «почти» можно было бы убрать. Впрочем, имелись еще кое-какие недостатки, но это не было обусловлено конструкцией танка. Если наши рации могли надежно держать связь на расстоянии не более 3 метров, да и они ставились на один танк из пятидесяти, то при чем тут Т-34?!

Кстати, не следует обвинять наших конструкторов в том, что сначала на Т-34 была поставлена не слишком мощная пушка Л-11. В момент появления танка она гарантированно убивала любого противника, будь он на колесах или гусеницах. Другое дело, что в конструкции Т-34 не имелось достаточного резерва для модернизации, и для создания Т-34-85 пришлось работать долго и упорно. У немцев перевооружение T-III с 37-мм на 50-мм прошло легче и быстрее. И совсем не факт, что был выбран правильный путь модернизации «тридцатьчетверки». Может, стоило попытаться переделать башню под какую-нибудь длинноствольную пушку калибра 76 мм? Немцы в целом не жаловались на бронебойность своих KwK 40 и StuK 40, не говоря уже о KwK 42. А уж трофейные Ф-22 долгое время вообще оставались лучшим противотанковым орудием вермахта.

Главным недостатком Т-34, опять-таки не зависевшим от самого танка, было то самое качество изготовления. Если качество было нормальным — получался знаменитый испытательный пробег. А если все шло как обычно — танковая бригада при выдвижении из района сосредоточения к линии фронта теряла до 20 процентов машин. В общем, если бы наши заводы работали не по-стахановски, а как следует, немецкие танки были бы растерты в порошок прямо на границе, несмотря на все недостатки организации танковых частей РККА.

И вот здесь мы потихоньку добрались до самого парадоксального утверждения: 20 000 танков — это еще не танковые войска. Увы, Красная Армия продемонстрировала это самым наглядным образом. Были созданы совершенно неуправляемые танковые корпуса, имевшие до 1000 танков и более, но не имевшие почти никаких средств связи. О каких танковых операциях можно разглагольствовать, если в наставлениях по-прежнему подробно расписывались методы флажковой сигнализации: высунул флажок в дырочку на крыше башни и помахал надлежащим образом. Сия процедура называлась «Управление танковым батальоном в бою».

Впрочем, это не сильно повлияло на перспективы танковой войны в исполнении РККА. Конечно, комкоры и командармы всех рангов охотно рассуждали на указанную тему, но вот представляли ли они себе, что это такое «танковая война», остается загадкой. Во всяком случае, творцы теории «глубокой операции» совершенно серьезно приравнивали темп наступления армий к скорости перешивки европейских железных дорог на широкую колею «для обеспечения снабжения».

Совершенно особняком стоят американцы. Они долгое время пребывали в блаженной спячке, не имея ни вооруженных сил вообще, ни танков в частности. А уж о доктринах использования танков даже и не задумывались. Но в результате именно эта младенческая наивность сослужила им добрую службу. В то время как все остальные страны пытались создать множество различных танков для решения множества мелких конкретных задач, американцы ухитрились построить «танк вообще». Говорить о различных легких машинах мы не будем, им сразу отводилась вспомогательная роль. Американцы же сразу создали то, что можно было бы назвать основным боевым танком, если бы он не имел… несколько причудливые формы, скажем так. Чудовище вида ужасного «МЗ средний» должен был решать все задачи, какие только предусматривались для танка. А после пластической операции и липоксации получился вполне нормальный «М-4 средний», он же «шерман». Вопросы с мощностью пушки возникли и перед ними, причем сами американцы эти вопросы решить не сумели. Только англоамериканский гибрид «шерман-файрфлай» имел приличное вооружение. Гораздо хуже было другое. Наштамповав почти 50 000 «шерманов», американцы так и не сумели создать танковые войска, точнее, даже не думали их создавать, а до осознания значения танков и сути понятия «танковая война» им предстояло развиваться еще лет этак 50.

В общем, к началу Второй мировой войны сложилось несколько странное положение. У немцев имелась отработанная теория танковой войны и ее частного случая — блицкрига, имелись даже танковые дивизии (пока еще не армии), но не было танков для реализации собственных теорий. У СССР имелись хорошие по задумке танки, «безнадежно испорченные исполнением», и примитивная теория их использования, граничащая с анекдотическим «против лома нет приема». Англичане и французы не имели нормальных танков, зато у них наличествовало множество бредовых измышлений, которые ловко выдавались за военные теории. У американцев не было ничего, кроме денег, но, как потом выяснилось, им этого хватило.

Глава З Много шума из ничего

Итак, к 1939 году хотя бы одна страна, а именно Германия, сумела создать танковые войска и, что самое главное, прямо-таки жаждала испробовать их в настоящем деле. Мирные походы аншлюса и присоединения Чехословакии уже не устраивали ни германских генералов, ни Адольфа Гитлера. Германии требовались так называемый Польский коридор и Данциг. Можно было затеять новый раунд переговоров, и есть все основания полагать, что трусливо-лакейские позиции Чемберлена и Даладье снова взяли бы верх и у Польши постарались бы оттяпать упомянутые территории. Но Гитлер желал совсем иного. Он с ефрейторской прямотой заявлял, что больше всего он опасается, что какая-нибудь свинья опять вмешается и предложит посреднические услуги. Интересно, намекал ли при этом фюрер на своего лучшего друга Муссолини? Ведь формально Мюнхенская конференция была созвана по инициативе Италии и в основу договора легли итальянские предложения. «Мне не нужен коридор, мне нужна война!» — заявлял Гитлер.

И 1 сентября 1939 года Германия второй раз в XX веке прыгнула в пропасть. Удивительно не это. В конце концов, каждый выбирает свой личный способ самоубийства. Удивительно, что Германия, дважды разбившись, казалось бы, в лепешку, тем не менее дважды сумела возродиться. Война началась, и сразу же едва не сбылись самые черные опасения фюрера. Министр иностранных дел Франции Боннэ заявил, что без согласия парламента ничего сделать нельзя (в смысле объявить войну), но парламент соберется лишь 2 сентября. Французское правительство судорожно ухватилось за предложение Муссолини созвать мирную конференцию, которая, как телеграфировал Боннэ в Рим, позволит «достигнуть всеобщего умиротворения». Из Варшавы в Париж полетела телеграмма: «Речь больше не идет о конференции, а о том, чтобы союзники дали совместный отпор и сопротивлялись наступлению». И тут же начались разногласия между союзниками, так как английский посол в Берлине вручил Риббентропу ноту: английское правительство без колебаний выполнит свои обязательства Польше, если Германия не отведет с польской территории свои войска.

Наконец французский парламент собрался. Речь премьер-министра Даладье разочаровала Варшаву — он говорил только о французской обороне и о том, что «ни один француз не поднялся бы, чтобы вступить на чужую землю». Через несколько часов Англия и Франция передали в Рим о своем стремлении к немедленной подготовке мирной конференции. Боннэ сообщил министру иностранных дел Великобритании Галифаксу, что Франция не готова вступить в войну: эвакуация городов не начата, железные дороги забиты туристами, в случае воздушных атак могут быть большие потери. И тем не менее союзники все-таки были вынуждены вступить в войну. Мечта Гитлера сбылась — он получил войну. Однако фюрер оказался плохим провидцем, он не сумел угадать, что закончится все в подвале рейхсканцелярии пулей в голову. Как говорится: бойтесь сбычи мечт!

Теперь перед немцами встала задача как можно быстрее разделаться с Польшей, чтобы перебросить войска на запад и не опасаться наступления англо-французской коалиции. Они планировали разгромить польскую армию в течение 2 недель, и главная роль в этом отводилась именно танковым войскам. По крайней мере, так об этом пишут сегодня. Но мы попытаемся разобраться в данном вопросе более детально, ничего не принимая на веру.

Для действий против Польши немцы развернули 37 пехотных, 4 моторизованных, 4 легких, 6 танковых и 3 горнострелковые дивизии, а также кавалерийскую бригаду. Им противостояли 23 пехотные и 3 резервные пехотные дивизии, 8 кавалерийских, 3 горнострелковые, 1 моторизованная бригады поляков. Таким образом, немцы имели заметное преимущество буквально по всем позициям. Их главное превосходство заключалось в том, что вермахт имел более 2500 танков против 600 польских, причем на направлении главных ударов это превосходство возрастало до 8: 1. Но именно здесь следует остановиться и подумать: а так ли велико было это превосходство? Ведь основную массу немецких танков составляли танкетки T-I, ничем не превосходившие польские легкие танки. Реальную боевую ценность имели только танки T-III и T-IV, которых насчитывалось около 300 штук. Поляки могли противопоставить им около 200 танков 7-ТР собственного производства и французских Рено R-35. То есть соотношение сил было далеко не столь безнадежно, как кажется на первый взгляд. Другое дело, что по организации танковых частей и соединений, по их подготовленности сравнивать немецкую и польскую армии просто бессмысленно. Например, те же самые R-35 так и не вступили в бой, а благополучно удрали на румынскую территорию, когда капитуляция Польши стала неизбежной.

Однако продолжим наш анализ. Во всех источниках пишут, что ключевой идеей плана «Вайсс» было окружение и уничтожение польских армий к западу от Вислы. Для этого, мол, были созданы две мощные группировки, которые должны были претворить в жизнь столь любимые немецкими генералами очередные Канны, а большинство танковых, моторизованных и легких дивизий были сведены вместе для облегчения действий. Но опять-таки давайте посмотрим на организацию немецких армий, участвовавших в операции «Вайсс», и мы увидим интересную вещь. 5 из имевшихся танковых дивизий были разбросаны по 4 различным корпусам, еще одна вообще находилась в резерве Группы армий «Север». Моторизованные и легкие дивизии были раскиданы совершенно аналогичным образом. В результате для ведения мобильных операций был пригоден только XIX корпус, в состав которого вошли 1 танковая и 2 моторизованные дивизии, а также XIV корпус, состоявший из 2 моторизованных дивизий. Наиболее внушительно выглядела 10-я армия, в состав которой были включены 2 танковые, 3 легкие и 2 моторизованные дивизии. Уточним, что так называемые «легкие» дивизии можно было считать недоукомплектованными танковыми, поскольку они имели примерно в два раза меньше танков. То есть ключевой принцип блицкрига — массирование танковых сил — во время своей первой кампании вермахт выполнил более чем относительно. Вдобавок силы были распределены крайне неравномерно. На юге были собраны почти все танковые и легкие дивизии, в основном в составе 8-й армии, тогда как наступавшая на севере 4-я армия имела лишь тот самый XIX корпус. И если бы немцы действительно попытались окружить поляков к западу от Вислы, северная половина клещей была бы опасно слабой.

Список странностей плана «Вайсс» можно продолжать до бесконечности. Еще один пример. В составе самой южной из немецких армий — 14-й — числился XVIII корпус, в который были включены 2-я танковая и 4-я легкая дивизии. И этот корпус был поставлен на самый южный фланг армии, на территорию Словакии, в результате чего ему пришлось с огромным трудом пробираться по горным дорогам через Карпаты. Возникает подозрение, что панцер-генералы с самого начала страдали пристрастием к танконедоступным районам.

Кстати, уже на стадии планирования стала заметна характерная особенность германской стратегии, которая сыграла свою роковую роль в Первой мировой войне и от которой германские генералы так и не сумели излечиться. Мы говорим о ярко выраженной гигантомании. Как и несчастный план Шлиффена, так и план «Вайсс» предусматривал ни много ни мало окружение чуть не всей польской армии в ходе операции, которая захватывала половину территории страны. Для этого создавались огромные войсковые группировки, управлять которыми было крайне сложно. Вдобавок ослаблялись другие направления, что могло привести к большим неприятностям, если бы противник сумел этим воспользоваться. В первые годы войны это сходило немцам с рук, но позднее они были за это не раз наказаны.

Вот одна, самая большая, по крайней мере для меня, странность плана «Вайсс», на которую никто не обращает внимание. Посмотрите на карту, где изображено развертывание немецких дивизий перед началом военных действий.

Вам сразу бросится в глаза огромный разрыв между 4-й армией в Померании и 8-й армией в Силезии, разрыв шириной около 150 километров. Я не утверждаю, что там не было никаких немецких сил вообще, наверняка были, но только пограничные и жандармские части, не более. Что помешало полякам нанести удар именно там, где открывалась прямая дорога на Берлин? Тем более что в 1945 году в ходе Висло-Одерской наступательной операции именно по этому направлению — от Познани на Франкфурт и Кюстрин — наступали советские войска. То есть местность это позволяла. Так что, может быть, Гитлер рисковал гораздо крупнее, чем подставляя свои западные границы под сомнительный удар неразвернутых англо-французских армий. Однако армия «Познань» генерала Кутшебы не сделала ни единого шага вперед, зато очень быстро покатилась назад, когда ситуация начала ухудшаться.

Итак, немцы сформировали мощнейшую ударную группу на своем южном фланге, и мы посмотрим, что они сумели извлечь из такого развертывания. В конце концов танковая война — это несколько больше, чем просто блицоперация на окружение. Главные качества танковых соединений — мобильность и ударную мощь — можно использовать и другими способами, нужно только четко представлять, чего именно ты желаешь добиться. А вот с этим у хваленого германского Генерального штаба дела обстояли далеко не лучшим образом. Танковая группа могла стать стержнем, вокруг которого строились бы действия пехотных частей. Увы…

Вторую мировую войну начал участник предыдущей мировой войны старый броненосец «Шлезвиг-Гольштейн». Наверное, в этом можно усмотреть некий мрачный символ, преемственность агрессивной политики Германии. 1 сентября 1939 года в 04.45 он открыл огонь по польскому таможенному пункту Вестерплатте. Немецкие войска пересекли польскую границу лишь в 06.00. Предполагалось, что в авангарде вторжения будут двигаться танковые дивизии.

На севере наступление 4-й армии действительно возглавлял XIX корпус генерала танковых войск Гейнца Гудериана. Здесь сразу хочется поправить многочисленных авторов, которые пишут о том, что это был танковый корпус. К сожалению, они ошибаются, вольно или невольно вводя читателей в заблуждение. На тот момент он числился обычным Armeekorps, то есть армейским корпусом. Термин «танковый корпус» появился в вермахте только в 1942 году, когда началось переименование моторизованных корпусов — Armeekorps (mot) с сохранением прежних номеров. Как пример такого заблуждения можно привести хотя бы книгу Florian К. Rothbrust «Guderian's XIX Panzer Corps and the Battle of France: Breakthrough in the Ardennes May 1940». Более того, весьма сложно уловить момент, когда к номеру конкретного корпуса добавляется определение «моторизованный». Но во время Польской кампании в вермахте не имелось ни моторизованных, ни тем более танковых корпусов.

Что же должны были делать дивизии «Стремительного Гейнца»? В приказе по корпусу об этом говорится совершенно однозначно: наступать практически прямо на восток к нижнему течению Вислы и выйти к реке в районе Свеце, чтобы таким образом перерезать Польский коридор. Как мы видим, ни о каких грандиозных планах окружения пока не идет речи. Немцам в этом районе противостояла только 9-я пехотная дивизия, фронт которой был растянут на 70 километров. Оказать серьезное сопротивление по всему фронту она, разумеется, не могла. Поэтому наступавшая на левом фланге корпуса 3-я танковая дивизия катила вперед практически беспрепятственно. Она сумела беспрепятственно захватить мост через реку Брда, обеспечив себе выход на оперативный простор. Однако не все шло гладко. 2-я моторизованная дивизия, наступавшая в центре боевых порядков корпуса, столкнулась с ожесточенным сопротивлением поляков и заметно отстала от танкистов. Командующий польской армией «Поможе» решил попытаться остановить немцев, нанеся им удар во фланг, хотя, судя по всему, он просто не представлял, какими силами располагает противник. Против XIX и II корпусов он решил бросить 2 пехотные дивизии, которым еще требовалось сосредоточиться. Но Гудериан не собирался предоставлять полякам время для этого. Он приказал авангарду 3-й танковой дивизии, не задерживаясь, наступать далее через Тухольские леса прямо к Висле, как и предусматривалось ранее. Одновременно, совершенно неожиданно для поляков, в наступление из Восточной Пруссии перешел XXI корпус. Произошло то, чего следовало ожидать, — Польский коридор был перерезан, и части армии «Поможе» оказались в окружении. Впрочем, особой заслуги немцев в этом не было, за них сработала география. Попытки поляков вырваться из окружения успеха не имели, так как управление войсками было полностью утрачено, полки и батальоны действовали по отдельности. И если части сил 27-й дивизии удалось-таки просочиться сквозь кольцо окружения, то главная заслуга в этом принадлежит Гудериану, который всегда мчался вперед, сломя голову, и не задумывался о том, как уничтожить окруженного противника. 3 сентября состоялся и знаменитый бой кавалерийской бригады «Поможе» с частями 3-й танковой дивизии, родившей легенду о польских уланах, саблями рубивших немецкие танки.

После этого корпус занялся уничтожением отрезанных польских частей, и к 5 сентября «коридор» был очищен. Гудериан двинулся дальше. После прибытия в Восточную Пруссию его корпус был переподчинен непосредственно штабу Группы армий «Север» и получил приказ наступать на юго-восток в общем направлении на Брест-Литовск. Для этого Гудериану передали 10-ю танковую дивизию, но отобрали 2-ю моторизованную. 9 сентября части корпуса с боем форсировали реку Нарев и двинулись дальше. Преодолевая сопротивление поляков, авангард 10-й танковой дивизии 14 сентября вышел к оборонительному периметру Бреста. После упорных боев 17 сентября немцам удалось занять Брест.

Так какой же вывод можно сделать из всего этого? Главная ударная сила Группы армий «Север» XIX корпус Гудериана не участвовал в реализации плана «Вайсс». Северная половина бронированных клещей решала свои собственные задачи. Район «к западу от Вислы» корпус обошел по большой дуге, в блокаде и взятии Варшавы он также не участвовал. Гудериан продемонстрировал, что танковые войска способны наносить глубокие рассекающие удары. Опережая отступление неповоротливых пехотных дивизий, танки выходят в глубокий тыл противника, сея хаос и замешательство.

Единственные серьезные бои Гудериану пришлось вести за Брест-Литовск, который все-таки считался крепостью, пусть даже и устаревшей. Однако уже в ходе первых операций «Стремительный Гейнц» продемонстрировал не только свои достоинства, но и серьезные недостатки. В Польше это сошло с рук, но осенью 1941 года под Тулой привело его к крупному поражению. И уж совсем странно выглядит то, что творец теории блицкрига не участвовал в единственной операции вермахта, проведенной согласно канонам этой теории. Битву на Бзуре провела Группа армий «Юг», вот мы и посмотрим, чем занимался мощный ударный кулак генерал-оберста Герда фон Рундштедта.

Дело в том, что в полосе наступления Группы армий Рундштедта события развивались тоже довольно странно, хотя историки, зачарованные волшебным словом «блицкриг», этого не замечали. Разумеется, польские источники дружно трезвонят о героическом сопротивлении и тяжелых боях, которые родились в воспаленном воображении гонористых шляхтичей, но странности заключались не в этом. Очень часто немецкие генералы с сожалением причитали, что такой пехоты, как в 1914 году, у них уже не было. Однако посмотрим на этот вопрос с другой стороны: а как действовали сами генералы? И выяснится, что если не пехота, то подавляющее большинство немецких генералов вполне соответствовали критериям 1914 года. Просто, на их счастье, польские генералы уже вообще ничему не соответствовали.

Итак, в состав Группы армий «Юг» вошли почти все танковые и механизированные дивизии вермахта, существовавшие осенью 1939 года. Они должны были сокрушить польские армии «Лодзь» и «Краков», форсировать реку Варта, окружить польские части, а потом двигаться на Варшаву. Однако, как мы уже отмечали, это сосредоточение было в значительной степени чисто формальным и на характере последующих боевых действий сказалось мало.

14-я армия генерала фон Листа должна была разгромить противостоящую ей польскую армию «Краков», положение которой было особенно опасным еще и потому, что над ее тылом нависала словацкая армия. Конечно, ей предстояло форсировать Карпаты, являвшиеся неплохим естественным оборонительным рубежом, однако сил на то, чтобы прикрыть еще и южную границу, у поляков просто не было. И тем не менее остается неразрешимой загадкой: зачем Лист загнал в Карпаты свою главную ударную силу — 18-й корпус? Кстати, состав корпуса тоже выглядит довольно интересно — танковая дивизия, легкая и… горнострелковая. Так что, как доказал генерал-оберет, «в одну телегу впрячь не сложно коня и трепетную лань». Хотя в результате эта запряжка в первых боях не участвовала.

Кстати, прелестную ошибку допустил наивеличайший историк всех времен и народов Д.А. Тарас. Переводя с польского книгу издательства «Wydawnictwo Militaria», он, не разобравшись в карте, лихо записал 2-ю танковую и 4-ю легкую дивизии в состав действовавшего рядом 22-го корпуса. Действительно, еще прикажете с лупой карты разглядывать?!

На всякий случай приведем маленькую справку касательно состава этих корпусов. Полагаю, читателю не составит труда разобраться, куда входили упомянутые дивизии.

XXII (22) Armeekorps: (in HGrp.Reserve):

Arko.-30

s. Art.Abt.-422 (gem.)

s. Art.Abt.-445 (gem.)

62 Inf.Div.

213 Inf.Div.

221 Inf.Div.

XVIII (18) Armeekorps:

Stab Art.Regt.-110

III./s.Art.Regt.-109

Geb.Div.

Lei.Div. + lei.Flak-Abt.-94

2 Pz.Div. + lei. Flak-Abt.-92

Так или иначе, но главный удар немецкая 14-я армия наносила в направлении Кракова, что также плохо согласуется с идеей плана «Вайсс». Именно здесь танки впервые показали свою силу, потому что польскую оборону удалось прорвать только ударом 5-й танковой дивизии, все атаки немецкой пехоты были отражены. После дневных боев польская 6-я пехотная дивизия «совершила форсированный марш-бросок, преодолев за ночь 38 километров, и к утру заняла новые оборонительные позиции». А по-моему, так дивизия просто бежала в панике.

Наступавший с юга 18-й корпус, вырвавшись из горных дефиле, оказался в тылу армии «Краков». Командующий польской армией генерал Шиллинг был вынужден бросить им навстречу свой единственный подвижный резерв — 10-ю механизированную бригаду, и немцев удалось кое-как остановить. Словацким дивизиям приходилось наступать по еще более сложной местности, поэтому их продвижение было совсем незначительным.

Но в целом ситуация на юге для поляков складывалась ничуть не лучше, чем на севере. 10-я армия генерала Рейхенау тоже сумела прорвать польскую оборону и отрезать армию «Краков» от армии «Лодзь». К 3 сентября поляки начали отступление по всему фронту. У генерала Листа появилась возможность провести блиц-операцию — окружить и уничтожить оказавшуюся изолированной армию «Краков», тем более что он имел почти двойное превосходство в силах. Но Лист вместо этого предпринял фронтальный нажим и даже не попытался использовать удачное положение 18-го корпуса, хотя поляки очень опасались удара по ослабленному северному флангу.

Чтобы избежать окружения, армия «Краков» начала стремительное отступление на восток, разваливаясь на бегу, как всегда бывает в подобных случаях. Польское командование лихорадочно формировало одну армию за другой — «Карпаты», «Малопольска», отдельные боевые группы, но единственным результатом этого был окончательный развал системы командования.

Мы просто обязаны лишний раз указать на один из принципиальных пороков польской системы командования. Если мы обратим внимание на состав сил обоих противников, то увидим, что немцы имели 5 армий, объединенных в 2 группы, то есть четко построенную иерархическую лестницу. Зато поляки имели 7 отдельных армий плюс еще 2 независимые оперативные группы. По ходу дела формировались новые временные соединения, генералы уже не понимали, какими частями они командуют. И все их действия должен был контролировать единый центр в лице маршала Рыдз-Смиглы, который потерял связь практически со всеми армиями. В общем, воцарился полный бардак, который усугублялся откровенной трусостью некоторых высших командиров, которые бросили своих солдат и «эвакуировались в Румынию». Хотя формально бои на юге продолжались еще около двух недель, примерно с 6 или 7 сентября они превратились в серию беспорядочных столкновений, и единственное, что поляки могут поставить себе в заслугу, — это два дня относительно упорных боев (16–18 сентября) в районе Перемышля.

Все это тянулось так долго по одной-единственной причине — генерал Лист плохо понимал, как распорядиться имеющимися в его распоряжении танковыми дивизиями. Он использовал их только для прорыва польских позиций в приграничных районах, но далее ударная мощь и мобильность этих соединений остались невостребованными.

Севернее 14-й армии Листа наступала самая крупная из немецких армий — 10-я армия генерала Рейхенау. Именно она должна была отрезать польские армии от Варшавы и обеспечить их окружение. Формально Рейхенау добился больших успехов, но фактически и он показал себя далеко не с лучшей стороны. Ему противостояла польская армия «Лодзь», оборонительные позиции которой располагались примерно в 75 километрах от границы. Все тот же Тарас довольно легкомысленно пишет: «Немецкие танковые и моторизованные части могли преодолеть этот путь за 3–4 часа и уже в первый день приступить к их прорыву». Интересно, а сегодня какая-нибудь армия рискнет вот прямо так после затяжного марша, с ходу, «приступить к прорыву» заранее подготовленных позиций, вдобавок опирающихся на реку Варта?

Однако немцам помог командующий польской армией генерал Руммель, который по неизвестной причине выдвинул свои дивизии прямо к границе. В результате состоялась стычка возле деревни Мокры, которую поляки гордо называют «сражением». Немецкая 4-я танковая дивизия, атаковавшая довольно беспорядочно, понесла некоторые потери. Поляки утверждают, что потери немцев оказались просто ужасными, до 100 единиц бронетехники, в том числе 50 танков. Немцы утверждают, что это поляки понесли ужасные потери. Они признают, что дивизия потеряла даже не 50, а целых 80 танков, но за все время Польской кампании, то есть до 25 сентября. Так или иначе, но вечером того же дня отступать начали поляки, а не немцы. Впрочем, командир 4-й танковой дивизии генерал Рейнхардт охотно признал, что поляки доставили ему много хлопот, причем главным противником танков оказалась артиллерия. Первый настоящий бой дал немцам ценный опыт по организации взаимодействия разнородных сил, и они не замедлили им воспользоваться.

Зато атаковавшая южнее 1-я танковая дивизия сумела прорвать фронт между кавбригадой и 7-й пехотной дивизией. Именно так и должны действовать танковые части — наносить удар по слабому участку фронта. Вдобавок несчастная польская дивизия была атакована еще 2 немецкими. Она была разгромлена и покатилась назад. Именно так образовался разрыв между польскими армиями «Краков» и «Лодзь». Кстати, обе армии последовали ее примеру. Причем поляки отступали столь стремительно, что немцам не удалось окружить ни одну из армий. Впрочем, ни Рейхенау, ни Лист особых усилий к этому не прилагали. Более того, они старательно следили, чтобы танковые соединения ни в коем случае не отрывались от пехоты.

В результате пограничных сражений уже к 3 сентября польская армия отступала по всему фронту, при этом часть ее соединений была разгромлена или вообще уничтожена. Поляки еще не сложили оружия, более того, они попытались нанести удар во фланг наступающей с севера на Варшаву 3-й армии. Однако немцы сами задумали обходной маневр, и 3-я армия начала движение на восток, чтобы выйти в тыл польским войскам в районе Варшавы. В ходе встречных боев 5 и 6 сентября польские 41-я и 33-я дивизии были разгромлены. В это же самое время немецкая 8-я армия не без проблем, но сломила сопротивление поляков на рубеже Варты. Большой блицкриг немцам удался, а вот с малым — операциями на окружение — пока не получалось ничего.

Интересно отметить, что Польская кампания оказалась полной противоположностью боям Первой мировой войны. Не существовало единой линии фронта, она распалась на несколько отдельных участков. Во времени тоже не наблюдается непрерывной цепи событий, бои носят фрагментарный характер, рассыпаются на отдельные эпизоды, слабо связанные между собой. Сначала идут приграничные сражения, которые длились не более 4 или 5 дней и завершились фактическим разгромом польской армии. Это позволяет с полным основанием назвать Польскую кампанию молниеносной. Затем последовала фаза преследования, но вдруг совершенно неожиданно вспыхивают бои на Бзуре, причем эта операция выглядела достаточно случайной и совсем не была обусловлена предыдущим развитием событий. И, наконец, третий эпизод — оборона Варшавы. Она делает честь польским солдатам, но эти бои уже не имели никакого военного и политического значения, потому что война уже была проиграна.

Причины, подтолкнувшие маршала Рыдз-Смиглы принять предложение командующего армией «Познань» генерала Кутшебы и нанести контрудар по северному флангу немецкой 8-й армии, остаются сокрытыми во мраке. С самого первого дня войны эта армия занимала крайне выгодное положение — перед ней находились только немецкие дозоры, главные бои шли севернее и южнее. Она вполне могла начать наступление на Берлин. Другой вопрос: удалось бы это наступление или нет, но армия не двинулась с места. Потом генерал Кутшеба мог нанести удар во фланг немецким войскам, действовавшим в Польском коридоре, однако снова не сделал ничего. Чуть позднее немецкая 8-я армия просто нарочно подставила Кутшебе свой фланг, и опять генерал предпочел переложить ответственность на главнокомандующего. Однако маршал Рыдз-Смиглы спохватился, лишь когда положение стало отчаянным. Кстати, немцы видели эту опасность, Рундштедт предупреждал командующего 8-й армией генерала Бласковица о возможных контрвыпадах поляков, но все опасения развеяла немецкая разведка. Абвер сообщил, что армия «Познань» по железной дороге переброшена в Варшаву! В войне против Польши подобные ошибки сходили немцам с рук. В войне против Советского Союза они очень дорого заплатили за неспособность абвера получать хотя бы мало-мальски достоверные сведения о противнике.

Это польское наступление можно даже рассматривать как жест отчаяния, так как армии «Познань» и «Поможе», оказавшиеся в изоляции, попытались вырваться на оперативный простор. Вечером 9 сентября поляки силами 3 пехотных дивизий и 2 кавалерийских бригад обрушились на левофланговые пехотные дивизии Бласковица — 24-ю и 30-ю, которые растянулись по дорогам, изо всех сил стараясь догнать ушедшие вперед танковые дивизии. К вечеру 10 сентября немцы начали отступать, поляки даже захватили 1500 пленных из состава 30-й дивизии. Однако своей цели поляки не добились, наоборот, польские дивизии все глубже втягивались в мешок, который немцы даже не пытались организовать. Как всякая сиюминутная импровизация, польское наступление было плохо подготовлено и плохо проведено. Сначала наступление велось на юг, но уже на третий день заглохло.

«В неувязках и колебаниях поляки потеряли трое суток (11–13 сентября). За это время танковые части немецкой 10-й армии, отброшенные 8 и 9 сентября от Варшавы, были повернуты фронтом на запад. 13 сентября при поддержке до 200 самолетов они перешли в наступление против армий «Познань» и «Поможе», нанося удар теперь уже с востока от Варшавы и отрезав польским войскам пути отхода. Отвергая неоднократные требования врага о сдаче, польские воины вновь и вновь шли в атаку с надеждой прорваться из кольца. Однако численное и техническое превосходство немцев было подавляющим. Их самолеты непрерывно бомбили и обстреливали на бреющем полете польские позиции и районы сосредоточения войск. Пылали леса и деревни. Мужество польских солдат в бою поражало немцев, приводило их в замешательство. Польская кавалерия, вооруженная пиками и саблями, неоднократно бросалась в отчаянные атаки, а пехота с песнями шла вперед и попадала под удары артиллерии и авиации. 8-я армия, неся тяжелейшие потери, шаг за шагом пятилась к югу. Немецко-фашистское командование было вынуждено срочно перебросить из-под Радома в район Кутно дополнительно 15-й моторизованный корпус и другие части. Польская группировка пробилась в Кампиносские леса восточнее Варшавы, но здесь была полностью окружена и расчленена. Лишь незначительная ее часть прорвалась в Варшаву и Модлин. К 18 сентября немцы захватили около 100 тыс. пленных».

Командующий Группой армий «Юг» Рундштедт решил воспользоваться любезно предоставленной ему возможностью. По его приказу уже вышедшие к окраинам Варшавы 1-я и 4-я танковые дивизии повернули обратно на запад. Одновременно, пользуясь высокой мобильностью своих войск, немцы подтянули резервы, и превосходство в силах перешло уже к ним. Против 9 пехотных дивизий и 2 кавалерийских бригад Рундштедт бросил 19 дивизий, в том числе 5 танковых и механизированных.

Операцию по окружению и уничтожению польских сил поручили генералу Бласковицу, которому для этой цели временно передали два корпуса из состава 10-й армии. Кольцо должны были замкнуть 1-я танковая дивизия с востока и 3-я легкая дивизия с запада. Но при поддержке пехотных дивизий! То есть блицкриг получился какой-то странный, хотя в котле оказались 12 польских дивизий и 2 кавалерийские бригады.

Вероятно, именно из-за того, что и здесь танковые дивизии оказались привязаны к пехоте, немцы действовали недостаточно быстро, хотя именно в битве на Бзуре впервые в полной мере была продемонстрирована важность поддержки авиации. 16 сентября 820 самолетов Люфтваффе нанесли мощный удар по дивизиям Кутшебы. Однако польский генерал сумел нащупать слабое место в кольце окружения — наступавшая с севера 228-я пехотная дивизия из Группы армий фон Бока не слишком спешила. К тому же Бласковиц немедленно начал «сжимать кольцо и фактически сам выдавливал поляков в нужном им направлении. В результате остатки польских кавалерийских бригад, а также 2 пехотные дивизии сумели ускользнуть. Поляки сражались еще 2 дня, а потом еще трое суток немцы провозились с ликвидацией отдельных очагов сопротивления. В плен попали 120 000 солдат. Первая операция малого блицкрига состоялась и завершилась частичным успехом, хотя заслуги немцев в этом почти не было.

Битва на Бзуре показала, что немецкие генералы еще не в полной мере осознали потенциал танковых войск. Собственно, танковых войск у них пока что еще и не было, хотя именно в Польше был сделан первый шаг в нужном направлении. И опять-таки сделать его вынудил противник. Как мы уже говорили, поляки попытались вырваться из котла в направлении на северо-восток. Командующий XVI корпусом генерал Эрих Гёпнер приказал 4-й танковой дивизии быстро выдвинуться к деревне Сохачев и остановить поляков. Для этого была спешно сформирована импровизированная боевая группа. Позднее такие группы стали привычным явлением, но пока это была настоящая диковина. В состав боевой группы были включены танковый полк, разведывательный батальон и артиллерийский полк. Это маленькое, но сильное соединение, налетев на отходящих поляков, рассеяло их, хотя и не сумело нанести противнику заметных потерь. В полной мере тактика использования боевых групп была отработана во Франции, однако первый шаг в этом направлении немцы уже сделали. Вообще-то интересно, как могла развернуться та же битва на Бзуре, если бы немецкими войсками командовал не Бласковиц, а Гёпнер.

Контрнаступление на Бзуре дало полякам временную передышку, которая, впрочем, надолго не затянулась. И все-таки армии «Варшава» и «Люблин» успели подготовиться к защите столицы. И вот мы плавно подошли к одному из самых громких эпизодов Второй мировой войны — героической обороне Варшавы, причем именно здесь родился самый громкий из мифов этой войны.

Первым немецким соединением, вышедшим к Варшаве, была уже известная нам 4-я танковая дивизия, насмерть разгромленная поляками в боях у Мокры. 8 сентября немецкие танки появились на южных окраинах Варшавы. Попытка взять город стремительным наскоком привела лишь к ненужным потерям. Немецкие танки и бронемашины атаковали польские позиции в кварталах Охота и Чисто, но встретили упорное сопротивление и с потерями отошли. Несмотря на неудачу, берлинское радио поспешило заявить на весь мир о падении Варшавы. Ложная информация должна была подтолкнуть Сталина к активным действиям на восточных границах Польши, а для западных стран стать предупреждением.

Немецкое командование не спешило подтвердить радиосообщение. На следующий день 4-я танковая дивизия снова перешла в наступление, но сразу подтвердилась прописная истина: танк не приспособлен к уличным боям. Защитники Варшавы отразили все атаки противника. Особенно отличились в бою 75-мм полевые орудия, стрелявшие по танкам прямой наводкой. Некоторые расчеты записали в этот день на свой боевой счет несколько уничтоженных вражеских машин. Когда танки и автомашины противника въехали на территорию, заранее обильно политую керосином и скипидаром, поляки открыли огонь зажигательными пулями. Возник сильный пожар. Немецкая колонна, лишенная на узких улицах возможности маневрировать, понесла тяжелые потери. Большой урон нанесла врагу польская тяжелая артиллерия — от огня дальнобойных гаубиц погибли три офицера из штаба генерала Рейнхардта. Несчастная 4-я танковая дивизия была как бы уничтожена уже во второй раз. Непонятно только, кто же потом участвовал в битве на Бзуре? Призраки немецких танков?

13 сентября немцы предприняли вторую попытку захватить Варшаву. На сей раз город был атакован с севера дивизиями 3-й армии генерала Кюхлера. Эта атака тоже была отбита. После этого немцы опомнились и приступили к методичным обстрелам и бомбардировкам с воздуха. 19 сентября их армия полностью замкнула кольцо окружения вокруг польской столицы: с северо-запада Варшаву блокировал XI корпус генерала Лееба, с юго-запада находился XIII корпус генерала Вейхса, на севере расположился II корпус генерала Штраусса, с запада кольцо окружения замыкал I корпус генерала Петцеля. 25 сентября Варшава пережила самый страшный день во время осады. Вражеская артиллерия и авиация обрушили на город море огня и стали. 22 сентября части 3-й армии посетил сам Гитлер, который наблюдал за обстрелом Варшавы. Кстати, в этот же день погиб снятый с большим скандалом с поста командующего сухопутными силами генерал фон Фрич. Бравому отставнику не сиделось дома, и он сопровождал 12-й артиллерийский полк, почетным шефом которого все еще числился.

Первый массированный воздушный налет был произведен 23 сентября, а самый сильный последовал 25 сентября. В нем участвовали 1300 немецких самолетов. Пользуясь тем, что польская авиация была полностью уничтожена, немцы привлекли к бомбардировкам даже транспортные самолеты Ju-52. 28 сентября гарнизон Варшавы капитулировал, немцы взяли в плен еще 140 000 польских солдат. 26 сентября немцы предприняли довольно вялую попытку штурма, которая была отражена, но 28 сентября гарнизон Варшавы капитулировал с учетом общей безнадежной обстановки. Наверное, именно эти не слишком удачные действия германской армии подтолкнули Гитлера запретить своим генералам в будущем заниматься штурмом крупных городов. Блокада, обстрелы, бомбежки — вот что должно было решать исход битвы. Так что немцы совсем не собирались штурмовать Москву и Ленинград… Крепость Модлин продержалась аж до 29 сентября, но это уже никого не интересовало и ничего не меняло.

25 сентября появилась знаменитая статья в нью-йоркском журнале «Тайм», судя по всему, во многом под впечатлением массированных бомбардировок Варшавы.

«После разрывов бомб раздаются крики умирающих. Госпитали переполнены. Раненых приходится растаскивать по уцелевшим частным домам. Все жители Варшавы сражались на баррикадах, невзирая на пол и возраст. Когда немецкие танки ворвались в пригороды, защитники забросали их бутылками с бензином, пытаясь поджечь их.

Но полонез все еще звучит по радио, и варшавяне думали, что им удалось отбросить немцев…

Линия фронта исчезла, рассеялась даже иллюзия, что фронт существует. Это была не война на захват территории, а война на быстрые прорывы и уничтожение — блицкриг, молниеносная война. Даже не встречая сопротивления, еще никогда ранее армии не двигались так быстро. Теоретики всегда утверждали, что только пехота может захватить и удержать позиции. Но эти армии не дожидались пехоты. Стремительные колонны танков и бронетранспортеров рвались в глубь Польши, а сыплющиеся с неба бомбы предвещали их приход. Они нарушали связь, уничтожали склады, разгоняли гражданское население, сеяли ужас. Вырываясь временами на 30 миль вперед пехоты, они прорывали польскую оборону до того, как ее успевали организовать. Затем, когда подтягивалась пехота, они мчались дальше, чтобы нанести удар далеко от того, что можно было назвать фронтом. К концу недели не оставалось уже никаких сомнений относительно того, устоит Варшава или падет».

Красиво написано! Впрочем, чего еще следует ждать от американского журналиста?! Однако не только журналисты использовали красочные эпитеты, но даже официальные советские историки грешили этим.

«19 сентября командующий 8-й армией отдал приказ о подготовке генерального штурма, который предполагалось завершить к 25 сентября. В ночь на 22 сентября немцы приступили к артиллерийской и авиационной подготовке окончательного штурма. Шквал снарядов и бомб обрушился на Жолибож, Марымонт, Старое Място. Уже через два дня оказались полностью выведенными из строя электростанции и телефонная сеть, замолкло радио. Город погрузился во мрак. Следующий день был для варшавян наиболее трудным — авиационные и артиллерийские удары достигли наивысшей силы. Волна за волной налетали немецкие бомбардировщики на жилые кварталы; не встречая почти никакого противодействия, они методически разрушали город. Сотни людей, засыпанных обломками, взывали о помощи. Госпитали, больницы были переполнены ранеными. Убитых хоронили в городских скверах, на огородах. Отсутствие воды делало невозможной борьбу с пожарами. Варшава представляла собой море пламени».

Согласитесь, назвать это сухой историографической работой сложно, на анализ тактических действий германских войск такое описание похоже еще меньше. А вот мы постараемся заняться именно таким анализом.

Если присмотреться повнимательнее к действиям немецких войск, то становится понятным, что пока еще они находились в пути к освоению всех тонкостей танковой войны. Генералы (не журналисты!) использовали танки как ударную силу лишь в пределах тактической полосы обороны противника. Ни о каких действиях в оперативной глубине пока речи не шло. То есть Польская кампания вермахта не есть блицкриг в строгом понимании этого термина, да и к танковой войне в целом отношение имеет более чем косвенное.

Рейд Гудериана и прорыв 4-й танковой дивизии к Варшаве так и остались случайными явлениями, не имевшими серьезных последствий. Впрочем, нет. Корпус Гудериана за 10 дней прошел около 350 километров, что произвело большое впечатление на Гитлера. Наверное, поэтому весеннее наступление во Франции развивалось совсем по иному образцу, хотя до полного совершенства технику и тактику немцам удалось довести лишь много позднее. Пехотные генералы вряд ли согласились бы на радикальные перемены. Как мы увидим, они упирались до последнего, но с фюрером особо не поспоришь, и французам пришлось много хуже.

Глава 4 Шлифовка мастерства

Операция «Гельб» заслуживает более внимательного рассмотрения даже не в силу своих результатов, хотя столь скоротечный разгром одной из мировых держав любопытен уже сам по себе. Его объясняют волшебным оружием марки «блицкриг», попавшим в руки немцев, а также «иерихонскими трубами», приклепанными к «штанам» «лаптежников». Но давайте не будем лукавить, поражение Франции определило не превосходство немцев в танках и авиации, тем более что оно было не столь уж велико. Армия и страна не желали воевать, они и не стали воевать. Вспомните, как в прошлую мировую войну французские солдаты насмерть стояли на руинах фортов Вердена и как в эту войну целые дивизии и корпуса разбегались после первого же налета немецких пикировщиков. У меня имеется сильнейшее подозрение, что весной 1940 года немцы могли разгромить Францию, даже не имея ни одного танка. А танки у немцев были, хотя по-прежнему не те, с которыми стоило затевать мировую войну. Как и раньше, основу танкового парка вермахта составляли небоеспособные Т-І и Т-ІІ.

Вот поэтому ничуть не менее важными следует считать события, происходившие в тихом и спокойном немецком тылу в тихий и спокойный период с октября 1939-го по май 1940 года. Дело в том, что именно в это время произошли революционные изменения в структуре вермахта. Мы не говорим о простом механическом увеличении количества танковых дивизий, это достигалось чаще всего простым уменьшением количества танков в дивизии. Этот процесс нельзя оценивать однозначно, как всякое явление, он имеет две стороны. Сокращение числа танков делало дивизию более управляемой и маневренной, но в то же время оно снижало ее ударную силу. Любой механизм имеет оптимальный режим работы, который никогда не совпадает с минимумом и максимумом. Вот и здесь немцам еще предстояло нащупать оптимальное количество танков в дивизии. 300 и более единиц, как это практиковалось в начале войны, были явно излишними. Но в конце войны немцы докатились до 60–70 танков в дивизии, что было уже другой крайностью, дивизии превратились в батальоны.

Итак, к началу наступления во Франции после переформирования в вермахте числились 10 танковых дивизий, 7 из которых были сосредоточены в Группе армий «А». На сей раз не было такого разнобоя, как во время операции «Вайсс». Выбранная немцами диспозиция танковых дивизий имела четкое обоснование, в отличие от расплывчатых пожеланий, как было в Польше. Наглядным примером этой неопределенности был великолепный бросок корпуса Гудериана в никуда и ни за чем. А сейчас три корпуса образовали ударный кулак, задачей которого был прорыв обороны французов, еще один корпус в составе 6-й армии должен был обеспечивать устойчивость правого фланга наступающих армий. Совершенно отдельную задачу имела 9-я танковая дивизия, которая должна была помочь 18-й армии быстро и без проблем оккупировать Голландию.

Серьезным изменениям несколько раз подвергался план вторжения во Францию. Мы достаточно подробно рассказали о схватке между пехотными генералами Первой мировой и «танковым лобби» в книге «Молниеносная война», обо всех изменениях и коррективах плана «Гельб», поэтому повторять здесь этот рассказ не имеет смысла. Напомним только, что спор завершился компромиссом, который далеко не всегда является наилучшим решением. Далее началась та же самая катавасия, которую мы видели перед вторжением в Польшу. Немцы спешно сформировали танковую группу под командованием старого кавалериста генерала Эвальда фон Клейста, причем сделано это было буквально накануне начала наступления — 5 марта. Главного идеолога блицкрига Гудериана оставили командовать его старым XIX корпусом, а Манштейна, который был автором плана вторжения, вообще убрали подальше командовать корпусом где-то в Польше. Так что автор фундаментального труда «История Второй мировой войны» Курт фон Типпельскирх, описывая блестящие планы германского командования и идеальную четкость их выполнения, мягко говоря, лукавит. Слишком много решений принималось в последнюю секунду и слишком многое делалось «на авось». Но противники Германии в первые годы войны действовали вообще по-дилетантски, и немцам все сходило с рук. Зато когда вермахт столкнулся с продуманными и подготовленными действиями противника, получился Сталинград. Или операция «Багратион». Или Висло-Одерская. Уж кому что больше нравится.

Однако вернемся во Францию. Наступление на Западном фронте началось утром 10 мая 1940 года, и развивалось оно не совсем так, как планировали немцы, и не совсем так, как сегодня пишут историки.

Сначала мы расскажем о действиях той самой 9-й танковой дивизии, которая была предоставлена самой себе. Битвы в Голландии не получилось. Немецкие войска практически без сопротивления прошли всю страну и уже 15 мая были в Гааге. Честно говоря, не слишком высокий темп наступления, хотя он вполне объясним. 18-я армия состояла из пехотных дивизий, а голландское направление вообще считалось второстепенным. Если позволить себе некоторый вульгаризм, Гитлер решил захватить эту страну «до кучи», чтобы не оставлять у себя в тылу инородное включение. Все равно никакой пользы от нейтральных голландских портов в Первую мировую войну Германия не получила, и резонно было на всякий случай поставить их под свой контроль. Незначительности операции соответствовали и незначительные силы, выделенные для нее. 9-я танковая дивизия была чуть ли не самой слабой в вермахте — всего 158 танков. Сравните хотя бы с 10-й танковой дивизией, переданной Гудериану, в ее составе числились более 260 танков. Но именно в Голландии сработала формула «самолет плюс танк равняется блицкриг», хотя в данном случае речь идет не об авиации поля боя, да и танки использовались не совсем по назначению. Кстати, даже эта слабая дивизия по ходу дела сумела отшвырнуть в сторону 7-ю армию генерала Жиро, даже не заметив этого, хотя Жиро имел несколько механизированных дивизий и достаточное количество танков.

Немцы не сумели с ходу взять Амстердам, поэтому генерал Штудент, командовавший операцией, придумал новаторский план. 9-ю танковую дивизию, которой предстояло штурмовать город, должны были поддерживать не пикировщики, хотя они имелись, а горизонтальные бомбардировщики Не-111 из состава KG 54. Бомбить им предстояло не голландские позиции, а жилые кварталы. Сказано — сделано. 14 мая утром Роттердам подвергся ожесточенному налету, было сожжено около 25 000 домов, и уже к вечеру 9-я танковая дивизия торжественно вступила в город. Как Ыы видим, блицкриг временами принимал довольно причудливые формы. Однако немцы не сумели просчитать даже самых ближайших последствий своих действий. Если до сих пор британская авиация по-джентльменски бомбила только военные объекты на территории Германии, то теперь она начала сыпать бомбы на все, что только видела. И завершилось это для немцев налетами на Гамбург и Дрезден…

В тот же самый день 10 мая начали наступление и главные силы вермахта. Группа армий «А» начала свое движение через Арденны и к 12 мая дошла до Мааса. Это стало неожиданностью как для французского командования, так и для немецкого. Пехотные генералы по обе стороны фронта убедили себя, что это будет возможно не ранее чем на девятый день войны. Но ведь шла уже война моторов, а не война людей! Причем германские генералы, оценивая эти события, допустили серьезную ошибку, которая аукнулась им много позднее — в 1944 году. Они убедили себя в том, что прорывались через Арденны с боем, хотя тот же Гудериан в своих воспоминаниях описывает лишь пару незначительных стычек с пограничными постами.

Здесь нам придется сделать небольшое отступление. К сожалению, история танковой войны в период с 1939 по 1945 год фактически выглядит суммой биографий Эрвина Роммеля и Гейнца Гудериана. Ну, говорить о вкладе английских или американских генералов мы не будем, не стоит курей смешить. Однако даже наши историки свои работы пишут так хитро, что операции Катукова представлены победами местного значения, а для немецких историков Герман Гот кажется не более чем танцовщиком кордебалета.

Основные силы союзников сразу начали выдвигаться в Бельгию, загоняя самих себя в капкан. Вспомните, что первый крупный котел на Бзуре тоже был результатом попытки поляков наступать, а вовсе не каких-то изощренных маневров немецких танковых дивизий. Но этот грандиозный котел пока еще был в будущем. А реальность была такова, что впервые танковые войска — мы подчеркиваем, именно танковые войска — показали себя реальной силой. Французская 9-я армия генерала Корапа, попав под удар немецкого танкового молота, просто рассыпалась. Он действовал по канонам прошлой войны. Пехота неспешно маршировала к Маасу, прикрываясь кавалерийской завесой. Правда, ему были не чужды влияния времени. Корап выслал вперед целых два батальона на грузовиках!

Вот они первыми и попали на зуб немецким танкам. XV корпус генерала Гота испытывал определенные сложности при форсировании Арденн. 5-я танковая дивизия завязла на узких лесных дорогах, но 7-я дивизия первой вышла к Маасу в районе Динана. Впрочем, это неудивительно, ведь командовал ею не кто иной, как Эрвин Роммель. Наступавшие южнее корпуса Рейнхардта и Гудериана никак не могли поделить дороги, и потребовалось некоторое время, чтобы выяснить, что Гудериан наступает на Седан, а Рейнхардт выдвигается к Живэ. Опять же повторю: к 1944 году немцы обо всем этом хаосе забыли. Или слишком успешная операция осталась в памяти как цепь сплошных побед?

Дальнейшие события известны в основном по описаниям стремительного рейда Гудериана к побережью, завершившегося окружением целой Группы армий союзников. Действительно, корпус Гудериана сыграл видную роль, но не меньшее значение имели также действия корпусов Рейнхардта, Гота и Гёпнера. Кстати, во многом именно благодаря им Гудериан мог позволить себе такие вольности, ведь фактически ему приходилось беспокоиться только о своем южном фланге. Северный был надежно прикрыт.

Правда, если присмотреться повнимательней, то эта задача оказывается далеко не простой. Ведь корпусу Гудериана в составе трех дивизий пришлось отбивать атаки целой армии генерала Хюнтцигера. Конечно, эти атаки были разрозненными и неорганизованными, но ведь целая армия! Да и позднее Гудериану пришлось иметь дело со спешно формируемыми резервными армиями — сначала 6-й, а потом еще и 7-й. И все-таки главные события разыгрались чуть севернее, в полосе действий XV корпуса Гота.

Итак, именно корпус Гота первым вышел к Маасу уже 11 мая, но историки, разумеется, написали, что сделала это 7-я танковая дивизия Роммеля. Впрочем, красиво расписанный план «Гельб» хорошо выглядел только на бумаге. Реальность несколько отличалась от задуманного, и немцы могли бы столкнуться с серьезными проблемами, если бы только им на помощь опять не пришел противник. Корпус генерала Рейнхардта завяз на узких лесных дорогах и оказался позади 2-й танковой дивизии Гудериана. То есть даже простой проход через Арденны оказался не столь уж простым. Но к 1944 году эти события выветрились из памяти немецких генералов. Командующий французскими ВВС генерал д'Астье докладывал: «Крупные моторизованные и танковые силы замечены у Мааса вокруг Динана, Живэ и Бульона». Но, похоже, французское Верховное командование просто растерялось, потому что д'Астье получил приказ атаковать немецкие силы только в полосе 2-й армии Хюнтцигера.

А тем временем на рассвете 12 мая Роммель форсировал Маас, отогнав французские кавалерийские дозоры. Причем генерал проявил свойственную ему предприимчивость, использовав подвернувшийся под руку 31-й танковый полк из состава 5-й танковой дивизии. Ему отчасти повезло, потому что совершенно случайно переправа была организована на стыке между II и XI французскими корпусами, и их командиры узнали об этом с большим запозданием.

Положение в секторе корпуса Рейнхардта было более запутанным, потому что он никак не мог протащить свой корпус сквозь лесной массив. Но все-таки 6-я танковая дивизия сумела вырваться к Маасу и форсировать его, также отогнав кавалерию французов. И напомним, что в этот день корпус Гудериана только вышел к реке в районе Седана, а форсировать Маас он собирался лишь 13 мая. Если мы посмотрим на карту, то теперь увидим значительно более согласованные действия германских танковых корпусов. (Помню-помню, сам писал, что они пока еще не танковые. Но будем, как советовал Козьма Прутков, зрить в корень.) Если в Польше танковые дивизии сразу разбрелись в разные стороны, то сейчас они двигались как единое целое. Даже не подчиненный Клейсту корпус Гота координировал свои маневры с соседним корпусом Рейнхардта.

Рассмотрим ситуацию на утро 13 мая. Немцы вышли к Маасу на достаточно широком фронте, причем корпуса Рейнхардта и Гота уже успели переправиться через реку. Гудериан готовился штурмовать укрепления Седана, хотя не слишком ясно, зачем это было делать, ведь такое решение противоречило его собственной доктрине блицкрига, которая требовала бить по слабому участку фронта. А такой обозначился уже довольно явственно — французская 9-я армия. 1-я и 7-я французские армии вместе с Британским экспедиционным корпусом продвинулись глубоко на территорию Бельгии и в результате оказались в подвешенном состоянии.

Утром Роммель попытался переправить на другой берег Мааса дополнительные силы. Огонь французов сначала этому помешал, но Роммель вернулся обратно на восточный берег реки, связался с Готом, выпросил у него дополнительные танки и возобновил переправу. Французы подтянули было к месту переправы свои танки, но контратаковали настолько нерешительно, что немцы успели перебросить через реку противотанковые орудия и без особого труда отбили эту попытку. Вообще действия командира французской 5-й моторизованной дивизии являются полной противоположностью действиям Роммеля. Он не столько командовал войсками, сколько искал их, что красочно характеризует состояние связи у французов. Мало того, что называется по ходу дела, Роммель успел разгромить французскую 18-ю пехотную дивизию, в результате чего прямо в центре фронта 2-й армии образовалась широкая брешь, но эти успешные действия остались в тени громкого штурма Седана, который предпринял Гудериан.

Вообще Танковая группа «Клейст» пока действовала не слишком успешно. Гудериан сковал 2-ю армию генерала Хюнтцигера и отбил атаки на южном фасе наметившегося прорыва, но сам пока вперед не мог продвинуться. Рейнхардт вообще застрял на два дня под Монтарме. Через реку он переправиться сумел, но был остановлен линией бункеров и пока вперед не двигался. Причина была простой — всю наличную авиацию бросили на поддержку дивизий Гудериана.

Зато Роммель 14 мая продолжал двигаться вперед, успешно громя выдвигаемые навстречу французские дивизии. Следующей под раздачу попала 14-я механизированная, разделившая участь предыдущих. Затем наступила очередь 4-й североафриканской. Конечно, французские историки с нескрываемой тоской пишут: а вот если бы 1-я танковая дивизия успела… Однако она собиралась так долго, что атаку пришлось отложить на 15 мая. Вдобавок одна из немецких пехотных дивизий переправилась через Маас чуть севернее Динана, но французы уже были настолько напуганы, что прикрывавшая этот участок реки пехотная дивизия в панике бросилась назад.

А тем временем еще севернее, на территории Бельгии, состоялось первое крупное танковое сражение Второй мировой войны. Как мы помним, XVI корпус генерала Гёпнера наступал на северном фланге германского фронта. Он должен был обеспечить фланг армий, наносящих главный удар, и в результате он столкнулся с самой сильной из французских армий. 12 мая произошло первое столкновение немецких и французских танков в районе городка Ханнут. Немецкая 4-я танковая дивизия атаковала позиции французской 3-й легкой механизированной дивизии (DLM) в районе этой деревни.

«Сначала произошли столкновения легких сил. Машины DLM столкнулись с сильной завесой немецкой танковой дивизии. Начались схватки между бронеавтомобилями, мотоциклистами и отдельными французскими 25-мм противотанковыми орудиями. Наши командиры сообщали по радио, что ведут огонь по крупным силам немцев, как только те появляются».

Но французы слишком оптимистично смотрели на вещи. Командир 4-й танковой дивизии генерал Радльмейер подтянул свой второй полк и даже сумел окружить французский 2-й кирасирский полк, но у немцев не хватало горючего, и Радльмейер потребовал организовать доставку его на самолетах. Только это позволило французам выскочить из кольца. Помогло и то, что подавляющее большинство немецких танков было никчемными T-I и T-II, а им противостояли Сомуа S-35 и Гочкисс Н-35. Столкновения с французскими танками они не могли выдержать, а снаряды даже 25-мм пушек прошивали тонкую немецкую броню как иголка лист бумаги, немецкие же пушки ничего не могли сделать с 40-мм броней. Поэтому когда Гёпнер приказал 3-й дивизии атаковать противника и помочь Радльмейеру, это ничего не дало, кроме напрасных потерь.

Однако именно под Ханнутом впервые была продемонстрирована разница между танками и танковыми войсками. 13 мая состоялся встречный бой, в котором немецкие танки, артиллерия и авиация без особого труда отразили попытку контрудара французских танков 2-й и 3-й легких механизированных дивизий. После этого в атаку перешли немцы, но Гёпнер одновременно с танками ввел в бой и свою мотопехоту, в результате чего французский фронт был прорван. Его задачу облегчило еще и то, что командир французского корпуса генерал Приу равномерно распределил свои танки вдоль линии фронта, и они не сумели оказать серьезного сопротивления немцам.

Позднее французы утверждали, что подбили около 160 немецких танков, потеряв 120 своих. Однако поле боя осталось за немцами, которые впоследствии смогли отремонтировать многие из поврежденных машин. Их безвозвратные потери составили всего 50 танков.

Теперь мы должны снова вернуться на юг, к месту главных событий. Генерал Корап окончательно потерял голову. Может, он и был неплохим пехотным генералом Первой мировой войны, но как противостоять массированным танковым ударам, он не представлял. В результате он принял решение отойти назад к французской границе, окончательно теряя связь с 1-й армией Бланшара. Как мы видим, французский фронт развалился не в том месте, где по нему бил Гудериан.

15 мая Роммель приказал своей дивизии наступать дальше. По дороге он налетел на расположение отдыхающей французской 1-й танковой дивизии, обстрелял ее и двинулся дальше. Прежде чем французы успели опомниться, их атаковала двигавшаяся следом 5-я танковая дивизия, и к вечеру в составе французской дивизии осталось ровно 6 танков Char «В». Вот с такой скоростью испарялись французские дивизии, оказавшиеся на пути немецких корпусов. Можно без преувеличения сказать, что 15 мая французская 9-я армия прекратила существовать, всего через 3 дня после начала серьезных боев.

Тем временем разобрался со своими проблемами и Рейнхардт. 15 мая стрелки и саперы 6-й танковой дивизии сумели прорвать линию бункеров. Обратите внимание, кто это сделал. И лишь после того, как был наведен мост, в бой вступили танки. Выбитая со своих позиций французская 102-я крепостная дивизия была в буквальном смысле раздавлена их гусеницами. Тут же был наведен мост для 8-й танковой дивизии, и уже весь корпус Рейнхардта ринулся вперед, развив скорость ничуть не меньше, чем корпуса Гота или Гудериана. Степень паники, охватившей французов, можно легко представить себе из такого мелкого факта. Четыре немецких танка натолкнулись на мотоколонну, перевозившую 61-ю пехотную дивизию французов. Еще раз специально повторю: четыре танка. Итог скоротечного боя — немцы захватили 500 пленных и несколько сот автомобилей, дивизия прекратила существовать. Заметим, что лишь в этот день Гудериан повернул на запад свои 1-ю и 2-ю танковые дивизии для знаменитого броска к морю.

Французское командование принимало спешные меры, чтобы заткнуть зияющую брешь в своем фронте. 16 мая из дивизий генерального резерва и некоторых других частей была спешно сформирована 6-я армия генерала Тушона, а следом за ней и 7-я армия генерала Фрерэ. Генерала Андре Корапа на должности командующего 9-й армии сменил генерал Анри Жиро, попытавшийся перегруппировать свои войска. Однако командовать ему было уже нечем, и беспорядочные толпы солдат, оказавшиеся зажатыми между корпусами Гота и Рейнхардта, массами сдавались в плен. Кстати, это еще не было котлом, путь для отступления на запад был открыт. Но у французов уже не осталось ни воли, ни сил даже для бегства.

И все-таки даже немецкими генералами на линии фронта время от времени овладевала некоторая робость. Например, утром 16 мая корпус Гота, вышедший к французской границе, начал готовиться к прорыву линии Мажино, хотя ему было известно, что укрепления на франко-бельгийской границе начали строиться в последний момент, когда в 1936 году Бельгия разорвала союзный договор с Францией. Эти укрепления намного уступали возведенным на франко-германской границе. И тем не менее дивизия Роммеля подготовила атаку в классическом стиле. Сначала разведывательный батальон на широком фронте должен был прощупать оборону французов, потом начинал наступление танковый полк под прикрытием артогня, и, наконец, стрелковая бригада, прикрываясь танковой броней, должна была взять укрепления.

Роммель по своей привычке следовал с головными танками, и то, что он увидел, сильно удивило генерала. «Внезапно, примерно в 100 метрах впереди, мы увидели угловатые очертания французского дота. Рядом с ним стояли вооруженные солдаты, словно они намеревались сдаваться. Лишь когда где-то рядом началась стрельба, они спрятались в дот». Вообще Роммелю пришлось сражаться в основном со стальными «ежами», преграждавшими дорогу танкам. Поэтому плюнув на доты, которые ему не очень-то и мешали, Роммель решил двигаться дальше, как только стемнеет. Ночной марш прошел спокойно, даже дивизионная артиллерия беспрепятственно проскользнула сквозь линию французских укреплений. Но на рассвете 7-я танковая дивизия налетела на колонну беженцев, перемешанную с удиравшими солдатами. В эту колонну затесались даже несколько французских танков, и Роммелю пришлось специально вызывать свои немногочисленные T-IV, чтобы ликвидировать эту угрозу. Маразм и разложение французов дошли до предела. Когда Роммель во главе мотоциклетного батальона влетел в Мондреси, намного опередив собственные танки, находившийся в городке французский полк выстроился на плацу, чтобы организованно сдаться в плен. Всего же за два дня 7-я танковая дивизия прошла около 80 километров и захватила более 10 000 пленных.

В это время у Гудериана возникли некоторые проблемы на южном фланге в связи с так называемым «контрударом» де Голля. Почему «так называемым»? Большинство источников пишет, что де Голль с 17 по 19 мая наносил удары во фланг немцам и даже добился каких-то успехов. Странно, что этих ударов не заметил сам Гудериан. Его гораздо больше волновало другое. В очередной раз его корпус столкнулся с танкистами Рейнхардта, и теперь приходилось решать головоломку: каким частям и в каком порядке следовать дальше?

«На рыночной площади Монкорне я встретил генерала Кемпфа, командира 6-й танковой дивизии корпуса Рейнгардта, войска которого, форсировав Маас, вышли к городу одновременно с моими частями. Пришлось территорию города распределить между тремя танковыми дивизиями — 6-й, 2-й и 1-й, которые в своем непреодолимом натиске на запад наводнили его улицы. У нас не было приказа группы относительно разграничительной линии между корпусами, поэтому мы сразу же на месте объединили все дивизии и начали продолжать наступление до последней капли бензина. Мои передовые части достигли Марль и Дерси».

В том же городке немцы наловили достаточно много пленных, которые прятались по домам. Танковую роту из дивизии де Голля захватили в плен, что называется, в горячке охоты. Перипетии скандала между Гудерианом и командующим танковой группой мы уже описывали и снова останавливаться на них не будем, рассмотрим лучше более детально действия де Голля. На рассвете 17 мая французы начали наступление на Монкорне, а вечером спокойно повернули обратно. С галльской хвастливостью де Голль заявил, что уничтожил великое множество немцев. Однако он тут же, не переводя дыхания, рассказывает, какие силы находились в его распоряжении, и этого уже достаточно, чтобы закралось сомнение: а не обычные ли охотничьи рассказы перед нами? Неужели его собранные с бору по сосенке подразделения необученных солдат сумели добиться серьезного успеха?! В такое слабо верится. 19 мая де Голль нанес повторный удар, но теперь добился еще меньше.

«19 мая на рассвете — в бой! Танки дивизии, преодолевая ряд последовательных рубежей, двинулись к Креси, Мортье и Пуйи. Они должны были овладеть мостами и преградить противнику путь на Лa-Фер. Танки сопровождала артиллерия. Разведывательный полк и пехотный батальон обеспечивали прикрытие правого фланга со стороны реки, у Барантона. В направлении Марль была выслана разведка. Утро прошло благополучно. Мы вышли к реке Сер, обратив в бегство различные вражеские подразделения, которые просочились в этот район. Но на северном берегу реки противник занимал оборону. Он прочно удерживал переправы и уничтожал наши танки, которые пытались к ним приблизиться. В бой вступила тяжелая артиллерия противника. Мы вошли в соприкосновение с крупными соединениями немцев, двигавшихся к Сен-Канте ну. Чтобы форсировать водную преграду и выдвинуть вперед танки, нам не хватало пехоты и мощной артиллерии. В эти минуты я не мог не думать, на что была бы способна механизированная армия, о которой я так долго мечтал. Если бы я располагал сейчас такой армией, чтобы внезапно вырваться к Гюизу, сразу было бы остановлено продвижение немецких танковых дивизий, их тылы оказались бы охвачены смятением, Северная Группа армий смогла бы вновь соединиться с армиями Центрального и Восточного фронтов».

У Гудериана иная точка зрения на происходившее:

«19 мая мы прошли поля сражений Первой мировой войны на Сомме. Во время наступления севернее р. Эн, Сер и Соммы обеспечение открытого левого фланга первоначально возлагалось на фланговое прикрытие, состоявшее из подразделений разведчиков, истребителей танков и саперов. Угроза с фланга была незначительной; еще 16 мая мы знали о наличии французской бронетанковой дивизии, новом соединении генерала де Голля, которое, как уже упоминалось, впервые вступило в бой под Монкорне. Де Голль подтвердил наши данные через несколько дней. 18 мая несколько танков из его дивизии подошли на 2 км к моему передовому командному пункту в Ольнонском лесу, охраняемому лишь несколькими 20-мм зенитными пушками. Я пережил пару часов в томительной неизвестности, пока эти грозные гости не повернули обратно. Было известно также о французской резервной армии силой около восьми пехотных дивизий, которая формировалась в районе Парижа. Мы не предполагали, что генерал Фрер выступит против нас, пока мы сами продолжаем движение. По французским принципам ведения боя он должен был ждать точных сведений о местонахождении противника. Значит, речь шла о том, чтобы держать его в неведении; это лучше всего достигалось непрерывным наступлением».

Ключевыми в этом абзаце являются слова «незначительная угроза». Советую обратить внимание на то, какими силами Гудериан намеревался отражать удар французов — пехота и противотанковые средства. Танки не должны были отвлекаться от решения главной задачи — стремительного продвижения вперед, и сбалансированность состава немецких танковых дивизий и корпусов обеспечивала эту возможность. Кстати, очень интересно: это 20-мм зенитки де Голль принял за тяжелую артиллерию или еще что-то?

А тем временем продолжались чудеса в решете. Утром 17 мая Роммель как-то вдруг выяснил, что он наступает сам по себе, а его дивизия — сама по себе. И тогда генерал отправился на поиски собственных танков. Танков он не нашел, зато вместе со своим штабом налетел на французский батальон, который тут же сдался в плен. Чем дальше, тем все больше это напоминало пошлый анекдот.

— Вас же двадцать человек было, а их только двое!

— А что мы сделать могли?! Один за руки держит, второй морду бьет.

Примерно так воевала доблестная французская армия. В общем, уже к 15 мая Франция морально и физически была готова к капитуляции. Премьер-министр Франции Поль Рейно позвонил премьер-министру Англии Уинстону Черчиллю и в истерике прокричал: «Мы разбиты. Мы разгромлены. Мы проиграли битву!» После этого, разумеется, у Франции не было совершенно никаких шансов. Насколько это позорище отличалось от речи того же Черчилля: «Мы будем сражаться на берегу, мы будем сражаться в полях и на улицах, мы будем сражаться в холмах. Мы никогда не сдадимся!» Впрочем, можно было сказать короче: «Враг будет разбит, победа будет за нами!» Но на всю Францию не нашлось ни одного человека, способного на такое, и если дело затянулось, то не по вине немцев. Двигаться быстрее они просто не были в состоянии, тогдашний уровень техники этого не позволял.

Следующие несколько дней немецкие танки беспрепятственно катили вперед. Корпуса Гудериана и Рейнхардта бок о бок мчались к побережью Ла-Манша, корпус Гота начал постепенно поворачивать на север, создавая угрозу окружения французской 1-й армии. Вообще сложилось парадоксальное положение. Немецкие танковые корпуса вступали в бой, только если были вынуждены остановиться для дозаправки топливом.

К вечеру 19 мая все 4 немецких танковых корпуса выстроились в одну линию, так как корпус Гёпнера к этому времени догнал корпус Гота, проскочив впереди пехотных корпусов 6-й армии. Немцы не на сто, а на все двести процентов использовали такой козырь танковых соединений, как невиданную ранее мобильность. Если перед Готом и Гепнером какие-то французские части еще маячили, то корпус Рейнхардта выходил в тыл всей группировке союзников, находящейся в Бельгии. А Гудериан же поставил себе целью как можно быстрее выйти к берегу моря.

20 мая немцы впервые столкнулись с Британским экспедиционным корпусом, причем сразу в нескольких местах. В частности, началась так называемая «Битва под Аррасом», которой гордятся англичане, хотя вполне могли бы и помолчать о ней. Просто остальные эпизоды выглядят уже совершенно неприглядно, не рассказывать же о том, как в Амьене немецкие танки проехались по батальону Суссекского полка, даже не успев разобраться, кто там пищит под гусеницами. Впрочем, точно так же дивизии Рейнхардта проскочили сквозь британские позиции в Мондикуре. Короче, за один день две британские пехотные дивизии отбыли туда, где нет печалей и забот, а также немецких панцеров.

Вдобавок союзные командиры нашли самый подходящий момент, чтобы переругаться между собой. Для начала сцепились генерал Айронсайд, начальник Имперского Генерального штаба, прибывший во Францию, чтобы немножко порулить, и лорд Горт, командир Британского экспедиционного корпуса, которому за этот рулеж предстояло отвечать. А отвечать не хотелось. Айронсайд желал, чтобы английский корпус нанес удар на юг, в направлении Амьена, Горт отбивался, утверждая, что все его дивизии и так уже ведут бой, а свободных резервов у него нет. Встреча с командующим французской Группой армий «Север» Билло и командующим 1-й армией Бланшаром произвела на англичан удручающее впечатление. Французские генералы были буквально разбиты параличом и не были способны ни к каким осмысленным действиям.

Однако совершенно неожиданно сомнения англичан разрешил Роммель, дивизия которого буквально налетела на английские войска. Но уже одно только соотношение сил в этом бою ясно показывает, что союзники не могли решительно ничего. В контрударе приняли участие британские 5-я и 50-я пехотные дивизии, 1-я армейская танковая бригада (74 танка) и ошметки корпуса генерала Приу (еще около 60 танков). И вот все это натолкнулось на безмятежно движущийся вперед 7-й стрелковый полк дивизии Роммеля. Немцы к этому времени окончательно обнаглели и не пытались соблюдать даже видимость порядка. У того же Роммеля дивизия наступала чуть ли не побатальонно.

Генерал-майор Франклин, командовавший сводным отрядом, разработал излишне сложный план, решив наступать тремя колоннами, которые в результате просто перемешались между собой. Пехота вообще отстала от танков и в бою не участвовала, французы предусмотрительно сохраняли нейтралитет, помня о жестокой трепке, которую им задали немцы совсем недавно. В результате грозное контрнаступление выродилось в неловкий тычок 2 танковых и 2 пехотных батальонов, которые вдобавок не сумели согласовать свои действия. Правда, английским танкам даже удалось смять походную колонну полка «Тотенкопф», но, когда они натолкнулись на колонну опытных солдат Роммеля, то быстро об этом пожалели. Английские историки гордо пишут о том, что «Роммель в отчаянии приказал дивизионной артиллерии образовать последнюю линию обороны». Немцы же утверждают, что 78-й артиллерийский полк и оказавшаяся тут же батарея 88-мм зениток спокойно развернули свои орудия и отразили вялую атаку англичан, уничтожив большое число танков. А Роммель, находившийся далеко впереди вместе с 25-м танковым полком, узнал обо всем этом, лишь когда атака уже была отбита. Кому поверим?

Впрочем, это лирика. А теперь сухие факты. Роммель узнал об английской атаке только в 16.00 и сразу приказал 25-му танковому полку поворачивать назад, хотя танки явно не успевали к району боя. Точно так же мифической оказалась и атака грозных пикировщиков. Они действительно прибыли по вызову пехоты около 18.00 и нанесли удар по отходящим английским танкам. Примерно в 19.00 примчались немецкие танки и атаковали французов, державшихся сзади. Как видим, не всегда осторожность избавляет от неприятностей. А когда подошла чуть отставшая 5-я танковая дивизия, союзникам стало по-настоящему плохо.

Правда, англичане утверждают, что одних пленных взяли более 400 человек, тогда как немцы признают потерю 378 человек в общей сложности. Немцы потеряли около 49 танков. Они претендовали на уничтожение 43 английских танков, но вот сами англичане признают, что из боя вышли всего 28 машин. Желающие могут поупражняться в арифметическом действии «вычитание». И после того риторический вопрос: могло ли это ничтожное столкновение «нагнать панический страх на германское командование», как утверждает Лиддел-Гарт?

После этого союзники уже не пытались предпринимать какие-либо активные действия и только отступали. Зато воодушевленный успехами своих подчиненных Гот нанес новый удар и организовал французам первый настоящий котел за время кампании. Напомню, что ранее французская 9-я армия просто развалилась и сдалась, ее никто специально не окружал. Зато когда корпус Гота 28 мая нанес удар от Арраса на Лилль, ему удалось отсечь два корпуса французской 1-й армии, которые через пару дней сдались.

Одновременно немецкая пехота 6-й армии нанесла удар на стыке между британским корпусом и бельгийской армией, и северная группировка союзников развалилась на части. Дальше были капитуляции, Дюнкерк, эвакуация. Но все это уже не относится к теме танковой войны.

Какие же выводы можно сделать из первой скоротечной кампании во Франции? Судя по всему, немецкое командование тщательно проанализировало уроки боев в Польше, когда, имея подавляющее превосходство в количестве танков, оно его не сумело использовать. К весеннему наступлению во Франции танковые дивизии были объединены в корпуса. Более того, был сделан еще один шаг вперед, когда два таких корпуса были объединены в составе танковой группы — аналога танковой армии. Правда, есть нюанс — именно аналог. Танковые группы подчинены соответствующей армии, а не 1]руппе армий. Из разрозненных танковых полков и дивизий вместе с частями усиления и обеспечения рождались танковые войска, главная ударная сила сухопутных войск Германии. Именно поэтому не имело никакого значения, объединят французы свои танки в дивизии или нет. Мы видели, с какой легкостью сбалансированное соединение всех родов войск, построенное на основе танковых полков, сметало в сторону чисто танковые подразделения союзников. Именно для того, чтобы показать разницу в теории и практике использования танков, мы совершенно сознательно рассмотрели все три случая танковых боев весны 1940 года, хотя стычка под Аррасом не выходит за рамки «боев местного значения».

Отметим, что в период боев во Франции сначала явочным порядком, а потом и официально немецкие танковые дивизии начали переходить на бригадную структуру, формируя гибкие боевые группы, способные решать самые различные задачи. Именно это позволило немцам компенсировать и количественное, и качественное отставание от союзников. В ходе боев были продемонстрированы практически все возможности современных танковых войск. Они прорывали статичную оборону, построенную на принципах прошлой войны. Во встречном маневренном бою опрокидывали практически любого противника. Наносили глубокие рассекающие удары, парализуя тыловые структуры союзников. Ну и, разумеется, блицкриг — стремительная операция на окружение и уничтожение группировки противника.

Еще до завершения боев под Дюнкерком немцы начали готовиться к наступлению на юг Франции, чтобы окончательно разгромить французов. Вполне логичным шагом стало формирование второй танковой группы под командованием Гудериана. Теперь уже не было необходимости отвлекать танковые корпуса на решение вспомогательных задач, им предстояло решить судьбу новой молниеносной кампании. Танковая группа «Клейст» теперь состояла из XVI и XIV корпусов. XIX корпус Гудериана был преобразован в танковую группу «Гудериан». Наиболее отличившиеся дивизии его корпуса (1-я и 2-я танковые) были переданы новому XXXIX корпусу, плюс Гудериан получил XLI корпус. Все было готово к последнему акту трагедии. Проявлю капельку занудства и напомню, что термин «танковый корпус» пока еще не существовал, да и моторизованный немцы обозначали скромненько, в скобочках (mot), что довольно часто приводит к изрядной путанице.

Новое немецкое наступление началось 5 июня. На прибрежном участке фронта в районе Абвиля удар нанес корпус генерала Гота. Он глубоко вклинился в оборону французской 10-й армии, но французам на какое-то время удалось остановить вражеские танки. Командир батальона капитан Юнгенфельд, который потерял 9 танков за 10 минут, писал:

«Перед нами каждая деревня и роща — даже, можно сказать, каждая кучка деревьев буквально нашпигованы укреплениями и оружием. Даже мелкокалиберная артиллерия ведет по нам огонь прямой наводкой. Позади нас полыхает жестокая битва, где бой идет не только за каждую деревню, но даже за каждый дом. Поэтому мы не удивились, когда обнаружили, что по нам ведут огонь со всех сторон. Можно было сказать, что никто не представляет, где здесь фронт, а где тыл».

Однако поводов для особого пессимизма у немцев не было. Уже 6 июня танки Гота прорвали оборону французов под Хангестом. Еще два дня боев — и французские войска покатились назад. Операция снова перешла в стадию преследования.

Мелкая, но трагичная деталь. Во время эвакуации британских войск из Сен-Назера 17 июня немецкие пикировщики Ju-88 потопили транспорт «Ланкастрия». Корабль, переполненный солдатами и беженцами, получил 3 попадания бомбами, перевернулся и затонул в течение 20 минут, погибли примерно 5800 человек. Это была одна из крупнейших катастроф на море.

На востоке Группа армий «А» начала наступление 9 июня. 12-я армия после упорных боев форсировала Сомму, и на образовавшийся плацдарм в районе Ретеля начали переправляться танки Гудериана. Свежеиспеченный командир группы получил нагоняй от командующего армией генерал-оберста Листа за ненадлежащую форму одежды танкистов и, вероятно, чтобы избавиться от опеки начальства, 10 июня ринулся вперед.

«Наступающие войска быстрым темпом прошли через Авансон и Таньон и двинулись к Нефлизу на р. Ретурн. На открытой местности танки почти не встречали сопротивления, так как новая французская тактика основное значение придавала обороне населенных пунктов и лесных массивов, отказываясь от обороны открытой местности. В деревнях наша пехота, встречая упорное сопротивление противника, должна была вести бои за отдельные дома и брать баррикады. В то же время танки, которых беспокоил лишь малоэффективный огонь французской тяжелой артиллерии, расположенной в тылу, за продолжавшим еще держаться фронтом у Ретеля, прорвались к р. Ретурн и форсировали эту заболоченную реку у Нефлиза. 1-я танковая дивизия продолжала наступление по обоим берегам р. Ретурн. Южнее реки наступала 1-я танковая бригада, севернее действовала пехота Балька. Примерно в середине дня, когда мы подошли к Жюнивилю, крупные танковые силы противника начали контратаку. Южнее Жюнивиля завязался танковый бой, закончившийся примерно через два часа нашей победой. Во второй половине дня мы овладели Жюнивилем. Во время боя Балк лично захватил французское полковое знамя. Противник отошел на Ла-Невиль. Во время танкового боя я тщетно пытался подбить огнем французской трофейной 47-мм противотанковой пушки французский танк «Б»; все снаряды отскакивали от толстых броневых стенок, не причиняя танку никакого вреда. Наши 37- и 20-мм пушки также не были эффективными против этой машины. Поэтому мы вынуждены были нести потери».

Тем не менее темп наступления немцев не замедлился. В этот момент в очередной раз танковые войска продемонстрировали свою исключительную мобильность. В район прорыва была переброшена Танковая группа «Клейст», которая начала наступать прямо на юг. Танки Гудериана начали постепенно склоняться на восток, выходя в тыл французским армиям на линии Мажино. 17 июня войска Гудериана вышли к Понтарлье на швейцарской границе. В новом гигантском котле оказалась вся французская 2-я Группа армий генерала Претела. Но это уже не имело особого значения. Ведь еще 14 июня немецкие войска вошли в Париж. В ночь с 16 на 17 июня французы запросили перемирия, и 22 июня оно было подписано. Интересное совпадение, правда?

Глава 5 Холодное лето 41-го года

После разгрома Франции немцы оказались на распутье. Позор Версаля был стерт новым договором с остатками Французской республики, подписанным в том же самом Компьене в том же самом вагоне, и теперь следовало решать, что же делать дальше. С одной стороны, все желания исполнились, однако упрямая Англия и исчадье рода человеческого Уинстон Черчилль совсем не собирались подписывать мирный договор. С другой стороны, немецкие генералы впервые получили волшебное мега-оружие под названием Панцерваффе, и, как это обычно бывает, у генералов просто зудели руки этим оружием помахать. Если мы бегло просмотрим записи в дневниках командующих корпусами и армиями, сделанные во время Французской кампании, то сразу бросятся в глаза откровенные сомнения в своих силах и в исходе начавшихся боев. Зато теперь они преисполнились чрезвычайной уверенности и даже самоуверенности. Однако с возможностью опробовать только что созданные Панцерваффе было не очень хорошо. Переправить их через Ла-Манш не имелось никакой возможности. Все разработки плана «Морской лев» не стоили израсходованной на это бумаги. Адмирал Редер, когда его спросили о возможности вторжения в Англию, с солдатской прямотой рубанул: «Я хочу высадить армию на берег Англии, а не на морское дно».

Здесь следует сделать одно небольшое отступление. Суворов-Резун, расписывая коварные планы кровожадного Сталина по нападению на беззащитную Германию, пишет, что ни одно государство не в состоянии содержать отмобилизованную многомиллионную армию. Совершенно справедливое замечание. Лично мне непонятно, почему все это относится только к Советскому Союзу, ведь о Германии можно сказать то же самое с одной небольшой поправкой — она свою армию отмобилизовала гораздо раньше и сокращать отнюдь не собиралась. А ведь возможность для этого имелась. Если бы Гитлер рассматривал возможность войны против одной только Англии, он совершенно безболезненно мог демобилизовать половину своих дивизий. Оставшихся за глаза хватило бы для войны против англичан на всех мыслимых и немыслимых театрах. Однако этого не происходит. Наоборот, начинается формирование следующих 10 танковых дивизий. Желающие могут посмотреть на карту Европы в августе 1940 года и прикинуть, для войны с кем они могли потребоваться. Наверное, для оккупации Андорры…

Так что давайте не будем заблуждаться. Если пресловутый «Unternehmen Barbarossa» был подписан только в декабре 1940 года, подготовка к нему началась гораздо раньше, практически сразу, как только окончились бои во Франции. И ссылка немцев на провал переговоров в ноябре 1940 года — не более чем пустая отговорка. Интересное временное совпадение: именно в ноябре 1940 года были созданы первые три номерные танковые группы. Во время боев во Франции танковые группы «Гудериан» и «Клейст» рассматривались как временные формирования, нечто вроде корпусных боевых групп. Теперь же соединения Панцерваффе были переведены в новый статус и встали наравне с полевыми армиями вермахта.

Но тут еще очень некстати вмешался Бенито Муссолини. Он втравил Италию в войну, которая не была нужна совершенно никому, и меньше всего она нужна была самой Италии. Очень быстро Гитлер убедился, что, когда имеются такие союзники, уже никакие враги не нужны. Ему пришлось спасать незадачливого вояку, причем сразу на всех фронтах, которые Муссолини открыл. Сначала в феврале 1940 года пришлось начать отправку немецких войск в Африку, причем практически сразу незначительный «заградительный отряд» пришлось увеличить до целого корпуса. Об увлекательной игре в пятнашки между Роммелем и английскими генералами мы подробно писали в предыдущей книге, а о том, что происходило под Эль-Аламейном и далее, мы еще поговорим. Но в любом случае в Африку была отправлена всего пара дивизий, так что это не особенно сказалось на подготовке «Барбароссы».

Немного позднее резко осложнилась обстановка на Балканах, где перед итальянцами тоже замаячил призрак полной катастрофы. В результате весной 1941 года Гитлер против своей воли был вынужден затеять маленькую войну на Балканах. И здесь германское командование приняло решение, смысл которого остается довольно загадочным. Если усиление танковыми корпусами 12-й армии, наступавшей на Грецию, и 2-й армии, находившейся на северной границе Югославии, вполне естественно, то сосредоточение всей 1-й танковой группы генерала Клейста для удара на Белград с юга выглядит загадочным. Балканский театр далеко не самый подходящий для танков. Многочисленные горные хребты, узкие и плохие дороги, временами превращающиеся в козьи тропы, стремительные горные реки — все это напрочь лишало танковые соединения их главного козыря — мобильности. Ни о каких обходах и ударах с тыла нельзя было даже мечтать. Так, может, немецким генералам просто очень хотелось похвастать новой игрушкой? Но за удовольствие надо платить. И дело даже не в том, что в ходе операции «Марита» были потеряны около 60 танков, это совсем немного. Гораздо более серьезное значение имели усталость личного состава и износ техники. Например, командир 9-й танковой дивизии докладывал, что после переходов по горным кручам всем танкам его дивизии требуется замена изношенных тормозов.

Но так или иначе к лету 1941 года германская армия изготовилась к нападению на Советский Союз. Опять же политическая подоплека этого события нас не касается. Мы имеем в сухом остатке пару фактов. Кто бы что бы ни думал и ни собирался делать, но напала именно Германия. И пусть даже посол Шуленбург и министр иностранных дел Риббентроп вручили соответствующие ноты, но военные действия начались еще до этого. А все остальное — от лукавого.

К участию в операции «Барбаросса» немцы привлекли 17 танковых дивизий, разделенных между 4 танковыми группами. Качественный состав Панцерваффе изменялся, но все-таки слишком медленно, немцы до сих пор имели около 40 процентов ни на что не годных T-I и T-II довольно сомнительной боевой ценности. Так Что, если рассматривать влияние характеристик немецких танков на их тактику, то мы обнаружим, что немецкие командиры прилагали самые серьезные усилия к тому, чтобы уклониться от боя с новыми русскими танками. Т-34 был защищен не хуже, чем французские танки, уже доставившие массу неприятностей Гудериану и Готу, a KB так и заметно лучше. Но при этом их 76-мм пушки, несмотря на все недостатки, не оставляли немецким легким танкам никаких шансов на выживание.

Встреча с советскими танками оказалась неприятной неожиданностью для немцев, но не для тех немцев, которые об этом писали. Ведь мы знакомы с ужасным впечатлением, которое произвели Т-34 и KB на вермахт, в основном по генеральским мемуарам. А стоит ли им верить так безоговорочно? В конце концов еще Декарт превратил в четкую формулу высказывание древнегреческой школы скептиков: «De omnibus dubitandum». Все подвергай сомнению. Давайте и мы кое в чем позволим себе усомниться.

Прежде всего мы имеем дело не с оригиналами немецких мемуаров, а с русскими переводами, причем с переводами, сделанными приснопамятным издательством «Воениздат». Относительно недавно мне привелось готовить к переизданию пару книг, выпускавшихся некогда этой конторой, и выяснилось, что проще сделать новый перевод, чем отредактировать старый. То, что они потеряли в объеме около 30 процентов, это еще далеко не самое страшное. Как мне показалось, все эти издания рассматривались под совершенно определенным углом зрения: из предположения о неизбежности Третьей мировой войны и сражений с бывшими противниками. Поэтому мемуары германских генералов рассматривались как учебники стратегии и тактики, руководство по особенностям структуры и действий потенциального противника. А все, что не укладывалось в заданные рамки, безжалостно вырезалось за полной бесполезностью. Так пропадали целые главы и разделы, но не нужно видеть здесь злой умысел. Далее в дело вступали редакторские ножницы, подгонявшие книгу под заданный объем и выстригавшие абзацы, предложения, строки. Между прочим, выстригавшие совершенно бессистемно и необъяснимо.

Однако имеются и более серьезные опасения. Иногда мне начинает казаться, что перевод выполнялся, как это сейчас говорится, «политически обоснованно». Может, в выходных данных этих мемуаров нужно ставить пометку «Издание исправленное и дополненное»?

Самым хорошим примером является книга Меллентина «Танковые сражения 1939–1945 гг.», которую смоленский «Русич» за что-то переименовал в «Бронированный кулак вермахта», хотя воениздатовское название полностью соответствует оригиналу. Интересный нюанс: почему Меллентин (или не Меллентин?) все свои дифирамбы в адрес Т-34 поет с чужого голоса? Я не утверждаю категорически, что это вставленные цитаты, потому что не видел ни немецкого оригинала, ни хотя бы английского перевода. Я просто сомневаюсь. Русский перевод немецкой книги с английскими вставками вызывает определенные сомнения. Самое интересное, что при этом Меллентин (ли?) ссылается на книгу Лиддел-Гарта «На другой стороне холма», которая является сборником опросов пленных немецких генералов. Еще один шаг вглубь?.. Но ведь Меллентин сам видел Т-34 под Сталинградом и Курском, зачем ему столь глубокие библиографические изыскания?

Или возьмем так называемые воспоминания генерала Рейнхардта, который в 1941 году командовал XLI корпусом. Дело в том, что на самом деле имеется книга «Die Wende vor Moskau. Das Scheitern der Strategie Hitlers im Winter 1941/42», изданная в Штутгарте в 1972 году. Автором ее тоже является генерал Рейнхардт, но совершенно иной — генерал-майор бундесвера доктор Клаус Рейнхардт. Может, он и сын генерал-оберста Ганса-Георга Рейнхардта, но явно воспоминаний о битве под Москвой не писал, потому что родился втом самом 1941 году.

Однако даже если воспоминания написаны действительными участниками событий, все равно они вызывают сомнения. Начнем со страшного изумления, якобы охватившего немецких генералов при встрече с новыми русскими танками. Но если мы откроем мемуары генерала Рауса, то увидим упоминание о приказе командира 6-й танковой дивизии генерала Ландграфа, отданном еще в начале июня 1941 года. В этом приказе содержался прямо запрет вступать в бой с русскими танками. Дело в том, что 6-я дивизия имела на вооружении пресловутые «35-тонные» танки, для которых встреча с Т-34 была очень болезненным способом самоубийства. Так это что, на одного Ландграфа озарение снизошло или остальные панцер-генералы тоже кое о чем догадывались?

Далее посмотрим повнимательнее дневниковые записи генерала Гальдера. В них тоже не раз упоминаются новые русские танки, но… Только 50-тонные. Знаменитую «тридцатьчетверку» Гальдер в упор не замечает. Он высказывает сомнение: а может ли танк быть вооружен 150-мм орудием? Подразумевается, конечно, танк КВ-2. Что же это такое, начальник германского Генштаба не в курсе, чем вооружена его собственная армия? Дело в том, что уже во время боев во Франции вермахт использовал самоходки «15 cm sIG 33 auf Pz.Kpfw. I Ausf. В». Это не я, это немцы их так длинно назвали. Не ахти машина получилась, но тем не менее это была 150-мм гаубица на шасси танка T-I общим весом около 8,5 тонны. В производстве и разработке находились Sturmpanzer II и самоходка «Бизон», вооруженные все той же гаубицей. И они почему-то у Гальдера никакого удивления не вызывают.

Вообще некоторые историки подметили любопытную особенность. Во всех бедах немецких генералов виноваты: погода (мороз или жара, дождь или снег, подставить по желанию), глупый Гитлер и танк Т-34. Эти факторы оправдывают любые провалы и неудачи, но проявляются они отнюдь не каждый день. Самым наглядным примером является расхожая цитата из воспоминаний Гудериана:

«11 октября русские войска предприняли попытку вырваться из «трубчевского котла», наступая вдоль обоих берегов р. Навля. Противник устремился в брешь, образовавшуюся между 29-й и 25-й мотодивизиями и занимаемую лишь 5-м пулеметным батальоном. Одновременно в районе действий 24-го танкового корпуса у Мценска северо-восточнее Орла развернулись ожесточенные бои местного значения, в которые втянулась 4-я танковая дивизия, однако из-за распутицы она не могла получить достаточной поддержки. В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой для нас обстановке я написэл в своем докладе командованию Группы армий, в котором я подробно обрисовал преимущество танка Т-34 по сравнению с нашим танком T-IV, указав на необходимость изменения конструкции наших танков в будущем».

Только давайте мы ему не поверим. Обратите внимание на дату — 11 октября. Это ожесточенные бои под Мценском, которые завершились не слишком удачно для «Стремительного Гейнца». Он дошел чуть ли не до самой Москвы, не замечая Т-34, и вдруг скоропостижно прозрел. А может, просто до сих пор ему не требовались оправдания своих неудач, так как не было самих неудач? Но начались провалы, и объяснения очень кстати подвернулись.

Ну да ладно, хватит об этом. Летняя кампания 1941 года имеет одну важную особенность, на которую почему-то не указывает ни один из историков, хотя она прямо-таки бросается в глаза. Мы уже писали, что во время Польской и Французской кампаний танки сыграли определенную роль, а во втором случае она даже была решающей, но все равно использование танковых групп было сиюминутной импровизацией. Как мы уже отмечали, Французскую кампанию, судя по всему, вермахт мог выиграть даже без использования танков, но в Советском Союзе все было иначе. План «Барбаросса» с самого начала делал основной упор на действия танковых групп, без них он был просто нереален. Группы «Клейст» и «Гудериан» по немецкой терминологии относились к армейским боевым группам, которые возникают по мере надобности и исчезают без следа, зато теперь создаются штатные структуры, просуществовавшие до самого конца войны. Одновременно постоянной практикой становится нештатная структура — полковая боевая группа.

Во время Французской кампании такие группы возникали спонтанно, под давлением обстоятельств, зато теперь они создаются в рамках каждой дивизии заранее. Все эти детали приводят нас к выводу, что 16 ноября 1940 года можно считать официальным днем рождения танковых войск, а июнь 1941 года — первым в истории примером танковой войны.

Почему немцы одерживали столь легкие и быстрые победы? Причин тому много, имя им легион. Но хочется отметить кое-какие моменты, на которые наши историки даже самой последней формации не обращают внимание.

Возьмем, например, усиленно муссируемый вопрос об укреплениях на линии Сталина. Сколько копий сломаны вокруг этих дотов и дзотов! Ах, старую линию разоружили, а новую так и не начали строить! Ах, старую линию гарнизонами не укомплектовали! Ах, ах, ах и ах… Почему же никто не задает самый простой вопрос: а нужна была вообще эта линия Сталина? Можно исписать пуды бумаги, проповедуя идеи танковой войны и глубокой операции, но на деле пытаться построить советскую линию Мажино. И что получится в результате? К какой войне готовилась Красная Армия? К современной мобильной или к устаревшей позиционной пехотной? Разумеется, тут же будет вытащено на свет оправдание в виде боев на линии Маннергейма. Но мы еще не раз столкнемся с подобным примером, когда опыт военных действий на отдельном очень специфическом театре механически и бездумно распространяется на все остальные. Надолго ли задержали немцев укрепления той же линии Мажино? Ведь им понадобились всего сутки, чтобы прорвать французскую оборону под Седаном, форсировав вдобавок широкую реку. А во время операции «Рот» они взломали и саму линию Мажино, потратив на это ничуть не больше времени.

Спора нет, в Первую мировую войну такой оборонительной линии цены бы не было. Она наверняка остановила бы германскую армию, но вот беда, на дворе стоял 1941 год, а не 1914! Статичная позиционная оборона к этому времени уже практически полностью потеряла свое значение. Поэтому мое личное мнение, которое я никому не навязываю: ликвидация линии Сталина была прогрессивной мерой, шагом в совершенно правильном направлении, первым этапом по превращению Красной Армии в новую, современную и мобильную армию.

Другим примером полного непонимания не только историками, но и советскими генералами образца 1941 года характера современной войны является рытье многих тысяч километров противотанковых рвов и эскарпов, которые к этому времени уже совершенно потеряли всякую ценность. Вспомните, а под Курском пытались наши войска заниматься этой ерундой?! Или там оборона строилась уже на совершенно иных принципах?

Да, разумеется, Брестская крепость сопротивлялась еще достаточно долго, и гарнизон стоял до последнего. Но это задержало хоть на 5 минут наступление танковой группы Гудериана, в полосе которой находилась крепость? Нет! Вот это и есть самое страшное: за глупость и упрямство генералов своими жизнями расплачиваются тысячи рядовых солдат. Конечно, некоторые доты на линии Сталина держались еще чуть ли не месяц, и как это повлияло на действия вермахта? Никак! Оставлять эти занозы у себя в спине немцы не могли, но поручили их ликвидацию тыловым и вспомогательным частям, в то время как танковые группы стремительно мчались вперед.

История кампании 1941 года — это описание отчаянных попыток немцев с помощью тактики блицкрига добиться конечной победы. Попытки эти были изначально обречены на провал, как мы писали в книге «Молниеносная война», хотя бы просто по причине элементарной нехватки сил. На центральном участке фронта, где взаимодействовали 2-я и 3-я танковые группы, немцам удался ряд операций на окружение крупных группировок советских войск, зато на севере, где 4-я группа Гёпнера действовала в одиночку, успехи были заметно скромнее. На юге 1-я Танковая группа Клейста вообще ничего серьезного не добилась, и немцам пришлось поворачивать туда группу Гудериана. Лишь после этого им удалось сломить сопротивление советских армий на южном участке фронта.

Разумеется, мы не сможем полностью умолчать о всех блицоперациях Панцерваффе, так как в этом случае рассказ получится совершенно неполным, но ограничимся лишь кратким их упоминанием.

Начнем мы с Группы армий «Север» фельдмаршала фон Лееба, которая была самой слабой из всех. В нее входили две армии и одна Танковая группа. Действия фон Лееба интересны тем, что он практически не взаимодействовал с соседней Группой армий «Центр», а 4-я Танковая группа Гёпнера вообще оказалась некоей «вещью в себе». Фон Лееб позднее честно признался, что он практически ничего не понимал в действиях крупных танковых соединений, что выразилось в более чем странных приказах. Он постоянно одергивал Гёпнера, не понимая, что блицкриг неизбежно связан с долей риска. В результате этого XLI корпус Рейнхардта и LVI корпус Манштейна действовали каждый сам по себе. Результат был очевидным — Северо-Западный фронт избежал таких крупных катастроф, как Минский и Киевский котлы. Но легче от этого генералу Ф.И. Кузнецову не стало. Если фон Лееб действовал неудачно, то Кузнецов и сменивший его Ворошилов — вообще отвратительно.

Группа армий «Север» просто и бесхитростно наступала на Ленинград по кратчайшему пути. Если мы вспомним африканские кампании Роммеля, то сразу возникнет вопрос: а нельзя ли было попытаться ударом танковых корпусов на Ригу отрезать и окружить Северо-Западный фронт? Наверное, можно было, но для этого нужен был Роммель, а не фон Лееб. Его танковые корпуса тоже двигались по прямой, хотя их влияние на общий ход кампании нельзя недооценивать. Прежде всего они избавили немецкую пехоту от серьезных проблем, когда 23 июня корпус Рейнхардта отразил удар советских 3-го и 12-го мехкорпусов, в которых было около 1400 танков. Их встретил XLI корпус Рейнхардта, имевший впятеро меньше танков, при этом более половины из них были ужасными 35(t). Но произошло то, что потом повторялось не раз, не два и не двадцать два. Советские танковые полки и батальоны наносили некоординированные удары и гибли один за другим под огнем немецкой артиллерии. После 3 дней боев советские механизированные корпуса перестали существовать, и Рейнхардт спокойно направился к Двине.

Туда же рванулся и корпус Манштейна. Ему не пришлось вести бои, поэтому он 26 июня сумел беспрепятственно захватить важнейший мост в Даугавпилсе. Мобильность танковых частей в этой операции была использована по максимуму, за четверо суток LVI корпус прошел около 350 километров, и заметьте, в отличие от советских корпусов, к цели пришли не единичные танки, а все дивизии практически в полном составе. После этого Манштейну пришлось в течение 3 суток сражаться в одиночку, удерживая стратегически важный пункт.

16-я армия Буша изо всех сил старалась не отстать от Манштейна, но это ей плохо удавалось. К тому же ей следовало удерживать связь с Группой армий «Центр», что не удалось вообще. Разрыв в немецком фронте в районе Великих Лук постепенно принимал угрожающие размеры, но Красная Армия была не в том состоянии, чтобы им воспользоваться. Хотя корпус Рейнхардта отстал от Манштейна, ему тоже удалось захватить мосты через Двину в районе Екабпилса. Однако в этот момент фон Лееб на несколько дней задерживает свои танки на рубеже Двины. Он намерен подтянуть отставшие пехотные дивизии и выровнять линию фронта.

После передышки танковые корпуса Гёпнера двинулись дальше на Остров и Опочку. В очередной раз 1-я танковая дивизия спокойно захватывает важный мост через реку Великая в Острове. Спохватившись, советские генералы пытаются его отбить, но это приводит лишь к большим потерям, хотя некоторое время исход сражения висит на волоске. 6 июля корпус Манштейна, неожиданно для себя, влетел в болота вокруг Опочки. Выяснилось, что немцы плохо представляли себе местность, по которой им предстояло двигаться. Возникает вопрос: а что делать дальше? Идти на помощь Рейнхардту или наступать самостоятельно через Старую Руссу? После жарких споров было решено остановиться на втором варианте. На совещании 9 июля с участием фон Браухича, фон Лееба и Гёпнера было решено, что 4-я танковая группа начинает наступление на Ленинград по двум направлениям. Корпус Рейнхарда пойдет через Псков и нижнюю Лугу, а корпус Манштейна — через Новгород. Эти два маршрута разделяют непроходимые болота, и появляется возможность разбить эти корпуса поодиночке, тем более что они уже понесли ощутимые потери, но советские армии ограничиваются пассивной обороной.

Гёпнер, Манштейн и Рейнхардт стояли за то, чтобы объединить танковые корпуса, однако фон Лееб решил по-своему.

XLI корпус продолжает наступление на Псков и далее, в очередной раз без боя захватываются важнейшие мосты, и танки Рейнхардта оказываются уже в 100 километрах от Ленинграда. Советское командование спешно перебрасывает на Лужский рубеж часть сил Северного фронта генерала Попова, в Ленинграде мобилизуется гражданское население для строительства укреплений. Но Рейнхардт уже выдохся, к тому же он слишком оторвался от своих тылов. До 19 августа его корпус вынужден полагаться исключительно на снабжение, доставляемое по воздуху. Фон Лееб не сумел обеспечить работу тыла, соответствующую темпу современных операций, он не сумел скоординировать действия своих сил, и, как с нескрываемым раздражением писал Рейнхардт, благоприятнейшая возможность захватить Ленинград была упущена.

Корпус Манштейна в это время продирался сквозь леса и болота от Опочки на Новгород в полном одиночестве. Воспользовавшись его уязвимым положением, 11-я армия генерала Ватутина нанесла Манштейну встречный удар под Сольцами. И этот немецкий корпус оказался в крайне опасном положении, но удержался, хотя в боях 14–18 июля понес большие потери. В результате Группа армий «Север» выполнила все поставленные на первый период наступления задачи, хотя при этом полностью выдохлась, и ей требовались отдых и пополнения. Танковые корпуса доказали, что могут наносить глубокие рассекающие удары, однако эти удары не приносили дивидендов, потому фон Лееб разъединил их, а вдобавок продемонстрировал, что совершенно не умеет закреплять их успехи действиями пехоты. Это сыграло свою роль, так как корпуса понесли потери в вынужденных оборонительных боях, к которым были не слишком приспособлены, ведь танк всегда являлся наступательным оружием.

Только 8 августа войска фон Лееба сумели перейти в наступление, но теперь бои носили уже иной характер. Хотя корпус Рейнхардта был усилен, ему потребовались 4 дня, чтобы пробить оборону на Лужском рубеже. К 8 сентября немцы добрались до станции Мга и захватили Шлиссельбург, отрезав Ленинград с суши, но на этом их наступление в очередной раз затормозилось. Попытка штурма Ленинграда, предпринятая в сентябре, была уже делом безнадежным, так как численность большинства немецких дивизий сократилась втрое. После войны, оправдываясь, фон Лееб заявил, что он вообще не рассчитывал дойти до ворот Ленинграда, не то что взять город. В общем, как ни странно, танки фон Лееба действительно сыграли довольно заметную роль в действиях Группы армий «Север», обеспечив свободное продвижение пехоты, но не принесли ей победы. Без танков фон Лееб, наверное, не прошел бы и половины расстояния от границы до Ленинграда. И эта несколько странная танковая война доказала в очередной раз сомнительность постулатов теории глубокой операции. Прорывы у Гёпнера получались, но этим все заканчивалось, так как реальной пользы они не приносили.

Как нетрудно догадаться, в первый период войны главные события разыгрались в полосе германской Группы армий «Центр», которая имела в своем составе две танковые группы. 3-я танковая группа уже 24 июня вышла в район Вильнюса, а 2-я танковая группа, которая наступала южнее, — в район Слонима. Оборона Западного фронта была рассечена в нескольких местах, контрудары, которые генерал Павлов пытался наносить во исполнение Директивы № 3, провалились. Самым наглядным примером беспомощности советского командования стал так называемый контрудар группы Болдина под Гродно, в ходе которого просто растаял мощнейший 6-й мехкорпус, превосходивший по количеству танков любую из немецких танковых групп. Танки Гудериана и Гота неслись вперед к Минску, а тем временем в районе Белостокского выступа постепенно создавался один из первых котлов. Мы бы могли поставить это в заслугу Панцерваффе, но странность ситуации заключается в том, что котел формировался усилиями немецкой пехоты. С юго-запада наступали VII и IX корпуса, а с севера — XX и VIII.

Бои 24 июня, в которых участвовали немецкие механизированные корпуса, привели к разгрому второго эшелона Западного фронта и сумели затормозить немецкое наступление очень ненадолго. 28 июня танки Гота и Гудериана встретились в Минске, а на следующий день пехота 4-й и 9-й армий замкнула кольцо окружения вокруг советских войск, пытавшихся уйти с Белостокского выступа. В этом двойном кольце оказались 23 советские дивизии. Бои в Белостокском котле завершились 1 июля, а Минский котел был ликвидирован к 9 июля. К сожалению, наше командование не сумело воспользоваться все более ясно проявляющейся в действиях немецких генералов пагубной тенденцией. Если вы обратите внимание, котлы приобретали все более и более грандиозные размеры, и соответственно фронт окружения не мог быть плотным. Собственно, есть подозрение, что его и не существовало как такового, особенно на южном фасе, где действовала Танковая группа Гудериана. Два его механизированных корпуса умчались к Минску, XII армейский корпус возился с Брестской крепостью, а войска 4-й армии решали свои собственные задачи в районе Белостока-Волковыска. Однако наши генералы не сумели воспользоваться этим шансом.

6 июля советское командование попыталось нанести еще один крупный контрудар под Лепелем, в котором участвовали два механизированных корпуса: 5-й и 7-й. В сумме они имели около 1700 танков. Вся эта армада столкнулась всего лишь с двумя немецкими танковыми дивизиями — 7-й и 17-й. Бой занял ровно один день, после чего выяснилось, что 7-й мехкорпус генерала Виноградова потерял более половины танков и отступает. 5-му мехкорпусу пришлось еще хуже. Мало того, что 17-я танковая дивизия отразила все его атаки, так она еще ухитрилась нанести ему удар в тыл и загнать в котел. Остатки корпуса поспешно откатились к Орше, а немцам достался совершенно пустой Витебск, оборонять который было некому. Командующий 3-й танковой группой генерал Гот, описывая это сражение, ограничивается тремя строчками:

«Но между Бешенковичами и Витебском наступавшая впереди 7-я танковая дивизия натолкнулась на сильное сопротивление противника, которое не могла преодолеть до 5 июля. Противник силами примерно трех дивизий, две из которых (танковые) прибыли из Москвы, нанес сильный контрудар, который 7-я танковая дивизия успешно отразила, нанеся противнику большие потери».

В результате советские войска отошли к Смоленску, где уже начал формироваться очередной котел. Вообще фон Бок использовал предоставленные ему танки на все 100 процентов. Если посмотреть на карту, то мы увидим, что Группа армий «Центр» двигалась от одного котла к следующему, поэтому история наступления фон Бока будет фактически историей классического блицкрига. Ну или почти классического, потому что окружения Гудериану и Готу удавались хорошо, но вот с уничтожением окруженных советских войск иногда возникали проблемы. Причина была простой, мы ее уже упоминали. Тяга к гигантомании приводила к тому, что кольцо окружения получалось слабым, а в некоторых местах просто символическим. И если бы советские генералы не теряли голову и не поддавались панике в критический момент, то немцы могли пожалеть о своих опрометчивых действиях. Причем львиная доля этих ошибок была сделана прославленным Гудерианом.

Итак, в июле совместными усилиями 2-й и 3-й танковых групп под Смоленском были окружены части советских 16-й и 20-й армий. Однако немцы тут же обнаружили, что перед ними выросла очередная стена, которой буквально вчера еще не было, причем новые советские армии не только преградили путь немецким танкам, но и попытались нанести несколько контрударов с целью деблокирования окруженной группировки.

К сожалению, эти контрудары опять оказались неудачными. Почему так происходило? В очередной раз выяснилось, что много танков — это совсем еще не танковые войска. Можно позволить себе такую историческую аналогию: разница между Панцерваффе-41 и советскими танковыми частями того же года примерно такая же, как между конницей и кавалерией. И то, и другое вроде бы люди на лошадях, но… С одной стороны, мы имеем беспорядочную толпу всадников, галдящих и размахивающих саблями, с другой — регулярные кавалерийские дивизии, правильно организованные и управляемые. Они, конечно, могут победить, но при очень удачном стечении обстоятельств и при колоссальном численном перевесе. Просто большого численного перевеса здесь будет совершенно недостаточно. Приведем цитату из… Вы думаете Меллентина? Подождите, будет вам и Меллентин, а пока мы приведем выдержку из дневников прославленного генерала и человека отчаянного мужества — Дениса Давыдова.

«Наконец подошла старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон. Это было уже гораздо за полдень. Мы вскочили на конь и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные толпы наши, взял ружье под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегали все усилия наши и остались невредимыми… Я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих всеми родами смерти угрожаемых воинов!

Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся колонн неприятельских, у коих отбивали отстававшие обозы и орудия, иногда отрывали рассыпанные или растянутые по дороге взводы, но колонны оставались невредимыми.

Я как теперь вижу графа Орлова-Денисова, гарцующего у самой колонны на рыжем коне своем, окруженного моими ахтырскими гусарами и ординарцами лейб-гвардии казацкого полка. Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки бросались к самому фронту, — но все было тщетно! Колонны валили одна за другою, отгоняя нас ружейными выстрелами, и смеялись над нашим вокруг них безуспешным рыцарством».

Давыдов с горечью пишет, что «наши атаки азиатские оказались бессильны против строя европейского». Вот об этом и идет речь. Кирасирская дивизия с приданной ей дивизией гусарской, имеющая положенную батарею конных штурмгешютцев, разгонит любую конницу. То же самое происходило и с танками.

«В 1941 и в 1942 годах тактическое использование танков русскими не отличалось гибкостью, а подразделения танковых войск были разбросаны по всему огромному фронту. Летом 1942 года русское командование, учтя опыт проведенных боев, начало создавать целые танковые армии, имеющие в своем составе танковые и механизированные корпуса. Задача танковых корпусов, в которых было относительно немного мотопехоты и артиллерии, состояла в оказании помощи стрелковым дивизиям, осуществлявшим прорыв. Механизированные корпуса должны были развить прорыв в глубину и преследовать противника. Исходя из характера выполняемых задач, механизированные корпуса имели равное с танковыми корпусами количество танков, но машин тяжелых типов в них не было. Помимо этого, по своей штатной организации они располагали большим количеством мотопехоты, артиллерии и инженерных войск. Успех бронетанковых войск русских связан с этой реорганизацией; к 1944 году они стали самым грозным наступательным оружием Второй мировой войны.

Сперва русским танковым армиям приходилось дорого расплачиваться за недостаток боевого опыта. Особенно слабое понимание методов ведения танковых боев и недостаточное умение проявляли младшие и средние командиры. Им не хватало смелости, тактического предвидения, способности принимать быстрые решения. Первые операции танковых армий заканчивались полным провалом. Плотными массами танки сосредоточивались перед фронтом немецкой обороны, в их движении чувствовались неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали продвижение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех. В эти дни отдельные немецкие противотанковые пушки и 88-мм орудия действовали наиболее эффективно: иногда одно орудие повреждало и выводило из строя свыше 30 танков за один час. Нам казалось, что русские создали инструмент, которым они никогда не научатся владеть, однако уже зимой 1942/43 года в их тактике появились первые признаки улучшения».

М. Барятинский, описывая боевое применение советских танков в начале войны, приводит выдержки из воспоминаний наших танковых командиров низшего звена. Тут и там мелькает фраза: «Я подал сигнал «Делай как я». То есть командир батальона высунул в лючок на крыше башни сигнальный флажок и помахал им. Все это происходит в разгар боя, учтите. И батальон, увидев флажок, послушно исполнил команду. Вы в такое верите? Я ни секунды.

В конце июля перед немцами встал вопрос: а что делать дальше? Формально директива «Барбаросса» была исполнена, но в результате вермахт находился на том же расстоянии от победы, что и 22 июня. Советские войска понесли колоссальные потери, действительно, довоенная Красная Армия была разгромлена и уничтожена западнее рубежа Двина-Днепр, однако немцы не то что недооценили мобилизационный ресурс Советского Союза. Они просто не имели никакого представления о нем, и перед ними снова возникла точно такая же огромная армия.

И в этот момент Гитлер заметался. Следовало переходить ко второй фазе операции, но о ней никто раньше даже не думал. Панцер-генералам представлялось, что они просто покатят дальше к намеченному рубежу Архангельск — Астрахань, примерно как это происходило во время операции «Рот», а их вынуждали сражаться снова и снова. Разгорелись споры. Генералы хотели наступать на Москву, Гитлер желал выправить положение на флангах, ведь на севере образовалась зияющая дыра между войсками фон Лееба и фон Бока, на юге фон Рундштедт хоть и добился сначала некоторых успехов, но теперь просто топтался на месте. На какое-то время немецкие войска на Восточном фронте потеряли управление, и каждый из командиров действовал сам по себе.

Наконец Гитлер решил приостановить наступление на Москву и переключил внимание на фланги. Успехи на Украине и под Ленинградом могли привести к вступлению в войну Турции и подтолкнуть финнов действовать более решительно. Принимаются важнейшие решения о переразвертывании танковых соединений на другие направления, то есть еще раз подчеркивается решающая роль Панцерваффе в этой кампании, о пехотных армиях никто даже не вспоминает. При этом первое же решение вызывает, мягко говоря, изумление. У Гота отбирают XXXIX корпус Шмидта и отправляют на помощь Гёпнеру. Далее он действует совместно с XLI корпусом Рейнхардта. Но позвольте, не проще ли было сделать то, что не раз предлагал сам Гёпнер и его корпусные командиры, — объединить XLI и LVI корпуса? Второе решение имело самые серьезные последствия. 2-я танковая группа Гудериана поворачивает на юг. Результатом этого стал знаменитый Киевский котел.

Полагаю, что сейчас самое время обратиться к действиям на южном фланге Восточного фронта. Формально Группа армий «Юг» была второй по силе, хотя возникает вопрос: помощью или обузой были румынские армии? К тому же немецкое командование допустило одну серьезную политическую ошибку. Оно привлекло Венгрию к подготовке «Барбароссы», поэтому целый участок границы выпал из планов вермахта, а когда 27 июня Венгрия таки объявила войну Советскому Союзу, ее армии пришлось действовать, что называется, с чистого листа.

Первым крупным столкновением на юге стало так называемое танковое сражение в районе Ровно, Дубно, Броды. В предыдущей книге мы уже упоминали, что большей частью советские механизированные корпуса сражались с немецкой пехотой, дорогами и неисправностями механизмов. Борьба оказалась неравной, 8-й, 9-й, 15-й, 19-й и 22-й мехкорпуса практически перестали существовать. По бездарности и бессмысленности уничтожения собственных танковых соединений у советских генералов образца 1941 года имеется лишь один соперник — египетские генералы 1967 года. Там было еще хуже: они не просто погубили свои полки и дивизии, но сдали технику противнику в исправном состоянии, разом увеличив танковый парк Израиля примерно на 20 процентов. Так что относительно советские генералы не так уж и плохи, бывают хуже.

Однако этот погром был лишь началом. Фон Клейст показал себя не лучшим из командиров танковых групп, наверное, он даже был самым худшим из них. Но и его дарований и умения среднего германского пехотного генерала вполне хватало, чтобы переиграть генерала Кирпоноса. Но сначала фон Клейсту пришлось отбить совершенно неожиданную атаку с тыла. Гитлер вознамерился разделить его группу на отдельные корпуса и погнать по трем разным направлениям. В данном случае победителем оказался генерал, а не фюрер. А жаль! Глядишь, тогда не получился бы Уманский котел, потому что после окончания боев в прифронтовой полосе XIV и XLVIII корпуса нанесли удар в направлении Житомира и Бердичева. И вот здесь генерал Кирпонос допустил первую из крупных ошибок. Он почему-то решил, что фон Клейст повернет на север и начнет наступление в направлении Москвы. Вместо этого XLVIII корпус генерала Кемпфа круто повернул на юг, на Умань. Наверное, немцы сами не ожидали, что получится котел, в который попадут части 6-й и 12-й армий, ведь вторую половину клещей образовала неспешно продвигавшаяся вперед XVII армия генерала Штюльпнагеля. Но, как выяснилось, наши пехотные дивизии двигались гораздо медленнее немецких. Кстати, как любопытный исторический анекдот можно упомянуть утверждения о том, что и Штюльпнагель имел в составе своей армии механизированные подразделения. Но вы ни за что не угадаете, какие именно. Это был венгерский мехкорпус.

А после этого начался знаменитый бросок группы Гудериана на юг, который вместе с наступлением группы фон Клейста прямо на восток привел к образованию самого крупного в истории войны котла — Киевского. Однако это была типичная блицоперация, и мы описали ее в предыдущей книге. Вообще-то на войне радуются трофеям, но в данном случае количество захваченных танков и орудий привело немецких генералов в ужас. Они впервые начали понимать, с какой махиной столкнулись. Именно в это время Гитлер произносит свою знаменитую фразу: «Если бы я знал, сколько у русских танков, я бы хорошо подумал, прежде чем нападать на них».

Отметим также, что маневры немецких танковых соединений иногда производили странное впечатление. Сначала Гудериан идет прямо на юг, а после завершения операции поворачивает обратно на север. Корпуса фон Клейста, которые уже вышли к Никополю и Днепропетровску, чтобы встретиться с Гудерианом под Лохвицей, направляются на северо-запад, но потом возвращаются по собственным следам к Днепропетровску и начинают наступать далее к берегу Азовского моря на Бердянск. Разумеется, это имело свое логичное обоснование, но логика выглядит какой-то странной. В Германии уже не хватало нефти, и Гитлер начал размышлять о захвате нефтяных полей Кавказа. Именно поэтому перед поредевшей и потрепанной 1-й танковой группой была поставлена задача захватить Ростов, но при этом у фон Рундштедта отобрали несколько дивизий для участия в планируемой операции «Тайфун». Фон Клейст потерял XLVIII танковый корпус, взамен которого ему дали XLIX горнострелковый, опять дальний прицел на Кавказские горы. Но теперь несчастная Танковая группа двигалась с той же скоростью, что и соседние VI и XVII армии. Танковая война на южном участке Восточного фронта временно прекратилась. Центр тяжести усилий Панцерваффе перемещается в полосу Группы армий фон Бока, который готовится к решающему броску на Москву. Надвигается «Тайфун».

Кстати, учитывая все изложенное выше, можно предложить интересный вариант военной реализации плана «Барбаросса», а именно — передать 4-ю танковую группу Группе армий «Юг». Обоснование довольно простое. Перед фон Леебом грандиозных задач никто не ставил, и его участок фронта был самым маловажным, двигался бы себе потихоньку вдоль берега Балтийского моря. Зато если бы Рундштедт с самого начала имел две танковые группы, он мог бы действовать в стиле блицкрига, как это делал фон Бок, не дожидаясь переброски на юг группы Гудериана. Тогда и Киевский котел мог получиться заметно раньше, а то и не дошло бы до него вообще. Может быть, в этом случае большинство советских армий погибло бы под Уманью. Прямая польза была и Гудериану, от него не потребовался бы бросок на юг, отнявший время и моторесурс. Глядишь, и наступление на Москву могло начаться раньше, правда, в этом случае в нем участвовали бы только 2 танковые группы. Хотя, как правильно замечают, история сослагательного наклонения не имеет.

Глава 6 Крах

Операция «Тайфун» должна была достойно увенчать кампанию Панцерваффе на Восточном фронте очередной блестящей победой. Однако путь к «Тайфуну» был далеко не таким простым, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что в середине августа вспыхнул спор между Гитлером и командованием Группы армий «Центр». Гитлер намеревался временно перейти к обороне на этом участке фронта, чтобы разгромить группировку советских войск в районе Киева, одновременно передав Группе армий «Север» дополнительные танковые соединения для полного окружения Ленинграда. Причем хочется отметить, что ни в одной из директив Гитлера или его же памятных записок не говорится ни единого слова о штурме Ленинграда или Москвы. Везде старательно подчеркивается, что эти мегаполисы следует окружить и удушить в кольце блокады. Кстати, хочется напомнить, что Минск и Киев немцы тоже не штурмовали, а просто заняли после отхода советских войск. Поэтому один из знаменитых подвигов маршала Жукова, якобы спасшего Ленинград, на самом деле является не более чем мыльным пузырем. Легко отражать несуществующую угрозу! Если план «Барбаросса» лег на стол Сталина за 3 часа до того, как его подписал Гитлер, то почему наши славные рыцари кнута и лопаты… тьфу! В смысле плаща и кинжала… Опять запутался… доблестные защитники прогрессивных негров Занзибара не положили туда же ни одну из последующих директив Гитлера?

Против этого предложения выступили фон Бок и Гудериан, несколько неожиданно их поддержал Браухич. Фюpep потерял терпение и огрызнулся: «Предложения армии относительно дальнейшего ведения операций на Востоке, сделанные 18 августа, не соответствуют моим намерениям». В результате он отдает свой собственный приказ, то есть Гитлер начинает активно вмешиваться в руководство ходом военных действий задолго до того, как он объявил себя главнокомандующим вооруженными силами. При этом он совершенно справедливо указывает на один из главных недостатков образа действий опьяненных колоссальными успехами панцер-генералов: «К сожалению, в результате постановки танковым соединениям слишком удаленных целей разрыв между ними и следующими позади пехотными соединениями был настолько значительным, что потребовались многие драгоценные недели, чтобы с трудом продвигающаяся пехота догнала вырвавшиеся слишком далеко вперед танковые соединения. Именно благодаря этому обстоятельству русским удалось спасти часть соединений, которые, получив пополнение, вновь стоят сегодня перед фронтом Группы армий». В своей памятной записке Гитлер прямо указывает: «Самыми главными задачами, которые следует решить до наступления зимы, является не захват Москвы, а занятие Крыма, индустриального и угольного Донецкого района и перекрытие путей поступления нефти с Кавказа».

И все-таки 16 сентября ОКХ отдает приказ о подготовке дальнейшего наступления на Москву. Для этого предполагается вернуть Группе армий «Центр» танковую группу Гудериана, а также передать танковую группу Гёпнера, до сих пор подчинявшуюся Группе армий «Север». 16 сентября штаб фон Бока отдает приказ на операцию «Тайфун». На первой ее стадии планируются окружение и разгром «армий Тимошенко» в районе Вязьмы и Брянска. Здесь мне очень хочется швырнуть пару камней в сторону хваленых разведок обоих противников. Почему-то во всех немецких приказах и директивах фигурируют только «армии Тимошенко», «армии Еременко» и так далее. Немцы не сумели определить точные названия противостоящих им фронтов? Не лучше показало себя и ГРУ. Наше командование потратило массу усилий на предотвращение штурмов Москвы и Ленинграда, которые немцы даже и не думали начинать.

Все наши историки дружно пишут, что немцы сосредоточили для захвата Москвы все наличные силы, что является, мягко говоря, преувеличением. Да, фон Бок действительно заполучил в свое распоряжение 4-ю танковую группу — но и только. Более того, немцы предприняли довольно странный шаг, однозначно оценить который невозможно. Вообще-то шаг этот был в рамках общей стратегии фон Бока, который еще во время приграничных сражений вполне логично сдваивал танковые и обычные армии. Но сейчас в состав всех танковых групп были введены армейские корпуса, состоящие из обычных пехотных дивизий, поэтому их мобильность заметно снизилась. В рамках подготовки к наступлению на Москву панцер-генералы получили одну-единственную дополнительную танковую дивизию.

Вдобавок в немецком командовании вспыхнули новые споры. Фон Бок желал устроить глубокий обход под Вязьмой, тогда как ОКХ желало ограничиться окружением города. Гальдер намеревался отправить моторизованные части прямо на Москву, а Гитлер был категорически против уличных боев. (В скобках заметим — совершенно справедливо!) Вдобавок родилась безумная идея сочетать наступление на Москву с ударом фон Лееба в районе озера Ильмень, а также с действиями Группы армий «Юг» в районе Харькова. В общем, немцы попытались свести воедино столько разнородных факторов, что следует удивляться не тому, что «Тайфун» провалился, а тому, что у них вообще хоть что-то получилось.

Их положение осложнялось состоянием танковых дивизий. Бросок на юг больно ударил по группе Гудериана, ее дивизии сейчас имели не более 50 процентов исправных танков. У Гота этот процент достигал отметки «70», а дивизии Гёпнера были укомплектованы полностью, однако там имелась другая проблема. Состав 4-й танковой группы с 22 июня поменялся полностью, и у Гёпнера не осталось ни одной дивизии, с которыми он начал войну. Ко всему прочему немцы испытывали нехватку топлива. Хотя в Гомеле, Рославле, Смоленске и Торопце имелись огромные склады, на фронт поступали лишь капли.

Немецкое наступление началось с очередной импровизации. Попытайтесь догадаться, кто постарался? Ну конечно же, «Стремительный Гейнц», который начал наступление 30 сентября, то есть на двое суток ранее намеченного, прикрывшись ожидаемым ухудшением погоды. Началась операция удачно для немцев. В очередной раз танковые клинья разрезали оборону советских войск, как раскаленный нож листок бумаги. В районе Вязьмы и Брянска образовалось несколько котлов, в которых… А вот здесь мы немного притормозим. Я уже писал и сейчас повторю, что цифры потерь, которые приводит Типпельскирх и охотно повторяют все западные авторы, не вызывают у меня и тени доверия. Слишком хорошо сумма убитых и пленных совпадает с красивой и круглой цифрой миллион. Можно было написать 1,01 миллиона или 998 тысяч, так ведь нет, не более и не менее. Угадать, откуда эта цифра взялась, я могу, но обосновать свою догадку не в состоянии. Скорее всего, этот миллион есть примерная оценка итогов сражения штабом Группы армий «Центр», который в тот момент не собирался заниматься ее уточнением, имелись более важные дела. Но со временем примерная оценка трансформировалась в точный подсчет. Я даже могу предположить, что пресловутые 668 000 — это не число пленных, а суммарные потери Красной Армии, но, как говорится, ни подтвердить, ни опровергнуть эту точку зрения я не могу.

Во всяком случае, это был последний удачный блицкриг 1941 года. 7 октября фон Бок отдал приказ на продолжение операции «Тайфун». Слева 9-я армия и 3-я танковая группа должны были наступать на Ржев и Калинин, в центре 4-я армия и танки Гёпнера двигались на Калугу и Можайск, на юге Гудериан, который теперь командовал 2-й танковой армией (очередное переименование, не добавившее ему ни одного лишнего танка), должен был двигаться на Тулу. Но здесь немцев подвела та самая страсть к гигантизму, о которой мы уже упоминали. Ну а Гудериан в очередной раз повторил уже ставшую для него традиционной ошибку умчался вперед, не заботясь о надежном замыкании кольца окружения, что позволило части советских войск вырваться из капкана. Впрочем, и без того почти две трети сил фон Бока были связаны с ликвидацией котлов, фельдмаршал взломал оборону Красной Армии на огромном протяжении, но не сумел этим воспользоваться, дав советскому командованию передышку.

В начале октября немцы возобновили наступление, и в этот момент фон Бок допустил серьезную ошибку. Он решил, что русские армии окончателый) разгромлены и операция перешла в стадию преследования. Приказ штаба Группы армий «Центр» от 14 октября прямо об этом говорит, однако немцы в очередной раз столкнулись с возродившимися из пепла, подобно фениксу, советскими войсками. Однако по неизвестной причине фон Бок никак не отреагировал на изменение ситуации. Записи в его дневнике свидетельствуют, что фельдмаршал продолжал пребывать в состоянии неизлечимой эйфории.

«Во второй половине дня были изданы и разосланы армиям предварительные приказы. По поводу главных целей наступления сказано следующее: Движение 2-й танковой армии в обход Москвы к югу должно обеспечить окружение города с южного и восточного направлений. При этом 4-я армия является ответственной за окружение Москвы с юго-запада, запада и севера. 9-й армии и 3-й танковой группе предлагалось повернуть к северу и двигаться через Торжок в направлении города Вышний Волочек. Правофланговый корпус 9-й армии должен присоединиться к 4-й армии, так как в противном случае 4-й армии не хватит сил для осуществления ее миссии. 2-й армии вменялось в обязанность прикрывать операцию с правого фланга. Во исполнение этой миссии 2-я армия должна выйти к реке Дон по линии Елец и Сталиногорск».

Немецкие армии продолжали двигаться широким фронтом, уже не пытаясь сосредотачивать силы, хотя появилась возможность нанести мощный удар на севере, где 3-я и 4-я танковые группы теперь занимали заметно сузившийся фронт. Фон Бок нарушил ключевое правило не только танковой войны, но и военного искусства вообще — сосредотачивать силы для нанесения удара, а не пытаться шлепать раскрытой ладонью.

Мелкая справка. По непонятной причине ОКХ переименовало танковые группы в танковые армии неодновременно. 2-я была переименована первой, 5 октября, за ней 25 октября последовала 1-я, а 3-й и 4-й пришлось дожидаться Нового года, соответствующий приказ был отдан лишь 1 января. Все это вносит изрядную путаницу в описания военных действий.

Оптимизм оказался очень заразной болезнью, которая перекинулась из штаба Группы армий «Центр» в стены ОКХ. Там вдруг родилась идея повернуть 2-ю танковую армию на юг после неизбежного и скорого захвата Тулы. Часть сил 3-й танковой группы командование намеревалось опять повернуть на север к Ленинграду. Фон Боку удалось пока отстоять свои дивизии, но это ему мало помогло.

Однако немецкое наступление откровенно выдыхалось. Фон Боку еще удалось смять на Можайской линии войска Резервного фронта, но именно смять и отбросить, а не уничтожить. Сейчас против немцев работало решительно все, начиная с той же осенней распутицы. Ведь не от хорошей жизни топливо для танков Гудериана пришлось сбрасывать на парашютах — автомобильные колонны не могли пробиться к линии фронта, а транспортные самолеты не имели возможности совершить посадку. Все это вместе взятое — потери, ошибки командования, растянутые коммуникации, плохая погода и многое другое — предопределило провал «Тайфуна». Ни один из факторов сам по себе не был решающим, но они наложились друг на друга, и эффект оказался сокрушительным.

Трудно себе представить степень неосведомленности германского Верховного командования относительно положения дел на фронте, почему-то убежденного, что все идет нормально. С 24 октября по 13 ноября наступила оперативная пауза. Немцы в очередной раз перетасовали свои силы, а 13 ноября состоялась встреча представителя ОКХ генерала Гальдера с командующими Группы армий «Центр» в Орше. Гальдер передал им распоряжение Гитлера продолжать наступление имеющимися силами, хотя этих самых сил у немцев осталось очень немного. Например, Гудериан так и не сумел к этому времени взять Тулу, а уже получил приказ наступать на Горький! Кстати, если внимательно почитать воспоминания немецких генералов (фон Бока, Гота, Гудериана, Клюге, Рауса), то мы увидим любопытную особенность: в них практически перестали появляться термины, характерные для описания мобильной войны. Остается лишь примитивный лобовой навал, который редко приносит успех. В этот же период немецкие войска на других участках Восточного фронта потерпели ряд чувствительных неудач, что не отрезвило верхушку вермахта. Провалилось наступление на Тихвин, немецкие войска были выбиты из Ростова, но под Москвой немцы упрямо рвались вперед.

А тем временем советское командование перебросило на фронт под Москвой новые крупные подкрепления. Если бы фон Бок узнал, что только в ноябре на фронте появились 22 стрелковые дивизии, 17 стрелковых бригад, 4 танковые бригады, 14 кавалерийских дивизий и другие части, он бы ужаснулся. При этом большинство из них прибыло с Дальнего Востока и из Средней Азии и являлось полнокровными дивизиями довоенного формирования.

Подготовку к завершающей фазе операции «Тайфун» немцы начали с переброски на Средиземное море значительной части самолетов 2-го Воздушного флота. Стремительно ухудшалось положение со снабжением. Большинство танковых дивизий имело не более одной заправки, чего хватило бы на первый удар, но не на всю операцию и все-таки немцы 15 ноября перешли в наступление. 3-я и 4-я танковые группы двинулись на Клин и Истру, чтобы обойти Москву с севера. Но эти бои проглотили последние запасы топлива у танков Гёпнера и Гота, притом что уничтожить противостоящие им советские части не удалось. 16-я и 30-я армии понесли серьезные потери, однако отошли, сохраняя фронт. Следствием такого повтора дел стало превращение немецкого наступления в серию некоординированных выпадов силами дивизий и даже полков. То есть еще на стадии наступления немецкая военная машина (уж простите мне этот затертый штамп) начала разваливаться, и ее дергания все больше напоминали хаотичные действия Красной Армии в начале войны. Поэтому выход частей LVI корпуса Рейнхардта к каналу Москва — Волга уже ничего не значил. Разведка переправилась на восточный берег канала, полюбовалась на собирающиеся советские войска и поспешно убралась назад. 30 ноября 2-я танковая дивизия по инерции докатилась до Красной Поляны, но больше она не могла сделать и шага. Северная половина клещей остановилась. Совместный удар двух танковых групп сумел отодвинуть фронт не более чем на 80 километров, не слишком впечатляющее достижение, хорошо показывающее, насколько были измотаны немецкие войска. Когда смотришь на карту, становится очень интересно: а как себе представлял Гальдер еще более глубокий обход Москвы? У нового поколения историков вошло в привычку обвинять Сталина в том, что он воевал по глобусу, но даже при беглом анализе второй фазы операции «Тайфун» возникает подозрение, что этим занимались немецкие генералы.

Не лучше обстояло дело и с южной половиной клещей. Гудериан получил в дополнение к уже имевшимся потрепанный XLVIII корпус и задачу прикрывать левый фланг Группы армий «Центр» на протяжении от Курска до Ельца. Вот уж воистину, нашли кому. Разумеется, Гудериан даже и не думал обо всем этом, он мотался по шоссе Тула — Орел, собирая свои войска для последнего броска. Ему кое-как удалось набрать небольшой запас топлива и бросить XXIV корпус на Тулу. 4-я танковая дивизия даже подошла к окраинам города с юга, но войти в город ей уже не удалось. 18 ноября Гудериан предпринял новую попытку захватить город, но теперь он двинул XXIV корпус в обход на восток, одновременно приказав пехотным дивизиям LIII корпуса генерала Хейнрици прикрывать свой фланг с востока. Но это оказалось слишком сложной задачей — фронт корпуса был непомерно растянут, и он лишь с огромным трудом отбивал контратаки в районе Иванозера, Узловой и Теплого. Гудериан был вынужден отправить на помощь Хейнрици 2 моторизованные дивизии, ослабляя свою ударную группировку.

Только 24 ноября он сумел возобновить наступление силами 3-й, 4-й и 17-й танковых дивизий на восток от Тулы, хотя их прорыв к Венёву уже решительно ничего не значил. Ни о каком взаимодействии танков и пехоты речь Це шла, начал действовать принцип «каждый сам за себя». Декабря Гудериан в последний раз попытался было окружить Тулу, и его мотоциклисты даже вышли к железной дороге, ведущей на Серпухов, но это был такой же минутный Vcnex, как на севере у Рейнхардта. Если вся Группа армий «Центр» 4/5 декабря перешла к обороне, то Гудериан уже 4 декабря был вынужден начать постепенный отвод своих войск, так как его XXIV корпус находился в очень опасном положении. Наступление провалилось, и выяснилось, что немцы сами залезли в мешок, который в любой момент мог закрыться. Кстати, в этот же день точно так же, без приказа, начал отвод своих войск за реку Нара и фон Клюге.

Причин провала операции «Тайфун» было очень много, но мы перечислим только чисто военные ошибки. Прежде всего немцы не сосредоточили достаточно сил для захвата Москвы, простого поворота на юг 4-й танковой группы было мало. В очередной раз они ошиблись в оценке сил Красной Армии, и под Москвой эта ошибка стала для них роковой. «Стремительный Гейнц» не потрудился надежно захлопнуть котлы вокруг Брянска и Трубчевска, что позволило значительной части окруженных там войск отойти к Туле. ОКХ допустило грубейшую ошибку, приказав 9-й армии наступать на север к Калинину, а 2-й армии — на Курск. Фон Бок послушно исполнил этот приказа, забрав у 3-й танковой группы ее пехотные дивизии и направив их к Калинину. Если на юге танки и пехота Гудериана вынужденно разделились под давлением советских войск, но на севере это сделали сами немецкие генералы. Далее, 4-я армия фон Клюге совершенно неожиданно воздержалась от участия во второй фазе операции, хотя, может быть, состояние ее дивизий было таково, что они просто не могли ничего сделать. Уже ни в какие ворота не лезет отправка крупных сил авиации на другой театр, так решающее наступление не проводят. О нехватке топлива, боеприпасов, продовольствия и других видов снабжения мы уже упоминали, но это означает, что отвратительно сработали армейские тылы.

Впечатляющий список, ведь всего этого вместе взятого вполне хватило бы для провала любой операции. Кстати, как нетрудно заметить, немцы начали нарушать свои же собственные каноны ведения танковой войны, вынужденно или намеренно превратив свои танковые корпуса в некое подобие английских — танки, опять танки и снова танки. Если говорить именно о танковой войне, то для немцев на Восточном фронте она завершилась 30 сентября 1941 года, и ждать ее продолжения пришлось очень и очень долго, более полугода.

А что в это время происходило по другую сторону линии фронта? Очень велик соблазн, учитывая успешное окончание битвы за Москву, объявить действия советских военачальников вершиной военного искусства, особенно если учесть военные итоги битвы. Ведь провал операции «Тайфун» означал, что последние надежды германского командования на быстрое окончание войны разлетелись в пыль. А в затяжной войне у Германии не было никаких шансов на победу. Именно поэтому мы с полной уверенностью говорим, что битва под Москвой стала коренным переломом в ходе войны, не началом перелома, а именно самим переломом.

Естественно, что в битве участвовали и советские танковые части, но пока что это были отдельные танковые бригады, не объединенные даже в корпуса. По уровню организации танковых войск Красная Армия фактически откатилась в эпоху Первой мировой войны, когда танки использовались мелкими группами, приданными пехотным дивизиям и корпусам. Пока это было объективным требованием обстановки, советское командование просто не располагало временем для формирования крупных соединений, все-таки та же танковая бригада — это не просто механическое собирание на плацу сотни машин.

Первым заметным и крайне противоречивым событием стали бои под Мценском, где бригада Катукова столкнулась с танками Гудериана. Мы подробно рассказывали об этом эпизоде в предыдущей книге и вряд ли что сможем добавить. Просто напомним, что не только результаты боев противники описывают крайне противоречиво, это вполне понятно. Не совпадают описания действий сторон, вот что представляет гораздо более серьезную проблему. В результате становится затруднительным дать какую-то определенную оценку этому эпизоду.

Однако он был характерным для использования советским командованием танков в этот период войны. К началу битвы под Москвой из танковых войск имелись: в составе Западного фронта — 101-я и 107-я мотострелковые дивизии, 126, 127, 128, 143 и 147-я танковые бригады; в Резервном фронте — 144, 145, 146 и 148-й танковые бригады и три отдельных танковых батальона; в Брянском фронте — 108-я танковая дивизия, 42, 121, 141 и 150-я танковые бригады и 113-й отдельный танковый батальон. Всего в трех фронтах имелось 780 танков (из них 140 тяжелых и средних). Танковые бригады рассматривались в качестве даже не пожарных команд, а аварийных затычек, хотя официальная история приписывает им роль подвижных резервов, предназначенных для нанесения контрударов с целью разгрома и уничтожения вклинившегося противника. Утверждение, безусловно, правильное, и даже сам Гудериан — сам! — предписывал действовать именно таким образом. Но, к сожалению, имелась одна маленькая деталь, которая заставляет оценить эту тактику совсем иначе. Ее можно применять, когда линия фронта надежно удерживается и противник может добиться лишь незначительных тактических успехов. Здесь же картина была совершенно иной. Фронт рушился то на одном, то на другом участке, танки противника прорывались крупными группами, собственно, немцы иначе и не действовали. И попытки бросить танковую бригаду навстречу наступающему корпусу, который к тому же имел полную свободу маневра, завершались не так, как хотелось советским генералам.

Разумеется, была предпринята попытка сформировать адекватное ситуации соединение, и для борьбы с прорвавшимися группировками противника на Западном фронте была создана оперативная группа под командованием генерала И.В. Болдина, в состав которой вошли 152-я стрелковая и 101-я мотострелковая дивизии, 126-я и 128-я танковые бригады. В течение первых дней октября группа генерала Болдина отразила несколько атак частей LVI корпуса противника, но после этого советские историки начинают рассказывать о подвигах коммунистов, что, как правило, означает: свои задачи соединение не выполнило. Позднее точно так же для ликвидации прорыва в районе Каширы была создана группа Белова, то есть советское командование было вынуждено судорожно реагировать на действия противника, занимаясь сиюминутными импровизациями.

Отдельно хочется рассмотреть действия генерала Рокоссовского, который заслужил столь бурное неодобрение В. Бешанова. Речь идет о контрударе 16 ноября, в котором принимала участие 58-я танковая дивизия. Этот контрудар закончился полной катастрофой для дивизии, которая потеряла 157 танков из 198. Правда, в некоторых источниках говорится о потере 139 танков. Почему-то большинство историков взваливает всю вину именно на Рокоссовского, выставляя командира дивизии генерал-майора Котлярова невинной жертвой. Точно так же Рокоссовского выставляют губителем 17-й и 44-й кавалерийских дивизий.

Почти все авторы ссылаются на записку Льва Мехлиса как на безошибочное доказательство бездарности и преступности замыслов Рокоссовского. Итак: «58-я танковая дивизия, прибывшая с Дальнего Востока, из-за преступного руководства разбита, ее остатки сосредоточены в Воронино. 20 ноября командир 58-й танковой дивизии генерал Котляров застрелился, оставив записку: «Общая дезорганизация и потеря управления. Виновны высшие штабы. Не желаю нести ответственность за общий бардак. Отходите на Ямуга за противотанковые препятствия, избавляйте Москву». После подписи этот капитулянт добавил: «Впереди без перспектив». Лучше выглядит 8-я танковая бригада, но она сейчас имеет 2 KB, 3 Т-34, 2 Т-26, 8 Т-40. 107-я мотострелковая дивизия заключает 114 бойцов на фронте, а в тылу 51 экипаж без танков. Мехлис».

Простите, но при чем здесь Рокоссовский? Командующий армией отдает приказ на наступление, и на этом его роль заканчивается. Он не обязан расписывать задачи полкам дивизии и определять время артиллерийской подготовки. Это задача командира дивизии, судя по всему, генерал Котляров с ней не справился, и застрелился он очень даже вовремя, иначе пришлось бы отвечать на неприятные вопросы. Давайте посмотрим на карту, как правило, это очень полезное занятие, и попытаемся все-таки разобраться. Причем, если верить проклятым фашистам, Рокоссовский безошибочно выбрал место нанесения удара — разрыв между 7-й танковой и 14-й моторизованной дивизиями. Состояние немецких дивизий к этому времени хорошо известно, посмотрите книги того же А. Исаева. Кстати, генерал Раус, который в период этих боев командовал 6-й танковой дивизией, довольно высоко оценивая качества советских командиров младшего звена и отдавая должное командирам высшего, с откровенным презрением отзывается о командирах среднего звена (полк — корпус), считая их безынициативной, необразованной серой массой.

Имеется еще один нюанс, который осложняет оценку событий. Дело в том, что вечером 17 ноября Ставка Верховного главнокомандования с 23.00 передала наконец 30-ю армию Калининского фронта в состав Западного фронта. 30-й армии были подчинены отходившие в ее полосу 58-я танковая, 24-я и 17-я кавалерийские дивизии 16-й армии. Командующий 30-й армией генерал-майор Лелюшенко получил приказ оборонять клинское направление и обеспечить стык между 30-й и 16-й армиями. В момент таких перестроек удобнее всего прятать любые промахи и провалы, взваливая вину за них на старого начальника. Так что есть серьезные основания подозревать, особенно с учетом полнейшей неопытности дивизии, что эта гибельная атака просто не имела места быть. Скорее всего, генерал Котляров растерял свои танки в лесах и сугробах, ведь подобные случаи уже имели место во время советско-финской войны. А летом 1941 года это происходило повсюду, разве что сугробов тогда не было.

Точно так же можно задать вопрос: что, в приказе генерала Рокоссовского так и написано «17-й и 44-й кавалерийским дивизиям атаковать пулеметы в конном строю», или это все-таки комдивы так решили?

Хотя действия Рокоссовского тоже можно критиковать, но, если признаться честно, не поворачивается язык. Он получил приказ Жукова провести атаку, он приказ исполнил. В. Бешанов может снисходительно цедить сквозь зубы: «Думакц что командарм-16 не слишком и возражал, возвращаться на тюремные нары ему не хотелось». Но я с удовольствием полюбовался бы на г-на Бешанова после надлежащей обработки: 9 выбитых зубов, 3 сломанных ребра, пальцы ног, размозженные молотком, — и послушал бы, как надлежит возражать в такой ситуации.

Увы, судя по всему, маршала Рокоссовского сломали раз и навсегда, иначе в его воспоминаниях не появлялись бы подобные пассажи: «Еще один штрих тех дней, сильно запомнившийся. В Ново-Петровском нас навестил Емельян Ярославский с группой агитаторов Центрального Комитета партии, и того человека народ знал и любил. Наши товарищи позаботились, чтобы из каждого полка прибыли люди его послушать, а там уж солдатская молва разнесет по позициям слово партии». Нужно было очень сильно испугаться, чтобы писать подобное через 10 лет после смерти Сталина.

Вообще все эти события в описаниях советских/российских и немецких историков различаются, как небо и земля. Я приведу обширную цитату из работы А. Исаева, касающуюся все тех же событий:

«Уже в условиях начавшегося немецкого наступления в ночь на 16 ноября 16-я армия произвела перегруппировку войск и с 10.00 перешла в наступление. Одновременно тем же утром противник начал наступление на стыке 316-й стрелковой дивизии и кавалерийской группы Доватора. Весь день 16 ноября 16-я армия провела в состоянии наступательных действий своего правого крыла и оборонительных — левого крыла и центра. Неудачными в целом были как те, так и другие. Конница подвижной группы вступила в бой по частям. При начале наступления в 10.00 17-я и 24-я кавалерийские дивизии подошли к исходному рубежу только к 12.30. Тылы безнадежно отстали. Очень большие потери понесла наступающая 58-я танковая дивизия, лишившись за день 139 танков. Оборонявшиеся 316-я дивизия и кавалерийская группа Доватора были вынуждены отойти с занимаемых позиций. После боев за Волоколамск артиллерийская группировка дивизии И.В. Панфилова значительно уменьшилась, кроме того, часть сил артиллерии 16-й армии была использована в наступлении на Скирмановский плацдарм (в частности, один из двух ставших гвардейскими противотанковых артиллерийских полков). На 16 ноября 316-я дивизия располагала двенадцатью 45-мм пушками, двадцатью шестью 76,2-мм пушками, семнадцатью 122-мм гаубицами, пятью 122-мм корпусными пушками и одним 120-мм минометом. От 207 орудий в середине октября 1941 г. остались одни воспоминания. Соответственно возможности противостоять немецкому наступлению были куда скромнее. Изменением к лучшему было сужение фронта до 14 км в сравнении с 41 км под Волоколамском в октябре месяце. Это произошло вследствие прибытия с Дальнего Востока 78-й стрелковой дивизии и выхода из окружения 18-й стрелковой дивизии. Также дивизия И.В. Панфилова фактически стала четырехполковой, у нее появился 690-й стрелковый полк 126-й дивизии, вышедший из окружения под Вязьмой. Противостояли 316-й стрелковой дивизии и кавалерийской группе Доватора XLVI моторизованный корпус (генерал танковых войск фон Фитингхоф, 5-я и 11-я танковые дивизии) и V армейский корпус (генерал пехоты Руофф, 2-я танковая, 35-я и 106-я пехотные дивизии). Последнему был придан 1 танковый батальон из 11-й танковой дивизии. В других условиях удар такой массы был неотразим. Однако к тому моменту проблемы со снабжением достигли своего пика, и в бою участвовали лишь части немецких танковых соединений, получившие горючее. К утру 17 ноября 690-й стрелковый полк был полуокружен, 1073-й и 1075-й полки были сбиты со своих позиций и отходили. В разгар боев, 17 ноября 1941 года, 316-я стрелковая дивизия получала приказ о переименовании в 8-ю гвардейскую стрелковую дивизию. На следующий день, 18 ноября, при артиллерийско-минометном обстреле командного пункта дивизии в д. Гусево погиб ее командир И.В. Панфилов. По ходатайству Г.К. Жукова 8-я гвардейская дивизия получила имя своего погибшего командира».

Причины, подтолкнувшие автора написать такое, для меня еще более непонятны, чем мотивы К. Рокоссовского. Крепко написано, в лучших традициях Главпура и Агитпропа! 2 фашистских корпуса, целых 5 дивизий, обрушились на несчастную героическую дивизию Панфилова. Начнем с того, что корпуса Руоффа и Фитингхофа в общей сложности имели 6 дивизий, то есть подвиг должен был выглядеть на целых 20 процентов героичнее. Уважаемый автор куда-то потерял 252-ю пехотную дивизию XLVI корпуса.

Зато немцы утверждают, что LVI корпус действовал в 20 километрах севернее, а все танковые дивизии были сосредоточены южнее железной дороги Волоколамск — Истра — Москва, тогда как 316-я дивизия занимала позиции севернее. И получается, что ей противостояла одна-единственная немецкая 35-я пехотная дивизия. Кстати, а как вы себе представляете сосредоточение 6 дивизий в полосе 14 километров? В общем, наверное, следовало бы критичнее относиться к источникам.

По другим данным, бой выглядел несколько иначе. 316-я стрелковая дивизия занимала оборону на фронте Дубосеково — 8 км северо-восточнее Волоколамска, то есть порядка 18–20 километров по фронту, что для ослабленного в боях соединения было очень много. На правом фланге соседом была 126-я стрелковая дивизия, на левом — 50-я кавалерийская дивизия кавкорпуса Доватора. Вдобавок где-то в тылу в засадах находились танки 27-й танковой бригады. 16 ноября дивизия была атакована силами двух танковых дивизий немцев — 2-я танковая дивизия атаковала позиции 316-й дивизии в центре обороны, а 11-я танковая дивизия ударила в районе Дубосеково, по позициям 1075-го стрелкового полка, у стыка с 50-й кавдивизией. Удар по стыкам между соединениями был часто встречающимся элементом тактики немецких войск.

В общем, ясно одно — до сих пор эти бои так и не получили достоверного освещения. Скорее всего, даже те самые 2 немецкие танковые дивизии на самом деле были упомянутым танковым батальоном 11-й дивизии. Но мы как-то уклонились от описания действий советских танковых частей. Это и неудивительно, потому что в данный период они играли явно второстепенную роль. Ведь не получается даже сказать, что танковые бригады служили цементирующим элементом обороны, так, местами присутствовали и как-то участвовали, а основную тяжесть боев по-прежнему несла на себе многострадальная пехота.

Переход Красной Армии в наступление не изменил ситуации. Танки по-прежнему оставались на вторых ролях, оказывая скорее психологическую поддержку, чем реальную. Приведем еще одну цитату:

«Контрнаступление советских войск в последующем переросло в общее зимнее наступление, которое проводилось с января по апрель 1942 г. В решении задач по разгрому гитлеровских захватчиков вместе со стрелковыми войсками, кавалерией и авиацией в зимнем наступлении принимали участие и наши славные танковые войска. Из-за нехватки танков Красная Армия в этот период не имела крупных соединений. Основу танковых войск составляли бригады и отдельные батальоны, которые использовались главным образом для непосредственной поддержки пехоты, в тактическом взаимодействии с пехотой, артиллерией и конницей. Прорыв вражеской обороны осуществлялся пехотой совместно с танками и артиллерией. При преследовании танки использовались в передовых отрядах, чаще всего для перехвата путей отхода противника. Иногда для обхода флангов оборонявшихся немецко-фашистских войск или захвата важных объектов создавались подвижные группы, ударную силу которых составляли танковые бригады. Однако в подвижных группах было мало боевых машин и не хватало автотранспорта, что снижало их подвижность, ударную силу и ограничивало возможности действий в оперативной глубине. И все же подвижные группы в значительной мере содействовали развитию операций. Опыт применения подвижных групп в контрнаступлении под Москвой сыграл в дальнейшем, когда в Красной Армии начали создаваться крупные соединения и объединения, большую роль».

То есть, как нетрудно заметить, наступил некий период равновесия бессилия. Советские танковые войска еще находились в процессе строительства, а немецкие к декабрю 1941 года удалились в плоскость виртуального существования. Дивизии и штабы еще сохранились, но танков у них не осталось. Поэтому совершенно неудивительно, что в 1942 году обе стороны начали принимать энергичные меры для исправления положения.

Глава 7 Время больших перемен

Летнюю кампанию 1942 года германское Верховное командование ждало с оптимизмом. Причины этого оптимизма лично для меня остаются совершенной загадкой. Ведь не глупые же были люди! Уже после сомнительного окончания «Барбароссы» было понятно, что германскую армию ничто хорошее в Советском Союзе не ожидает. А после бесславного провала «Тайфуна» говорить о перспективах победы немецкого оружия стало просто неприлично. Ну я еще понимаю, что Адольфа Алоизовича отличало «очень своеобразное мышление», но ведь генералы кажутся вполне вменяемыми людьми… Или именно кажутся? Ведь ни общее военно-политическое положение Германии, ни конкретное состояние сухопутных вооруженных сил не давали ни малейшего повода для оптимизма. Впрочем, какое там «оптимизма», речь уже не шла даже о мало-мальски приемлемом исходе войны. Вдобавок к затяжной и малоперспективной войне с Англией Германия получила затяжную и совершенно безнадежную войну с Советским Союзом, а теперь еще на горизонте вырисовывалась затяжная и такая же безнадежная война с Соединенными Штатами. И все это обрушилось на государство, которое если и могло рассчитывать на успех, то лишь в молниеносной войне. Конечно, германские генералы делали все, что в их силах, но ведь иногда этого абсолютно недостаточно.

Состояние германских танковых войск к началу 1942 года было откровенно плачевным. Если верить Томасу Йенцу, к январю 1942 года на Восточном фронте остались 1015 танков, но при этом ни одного боеспособного, хотя всю упомянутую тысячу еще можно было отремонтировать. После окончания зимнего наступления Красной Армии с марта по июнь на фронте воцарилось относительное затишье. Немцы использовали его для того, чтобы попытаться восстановить боевую мощь вермахта в целом и Панцерваффе в частности. Увы, им это не удалось. Все немецкие генералы дружно соглашаются, что потери в живой силе восполнить так и не удалось уже до самого окончания войны. С танками в 1942 году дело обстояло еще хуже. Сказались просчеты Верховного командования, которое не перевело промышленность на военные рельсы, сказались военные потери. Конечно, в Германии за этот период были сформированы еще 5 танковых дивизий — с 21-й по 25-ю, а до конца 1942 года появились 26-я и 27-я, но какое это имело значение, если общая численность танков на Восточном фронте к началу летнего наступления в июле (после оборонительной операции под Харьковом) едва перевалила за 2000, причем исправных было чуть более 1300. То есть по сравнению с июнем 1941 года силы Панцерваффе сократились вдвое. Поэтому совершенно неудивительно, что активные действия в 1942 году вели только две танковые армии из четырех: Первая — фон Клейста и Четвертая — Гота. Остальные две танковые армии с этого момента и до самого конца войны играли второстепенные роли, занимаясь в основном обороной. Самым наглядным подтверждением этого является состав З-й танковой армии генерал-оберста Рейнхардта на 24 июня 1942 года. В нее входят 10 пехотных и 1 моторизованная дивизии в составе 3 корпусов. Вы спросите, а есть ли в танковой армии танки? Оказывается, все-таки есть. Непосредственно в распоряжении командующего имелась одна-единственная 20-я танковая дивизия. Так что называть подобное соединение танковым можно лишь на страх врагам. Немногим лучше выглядела и 2-я танковая армия.

А как выглядели к началу летней кампании главные действующие лица? Давайте сравним состав 1-й танковой группы на 27 июня 1941 года и 1-й танковой армии на 24 июня 1942 года. Изменения будут видны, что называется, с первого взгляда. К моменту нападения на СССР генерал Клейст имел у себя в подчинении 3 корпуса, в которые входили 9 дивизий. Но из этих 9 дивизий 5 были танковыми, 2 армейскими моторизованными и 2 моторизованными дивизиями СС, то есть состав группы Клейста можно было считать просто идеально соответствующим определению танковой армии. Но прошел всего лишь год, и положение изменилось катастрофически. Теперь Клейст имеет 3 корпуса и 2 корпусные группы. Вроде бы силы более солидные, но мы должны помнить, что временные формирования всегда не отличаются особой спаянностью и согласованностью действий. А вот состав этих корпусов… 3 танковые дивизии, 1 моторизованная, 7 пехотных, 1 горнострелковая, 2 легкопехотных дивизии, 1 охранная. И дополняют этот комплект 4 румынских пехотных дивизии. Сразу бросается в глаза появление румынских дивизий более чем сомнительной боеспособности, да и охранная дивизия от них немногим отличалась. Однако иных средств восполнить нехватку личного состава у германского командования не осталось. Но даже эти меры не принесли желаемого результата. Кроме того, резко снижается мобильность армии. Мы уже не говорим о незаметном невооруженным глазом сокращении численности автотранспорта, из 19 дивизий, составляющих армию, только 4 обладают требуемым качеством в полной мере. Численность армии возросла вдвое, но есть подозрение, что во столько же раз снизилась ее ударная мощь.

4-я танковая армия, командование которой в мае 1942 года принял Герман Гот, выглядит несколько лучше, однако она всегда была самой слабой из танковых армий Восточного фронта. 27 июня 1941 года в составе 4-й танковой группы генерала Гёпнера числились 2 корпуса: 3 танковых, 2 армейский моторизованные, 1 моторизованная СС и 2 пехотные дивизии. На 24 июня 1942 года группа, которая теперь называлась армией, имела 3 корпуса, в которые входили 3 танковые, 2 армейские моторизованные и 3 пехотные дивизии.

Если проследить за этими изменениями структуры германских танковых армий, то сразу станет понятным, почему немцы были вынуждены ограничиться наступлением только на южном участке Восточного фронта. Однако изменения не ограничились перетряхиванием состава армий. Наконец-то в вермахте официально появляются танковые корпуса, и теперь можно употреблять этот термин, не боясь обвинений в неточности. Этот процесс происходит с марта по июль 1942 года, но, как вы прекрасно понимаете, процесс был формально-бюрократическим и к серьезным результатам не привел.

Зато изменение структуры дивизий было более серьезным. В. Бешанов пишет, что весной в танковых дивизиях полки перешли на 3-батальонную организацию. На самом деле все было несколько иначе. Во исполнение приказа Генерального штаба сухопутных сил от 18 февраля 1942 года для подготовки летнего наступления в Группе армий «Юг» каждая ее танковая дивизия была усилена третьим танковым батальоном. Однако закон сохранения материи действует даже в армии. Поэтому только 4 танковые дивизии имели свой собственный третий батальон. Остальные 9 батальонов были взяты из танковых дивизий групп армий «Север» и «Центр». Таким образом, немцы снова кроили и перекраивали имеющиеся скудные запасы, как говорится, шили из жилетки брюки. Например, 3-й танковый батальон 2-го танкового полка в 16-й танковой дивизии был ранее 2-м батальоном 10-го полка 8-й танковой дивизии.

Моторизованные дивизии тоже получили в штат один танковый батальон. Однако и эти батальоны, как мы писали, были изъяты из других дивизий. Второй пример: 103-й танковый батальон 3-й моторизованной дивизии еще совсем недавно был 3-м батальоном 18-го полка 18-й танковой дивизии. Нет, кролика из пустой шляпы фокусник может вытащить, но панцер-абтайлунг из форменной фуражки ни один генерал не достанет.

Не менее сложным было положение и с новыми танками. В 1942 году на вооружение Панцерваффе начали поступать T-IIIJ с 60-калиберной пушкой 50 мм. В марте этого же года появились танки T-IVF2 с длинноствольной 75-мм пушкой, и теперь немецкие танкисты могли бороться на равных с Т-34. Все было бы здорово, но этих танков не хватало, и снова немецкое командование пошло по испытанному пути. У дивизий, отправлявшихся в тыл для отдыха и доукомплектования, забирали все исправные машины. То же самое ждало дивизии, находящиеся на спокойных участках фронта. Но этим отобранные танки хотя бы заменяли различным чешским и французским хламом, уповая на то, что сражаться данным дивизиям не придется.

Еще одним важным новшеством 1942 года стало формирование первых танковых подразделений СС. Таким образом, дивизии «Лейбштандарт», «Викинг», «Дас Райх» превратились в моторизованные, но пока еще не танковые!

Весь этот длинный рассказ приведен с единственной целью — показать, что к началу летнего наступления 1942 года немецкие войска находились далеко не в лучшем состоянии. И если потери в технике в какой-то степени удалось компенсировать (все-таки я полагаю, что 100 T-IVG в бою полезнее, чем 500 T-I, но 100 танков не разделить на 5 дивизий), то некомплект личного состава стал хронической болезнью вермахта, от которой он страдал до самого конца войны. Тем не менее в Ставке Гитлера царил оптимизм. Предполагалось начать грандиозное наступление на юге, чтобы захватить Донбасс, Кубань, кавказскую нефть. Планировалось и наступление на Сталинград, но все-таки немцы не придавали этому городу сакрального значения, планируя лишь намертво перекрыть важнейшую водную коммуникацию — Волгу. Просто Сталинград оказывался в районе планируемого наступления, ведь не на Горький же целиться? Как писал генерал Блюментрит: «Промышленно-экономические круги в Германии оказывали сильное давление на военных, доказывая важность продолжения наступательных операций. Они говорили Гитлеру, что не смогут продолжать войну без кавказской нефти и украинской пшеницы». Кстати, Типпельскирх говорит примерно то же самое, но только без выпадов в сторону «промышленных воротил», он их вообще не упоминает…

Однако едва ли не с большим оптимизмом ожидали летнюю кампанию в Москве. Причины для этого оптимизма были вполне обоснованными. В ходе зимней кампании вермахт потерпел несколько тяжелейших поражений и стоял на грани полной катастрофы. Но конструкцию такого огромного размера уничтожить двумя-тремя даже самыми сильными ударами просто невозможно, что и подтвердил дальнейший ход военных действий. Вспомним хотя бы Белорусскую операцию 1944 года, после которой исчезла целая Группа армий. Но ведь Восточный фронт не рухнул, и германская армия не рассыпалась. К сожалению (для нас) воля немцев к сопротивлению оставалась непоколебленной до самой весны 1945 года, они не собирались, подобно французам, организованно сдаваться в плен. И этот фактор остался не замеченным нашим командованием, строившим грандиозные планы окончательной победы над немцами.

Имелся еще один нюанс, которого либо не заметило, либо заметило, но не пожелало учесть советское командование. Когда Сталин издавал грозные директивы о полном разгроме немецко-фашистских захватчиков, он явно не думал о плачевном состоянии советских танковых и механизированных частей. А ведь после окончания зимней кампании они находились ничуть не в лучшем состоянии, чем немецкие. Неужели он собирался выиграть современную войну моторов «пешим строем»? Ответить на это мог бы только сам Верховный. Впрочем, возможно другое объяснение. Советские командиры полагали, что достаточно передать разгромленной танковой бригаде 50 новых машин, и ее боеспособность тут же восстановится по щучьему велению, по генеральскому хотению. Следовать примеру немцев, которые отводили свои дивизии для отдыха, доукомплектования и обучения в глубокий тыл, отправляя их с Восточного фронта аж во Францию, наше командование совсем не собиралось. В лучшем случае — месяц в прифронтовой полосе, и хватит с них.

Но предпосылки для успешных действий Красной Армии в 1942 году все-таки имелись. В отличие от немцев, нашему командованию удалось восполнить потери 1941 года, более того, численность армии даже выросла. Завершились пуск и наладка эвакуированных заводов, поэтому выпуск военной продукции начал неуклонно нарастать, и в 1942 году Советский Союз обошел Германию практически по всем показателям. Одновременно началась новая реорганизация структуры Красной Армии. Опять были восстановлены корпуса, но это уже были принципиально иные единицы, чем год назад. Теперь они скорее соответствовали немецкому танковому полку, так как по штату корпусу полагались 168 танков. Главным минусом этого корпуса являлось отсутствие крупнокалиберной и самоходной артиллерии.

В состав корпуса входили 3 танковые и 1 мотострелковая бригады. Но не следует заблуждаться относительно громких названий. Советская танковая бригада со штатом 53 танка соответствовала немецкому танковому батальону. Причины этой реорганизации были совершенно очевидными. Огромные и совершенно неуправляемые мехкорпуса и дивизии 1941 года представляли собой не грозную ударную силу, а легкую добычу для противника. Наверное, учитывая качество советских средств связи, имелись все основания снабжать полк этими самыми средствами по штатам бригады. В этом случае можно было рассчитывать на сохранение управления войсками в критических ситуациях. На практике все оказалось далеко не так, командиры по-прежнему постоянно теряли управление и связь с войсками. Хотя, может быть, здесь виноваты не столько рации, сколько неумение организовать и поддерживать сеть связи? И даже неумение генералов пользоваться готовой сетью?

В мае — июне 1942 года начинается формирование танковых армий. По примеру немцев в состав армий включались разнородные соединения, чтобы получился сбалансированный боевой механизм. В качестве примера приведем состав 3-й танковой армии (она была создана первой) генерал-лейтенанта Романенко. Она имела 2 танковых корпуса, 1 мотострелковую и 2 стрелковые дивизии, танковую бригаду, гвардейский минометный стрелковый полк, истребительно-противотанковый полк, мотоциклетный полк, подразделения связи и так далее. В августе 1942 года армия получила еще один танковый корпус. В результате снова получается, что это соединение соответствовало немецкому, стоящему на одну ступеньку ниже, то есть усиленному танковому корпусу. Однако первые опыты использования советских танковых армий оказались неудачными. Главной причиной являлась все та же допотопная организация связи, в этом отношении мало что изменилось. Командующий фронтом не знал, что происходит в армиях, командующий армией терял собственные корпуса, командир корпуса не всегда контролировал свои бригады, командир бригады мог управлять полками. В результате продолжались все те же самые некоординированные хаотичные действия. Вы можете полистать мемуары генералов Лелюшенко, Рыбалко, Ротмистрова, Баграмяна — и всюду увидите одно и то же.

Так или иначе, но активные действия в кампании 1942 года начали именно советские войска. Собственно, командование Красной Армии попыталось плавно перейти от зимнего наступления к весеннему, хотя на первых порах не ставило перед собой грандиозных задач. Они маячили где-то впереди. Но все эти наступления отличала та же самая особенность, которая столь ярко проявилась во время контрнаступления под Москвой. Танковые соединения были превращены в безгласный придаток пехоты, и танковая бригада, переданная стрелковой дивизии, занимала место где-то между гаубичным полком и саперным батальоном. Пехотные генералы были только рады такому положению вещей, потому что они даром получали усиление дивизии, а заодно и громоотвод, на который всегда можно направить молнии начальственного гнева, который неизменно вспыхивал после очередной неудачи.

Мы остановимся на неудачной Харьковской операции, потому что именно после нее началось немецкое наступление. К началу наступления советское командование сосредоточило довольно сильную танковую группировку, в составе которой было 3 танковых корпуса и 9 отдельных танковых бригад, в которых насчитывалось 925 танков. Внешне грозная сила. Но, но, но и снова но. Отдельные танковые бригады были включены в ударные группировки и использовались для непосредственной поддержки пехоты стрелковых дивизий первого эшелона. 22-й танковый корпус был придан 38-й армии. Командующий армией решил использовать корпус децентрализованно, придав его бригады стрелковым дивизиям. То есть мало того, что были разбросаны отдельные бригады, так еще начался и раздел корпусов. Лишь 21-й и 23-й танковые корпуса остались в резерве фронта, их планировалось ввести в прорыв после первоначального прорыва вражеского фронта. Однако им предстояло двигаться в различных направлениях. Получается, что формально были собраны крупные силы танков, но на деле они оказались раздроблены на мелкие группки. Поэтому нет ничего удивительного в том, что операция завершилась провалом. Командование 6-й армии опоздало с вводом в бой резервных корпусов и было вынуждено использовать их для парирования немецких ударов. При этом наши историки снова признаются, что в очередной раз командирам не удалось скоординировать действия корпусов, механическое объединение их в одну группу не помогало решить проблему. Единственным успехом советских танков стал более или менее удачный выход части войск из окружения, что было сделано при помощи собранных воедино остатков бригад и корпусов. Так сама жизнь заставляла советских генералов действовать правильным образом.

Описывать подробно последний немецкий блицкриг лета 1942 года мы не будем. Ограничимся лишь кратким рассказом о первом неудачном опыте участия в боях советской танковой армии.

В первых числах июля немцы вышли к Дону, форсировали его и начали наступление на Воронеж. 5-я танковая армия генерала А. Лизюкова получила приказ нанести контрудар из района Дубровское в направлении Землянск, Хохол, перехватить коммуникации противника, прорвавшегося к Воронежу, и оказать помощь выходящим из окружения частям 40-й армии. Операцию следовало начать 5 июля, не ожидая полного сосредоточения всех сил армии. Честно говоря, после этого все обвинения в адрес генерала Лизюкова звучат несправедливо. Командование само вырыло яму и столкнуло туда его армию. К назначенному сроку к исходному рубежу вышел только 7-й танковый корпус. Главные армии еще находились в пути, так как они перевозились по железной дороге, подвергаясь массированным ударам вражеской авиации. Приказ командования был исполнен «беспрекословно, точно и в срок» — наступление было начато лишь частью сил.

Утром 6 июля первый удар нанес 7-й танковый корпус генерала П. Ротмистрова. В районе Красной Поляны произошел встречный бой корпуса с частями 11-й танковой дивизии противника, в результате которого враг был остановлен и отброшен за реку Кобылья Снова. На другой день боевые действия развернулись с новой силой. В сражение был введен с ходу 11-й танковый корпус генерала А. Попова. В ожесточенных боях, продолжавшихся четверо суток, соединения 7-го и 11-го танковых корпусов сумели потеснить противника и вечером 10 июля вышли к реке Сухая Верейка. В этот день в наступление перешел 2-й танковый корпус генерала И. Лазарева. Однако добиться существенных результатов наши войска не смогли. Боевую задачу 5-я танковая армия не выполнила, хотя и отвлекла на себя часть сил противника. Говорить о том, что операции немцев в районе Воронежа были сорваны, можно лишь с большими оговорками, ведь основные усилия немцев были направлены на юг. Командующий фронтом генерал Рокоссовский в своих мемуарах очень скупо описывает эти бои:

«Плохо организованная и нерешительно проведенная операция успеха не имела. Кончилось тем, что противник перешел в наступление и на этом направлении. Сейчас здесь шли напряженные бои. Правда, врагу пришлось привлечь сюда значительные силы, несколько ослабив этим свою основную группировку. Но это мало облегчало наше положение. События тех дней с исчерпывающей полнотой и объективностью описаны генералом армии М.И. Казаковым в его книге «Над картой былых сражений». Поэтому я не буду вдаваться в подробности».

Понять его можно, если вспомнить, чьи именно приказы был вынужден исполнять Лизюков. Тем временем к югу от Воронежа обстановка для наших войск сложилась крайне неблагоприятно. В середине июля крупные силы противника вышли к большой излучине Дона и создали угрозу прорыва к Волге.

23 июля пал Ростов-на-Дону, и Группа армий «А» начала наступление на Кубань. «Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором». Результатом событий под Ростовом и в излучине Дона стало появление знаменитого приказа № 227. Нам же этот период интересен тем, что он стал последним, когда активные наступательные действия вели две немецкие танковые армии, хотя стараниями Адольфа Гитлера координация между ними была более чем относительной.

В некоторых отношениях берлинские штабы были ничуть не лучше московских, потому что в самый критический момент 4-я танковая армия Гота была вынуждена крутиться на месте. От нее то требовали наступать на Сталинград, то поворачивали на Кавказ, то опять двигали на Сталинград. Поэтому фон Клейсту пришлось отдуваться одному за двоих, однако он справился. Сначала в полосе 18-й армии немцы прорвались к Батайску, затем был отражен удар 18-й и 37-й армий.

В результате уже в первые дни сражения советские войска попали в очень тяжелое положение по всей полосе Южного фронта. Немцы угрожали прорваться в направлении Сальска и рассечь фронт пополам, а также выйти в тыл дивизиям, еще оборонявшимся южнее Ростова. Форсировав Дон, фон Клейст, не тратя времени, начал движение на юг. Сложилась исключительно редкая ситуация, когда танковая армия не наступала с боями, а просто преследовала стремительно бегущего противника. Кажется, немцам подобное удалось еще один раз — во время операции «Рот», когда разбитая французская армия перестала даже изображать сопротивление. Даже летом 1941 года подобной паники не наблюдалось. Будущий министр обороны СССР А. Гречко в своих воспоминаниях старается смягчить краски, но даже в его деликатном изложении явственно проступают контуры катастрофы:

«Командование Южного фронта предвидело эту опасность. Поэтому в целях улучшения оперативного положения было решено отвести в ночь на 28 июля войска левого крыла фронта на рубеж, проходивший по южному берегу р. Кагалык и Манычскому каналу. 28 июля немецко-фашистское командование усилило свою группировку двумя корпусами (6-й армейский и кавалерийский румынские корпуса). Прикрывая свои войска большими силами авиации, противник к 28 июля переправил на левый берег Дона соединения семи корпусов и создал подавляющее превосходство, особенно в танках и артиллерии. Располагая большим количеством танковых и моторизованных соединений, немецко-фашистские войска превосходили наши войска в маневренности. Поэтому войска Южного фронта не сумели оторваться от противника и организованно отойти на указанные им рубежи. Кроме того, во время отхода нарушилось управление. Штабы фронта и некоторых армий часто теряли связь со своими войсками и не всегда имели точные данные о действиях подчиненных частей. Отступая, войска иногда оставляли населенные пункты без серьезного сопротивления. К концу дня 28 июля между армиями образовались большие разрывы. Фронт обороны был нарушен. Войска Южного фронта оказались уже неспособными сдержать натиск превосходящих сил врага и продолжали откатываться на юг. Оставались еще относительно боеспособными 12-я и 18-я армии, имевшие всего 9 стрелковых дивизий по 300—1200 штыков. 37-я армия имела 4 стрелковые дивизии по 500–800 штыков каждая. В 56, 9 и 24-й армиях остались только войсковые штабы и спецчасти».

В общем, для немцев все складывалось очень хорошо, и никто не предвидел, что закончится эта операция очень плохо. Хотя, может быть, командующий Группой армий «Юг» фельдмаршал фон Бок предвидел нечто подобное и потому спровоцировал ссору с Гитлером и свою отставку, чтобы не нести ответственности за последствия.

В общем, фон Клейст стремительно двигался на юг, захватывая один город за другим, но его коммуникации растягивались, линия фронта расширялась, и в конце концов 1-я танковая армия стала напоминать кусочек резины, растянутый по большой площади. Нужно было только ткнуть иголкой в одном-единственном месте, чтобы этот кусочек резины превратился в ошметки. Увы, советское командование не нашло этой самой иголочки, позволив резине сжаться обратно.

А сейчас мы просто обязаны отправиться под Сталинград, чтобы посмотреть, что происходило там в это время. Мы обратим свое внимание на участок фронта к северу от города. СВЭ кратко сообщает: «Большую помощь защитникам Сталинграда оказывали почти не прекращавшиеся в течение сентября контрудары 1-й гв., 24-й и 66-й армий сев. Города. Значит, силы пр-ка сковывали войска 57-й и 51-й армий, предпринявшие частную наступат. операцию южнее Сталинграда». Так что, как мы видим, А. Исаев в своей апологии полководческому гению маршала Жукова не оригинален. Он даже не является первооткрывателем темы. Итак, цитата:

«К началу операции 1-я гв. армия имела в своем составе девять стрелковых дивизий, три танковых корпуса (4,7 и 16-й), три танковых бригады, десять артиллерийских полков усиления, восемь полков PC, в том числе один тяжелый М-30. На пополнение танковых корпусов армии К.С. Москаленко Ставкой было направлено 94 танка Т-34. Скорее всего, это уже были «тридцатьчетверки» новой серии с относительно просторными башнями-«гайками». Всего в составе Сталинградского фронта на 13 сентября 1942 г. насчитывалось 404 танка, в том числе 52 KB, 149 Т-34,44 Т-70,158 Т-60 и Т-26.

Ударная группировка фронта была достаточно многочисленной. В составе 1-й гв. армии насчитывалось 123 882 человека. Наносившая удар смежным с 1-й гв. Армией флангом 24-я Армия насчитывала на 10 сентября 54 500 человек. Для понимания действительной роли сражения в степи между Доном и Волгой достаточно сравнить эти цифры с численностью 62-й армии в самом Сталинграде. На 13 сентября 1942 г. 62-я армия насчитывала 54 000 человек, более чем в два раза меньше, чем 1-я гв. армия, и более чем в три раза меньше, чем 1-я гв. армия и 24-я армия. Наступление Сталинградского фронта было обильно поддержано техникой. В составе 1-й гв. армии было 611 орудий и 1956 минометов. На направлении главного удара армии на один километр фронта приходилось 71 орудие, 194 миномета и 63 танка».

А кого же сковывали и отвлекали эти огромные силы? Исаев честно признается: все эти силы обрушились на несчастный XIV танковый корпус генерала фон Виттерсгейма, который не выдержал нервного напряжения и потребовал отвести его дивизии назад. После чего запаниковавший командир был заменен железным генералом Хубе, ради спасения которого Гитлер даже отправил специальный самолет в Сталинградский котел.

Но давайте поинтересуемся составом сил корпуса. На 15 ноября корпус имел ровно 4 дивизии: 3-ю, 60-ю и 94-ю пехотные плюс 16-ю танковую. Не слишком ли большая честь для них — быть скованными тремя армиями? Между прочим, фон Виттерсгейм беспокоился совсем не напрасно, к середине сентября его корпус очень сильно напоминал длинную и тонкую кишку, вытянутую с запада на восток примерно на 70 километров, при том что ширина этой кишки не превышала 10 километров. А сейчас посчитайте сами, какова была протяженность фронта, занятого каждой из четырех дивизий фон Виттерсгейма, и сколько советских дивизий наступало на каждую из них. Во всяком случае, по мнению генерала Москаленко, командующего 1-й гвардейской армией, его сил было явно недостаточно:

«Во всем этом сказалось и недостаточное количество сил, выделенных для наступления. Соединения и части армии были недоукомплектованы личным составом. Мы располагали малым количеством технических средств борьбы. Не хватало полевой, зенитной и противотанковой артиллерии. Большую часть танков составляли машины Т-60 и Т-70, имевшие слабое вооружение и слабую броню. Нехватка автомашин резко снижала подвижность и маневренность нашей пехоты и артиллерии. Снабжение же войск осуществлялось конным транспортом, что в условиях господства авиации противника приводило к большим потерям лошадей и частым перебоям в подвозе материальных ресурсов».

Неужели для сковывания немецкого корпуса следовало выделить целый фронт? Так ведь он фактически и был выделен. Сами немцы оценивали результаты усилий Жукова гораздо скромнее:

«18 сентября провалилась очередная попытка русских атаковать левый фланг 6-й армии. Поддержка Люфтваффе в сочетании с контратаками 14-го танкового корпуса в открытой степи оказалась более чем эффективна. Своим наступлением русские добились только того, что 62-я армия двое суток отдыхала от налетов немецкой авиации».

В общем, «растворив без остатка» танковые корпуса и бригады внутри пехотных соединений, Г. Жуков добился того же результата, какой был у любого из генералов Красной Армии летом 1942 года, — нулевого. А ведь использованные силы просто обязаны были смять и уничтожить немецкий корпус, кто бы им ни командовал: фон Виттерсгейм или Хубе. Но пока еще никто из советских генералов не представлял, что такое танковые войска и для чего они нужны. Кстати, вполне вероятно, что именно эти бестолковые попытки подсказали А. Василевскому, что гораздо лучше будет нанести удар по ненадежным союзникам немцев, чем по измученным и поредевшим корпусам самой 6-й армии.

Описывать детально контрнаступление Красной Армии нет особого смысла. Напомним только, что для этого удара наконец-то танковые и механизированные корпуса были сведены вместе. Более того, в наступлении участвовала переформированная и пополненная 5-я танковая армия. В тех же случаях, когда повторилась старая ошибка и к танкам привязали пехоту, это было компенсировано низкой боеспособностью румынских и итальянских войск, противостоявших ударным группировкам, но чуть подробнее об этих реформах будет рассказано в следующей главе. Так в самом конце 1942 года был сделан первый, а потому самый важный шаг в правильном направлении — к созданию действительно боеспособных танковых войск.

Глава 8 В жаркой-жаркой Африке.

Описывать события, предшествовавшие сражению у Эль-Аламейна, мы не будем. Действия Африканского корпуса Эрвина Роммеля, который дал англичанам несколько наглядных уроков блицкрига, детально описаны в книге «Молниеносная война», и повторять их нет никакого смысла. Единственное, чем мы ограничимся в данном случае, это приведем краткую хронологию событий, чтобы вам легче было представить тот фон, на котором разыгрались все последующие сражения.

Хотя Италия объявила войну союзникам 11 июня 1940 года, наступление в Северной Африке началось только 11 сентября. После множества проволочек маршал Грациани вторгся в Египет, но вел наступление исключительно вяло, хотя имел большое превосходство в силах. Уже 16 сентября итальянские войска остановились и начали окапываться возле Сиди-Баррани, не дойдя до английских позиций около 150 километров.

9 декабря началось ответное английское наступление с ограниченными целями — операция «Компас». Однако оно как-то само собой превратилось в операцию по разгрому итальянской армии, хотя англичане в этом совершенно не виноваты. Крошечное английское соединение из двух дивизий с горсткой танков сомнительного качества похоронили мечты Муссолини об Африканской империи. Англичане взяли в плен около 130 000 человек, захватили множество техники и вооружения. Но в самый критический для итальянцев момент, когда до полной победы было рукой подать, британские войска вдруг остановились. Уинстон Черчилль организовал своим войскам первую из крупных военных катастроф, отправив самые боеспособные части в Грецию, потомок герцога Мальборо отправил две дивизии навстречу двум германским армиям.

Тем временем немцы пришли на помощь опозорившемуся союзнику не только в Греции, но и в Африке. Началась операция «Зонненблюме» — переброска частей будущего Африканского корпуса. В марте немцы перешли в наступление, и в считаные дни ситуация перевернулась с ног на голову. Теперь уже англичане, имеющие большое превосходство в силах, покатились назад. Немцы очень быстро достигли египетской границы, но нехватка сил помешала Роммелю развить успех и захватить крепость Тобрук, оставшуюся занозой в спине его корпуса. Некоторым утешением мог служить богатый урожай пленных британских генералов.

В мае и июне 1941 года англичане дважды попытались перейти в наступление (операции «Бревити» и «Бэттлэкс»), но эти попытки привели лишь к беспощадному избиению британских танковых частей. Танков у англичан хватало, но вот что с ними делать, британские генералы не представляли даже отдаленно. После этого в Африке наступила долгая пауза. В ноябре британские войска, которые из «Комбинированного соединения» превратились в XIII корпус, а потом в 8-ю армию, перешли в новое наступление и добились некоторых успехов, прежде всего потому, что Роммель не получал никаких подкреплений. Теряя сотни танков, англичане сумели потеснить Африканский корпус, но их счастье было недолгим.

21 января 1942 года Роммель перешел в новое наступление, разогнал 1-ю танковую дивизию англичан, но вскоре наступила новая пауза. Войска противников с февраля по май стояли на линии Газала, готовя наступления, каждый свое. Но Роммель нанес удар первым, дав очередной показательный урок на тему «блицкриг». Английским войскам повезло, кое-кто сумел ускользнуть из образовавшегося котла, но британская армия была разгромлена в очередной раз, а Тобрук, выдержавший 11-месячную осаду в прошлом году, был захвачен с неприличной быстротой. Роммель получил маршальский жезл, хотя наверняка предпочел бы пару танковых дивизий. Увы, летом 1942 года Гитлеру было не до Африканского театра. Уж если на Восточном фронте не удалось укомплектовать все танковые дивизии, и две танковые армии из четырех были вынуждены занимать пассивные оборонительные позиции, про африканские пески забывается само собой. В августе Роммель попытался-таки сокрушить английские оборонительные позиции под Эль-Аламейном (битва у Алам-Хальфы), но соотношение сил было таково, что даже у него ничего не получилось. Этот бой показал, что англичане ничему не учатся и, похоже, не способны научиться. В очередной раз левый фланг британской 8-й армии был прикрыт минными полями, за которым располагалась только 7-й танковая дивизия и ничего более. Прикрывать минные заграждения мобильными соединениями — это английский приоритет, на который более никто даже не претендует.

В октябре 1942 года началось сражение под Эль-Аламейном, которое англичане считают своей величайшей победой. И вот с этого момента мы снова начинаем детальный анализ событий.

В промежутке между боем у Алам-Хальфы и битвой у Эль-Аламейна англичане предприняли несколько диверсионных вылазок в тыл противника. Все они завершились не слишком удачно, но никакого значения на ход войны не оказали. Однако, как утверждает Майкл Карвер, именно неудачи этих диверсий, предпринимавшихся отрядами силой до батальона, «отвратили его [Монтгомери] мысли от длительного преследования противника от Эль-Аламейна до Туниса». Да, весьма странный ход мыслей был у фельдмаршала Монтгомери, обычному человеку его не дано понять. Можно не слишком верить некоторым авторам, но я полагаю, что фельдмаршал лорд Карвер знал, что писал, не так ли? В результате задолго до «начала операции был заложен ее относительный неуспех.

Какими силами располагали противники? Англичане имели около 250 000 человек и 1100 танков, из них более половины американских, которые вполне могли сражаться с любыми немецкими танками. Еще около 200 танков находились в резервных депо. К этому времени англичане собрали колоссальное количество противотанковой артиллерии — более 1400 орудий, но все они были мелких калибров (2 и 6 фунтов), а потому не могли поддерживать действия войск, как это делали немецкие 75-мм орудия. 900 орудий и 750 самолетов должны были поддерживать английское наступление. Причем теоретики танковой войны порадовались бы, глядя на состав X корпуса. Три танковые дивизии и никакой пехоты, пусть даже моторизованной! Квинтэссенция британской военной мысли.

Итало-немецкие войска уступали противнику по всем показателям. 90 000 солдат, 530 танков, причем более половины из них были итальянскими, сами знаете какого качества. Войска Оси уступали англичанам вдвое в артиллерии и авиации, в противотанковых пушках — вчетверо. Единственной надеждой была 19-я зенитная дивизия с ее грозными «флаками», но их было немного и к тому же никто не освобождал зенитчиков от прямой обязанности — обеспечивать ПВО тыловых объектов.

У читателя может возникнуть ложное представление о силах Роммеля, ведь теперь он командовал Танковой армией «Африка». Но, увы, несмотря на целый ряд переименований, о которых мы уже упоминали, войск ему не добавляли. Как с самого начала Роммель имел 15-ю и 21-ю танковые дивизии, так они и провоевали до конца. Правда, появились 90-я и 164-я легкие дивизии, но не следует путать их с легкими дивизиями начала войны, когда это были фактически танковые дивизии неполного состава. Первая из них была, если говорить строго, так называемой «легкой африканской дивизией» и была сформирована из тыловых частей, разбросанных по североафриканскому побережью. Вторая формировалась на Крите точно таким же образом и отправлена в Африку на смену 90-й дивизии, но так получилось, что британское наступление началось именно в период замены, поэтому у Роммеля неожиданно оказалось на одну дивизию больше, чем следовало. Он готовился к обороне, но что можно было сделать с его скудными силами? Разве что поставить все имеющиеся мины и прикрыть минные поля огнем артиллерии.

Подготовку к наступлению Монтгомери тоже начал более чем своеобразно — с установки новых мощных минных полей. План операции, разработанный им, также поражал оригинальностью. Как мы помним, все удары Роммеля сводились к одному — он пытался обойти южный фланг англичан, обращенный к пустыне, и каждый раз англичане позволяли ему это сделать, хотя прижать английскую армию к берегу и уничтожить у Роммеля не выходило. Даже последнее сражение в Алам-Хальфы, то есть на оборонительном рубеже у Эль-Аламейна, протекало по той же самой схеме. И если бы у Роммеля была еще одна танковая дивизия — всего одна, пусть даже такого же неполного состава, как имевшиеся, англичанам пришлось бы плохо. Монтгомери решил нанести два удара — в центре фронта и на южном фланге, чтобы попытаться окружить два итальянских корпуса, но при этом он намеревался нанести удар по позициям противника своими танковыми дивизиями! То есть сделать то же самоё, что делали немцы под Курском, с одной лишь разницей — у англичан не было «тигров» и «пантер», у англичан не было сотен штурмовых орудий. Более того, штурм позиций противника должна была начать пехота XXX корпуса, после чего на рассвете первого же дня наступления танки X корпуса должны были пройти сквозь боевые порядки пехоты. То есть еще на стадии планирования был предусмотрен полный бардак. Мысль о том, что вражеские позиции можно обойти, в головы британских генералов не закралась. Более того, Монти намеревался вклиниться во вражеские позиции, окопаться там, отбить вражескую контратаку и лишь после этого двигаться дальше. То есть он ухитрялся даже в наступлении передать инициативу противнику.

23 октября британская артиллерия открыла огонь. И здесь Монтгомери остался верен себе — его 900 орудий были равномерно размазаны по фронту в 65 километров. Сравните это с 200–250 орудиями на километр фронта во время наступлений Красной Армии. Первой двинулась пехота XXX корпуса, которая благополучно миновала немецкие минные заграждения, состоявшие в основном из противотанковых мин. После этого к работе приступили саперы, расчищавшие путь для танков, но это была безнадежная задача, так как глубина минных полей достигала 8 километров. Тогда в дело были пущены танковые тралы, и поле сражения заволокли густые клубы пыли. Головные английские танки втянулись в проходы и остановились. На юге 7-я танковая дивизия попыталась было продвинуться вперед, однако эта попытка была легко отражена. Монтгомери предполагал, что эта атака отвлечет танковые резервы Роммеля. Напрасно.

В результате английская пехота была вынуждена окапываться прямо среди минных полей, а танкам пришлось отойти назад. Честно говоря, на память не приходит более бездарный вариант атаки. Если англичанам вообще чего-то удалось добиться, это лишь потому, что здесь, как и под Сталинградом, оборонялись итальянцы. Я совершенно уверен, что при таком же соотношении сил Монтгомери не добился бы совершенно ничего, если бы в распоряжении Роммеля были только немецкие дивизии. Кстати, мы по инерции говорим «Роммеля», хотя сам фельдмаршал в это время находился в Германии, он прилетел в Африку только 25 октября.

На следующий день наступление продолжалось в том же духе. Солдат и танков у Монтгомери хватало, а вот у противника боеприпасы понемногу начали подходить к концу. Подтянув из тыла мобильные резервы — точнее, многострадальные 15-ю и 21-ю танковые дивизии, немцы полностью остановили наступление англичан. Но Монтгомери показал, что он настоящий боевой генерал. Я даже думаю, что он вполне может стоять в одном ряду с такими полководцами, как Тимошенко, Еременко, Гордов и тому подобные. 8-я армия продолжала стучать лбом в бетонную стену, 51-я дивизия гайлендеров даже пошла на проволочные заграждения под звуки шотландских волынок. Вы спросите, а при чем здесь танковая война? Вот, это такая специфическая ее форма, когда сотни танков бросают в лоб на мины и противотанковую артиллерию. И если вы считаете, что это сугубо британский способ ведения военных действий, то ошибаетесь, мы с подобным еще столкнемся.

До 30 октября Танковая армия «Африка» еще кое-как держалась. Однако Роммель не скрывал, что ресурсы обороны исчерпаны, и прямо предупредил итальянцев, что прорыв моторизованных соединений приведет к катастрофе. Фельдмаршал уже махнул рукой на южный фланг своей армии, стянув все резервы в прибрежную зону, где англичане продолжали упрямо ломиться вперед. 2 ноября он даже начал частичный отвод войск, пытаясь спасти немоторизованные итальянские пехотные дивизии.

Эти события вызывали тревогу по обе стороны фронта. И Гитлер, и Черчилль были одинаково встревожены. Гитлер приказал своим войскам стоять до последнего, а Черчилль начал рассматривать вопрос о снятии Монтгомери. Однако даже военные операции подчиняются определенным объективным законам. Итальянцы в этом сражении проявили совершенно нетипичную для себя стойкость и упорство, но есть некий физический предел, и 2 ноября, когда англичане в очередной раз атаковали позиции дивизий «Тренто» и «Триесте», те просто растаяли. Роммель, собрав остатки своих танков, бросил их в контратаку, и в районе Тель-эль-Аккакира состоялся встречный танковый бой. Немцы в очередной раз доказали свое полное превосходство. Например, английская 9-я танковая бригада начала атаку, имея 94 танка, закончила, имея 22 машины. Зато у англичан были почти неисчерпаемые резервы, а у Роммеля не было ничего. Его армия начала отступать, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Решающая заслуга в том, что английские танки не были полностью истреблены, принадлежит британской авиации.

В этот момент, когда исход сражения уже был решен, пусть ценой потери более чем 500 танков, Монтгомери предпринимает еще один нестандартный тактический ход. В его распоряжении имеются две или три относительно целые танковые бригады, однако он решает атаковать развалившийся фронт с помощью пехоты.

После этого сражение перешло в стадию преследования, точнее, могло бы перейти, если бы только британскими войсками командовал не Монтгомери. Роммель очень легко оторвался от противника и отошел на позиции к Мерса-Матрух, примерно на 150 километров к западу. Английские историки моментально нашли оправдание этому — начались дожди. Оказалось, что конструктивные особенности T-III и T-IV делают их не подверженными влиянию атмосферных осадков, тогда как «шерманы» и «валентайны» безнадежно вязнут в лужах. Да, не знали об этом Гудериан и Гот осенью 1941 года, иначе они не жаловались бы на русскую грязь. Вот так: материальную часть изучать надо! Впрочем, наверное, лучше вспомнить уже упоминавшееся заявление Монтгомери о том, что он не намерен преследовать отступающего противника, сделанное еще до начала битвы.

Результаты сражения под Эль-Аламейном оказались довольно странными. С одной стороны, Танковая армия «Африка» была опрокинута и начала отступление. С другой, потери англичан, особенно в танках, были заметно больше. Тут надо сказать хоть одно доброе слово в пользу Бернарда Монтгомери. Все его операции завершались грудами ломаного железа, но все-таки потери в людях были относительно умеренными. Однако имелась еще и третья сторона медали. Значительная часть итальянской армии так и осталась на позициях у Эль-Аламейна, потому что не имела автотранспорта. Впрочем, даже если бы грузовики были в наличии, это мало что меняло по причине острейшей нехватки топлива. Роммель все равно предпочел бы спасать более боеспособные немецкие дивизии. Кстати, ряд историков высказывает мнение, что настойчивость, с которой Черчилль гнал в бой упирающегося Монтгомери, объясняется чисто политическими соображениями. Ему нужна была хоть маленькая победа, но до начала операции «Торч», о которой мы еще поговорим. Кстати, тот же Черчилль весьма кисло отозвался о качествах Монти как полководца, заявив, что Эль-Аламейн слишком напоминает сражения 1918 года.

7 ноября немецкие войска оставили позицию у Мерса-Матрух, даже не пытаясь задержаться на ней, так как возникла угроза обхода. Точно так же, не задерживаясь, 13 ноября Роммель покинул Тобрук и отступил к старым укреплениям возле Эль-Агейлы, даже не пытаясь защищать Бенгази, так как опасался обхода в Киренаике. Зря. Наступление 8-й армии проходило под лозунгом «Нашему народу такие блицкриги не нужны». Вспомнив о том, что уже дважды англичане обжигались под Эль-Агейлой, Монтгомери сделал остановку на три недели, чтобы накопить силы и привести свою армию в порядок. 11 декабря Монтгомери начал очередное интересное наступление. 7-я танковая дивизия атаковала немцев в лоб, но на следующий день 2-я новозеландская пехотная дивизия двинулась в обход южного фланга противника. Нет, я решительно отказываюсь понимать замыслы Монти.

Сил у Роммеля не прибавилось, поэтому он снова отступил. К 25 декабря англичане доползли до Сирта (2 недели, 200 километров и полное отсутствие сопротивления врага), где сделали очередную остановку. В общем, отступление продолжалось весьма интересным порядком: одни не слишком торопились, вторые совсем не спешили. Единственное, что продолжало досаждать Роммелю, — это истребители-бомбардировщики союзников. Он остановился возле Буэрата, оторвавшись от англичан примерно на 50 километров. В этот момент удар в спину Роммелю нанесло собственное командование, которое отобрало у него 21-ю танковую дивизию и направило ее в Тунис, где генерал фон Арним дрался с союзниками. Поэтому, как только 15 января Монтгомери намекнул, что собирается наступать дальше, Роммель снялся с места и поехал со всей своей армией дальше, к линии старых французских укреплений на границе Туниса. Англичане ему не мешали.

А теперь мы должны обратить свое внимание на события, происходившие на северо-западе Африканского континента. 8 ноября 1942 года союзники высадились в Алжире и Марокко. Знаете, в свое время у нас в областной библиотеке была выставка плакатов военного времени. И на одном из них был изображен Гитлер, получивший удар в челюсть с двух сторон: «Сталинград!», «Тунис!». Вполне обычный реверанс в сторону, как сказал бы сегодня, политкорректности. Я ни на что не намекаю, но почему там не упомянули Эль-Аламейн?!

Опять-таки мы не будем рассказывать о политических интригах и возне, предшествовавших этой операции, не будем расписывать подробности высадки десанта. Лишь упомянем, что французы сопротивлялись как могли. Это вам не с немцами воевать, когда французские батальоны и полки организованно выстраивались на плацу, чтобы сложить оружие. Англичан и американцев доблестные галлы не боялись, или боялись, но меньше, чем Гитлера. В Северной Африке французы еще раз доказали, что с немцами в эту войну они драться категорически не хотели. Может ли парашютный взвод захватить город, в котором расквартирован пехотный полк? Может. Если парашютисты немецкие, а пехота французская, смотрите историю захвата Габеса.

Но нас интересуют боевые действия, развернувшиеся в конце ноября, когда спохватившиеся немцы и итальянцы перебросили в Тунис какие-никакие войска. Больше всего потрясает полнейшая беспомощность англо-американского командования на этом этапе операции, что опять же связано с младенческой наивностью во всех вопросах, касающихся танковых войск и танковой войны. Англичане смотрели свысока на американских генералов, заявляя, что к этому времени у них за плечами уже три с половиной года войны. Однако если посмотреть на то, что натворил командующий британской 1-й армией генерал-лейтенант Андерсон, возникает подозрение, что скрещенные сабля и пушка на погонах у него были неуместным украшением. Примерно так маленький мальчик рисует для игры в войнушку бумажные погончики и пришивает себе на рубашку. Как вы думаете, что проще: пройти по неплохому шоссе примерно 350 километров (расстояние от порта Бужи, занятого союзниками 12 ноября до Туниса) или перебросить по воздуху и морю армию из Германии в тот же Тунис? Правильно думаете, перед немцами стояла несравненно более легкая задача.

Поэтому совершенно никто не удивился, когда наступление Андерсона остановилось на границе Туниса, а сам он панически сообщил в штаб Эйзенхауэра, что имеющегося семикратного превосходства над противником совершенно недостаточно для успешного продолжения операции. Читая такое, сразу понимаешь, что Монтгомери действительно выдающийся представитель британского генералитета, ведь он умел побеждать, имея всего лишь трехкратное (вы только представьте!) превосходство.

Здесь следует сделать небольшое отступление. Дело в том, что американцы либо не желали, либо оказались неспособны воспринимать боевой опыт сражающихся армий. Это при том, что за два года нейтралитета они имели уникальную возможность наблюдать за происходящим по обе стороны фронта. Их дивизии, высадившиеся в Африке, были укомплектованы прекрасно, но, увы, по штатам мирного времени, которые совершенно не отвечали военным реалиям. Если, скажем, советские дивизии страдали от нехватки тыловых служб, то в американских дивизиях они были раздуты до безобразия. Вообще в этих дивизиях всего было слишком много. Если мы посмотрим на штат танковой дивизии США образца 1942 года, то увидим, что она имела 390 танков и 119 бронеавтомобилей, что больше подходило танковому корпусу. Такая махина, естественно, была трудно управляема, в чем американцы быстро убедились. И к 1944 году штат дивизии был сокращен на 3000 человек, а танковый парк — на 120 машин. Но ведь все это можно было сделать сразу, стоило ли кровью оплачивать опыт, который в том же 1941 году сам шел в руки, как со стороны англичан, так и со стороны немцев.

Первые столкновения показали полную небоеспособность высадившихся войск, английских и американских в равной степени. Если с разложившимися вишистскими частями они кое-как справились, то бои с немцами имели совсем другой характер. Уже в начале декабря, когда в Тунисе находились только разрозненные немецкие соединения, боевая группа «Кох» (усиленный полк) ухитрилась в бою у местечка Тебурба обратить в бегство две дивизии — английскую и американскую, при этом одна из английских бригад была практически уничтожена.

Далее в Африке наступила непонятная пауза. Если пассивность немцев объяснима — у них просто не хватало сил для наступления, то почему ничего не предпринимали союзники — неясно. Конечно, снова в ход пошли рассуждения о проклятых дождях, которые размыли все дороги, и так далее, и тому подобное. Весь январь союзники стояли и смотрели, как Ось перебрасывает все новые подкрепления в Африку, хотя это никак не могло уравнять силы. И в результате первыми в наступление перешли именно немцы. Если до этого Роммель читал лекции по предмету «танковая война» британским генералам, то теперь он устроил выездной мастер-класс для американцев.

Надо сказать, что за свое блестящее отступление к линии Марет Роммель получил достойную награду. Танковая армия «Африка» была расформирована и превратилась в итальянскую 1-ю армию под командованием генерала Джованни Мессе. Однако Роммель не унывал. Он искал любую возможность для активных действий, и Монтгомери своей пассивностью ему эту возможность предоставил. Не опасаясь за южное направление, Роммель решил нанести удар по американцам, медленно продвигавшихся к Тунису с запада. К этому времени территория, занимаемая итало-немецкими войсками в Африке, заметно сократилась, и стал возможным оперативный маневр силами. Лиддел-Гарт разглагольствует о намерении Роммеля разгромить американцев (это был II корпус генерала Фридендолла, входивший в 1-ю армию), но, полагаю, сам фельдмаршал прекрасно понимал, что имеющихся у него сил не хватит для решения стратегических задач. Но нанести американцам ощутимые потери и таким образом серьезно затормозить их продвижение Роммель еще мог.

Положение немцев осложнялось сложной системой командования и плохими отношениями между высшими офицерами. Фон Арним разругался с фельдмаршалом Кессельрингом, главнокомандующим зоной «Юг», Кессельринг не соглашался ни с одним предложением итальянцев, а Роммель имел на все свой собственный взгляд. Это тоже можно считать одним из признаков надлома военной машины рейха, потому что ранее такого не происходило. Как мы уже говорили, Роммель потерял 21-ю танковую дивизию, и теперь она входила в состав 5-й танковой армии фон Арнима, что тоже не улучшало отношений командующих. У Роммеля оставались только те силы, которые он мог снять с линии Марет, а вдобавок ему еще предстояло координировать свои действия с фон Арнимом. К тому же Роммель оказался на второстепенном направлении, что было прямым оскорблением для прославленного генерала.

«Фон Арним считал Роммеля везунчиком и самоуверенным авантюристом, а Роммель мало уважал прусского солдата-аристократа, который «почти не имел опыта боевых действий против наших западных противников и потому ничего не знал о слабостях их командования». Ситуацию не могла исправить серия директив Амброзио, который сменил Кавальеро во главе Comando Supremo и держался, по мнению Кессельринга, «недружелюбно и даже откровенно враждебно». Он требовал выделить мобильные соединения из обеих армий, хотя никто из командующих не желал это делать».

Но даже отсутствие координации неожиданно сыграло на руку Роммелю. В конце января 21-я дивизия нанесла удар в районе перевала Фаид и разгромила выдвинутый вперед французский отряд. Это ввело американцев в заблуждение относительно места следующего удара противника, который решил, что новое наступление последует на другом участке.

После серии новых скандалов Роммелю удалось вырвать у фон Арнима 21-ю танковую и часть сил 10-й танковой дивизии, а главное, он получил прибывшую в Африку роту «тигров». Им противостояла американская 1-я танковая дивизия, которая одна имела больше танков, чем все немецкие вместе взятые, однако американцы слишком разбросали свои силы. Поэтому, когда 14 февраля немцы перешли в наступление в районе того же перевала Фаид, им представилась прекрасная возможность бить один танковый батальон за другим. Сначала две боевые группы 10-й танковой дивизии атаковали с двух сторон американский авангард, а потом удар с тыла нанесли еще две боевые группы 21-й танковой дивизии. На следующий день американцы попытались контратаковать, но это лривело лишь к окружению и уничтожению этого отряда. Наступавшими войсками командовал заместитель фон Арнима генерал Циглер, который официально не подчинялся Роммелю. Поэтому, когда Роммель приказал ему развивать успех, Циглер предпочел запросить штаб фон Арнима. Драгоценное время было потеряно, и остатки американской 1-й танковой дивизии сумели консолидировать позиции и отбили 17 февраля атаки немцев на Сбейтлу.

Роммель наносил вспомогательный удар в точке к югу от Циглера. Различие заключалось в том, что он практически не встретил никакого сопротивления. Повернув на северо-запад, он пошел навстречу танкам Циглера. В этом гористом районе, естественно, ни о каком окружении говорить не приходилось, просто два атакующих соединения шли по единственным пригодным для танков маршрутам, хотя с высоты птичьего полета это и походило на классический котел. Но внутри «котла» находились только безлюдные непроходимые горы. Однако Роммель находился примерно в 50 километрах западнее Циглера и вполне реально угрожал тылам союзников, которые начали спешно взрывать и жечь склады в Тебессе. Роммель, узнав об этом, предложил объединить силы обеих групп и нанести удар именно на Тебессу. Последовала новая серия ругани между немецкими и итальянскими генералами, которая отняла у них еще сутки. Лишь 18 февраля Роммелю было поручено общее руководство операцией и переданы обе танковые дивизии. При этом ему приказали нанести удар не на Тебессу, как он хотел, а восточнее, на Талу, где его уже ждали американцы. Утром 19 февраля Роммель начал это последнее наступление, потеряв при этом 10-ю танковую дивизию и роту «тигров», которые фон Арним успел-таки отозвать. Этот слабый удар был отражен.

10-ю танковую дивизию Роммелю вернули, но это привело к новым задержкам. Такие метания больше всего напоминают беспомощные действия советских генералов в июне 1941 года, нет, положительно немецкая военная машина начала серьезно сбоить. 21 февраля части Роммеля сумели продвинуться еще немного, но потом остановились, встретив упорное сопротивление американцев и переброшенных сюда частей английской 6-й танковой дивизии. Вечером 22 февраля Роммель и прилетевший к нему Кессельринг решили прекратить наступление. Немцы начали отвод войск назад, поскольку удерживать выдвинутые вперед рубежи было рискованно. Так завершилась битва на перевале Кассерин, который, собственно, был тут и ни при чем. Он был примечателен лишь тем, что американцы удерживали его целый день. Потом, правда, сдали, но это было потом.

В результате стремительной атаки немцев серьезно пострадали американская 1-я танковая и 34-я пехотная дивизии. В сумме потери американского II корпуса превысили 20 процентов личного состава, в плен попали около 4000 человек. Немцы уничтожили 183 танка союзников в обмен на 34 своих, они также захватили большое количество трофеев. Но, все же, этот последний успех Роммеля так и остался мелким эпизодом, никак не изменившим общего хода кампании.

Тем временем Монтгомери получил приказ начать наступление на линии Марет, чтобы отвлечь внимание противника. Он, разумеется, не спешил и начал наступление только 20 февраля, когда на севере кризис уже миновал. В своем традиционном стиле он нанес лобовой удар по немецким укреплениям, который, как всегда, результатов не дал. Тогда Монтгомери предпринял попытку обойти линии Марет, отправив в обход через пустыню пехотную и танковую дивизии. Генерал Мессе, командовавший обороной этого рубежа, разгадал его маневр и перебросил для защиты отсечной позиции все, что только имел. Но этого оказалось недостаточно, и Мессе был вынужден отступить на следующую позицию у Вади-Акарита. Она имела то преимущество, что длина ее составляла всего 50 километров и ее нельзя было обойти.

Эти действия Монтгомери историки оценивают совершенно по-разному. Англичанин Лиддел-Гарт пишет: «Во многих отношениях действия Монтгомери в боях на позиции Марет явились образцом полководческого мастерства, хотя и тут были неудачи. Так, неудачным оказалось первоначальное намерение прорвать оборону противника на узком заболоченном участке вблизи побережья, а также то, что противнику удалось раскрыть угрозу маневра через пустыню, поскольку не были приняты достаточные меры по обеспечению быстроты этого маневра». Правда, с учетом всего сказанного непонятно, где тут полководческое мастерство. Может, более прав американец Дэвид Рольф, который писал про штурм позиции Вади-Акарит: «Монтгомери решил провести атаку по той же бездарной схеме, которую он использовал на линии Марет»? Дело в том, что Монтгомери снова нанес лобовой удар, и только огромное превосходство в силах позволило ему после двух дней тяжелых боев выдавить противника с оборонительных позиций. В очередной раз он не сумел прорвать вражеские позиции, а когда противник начал отход, не сумел организовать преследование и окружение.

Может возникнуть резонный вопрос: почему же мы рассматриваем эти бои, если танки сыграли в них минимальную роль? Вот именно поэтому. Начиная с осени 1942 года у немцев просто не хватало сил, чтобы их танки решили исход кампании, больше чем на мелкие тактические успехи их уже не хватало. Эти сражения в Северной Африке, самой природой предназначенной для действий танковых частей, доказали, что союзники не имеют ни малейшего представления о стратегии и тактике танковой войны. Собственно, они даже не подозревают о существовании таковой. Когда мы писали о первых неудачных действиях советских механизированных корпусов, мы говорили, что большая куча танков — это еще не танковые войска. Оказалось, что союзники, имея много танков, не в состоянии создать даже эту самую кучу.

Американцы, похоже, рассматривали свои танковые и пехотные дивизии как нечто единое. Просто одни дивизии чуть сильнее, вторые чуть слабее. Сосредотачивать танки в единый ударный кулак им не пришло в голову ни здесь, в Африке, ни позднее в Европе. Да и по сей день танки так и не стали главной ударной силой американской армии. У американцев с незапамятных времен сохранилось убеждение: самый лучший танк — это тяжелый бомбардировщик.

Англичане сделали на один шаг больше, но этот шаг оказался не вперед, а куда-то вбок. Да, во время боев в Северной Африке в составе 8-й армии временами возникали корпуса, сформированные из одних танковых дивизий. Кстати, обратите на это внимание. И германские, и советские танковые корпуса формировались из танков и мотопехоты. Англичане осознать такую необходимость не сумели до самого конца войны. Но, даже создав танковый корпус, Монтгомери не имел ни малейшего представления, что с ним делать. Похоже, и для него не существовало разницы между пехотными и танковыми дивизиями, он видел только одно слово: «дивизия». Ведь он бросал свои танки на прорыв хорошо укрепленных позиций, что должна была делать пехота. А когда противник начинал отход, Монтгомери ни одного раза так и не сумел организовать преследование. Похоже, он просто не понимал, что танки обладают еще и таким качеством, как мобильность. Он как был, так и остался до самого 1945 года генералом образца 1918 года.

Глава 9 Ереси в учении о танковой войне

После окружения 6-й армии в Сталинграде немцы окончательно оказались у разбитого корыта. Мы уже не раз писали и сейчас лишь повторим: общепринятая периодизация Великой Отечественной войны, безусловно, справедлива, неправильны лишь оценки каждого из периодов. Однако, чтобы читатель лучше понял тот базис, на основе которого мы делаем все последующие выводы, мы повторим характеристику каждого из этапов:

Провал операции «Тайфун», разгром немцев под Москвой — это был коренной перелом в ходе войны, после которого у Германии не осталось даже теоретических шансов на победу. Немцы могли рассчитывать лишь на выигрыш молниеносной войны (иной вопрос: был ли реален этот выигрыш), но после поражения под Москвой война приняла затяжной характер, то есть уже была проиграна Германией.

Разгром под Сталинградом — окончательная потеря вермахтом способности к стратегическим наступательным операциям. Летняя кампания 1942 года показала, что немцы могут вести активные операции лишь на ограниченном участке фронта, тотальное наступление, подобное тому, какое они вели летом 1941 года, абсолютно невозможно. Сталинград поставил кровавую точку на наступлениях вермахта.

Проигрыш Курской битвы означал потерю немцами способности к успешным операциям стратегического значения. После этого сражения вермахт уже не мог рассчитывать даже на успешную оборону, как это было в районе Ржева и Вязьмы, теперь уделом немецкой армии становились операции локального масштаба.

Ну а после операции «Багратион» уделом вермахта стало «движение прямолинейное и безостановочное» в одном направлении — на запад. Даже передышки, которые получали те или иные немецкие армии, были результатом решений советской Ставки, а совсем не успехом немецкого оружия, теперь немцы могли только плыть по течению и гадать, где именно будет нанесен следующий удар. Кстати сказать, угадать им удавалось довольно редко.

Но мы отвлеклись. Стратегическое положение немецкой армии на юге России в начале 1943 года балансировало между отметками «очень плохо» и «хуже некуда». Фронт в районе Сталинграда был прорван, брешь была такой ширины, что залатать ее было просто немыслимо. Самым скверным было другое. Если бы через эту брешь советские войска сумели выйти к Дону в районе Ростова, вся Группа армий «А» оказывалась отрезанной, и тогда вермахту грозила катастрофа, по сравнению с которой сталинградская могла показаться мелкой неприятностью.

Дело в том, что еще во время планирования серии «планетных» наступлений «Марс» и «Уран», возникла идея глубокого удара от Вешенской через Каменск-Шахтинский на Ростов — операции «Сатурн». Однако советское командование, трезво взвесив все обстоятельства, решило отказаться от «Большого Сатурна» в пользу «Малого» — удара на юг в направлении Морозовска, чтобы выйти в тыл группе Манштейна, наступавшей на Сталинград. Причины этого решения могут быть различными. Вполне могли возникнуть опасения относительно слишком успешных действий группы Гота, но можно предложить и другое объяснение. Как мы уже писали, армии того периода имели некую предельную глубину операции, которая составляла около 500 километров и определялась уровнем развития техники, на большем расстоянии тыловые службы просто не могли обеспечивать наступающие войска. Ведь даже во время сверхуспешных наступлений лета 1941 года немцы были вынуждены делать периодические остановки для отдыха и приведения в порядок войск, но главное — своих тылов. А сейчас советским войскам предстоял глубокий прорыв да еще в условиях довольно суровой зимы. Здесь было отчего засомневаться. Это уже в 1945 году появилась возможность смело планировать сверхглубокую Маньчжурскую наступательную операцию, но пока была проявлена очень разумная сдержанность, ведь имелся очень серьезный риск гибели оторвавшихся ударных группировок.

Что могло произойти в таком случае, прекрасно показывает судьба 24-го танкового корпуса генерал-майора М.В. Баданова. Только не следует слишком доверять описанию Энтони Бивора, как делают некоторые авторы. Мы уважаем этого автора, но полагаем, что действия советских войск лучше описывать по советским же источникам. Итак, командование Юго-Западным фронтом решило нанести удар силами 1-й и 3-й гвардейских армий по сходящимся направлениям на Тацинскую и Морозовск, чтобы окружить и уничтожить итальянскую 8-ю армию и армейскую группу «Холлидт», спешно созданную на основе XVII корпуса с целью прикрыть северный фланг Группы армий «Дон». Вспомогательный удар наносила 5-я танковая армия.

Все танковые корпуса командовавший фронтом генерал Ватутин передал 1-й гвардейской армии. При этом 18-й и 25-й танковые корпуса вводились в действие уже на первый день наступления, чтобы завершить окружение итальянской 8-й армии. 24-й танковый корпус предполагалось ввести в прорыв. Основания для такого решения имелись. Вряд ли стоило ожидать особо упорного сопротивления итальянцев, поэтому решение использовать танки в первый же день операции можно считать обоснованным. Для усиления удара Ставка приказала передать 1-й гвардейской армии еще и 17-й танковый корпус из состава 6-й армии Воронежского фронта.

В общем, замышлялось все с размахом, но вышло, разумеется, как всегда. Конечно, оборона противника была прорвана, и танки вышли на оперативную глубину. Однако уже 19 декабря 17-й танковый корпус генерала Полубоярова, овладев Кантемировкой, завяз в оборонительных боях, отражая контрудары противника. Остальные корпуса действовали более успешно, но, как и в 1941 году, разрозненно.

25-й корпус генерала Павлова начал бои за Морозовск, 18-й корпус генерала Бахарова продолжал движение на юго-восток, стараясь отрезать путь отступления итальянским дивизиям. То есть уже буквально через сутки после прорыва фронта ударный кулак превратился в растопыренные пальцы, которые немцы охотно переломали бы один за другим, если бы у них была такая возможность. Но — горе побежденным! — такой возможности у них не было. Ни итальянская армия, ни румынские войска, составлявшие больше половины армейской группы «Холлидт», справиться с советскими танковыми корпусами не могли.

Наибольших успехов добился 24-й танковый корпус генерал-майора Баданова. Он успешно развивал наступление и 24 декабря внезапным ударом овладел городом и железнодорожной станцией Тацинская. Удар оказался совершенно внезапным, и немецким пилотам пришлось поднимать самолеты под огнем советских танков. В. Бешанов, оценивая результаты этого рейда, высокомерно заявляет: «Непонятно, почему продолжают привирать наши «историки», преподнося, как заслуживающие полного доверия, такие источники, как сводки политотделов и сообщения Совинформбюро». Да, возможная цитата действительно выглядит очень оптимистично: «Удар был настолько стремительным, что гитлеровцы не успели даже поднять в воздух самолеты, находившиеся на аэродромах в районе Тацинской. Танкисты уничтожили в этом районе более 3500 солдат и офицеров, 50 орудий, 15 танков, 73 автомашины, захватили много различных складов и свыше 300 самолетов на аэродромах и в железнодорожных эшелонах». Источник? Желающие могут проверить, действительно ли это донесение политотдела: Архив МО СССР, ф. 229, оп. 590, д. 12, л. 24.

Суть в другом, я тоже не слишком верю приведенным цифрам, но эти сомнения ставят под вопрос вообще всю систему работы с опорой на архивы только одной стороны. Вероятно, истина лежит где-то посередине между немецкими и советскими архивами, но выявить ее можно лишь после тщательной и скрупулезной работы по сличению цифр и сведений. И уж совершенно не следовало бы приводить в качестве доказательства полухудожественные зарисовки Пауля Карелля, или, если быть точными, Пауля Карла Шмидта, оберштурмбаннфюрера СС и пресс-секретаря Иоахима фон Риббентропа, чудом отмазавшегося в 1948 году от обвинений в военных преступлениях и, соответственно, петли.

В общем, в результате маневра немецких танковых частей 25 декабря 11-я танковая дивизия немцев сумела окружить Тацинскую. Еще раз повторим: не следует обольщаться, советский танковый корпус не превосходил по числу танков немецкую танковую дивизию, а по общей боевой силе, скорее всего, даже уступал ей. К тому же корпус Баданова, пройдя с боями около 240 километров, естественно, понес потери, и на 25 декабря в нем осталось всего 58 танков. А сейчас представьте на минуту, что могло произойти, если бы ему пришлось пройти еще 200 километров до Ростова?

Но кольцо окружения пока еще оставалось неплотным. 26 декабря утром в Тацинскую прибыла из района Ильинки сопровождаемая пятью танками Т-34 колонна, доставившая пять цистерн с топливом и шесть машин с боеприпасами. Чуть позднее после ночного марша появилась 24-я мотострелковая бригада. Только после этого все пути были прочно закрыты противником. Двое суток корпус отбивал атаки противника, и лишь 28 декабря поступило разрешение на прорыв к своим. И все-таки, пусть дорогой ценой, но снабжение по воздуху армии Паулюса было окончательно сорвано, и попытки пробиться к Сталинграду немцы прекратили.

Генерал Лелюшенко так описывает эти события:

«Теперь, оглядываясь на пройденный путь, хотелось бы высказать некоторые соображения, в частности по организационной структуре танковых и мотострелковых войск. К примеру, в Сталинградской битве мы располагали значительным количеством танковых и механизированных соединений. В составе Юго-Западного, Сталинградского и Донского фронтов было 14 танковых и 5 механизированных корпусов. Два из них — 1-й и 26-й танковые корпуса — были в составе 5-й танковой армии, которая использовалась Ставкой на решающих направлениях. Остальные же 17 корпусов были отдельными и использовались командующими фронтов и командующими общевойсковых армий на разных направлениях. Опыт боев под Сталинградом дает право сказать, что нужно было объединить танковые и механизированные корпуса хотя бы еще в 2–3 танковые армии, что дало бы возможность более массированно и эффективно использовать эту ударную силу. Особенно это касается Юго-Западного фронта, где было 7 танковых и 2 механизированных корпуса.

Практика показала, что уже в районе Тацинской 25 декабря, когда танки оторвались от пехоты более чем на 100 км, возникла крайняя необходимость объединить под общим управлением 24-й и 25-й танковые корпуса. Была попытка свести их в группу Баданова, но эта импровизация ни к чему не привела, так как у Баданова средства управления были рассчитаны лишь на свои 4 бригады и корпусные части, а отнюдь не на 2 корпуса. Не было у него и тыловых органов, подобных армейским. Это же можно сказать и в отношении 17-го и 18-го танковых корпусов. Управление отдельными танковыми и механизированными корпусами издалека, из штаба фронта, не давало желаемого успеха, а в ряде случаев приводило к тому, что приказы из штаба фронта не соответствовали реальной обстановке, так как поступали с запозданием, когда обстановка уже изменялась. Танковые корпуса вынуждены были иногда действовать без должной согласованности между собой и общевойсковыми армиями, без учета оперативно-стратегической обстановки, и это зачастую не давало ожидаемого эффекта, а если бы они были объединены в танковые армии, имели бы постоянное, надежное оперативное управление, приближенное к полю боя, они находились бы непрерывно в поле зрения Ставки».

То есть мы видим именно то, о чем уже писали. Главной причиной недостаточно успешных действий наших войск стала в очередной раз слабая организация «незаметных» и «невидных» тыловых служб связи. Ведь фактически Лелюшенко признается, что командование потеряло управление войсками, причем происходило это не во время беспорядочного отступления, как в 1941 году, а в период успешной наступательной операции. И он же свидетельствует: советские танковые войска пока еще не родились. Поэтому не следует жалеть, что операция «Большой Сатурн» не состоялась, она и не могла состояться. А упрямство при попытках провести ее вопреки объективным предпосылкам могло привести лишь к очередной катастрофе типа Барвенковской.

Кстати, при внимательном чтении всех этих описаний возникает любопытный вопрос: а что могло произойти, если бы немцы, точнее ударная группировка Гота, все-таки прорвались бы к Сталинграду? С нашей точки зрения, они могли это сделать. Но дальше-то? Могла ли армия Паулюса вырваться из капкана? Ведь это уже совершенно отдельный вопрос, на который следует ответить однозначно: нет, не могла. Тот же Типпельскирх живописует чудесное спасение какой-то дивизии, которая прошла около 20 километров следом за парой танков. Но ведь из Сталинграда предстояло вывести не одну дивизию, а более двадцати! Процитируем полковника Динглера: «До Рождества 1942 года войскам выдавалось по 100 граммов хлеба в день на человека, а после Рождества этот паек был сокращен до 50 граммов. Позднее по 50 граммов получали лишь те части, которые непосредственно вели боевые действия». И в таких условиях немцам предстояло пройти не 20 километров, а в 10 раз больше… Так что, скорее всего, результатом успешного прорыва танков Гота к Сталинграду стало бы лишь увеличение количества дивизий в котле, тем более что генерал Холлидт не сумел удержать фронт, и фактически Гот наступал с открытым тылом.

Вот так мы плавно перешли к действиям немецкой армии. Командующему Группой армий «Дон» фельдмаршалу Манштейну предстояло восстановить сплошную линию фронта и спасти застрявшую на Кавказе Группу армий «А». Он признает, что над вермахтом нависла угроза еще более крупной катастрофы, а сил для ее предотвращения почти не было. Как выглядела наспех сформированная армейская группа «Холлидт», с помощью которой пришлось затыкать прорыв в линии фронта, мы уже говорили. Ничуть не лучше было состояние армейской группы «Фреттер-Пико», которая была сформирована из солдат тыловых служб всего южного крыла немецкого фронта.

Зимой 1942 года Гитлер сполна заплатил решением опереться на своих союзников, впрочем, а что ему оставалось делать? Восполнять потери как-то нужно было, и сейчас Группа армий «Б» просто исчезла, как признает Манштейн, 3-я и 4-я румынские и 8-я итальянская армии испарились. Теперь Группе армий «Дон» предстояло отходить, спешно перебрасывая войска с восточного фланга на западный, чтобы нейтрализовать прорыв советских войск. Такой широкий маневр могли осуществить только мобильные соединения — танковые и механизированные дивизии. То есть под давлением обстоятельств танковые войска, по своей природе предназначенные для наступления, превращались в инструмент обороны. Апологеты танковой войны и представить себе такое не могли, но, как это случается практически всегда, идея, рожденная ими, начала жить и развиваться самостоятельно и оказалась гораздо более многогранной и богатой, чем представляли себе Фуллер, Лиддел-Гарт или Гудериан.

Гудериан предсказывал, что моторизованные войска будут использоваться для нейтрализации прорывов противника при статичном фронте. А вот Манштейн пишет: «Задача эта состояла в том, чтобы, своевременно и не обращая внимания на частные последствия на отдельных участках, перебрасывать силы в те пункты, от которых зависело прикрытие коммуникаций, и одновременно сохранять за собой оперативную свободу действий… Для нашей же Группы армий эта задача являлась стержнем всех ее оперативных мероприятий, и вокруг нее в течение ряда недель и месяцев мы вели борьбу с Главным командованием».

То есть Манштейн фактически на ходу создает теорию эластичной обороны, широкого маневра сил, сохранение инициативы действий путем уступок на отдельных участках, размена территории, которой в его распоряжении оказалось слишком много, на время, которого ему катастрофически не хватало. Можно лишь пожалеть, что опыт Гражданской войны в России изучался в наших военных академиях не слишком внимательно, потому что ситуация, сложившаяся зимой 1942/43 года, во многом напоминала борьбу отдельных подвижных групп войск, происходившую 20 лет назад. Конечно, нельзя было механически переносить опыт прошлого в 1942 год, но какие-то выводы сделать можно было.

Манштейну свою задачу выполнить удалось в основном потому, что советские войска, прошедшие с боями большое расстояние, элементарно выдохлись. Напомним, что вермахт зимних наступлений не проводил, если не считать Арденнской операции 1944 года, которая вместо ожидаемого стратегического успеха принесла лишь мелкие тактические выгоды. Хотя Манштейну и удалось вытащить 1-ю танковую армию из трясины, в которую она провалилась, в целом его успех оказался относительным. Кавказская группировка немцев была рассечена надвое, и запертая на Таманском полуострове 17-я армия оказалась слишком велика для этого небольшого плацдарма. Однако противник сумел переправить значительные силы через Керченский пролив и вывезти их из Крыма при полном невмешательстве советской авиации. Описывать мелкие стычки и контрудары танковых дивизий Манштейна, Холлидта и Фреттер-Пико, с помощью которых они задерживали советское наступление, вряд ли имеет смысл, потому что эти бои не поднимаются выше тактического уровня. Да, немецкие генералы показали, что умеют не только работать по шаблону, но также неплохо импровизировать. Советские генералы оказались в этом отношении гораздо слабее. Если операция развивалась более или менее соответственно плану, они чувствовали себя уверенно и даже неплохо рассчитывали многоходовые комбинации, как сказали бы шахматисты. Но в сложной и запутанной обстановке, лишенной ясных позиционных ориентиров, наши командиры начинали «плавать», теряли нить событий, и тогда начинался неуправляемый хаос. А именно такая ситуация сложилась на южном участке Восточного фронта, как и зимой 1941 года в период нашего контрнаступления под Москвой.

Самым ярким успехом эластичной обороны стали бои за Харьков весной 1943 года. К концу января 1943 года положение вермахта на Восточном фронте стало крайне тяжелым, что для немцев понемногу становилось естественным состоянием. Командующие группами армий были вынуждены тушить то один пожар, то другой, причем каждый из них грозил перерасти в катастрофу. Однако силы немецкой армии таяли не по дням, а по часам, и заливать пламя немецким генералам приходилось буквально каплями воды. К началу 1943 года некомплект личного состава на Восточном фронте достиг уже полумиллиона человек, к концу января в наличии имелось не более 500 исправных танков.

2 февраля Красная Армия начала очередное наступление, чтобы занять города Белгород, Харьков и Курск — операцию «Звезда». В авангарде шли 4 танковых корпуса, объединенных в группу под командованием генерала Попова. То есть в который уже раз подряд вместо формирования нормальной танковой армии советское командование наспех сколотило нечто импровизационное. Решить сиюминутную тактическую задачу такое соединение могло, а вот в долгосрочной перспективе ничего, кроме новых проблем, от него ожидать не следовало, так как оно не имело частей поддержки и обеспечения. Советское командование наконец получило в свое распоряжение специально сформированные танковые армии, однако что с ними делать, оно представляло довольно смутно. Танковые армии наступали в общем строю, старательно равняя фронт по соседним общевойсковым армиям, а в глубокие прорывы уходили почему-то отдельные корпуса.

Гитлера происходящее привело в бешенство, он не намеревался отдавать Донецкий промышленный бассейн. Последовало тяжелое объяснение с Манштейном, ради которого фюрер специально прилетел в его штаб в Запорожье. Манштейн прямо заявил, что его сил не хватит, чтобы удержать фронт, и перед немцами стоит небогатый выбор: потерять Донбасс или потерять Донбасс и Группу армий «Дон» в придачу. Фюрер уперся.

«После моего доклада, выслушанного Гитлером совершенно спокойно, разгорелся многочасовой спор по вопросу о Донецком бассейне. Во время второй части нашей беседы, когда я говорил с Гитлером один на один об общих вопросах руководства, он также все время возвращался к этой проблеме. Как я мог позже установить и в других подобных случаях, он избегал говорить по существу о выдвигаемых мною оперативных вопросах. Он не пытался выставить даже другой, лучший план или опровергнуть мои оперативные аргументы или выводы. Он не оспаривал того, что обстановка может сложиться именно так, как я это предвидел. Все вопросы, которые непосредственно не касались создавшегося острого военного положения, он рассматривал как гипотезы, которые, может быть, осуществятся, а может быть, и нет. На самом же деле все оперативные соображения в конце концов основываются, особенно в том случае, когда стратегическая инициатива находится не в наших руках, а в руках противника, на предположениях и гипотезах о том, каковы будут, по всей видимости, действия противника. Заранее нельзя доказать, что события будут развиваться так или по-иному. Но только тот военачальник может рассчитывать на успех, который способен предвидеть. Он должен стараться, по крайней мере, проникнуть за завесу, которая скрывает будущие действия противника, и правильно оценивать возможности, открывающиеся для собственных действий и действий противника. Чем больше масштаб руководства, тем дальше, естественно, надо смотреть вперед. Чем больше занимаемый район, чем крупнее соединения, которые надо передвигать, тем больше требуется времени для выполнения принятого решения. У Гитлера не было способности предвидеть далеко, по крайней мере в оперативной области. Может быть, он не хотел признавать результаты, если они не соответствовали его желаниям, но так как он не мог их опровергнуть, то по возможности их обходил».

Редкий случай, но в споре с фюрером верх удалось одержать генералу. В результате группе «Холлидт» разрешили отойти на рубеж реки Миус и организовать там оборону. Тем не менее советское наступление развивалось довольно успешно, главным образом потому, что советским войскам противостояли измотанные и потрепанные остатки корпусов 4-й танковой армии, у которых позади было долгое и утомительное отступление от Сталинграда и Ростова. Оказать серьезного сопротивления они не могли, и 16 февраля покинули Харьков, причем сделано это было вопреки приказу генерала Ланца, командовавшего на этом участке фронта, и в него вошли советские войска. Кроме того, следует помнить, что после капитуляции 6-й армии Паулюса освободились 6 советских армий, которые были переброшены на фронт. Удар по фронту немецкой 2-й армии позволил советским войскам освободить Курск, после чего наступление приостановилось. Вообще советские генералы страдали пристрастием к захвату крупных городов, что позволяло отправить наверх победный рапорт. Если сравнить это с действиями того же Гудериана, который предпочитал обойти и занять, а не штурмовать и захватить, наши командиры будут выглядеть не лучшим образом. Дорогого стоит признание генерала Лелюшенко, описывающего штурм Ворошиловграда:

«Однако в город тогда прорваться не удалось, и мы вынуждены были в течение 9 дней вести настойчивую подготовку к преодолению третьего рубежа обороны врага. Тщательно изучалась система укреплений, огневые точки, окопы, траншеи, опорные пункты и узлы сопротивления, противотанковые и противопехотные препятствия. Почти на каждую огневую точку противника мы нацелили артиллерийскую батарею, а на особенно важные объекты — артиллерийский дивизион. Заранее была проведена пристрелка засеченных целей.

В те тяжелые дни штабу армии, командующим родами войск, командирам соединений и всему командному составу пришлось много продумать, проанализировать, не раз рассматривать различные варианты и изыскивать наиболее эффективные методы и приемы боя, чтобы выполнить поставленную задачу в сравнительно короткие намеченные сроки. Генерал-майоры М.И. Запорожченко, А.Ф. Попов и В.М. Баданов (командиры 18-го стрелкового, 2-го танкового и 2-го гвардейского Тацинского танкового корпусов) предлагали овладеть городом, охватив его с флангов. Это отвечало здравому смыслу. Военный совет армии тщательно взвесил все «за» и «против», и было принято решение главные силы сосредоточить для ударов по флангам неприятельских войск. Основная роль в овладении Ворошиловградом отводилась 18-му стрелковому корпусу при содействии 2-го танкового и 2-го гвардейского Тацинского танкового корпусов».

В целом же к концу февраля на южном участке Восточного фронта сложилась критическая ситуация. Вполне реальным было окружение 1-й и 4-й танковых армий и вновь сформированной 6-й армии (бывшая группа Холлидта). К этому времени в распоряжение Манштейна прибыл II танковый корпус СС, переданный 4-й танковой армии. Кстати, некоторые авторы бодро утверждают, что его дивизии были укомплектованы по штату. Не было этого, даже близко не было. Вместо положенных 150 танков дивизия «Лейбштандарт» имела 92 танка, «Дас Райх» — 130 танков, дивизия «Тотенкопф» — 120 танков. То есть они были укомплектованы лучше армейских танковых дивизий, но положенного количества танков все равно не имели.

17 февраля Гитлер снова прилетел в штаб Манштейна. Он согласился не пытаться отбить Харьков лобовым ударом и позволил организовать наступление с юга, чтобы, в свою очередь, окружить и уничтожить несколько советских армий. Но даже если помнить об этом, наступление Манштейна было всего лишь успешной оборонительной операцией. Ни о каком развитии успеха, как это полагается в случае наступательных операций, немцы даже не мечтали, они всего лишь хотели спасти попавшие в сложное положение войска. Более того, Гитлер согласился рассматривать Группу армий «А» как источник резервов для Группы армий «Юг», так как лишь такими мерами можно было спасти положение.

19 февраля немцы перешли в наступление, нанеся удар по растянутым порядкам советских армий. Фронт — оборону здесь просто не успели создать, к тому же советское командование готовилось продолжать наступление и про оборону вообще не думало — был прорван в первый же день, и дивизии СС вырвались на оперативный простор. Они перерезали тыловые коммуникации, возникла опасность окружения группы генерала Попова. Правда, маневр II танкового корпуса СС выглядел уж слишком хитро. Сначала дивизии двигались прямо на юг, а потом, достигнув Павлограда, повернули на север по широкой дуге. Манштейн с ликованием писал:

«Ближайшие дни принесли ожидавшийся успех контрудару 4-й танковой армии, и инициатива в этой кампании наконец вновь перешла к нам. Сначала армия разбила силы противника, наступавшие на переправы через Днепр, то есть группировку в районе Павлограда и южнее его. То, с чем Гитлер не хотел согласиться, подтвердилось: здесь было два вражеских танковых корпусаюдин стрелковый корпус и один кавалерийский корпус. Затем нам удалось во взаимодействии с 1-й танковой армией разбить четыре вражеских танковых и механизированных корпуса, стоявших перед ее западным фронтом».

Здесь фельдмаршал явно хватанул через край, но как же не похвалить себя, любимого? Ни о каком перехвате инициативы речь не шла. Манштейн сумел всего лишь предотвратить угрозу уничтожения своих войск. Затем перешли в наступление ХХХХ и XLVIII танковые корпуса, и наши войска начали отступать. Пытаясь отвлечь внимание немцев от Харькова, 25 февраля начал наступление Центральный фронт Рокоссовского. Однако Манштейн не пожелал отвлекаться, предоставив 2-й танковой и 2-й общевойсковой армиям выпутываться самостоятельно. Короче, к 6 марта понесшие серьезный урон 6-я, 1-я гвардейская и 3-я танковая армии были вынуждены спешно создавать новую линию обороны южнее Харькова.

Почему-то наши генералы решили, что, избавившись от непосредственной опасности, Манштейн остановится. Поэтому когда он 7 марта нанес новый удар в направлении Харькова, это оказалось полной неожиданностью для Юго-Западного фронта. Кстати, рекомендую перечитать приведенный выше отрывок из воспоминаний фельдмаршала. «Но только тот военачальник может рассчитывать на успех, который способен предвидеть». По части «предвидеть» у генерала Ватутина оказалось не очень хорошо. В общем, II танковый корпус СС прорвал фронт между 69-й и 3-й танковой армиями и двинулся дальше, обходя Харьков с севера. В самый неподходящий момент вдруг вспыхнул спор между командиром корпуса Хауссером и командующим 4-й танковой армией Готом. Гот требовал обойти Харьков и развивать наступление на восток, Хауссер рвался взять город прямым штурмом. Видно, он не мог забыть, что отступил из Харькова вопреки приказу, хотя за это был снят с должности не он, а командир войсковой группы генерал Ланц. Остановить зарвавшегося группенфюрера не удалось даже самому Манштейну, и 11 марта эсэсовцы начали штурм города. Бои в Харькове продолжались до 16 марта, опьяненный успехом Хауссер даже успел переименовать Красную площадь в площадь «Лейбштандарта». Тем временем наступление немецких танковых дивизий на север продолжалось, генерал Раус рвался к Белгороду. 18 Mapta немцы заняли этот город, но наступать дальше уже не могли — у них просто не осталось сил. Окончательно линия фронта установилась 25 марта.

В результате немецкого контрудара была временно снята угроза южному крылу Восточного фронта, и сформировался южный фас Курской дуги. Советские армии потерпели серьезное поражение, однако и немцы при этом понесли такие потери, что их наступление заглохло само собой. Опять же свой вклад внесла весенняя распутица, но чем немцы могли наступать далее, если в той же дивизии «Лейбштандарт» после окончания боев за Харьков имелось 23 танка?

Давайте попробуем проанализировать более детально некоторые аспекты этого сражения, которое стало последней удачной операцией вермахта на Восточном фронте. Манштейн в очередной раз подтвердил, что является крупнейшим специалистом по ведению танковой войны. Он продемонстрировал великолепный образец эластичной обороны, умело воспользовавшись слабостью растянутого фронта и ненадежными коммуникациями, и срезал наметившийся было Харьковский выступ. Фронт оказался примерно на той же линии, с которой немцы летом 1942 года начали свое наступление.

Манштейну удалось выполнить буквально все условия, необходимые для успешного проведения наступательной операции. Он сумел добиться оперативной и тактической внезапности. Наши историки охотно высмеивают его постоянные жалобы на нехватку сил и превосходство русских в танках. Дескать, для наступления Манштейн сосредоточил целых 8 танковых и 5 панцер-гренадерских и моторизованных дивизий. Ну сосредоточил, и что дальше? Кто мешал генералам Голикову и Ватутину сделать то же самое? Кто мешал Ставке предусмотреть возможность такого развития ситуации и направить в район успешно развивающегося наступления дополнительные силы хотя бы для продолжения этого наступления, если уж о возможном контрударе немцев никто не думал? Если командующие советскими танковыми корпусами жалуются, что у них неисправных танков больше, чем боеготовых, то о чем это говорит, кроме отвратительной работы тыла, неудовлетворительной подготовки личного состава и сомнительного качества танков? Вот, мол, на 18 февраля в 3-й танковой армии генерала Рыбалко из 432 танков 122 ремонтировались на дорогах, 214 исправляли боевые повреждения и только 96 танков были исправными. Разве в этом немцы виноваты? Напомним, что к этому времени Красная Армия снова имела заметное превосходство над вермахтом по количеству бронетехники.

И все-таки наступление Манштейна не привело к коренному изменению обстановки. Прежде всего следует отметить, что прекратились панические отступления советских войск, столь характерные для 1941 и 1942 годов. Каждый метр территории немцам теперь приходилось брать с боем, к чему они не слишком привыкли.

Хочется не согласиться с утверждением А. Исаева, будто после Харькова главным средством борьбы с танком становится танк. Приводимая им статистика говорит лишь об одном: в районе Харькова имели место бои танковых соединений, часто превращавшиеся во встречные танковые бои. Кстати, это тот вид боевых столкновений, в котором Красная Армия уступала противнику до самого конца. Сами немцы придерживались иной точки зрения, о чем ясно говорит статистика производства бронетехники в Германии. Промышленность Германии все больше внимания и сил уделяет производству штурмовой артиллерии и противотанковых САУ. В том же 1943 году их производство практически сравнивается с производством танков, а в 1944 году, когда немцы выпустили максимальное количество бронетехники, самоходных установок было произведено больше, чем танков. То есть теперь уделом Панцерваффе, изначально создававшихся как наступательное оружие вермахта, становится оборона. И бодрое заявление Гудериана, сделанное им 9 сентября 1943 года в докладе Гитлеру: «Если вообще фронт до сих пор был удержан, то это — исключительно заслуга танковых дивизий. Всеми признано, что танковые войска, несмотря на их слабости, и сегодня еще являются костяком всей обороны. Пехота больше не может им быть», — звучит как надгробная эпитафия. В устах создателя Панцерваффе, отца теории блицкрига, эти слова являлись форменным кощунством, однако они предельно точно характеризовали то место, которое отныне было отведено немецким танкам.

Глава 10 С головы на ноги и обратно

Все происходившее после весеннего сражения под Харьковом поддается объяснению с большим трудом, причем речь идет не только о ходе военных действий, но также о причудливых зигзагах конструкторской мысли по обе стороны линии фронта. И все-таки мы начнем именно с положения на фронте. Как ни странно, обе стороны довольно оптимистично восприняли итоги боев за Харьков. Особенно буйным цветом расцвел оптимизм в Берлине. Гитлер всерьез рассматривал это сражение как полный реванш за Сталинград, хотя в данном случае речь шла не более чем об оперативном успехе. На головы участников сражения обрушился ливень наград, что весьма напоминало ситуацию, имевшую место тридцать лет назад; «В этот день избежать награждения Железным Крестом можно было, лишь совершив самоубийство». Однако в Ставке фюрера, да и среди части его генералов царила смесь эйфории с легким разочарованием. Почему-то возникло мнение, что германские войска упустили возможность одержать новую крупную победу. Озвучил это мнение все тот же Пауль Карель:

«Стремительное продвижение Манштейна с Днепра к Донцу не было использовано до конца. Немецкое Верховное главнокомандование верило, что может отложить на завтра то, что было реально сегодня и только сегодня. Таким образом, большая возможность была упущена. Немцы посадили зерно, из которого выросла катастрофа, решившая исход войны, — оставили курский выступ. Советское командование тогда освободилось от самой серьезной, со времен 1942 года, угрозы. Центральный фронт Сталина спасло чудо, сравнимое с чудом на Марне. И время в Курске начало работать на Сталина против Гитлера… Операция «Цитадель» против Курского выступа началась спустя сто одиннадцать дней. Из-за этих ста одиннадцати дней немцы проиграли войну».

Читая такое, честно говоря, не знаешь — смеяться или плакать. С одной стороны, Карель высказывает пару здравых мыслей, с другой — несет полную ахинею. Так и тянет поинтересоваться: а не использовал ли бывший оберштурмбаннфюрер СС заготовки, оставшиеся в личном архиве со времен работы в ведомстве доктора Геббельса. Нельзя не согласиться с тем, что время работало против Гитлера. Эти самые 100 с лишним дней позволили советским войскам на Курской дуге создать глубоко эшелонированную оборону, в которой увязли некогда грозные танковые клинья Панцерваффе. Карелю вторит Манштейн, правда, более осторожно:

«Командование Группы армий «Юг» поэтому намеревалось ликвидировать эту дугу сразу же после битвы за Харьков, еще до начала периода распутицы в этой местности, используя тогдашнюю слабость противника. От этого плана мы должны были отказаться, так как группа «Центр» не в состоянии была взаимодействовать с нами. Как бы ни был слаб противник после своего поражения у Харькова, все же одних сил группы «Юг» было недостаточно, чтобы ликвидировать эту широкую дугу».

Правда, и фельдмаршал привирает, так как наступавшие войска увязли в грязи еще до конца операции. К тому же, как мы помним, Манштейн и так собрал у себя почти все боеспособные танковые дивизии Восточного фронта, поэтому реально усиливать его группировку в марте 1943 года было нечем, можно было говорить только о пополнении уже имевшихся частей. Вообще Манштейн задним числом рассуждает о том, что задачей операции «Цитадель» было уничтожение советских подвижных резервов, «что стало бы первым шагом к ничьей на Восточном фронте». Однако и оберштурмбаннфюрер, и фельдмаршал дружно не желают признавать, что время работало против Гитлера не только весной 1943 года, но уже с декабря 1941 года, когда разгром под Москвой стал крахом надежды на молниеносную войну. Ну а рассуждения о том, что Курская битва могла решить исход войны, вообще списаны с приказа Гитлера.

Самое любопытное, что точно такие же мысли высказывал противник Манштейна по Харьковской операции генерал Ватутин. Он рвался нанести упреждающий удар, чтобы разгромить подвижные резервы гитлеровцев, «что стало бы первым шагом к крупному наступлению». Однако Сталин, имея перед глазами свежий пример неудачных итогов наступательной операции, предпочел выждать, пока немцы нанесут удар первыми. Пожалуй, его ошибка была более грубой, чем у Гитлера. Переход к статичной обороне, уже не раз скомпрометировавшей себя в ходе войны, мог создать серьезные проблемы Красной Армии. Не будем говорить «к счастью, этого не случилось», потому что этого не могло случиться вообще, для каких-либо решительных действий у немцев уже просто не хватало сил.

Вдобавок произошло событие, которое оказало самое серьезное влияние не только на ход военных действий, но и на будущее развитие танковых войск. На свет появился самый известный танк Второй мировой войны T-VI «Тигр». Правда, родился он не в одиночестве, а вместе с целым бронированным зверинцем, но обо всех остальных боевых машинах вермахта вместе взятых не написано столько, сколько о «тигре». Мы не будем детально расписывать историю создания этого танка, который очень быстро подрос от 30 тонн первоначального технического задания до 56 тонн в реале, так как толщина брони тоже увеличилась вдвое — с 50 до 100 мм. Напомним лишь одну маленькую деталь, которая самым роковым образом сказалась на тактике Панцерваффе. Дело в том, что то самое техзадание требовало создать Durchbruchswagen — танк прорыва.

Никто в тот момент не заметил, что эта идея фактически опровергала всю концепцию строительства Панцерваффе. Конечно, «тигр» заметно отличался от полностью себя скомпрометировавших британских пехотных танков вроде «матильды» или «черчилля». Однако он, как и его двоюродные братья, был органически неспособен к стремительным прорывам, что являлось отличительной характеристикой танковых войск. Уровень развития техники 1940-х годов — даже столь расхваленной немецкой техники — пока еще не позволял создать тяжелый танк, обладающий высокой подвижностью. Кто бы ни брался за это дело — получался неповоротливый монстр.

Но беда, как резонно утверждают, никогда не приходит одна. Если о целесообразности «тигра» еще можно спорить, силы и время, потраченные на создание «пантеры», были явно выброшены на ветер. Если при создании Т-34 получился средний танк, втиснутый в габариты легкого, то немцы построили средний танк, раскормленный до веса тяжелого. Конечно, «пантера» по многим показателям превосходила T-IV, но превосходила ли она его настолько, чтобы оправдать двойное увеличение веса и трудозатрат? Существует такой критерий «стоимость — эффективность», с его учетом T-V решительно уступал T-IV. В конце концов, можно было попытаться пушку KwK 42 втиснуть в башню T-IV, если уж очень хотелось еще больше повысить огневую мощь танка. А так остается лишь гадать, что было бы лучше: 5,5 тысячи построенных «пантер» или 10 тысяч T-IV, которые можно было построить вместо них.

Вдобавок Гитлера осенило еще несколько великолепных идей, от которых у панцер-генералов волосы встали дыбом. Первым пришлось выкручиваться Гудериану, который тогда находился на должности генерального инспектора танковых войск. Дело в том, что Гитлер предложил ввести в состав каждого танкового батальона по взводу «тигров». Принципиального усиления подразделениям это не обещало, зато его мобильность заметно снижалась, плюс возникали проблемы с обслуживанием двух различных типов танков. Но Гудериан кое-как сумел выкрутиться.

Манштейну пришлось гораздо тяжелее. Сначала Гитлер зарезал все его предложения по ведению летнего наступления, навязав свое собственное — операцию «Цитадель». Немецкие генералы полагали, что для такого наступления у них слишком мало сил, но фюрер думал иначе, особые надежды он возлагал на новые тяжелые танки «тигр» и «пантеру». Этот аргумент повторяли десятки раз, но ведь так оно и было на самом деле. С точки зрения Гитлера, задержка с началом наступления была несущественной, ведь он надеялся, что новые танки пройдут сквозь все русские укрепления, как раскаленный нож сквозь масло. Кстати, определенная логика в таких рассуждениях имелась. Следовало либо начинать наступление сразу, как только просохнет почва, либо дожидаться появления нового фактора, который коренным образом изменит обстановку, а предложения Манштейна противоречили обеим идеям. Хуже было другое: гениальные мысли Гитлера опрокидывали с ног на голову основные принципы блицкрига, ведь постулаты Гудериана требовали удара по слабому месту обороны противника, а не по первому подвернувшемуся. Не говоря уже о том, что никакое вундерваффе не оставалось таковым слишком долго. Гитлера не вразумил опыт собственной армии, которая в 1941 году столкнулась с ужасными «50-тонными танками» и довольно быстро научилась с ними справляться.

Кстати, обратите внимание на любопытную закономерность. В 1941 году наступали две немецкие танковые армии, в 1942 году это могли делать только две, в 1943 году под Курском в наступление пошла одна танковая армия Гота. Ну а в 1944 году и далее наступать Панцерваффе уже не могли в принципе.

Говорят, один камешек, скатившийся с горы, слишком часто тянет за собой целую лавину. Точно так же появление новых танков у немцев подтолкнуло наших конструкторов к созданию новых машин, которые, в свою очередь, привели к появлению новой тактики, которая на поверку оказалась очень старой. Еще в начале 1943 года начались работы по созданию новых танковых пушек, а 5 мая ГКО принял постановление «Об усилении вооружения танков и самоходных установок». В результате появились Т-34-85 и ИС. Можно согласиться с М. Барятинским, когда он пишет, что одной из причин, по которой на Т-34 было решено установить 85-мм пушку, стало прекращение производства 76-мм зенитной пушки образца 1931/38 гг. Постановление пленума Наркомата вооружений таит в себе изрядную долю лукавства. Безусловно, 85-мм орудие было мощнее 76-мм, однако подавляющее большинство немецких истребителей танков было вооружено 75-мм пушками, и немцы не жаловались на их недостаточную бронепробиваемость. Производство «хетцеров» продолжалось до самого последнего момента, и они немало крови попортили нашим танкистам.

Так или иначе, но на вооружении Красной Армии появились Т-34-85 и ИС-85, и буквально тут же начались работы по перевооружению последнего 122-мм пушкой. Решение довольно спорное. Немцы всю войну двигались по пути увеличения начальной скорости снаряда, не стремясь увеличивать калибр пушки. «Ягдтигров» было построено еще меньше, чем «фердинандов», и эта машина не сыграла никакой заметной роли. 122-мм пушка ИС-ов имела раздельно-гильзовое заряжание, что резко снижало ее скорострельность, к тому же боезапас ИС-ов был втрое меньше, чем у немецких танков. Все это значительно снижало шансы танка в борьбе с немецкими машинами, особенно если учесть превосходную немецкую оптику, повышавшую шансы вражеских танкистов на попадания.

А вот здесь уже начинает лукавить сам М. Барятинский, когда пишет: «Дело в том, что подход к назначению тяжелых танков в вермахте и Красной Армии существенно различался. Немцы видели в тяжелом танке главным образом противотанковое средство, а русские — универсальную боевую машину, способную решать широкий круг задач от борьбы с танками противника до поддержки пехоты и уничтожения фортификационных сооружений». Но позвольте! «Тигр» или ИС создавался как танк прорыва? «Тигру» или ИСу увеличили калибр пушки, чтобы бороться с вражескими танками? Ведь об этом говорил сам конструктор танка Ж. Котин. Да, никто не спорит с тем, что «тигр» начали называть самой лучшей противотанковой самоходкой Второй мировой войны, но это уже было следствием вынужденного изменения задач Панцерваффе. Если уж говорить честно, то ИС-2 был фактически новой реинкарнацией неудачного КВ-2 с исправлением ряда недостатков, но все равно так и не ставшей однозначной конструкторской удачей. Ведь для того самого «уничтожения фортификационных сооружений» гораздо лучше подходила самоходка ИСУ-152.

Вообще, при оценке проектов советской и немецкой бронетехники встречаются примеры совершенно противоречивых оценок, данных одним и тем же автором. Возьмем самоходку СУ-122, которая критикуется за слишком низкую начальную скорость снаряда, равняющуюся 515 м/с. Но в другой книге тот же самый человек называет очень удачной немецкую самоходку «бруммбер» с ее 12-калиберной гаубицей, у которой начальная скорость снаряда вдвое меньше. Так что такое хорошо и что такое плохо?

Вопрос о тактике использования танковых соединений в Красной Армии тоже оказался довольно сложным и запутанным. Опыт боев 1942 года, когда на фронте впервые появились танковые армии, оказался скорее негативным. Можно вспомнить хотя бы полный разгром 5-й танковой армии генерала Лизюкова и гибель самого командующего. Еще больше подорвала уверенность Верховного в возможности успешных действий крупных танковых соединений Курская битва. Да-да, именно она. Давайте посмотрим правде в глаза. Крупнейшую танковую битву Второй мировой войны выиграла советская пехота, поддержанная саперами и противотанковой артиллерией. А вот советские танкисты эту битву с треском проиграли. Советские танковые армии несли чудовищные и совершенно неоправданные потери во встречных боях с немецкими танковыми корпусами. Апофеозом неудач стало сражение под Прохоровкой, завершившееся практически полным уничтожением 5-й гвардейской танковой армии. Совсем недаром Сталин намеревался отдать Ротмистрова под трибунал за эту «блестящую победу». Поэтому совершенно понятны причины, по которым свою единственную Золотую Звезду П.А. Ротмистров получил лишь в 1965 году, во время брежневской вакханалии награждений. А такие командующие танковыми армиями, как Рыбалко, Лелюшенко, Катуков, стали дважды Героями еще во время войны. По делам и награда!

Поэтому, когда мы говорим о летнем наступлении Красной Армии в 1943 году, следует отметить его характерную особенность. Несмотря на наличие в составе фронтов танковых армий, оно не сопровождалось глубокими прорывами. Фактически все операции проводились планомерно и равномерно, наступление велось единым фронтом, хотя, конечно, каждый раз на словах объявлялось о намерении «расколоть, прорвать, расчленить, окружить».

Посмотрим, что выходило из этого на деле на примере хотя бы Орловской наступательной операции, той самой, которая фактически поставила крест на гитлеровской «Цитадели». Напомним, что 12 июля 1943 года состоялось злосчастное сражение под Прохоровкой. Немцы одержали победу, тем не менее они в тот же вечер начали постепенный отвод войск. Почему? Да потому, что в этот самый день советские войска перешли в наступление под Орлом. Сама конфигурация линии фронта на этом участке наталкивала на мысль попытаться ударом по сходящимся направлениям окружить войска немецкой 9-й армии, обескровленные неудачными попытками прорваться к Курску с севера. Задача облегчалась тем, что половину орловского «балкона» занимали части 2-й танковой армии, главной ударной силой которой являлось ее название. Никаких активных действий эта немецкая армия летом 1943 года проводить не могла, просто нечем было. И тем не менее советское командование решает нанести три удара, причем один из них — прямо в лоб «балкону».

Итак, Западный фронт под командованием генерала Соколовского получил задачу ударом из района юго-западнее Козельска на Волхов, Хотынец не допустить отхода гитлеровских войск из Орла на запад и во взаимодействии с войсками Брянского и Центрального фронтов уничтожить их. Частью сил фронт должен был совместно с 61-й армией Брянского фронта окружить и уничтожить болховскую группировку врага. Вспомогательный удар войска 50-й армии наносили на Жиздру. Брянский фронт под командованием генерала Попова наносил главный удар войсками 3-й и 63-й армий и 1-м гвардейским танковым корпусом из района Новосиля на Орел, а вспомогательный. — силами 61-й армии и 20-м танковым корпусом — на Волхов. Центральный фронт получил задачу ликвидировать вклинившуюся группировку противника севернее Курска, в последующем развить удар на Кромы, чтобы во взаимодействии с войсками Западного и Брянского фронтов разгромить всю группировку на орловском плацдарме. Вообще-то можно уловить в этом замысле некоторые параллели с операцией «Багратион», проведенной летом 1944 года в Белоруссии. Еще свежи были в памяти мучения с ликвидацией огромного котла под Сталинградом, поэтому советская Ставка вполне резонно предположила, что три маленьких котла, в которых может оказаться то же самое количество немецких войск, предпочтительнее одного большого.

К началу операции в ударных группировках трех фронтов имелись 2-я танковая армия, 7 танковых корпусов, 7 отдельных танковых бригад, 27 отдельных танковых и 15 самоходно-артиллерийских полков. В общей сложности это составляло около 3000 танков, то есть больше, чем любая из немецких ударных группировок под Курском.

Но! Отдельные танковые бригады и полки планировалось использовать для непосредственной поддержки пехоты, централизованно, на направлениях главных ударов стрелковых корпусов и их дивизий. В танковые группы непосредственной поддержки пехоты были включены также и полки самоходной артиллерии, которая должна была наступать в 200–400 м. за танками и поддерживать их действия огнем своих орудий. Здесь явно заметно влияние немецкого опыта использования штурмовой артиллерии. В некоторых армиях, например в 11-й гвардейской, новым было и то, что танки непосредственной поддержки пехоты придавались стрелковым дивизиям как первого, так и второго эшелона корпуса. То есть повторялись методы наступлений 1942 года, когда танки равномерно размазывались по всей линии фронта и крепко привязывались к пехотным соединениям, что подрезало под корень их мобильность. Немцы себе такого никогда не позволяли. Их танковые дивизии объединялись в корпуса, а корпуса — в армии, и они всегда имели возможность самостоятельных действий, не завися от пехоты.

В результате получилось как всегда. Если на севере 11-я гвардейская армия довольно быстро прорвала оборону немцев и начала продвигаться дальше, то войска Брянского фронта втянулись в изнурительные позиционные бои. Командующий фронтом генерал М. Попов совершил совершенно типовую для советских генералов ошибку. Когда в первый день не удалось прорвать вражескую оборону, он ввел в дело свои танковые резервы, что вело к значительным потерям в технике.

15 июля перешли в наступление войска Центрального фронта, которые, не мудрствуя лукаво, совершенно откровенно двигались единым целым, постепенно оттесняя немцев назад. Генерал Рокоссовский в данном случае не пытался наносить мощные удары, но у него хотя бы имелось оправдание — его войска в ходе Курской битвы тоже были изрядно потрепаны.

Видя, что из «расчленения и уничтожения» ничего не получается, Ставка вводит в бой стратегические резервы — 3-ю гвардейскую танковую и 4-ю танковую армии. Однако немцы тоже перебрасывают на орловский «балкон» резервы. При этом, если наша Ставка отправляет туда целые армии, ОКХ вынуждено ограничиться дивизиями. В результате упорных боев к 18 августа немцев окончательно вытесняют с территории «балкона». Но главная задача операции — уничтожение немецких войск на этом участке фронта остается нерешенной. Отбита значительная территория, 5 августа в ознаменование освобождения Орла в Москве произведен артиллерийский салют, кстати, совершенно справедливо, такие события следует отмечать, однако с уцелевшими немецкими дивизиями нашим войскам предстоит драться и драться, и каждый раз это будет стоить жизни сотням и тысячам солдат. А ведь в это же время бывшие вояки 6-й армии Паулюса получили возможность заниматься мирным созидательным трудом в глубоком тылу. Если бы туда же отправилась и 9-я армия фельдмаршала Моделя, положение на фронте стало бы заметно лучше. Именно об этом писал в своих воспоминаниях К. Рокоссовский:

«Таким образом, замысел операции сводился к раздроблению вражеской группировки и уничтожению ее по частям. Но при этом не было учтено, что такие действия чрезмерно рассредоточивают наши силы. Мне кажется, что было бы проще и вернее нанести два основных мощных удара с севера и юга на Брянск под основание Орловского выступа. Но для этого надо было дать время, чтобы войска Западного и Центрального фронтов произвели соответствующую перегруппировку. В действительности же снова была проявлена излишняя поспешность, которая, по-моему, не вызывалась сложившейся обстановкой. В результате войска на решающих направлениях выступили без достаточной подготовки. Стремительного броска не получилось. Операция приняла затяжной характер. Вместо окружения и разгрома противника мы, по существу, лишь выталкивали его из Орловского выступа. А ведь, возможно, все сложилось бы иначе, если бы мы начали операцию несколько позже, сконцентрировав силы на направлении двух мощных, сходящихся у Брянска ударов».

В то же время мне хотелось бы поспорить с В. Бешановым, который утверждает, что бои за орловский «балкон» могли стать для Красной Армии вторым Ржевом и Вязьмой. Прежде всего он выдвигает слишком много условий из категории «если бы да кабы». История не знает сослагательного наклонения, и каждое сражение разыгрывается в совершенно конкретной обстановке, несколько отличающейся от той, что можно увидеть на экране компьютера, скажем, в игре «Панцер-генерал», где значки, обозначающие дивизии, никогда не устают, не знают страха и сомнений. Поэтому Орел, который обороняли дивизии, потрепанные и надломленные провалом «Цитадели», никак не мог стать вторым Ржевом. Летом 1943 года Ржев был невозможен по определению.

По такой же модели проходила и Белгородско-Харьковская наступательная операция. Предполагалось разгромить противостоящую группировку немецких войск и создать условия для продвижения к Днепру. Замысел операции состоял в том, чтобы ударами смежных крыльев войск Воронежского фронта генерала Ватутина, Степного фронта генерала Конева рассечь силы противника на две части, а группировку в районе Харькова окружить и уничтожить во взаимодействии с 57-й армией Юго-Западного фронта. Эта задача облегчалась тем, что правый фланг армейской группы «Кемпф» был слишком растянут и ослаблен. Однако аргументы против попытки окружить всю белгородскую группировку, то есть 4-ю танковую армию, довольно убедительно изложил генерал Штеменко в своих мемуарах. Вполне может сложиться ситуация из пословицы о пойманном медведе.

К началу наступления танковые войска Воронежского фронта имели 1-ю и 5-ю гвардейскую танковые армии, 4 танковых корпуса и 12 танковых и самоходно-артиллерийских полков. В Степной фронт входили 1 механизированный корпус, 3 отдельные танковые бригады и 8 танковых и самоходно-артиллерийских полков. 57-я армия имела 2 танковые бригады. В двух фронтах и 57-й армии насчитывалось около 2600 танков и самоходно-артиллерийских установок.

Танковые войска предполагалось вводить массированно. Поэтому в армиях, наступавших на главных направлениях фронтов, на километр участка прорыва планировалось сосредоточить до 20 танков непосредственной поддержки пехоты, а общая оперативная плотность на направлении главного удара Воронежского фронта достигала 70 танков и самоходно-артиллерийских установок.

Отдельные танковые бригады, танковые и самоходно-артиллерийские полки использовались для непосредственной поддержки пехоты, и почти все придавались стрелковым дивизиям первого эшелона, действовавшим на направлениях главных ударов армий. В 57-й армии танковые бригады (109 машин) вошли в армейскую подвижную группу. Танковые армии и корпуса планировалось использовать как эшелон развития успеха Воронежского фронта и армий на направлениях главных ударов. Так что, как нетрудно заметить, массирование танковых сил именно «предполагалось», не более того. Если все танковые бригады рассыпаны по стрелковым дивизиям, о чем вообще можно говорить?

Танковые армии должны были совместно со стрелковыми дивизиями завершить прорыв обороны противника, в последующем быстро развить наступление. Все отдельные танковые и механизированные корпуса планировалось ввести в сражение в первый день наступления для завершения прорыва тактической зоны обороны противника и развития тактического успеха в оперативный, что также вызывает некоторое недоумение.

Наступление началось 3 августа. Как и планировалось, для завершения прорыва тактической обороны в бой были брошены две танковые армии. Генерал Катуков рассказывает:

«В памяти моей запечатлелось грандиозное движение советских танков, вошедших в прорыв. Мы шли по правой стороне пятикилометрового коридора двумя корпусными колоннами. Слева таким же порядком двигалась 5-я гвардейская армия. Нас прикрывала с воздуха эскадрилья «яков». Между колоннами сохранялась зрительная связь. За всю войну еще никто из нас не видел такого скопления советских танков на столь узком участке фронта».

Вам это ничего не напоминает? Правильно, роман братьев Стругацких «Обитаемый остров», война с проклятыми хонтийцами. «Внизу, рукой подать, оказался широкий проход между холмами, и по этому проходу, вливаясь с покрытой дымом равнины, сплошным потоком шли танки — низкие, приплюснутые, с огромными плоскими башнями и длинными пушками». Но, когда сочиняют классики мировой фантастики, это одно, и совсем другое, когда фантазировать принимаются генералы.

«В это время отличился наш 31-й танковый корпус, находившийся во втором эшелоне армии. Вместе с 5-м гвардейским танковым корпусом, который был подчинен нам, 5 августа он окружил в районе Томаровки и почти полностью уничтожил 19-ю немецкую танковую дивизию.

Расскажу, как это произошло. До Богодухова оставались считаные километры. Штаб 1-й танковой армии продвигался вслед за первым эшелоном. Почти без задержек катили мы по дороге, обсаженной деревьями. Справа — роща, за ней укрытая садами Томаровка. В воздухе нестихающий гул орудийной канонады. И вдруг кто-то из офицеров штаба, двигавшихся впереди, остановил свою машину, выскочил из нее и вскинул к глазам бинокль. Мы тоже остановились.

Что это? Из дальней Томаровки и примыкающей к ней рощи выходят танки и на больших скоростях идут наперерез. Судя по всему, они намерены выйти в тыл передовым частям армии и ударить во фланг нашему второму эшелону. В бинокль мы различаем кресты на броне.

Шалин передает приказание правофланговой бригаде 11-го гвардейского корпуса немедленно повернуть под углом девяносто градусов навстречу фашистским «тиграм». 31-й танковый корпус, по бортам машин которого гитлеровцы каждую минуту могли обрушить огонь своих пушек, тоже изменил направление и пошел на сближение с фашистскими танками.

Так неожиданно возник довольно крупный танковый бой. И правофланговая бригада 11-го корпуса, и части 31-го корпуса, сближаясь с немецкими танками, стали зажимать их с двух сторон в клещи. А решил все удар с тыла 5-го гвардейского танкового корпуса генерал-лейтенанта А. Г. Кравченко, наступавшего правее, за Томаровкой, по параллельному маршруту. Как только его боевые дозоры донесли, что разгорелся жестокий бой, Андрей Григорьевич Кравченко повернул свои бригады и стремительно вышел в тыл 19-й танковой дивизии врага».

Какие «тигры»?! Самыми мощными танками 19-й дивизии были 38 штук T-IV, имевшиеся перед началом Курской битвы. Сколько их уцелело к моменту советского контрнаступления — сказать сложно. Но к 1974 году, когда были изданы эти мемуары, состав всех немецких дивизий был давно и точно известен.

Манштейн, пытаясь спасти положение, спешно вернул назад отправленный было в Донбасс II танковый корпус СС и нанес контрудар в районе Богодухова. В результате части 1-й танковой армии генерала Катукова были вынуждены несколько отойти, оставив рубеж Высокополье — Ковяги.

12 августа в районе Богодухова развернулось встречное танковое сражение. К этому моменту у Катукова осталось всего 134 танка, однако он сумел удержать фронт, хотя в этом ему сильно помогла 5-я гвардейская танковая армия и 32-й гвардейский стрелковый корпус. На следующий день вступили в сражение части 5-й и 6-й гвардейских армий, то есть снова огрехи советских панцер-генералов замывала своей кровью пехота. Немцы были остановлены. Итогом Белгородско-Харьковской операции тоже стало оттеснение немецких войск на некоторое расстояние.

Наверное, именно такое развитие событий окончательно отвратило Сталина от мысли использовать танковые войска так, как их использовали в начале войны немцы. Вермахт уже не мог одерживать победы, однако он упрямо отказывался ломаться. Красная Армия теперь уверенно удерживала стратегическую инициативу, и немцы могли лишь отбиваться, что получалось у них с каждым месяцем все хуже и хуже. Однако все советские наступательные операции 1943 года упорно сводились к одному и тому же: занятию более или менее обширной территории и перемалыванию с помощью артиллерийской мясорубки немецких дивизий, оказавшихся в полосе наступлений. Мечта о втором Сталинграде так и оставалась недостижимой мечтой.

Лишь в начале зимы на Правобережной Украине была предпринята попытка настоящего блицкрига именно так, как его исполняли немцы. Мы говорим, разумеется, о Корсунь-Шевченковской операции. Подробнее о ней было рассказано в книге «Молниеносная война», и здесь мы укажем лишь на одно принципиальное ее отличие от Сталинградской операции. Наконец-то к нанесению решительных ударов были привлечены танковые армии, которые уже не были обязаны поддерживать действия пехоты. Однако операция не завершилась безусловным успехом, части немецких войск удалось выскочить из образовавшегося котла, и слабым утешением в данном случае может служить гибель командира XI корпуса генерала Штеммермана, командовавшего войсками в котле.

В марте 1944 года снова мелькнул призрак второго Сталинграда, и снова рассеялся. В районе Каменец-Подольского появилась возможность окружить около двух десятков немецких дивизий. Однако фронты окружения были слабыми, и немцам удалось вырваться из котла, хотя и не без потерь.

После этого летом 1944 года состоялась знаменитая операция «Багратион». Именно в ней нашему командованию, похоже, удалось нащупать золотую середину между желаниями и возможностями. Фронт Группы армий «Центр» был рассечен на несколько кусков, получившиеся относительно небольшие группировки немецких войск были зажаты в небольших котлах и достаточно быстро уничтожены.

Закономерным финалом этого процесса стала Ясско-Кишиневская операция, проведенная в августе 1944 года. Вот это уже был настоящий блицкриг — стремительная операция на окружение и уничтожение группировки противника, вот это был настоящий второй Сталинград. Жаль только, что именно в тот момент, когда наши генералы окончательно освоили законы танковой войны, они совершенно сознательно ограничили себя в их применении. Хотя, наверное, и для этого существовали свои причины. Вермахт уже был не в том состоянии, чтобы оказывать серьезное сопротивление, тем более на всем протяжении Восточного фронта. Поэтому имелись основания перейти от тактики блицкрига к тактике стального катка. После прорыва вражеской обороны танковые армии стремительно двигались вперед, уничтожая все на своем пути. Это несколько напоминало операции 1943 года, но различие было очень существенным — танкистам больше не приказывали равняться по пехоте. И блестящим примером этого стального катка стала Висло-Одерская операция 1945 года.

Разумеется, все это время шли изменения структуры танковых частей и соединений, однако в Советском Союзе и Германии они шли в прямо противоположных направлениях. Вообще 1944 год стал знаковым и переломным и для Панцерваффе, и для танковых войск Красной Армии. Панцерваффе окончательно превратились в оборонительное оружие, и изменения эти отразились и на структуре производства. В 1944 году Германия произвела максимальное количество техники и вооружений, однако именно в этом году производство самоходных орудий чуть не в полтора раза превысило производство танков, причем чем дальше, тем все больший процент приходился на всевозможные «панцеръягеры» и «ягдпанцеры», то есть противотанковые самоходки. Ну, и как мы говорили, в структуре танковых дивизий как-то незаметно, сами собой, возникают батальоны САУ. Про панцер-гренадерские дивизии даже не идет речь, там самоходки прописались давно и прочно. Таким образом противотанково-оборонительный крен в Панцерваффе начинает быстро нарастать, что грозит опрокидыванием и гибелью танковых войск как системы вооружения.

Характерным признаком развала становится новая графа потерь в ведомостях дивизий: «Оставлены и взорваны ввиду приближения противника и нехватки топлива». Тыл Панцерваффе понемногу рассыпается вместе с фронтовыми частями. Вспомните, часто ли Гудериан жаловался на нехватку топлива даже во время своих стремительных прорывов в тыл противника? Время от времени, конечно, мелькали какие-то намеки, но при этом танков на полдороге он не бросал.

И уж от полного отчаяния и безвыходности немецкие генералы изобретают новый тактический прием — плавающий котел. Идея заключалась в том, что окруженные войска не только удерживали оборонительный периметр, но и пытались понемногу передвигать его на запад. Слишком часто попытки прорыва на узком участке длинной колонной завершались расстрелом этой самой колонны перекрестным огнем. Вот и пришлось выдумывать что-то новое. Как пишут историки, «плавающий котел» был, вероятно, самым фантастическим изобретением немецких генералов в области тактики, которое они сделали в годы войны. Если говорить метафорически, то летом 1944 года Панцерваффе окончательно перевернулись вверх ногами.

Но не стояла на месте и Красная Армия. Постоянно совершенствовалась организация соединений и частей танковых войск. С учетом опыта проведенных операций началось формирование танковых армий однородного состава. Армия, как правило, имела два танковых и механизированный корпуса, части обеспечения и обслуживания. К началу Курской битвы Красная Армия имела пять танковых армий, а немного позднее появилась и шестая. Помните, мы рассуждали о магической цифре «шесть» как совершенно необходимом числе танковых армий на Восточном фронте?

В танковые и механизированные корпуса были дополнительно включены минометный, самоходно-артиллерийский и зенитно-артиллерийский полки. Кроме того, танковый корпус получил истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион, батальон связи, две подвижные ремонтные базы и медико-санитарный взвод, а механизированный корпус — истребительно-противотанковый артиллерийский полк и медико-санитарный батальон. Это было не слишком заметно, но очень важно, так как структура танковых частей становилась все более гибкой и разносторонней, что обеспечивало решение все более сложных и разнообразных задач. То есть летом 1944 года танковые войска Красной Армии приобрели окончательную совершенную форму.

Глава 11 Сказка о том, как доблестный Паттон злого Мантейфеля победил

Наверное, это окажется самая короткая глава, потому что в ней речь пойдет о предмете, столь же несуществующем, как и квадратура круга. Мы говорим о действиях крупных бронетанковых соединений западных союзников. Если же начать разбираться досконально, то выяснится, что под это определение попадают бои, которые вели, причем всегда неудачно, британские танковые бригады и дивизии. С американскими танковыми соединениями дело обстоит гораздо сложнее. Сами же американцы признают, что из более чем 120 танковых боев лишь около десяти были проведены соединениями крупнее роты. При этом они скромно умалчивают, сколько же боев было проведено соединениями крупнее батальона. Поэтому мы ограничимся описанием всего лишь двух операций, в которых участвовали британские и американские танки. Первая из них — попытка штурма города Кан, в которой Монтгомери в очередной раз доказал, что ничего более сложного, чем тупой лобовой удар по вражеской обороне, в его голове не помещается. Американцы же после скандала в проходе Кассерин нашли повод погордиться боями в Лотарингии, происходившими в сентябре 1944 года.

Мы рассмотрим их в хронологическом порядке. Как мы помним, в июне 1944 года союзники высадились в Нормандии. Одной из первых задач, поставленных фельдмаршалом Монтгомери перед британской 2-й армией, был захват города Кан, расположенного примерно в 15 километрах от побережья. Кан был важной транспортной развязкой, а потому его захват имел большое значение для последующего развития операции. Однако по ряду причин 3-я пехотная дивизия, которая должна была сделать это, добралась только до окраины города, где и застряла, причем всерьез и надолго. Дальнейшие попытки штурмовать Кан были совершенно безуспешными. Хуже того, пытаясь нанести удар во фланг немецкой учебной танковой дивизии, британская 7-я танковая дивизия вошла в городок Виллер-Бокаж, что завершилось истреблением ее авангарда «тигром» Михаэля Виттмана. Несмотря на все усилия англичан, единственное, чего им удалось добиться, — занять северную часть города Кан.

Захватить этот пункт было совершенно необходимо, и Монтгомери подготовил крупнейшую танковую атаку союзников за все время боев в Западной Европе. Удар предполагалось нанести 18 июля силами VIII корпуса, состоявшего из 3 танковых дивизий на участке чуть западнее Кана. В них насчитывалось в общей сложности 759 танков, но танковым дивизиям были указаны расходящиеся направления атаки. Поддерживать их должны были 2 пехотные дивизии канадского II корпуса, которые почему-то получили приказ наступать только на следующий день, причем прямо на сам город. План атаки выглядит странным, однако он был совершенно типичным для англичан, упрямо отстаивавших раздельные действия танков и пехоты. Самое смешное, но в британских танковых частях все еще действовали наставления 1939 года. Отсюда следует неутешительный для англичан вывод — за 5 лет войны они так и не сумели понять принципов использования танков и добрались лишь до той отметки, на которой Красная Армия находилась в июне 1941 года.

На направлении главного удара находилась немецкая 16-я авиаполевая дивизия, боеспособность которой не следует переоценивать. На этот счет не заблуждались даже сами немцы, достаточно почитать воспоминания майора фон Люка, почти случайно оказавшегося на месте событий. Но союзники даже не подозревали (разведка сработала как всегда), что за линией фронта на участке атаки находятся 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт», 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд» и основные силы 21-й танковой дивизии. Впрочем, по количеству танков ни одна из них не могла соперничать с английскими. Однако у немцев имелись другие козыри, о которых часто забывают историки. Дело в том, что эти соединения не числились в составе сухопутных сил, и их чаще всего даже не показывают на карте. Однако в районе Кана был развернут III зенитный корпус в составе 3 зенитно-штурмовых полков. Он имел почти 100 тяжелых зенитных орудий (88 и 105 мм), что могло стать серьезной преградой на пути любого танкового соединения. Эти орудия находились вне зоны досягаемости британской артиллерии и могли стрелять по танкам совершенно спокойно. Вдобавок на направлении атаки находился 200-й батальон истребителей танков, вооруженный 88-мм орудиями Рак 43. То есть из-за беспомощности разведки, генерал Дэмпси двинул танки туда, где их ждала верная гибель.

Впрочем, у англичан имелись не менее сильные карты, нужно было лишь правильно их разыграть. Наступление началось мощнейшим авиационным ударом. В 05.26 появились 1056 «ланкастеров» и «галифаксов» Бомбардировочного Командования Королевских ВВС, которые сбросили 4800 тонн фугасных бомб на немецкие позиции. Совершенно случайно, кроме 16-й авиаполевой, они накрыли расположение 21-й танковой дивизии. В 06.40 открыла огонь артиллерия британской 2-й армии, а через 20 минут прилетели 318 бомбардировщиков В-26 «Мэродер» американской 9-й воздушной армии, которые сбросили еще 563 тонны бомб на все ту же 16-ю авиаполевую дивизию. Последний удар нанесли 570 бомбардировщиков И-24 «Либерейтор» 8-й воздушной армии, вывалившие еще 1340 тонн бомб на головы немцев. Мы столь детально перечисляем все это, потому что эти налеты были совершенно беспрецедентными по мощности. Деревни на предполагаемом пути наступления танков превратились в самом буквальном смысле в груды битого кирпича.

В 07.45 английские танки двинулись вперед, но сразу же выяснилось, что, несмотря на долгую и тщательную разработку, план операции составлен из рук вон плохо. Перед выходом на рубеж атаки танковым дивизиям предстояло пересечь две водные преграды и минное поле! Река Орн и канал Кан шли параллельно британским позициям, и для переправы более чем 8000 единиц техники (танки, артиллерия, бронетранспортеры мотопехоты, саперов и тыловых служб) имелись всего 6 маленьких мостиков. В результате образовались совершенно непроходимые заторы. И тогда командующий армией генерал Демпси принял роковое решение. Он приказал командиру VIII корпуса генералу О'Конору двинуть вперед танки, одни только танки. Артиллерия, пехота и саперы оставались позади. Как мы видим, кровавый опыт войны совершенно ничему не научил британских генералов. Или в их памяти уже изгладились страшные побоища, которые устраивал в Африке их танковым бригадам Роммель? А ведь и сейчас немецкими войсками в Нормандии командовал именно он. Кстати, следует отметить, что, в отличие от Гудериана или Манштейна, Демпси и О'Конор предпочитали командовать из безопасных тыловых блиндажей и обстановку на месте событий представляли довольно смутно.

Пройдя по мостам, танки вышли к минному полю, которое недавно поставила 51-я шотландская дивизия. Расчищенные проходы были слишком узкими, что создало дополнительные проблемы. Но все-таки сверхсильная бомбардировка сказалась, и сначала британские войска продвигались без особых помех. Но потом план начал давать сбои. 7-я танковая дивизия застряла на переправах до сумерек, а Гвардейская танковая дивизия вообще не дошла до поля боя, попав под сильный фланговый обстрел. В результате 11-й танковой дивизии пришлось вести бой в одиночку. А тут еще генерал О'Конор разрешил ее батальонам действовать самостоятельно.

Но около 10.00 танки вышли к расположению одного из зенитных полков, и началось… Неся потери, англичане прошли мимо немецких зениток, с большим трудом перевалили через железнодорожную насыпь и двинулись дальше вверх по склону гряды холмов. Все описанные выше события привели к тому, что вместо соединенного удара 3 дивизий наступление продолжали 2 батальона, остальные никак не могли выпутаться из серии естественных препятствий далеко позади. Командующий танковой Группой «Запад» генерал Эбербах приказал командиру I танкового корпуса СС обергруппенфюреру Дитриху нанести удар по прорвавшимся англичанам с севера, одновременно с востока должна была атаковать 21-я танковая дивизия. Эбербах не собирался парировать прорыв англичан, он намеревался окружить и уничтожить прорвавшуюся группу.

Итак, немцы подтянули мобильные резервы и нанесли удар с обоих флангов. Примерно в 15.30 англичане, которые понесли тяжелые потери, начали откатываться назад. Английские дивизии развалились на бригады, бригады рассыпались на батальоны, а с теми немцы справлялись, хотя не без труда. Однако теперь в бою участвовали «тигры» и «пантеры», с которыми «шерманы» и «кромвелли» сражаться не могли. Кстати, интересно отметить, что в составе 21-й танковой дивизии и 200-го батальона штурмовых орудий с немецкой стороны активно действовали противотанковые пушки Рак 40 на шасси французского танка Н39 — 7,5 cm PaK40(Sf) auf Geschützwagen 39H(f). Но у страха глаза велики, и, по мнению англичан, они сражались только и исключительно с «тиграми». Действительно, кто еще мог всего за один день уничтожить половину танков 11-й дивизии?

На следующий день англичане попытались продолжить атаку. Они сумели вытащить свои танки из ловушки, в которую сами же их загнали, но артиллерия и пехота все еще болтались позади. Да и танковые дивизии сумели возобновить наступление только во второй половине дня. Но самое большое, что удалось англичанам, — это вернуть утерянную накануне территорию. Бои 20 июля уже носили чисто символический характер.

В общем, усилия были приложены колоссальные, а результаты оказались не слишком впечатляющими. Маршал авиации Теддер, организовавший поддержку с воздуха, ядовито заявил, что если тратить по 1000 тонн бомб на каждую милю, то, чтобы добраться до Берлина, потребуются 600 000 тонн бомб.

Операция «Гудвуд» наглядно показала, что британские генералы так и не поняли сути современной танковой войны. Наступлением непосредственно командовали генералы О'Конор и Демпси, план операции утвердил Монтгомери. Общими усилиями они скрупулезно повторили все ошибки, допущенные в катастрофическом сражении у Газалы. Помните безуспешные попытки ликвидировать пресловутый «котел» в бою у Газалы 2 года назад? Атака без должной разведки? Повторили. Отсутствие артиллерийской поддержки? Повторили. Разрозненные выпады вместо одной массированной атаки? Повторили. Использование танков без поддержки пехоты? Повторили. Ну, результат почти повторили, все-таки кое-чего добиться удалось. Но английские танкисты не слишком любят вспоминать эту операцию, так как за продвижение на 6 миль они заплатили еще и 500 танками, в то время как потери немцев не превысили 100 танков и штурмовых орудий. И все это при колоссальном превосходстве в силах.

Несколько иначе обстояли дела у американцев. Мы рассмотрим бои, которые происходили в Лотарингии осенью 1944 года. Дело в том, что они входят в те самые заветные 10 процентов относительно крупных танковых боев, в которых участвовали американские танки. Кстати, а вы обратили внимание, что описанные чуть выше бои в проходе Кассерин, которые американцы считают своим крупным поражением, велись силами не более танкового полка? Вообще, если англичане хотя бы дважды конструировали нечто похожее на танковый корпус (это VIII корпус под Каном и XXX корпус при Эль-Аламейне), то у американцев никогда ничего подобного не возникало. Но, с другой стороны, все относительно.

Американцы очень гордятся великим танковым сражением у Арракура. Но попробуем разобраться более детально, что происходило в Лотарингии в начале сентября 1944 года. В результате наступления американская 3-я армия с ходу форсировала реку Мозель, заняла город Нанси и постепенно расширила плацдарм, захватив Пон-э-Муссон, Люневиль и Эпиналь. Это вклинение угрожало разъединить немецкие 1-ю и 19-ю армии. Немецкое командование решило ликвидировать этот выступ, но найти для этого силы оказалось большой проблемой.

Давайте посмотрим на состав 3-й армии генерала Паттона, которая участвовала в этих боях. Она состояла из трех корпусов: XX корпус (2 пехотные, 1 танковая дивизии), XII корпус (2 танковые, 2 пехотные дивизии), XV корпус (1 танковая, 1 пехотная дивизия). То есть по меркам германской армии 1944 года, любой из ее корпусов мог считаться если не танковым, то механизированным наверняка. Ну а если учесть количество техники, имевшейся в любой из американских дивизий, становится очевидным, что американская армия имела решающее превосходство в мобильности над немцами. Каждая из ее пехотных дивизий вполне могла именоваться моторизованной, но, наверное, американцы считали это само собой разумеющимся и не добавляли такое определение.

Во всяком случае, 5-я танковая армия генерала Хассо фон Мантейфеля выглядела гораздо более бледно. В ее составе числились XLVII танковый корпус (1 танковая дивизия, 3 танковые бригады), LXVI корпус (1 пехотная дивизия, разрозненные танковые и механизированные подразделения), LXIV корпус (2 пехотные дивизии), LXXXV корпус (1 танковая дивизия), IV авиаполевой корпус (3 пехотные дивизии). А теперь попробуйте прикинуть процент танковых соединений в якобы общевойсковой американской армии и немецкой танковой.

Наверное, вы обратили внимание на появление новых частей в составе немецкой армии — танковых бригад. Как ни странно, в данном случае следует говорить о влиянии советской школы на организацию германских танковых войск. Да-да, после 5 лет войны немцы начали перенимать наш опыт. 24 июня 1944 года началась операция «Багратион». Уже 2 июля, изучив опыт первых боев, Гитлер пришел к выводу, что небольшие мобильные боевые группы могут принести большую пользу в такой ситуации. Такую боевую группу можно быстро бросить навстречу наступающим вражеским танкам, так как они гораздо более мобильные, чем крупные танковые дивизии. 11 июля был подписан приказ о формировании 10 таких боевых групп, названных бригадами. Каждая из них состояла из одного танкового и одного панцер-гренадерского батальонов. Затем были сформированы еще 3 танковые бригады усиленного состава — 2 танковых и 1 панцер-гренадерский батальоны, именно к этому второму поколению и относились 111-я и 113-я бригады, которые участвовали в описываемом сражении. В то же время эти бригады сохранили органические недостатки, во многом присущие советским танковым бригадам. В них отсутствовали разведывательные и артиллерийские подразделения, части обслуживания. В результате Гитлер ухитрился взять то плохое, что было в советских танковых бригадах, добавил к этому новые недостатки, и получилась практически бесполезная немецкая танковая бригада.

Немецкое наступление было назначено на 18 сентября, хотя к этому времени вряд ли удалось бы собрать все силы. Рундштедт попытался добиться, чтобы новые танки передавали ему для пополнения поредевших дивизий, Ставка Гитлера охотно это пообещала и, разумеется, не выполнила обещание. Мантейфель попытался было напомнить, что его 5-я танковая армия слишком слаба, но ему, в свою очередь, напомнили, что план операции утвержден Гитлером. И еще генералу напомнили, что случается с теми, кто заподозрен в нехватке боевого духа. После этого у Мантейфеля не оставалось выбора, кроме как начать наступление в намеченный срок.

Целью немцев были позиции американцев на восточном берегу реки Мозель. Сначала предполагалось сбросить XII корпус в реку возле Люневиля, потом ликвидировать плацдарм в Пон-э-Муссон. LVIII танковый корпус должен был атаковать американскую 4-ю танковую дивизию совместно со 113-й танковой бригадой и 15-й панцер-гренадерской дивизией. XLVII корпус наносил удар в направлении Люневиля силами 111-й танковой бригады и остатков 21-й танковой дивизии и 112-й танковой бригады.

Наступление началось с мелкой путаницы. Почему-то командир XLVII танкового корпуса генерал фон Люттвиц считал, что Люневиль занят немцами, поэтому 111-я танковая бригада отправилась туда в походной колонне. На самом деле в городе находились подразделения 15-й панцер-гренадерской дивизии, но вокруг города расположились американские разведывательные группы. Поэтому совершенно неожиданно для себя «пантеры» натолкнулись на линию американских аванпостов, развернутых на окраинах. Остановить немцев они не сумели, но задержали достаточно долго, чтобы разведка смогла отойти.

Тут же на сцене появились части американских 4-й и 6-й танковых дивизий. Завязался самый странный и неприятный для обоих противников бой — танковый бой на улицах города. В результате 111-я танковая бригада покинула Люневиль.

Люттвиц начал опасаться за свой левый фланг, который находился под угрозой вследствие продолжающегося наступления американского XV корпуса. Мантейфелю пришлось в очередной раз пересматривать план наступления. Лютгвиц получил приказ занять оборону, а 111-ю танковую бригаду передали LVIII корпусу, который теперь и должен был наносить главный удар в направлении Арракура силами двух бригад, там и разыгрались основные события. Мантейфель находился в сложном положении. Берлин продолжал упрямо требовать наступления, а он совершенно не представлял ситуацию. Однако, положившись на опыт Восточного фронта, генерал решил наступать без предварительной разведки.

А что делали американцы? Паттон тоже не догадывался, что немцы готовят наступление. Атака Люневиля была настолько слабой и неорганизованной, что Паттон не придал ей никакого значения, приняв за очередные бои местного значения. Он приказал 4-й танковой дивизии продолжать наступление. В результате состоялся встречный бой 113-й танковой бригады и боевого командования «А» 4-й танковой дивизии. 111-я бригада ночью во время марша просто заблудилась. Разве можно представить себе что-либо подобное в годы расцвета Панцерваффе?

На рассвете 19 сентября состоялся очередной хаотичный и беспорядочный бой. «Пантеры» 113-й бригады натолкнулись на американские танки и попали под обстрел с расстояния всего 75 ярдов. На такой дистанции, как легко догадаться, даже пушка «шермана» пробивала крупповскую броню. Американские танки отошли к Арракуру, одновременно туда подтянулся взвод истребителей танков М-18.

Бой становился все более «ожесточенным, к полудню немцы потеряли еще 19 танков. Подполковник Абраме, человек и будущий танк, командовавший американскими войсками в этом районе, начал собирать свои разбросанные танковые роты, стягивая их к Арракуру. Танковый бой продолжался до вечера и принес новые потери обеим сторонам. Немцы оказались неспособны нанести один, но мощный удар. Американцы оказались неспособны сосредоточить силы и уничтожить слабый немецкий отряд.

Вечером в Арракур примчался Паттон и встретился с командиром 4-й дивизии генералом Вудом. Вуд с гордостью заявил, что его танкисты уничтожили 43 новенькие «пантеры», прибывшие прямо с завода, ценой потери 4 «шерманов» и 3 «хелккэтов». Паттон сделал естественный вывод, что у немцев больше не осталось крупных сил, и приказал дивизии на следующий день возобновить наступление.

Для немцев эти бои завершились совершенно неудовлетворительно, и командующий Группой армий «Г» генерал Бласковиц пришел в бешенство. Он приказал Мантейфелю на следующий день продолжить наступление, не считаясь с потерями. В результате 20 сентября комедия взаимных ошибок продолжилась. Рано утром боевое командование «А» выступило из Арракура на северо-восток, оставив в городе одну танковую роту, чтобы прикрыть дивизионные тылы.

Совершенно неожиданно Абраме получил радиограмму из Арракура. Город снова был атакован! На этот раз Арракур штурмовала опоздавшая 111-я бригада. Абраме спешно повернул назад на выручку, но теперь уже американцы налетели на засаду! Рота танков T-IV встретила его огнем, в считаные секунды подбив около десятка танков. Тем временем Бласковиц все больше разочаровывался в Мантейфеле. В дневнике Группы армий «Г» появилась запись о том, что 5-я танковая армия перешла к оборонительным действиям. Действительно, 20 сентября 113-я бригада в боях не участвовала, а 111-я ввела в действие только 2 роты. Сражение двух армий превращалось в какое-то цирковое представление.

Мантейфель воспользовался тем, что американские танки в конце концов потеснили его пехоту назад, и потребовал разрешения на общее отступление LVIII корпуса. Осатаневший Бласковиц снова приказал наступать. Но все это было тихой заводью по сравнению с ураганом, разразившимся в рейхсканцелярии, когда Гитлер узнал, что танковые бригады, на которые он возлагал большие надежды, так оскандалились. Первым полетел со своего поста почти невиноватый Бласковиц, которого заменил генерал Бальк. Он сразу изменил планы операции, решив вести наступление на Арракур с севера, хотя до сих пор атаки велись на южную сторону фаса.

22 сентября немецкая атака началась с опозданием, так как пехотный батальон, выделенный для поддержки танков 111-й бригады, задержался в дороге. Но, с учетом всего, что происходило раньше, лично меня это совершенно не удивляет. Северный фланг занимали подразделения 25-го кавалерийского эскадрона. Под прикрытием тумана немецкие колонны подобрались вплотную к американским позициям. Сначала немцы быстро уничтожили несколько легких танков М5А1, но потом натолкнулись на 704-й батальон истребителей танков, которые, в свою очередь, подбили несколько немецких танков.

В тылу у американцев творился такой же бардак. Абраме спешно перебросил на северный фас роту танков своего 37-го батальона. С помощью наконец-то появившейся авиации американцы сумели остановить противника. В бою погиб командир 111-й бригады полковник фон Бронзарт-Шеллендорф. Отчаявшийся Мантейфель бросил в бой свой последний резерв — остатки 113-й бригады, но это не дало никакого результата. К вечеру 22 сентября в 111-й бригаде осталось всего 7 танков и 80 человек из первоначальных 90 танков и 2500 человек. Кстати, на следующий день погиб и командир 113-й бригады полковник фон Зекендорф.

Тем временем разгорелись бои на других участках Западного фронта. Англичане провели блестяще провалившуюся воздушно-десантную операцию «Маркет Гарден», американская 1-я армия начала наступление в Бельгии. Немецкое командование перестало обращать внимание на относительно малозначащие бои в Лотарингии. Уничтожение 111-й и 113-й танковых бригад привело к завершению немецкого наступления в Лотарингии, а вдобавок поставило точку в недолгой истории немецких танковых бригад. В октябре 1944 года их начали распускать, возвращая личный состав и технику танковым дивизиям.

Конечно, бои продолжались, но теперь они действительно превратились в стычки местного значения. Нельзя же всерьез воспринимать сообщение о том, что 5-я танковая армия провела атаку силами 30 танков с целью захвата 2 холмов?! В период с 24 по 29 сентября в районе Арракура продолжались такие же беспорядочные стычки мелких отрядов. 29 сентября Мантейфель нанес последний удар, собрав 18 T-IV, 20 T-Vh целых 11 «флакпанцеров». Вообще-то интересное применение самоходных зенитных установок — участвовать в танковой атаке. После того, как он был отбит, части 5-й танковой армии начали общее наступление.

Так завершилась Великая Танковая Битва у Арракура, в которой доблестный Паттон злого Мантейфеля победил. Кстати, американских историков не смущает тот факт, что Паттон появился в Арракуре всего один раз на пару часов, если уж человека объявили героем, все подвиги до последнего записываются на его счет. А если записывать нечего, то нужно придумать. Вот так и появляются подобные сказки.

В сумме за неделю боев немцы потеряли 86 танков из 262, которые имели. Потери американской 4-й танковой дивизии, которая защищала Арракур, составили 48 танков. Таким был масштаб сражений, в которых участвовала американская армия. Формально это был бой танковых дивизий и бригад, фактически — стычки отдельных батальонов. А кроме всего прочего, эти бои показали, что Панцерваффе как реальная боевая сила перестали существовать. Причем речь идет не о сокращении численности, а о том, что командиры всех рангов да и солдаты растеряли боевые навыки и утратили победный инстинкт, что было самым главным. Но, как мы помним, произошло это не в Нормандии и Лотарингии, а гораздо раньше — под Сталинградом и Курском.

Глава 12 Просто и эффективно

При анализе операций Красной Армии в 1945 году меня не оставляет двойственное чувство. С одной стороны, все они отличаются несомненной энергией и размахом, проведены в хорошем темпе и принесли решительные результаты. Ведь все наступления завершались разгромом противостоявших нашим войскам фашистских группировок. С другой стороны, для них характерны откровенная прямолинейность и превалирование политических целей над чисто военными, сосредоточение чрезмерных сил, не соответствующих поставленным задачам. Мы не будем рассматривать все операции без исключения, а ограничимся только тремя: Висло-Одерской, Берлинской и Пражской, потому что именно в них наиболее ярко проявилась роль танковых войск как главной ударной силы армии. Наверное, именно под влиянием событий 1945 года сформировалась советская военная доктрина со всеми ее плюсами и минусами.

Какова же была ситуация на советско-германском фронте к началу 1945 года? Если говорить честно, то все прекрасно понимали, что Германия войну проиграла. Более того, она уже не была способна оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление. Все происходившее объясняется предельно просто: огромными масштабами Восточного фронта. Когда разбитая армия насчитывает несколько миллионов человек, но при этом упрямо отказывается сложить оружие, ее ликвидация потребует много сил и, что самое печальное, жертв.

К этому времени Панцерваффе давно превратились из ударной силы вермахта в пожарную команду, которой пытались затыкать разрывы фронта. Но и эта роль давалась немецким танкистам с большим трудом. Численность танков в дивизиях к январю 1945 года сократилась примерно до 60–70 машин, то есть заметно ослабленного полка, и продолжала уверенно сыпаться вниз. К марту уже не редкостью были дивизии, в которых числилось по 40–50 танков. Все это следует иметь в виду, когда читаешь сочинения историков, любящих сыпать номерами.

Советские же танковые войска к этому времени находились на пике своей силы. Численность танковых корпусов была доведена практически до штатной, хотя их организация вызывала некоторые вопросы. В них по-прежнему не хватало мотопехоты, слабы были тыловые соединения. Опасения вызывало появление так называемых «танковых полков прорыва». Возникали опасения, что советское командование вознамерилось повторить плачевный опыт немецкого антиблицкрига под Курском. Но сначала все обстояло если не прекрасно, то очень хорошо. В ходе Висло-Одерской операции советские танковые войска показали себя с наилучшей стороны.

Стратегическая ситуация перед началом Висло-Одерской операции была кристально прозрачной. Красная Армия имела три плацдарма за Вислой, с них и следовало ожидать ударов. Во всяком случае, известный немецкий историк и бывший генерал Типпельскирх пишет о том, что немецкое командование предвидело это, но просто не имело достаточно сил для парирования этих ударов. Не знаю, не знаю… Если вспомнить Сталинградскую битву, там тоже места нанесения решающих ударов и перспектива окружения 6-й армии были совершенно очевидны. Но почему-то никого из немецких генералов озарение не посетило. А вот насчет «не достаточно» Типпельскирх совершенно прав. Хотя и здесь он не может удержаться от того, чтобы не рассказать басню о «десятикратном» превосходстве Красной Армии в живой силе. Судя по всему, у генерала имели место определенные нелады с арифметикой — обычная болезнь битых полководцев. Если наши генералы в 1941 году насчитали у немцев «втрое больше танков», то сейчас наступил черед немецких заниматься умножением и делением. Численность немецких войск Типпельскирху была прекрасно известна, и если поверить его вычислениям, то получится, что против несчастной Группы армий «А» было собрано вообще все, что имела Красная Армия на Восточном фронте. Между Типпельскирхом и генералом фон Бутларом даже разгорелся жаркий научный спор: а в 10 или все-таки в 11 раз превосходила наша армия ихнюю?

В танках вот семикратное превосходство мы имели, что было, то было. Но кто же в этом виноват? Кто мешал немцам свою промышленность раскрутить на полные обороты? Я уже не раз писал, что подобные оправдания — это попросту жалкие увертки. В этом и заключается искусство полководца, чтобы в решающий момент в решающем месте сосредоточить превосходящие силы. А если государство и промышленность могут дать ему эти превосходящие силы, сей факт говорит лишь о преимуществах данного государства и о том, что не следует пытаться воевать с ним.

Впрочем, не все чисто и с нашей историей. Чего стоит одно только утверждение СВЭ о 500-километровой глубине оборонительных сооружений немцев между Вислой и Одером. Сразу становится понятным, почему у них танков не хватало: вся Германия денно и нощно рыла окопы и траншеи. Правда, если верить карте, помещенной в том же втором томе СВЭ, при всем старании между Вислой и Одером никак не получается намерять больше 350 километров расстояния. Может, наши генаралы Генштаба мерили расстояние от низовьев Одера до верховьев Вислы? Тогда может получиться даже побольше.

И еще один большой и больной вопрос. У нас прочно укоренилось мнение о том, что наступлением на Висле и Одере Красная Армия спасла разгромленных в Арденнах союзников. В доказательство того наши историки обожают цитировать полстроки одного из посланий Черчилля Сталину. Впрочем, даже из той половины строки, которая будет выделена жирным шрифтом, решительно ничего не видно. Мы приведем всю переписку за указанный период, а читатель пусть сам решает, что было и чего не было.

На Ваше личное и секретное послание от 3 января 1945 года.

Благодарю Вас за присланные Вами два послания на имя Президента по польскому вопросу. Конечно, я и мои коллеги по Военному кабинету огорчены тем оборотом, который принимают события. Я вполне понимаю, что самое лучшее — это встретиться нам троим вместе и обсудить все эти дела не только как изолированные проблемы, но в связи с общей международной обстановкой как в отношении войны, так и перехода к миру. Тем временем наша позиция, как она Вам известна, остается неизменной.

Я жду этой важнейшей встречи, и я доволен, что Президент Соединенных Штатов готов предпринять это далекое путешествие. Мы договорились, если Вы согласитесь, о том, чтобы в качестве кода было выбрано слово «Аргонавт», причем я надеюсь, что Ваша сторона будет пользоваться этим кодовым обозначением в любых сообщениях, которыми будут обмениваться должностные лица, занимающиеся разработкой подготовительных мероприятий.

Я только что вернулся, посетив по отдельности штаб генерала Эйзенхауэра и штаб фельдмаршала Монтгомери. Битва в Бельгии носит весьма тяжелый характер, но считают, что мы являемся хозяевами положения. Отвлекающее наступление, которое немцы предпринимают в Эльзасе, также причиняет трудности в отношениях с французами и имеет тенденцию сковать американские силы. Я по-прежнему остаюсь при том мнении, что численность и вооружение союзных армий, включая военно-воздушные силы, заставят фон Рундштедта пожалеть о своей смелой и хорошо организованной попытке расколоть наш фронт и по возможности захватить порт Антверпен, имеющий теперь жизненно важное значение.

Я отвечаю взаимностью на Ваши сердечные пожелания к Новому году. Пусть он сократит страдания великих народов, которым мы служим, и принесет прочный мир, обеспеченный нашей совместной гарантией.

5 января 1945 года.

ЛИЧНОЕ И СТРОГО СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ ОТ Г-НА ЧЕРЧИЛЛЯ МАРШАЛУ СТАЛИНУ На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. Согласно полученному сообщению наш эмиссар главный маршал авиации Теддер вчера вечером находился в Каире, будучи связанным погодой. Его поездка сильно затянулась не по Вашей вине. Если он еще не прибыл к Вам, я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным.

9 января 1945 года.

Но вернемся в январь 1945 года на берега Вислы. По той причине или иной, но советское наступление началось 12 января. 1-й Белорусский фронт наносил удары с магнушевского и пулавского плацдармов, а 1-й Украинский маршала Конева — один, но гораздо более мощный с сандомирского плацдарма. Силу этого удара можно легко представить, если вспомнить, что в нем участвовали 8 общевойсковых и 2 танковых армии, а также 3 отдельных танковых корпуса. Приятно и легко описывать подобные операции. В них нет никаких изощренных маневров, никаких тонких замыслов. Главную идею можно характеризовать двумя словами: темп и мощь!

Первыми в наступление пошли войска маршала Конева, началась Сандомирско-Силезская операция. Прорыв осуществлялся в пределах полосы протяженностью 40 километров силами трех армий. Войска фронта имели глубокое оперативное построение, но при этом на участке прорыва даже в первой полосе Конев создал подавляющее превосходство над противником. Всего же на сандомирском плацдарме было сосредоточено почти 12 000 орудий и более 1400 танков, и вся эта сила обрушилась на XXXXVIII танковый корпус немцев. После мощной артподготовки в атаку пошла пехота, и уже через пару часов главная полоса обороны противника была прорвана. Во второй половине дня в бой были брошены 3-я и 4-я гвардейские танковые армии, и немецкая оборона просто развалилась.

А где же в это время были немецкие резервы? Тут нам следует поблагодарить Гитлера. Практически все генералы пишут, что по его требованию резервы были расположены вплотную к линии фронта, поэтому они попали под огонь артиллерии и бомбовые удары и были изрядно потрепаны к тому моменту, когда им следовало вступить в бой. Но лишь Гудериан раскрывает еще один маленький секрет. В распоряжении Группы армий «А» имелись всего 12 танковых и механизированных дивизий. Однако все они были равномерно распределены вдоль линии фронта. Немцы не создали ни одного ударного кулака. Кто это приказал? Неизвестно. Однако Гудериан, видимо сохранивший какие-то ошметки честности, в данном случае не пытается взвалить вину на Гитлера, из чего можно сделать вывод, что постарался либо немецкий Генштаб, либо кто-то в Верховном командовании.

Через два дня в наступление перешел 1-й Украинский фронт. И вот здесь мы сталкиваемся с первой из загадок Висло-Одерской операции. Конфигурация фронта просто наталкивала на мысль одновременными ударами с магнушевского и сандомирского плацдармов окружить LVI танковый и XXXXII армейский корпуса немцев, которые уже находились в мешке. Однако этого не произошло. Почему? Может, все-таки рассказы о, мягко говоря, не лучших отношениях между Жуковым и Коневым не лишены оснований?

Ведь оба фронта даже не попытались создать очередной котел, а дружно устремились на запад, словно бы не замечая друг друга. Более того, 69-я армия Жукова ударом с пулавского плацдарма вышвырнула немцев из котла, который мог возникнуть сам собой, даже против воли командующих. Кстати, вот еще одна загадка Висло-Одерской операции. В чем заключался смысл наступления с крошечного пятачка пулавского плацдарма, непонятно, ведь это наступление не имело никакого тактического и оперативного значения. Хотя, с другой стороны, оба полководца не были замечены в гениальных решениях, и, как ни старается А. Исаев пропиарить Жукова, если внимательно прочитать все им написанное, эти книги доказывают именно полную бездарность маршалов.

Организованное сопротивление немцев прекратилось на второй день боев, и наступление перешло в стадию преследования. Это еще может отчасти объяснить отказ от попыток создать кольцо окружения. Зачем зря тратить время на хитрые маневры, если можно использовать второе преимущество танковых войск — ударную мощь? Но даже ею надо было пользоваться умело. Тяжелый каток танковой армии вполне может превратить в тонкий блин все дивизии, оказавшиеся на его пути, нужно лишь правильно его нацелить и обеспечить возможность движения прямолинейного и безостановочного. А вот с этим у наших генералов постоянно возникали проблемы. Кстати, прямолинейность все-таки имела право на существование. Если мы сравним состав немецкой 9-й армии, принявшей на себя главный удар, на начало января и конец этого же месяца, то выяснится, что в ней не осталось ни одной из первоначально числившихся дивизий. Все, что попало под лобовой удар Жукова и Конева, погибло.

Гитлер во всем обвинил, естественно, своих генералов и принялся лихорадочно перетасовывать командующих армиями и корпусами. Первым полетел со своего поста командующий Группой армий «А» генерал-оберст Гарпе, за ним последовали и другие генералы. Кажется, в январе 1945 года были сменены все командующие группами армий и армиями, действовавшими в Польше, но положение этим исправить было невозможно.

Наступление 1-го Белорусского фронта началось 14 января и сначала развивалось не столь успешно. Продвижение в первый день наступления составило не более 3 километров, но потом немцы просто не выдержали. Как мы уже упоминали, у них не хватало ни сил на линии фронта, ни резервов. После уничтожения главных сил 9-й армии танки Жукова также устремились далее. Наконец-то наши танкисты перестали равняться на пехотные дивизии и начали действовать самостоятельно. Они опережали пехотные дивизии на 30–50 километров, временами этот разрыв мог достигать 100 километров, и тогда сразу вспоминаются действия Гудериана и Роммеля. В то же время приходится отметить, что средний темп наступления советских войск составлял где-то около 25 километров в сутки, что заметно ниже скорости продвижения вермахта в годы успешного блицкрига.

Наши историки как-то этого не замечают, но тот же Гудериан признает, что примерно к 19 сентября немецкий фронт в Польше перестал существовать, как это было в прошлом году в Белоруссии. Поставленная планом операции задача выйти на рубеж Жихлин-Лодзь-Радомско-Ченстохова-Мехув была выполнена на шестой день вместо двенадцатого по плану. При этом линия наступления обоих фронтов постепенно отклонялась к северу в Померанию. Если посмотреть на карту, то можно усмотреть некоторые параллели с операцией «Гельб». Точно так же отрезалась крупная группировка войск противника, которая находилась в Восточной Пруссии. Единственная разница заключалась в том, что немцы не стали выстраиваться на плацу, чтобы организованно сложить оружие, а попытались отбиваться.

Но вот здесь начинается новая порция непонятных моментов. 1-й Белорусский фронт окончательно поворачивает на север и вместо движения на Берлин вламывается в Померанию. Формальное объяснение этому имеется. Немцы создали здесь ударную (якобы) группировку, которая угрожала флангу фронта, и требовалось сначала разгромить именно ее. Но даже сам генерал Раус, командовавший этим пародийным наступлением, честно пишет, что у него не было никаких сил. Улавливаете тонкость? Не «недостаточно», а вообще «никаких». Его собственные слова: «10 дивизий, имеющие 70 танков». На таком фоне грозно выглядит даже свежесформированная танковая дивизия «Клаузевиц», имевшая, подумать страшно, целых 12 танков и 20 самоходок. Есть один хороший пример эффективности подобных контрударов. Типпельскирх и фон Бутлар пишут о попытке немецкой 4-й армии выскочить из Восточной Пруссии. Но просмотрите внимательно все наши издания, начиная все с той же старой СВЭ и кончая вполне современными выпусками «Фронтовой иллюстрации». Нигде нет ни слова об этом «прорыве». Он не отражен ни на одной карте. История, как мы уже не раз говорили, любит злые шутки. В 1941 году немцы даже не подозревали, что участвовали в великом танковом сражении под Ровно и Бродами, а в 1945 году Жуков и Рокоссовский, сами того не заметив, отразили удар дивизий генерала Хоссбаха. Так что подобное объяснение следует рассматривать именно как формальное.

В качестве последней меры германское командование переименовало Группу армий «Центр» в Группу армий «Север», а Группе армий «А» присвоило название Группы армий «Центр». Но даже это не помогло остановить советские танки.

Тем временем всесокрушающий вал советских танков продолжал катиться по направлению к Одеру. 1-й Белорусский фронт форсировал реку Варту, обошел город Познань, объявленный очередным «фестунгом», и продолжил наступление, хотя теперь его авангардом оставалась только 1-я гвардейская танковая армия. Кстати, приведем отрывок из воспоминаний командующего 1-й гвардейской танковой армии, который лучше всего характеризует ту самую 500-километровую немецкую оборону.

«На пятый день наступления 11-й гвардейский корпус А.Х. Бабаджаняна, с боями преодолев около 200 километров, подошел к реке Варта — шестому рубежу немецкой обороны. В том месте, куда вышла передовая бригада Гусаковского, Варта текла строго на север. Потом у города Коло она круто сворачивала на запад и, дойдя до Познаньского меридиана, снова направлялась на север. Я приказал Бабаджаняну и Дремову обойти вражеские резервы, сосредоточенные в восточном колене реки, и взять в клещи познаньско-варшавскую автостраду. Форсировав Варту и оставив немецкую группировку на фланге за рекой, оба корпуса устремились на Познань. Вражеская группировка в этих условиях оказалась обреченной на бездействие. Она уже не могла воспрепятствовать дальнейшему продвижению наших войск».

Обратите внимание на завершение абзаца. Если бы так наши танковые генералы действовали в 1944 году, не связываясь с уничтожением каждого изолированного опорного пункта.

Уже 22–23 января войска 1-го Украинского фронта вышли к Одеру и на ряде участков форсировали его. Но и этот фронт потерял одну из своих танковых армий, которой пришлось повернуть на юг, чтобы решить исход боев в Силезии и вокруг Кракова. К 3 февраля на Одер в районе Кюстрина вышли и войска 1-го Белорусского фронта. Они также форсировали реку и создали небольшой плацдарм. Одер тоже не стал серьезным препятствием для танкистов Катукова.

«Комбриги решили форсировать реку совместно. Они подтянули к берегу САУ, реактивные установки и всю остальную артиллерию. После массированного огневого удара по позициям противника на противоположном берегу цепи мотострелков спустились на лед. Быстро переправившись через реку, они при поддержке артиллерии с восточного берега сбили мелкие заслоны гитлеровцев и захватили плацдарм 5 километров по фронту и 4 километра в глубину. Мотострелковые батальоны вышли на рубеж Рейтвейн-Вуден.

Получив сообщение, что Гусаковский и Федорович форсировали Одер, я приказал А.Х. Бабаджаняну перебросить на помощь передовым отрядам все силы корпуса, наладить переправы и расширить плацдарм. Но по паромной переправе успели перейти на плацдарм только семь танков из бригады Гусаковского. Дело в том, что я получил новый приказ: армия перебрасывалась в Восточную Померанию, в район севернее города Ландсберг (Гурово-Илавецке). Ей ставилась новая задача».

На этом завершилась Висло-Одерская операция, которая стала одной из крупнейших по размаху за всю войну. Как мы уже говорили, в ней в полной мере проявились те качества танковых войск, о которых мечтали до войны Фуллер, Лиддел-Гарт, Тухачевский и другие. Мобильность позволяла танкам преодолевать немыслимые для пеших армий расстояния, а огневая мощь и броня делали бессмысленными попытки сопротивления тыловых подразделений и собранных с бору по сосенке скромных резервов. Стальной каток подминал под себя все, что встречалось на его пути. Пехоте оставалось лишь пожинать плоды побед танкистов и заниматься ликвидацией разрозненных очагов сопротивления типа Познани, Шнейдемюля и тому подобных. Главным вопросом оставалось обеспечение наступающих танковых корпусов всем необходимым снабжением, и в первую очередь — горючим.

Вот здесь мы и подошли к самому интересному вопросу Висло-Одерской операции. А существовала ли возможность, не останавливаясь, продолжить наступление дальше прямо на Берлин? Ведь это позволило бы избежать кровопролитных боев за Зееловские высоты и затяжных боев в самом городе. Увы, здесь следует дать достаточно категоричный ответ: «Нет!» Прежде всего в ходе операции советские войска продвинулись в глубь территории противника на расстояние около 400 километров, что для армейских систем снабжения того времени было пределом. Даже вермахт в идеальных условиях блицкригов 1940–1941 годов в таких случаях делал остановки, чтобы привести в порядок войска и подтянуть тылы. А тыл Красной Армии, к сожалению, даже в самом конце войны отнюдь не походил на отлаженную машину. К тому же, как мы видели, наступление потеряло свою пробивную силу. Две танковые армии были отвлечены на другие направления, а две вышедшие к Одеру понесли некоторые потери и соответственно не обладали прежней мощью.

И все-таки остается одно «но». Читая воспоминания Катукова, невозможно отделаться от впечатления, что его армия и армия генерала Баданова после форсирования Одера могли продвинуться немного дальше. Ведь ширина Зееловских высот невелика, не более 10 километров. В тот период оборонять этот рубеж было просто некому. Я напомню, что 9-ю армию, занимавшую этот участок фронта, немцам пришлось формировать заново, все ее дивизии до последней полегли на Висле, и никакого серьезного сопротивления она оказать не могла. Если бы Катуков и Баданов продвинулись всего на 15–20 километров дальше, даже передав потом свои участки подошедшим пехотным армиям, в нашем распоряжении был бы полноценный плацдарм, а не кюстринский пятачок, а немцы потеряли бы свою главную полосу обороны. Кстати, Жуков все это понимал, потому что в приказе от 4 февраля потребовал, чтобы 5-я ударная армия расширила плацдарм до 20 километров по фронту и до 10 километров в глубину. Задачу облегчало то, что командование немецкими войсками на рубеже Одера было возложено на «великого» полководца Генриха Гиммлера. Вдобавок именно в эти дни Гитлер затеял Балатонскую операцию, после которой Панцерваффе окончательно прекратили свое существование. Но главное было сделано — последние остатки немецких танковых частей и соединений оказались связаны на другом участке фронта, и противопоставить 1-й и 2-й гвардейским танковым армиям немцы не могли ничего. Маразм, в который к этому моменту впало военное руководство Германии, лучше всего характеризует тот же Гудериан:

«26 января Гитлер приказал сформировать танкоистребительную дивизию. Название этого нового соединения звучало красиво и многообещающе. Но больше ничего и не было. В действительности же это соединение должно было состоять из рот самокатчиков под командованием храбрых лейтенантов; вооруженные фаустпатронами расчеты этих рот должны были уничтожать Т-34 и тяжелые русские танки. Дивизия вводилась в бой поротно. Жалко было храбрых солдат!»

Однако у истории нет сослагательного наклонения, и случилось именно то, что случилось. А случились штурм Зееловских высот и Берлинская операция.

Берлинская операция — чем же она была? Золотым восклицательным знаком, увенчавшим самую тяжелую войну в истории нашей страны? Или кровавой кляксой, которая бросает мрачную тень на всю Победу в целом? Как всякое грандиозное историческое событие, штурм и взятие Берлина нельзя оценить однозначно.

Важность кюстринского плацдарма понимали все, даже фюрер. Поэтому он приказал возрожденной 9-й армии генерала Буссе ликвидировать его. В феврале и марте Буссе проводит целую серию атак, но единственным их результатом стала потеря 35 000 человек, которых он больше не получил. В ходе этих атак особо отличилась одна из власовских дивизий, и Железные Кресты этим воякам вручал Генрих Гиммлер. Рассчитывать, что предателей будет награждать сам Гитлер, конечно, не стоило. Так, еще до начала решающих боев силы немцев на главном направлении были ослаблены. После этого Буссе решил любой ценой удержать сам город Юострин, перекрывавший прямую дорогу на Берлин. Он разделял два советских плацдарма у Рейтвейна и Кинитца и был настоящей костью в горле у 1-го Белорусского фронта. Однако и это немцам не удалось, 30 марта город пал. Советские армии консолидировали плацдарм и могли спокойно готовить решающее наступление.

Но спокойно не получилось. Здесь нам совершенно невольно придется вступить в небольшую полемику с А. Исаевым, точнее, с его книгой «Георгий Жуков. Последний довод короля». Между прочим, очень любопытное название. Вне всякого сомнения, просвещенная публика знает исторические корни этой любопытной фразы, хотя автор почему-то не счел возможным расшифровать их хотя бы в предисловии. Но я совершенно не исключаю возможности, что и он знает красиво звучащий латинский оригинал «Ultima ratio regis». И ему вполне может быть известно, что сия надпись красовалась на стволах пушек наихристианнейших королей Франции, Людовиков с довольно большими номерами. Так чьей пушкой мы должны считать маршала Жукова?

При этом определенные сомнения все-таки возникают. Когда критикуешь и разоблачаешь других, надо бы самому быть поточнее. Самый простой пример. Исаев пишет, что первыми к Одеру вышли войска Жукова, хотя на самом деле Конев опередил его на пару дней. И так далее. Между прочим, сам Жуков никогда артиллеристом не был, так где же здесь связь? С другой стороны, этот девиз прекрасно описывает манеру Жукова общаться с окружающим миром, так что название вполне уместное.

Впрочем, мы немного отвлеклись в сторону, вернемся к событиям на Зееловских высотах. Корни более чем спорных решений Жукова следует все-таки искать в его неприязненных отношениях с Коневым и желании угодить Сталину. Говорить о некоем соцсоревновании по взятию Рейхстага, конечно же, глупо. Здесь я на все 150 процентов согласен с Исаевым. Но соперничество было, причем помимо вполне естественных причин (ревность к успехам соседа всегда была есть и пребудет во веки веков), существовала еще одна, искусственно привнесенная. Я не знаю, с какими целями Сталин перед началом решающего наступления постарался стравить двух маршалов, однако он это сделал. Обратимся к воспоминаниям самого Жукова, в которых он описывает совещания в Ставке, предшествующие Берлинской операции.

«Тут же он [Сталин] сказал маршалу И.С. Коневу:

«В случае упорного сопротивления противника на восточных подступах к Берлину, что наверняка произойдет, и возможной задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин».

Существуют неверные представления о том, что 3-я и 4-я гвардейские танковые армии были введены в сражение за Берлин якобы не решением И.В. Сталина, а по инициативе командующего 1-м Украинским фронтом. В целях восстановления истины приведу слова маршала И.С. Конева по этому вопросу, сказанные им на сборе высшего командного состава Центральной группы войск 18 февраля 1946 года, когда все было еще так свежо в памяти.

Когда около 24 часов 16 апреля я доложил, что дело наступления идет успешно, товарищ Сталин дал следующее указание: «У Жукова идет туго, поверните Рыбалко и Лелюшенко на Целендорф, помните, как договорились в Ставке».

Поэтому маневр, который совершили Рыбалко и Лелюшенко, является прямым указанием товарища Сталина.

Следовательно, всякие измышления по этому вопросу должны быть исключены из нашей литературы».

То есть пресловутая гонка была организована приказом сверху. Что, Конев после прямого распоряжения Сталина повернуть танковые армии на Берлин добровольно откажется от возможности первым захватить тот же Рейхстаг? К тому же существовала еще одна гонка с воображаемым противником. Советское командование спешило захватить Берлин раньше союзников и отвело на всю операцию только две недели.

С другой стороны, Сталин имел все основания рассчитывать на это. Красная Армия имела подавляющее превосходство в живой силе и технике. Как обычно, не следует верить ни СВЭ, которая пишет о двух- или четырехкратном превосходстве, ни воспоминаниям немецких генералов, где рассказываются басни о двадцатикратном превосходстве. Истина, как всегда, лежит посредине.

Но при этом имеется множество нюансов, которые вполне способны изменить эти соотношения. Как уже отмечалось, весь первый состав немецкой 9-й армии, оборонявшейся на берлинском направлении, погиб в ходе Висло-Одерской операции, и перед 1-м Белорусским фронтом в марте находились спешно собранные повсюду разношерстные соединения. К началу Берлинской операции состав армии поменялся еще раз, причем снова целиком! Сами понимаете, что в такой обстановке ни о каком нормальном взаимодействии соединений не может идти и речи. Так оно и получилось.

План операции, разработанный Ставкой, был очень оптимистичным. В первый же день предполагалось прорвать оборону немцев на Зееловских высотах и ввести в прорыв 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии. Берлин намечалось взять на шестой день операции, а к 11-му дню 3-я ударная армия выходила на Эльбу для встречи с американцами.

1-й Украинский фронт маршала Конева наносил удар в направлении Бранденбурга, Ратенова и Дессау. Точно так же сразу после прорыва немецкой обороны на оперативный простор выходили 3-я и 4-я танковые армии. Причем изначально предполагалось, что один из корпусов 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко должен был наступать на Берлин с юга. Но существовал вариант, по которому обе танковые армии Конева могли быть направлены на Берлин. Причем это пишет СВЭ, и если уж Исаев намеревался опровергать некий миф, то нужно было делать это более обстоятельно.

Вспомогательную, но очень важную задачу решал 2-й Белорусский фронт маршала Рокоссовского. Он должен был наступать в районе Штеттина-Шведта и разгромить немецкую 3-ю танковую армию, что, естественно, не позволило бы ей двинуть свои силы на помощь Берлину.

Наступление началось рано утром 16 апреля. После 30-минутной артподготовки были включены 140 мощных зенитных прожекторов, которые должны были ослепить немцев. Это очень красиво выглядело в фильме «Освобождение», но в действительности принесло больше вреда, чем пользы. Слово маршалу Чуйкову:

«Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Даже прожекторы не могли пробить эту завесу, и нам было трудно наблюдать за полем боя. Как на грех, еще и ветер дул навстречу. В результате высота 81,5, на которой разместился командный пункт, вскоре была окутана непроницаемой мглой. Тогда мы вообще перестали что-либо видеть, полагаясь в управлении войсками лишь на радиотелефонную связь да на посыльных».

Пехота и часть танков продвинулись примерно на 2 километра, после чего наступление застопорилось. Артиллерийский удар был нанесен по первой полосе обороны, которую немцы оставили, и сейчас советским войскам пришлось штурмовать сами высоты, которые были почти не затронуты артподготовкой.

И тут Жуков принимает самое спорное из своих решений. Исаев пытается представить дело так, будто все изменения стратегических планов и Жуков, и Конев предпринимали по собственной инициативе. Ну не надо! Все эти изменения производились только после консультаций со Ставкой и утзерждения их Сталиным. Решить, где и как задействовать подчиненный ему корпус, командующий фронтом мог, а вот повернуть несколько армий на другое направление — никогда! Собственно, об этом пишет и сам Жуков, причем, если верить этому отрывку, он на всякий случай вводит Сталина в заблуждение.

«В 15 часов я позвонил в Ставку и доложил, что первая и вторая позиции обороны противника нами прорваны, войска фронта продвинулись вперед до шести километров, но встретили серьезное сопротивление у рубежа Зееловских высот, где, видимо, в основном уцелела оборона противника. Для усиления удара общевойсковых армий я ввел в сражение обе танковые армии. Считаю, что завтра к исходу дня мы прорвем оборону противника».

На 6 километров его войска не продвинулись и вторую полосу обороны не прорвали. Более того, в этом же разговоре Сталин размышляет вслух о том, стоит ли повернуть армии Конева на Берлин. Заметьте, обо всем этом пишет Жуков, а не Конев. И маршал решает любой ценой прорвать оборону, бросая в бой танковые армии Катукова и Богданова. Судя по всему, уроки курской битвы Жуков не усвоил.

Танковые соединения могут прорвать подготовленную оборону, но лишь ценой совершенно чудовищных потерь. Тем более что немецкое противотанковое оружие-45 было лучше советского оружия-43, одни только 88-мм «флаки» чего стоили. Пишет генерал Катуков:

«Остаток дня не принес радостных сообщений. С большим трудом, неся тяжелые потери, танкисты вгрызались в оборону противника и не продвинулись дальше позиций, занятых пехотой. Нелегко приходилось и стрелковым дивизиям В.И. Чуйкова, с которыми командиры танковых корпусов тесно взаимодействовали».

В тот же день состоялся второй разговор со Сталиным, в котором Жуков пообещал любой ценой прорвать оборону на Зееловских высотах, и тут же Ставка приободрила его, сообщив о приказе Коневу наступать на Берлин с юга, а Рокоссовскому — с севера. Еще раз повторю, чтобы не быть пристрастным, я излагаю все это исключительно по мемуарам самого Жукова. Вообще-то, если говорить строго, получается, что Ставка одобрила решение Жукова и таким образом сняла с него часть вины.

Так или иначе, но во второй половине дня 16 апреля началось танковое побоище, которое продолжилось на следующий день. Все это очень сильно напоминало действия Монтгомери под Эль-Аламейном, когда он точно так же массой продавил немецкий фронт. Не прорвал, а именно продавил. Только 19 апреля немцы не выдержали натиска и начали отходить к Берлину. За эти дни, по немецким данным, было сожжено более 700 советских танков. Так это или нет — вопрос остается открытым. Но даже книга «Гриф секретности снят», сообщает, что за время Берлинской операции Красная Армия потеряла около 2000 танков. То есть во время штурма Зееловских высот Жуков дал хрестоматийный пример неправильного использования танков. Скрепя сердце он вынужден признать:

«Наступление 1-го Украинского фронта с первого же дня развивалось более быстрыми темпами. Как и ожидалось, на направлении его удара оборона противника была слабая, что и позволило с утра 17 апреля ввести там в дело обе танковые армии. В первый же день они продвинулись на 20–25 километров, форсировали реку Шпрее и с утра 19 апреля начали продвигаться на Цоссен и Луккенвальде».

А теперь просто совершенно необходимо сказать несколько слов о том, чем якобы должен был заниматься Конев, связав решением этой задачи свои главные силы, чтобы они только, не приведи бог, не вздумали наступать на Берлин. Речь идет о ликвидации так называемой франкфуртско-губенской группировки противника. Что она собой представляла? Это были остатки в очередной раз разгромленной 9-й армии, к которой присоединились отдельные части 4-й танковой армии. Выделять для их уничтожения силы целого фронта было, мягко говоря, неразумно. К тому же над генералом Буссе видел категорический приказ: держать фронт на Одере. Конечно, в то время Конев не мог знать об этом приказе, но он отлично видел, что немцы и не пытаются двинуться в сторону Берлина. Позднее Буссе получил новый приказ: отходить на запад на соединение с 12-й армией генерала Венка, чтобы освободить Берлин. Очень советую обратить внимание на столь интересную формулировку. То есть в распоряжении генерала Буссе не было сил, чтобы как-то реально угрожать фронту Конева, о прорыве к Берлину в таких условиях не приходилось и мечтать. У него не было приказа отходить к Берлину, а что делали с нарушителями приказов в последние дни существования рейха, все отлично знали. Например, генерала Вейдлинга, командира LVI танкового корпуса, на который обрушился главный удар Жукова, успели приговорить к расстрелу за то, что не удержал позиции, но, правда, успели и помиловать. Нужны были Теодору Буссе такие приключения? Путь на Берлин ему перекрывал всего лишь 40-й стрелковый корпус 3-й армии, но и этого оказалось достаточно. Так что Конев правильно решил не воевать с призраками, выделил пару корпусов для блокирования застрявшей в лесах и озерах немецкой группы и пошел на Берлин.

Штурм собственно Берлина начался 20 апреля 1945 года (кстати, в день рождения Гитлера), артиллерия 1-го Белорусского фронта открыла огонь по центру города. После войны наши историки утверждали, что наши пушки обрушили на город больше взрывчатки, чем тяжелые бомбардировщики союзников. Жуков пишет: «11 тысяч орудий разного калибра через определенные промежутки времени открывали одновременный огонь. С 21 апреля по 2 мая по Берлину было сделано миллион восемьсот тысяч артиллерийских выстрелов. А всего на вражескую оборону в городе было обрушено более 36 тысяч тонн металла».

У немцев не было ни единого шанса отстоять столицу рейха. Гарнизон города к этому моменту состоял примерно из 45 000 солдат из разрозненных, потрепанных частей и примерно 40 000 всякого сброда из фольксштурма, полиции и так далее под командованием генерал-лейтенанта Гельмута Реймана. Им противостояли примерно полтора миллиона закаленных солдат 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Впервые немцы имели полное право говорить о десятикратном превосходстве противника. Детально описывать сам ход боев за город, наверное, нет смысла, так как это сделал в нескольких работах А. Исаев, хотя все проповедуют одну нехитрую истину: Берлин взял Жуков, еще раз Жуков и снова Жуков. А остальные при сем лишь присутствовали.

На самом деле все, конечно, обстояло сложнее. Начнем с того, что гонка к Берлину все-таки имела место. В доказательство я приведу два приказа, отданные с интервалом в два часа. Пусть говорят сами участники событий, а выводы читатель сумеет сделать самостоятельно.

РФ. Ф. 236. Оп. 2712. Д. 359. Л. 36. Подлинник.

РФ. Ф. 233. Оп. 2307. Д. 193. Л. 88. Подлинник.

Причем заметьте, Жуков отлично понимает значимость доклада «по начальству» и газетного пиара. Интересно, что генерал Лелюшенко в своих мемуарах чуточку подправил приказ Конева, вырезав из него слово «первыми», либо это сделали за него редакторы.

Тем временем в немецком командовании никак не могла прекратиться лихорадка смены командующих. 22 апреля Гитлер снимает генерала Реймана, заменяя его полковником Эрнстом Кетером, за один день произведя его сначала в генерал-майоры, а потом и в генерал-лейтенанты. В этот же день он отдает приказ о расстреле командира LVI танкового корпуса генерала Вейдлинга, не удержавшего рубеж обороны на Одере, и тут же отменяет свой приказ. После этого фюрер решает взять лично на себя командование гарнизоном Берлина, а потом назначает на эту должность Вейдлинга. Такая череда событий ясно показывает, что Ставка фюрера превратилась просто в сумасшедший дом. При всей сложности ситуации в разгар битвы за Москву, при панике, возникшей в советской столице (было, было!), до такого маразма наше командование не дошло.

Вейдлинг разделил город на восемь оборонительных секторов, чтобы облегчить управление обороной. Однако уже ничто не могло остановить советские войска. 23 апреля 8-я гвардейская армия Чуйкова форсировала Шпрее и при поддержке 1-й гвардейской танковой армии генерала Катукова начала наступать в направлении Нойкельна. 24 апреля 5-я ударная армия генерала Берзарина тоже форсировала Шпрее в районе Трептов-парка. Остатки LVI танкового корпуса, которым все еще по совместительству командовал Вейдлинг, попытались контратаковать, но были просто уничтожены. В тот же день после мощнейшей артподготовки — 650 орудий на километр! Больше никогда в истории такая плотность артиллерии не встречалась! — советские войска перешли в решительное наступление. К вечеру Трептов-парк был занят.

Кстати, 22 апреля во время движения танковой армии Рыбалко к Берлину произошел любопытный эпизод, о котором сам генерал писал с нескрываемым огорчением.

«Разведка у нас работала плохо. Мы даже не знали, что в Цоссене находилась Ставка германского Генштаба. Две бригады вошли в Цоссен, и Ставка на их глазах ушла из Цоссена. О Цоссене мы узнали от корреспондентов».

Наступление продолжалось пусть не слишком быстро, но неотвратимо. При этом танки, введенные в город, несли высокие потери. Первая попытка лобового решения — посадить пехотинцев на броню — успеха не принесла, так как затрудняла действия самим танкистам. Тогда был найден более простой метод. Любой подозрительный дом просто уничтожался огнем тяжелой артиллерии — 152 или 203 мм. Жаль, что об этом методе наступления забыли полвека спустя, когда штурмовали Грозный.

Генерал Чуйков обладал большим опытом городских боев. Ранее он защищал Сталинград, а совсем недавно взял штурмом Познань, и теперь он старался применить полученный опыт в Берлине. Он подчеркивал, что штурм большого города нельзя рассматривать как обычную армейскую операцию, хотя стараниями Жукова и Конева штурм Берлина начался именно так. Он настаивал на ведении боя небольшими штурмовыми группами от 6 до 8 человек, которые вооружены автоматами, гранатами, кинжалами и саперными лопатками, то есть оснащены для рукопашного боя, который маловероятен в поле. В то же время Чуйков не отрицал необходимости применения танков, но во вспомогательной роли, фактически как штурмовой артиллерии.

«Перед танкистами 1-й гвардейской танковой армии стояла нелегкая задача. В уличных боях, когда площади и улицы пусты, когда противник организует свою оборону в зданиях, на чердаках и в подвалах, танкисты не видят противника, не могут проникнуть в здания, на чердаки и в подвалы. В то же время танки являются хорошей мишенью для бронебойщиков, вооруженных бутылками с горючей смесью и особенно реактивными гранатометами типа фаустпатрон. Это не значит, что танки и танкисты не нужны и не пригодны для городского боя. Я далек от подобной мысли. Они нужны, но не как самостоятельная сила, а для совместных действий с подразделениями других родов войск в штурмовых группах.

Только во взаимодействии со стрелковыми подразделениями, с артиллеристами, саперами и химиками танковые экипажи будут видеть, где их подстерегает опасность. Им подскажут об этом бойцы штурмовой группы. Подскажут и укажут — в каком здании, на каком этаже, чердаке и подвале засел противник, которого совместными усилиями надо уничтожить. И в этом тесном взаимодействии танки чаще всего должны использоваться как артиллерия на гусеницах, а танкисты как артиллеристы под броневой защитой».

Этому высказыванию, на первый взгляд, противоречит мнение генерала Рыбалко:

«В рамках крупнейшей операции против германской столицы, в которой приняло участие четыре полевых и четыре танковых армии двух фронтов, использование танковой армии для непосредственного наступления на такой крупный город, каким является Берлин и борьба на его улицах приобретают крупный оперативно-тактический интерес. Сложившаяся оперативно-стратегическая и политическая обстановка в финальном этапе войны требовала быстрого захвата германской столицы. С падением Берлина предвиделся крах Германии, деморализация ее армии и неизбежно скорая капитуляция.

В данных условиях обстановки использование танковой армии для непосредственной борьбы внутри крупного города диктовалось необходимостью. Сковывание ценнейших качеств танковых и механизированных войск — подвижности, применение таких войск в условиях, где они не могут использовать полностью своих боевых возможностей — огня на предельную дистанцию и мощи таранного удара, — оправдывается важностью операции и ее решительными результатами.

Применение танковых и механизированных соединений и частей против населенных пунктов, в том числе и городов, несмотря на нежелательность сковывать их подвижность в этих боях, как показал большой опыт Отечественной войны, очень часто становится неизбежным. Поэтому надо этому виду боя хорошо учить наши танковые и механизированные войска».

Однако присмотритесь к нему повнимательнее. Рыбалко пишет только о неких абстрактных соображениях, уносясь в сферы высокой политики, в то время как Чуйков анализирует конкретные тактические приемы. Вообще повторюсь: если бы Красная Армия располагала таким количеством штурмовой артиллерии, какое имел вермахт, вводить танки в город не потребовалось бы. В документах штаба Рыбалко прямо пишется о необходимости включения в состав штурмовых групп самоходных установок И СУ-122 при использовании танков лишь для закрепления успеха.

Немецкие войска пятились к центру города, сдавая одну улицу за другой. 26 апреля состоялся еще один безумный спектакль в фюрер-бункере. Гитлер приказал генерал-оберсту Роберту фон Грайму прилететь в Берлин, чтобы лично сделать его главнокомандующим Люфтваффе, взамен впавшего в немилость Геринга. Фон Грайм приказ выполнил, хотя над Берлином был тяжело ранен осколком зенитного снаряда. Маленький «физелер» посадила возле Бранденбургских ворот знаменитая Ханна Райч. Гитлер торжественно произвел его в фельдмаршалы и приказал вылететь из Берлина, чтобы арестовать другого изменника — Генриха Гиммлера. 28 апреля Райч подняла свой самолетик в воздух буквально на глазах у советских солдат, и фон Грайм получил возможность после войны сидеть в относительно комфортабельном американском плену.

27 апреля войска Чуйкова и Катукова форсировали Ландвер-канал, последнее препятствие на пути к фюрер-бункеру и рейхканцелярии. Внешнее оборонительное кольцо Берлина — кольцевая железная дорога — было прорвано со всех направлений. В этот день история еще раз зло пошутила. Площадь Бель-Альянс-плац обороняли эсэсовцы-французы из дивизии «Нордланд», но дело в том, что эта площадь была названа в честь союзной армии, разбившей Наполеона при Ватерлоо. Вечером этого дня генерал Вейдлинг предложил Гитлеру попытаться вырваться из Берлина под прикрытием ударной группы из 40 уцелевших танков. Фюрер отказался, приказав Вейдлингу продолжать защищать город. Чтобы замедлить продвижение советских войск, которые могли воспользоваться тоннелями метро, Гитлер приказал затопить их, что привело к большим жертвам среди мирных жителей, прятавшихся под землей.

28 апреля произошло событие, которое наконец-то положило конец соперничеству между маршалами. Директивой Ставки была проведена новая разграничительная линия между 1-я Украинским и 1-м Белорусским фронтами. В результате весь центр Берлина с рейхсканцелярией отходил в зону действия войск Жукова. Генералу Рыбалко, командующему 3-й гвардейской танковой армии, даже пришлось поворачивать свой 9-й мехкорпус, чтобы не мешать Жукову.

30 апреля начались бои в самом центре города. Вейдлинг сообщил Гитлеру, что немецкие солдаты к вечеру израсходуют все боеприпасы, и снова попросил разрешения на прорыв. Гитлер наконец согласился. Сам фюрер в этот же день совершил самоубийство, назначив адмирала Дёница рейхспрезидентом, а доктора Геббельса — рейхсканцлером. Никто не улыбнулся, хотя площадь всего тысячелетнего рейха к этому времени составляла несколько квадратных километров.

Вечером 30 апреля 150-я стрелковая дивизия генерала Шатилова при поддержке танков начала штурм Рейхстага.

1 мая над куполом было поднято Знамя Победы, хотя бои продолжались еще и на следующий день. Утром этого дня генерал Кребс обратился к Чуйкову с просьбой о перемирии, но получил отказ. Вечером 1 мая Вейдлинг отдал приказ защитникам центра Берлина прорываться, однако практически все попытки были отбиты советскими войсками. Удалось просочиться лишь отдельным мелким группам.

2 мая в 6 часов утра генерал Вейдлинг в сопровождении офицеров штаба перешел линию фронта и сдался в плен. Он был доставлен в штаб генерала Чуйкова. После недолгих препирательств Вейдлинг согласился отдать приказ о капитуляции не только своего LVI танкового корпуса, но всего гарнизона Берлина.

Отдельные перестрелки еще продолжались некоторое время, но битва за Берлин закончилась. Дольше всех продержался гарнизон зенитной башни «Цоо». Это было такое сооружение, которое не брали даже 203-мм снаряды, и все-таки во второй половине дня его гарнизон тоже сложил оружие.

Что же можно сказать об участии танков в штурме самого Берлина? Мне представляется, что решение Жукова и Конева ввести в город целые танковые армии было ошибочным и привело к ненужным потерям. Как справедливо заметил Чуйков, танки были нужны, но еще нужнее оказались бы штурмовые орудия. В этом плане ИС-2 с его 122-мм пушкой оказался гораздо ценнее прославленной «тридцатьчетверки». Еще лучше были бы, конечно, ИСУ-152… Во время боев за Берлин танки вернулись к своей первоначальной ипостаси 1916 года — оружия поддержки пехоты.

Идеальной же комбинацией было бы сочетание штурмового орудия с танковым бульдозером, которых в Красной Армии, увы, не было вообще. Кстати, их не было и в других армиях, если не считать американской. Англичане имели некоторое количество «матильд» и «Черчиллей», переоборудованных в инженерные машины, но именно некоторое. Только у американцев имелось и другое идеальное оружие для данной ситуации — тяжелые самоходные гаубицы М41 и М43. Но я почему-то уверен, что даже американская армия, имевшая идеальную (на то время) бронетехнику для уличных боев, не справилась бы со штурмом Берлина не то что лучше, она не справилась бы вообще. Про остальные армии мы говорить даже не будем. Просто напомним, что немцы обломали зубы о Сталинград, и что могли сделать в Берлине всякие англичане и прочие разные шведы?

Потери танковых армий в этих боях оказались весьма серьезными. Генерал Рыбалко, очевидно, был не знаком с выводами А. Исаева, когда докладывал о потерях своей армии в ходе битвы за Берлин. «Выведено из строя 365/166 танков, в том числе от фаустпатронов 105/65. В числителе общие потери, в знаменателе безвозвратные», то есть, как нетрудно заметить, якобы ничтожные потери от фаустников составляют 28 процентов подбитых танков и 39 процентов безвозвратных потерь.

Того же мнения придерживался и генерал Катуков:

«Обычно саперы и автоматчики прокладывали путь танкам, предварительно выкурив из щелей фаустников. Попытки применять танки без прикрытия приводили лишь к большим потерям от огня артиллерии и фаустников. Но автоматчиков в бригаде было мало, и танкистам часто самим приходилось расчищать себе дорогу. По узким улицам одновременно могли продвигаться только две машины. Первые танки вели огонь, а следующие стояли на очереди. Если одна из машин выходила из строя, на ее место становилась другая. Так, метр за метром, подавляя огневые точки противника, гвардейцы прорубали себе путь в плотной обороне противника».

Наших полководцев одолела «фаустобоязнь», или они все-таки более реально представляли себе обстановку? Либо мы в принципе не верим ничьим мемуарам — ни «битых гитлеровских вояк», ни «прославленных советских полководцев». Если с первым все ясно, то за что попали в немилость вторые? Исаев приводит вроде бы убедительные цифры, но при этом он противоречит другим советским источникам, опирающимся на архивные данные. В книге «Георгий Жуков: последний довод короля» он пишет, что 1-я гвардейская танковая армия Катукова потеряла 232 единицы бронетехники, 2-я гвардейская танковая армия Богданова — 209 машин. Но А. Свирин указывает, что безвозвратные потери армии Богданова составили 289 единиц. Не слишком ли большое расхождение? Д. Шеин в своей книге «3-я гвардейская танковая Армия в боях за Берлин» приводит потери Рыбалко: 503 единицы, из них 198 безвозвратно. Но как это согласовать с данными книги «Гриф секретности снят», в которой говорится о потере 1997 единиц бронетехники? И еще одно смешное соображение: почему же тогда столь поспешно на вооружение Красной Армии был принят гранатомет РПГ-2, он же «Панцерфауст», если он так бесполезен?

В общем, как мне кажется, рассуждения А. Исаева в данном случае выглядят не вполне убедительно, и эта тема требует отдельного обстоятельного рассмотрения. Разброс в данных — потери от 10 до 49 процентов — слишком велик, чтобы согласиться с ним. А утверждение, что легенду о фаустпатронах породили недобросовестные мемуаристы, звучит легкомысленно и даже оскорбительно, если вспомнить, о ком именно идет речь.

После завершения Берлинской операции наиболее важной становилась задача освобождения Чехословакии. До сих пор советское командование не особенно спешило наступать на южном участке фронта, справедливо полагая, что главным является Берлин. К началу 1945 года войска 4-го и 2-го Украинских фронтов вышли на линию Ясло, река Ондава, юго-восточнее Кошице, Турна, северо-западнее Левице, Эстергом. Продвигались они медленно. Район этот горно-лесистый, маневрировать здесь можно было только в долинах, противнику же на такой местности было не так трудно организовать прочную оборону. Но предотвратить неизбежное немцы не могли и постепенно пятились назад. Судьба остатков групп армий «Центр» и «Юг», находившихся на территории Чехословакии, стала особенно незавидной после прорыва 1-го Украинского фронта маршала Конева, который решал свои задачи на берлинском и дрезденском направлениях, но при этом вышел глубоко в тыл войскам фельдмаршала Шернера.

Возникали и политические мотивы. В телеграмме президенту Трумэну 30 апреля премьер-министр Черчилль писал: «Можно почти не сомневаться в том, что освобождение вашими войсками Праги и как можно большей территории западной Чехословакии может полностью изменить послевоенное положение в Чехословакии и вполне может к тому же повлиять на соседние страны». Трудно сказать, насколько серьезным было это заявление, но с примерами фантазии сэра Уинстона мы сталкивались неоднократно.

Американское командование тоже стремилось занять западные районы Чехословакии и овладеть Прагой. 4 мая Эйзенхауэр, обратившись к начальнику Генерального штаба Красной Армии генералу А.И. Антонову, высказал предложение развить наступление американских войск до западных берегов Влтавы и Эльбы, то есть занять Прагу и прилегающие к ней районы. Это противоречило решению Крымской конференции о рубеже встречи советских и американских войск на территории Чехословакии. Генерал Антонов категорически ответил, что Красная Армия сама в состоянии очистить от противника западные берега этих рек, для чего уже создана соответствующая группировка. Лишь после этого американские армии по приказу Эйзенхауэра были остановлены на линии Карловы Вары, Пльзень, Ческе-Будеевице. Впрочем, не следует особенно винить Эйзенхауэра, он судил с чисто военной колокольни, а в политике проявил себя сущим младенцем, даже заняв пост президента США.

1 мая в Праге начались стычки жителей с оккупантами. Пражане сбрасывали немецкие флаги и вывешивали чехословацкие, срывали объявления оккупантов. После падения Берлина столкновения стали более частыми и массовыми.

Утром 5 мая в Праге вспыхнуло восстание. К вечеру восставшие с боем захватили здание радио, почту, центральную телефонную станцию, электростанцию, важнейшие мосты через Влтаву, большинство вокзалов, крупные заводы. Столкновения происходили во всех районах столицы. В городе началось сооружение баррикад. В ночь на 6 мая их насчитывалось уже до 1600, на которых сражалось около 30 000 человек. Развернулась борьба и в районах, прилегающих к Праге, в прифронтовых районах Моравии, в западных районах Чехии. В ночь на 5 мая восстали рабочие одного из крупнейших центров страны — города Кладно, а днем — рабочие города Пльзень.

Собственно, Шернера это беспокоило не потому, что он опасался восставших. Просто они мешали отводу его войск на запад, ведь начальник штаба Шернера генерал фон Натцмер специально вылетел к Дёницу, чтобы совместными усилиями договориться с западными союзниками об отводе этой группы войск для сдачи американцам. Поэтому утверждение, будто Шернер отдал приказ подавить восстание любой ценой, выглядит сомнительным. Подавить — да, но не ввязываться в затяжные бои.

Однако советское командование такое развитие событий не устраивало. Еще 1 мая Ставка поставила перед 1-м и 2-м Украинскими фронтами задачу быстро подготовить и начать наступательную операцию на территории Чехословакии. Им предстояло нанести два мощных удара в общем направлении на Прагу: 1-му Украинскому фронту — с севера, 2-му — с юго-востока. Целью Пражской операции было окружить группировку врага и полностью разгромить его силы в Чехословакии. Предусматривалось участие в Пражской операции и 4-го Украинского фронта. Главная роль в этом наступлении отводилась танковым армиям, в очередной раз им предстояло решить исход операции.

Вопрос о соотношении сил в Пражской операции, похоже, так и не будет прояснен до конца, ведь в стремительно меняющейся обстановке конца войны никто просто не занимался скрупулезными подсчетами. Во всяком случае, он должен стать предметом особых исследований. Обычно приводится общая численность советских и немецких войск на территории Чехословакии. Но ведь в действительности в боях участвовала незначительная часть сил с той и другой стороны. Во всяком случае, я что-то не слышал об участии румынских армий в боях за Прагу, пусть даже они и входили в состав одного из наших фронтов. Да и армия Войска Польского ограничила свое продвижение примерно 50 километрами, так что стоит ли ее считать в составе сил?

Главной проблемой было то, что времени на подготовку практически не оставалось. Коневу пришлось спешно перебрасывать свои войска на расстояние до 200 километров на юг к Дрездену, а потом в самые сжатые сроки готовить их к броску на Прагу. Это удалось сделать, что стало свидетельством заметных сдвигов в работе тыла Красной Армии. Представить такую оперативность хотя бы год назад было просто немыслимо. Ядром наступающей группировки стали 3-я и 4-я гвардейские танковые армии. 2-й Украинский фронт свою главную группировку развернул южнее города Брно, это была 6-я гвардейская танковая армия.

Тут совершенно неожиданно вмешалась третья сила, которую никто не ждал и никто не звал. 1-я дивизия РОА под командованием генерала Буняченко 6 мая вдруг принялась освобождать Прагу от немецких оккупантов. Цели этого поступка остаются весьма смутными, не могли же власовцы всерьез думать, что их примут за нового союзника, как, скажем, тех же румын?! Если думали, то напрасно. Впрочем, их участие в боях за Прагу стало мимолетным эпизодом, так как уже 7 мая власовцы покинули город.

6 мая было установлено, что перед правым крылом 1-го Украинского фронта разрозненные немецкие части начали отходить на запад. В этот же день и вся Группа армий «Центр» начала отступать навстречу американцам. Конев, узнав об этом, приказал перейти к преследованию. Танки стремительно двинулись на юг, причем скорость продвижения стремительно возрастала. За последнюю ночь перед вступлением в Прагу они совершили бросок в 80 километров. Немцы уже не думали о сопротивлении. И все-таки 7 мая стало критическим днем восстания. Ведь Прага по-прежнему стояла у Шернера как кость в горле, перекрывая пути отхода на запад. И мы должны помнить, что те немецкие генералы, которые всерьез стремились увести войска в американский плен, сумели это сделать, как Венк со своей 12-й армией и Буссе с 9-й армией.

Вообще действия фельдмаршала Шернера выглядят предельно странно. Одни историки утверждают, что он 7 мая получил приказ Кейтеля о капитуляции, но отказался передавать его в войска. Другие говорят, что ОКХ потеряло связь с Шернером еще 2 мая, и далее он действовал исключительно самостоятельно. Третьи пишут, что 8 мая американцы доставили в его штаб представителя Кейтеля (полковника Майер-Детринга) с приказом о капитуляции. В общем, что он делал и делал ли вообще что-то — точно неизвестно. А последнее решение Шернера выглядит уже совсем необъяснимым. 8 мая фельдмаршал просто дезертирует. Шернер не оправдал надежд фюрера, который считал его стойким бойцом. Он садится в самолет и, плюнув на свою группу армий, улетает в Австрию. Вероятно, поэтому и образовался большой котел чуть восточнее Праги, в котором остались части немецких 17-й и 1-й танковой армий.

В Праге тоже царил настоящий хаос. Начальник немецкого гарнизона предложил штабу восставших свою капитуляцию, но при этом оговорил возможность свободно вывести войска из города. Эти части и стали чуть ли не единственными соединениями Шернера, которым удалось-таки сдаться американцам.

8 мая танкисты Конева сломили последнее сопротивление немцев на перевалах Рудных гор и утром 9 мая ворвались в Прагу. Утверждения о боях на улицах города также являются преувеличением. Отдельные стычки, конечно же, происходили, и солдаты гибли даже в этот последний день войны, но ничего похожего на бои в Берлине здесь не было.

Кстати, вот освобождение Праги действительно превратилось в настоящую гонку между фронтами. И если удар 2-го Украинского фронта предусматривался планом, то появление подвижной группы 4-го Украинского фронта стало полной неожиданностью. От маршалов не отставали и генералы. Нежданно-негаданно к Праге подошла и конно-механизированная группа генерала Плиева. Зачистка города от остатков немецких войск не затянулась, и к вечеру 9 мая все было кончено.

Уже 10 мая последовал приказ Ставки Верховного двигаться на запад. Американцы остановились на заранее оговоренных рубежах, но установить контакт с ними все равно требовалось. Поэтому части 1-го Украинского фронта, не теряя времени, повернули на Хемниц и Рокициани. Левофланговые соединения 2-го Украинского фронта вышли на линию Пжек, Ческе-Будеевице, где также встретились с союзными войсками. Остатки гитлеровских дивизий оказались в котле в районе восточнее Праги. Лишь отдельные дивизии Группы армий «Австрия» в обстановке общего развала и хаоса, каждая самостоятельно, сумели отойти к американцам. Война в Европе завершилась.

Пражская операция показала, что наша армия научилась гибко реагировать на внезапные изменения обстановки, стремительно готовить и проводить операции стратегического масштаба, даже если это простое преследование противника. Замешательство, возникавшее во время наступлений под Москвой и Сталинградом, больше не возникало. А танковые войска в очередной раз продемонстрировали свои главные качества — мобильность и ударную мощь, вернув себе главенствующую роль, которую они утратили было во время вязких городских боев в Берлине.

Глава 13 Архитектурные излишества на фоне тропических пейзажей

«С ним я встретился впервые на солнечных и лазурных берегах Таити. Яркие звезды мерцали над бескрайним Великим, или Тихим океаном», — как писали почти всерьез классики. И вот представьте себе, что на этих солнечных берегах под яркими звездами вы вдруг наталкиваетесь на что-то такое большое, железное, в мутных зелено-коричневых пятнах камуфляжа. Это чудовище сразу покажется вам инородным включением в мирный пейзаж, неким инопланетным пришельцем. В свое время архитектуру сталинской эпохи справедливо называли периодом архитектурных излишеств. Для красивости (не красоты, ни в коем случае!) домам добавляли всяческие колонны, шпили, лепные фризы, канелюры и прочие украшения. Столь же странно смотрелись и танки на фоне ослепительной тропической природы. Сразу закрадывалось подозрение, что не слишком они здесь нужны.

Действительно, трудно вообразить театр военных действий, менее приспособленный для использования танков, чем Тихоокеанский. Густые влажные джунгли и болота абсолютно непригодны для грузных бронированных монстров. В такой обстановке танк моментально теряет все свои достоинства, приобретая взамен лишь массу разнообразных недостатков. Например, и без того неважная видимость моментально превращается в нулевую. Какой-нибудь прыткий боец, притаившись среди ветвей раскидистой пальмы, способен аккуратно положить бутылку с зажигательной смесью прямо на решетку моторного отделения «Королевского тигра», который в этом случае не спасет никакая броня. Впрочем, будем объективны. Никакой «Королевский тигр» по заболоченной тропинке (а других в джунглях просто не имеется) до противника не доедет, он застрянет уже после первых десяти метров. Американцы испытали массу проблем с 30-тонными «шерманами», что уж говорить о мастодонтах в 60 и более тонн. Ничуть не лучше обстояли дела на воспетых Джеком Лондоном райских тропических островах. Чтобы представить себе атаку танкового полка по узенькой полоске суши шириной метров этак в 600, нужна незаурядная фантазия. Поэтому и не использовались танки ни полками, ни даже батальонами. Рота, а то и вообще взвод. Вдобавок этот самый остров после многодневных обстрелов и бомбежек превращался в настоящую полосу препятствий, преодолеть которую было сложно даже танку. И все-таки, несмотря на все это, танки на Тихом океане использовались и довольно часто играли заметную роль в ходе десантных операций. Поэтому мы уделим немного внимания действиям танков на Тихоокеанском театре, вместо того чтобы просто упомянуть об этом.

Как-то неожиданно выясняется, что эти операции представляют собой клубок настоящих парадоксов, причем именно эта парадоксальность помогала танкам сыграть заметную, а иногда даже решающую роль в десантных операциях, хотя часто их вклад в победу оказывался замаскированным.

Итак, парадокс первый. На Тихом океане колоссальную роль сыграли инженерные машины, созданные на базе танков. В Европе с ними все было понятно. Да, они приносят пользу, но их вполне справедливо называют вспомогательными. Зато один из американских адмиралов, перечисляя системы оружия, которые внесли наибольший вклад в разгром Японии, назвал авианосец, подводную лодку и бульдозер. Первый уничтожил японский военный флот, вторая истребила флот торговый, а вот третий сделал возможными действия первых двух, а заодно и любые действия сухопутных частей. После войны японцы с мрачным изумлением писали, что не могли даже предположить, что такой фактор, казавшийся им второстепенным, может сыграть столь значительную роль. А при чем здесь танки, вполне можете спросить вы. Дело в том, что на большинстве тропических островов понятия фронта и тыла носили более чем условный характер. Если весь островок имеет размеры два километра на пять, вы сумеете отыскать на нем спокойное, непростреливаемое место? Волей-неволей придется пользоваться танковыми бульдозерами, а не гражданскими, потому что обустраиваться надо с первой же минуты, а не после окончательного захвата.

Парадокс второй. Как то ни странно покажется, но при захвате островов вроде бы нормальные средние танки «шерман» в их различных модификациях оказались далеко не самыми хорошими. Да, японские противотанковые пушки, которым так и не суждено было вырасти более чем до 37-мм, оказались совершенно беспомощны против них Даже австралийцы, пользовавшиеся добрыми старыми «матильдами», остались ими вполне довольны, за броней в 65 миллиметров они чувствовали себя вполне комфортно. Зато сами танкисты союзников имели более чем достаточно оснований жаловаться на свою технику. И 40-мм пушки «матильд», и 75-мм пушки «шерманов» оказались не слишком пригодны для борьбы с японцами. Дело в том, что японских танков на этом театре практически не наблюдалось, поэтому танковые дуэли оказались крайне редким исключением, зато с различными долговременными огневыми точками танкистам приходилось сталкиваться в каждой операции. Причем подчеркну: именно долговременными. Японцы обустраивались на островах очень обстоятельно, поэтому подавляющее большинство укреплений было бетонными. И для их разрушения требовались либо более крупные пушки, либо огнеметы, которые для европейского театра были не слишком характерны. Может, это прозвучит странно, но идеальным танком для войны на островах оказался бы немецкий штурмовой танк «бруммбэр». Да-да, эта самоходка Sd. Kfz. 166 официально именовалась именно Sturmpanzer IV. Конечно, подошли бы и наши Су-152, но все-таки они были чуточку тяжеловаты для десантных операций, а вот «бруммбэр» — в самый раз. Для борьбы с японскими дотами 150-мм гаубица была идеальным оружием. И тем не менее надо было нашим генералам в порядке обратного ленд-лиза предложить американцам пару сотен «зверобоев».

Парадокс третий. Самым эффективным тактическим приемом стало именно то, за что мы ругали европейские армии, — дробление танковых частей и соединений на роты и вообще взводы и привязка этих маленьких подразделений к пехотным частям. На Тихоокеанском театре танки потеряли свое главенствующее значение. Не пехота должна была обеспечивать их действия, а наоборот — они должны были помогать пехоте. Однако далеко не всегда на деле получалось так же гладко, как это планировалось на бумаге.

Как это происходило? Расскажем об одном маленьком эпизоде большой войны, который, однако, стоил жизни тысячам людей — о штурме атолла Тарава в группе Гилбертовых островов в ноябре 1943 года. Американские морские пехотинцы до сих пор без удовольствия говорят об этой операции, которая стала для них символом кровопролития.

Мы уже не раз отмечали, что при изучении операций на Европейском и Тихоокеанском театрах создается впечатление, будто бои происходили в параллельных вселенных. Никто из командиров при планировании и проведении операций категорически не желал учитывать печальный опыт своих коллег. Когда в ноябре 1942 года американские войска высаживались в Северной Африке, наплевательское отношение к вопросам гидрографии (высота и время приливов) стоило американцам чудовищных потерь в десантных средствах при полном отсутствии сопротивления со стороны французов. Казалось бы, следует помнить об этом, но нет! Когда несчастные десантные катера с морскими пехотинцами направились к берегу Таравы, выяснилось, что американским генералам никакой урок не впрок. Катера застревали на отмели в полукилометре от берега, и солдатам приходилось преодолевать это расстояние пешком под бешеным пулеметным огнем японцев. Плавающие транспортеры «амтрак» имели чисто символическую защиту, которая не спасала от пуль, а вдобавок они точно так же застревали на рифах, преодолеть которые не могли ни вплавь (воды слишком мало), ни на гусеницах (воды слишком много). В результате потери транспортеров LVT в этой операции превысили 60 процентов!

Спасти положение могли танки, которые плавать не умели совершенно. В пятой волне десанта на остров предполагалось высадить с транспорта-дока «Эшланд» 14 танков М4А2 «Шерман» роты «С» 1-го танкового батальона морской пехоты на десантных катерах LCM. Кстати отметим, что американское десантное соединение было собрано в Новой Зеландии и на Новых Гебридах. То есть сначала 2-ю дивизию морской пехоты увезли за 3000 километров от Пёрл-Харбора, а потом вернули более чем на 1000 километров обратно.

6 танков направлялись на участок «Красный 1» и 8 — на «Красный 3». Но 2 катера вместе с танками японская артиллерия потопила еще на подходе к острову, а остальным пришлось, как и пехотинцам, выгружаться на риф. При этом «шерманы» не могли преодолевать брод более трех футов глубиной без риска залить и заглушить двигатели. А на рифе имелось немало мест со значительно большей глубиной — после обстрелов и бомбардировок множество глубоких воронок усеяло его дно. И если попавший в такую воронку солдат мог сбросить снаряжение, оружие и выплыть, то у танка глох двигатель, и он оказывался в западне, причем иногда — в нескольких метрах от берега. До берега дошли 3 танка на участке «Красный 1»: 2 из штаба роты — «чайна гэл», «чикаго» и «сесилия» 1-го взвода (все танки имели собственные имена), и не менее 5 на участке «Красный 3» — 3-й взвод в полном составе («каннонболл», «Колорадо», «чарли», «кондор») плюс «Коммандо» из 2-го взвода. В некоторых случаях мужественные морские пехотинцы, не обращая внимания на огонь, шли перед танками, указывая дорогу. Погиб и командир батальона подполковник Свеченски.

«Шерманам» противостояло неизвестное число японских танков. Согласно различным источникам их количество колебалось от 14 до 7, но все сходятся на том, что это были легкие танки Тип 97 «ха-го». При своем весе около 6 тонн и броне 12 мм они, разумеется, не могли соперничать с «шерманами». Какая-то часть японских танков была просто вкопана в землю и превращена в доты.

Когда американские танки добрались до берега, выяснилось, что морская пехота просто не знает, что с ними делать. Поэтому танкисты получили простой приказ — двигаться вперед и стрелять по всему, что только они увидят. Никакой поддержки и взаимодействия между пехотой, саперами и танками не существовало в принципе.

Самое смешное, что на участке «Красный 1» даже произошел танковый бой — танк «чайна гэл», пересекая пляж, обнаружил и выстрелом 75-мм орудия уничтожил японский танк. По воспоминаниям лейтенанта Эдварда Бейла, японский танк выстрелил одновременно с американским и попал прямо в орудие «шермана». Оно вышло из строя, поэтому до конца боев американская машина действовала в роли бронированной подвижной пулеметной точки. Американцы могут предложить и более драматический вариант этой истории. Японский снаряд заклинил башню «шермана», и Бейл протаранил противника, согнув собственную пушку. Впрочем, лейтенанту еще повезло. К концу первого дня боев все «шерманы», кроме двух, были выведены из строя.

Например, на участке «Красный 3» американские танки через проделанный в бревенчатом ограждении проход начали наступление в глубь острова, пытаясь помочь морской пехоте расширить плацдарм. Им удалось добраться до аэродрома и выйти к центру острова, но закрепиться там они не смогли. Все они, за одним исключением, вышли из строя. Этим исключением оказался «Колорадо», который загорелся после попадания японского снаряда, но сохранил ход и сумел вернуться на пляж для тушения пожара. «Коммандо» и «чарли» подбила японская артиллерия, «каннонболл» завяз в воронке на японском подземном топливном хранилище и сгорел. Не повезло и «кондору» — его по ошибке атаковал и вывел из строя флотский пикирующий бомбардировщик. Однако за ночь ремонтные команды, разобрав часть подбитых танков на запчасти, сумели ввести один «сесилию» в строй.

Легким «стюартам» повезло еще меньше. Все 4 танко-десантные баржи с этими танками были потоплены японской артиллерией. На следующий день американцы высадили около десятка «стюартов», утопив по дороге еще несколько, но эти танки ео своими 37-мм пушками не добились ничего существенного.

Зато японские танки не добились вообще ничего. 3 машины находились у командного пункта командира гарнизона адмирала Сибасаки. Японский танкист Тадао Онуки рассказывал, что во время обстрела экипаж одного из танков получил ранения от осколков, проникших через незакрытый люк, а танк вышел из строя. После обстрела, не дождавшись приказов, он повел свой танк к берегу, занял удобную позицию и открыл огонь. Онуки отмечал, что о присутствии людей на острове можно было догадаться только по стрельбе, которая велась по лагуне, — сказалась прекрасная маскировка японских позиций. Вскоре ему передали приказ — возвращаться к штабу. К этому моменту на Бетио оставалось только два исправных японских танка, и в связи с полным разрушением линий связи их решили использовать для разведки и передачи приказаний.

Полковник Шоуп, который командовал американскими войсками на острове, так и не сумел сделать однозначный вывод относительно действий танков. Прежде всего сказались тяжелые потери в первый день высадки, Шоупу даже пришлось радировать командиру дивизии: «Наши танки нехороши». Хотя «шерманы» и помогли подавить немало огневых точек японцев, Шоуп отметил, что это потребовало чудовищного расхода боеприпасов. 75-мм пушка оказалась слабоватой против бетонных дотов. Одновременно был сделан вывод, что легкие танки совершенно непригодны для участия в десантных операциях.

Если говорить честно, попытка использовать несчастные «стюарты» таким образом больше всего напоминает мне действия пьяного, который искал ключи под фонарем. Помните? «Ты что, здесь их потерял?» — «Нет. Зато здесь светло, искать легче». Легкий танк предназначался для ведения разведки и охранения. Какая там разведка на клочке земли в 2 квадратных километра? Зато на нем полно дотов и дзотов, с которыми 37-мм пушка заведомо не справится. Это что, не было известно до начала высадки? Прекрасно было известно, но ведь легкие танки высаживать гораздо проще, чем тяжелые…

А теперь я советую вам вспомнить наш парадокс номер два.

Со временем выяснилось, что беспомощные действия японских танков на Халхин-Голе не были какой-то неприятной случайностью. Напротив, японское командование снова и снова демонстрировало младенческую наивность при использовании своих танковых частей, хотя и американские генералы не слишком далеко ушли от японских. Со временем вскрылся и парадокс номер четыре Тихоокеанского театра. Чем больше танков собирали воюющие стороны, тем меньше от них было пользы.

В июне 1944 года американцы начали высадки на Марианских островах, куда японцы в свое время отправили 9-й полк 1-й танковой дивизии. Этот полк имел на вооружении не только легкие танки «ха-го», но и средние тип 97 «ти-ха».

Кстати, о параллельных пространствах. Не одни только американские генералы на различных ТВД оставались в неведении касательно событий в другом полушарии. Переводчики и авторы, пишущие на темы, связанные с танками и танковой войной, проявляли и проявляют подобное неведение относительно положения дел в смежных областях, не обращая никакого внимания на книги по военно-морской истории. Дело в том, что не столь давно после жарких споров было решено максимально приблизить транскрипции японских названий к их истинному звучанию, а не пользоваться двойным переводом: японский — английский — русский. Благодаря этому с книжных страниц исчезли всяческие «чикумы», «шикишимы» и тому подобные уродцы. Увы, танковая литература по-прежнему пестрит не существующими в природе «чи-ха» и «шинхото». Они родились из транскрипций «Chi» и «Shi» и так далее, с помощью которых англичане пытались передать сложные японские дифтонги. (В скобках заметим: попытка столь же безнадежная, как и передача русскими буквами знаменитого английского «Th».) Увы, по-японски эти слоги читаются практически как «Ти» и «Си», потому что японская фонетика ближе к русской, чем к английской.

Впрочем, мы несколько отвлеклись. Японский 16-тонный танк «ти-ха» при встрече с «шерманом» был столь же беспомощен, как и более легкий «ха-го» даже после перевооружения новой 47-мм пушкой. В лучшем случае он еще мог, при самых благоприятных условиях, справиться с легким «стюартом», но «шерман» был ему не по зубам. Японцы в области танкостроения отставали от американцев на два поколения, хотя в 1944 году они вряд ли еще осознавали это. Кстати, странно, что в некоторых источниках «ти-ха» называют средним танком, хотя он явно относится к легким. Может, по тем же принципам, по которым немецкий T-IV угодил в тяжелые?

Итак, на Сайпане японцы имели 3-ю, 5-ю и 6-ю роты 9-го танкового полка и роту танков «ха-го» специальных морских десантных сил. Им противостояли 2-й и 4-й танковые батальоны морской пехоты США, каждый из которых имел по 46 танков М4А2. Американцы учли опыт предыдущих боев и высадили на Сайпан около двух десятков огнеметных танков на базе МЗА1 «Стюарта», которые хорошо зарекомендовали себя в борьбе с японскими дотами и бункерами.

15 июня, в первый же день боев, «шерманы» помогли американцам расширить и удержать плацдарм. Плавающие транспортеры LVT, как уже не раз бывало раньше, десятками гибли под огнем японцев при попытках использовать не просто для доставки пехоты на берег, а в бою в качестве бронетранспортеров.

В ночь с 16 на 17 июня японцы провели мощную контратаку с участием всех имевшихся танков. Она отличалась из рук вон плохим исполнением. Командовать атакой было поручено командиру 9-го танкового полка полковнику Хидэки Гото. Вместе с его танками (к этому моменту уцелело всего 44 единицы) должен был наступать уже потрепанный 136-й пехотный полк полковника Юкимацу Огавы. При описании этого боя грубую ошибку допустил автор выпуска «Бронеколлекции», посвященного танку «ти-ха». Он пишет: «Танки скрытно высадились в тылу у закрепившейся на западном берегу американкой морской пехоты, но на галечных пляжах Гарапана произвели много шума своими гусеницами». Во-первых, американцы подошли к деревушке Гарапан только 30 июня, через 2 недели после описываемого боя. И на тот момент она никак не могла оказаться у них в тылу. А во-вторых, о каком танковом десанте идет речь? Ни один из серьезных американских авторов (Фрэнк Хаф, Генри Шоу, Джон Чепин) не подтверждает этой высадки. Можно предположить, что С. Федосеева ввело в заблуждение упоминание о вспомогательном ударе десантников японского флота вдоль прибрежной дороги из Гарапана, нанесенном на день раньше. В нем участвовали несколько танков, но атака была легко отбита огнем базук. Однако все источники пишут, что был атакован левый фланг американского плацдарма, но никак не тыл…

Все американские источники дружно отмечают полное отсутствие скрытности при подготовке атаки. Еще до наступления темноты авиаразведка обнаружила японские танки, поэтому американцы приготовились к отражению атаки. В 03.30 морские пехотинцы 1-го батальона 6-го полка услышали шум танковых моторов. В направлении долины, откуда он доносился, были выпущены несколько осветительных снарядов, и были замечены танки с пехотой на броне. На угрожаемое направление была передвинута рота «шерманов», и все завершилось так, как и должно было завершиться. Заместитель командира батальона майор Донован писал: «Битва превратилась в какую-то безумную мешанину грохота, трассеров и вспышек. Когда танки получали попадания и загорались, они освещали другие машины, выходящие из колеблющихся теней перед нами». Сосредоточенным огнем 60-мм базук, 37-мм противотанковых пушек и 75-мм самоходных орудий (на базе полугусеничного транспортера МЗ) и танков атака была отбита.

К 07.00 все закончилось, был уничтожен 31 японский танк, в том числе 24 в полосе обороны 1-го батальона. Так бесславно завершилась первая и единственная массированная танковая атака японцев на Тихоокеанском театре. 136-й пехотный полк тоже понес серьезные потери. Командир 2-й дивизии морской пехоты генерал Уотсон подвел итоги этого боя, заметив: «Полагаю, мы могли больше не бояться японских танков на Сайпане. Мы их просто уничтожили».

Вероятно, японцы тоже правильно оценили итоги этого боя, потому что больше не пытались предпринимать подобных атак. На Филиппинах, точнее на острове Лусон, дислоцировалась японская 2-я танковая дивизия, которая после всех реорганизаций и перегруппировок все-таки насчитывала более 200 танков «синхото ти-ха», которые к осени 1944 года окончательно устарели и не имели серьезной боевой ценности. После высадки на остров Лейте американцы прихлопнули находившуюся там 7-ю отдельную танковую роту, даже не заметив этого. Поэтому командовавший японской армией на Филиппинах генерал Ямасита решил превратить свои танки в доты и приказал закопать их в землю. Попытка усилить броню лобовой части башен навешиванием запасных траков помогла японским танкистам, как мертвому припарки.

Высадка на Лусон началась 9 января 1945 года, а первое столкновение с японскими танками произошло 24 января. Отряд Сигемицу (7-й танковый полк) был атакован американской пехотой при поддержке роты «шерманов» и самоходных 105-мм гаубиц М7. Японцы потеряли 15 танков, а когда 28 января попытались нанести контрудар, то были уничтожены еще 30 японских танков. Потери американцев в этих боях составили 3 «шермана» и 1 гаубицу. В общем, к 5 марта японцы потеряли в общей сложности 203 танка «ти-ха», 19 танков «ха-го» и 2 самоходные гаубицы «хо-ро», решительно ничего не добившись. Командующий американской 6-й армией генерал Крюгер даже не упоминает о боях с японскими танками, ограничиваясь лишь указанием количества уничтоженных машин. Это нагляднее всего говорит о том, что американцы не рассматривали японские танки как сколько-нибудь серьезную помеху. Вот он, тот самый парадокс номер четыре — чем больше танков, тем меньше прока.

Вообще на Тихом океане танки использовались лишь как подвижные огневые точки, помогая пехоте при обороне и наступлении. Крайне сложная местность не позволяла им реализовать свое главное преимущество: сочетание огневой мощи с мобильностью, поэтому ни о какой танковой войне не может быть и речи. Собственно, если бы не эти парадоксы, данную главу не стоило бы даже писать.

А что в это время творилось в Юго-Восточной Азии? Нет, танковая война не состоялась и там, хотя противники применяли танки, но только в ограниченных количествах. И, как ни странно, временами танкам даже удавалось повлиять на ход боев, хотя решающей силой они не стали.

Британское командование рассчитывало, что условия местности в Малайе и Бирме не позволят японским войскам применять бронетехнику и пехотные подразделения большой численности. Японцы же рассуждали иначе. Императорская армия произвела морское десантирование на северном побережье полуострова Малайя 8 декабря 1941 г. 25-я армия генерала Ямасита имела 211 танков в составе 16-го и 14-го отдельных танковых полков. Англичане в Малайе танков не имели, они полагали, что колониальные дивизии будут нести полицейскую службу, а для этого достаточно броневиков «Мармон-Херрингтон». Вооруженные пулеметами броневики, конечно же, не могли противостоять даже таким плохим танкам, как японские.

Японцы использовали танки мелкими группами, так как им приходилось двигаться по узким дорогам. В основном они действовали в качестве бульдозеров, разгребая завалы, которые оставляли на дороге стремительно отступающие английские войска. К началу января англичане уже отступили к реке Слим, прикрывая подступы к аэродромам в районе Куала-Лумпура. Здесь и состоялось главное сражение. 7 января 1942 года рота японских танков прорвала плохо организованную оборону и захватила мост, находящийся в 30 километрах за линией фронта. В результате английские войска, оборонявшиеся к северу от реки, были отрезаны и капитулировали. Англичане потеряли 4000 человек, тогда как японцы — всего лишь 6 танков и незначительное число солдат убитыми и ранеными. Злая ирония судьбы — колониальные части Британской империи, в данном случае индийская 11-я дивизия, оказались ничуть не более стойкими к психологическому воздействию танков, чем дикие туземцы. Это поражение надломило моральный дух английских войск, и далее японцы не встречали даже символического сопротивления. Малайская кампания завершилась позорной сдачей Сингапура, считавшегося неприступной крепостью, когда 15 февраля 80 000 солдат генерала Персиваля капитулировали перед 30-тысячной армией генерала Ямаситы. Вот так горстка плохих танков во многом решила исход кампании, хотя непосредственно в боях она почти не участвовала.

После этого англичанам пришлось усиливать танками свою армию, оборонявшую Бирму, хотя ни о какой танковой войне в джунглях нельзя было и думать. И все-таки они спешно перевооружили американскими легкими танками «стюарт» свою 7-ю танковую бригаду и отправили ее из Северной Африки в Рангун. Там 4 марта 1942 года бригада вступила в бой, познакомившись со специфически японским противотанковым оружием — подрывными зарядами на бамбуковых шестах. На следующий день в бой вступили японские танки, но быстро выяснилось, что японские танкисты воевать совершенно не умеют, а «стюарты» сильнее всяких там «ха-го». Во время этого боя один японский офицер спрыгнул с лошади на танк и попытался зарубить его командира мечом, но получил удар молотком по голове и упал под гусеницы. Во всяком случае, англичане уверяют, что такой случай действительно имел место.

Японцы умело использовали свою способность передвигаться в джунглях и отрезали британскую армию, находившуюся в Бирме, от Индии. Но 7-я танковая бригада, прикрывая отступление, позволила остаткам армии вырваться из капкана и отойти в Индию. Танковых боев в бирманских джунглях не происходило, так как японский 14-й танковый полк после первой неудачной стычки вел себя очень осторожно. Однако англичанам не удалось переправить танки через реку Чиндуин, и их пришлось взорвать.

В начале 1944 года японцы предприняли новое наступление и окружили британский IV корпус в Импхале. Снова танки, на этот раз индийской 254-й танковой бригады, помогли во многом спасти положение. Но обратите внимание, они действовали в том стиле, который позднее был характерен для боев во Вьетнаме, — в качестве передвижных огневых точек, благо противотанковых средств у японцев практически не было. То есть даже в боях с регулярной армией танки использовались, как в антипартизанских операциях. Кстати, несколько индийских офицеров, отличившихся в этих боях, позднее отличились и во время индо-пакистанских войн.

Когда в 1945 году англичане перешли в решительное наступление, они использовали танки примерно так же, как японцы в начале войны, — для расчистки дорог и уничтожения опорных пунктов. Но при этом они обошлись 254-й и 255-й бригадами, которые воевали на устаревших «стюартах» и «ли», при том что английская 14-я армия состояла из 3 корпусов. И если с легкими танками японцы еще кое-как справлялись, то средние «генерал Ли» были для них столь же грозным противником, как для английских танкистов «тигры». Влияние танков было почти незаметным, англичане даже не пытались перебрасывать в Бирму крупные соединения, хотя, разумеется, танки облегчали действия пехоты, но все равно оставались вспомогательной силой.

Глава 14 Маленькая, но необходимая глава

Завершилась Вторая мировая война, и теперь генералы (и маршалы тоже) могли спокойно перевести дух, оглядеться и решить, что следует делать дальше. Собственно, такой вопрос перед ними не стоял, они умели и любили только одно и, соответственно, желали и дальше заниматься этим же делом — воевать. Прежде всего следовало проанализировать действия всех видов вооруженных сил, чтобы наметить дальнейшие пути их развития и подготовить наставления по наиболее эффективному использованию всех систем оружия. На Европейском театре военных действий главную роль играли танковые войска, хотя союзники, а особенно американцы, старались выдвинуть на роль решающей силы авиацию. Однако мы будем рассматривать именно действия танков, так как исход Великой Отечественной войны решило именно противостояние Панцерваффе и танковых войск Красной Армии.

Как бывает очень часто, реальное воплощение идей оказалось очень далеким от предсказаний теоретиков. Книги Фуллера, Лиддел-Гарта, де Голля имели очень мало общего с реальным ходом боевых действий, даже Гудериану далеко не всегда удавалось реализовать свои собственные предсказания. Прежде всего это произошло потому, что танковая война оказалась намного сложнее и многообразнее, чем представлялось до начала Второй мировой войны. Но в то же время мы должны отметить, что некоторые из высказанных идей были реализованы, как говорится, с точностью до последней запятой. Конечно же, мы говорим о блицкриге. Это был хрестоматийный пример использования всего комплекса боевых качеств танковых войск — не какой-то одной, отдельно взятой характеристики, а именно всех их в сумме. И мы видели, как в начале войны (в период с 1940-го до лета 1942 года) немцы проводили блицоперации, а начиная с 1944 года эта прерогатива переходит к Красной Армии. Какие-то операции на окружение завершались полным успехом (Киевский котел, Сталинградский), какие-то — частичным, а какие-то вообще ничего не давали, так как окруженная группировка прорывалась на свободу. В то же время хочется особо подчеркнуть, что западные союзники ни единого раза не сумели добиться подобного успеха. Наиболее показательной в этом плане является история с так называемым Фалезским мешком. Зато военное министерство США в 1943 году выпустило наставление для собственных офицеров: «Как затупить лезвие блицкрига».

Однако наступательные операции, в которых танковые войска играли главную роль, не сводились к одним только окружениям и котлам. Имеются несколько примеров, когда была реализована идея глубокого прорыва, стремительного рассекающего удара с целью захвата стратегически важного пункта или уничтожения какой-то особо важной цели. Такие операции были характерны для Красной Армии. Наиболее убедительным примером оперативного удара является рейд танкистов генерала Баданова к аэродрому в станице Тацинской, после которого были окончательно сорваны все попытки немцев наладить снабжение окруженной армии Паулюса по воздуху. Стратегическим глубоким прорывом можно считать Пражскую операцию 1945 года, которая, кстати, несколько соприкасается с глубокой операцией в том виде, как ее описывали Триандафилов и Свечин, — сочетание военных и политических результатов. Но, безусловно, в первую и главную очередь мы должны учитывать военные результаты таких ударов.

Еще один вариант наступательных действий негласно предусматривался, хотя, кажется, нигде не был прописан официально, — это преследование разбитого противника. Ведь в каком-то смысле танки являлись преемниками кавалерии, на которую всегда возлагалась эта функция. Англичане даже начали строить специальные крейсерские танки, которые идеально подходили для этого, но ни на что другое не годились, как и советские БТ, если уж говорить честно. Но мало иметь подходящие танки. Для преследования должна сложиться соответствующая оперативная обстановка, и командовать должен решительный офицер. При отсутствии этих двух обязательных условий из преследования ничего не получится, в чем можно без труда убедиться, посмотрев на Североафриканские кампании британской армии. Увы, не один Сталин мог сожалеть об отсутствии гинденбургов в своем генеральском корпусе. Англичане тоже наверняка жалели, что у них не нашлось Зейдлица или Мюрата, вместо них имелись всяческие о'коноры и монтгомери разного калибра — вялые, сверхосторожные (эпитет «трусливые» мы не употребляем), безынициативные.

Характерным примером операции на преследование являются действия 1-й танковой армии фон Клейста под Ростовом летом 1942 года. Операция на окружение не удалась, но в то же время советские войска перестали оказывать организованное сопротивление, поэтому немцы перешли к преследованию на широком фронте, что отличалось от блицопераций и рассекающих ударов, которые наносились по определенным направлениям. В подобных операциях больше, чем в других, сказывается такой фактор, как работа системы снабжения. Если присмотреться внимательнее, то мы видим, что каждому уровню развития техники соответствует своя предельная глубина операции. Например, в Первую мировую войну она не превышала 150–200 километров. А что еще можно было ожидать от транспортного средства марки «телега»? Во Вторую мировую войну этот предел повысился примерно до 500 километров в наиболее благоприятных условиях летнего наступления. Поэтому отказ командования Красной Армии от операции «Большой Сатурн» был вполне разумным решением. Имело значение и элементарное наличие запасов топлива. Ведь те же немцы при наступлении на Сталинград рвали на себе волосы, потому что им приходилось расходовать две тонны бензина, чтобы доставить к линии фронта одну. И в то же самое время американцы совершенно не задавались подобными вопросами, снабжая различными припасами воздушную армию генерала Ченнолта, базирующуюся в Китае, хотя им приходилось на доставку тонны груза самолетами тратить уже четыре тонны бензина. Кстати, это единственный пример длительного и успешного функционирования воздушного моста в крайне трудных условиях — перелеты приходилось совершать через хребты Гималаев. Немцам удавались лишь единичные операции, вроде доставки бензина танкам Гудериана, или недолговечные мосты, как при заброске грузов в Демянский котел. Попытка снабжать таким же образом армию Паулюса провалилась с треском.

Тесно граничит с преследованием противника так называемый «стальной каток». В этом случае танковая армия после сокрушения организованной обороны ведет наступление широким фронтом, однако она вынуждена уничтожать отступающие части и резервы противника, поскольку они продолжают оказывать сопротивление. Вот здесь мы уже видим принципиальное отличие танковых войск от кавалерийских масс прошлого. Кавалерия не обладала достаточной огневой мощью и ударной силой, чтобы уничтожать узлы сопротивления и части противника, не поддавшиеся панике. В некоторых отношениях такой метод наступления даже более эффективен, чем блицкриг, так как противник не получает возможности консолидировать свои позиции в глубине обороны. В результате ему приходится буквально на пустом месте создавать новую линию фронта, так как все его силы в полосе наступления оказываются уничтоженными. Просто блестящим примером такого вида наступления является Висло-Одерская операция Красной Армии, проведенная в начале 1945 года.

Но теория не стоит на месте, подталкиваемая развитием техники. Безусловно, следует согласиться с мнением, что танковая война является частным случаем более широкого понятия «маневренная война». И вот в рамках этого общего буквально перед самым окончанием военных действий появляется новое понятие — «комбинированная операция». Ранее под этим подразумевали высадку морских десантов, потому что в подобных операциях успех зависел от налаженного взаимодействия флота и армии, двух отдельных видов вооруженных сил. Но летом 1945 года в Маньчжурии Красная Армия продемонстрировала иной вариант комбинированной операции — взаимодействие авиации и армии, когда наступление танковых и механизированных частей дополнялось высадкой воздушных десантов в ключевых пунктах системы обороны противника. Немцы во время наступления в Арденнах пытались предпринять нечто подобное, но воздушная часть операции провалилась сразу. И если рассмотреть повнимательнее хваленую американскую операцию «Сабля пустыни» — освобождение Кувейта, то мы увидим, что совершенно ничего нового американцам добавить не удалось, хотя со времени Маньчжурской операции прошло полвека. Конечно, мне могут бросить упрек, что «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», но все-таки за 50 лет генералы просто обязаны были придумать что-то новое, хотя только для того, чтобы отработать свой оклад денежного содержания.

В то же время следует отметить, что не всегда появление новой техники вело к появлению новых тактических приемов. Например, создание немцами тяжелых танков «Тигр» и «Пантера», наоборот, отбросило тактику ведения наступательных операций в эпоху Первой мировой. Снова было решено наносить удар не там, где это возможно, а там, где хочется, в напрасной надежде, что «вундерваффе» сумеет пробить вражескую оборону, как это делали танки в 1916 году. Увы, в 1943 году танк, какой бы он хороший ни был, уже не являлся принципиально новым оружием. Тяжелые танки германской армии стояли на более высоком техническом уровне, чем советские танки соответствующего периода, но технологической инновации, резкого прорыва вперед не представляли, это было количественное, но не качественное совершенствование. Отсюда и совершенно закономерная неудача немецкого наступления под Курском.

А теперь перейдем к оборонительным операциям с использованием танков, которые перечисленные выше теоретики в общем-то и не рассматривали, справедливо считая танк наступательным вооружением. Но даже при беглом чтении их трудов бросается в глаза любопытная закономерность: на словах проповедуя мобильную войну, они рассматривали танки как инструмент жесткой статичной позиционной обороны. Единственный способ применения танков в обороне — это тактический контрудар с целью ликвидации локального вклинения противника в свои оборонительные позиции. Вопрос о ликвидации серьезного прорыва не рассматривался, такой прорыв считался невозможным по определению.

И вот здесь практика буквально в первый же месяц войны заставила немцев выдумывать что-то новое. К их чести, немецкие генералы с неожиданно возникшей задачей справились. Мы говорим о сражении на Бзуре. В случае крупного прорыва противника немцы решили изо всех сил держать фланги прорванного участка, стараясь не допустить его расширения. Одновременно подтягивались танковые соединения, которые совместным ударом с двух сторон срезали образовавшийся клин. Такие действия облегчались тем, что противник, как на Бзуре, так и под Харьковом весной 1942 года, не использовал крупные соединения танков и вел наступление по старинке, пехотой. Кстати, отчасти этот же прием был использован и во Франции в мае 1940 года, когда соединения англо-французской армии двинулись в Бельгию и сами залезли в мешок.

Метод обороны, примененный Манштейном при отступлении от Сталинграда, нельзя считать типичным, потому что в данном случае ему пришлось иметь дело со слабо скоординированными ударами не слишком крупных танковых групп. Нейтрализовать прорыв советского танкового корпуса (который, напомним, был не сильнее немецкой танковой дивизии), не поддержанного выдвижением резервов, не представляло особого труда. В ходе этих боев главная слабость Красной Армии — неадекватное состояние системы связи на всех уровнях. Это не позволяло скоординировать действия отдельных корпусов и бригад, развить успех, достигнутый на одном участке, или, наоборот, парировать внезапно возникшую угрозу на другом.

Уже как совершенно крайний случай, когда речь идет не об обороне какого-то участка фронта, а о спасении всего, что еще можно спасти, следует рассматривать использование танковых частей для прорыва кольца окружения, которое, как правило, производилось одновременным ударом снаружи и изнутри. Односторонний удар особых шансов на спасение не давал. Но, как правило, удавалось спасти далеко не всех: смотрите примеры того же Барвенковского котла и Корсунь-Шевченковского.

Здесь приходится ловить на слове самого себя. Есть крайний случай, а есть еще крайнее. Уже от полного отчаяния немцы изобрели так называемый «плавающий котел», когда прорвать кольцо не удавалось и приходилось методом навала стараться сместить весь котел, как целое, по направлению к линии фронта. За такое Гитлер давал кресты, но мало ли за что их давали в апреле 1945 года…

После окончания Второй мировой войны развитие танков и танковых войск продолжалось, причем военная мысль снова начала выписывать причудливые зигзаги, сильно напоминающие то, что происходило перед этой войной. Немцы, набаловавшись вдоволь с монстрами, вроде «Ядгтигра» и «Мауса», кинулись в другую крайность — «Леопард I» имел бронирование, которое иначе как символическим назвать трудно. Шведские безбашенные танки (кстати, а почему их называют танками?) вполне достойны занять место в любой «камере преудивительных кунстов». Как-то сами собой потихоньку вымерли штурмовые орудия. Ну, это понятно: калибр танковых пушек вырос до разумного предела, новое поколение 120—125-мм снарядов прекрасно справлялось с теми задачами, которые ранее выполняли старые 152-мм. Попытки установить орудие такого калибра на танк предпринимались неоднократно и многими странами, но успеха так и не принесли. Гонка калибров танковых пушек завершилась. Зато снова вспыхнула гонка бронирования. Первый звонок прозвенел во время арабо-израильской войны 1973 года, когда множество танков стали жертвами противотанковых ракет и гранатометов. Казалось бы, этот звонок может стать погребальным колоколом, но танк извернулся. Появились две принципиально различные системы противодействия управляемым ракетам и кумулятивным снарядам — многослойная броня и динамическая защита. Они прошли испытание во время последующих военных конфликтов и показали себя достаточно адекватными.

Но остается вопрос: а как бы показали себя танки в случае серьезного конфликта главных противостоящих лагерей — НАТО и ОВД? При всей занимательности разборок на Синайском полуострове или на индо-пакистанской границе они не могут служить мерилом эффективности танковых войск. Снова началось использование танков, но не танковая война.

Пытаясь рассмотреть вопрос о гипотетическом конфликте Востока и Запада, мы вступаем на зыбкую почву предположений и допущений. Прежде всего приходится сказать, что в случае тотальной ядерной войны рассматривать тактику применения танковых войск просто не имеет смысла, а вот удастся ли в случае возникновения конфликта удержать его в определенных рамках? Тот же Том Клэси в своей неплохо написанной книге «Красный шторм» дает утвердительный ответ. Дескать, все сведется к затяжной войне с использованием обычных вооружений, в которой превосходство Запада в технологиях принесет ему конечную победу Даже в самой отчаянной обстановке терпящие неудачу Советы не рискнут применить даже тактическое ядерное оружие, точнее вознамерятся, но здоровые силы в советском руководстве нейтрализуют выпады безумцев. О применении баллистических ракет речь не идет в принципе. Точно по такому же сценарию проходит и описываемая Клэнси советско-китайская война, в которой побеждают, разумеется, американцы, опять-таки за счет ультрасовременных технологий.

Честно говоря, все это вызывает сильнейшие сомнения. Прежде всего тот же Клэнси в другом своем романе «Все страхи мира» очень наглядно показывает, как может произойти сползание к тотальной ядерной войне. Вольно или невольно, однако он очень точно воспроизвел дипломатически коллапс, приведший к развязыванию Первой мировой войны. Ведь и тогда на вопрос: «Как же это все произошло?» — дипломаты обоих лагерей беспомощно разводили руками: «Ах, если бы только знать…»

Кстати, давайте расставим точки над умляутами. Ситуация с так называемым реформированием блока НАТО мне больше всего напоминает старый советский анекдот. «Говорят, что наш завод швейные машинки делает, а я как дома ни соберу — все пулемет получается». То же самое и с НАТО. Блок создавался с единственной целью — борьба против Советского Союза, и как его ни собирай, все равно пулемет получится. Другое дело, что мы должны четко различать врага номер один и угрозу номер один. Если угрозы России постоянно меняются с течением времени, то наш горячо любимый враг номер один стабильно сохраняет свой статус.

Я могу излагать лишь свою собственную точку зрения, но скажу, что обычная война между противостоящими блоками была просто бессмысленной. Расхождения в социально-политических вопросах делали невозможным любой другой исход, кроме полной победы одной из сторон. А что означала полная победа в условиях неприменения ядерного оружия? Оккупацию территории противника. И как вам смотрятся советские танки, дошедшие до Пиренеев? Или американские танки под Минском? И то, и другое уже по части психиатров. Рано или поздно, точнее рано, в ход пойдут атомные бомбы, а то, что в ядерной войне не будет победителей, осознали много позднее, когда родился изящный термин «оверкилл». Вот давайте представим, что в результате успешно проведенного блица советские танковые армии окружили и уничтожили основные вооруженные силы НАТО на территории Германии, что будет дальше? Американцев перспектива воевать до последнего живого немца не испугает ни на секунду, в ход сразу пойдут «Минитмены» и «Поларисы». Но, прошу меня извинить, если вы ждете описания сражения 47-й гвардейской танковой дивизии с немецкой 1-й танковой дивизией где-то возле Ганновера. Сначала я хотел было писать именно об этом, но потом решил, что этот бой может выглядеть уж очень по-разному в зависимости от года, когда он может произойти.

Дело втом, если все-таки рассмотреть эвентуальную возможность такого конфликта, то нам следовало бы разделить послевоенную историю на несколько отрезков. Первый — это период до начала 1950-х годов. Как мы уже отмечали, советские танковые войска превосходили силы западных государств по всем параметрам, как каждой страны по отдельности, так и всех их вместе взятых. Однако в этот период советская авиация столь же безоговорочно уступала западной. Поэтому конфликт, скорее всего, развивался бы по следующему сценарию: после первоначальных успехов советские танковые армии были бы остановлены массированными ударами с воздуха, как это происходило с немецкими дивизиями на Западном фронте в 1944 году. К тому же в этот период не столь сильна была и советская зенитная артиллерия.

Ситуация кардинально меняется с появлением истребителя МиГ-15. Он моментально выбивает главный американский козырь — превосходство в воздухе. Описаниям воздушной войны в Корее верить не приходится. Советские источники повествуют о грандиозных победах советских асов, сбивавших по 10 американских самолетов на один потерянный свой, американцы с такой же энергией рассказывают о 19 сбитых МиГах на каждый потерянный «Сейбр». Поэтому истина, судя по всему, находится где-то посередине. Но с учетом превосходства советских танков равенства в воздухе будет достаточно для достижения положительного исхода гипотетического наступления. Если же учесть, что советская зенитная артиллерия в этот период совершила заметный качественный рывок вперед, в чем на своем печальном опыте убедились американские летчики во время различных конфликтов, то к началу 1960-х годов перспективы НАТО в обычной войне выглядят достаточно уныло.

Кстати, это накладывает свой отпечаток на линию развития натовских танков. Практически все страны переходят на производство тяжелых танков, которые еще со времен прославленного T-VT «Тигра» были, есть и останутся наилучшим противотанковым средством.

К началу 1970-х годов ситуация становится запутанной и неопределенной до крайности. С одной стороны, НАТО снова возвращает себе превосходство в воздухе с появлением F-4 «Фантома». Ссылки на то, что МиГ-21 его где-то и когда сбивал, безосновательны. В конце концов, в июне 1941 года наши летчики на «Ишаках» «Мессеров» сбивали, и что из того? Будем сравнивать И-16 и Me-109? Зато советская ПВО выходит на новый качественный уровень. И во Вьетнаме, и на том же Синайском полуострове зенитная артиллерия и ЗРК решительно расчищают небо от любых американских самолетов, начиная с «Фантомов» и кончая «Стратофортрессами». Вдобавок на вооружении Советской Армии появляются в массовых количествах ПТУРы и противотанковые гранатометы, хотя, рассуждая логически, их развитием следовало бы заняться как раз Западу, но потребовалась звонкая оплеуха во время войны Йом-Киппур. Весь вопрос в том, сможет ли советская ПВО успеть за продвижением танковых армад? Если успеет — «враг будет разбит, победа будет за нами». Если нет…

В 1980-е годы положение становится еще сложнее. С одной стороны, появляется новое поколение советских самолетов, с другой — новое поколение натовских танков. Блок НАТО ориентируется больше на многослойную броню «Чобхэм», советские конструкторы ставят на системы динамической защиты. Сложно сравнивать принципиально различные системы. И тут на первый план выступает уже совсем невоенный фактор — в 1980-х годах начинается развал экономической системы СССР. А государство с разваливающейся экономикой воевать не способно.

Глава 15 Апофеоз войны

История любит шутки, но при этом чаще всего шутит очень зло. Так получилось, что после окончания Второй мировой войны танковые войска — Панцерваффе — в истинном смысле этого слова создало только одно государство. Ирония судьбы заключалась в том, что жителями этого государства были люди, которых фашисты ненавидели больше всего и стремились полностью уничтожить. С самого первого дня существования Государство Израиль было вынуждено вести жестокую борьбу с соседними арабскими странами. Его танковый корпус закалился в этих боях и превратился в самую обученную и самую подготовленную танковую армию. Так, во всяком случае, утверждает подавляющее большинство западных историков. Его командиры и солдаты проходили жестокую школу поля боя и оплачивали свой опыт кровью. Им удалось добиться сочетания железной дисциплины и разумной инициативы командиров, что позволяло одерживать победы над гораздо более крупными и лучше оснащенными силами арабов во всех случаях, когда они встречались на поле боя. Хотя и здесь не все события можно оценить однозначно, и мы попытаемся в них разобраться, хотя история арабо-израильских войн может стать темой большой книги, а не одной главы.

А начиналось все это как дешевая пародия. Нам придется вернуться далеко назад, к событиям, предшествовавшим созданию Государства Израиль в 1948 году. Израильтяне с помощью всяческих уловок сумели собрать небольшую коллекцию разномастных бронированных машин, в которую вошли даже автобусы, обшитые стальными листами. Первое время еврейские конвои двигались между поселениями под прикрытием легко бронированных грузовиков, названных «сэндвичами». Это названия появилось потому что их «броня» состояла из 5-дюймового слоя фанеры между двумя 5-мм стальными пластинами.

Первыми израильскими «танками» стали 2 броневика: «Даймлер» и GMC, которые угнали из британских парков симпатизирующие евреям солдаты. Они были переданы ожидавшим машины экипажам Хаганы. Британские власти пришли в ярость и потребовали вернуть броневики, но, как объясняет полковник Давид Эшель в своей истории израильского танкового корпуса «Колесничие пустыни», еврейские власти не смогли бы это сделать, даже если бы захотели. «Лишь часть членов Хаганы была посвящена в секрет. Через несколько дней оба броневика были выведены из укрытия и использованы, чтобы помочь Хагане выбить крупные силы арабов из форта Кастель на дороге в Иерусалим».

Потом был приобретен настоящий танк — старенький «шерман», который англичане собирались отправить на слом перед эвакуацией после окончания срока действия своего мандата на управление Палестиной. Танки планировалось просто отбуксировать на вершину горы Кармел и столкнуть в пропасть. Однако взятки любят все, и евреи сумели ночью «украсть» один из «шерманов» по пути на гору. Он был передан на ожидавший еврейский транспортер и увезен в Тель-Авив, в то время как британские солдаты заполняли бумаги, подтверждающие уничтожение танка. Но выяснилось, что англичане были хитрее. Мотор танка был неисправен, пропала даже часть траков, а пушка попросту не могла стрелять. Требовалось много работы и трудные поиски недостающего оборудования, чтобы привести его в божеский вид. Вообще израильтяне собирали «шерманы» по всему миру — от Италии до Филиппин.

Однако вскоре из Европы прибыли более нормальные пушечные броневики. Появилась новая структура, названная танковыми войсками, которая состояла из 100 новых броневиков. Первое боеспособное броневое подразделение было довольно оптимистично названо 8-й танковой бригадой. А вскоре бригада обзавелась и настоящими танками, целым батальоном. На вооружении этот батальон имел роту французских танков «гочкисс», проданных Израилю под видом сельскохозяйственных машин. Их экипажи были укомплектованы русскими, которые знали лишь пару слов на идиш. Другая рота имела 2 танка «кромвель» и 1 «шерман». Их экипажи состояли из английских и южноафриканских добровольцев, которые идиш не знали вообще. Командир бригады говорил и на русском, и на английском, но приказы приходилось отдавать через цепь переводчиков, поэтому нетрудно представить, какие выходили ошибки. В состав бригады входил также 89-й батальон коммандос под командой легендарной фигуры — одноглазого Моше Даяна. Он потерял глаз, сражаясь против сил Виши на Среднем Востоке в годы Второй мировой войны.

Первой крупной операцией 8-й бригады стало наступление двумя колоннами на аэропорт Лидда, операция «Дэнни». Она началась хорошо. Англоговорящая танковая рота захватила бывший лагерь Королевских ВВС, находившийся всего в получасе ходьбы от аэропорта. Однако русскоговорящая рота получила устаревшие карты и вообще не могла понять приказа. В результате они просто заблудились! Потребовалось время, чтобы во всем разобраться, собрать батальон и возобновить марш. Тем временем коммандос Даяна захватили свои цели и ожидали прибытия танков. Даян понял, что дорога на город Лидда, лежащий южнее, совершенно открыта. Тогда он решил нарушить приказ командира бригады и нанести внезапный удар. После упорного боя он захватил Лидду. Даян получил хороший фитиль от своего босса, но одержал отличную победу. Как сказал Давид Эшель: «Кровопролитная операция «Дэнни» была первой в длинной цепи «успешных историй» Израильского танкового корпуса. Она позднее послужила основой для выработки концепции мобильности израильских сил самообороны». Так завершилась первая серия многосерийного фильма «Арабо-израильские войны», которую следовало бы назвать «Пародия на танки».

Позднее министр обороны Израиля Давид Бен-Гурион решил попытаться сформировать еще одно бронетанковое подразделение, но для него не нашлось танков. Поэтому 7-я бригада получила американские полугусеничные транспортеры М-3 и броневики. Рекруты набирались в основном из нелегальных иммигрантов, которых англичане посылали в фильтрационные лагеря на Кипр, а потому они не были знакомы с местностью своей новой родины. Первое крупное столкновение произошло в Латруме на середине дороги из Иерусалима в Тель-Авив. Произошел жестокий бой, который завершился тяжелыми потерями для обеих сторон. После этого 7-я бригада, которой командовал канадский ветеран подполковник Бен Дункельман, воевала в Галилее. После форсированного марша она сумела захватить город Назарет. Там же состоялся первый на Ближнем Востоке «танковый бой» с арабскими броневиками. В общем, уже первая арабо-израильская война показала, что танки являются мобильной и грозной силой, хотя основную тяжесть боев пока что вынесла на себе пехота.

Мы так подробно рассказываем об этом, чтобы вы поняли, с какого мизера начиналась история израильских танковых войск. Панцерваффе тоже начинали с «ужасных» Т-І, но немцы все-таки сформировали сразу три дивизии. Израильтяне пока ограничивались бригадами, причем, что самое странное, 10 лет спустя они повторили ошибку англичан, заметно перекосив состав в сторону танкового элемента. Более того, они ухитрились часть танков растолкать по пехотным бригадам и даже ввести танковый батальон в состав парашютной бригады, что понять уже совершено невозможно. То есть и для израильтян путь к победам оказался длинным и запутанным.

После подписания перемирия израильтяне взялись за создание танковых войск всерьез, по крайней мере, именно так они думали. Метод был выбран привычный — обшаривались все блошиные рынки Европы, благо после окончания войны там хватало всевозможного добра. Совершенно ископаемые «гочкиссы» были отправлены в отставку, им на смену была собрана коллекция самых разномастных «шерманов». Количеству моделей этого танка, собранных в 7-й танковой бригаде, мог бы позавидовать любой музей. Но и это еще не все. Имеется несколько фотографий, на которых «шерманы» сирийской армии мирно стоят бок о бок с T-IVH. Дело в том, что сирийцев обучали бывшие офицеры Панцерваффе, которые, естественно, отдавали предпочтение родной технике. Есть подозрение, что последние танки вполне могли попасть в Израиль и стать основой ударной мощи 7-й танковой бригады, но их сохранилось слишком мало. Интересно, пытались ли израильтяне раздобыть «тигры» или «пантеры»? Вот это получилось бы уже совсем смешно. Впрочем, желающие посмеяться смогли это сделать, когда в Сирии, рядом с «хуммелями» и «ягдпанцерами» появились поставленные Советским Союзом Т-34-85.

Такая разнотипность создавала массу проблем с обеспечением запасными частями и боеприпасами. Например, невесть каким ветром в Израиль занесло «шерман-файрфлай», к которому имелось 0 (прописью — ноль) снарядов. Но тут помощь пришла оттуда, откуда ее меньше всего ждали. Совершенно неожиданно Франция согласилась поставить Израилю большую партию бронетехники — 100 легких танков АМХ-13, 60 самоходных 105-мм гаубиц и 60 «шерманов». Это позволило сформировать еще две танковые бригады.

Однако к началу 1950-х годов стало очевидно, что вооружение американских танков совершенно не соответствует реалиям времени, поэтому израильтянам пришлось заняться модернизацией «шерманов». И снова им помогли французы. Они согласились поставить Израилю 75-мм пушки CN 75–50, которые были цельнотянутым вариантом немецкой пушки KwK 42. Пушки понадобились для перевооружения «шерманов», так как полученных от Франции легких танков АМХ-13, вооруженных таким же орудием, было недостаточно для противодействия египетским Т-34-85. Унификация вооружения позволяла сократить номенклатуру боеприпасов. Для установки нового длинноствольного орудия пришлось изменить конструкцию маски и приварить на корме башни литой противовес. Любопытно отметить, что все литые детали изготавливались во Франции и Бельгии, а потом отправлялись в Израиль. К войне 1956 года было перевооружено 50 «шерманов», в основном модификации М4А4, которые получили новое обозначение М50 и название «Супершерман». Из них сформировали батальон в составе 37-й танковой бригады. Кстати, почти аналогичным, но более простым путем пошли египтяне, установив на части своих М4А2 башни FL10 от танка АМХ-13.

Готовилась техника, но одновременно отрабатывалась и тактика, правда, занимались этим только израильтяне. На командных учениях 1952 года подполковник Ури Бен-Ари — будущий израильский Гудериан, командовавший 7-й танковой бригадой, погнал свое соединение прямо в пустыню Негев, в обход фланга оборонительных линий Центрального командования. Танки и полугусеничные грузовики совершили марш в 80 миль по Негеву и нанесли сокрушительный удар. Они смяли целую пехотную бригаду и опрокинули весь тщательно разработанный план учений. Большие шишки из Министерства обороны были не смущены, а скорее возмущены таким самоволием. Как мы помним, Гудериан тоже страдал от этого. К счастью, тут же находился премьер-министр Бен-Гурион, на которого это зрелище произвело колоссальное впечатление. Он добился, чтобы потрепанному танковому корпусу выделили деньги на закупку новых танков и боеприпасов. Так состоялось рождение израильских танковых войск. И следующая арабо-израильская война уже несла на себе явственный отпечаток танковых гусениц. Впрочем, более справедливым было бы назвать ее тройственной агрессией, ведь помимо операции «Кадеш», которую начала израильская армия, Англия и Франция параллельно провели операцию «Мушкетер». Политической ситуации на Ближнем Востоке осенью 1956 года мы касаться не будем. Скажем только, что Египет был не только беззащитной жертвой, но и довольно наглым провокатором и грабителем. Не все действия президента Насера, кстати, всю жизнь отличавшегося полуфашистскими взглядами, можно одобрить, но стремление старых колониальных держав решать экономические проблемы военным путем следует осудить безоговорочно.

Египтяне тоже получили достаточно большое количество бронетехники, в основном через Чехословакию. Это были 230 танков (в основном Т-34/85 и несколько ИС-3), 200 бронетранспортеров БТР-152 и 100 самоходок СУ-100. Этого вполне хватило бы для уничтожения всех «шерманов» и АМХ, если бы не… Ох уж эти проклятые «если бы не»!

Генерал-майор Моше Даян, начальник штаба Сил самообороны Израиля, спланировал операцию в стиле классического блицкрига. Израильские танковые части должны были нанести стремительный удар на Синайском полуострове, не ввязываться в затяжные бои и обходить опорные пункты египтян. Наступление танков дополнялось выброской парашютных десантов. При этом израильтяне намеревались нанести удар до того, как египтяне отмобилизуют и развернут свои силы. План был красивым, но, как говорится, «гладко было на бумаге». Действительность не соответствовала замыслу Моше Даяна, и не его вина, что израильское наступление завершилось успехом.

29 октября израильтяне начали наступление на Синае. Впрочем, первый выстрел в новой войне пришлось сделать не танкистам, эта честь выпала парашютистам.

Однако действия 202-й парашютной бригады заслуживают нескольких отдельных слов, настолько своеобразными они оказались. Синайский полуостров пересекают несколько невысоких, но труднодоступных хребтов, причем количество перевалов на них совсем невелико. Бригада должна была занять стратегически важный перевал Митла, чтобы помешать египтянам перебросить резервы из Суэца на это направление. Как следует действовать в подобных случаях? Высадить парашютный десант? Это было бы слишком просто. Поэтому лишь один батальон был выброшен на некотором расстоянии от перевала, а остальные силы бригады начали наступление на автомобилях (бронетранспортеров не хватало) при поддержке легких танков АМХ-13. Согласитесь, очень нестандартный вариант использования парашютистов.

Недостаточный опыт израильтян не мог не сказаться, и от исходного пункта в Эйн-Хуснубе до первого рубежа на египетской территории в Кунтиле добралась только половина танков и чуть больше автомобилей. Преодолевая символическое сопротивление египтян, бригада двинулась дальше к перевалу Митла. Главным врагом оказались пески Синая, они и нанесли колонне наибольшие потери.

Мы были бы несправедливы, если бы заявили, что главную роль в наступлении сыграли те 3 АМХ-13, которые участвовали в бою за перевал Митла. Главные события все-таки разыгрались ближе к побережью Средиземного моря. На центральном направлении наступала 7-я танковая бригада уже знакомого нам полковника Бен-Ари. Она сравнительно легко захватила населенный пункт Кусейма, но при попытке продвинуться дальше застряла у опорных пунктов Ум-Катеф и Ум-Шихан. Попытка взять их с ходу привела к потерям, причем модернизированные «шерманы» столкнулись с другими ветеранами Второй мировой — британскими противотанковыми самоходками «арчер». Британские старички больно огрызнулись, поэтому примчавшийся на место боя Моше Даян приказал бригаде обойти опорные пункты с юга и спешно подтянуть сюда 10-ю пехотную бригаду. Здесь все шло, как и положено по канонам блицкрига.

Впрочем, израильтяне серьезно рисковали, так как их авиация не сумела захватить господство в воздухе, и наступающие механизированные колонны подвергались частым, но не слишком эффективным ударам египетской авиации. Здесь израильтян выручили несоюзные союзники — англичане и французы. Формальной причиной их вмешательства стала забота о безопасности Суэцкого канала, который мог стать районом боев. 30 октября они потребовали от воюющих сторон отвести свои части на 10 миль от канала. Но для этого Израилю еще предстояло пройти 100 миль по чужой земле, а Египту — отвести войска вообще в глубь своей территории. Естественно, Египет отказался выполнить условия ультиматума, и 31 октября союзники нанесли удар по его аэродромам, уничтожив все египетские самолеты. Израильтян, разумеется, союзники не тронули, ведь те пока еще не находились в 10 милях от канала.

Ободренные этим вмешательством, 31 октября израильтяне перешли к более активным действиям. 202-я парашютная бригада продолжила неспешное движение к перевалу Митла, но в узком горном дефиле ее встретили египтяне. Вот таких ошибок панцер-генералы не допускали! Бой продолжался до наступления темноты и завершился с тяжелыми потерями для обоих противников.

В районе опорного пункта Ум-Катеф завязалось сражение, напоминавшее историю Бир-Хакейма. Один батальон 7-й танковой бригады обошел его и попытался атаковать с тыла, а 10-я пехотная бригада нанесла удар прямо в лоб. Израильтяне даже не попытались подавить огневые точки противника, за что и поплатились. Если мы помним, войска Роммеля постоянно пользовались поддержкой пикировщиков. А тут еще израильтяне попытались атаковать опорный пункт среди бела дня на бронетранспортерах!

В ходе упорного ночного боя к утру 1 ноября 7-я танковая бригада захватила тыловую опорную позицию к востоку от Ум-Катефа, но при этом все танки того самого батальона были либо сожжены, либо повреждены. Однако Даян закусил удила, он повторял стандартную ошибку советских генералов, стремившихся любой ценой и как можно скорее ликвидировать котел. Были подтянуты 4-я пехотная и 37-я танковые бригады и подготовлен новый штурм. Зачем? Можно было спокойно расстрелять опорный пункт из орудий, если уж авиация оказалась бессильная, а танки 37-й бригады двинуть дальше на восток вслед за 7-й бригадой. Здесь на помощь израильтянам пришло египетское командование, которое приказало гарнизону Ум-Катефа эвакуироваться. Приказ был исполнен, что избавило израильтян от новых серьезных потерь. Словом, Бир-Хакейм все-таки не получился, египетские солдаты, а главное — генералы оказались не ровня воинам Свободной Франции.

На побережье Средиземного моря в секторе Газы действовала 27-я танковая бригада. Она поддержала атаку пехоты на опорные пункты палестинцев и египтян. Задача была выполнена, но только наполовину. Египетская 5-я бригада выскользнула из намечавшегося окружения, и израильские танковые клещи ухватили пустоту. Однако израильские танки бросились в погоню за отступающими египтянами. Попытка остановить их в горном дефиле оказалась неудачной. Маленькая группа израильских танков сумела выйти в тыл обороняющимся, и те помчались дальше на запад. Паника и замешательство охватили египтян. 1-я и 2-я танковые бригады, имевшие на вооружении советские танки Т-34-85 и самоходки СУ-100, вмешательства которых так опасались израильтяне, откатились к Исмаилии, так и не встретившись с израильской 7-й танковой бригадой.

1 ноября стал решающим днем боев на Синае. После этого здесь уже не происходило событий, достойных нашего внимания. Израильтяне, а точнее, 202-я парашютная и 9-я пехотная бригады, продолжали наступление на юг полуострова с целью захвата порта Шарм-эль-Шейх, но танки в этой операции уже не участвовали. Израильтяне расположились на расстоянии 10 миль от Суэцкого канала, как того и требовал англо-французский ультиматум, и далее спокойно наблюдали за развитием событий. Кстати, за четверо суток боев они потеряли около 100 единиц бронетехники, хотя часть машин потом была отремонтирована. Совсем недурно!

Англо-французская операция «Мушкетер» внесла кое-что новое в военное искусство, так как впервые в истории был высажен десант с вертолетов. Британский 6-й королевский танковый полк, имевший на вооружении «центурионы» (египтяне впервые познакомились с этим грозным танком, который дальше доставил им массу неприятностей), быстро взял Порт-Саид, но все это к теме «Танковая война» совершенно не относится. После окончания боев Никита Хрущев 13 мая 1964 года наградил своего лучшего друга Гамаля Абдель Насера, агента фашистской разведки, готовившего в 1942 году фашистский переворот в Египте и удар в спину британской армии, сражавшейся с Роммелем, Золотой Звездой Героя Советского Союза. Одновременно это же звание получил такой же полуфашист и друг Насера маршал Абель Хаким Амер.

Вторая серия фильма, которую следовало бы назвать «Пародия на блицкриг», завершилась. Казалось, завершился очередной мелкий колониальный конфликт (если вспомнить силы участников), и даже если война еще раз вспыхнет на Синае, это будут все те же игры карликов. На самом же деле впереди предстояли крупные сражения, вполне сравнимые по размаху с операциями Второй мировой войны.

Уровень подготовки танкистов обеих сторон ясно продемонстрировал инцидент на сирийской границе в ноябре 1960 года. К этому времени Израиль уже получил вполне современные «центурионы» со 105-мм пушками L7. И вот взвод «центурионов» попытался уничтожить пару сирийских T-IVH, которые вели огонь из окопов по израильской территории. За полтора часа танки, имеющие самые современные орудия и приборы управления огнем, выпустили около 100 снарядов и не добились ни единого попадания.

Такое положение было совершенно недопустимо, и назначенный командиром танкового корпуса генерал Исраэль Таль начал приводить в порядок свое хозяйство. Начались реформы, как обычно, с приведения в божеский вид личного состава, который, как выяснилось, имел совершенно недостаточную подготовку для управления современными танками. Например, прохладное отношение израильтян к «центурионам» и их жалобы на частые поломки объяснялись просто — израильтяне не соблюдали правила обслуживания танков. И вскоре положение изменилось.

Во время следующей перестрелки с сирийскими T-IV они были уничтожены в считаные минуты. Более того, израильские «центурионы» сожгли еще несколько машин, водители которых беспечно предположили, что находятся вне досягаемости израильских пушек. Интересно отметить, что на месте наводчика в одном из «центурионов» сидел сам генерал Таль.

Сведения о том, что сирийцы и египтяне получают новейшие советские Т-54 и Т-55, не на шутку встревожили израильтян, и они обратились к своим западным союзникам с просьбой о массовых поставках новых танков. США не захотели прямо участвовать в этом, а потому М48А-2С «Паттон» отправились в Израиль со складов бундесвера. Еще одна веселая шутка истории! После того как афера была раскрыта, разразился скандал, и какое-то количество «паттонов» было поставлено уже напрямую из Штатов. Англия поставила новую партию «центурионов». Параллельно очередной вивисекции подвергся несчастный «шерман». Было решено, что даже 75-мм пушка уже недостаточно сильна, и танки начали перевооружать французскими 105-мм пушками, которые предназначались для новых танков АМХ-30. Так «супершерман» превратился в «ишермана», в смысле в «израильского шермана».

Всего же к началу знаменитой «Шестидневной войны» в армии Израиля около 1000 танков: 385 «центурионов», примерно столько же «паттонов», а также «шерманы» и АМХ-13. Главным же было то, что израильский Генеральный штаб по результатам войны 1956 года полностью оценил значение танковых войск и сделал ставку именно на них. Началось формирование дивизионных боевых групп вместо прежних бригад, и теперь стержнем любой операции должны были стать танковые удары. Вообще в армии Израиля стал наблюдаться заметный перекос в сторону бронетанковых соединений в ущерб пехотным. Израильтяне реализовали мечты Фуллера, де Голля и других проповедников чистой танковой войны.

Арабские государства обладали заметно более крупными силами. Один только Египет мог выставить на поле боя до 1000 танков, в том числе 60 ИС-3,450 Т-54 и Т-55 и 30 «центурионов». Иордания имела 90 «центурионов» и 300 американских М47 и М48, а также около 150 легких танков «чериотир». К ним следует прибавить еще 750 сирийских танков, в том числе 150 новых Т-54. Таким образом, и по количеству танков, и по их качеству арабы заметно превосходили Израиль. Но бродит такое ехидное высказывание: даже если мышь раскормить до размеров слона, она так и останется серенькой обитательницей подпола и в слона не превратится. Арабские армии оказались этой самой раскормленной до безобразия мышью. Боевая подготовка оказалась мифом, а желание сражаться — нулевым.

Мы опять же не будем углубляться в подробности политических баталий, предшествовавших началу Шестидневной войны. Лишь опять повторим, что арабские государства были далеко не безобидными жертвами, они получили то, что хотели, — войну, но завершилась война совсем не так, как это виделось президенту Насеру, игравшему главную роль в антиизраильской кампании. Скажем только, что именно Насер совершенно свободно и без принуждения сделал шаг в пропасть, когда потребовал удаления миротворцев ООН, стоявших на границе Израиля и Египта. Впрочем, израильские генералы сами рвались в бой, желая опробовать только что полученные игрушки. Они сумели взять верх над политиками, которые призывали к сдержанности. Причем обе стороны предпочли заткнуть уши и не слушать предостережений СССР и США.

Египет начал с шумом и помпой готовиться к наступлению, выдвигая на Синай 4 пехотные и 2 танковые дивизии. Они готовились наступать по двум направлениям — через Газу и Абу-Агейлу — прямо в сердце Израиля. Однако первыми нанесли удар именно израильтяне, которые решили не дожидаться наступления арабов. Для этого были сформированы три дивизионные боевые группы под командованием генералов Таля, Шарона, Иоффе. Приказ генерала Таля, который одновременно командовал и всем израильским танковым корпусом в целом, гласил:

«Исход войны зависит от наших действий. Наша дивизия имеет в своем составе лучшие бригады нашей армии, и от нас ожидают успеха. Если мы проиграем, результат будет катастрофическим для всей кампании. Следует ждать плотного огня и упорного сопротивления египтян, поэтому продолжайте движение. Если вы затормозите развитие атаки, на вас обрушатся с неба тонны стали. Поэтому наступайте при любых обстоятельствах и стреляйте с самой дальней дистанции. Уничтожайте вражеские танки и противотанковые орудия издали».

Эта война велась в лучших традициях блицкрига. Собственно, у Израиля иного выбора не было при имевшемся соотношении сил. Она началась 5 июня 1967 года сокрушительным ударом израильской авиации по египетским аэродромам. Командующий египетскими ВВС Сидки Махмуд легкомысленно утверждал, что даже в случае внезапного налета вражеской авиации будет уничтожено не более 20 процентов самолетов. Реальность оказалась даже более страшной, чем утром 22 июня 1941 года. Из 420 египетских боевых самолетов на земле были уничтожены 268, 13 аэродромов пришли в негодность. Во второй половине дня израильские самолеты обрушились на базы иорданских и сирийских ВВС, которые предупредительно дожидались этого. Их постигла та же судьба. Теперь можно было начинать танковый блицкриг. Первое обязательное условие — господство в воздухе — было выполнено.

На приморском направлении наступала дивизионная группа (угда) Исраэля Таля, состоявшая из трех бригад. Она достаточно быстро прошла сектор Газа, не встречая особого сопротивления, хотя ей противостояли целых 4 египетских дивизии. Израильский авангард попал под огонь египетской артиллерии и понес ощутимые потери, но потом орудия египтян были подавлены и сопротивление фактически закончилось. Уже к вечеру первого дня одна дивизия из них была полностью окружена, а другая обойдена с обоих флангов.

Центральная группа генерал-майора Иоффе и южная генерал-майора Шарона столкнулись с более серьезными проблемами. Им предстояло прорвать позиции египтян в районе Абу-Агейлы и Кусеймы, где во время прошлой войны происходили жестокие бои. Теперь здесь оборонялась 2-я пехотная дивизия, усиленная танковым полком и батальоном самоходок СУ-100. Первая попытка генерала Иоффе с ходу захватить египетские позиции провалилась. Лихая танковая атака, подобная тем, которые обожали англичане, была отбита. Израильские танки вылетели на минное поле, и несколько машин подорвались. Не желая терять время, израильтяне подтянули резервы и снова атаковали, и снова были отбиты. Повторялась старая как мир история: танки доказали свою неэффективность против эшелонированной обороны.

Израильским генералам пришлось готовить комбинированную ночную атаку. Генерал Шарон приказал создать «самую крупную артиллерийскую группировку в истории Израиля», аж из целых 6 артиллерийских батальонов. Высадка вертолетного десанта, о которой говорят некоторые авторы, была чисто символической, так как у израильтян имелось всего 6 вертолетов. Шарон намеревался с помощью парашютистов захватить позиции египетской артиллерии, но вместо этого они сами попали под плотный артогонь.

Пришлось действовать, как положено. Саперы расчистили минные заграждения, пехота ворвалась в окопы и лишь после этого в прорыв пошли танки. В общем, к полудню 6 июня египетская оборона в Абу-Агейле рухнула. Однако многие египетские части сохранили боеспособность и могли доставить очень серьезные неприятности израильтянам, оказавшись на тыловых коммуникациях танковых групп. Судьбу битвы решил приказ маршала Амера, который ударился в панику и приказал войскам на Суэцком полуострове отходить. Амер объяснял это так: «Отступление было единственным способом спасти армию от полного уничтожения и плена». Но, как всегда бывает в таких случаях, отход очень быстро превратился в паническое бегство. Израильские танки помчались вперед, увеличивая скорость, и к полудню 8 июня вышли к Суэцкому каналу в трех пунктах — возле Суэца, Исмаилии и Эль-Кантары. Как ни странно, египтяне сохранили клочок земли на восточном берегу канала в Порт-Фуаде, потому что танки генерала Таля от берега повернули на юго-восток к Эль-Кантаре. Бои на Синае завершились перестрелкой между танками Шарона и Иоффе, вышедшими к одному и тому же пункту с противоположных направлений.

Израильтяне в ходе боев на Синае потеряли 122 танка, что было довольно серьезным ударом. Однако для египтян эти бои завершились форменной катастрофой. Они потеряли более 820 танков и самоходных орудий, из которых около половины были просто захвачены израильтянами в качестве трофеев. Соотношение потерь в живой силе было еще более потрясающим. Израильские потери насчитывали около 340 убитых, египетские — около 30 000 убитых и раненых и 5500 пленных, в том числе 21 генерал и 2 советских военных советника. Трофеями израильтян стали 320 танков, 480 орудий, 2 батареи ЗУР, около 10 000 автомобилей.

Экипажи израильских танков сражались без отдыха более 60 часов. По пути к Суэцкому каналу они разбили численно превосходящего противника. Несмотря на личную храбрость, египтяне плохо использовали танки, причем их храбрости хватало очень ненадолго. Они проявили мало выдумки, держали танки на месте и в основном располагали их впереди укрепленных позиций. В меткости стрельбы израильские танкисты имели решающее превосходство. 90-мм пушки «паттонов» оказались много опаснее 122-мм пушек ИС-3. Израильтяне уничтожили противника, не потеряв ни одного танка. Даже легко бронированные АМХ-13 показали, что маневрируют и стреляют лучше противника.

Поражение привело к политическому кризису в Египте. 8 июня маршал Амер потребовал отставки Насера, однако не нашел поддержки и на следующий день сам был отправлен в отставку. В августе Амер попытался совершить военный переворот, но был арестован и, по официальным сведениям, в сентябре 1967 года покончил с собой, приняв яд.

Бои на западном берегу реки Иордан проходили по иному сценарию, хотя с тем же самым результатом. Сначала израильтяне не планировали военных действий в этом секторе. Но утром 5 июня иорданская артиллерия начала обстрел израильских позиций, а авиация подвергла бомбардировке израильские аэродромы. Израильтянам пришлось спешно перебрасывать сюда войска с Синая и с северного фронта. Они через представителя ООН даже предложили урегулировать конфликт и не начинать военных действий, так что версия, изложенная М. Никольским в журнале «Техника и вооружение», сильно не соответствует действительности.

В результате израильтяне оказались просто вынуждены провести классическую блицоперацию на окружение. Они нанесли одновременные удары с севера и юга. 10-я механизированная бригада генерала Бен-Ари пошла в обход Иерусалима, а 6-я пехотная и 55-я парашютные бригады начали штурм города. В отличие от египтян, иорданские солдаты сражались до последнего, и гарнизон Иерусалима полностью погиб.

Атака шоссе Рамаллах-Иерусалим стоила израильтянам не менее дорого. Они снова проявили высокомерие и пренебрежение к противнику, двигаясь чуть ли не походной колонной. В результате и здесь танки попали на минное поле, после чего пехоте пришлось штурмовать иорданские позиции в одиночку, причем дело закончилось рукопашной.

Наступавший с севера угда генерал Пеледа попытался в классическом стиле обойти с двух сторон сильно укрепленный населенный пункт Енин, но все закончилось лобовым штурмом. Даже израильтяне признают, что иорданцы сражались очень упорно. Рано утром на следующий день контрудар нанесла иорданская 40-я танковая бригада, и противник понес серьезные потери. Но после рассвета в небе появились израильские самолеты, и события пошли по знакомому сценарию.

Тот же Никольский пишет об ожесточенном танковом бое между иорданской 60-й танковой бригадой, вооруженной американскими танками «паттон», и 10-й моторизованной бригадой. Но дело в том, что Бен-Ари возле города Рамаллах столкнулся с отходящими от Енина остатками 40-й танковой бригады, уже изрядно потрепанной израильской авиацией. 60-я бригада, выдвигавшаяся из Иерихона к Иерусалиму, была атакована и разгромлена все той же авиацией. Не помогло и то, что обеими бригадами командовали кузены короля Хусейна.

К 8 июня израильтяне захватили весь сектор, а 10-я танковая бригада в запале даже перескочила на восточный берег реки Иордан. Однако под давлением американцев израильтяне отошли обратно, взорвав все важные мосты. Потери на этом фронте составили у израильтян 550 убитых и 2400 раненых против 700 убитых и 2500 раненых у иорданцев. Англичане отлично подготовили иорданскую армию, потому что эти результаты разительно отличаются от соотношения потерь на других фронтах. Иорданцы потеряли 179 танков, 53 БТР, 1062 орудия, 3166 автомобилей.

Сирия выжидала до последнего, не ввязываясь в конфликт, хотя именно эта страна приложила титанические усилия для его развязывания. Сирийская артиллерия вела огонь по израильской территории, но в районе Голанских высот это стало уже скучной обыденностью. Но израильтяне тоже медлили. Как ни странно, министр обороны Израиля Моше Даян был против нападения на сирийцев, так как всерьез опасался, что вмешается Советский Союз. После долгих колебаний и споров Даян решился, но при этом приказал начать наступление, даже не проинформировав премьер-министра. Израильтяне создали три группировки, намереваясь окружить и уничтожить сирийские войска на Голанских высотах. Утром 9 июня израильская авиация нанесла мощный удар по сирийским позициям, а потом началось наступление. Потери сирийцев от бомбежек и обстрелов были не столь уж велики, зато их моральный дух, и без того подорванный поражениями союзников, был окончательно надломлен. Поэтому особо упорных боев на Голанских высотах не было, и израильтяне сражались в основном с крутыми холмами, а не с сирийскими орудиями на них. Конечно, сирийцы не сдались без боя, некоторые доты отстреливались довольно долго. Израильтяне понесли потери в танках и бронетранспортерах, но довольно умеренные.

На следующий день израильские клещи сомкнулись, увы, вокруг пустой территории. Самым ужасным для сирийцев было то, что они строили эти укрепления 20 лет, но были взяты они всего за 2 дня. Перед войной тот же Моше Даян говорил, что штурм Голанских высот обойдется его армии в 30 000 человек, но в действительности здесь погибли всего 140 человек. А вот сирийцы потеряли 500 человек убитыми и 2500 ранеными. Потери в технике у сирийцев оказались относительно небольшими: 118 танков, 470 орудий, 1200 автомобилей. Перед израильскими танками была открытая дорога на Дамаск, но под предельно жестким давлением Советского Союза (вплоть до угрозы прямого военного вмешательства) израильтяне были вынуждены остановиться. Третья серия арабо-израильского триллера «Пародия на войну» завершилась.

Если для Вооруженных сил Израиля Шестидневная война завершилась блестящей победой, то на политическом фронте Израиль потерпел сокрушительное поражение. В августе 1967 года в Хартуме состоялась конференция глав арабских государств, которая приняла резолюцию, сводившуюся к трем «нет». Нет миру с Израилем, нет признанию Израиля, нет переговорам с Израилем. Новая война на Ближнем Востоке стала просто неизбежной. В течение 3 лет шли бои на всех фронтах. Иорданцы поддерживали ООП на западном берегу, сирийцы пытались отбить Голанские высоты, египтяне совершали постоянные рейды на Суэцком и Синайском фронтах. Однако в 1970 году ООН сумела убедить президента Насера подписать прекращение огня.

Израильские вооруженные силы следовали и в теории, и на практике концепции мобильной войны, укладывающейся в рамки «Концепции командования Угда», впервые выдвинутой Моше Даяном во время кампании 1956 года. Однако она была расширена, чтобы включить в себя постулаты более универсального подхода, например систему эшелонированной поддержки «Постоянный поток», принятой американской армией. Согласно ей, припасы поступали на фронт постоянно, не дожидаясь требований командиров частей. Но при этом, как мы уже отмечали, создаваемые израильтянами соединения все больше и больше перекашивало в сторону танкового элемента, хотя ошибочность такого подхода была доказана неоднократно.

И тут же было принято еще одно нелогичное решение. Израильтяне затеяли дорогостоящее строительство линии Бар-Лева вдоль Суэцкого канала, которая обошлась им в колоссальные деньги. Это можно было объяснить тем, что она обеспечивала систему наблюдательных постов вдоль берегов канала, базы для действий танковых войск и, самое главное, давала защиту войскам от постоянных египетских артиллерийских обстрелов. Израильтяне получили ощущение ложной безопасности, а египтяне заманчивую цель — прорвать эту проклятую оборонительную линию. Президент Насер умер в ноябре 1970 года, его сменил Анвар Садат, который был полон решимости вернуть все утерянные Египтом территории. Однако он быстро осознал, что сыграет на руку Израилю, пытаясь прорваться на открытые пространства Синая, где израильские танки уже два раза доказывали свое превосходство. Поэтому египтяне планировали форсировать канал, захватить линию Бар-Лева и закрепиться. Планировал эту операцию начальник штаба египетской армии генерал Шазли, очень способный офицер, отличившийся во время Шестидневной войны.

Плюс израильтяне откровенно зазнались. Линия Бар-Лева абсолютно непреодолима, а их танковые бригады будут просто счастливы схватиться с врагом, если ему все-таки повезет ее прорвать. Над такими новинками, как портативные противотанковые ракеты, израильтяне просто смеялись. Меткая стрельба танков уничтожит ракетные установки, если они появятся на поле боя. Как ни странно, израильтяне в техническом плане отстали от арабов.

Поскольку было ясно, что новой войны не избежать, обе стороны энергично к ней готовились, и гонка вооружений стремительно набирала темпы. Арабские страны по-прежнему делали ставку на советское вооружение.

В Вооруженных силах Египта насчитывалось 830 тысяч человек, сведенных в бронетанковые, механизированные и пехотные дивизии, а также в отдельные бригады (Президентской гвардии, ракетную, 3 бронетанковые, 2 механизированные, 3 пехотные, 3 артиллерийские, 2 воздушно-десантные, 2 десантно-штурмовые, инженерную) и батальоны. На вооружении сухопутных войск находилось: 2200 танков (850 Т-54/55, 750 Т-62, Т-34 и ПТ-76), 2400 бронетранспортеров (БТР-152, БРДМ, БТР-60, TOPAS и другие), 1120 орудий калибром выше 100 мм. В ВВС числилось 690 самолетов (160 МиГ-21, 60 МиГ-19, 200 МиГ-17, 13 °Cу-7Б, 18 Ту-16, 30 Ил-28, 30 Ан-12, 40 Ил-14 и другие), 161 вертолет (Ми-6, Ми-8 и другие). Египет получил большое количество ПТУР «Малютка». Египетские танковые части получали ЗРК «Квадрат» и ЗСУ «Шилка», что должно было избавить их от неприятностей, которые причиняла им израильская авиация.

Неизменным союзником Египта была Сирия, армия которой насчитывала 332 тысячи человек, сведенных в бронетанковые, моторизованную и пехотные дивизии и отдельные бригады (Президентской гвардии, ракетную, 4 бронетанковые, 2 механизированные, 5 пехотных, 5 артиллерийских, специального назначения, 2 инженерные). На вооружении сухопутных войск находилось: 1350 танков (Т-54/Т-55, Т-62, ПТ-76), 1300 бронетранспортеров (БТР-152, БРДМ, БТР-60 и другие), 655 орудий калибром выше 100 мм. В ВВС числились 321 самолет (110 МиГ-21, 120 МиГ-17, 45 Су-7Б, 12 Ил-14, 4 Ил-18 и другие) и 36 вертолетов.

В израильских вооруженных силах насчитывалось после мобилизации 415 тысяч военнослужащих, сведенных в 33 бригады (10 бронетанковых, 3 механизированные, 18 пехотных, 2 воздушно-десантные). Из них только 18 были кадровыми и полностью укомплектованными личным составом и техникой; остальные бригады были территориальными, со сроком мобилизации личного состава от 2 до 4 суток.

На вооружении сухопутных войск находились около 2000 танков американского, английского и французского производства («шерман», «паттон», «центурион», АМХ), в том числе 200 трофейных танков советского производства Т-54/55 и ПТ-76; 3000 бронетранспортеров и 2520 орудий и минометов, из которых 945 единиц были калибром выше 100 мм.

В ВВС числились 561 боевой и военно-транспортный самолет (190 А-4В «Скайхок», 176 F-4E «Фантом», 50 «Мираж-3», 12 «Супер Мистэр», 8 «Вотур», 6 С-130, 12 С-47, 1 °C-97, 30 «Норатлас» и другие) и 84 вертолета.

Однако здесь следует упомянуть «мудрое» решение президента Садата. Готовясь к войне со своим злейшим врагом и имея армию, полностью оснащенную советской техникой, летом 1972 года он решил выдворить из страны советских военных специалистов. На что рассчитывал Садат? Непонятно. Может быть, он надеялся, что западные державы оценят этот жест и помогут Египту? Напрасно. «Чифтейны» и «фантомы» не хлынули потоком в Египет, а вот по боеспособности армии был нанесен серьезный удар.

И вот в субботу, 6 октября, 1973 года в 13.50, когда большинство израильтян праздновало День Искупления, вознося дома молитвы, а транспорт и радиосвязь не работали, Египет начал массированную переправу через канал. Эту операцию египтяне готовили очень тщательно, и сначала она шла строго по плану. Более 2000 орудий открыли огонь по линии Бар-Лева. Хотя укрепления и выдержали 10 500 снарядов, падавших на них со скоростью 175 штук в минуту, защитники не смогли помешать египтянам спокойно форсировать канал. Для удара те развернули 80 000 солдат и 2000 танков. Их прикрывал не только огонь артиллерии, но и стрельба танков, которые стояли на специально сооруженных помостах на западном берегу канала. Высокие песчаные насыпи, которые израильтяне соорудили на своем берегу, были уничтожены на 70 участках форсирования, причем не взрывчаткой, а водяными гидрантами.

Сначала канал пересекли штурмовые отряды на плавающих бронетранспортерах, а потом были наведены понтонные мосты, по которым двинулась пехота. Первыми подразделениями были группы истребителей танков, вооруженные ракетами «Малютка». Их развернули на наиболее вероятных маршрутах подхода израильских танков.

К утру 8 октября, по словам Давила Эшеля, «… египтяне достигли колоссальных успехов. Они форсировали Суэцкий канал, имевший ширину 200 метров, 5 дивизиями 2 дня назад. А теперь они имели на восточном берегу 2 армейских корпуса и 5 действующих мостов». Только в одной детали план египтян не сработал. Они попытались высадить с вертолетов коммандос в проходах Митла и Гиди. Большая часть вертолетов была уничтожена в пути, а высаженные остатки войск были быстро уничтожены. Легко вооруженная египетская 130-я бригада морской пехоты, которая с помощью танков ПТ-76 и бронетранспортеров БТР-50 пересекла Большое Горькое озеро, чтобы соединиться с коммандос, тоже была уничтожена.

В это время основным израильским танковым соединением на полуострове был 252-й угда генерала Мендлера, состоявший из трех бригад. Генерал, не задумываясь, бросил свои танки в атаку. В 1967 году этот прием принес успех, хотя тревожные звонки раздавались и тогда. Но, если кто-то не хочет слышать, он и не слышит. В результате к полудню 8 октября Мендлер потерял 200 танков, не добившись совершенно ничего.

К этому времени египтяне переправили через канал 5 пехотных дивизий с частями усиления, подразделения 2 танковых и 1 механизированной дивизий и заняли весь его восточный берег ценой совершенно ничтожных потерь. Египетская 2-я армия развернулась на побережье Средиземного моря, а 3-я армия — в районе Суэца. Большая часть укреплений линии Бар-Лева была или захвачена, или уничтожена. Израильтяне понесли тяжелые потери, пытаясь спасти остатки гарнизонов. Два резервных израильских угда (143-й Шарона и 162-й Адана) были переброшены на Синай ночью 7 октября. Генерал Шмаэль Гонен, начальник Южного командования, решил использовать угда Адана для контрудара с севера на юг, чтобы отрезать египтянам путь отступления. Силы Шарона должны были прикрыть южный сектор. Однако, как пишет Брайан Перретт в книге «Колесничие пустыни»: «Израильтяне сделали принципиальную ошибку, предположив, что египтяне будут развивать наступление в глубь Синая от плацдармов, как сделали бы сами израильтяне… На самом деле, кроме мелких ударов с целью улучшения тактических позиций, египетская армия даже не попыталась двинуться вперед. Если бы Адан не отправил свои разведывательные подразделения преследовать египетских коммандос, он узнал бы истинное положение. «Злосчастная контратака» Адана (слова Эшеля) началась утром 8 октября. Бой завершился форменной катастрофой, Адан потерял около 70 танков, ничего не добившись. Египтяне дрались упорно и отбили все атаки израильтян, которые сильно недооценили эффективность советских противотанковых средств. Между израильскими генералами разгорелась настоящая кухонная свара, каждый пытался свалить вину за неудачу на кого-нибудь другого! Судя по всему эти события напугали не только израильтян, но об этом мы поговорим немного позднее. Провалились и попытки израильских ВВС уничтожить переправы через канал. Советские ЗРК отбили все налеты, уничтожив большое количество израильских самолетов.

Но при этом следует подчеркнуть одну очень важную деталь: некоторое время Синайский фронт оставался для израильтян второстепенным, гораздо более опасными они считали события на Голанских высотах, которые представляли непосредственную угрозу Израилю. В общем, то, что сейчас творилось на Синае, представляло прямое надругательство над законами танковой войны, за открытие которых было заплачено большой кровью. Египтяне, имея подавляющее превосходство в танках, не двигались с места. Израильтяне время от времени предпринимали лихие наскоки в стиле английской армии образца 1940 года. Но египтяне допустили первую из грубых ошибок, которые им потом дорого стоили. Они по непонятной причине так и не сомкнули фронт 2-й и 3-й армий. Может быть, потому, что Большое Горькое озеро не позволяло на этом участке навести мост для связи с тылом? Не известно. Однако обе армейские группировки далее действовали изолированно. При этом создался достаточно странный односторонний фронт. Египтяне укреплялись и окапывались, создавая непрерывную линию обороны, а израильтяне расположили свои танковые группировки в глубине полуострова в отдельных районах.

9 и 10 октября египтяне предпринимали вялые атаки, которые израильтяне отражали без особых проблем. Израильтяне пока сделать ничего не могли. Израильское командование было вынуждено сделать крайне неприятный вывод — у страны просто не хватает сил, чтобы успешно действовать на двух фронтах сразу. Поэтому все наступательные операции на Синае пришлось отложить до окончания боев на Голанских высотах.

Но тут на выручку израильтянам пришло высшее египетское командование. Президент Садат и министр обороны Исмаил, подстегиваемые слезными просьбами сирийцев о помощи, требовали от армии активных действий. Было решено следующий крупный удар нанести в направлении проходов Тасса, Митла и Гиди, а потом захватить главную израильскую базу в Бир Гифгафа. Генерал Шазли сопротивлялся, как мог, но увы… По прямому требованию Садата началась переброска египетских танков на плацдарм для участия в грандиозном наступлении, назначенном на 14 октября. Единственным успехом египтян в этот период стала гибель генерала Мандлера, штаб которого был накрыт залпом дальнобойной батареи.

На рассвете 14 октября после артиллерийской подготовки и удара с воздуха египтяне перешли в наступление по всему фронту. Мы не напрасно выделили эти слова, потому что силы египтян были равномерно размазаны по всему Синайскому полуострову от Средиземного моря до Красного, ни одной крупной ударной группировки создано не было. Наступление началось 14 октября в 06.30. Израильские угда двинулись навстречу, и завязалось танковое сражение, которое по масштабам уступало разве что Курской битве. Данные о численности группировок различаются. Египетские силы оцениваются от 1700 до 1200 танков (хороший разброс!), израильские — от 400 до 750 танков. Благодаря превосходству израильтян в меткости стрельбы их испытанные в боях «центурионы», «паттоны» и М-60 выиграли этот день. Если в статичной обороне египтяне показали себя просто отлично, то маневренный бой они проиграли вчистую, примерно так же, как армия Ротмистрова Прохоровское сражение. В этот день были уничтожены около 260 египетских танков. И если потери египтян практически везде указываются одинаково, то потери израильтян оцениваются от 10 до 40 танков.

И тем не менее положение израильтян стало катастрофическим. Суммарные потери были слишком велики, а вот расход боеприпасов оказался просто чудовищным. Еще немного — и Израиль допобеждался бы до собственной гибели. Но вмешались Соединенные Штаты, которые организовали воздушный мост, доставив на самолетах С-5А новые танки. Советский Союз тоже перебрасывал в Египет и Сирию военную технику. Однако американцы действовали оперативнее, и лучше воспользовались помощью израильтяне.

После провала наступления генерал Исмаил приказал 2-й и 3-й армиям вернуться на исходные позиции и занять оборону. Генерал Шазли в очередной раз доказал свою прозорливость, предложив отвести остатки 4-й и 21-й танковых дивизий на западный берег Суэцкого канала, чтобы использовать в качестве мобильного резерва на случай прорыва израильтян. Генерал Исмаил отказался, заявив, что это подорвет моральный дух египтян. Вообще высшее египетское командование впало в непонятный столбняк, не в силах решиться ни на какие действия, чем израильтяне умело воспользовались.

В общем, теперь у израильтян имелись все необходимые предпосылки для того, чтобы попытаться форсировать Суэцкий канал. Не следует представлять себе эту операцию как некое спонтанное озарение, нет, подготовка к форсированию канала началась практически сразу после того, как было стабилизировано положение. Наступление началось на рассвете 15 октября. Угда генерала Шарона смял правый фланг египетской 2-й армии возле Большого Горького озера. Хотя ряд западных источников утверждает, что это удалось израильтянам без труда, на самом деле бой был довольно упорным, и Шарон потерял около 70 танков, опять-таки в основном уничтоженных ПТУР. Правда, как обычно бывало, танковое сражение выиграли все-таки израильтяне, потому что здесь была окончательно перемолота 21-я танковая дивизия египтян, потерявшая около 150 машин.

Шарон вышел на берег канала и решил сразу форсировать его, несмотря на пока еще не до конца определившуюся ситуацию. При поддержке трофейных танков ПТ-76 израильские парашютисты ночью 15 октября пересекли канал и на рассвете следующего дня создали плацдарм шириной около 3 миль на его западном берегу. Главное же — в первую же ночь удалось перебросить на плотах на восточный берег канала 27 танков. Вырвавшись с плацдарма, они начали уничтожать египетские ракетные установки. Между прочим, Шарон форсировал Суэцкий канал без санкции Верховного командования, ну прямо как это любил делать Гудериан. Как мрачно выразился генерал Гонен: «Если бы мы знали заранее, что произойдет, мы не разрешили бы переправу. Но теперь у нас не осталось иного выбора, кроме как идти до конца».

Сначала египетское командование восприняло сообщение о форсировании Суэцкого канала противником как идиотскую шутку Но когда выяснилось, что никто и не думал шутить, начались лихорадочные поиски решения. Генерал Шазли предложил перевести на запад с плацдарма 3-й армии 4-ю танковую дивизию и 25-ую отдельную танковую бригаду. Генерал Исмаил уперся и приказал 25-й бригаде двигаться вдоль берега Большого Горького озера, чтобы нанести удар с юга одновременно с ударом 21-й танковой дивизии с севера. Но при этом египтяне подарили противнику день 17 октября. В результате бригада попала в подготовленную для нее западню, под перекрестным огнем вылетела на минное поле и потеряла 85 из 96 танков Т-62. Египетские генералы в очередной раз продемонстрировали полную неспособность использовать танковые соединения в маневренном бою. Израильтяне потеряли в этом бою всего 4 танка, которые во время преследования налетели на собственные мины.

Тем временем израильтяне навели понтонный мост через канал и началась переброска танковых частей на западный берег. Вскоре там находилась большая часть 3-го угда — Шарона, Адана и Магена. На рассвете 18 октября началось наступление по трем направлениям, парировать которое египтяне просто не могли — нечем! Израильские танки уничтожали позиции ЗРК, что еще больше осложняло положение египтян, ликвидируя надежный зонтик, под которым ранее прятались их армии. 19 октября генерал Шазли в последний раз попытался убедить президента Садата перебросить уцелевшие египетские танки на западный берег Суэцкого канала, чтобы остановить израильтян, но в результате был просто отстранен от командования.

В этот же день госсекретарь США Генри Киссинджер прилетел в Москву, чтобы обсудить условия прекращения огня. Правда, интересно? Воюют Сирия и Египет с Израилем, а договариваются США и СССР. А тем временем наступление израильтян продолжалось, где-то вполне успешно, где-то не слишком. Но тем не менее 21 октября танки Адана полностью отрезали египетскую 3-ю армию от баз на западном берегу канала. 22 октября угда Шарона подошел к Исмаилии и здесь остановился, потому что вошло в силу соглашение о прекращении огня, подписанное Киссинджером и Брежневым. Израильтяне все-таки попытались выжать из ситуации побольше, и 162-й угда Адана 23 и 24 октября попытался взять штурмом Суэц, но потерпел неудачу и понес новые потери.

Однако главным для Израиля фронтом был не Синай, а Голанские высоты. Все-таки эффектная борьба вокруг Суэцкого канала, форсированного обоими противниками, оттеснила на второй план эти события. Но вот что пишут сами израильтяне: «Голанские высоты, сцена отважных и упорных боев во время Шестидневной войны, стали местом новых оборонительных боев. Их вел израильский танковый корпус при поддержке ВВС. И они вошли в историю, как одна из великих и решающих оборонительных операций всех времен. Их можно было сравнить с Кассино или Кохимой. Все началось 6 октября 1973 года в 14.00». Не будем слишком строго судить израильского полковника за глубокое знание истории Второй мировой войны. Я бы привел в качестве примера упорной обороны и жестоких боев в первую очередь Сталинград. Ну-ка, тест в стиле ЕГЭ: можете ли вы сказать хотя бы, в какой части света находится эта самая Кохима?! Я-то знаю, но не проболтаюсь!

Ну да ладно, бог с ней, с Кохимой, хотя, между прочим, такое сравнение — четкая оценка значимости описываемых событий. В районе Голанских высот израильтяне создали так называемую «Пурпурную линию» и полагали, что могут спать за ней не менее спокойно, хотя держали здесь еще меньше войск, чем на линии Бар-Лева. Там располагалась всего одна танковая бригада — 188-я и одна пехотная. Еще одна танковая бригада была расквартирована неподалеку. И вот, против этих 200 танков сирийцы бросили в бой около 1400 танков, в том числе 400 современных Т-62 при поддержке 1000 орудий. Это наступление началось одновременно с операцией «Бадр», что действительно могло создать Израилю очень серьезные проблемы, так как удержать оба направления одновременно он не мог. Но, как мы уже сказали, на помощь Израилю пришли египетские генералы.

Сирийский план предусматривал стремительную атаку тремя моторизованными дивизиями (7-я, 9-я, 5-я), которые имели колоссальное превосходство в силах над крошечным гарнизоном. После начала первой атаки предполагалось совместным ударом танков и парашютистов захватить мосты через Иордан. Для этого выделялись отряды коммандос на вертолетах и целых две танковые дивизии (1-я и 3-я). На бумаге операция была спланирована очень хорошо, и нападающие, имея такое превосходство в силах, получали неплохие шансы на успех. Однако сирийцы недооценили силу израильских танков и их экипажей.

И все-таки сначала им сопутствовал успех. Противотанковый ров был пройден без особых проблем с помощью мостоукладчиков, в очередной раз доказав, что статичная оборона бесполезна против танков. И если 7-я танковая бригада первый натиск кое-как выдержала, то позиции 188-й бригады были прорваны. Израильтяне медленно отходили, теряя один танк за другим, но пока сирийцы действовали правильно. В прорыв была брошена 1-я танковая дивизия.

Сирийцы продемонстрировали исключительную отвагу. Бригадный генерал Омар Абраш, командир сирийской 7-й пехотной дивизии, который окончил военные академии в СССР и США, был «один из самых образованных офицеров сирийской армии». Он вел наступление 3 бригадами в типичном советском стиле. Выйдя к заграждению, он использовал танки сопровождения, чтобы связать боем израильские танки, стоявшие на гребне высоты. Это помешало им окончательно уничтожить саперную технику сирийцев. Теперь сирийские танки были повсюду, и давление на израильтян достигло максимума. Однако все эти успехи дорого обходились сирийцам. Вдобавок уцелела часть опорных пунктов Пурпурной линии, что сказалось позднее.

Сирийская 7-я дивизия продолжала наступление и после наступления темноты, так как теперь сирийцы получили ясное преимущество. Их танки Т-55 были оснащены приборами ночного видения, которых не имели израильтяне. На рассвете сирийцы нанесли новый удар. Примерно 500 танков из трех танковых бригад двинулись в наступление. Попытка израильской авиации задержать их привела лишь к тому, что две волны штурмовиков А-4 «Скайхок» были полностью уничтожены зенитными ракетами, после чего сами израильские командиры отказались вызывать воздушную поддержку.

Сирийцы теперь вышли на позиции, с которых было видно Галилейское море, но были там задержаны головными танками израильской резервной бригады. По оценкам израильтян, к вечеру 7 октября сирийцы потеряли уже около 400 танков. Однако ситуация была совсем иной, чем в 1967 году: все сирийцы, от генералов до последнего рядового, были полны решимости драться до последнего. Кстати, это заметно отличалось от настроений египетской армии, которая предпочитала проявлять разумную осторожность.

К вечеру 7 октября начали прибывать израильские резервы, были спешно сформированы 3 угда под командованием генералов Эйтана, Ланера и Пеледа. Кстати, это еще раз доказывает, что угда не являлись регулярными дивизиями, а были сиюминутной импровизацией, именно дивизионными боевыми группами. В конце концов немцы в свое время формировали даже целый Armeeabteilung, так что дивизионной не следует удивляться.

В сражении наступило зыбкое равновесие. Попытка сирийцев атаковать на рассвете 8 октября привела к новым потерям. Погиб генерал Абраш, который лично повел свои танки в атаку. Израильские контрудары также пока приносили одни потери, поскольку сирийские расчеты ПТУР работали не хуже египетских. Всего за время оборонительных боев израильская 7-я танковая бригада потеряла 98 «центурионов» из 105, но в обмен уничтожила примерно 230 сирийских танков и более 200 БТР. И все-таки израильские войска 10 октября начали готовить общее контрнаступление. При этом теперь им пришлось сражаться не только с сирийцами, но и с двумя иракскими танковыми дивизиями, спешно переброшенными в район боев.

Израильтяне не рискнули идти прямо на Дамаск, так как это могло привести к полномасштабному советскому вмешательству. К тому же прорывать глубоко эшелонированную оборону сирийцев никто из израильских генералов не рвался. Поэтому было принято компромиссное предложение Моше Даяна: выдвинуться на 20 километров за Пурпурную линию и создать хорошо укрепленный плацдарм, С которого можно будет держать Дамаск под обстрелом дальнобойной артиллерии. Угда генералов Эйтана и Ланера получили пополнения, а генерал Пелед на южном участке фронта должен был ограничиться сковывающими действиями. 11 октября две танковые дивизии пошли в атаку, сдержать которую потрепанная сирийская армия не сумела, хотя ПТУР исправно жгли один израильский танк за другим. Президент Сирии Асад обратился к президенту Египта Садату с требованием о немедленной помощи. Однако просьба была воспринята холодно, так как буквально 2 дня назад, в момент наибольших сирийских успехов, Асад попытался заключить перемирие с Израилем при посредничестве СССР. Лишь 14 октября египтяне перешли в наступление, но это привело к немедленным неприятностям, как только их танки вышли из-под зенитного зонтика.

Однако 12 октября по южному фасу образовавшегося выступа нанесла удар иракская танковая группировка. Израильтяне были вынуждены приостановить свое наступление и спешно перебросить туда 2 бригады. Главное сражение разыгралось 13 октября. Иракские танки залезли в подготовленный огневой мешок, и 8-я механизированная бригада была уничтожена в считаные минуты. Она потеряла около 80 танков, не подбив ни одного израильского.

Однако эта безумная атака изменила общую ситуацию. Сирийцы успели развернуть относительно целую 3-ю танковую дивизию вокруг города Саса, преграждающего путь на Дамаск. К тому же теперь в войну вступила Иордания, король Хусейн перебросил элитную 40-ю танковую бригаду в Сирию. 16 октября она вместе с сирийской 5-й пехотной дивизией и саудовской бригадой нанесла новый удар по южному фасу выступа. Атака союзников была отражена, но и израильтяне уже не могли ничего сделать. Их наступательный порыв выдохся. 17 октября в боевых действиях наступила пауза, которая позволила израильтянам произвести рокировку: потрепанный угда Ланера, который уже не мог наступать и с трудом удерживал южный фас, был угда Пеледа.

Арабы не смирились с тяжелым положением и готовили новый удар с юга силами иракских и иорданских танковых частей, назначив его на 21 октября. После прорыва фронта предполагалось ввести в прорыв сирийскую 3-ю танковую дивизию и отрезать израильские войска, вышедшие к городам Саса и Мазрат. План выглядел красиво, но что получилось бы при его выполнении — не известно. Сначала наступление перенесли на 22 октября, а потом отменили в связи с подписанием перемирия. Военные действия на Сирийском фронте завершились.

Трехнедельная война Йом-Киппур дорого обошлась обеим сторонам. По имеющимся данным, потери в живой силе составили более 2000 убитыми и 5500 ранеными у Израиля, 15 000 убитыми и 40 000 ранеными у арабов. Арабские армии потеряли примерно 2150 танков, израильтяне — более 1000, но после подписания перемирия сумели вывезти с места сражений и отремонтировать почти половину из них.

Эта война дала несколько ценных уроков. Применяемая израильтянами тактика использования одних только танковых частей в очередной раз доказала свою порочность и привела к колоссальным потерям. Если бы на месте арабов был более опытный и стойкий противник, израильская армия была бы просто истреблена. Но даже в неопытных руках советские ПТУР «Малютка» оказались страшным оружием. Вообще это была единственная война, когда израильская армия уступала своему противнику по общему техническому уровню, особенно в ракетном оружии — ПТУР, ЗУР. Например, израильская авиация вообще перестала поддерживать собственные войска, опасаясь советских ракет. Ее пилоты предпочли ограничиться воздушными боями с самолетами арабов. О качестве советских танков сказать что-то определенное невозможно, потому что плохо подготовленные арабские танкисты во главе с плохо подготовленными командирами с треском проиграли все мобильные танковые бои, и около 90 процентов израильских танков было уничтожено арабской пехотой при глупейших попытках прорыва укрепленных полос без поддержки пехоты.

Израильтяне с изумлением обнаружили, что общие законы войны распространяются и на них. Поэтому им пришлось формировать сбалансированные боевые группы, в которые вошли все рода войск и все системы оружия. Впервые они были опробованы в бою в 1982 году, когда Израиль вторгся в Ливан в ходе операции «Мир для Галилеи».

Она была направлена на устранение постоянной опасности со стороны ракетных установок ООП и ее артиллерии, развернутых на ливанской территории. Еще один вывод, который пришлось сделать Израилю, — нельзя целиком полагаться на поставки вооружения из США. В результате началось создание собственной военной промышленности, на вооружение начали поступать танки «Меркава», истребители «Кфир» и другие образцы военной техники.

А результат этой войны? До сих пор историки и специалисты разных стран не пришли к единому мнению в вопросе о том, как оценивать итоги войны. Арабские государства полагают, что они победили в 1973 году и развеяли миф о непобедимости израильской армии. В Египте 6 октября отмечается как День Победы. В доказательство этому приводятся аргументы, что Израиль после этой войны пошел на переговоры с Египтом, результатом чего стало освобождение Синайского полуострова. Израильтяне полагают, что их военная победа не может подлежать сомнению, и с этим также трудно спорить. При этом ни одна из сторон не достигла своих целей. Так что очередная серия триллера под названием «Пародия на Прохоровку» осталась, можно сказать, незавершенной.

Прыткие журналисты поспешили похоронить танк по результатам боев на Синае и Голанских высотах. Однако они просто не заметили, что эти потери были результатом неправильного тактического использования (израильтяне) и недостаточной подготовки личного состава (арабы). Да, танк впервые столкнулся с новыми системами оружия, и что из того? Противотанковая пушка отменила его? Нет. Кумулятивный снаряд отменил его? Нет. Панцерфауст отменил его? Нет. Мюнхгаузен на помеле… Тьфу, Рудель на «штуке» отменил его? Нет. Даже атомная бомба не отменила. Так почему был сделан вывод, что ПТУР и вертолет станут палачами для танка? Они и не стали. Как говорится, танки и теперь живее всех живых.

К тому же могильщики танков не учитывали некоторых специфических особенностей ближневосточных войн, которые не позволяют в полной мере распространить их опыт на европейский театр. Прежде всего это незначительные размеры ТВД. Вспомните, что все операции происходят буквально на клочке земли. Сирийский фронт и синайский имеют размеры самое большое 200 на 200 километров, причем количество маршрутов, по которым могут двигаться танки, можно пересчитать по пальцам одной руки. В таком случае несложно сосредоточить средства ПТО в нужное время в нужном месте.

Еще одной особенностью этих конфликтов является их непродолжительность, реально бои идут не более недели. Любая же европейская война тянулась месяцы и годы, а в таких случаях действуют уже совсем иные законы.

После этой войны израильские вооруженные силы участвовали еще в одном крупном конфликте. В 1982 году они вторглись в охваченный пожаром гражданской войны Ливан, с тем чтобы устранить угрозу со стороны боевиков ООП, базирующихся на ливанской территории. Непосредственным поводом для этого стало убийство израильского посла в Лондоне арабскими террористами. Поэтому 6 июня израильские танки пересекли границу Ливана — 60 тысяч солдат, 800 танков, 1000 артиллерийских орудий. Они достаточно — но все-таки недостаточно! — быстро подошли к столице страны Бейруту и установили тесную блокаду города. Дело втом, что премьер-министр Бегин пообещал, что войны не будет, а будет небольшая карательная экспедиция продолжительностью не более 48 часов. Но лишь 15 июня израильская армия завершила окружение мусульманского Западного Бейрута. В город израильские танки входить не стали, впрочем, и пехота тоже не рвалась ввязываться в кровопролитные уличные бои. Начались артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки. Американский военный атташе в Ливане, наблюдавший за этим, мрачно заявил: «В конце концов Бейрут будет выглядеть, как Варшавское гетто». В общем, израильские вооруженные силы довели до логического завершения путь, начатый в 1948 году в деревне Дейр-Ясин. Хотя впереди были еще Сабра и Шатила. Осада Бейрута продолжалась до 21 августа, когда в город прибыли миротворцы ООН для наблюдения за эвакуацией боевиков ООП.

Начиная с 9 июня в долине Бекаа произошло несколько столкновений между израильскими и сирийскими танковыми частями. Но… Но! Описания этих событий, которые дают российские и западные источники, настолько разнятся между собой, что свести их воедино не представляется возможным. В отношении болеб ранних боев можно сказать, что описания их совпадают, а расхождения касаются только потерь — как же иначе! — но и они выглядят непринципиальными и вполне поддаются согласованию. Здесь же все совершенно наоборот. Единственный факт, относительно которого царит редкое единодушие, к танковой войне не имеет совершенно никакого отношения. Израильтянам удалось подавить систему ПВО сирийцев, уничтожив 17 из 19 комплексов ПВО «Квадрат» и «Печора-М», после чего их авиация нанесла некоторые потери сирийским войскам.

Что же касается боев на земле, то тут российские авторы утверждают, что израильтяне понесли тяжелейшие потери, а М. Никольский договорился вообще до того, что вся израильская армия стояла на грани поражения. Западные источники утверждают наоборот, что сирийская армия была наголову разгромлена.

Более или менее достоверно можно утверждать следующее. В районе Джезина завязалась танковая битва между израильским отрядом особого назначения и сирийской танковой бригадой, поддержанной пехотным батальоном и батальоном коммандос. Сирийская 1-я танковая дивизия вела бои к югу от озера Карун. После длившегося целый день сражения сирийские войска оставили высоты Джезина, и центральный отряд особого назначения продвинулся на 12 миль, угрожая всему району к востоку от озера Карун и дорогам, ведущим к Средиземному морю. Израильтяне подошли к подступам к Бейт-эль-Дину и Эйн-Дару. Наступление ставило под удар сирийский контроль над Бейрутом.

Тяжелые бои продолжались восточнее. Сирийцы активно использовали группы коммандос, снабженные противотанковыми ракетными установками, особенно эффективными в узких ущельях и на извилистых трассах этого горного района. Дороги были заминированы, перевалы взорваны, и продвижение поэтому — очень медленным.

Тем временем в центральном секторе шли тяжелые танковые бои с сирийцами в районе Эйн-Дара, господствующем над шоссе Дамаск — Бейрут. Сирийцы использовали концентрации отрядов коммандос, обеспеченных противотанковым оружием. Они упорно сражались, чтобы не допустить израильтян к стратегически важной дороге.

Ведя наступление в восточном секторе, корпус Бен-Гала прорвался сквозь сирийскую оборону и продвинулся к востоку от озера Карун, где вступил в бой с 1-й сирийской бронетанковой дивизией. Сирийцы упорно отстаивали каждую позицию. Бен-Гал направил часть своих сил по западным берегам озера Карун. Эта часть атаковала правый тыловой фланг сирийской 1-й бронетанковой дивизии, которая перекрывала израильтянам доступ в долину Бекаа к востоку от озера Карун.

Этот маневр оказался удачным, и в завязавшейся битве сирийская бронетанковая дивизия понесла тяжелые потери. Одна сирийская бронетанковая бригада была полностью уничтожена. Всего в этой битве сирийцы потеряли около 150 танков. В ходе боев израильтяне обнаружили, что их бронетанковый батальон очутился в полосе сирийских укреплений в долине Бекаа. Его обстреливали со всех сторон, в особенности с высот обеих сторон долины. Батальон находился в отчаянном положении, но, в конце концов понеся тяжелые потери, смог вырваться с помощью тяжелого артиллерийского огня и воздушной поддержки. А подругой версии батальон был окружен во время ночной вылазки сирийских коммандос…

Главный военный советник СССР в Сирии Г. Яшкин описывает эти бои прямо противоположным образом. «В один из первых дней войны советник при командующем войсками в Ливане генерал-майор Михаил Носенко предложил создать в механизированных бригадах подвижные противотанковые подразделения, вооруженные советскими ПТУРами «Фагот». Специальными рейсами самолетов в Сирию уже на второй день доставили 120 ПТУ Ров и по 6 комплектов боеприпасов к ним. Противотанковые взводы на легковых машинах-вездеходах создали в бригадах 1-й и 3-й танковых дивизий и в 10-й механизированной дивизии. За несколько дней боев они сожгли более 150 израильских танков». Так кто потерял 150 танков?!

После этого сирийская 3-я бронетанковая дивизия, оснащенная танками Т-72 — самыми современными танками из советского арсенала, — вошла в долину Бекаа. Таким образом, сирийцы довели число своих танков в Ливане до 700. Битва на восточном фронте продолжалась в пятницу И июня, когда израильтяне использовали новый боевой танк отечественного производства — «меркава» — против танков Т-72. В то же время имеются свидетельства того, что эти танки в Ливане вообще не встречались. Поэтому утверждения, что «меркава» сильнее Т-72 и наоборот, утверждения, что Т-72 сильнее «меркавы», одинаково беспочвенны. Во всяком случае, вранье израильского премьер-министра Менахема Бегина: «Наши «меркавы» уничтожили 9 Т-72, которые на Западе считаются непобедимыми, и этим стерли травму войны Судного Дня», — стоит в одном ряду с бреднями Никольского. Вот любопытный вариант описания событий, найденный в Интернете. По всей видимости, он ближе других к правде.

«По Ливану: у нас на Waronline есть участник, под ником gilad, так вот он участвовал в той войне — был офицером в штабе одного из направлений. Он рассказывал много интересного, в том числе и о боях Т-72 и «меркав». Краткий пересказ: таких боев не было. 1-я (если не ошибаюсь) сирийская бронетанковая дивизия, дислоцированная в Ливане, имела Т-62, 3-я бронетанковая (с Т-72) сменила 1-ю только вечером 10 июня, и утром 11-го попытались пойти в наступление (о том, что в 12.00 вступает в силу прекращение огня, уже было известно, и сирийцы хотели добиться последнего успеха). Им противостояли старые МАГАХи и десантники с TOW (номера частей gilad говорил, но на память я не помню, а искать лень). То, что перед ними Т-72, они даже не знали (разведка прохлопала замену дивизий). Увидев сирийские танки, наши открыли огонь и подбили 9 танков — в основном огнем TOW десантников, часть, возможно, — огнем орудий МАГАХов и TOW с вызванных «кобр», с нашей стороны потерь не было. Сирийцы стреляли мало (разобравшись, кто это был, израильтяне потом долго прочесывали окрестные горы в поисках подкалиберных сердечников, но ничего не нашли), и довольно быстро прекратили продвижение — приближался полдень. Уже на этапе окончания боя подошли части 7-й бригады с «меркавами» и с ходу обстреляли, судя по всему, уже подбитые танки — отсюда израильская версия «Т-72 vs Меркава Мк.1». После вступления в силу прекращения огня 8 подбитых Т-72 осталось на территории, контролируемой сирийцами, 9-й — на нейтральной территории. Сразу после прекращения огня израильтяне хотели вывести этот танк, делали специальный трейлер, но по разным причинам эту затею бросили. Ограничились посылкой «Саерет Маткаль», которая и сняла с подбитого танка прицел и, возможно, еще что-то».

В общем, разбирайтесь сами. Я не располагаю достаточной информацией, чтобы сделать окончательные выводы. Как правильно замечают многие историки, в результате этой операции Израиль одержал военную победу и потерпел политическое поражение.

Что же ждет Ближний Восток далее?

Глава 16 Восток — дело тонкое

В свое время пионер Волька Костыльков на вопрос, что он знает об Индии, собирался уверенно ответить, что на полуострове Индостан расположены две страны, братские народы которых проклятые британские империалисты норовят поссорить… Только вот ему старик Хоттабыч помешал, заставив повествовать о стране плешивых и тому подобных чудесах. Волька был искренне убежден, что Хоттабыч не дал ему рассказать чистую правду, и это подтверждает старую истину: в СССР машина промывания мозгов работала предельно эффективно и оболванивала людей с самого детства. Потому что трудно найти в истории пример столь многовековой и лютой ненависти, которая разделяет эти два народа. Мусульманские правители Средней Азии регулярно отправлялись в Индию за добычей, оставляя после себя пепелища и горы трупов. Даже династия Великих Моголов, правившая в Индии почти 300 лет, была фактически армией мусульманских оккупантов в стране победившего индуизма. Второй такой пример найти трудно, разве что вспоминается такая же давняя и абсолютно взаимная ненависть Китая и Японии. Поэтому совершенно неудивительно, что за последние полвека Индия и Пакистан четырежды воевали между собой, при этом о мелких вооруженных конфликтах даже не стоит упоминать. У нас мало что известно об этих войнах, они почему-то считаются не заслуживающими внимания. А ведь, по крайней мере, одна из них сопровождалась столь же масштабными танковыми сражениями, как Вторая мировая или война Йом-Киппур.

Итак, 14 августа 1947 года Индия и Пакистан стали отдельными государствами в составе Британского Содружества. Это событие сопровождалось широкой волной гражданских беспорядков, массовым переселением иноверцев и резней, которая унесла жизни более чем миллиона человек. Лорд Маунбеттен в полной мере освоил искусство разделять и властвовать, с помощью которого англичане так долго удерживали в повиновении свою империю. Умело проведенные границы способствовали тому, что между Индией и Пакистаном немедленно начались конфликты из-за спорных территорий.

Первый конфликт вспыхнул уже 21 октября 1947 года, то есть через два месяца после обретения независимости. И, как это чаще всего бывает, он начался из-за раздела чужого имущества. Дело в том, что спорные княжества Джамму и Кашмир не принадлежали ни одному из государств. Ранее это было независимое государство сикхов, не входившее ни в состав империи Моголов, ни в одну из мусульманских держав Среднего Востока. Однако англичане захватили его и включили в состав своей Индийской империи. После ее распада Кашмир хотел остаться независимым, однако Индия и Пакистан дружно предложили ему совершенно добровольно войти в состав той или иной страны.

Поддерживаемые Пакистаном мусульманские мятежники вторглись в Кашмир в октябре 1947 года, намереваясь занять Кашмирскую долину и ее главный город Шринагар. Ополчение княжества было быстро разгромлено, но агрессоры по непонятной (?!) причине решили остановиться, заняв только приграничную полосу, где с удовольствием предались грабежам и насилиям.

Пока они занимались этим, Индия перебросила в Шринагар по воздушному мосту войска, которые перешли в наступление и выбили мятежников из близлежащих городов. В этих боях впервые приняла участие бронетехника, правда, пока в ограниченном количестве. Первый случай имел место 5 ноября в бою у Шалатенга, когда подразделение индийских бронемашин под командованием лейтенанта Н.Г. Давида нанесло удар по вражеским тылам. Возникла паника, и погибло более 500 человек. Лейтенант Давид был награжден орденом «Вир Чакра», третьей по старшинству индийской наградой за храбрость. Далее в дело вступила регулярная пакистанская армия, и начались вязкие пограничные бои, которые не приносили особого успеха ни одной из сторон, так как сложная гористая местность не позволяла проводить крупные операции.

Пока индийцы пытались очистить от противника южные районы княжества, пакистанцы неожиданно начали наступление на севере, в высокогорных отрогах Гималаев. С мая по август 1948 года индийцы продолжали операции в Кашмирской долине, не особо обращая внимание на другие участки фронта. И только в ноябре у них дошли руки до горных районов. Они начали наступление на захваченный городок Драс, использовав танки. Наверное, это была самая высокогорная в истории танковая операция. 11 «стюартов» 7-го танкового полка возглавляли прорыв через горный проход Зоджи-Ла на высоте 4 километра! Это вам не переход через Карпаты или Хинган. «Решение индийского командования бросить танки на Зоджи-Ла было историческим», — писал позднее один из индийских офицеров.

После этого премьер-министр Индии Джавахарлал Неру обратился к ООН с просьбой о помощи в установлении перемирия, и 31 декабря 1948 года перемирие было подписано. Несмотря на продолжительность войны, потери были небольшими, что объяснялось сложностью ведения военных действий в гористой местности.

15 августа 1965 года индийские войска снова пересекли линию прекращения огня и вторглись в «оккупированный Пакистаном район Кашмира». Пакистанцы, разумеется, кричат о неспровоцированной атаке, индийцы точно так же кричат о вторжении мятежников на территорию Индии.

Эта война интересна тем, что в ней впервые прошло по-настоящему боевое испытание новое поколение танков. Ни в Корее, ни во время Суэцкого кризиса серьезных сражений с использованием танков не было. К началу войны основную ударную силу армии Пакистана составляли американские танки «Паттон»: 230 М47 и 202 М48. Кроме них, имелись примерно 200 танков М4 «Шерман», перевооруженных 76-мм орудиями, 150 легких танков М24 «Чаффи» и несколько отдельных эскадронов истребителей танков М36В1. Эти танки были сведены в 15 бронекавалерийских полков, которые были объединены в 2 танковые дивизии — 1-ю и 6-ю, хотя в 1965 году 6-я еще не завершила формирование. В каждую входили 4 танковых полка, 1 полк разведывательных бронемашин, 3 моторизованных пехотных батальона. Они столкнулись примерно с 800 индийскими танками, в основном это были «шерманы». Однако Индия начала модернизацию своих танковых войск и закупила 164 легких танка АМХ-15 и 188 «центурионов». Индийцы имели 15 кавалерийских полков, причем лучшие из них были объединены в 1-ю танковую дивизию «Черный слон», в которую входили 4 танковых полка, 1 батальон броневиков, 3 пехотных батальона на грузовиках. Имелись также 2-я отдельная танковая бригада и полк легких танков.

Обе армии были организованы на британский манер и использовали тактику и приемы, которым их научили англичане, что, наверное, и объясняет не слишком удачные действия танковых частей. Вооруженные силы Индии были гораздо крупнее, ее армия насчитывала 869 000 солдат против 208 000. Если учитывать полностью укомплектованные дивизии, то Индия имела 20 против 6 пакистанских, однако последние были гораздо лучше оснащены. Но при этом индийцы не могли бросить все свои силы на фронт, так как им приходилось держать большое количество войск на границе с Китаем. Обе армии сохраняли «пехотную ориентацию», и танковые полки были приданы пехотным дивизиям.

22-дневная война 1965 года была самой крупной войной на Индийском полуострове и самой крупной танковой войной в Азии. В ней участвовали более 1500 танков, многие из которых были уничтожены. Основные танковые бои развернулись в двух районах — под Сиалкотом и Лахором. Однако их описания крайне противоречивы и пропагандистский налет виден даже на официальных документах штабов.

Сначала индийская армия добилась заметных успехов, захватив важные позиции, но к концу августа и пакистанцы захватили часть территории, ранее оккупированной индийцами. И все-таки индийская армия заняла перевал Хаджи-Пир, через который можно было вторгнуться на территорию непосредственно Пакистана.

1 сентября пакистанские войска перешли в контрнаступление, начав операцию «Гранд Слэм», они планировали захватить город Ахнур в княжестве Джамму. Это позволило бы пакистанцам перерезать линии снабжения индийской армии. Сначала они добились некоторых успехов, так как сосредоточили крупные силы на участке наступления, но потом индийская авиация нанесла удар по наступающей группировке. В ответ пакистанская авиация атаковала индийские аэродромы в провинциях Кашмир и Пенджаб. Эскалация конфликта шла быстрыми темпами. Хотя операция «Гранд Слэм» завершилась неудачей, она вынудила индийское командование сместить центр своих усилий на юг.

До сих пор бои шли на спорных территориях, однако 6 сентября индийские войска начали новое наступление. Они перешли границу Пакистана, форсировав пограничный канал Ихогил чуть восточнее Лахора. Вскоре международный аэропорт Лахора попал под обстрел индийской артиллерии. Индийскую 4-ю пехотную дивизию поддерживала 2-я отдельная танковая бригада. Вскоре был захвачен городок Батапор. Пакистанцы намеревались нанести удар силами 1-й танковой дивизии во фланг и тыл индийским частям. Однако для сосредоточения сил требовалось время, и пакистанцы совершили стандартную ошибку, вводя в дело прибывающие подразделения. В результате первая группа «паттонов» и «чаффи» попала в засаду и понесла серьезные потери. Пробные атаки подсказали индийцам, что вскоре последует главный удар, Заливные поля давали преимущество обороняющимся, поэтому индийцы немного отошли, чтобы занять более выгодные позиции. 4 эскадрона «центурионов» и «шерманов» расположились так, чтобы контролировать главные дороги, а остальные танки были распределены по пехотным частям. Командир 2-й бригады бригадный генерал Танг Радж отдал строжайший приказ своим танкистам не стрелять, пока пакистанские танки не приблизятся вплотную.

Воздушные налеты индийской авиации не причинили особого вреда «паттонам», но тыловые колонны были разгромлены. В результате у пакистанцев осталось всего по 30 снарядов на танк, да и с топливом возникли серьезные проблемы.

10 сентября генерал-майор Насир Ахмад Хан, командир пакистанской 1-й танковой дивизии, приказал 5-й танковой бригаде атаковать противника. Он предполагал прорваться через городок Махмудпур к Амритсару, крупному центру провинции Джамму. Индийская артиллерия и пулеметы быстро разогнали пакистанскую пехоту, и танки остались в одиночестве. После этого исход боя фактически был предрешен. Пакистанские танки начали нести ужасные потери, и вскоре атака 5-й бригады была остановлена. Ахмад Хан приказал 4-й бригаде обойти правый фланг индийцев, но это было предусмотрено, и обороняющиеся затопили поля. Пакистанские танки просто увязли в грязи.

В панике командир бригады сообщил по радио командиру дивизии, что он не может двигаться ни вперед, ни назад и вообще не знает, что делать. Ахмад Хан сообщил, что лично выезжает к нему. Но разговор был перехвачен индийцами, и они устроили засаду. 3 танка штаба дивизии были уничтожены огнем безоткатных орудий, установленных на джипах, генерал погиб.

К вечеру поля вокруг деревни Ассал Уттар были усеяны сгоревшими танками. Дивизия потеряла 97 машин, из которых более 65 были «паттонами», погиб командир дивизии, один командир бригады и шестеро командиров полков. Этот район стали называть «Паттон Нагар» — «Могила паттонов». Индийцы утверждают, что во время этого боя потеряли всего 12 танков.

И все-таки индийцы не сумели развить наступление в этом секторе, несмотря на разгром пакистанской 1-й танковой дивизии. Поэтому главные усилия были перенесены на север в район Сиалкота. Целью наступления был захват важнейшего шоссе, ведущего из Равалпинди в Лахор, в районе Вазирабада. Для наступления индийское командование выделило 1-й корпус в составе 1-й танковой, 14-й пехотной и 6-й горнострелковой дивизий.

7 сентября индийская пехота заняла приграничный район, и пакистанцы, осознав угрозу, перебросили туда 2 полка 6-й танковой дивизии на помощь оборонявшейся 7-й пехотной дивизии. Всего им удалось собрать 135 единиц бронетехники. Индийцы намеревались вбить клин между Сиалкотом и Чавиндой, где, как они полагали, дислоцируется 6-я танковая дивизия.

Однако, как это бывает чаще всего, стройный план и идеальный боевой порядок очень быстро разлетелись на куски. Индийская 43-я бригада моторизованной пехоты при поддержке танкового полка двинулась на городок Гат, а 1-я танковая бригада повернула влево на Филлору. Пакистанская авиация, точно так же, как индийская, не сумела нанести потерь танкам, однако разгромила колонны грузовиков с пехотой и снабжением. Местность в этом районе резко отличалась от той, где происходил предыдущий бой. В сухой полупустыне танковые колонны поднимали огромные облака пыли, и пакистанцы заранее узнали о приближении танков противника.

Головные подразделения индийцев на подходах к Филлоре были обстреляны, понесли потери и откатились назад. После небольшой передышки 11 сентября индийцы снова перешли в наступление, теперь его возглавлял 17-й кавалерийский (Кавалеристы Пуны) полк. Теперь уже индийцы попали в засаду и были обстреляны из всех видов оружия. Бой продолжался 12 часов. Тем не менее они заявили о своей победе и сообщили об уничтожении 67 пакистанских танков — больше, чем противник имел в этом секторе.

И все-таки пакистанцы имели заметно меньше танков, а потому начали отступать к Чавинде. 13 сентября индийцы предприняли новую атаку. Теперь бои продолжались уже 2 дня, но успеха индийцам добиться не удалось. После этого стороны перешли к артиллерийской перестрелке, которая продолжалась до подписания перемирия 23 сентября.

Пакистанцы утверждали, что в этих боях уничтожили более 120 индийских танков, потеряв всего 44 своих. Британские журналисты, посетившие место боя, видели множество сгоревших «центурионов» и не ставили под сомнение такие заявления. Индийцам только и оставалось, что сочинять красивые истории о героизме. Орден «Парам Вир Чакра», эквивалент Креста Виктории, получил командир 17-го кавалерийского (Кавалеристы Пуны) подполковник Тарапор. Полк тогда входил в состав 1-й танковой дивизии. В представлении говорится, что И сентября 1965 года он получил приказ нанести удар с целью захвата сектора Филлора в Пакистане. Во время марша между Филлорой и Чавиндой индийцы были внезапно контратакованы пакистанскими тяжелыми танками. Подполковник Тарапор возглавлял свой полк и «отразил наступление противника, удержал позиции и отважно атаковал Филлору силами одного эскадрона при поддержке пехотного батальона. Находясь под постоянным огнем вражеской артиллерии и танков, подполковник Тарапор сохранял спокойствие в течение всего боя, получил ранение, но отказался эвакуироваться». Через 3 дня, несмотря на раны, он повел свой полк в атаку, на сей раз с целью захвата Вазиравали. Через 2 дня он снова вернулся в бой, когда «несмотря на ранения, он отважно руководил полком, и 16 сентября захватил Джасоран и Бутур-Догранди. Его собственный танк получил несколько попаданий, но, невзирая на все трудности, он сумел удержать оба пункта. Это позволило пехоте поддержки атаковать с тыла Чавиду. Воодушевленный своим командиром, полк яростно атаковал противника и уничтожил примерно 60 тяжелых танков, потеряв только 9 своих. Когда подполковник Тарапор был смертельно ранен, полк продолжал сдерживать неприятеля».

В этом бою 17-й кавалерийский полк заслужил имя «Фахр-и-Хинд» (Гордость Индии).

В общем, подвести итоги этих сражений с полной достоверностью нельзя даже сегодня. Индийцы признают потерю в общей сложности 128 танков. Пакистанцы заявляют, что их потери составили 165 машин, причем в обоих случаях львиная доля потерь приходится на два упомянутых боя.

Выводы тоже оказались странными и противоречивыми. Пакистанцы использовали капризные американские танки «паттон», которые уступали менее прихотливым индийским «центурионам». Про них писали: «Паттоны» оказались слишком современными, что обернулось против них же. Индийские танки успевали дать 3 выстрела, пока пакистанцы запускали свои системы управления огнем». Индийские офицеры не без яда отмечали: «Пакистанцы слишком полагались на свое сверхсовременное оружие, особенно танки и самолеты, и приобрели опасную привычку считать, что оно само по себе обеспечивает успех. Однако сложность системы вооружения должна быть сопоставима с обученностью людей, которые ее используют». Но это была индийская точка зрения. Сами пакистанцы заявили, что вполне удовлетворены своими более сложными танками, и утверждали, что добились большого числа попаданий в башни «центурионов» благодаря своему более совершенному оборудованию. Тем не менее стало ясно, что «паттон» уязвим не только для 20-фн пушки «центуриона» и, что оказалось довольно неожиданно, для 75-мм пушки АМХ-13. Так или иначе, но «паттон» вышел из этой войны с изрядно подмоченной репутацией.

Отчет независимых наблюдателей, написанный вскоре после войны, так описывает эти бои: «Создавалось впечатление, что обе стороны бросали в бой танки без надлежащей разведки на местности, которая не подходила для использования таких масс танков. Они позволяли завлечь себя в такие беспорядочные свалки, что можно было заподозрить полное отсутствие знания тактики». В общем, англичане плохо подготовили своих учеников, а точнее, они не могли научить тому, чего не знали сами. Вспомним беспомощность, не раз демонстрировавшуюся британскими командирами танковых частей в годы Второй мировой.

Под совместным давлением СССР и США воюющие стороны были вынуждены подписать перемирие. Чуть ли не в первый раз Советский Союз не стал на защиту Индии. Война закончилась тем, что каждая из сторон сумела удержать небольшой кусок территории противника. Индия заняла около 1840 кв. км, а Пакистан — примерно 545 кв. км. Потери в живой силе были относительно невелики — около 4000 убитых с каждой стороны.

10 января 1966 года Индия и Пакистан подписали соглашение о неприменении силы, однако хрупкий мир не затянулся. В Восточном Пакистане началось восстание с целью добиться автономии. Третья Индо-пакистанская война была спровоцирована войной за независимость Бангладеш. 27 марта майор Зиаур Рахман объявил о независимости Восточного Пакистана, то есть Бангладеш. Пакистанские военные попытались подавить восстание, вспыхнула партизанская война. В этот же день было сформировано так называемое правительство в изгнании, а премьер-министр Индии Индира Ганди выразила ему полную поддержку. Жестокие действия пакистанских военных вызвали массовое бегство гражданского населения, более 10 миллионов человек укрылись на территории Индии. Соединенные Штаты пообещали Пакистану поставки вооружения.

Но на дипломатическом фронте Индия сразу одержала крупную победу, так как во время визита в Европу Индира Ганди сумела добиться того, что Англия и Франция пообещали блокировать в Совете Безопасности ООН любую резолюцию в поддержку Пакистана. Вершиной успешного турне стало подписание 9 августа 20-летнего договора о дружбе и взаимопомощи с Советским Союзом. Это стало сильным ударом для США, Китай решил ограничиться заявлениями о моральной поддержке, но не стал выдвигать войска к границе с Индией.

Однако в результате неконтролируемого притока беженцев экономика Индии начала трещать, что сделало войну неизбежной. В ноябре Индия начала сосредоточение войск на границе Восточного Пакистана. Однако первыми сдали нервы у пакистанского президента Яхья Хана. Вечером в воскресенье 3 декабря пакистанская авиация подвергла бомбардировке 8 аэродромов на северо-западе Индии. На такие действия пакистанцев вдохновил опыт знаменитой Шестидневной войны.

Индия в ответ официально объявила войну Пакистану, и на следующий день части пакистанской армии на территории Восточного Пакистана подверглись массированным ударам с моря и воздуха. Индийские войска перешли в наступление на Восточном фронте. На Западном сначала было решено ограничиться сдерживающими действиями.

Сосредоточив превосходящие силы (3 корпуса против 3 дивизий), индийцы довольно быстро добились решающих успехов на востоке. Влажные заболоченные тропические леса не позволяли использовать танки, поэтому наступление вела моторизованная пехота. Однако организовано оно было в лучших традициях блицкрига — индийцы обходили укрепленные позиции противника и двигались дальше. В результате, уже 16 декабря пакистанская армия на территории Восточного Пакистана капитулировала. В плен сдались более 90 000 человек, это была самая крупная капитуляция со времен Второй мировой войны.

Как ни странно, но пара танковых стычек на востоке все-таки произошла. 21 ноября индийский пехотный батальон при поддержке эскадрона плавающих танков ПТ-76 внезапным ударом разгромил 107-ю пакистанскую бригаду, поддержанную эскадроном танков М24 «Чаффи» в районе Гарибпура. 11 пакистанских танков были сожжены, а еще 3 захвачены, индийцы потеряли всего 6 танков.

Не лучше показали себя пакистанцы и на Западном фронте. Там произошла известная битва у Лонгевалы, когда рота индийских солдат отразила удар 51-й пехотной бригады, поддержанной 22-м танковым полком. Из 54 пакистанских танков было сожжено не менее 40! В результате командир пакистанской 18-й пехотной дивизии был смещен.

Отбив первоначальное нападение пакистанской армии, индийцы перешли в контрнаступление и заняли около 14 000 кв. км в Кашмире, Пенджабе и Синде. Танки использовались в большом количестве, но на сей раз Индия резко увеличила свои силы. На помощь испытанным «центурионам» были направлены около 450 советских Т-55 и около 300 танков «виджаянта», построенных в Индии. Кроме того, индийцы имели АМХ-13 и плавающие ПТ-76, совершенно незаменимые для проведения разведки, особенно на местности, изобилующей реками. Всего индийцы имели около 1850 единиц бронетехники против 1170 у Пакистана. Пакистанцы потеряли около 240 танков, индийцы — всего около 80.

Индия быстро добилась своих целей и не собиралась затягивать войну. Поэтому после завершения боев на востоке было объявлено о прекращении огня, а в следующем году после подписания соглашения в Симле добровольно вернула занятые территории.

Летом 1999 года имел место очередной индо-пакистанский конфликт, так называемая Каргильская война. Но это был скорее небольшой пограничный конфликт высоко в горах. Пакистан поддерживал кашмирских боевиков, с помощью которых намеревался захватить часть индийской территории. Но индийская армия при поддержке авиации выбила их с занятых позиций. Активные боевые действия начались 26 мая 1999 года, когда индийская сторона начала операцию «Виджай» для возвращения потерянных территорий. При этом индийская авиация впервые применила в боевых действиях бомбы с лазерным наведением. Боевые действия проходили на высоте около 5000 метров, что, разумеется, исключало применение танков. Не допустили дальнейшей эскалации конфликта Соединенные Штаты, так как во время визита пакистанского премьер-министра Наваза Шарифа в США президент Клинтон в жесткой форме потребовал вывести войска с территории Индии. 26 июля война завершилась.

В 2001–2002 годах Индия и Пакистан в очередной раз оказались на грани войны после нападения террористов на индийский парламент, которое произошло 13 декабря. Индия мобилизовала около 500 000 человек, Пакистан спешно перебросил с афганской границы 120 000 солдат. Обе страны развернули батареи баллистических ракет, и вот-вот могла вспыхнуть война, от которой было бы буквально полшага до ядерного конфликта. В мае на территории княжества Джамму постоянно велись артиллерийские дуэли. Пакистанцы заняли небольшой клочок индийской территории, но после обстрела тяжелой артиллерией и бомбежек с воздуха отошли обратно. Но постепенно напряженность начала ослабевать, и в октябре противостояние завершилось.

Добавим, что 5 июня министр иностранных дел Индии Джасват Сингх пообещал, что Индия первой не применит ядерное оружие. Зато президент Пакистана Мушарраф в тот же день заявил, что не исключает возможность первым использовать такое оружие, а в декабре 2002 года предупредил, «чтобы Индия не ожидала обычной войны с Пакистаном», если она пересечет разграничительную линию в Кашмире. Потом он поспешил оговориться, что подразумевал партизанскую войну, но еще до этого министр обороны Индии заявил, что «Индия выдержит взрывы одной или двух бомб, но когда мы ответим, Пакистан перестанет существовать».

29 ноября 2008 года после атаки террористов в Мумбае, финансовой столице Индии и ее крупнейшем городе, обстановка снова стала быстро накаляться, так как боевиков готовили на территории Пакистана. Так что мы вполне можем стать свидетелями еще одного случая использования танков на индо-пакистанской границе, хотя подготовленные англичанами генералы, разумеется, не имеют понятия о законах использования танковых войск. Ссылки на неблагоприятную территорию не убеждают, так как в Ливии и Тунисе она была не лучше. Поживем — увидим.

Глава 17 Маленькая колониальная война

В XIX веке колониальные походы представлялись белым джентльменам легкой прогулкой за славой и деньгами. Эти походы были связаны лишь с некоторыми неудобствами, потому что сложно тащить за собой в африканскую саванну или бирманские джунгли обоз с пуховыми перинами, три парадных фрака и ларец с французскими винами. Но со всем этим мирились, потому что добыча помогала забыть о недолгих лишениях. Сражения с дикими туземцами не представляли особых проблем, разве что господа культуртрегеры уж слишком забывались, и тогда могла получиться Изандлвана. Но это происходило крайне редко, обычно все сражения проходили по немудрящей формуле:

Однако все течет и все изменяется. Поэтому во второй половине XX века просветители и демократоры решили заменить столь примитивный продукт машинной цивилизации на гораздо более изощренные средства в виде реактивных самолетов и танков. Казалось бы, туземцы, даже заполучив ржавые винтовки периода Второй мировой войны, не смогут противостоять натиску европейских армий, оснащенных самым современным вооружением. На деле все оказалось несколько иначе. Первый урок новоявленные колонизаторы получили в Корее. В очередной раз повторю: мы не будем вдаваться в выяснение, кто именно виноват в развязывании войны на Корейском полуострове. Была ли это попытка Сталина начать Третью мировую войну или желание продажной марионетки американских империалистов Ли Сын Мана уничтожить первое на корейской земле государство рабочих и крестьян — не нам судить. Мы будем говорить лишь о том, как использовались танки в этой войне. А вот с этой точки зрения мы увидим более чем любопытную картину.

Корейская война совершенно четко распадается на два принципиально различных периода. Причем это различие заключается не только в четко разграниченных хронологических рамках, но и в принципах подхода к использованию танков.

«Утром 25 июня 1950 года вдоль 38-й параллели сеял моросящий дождь, когда редким раскатам грома начал вторить оглушительный грохот артиллерии и минометов. Артобстрел продолжался примерно час, а потом началась серия скоординированных атак по всей ширине полуострова… Оглушительный успех в западном секторе (I северокорейский корпус) проложил дорогу наступлению на Сеул. Основной удар силами 8000—10 000 пехотинцев под прикрытием 50 танков был нанесен вниз по историческому коридору Почон-Ый-джонбу. Вторая колонна, которую возглавляли 40 танков, наступала на Сеул через Кэсон». Так описывает один из американских историков начало Корейской войны.

Эта статья называлась «Влияние тактики русских танковых войск на наступление северокорейцев в 1950 году». Действительно, армию КНДР готовили советские специалисты, поэтому совершенно неудивительно, что она переняла советские взгляды и методы использования танков. Поэтому армия КНДР чаще всего использовала мощную лобовую атаку при поддержке артиллерии. Это позволяло сковать силы противника и прорвать его оборону. После этого проводился двойной охват с целью окружения и уничтожения вражеских войск. Лобовое наступление, разумеется, возглавляли танки. Следом за ними с интервалом от 15 до 45 минут следовала пехота. Типичным советским тактическим приемом был следующий: после прорыва первой линии артиллерия и минометы переносили огонь на заранее определенные цели в глубине вражеских позиций, а танки развивали наступление, уничтожая вражеские командные пункты, артиллерийские позиции, и отсекали пути отхода.

Тот же историк подчеркивает «превосходство северокорейцев в боевой подготовке, так как агрессор умело использовал бронированные машины по всему фронту наступления в первые недели войны». Он продолжает: «Использование танков в этот период оказалось одним из наиболее действенных тактических приемов за всю Корейскую войну. Это вызвало серьезные опасения американского командования, которое опасалось, что СКНА (Северокорейская Народная Армия) полностью сокрушит сопротивление до того, как мы успеем оказать серьезную помощь».

Из этого следует неутешительный для американцев вывод. Что могло произойти, если бы они столкнулись не со скромной Корейской Народной Армией (КНА, просьба не путать, так как под точно такой же аббревиатурой скрывается и Китайская Народная Армия), а с армией СССР?! Дело в том, что КНА имела более чем скромное количество танков по меркам Второй мировой войны — только одна слабая дивизия. Единственным танковым подразделением вторгшейся армии была 105-я бронетанковая бригада, причем она никогда не действовала, как единое целое. Чаще всего ее отдельные полки поддерживали наступление пехотных дивизий. После захвата Сеула она получила почетный титул «дивизия», но на самом деле была скорее бригадой из 3 танковых полков (107-й, 109-й и 203-й) плюс части поддержки и обслуживания, например 206-й мотопехотный полк и 603-й мотоциклетный полк. В ее составе не было полка тяжелых танков, артиллерийского полка, полка ПВО и батальона реактивных установок, которые имели советские танковые дивизии. Каждый полк имел до 40 средних танков Т-34, вооруженных 85-мм пушками. Полк делился на 3 батальона по 13 танков плюс машина командира полка. Танковые роты состояли из 3 взводов, каждый из которых имел всего по 1 танку! К июню 1950 года КНА имела всего лишь 258 танков. Кроме упомянутой бригады, существовали еще 5 отдельных танковых полков и 2 бригады, хотя по численности полки не превосходили батальонов, а бригады — полков. Кстати, именно это более чем ограниченное количество танков заставляет усомниться в версии, что И.В. Сталин развязал Корейскую войну. В этом случае он подготовился бы гораздо основательнее.

105-й танковой дивизией командовал генерал-лейтенант Ю Квонг Су, который, как и многие другие северокорейские командиры, служил в Красной Армии в годы Великой Отечественной войны. Он закончил в 1938 году советское танковое училище, служил командиром танкового взвода и роты и принимал активное участие в боях. Один из его полковых командиров, генерал-майор Пир У Чан, прошел с советскими войсками весь путь до Берлина.

На начальном периоде войны армия КНДР добилась заметных успехов, так как южнокорейская армия не имела ни танков, ни средств ПТО. Объяснения этому существуют самые разнообразные, но, видимо, самым близким к истине является довольно прозаичное. Американцы считали Корейский полуостров совершенно непригодным для использования танков, памятуя о своем не слишком удачном опыте боев в Италии, а в Корее местность была еще более сложной. Вдобавок горные хребты, шедшие вдоль полуострова, разделяли его на западную и восточную части, сообщение между которыми было крайне затруднено.

Как и положено, на направлении главного удара была сосредоточена значительная часть сил КНА. Они должны были наступать на столицу Южной Кореи город Сеул. Для действий на восточном театре была выделена всего одна стрелковая дивизия.

Как уже говорилось, утром 25 июня КНА нанесла первый удар. В авангарде шел 109-й танковый полк. Попытки южнокорейских солдат как-то остановить танки оказались совершенно напрасными. Слабые 57-мм противотанковые пушки и 60-мм базуки не могли пробить броню Т-34-85. Полуостров Онджин был быстро занят войсками КНА, которые тут же повернули на восток, на Сеул. Второй удар наносился от Кэсона на Ыйджонбу, и он также был успешным. В приграничных сражениях были разгромлены две южнокорейские дивизии. Дело начинало попахивать блицкригом, о котором, скорее всего, не мечтали и генералы КНА.

27 июня северокорейские войска подошли к Сеулу, и в городе началась паника. Ну совсем, как во Франции весной 1940 года! Мосты через реку Ханган были взорваны преждевременно, поэтому южнокорейская армия была вынуждена бросить на северном берегу все тяжелое вооружение. Части КНА вошли в город, а 105-я танковая бригада была переименована в гвардейскую.

Правительство США приложило массу усилий, чтобы ООН приняла резолюцию, осуждающую агрессию, и дала разрешение на отправку войск для помощи развалившейся южнокорейской армии. Представитель СССР на этом заседании Ассамблеи ООН отсутствовал, поэтому вето не было вынесено. Это позволило американцам начать переброску из Японии находившихся там подразделений. Но на их несчастье, в Японии находились лишь 4 батальона легких танков М24 «Чаффи», сравнивать которые с Т-34-85 просто невозможно.

5 июля состоялась первая встреча американцев с советскими танками. Части 21-го полка 24-й пехотной дивизии были выдвинуты в район города Осан. Кстати, в этом и других случаях мы используем транскрипции, приведенные на карте, изданной Главным управлением геодезии и картографии, а не произвольные толкования различных переводчиков. 107-й танковый полк с поразительной легкостью прошел сквозь позиции американцев.

Американское командование допустило классическую ошибку, поочередно бросая в бой прибывающие в Корею отдельные батальоны и роты, вместо того чтобы попытаться сосредоточить силы. 10 июля в районе городка Чоный состоялось первое столкновение «чаффи» с Т-34, сразу доказавшее старую истину: легкие танки практически бесполезны в бою и могут использоваться только для ведения разведки. Американский отряд был разгромлен, понес большие потери и покатился на юг.

После этого американцы попытались остановить наступление КНА у временной столицы Южной Кореи города Тэджон. Сначала бои развернулись на подступах к городу на северном берегу реки Кымган. И снова американская 24-я пехотная дивизия продержалась до того момента, когда в бой были введены Т-34. Американцы отступили к Тэджону.

В течение суток 3-я пехотная и 105-я танковые дивизии КНА отдыхали и вели разведку, готовясь к штурму города. Утром 20 июля 4-я пехотная дивизия с запада, 3-я пехотная с северо-запада и 105-я танковая дивизия с северо-востока пошли на штурм. Оказать серьезное сопротивление американцы не сумели, уже через полтора часа танки КНА ворвались в город. Но пехота промедлила, и это привело к тому, что несколько машин было сожжено новыми 90-мм базуками. Однако около 11.00 в город вступили пехотные части КНА, и к исходу дня город был взят. Северокорейцы захватили много трофеев, в том числе 60 орудий и минометов, 7 танков, 196 автомашин. В плен попал командир 34-го пехотного полка. А немного позднее был взят в плен и командир 24-й дивизии генерал-майор Дин. 24-ю дивизию пришлось отвести на переформирование.

Американцам стало ясно, что без танков они не смогут остановить наступление КНА, и в Корею начали отправлять все, что подвернется под руку. Подвернулись 6 разномастных батальонов — от учебных до кадрированных, вооруженных столь же разномастной техникой. Там были М26 «Першинги», М4АЗ «Шерманы» и более современные М46 «Паттоны». Они прибыли в Корею в первых числах августа. Кстати, опять же хочется подчеркнуть: если КНА использовала танки в составе полков и бригад, американцы бросали в бой разрозненные батальоны. Если бы Советский Союз поставил КНДР буквально на 200–300 танков больше, противник мог горько пожалеть о своем легкомыслии. Это второй в истории случай, когда пара сотен танков могла серьезно изменить ход войны. Первый имел место осенью 1942 года под Эль-Аламейном. Ведь отправь тогда Гитлер хоть еще одну танковую дивизию Роммелю, фельдмаршал дошел бы до Александрии и Суэцкого канала. А там уже, кто его знает, как повернулись бы события. Так и сейчас. Но история не знает сослагательного наклонения.

И все-таки к августу 1950 года наступление КНА остановилось. В руках американцев (южнокорейская армия к этому времени благополучно прекратила свое существование) оставался крошечный пятачок вокруг порта Пусан, не более 10 процентов общей территории страны. КНА провела великолепную молниеносную кампанию, умело использовала свои немногочисленные танковые войска, а генерал Ю Квонг Су показал себя прекрасным командиром. Однако КНА элементарно не хватило сил для последнего решающего удара. В ходе непрерывных наступательных действий войска понесли большие потери в людях и технике. Потери в артиллерии составляли около 40 %, а в танках и САУ свыше 50 %. В среднем пехотные дивизии к этому времени имели от 30 до 50 % штатной численности личного состава и материальной части. Особенно большие потери в личном составе понесли 1, 3, 4, 6 и 15-я пехотные дивизии. Так, в полках 1-й и 3-й пехотных дивизий оставалось по 100–200 человек боевого состава. В 1-й пехотной дивизии имелось всего 63 орудия и миномета, в 5-й — 141, в 8-й — 85, в 12-й — 60, в 15-й — 92 из 203 положенных по штату, причем если действующие войска с начала войны и до 18 августа получали пополнение в людях, то материальная часть почти не восстанавливалась. Например, в 105-й танковой дивизии осталось не более 40 танков. А в это же время американцы перебросили на плацдарм крупные силы пехоты и артиллерии, на аэродромах Японии базировалось множество самолетов. Лидерам КНДР, наверное, следовало попытаться найти политическое решение конфликта, используя свое благоприятное положение. Однако они приняли совершенно авантюристическое решение начать новое наступление, хотя противник имел превосходство в живой силе в 2 раза, а в танках — в 6 раз. После первых незначительных успехов это наступление захлебнулось. 105-я дивизия потеряла еще несколько танков, причем уже в стычках с М26 «Першингами». Тяжелые танки в очередной раз оказались сильнее средних, хотя и американцы потеряли несколько машин. Но мы сознательно не используем термин «бои», так как в стычках участвовало не более десятка танков с каждой стороны. Наступление КНА было окончательно остановлено, а вместе с ним закончился и период танковой войны в Корее.

Началась вторая фаза Корейской войны — наступление войск ООН. К третьей неделе августа на периметре вокруг Пусана находились более 500 американских средних танков, однако не они сыграли главную роль в этом наступлении. К началу сентября американцы превосходили противника в танках, по крайней мере, в 5 раз, но ведь их надо было уметь использовать. Кстати, 13 июля командование силами ООН, которые получили название американской 8-й армии, принял один из корпусных командиров Паттона генерал-лейтенант Уолтон Г. Уокер. Грубый задиристый выходец из Техаса, прозванный «Джонни» в честь известного сорта шотландского виски, Уокер очень сильно напоминал Паттона. Он считал, что солдаты должны видеть своего командира, и оставил повседневную штабную работу своим штабистам. Кроме того, он был бойцом и сразу дал понять солдатам, что больше не будет никаких отступлений и Дюнкерков, а о капитуляции можно просто забыть. Они будут удерживать крошечный Пусанский периметр, куда их загнали, до последнего человека и до последнего патрона. К счастью, это не понадобилось, и оборона выдержала без радикальных мер.

Наступление союзников началось с высадки морского десанта в порту Инчхон. Главнокомандующий силами ООН генерал Мак-Артур решил высадить X корпус, состоящий из 1-й дивизии морской пехоты и 7-й южнокорейской дивизии. Корпусу был придан целый танковый батальон морской пехоты, из которого на берег высадили одну роту. В ходе боев мог состояться очередной танковый «бой», однако морские пехотинцы, заметив целых 6 танков Т-34, предпочли вызвать авиацию. Истребители-бомбардировщики «Корсар» атаковали колонну и уничтожили 3 танка, оставшиеся 3 были добиты «першингами». В общем, танковая война выродилась. Похоже, американцы, несмотря на наглядный урок, который им преподал генерал Ю Квонг Су, упрямо продолжали считать местность Корейского полуострова непригодной для танков.

После успешной высадки десанта армия Уокера нанесла удар с Пусанского плацдарма. Использовав большое превосходство в живой силе и артиллерии и колоссальное в авиации, после нескольких дней боев американцы сумели прорвать оборону северокорейцев. КНА не выдержала непосильного напряжения и «просто рассыпалась. После этого операция сразу перешла в стадию преследования. Американцы сформировали несколько оперативных групп (почти полный аналог немецких боевых групп), но совсем небольших по размерам. Самая большая из них состояла из кавалерийского полка (читай — мотопехотного), танкового и артиллерийского батальонов. Правда, в районе Кымчжона состоялось нечто вроде танкового боя, но опять-таки потери с обеих сторон исчислялись единицами.

Командование КНА приступило к формированию новых частей, но просто не успело подготовить их должным образом. В августе, например, были сформированы еще 3 танковые бригады, но им уже в сентябре пришлось вступить в бой. Для организации обороны Сеула 17 сентября была создана сеульская группа войск под командованием министра национальной обороны Цой Ен Гена. В состав группы должны были войти три бригады укрепленного района, девять отдельных пехотных полков, четыре танковых полка по 15 танков в каждом, полицейский полк и ряд специальных подразделений. Кроме того, по приказу Главного командования КНА в район Сеула перебрасывались снимаемые с фронта части 1-й и 9-й пехотных и 17-й механизированной дивизий. Однако из-за нарушения систем связи и хаоса, обычного в условиях общего отступления, этот план остался на бумаге.

К этому моменту образовались два фактически не связанных между собой направления. Формально северокорейские войска могли действовать по внутренним коммуникационным линиям, но нехватка автотранспорта и господство в небе американской авиации не позволяли использовать это преимущество. 22 сентября войска ООН начали штурм Сеула. После тяжелых боев 28 сентября город пал. Попытки разрозненных контратак северокорейцев, даже с использованием танков и самоходок СУ-76, были отбиты. Похоже, командование КНА не уловило изменения обстановки и не поняло, что теперь американские войска имеют надежные средства ПТО, которые позволяют уничтожать мелкие группы устаревших танков. Давайте уж называть вещи своими именами. К 1950 году Т-34-85, а СУ-76 и подавно, не были последним словом техники. Однако новых танков Советский Союз Корее так и не передал.

После взятия Сеула сопротивление северокорейцев практически прекратилось. Остатки армии отошли за 38-ю параллель. Возникающие то здесь, то там локальные узлы сопротивления уничтожались с помощью авиации, и войска ООН почти без помех двигались на север. Теперь уже они перешли границу и направились к Пхеньяну. Северокорейское командование создало оборонительный рубеж только в 160 километрах от границы, перебросив туда совершенно сырые, только что сформированные части. Хуже того, восточное побережье КНДР фактически оказалось беззащитным.

Но даже в таких сверхблагоприятных условиях американцы не сумели организовать стремительное наступление. Темп наступления не превышал 20 километров в сутки. Гудериан, наверное, посмеялся бы от души над американскими генералами. В Корее, больше чем где-либо, оказалась справедливой ехидная характеристика, данная американской армии: «Она гораздо больше любит и умеет готовить операции, чем проводить их». Тем не менее после прорыва линии обороны под Хамчхоном войска ООН устремились к Пхеньяну. Степень хаоса, царившего в районе боев, лучше всего характеризует инцидент, происшедший ночью 17 октября. Батальон гайлендеров Аргайла столкнулся с группой северокорейцев. Шотландцы приняли их за южнокорейский отряд, приданный американской 24-й дивизии, а северокорейцы приняли шотландцев за… русских! Началось братание, благо никто никаких языков не знал. И лишь спустя некоторое время вспыхнула ожесточенная рукопашная схватка.

Советский Союз и Китай, желая остановить продвижение войск ООН, честно предупредили, что дадут разрешение добровольцам прийти на помощь своим товарищам по борьбе с Соединенными Штатами. Генерал Мак-Артур купился на слово «добровольцы» и решил, что в Корею в лучшем случае будет направлен символический отряд, ну, два-три полка, и продолжил наступление к северной границе КНДР.

Однако ночью 25 ноября около 180 000 китайских солдат начали массированное наступление на правом фланге 8-й армии и вынудили ее к отступлению. Легко вооруженные китайские войска вообще не имели танков, но были идеально приспособлены к действиям на пересеченной местности в плохую зимнюю погоду. Они быстро свели к нулю превосходство противника в огневой мощи, так как американцы были вынуждены передвигаться по дорогам. Американцы откатились на юг с той же скоростью, с какой наступали на север, хотя по-прежнему имели превосходство в технике и вооружении. Хуже пришлось англичанам. У них на вооружении находились танки «центурион», хорошие машины, но слишком тяжелые, что создавало массу проблем при форсировании речек и ручьев, так как далеко не все мосты их выдерживали.

Генерал Уокер сумел ненадолго стабилизировать положение на 38-й параллели, но 1 января 1951 года противник нанес новый мощный удар и во второй раз захватил Сеул. Через несколько дней Джонни Уокер погиб в автокатастрофе, а его место занял другой знаменитый командир Второй мировой, генерал Мэтью Банкер Риджуэй, прозванный «Старые железные сиськи» за свою привычку носить на груди две ручные гранаты. К счастью, китайская атака начала выдыхаться. 25 января в очередное наступление перешли союзники. Снова во главе ударных групп шли танки, и снова их численность не превышала батальона в каждом отдельном случае. Кстати, хочется подчеркнуть, что за все время Корейской войны на территории полуострова так и не появился ни один американский танковый полк. Только и только батальоны. Наверное, такая тактика была оправданной на стадии преследования, но при прорыве обороны, в условиях явной нехватки противотанкового вооружения, что у корейцев, что у китайцев, сосредоточение более крупных сил могло дать результат.

В общем, после серии боев, когда линия фронта колебалась то в одну, то в другую сторону, она стабилизировалась примерно на том же месте, где война начиналась. К этому времени использование танков войсками ООН приняло форму, типичную для колониальных войн 1920-х годов. Правда, тогда колониальные армии располагали только бронеавтомобилями с пулеметным вооружением. Танки использовались в роли подвижных дотов, которые останавливали атаки противника или поддерживали наступление своей пехоты, выдвинувшись на передовую и ведя огонь с места.

Любители статистики подсчитали, что за всю войну произошло 119 танковых «боев», хотя лишь 24 раза в них участвовали более чем 3 танка с каждой стороны. Таковы были масштабы танковой войны в Корее. Однако следует отметить, что КНА весьма умело использовала свою единственную танковую дивизию во время наступления, тогда как американцы, ограничившись отдельными батальонами, не сумели извлечь существенной пользы из довольно большого числа танков, переброшенных в Корею. Самое интересное, что спустя примерно 15 лет мы увидим то же самое во Вьетнаме.

Я полагаю, что по примеру западных историков 30-летнюю войну во Вьетнаме стоит разделить на три войны: франко-вьетнамскую, американо-вьетнамскую и вьетнамско-вьетнамскую. Хотя, если говорить честно, третья война была не столько войной, сколько позорным бегством, на фоне которого даже события во Франции весной 1940 года выглядят героическим сопротивлением. Кстати, первыми во вьетнамское болото осенью 1945 года провалились именно французы. После капитуляции Японии они попытались восстановить свою власть над колонией.

Конечно, говорить о танковой войне во вьетнамских джунглях и болотах было бы просто смешно, и все-таки танки играли заметную роль в развернувшихся военных действиях. Танки сопровождали конвои, защищая их от нападений, поддерживали мотопехоту, которая пыталась очищать территорию от партизан. Кроме того, разумеется, они играли роль подвижных дотов. Но все это делалось мелкими группами.

Так продолжалось до 1951 года, когда генерал де Латгр де Тассиньи, отличившийся в боях против Германии, принял командование французскими войсками. Он сформировал две танковые группы, состоящие из эскадрона танков М24, двух эскадронов полугусеничных транспортеров и двух рот мотопехоты. Но первые рейды этих новоявленных боевых групп мало что дали французам.

Первой крупной операцией, в которой участвовали танки, стала операция «Лоррен», проведенная уже преемником де Латтра генералом Саланом в ноябре 1952 года. Он попытался уничтожить базы снабжения Вьет-Миня в среднем течении Красной реки. Планом предусматривалась выброска парашютного десанта одновременно с ударом моторизованных колонн, усиленных танками. В операции участвовали около 30 000 человек, что было очень много по меркам любой колониальной войны. Наверное, именно осенью 1952 года Вьетнамская война потеряла уничижительный эпитет «колониальная», превратившись в настоящую большую войну. Только это не сразу заметили даже участники. Танки помогали французам сметать любые заслоны, выставленные вьетнамцами, но при этом проявилась совершенно очевидная особенность войны на такой местности. Танковые подразделения не потеряли своей мобильности, однако эта мобильность приобрела линейный характер. Ведь танки могли двигаться только вдоль дорог, что делало их действия слишком предсказуемыми, и если засада была устроена крупными силами, столкновения приобретали не слишком удачный для французов характер. К тому же легкие танки М24 слишком легко уничтожались огнем мелкокалиберной артиллерии и гранатами. В результате французским генералам все больше и больше приходилось полагаться на парашютистов и авиацию для ведения по-настоящему мобильной войны, и после операции «Лоррен» французские танки уже серьезной роли в военных действиях не играли. Даже во время решающих боев за Дьен-Бьен-Фу гарнизон осажденной крепости поддерживали всего 7 легких танков. Естественно, что они мало чем могли помочь в боях с полками и дивизиями противника и хоть медленно, но гибли один за другим. Кстати, в этом сражении французы снова использовали танки в лучших традициях Первой мировой войны — исключительно для поддержки пехоты.

Во время этих боев промелькнул и первый намек на американское вмешательство. Когда положение крепости стало совсем отчаянным, французы обратились к США с просьбой нанести авиационный удар по осаждавшим Дьен-Бьен-Фу вьетнамским войскам. Предполагаемая операция получила зловещее название «Стервятник» — «Vulture». Мелькнуло даже предложение сбросить на Вьетнам 3 атомные бомбы. Но операция не состоялась, Дьен-Бьен-Фу пал, французам пришлось уходить из Вьетнама, в результате чего на севере страны появилась Демократическая Республика Вьетнам. Наступила 10-летняя передышка.

Но если в программе республиканской партии США не было и нет пункта об установлении «мирового капиталистического господства», в программах всех коммунистических партий аналогичный пункт имеется. Летом 1964 года правительство ДРВ начало отправку регулярных частей северовьетнамской армии на юг, чтобы раздуть вяло тлеющие угли партизанской войны в настоящее пламя. В этой войне активно участвовали механизированные части южновьетнамской армии, но их главным «танком» пока что оставался бронетранспортер М113, хотя появилось и некоторое количество относительно новых легких танков М41 A3.

Пока что американцы держали во Вьетнаме ограниченный контингент советников и небольшие силы авиации. Но 7 февраля 1965 года сверкнула искра, которая очень быстро превратилась в огненный шторм. Партизаны атаковали базу ВВС США в Плейку, нанеся ей значительный ущерб, погибли несколько американцев. 8 марта 1965 года в Да Нанге высадились первые части американской морской пехоты, в том числе танки М48АЗ «Паттон» 3-го танкового батальона. Следом за ним прибыл 1-й батальон. Кроме танков «паттон», во Вьетнам были переброшены самоходные артиллерийские установки М50 «Онтос» и другая бронетехника. Танки морской пехоты применялись стандартно: эскортирование конвоев, охрана баз, непосредственная поддержка пехоты, но везде и всегда мелкими группами.

Потом началась переброска танковых частей армии, первым стал 11-й бронекавалерийский полк. Американские танки все шире применялись в различных операциях в рамках предложенной генералом Уэстморлендом стратегии «найти и уничтожить». Они стали обязательной составной частью подвижных механизированных групп. Как мы видим, концепция Kamfgruppe, созданная немцами весной 1940 года, оказалась на удивление живучей. Однако они не могли проявить себя в полной мере, потому что война, пусть она и приняла грандиозный размах, все равно не соответствовала европейским критериям «правильной войны». Вероятно, поэтому в области военного искусства американцы в этих войнах не показали ничего нового. Они лишь повторяли методы и приемы, использовавшиеся чуть раньше англичанами в Малайе и Африке, с поправкой на то, что вместо броневиков «Сарацин» или «Саладин» использовались «паттоны» или М60.

Американцам удалось добиться определенных успехов, хотя заслуга в этом принадлежала в основном авиации, а не танкам. Причем чаще всего успех приходил в тех случаях, когда надо было отражать атаки ВНА и южновьетнамских партизан, а не в наступательных операциях. И все-таки к лету 1969 года подавляющее техническое превосходство американцев сказалось. Они очистили территорию Южного Вьетнама, уничтожили основные базы партизан в Камбодже. Однако это не принесло им победы, потому что «большая партизанская война» временно превратилась в «малую». Победа оставалась все такой же далекой, потери росли, поэтому американское правительство начало постепенно выводить свои войска из Вьетнама. Однако лучший способ осуществить стратегическое отступление — это провести тактическое наступление. Именно поэтому весной 1971 года была начата операция «Лам-Сон 719» — вторжение в Лаос с целью уничтожения партизанских баз и там. Продвинувшись в глубь территории Лаоса примерно на 50 километров, южновьетнамские войска заняли деревню Чепон, являвшуюся целью операции. Но туда было проще войти, чем выйти. Дорога на всем ее протяжении находилась под постоянным обстрелом артиллерии ВНА, более того, в район операции был переброшен 202-й танковый полк. И если бы не постоянная помощь американской авиации, вторгшиеся южновьетнамские войска вполне могли быть уничтожены. Но поддержка операции дорого обошлась американцам, которые потеряли 108 вертолетов уничтоженными и 618 поврежденными.

В результате этой «победы» полный вывод американских войск из Вьетнама стал неизбежным. Он завершился в 1972 году. И как очень быстро выяснилось, южновьетнамская армия оказалась не в состоянии оказать серьезное сопротивление своему противнику — южновьетнамским партизанам и Вьетнамской народной Армии — ВНА.

А сейчас будет очень интересно посмотреть, как использовала свои танки ВНА. Нам долго рассказывали сказки о героических партизанах Южного Вьетнама, сражавшихся с американскими агрессорами и их сайгонскими марионетками, но сегодня, кажется, лишь самые твердолобые из историков будут опровергать тот факт, что основную тяжесть боев вынесли на себе северовьетнамские кадровые дивизии.

До финального наступления в 1972 году самым заметным успехом танкистов ВНА стал разгром лагеря специальных сил США Ланг Вей в феврале 1968 года. Эта операция была довольно рискованной, так как всего в 8 километрах от лагеря находилась крупная база американских войск Кхе Сан.

6 февраля в 22.30 грохнул первый взрыв и по периметру лагеря вспыхнули осветительные ракеты. Штурмовые отряды вьетнамцев пробили проволочные заграждения с помощью подрывных зарядов и сразу пошли на штурм первой линии окопов. В этот момент один из американских наблюдателей заметил танки ПТ-76, которые ожидали, пока саперы проверят, установлены ли противотанковые мины. В панике он завопил в телефонную трубку: «Танки прорывают заграждение!» Но попытки вызвать помощь из Кхе Сана и Да Нанга не встретили понимания. Там просто не поверили, что у вьетнамцев вдруг появились танки, и решили, что в трубке слышен не гул танковых моторов, а шум дизель-генераторов.

Бой разворачивался скверно для американцев. Как всегда бывало в таких случаях, танки спокойно уничтожали траншеи и бункера. Американские противотанковые гранатометы почему-то дружно отказались работать и остановить в общем-то не слишком грозные ПТ-76. Примерно к полудню лагерь был уничтожен, горстка уцелевших американцев укрылась в командном бункере. Около 16.00 прилетели «Фантомы», которые имитировали атаки, чтобы отвлечь внимание вьетнамцев. Это позволило остаткам американского гарнизона вырваться из капкана, вертолеты забрали всех, кто спасся. А спаслись немногие. В считаные часы был уничтожен батальон спецвойск, и все это с помощью десятка танков.

Во время весеннего наступления 1972 года ВНА использовала танки в гораздо больших количествах. XIX пленум ПТВ решил, что пора добиться-окончательной военной победы, и бросил в бой 14 дивизий, 26 бригад, сотни танков и орудий.

Так называемое «народное восстание» началось 30 марта с прямого вторжения на территорию Республики Вьетнам 2 пехотных дивизий, 3 отдельных пехотных, 2 танковых и 5 артиллерийских полков ВНА. Южновьетнамская 3-я пехотная дивизия, находившаяся вблизи демилитаризованной приграничной зоны, была разгромлена. Лишь помощь американской авиации спасла дивизию, загнанную в город Куанг-Три, от полного уничтожения. Затем наступила небольшая передышка, но 29 апреля ВНА возобновила штурм города и 1 мая захватила его. В этих боях ВНА впервые использовала советские противотанковые ракеты «Малютка», что привело к фактическому уничтожению южновьетнамской 1-й танковой бригады.

Уже первые атаки показали, что бойцы ВНА еще не в полной мере овладели методами массированного использования танков. Не до конца были отработаны вопросы взаимодействия с артиллерией и пехотой, поэтому часто танковые подразделения несли чрезмерные потери. Однако эти же бои показали, что американцы также не готовы отражать атаки крупных танковых соединений. Они полагались целиком и исключительно на помощь авиации, а их сухопутные войска показали полную беспомощность в борьбе с крупными танковыми соединениями, хотя это были всего лишь северовьетнамские танковые полки, а не советские танковые армии. Американцы перебросили во Вьетнам большое количество бронетехники, но упрямо использовали ее мелкими группами, не веря, что на такой сложной местности реальны действия крупных сил. Мы не будем утверждать, что советская доктрина использования танковых войск верна во всех своих аспектах, но выяснилось, что американцы ничего не могут ей противопоставить. Так что Том Клэнси, когда он писал свой «Красный шторм», слишком оптимистично воспринимал ситуацию.

Поэтому ВНА занялась дальнейшей отработкой тактики и боевой подготовкой. Результаты были наглядно продемонстрированы в декабре 1974 года во время крупного наступления против антикоммунистических сил в Лаосе и Камбодже. Воодушевленное успехом, командование ВНА начало готовить последний сокрушительный удар по Южному Вьетнаму. Учитывая опыт боев 1972 года, Советский Союз поставил ДРВ большое число самоходных зенитных установок ЗСУ-57-2 и ЗСУ-23-4. Кроме того, отныне танковые соединения использовались исключительно на решающих стратегических направлениях.

ВНА использовала тактику внезапного удара, стремясь сразу сокрушить оборону противника танковым ударом. Учитывая не слишком высокие боевые качества противника, это почти всегда приносило успех. Если сопротивление не удавалось сломить сразу, тогда в лучших традициях блицкрига часть сил обходила укрепленный пункт и следовала далее, углубляя прорыв. В феврале 1975 года для руководства последним наступлением в Южный Вьетнам прибыл начальник штаба ВНА Донг Ван Минь. Для поддержки наступления на юг были переброшены танки — 38 сильно закамуфлированных танков Т-54Б прошли своим ходом более 900 километров за два месяца. Это следует считать отличной отметкой не только вьетнамским танкистам, но и советским танкам, а самым большим достижением штаба ВНА следует считать то, что этот марш был совершен в полной тайне. 9 марта ВНА перешла в решительное наступление, нанеся первый удар по городу Бан-Ме-Туот, расположенному к югу от Плейку. При поддержке танков город был взят буквально за час. В результате крупная группировка южновьетнамских войск, находившаяся в Плейку, была отрезана от Сайгона. В панике командование южновьетнамской армии приказало ей прорываться на юг. Это удалось сделать, но ценой потери всей техники и тяжелого вооружения, в том числе более чем 300 танков.

Дальше ВНА действовала, как и положено в таких случаях, не давая противнику ни минутной передышки. 29 марта был занят Да-Нанг, 3 апреля захвачена крупнейшая в Южном Вьетнаме военно-воздушная и военно-морская база Камрань. 7 апреля первому обстрелу подвергся Сайгон. 23 апреля 203-й танковый полк ВНА получил приказ войти в Сайгон. 29 апреля была захвачена авиабаза Тан-Шон-Нят на окраине Сайгона. 30 апреля танки Т-54 ворвались в город. Южновьетнамская армия давно прекратила сопротивляться, поэтому танки не встречали сопротивления. 4 бронетранспортера Ml 13 были уничтожены просто потому, что не успели удрать.

«Ворота Сайгона распахнулись перед нами. Первые 3 танка уже катили по улице Хонг Тап Ту, когда нам преградили путь 2 вражеских М41, палившие, словно сумасшедшие. Наш танк «390» уничтожил один из них метким попаданием снаряда, а другой вспыхнул, подбитый танком «843» Буй Кванг Тана. Однако улица оказалась загороженной, и танк «843» повернул влево, оказавшись на улице Мак Динь Ти. Там командир увидел двух марионеточных солдат, стоявших на обочине.

«Где президентский дворец?» — спросил Тан. Один промолчал, но другой сказал: «Я покажу».

Он снял форменную куртку и взобрался на танк, который повернул направо на следующем перекрестке. Увидев девушку в «Хонде», Тан спросил у нее: «Как добраться до Дворца Независимости?»

«Вы на проспекте Тон Нят. Дворец прямо впереди».

Девушка сказала правду. Тан выпрыгнул из танка, с автоматом АК-47 в одной и флагом в другой побежал к дворцу. В 12.15 на флагштоке взвилось красное знамя. Вьетнамская война закончилась.

Опыт использования танков в этих войнах показывает, что американцы так и не сумели понять важность формирования танковых войск. Везде и всюду они использовали свои танки мелкими группами, что приносило им мелкие победы, хотя во многом это была заслуга авиации. Наверное, в условиях Вьетнама такая тактика была оправданной, но командование американской армии просто обязано было предусмотреть меры борьбы с крупными танковыми соединениями противника. Но вот в случае с Кореей это утверждение уже не выглядит абсолютно бесспорным. Если бы осенью 1950 года американцы имели там пару танковых дивизий, а не отдельные батальоны (танковый корпус, конечно, еще лучше), китайское наступление могло иметь совсем иной исход. Однако, не имея крупных соединений у себя, американские генералы не допускали возможности их появления у противника. Результат получился очень наглядный. И в Корее, и во Вьетнаме танковую войну за явным преимуществом выиграли коммунисты.

Глава 18 Мирная жизнь советских танков

К концу Второй мировой войны Красная Армия обладала самым мощным оружием для ведения сухопутной войны — мощными танковыми войсками. Они оставались главной ударной силой Советской Армии в течение долгих лет «холодной войны», которая, по счастью, так и не перешла в горячую. «Оружие любит ласку, чистоту и смазку», — гласит известная пословица. От себя добавим: но так же использование время от времени, иначе оно превратится в знаменитое чеховское ружье на стене, которое висит, висит, а в третьем акте как выстрелит, только совершенно неизвестно куда попадет.

До 1979 года, когда советские войска вторглись в Афганистан, серьезной боевой проверки этот меч-кладенец не проходил, хотя несколько раз политбюро извлекало его из ножен, чтобы внушительно помахать в воздухе. Это произошло во время волнений в Венгрии в 1956 году, в период печально известной Пражской весны в 1968 году. Кстати, несколько неожиданно танкам пришлось сыграть роль, которую для них никто и никогда не предусматривал, — инструмента психологического устрашения. Появление танков на улицах Будапешта и Праги должно было подавить волю демонстрантов и наглядно показать им бессмысленность столкновений с советской военной машиной. С военной точки зрения использование не имело никакого смысла, так как противостоящие силы не могли оказать никакого сопротивления. На случай единичных столкновений вполне хватило бы бронетранспортеров с тяжелыми пулеметами.

Можно даже предположить, что танки появились именно с целью не допустить вооруженных столкновений, потому что атаковать танки мог лишь сумасшедший. Хотя, если признаться честно, такая гипотеза кажется мне крайне сомнительной, но даже ее нельзя исключить полностью. Потери, имевшие место в Будапеште, как раз и были результатом нежелания применять оружие. Да, имеются фотографии пострадавших зданий, но посмотрите на снимки Берлина в мае 1945 года. В целом эти инциденты следует рассматривать как полицейские акции, а не как ведение боевых действий.

Привелось советским танкам и пострелять во время конфликта с Китаем на острове Даманском. Но в этом случае все свелось к мелкому пограничному инциденту, не повлекшему за собой более серьезных последствий. В район конфликта был переброшен 152-й отдельный танковый батальон, на том все и закончилось.

Первой и последней крупномасштабной войной, в которой участвовали советские танки, стал афганский конфликт. В составе ограниченного контингента, введенного в Афганистан, имелись танки, так как в штатный состав мотострелковой дивизии входил танковый полк. Это были 24-й гвардейский танковый полк 5 гв. мед, 285-й танковый полк 108 мед и 234-й танковый полк 201 мед, а также танковые батальоны мотострелковых полков и бригад. На их вооружении состояли танки Т-62. Западные журналисты любят рассказывать стр-р-рашные сказки, будто в Афганистан были переброшены 1800 советских танков.

Местность в Афганистане еще меньше подходила для применения танков, чем вьетнамские джунгли, однако и применение это было совершенно типичным для колониальной войны. Если в Корее и Вьетнаме американцам приходилось сталкиваться с танковыми подразделениями противника, то в Афганистане такое было исключено совершенно, поэтому и тактика их применения была совершенно типичной для колониальных войн. Самой главной задачей становилось использование танков в качестве подвижных бронированных огневых точек для охраны мест расквартирования, аэродромов, мостов, тоннелей и других важных объектов. Разумеется, танки использовались для сопровождения автоколонн. Фактически этим и ограничилось их использование в военных действиях. Их также использовали при блокировании и прочесывании местности, но в этом случае резко пересеченный гористый ландшафт сковывал действия танков. При движении танковые и моторизованные подразделения поднимали огромные облака пыли, что приводило к потере эффекта внезапности, поэтому все передвижения старались производить в темное время суток.

В ходе боевых действий потери в танках оказались совсем незначительными, что опять-таки характерно для колониальных войн. К тому же Т-62 — основной советский танк в Афганистане — показал высокую надежность и боевую устойчивость. Именно с учетом характера войны в Афганистане не использовались новейшие танки за ненадобностью. Боекомплект Т-62 в данных конкретных условиях тоже претерпел изменения, в нем очень быстро остались одни фугасно-осколочные снаряды. Основные неприятности случались, когда советские командиры начинали пренебрежительно относиться к противнику и забывать об элементарных предосторожностях.

В некоторых изданиях высказываются упреки следующего характера: «При этом выявлялись и их недостатки, усугублявшиеся спецификой географических и климатических особенностей Афганистана. В частности, ограниченный угол возвышения танковой пушки и спаренного пулемета не позволял эффективно поражать все цели. Стала очевидной и низкая стойкость к воздействию мин различного типа. Возникали проблемы с работой двигателя, трансмиссии и ходовой части в условиях высокогорья и сильной запыленности». Серьезным недостатком можно считать лишь уязвимость для подрывов на минах. Но если вспомнить опыт Вьетнама, то американцам вообще приходилось на свои танки ставить дополнительное бронирование днища, так как подрыв на мине вызывал детонацию боезапаса. Т-62 подобным все-таки не страдал.

А все остальное звучит просто несерьезно. Зачем танку большой угол возвышения пушки? Он не должен стрелять по самолетам. Точно так же несостоятельны упреки относительно недостаточной надежности ходовой части в условиях высокогорья. Ведь она и не рассчитывалась на эти условия! В свое время я работал в отделе ОТК на одном из N-ских заводов. К нам поступил совершенно уникальный акт рекламации, который все рвались скопировать, но нельзя! — потому как военная тайна. Однако ключевую фразу я все-таки воспроизведу: «Тропический вариант изделия не прошел испытания в климатической камере при температуре минус тридцать градусов». Я не смеюсь, собственными глазами это читал. Правда, наш начальник отдела оказался человеком умным и не лишенным чувства юмора. Его резолюция гласила: «Найдите тропики с температурой минус 30, и претензия будет удовлетворена». Поэтому, если танк рассчитан на действия в средней полосе Европы, не следует обвинять конструкторов за поломки в горах Гиндукуша.

Кстати, Афганистан дает нам еще один пример влияния тактики на конструкцию бронированных машин. Опыт этого конфликта оказал определенное влияние на появление БМП-2, на котором была установлена автоматическая 30-мм пушка с большим углом возвышения.

В следующий раз российским (уже не советским!) танкам пришлось сражаться уже не с врагом внешним, а с врагом внутренним, который во много раз коварнее и опаснее. В 1990-х годах Российская армия оказалась вовлеченной в бесконечную череду новых кавказских войн, в которых танки играли хотя и не решающую, но все-таки довольно заметную роль, хотя чаще всего им предстояло действовать в самых не подходящих для танков условиях — в уличных боях.

Мы не будем вдаваться в политическую предысторию конфликта, а сразу перейдем к описанию военных действий. Первым знаковым событием стала попытка штурма Грозного, предпринятая 26 ноября 1994 года силами антидудаевской оппозиции. Решающую роль в этой операции играли танки — 35 Т-72А, переданные оппозиционерам со складов Северо-Кавказского военного округа. Если бы не эти танки, то штурм вообще не мог состояться, поэтому можно сказать, что именно они стали ключевым фактором, хотя не в том смысле, какой танковые войска играют в общеармейских операциях. Эта операция с треском провалилась, потому что Дудаев и его окружение оказались прекрасно информированы обо всех планах оппозиционеров. Атакующие группы были встречены сосредоточенным огнем, и вырваться из города удалось всего лишь 4 танкам, остальные были либо уничтожены, либо брошены экипажами.

Провал этой попытки воевать «малой кровью на чужой земле» подтолкнул российское руководство к более активным действиям, и 29 ноября Совет безопасности России утвердил план силовой операции по восстановлению конституционного порядка в Чечне. В начале декабря были созданы несколько войсковых группировок, которым предстояло войти на территорию Чечни и в случае отказа дудаевцев сложить оружие взять штурмом Грозный. На моздокском направлении была сформирована группировка из 15 батальонов, которая имела около 230 БТР и БМП, а также 40 танков. С Владикавказского направления выдвигалась группа из 11 батальонов при 160 БТР и БМП и 30 танках. С кизлярского направления наступала самая сильная группировка из 34 батальонов, имевшая около 700 единиц бронетехники, в том числе более 100 танков. Уже одно перечисление задействованных сил показывает, что проводилась операция корпусного масштаба.

Однако с самого начала все пошло не так, как планировалось, только на выдвижение к Грозному войскам понадобились 16 суток вместо 3 по плану. В результате министр обороны России П. Грачев только 27 декабря отдал приказ о начале штурма Грозного 31 декабря с обязательным докладом президенту России о взятии города 1 января в 00.01. Как мы видим, гнилая традиция российской-советской-российской армии брать города к красным датам календаря за последние два века ничуть не поколебалась. То у нас Плевну берут к дню рождения царя, то Киев — к 7 ноября, Берлин — к 1 мая, а теперь новогодний подарочек… «Именинный пирог из начинки людской брат готовит державному брату…» Эти строки были написаны в 1877 году, но, боюсь, они актуальны и сегодня.

Против примерно 10 000 боевиков, оборонявших Грозный, были сосредоточены около 15 000 солдат федеральных войск. Их поддерживали 230 танков и 879 единиц легкой бронетехники, несколько сот орудий. Однако предстояли уличные бои, где это превосходство в технике во многом нивелировалось позиционными преимуществами обороняющихся. При этом на Западе продолжают пребывать в несокрушимой уверенности, будто русские сосредоточили для штурма Грозного огромные силы. Например, в исследовании датского Королевского военного колледжа безапелляционно утверждается, будто в штурме участвовали более 38 000 солдат. Конечно, из Копенгагена все видно гораздо лучше.

Перед наступлением на город после тяжелого боя был занят аэропорт Ханкала, но, к сожалению, командование не сделало должных выводов по итогам этого боя. Похоже, по неизвестным причинам, генералы рассчитывали только на символическое сопротивление дудаевцев. Штурм города проводился по недостаточно проработанному плану, в очередной раз командование не имело надежной связи со своими войсками, что дорого обошлось штурмующим. Вообще в войсках план стремительного броска механизированных колонн к центру города был расценен как авантюра. Последующие события показали справедливость этой оценки.

Штурмующие войска были разделены на 4 группы по направлениям. В 06.00 начала наступление группа «Север». Именно в ее состав входила 131-я майкопская мотострелковая бригада. Потеряв несколько танков и БТР, колонна все-таки прорвалась к железнодорожному вокзалу, где бригада заняла круговую оборону. Группа «Северо-восток», применив успешный отвлекающий маневр, относительно свободно ворвалась в город, где тоже заняла оборону. Группы «Восток» и «Запад» поставленные перед ними задачи не выполнили. При этом если группа «Северо-восток» выставила по пути следования блокпосты, которые обеспечили пусть и затрудненную, но все-таки связь с тылами, то группы «Север» и «Запад» оказались в окружении.

Самое скверное во всем этом было то, что именно советские войска в свое время получили большой опыт ведения боев в городе. Кёнигсберг, Бреслау, Берлин показали, как именно надо действовать в подобных случаях. Но этот опыт оказался совершенно забыт. И была допущена еще одна грубейшая ошибка — совершенно невынужденно российские войска отдали инициативу противнику. Вместо систематической зачистки города с использованием превосходства в огневой мощи, штурмовые группы перешли к обороне. В свое время одий известный британский адмирал, сам изрядно повоевавший, сказал: «Умеренность на войне — это величайший идиотизм. Безжалостность, неутомимость, неотступность — вот ключ к успеху». Все эти принципы были нарушены.

В результате Дудаев получил возможность стянуть свои наиболее боеспособные отряды к центру города и приступить к ликвидации окруженных группировок. В особенно тяжелом положении оказалась 131-я бригада, которая 1 января примерно к 16.00 лишилась всей бронетехники. В то же время следует сказать, что танки нового поколения (Т-72 и Т-80) показали заметно лучшую живучесть, чем танки, воевавшие на Ближнем Востоке в 1973 году. Одного попадания снаряда РПГ или ПТУР уже было недостаточно для вывода его из строя. Как правило, требовалось не менее 6–7 попаданий, причем был зафиксирован рекордный случай, когда танк выдержал попадания почти 20 снарядов. Исключительно хорошо работали системы динамической защиты. Но зато БТР и БМП оказались полностью беззащитными. Снова подтвердилась важная роль, которую играет самоходная артиллерия в таких боях, так как вес 152-мм снаряда САУ 2СЗМ «Акация» был заметно больше, чем у танковых пушек, и оказывал заметно большее разрушительное действие при стрельбе по зданиям.

После перегруппировки и подхода подкреплений штурм продолжился. Уже ни о каких юбилейных датах речь не шла. В целом же организованное сопротивление боевиков в Грозном удалось окончательно сломить только к 26 марта. Этот штурм обошелся Российской армии примерно в 6000 человек убитыми и ранеными. Безвозвратные потери бронетехники, по сведениям Главного автобронетанкового управления МО РФ, составили 49 танков, 132 БМП, 98 БТР. Количество поврежденных, но отремонтированных танков остается неизвестным.

Не следует думать, что бои ö Грозном шли непрерывно 3 месяца, они распадаются на несколько этапов, разделенных перерывами официальных перемирий и временных передышек. Первая фаза завершилась 18 января после взятия президентского дворца, когда под контроль Российской армии перешла северная и центральная части города. Лишь после этого началось наступление на южную часть Грозного, которое велось при мощнейшей артиллерийской поддержке. Бывали дни, когда наша артиллерия выпускала по позициям противника до 30 000 снарядов. Так нужно было действовать с самого начала.

В августе 1996 года в Грозном снова вспыхнули бои, хотя на этот раз они длились относительно недолго. 6 августа боевики ворвались в город. Они не пытались штурмовать опорные пункты федеральных войск, а просто изолировали их и подвергали минометному обстрелу, ожидая капитуляции защитников. Однако энергичными действиями командования федеральных войск удалось предотвратить худший вариант развития событий. Хотя бои были по-прежнему упорными, 11 августа был пробит коридор к Дому правительства, снявший осаду с этого важного пункта. А к 13 августа был достигнут решительный перелом. Федеральные войска начали теснить противника по всем направлениям, и боевики начали отход из города. К моменту подписания перемирия 14 августа город находился под контролем федеральных войск. Потери при этом составили всего 5 танков, 22 БМП, 18 БТР. Болтовню некоторых западных газет о сотнях сожженных танков мы не будем даже комментировать.

Во время Второй чеченской войны Грозный пришлось штурмовать в очередной раз, но теперь бронетехника применялась в минимально необходимых количествах. Штурм начался 11 декабря 1999 года. На сей раз главный упор был сделан на артиллерийскую и воздушную поддержку штурмовых групп пехоты. В результате тщательно подготовленная боевиками система противотанковой обороны оказалась просто бесполезной. Продвижение федеральных войск было медленным, но при этом они несли лишь небольшие потери. Заметную роль в этой операции сыграли установки залпового огня ТОС-1. Понимая, что такому постепенному продвижению они ничего не могут противопоставить, 31 января 2000 года боевики попытались вырваться из Грозного под прикрытием метели. Они понесли тяжелые потери, но части их сил все-таки удалось скрыться.

Глава 19 Буря в стакане песка

2 августа 1990 года иракские войска по приказу Саддама Хусейна вторглись на территорию Кувейта. После двух дней боев кувейтская армия, во много раз уступавшая в численности, отошла на территорию Саудовской Аравии. 8 августа Кувейт был объявлен девятнадцатой провинцией Ирака, а город Эль-Кувейт переименован в Кадхиму. На кувейтско-саудовской границе появилась крупная группировка вооруженных сил Ирака. Почти сразу же стали происходить пограничные инциденты, связанные с нарушением иракскими подразделениями международной границы между странами. Намерения президента Ирака Саддама Хусейна оставались неясными. Одно из крупнейших месторождений нефти в Саудовской Аравии оказалось в прямой досягаемости Хусейна, а защитить его страна не могла. Контроль над такими запасами нефти мог дать Ираку слишком большое влияние, чего Запад допустить не мог. США, еще десятилетие назад объявившие Персидский залив зоной своих национальных интересов, предложили Саудовской Аравии разместить на ее территории свои воинские подразделения. После некоторых колебаний король Фейсал дал свое согласие. Уже 7 августа в Саудовскую Аравию начали прибывать американские войска. Операция по обеспечению безопасности страны получила название «Щит пустыни».

29 ноября 1990 года, после провала многочисленных попыток склонить Ирак к мирному урегулированию кризиса, Совет Безопасности ООН принял резолюцию 678. Резолюция предоставляла Ираку полтора месяца для того, чтобы прекратить оккупацию Кувейта. Если этого не произойдет, государства — члены ООН, сотрудничающие с правительством Кувейта, получали право «использовать все необходимые средства, с тем чтобы поддержать и выполнить резолюцию 660 и все последующие соответствующие резолюции и восстановить международный мир и безопасность в этом регионе». Это означало, что ООН разрешала уже сформировавшейся на тот момент коалиции Многонациональных сил провести военную операцию по освобождению Кувейта.

Не дождавшись ответа, 17 января союзники начали операцию «Буря в пустыне» — массированные удары с воздуха, в которых участвовали около 1000 самолетов, базировавшихся как на наземных военно-воздушных базах, так и нa 6 авианосцах. Эта операция заслуживает отдельного описания, но эта книга немного о другом. Ирак отвечал обстрелами баллистическими ракетами «Скад» территории Израиля, который не принимал участия в войне, и акциями «экологического терроризма», то есть сливом нефти в Персидский залив. Это создало серьезную напряженность, так как все опасались применения Ираком химического и биологического оружия.

Дождавшись практически полного уничтожения иракской авиации, 24 февраля союзники начали наземную операцию «Сабля пустыни». Они сосредоточили колоссальные силы, около 540 000 человек, 1820 самолетов, 3300 танков, множество БМП, БТР, артиллерийских орудий и другой техники. Ирак мог противопоставить этому не более 550 000 человек, около 650 самолетов и 2000 танков. При этом качество боевой техники нельзя было даже сравнивать, так как это были системы вооружения, принадлежащие к разным поколениям.

Войска были развернуты примерно на 500 километров в глубь пустыни от берегов Персидского залива. Наступающая группировка была разделена на два корпуса. На левом, западном фланге находился XVIII авиадесантный корпус, в который входили американские 82-я и 101-я авиадесантные, 24-я моторизованная и 3-я бронекавалерийская дивизии, французская 6-я легкая танковая дивизия и американские 12-я и 18-я авиационные бригады. Справа находился VII корпус, состоявший из американских 1-й механизированной, 1-й и 3-й бронекавалерийских, 1-й и 3-й танковых дивизий, британской 1-й танковой дивизии и 11-й авиационной бригады. Еще правее, на самом побережье, располагались многонациональные силы, основу которых опять же составляли американцы — 1-я и 2-я дивизии морской пехоты и бригада из состава 2-й танковой дивизии.

Наступление началось после 38 дней непрерывных воздушных атак. Под прикрытием вертолетов огневой поддержки «Апач» и «Кобра» транспортные вертолеты перебросили бригаду 101-й дивизии на 180 километров в глубь Ирака. Американские десантники добились полной внезапности, дезорганизованный противник не оказал им серьезного сопротивления. Был захвачен район около 30 километров в диаметре, где сразу началось создание промежуточной базы «Кобра» для дальнейших операций. Тяжелыми вертолетами туда доставлялись артиллерия, различная техника и оборудование.

Сразу после создания базы «Кобра» 101-я дивизия совершила новый прыжок на север, перерезав стратегически важное шоссе номер 8 в точке, отстоящей на 270 километров от границы. Так была перекрыта одна из дорог, соединяющих иракские войска в Кувейте с Багдадом.

Разведка XVIII корпуса сообщила, что противник не обнаружен, и тогда вперед двинулась 24-я дивизия. Так как столкновений не предвиделось, ее батальоны двигались походным строем, так называемой «коробочкой». Танки и БТР прикрывали колонну спереди и с боков, а внутри двигались машины с топливом, водой, боеприпасами. Такая «коробочка» имела более чем внушительные размеры — от 6 до 9 километров по фронту и до 30 километров в глубину. Соединение двигалось со скоростью около 45 км/ч. Продвинувшись на 120 километров в глубь иракской территории, дивизия остановилась.

Силы союзников широко пользовались навигационной аппаратурой, чтобы не прекращать движение в темноте, системой «свой — чужой» для предотвращения столкновений между собой.

VII корпус наступал параллельно XVIII корпусу. Точно так же сначала планировался бросок в глубь территории Ирака, а потом поворот на восток и освобождение территории Кувейта. Главную проблему составляло снабжение огромной колонны, так как каждый день корпусу требовались 5,6 миллиона галлонов топлива, 3,3 миллиона галлонов воды и более 6000 тонн боеприпасов.

Командовавший операцией генерал Шварцкопф предполагал, что атака VII корпуса начнется 25 февраля, но XVIII корпус продвигался гораздо быстрее, чем планировалось, и при этом практически не встречал сопротивления. Поэтому Шварцкопф сдвинул начало атаки на 14 часов вперед.

24 февраля 1-я бронекавалерийская дивизия пересекла исходный рубеж и атаковала позиции иракской 27-й пехотной дивизии. Столкновения не переросли в серьезный бой, но дивизия свою задачу выполнила, так как выявила подразделения 5 иракских дивизий. После этого перешли в наступление главные силы корпуса. 1-я пехотная дивизия атаковала иракские укрепления, очистив 15-километровый участок траншей. БМП «Брэдли» своим огнем уничтожили множество иракских автомобилей. После этого саперы дивизии начали готовить проходы через минные поля для британской 1-й танковой дивизии. Своими танками американцы предпочли не рисковать, 2-я бронекавалерийская, 1-я и 3-я танковые дивизии сделали крюк влево, чтобы обойти иракские позиции. Потрепанные воздушными налетами иракские части не оказывали серьезного сопротивления.

В это время американская морская пехота начала наступление прямо на Эль-Кувейт, до которого было около 80 километров. Но здесь американцы встретили гораздо более упорное сопротивление, что было легко предсказать. Самый короткий путь всегда оказывается самым трудным. Главным препятствием оказались противопехотные и противотанковые мины, поставленные в огромных количествах. Хотя морская пехота не имела танков «Абраме», ее танки М60АЗ при поддержке вооруженных ракетами TOW автомобилей сумели справиться с целыми двумя иракскими танками. Но при этом в плен было взято 3000 иракских солдат. Армейская танковая бригада поддерживала морскую пехоту огнем. С минами саперы справлялись с помощью удлиненных подрывных зарядов, а танки расчищали их ножевыми тралами. Преградивший дорогу земляной вал был пробит с помощью танковых бульдозеров.

К вечеру морская пехота вышла на установленный ей рубеж на окраинах Эль-Кувейта. При этом 2-я дивизия захватила иракский 9-й танковый батальон — 35 исправных танков Т-55 — и взяла более 5000 пленных. В бою за аэродром Эль-Джабер 1-я дивизия уничтожила 21 танк и захватила еще 3000 пленных.

25 февраля XVIII корпус продолжал наступление в глубь иракской территории. Его 82-я дивизия двигалась вслед за французскими танками, которые обеспечивали прикрытие всей наступающей группировки от ударов с севера. Тем временем 101-я дивизия совершила новый прыжок и закрепилась на берегу Евфрата в районе города Ан-Насия, перекрыв очередную дорогу, ведущую в Кувейт. Атака 24-й дивизии принесла совершенно неожиданные результаты. Когда после мощной артиллерийской подготовки пехота пошла вперед, иракские солдаты начали массами сдаваться в плен и тут же знаками показывали, как они голодны. Собственно, и здесь действия дивизии можно было назвать не наступлением, а продвижением. Всего за 19 часов она заняла все три назначенных ей пункта, натолкнувшись на символическое сопротивление лишь в нескольких местах. При этом понесли потери 26-я и 35-я пехотные дивизии Ирака. К концу второго дня операции XVIII корпус полностью блокировал долину Евфрата, что ему было предписано, и захватил несколько тысяч пленных.

Зато у VII корпуса начались проблемы. Британская танковая дивизия застряла в проходах сквозь минные поля, которые проделала 1-я пехотная дивизия. А ведь ей предстояло сражаться с танковыми частями иракской республиканской гвардии. В результате положение 1-й пехотной и 1-й бронекавалерийской дивизий становилось несколько сомнительным.

Но еще более тревожная ситуация сложилась на правом фланге корпуса. Арабские части из состава МНС действовали слишком вяло, так как лозунг «Дружим против Ирака» не сплотил их по-настоящему, к тому же кое-кто не питал никакой любви к американцам. В результате египетские и сирийские части остались стоять на месте, из-за чего появился разрыв линии фронта. Командованию пришлось отдать приказ 2-й бронекавалерийской дивизии быть готовой заткнуть непредвиденную брешь.

Но останавливать наступление было нельзя, и танковые дивизии на левом фланге продолжили движение. Их поддерживали авиация и вертолеты, а когда американские танки приблизились к иракским позициям, в бой вступили артиллерия и ракетные установки. При этом в ход пошли приемы психологической войны: сразу после мощного залпа громкоговорители предлагали противнику сдаться, и это действовало, как ни странно.

В конце концов ненадежные союзники тоже тронулись с места, английские танки проползли через минные поля и приготовились атаковать расположение иракской 52-й танковой дивизии. Все шло гладко. В качестве дополнительной меры давления на Ирак на территории Саудовской Аравии поблизости от границы Кувейта было высажено соединение морской пехоты. Как позднее выяснилось, присутствие десантного соединения в Персидском заливе заставило иракское командование держать на территории Кувейта 4 дивизии, чтобы отразить нападение с моря.

25 февраля иракские войска атаковали позиции 2-й дивизии морской пехоты, но остановить ее продвижение не сумели. Морские пехотинцы очистили целый комплекс подземных бункеров и захватили в плен штаб 116-й иракской бригады во главе с ее командиром. К концу дня генерал Шварцкопф мог сделать вывод, что наступление развивается успешно. Единственной серьезной неприятностью стала ракета «Скад» (она же Р-Н или, что вполне вероятно, ее иракский аналог «Аль-Аббас»), которая попала в расположение американских войск в Дхаране и убила 28 человек.

Кстати, для слежения за мобильными установками «Скадов» англичане забросили в тыл иракской армии специальную группу САС. В результате эта группа получила больше наград на душу населения, чем любое другое подразделение британской армии со времен Англо-бурской войны 1902 года. Про знаменитую группу «Браво-два-ноль» написали две книги и сняли художественный фильм.

На третий день наступления XVIII корпус предполагал мирно двигаться по долине Евфрата, и если французской танковой дивизии и 82-й авиадесантной это удалось, то 24-я пехотная дивизия была вынуждена вести самый настоящий бой. Когда дивизия примерно в 14.00 двинулась в направлении аэродромов Джаббах и Таллили, иракцы встретили ее огнем, что было форменным свинством с их стороны. Хотя 47-я и 49-я пехотные дивизии и дивизия республиканской гвардии «Небучаднезар» понесли потери во время воздушного налета, они при поддержке 2-й бригады коммандос на 4 часа задержали 24-ю дивизию.

Иракские позиции пришлось брать штурмом. Как оказалось, иракская пехота хорошо окопалась, пушки и пулеметы были размещены в бункерах, вроде тех, с которыми 24-я дивизия сталкивалась на островах Тихого океана в годы Второй мировой. Вот только иракские солдаты не собирались сражаться с упорством самураев. Поднявшаяся пыльная буря помогла американцам, так как теперь с помощью тепловизорной аппаратуры танки, БПМ и вертолеты легко могли уничтожать иракские танки с большого расстояния, совершенно ничем не рискуя. После окончания боя американцы нашли много иракских танков с башнями, которые были сорваны взрывами.

В секторе VII корпуса 1-я танковая дивизия после мощного артиллерийского и ракетного обстрела пошла на штурм городка Аль-Бусайя. Во время штурма была окончательно разгромлена 26-я пехотная дивизия, захвачен штаб иракского VII корпуса и склад боеприпасов. Повернув на северо-восток, американские танки столкнулись с дивизией республиканской гвардии «Тавакальна». В ходе боя, продолжавшегося около суток, американцы уничтожили более 30 танков. 3-я танковая дивизия, которая вышла в районе к востоку от Аль-Бусайи, тоже столкнулась с подразделениями «Тавакальны», но не стала задерживаться, а повернула на восток, как и предусматривалось первоначальным планом. В общем, на третий день наступления американцы собрали свои танковые дивизии в кулак и приготовились к решающему броску Если посмотреть на карту, то можно запутаться в причудливых зигзагах, которые выписывали американские дивизии. Больше всего они напоминали замысловатую головоломку, и просто удивительно, как только командиры ухитрились не перепутать свои полки. Наверное, в этом кроется секрет особого американского метода ведения войны. Англичане тоже начали к этому времени выползать из минных полей.

Ближе к вечеру 2-я бронекавалерийская дивизия, двигаясь на восток, столкнулась с большим количеством иракских танков. Перестрелка с ними продолжалась несколько часов, что тоже удивило американцев. Почему-то они совершенно искренне ожидали, что противник будет сдаваться в плен, только завидев их, Как выяснилось, полк кавалеристов ухитрился втиснуться между «Тавакальной» и 12-й танковой дивизией. Однако им, как и 24-й пехотной дивизии, помог песчаный шторм, благодаря которому американцы смогли использовать свою тепловизорную аппаратуру. В этом бою были уничтожены 29 танков и 24 БТР.

Английские танки, наступавшие южнее, атаковали 48-ю пехотную и 52-ю танковую дивизии. Им удалось уничтожить 40 танков, превзойдя результат американцев. Морская пехота, наступавшая с юга, после более или менее упорных боев накануне сейчас занималась зачисткой территории, уничтожая многочисленные зенитные установки противника.

К вечеру 26 февраля большинство иракских дивизий, находившихся на территории Кувейта, было разгромлено, в тыл тянулись длиннейшие колонны пленных. Неожиданно возникли проблемы с их размещением и питанием, так как за три дня, по подсчетам военной полиции, в плен попали более 30 000 человек.

Вечером возникли новые проблемы у 24-й дивизии, которая проделала самый длинный путь. В течение всего дня дивизии пришлось вести бои, поэтому, когда ее танки остановились на ночь, они почти не имели топлива. Несмотря на сверхсовременные средства связи, тыловые подразделения не имели понятия, где находятся боевые группы. Лишь инициатива нескольких младших офицеров позволила спасти положение. На свой страх и риск они погнали цистерны с топливом через пустыню, надеясь только на удачу. Но, как известно, фортуна улыбается смелым, и они сумели найти свои танки, доставив отчаянно нужное топливо.

27 февраля XVIII авиадесантный корпус приготовился наступать дальше, теперь его целью был один из самых крупных городов Ирака — Басра. Но предварительно требовалось занять те самые аэродромы, которые так и не были взяты накануне. Таллили находился в 30 километрах на юг от города Ан-Насирия, а Джаббах — в 60 километрах на юго-восток. Если верить карте, 82-я авиадесантная дивизия уже находилась там, но тем не менее задача была возложена на подразделения 24-й пехотной. К тому же из американских описаний следует, что дивизия окончательно перешла на действия отдельными боевыми группами. Оба аэродрома были заняты после длительного артобстрела, рисковать американцы совсем не желали. Кроме того, Таллили на всякий случай еще и пробомбили с воздуха. Судя по всему, отдельные стычки накануне слегка охладили их пыл. Сопротивления иракские войска не оказали, если не считать нескольких автоматных очередей. После этого корпус наконец подошел к главной цели операции по восстановлению суверенитета Кувейта — нефтяным полям Румейла, находящимся южнее Басры.

Во второй половине дня американцы занимались учебной стрельбой по шоссе номер 8, забитому машинами, удиравшими обратно в Ирак. Сопротивление окончательно прекратилось, иракские солдаты, едва завидев американцев, шли им навстречу с поднятыми руками. Когда появилась дивизия республиканской гвардии «Хаммурапи», американцы обрушили на нее сосредоточенный огонь 9 артиллерийских батальонов, после чего налет произвели «Апачи». Этим бой с элитным иракским соединением начался, этим же он и завершился. После артобстрела 24-я дивизия заняла оборонительные позиции, находясь всего в 40 километрах от Басры.

Американцы с гордостью уверяют, что поход 24-й пехотной является событием, беспрецедентным в военной истории. За 4 дня дивизия проехала около 400 километров, уничтожив около 360 танков и БТР, 300 артиллерийских орудий, более 1000 грузовиков и даже 25 самолетов. Что можно сказать по этому поводу? Немцы умели делать то же самое с одним маленьким отличием — в годы блицкрига они воевали на гр-розных Т-1 и T-II, а не на «Абрамсах».

На четвертый день наступления VII корпус изготовился наконец-то к последнему броску на восток. Все американские танки подтянулись к исходному рубежу и выровняли фронт. Перед ними находились деморализованные остатки иракских дивизий, которые понесли серьезные потери за долгий период непрерывных воздушных атак, и сейчас их единственным желанием было спастись любой ценой.

Командир корпуса постарался выстроить в красивую длинную шеренгу 1500 танков, 1500 БМП «Брэдли», а сзади поставил 650 артиллерийских орудий. Получилась картина, достойная богов, создатель линейной тактики король Фридрих II умер бы от зависти, не умри он 200 лет назад от старости. Правда, остается большой вопрос: если бы перед фронтом корпуса находились не разгромленные иракские войска, а настоящий серьезный противник, чем бы тогда закончились эти упражнения по шагистике? Но в данном случае получилось красиво и, что было самым главным для американцев, — безопасно. Ведя огонь с предельных дистанций (американские историки это особо подчеркивают), они добили остатки дивизий «Талвазала», «Медина» и «Аднана», чуть позднее были разогнаны беспорядочные толпы, оставшиеся от 10-й, 12-й и 52-й танковых дивизий армии Ирака. VII корпус захлопнул ловушку, отрезав противнику путь к отступлению с территории Кувейта, но стоило ли это делать? Воевать иракские войска уже не могли и не хотели (или наоборот?), держать солдат в плену 25 лет «для восстановления народного хозяйства» американцы не собирались. Так не лучше ли было их просто выгнать, отобрав личное оружие?

Самым серьезным боем в этот день была атака эскадрильей А-10 «Тандерболтов» колонны британской 1-й танковой дивизии. Не помогла никакая самоновейшая электроника. Англичане отделались легким испугом, потерей двух БМП и 9 человек. Что тут скажешь? Повезло.

За 90 часов непрерывных маршей и боев VII корпус разгромил более десятка лучших иракских дивизий, уничтожил более 1300 танков и 1200 БТР, множество артиллерийских орудий и другой военной техники. Наверное, за годы, прошедшие после окончания института, я совершенно забыл арифметику, потому что, суммируя цифры в описаниях каждого дня, не могу получить ничего даже отдаленно похожего на этот грандиозный итог.

Тем временем морская пехота, наступавшая с юга, весь день простояла на месте и дожидалась только одного — подписания соглашения о прекращении огня. То есть, как выясняется, штурмовать Эль-Кувейт американцы не собирались. Вероятно, они опасались, что в уличных боях их совершенная техника окажется бесполезной. Может быть, и так, но, как мне кажется, многоэтажные стеклянные небоскребы для обороны гораздо менее пригодны, чем старые кирпичные дома высотой в 5–6 этажей.

Утром 28 февраля вступило в силу соглашение о прекращении огня, и можно было начать подводить итоги операции. По утверждениям американских историков, их наземные силы уничтожили 3947 танков из 4280, которые имел Ирак, более половины из 2880 БМП и БТР, примерно 3000 артиллерийских орудий. Интересно, как к подобным заявлениям относятся офицеры американских ВВС, которые с нескрываемым удовольствием записывают те же самые цифры на свой счет? Ну вот взять в плен 60 000 солдат летчики точно не могли, это действительно заслуга пехоты и танкистов. Потери союзников оказались действительно пренебрежимо малыми.

Добиться такого результата американцам помогло колоссальное превосходство в технологии. Они не могут нахвалиться на свои ИК-прицелы, тепловизоры и тому подобные штучки. Кстати, если кому интересно, то он может прокрутить добрый старый боевик «Хищник» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. Там режиссер в качестве органов зрения приклеил инопланетному чудовищу именно тепловизор. Я сам работал на такой аппаратуре, правда, с сугубо мирной целью обнаружения внутренних дефектов в пластмассовых изделиях, поэтому знаю, что говорю.

Большим подспорьем оказались системы глобальной навигации, лазерные прицелы и тому подобные новинки. В то же время американцы неохотно, но признают, что их главное противотанковое оружие вертолет АН-64А «Апач» с ракетами «Хэллфайр» оказался переусложненной системой, склонной к частым поломкам и отказам. Скрипя зубами, американцы были вынуждены признать, что иракские (читай — советские) рации работали более надежно. Правда, в качестве утешения тут же пишется, что английские рации были еще лучше. Танки и другая техника союзников были не слишком приспособлены для действий в пустыне, но я не стал бы следом за некоторыми российскими аналитиками делать особый упор на этом факте. Повторилось то же самое, что происходило с нашей техникой в Афганистане, все это вооружение было рассчитано на действия в местности с умеренными температурами и более высокой влажностью.

Но самым главным выводом было то, что решающую роль в разгроме иракской группировки сыграла авиация. Однако не следует бездумно принимать как истину в последней инстанции опыт этой кампании. Как и в случае с войнами на Синайском полуострове, здесь имелись очень специфические климатические условия, которые просто невозможно найти в Европе. Противник тоже не оказал того сопротивления, которое от него ожидалось. Поэтому хвастовство американцев, которые ставят генерала Шварцкопфа на один уровень с Гудерианом, приписывая ему самую крупную операцию на окружение в войнах второй половины XX века, может лишь посмешить, но сами американцы относятся к таким заявлениям всерьез.

В 2003 году Соединенные Штаты под предлогом необходимости уничтожить оружие массового поражения, которым обладает Ирак, снова вторгаются в эту страну. 19 марта президент США Джордж Буш-мл. (IQ = 85, желающие пусть сами выясняют, чему соответствует эта цифра) выступил в прямом эфире с обращением к нации:

Наступление снова началось с массированных бомбардировок крупнейших иракских городов и удара крылатыми ракетами. 21 марта американские и британские войска перешли в наступление. На этот раз иракские войска оказали еще более слабое сопротивление, поэтому особо вдаваться в детали нет смысла. Американская 3-я пехотная дивизия двинулась на север на Багдад, а британская 1-я танковая дивизия сразу направилась к вожделенному призу — нефтяным месторождениям Румелы. Город Басра, находившийся у них на пути, союзники просто обошли, не желая ввязываться ни в какие стычки.

Чтобы показать, как им пришлось тяжело, американцы принялись выдумывать всяческие битвы и сражения, в которых они якобы участвовали. Вот, мол, 23 марта после тяжелого боя морская пехота заняла город Ан-Насирия и соседний аэродром Таллили, через который в дальнейшем велось снабжение войск коалиции. Но посмотрим на описания этого боя. Двум полковым боевым группам американцев противостоял иракский корпус, состоящий из 3 дивизий. Американцы потеряли около 100 человек убитыми, ранеными и пленными, потери иракцев убитыми и ранеными составили около 1000 человек. И это результат боев корпуса?! Как говорил Станиславский: «Не верю». При этом практически все потери американцы понесли от собственного нахальства и беспечности. Колонна легких автомобилей налетела на засаду и была расстреляна из легкого оружия.

Не отстают от американцев и англичане, которые с трепетом расписывают «танковое сражение» в окрестностях Басры, происходившее 27 марта. В нем были уничтожены целых 14 иракских танков. Единственная заминка случилась при попытке занять город Кербела, где иракский гарнизон решил немного пострелять. Американцы по-прежнему стремились избегать любых потерь и предприняли обходной маневр. Они заняли город Самава, отрезав иракский гарнизон в Кербеле от основных сил. Тем временем 1-я дивизия морской пехоты при поддержке танков стремительным ударом захватила Кербелу и Наджаф, чтобы предотвратить иракское контрнаступление с востока. Это полностью обезопасило левый фланг и позволило коалиционным войскам двинуться к Багдаду, от столицы Ирака их теперь отделяло менее 100 километров. В общем, главным и совершенно неожиданным итогом двух войн в Персидском заливе стало полнейшее нежелание иракской армии защищать своего горячо любимого вождя. При первой же серьезной опасности она частично сдалась в плен за бесплатную еду, частично просто разбежалась. Другое дело, что войти в Ирак оказалось в сто раз проще, чем оттуда выйти. Американцы оказались вовлечены в малую партизанскую войну, которую выиграть невозможно по определению, именно потому, что она малая. В большой, типа Вьетнамской, можно добиться каких-то успехов, в малой — никогда. Она прекращается, лишь если народ сам откажется воевать, но бушевский IQ не позволяет понять это даже сейчас.

3 апреля все та же 3-я пехотная дивизия без боя вошла в Багдад, и весь этот месяц союзники занимались оккупацией территории Ирака. 1 мая Джордж Буш-мл. с помпой объявил о завершении войны. Оружия массового поражения не нашли ни тогда, ни сегодня, 5 лет спустя, но это уже никого не интересовало.

Библиография

Барятинский М. «Т-34 в бою», М., 2008

Барятинский М. «Советские танки в бою. От Т-26 до ИС-2», М., 2007

Барятинский М. «Немецкие танки в бою», М., 2007

Бешанов В. «Танковый погром 1941 года», Минск, 2000

Бешанов В. «Год 1942 — «учебный», Минск, 2002

Бешанов В. «Десять сталинских ударов», Минск, 2003

Бивор Э. «Сталинград», Смоленск, 1999

«Битва за Берлин», М., 1995

Бок Ф. фон «Я стоял у ворот Москвы», М., 2006

БрэдлиО. «Записки солдата», М., 1957

Былинин С. «Сталинградская битва», М., 2004

Василевский А. «Дело всей жизни», М., 1978

«Война в Корее, 1950–1953», СПб., 2003

«Вторая мировая война. Сборник статей», М., 1957

Де Голль Ш. «Воспоминания солдата», М., 2003

Гот Г. «Танковые операции», М., 2006

Гречко А. «Битва за Кавказ», М., 1967

«Гриф секретности снят», М., 1993

Гудериан Г. «Воспоминания солдата», Смоленск, 1999

Гудериан Г. «Внимание — танки! История создания танковых войск», М., 2005 Даян МГевет Ш. «Арабо-израильские войны», М., 2003

Дэвидсон Ф. «Война во Вьетнаме», М., 2002

Жуков Г. «Воспоминания и размышления», М., 2002 Исаев А. «Десять мифов Второй мировой», М., 2004

Исаев А. «Котлы 41-го», М., 2005

Исаев А. «Краткий курс ВОВ. Наступление маршала Шапошникова», М., 2005

Исаев А. «Когда внезапности уже не было», М., 2006

Исаев А. «Георгий Жуков. Последний довод короля», М., 2006

Исаев А. «Берлин 45-го: Сражение в логове зверя», М., 2007

Исаев А. «Сталинград», М., 2008

Карвер М. «Битва под Эль-Аламейном», М., 2003

Катуков М. «На направлении главного удара», М., 1976

Крюгер В. «От Австралии до Японии», М., 1958

«Курская битва. Хроника, факты, люди» в 2 томах, М., 2003

Лавренов С. у Попов И. «Крах Третьего рейха», М, 2000

Лавренов С., Попов И. «Советский Союз в локальных войнах и конфликтах», М., 2003

де Лазари А. «Химическое оружие на фронтах Мировой войны

1914–1918 гг.», М., 1935 Лелюшенко Д. «Москва — Сталинград — Берлин — Прага», М., 1987

Лиддел-Гарт Б. «Вторая мировая война», М., 1976

МакдоноД «Последний кайзер», М., 2004

Максей К «Танк против танка», М., 2004

Манштейн Э. «Утерянные победы», М., 1999

Меллентин Ф. «Танковые сражения 1939–1945 гг.», М., 1957 Мерецков К «На службе народу», М., 1968

«Мировая война, 1939–1945 годы», М., 1957

«Моторизованная пехота Вермахта», Рига, 1998

Нилланс Р. «Генералы великой войны», М., 2005

«Операция «Багратион», М., 2004 Петэн Ф. «Оборона Вердена», М., 1937

Проэктор Д. «Германо-польская война», М., 2004

Раус Э. «Танковые сражения на Восточном фронте», М., 2005

Рейнгардт К. «Поворот под Москвой», М., 1980

Рольф Д. «Кровавая дорога в Тунис», М., 2003

Росадо Х., Бишоп К «Танковые дивизии Вермахта», М., 2007

Самсонов А. «Сталинградская битва», М., 1989

Свирин М. «Броневой щит Сталина», М., 2006

Свирин М. «Броня крепка», М., 2005 «Советские танковые войска 1941–1945», М., 1973

Соколов Б. «Правда о Великой Отечественной войне», СПб., 1989

Солонин М. «22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война?», М., 2005

Суворов В. «Последняя республика», М., 1995

Суворов В. «Очищение», М., 1998

Суворов В. «Самоубийство», М., 200 °Cмирнов А.

«Арабо-израильские войны», М., 2003

Тарас Д. «Операция «Weiss», Минск, 2003

Типпельскирх К. «История Второй мировой войны», М., 1956

«Трагедия 1941. Причины катастрофы», М., 2008

Фаулер У. «План «Барбаросса». Блицкриг на Востоке», М., 2007

Хаф Ф. «Война на островах», М., 1960

Хейгль «Танки», в двух томах, М., 1936

Чемберлен П. «Полный справочник германских танков и самоходных орудий Второй мировой войны», М., 2008

Чуйков В. «Конец Третьего рейха», М., 1973

ШлиффенА. «Канны», М., 1937

Эйзенхауэр Д. «Крестовый поход в Европу», Смоленск, 2000

Agha Нитауип Amin «Battle of Chawinda», Karachi, 1998 Alexander J. H. «Across the reef», Washington, 1993

Alexander J.H. «Marines in the Victory on Okinawa», Washington, 1996

Allcorn W; «The Maginot line, 1928–1945», Botley 2001

Antill P. «Berlin 1945», Botley, 2005

AntillP. «Stalingrad 1942», Botley, 2007

Barbier M.K. «Kursk, the greatest tank battle», St. Paul, 2002

Bean Т., Fowler W. «Russian Tanks Of World War II — Stalin's

Armoured Might», London, 2002 Battistelli P. «Panzer Divisions — The Blitzkrieg Years 1939—40», Botley 2007

Battistelli P. «Panzer Divisions — The Eastern Front 1941—43», Botley 2008

Buckley J. «British armour in the Normandy campaign», London, 2004

Chafian R. «Building Guderian's duck: Germany's response to the

Eastern Front antitank crisis», Leavenworth, 2004 Chapin J.C. «The battle for Saipan», Washington, 1994 Cole H. «The Lorrain campaign», Washington, 1993 Daglish I. «Operation Goodwood», Barnsley, 2004 Dunstan S. «Armour of the Korean war 1950—53», London, 1982 Dunstan S. «Armour of Vietnam War», London, 1985 Dunstan S. «The Yom Kippur War 1973 (1), The Golan Heights», Botley, 2003

Dunstan S. «Yom Kippur War (2), Sinai», Botley, 2003 «Encyclopedia of the Persian Gulf War», Santa Barbara, 1995 Fletcher D. «British tanks 1915—19», Ramsbury, 2001 FordK. «El Alamein, 1942», Botley, 2005 Forty G. «Tank commanders», 1993

Forczyk R. «Moscow 1941 — Hitler's first defeat», Botley, 2006

Fowler W. «Poland and Scandinavia 1939–1940», Hersham, 2002

Fowler W. «France, Holland and Belgium 1940», Hersham, 2002

Fowler W. «Russia 1941–1942», Hersham, 2003

Fowler W; «Balkans and North Africa 1941–1942», Hersham, 2003

Fowler W. «Russia 1942–1943», Hersham, 2003

Fowler W. «North Africa and Italy 1941–1942», Hersham, 2003

Gawrich G.W. «Key to Sinai», Leavenworth, 1990

Glanz D. «Soviet defensive tactics at Kursk», Leavenworth, 1986

Glanz D. «The battle for Kursk», London, 1999

«The history of Indo-Pakistan war», New Delhi, 1992

«Hitler's War Directives 1939–1945», London, 1964

Irving D. «The trail of the fox», London, 2001

Jentz T.L. «Panzertruppen, 1933–1942», Atglen, 1996

Jentz T.L «Panzertruppen, 1943–1945», Atglen, 1996

Karsh E. «Arab-israeli conflict», Botley, 2002

KatzS.M. «Merkava Main Battle Tank 1977–1996», London, 1997

Kennedy R. «The German campaign in Poland», Washington, 1956

Kirchubel R. «Operation Barbarossa 1941 (1)», Botley, 2003

Kirchubel R. «Operation Barbarossa 1941 (2)», Botley, 2005

Kirchubel R. «Operation Barbarossa 1941 (3)», Botley, 2007

KubiakK «Indie — Pakistan 1971», Warszawa, 1997

Macksey K. «Guderian. Der Panzer General», Düsseldorf, 1976

MacGhee G. «Breaking the Seelow Heights: the Zenith of Combined

Michulec R. «T-34. Mythical weapon», Mississauga, 2006

Munro B. «The Centurion tank», Whiltshire, 2005

Newton S.H. «Kursk. The German view», Cambridge, 2002

Oliker O. «Russia's Chechen Wars 1994–2000», Santa Monica, 2001

Oren M. «Six days of war», Oxford, 2002

PerrettB. «The Lee-Grant Tanks In British Service», London, 1978

Porch D. «Path to victory», New York, 2004

Rottman G. «M3 medium tank against Panzer III», Botley, 2008

ShepperdA. «Blitzkrieg in the West», London, 1990

ShepperdA. «France 1940», Botley, 1990

SolarzJ. «Fall Weiss. 1939», Warszawa, 1998

SolarzJ. «Fall Gelb 1940», Warszawa, 1999

«The Soviet-Afghan War», Lawrence, 2002

Trew S., Badsey S., «Battle for Caen», Stroud, 2004

Turner A. «Cambrai 1917», Botley, 2007

Varble D. «The Suez crisis», Botley, 2003 Wiest A. «Vietnam war, 1956–1975», Botley, 2002

Schubert F., Kraus T. «Whirlwind War. The United States Army in Operations DESERT SHIELD and DESERT STORM», Pittsburgh, 1995

Zaloga SJ. «Armour of the Middle East wars 1948—78», London, 1981

Zaloga S.J. «Armour of the Pacific war», London, 1983

Zaloga S.J. «Poland 1939, Birth of Blitzkrieg», London, 2003

Zaloga S.J. «Kasserine Pass, 1943», Botley, 2005

Zaloga S.J. «Lorrain 1944. Patton vs Manteufel», Botley, 2000

Zaloga S.J. «US Armored Divisions — The European Theater

1944—45», Botley, 2004 Zaloga SJ. «The M47 & M48 Patton Tanks», London, 1980 Zaloga S.J. «Tank War — NATO vs. Warsaw Pact», London, 1989

«История Первой мировой войны» в 2 томах, М., 1975

«Советская военная энциклопедия» в 8 томах

«История Второй мировой войны» в 12 томах

«The history of World War II» in 30 parts

Журналы:

«Фронтовая иллюстрация»,

«Военная Летопись», «Танкомастер», «Бронеколлекция»,

«After the battle»

Различные сайты Интернета