Я буду первым - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Натали Лав (Глава 8) #8

Глава 8

Еленка

— Ты почему не в больнице? — озвучиваю свою мысль, которая мне не давала покоя с того момента, как я увидела Платона.

Он захлопывает входную дверь в квартиру и отвечает:

— Говорю же, я не дозвонился.

Кошусь на его бок, будто ожидая, что там начнет расползаться кровавое пятно.

— То есть ты из больницы сбежал?

Он с шумом выдыхает.

— Я не сбежал, я поставил в известность, куда еду. Ты не брала трубку. Я подумал, вдруг тебе плохо стало…

Меня окутывает тепло от его слов. Он волновался, ушел из больницы, чтобы проверить, все ли со мной в порядке.

— Извини, я не знала, что тебе на меня не плевать.

— Как ты странно формулируешь мое отношение к тебе, — отзывается он.

Вот и подходящий момент, чтобы спросить прямо, что ему от меня надо.

— А есть какое-то отношение? Я думала, что вы с Кириллом поспорили, кто раньше меня трахнет. Если так, то ты выиграл. Простынь тебе отдать?

Он тянет меня за руку на кухню и пыхтит:

— Мы не спорили. Что ты придумываешь разную чушь? Ты чем собираешься заниматься?

— Я гинекологу хотела звонить, пока ты не пришел.

— Давай я тебя отвезу, — предлагает Платон.

Я обдумываю такую перспективу. Но пока не готова с ним туда пойти.

— Ты знаешь, это как-то преждевременно. Давай тогда уж и к урологу вместе пойдем.

— Нет, к урологу не надо, — отвечает Хромов, роясь у меня в холодильнике, — Покорми меня чем-нибудь, а?

Вот же растущий организм!

— Я сначала позвоню врачу, потом сделаю тебе омлет.

Визит к специалисту назначают на три дня, поэтому кормлю Платона. У самой кусок в горло не лезет. Все, что я могу в себя затолкать это сладкий черный чай с лимоном.

— Ты почему сама ничего не ешь? — замечает мой гость.

— Боюсь, тебе не хватит.

Он прекращает жевать, усаживает меня на колени и спрашивает:

— Давай я тебя покормлю, как маленькую капризную девочку, с ложечки?

Есть я не хочу совершенно.

— Я не буду. Ты мне лучше скажи, ты в больницу вернешься?

Он усмехается:

— Нет. Что я там забыл?

— Тебя ножом ударили, — а потом продолжаю, — Мне ехать пора.

— Ладно, я найду, чем заняться. Только ты позвони мне после.

Согласно киваю:

— Хорошо.

Мы вместе покидаем мой дом, садимся по своим автомобилям и разъезжаемся в разные стороны.

Я еду в клинику. Там меня ждут, провожают в кабинет, несколько минут я терпеливо отвечаю на вопросы, затем врач проводит осмотр и, наконец, успокаивает меня:

— Ничего страшного не произошло. Боли и обильное кровотечение из-за строения девственной плевы. Во влагалище никаких разрывов нет. Но небольшие выделения могут быть еще день или два. От половых актов лучше дней пять-семь воздержаться. В дальнейшем все у Вас должно быть в порядке. Только не забывайте предохраняться. Пока при помощи презервативов. Потом обсудим дальнейший способ контрацепции.

Покинув кабинет врача, облегченно выдыхаю. Хорошо, что всё обошлось.

Уже в машине у меня звонит сотовый. Это Давлатов. Ему-то что надо?

— Алло. Я слушаю.

— Лена, здравствуй. Я тебе сообщением скинул адрес больницы. Там сейчас Кирилл. Подъезжай туда. Мне нужно с тобой поговорить.

Я хорошо слышу то, что он мне говорит. Вот только что же произошло?

— Как он туда попал? Что-то серьёзное? — не могу скрыть своего беспокойства.

— Жить будет. Все остальное — не по телефону.

Я уже привыкла, что мой отчим — человек действия. Он обсуждает только то, что ему нужно. И то в нескольких словах.

Что же стряслось с Кириллом?

Несмотря на все произошедшее, я не желаю ему ничего плохого. В какой-то степени я сама виновата в том, что случилось. Я же видела Кирилла вдвоем с Сашей. Их отношения далеки от равнодушия. И пытаться что-то строить там, где еще вовсю полыхает пожар, меня никто не заставлял.

Скорее всего к тому, что Кирилл оказался в больнице причастен Дзагоев. Вряд ли гордый восточный мужчина готов играть роль рогоносца. Но все это лишь мои догадки. Которые во многом оказываются правильными.

В больницу меня пускают беспрепятственно, говорят номер палаты, как только я представляюсь.

Я поднимаюсь на нужный этаж и, повертев головой по сторонам, замечаю знакомые лица охранников Давлатова, которые заняли оборонительные рубежи. И не зря. Из-за двери раздаются крики.

— Я войду? — не совсем вопрос, не совсем утверждение, но меня пропускают.

И я сталкиваюсь нос к носу со взбешенным отчимом.

Я смотрю на него, он — на меня. Потом он просто отступает в сторону, и мне открывается вид на больничную кровать. И на Гордеева. И хотя я понимаю, что в больницу не кладут без веской причины, у меня вырывается короткое, но ёмкое:

— Ого!

Меня тут же перебивает отчим:

— Вот, вот! А помимо "ого" сломаны три ребра и правая рука. И скажите-ка мне, старому ослу, ребятки, как вы так встречаетесь интересно? Его из-за чужой невесты едва не убили, а от тебя Хромова не отгонишь?

Я еще раз смотрю на Кирилла. Лицо разбито в фарш. Глаза заплыли, губы разбиты. Вместо лица у Кирилла — одна большая гематома. Была бы я кисейной барышней, я бы наверное расплакалась от жалости. Но Кирилл сам во всем виноват.

— Что за наезд, дорогой Сергей Владимирович? С кого сняли вашего племянника — это не мои проблемы. И мы с ним уже не встречаемся.

— Лен, — раздается печальный голос Кирилла.

— Что? — отзываюсь спокойно.

Мне не хочется откровенничать при отчиме и вываливать на голову Гордееву то, что я видела.

Однако объяснить, что все закончилось, необходимо.

— Кирилл, я тебе не нужна. Тебе нужна другая. Извини, но быть заменой, я не хочу.

В палате повисает гнетущая тишина.

Еленка

Затянувшуюся тишину нарушает вздох Кирилла:

— Лен, я не знаю, как объяснить…

Перебиваю его. Мне не хочется пустых слов и нелепых сожалений. Если бы так легко было заменить дорогого тебе человека на другого… Но так не бывает.

— Ничего не надо. Я всё поняла.

Отвлекаюсь от Кирилла и замечаю, что отчим внимательно наблюдает за нами обоими. Он ловит мой взгляд и вмешивается в разговор.

— Это хорошо, что ты поняла. Но не всё. Самир Дзагоев — это не твой ровесник, который смотрит тебе в рот и делает, что твоя душа пожелает. Учитывая, что вот он, — Давлатов делает кивок головой в сторону племянника, — едва не отымел его невесту. Как ты думаешь, Лена, на ком он решит отыграться?

Честно говоря, об этом я не думала вовсе. Я как-то привыкла, что желающих переть против отчима — нет. Но сейчас меня затапливает возмущение. Я награждаю Кирилла гневным взглядом.

— А я тут при чем? Если бы это я его невесту пыталась трахнуть, я бы еще поняла такие претензии. Пусть они с Кириллом сами разбираются.

Сергей усмехается и качает головой.

— Такие, как Дзагоев рассуждают по-другому. Хорошо, что клуб, где всё это случилось, принадлежит моим знакомым. Охрана вмешалась. А то бы Самир тебя бы прямо там и убил, — теперь он обращается к Кириллу.

Затем вновь переключается на меня:

— Я не знаю, что придет Дзагоеву в голову, поэтому предлагаю тебе пока переехать к нам с матерью и приставить охрану.

Мне не нравится его предложение. От него веет попыткой установить надо мной тотальный контроль.

— Нет, я — против.

— Лена…

— Чушь это все. Не такой этот ваш Дзагоев дурак, чтобы не понимать, что Кириллу на меня плевать. Я же не Саша.

— Слушать меня ты не хочешь, — делает отчим вывод.

Я пожимаю плечами. Зачем я вообще приехала? Теперь главное уйти раньше отчима. Я не знаю, как себя вести с Кириллом и оставаться с ним наедине, не хочу.

— Я поеду, — говорю обоим мужчинам и почти бегом покидаю палату.

Знаю, что Давлатов не будет давить. Он подождет, когда я набью шишек. И даже тогда не будет поучать. Просто посмотрит так, что я почувствую себя полной идиоткой.

Я, конечно, его услышала. Нужно быть осторожней. Не нарываться на неприятности. И возможно, меня минуют разборки из-за драгоценной Саши. Во всяком случае, мне хочется в это верить.

Дома валюсь у телевизора, включаю какую-то передачу, в которой по экрану бодренько бегают львы, и стараюсь ни о чем не думать. Иногда так и стоит ко всему относиться. Пофигистически.

Уже около одиннадцати вечера раздается звонок домофона. Сердечко встревоженно ухает, когда заглядываю на экран.

Вижу Платона с какими-то пакетами. Жму значок, чтобы открыть ему дверь, и сразу же отпираю входную. Он заходит в прихожую несколько минут спустя и сурово выговаривает:

— Ты не позвонила!

По квартире от пакетов распространился приятный аромат, а я вспомнила, что за целый день ничего не съела. Только чай утром попила.

— У меня были дела.

— Какие?

Платон вряд ли придет в восторг от того, что я скажу, но врать не хочется.

— Ездила к Кириллу в больницу.

За это время он успел зайти на кухню и достать кое-какую еду.

Однако, услышав про Гордеева, он резко оборачивается ко мне:

— Зачем?

Он не удивлен тем, что услышал. Почему?

Только сильно разозлился.

— Апельсины возила.

Мужчина становится еще злее. Вдруг хватает меня и впивается в губы. Больно.

Также быстро отстраняется и выдыхает мне в рот:

— Лена, я не потерплю, чтобы ты перед Киром крутила хвостом. Ни перед ним. Ни перед кем-то еще.

Я обалдело его рассматриваю. Это ревность?

Отчего-то я чувствую радость. Совершенно нерациональную и неоправданную.

— Мне отчим позвонил и попросил приехать. Спрашивал, как так получилось, что Кира едва не убили из-за дзагоевской невесты.

— А ты что?

— А что я могла сказать после того, что видела в клубе? Ответила, что мы с ним больше не встречаемся.

— С Киром говорила?

— Нет. О чем? О том, что пока он резвился с Сашей, я залезла в кровать с тобой?

Платон делает над собой усилие, чтобы успокоиться. Это заметно.

— Ты ему ничего не должна. А то, что было между нами, это не секс. Ты по-прежнему не понимаешь, как от удовольствия сносит крышу. Я хочу тебе это показать.

Радость сдувается как проколотый воздушный шарик. Ему нужен от меня только секс. И, скорее всего, ничего кроме.

— Тогда ты зря сегодня пришел. И потратился на еду из ресторана. Мне пока нельзя. Через неделю заходи. Если я кого-нибудь другого не присмотрю.

Платон смотрит на меня с укоризной.

— Какй ты еще ребенок, Лена. Еду я купил, чтобы поужинать. А тому, кого ты присмотришь, я оторву голову. Или член.

Он распаковывает еду, накрывает на стол, пока я, сидя у окна, наблюдаю за ним, не зная, что делать. То ли выпроводить его домой. То ли спокойно поужинать.

В конце концов, решаю сначала поесть.

— Садись, давай. Дуться будешь, когда поешь.

Сглатываю слюну, сажусь за стол. Мы с аппетитом едим. Платон подкладывает мне разные вкусности в тарелку. Меня удивило, что он не открыл вино, хоть и привез. Убрал в холодильник.

— Я у тебя сегодня останусь ночевать, — ставит меня в известность.

Замечает мой встревоженный взгляд и успокаивает:

— Лезть не буду.

— Ты моим мнением не хочешь поинтересоваться?

— Поздно уже. Я спать хочу. И вообще я ранен. Не выгоняй меня…

Единственное, на что меня хватает, это возмутиться:

— Какой же ты манипулятор!

Ухожу от него в ванную, принимаю душ, переодеваюсь в то, в чем обычно сплю. Потом иду в спальню. С наслаждением потягиваюсь в постели. Платон тоже принимает душ. Заходит в спальню уже в спортивках. Он, что, с собой и свои вещи привез?

Молодец!

В спальне стягивает штаны, бросая их на прикроватную тумбочку, залезает под одеяло и подтягивает меня к себе. Утыкается носом мне в шею и выключает ночник.

— Спи, маленькая.

Уплывая в сон, я сама себе поражаюсь — как я все это позволила?

Еленка

В мои сновидения врывается настойчивый трезвон. Открывать глаза нет ни малейшего желания, однако противный звук продолжает тревожить сознание. Недовольно ворочаюсь, обнаружив, что Платон закинул на меня ногу.

Всё же проснувшись, понимаю, что в дверь продолжают звонить. В этот момент завидую спящему рядом мужчине, который не реагирует на шум.

Выбираюсь из его захвата и босиком шлепаю в прихожую. Смотрю в дверной глазок и сначала не верю своим глазам.

Саша! Когда я встала, времени было пол первого ночи. Что ей надо от меня? Да еще и в такой час?

Разумнее не открывать, но она продолжает звонить.

Любопытство пересиливает осторожность.

Я распахиваю дверь и замираю, не зная, как себя вести. Саша также застывает напротив.

Я прихожу в себя первой. Отмечаю про себя, что Кирилл после их приключения выглядит значительно хуже. Девушка хотя бы без телесных повреждений. Правда, что мешало Дзагоеву избить так, чтобы ничего не было видно? Вид у неё разнесчастный. Но я ей чем могу помочь? Не стоило соглашаться на брак из-за денег.

— Ты что-то хотела?

Она смотрит на меня так, словно только сейчас поняла, кто перед ней.

— Да-а-а. Я хотела с тобой поговорить.

А я не хочу. Ни разговаривать. Ни пускать её в квартиру.

— О чём? — я не пытаюсь скрыть удивления.

— Здесь неудобно. Можно я зайду?

Отступаю в сторону, пропуская её в квартиру.

Хочу захлопнуть входную дверь, но ее перехватывает чья-то рука.

— Я тоже войду, — Самир не спрашивает, он констатирует факт.

И оказывается у меня дома, при чем не один. Кроме него у меня в прихожей обосновываются еще два атлетически сложенных господина, которые похожи друг на друга, как близнецы.

Мне бы испугаться. Но его бесцеремонность меня выбешивает.

— А что вы все сюда приперлись? — мое дворовое детство дает о себе знать.

Самир окидывает меня таким взглядом, от которого я, наверное, должна кинуться исполнять его малейшее желание. Но тут он просчитался. На такие взгляды у меня иммунитет, выработанный за годы общения с отчимом. Да и вообще, менталитет восточной женщины от меня очень далек.

— Зачем ты здесь, Саша? — голос Дзагоева звучит безэмоционально.

Лишь на секунду в нем проскальзывает ярость. Но сразу же исчезает. Саша теряется, отступает от него, хотя он итак находится от нее на расстоянии. Боится? Может, он действительно способен на жестокость, а я зря проигнорировала Давлатова? Но как бы то ни было, разбираться у меня дома они не будут.

— Дамы и господа! Вы верно ошиблись адресом. И временем тоже. Поэтому у меня к Вам, господин Дзагоев, убедительная просьба, забрать свою невесту, свою охрану и отправиться восвояси.

Вот теперь обращенный на меня взгляд черных глаз полыхает яростью.

Пришедшие с Дзагоевым молодцы ни на что не реагируют и вполне удачно изображают статуи.

Саша же начинает говорить, торопясь и путаясь.

— Прости, пожалуйста, что я к тебе пришла. Это неуместно, я всё понимаю. Но я хотела…, - она запинается, потом мятежно глядит на жениха и продолжает, — Я хотела, чтобы ты сказала Кириллу, что я очень сожалею, что он пострадал из-за меня. И что это было неспециально… То есть этого вообще не должно было случиться. Мы с ним ошиблись. А еще, передай ему, что он мне дорог, и я хочу, чтобы он был счастлив. Чтобы вы были счастливы.

Я вообще ничего не поняла. Для чего и кому нужна эта трагедия? Какой век на дворе?

Самир, видимо, понял больше.

Он усмехается и роняет тихо:

— Кирилл…

Я замечаю, что он разглядывает мои ноги, затем перемещается выше и встречается со мной глазами. В них читается неприкрытый животный интерес. Я упрямо вскидываю голову. Я у себя дома. А они… Их никто не звал.

— Что ж вы все в этом Кирилле нашли? Может ты мне расскажешь, Ле-е-на, раз уж моя невеста не может четко сформулировать это?

Я встряхиваю головой и бросаю ему в лицо, не задумываясь о последствиях:

— Шел бы ты на хрен, дядь.

Наградой мне служит изумление, мелькнувшее на холеном, властном лице.

Я помню про его двух верных псов. Да и сам он выглядит внушительно. То ли бывший боксер. То ли бывший борец. Зачем я впустила эту страдалицу?

— Самир! — раздается вдруг насмешливое, — Ты чего девчонкам спать не даешь? Ни своей, ни моей…

В коридоре объявляется Хромов, вроде бы пытающийся всё перевести в шутку. Но ровно до того момента, когда он замечает, как на мои голые ноги пялится Дзагоев. Тогда он сразу же меняется. С лица пропадает расслабленность, взгляд делается колким. Он как будто становится сразу старше. И опаснее.

Теперь он выглядит ровней Дзагоеву. И я бы еще поспорила, кого стоит опасаться сильнее — Платона или Самира.

В голове звучат слова отчима, что я привыкла вертеть ровесниками. А эти двое — другого поля ягоды. Просто обычно Платон ведет себя легко и непринужденно, и я забываю, что он старше на восемь лет.

Дзагоев явно не ждал такого сюрприза. Но справляется хорошо.

Саша тоже не ожидала. На ее лице расцветает возмущенная растеренность. Она-то мне от всей души Кирилла предложила, а он мне, неблагодарной, не нужен.

— Лен, иди спать, я гостей сам провожу, — голос Платона звучит обманчиво мягко.

Он соизволил натянуть спортивки. И больше ничего. Спасибо, хоть не в трусах вышел.

Дзагоев мажет взглядом по обнаженному торсу Хромова. А когда возвращает свое внимание мне, то в глазах плещется пренебрежение. Но мне плевать, что он обо мне подумал.

Платон же тем временем аккуратно тянет меня за запястье и подталкивает в сторону спальни. Решаю, что так будет лучше. А он кивает Дзагоеву в сторону выхода, цепляет свою куртку с вешалки и ключницу с полки.

Видя, что я задержалась, повторяет чуть резче:

— Иди спать, Лена.

Я ухожу и уже в комнате слышу, как захлопнулась входная дверь. Но о том, чтобы уснуть и речи быть не может.

Я жду возвращения Платона.

Платон

Я вышел из квартиры последним. Саша испуганно оглядывалась на нас с Самиром, но молчала. Дзагоев тоже хранил молчание.

На улице порыв ледяного ветра пробрал до костей. Пришлось застегнуть куртку.

Охрана отвела Сашу в машину и назад не вернулась.

Я закурил.

— Самир, не надо сюда больше приезжать.

Мне не понравилось, как он разглядывал Еленку. Совсем.

— Платон, я так и не понял, чья же она девчонка.

На этот счет у меня не было сомнений.

— Моя. Тебе-то какая разница?

— Странные вы русские. Женщина должна принадлежать одному мужчине. Иначе это… — он предусмотрительно не стал договаривать свою мысль.

Я покачал головой.

— Вай, вай, дорогой. Так ты Лену глазами только что чуть не сожрал. И дай тебе волю, тебе бы было плевать, сколько у нее до тебя было мужиков. Ни одного. Или двадцать. Самир, мы с тобой вроде всегда друг друга понимали хорошо. Не крутись возле нее. Ты ж меня знаешь. Хочешь гарем организовать, из своего аула приведи еще кого-нибудь. И наслаждайся. Саша — старшая жена, та — младшая. Кайф.

Он усмехается.

— Да я и не собирался. Просто ты насчет этой девочки заблуждаешься. Такие, как она, коллекционируют мужчин. И это не ты ее заарканил. А она тебя заманила в свои сети. При том, что маловероятно, что ты останешься единственным уловом.

При каждом его следующем слове у меня увеличивается желание съездить ему по наглой роже. Останавливает меня лишь то, что так я лишь подогрею его интерес к Лене и желание мне насолить.

— Самир, прежде чем разбираться в моей жизни, лучше наведи порядок в собственной. Зачем тебе Саша? Ни ее брата, ни твоей сестры уже нет в живых. Какая месть? Кому?

Дзагоев окидывает меня ледяным взглядом.

— Не твоего ума дело.

Сейчас за показным спокойствием бушуют нешуточные страсти. Я в этом уверен.

— Как и Лена.

Он хмыкает и идет в сторону машины. Я же возвращаюсь в квартиру. Сомневаюсь, что Лена послушалась и улеглась спать. И точно, я нахожу ее на кухне с чашкой чая. По помещению витает тонкий аромат лимона.

— Будешь? — спрашивает она у меня, кивая на чайник.

В голове у меня звучат слова Дзагоева: " Такие, как она, коллекционируют мужчин". Быть этого не может. Чтобы и я, и Гордеев были подопытными кроликами? Она же всегда говорит то, что думает. И интерес к ней — это желание подчинить, завоевать и присвоить.

Только вот… Что если я — не охотник, а — дичь?

И что будет, если после секса с ней всё станет еще хуже? Я итак уже обезумел из-за своего влечения к этой девочке. Что будет, если крышу сорвет окончательно?

Однако сейчас, вдохнув ее запах, ощутив тепло кожи, способность логически думать испаряется, оставляя лишь желание обладать. Припадаю губами к шее, ловлю ими учащающееся биение ее пульса. Невозможно так притворяться. Она на меня реагирует, расслабляется в моих руках, готовая принять всё, что я ей могу дать.

— Лена-а, — хриплю я сипло, потому что во рту пересохло.

Она кладет мне обе ладошки на лицо и сама тянется губами к губам. Целует сначала нерешительно, потом со все возрастающим пылом. Я же забываю обо всем.

В чувство меня приводит ее встревоженное:

— Платон!

Я держу ее под попу на весу, а стояком трусь о промежность. Отпускать ее не хочется, но как-то нужно вернуть себе контроль над самим собой. Ей пока нельзя. Отстраняюсь. Становится пусто и холодно. Ладно, я почти уже привык к воздержанию, поэтому притягиваю девушку обратно и вздыхаю:

— Спать пошли.

Она смотрит на часы и соглашается:

— Пошли. Поздно уже.

Утром не отказываю себе в том, чтобы приласкать аппетитные изгибы. Кажется, пальцы притягиваются к шелковистой коже. Лена извивается под моими ласками, ее стоны звучат как музыка. Когда же пройдут эти проклятые пять дней?

Мне надо на работу, ей на учебу. Но даже в кабинете офиса перед важным совещанием и на нем тоже мои мысли заняты Леной.

Я предвкушаю вечер у нее дома. И ночь в ее постели.

Уже после обеда мне звонит Орлов, просит о встрече. Хочу отказаться, но он бывает временами полезен, поэтому предлагаю ему подъехать в офис. Дел — куча, раскатывать по Москве времени нет.

Макс заявляется с опозданием, подмигивает секретарше и разваливается в кресле в кабинете.

Удивленно приподнимаю бровь.

Макс садится нормально.

— У меня мало времени. И ты опоздал.

— Да я узнать хотел, как все прошло с давлатовской падчерицей. Обломилось?

— Не помню, чтоб мы с тобой это обсуждали.

— Платон, ты, что, думаешь, я совсем дурак? — обижается Орлов, — Твоего интереса не заметил бы слепой.

— Макс, разве тебя касаются мои дела?

— Как тебе сказать. Я сегодня к Киру ездил. И Ленка там была. Она обычная вертихвостка. Да чё болтать-то. На вот, смотри.

Он сует мне под нос свой сотовый и в руке, которой я держу аппарат, рождается такое ощущение, будто мне под ногти воткнули иголки. Раскаленные. Желание разжать руку и бросить вещь очень велико. Но я не позволяю пальцам разжаться, хоть и горю изнутри. Даже чувствую запах горелой плоти.

На экране Лена. С распухшими от моих поцелуев губами. Или не только моих? И Кирилл, который склоняется к ней, ласково убирая упавшую ей на глаза прядку волос. Ее волос, аромат которых я ощущаю, как будто вдохнул его секунду назад. А руки помнят их шелковистую мягкость.

Леночка… Лена… Еленка… Как же так? Ведь утром ты млела от моих поцелуев и улыбалась так же нежно, как сейчас улыбаешься ему.

Ролик прерывается. Но Максим…

— Я не стал снимать дальше, как они лижутся. Они меня заметили.

Наверное, я бы уцепился, как утопающий за соломинку, что это не сегодня. Но даже такой возможности у меня не оказалось. Её отняло разбитое лицо Гордеева. Так он выглядел только после встречи с Самиром.

Почему всё так?

Глава 9.

Платон

Возвращаю телефон обратно Орлову, не подавая виду, какая буря бушует внутри.

— И что?

Лена — мое слабое место. А демонстрировать слабости — не стоит.

Он не ждет такой реакции, впадает ненадолго в ступор.

— Как что? Я думал…

Перебиваю:

— Индюк тоже думал, пока из него суп не сварили. Ты что хотел-то?

Зачем он вообще пришел? Может, врет насчет Лены?

— Это… Я денег хотел занять.

— Девчонка тогда причем?

— Ну, так.

На видео Лена и Кир не целуются. Стоят рядом. По большому счету, это ничего не значит. А Макс… Такой соврёт, недорого возьмет.

— Скажи мне, Макс, я похож на Гринпис, службу помощи бездомным или еще какую благотворительную организацию?

Орлов мгновенно краснеет от злости:

— Значит, денег не дашь…

Подскакивает с кресла и за секунду оказывается у двери.

Оттуда уже не боится выступать:

— Я Киру всё расскажу!

Бросаю холодно:

— Валяй.

Расскажет он, надо же! Чтобы рассказать, нужно что-либо знать. Да и Гордеев мне по барабану.

В голове — каша. Мне кажется, что Орлов всё придумал, чтобы я, находясь в неадеквате, отсыпал ему бабла. Однако память воскрешает жест Кира, которым он поправляет Лене волосы. Так не прикасаются к постороннему человеку.

Ленка же честная до скрипа зубов. Не будет она врать. Если это ничего не значит, она сама мне расскажет, что была у Гордеева.

И снова вечером я оказываюсь дома у девушки. Она ведет себя как обычно. Я же впитываю каждое ее движение, жду, что вот сейчас она мне скажет про визит к Гордееву.

Она молчит. Не отталкивает, когда лезу с поцелуями, позволяет трогать себя. И ей это нравится.

Но зачем ходила к Киру, не рассказывает.

Не выдерживаю сам.

— Ты Кира сегодня видела?

Все тот же открытый взгляд. В лице у девушки не меняется ничего, и ложь слетает с ее губ легко:

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

Хочется встряхнуть ее и заорать, чтобы объяснила.

Но вместо этого ухожу в ванную и засовываю голову под холодную воду. Нужно остыть.

Я не буду ничего выяснять.

Я просто получу от нее свое. Да так, что она этого не забудет.

Еленка

Платон весь вечер наблюдал за мной как кот за мышью. И этот его взгляд… Вроде бы тот же самый человек, но мороз ползет по коже, а сердце замерзает.

Мозг вопит — что-то не так. И звук сигнализации в сознании не отключается.

Сколько может плохого случится за короткий промежуток времени? Хватит уже. Я набила достаточно шишек.

Однако на следующий день рука сама нажимает кнопку "play" программы, установленной на телефоне Платона и связанной с моим. Благодаря ей я могу читать его переписку и слушать разговоры. Нечестно. Но одному я уже поверила. Результат мне не понравился.

Пробегаю глазами сообщения Хромовв, лениво прослушиваю разговоры. Вроде бы все как обычно.

До того момента, как у меня в ушах раздается знакомый голос с новой интонацией.

— Привет. Мне помощь твоя нужна. У меня в квартире нужно камеры установить.

Чужой голос отдается в голове глухими ударами.

— Зачем тебе? И сколько?

Но то, что говорит Платон уничтожает воздух в моих легких, не давая дышать.

— В спальне. Порно хочу снять. Камер несколько, с разных ракурсов. Чтоб девчонку хорошо было видно.

Сальный смешок обдирает болью, как в детстве камешки — коленки, когда упадешь с велосипеда.

— Раз так готовишься, то не для домашнего пользования?

Ответ Платона убивает. Почему-то я на сто процентов уверена, что речь идет обо мне.

— В интернет солью. Девушку должно быть хорошо видно. Меня — не очень.

— Потом придется с ним поработать.

— Не вопрос.

— На какую квартиру? А то у тебя их…

— В Хамовниках. Адрес сброшу. Давай вечером.

— Ладушки, я подъеду.

То, что я услышала, меня оглушило. Я даже в себя пришла не сразу. Не знаю, сколько прошло времени. Но я очнулась, поймав себя на том, что все слушаю и слушаю этот разговор.

И что теперь? Позвонить Платону и потребовать объяснений? Он не скажет правду. Да и я что ему смогу предъявить? Что установила программу слежения на его телефон и узнала то, чего знать не следовало?

Прекратить с ним всякое общение?

Я задумалась. Я хочу его. До дрожи в коленях. Никто другой не вызывал во мне и части того отклика, который вызывает Платон. И я попробую его как самый изысканный десерт.

Но если то, что я услышала, правда, я сотру его в порошок. Его же оружием. Он не знает, с кем связался.

Несмотря на удушающий гнев, во мне живет крошечная надежда, что я ошиблась. Что всё не так.

Которая погибает тем же вечером, когда Хромов между поцелуями зовет к себе.

— А где у тебя квартира? — задаю этот вопрос, а сама контролирую каждую свою клетку, чтобы не выдать себя.

— В Хамовниках, — Платон говорит адрес, но я его не слышу.

Вообще ничего не слышу из-за жгучей обиды.

Вот так женишков Бог послал. Один другого краше.

Адрес мне Хромов записывает утром на бумажке. Он хотел, чтобы я приехала сегодня. Но мне тоже нужно время на подготовку.

Поэтому день Х настанет завтра.

Как только за ним закрывается дверь, опускаюсь на пол в прихожей и реву, захлебываясь слезами. Реву долго. От жалости к себе. Размазывая по лицу слезы и сопли. Плевать на эстетику. Как же больно!

Ненавижу себя за эту слабость. Но ничего с собой не могу поделать.

После поднимаюсь с пола. Я всегда встаю, как бы сильно меня не ударили. И этот раз не станет исключением.

Умываюсь холодной водой. Смотрю на себя в зеркало.

Жалкое зрелище. Не люблю быть жалкой.

Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Так старики говорят. Наверное, знают, что говорят.

Набираю несколько номеров. Никакой конкретики. Время и место встречи. Все, что я хочу, я смогу обсудить, встретившись с этими людьми. Натягиваю джинсы, худи, куртку "оверсайз", стоптанные кроссы, чтобы не выделяться из толпы. В кармане — " тройка". Да здравствует общественный транспорт. Машина у меня слишком привлекает внимание. Это ни к чему.

Гараж на окраине Москвы. В нем вроде обычный замок. Но это лишь с виду. Привычно тычу в него пальцем. Дверь открывается.

В глубине среди мониторов нахожу хозяина:

— Привет, Ген.

Он с увлечением жуя какую-то супервредную фигню, радостно отвечает:

— Привет! Завтракать будешь? — потом смотрит на меня внимательней и уточняет, — Э-э-э, малыш, а чего ты такая грустная?

— Мне проучить надо одного козла.

— Всего-то?! Проучим! — радость возвращается в его голос.

Только не ко мне.

Время Х

Еленка

Смотрю на часы. Идти, не идти? Может, поступить правильно и уехать домой? Оборвать всякое общение с Платоном, воспользоваться предложением отчима, переехать к ним, пока Хромов не отвяжется, окружить себя охраной, чтобы он даже на сто метров не мог приблизиться?! У меня есть все возможности поступить так.

Но… Тогда я не узнаю, как сладко нам может быть вдвоем. А в том, что так и будет, я уверена.

"Это просто секс", — повторяю про себя. И только один раз. Больше ничего и никогда между нами не будет.

Вспоминаю, как вчера пялилась на него, когда он спал. И сладкая судорога пробегает по позвоночнику, заставляя сжать бедра, чтобы усмирить ноющее ощущение пустоты внутри. Встряхиваю головой и веду по внутренней стороне ноги, по капрону колготок. Выше и выше. Ладошка замирает между ног. Нет, не то. Когда это делают его руки, я готова воспламениться.

Выхожу из автомобиля, отгоняя мысли, как стаю ворон. Одергиваю темно-синее узкое платье. Мне жарко. Наверное, из-за своих фантазий, поэтому иду в куртке нараспашку. Ледяной ветер обдает своим дыханием грудь, заставляя соски сжаться до состояния камушков. И пылающие щеки. Нажимаю кнопку сигнализации и уверенным шагом направляюсь к подъезду.

"Еще есть время сбежать", — ноет внутренний голос, пока я прохожу пост охраны, и еду в лифте.

Я не успеваю позвонить, как дверь распахивается передо мной. И понимаю, что не побегу.

Взгляд залипает на смуглой мужской груди, на которой каждая мышца словно вылеплена талантливым скульптором. Преступление для мужчины быть настолько красивым. Я любуюсь сильными руками, прессом с ровной дорожкой волос, сбегающей от пупка за пояс джинсов.

Во рту скапливается слюна, как будто меня морили голодом неделю.

Но это не голод. И не жажда. Другое чувство. Более сильное. Которое заставляет меня забыть обо всех других потребностях.

И он… Он тоже смотрит, будто не может отвести глаз. И глаза у него горят также, как мои собственные.

Делаю шаг в квартиру. Дверь за мной закрывается бесшумно. Платон помогает снять куртку, проводит ладонями по моим рукам. Я вздрагиваю. Меня будто ударило током.

Он хочет что-то сказать, но я закрываю ему рот рукой. Пусть молчит. Не надо лжи. Не сегодня.

В квартире звучит тихая музыка. Иду на звуки. Платон за мной. Останавливаюсь перед открытой дверью спальни. Именно отсюда льются звуки приятной мелодии.

Первое на чем задерживается взгляд — это свечи. Много свечей. Они мерцают. Как мне кажется, в такт биения моего сердца. А потом я ступаю на цветочные лепестки. Их тоже много. Они на полу. И на гигантской кровати, застеленной черным бельем.

Надо же, как подготовился! Он подает мне фужер с шампанским. Но я отрицательно качаю головой. Мало ли, что он там намешал.

Вместо слов снимаю платье через голову и бросаю его на пол рядом с кроватью. Сразу же стягиваю колготки. И только тогда оборачиваюсь к мужчине. На мне остался лишь "Агент Провокатор".

Вижу как у Платона дергается кадык, а глаза жадно шарят по моему телу. Пусть посмотрит. Хотя бы сегодня.

Только вот… У него совсем другие планы. Он приближается, так что жар наших почти обнаженных тел сливается в один поток. Проводит руками по моей груди и сдавливает напряженные соски, отчего возбуждение стремительно усиливается. Из горла вырывается протяжный стон. Его ладони перемещаются мне на спину, вдавливая мое безвольное тело в его и одновременно нащупывая застежку бюстгальтера. Я касаюсь своей кожей его и чувствую его твердость через джинсы. Расстегиваю пуговицу и молнию, а дальше он снимает сам.

Ныряет руками в мои трусики и стягивает их, присаживаясь на корточки.

Когда выпрямляется, я кладу свою руку на его возбужденный орган. Платон шипит сквозь зубы, когда я веду рукой от головки к основанию. Замечаю на столике возле шампанского ленту презервативов, отрываю один и протягиваю ему. Сама ложусь на спину поперек кровати и завороженно наблюдаю, как он раскатывает резинку по стояку. Рукой скольжу между своих ног и обнаруживаю, что я мокрая. Сильно. Размазываю смазку по припухшим губкам и развожу ноги.

Платон в следующую секунду придавливает меня сверху и убирает мою руку.

— Не смей! — запрещает мне касаться себя.

Я подаюсь бедрами к нему ближе.

Он усмехается:

— Хочешь меня?

Ничего не отвечаю.

А уже через секунду он заполняет меня собой. Растягиваюсь под его размер. Это больно. И сразу же — нет.

С губ срывается протяжное:

— Ааааа…

Он замирает.

— Тебе нормально?

Вместо ответа кладу обе свои ладони ему на задницу и подмахивю.

Тут он совсем теряет контроль.

— Ленка! — рычит мне на ухо, пока осыпает мою шею то ли поцелуями, то ли укусами и вдалбливается в меня мощными толчками.

Хорошо-то как! Веки смеживаются сами собой. Я стараюсь отвечать на каждое его движение. Но вопреки всему моя потребность в этом мужчине не утоляется, а возрастает. С каждым его движением.

— Еще! Пожалуйста! Не жалей меня, — шепчу еле слышно.

Я хочу, чтобы он был еще ближе, двигался сильнее. И он выполняет мои желания. Целует, кусает, ласкает грудь.

А потом волна жара охватывает меня ниже пояса. Я вспыхиваю и горю. Все мысли исчезают из сознания, а мышцы влагалища сжимаются вокруг его члена, заставляя его тоже кончить, громко застонав. Он так и лежит на мне. А я… Я прижимаю его крепче, обнимая ногами за талию и руками за шею.

— Хорошо-то как! — это я выдаю уже вслух.

Платон покрывает нежными поцелуями мое лицо — веки, лоб, щеки. А мне не хочется шевелиться, потому что внутри и в районе половых губ как будто лопаются крохотные пузырьки воздуха, продлевая мое наслаждение.

И да, на столике недаром лежала лента из презервативов.

Оказывается, я совсем себя не знаю. Похоже, я могу заниматься этим бесконечно. И мне будет мало.

Еленка

Сказка закончилась утром. Я даже не помню, как уснула, слишком утомленная ненасытностью Платона. Но спать мне мешает тревожащее чувство, что это всё иллюзия. И лучи утреннего солнца, которые почему-то заливают комнату. Хотя я хорошо помню, что шторы были ночью задернуты.

Открываю глаза от ощущения опасности. Оглядываюсь и в дверном проеме вижу Платона. Он разглядывает меня. Но выражение его глаз теперь другое. Не такое, как ночью. От него хочется спрятаться. Так и подмывает накрыться с головой одеялом. Только это мне ничем не поможет.

Судя по тому, как он смотрит, мне не перепадет здесь даже душ. Сажусь на кровати, ищу свою одежду. Молчу.

Но зато говорит он:

— Секс-марафон закончился. Тебе пора. Думаю, теперь тебя удовлетворят в другом месте.

Противно от его слов. Кем он меня считает?

Продолжаю хранить молчание. Я не умею устраивать разборки и скандалы. Да и к чему? Если бы я ему была хоть чуть дорога, то разве он захотел бы так поступить со мной?

Вижу лифчик, цепляю его с пола и надеваю. Руками провожу по груди и, случайно взглянув на Платона, замечаю, как он напрягается. В этот миг понимаю с гибельной очевидностью — ничего не прошло. Ни у меня. Ни у него.

Может быть, спросить, что происходит? Но очень уж не хочется унижаться. Выпрашивать любовь у того, у кого ее нет, я не готова.

Не могу найти трусы. Надеваю платье.

— Ты побыстрей не можешь собираться? Мне еще очередь принимать.

А ведь у него будут другие. Сердце замирает от боли. Но я тут же одергиваю себя. Ну и пусть! Он мне никто.

Черт с ними, с трусами! Так дойду. У меня внизу машина. И сапоги длинные.

Иду к выходу из спальни. К мужчине, что застыл холодной статуей.

Он стоит прямо передо мной: высокий, красивый, чужой. Подбородок поднят вверх, глаза прищурены. Из одежды у него на бедрах болтаются джинсы. Темно-каштановые волосы мокрые и взъерошенные. Босые ноги утопают в мягком ковре. А у меня чувство, что между нами ничего и не было. Померещилось. Не было этой ночи. Не было его рук на моем теле, его жаркого шепота, стонов удовольствия. И постель смята не нашими телами.

Хочется протянуть руку и прикоснуться. Провести пальцами по ключицам, спуститься ладошками по груди, задержаться, ловя стук его сердца. Я знаю, оно колотится, как мое собственное. Потом дотронуться до живота. Он твердый, а кожа горячая. И наверняка твердый не только там, где я вижу.

Но морок, в который я сама себя погружаю, разбивает холодное:

— Пошла вон!

И я не спрошу, почему. Меня даже не удивляет, что я это слышу. Я всё знала, когда шла сюда. Когда позволяла ему возможное и невозможное.

Я не спрошу, что случилось, потому что Платон ошибается. Ошибается во всём. В причинах, что привели меня к нему. Ошибается в том, что будет после. Ошибается во мне, считая меня глупой курицей.

Ему многое предстоит узнать.

А самое главное он ошибается в том, что я для него ничего не значу. Я могу легко его переубедить. Стоит мне протянуть руку и коснуться выпуклости в его штанах. Мужчины на самом деле такие слабые.

Только я не буду.

Я развернулась и направилась к выходу из квартиры.

Вслед раздается ядовито-насмешливое:

— Стой, трусы забыла.

Не оглядываюсь.

— Оставь себе на память, мальчик.

Захлопываю за собой дверь со стуком гильотины.

Он думает, что знает, что сделает сейчас. Но его ждет жестокое разочарование. И меня тоже оно настигло.

Зачем было лететь на огонь?

Смотрю на экран сотового уже на улице, направляюсь к машине. Начало восьмого утра. Платону совсем не спалось.

Ветер обдает холодом голые ноги и настырно лезет под платье. Запахиваю куртку и спешу к автомобилю. Ныряю в теплый салон.

И жду. Дам Хромову единственный шанс. Смотрю на экран своего телефона. Скорее всего, он попытается слить видео с телефона. Но может и с компьютера.

Напряжение поднимается волнами, раскручиваясь словно цунами.

Сердце стучит как заведенное.

— Ну, пожалуйста, не надо, — шепчу я пересохшими губами.

Но вселенной нет никакого дела до моих желаний.

Мне приходит уведомление, что видео этой ночи пытались куда-то отправить. А потом, когда не получилось, выложить на сайт.

Мне становится все равно. На меня спасительным облаком опускается безразличие.

Секунду разглядываю картинку с красочным «факом». Потом отправляю ее Платону. Вместе с вирусом, который уничтожит все, что Хромов наснимал. А еще с пульта отправляю команды на видеокамеры, на которых мы установили специальные устройства, чтобы их полностью вывести из строя.

Теперь видео осталось только у меня.

Еду домой. Не раздеваясь, сажусь за компьютер. Загружаю файл. Не хочу, чтобы его видел кто-то посторонний. Это только моё. Личное.

Безучастно, как сторонний наблюдатель вырезаю самые подходящие кадры Платона.

Сбрасываю их Гене.

От него приходит ответ: "За пару часов управлюсь."

Но у него получается даже быстрее. С удивлением смотрю ролик. Это ж надо так уметь! Даже у меня не возникает ощущения, что это монтаж.

На экране точно Платон. Именно в его голый зад задвигает свой впечатляющий орган негр. Ох, Гена и фантазер же ты! Саркастическая усмешка трогает мои губы.

Палец замирает над кнопкой "отправить".

Такой, как Хромов, никогда мне не простит подобного унижения.

И…

Хотя зачем мне нужно его прощение?

Ни за чем.

Я заставляю себя нажать нужную клавишу и загружаю видео в интернет.

Всё, Платоша, наслаждайся.

Несколько минут сижу, откинувшись на кресло, затем выключаю телефон. Включаю другой, о котором знает только мама.

И ухожу в душ.

Вот и закончилась история моей первой любви.

Глава 10

Еленка

После душа хочется лечь в свою кровать и уснуть.

Но так можно было бы сделать, если бы я наивно полагала, что мой поступок останется без последствий.

Однако я была далека от такой мысли.

Единственное желание, которое будет испытывать Платон, увидев мой видеосюжет, это убить меня. Я же слишком молода, чтобы умирать.

Я наскоро оделась, покидала кое-что из своих вещей в дорожную сумку, взяла документы и поехала к маме.

Не слишком взрослый поступок, однако следующая стадия нашего противостояния с Платоном — это кровопролитие. Поэтому её нужно избежать. Вообще и эта идея с роликом была недопустимой. Мне хотелось показать ему, что не только он умеет делать больно. Я не просила его внимания. Наоборот, при каждой встрече объясняла, что он лишний в моей жизни. И вот чем это закончилось.

Я похожа на него в том, что точно также впадаю в ярость. И тогда уже остановить меня бывает трудно. А при столкновении двух таких идиотов, как я и он, достанется всем, кто рядом.

Я опять пропустила занятия, но так безопаснее всего. Приехав в особняк, я распорядилась не пускать Хромова, да и вообще посторонних до приезда хозяина дома.

Меня никто не встретил. Отчим и мама работают, Матвей — в школе, Вера — в садике. Иду в свою комнату. Здесь ничего не поменялось. Всё словно ждет меня. И на краткий миг я сожалею о том, что выросла. Но всего лишь одно краткое мгновение. Потом я просто ложусь спать.

Проснулась я уже вечером. Вставать не хотелось. Посмотрев на аремя, я поняла, что скорее всего и мама, и отчим уже дома. Пригладив взлохмаченные волосы, я спустилась вниз. Ни Матвея, ни Веры не было видно. Хотя они должны уже спать.

В холле я встретила отчима. Он меланхолично оглядел меня и спросил:

— Расскажешь, доча, как докатилась до жизни такой?

Я вздохнула. Значит, он уже знает.

— Пойдем, — он кивнул в сторону кабинета.

Очутившись внутри, достал из бара бутылку коньяка и три стакана, плеснул в каждый по хорошей порции.

— Мать твою подождем. И ты нам всё объяснишь.

Через минут пять пришла мама.

Сергей подошел к ней, когда она села в кресло, протянул ей один из стаканов. В себя опрокинул содержимое другого, повернулся ко мне и приказал:

— Пей.

Я подумала, что так мне будет легче каяться. И по примеру отчима опрокинула в себя коньяк. С непривычки на глазах выступили слезы. Алкоголь пожаром прошелся по моему организму.

Воспользовавшись тем, что я отвлеклась, Давлатов произнес:

— Теперь я очень хочу узнать, почему Хромов-старший требует расторгнуть партнерство, а по интернету гуляет ролик, как Хромова-младшего ебут в жопу. Да еще и негры.

Коньяк уже начал свое дело, поэтому я хихикнула.

— Один, — уточнила я.

— Что — один? — переспросил Сергей.

— Ну, не негры. А негр.

И снова хихикнула.

— Не смешно, Лена, — осадил меня мужчина.

Тут я была с ним согласна. Ничего смешного во всем случившемся не было. Я устало потерла лицо ладонями.

— Платон, как вернулся из заграницы, не давал мне прохода. Не знаю, зачем ему это было нужно. Я так и не поняла. Особенно настырным стал, когда я стала встречаться с Кириллом. Потом в тот вечер, когда Кира избили, я увидела его с Сашей, невестой Дзагоева. От Кира я знала, что он и Саша встречались, но все закончилось, когда она согласилась выйти за Самира. Тогда я поняла, что Кир мне врет. И… связалась с Платоном. Знаю, этого не следовало делать. Но… — я пожала плечами, не зная, как объяснить свою больную зависимость от мужчины, — Я сначала решила, что Кир и Платон поспорили на меня. Слишком навязчивым был их интерес. И установила на телефон Платона одну интересную программу. Как оказалось, не зря.

Глубоко вдыхаю воздух, потому что говорить об этом трудно.

— Он хотел снять со мной секс и слить в интернет.

Дальше я замолкаю, не в силах закончить свою речь, потому что хочется разреветься.

— И? — подгоняет меня отчим.

Мама внимательно меня слушает.

— Снять-то он снял, только я отправила вирус, который уничтожил все файлы. А из того, который остался у меня, я сделала нарезку изображений Платона, отправила умельцам. И уже сама слила видео с негром.

Все время, что я рассказывала, я любовалась ковром на полу кабинета, а сейчас посмотрела отчиму в глаза.

— Я не подумала, что они потребуют расторгнуть договоры. Извините.

Он ничего не отвечает, разглядывая меня как какой-нибудь экспонат в музее.

В кабинете некоторое время стоит тишина.

Наконец, ее нарушает голос отчима.

— Ты — страшный человек, Лена. Представляешь, как ты унизила парня?

Передергиваю плечами, не собираясь оправдываться.

— Ты с ним спала? — снова спрашивает он.

Для чего только? Итак понятно.

— Да.

— Это не праздное любопытство, Лена. Я хочу знать, как мне действовать. И что через два месяца мне не придется договариваться о вашей свадьбе.

Отрицательно машу головой:

— Не придется.

— Ну, ну, — недоверчиво хмыкает он, — А вообще ты — молодец, девочка. Так Платона натянуть.

Он ухмыляется, а я с удивлением рассматриваю его. Не ожидала такой его реакции.

— Теперь слушай меня внимательно. Живешь здесь, никуда не высовываешься. На занятия ходишь с охраной. Ясно?

— Мгу.

Ничего другого я и не ждала.

Ухожу к себе и долго стою у окна, вглядываясь в ночь.

В дверь тихонько стучат.

— Войдите.

В комнате появляется мама. И сама не знаю как, я долго плачу уткнувшись ей в колени.

Пока не слышу странный вопрос:

— Ты его любишь?

Платон

— Платон! — грозный рык отца сотрясает стены офиса, вынуждая служащих припадать к рабочим столам в попытке избежать хозяйский гнев.

Я же у себя в кабинете пробую реанимировать свой сотовый. Но безуспешно. Услышав крик, удивляюсь — давно он так не орал. Последний раз — когда мне было пятнадцать, и я разбил на гонках новую машину.

Отрываюсь от телефона, потому что разгневанный родитель врывается ко мне.

— Тыыы! — рычит он дальше, утратив способность связно выражать свои мысли.

Не понимаю, чем вызван такой приступ гнева, таращусь на предка.

Он подлетает к моему компьютеру, что-то на нем ищет, находит и разворачивает изображение.

Я перестаю дышать.

— Что это?! — теперь папа рычит мне непосредственно в ухо.

И по мере того, как клетки мозга распознают то, что я вижу на экране, все, что случилось сегодня утром, встает на свои места.

Я любуюсь собственным задом, лишенным какой-либо одежды, а еще мужской задницей шоколадного цвета. Разворачивающееся перед моими глазами действо лишено какого-то скрытого смысла. Все исключительно ясно — и выдавливаемая смазка на мой зад, и чей-то голый пенис, и следующие за ним поступательные движения.

Вот почему госпожа Новикова ушла сегодня с гордо поднятой головой, даже не спросив, за что я с ней так. Не проронив ни одной слезинки. А я готовился к разбору полетов.

Вот почему, когда я попытался переправить видео с нашим сексом своему знакомому, у меня ничего не получилось. Как и выложить его в сеть.

Вместо этого на телефон пришла картинка с конфигурацией из среднего пальца с телефона Лены, после чего у меня накрылся аппарат. К сожалению у меня не было времени разбираться — с утра должно было состояться важное совещание.

Сейчас до меня доходит — она всё знала, когда пришла ко мне. И обдурила меня.

Зачем тогда пришла, если знала?

Вместе с пониманием, что это не я поимел ее, а меня поимели как последнего лоха.

Кровь отливает от лица. Дикая ярость вырывается вместе со свистящим:

— Убью суку!

Но я не один.

— Платон, это везде! Объясни мне, что это! — голос отца звучит тише.

Я дергаюсь. Он, что, думает, я и этот шоколадный заяц на самом деле?!

— Пап, это монтаж.

Он оседает в кресло и сиплым голосом спрашивает:

— Ты представляешь, как нас опозорили? Я хочу знать, кто.

Врать ему мне незачем.