Я, конечно, вернусь...

Стоял тот дом, всем жителям знакомый, —

Его еще Наполеон застал, —

Но вот его назначили для слома,

Жильцы давно уехали из дома,

Но дом пока стоял…

Холодно, холодно, холодно в доме.

Парадное давно не открывалось,

Мальчишки окна выбили уже,

И штукатурка всюду осыпалась, —

Но что-то в этом доме оставалось

На третьем этаже…

Ахало, охало, ухало в доме.

И дети часто жаловались маме

И обходили дом тот стороной, —

Объединясь с соседними дворами,

Вооружась лопатами, ломами,

Вошли туда гурьбой

Дворники, дворники, дворники тихо.

Они стоят и недоумевают,

Назад спешат, боязни не тая:

Вдруг там Наполеонов дух витает!

А может, это просто слуховая

Галлюцинация?..

Боязно, боязно, боязно дворникам.

Но наконец приказ о доме вышел,

И вот рабочий – тот, что дом ломал, —

Ударил с маху гирею по крыше,

А после клялся, будто бы услышал,

Как кто-то застонал

Жалобно, жалобно, жалобно в доме.

…От страха дети больше не трясутся:

Нет дома, что два века простоял,

И скоро здесь по плану реконструкций

Ввысь этажей десятки вознесутся —

Бетон, стекло, металл…

Весело, здорово, красочно будет…

Дорога, дорога – счета нет шагам,

И не знаешь, где конец пути, —

По дороге мы идем по разным сторонам

И не можем ее перейти.

Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,

Улыбнись – я напротив, я рядом.

Побегу на красный свет, – оштрафуют —

не беда, —

Только ты подскажи мне – когда.

Улыбка, улыбка – для кого она?

Ведь как я́ ее никто не ждет.

Я замер и глаза закрыл, открыл – но ты одна,

А я опять прозевал переход.

Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,

Улыбнись – я напротив, я рядом.

Побегу на красный свет, – оштрафуют —

не беда, —

Только ты подскажи мне – когда.

Шагаю, шагаю – кто мне запретит!

И шаги отсчитывают путь.

За тобой готов до бесконечности идти —

Только ты не сверни куда-нибудь.

Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом,

Улыбнись – я напротив, я рядом.

Путь наш долог, но ведь он все же кончится,

боюсь, —

Перейди, если я не решусь.

Полчаса до атаки,

Скоро снова – под танки,

Снова слушать разрывов концерт, —

А бойцу молодому

Передали из дому

Небольшой голубой треугольный конверт.

И как будто не здесь ты,

Если – почерк невесты

Или пишут отец твой и мать, —

Но случилось другое —

Видно, зря перед боем

Поспешили солдату письмо передать.

Там стояло сначала:

«Извини, что молчала,

Ждать не буду». – И все, весь листок.

Только снизу – приписка:

«Уезжаю неблизко, —

Ты ж спокойно воюй, и прости, если что».

Вместе с первым разрывом

Парень крикнул тоскливо:

«Почтальон, что ты мне притащил! —

За минуту до смерти

В треугольном конверте

Пулевое ранение я получил».

Он шагнул из траншеи

С автоматом на шее,

Он осколков беречься не стал, —

И в бою над Сурою

Он обнялся с землею,

Только – ветер обрывки письма разметал.

Если друг

оказался вдруг

И не друг, и не враг,

а так,

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош, —

Парня в горы тяни —

рискни! —

Не бросай одного

его:

Пусть он в связке в одной

с тобой —

Там поймешь, кто такой.

Если парень в горах —

не ах,

Если сразу раскис —

и вниз,

Шаг ступил на ледник —

и сник,

Оступился – и в крик, —

Значит, рядом с тобой —

чужой,

Ты его не брани —

гони:

Вверх таких не берут

и тут

Про таких не поют.

Если ж он не скулил,

не ныл,

Пусть он хмур был и зол,

но шел,

А когда ты упал

со скал,

Он стонал,

но держал:

Если шел он с тобой

как в бой,

На вершине стоял – хмельной, —

Значит, как на себя самого

Положись на него!

Здесь вам не равнина, здесь климат иной —

Идут лавины одна за одной,

И здесь за камнепадом ревет камнепад, —

И можно свернуть, обрыв обогнуть, —

Но мы выбираем трудный путь,

Опасный, как военная тропа.

Кто здесь не бывал, кто не рисковал —

Тот сам себя не испытал,

Пусть даже внизу он звезды хватал с небес:

Внизу не встретишь, как ни тянись,

За всю свою счастливую жизнь

Десятой доли таких красот и чудес.

Нет алых роз и траурных лент,

И не похож на монумент

Тот камень, что покой тебе подарил, —

Как Вечным огнем, сверкает днем

Вершина изумрудным льдом —

Которую ты так и не покорил.

И пусть говорят, да, пусть говорят,

Но – нет, никто не гибнет зря!

Так лучше – чем от водки и от простуд.

Другие придут, сменив уют

На риск и непомерный труд, —

Пройдут тобой не пройденный маршрут.

Отвесные стены… А ну – не зевай!

Ты здесь на везение не уповай —

В горах не надежны ни камень, ни лед,

ни скала, —

Надеемся только на крепость рук,

На руки друга и вбитый крюк —

И молимся, чтобы страховка не подвела.

Мы рубим ступени… Ни шагу назад!

И от напряженья колени дрожат,

И сердце готово к вершине бежать из груди.

Весь мир на ладони – ты счастлив и нем

И только немного завидуешь тем,

Другим – у которых вершина еще впереди.

Мерцал закат, как сталь клинка.

Свою добычу смерть считала.

Бой будет завтра, а пока

Взвод зарывался в облака

И уходил по перевалу.

Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!

А до войны – вот этот склон

Немецкий парень брал с тобою,

Он падал вниз, но был спасен, —

А вот сейчас, быть может, он

Свой автомат готовит к бою.

Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!

Ты снова здесь, ты собран весь —

Ты ждешь заветного сигнала.

И парень тот – он тоже здесь,

Среди стрелков из «Эдельвейс», —

Их надо сбросить с перевала!

Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!

Взвод лезет вверх, а у реки —

Тот, с кем ходил ты раньше в паре.

Мы ждем атаки до тоски,

А вот альпийские стрелки

Сегодня что-то не в ударе…

Отставить разговоры!

Вперед и вверх, а там…

Ведь это наши горы —

Они помогут нам!

Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? —

А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. —

Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…»

Рассмеялась ты – и взяла с собой.

И с тех пор ты стала близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя, —

Первый раз меня из трещины вытаскивая,

Улыбалась ты, скалолазка моя!

А потом за эти прóклятые трещины,

Когда ужин твой я нахваливал,

Получил я две короткие затрещины —

Но не обиделся, а приговаривал:

«Ох, какая же ты близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя!..»

Каждый раз меня по трещинам выискивая,

Ты бранила меня, альпинистка моя!

А потом на каждом нашем восхождении —

Ну почему ты ко мне недоверчивая?! —

Страховала ты меня с наслаждением,

Альпинистка моя гуттаперчевая!

Ох, какая ж ты не близкая, не ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя!

Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,

Ты ругала меня, скалолазка моя.

За тобой тянулся из последней силы я —

До тебя уже мне рукой подать, —

Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!»

Тут сорвался вниз, но успел сказать:

«Ох, какая же ты близкая и ласковая,

Альпинистка моя скалоласковая!..»

Мы теперь с тобою одной веревкой связаны —

Стали оба мы скалолазами!

В суету городов и в потоки машин

Возвращаемся мы – просто некуда деться! —

И спускаемся вниз с покоренных вершин,

Оставляя в горах свое сердце.

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал.

Кто захочет в беде оставаться один,

Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?!

Но спускаемся мы с покоренных вершин, —

Что же делать – и боги спускались на землю.

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал.

Сколько слов и надежд, сколько песен и тем

Горы будят у нас – и зовут нас остаться! —

Но спускаемся мы – кто на год, кто совсем, —

Потому что всегда мы должны возвращаться.

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых никто не бывал!

Свои обиды каждый человек —

Проходит время – и забывает.

А моя печаль – как вечный снег:

Не тает, не тает.

Не тает она и летом

В полуденный зной, —

И знаю я: печаль-тоску мне эту

Век носить с собой.

О вкусах не спорят: есть тысяча мнений —

Я этот закон на себе испытал, —

Ведь даже Эйнштейн, физический гений,

Весьма относительно всё понимал.

Оделся по моде, как требует век, —

Вы скажете сами:

«Да это же просто другой человек!»

А я – тот же самый.

Вот уж действительно

Всё относительно, —

Всё-всё, всё.

Набедренный пояс из шкуры пантеры, —

О да, неприлично, согласен, ей-ей,

Но так одевались все до нашей эры,

А до нашей эры – им было видней.

Оделся по моде как в каменный век —

Вы скажете сами:

«Да это же просто другой человек!»

А я – тот же самый.

Вот уж действительно

Всё относительно, —

Всё-всё, всё.

Оденусь как рыцарь я после турнира —

Знакомые вряд ли узнают меня, —

И крикну, как Ричард я в драме Шекспира:

«Коня мне! Полцарства даю за коня!»

Но вот усмехнется и скажет сквозь смех

Ценитель упрямый:

«Да это же просто другой человек!»

А я – тот же самый.

Вот уж действительно

Всё относительно, —

Всё-всё, всё.

Вот трость, канотье – я из нэпа, – похоже?

Не надо оваций – к чему лишний шум?

Ах, в этом костюме узнали, – ну что же,

Тогда я одену последний костюм.

Долой канотье, вместо тросточки – стек, —

И шепчутся дамы:

«Да это же просто другой человек!»

А я – тот же самый.

Будьте же бдительны:

Всё относительно, —

Всё-всё, всё!

Здравствуйте,

Наши добрые зрители,

Наши строгие критики!

Вы увидите фильм

Про последнего самого жулика.

Жулики —

Это люди нечестные, —

Они делают пакости,

И за это их держат в домах,

Называемых тюрьмами.

Тюрьмы —

Это крепкие здания,

Окна, двери – с решетками, —

На них лучше смотреть,

Лучше только смотреть на них.

Этот фильм —

Не напутствие юношам,

А тем более девушкам, —

Это,

Это просто игра,

Вот такая игра.

Жулики

Иногда нам встречаются, —

Правда, реже значительно,

Реже, чем при царе

Или, скажем, в Америке.

Этот фильм

Не считайте решением:

Все в нем – шутка и вымысел, —

Это,

Это просто игра,

Вот такая игра.

Здесь сидел ты, Валет,

Тебе счастия нет,

Тебе карта всегда не в цвет.

Наши общие дни

Ты в душе сохрани

И за карты меня извини!

На воле теперь вы меня забываете,

Вы порасползлись все по семьям в дома, —

Мои товарищи, по старой памяти

Я с вами веду разговор по душам.

Вот что:

Жизнь прекрасна, товарищи,

И она удивительна,

И она коротка,

Это самое-самое главное.

Этого

В фильме прямо не сказано, —

Может, вы не заметили

И решили, что не было

Самого-самого главного?

Может быть,

В самом деле и не было —

Было только желание, —

Значит,

Значит, это для вас

Будет в следующий раз.

И вот что:

Человек человечеству —

Друг, товарищ и брат у нас,

Друг, товарищ и брат, —

Это самое-самое главное.

Труд нас

Должен облагораживать, —

Он из всех из нас делает

Настоящих людей, —

Это самое-самое главное.

Правда вот,

В фильме этого не было —

Было только желание, —

Значит,

Значит, это для вас

Будет в следующий раз.

Мир наш —

Колыбель человечества,

Но не век находиться нам

В колыбели своей, —

Циолковский сказал еще.

Скоро

Даже звезды далекие

Человечество сделает

Достояньем людей, —

Это самое-самое главное.

Этого

В фильме прямо не сказано —

Было только желание, —

Значит,

Значит, это для вас

Будет в следующий раз.

У нас вчера с позавчера

шла спокойная игра —

Козырей в колоде каждому хватало,

И сходились мы на том,

что, оставшись при своем,

Расходились, а потом – давай сначала!

Но вот явились к нам они – сказали «Здрасьте!»

Мы их не ждали, а они уже пришли…

А в колоде как-никак – четыре масти, —

Они давай хватать тузы и короли!

И пошла у нас с утра

неудачная игра, —

Не мешайте и не хлопайте дверями!

И шерстят они нас в пух —

им успех, а нам испуг, —

Но тузы – они ведь бьются козырями!

А вот явились к нам они – сказали «Здрасьте!»

Мы их не ждали, а они уже пришли…

А в колоде как-никак – четыре масти, —

И им достались все тузы и короли!

Шла неравная игра —

одолели шулера, —

Карта прет им, ну а нам – пойду покличу!

Зубы щелкают у них —

видно, каждый хочет вмиг

Кончить дело – и начать делить добычу.

А вот явились к нам они – сказали «Здрасьте!»

Мы их не ждали, а они уже пришли…

А в колоде как-никак – четыре масти, —

И им достались все тузы и короли!

Только зря они шустры —

не сейчас конец игры!

Жаль, что вечер на дворе такой безлунный!..

Мы плетемся наугад,

нам фортуна кажет зад, —

Но ничего – мы рассчитаемся с фортуной!

И вот явились к нам они – сказали «Здрасьте!»

Мы их не ждали, а они уже пришли…

Но в колоде все равно – четыре масти, —

И нам достанутся тузы и короли!

Небо этого дня —

ясное,

Но теперь в нем – броня

лязгает.

А по нашей земле —

гул стоит,

И деревья в смоле —

грустно им.

Дым и пепел встают

как кресты,

Гнезд по крышам не вьют

аисты.

Колос – в цвет янтаря, —

успеем ли?

Нет! Выходит, мы зря

сеяли.

Что ж там, цветом в янтарь,

светится?

Это в поле пожар

мечется.

Разбрелись все от бед

в стороны…

Певчих птиц больше нет —

вóроны!

И деревья в пыли

к осени.

Те, что песни могли, —

бросили.

И любовь не для нас, —

верно ведь,

Что нужнее сейчас

ненависть?

Дым и пепел встают

как кресты,

Гнезд по крышам не вьют

аисты.

Лес шумит, как всегда,

кронами,

А земля и вода —

стонами.

Но нельзя без чудес —

аукает

Довоенными лес

звуками.

Побрели все от бед

на восток,

Певчих птиц больше нет,

нет аистов.

Воздух звуки хранит

разные,

Но теперь в нем – гремит,

лязгает.

Даже цокот копыт —

топотом,

Если кто закричит —

шепотом.

Побрели все от бед

на восток, —

И над крышами нет

аистов…

Если я богат, как царь морской,

Крикни только мне: «Лови блесну!» —

Мир подводный и надводный свой,

Не задумываясь, выплесну!

Дом хрустальный на горе – для нее,

Сам, как пес бы, так и рос – в цепи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи!

Если беден я, как пес – один,

И в дому моем – шаром кати, —

Ведь поможешь ты мне, Господи,

Не позволишь жизнь скомкати!

Дом хрустальный на горе – для нее,

Сам, как пес бы, так и рос – в цепи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи!

Не сравнил бы я любую с тобой —

Хоть казни меня, расстреливай.

Посмотри, как я любуюсь тобой, —

Как мадонной Рафаэлевой!

Дом хрустальный на горе – для нее,

Сам, как пес бы, так и рос – в цепи.

Родники мои серебряные,

Золотые мои россыпи!

На реке ль, на озере —

Работал на бульдозере,

Весь в комбинезоне и в пыли, —

Вкалывал я дó зари,

Считал, что черви – козыри,

Из грунта выколачивал рубли.

Не судьба меня манила,

И не золотая жила, —

А широкая моя кость

И природная моя злость.

Мне ты не подставь щеки:

Не ангелы мы – сплавщики, —

Недоступны заповеди нам…

Будь ты хоть сам бог Аллах,

Зато я знаю толк в стволах

И весело хожу по штабелям.

Не судьба меня манила,

И не золотая жила, —

А широкая моя кость

И природная моя злость.

Гром прогремел – золяция идет,

Губернский розыск рассылает телеграммы,

Что вся Одесса переполнута з ворами

И что настал критический момент —

И заедает темный элемент.

Не тот расклад – начальники грустят, —

Во всех притонах пьют не ви́ны, а отравы,

Во всем у городе – убийства и облавы, —

Они приказ дают – идти ва-банк

И применить запасный вариант!

Вот мент идет – идет в обход,

Губернский розыск рассылает телеграммы,

Что вся Одесса переполнута з ворами

И что настал критический момент —

И заедает темный элемент.

А им в ответ дают такой совет:

Имейте каплю уваженья к этой драме,

Четыре сбоку – ваших нет в Одессе-маме!

Пусть мент идет, идет себе в обход, —

Расклад не тот – и нумер не пройдет!

До нашей эры соблюдалось чувство меры,

Потом бандитов называли – «флибустьеры», —

Теперь названье звучное «пират»

Забыли, —

Бить их

И словом оскорбить их

Всякий рад.

Бандит же ближних возлюбил – души не чает,

И если чтой-то им карман отягощает —

Он подойдет к им как интеллигент,

Улыбку

Выжмет —

И облегчает ближних

За момент.

А если ближние начнут сопротивляться,

Излишне нервничать и сильно волноваться, —

Тогда бандит поступит как бандит:

Он стрельнет

Трижды —

И вмиг приводит ближних

В трупный вид.

А им за это – ни чинов, ни послаблений, —

Доходит даже до взаимных оскорблений, —

Едва бандит выходит за порог,

Как сразу:

«Стойте!

Невинного не стройте!

Под замок!»

На теле общества есть много паразитов,

Но почемуй-то все стесняются бандитов, —

И с возмущеньем хочется сказать:

«Поверьте, —

Боже,

Бандитов надо тоже

Понимать!»

Как все, мы веселы бываем и угрюмы,

Но если надо выбирать и выбор труден —

Мы выбираем деревянные костюмы, —

Люди! Люди!

Нам будут долго предлагать не прогадать:

«Ах, – скажут, – что вы! Вы еще не жили!

Вам надо только-только начинать!..» —

Ну а потом предложат: или – или.

Или пляжи, вернисажи, или даже

Пароходы, в них наполненные трюмы,

Экипажи, скачки, рауты, вояжи —

Или просто деревянные костюмы.

И будут веселы они или угрюмы,

И будут в роли злых шутов и добрых судей, —

Но нам предложат деревянные костюмы, —

Люди! Люди!

Нам даже могут предложить и закурить:

«Ах, – вспомнят, – вы ведь долго не курили!

Да вы еще не начинали жить!..» —

Ну а потом предложат: или – или.

Дым папиросы навевает что-то, —

Одна затяжка – веселее думы.

Курить охота! Как курить охота!

Но надо выбрать деревянные костюмы.

И будут вежливы и ласковы настолько —

Предложат жизнь счастливую на блюде, —

Но мы откажемся – и бьют они жестоко, —

Люди! Люди! Люди!

У моря, у порта

Живет одна девчонка, —

Там моряков до чёрта

Из дальних разных стран,

Загадочных стран.

И все они едва ли

Девчонку эту знали,

Одни не замечали:

Мол, не было печали, —

Ну а другим, кто пьян,

Скорее бы – стакан.

Подруга, блондинка,

Та, что живет у рынка:

Как день – так вечеринка, —

Веселье там и смех,

Веселье и смех.

А тихая девчонка,

Хоть петь умела звонко,

К подруге не ходила —

Ей не до песен было, —

Веселье и успех

В почете не у всех.

Манеры, поклоны,

Мегеры и матроны,

Красавчики пижоны —

До них ей далеко,

До них далеко.

Ей не до поцелуев —

Ведь надо бить буржуев!

И надо бить, заметьте,

На всем на белом свете —

И будет всем легко,

И будет всем легко!

Давно смолкли залпы орудий,

Над нами лишь солнечный свет, —

На чем проверяются люди,

Если войны уже нет?

Приходится слышать нередко

Сейчас, как тогда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

Не ухнет уже бронебойный,

Не быть похоронной под дверь,

И кажется – всё так спокойно,

Негде раскрыться теперь…

Но все-таки слышим нередко

Сейчас, как тогда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

Покой только снится, я знаю, —

Готовься, держись и дерись! —

Есть мирная передовая —

Беда, и опасность, и риск.

Поэтому слышим нередко

Сейчас, как тогда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

В полях обезврежены мины,

Но мы не на поле цветов, —

Вы поиски, звезды, глубины

Не сбрасывайте со счетов.

Поэтому слышим нередко,

Если приходит беда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

Дамы, господа! Других не вижу здесь.

Блеск, изы́ск и общество – прелестно!

Сотвори Господь хоть пятьдесят Одесс —

Все равно в Одессе будет тесно.

Говорят, что здесь бывала

Королева из Непала

И какой-то крупный лорд из Эдинбурга,

И отсюда много ближе

До Берлина и Парижа,

Чем из даже самогó Санкт-Петербурга.

Вот приехал в город меценат и крез —

Весь в деньгах, с задатками повесы, —

Если был он с гонором, так будет – без,

Шаг ступив по улицам Одессы.

Из подробностей пикантных —

Две: мужчин столь элегантных

В целом свете вряд ли встретить бы смогли вы,

Ну а женщины Одессы —

Все скромны, все – поэтессы,

Все умны, а в крайнем случае – красивы.

Грузчики в порту, которым равных нет,

Отдыхают с баснями Крылова.

Если вы чуть-чуть художник и поэт —

Вас поймут в Одессе с полуслова.

Нет прохода здесь, клянусь вам,

От любителей искусства,

И об этом много раз писали в прессе.

Если в Англии и в Штатах

Недостаток в меценатах —

Пусть приедут, позаимствуют в Одессе.

Дамы, господа! Я восхищен и смят.

Мадам, месьё! Я счастлив, что таиться!

Леди, джентльмены! Я готов стократ

Умереть и снова здесь родиться.

Всё в Одессе – море, песни,

Порт, бульвар и много лестниц,

Крабы, устрицы, акации, мезон шанте, —

Да, наш город процветает,

Но в Одессе не хватает

Самой малости – театра-варьете!

Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет, —

Отчего любое слово больно нынче ранит?

Просто где-то рядом встали табором цыгане

И тревожат душу вечерами.

И, как струны, поют тополя.

Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!

И звенит, как гитара, земля.

Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!

Утоплю тоску в реке, украду хоть ночь я, —

Там в степи костры горят и пламя меня манит.

Душу и рубаху – эх! – растерзаю в клочья, —

Только пособите мне, цыгане!

Я сегодня пропьюсь до рубля!

Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!

Пусть поет мне цыганка, шаля.

Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!

Всё уснувшее во мне – струны вновь разбудят,

Всё поросшее быльем – да расцветет цветами!

Люди добрые простят, а злые – пусть осудят, —

Я, цыгане, жить останусь с вами!

Ты меня не дождешься, петля!

Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!

Лейся, песня, как дождь на поля!

Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!

В томленье одиноком

В тени – не на виду —

Под неусыпным оком

Цвела она в саду.

Мамá – всегда с друзьями,

Папá от них сбежал,

Зато Каштан ветвями

От взглядов укрывал.

Высоко ль или низко

Каштан над головой, —

Но Роза-гимназистка

Увидела – его.

Нарцисс – цветок воспетый,

Отец его – магнат,

И многих Роз до этой

Вдыхал он аромат.

Он вовсе был не хамом —

Изысканных манер.

Мамá его – гран-дама,

Папá – миллионер.

Он в детстве был опрыскан —

Не запах, а дурман, —

И Роза-гимназистка

Вступила с ним в роман.

И вот, исчадье ада,

Нарцисс тот, ловелас,

«Иди ко мне из сада!» —

Сказал ей как-то раз.

Когда еще так пелось?!

И Роза, в чем была,

Сказала: «Ах!», зарделась —

И вещи собрала.

И всеми лепестками

Вмиг завладел нахал.

Мамá была с друзьями,

Каштан уже опал.

Искала Роза счастья

И не видала, как

Сох от любви и страсти

Почти что зрелый Мак.

Но думала едва ли,

Как душен пошлый цвет, —

Все лепестки опали —

И Розы больше нет.

И в черном чреве Мака

Был траурный покой.

Каштан ужасно плакал,

Когда расцвел весной.

Было так – я любил и страдал.

Было так – я о ней лишь мечтал.

Я ее видел тайно во сне

Амазонкой на белом коне.

Что мне была вся мудрость скучных книг,

Когда к следам ее губами мог припасть я!

Что с вами было, королева грез моих?

Что с вами стало, мое призрачное счастье?

Наши души купались в весне,

Плыли головы наши в огне.

И печаль, с ней и боль – далеки,

И казалось – не будет тоски.

Ну а теперь – хоть саван ей готовь, —

Смеюсь сквозь слезы я и плачу без причины.

Вам вечным холодом и льдом сковало кровь

От страха жить и от предчувствия кончины.

Понял я – больше песен не петь,

Понял я – больше снов не смотреть.

Дни тянулись с ней нитями лжи,

С нею были одни миражи.

Я жгу остатки праздничных одежд,

Я струны рву, освобождаясь от дурмана, —

Мне не служить рабом у призрачных надежд,

Не поклоняться больше идолам обмана!

Ну вот, исчезла дрожь в руках,

Теперь – наверх!

Ну вот, сорвался в пропасть страх

Навек, навек, —

Для остановки нет причин —

Иду, скользя…

И в мире нет таких вершин,

Что взять нельзя!

Среди нехоженых путей

Один – пусть мой!

Среди невзятых рубежей

Один – за мной!

А имена тех, кто здесь лег,

Снега таят…

Среди непройденных дорог

Одна – моя!

Здесь голубым сияньем льдов

Весь склон облит,

И тайну чьих-нибудь следов

Гранит хранит…

И я гляжу в свою мечту

Поверх голов

И свято верю в чистоту

Снегов и слов!

И пусть пройдет немалый срок —

Мне не забыть,

Что здесь сомнения я смог

В себе убить.

В тот день шептала мне вода:

Удач – всегда!..

А день… какой был день тогда?

Ах да – среда!..

Ты идешь по кромке ледника,

Взгляд не отрывая от вершины.

Горы спят, вдыхая облака,

Выдыхая снежные лавины.

Но они с тебя не сводят глаз —

Будто бы тебе покой обещан,

Предостерегая всякий раз

Камнепадом и оскалом трещин.

Горы знают – к ним пришла беда, —

Дымом затянуло перевалы.

Ты не отличал еще тогда

От разрывов горные обвалы.

Если ты о помощи просил —

Громким эхом отзывались скалы,

Ветер по ущельям разносил

Эхо гор, как радиосигналы.

И когда шел бой за перевал, —

Чтобы не был ты врагом замечен,

Каждый камень грудью прикрывал,

Скалы сами подставляли плечи.

Ложь, что умный в горы не пойдет!

Ты пошел – ты не поверил слухам, —

И мягчал гранит, и таял лед,

И туман у ног стелился пухом…

Если в вечный снег навеки ты

Ляжешь – над тобою, как над близким,

Наклонятся горные хребты

Самым прочным в мире обелиском.

Почему всё не так? Вроде – всё как всегда:

То же небо – опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода…

Только – он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас

В наших спорах без сна и покоя.

Мне не стало хватать его только сейчас —

Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,

Он всегда говорил про другое,

Он мне спать не давал, он с восходом вставал, —

А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, – не про то разговор:

Вдруг заметил я – нас было двое…

Для меня – будто ветром задуло костер,

Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалась, словно из плена, весна.

По ошибке окликнул его я:

«Друг, оставь покурить!» – а в ответ – тишина…

Он вчера не вернулся из боя.

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие – как часовые…

Отражается небо в лесу, как в воде, —

И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,

Нам и время текло – для обоих…

Всё теперь – одному, – только кажется мне —

Это я не вернулся из боя.

Кто сказал: «Всё сгорело дотла,

Больше в землю не бросите семя!»?

Кто сказал, что Земля умерла?

Нет, она затаилась на время!

Материнства не взять у Земли,

Не отнять, как не вычерпать моря.

Кто поверил, что Землю сожгли?

Нет, она почернела от горя.

Как разрезы, траншеи легли,

И воронки – как раны зияют.

Обнаженные нервы Земли

Неземное страдание знают.

Она вынесет всё, переждет, —

Не записывай Землю в калеки!

Кто сказал, что Земля не поет,

Что она замолчала навеки?!

Нет! Звенит она, стоны глуша,

Изо всех своих ран, из отдушин,

Ведь Земля – это наша душа, —

Сапогами не вытоптать душу!

Кто поверил, что Землю сожгли?!

Нет, она затаилась на время…

Сегодня не слышно биенье сердец —

Оно для аллей и беседок.

Я падаю, грудью хватая свинец,

Подумать успев напоследок:

«На этот раз мне не вернуться,

Я ухожу – придет другой».

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

Вот кто-то, решив: после нас – хоть потоп,

Как в пропасть шагнул из окопа.

А я для того свой покинул окоп,

Чтоб не было вовсе потопа.

Сейчас глаза мои сомкнутся,

Я крепко обнимусь с землей.

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

Кто сменит меня, кто в атаку пойдет?

Кто выйдет к заветному мóсту?

И мне захотелось – пусть будет вон тот,

Одетый во всё не по росту.

Я успеваю улыбнуться,

Я видел, кто придет за мной.

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

Разрывы глушили биенье сердец,

Мое же – мне громко стучало,

Что всё же конец мой – еще не конец:

Конец – это чье-то начало.

Сейчас глаза мои сомкнутся,

Я крепко обнимусь с землей.

Мы не успели оглянуться —

А сыновья уходят в бой!

Темнота впереди – подожди!

Там – стеною закаты багровые,

Встречный ветер, косые дожди

И дороги неровные.

Там – чужие слова, там – дурная молва,

Там ненужные встречи случаются,

Там сгорела, пожухла трава

И следы не читаются, —

В темноте.

Там проверка на прочность – бои,

И закаты, и ветры с прибоями, —

Сердце путает ритмы свои

И стучит с перебоями.

Там – чужие слова, там – дурная молва,

Там ненужные встречи случаются,

Там сгорела, пожухла трава

И следы не читаются, —

В темноте.

Там и звуки и краски – не те,

Только мне выбирать не приходится —

Видно, нужен я там, в темноте, —

Ничего – распогодится!

Там – чужие слова, там – дурная молва,

Там ненужные встречи случаются,

Там сгорела, пожухла трава

И следы не читаются, —

В темноте.

Долго же шел ты в конверте, листок, —

Вышли последние сроки!

Но потому он и Дальний Восток,

Что – далеко на востоке…

Ждешь с нетерпеньем ответ ты —

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

Здесь до утра пароходы ревут

Средь океанской шумихи —

Не потому его Тихим зовут,

Что он действительно тихий.

Ждешь с нетерпеньем ответ ты —

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

Ты не пугайся рассказов о том,

Будто здесь самый край света, —

Сзади еще Сахалин, а потом —

Круглая наша планета.

Ждешь с нетерпеньем ответ ты —

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

Что говорить – здесь, конечно, не рай,

Но невмоготу переписка, —

Знаешь что, милая, ты приезжай:

Дальний Восток – это близко!

Скоро получишь ответ ты —

Весточку в несколько слов!

Вместе бы встретить рассветы —

Раньше на восемь часов!

Пословица звучит витиевато:

Не восхищайся прошлогодним небом, —

Не возвращайся – где был рай когда-то,

И брось дурить – иди туда, где не был!

Там что творит одна природа с нами!

Туда добраться трудно и молве.

Там каждый встречный – что ему цунами! —

Со штормами в душе и в голове!

Покой здесь, правда, ни за что не купишь —

Но ты вернешься, говорят ребята,

Наперекор пословице поступишь —

Придешь туда, где встретил их когда-то!

Здесь что творит одна природа с нами!

Сюда добраться трудно и молве.

Здесь иногда рождаются цунами

И рушат всё в душе и в голове!

На море штиль, но в мире нет покоя —

Локатор ищет цель за облаками.

Тревога – если что-нибудь такое —

Или сигнал: внимание – цунами!

Я нынче поднимаю тост с друзьями!

Цунами – равнодушная волна.

Бывают беды пострашней цунами

И – радости сильнее, чем она!

Бросьте скуку, как корку арбузную,

Небо ясное, легкие сны.

Парень лошадь имел и судьбу свою —

Интересную – до войны.

Да, на войне как на войне,

А до войны как до войны, —

Везде, по всей вселенной.

Он лихо ездил на коне

В конце весны, в конце весны —

Последней, довоенной.

Но туманы уже по росе плелись,

Град прошел по полям и мечтам, —

Для того чтобы тучи рассеялись,

Парень нужен был именно там.

Там – на войне как на войне,

А до войны как до войны, —

Везде, по всей вселенной.

Он лихо ездил на коне

В конце весны, в конце весны —

Последней, довоенной.

Она была чиста как снег зимой.

В грязь – соболя́, – иди по ним по праву…

Но вот мне руки жжет ея письмо —

Я узнаю мучительную правду…

Не ведал я: смиренье – только маска,

И маскарад закончится сейчас, —

Да, в этот раз я потерпел фиаско —

Надеюсь, это был последний раз.

Подумал я: дни сочтены мои,

Дурная кровь в мои проникла вены, —

Я сжал письмо как голову змеи —

Сквозь пальцы просочился яд измены.

Не ведать мне страданий и агоний,

Мне встречный ветер слезы оботрет,

Моих коней обида не нагонит,

Моих следов метель не заметет.

Итак, я оставляю позади,

Под этим серым неприглядным небом,

Дурман фиалок, наготу гвоздик

И слезы вперемешку с талым снегом.

Москва слезам не верит и слезинкам —

И не намерен больше я рыдать, —

Спешу навстречу новым поединкам —

И, как всегда, намерен побеждать!

В день, когда мы, поддержкой земли заручась,

По высокой воде, по соленой, своей,

Выйдем точно в назначенный час, —

Море станет укачивать нас,

Словно мать непутевых детей.

Волны будут работать – и в поте лица

Корабельные наши борта иссекут,

Терпеливо машины начнут месяца

Составлять из ритмичных секунд.

А кругом – только водная гладь, – благодать!

И на долгие мили кругом – ни души!..

Оттого морякам тяжело привыкать

Засыпать после качки в домашней тиши.

Наши будни – без праздников, без выходных, —

В море нам и без отдыха хватит помех.

Мы подруг забываем своих:

Им – до нас, нам подчас не до них, —

Да простят они нам этот грех!

Нет, неправда! Вздыхаем о них у кормы

И во сне имена повторяем тайком.

Здесь совсем не за юбкой гоняемся мы,

Не за счастьем, а за косяком.

А кругом – только водная гладь, – благодать!

Ни заборов, ни стен – хоть паши, хоть пляши!..

Оттого морякам тяжело привыкать

Засыпать после качки в уютной тиши.

Говорят, что плывем мы за длинным рублем, —

Кстати, длинных рублей просто так не добыть, —

Но мы в море – за морем плывем,

И еще – за единственным днем,

О котором потом не забыть.

А когда из другой, непохожей весны

Мы к родному причалу придем прямиком, —

Растворятся морские ворота страны

Перед каждым своим моряком.

В море – водная гладь, да еще – благодать,

И вестей – никаких, сколько нам ни пиши…

Оттого морякам тяжело привыкать

Засыпать после качки в уютной тиши.

И опять уплываем, с землей обручась —

С этой самою верной невестой своей, —

Чтоб вернуться в назначенный час,

Как бы там ни баюкало нас

Море – мать непутевых детей.

Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты,

Только пялит глаза – ошалел, обалдел:

Он увидел, что судно встает на винты,

Обороты врубив на предел.

А на пирсе стоять – все равно благодать, —

И качаться на суше, и петь от души.

Нам, вернувшимся, не привыкать привыкать

После громких штормов к долгожданной тиши!

Всему на свете выходят сроки,

А соль морская – въедлива как черт, —

Два мрачных судна стояли в доке,

Стояли рядом – просто к борту борт.

Та, что поменьше, вбок кривила трубы

И пожимала баком и кормой:

«Какого типа этот тип? Какой он грубый!

Корявый, ржавый, – просто никакой!»

В упор не видели друг друга

оба судна

И ненавидели друг друга

обоюдно.

Он в аварийном был состоянье,

Но и она – не новая отнюдь, —

Так что увидишь на расстоянье —

С испуга можно взять и затонуть.

Тот, что побольше, мерз от отвращенья,

Хоть был железный малый, с крепким дном, —

Все двадцать тысяч водоизмещенья

От возмущенья содрогались в нем!

И так обидели друг друга

оба судна,

Что ненавидели друг друга

обоюдно.

Прошли недели, – их подлатали,

По ржавым швам шпаклевщики прошли,

И ватерлинией вдоль талии

Перевязали корабли.

И медь надраили, и краску наложили,

Пар развели, в салонах свет зажгли, —

И палубы и плечи распрямили

К концу ремонта эти корабли.

И в гладкий борт узрели

оба судна,

Что так похорошели —

обоюдно.

Тот, что побольше, той, что поменьше,

Сказал, вздохнув: «Мы оба не правы!

Я никогда не видел женщин

И кораблей – прекраснее, чем вы!»

Та, что поменьше, в том же состоянье

Шепнула, что и он неотразим:

«Большое видится на расстоянье, —

Но лучше, если все-таки – вблизи».

Кругом конструкции толпились,

было людно,

И оба судна объяснились —

обоюдно!

Хотя какой-то портовый дока

Их приписал не в тот же самый порт —

Два корабля так и ушли из дока,

Как и стояли, – вместе, к борту борт.

До горизонта шли в молчанье рядом,

Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.

Махала ласково ремонтная бригада

Двум не желающим расстаться кораблям.

Что с ними? Может быть, взбесились

оба судна?

А может, попросту влюбились —

обоюдно.

Был развеселый розовый восход,

И плыл корабль навстречу передрягам,

И юнга вышел в первый свой поход

Под флибустьерским черепастым флагом.

Накренившись к воде, парусами шурша,

Бриг двухмачтовый лег в развороте.

А у юнги от счастья качалась душа,

Как пеньковые ванты на гроте.

И душу нежную под грубой робой пряча,

Суровый шкипер дал ему совет:

«Будь джентльменом, если есть удача,

А без удачи – джентльменов нет!»

И плавал бриг туда, куда хотел,

Встречался – с кем судьба его сводила,

Ломая кости веслам каравелл,

Когда до абордажа доходило.

Был однажды богатой добычи дележ —

И пираты бесились и выли…

Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, —

Потому что его обделили.

Стояла девушка, не прячась и не плача,

И юнга вспомнил шкиперский завет:

Мы – джентльмены, если есть удача,

А нет удачи – джентльменов нет!

И видел он, что капитан молчал,

Не пробуя сдержать кровавой свары.

И ран глубоких он не замечал —

И наносил ответные удары.

Только ей показалось, что с юнгой – беда,

А другого она не хотела, —

Перекинулась за борт – и скрыла вода

Золотистое смуглое тело.

И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,

Он разрядил горячий пистолет…

Он был последний джентльмен удачи, —

Конец удаче – джентльменов нет!

Неужели мы заперты в замкнутый круг?

Неужели спасет только чудо?

У меня в этот день все валилось из рук

И не к счастию билась посуда.

Ну пожалуйста, не уезжай

Насовсем, – постарайся вернуться!

Осторожно: не резко бокалы сближай, —

Разобьются!

Рассвело! Стало ясно: уйдешь по росе, —

Вижу я, что не можешь иначе,

Что всегда лишь в конце длинных рельс и шоссе

Гнезда вьют эти птицы удачи.

Но, пожалуйста, не уезжай

Насовсем, – постарайся вернуться!

Осторожно: не резко бокалы сближай, —

Разобьются!

Не сожгу кораблей, не гореть и мостам, —

Мне бы только набраться терпенья!

Но… хотелось бы мне, чтобы здесь, а не там

Обитало твое вдохновенье.

Ты, пожалуйста, не уезжай

Насовсем, – постарайся вернуться!

Осторожно: не резко бокалы сближай, —

Разобьются!

Погода славная,

а это главное,

И мне на ум пришла идейка презабавная, —

Но не о Господе

и не о космосе —

Все эти новости уже обрыдли дó смерти.

Сказку, миф, фантасмагорию

Пропою вам с хором ли, один ли, —

Слушайте забавную историю

Некоего мистера Мак-Кинли —

Не супермена, не ковбоя, не хавбека,

А просто маленького, просто человека.

Кто он такой – герой ли, сукин сын ли —

Наш симпатичный господин Мак-Кинли, —

Валяйте выводы, составьте мнение

В конце рассказа в меру разумения.

Ну что, договорились? Если так —

Привет! Буэнос диас! Гутен таг!

Ночуешь в спаленках

в обоях аленьких

И телевиденье глядишь для самых маленьких.

С утра полчасика

займет гимнастика —

Прыжки, гримасы, отжимание от пластика.

И трясешься ты в автобусе,

На педали жмешь, гремя костями, —

Сколько вас на нашем тесном глобусе

Весело работает локтями!

Как наркоманы – кокаин и как больные,

В заторах нюхаешь ты газы выхлопные.

Но строен ты – от суеты худеют,

Бодреют духом, телом здоровеют.

Через собратьев ты переступаешь,

Но успеваешь, все же успеваешь

Знакомым огрызнуться на ходу:

«Салют! День добрый! Хау ду ю ду!»

Для созидания

в коробки-здания

Ты заползаешь, как в загоны на заклание.

В поту и рвении,

в самозабвении

Ты создаешь, творишь и рушишь в озарении.

Люди, власти не имущие!

Кто-то вас со злого перепою,

Маленькие, но и всемогущие,

Окрестил безликою толпою.

Будь вы на поле, у станка, в конторе, в классе, —

Но вы причислены к какой-то серой массе.

И в перерыв – в час подлинной свободы —

Вы наскоро жуете бутерброды, —

Что ж, эти сэндвичи – предметы сбыта.

Итак, приятного вам аппетита!

Нелегкий век стоит перед тобой,

И все же – гутен морген, дорогой!

Дела семейные,

платки нашейные,

И пояса, и чудеса галантерейные, —

Цена кусается,

жена ласкается, —

Махнуть рукою – да рука не подымается.

Цену вежливо и тоненько

Пропищит волшебник-трикотажник, —

Ты с невозмутимостью покойника

Наизнанку вывернешь бумажник.

Все ваши будни да и праздники – морозны,

И вы с женою, как на кладбище, серьезны.

С холодных стен с огромного плаката

На вас глядят веселые ребята,

И улыбаются во всех витринах

Отцы семейств в штанах и лимузинах.

Откормленные люди на щитах

Приветствуют по-братски – гутен таг!

Откуда денежка?

Куда ты денешься?

Тебе полвека, друг, а ты еще надеешься?

Не жди от ближнего —

моли всевышнего, —

Уж он всегда тебе пошлет ребенка лишнего!

Трое, четверо и шестеро…

Вы, конечно, любите сыночков!

Мировое детское нашествие

Бестий, сорванцов и ангелочков!

Ты улыбаешься обложкам и нарядам,

Но твердо веришь: удивительное рядом.

Не верь, старик, что мы за все в ответе,

Что где-то дети гибнут – те, не эти:

Чуть-чуть задуматься – хоть вниз с обрыва, —

А жить-то надо, надо жить красиво!

Передохни, расслабься – перекур!

Гуд дэй, дружище! Пламенный бонжур!

Ах, люди странные,

пустокарманные,

Вы, постоянные клиенты ресторанные, —

Мошны бездонные,

стомиллионные —

Вы наполняете, вы, тóлпы стадионные!

И ничто без вас не крутится —

Армии, правители и судьи.

Но у сильных в горле, словно устрица,

Вы скользите, маленькие люди!

И так о маленьком пекутся человеке,

Что забывают лишний ноль вписать на чеке.

Ваш кандидат – а в прошлом он лабазник —

Вам иногда устраивает праздник, —

И не безлики вы, и вы – не тени,

Коль надо в урны бросить бюллетени!

А «маленький!» – хорошее словцо, —

Кто скажет так – ты плюнь ему в лицо, —

Пусть это слово будет не в ходу!

Привет, Мак-Кинли! Хау ду ю ду!

Кто-то высмотрел плод, что неспел, —

Потрусили за ствол – он упал…

Вот вам песня о том, кто не спел

И что голос имел – не узнал.

Может, были с судьбой нелады

И со случаем плохи дела,

А тугая струна на лады

С незаметным изъяном легла.

Он начал робко с ноты до,

Но не допел ее, не до…

Не дозвучал его аккорд

И никого не вдохновил.

Собака лаяла, а кот —

Мышей ловил.

Смешно, не правда ли, смешно!

А он шутил – недошутил,

Недораспробовал вино,

И даже недопригубил.

Он пока лишь затеивал спор,

Неуверенно и не спеша, —

Словно капельки пота из пор,

Из-под кожи сочилась душа.

Только начал дуэль на ковре —

Еле-еле, едва приступил,

Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,

И судья еще счет не открыл.

Он знать хотел всё от и до,

Но не добрался он, не до…

Ни до догадки, ни до дна,

Не докопался до глубин

И ту, которая одна, —

Недолюбил.

Смешно, не правда ли, смешно!

А он спешил – недоспешил, —

Осталось недорешено

Всё то, что он недорешил.

Ни единою буквой не лгу —

Он был чистого слога слуга,

И писал ей стихи на снегу…

К сожалению, тают снега!

Но тогда еще был снегопад,

И свобода писать на снегу, —

И большие снежинки и град

Он губами хватал на бегу.

Но к ней в серебряном ландо

Он не добрался и не до…

Не добежал бегун, беглец,

Не долетел, не доскакал,

А звездный знак его – Телец —

Холодный Млечный Путь лакал.

Смешно, не правда ли, смешно,

Когда секунд недостает, —

Недостающее звено,

И недолет, и недолет!

Смешно, не правда ли? Ну вот, —

И вам смешно, и даже мне —

Конь на скаку и птица влет, —

По чьей вине?..

Семь дней усталый старый Бог

В запале, в зашоре, в запаре

Творил убогий наш лубок

И каждой твари по паре.

Ему творить – потеха, —

И вот себе взамен

Бог создал человека

Как пробный манекен.

Идея эта не нова

И не обхаяна никем —

Я докажу как дважды два:

Адам – был первый манекен.

А мы – ошметки хромосом,

Огрызки божественных генов, —

Идем проторенным путем —

И создаем манекенов.

Лишенные надежды

Без мук родить – живых,

Ряди́м в свои одежды

Бездушных кукол восковых.

Ругать меня повремени,

А оглянись по сторонам:

Хоть нам подобные они,

Но не живут подобно нам.

Твой нос расплюснут на стекле,

Глазеешь – и ломит в затылке, —

А там – сидят они в тепле

И скалят зубы в ухмылке.

Вон тот кретин в халате

Смеется над тобой:

Мол, жив еще, приятель!

Доволен ли судьбой?

Гляди – красотка, – чем плоха:

Загар – и патлы до колен!

Ее – закутанный в меха —

Ласкает томный манекен.

Их жизнь и вправду хороша:

Их холят, лелеют и греют,

Они не тратят ни гроша

И плюс к тому не стареют.

Пусть лупят по башке нам,

Толкают нас и бьют, —

Но куклам-манекенам

Мы создали уют.

Они так вежливы – взгляни!

Их не волнует ни черта.

И жизнерадостны они,

И нам, безумным, не чета.

Он никогда не одинок —

В салоне, в постели, в бильярдной, —

Невозмутимый словно йог,

Галантный и элегантный.

Хочу такого плена —

Свобода мне не впрок!

Я вместо манекена

Хочу прожить денек!

На манекенские паи

Согласен, даже на пари.

В приятный круг его семьи

Желаю, черт меня дери!

Я предлагаю смелый план

Возможных сезонных обменов:

Мы, люди, – в их бездушный клан,

А вместо нас – манекенов.

Но я готов поклясться,

Что где-нибудь заест, —

Они не согласятся

На перемену мест.

Из них, конечно, ни один

Нам не уступит свой уют —

Из этих солнечных витрин

Они без боя не уйдут.

Сдается мне, они хитрят —

И, тайно расправивши члены,

Когда живые люди спят,

Выходят в ночь манекены.

Машины выгоняют —

И мчат так, что – держись!

Бузят и прожигают

Свою ночную жизнь.

Такие подвиги творят,

Что мы за год не натворим,

Но возвращаются назад, —

Ах, как завидую я им!

Мы скачем, скачем вверх и вниз,

Кропаем и клеим на стенах

Наш главный лозунг и девиз:

«Забота о манекенах».

Недавно был – читали? —

Налет на магазин, —

В них сколько ни стреляли —

Не умер ни один.

Его налогом не согнуть,

Не сдвинуть повышеньем цен…

Счастливый путь, счастливый путь!

Будь счастлив, мистер манекен!

Но, как индусы, мы живем

Надеждою смертных и тленных,

Что если завтра мы умрем —

Воскреснем вновь в манекенах.

Так что не хнычь, ребята, —

Наш день еще придет, —

Храните, люди, свято

Весь манекенский род!

Болезни в нас обострены —

Уже не станем мы никем…

Грядет надежда всей страны —

Здоровый, крепкий манекен!

Вот это да! Вот это да!

Сквозь мрак и вечность-решето

Из зала Страшного суда

Явилось то – не знаю что.

Играйте туш!

Быть может, он —

Умерший муж

Несчастных жен,

Больных детей

Больной отец,

Благих вестей

Шальной гонец!

Вот это да! Вот это да!

Спустился к нам – не знаем кто, —

Как снег на голову, сюда

Упал тайком – инкогнито!

Но кто же он —

Хитрец и лгун?

Или – шпион,

Или колдун?

Каких дворцов

Он господин,

Каких отцов

Заблудший сын?

Вот это да! Вот это да!

И я спросил, как он рискнул —

Из ниоткуда в никуда

Перешагнул, перешагнул?

Он мне: «Внемли́!» —

И я внимал,

Что он с земли

Вчера сбежал,

Решил: нырну

Я в гладь и тишь, —

Но в тишину

Без денег – шиш!

Мол, прошмыгну

Как мышь, как вошь, —

Но в тишину

Не прошмыгнешь!

Вот это да! Вот это да!

Он повидал печальный краи́, —

В аду – бардак и лабуда, —

И он опять – в наш грешный рай.

Итак, оттуда

Он удрал,

Его Иуда

Обыграл —

И в «тридцать три»,

И в «сто одно».

Смотри! Смотри!

Он видел дно!

Он видел ад,

Но сделал он

Свой шаг назад —

И воскрешен!

Вот это да! Вот это да!

Прошу любить – играйте марш!

Мак-Кинли – маг, суперзвезда,

Мессия наш, мессия наш!

Владыка тьмы

Его отверг,

Но примем мы —

Он человек!

Душ не губил

Сей славный муж,

Самоубий —

Ство – просто чушь!

Хоть это де —

Шево и враз —

Не проведешь

Его и нас!

Вот это да! Вот это да!

Вскричал петух и пробил час!

Мак-Кинли – бог, суперзвезда, —

Он среди нас, он среди нас!

Он рассудил,

Что вечность – хлам, —

И запылил

На свалку к нам.

Он даже спьяну

Не дурил,

Марихуану

Не курил.

И мы хотим

Отдать концы, —

Мы бегством мстим —

Мы беглецы!

Вот это да! Вот это да!

По миру люди маленькие носятся, живут себе

в рассрочку, —

Плохие и хорошие, гуртом и в одиночку.

Хороших знаю хуже я —

У них, должно быть, – крылья!

С плохими – даже дружен я, —

Они хотят оружия,

Оружия, оружия

насилья!

Большие люди – туз и крез —

Имеют страсть к ракетам,

А маленьким – что делать без

Оружья в мире этом?

Гляди – вот тот ханыга —

В кармане денег нет,

Но есть в кармане фига —

Взведенный пистолет.

Мечтает он об ужине

Уже с утра и днем,

А пиджачок обуженный —

Топорщится на нем.

И с ним пройдусь охотно я

Под вечер налегке,

Смыкая пальцы потные

На спусковом крючке.

Я целеустремленный, деловитый,

Подкуренный, подколотый, подпитый!

Эй, что вы на меня уставились – я вроде не калека!

Мне горло промочить – и я сойду за человека.

Сходитесь, неуклюжие,

Со мной травить баланду, —

И сразу после ужина

Спою вам про оружие,

Оружие, оружие

балладу!

Большой игрок, хоть ростом гном, —

Сражается в картишки,

Блефуют крупно в основном

Ва-банк большие шишки.

И балуются бомбою, —

У нас такого нет,

К тому ж мы – люди скромные:

Нам нужен пистолет.

И вот в кармане – купленный

Обычный пистолет

И острый, как облупленный

Знакомый всем – стилет.

Снуют людишки в ужасе

По правой стороне,

А мы во всеоружасе

Шагаем по стране.

Под дуло попадающие лица,

Лицом к стене! Стоять! Не шевелиться!

Напрасно, парень, за забвеньем ты шаришь по аптекам, —

Купи себе хотя б топор – и станешь человеком!

Весь вывернусь наружу я —

И голенькую правду

Спою других не хуже я

Про милое оружие,

Оружие, оружие

балладу!

Купить белье нательное?

Да чёрта ли вам в нем!

Купите – огнестрельное, —

Направо за углом.

Ну, начинайте! Ну же!

Стрелять учитесь все!

В газетах про оружье —

На каждой полосе.

Вот сладенько под ложечкой,

Вот горько на душе:

Ухлопали художничка

За фунт папье-маше.

Ату! Стреляйте досыту —

В людей, щенков, котят, —

Продажу, слава господу,

Не скоро запретят!

Пока оружье здесь не под запретом,

Не бойтесь – всё в порядке в мире этом!

Не страшно без оружия – зубастой барракуде,

Большой и без оружия – большой, нам в утешенье, —

А маленькие люди – без оружия не люди:

Все маленькие люди без оружия – мишени.

Большие – лупят по слонам,

Гоняются за тиграми,

А мне, а вам – куда уж нам

Шутить такими играми!

Пускай большими сферами —

Большие люди занимаются, —

Один уже играл с «пантерами»,

Другие – доиграются…

У нас в кармане «пушечка» —

Малюсенькая, новая, —

И нам земля – подушечка,

Подстилочка пуховая.

Кровь жидкая, болотная

Пульсирует в виске,

Синеют пальцы потные

На спусковом крючке.

Мы – маленькие люди, – на обществе прореха.

Но если вы посмотрите на нас со стороны —

За узкими плечами небольшого человека

Стоят понуро, хмуро дуры – две больших войны.

«Коль тих и скромен – не убьют» —

Всё домыслы досужие, —

У нас недаром продают

Любезное оружие!

А тут еще норд-ост подул —

Цена установилась сходная, —

У нас, благодаренье Господу,

Страна пока свободная!

Ах, эта жизнь грошовая,

Как пыль, – подуй и нет! —

Поштучная, дешевая —

Дешевле сигарет.

И рвется жизнь-чудачка,

Как тонкий волосок, —

Одно нажатье пальчика

На спусковой крючок!

Пока легка покупка – мы все в порядке с вами,

Нам жизнь отнять – как плюнуть, – нас учили

воевать!

Кругом и без войны – война, а с голыми руками —

Ни пригрозить, ни пригвоздить, ни самолет угнать!

Для пуль – все досягаемы, —

Ни черта нет, ни бога им,

И мы себе стреляем и

Мы никого не трогаем.

Стрельбе, азарту все цвета,

Все возрасты покорны:

И стар, и млад, и тот, и та,

И – желтый, белый, черный.

Опять сосет под ложечкой.

Привычнее уже

Убийца на обложечке,

Девулька в неглиже.

Наш мир кишит неудачниками

С топориками в руке

И мальчиками с пальчиками

На спусковом крючке!

Вот твой билет, вот твой вагон —

Всё в лучшем виде, – одному тебе дано

В цветном раю увидеть сон —

Трехвековое непрерывное кино.

Всё позади, – уже сняты́

Все отпечатки, контрабанды не берем;

Как херувим, стерилен ты,

А класс второй – не высший класс, зато – с бельем.

Вот и сбывается всё, что пророчится:

Уходит поезд в небеса – счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно – уснуть!

Земной перрон! Не унывай!

И не кричи – для наших воплей он оглох.

Один из нас поехал в рай, —

Он встретит Бога там – ведь есть, наверно, Бог!

Ты передай ему привет,

А позабудешь – ничего, переживем:

Осталось нам немного лет,

Мы пошустрим – и, как положено, умрем.

Вот и сбывается всё, что пророчится:

Уходит поезд в небеса – счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно – уснуть!

Не всем дано поспать в раю,

Но кое-что мы здесь успеем натворить:

Подраться, спеть, – вот я – пою,

Другие – любят, третьи – думают любить.

Уйдут, как мы, в ничто без сна

И сыновья, и внуки внуков в трех веках…

Не дай господь, чтобы – война, —

А то мы правнуков оставим в дураках!

Вот и сбывается всё, что пророчится:

Уходит поезд в небеса – счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно – уснуть!

Тебе плевать и хоть бы хны:

Лежишь, миляга, принимаешь вечный кайф, —

И нет забот, и нет вины, —

Ты – молодчина, это место подыскав.

…Разбудит вас какой-то тип

И впустит в мир, где в прошлом – вóйны, вонь и рак,

Где побежден гонконгский грипп, —

На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?!

Вот и сбывается всё, что пророчится:

Уходит поезд в небеса – счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно – уснуть!

Итак, прощай, – звенит звонок!

Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед!

А если там и вправду – Бог,

Ты всё же вспомни – передай ему привет!

Я полмира почти через злые бои

Прошагал и прополз с батальоном,

А обратно меня за заслуги мои

Санитарным везли эшелоном.

Подвезли на родимый порог —

На полуторке к самому дому, —

Я стоял и немел, а над крышей дымок

Подымался совсем по-другому.

Окна словно боялись в глаза мне взглянуть,

И хозяйка не рада солдату:

Не припала в слезах на могучую грудь,

А руками всплеснула – и в хату.

И залаяли псы на цепях,

Я шагнул в полутемные сени —

За чужое за что-то запнулся в сенях,

Дверь рванул – подкосились колени.

Там сидел за столом, да на месте моем

Неприветливый новый хозяин —

И фуфайка на нем, и хозяйка при нем, —

Потому я и псами облаян.

Это значит, пока под огнем

Я спешил, ни минуты не весел,

Он все вещи в дому переставил моем

И по-своему всё перевесил.

Мы ходили под богом, под богом войны —

Артиллерия нас накрывала.

Но смертельная рана нашла со спины

И изменою в сердце застряла.

Я себя в пояснице согнул,

Силу воли позвал на подмогу:

«Извините, товарищи, что завернул

По ошибке к чужому порогу…»

Дескать, мир да любовь вам, да хлеба на стол,

Чтоб согласье по дому ходило…

Ну а он даже ухом в ответ не повел:

Вроде так и положено было.

Зашатался некрашеный пол,

Я не хлопнул дверьми, как когда-то, —

Только окна раскрылись, когда я ушел,

И взглянули мне вслед виновато…

Ах! В поднебесье летал

Лебедь черный, младой да проворный.

Ах! Да от лёта устал —

Одинокий, да смелый, да гордый.

Ах! Да снижаться он стал

С высоты со своей лебединой.

Ах! Два крыла распластал —

Нет уж сил и на взмах на единый.

Ай не зря гармонь пиликает —

Ваня песенку мурлыкает, —

С уваженьем да с почтением,

Да, конечно, со значением.

Ах! На крутом берегу,

Словно снег среди лета, не тая,

Ах! На зеленом лугу —

Лебединая белая стая.

Ах! Да не зря он кружил,

Да и снизился не понапрасну:

Ах! Он от стаи отбил

Лебедь белую саму прекрасну.

Ай вы, добры люди-граждане,

Вы б лебедушку уважили —

Затянули бы протяжную

Про красу ее лебяжую.

Ох! Да и слов не сыскать,

Вот и голос дрожит неумелый.

Ох! Другу дружка под стать —

Лебедь черный да лебеди белой, —

Ах! Собрали́ся в полет

Оба-двое крылатые вместе.

Ах! Расступися, народ,

Поклонись жениху и невесте!

Ай спасибо, люди-граждане,

Что невестушку уважили,

Жениха не забываете

Да обоих привечаете!

Ай не стойте в гордыне —

Подходите к крыльцу,

А и вы, молодые,

Поклонитесь отцу!

Он сердитый да строгий, —

Как сподлобья взглянёт,

Так вы кланяйтесь в ноги —

Может, он отойдет.

Вам отцу поклониться —

Тоже труд небольшой, —

Он лицом просветлится,

Помягчает душой.

Вы с того начинайте

И потом до конца

Во всю жизнь привечайте

Дорогого отца!

Не сгрызть меня —

Невеста я!

Эх, жизнь моя

Интересная!

Кружи-ворожи!

Кто стесняется?

Подол придержи, —

Подымается!

И в девках мне

Было весело,

А все ж любовь

Перевесила!

Кружи-ворожи!

Кто стесняется?

Подол придержи, —

Подымается!

Сноха лиха,

Да и кума лихая, —

Учат жить меня,

А я – сама такая!

Гули-гули-гуленьки,

Девоньки-девуленьки,

Вы оставьте мне на память

В сердце загогулинки.

Не гляди, что я сердит, —

По тебе же сохну-то.

Я не с фронта инвалид —

Я любовью трёкнутый.

Выходите к Ванечке,

Манечки-матанечки!

Что стоите, как старушки —

Божьи одуванчики!

Милый мой – каменотес,

Сильный он да ласковый, —

Он мне с Англии привез

Лифчик пенопластовый.

Здеся мода отстает,

Вот у нас в Австралии

Очень в моде этот год

В три обхвата талии.

Уж не знаю я, как тут,

А, к примеру, в Дании

Девок в загсы волокут

При втором свидании.

Я не знаю, как у вас,

А у нас во Франции

Замуж можно десять раз,

Все – без регистрации.

Ой, табань, табань, табань,

А то в берег врежемся!

Не вставай в такую рань —

Давай еще понежимся!

Без ушка иголочка,

Оля, Ольга, Олечка,

Поднеси-ка инвалиду

Столько и полстолечка!

На пути, на перепутье

Молодуху сватал дед.

Спéрва думали, что шутит, —

Оказалося, что – нет.

Мой миленок все допил

Дочиста и допьяна, —

Потому и наступил

В мире кризис топливный.

Ты не ной, не ной, не ной:

Это ж кризис – нефтяной, —

Надо больше опасаться,

Что наступит – спиртовой.

Гляну я, одна семья

На таком воскреснике —

Все друг другу кумовья

Али даже крестники.

Зря ты, Ванечка, бредешь

Вдоль оврага:

На пути – каменья сплошь, —

Резвы ножки обобьешь,

Бедолага!

Тело в эдакой ходьбе

Ты измучил,

А и, кажется, себе

Сам наскучил.

Стал на беглого похож

Аль на странничка, —

Может, сядешь – отдохнешь,

Ваня-Ванечка?!

Ваня!

Что, Ванюша, путь трудней?

Хворь напала?

Вьется тропка меж корней,

До конца пройти по ней —

Жизни мало!

Славно, коль судьбу узнал

Распрекрасну, —

Ну а вдруг коней загнал

Понапрасну?!

Али вольное житье

Слаще пряничка?

Ах ты горюшко мое,

Ваня-Ванечка!

Ваня!

Ходют слухи, будто сник

Да бедуешь,

Кудри сбросил, – как без них?

Сыт ли ты или привык —

Голодуешь?

Хорошо ли бобылем

Да без крова?

Это, Ваня, не путем,

Непутево!

Горемычный мой, дошел

Ты до крáюшка!

Тополь твой уже отцвел,

Ваня-Ванюшка!

Ваня!

Кто старше нас на четверть века, тот

Уже постиг и близости и дали.

Им повезло – и кровь, и дым, и пот

Они понюхали, хлебнули, повидали, —

Прошли через бригаду или взвод.

И ехали в теплушках – не в тепле —

На стройки, на фронты и на рабфаки.

Они ходили в люди по земле

И – в штыковые жесткие атаки.

То время эшелонное прошло —

В плацкартных едем, травим анекдоты…

Мы не ходили – шашки наголо,

В отчаянье не падали на доты.

Но все-таки традиция живет:

Взяты не все вершины и преграды, —

Не потому ли летом каждый год

Идем в студенческие наши стройотряды —

И сверх программы мы сдаем зачет.

Песок в глазах, в одежде и в зубах —

Мы против ветра держим путь на тракте.

На дивногорских каменных столбах

Хребты себе ломаем и характер.

Мы гнемся в три погибели – ну что ж,

Такой уж ветер… Только, друг, ты знаешь, —

Зато ничем нас после не согнешь,

Зато нас на равнине не сломаешь!

Эх, недаром говорится:

Мастер дела не боится, —

Пусть боится дело это

Ваню – мастера паркета!

Не берись, коль не умеешь,

Не умеючи – не трожь,

Не подмажешь – не поедешь,

А подмажешь – упадешь!

Даже в этой пятилетке

На полу играют детки, —

Проливают детки слезы

От какой-нибудь занозы.

Пусть елозят наши дети,

Пусть играются в юлу

На натертом на паркете —

На надраенном полу.

Говорят, забудут скоро

Люди званье полотера, —

В наше время это мненье —

Роковое заблужденье.

Посреди родной эпохи

Ты на щетках попляши, —

С женским полом шутки плохи,

А с натертым – хороши!

Эй, народ честной, незадачливый!

Ай вы купчики да служивый люд!

Живо к городу поворачивай —

Там не зря в набат с колоколен бьют!

Все ряды уже с утра

позахвачены —

Уйма всякого добра,

всякой всячины:

Там точильные круги —

точат лясы,

Там лихие сапоги —

самоплясы.

Тагарга-матагарга,

Во столице ярмарка —

Сказочно-реальная,

Цветомузыкальная!

Богачи и голь перекатная, —

Покупатели – все, однако, вы,

И хоть ярмарка не бесплатная,

Раз в году вы все одинаковы!

За едою в закрома

спозараночка

Скатерть сбегает сама —

самобраночка, —

Кто не схочет есть и пить,

тем – изнанка:

Тех начнет сама бранить

самобранка.

Тагарга-матагарга,

Во какая ярмарка:

Праздничная, вольная,

Белохлебосольная!

Вона шапочки-невидимочки, —

Кто наденет их – станет барином.

Леденцы во рту – словно льдиночки,

И Жар-птица есть в виде жареном!

Прилетали год назад

Гуси-Лебеди, —

А теперь они лежат

на столе, гляди!

Эй, слезайте с облучка,

добры люди,

Да из Белого Бычка

ешьте студень!

Тагарга-матагарга,

Всем богата ярмарка!

Вон орехи рядышком —

С изумрудным ядрышком!

Скоморохи здесь – все хорошие,

Скачут-прыгают через палочку.

Прибауточки скоморошие, —

Смех и грех от них – все вповалочку!

По традиции, как встарь,

вплавь и волоком

Привезли царь-самовар,

как Царь-колокол, —

Скороварный самовар —

он на торфе

Вам на выбор сварит вар

или кофе.

Тагарга-матагарга,

Удалая ярмарка —

С плясунами резвыми,

Большей частью трезвыми!

Вон Балда пришел, поработать чтоб:

Без работы он киснет-квасится.

Тут как тут и Поп – толоконный лоб,

Но Балда ему – кукиш с маслицем!

Разновесые весы —

проторгуешься!

В скороходики-часы —

не обуешься!

Скороходы – сапоги

не залапьте!

А для стужи да пурги —

лучше лапти.

Тагарга-матагарга,

Что за чудо ярмарка —

Звонкая, несонная,

Нетрадиционная!

Вон Емелюшка Щуку мнет в руке —

Щуке быть ухой, вкусным варевом.

Черномор Кота продает в мешке —

Слишком много Кот разговаривал.

Говорил он без тычка

без задорины —

Все мы сказками слегка

объегорены.

Не скупись, не стой, народ,

за ценою:

Продается с цепью Кот

золотою!

Тагарга-матагарга,

Упоенье – ярмарка, —

Общее, повальное,

Эмоциональное!

Будет смехом-то рвать животики!

Кто отважится, разохотится

Да на коврике-самолетике

Не откажется, а прокотится?!

Разрешите сделать вам

примечание:

Никаких воздушных ям

и качания, —

Ковролетчики вчера

ночь не спали —

Пыль из этого ковра

выбивали.

Тагарга-матагарга,

Удалася ярмарка!

Тагарга-матагарга,

Хорошо бы – нáдолго!

Здесь река течет – вся молочная,

Берега над ней – сплошь кисельные, —

Мы вобьем во дно сваи прочные,

Запрудим ее – дело дельное!

Запрудили мы реку —

это плохо ли?! —

На кисельном берегу

пляж отгрохали.

Но купаться нам пока

нету смысла,

Потому – у нас река

вся прокисла!

Тагарга-матагарга,

Не в обиде ярмарка —

Хочь залейся нашею

Кислой простоквашею!

Мы беду-напасть подожжем огнем,

Распрямим хребты втрое сложенным,

Меду хмéльного до краев нальем

Всем скучающим и скукоженным!

Много тыщ имеет кто —

тратьте тыщи те:

Даже то – не знаю что —

здесь отыщете!

Коль на ярмарку пришли —

так гуляйте, —

Неразменные рубли

разменяйте!

Тагарга-матагарга,

Для веселых ярмарка!

Подходи, подваливай,

Сахари, присаливай!

Ты, звонарь-пономарь, не кемарь,

Звонкий колокол раскочегаривай!

Ты очнись, встрепенись, гармонист,

Переливами щедро одаривай!

Мы беду навек спровадили,

В грудь ей вбили кол осиновый.

Перебор сегодня – свадебный,

Звон над городом – малиновый.

Эй, гармошечка, дразни,

Не спеши, подманивай!

Главный колокол, звони,

Маленький – подзванивай!

Крикуны, певуны, плясуны!

Оглашенные, неугомонные!

Нынче пир, буйный пир на весь мир,

Все – желанные, все – приглашенные!

Как на ярмарочной площади

Вы веселие обрящете,

Там и горло прополощете,

Там споете да попляшете!

Не серчай, а получай

Чашу полновесную!

Подходи да привечай

Жениха с невестою!

Топочи, хлопочи, хохочи!

Хороводы води развеселые!

По бокам, по углам – к старикам —

Разойдись, недоёные, квелые!

Поздравляй, да с пониманием,

За застольною беседою —

Со счастливым сочетанием

Да с законною победою!

Наша свадьба – не конец

Дéльцу пустяковому:

Делу доброму – венец,

Да начало – новому!

– Как да во лесу дремучем

По сырым дуплáм да сучьям

И по норам по барсучьим

Мы скучаем и канючим.

Так зачем сидим мы сиднем,

Скуку да тоску наводим?

Ну-кася, ребята, выйдем,

Весело поколобродим!

Мы – ребята битые,

Тертые, ученые,

Во болотах мытые,

В омутах моченые.

Как да во лесу дремучем

Что-нибудь да отчубучим,

Добра молодца прищучим,

И пограбим, и помучим!

Воду во реке замутим,

Пýгал на кустах навесим,

Пакостных шутих нашутим,

Весело покуролесим!

Водяные, лешие,

Души забубённые!

Ваше дело – пешие,

Наше дело – конные.

– Первый Соловей в округе,

Я гуляю бесшабашно.

У меня такие слуги,

Что и самому мне страшно.

К оборотням не привыкну —

До того хитры, ребятки!

Да и сам я – свистну, гикну —

Аж душа уходит в пятки!

Не боюсь тоски-муры,

Если есть русалочки!

Выходи, кикиморы, —

Поиграем в салочки!

– Ты не жди, купец, подмоги —

Мы из чащи повылазим

Да и на большой дороге

Вволюшку побезобразим!

Ну-ка, рукава засучим,

Путника во тьме прижучим,

Свалим – и в песке зыбучем

Пропесочим и проучим!

Зря на нас клевещете,

Умники речистые:

Не сродни мы нечисти —

Наша совесть чистая!

Выходи, я тебе посвищу серенаду!

Кто тебе серенаду еще посвистит?

Сутки кряду могу – до упаду, —

Если муза меня посетит.

Я пока еще только шутю и шалю —

Я пока на себя не похож:

Я обиду терплю, но когда я вспылю —

Я дворец подпилю, подпалю, развалю, —

Если ты на балкон не придешь!

Ты отвечай мне прямо-откровенно —

Разбойничую душу не трави!..

О, выйди, выйди, выйди, Аграфена,

Послушать серенаду о любви!

Ей-ей-ей, трали-вали!

Кабы крáсна дéвица жила в полуподвале,

Я б тогда на корточки

Приседал у форточки, —

Мы бы до утра проворковали!

Во лесных кладовых моих – уйма товара,

Два уютных дупла, три пенечка гнилых…

Чем же я тебе, Груня, не пара,

Чем я, Феня, тебе не жених?!

Так тебя я люблю, что ночами не сплю,

Сохну с горя у всех на виду.

Вон и голос сорвал – и хриплю, и сиплю.

Ох, я дров нарублю – я себя погублю, —

Но тебя украду, уведу!

Я женихов твоих – через колено!

Я папе твоему попорчу кровь!

О выйди, выйди, выйди, Аграфена, —

О не губи разбойничью любовь!

Ей-ей-ей, трали-вали!

Кабы красна девица жила в полуподвале,

Я б тогда на корточки

Приседал у форточки, —

Мы бы до утра проворковали!

Так давай, Аграфенушка, свадьбу назначим, —

Я – нечистая сила, но с чистой душой!

Я к чертям, извините, собачьим

Для тебя позабуду разбой!

Я и трелью зальюсь, и подарок куплю,

Всех дружков приведу на поклон;

Я тебя пропою, я тебя прокормлю,

Нам ребята на свадьбу дадут по рублю, —

Только ты выходи на балкон!

Ответь всерьез, прошу проникновенно,

Ведь знают соловьи, что «се ля ви».

Так выйди, елки-палки, Аграфена, —

Не дай погаснуть пламенной любви!

Во темечке моем да во височке —

Одна мечта: что выйдет красота, —

Привстану я на цыпочки-мысочки

И поцелую в сахарны уста!

Ей-ей-ей, трали-вали!

Кабы красна девица жила в полуподвале,

Я б тогда на корточки

Приседал у форточки, —

Мы бы до утра проворковали!

Если в этот скорбный час

спустим рукава —

Соловей освищет нас

и пойдет молва:

Дескать, силой царский трон

все скудней,

Ел, мол, мало каши он,

Евстигней.

Кто же все же уймет шайку-лейку,

Кто на подвиги ратны горазд,

Царь тому дорогую шубейку

От щедрот своих царских отдаст!

Если кровь у кого горяча, —

Саблей бей, пикой лихо коли!

Царь дарует вам шубу с плеча —

Из естественной выхухоли!

Торопись указ зачесть,

изданный не зря!

Кто заступится за честь

батюшки-царя?

Кто разбойника уймет —

Соловья, —

К государю попадет

в сыновья!

Кто оружьем побьет образину,

Кто проучит его кулаком,

Тот от царства возьмет половину,

Ну а дочку – дак всю целиком!

Сей указ – без обману-коварства.

За печатью, как в сказке, точь-в-точь.

В бой – за восемь шестнадцатых царства

Да за целую царскую дочь!

– Я – Баба Яга,

Вот и вся недолгá,

Я езжу в немазаной ступе.

Я к русскому духу не очень строга:

Люблю его… сваренным в супе.

Ох, надоело по лесу гонять,

Зелье я переварила…

– Нет, чтой-то стала совсем изменять

Наша нечистая сила!

– Добрый день! Добрый тень!

Я дак Оборотень, —

Неловко вчерась обернулся:

Хотел превратиться в дырявый плетень,

Да вот посередке запнулся.

Кто я теперь – самому не понять, —

Эк меня, братцы, скривило!..

– Нет, чтой-то стала совсем изменять

Наша нечистая сила!

– Я – старый больной

Озорной Водяной,

Но мне надоела квартира:

Лежу под корягой, простуженный, злой,

А в омуте – мокро и сыро.

Вижу намедни – утопленник. Хвать!

А он меня – пяткой по рылу!..

– Нет, перестали совсем уважать

Нашу нечистую силу!

– Такие дела:

Лешачиха со зла,

Лишив меня лешевелюры,

Вчера из дупла на мороз прогнала —

У ей с Водяным шуры-муры.

Сó свету стали совсем изживать —

Прост-таки гонят в могилу…

– Нет, перестали совсем уважать

Нашу нечистую силу!

Отчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты,

Что же не замолкла-то навсегда ты,

Как забрали милого в рекруты, в рекруты,

Как ушел твой суженый во солдаты?!

Я слезами горькими горницу вымою

И на годы долгие дверь закрою,

Наклонюсь над озером ивою, ивою —

Высмотрю, как в зеркале, – что с тобою.

Травушка-муравушка – сочная, мятная —

Без тебя ломается, ветры дуют…

Долюшка солдатская – ратная, ратная:

Что, как пули грудь твою не минуют?!

Тропочку глубокую протопчу пó полю

И венок свой свадебный впрок совью,

Длинну косу девичью – до пóлу, до пóлу

Сберегу для милого – с проседью.

Вот возьмут кольцо мое с белого блюдица,

Хоровод завертится грустно в нем, —

Пусть мое гадание сбудется, сбудется:

Пусть вернется суженый вешним днем!

Пой как прежде весело, идучи к дому, ты,

Тихим словом ласковым утешай.

А житье невестино – омуты, омуты…

Дожидает Марьюшка – поспешай!

Вот пришла лиха беда —

Уж ворота отворяют, —

Значит, пробил час, когда

Бабьи слезы высыхают.

Значит, больше места нет

Ни утехам, ни нарядам.

Коль семь бед – один ответ, —

Так пускай до лучших лет

Наши беды будут рядом.

Не сдержать меня уговорами.

Верю свято я – не в него ли?

Пусть над ним кружáт черны вороны,

Но он дорог мне и в неволе.

Понаехали сваты́,

Словно на смех, для потехи, —

Ах, шуты они, шуты:

Не бывать тому вовеки.

Где им знать: поют кругом,

Да прослышала сама я,

Как в году невесть каком

Стали вдруг одним цветком

Два цветка – Иван да Марья.

Путь-дороженька – та ли, эта ли, —

Во кромешной тьме, с мукой-болью,

В пекло ль самое, на край света ли, —

Приведи к нему, хоть в неволю.

Ветры добрые, тайком

Прокрадитесь во темницу —

Пусть узнает он о том,

Что душа к нему стремится.

Сердцем пусть не упадет

И не думает худого,

Пусть надеется и ждет —

Помощь Марьина придет

Скоро-скоро, верно слово.

Пусть не сетует, пусть не мается,

Ведь не зря цветок в чистом поле

Нашим именем называется —

Так цвести ему и в неволе!

Жили-были нá море —

Это значит плавали,

Курс держали правильный, слушались руля,

Заходили в гавани —

Слева ли, справа ли —

Два красивых лайнера, судна, корабля:

Белоснежнотелая,

Словно лебедь белая,

В сказочно-классическом плане, —

И другой – он в тропики

Плавал в черном смокинге —

Лорд – трансатлантический лайнер.

Ах, если б ему в голову пришло,

Что в каждый порт уже давно

влюбленно

Спешит к нему под черное крыло

Стремительная белая мадонна!

Слезы льет горючие

В ценное горючее

И всегда надеется втайне,

Что, быть может, в Африку

Не уйдет по графику

Этот недогадливый лайнер.

Ах, если б ему в голову взбрело,

Что в каждый порт уже давно

влюбленно

Прийти к нему под черное крыло

Опаздывает белая мадонна!

Кораблям и поздняя

Не к лицу коррозия,

Не к лицу морщины вдоль белоснежных крыл,

И подтеки синие

Возле ватерлинии,

И когда на смокинге левый борт подгнил.

Горевал без памяти

В доке, в тихой заводи,

Зол и раздосадован крайне,

Ржавый и взъерошенный,

И командой брошенный,

В гордом одиночестве лайнер.

А ей невероятно повезло:

Под танго музыкального салона

Пришла к нему под черное крыло —

И встала рядом белая мадонна!

Сначала было Слово печали и тоски,

Рождалась в муках творчества планета, —

Рвались от суши в никуда огромные куски

И островами становились где-то.

И, странствуя по свету без фрахта и без флага

Сквозь миллионолетья, эпохи и века,

Менял свой облик остров, отшельник и бродяга,

Но сохранял природу и дух материка.

Сначала было Слово, но кончились слова,

Уже матросы Землю населяли, —

И ринулись они по сходням вверх на острова,

Для красоты назвав их кораблями.

Но цепко держит берег – надежней мертвой хватки, —

И острова вернутся назад наверняка.

На них царят морские – особые порядки,

На них хранят законы и честь материка.

Простит ли нас наука за эту параллель,

За вольность в толковании теорий, —

Но если уж сначала было слово на Земле,

То это, безусловно, – слово «море»!

В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха,

помеха,

На кручах таких, на какие никто не проник,

Жило-поживало веселое горное,

горное эхо, —

Оно отзывалось на крик – человеческий крик.

Когда одиночество комом подкатит под горло,

под горло

И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет,

Крик этот о помощи эхо подхватит,

подхватит проворно,

Усилит – и бережно в руки своих донесет.

Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья,

и зелья,

Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп,

Пришли умертвить, обеззвучить живое,

живое ущелье, —

И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.

Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха,

потеха, —

И эхо топтали – но звука никто не слыхал.

К утру расстреляли притихшее горное,

горное эхо —

И брызнули слезы, как камни, из раненых скал!

И брызнули слезы, как камни, из раненых скал.

И брызнули камни, как слезы, из раненых скал…

В дорогу – живо! Или – в гроб ложись!

Да, выбор небогатый перед нами.

Нас обрекли на медленную жизнь —

Мы к ней для верности прикованы цепями.

А кое-кто поверил второпях —

Поверил без оглядки, бестолково, —

Но разве это жизнь – когда в цепях,

Но разве это выбор – если скован!

Коварна нам оказанная милость —

Как зелье полоумных ворожих:

Смерть от своих – за камнем притаилась,

И сзади – тоже смерть, но от чужих.

Душа застыла, тело затекло,

И мы молчим, как подставные пешки,

А в лобовое грязное стекло

Глядит и скалится позор в кривой усмешке.

И если бы оковы разломать —

Тогда бы мы и горло перегрызли

Тому, кто догадался приковать

Нас узами цепей к хваленой жизни.

Неужто мы надеемся на что-то?!

А может быть, нам цепь не по зубам?

Зачем стучимся в райские ворота

Костяшками по кованым скобам?

Нам предложили выход из войны,

Но вот какую заломили цену:

Мы к долгой жизни приговорены

Через вину, через позор, через измену!

Но стоит ли и жизнь такой цены?!

Дорога не окончена – спокойно! —

И в стороне от той, большой войны

Еще возможно умереть достойно.

И рано нас равнять с болотной слизью —

Мы гнезд себе на гнили не совьем!

Мы не умрем мучительною жизнью —

Мы лучше верной смертью оживем!

Замок временем срыт и укутан, укрыт

В нежный плед из зеленых побегов,

Но… развяжет язык молчаливый гранит —

И холодное прошлое заговорит

О походах, боях и победах.

Время подвиги эти не стерло:

Оторвать от него верхний пласт

Или взять его крепче за горло —

И оно свои тайны отдаст.

Упадут сто замков и спадут сто оков,

И сойдут сто потов с целой груды веков, —

И польются легенды из сотен стихов

Про турниры, осады, про вольных стрелков.

Ты к знакомым мелодиям ухо готовь

И гляди понимающим оком, —

Потому что любовь – это вечно любовь,

Даже в будущем вашем далеком.

Звонко лопалась сталь под напором меча,

Тетива от натуги дымилась,

Смерть на копьях сидела, утробно урча,

В грязь валились враги, о пощаде крича,

Победившим сдаваясь на милость.

Но не все, оставаясь живыми,

В доброте сохраняли сердца,

Защитив свое доброе имя

От заведомой лжи подлеца.

Хорошо, если конь закусил удила

И рука на копье поудобней легла,

Хорошо, если знаешь – откуда стрела,

Хуже – если по-подлому, из-за угла.

Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом!

Ведьмы вас не пугают шабашем?

Но… не правда ли, зло называется злом

Даже там – в добром будущем вашем?

И во веки веков, и во все времена

Трус, предатель – всегда презираем,

Враг есть враг, и война все равно есть война,

И темница тесна, и свобода одна —

И всегда на нее уповаем.

Время эти понятья не стерло,

Нужно только поднять верхний пласт —

И дымящейся кровью из горла

Чувства вечные хлынут на нас.

Ныне, присно, во веки веков, старина, —

И цена есть цена, и вина есть вина,

И всегда хорошо, если честь спасена,

Если другом надежно прикрыта спина.

Чистоту, простоту мы у древних берем,

Саги, сказки – из прошлого тащим, —

Потому что добро остается добром —

В прошлом, будущем и настоящем!

Если рыщут за твоею

Непокорной головой,

Чтоб петлей худую шею

Сделать более худой, —

Нет надежнее приюта:

Скройся в лес – не пропадешь, —

Если продан ты кому-то

С потрохами ни за грош.

Бедняки и бедолаги,

Презирая жизнь слуги́,

И бездомные бродяги,

У кого одни долги, —

Все, кто загнан, неприкаян,

В этот вольный лес бегут, —

Потому что здесь хозяин —

Славный парень Робин Гуд!

Здесь с полслова понимают,

Не боятся острых слов,

Здесь с почетом принимают

Оторви-сорви-голов.

И скрываются до срока

Даже рыцари в лесах:

Кто без страха и упрека —

Тот всегда не при деньгах!

Знают все оленьи тропы,

Словно линии руки,

В прошлом – слуги и холопы,

Ныне – вольные стрелки.

Здесь того, кто всё теряет,

Защитят и сберегут:

По лесной стране гуляет

Славный парень Робин Гуд!

И живут да поживают

Всем запретам вопреки

И ничуть не унывают

Эти вольные стрелки, —

Спят, укрывшись звездным небом,

Мох под ребра подложив, —

Им какой бы холод ни был —

Жив, и славно, если жив!

Но вздыхают от разлуки —

Где-то дом и клок земли —

Да поглаживают луки,

Чтоб в бою не подвели, —

И стрелков не сыщешь лучших!..

Что же завтра, где их ждут —

Скажет первый в мире лучник

Славный парень Робин Гуд!

Когда вода Всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На сушу тихо выбралась Любовь —

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было – сорок сороков…

И чудаки – еще такие есть —

Вдыхают полной грудью эту смесь,

И ни наград не ждут, ни наказанья, —

И, думая, что дышат просто так,

Они внезапно попадают в такт

Такого же – неровного – дыханья.

Я поля влюбленным постелю —

Пусть поют во сне и наяву!..

Я дышу, и значит – я люблю!

Я люблю, и значит – я живу!

И много будет странствий и скитаний:

Страна Любви – великая страна!

И с рыцарей своих – для испытаний —

Всё строже станет спрашивать она:

Потребует разлук и расстояний,

Лишит покоя, отдыха и сна…

Но вспять безумцев не поворотить —

Они уже согласны заплатить:

Любой ценой – и жизнью бы рискнули, —

Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить

Волшебную невидимую нить,

Которую меж ними протянули.

Я поля влюбленным постелю —

Пусть поют во сне и наяву!..

Я дышу, и значит – я люблю!

Я люблю, и значит – я живу!

Но многих захлебнувшихся любовью

Не докричишься – сколько ни зови, —

Им счет ведут молва и пустословье,

Но этот счет замешан на крови.

А мы поставим свечи в изголовье

Погибших от невиданной любви…

И душам их дано бродить в цветах,

Их голосам дано сливаться в такт,

И вечностью дышать в одно дыханье,

И встретиться – со вздохом на устах —

На хрупких переправах и мостах,

На узких перекрестках мирозданья.

Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал, —

Потому что если не любил —

Значит, и не жил, и не дышал!

Трубят рога: скорей, скорей! —

И копошится свита.

Душа у ловчих без затей,

Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей —

Убить двух белых лебедей!

И стрелы ввысь помчались…

У лучников наметан глаз, —

А эти лебеди как раз

Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем – там,

Где синих звезд без счета,

Куда под силу лебедям

Высокого полета.

Ты воспари – крыла раскинь —

В густую трепетную синь,

Скользи по божьим склонам, —

В такую высь, куда и впредь

Возможно будет долететь

Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг —

И счастлив миг единый, —

Но, может, был тот яркий миг

Их песней лебединой…

Двум белым ангелам сродни,

К земле направились они —

Опасная повадка!

Из-за кустов, как из-за стен,

Следят охотники за тем,

Чтоб счастье было кратко.

Вот утирают пот со лба

Виновники паденья:

Сбылась последняя мольба —

«Остановись, мгновенье!»

Так пелся вечный этот стих

В пик лебединой песне их —

Счастливцев одночасья:

Они упали вниз вдвоем,

Так и оставшись на седьмом,

На высшем небе счастья.

Торопись – тощий гриф над страною кружи́т!

Лес – обитель твою – по весне навести!

Слышишь – гулко земля под ногами дрожит?

Видишь – плотный туман над полями лежит? —

Это росы вскипают от ненависти!

Ненависть – в почках набухших томится,

Ненависть – в нас затаенно бурлит,

Ненависть – пóтом сквозь кожу сочится,

Головы наши палит!

Погляди – что за рыжие пятна в реке, —

Зло решило порядок в стране навести.

Рукояти мечей холодеют в руке,

И отчаянье бьется, как птица, в виске,

И заходится сердце от ненависти!

Ненависть – юным уродует лица,

Ненависть – просится из берегов,

Ненависть – жаждет и хочет напиться

Черною кровью врагов!

Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,

Но не злоба нас будет из плена вести.

Не слепая, не черная ненависть в нас, —

Свежий ветер нам высушит слезы у глаз

Справедливой и подлинной ненависти!

Ненависть – пей, переполнена чаша!

Ненависть – требует выхода, ждет.

Но благородная ненависть наша

Рядом с любовью живет!

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от детских своих катастроф.

Детям вечно досаден

Их возраст и быт —

И дрались мы до ссадин,

До смертных обид.

Но одежды латали

Нам матери в срок,

Мы же книги глотали,

Пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,

И сосало под ложечкой сладко от фраз,

И кружил наши головы запах борьбы,

Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь —

Мы, не знавшие войн,

За воинственный клич

Принимавшие вой, —

Тайну слова «приказ»,

Назначенье границ,

Смысл атаки и лязг

Боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних боен и смут

Столько пищи для маленьких наших мозгов!

Мы на роли предателей, трусов, иуд

В детских играх своих назначали врагов.

И злодея следам

Не давали остыть,

И прекраснейших дам

Обещали любить;

И, друзей успокоив

И ближних любя,

Мы на роли героев

Вводили себя.

Только в грезы нельзя насовсем убежать:

Краткий век у забав – столько боли вокруг!

Попытайся ладони у мертвых разжать

И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев

Еще теплым мечом

И доспехи надев, —

Что почем, что почем!

Разберись, кто ты – трус

Иль избранник судьбы,

И попробуй на вкус

Настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг

И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,

И когда ты без кожи останешься вдруг

Оттого, что убили – его, не тебя, —

Ты поймешь, что узнал,

Отличил, отыскал

По оскалу забрал —

Это смерти оскал! —

Ложь и зло, – погляди,

Как их лица грубы,

И всегда позади —

Воронье и гробы!

Если, путь прорубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал что почем, —

Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Если мяса с ножа

Ты не ел ни куска,

Если руки сложа

Наблюдал свысока

И в борьбу не вступил

С подлецом, с палачом —

Значит, в жизни ты был

Ни при чем, ни при чем!

Как во смутной волости

Лютой, злой губернии

Выпадали мóлодцу

Всё шипы да тернии.

Он обиды зачерпнул, зачерпнул

Полные пригоршни,

Ну а горе, что хлебнул, —

Не бывает горше.

Пей отраву, хочь залейся!

Благо, денег не берут.

Сколь веревочка ни вейся —

Все равно совьешься в кнут!

Гонит неудачников

Пó миру с котомкою,

Жизнь текет меж пальчиков

Паутинкой тонкою.

А которых повело, повлекло

По лихой дороге —

Тех ветрами сволокло

Прямиком в остроги.

Тут на милость не надейся —

Стиснуть зубы да терпеть!

Сколь веревочка ни вейся —

Все равно совьешься в плеть!

Ах, лихая сторона,

Сколь в тебе ни рыскаю —

Лобным местом ты красна

Да веревкой склизкою!

А повешенным сам дьявол-сатана

Голы пятки лижет.

Смех, досада, мать честна! —

Ни пожить, ни выжить!

Ты не вой, не плачь, а смейся —

Слез-то нынче не простят.

Сколь веревочка ни вейся —

Все равно укоротят!

Ночью думы муторней.

Плотники не мешкают —

Не успеть к заутрене:

Больно рано вешают.

Ты об этом не жалей, не жалей, —

Чтó тебе отсрочка?!

На веревочке твоей

Нет ни узелочка!

Лучше ляг да обогрейся —

Я, мол, казни не просплю…

Сколь веревочка ни вейся —

А совьешься ты в петлю!

Как засмотрится мне нынче, как задышится?!

Воздух крут перед грозой, крут да вязок.

Что споется мне сегодня, что услышится?

Птицы вещие поют – да все из сказок.

Птица Сирин мне радостно скалится —

Веселит, зазывает из гнезд,

А напротив – тоскует-печалится,

Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струн

Зазвенели в свой черед —

Это птица Гамаюн

Надежду подает!

В синем небе, колокольнями проколотом, —

Медный колокол, медный колокол —

То ль возрадовался, то ли осерчал…

Купола в России кроют чистым золотом —

Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,

Пред великою да сказочной страною —

Перед солоно– да горько-кисло-сладкою,

Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая жирной да ржавою,

Вязнут лошади по стремена,

Но влекут меня сонной державою,

Что раскисла, опухла от сна.

Словно семь богатых лун

На пути моем встает —

То мне птица Гамаюн

Надежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,

Душу, стертую перекатами, —

Если дó крови лоскут истончал, —

Залатаю золотыми я заплатами —

Чтобы чаще Господь замечал!

Этот день будет первым всегда и везде —

Пробил час, долгожданный серебряный час:

Мы ушли по весенней высокой воде,

Обещанием помнить и ждать заручась.

По горячим следам мореходов живых и экранных,

Что пробили нам курс через рифы, туманы и льды,

Мы под парусом белым идем с океаном на равных

Лишь в упряжке ветров – не терзая винтами воды.

Впереди – чудеса неземные!

А земле, чтобы ждать веселей,

Будем честно мы слать позывные —

Эту вечную дань кораблей.

Говорят, будто парусу реквием спет,

Черный бриг за пиратство в музей заточен,

Бросил якорь в историю стройный корвет,

Многотрубные увальни вышли в почет.

Но весь род моряков – сколько есть – до седьмого

колена

Будет помнить о тех, кто ходил на накале страстей.

И текла за кормой добела раскаленная пена,

И щадила судьба непутевых своих сыновей.

Впереди – чудеса неземные!

А земле, чтобы ждать веселей,

Будем честно мы слать позывные —

Эту вечную дань кораблей.

Материк безымянный не встретим вдали,

Островам не присвоим названий своих —

Все открытые земли давно нарекли

Именами великих людей и святых.

Расхватали открытья – мы ложных иллюзий

не строим, —

Но стекает вода с якорей, как живая вода.

Повезет – и тогда мы в себе эти земли откроем, —

И на берег сойдем – и останемся там навсегда.

Не смыкайте же век, рулевые, —

Вдруг расщедрится серая мгла —

На «Летучем Голландце» впервые

Запалят ради нас факела!

Впереди – чудеса неземные!

А земле, чтобы ждать веселей,

Будем честно мы слать позывные —

Эту вечную дань кораблей.

Вы в огне да и в море вовеки не сыщете брода, —

Мы не ждали его – не за легкой добычей пошли.

Провожая закат, мы живем ожиданьем восхода

И, влюбленные в море, живем ожиданьем земли.

Помнишь детские сны о походах Великой Армады,

Абордажи, бои, паруса – и под ложечкой ком?..

Всё сбылось: «Становись! Становись!» —

раздаются команды, —

Это требует море – скорей становись моряком!

Наверху, впереди – злее ветры, багровее зори, —

Правда, сверху видней, впереди же – исход и земля.

Вы матросские робы, кровавые ваши мозоли

Не забудьте, ребята, когда-то надев кителя!

По сигналу «Пошел!» оживают продрогшие реи,

Горизонт опрокинулся, мачты упали ничком.

Становись, становись, становись человеком скорее, —

Это значит на море – скорей становись моряком!

Поднимаемся к небу по вантам, как будто по вехам, —

Там и ветер живой – он кричит, а не шепчет тайком:

Становись, становись, становись, становись человеком! —

Это значит на море – скорей становись моряком!

Чтоб отсутствием долгим вас близкие не попрекали,

Не грубейте душой и не будьте покорны судьбе, —

Оставайтесь, ребята, людьми, становясь моряками;

Становясь капитаном – храните матроса в себе!

Мы говорим не «штормы», а «штормá» —

Слова выходят коротки и смачны:

«Ветрá» – не «ветры» – сводят нас с ума,

Из палуб выкорчевывая мачты.

Мы на приметы наложили вето —

Мы чтим чутье компáсов и носов.

Упругие тугие мышцы ветра

Натягивают кожу парусов.

На чаше звездных – подлинных – Весов

Седой Нептун судьбу решает нашу,

И стая псов, голодных Гончих Псов,

Надсадно воя, гонит нас на Чашу.

Мы – призрак легендарного корвета,

Качаемся в созвездии Весов.

И словно заострились струи ветра —

И вспарывают кожу парусов.

По курсу – тень другого корабля,

Он шел – и в штормы хода не снижая.

Глядите – вон болтается петля

На рее, по повешенным скучая!

С ним Провиденье поступило круто:

Лишь вечный штиль – и прерван ход часов, —

Попутный ветер словно бес попутал —

Он больше не находит парусов.

Нам кажется, мы слышим чей-то зов —

Таинственные четкие сигналы…

Не жажда славы, гонок и призов

Бросает нас на гребни и на скалы.

Изведать то, чего не ведал сроду, —

Глазами, ртом и кожей пить простор!..

Кто в океане видит только воду —

Тот на земле не замечает гор.

Пой, ураган, нам злые песни в уши,

Под череп проникай и в мысли лезь,

Лей звездный дождь, вселяя в наши души

Землей и морем вечную болезнь!

Заказана погода нам Удачею самой,

Довольно футов нам под киль обещано,

И небо поделилось с океаном синевой —

Две синевы у горизонта скрещены.

Не правда ли, морской хмельной невиданный простор

Сродни горам в безумье, буйстве, кротости:

Седые гривы волн чисты, как снег на пиках гор,

И впадины меж ними – словно пропасти!

Служение стихиям не терпит суеты,

К двум полюсам ведет меридиан.

Благословенны вечные хребты,

Благословен Великий океан!

Нам сам Великий случай – брат, Везение – сестра,

Хотя – на всякий случай – мы встревожены.

На суше пожелали нам ни пуха ни пера,

Созвездья к нам прекрасно расположены.

Мы все – впередсмотрящие, все начали с азов,

И если у кого-то невезение —

Меняем курс, идем на SOS, как там, в горах, – на зов,

На помощь, прерывая восхождение.

Служение стихиям не терпит суеты,

К двум полюсам ведет меридиан.

Благословенны вечные хребты,

Благословен Великий океан!

Потери подсчитаем мы, когда пройдет гроза, —

Не сединой, а солью убеленные, —

Скупая океанская огромная слеза

Умоет наши лица просветленные…

Взята вершина – клотики вонзились в небеса!

С небес на землю – только на мгновение:

Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса —

И снова начинаем восхождение.

Служение стихиям не терпит суеты,

К двум полюсам ведет меридиан.

Благословенны вечные хребты,

Благословен Великий океан!

Вот послал Господь родителям сыночка:

Люльку в лодку переделать велел, —

Мореплаватель родился одиночка —

Сам укачивал себя, сам болел…

Не по году он мужал – по денечку,

И уже из колыбели дерзал:

К мореплаванью готовясь в одиночку,

Из пеленок паруса вырезал.

…Прямо пó носу – глядите! – то ли бочка,

То ли яхта, то ли плот, то ли – нет:

Мореплаватель, простите, одиночка

Посылает нам мудреный привет!

Ой, ребята, не к добру проволочка!

Сплюньте трижды все, кто на корабле:

Мореплаватель на море одиночка —

Вроде черного кота на земле!

«Вы откуда – отвечайте нам, и точка, —

Не могли же вы свалиться с небес?!

Мы читали, что какой-то одиночка

В треугольнике Бермудском исчез…»

«Это утка, это бред – всё до строчки! —

И простите, если резок и груб, —

Я там плавал, извините, в одиночку:

Он совсем не треугольник, а – куб!

Были бедствия – посуда на кусочки!

Била Бетси – ураган – всё подряд, —

Мореплаватели нынче – одиночки —

Из летающих тарелок едят!..»

Вот добавил он в планктон кипяточку…

Как орудует: хоть мал, да удал!

Глядь – и ест деликатесы в одиночку, —

А из нас – таких никто не едал.

И поведал он, что пьет он по глоточку,

Чтоб ни капле не пропасть в бороде, —

Мореплаватель, простите, в одиночку

Философию развел на воде.

«Не искусственную ли оболочку

Вы вокруг себя, мой друг, возвели?

Мореплаванью, простите, в одиночку

Наше общество предпочли?»

Он ответил: «Вы попали прямо в точку!

Жаль, на суше не пожать вам руки:

В море плавая подолгу в одиночку,

Я по вас затосковал, моряки!»

Мы, услыша что-нибудь, сразу – в строчку,

Мы, завидя что-нибудь, – в негатив!

Мореплавателя сняли, одиночку,

В фотографию его превратив.

Ах, побольше б нам немного юморочку! —

Поскучнели, отрешась от земли, —

Мореплавателя – брата – одиночку

Мы хотя бы как смогли развлекли!

Так поменьше им преград и отсрочек,

И задорин на пути, и сучков!

Жаль, что редко их встречаешь – одиночек, —

Славных малых и таких чудаков!

Расскажи, дорогóй,

Что случилось с тобой?

Расскажи, дорогой, не таясь!

Может, всё потерял,

Проиграл, прошвырял?

Может, ангел-хранитель не спас?

Или просто устал?

Или поздно стрелял?

Или спутал, бедняга, где верх и где низ?

В рай хотел? Это – верх.

Ах, чудак человек!

Что поделать теперь? Улыбнись!

Сколько славных парней,

загоняя коней,

Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!

Неужели, чудак,

ты собрался туда?

Что с тобой, дорогой, – расскажи!

Может быть, дорогой,

Ты скакал за судьбой?

Умолял: «Подожди! Оглянись!»

Оглянулась она —

И стара, и страшна, —

Наплевать на нее – улыбнись!

А беду, черт возьми,

Ты запей, задыми —

И еще раз попробуй садись на коня!

Хоть на миг, на чуть-чуть

Ты ее позабудь, —

Обними, если хочешь, меня!

Сколько славных парней,

загоняя коней,

Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!

Неужели, чудак,

ты собрался туда?

Что с тобой, дорогой, – расскажи!

Притомился – приляг!

Вся земля – для бродяг.

Целый век у тебя впереди.

А прервется твой век —

Там, в земле, человек

Потеснится – давай заходи!

Отдохни – не спеши!

Сбрось всю тяжесть с души —

За удачею лучше идти налегке!

Все богатство души

Нынче стоит гроши —

Меньше глины и грязи в реке.

Сколько славных парней,

загоняя коней,

Рвутся в мир, где ни злобы, ни лжи – лишь покой!

Если, милый чудак,

доберешься туда —

Не забудь обо мне, дорогой!

Не грусти! —

Забудь за дверью грусть.

Заплати! —

А я развлечь берусь.

Потерпи – уйду ненадолго,

Допою – и сразу вернусь.

Попробуйте забыться,

Не думать о дурном!

Оставьте злые лица

Направо за углом!

Оставьте боли и заботы

своему врагу!

Я в этом охотно

помогу.

Когда вы слишком чинны —

Мы вянем от тоски:

Усталые мужчины —

Плохие… шутники!

Не выпьют лишнего ни йоты,

мало куражу,

Пока я им что-то

не скажу.

Пей вино!

Ах, ты не пьешь вина?

Все равно! —

Я за двоих пьяна.

Так и быть – я завтра забуду,

Что была в тебя влюблена.

Забыли вы морщины

Разгладить на лице —

Они на вас, мужчины, —

Как фрак на мертвеце!

Про наши нежные расчеты

дома – ни гугу!

Я в этом охотно

помогу.

Грешны вы иль невинны —

Какие пустяки!

Усталые мужчины —

Такие… чудаки!

Не скажут лишнего ни йоты,

мало куражу,

Пока я им что-то

не скажу.

Ах, жара!

Какая здесь жара!

Всё – игра,

Вся наша жизнь – игра…

Но в игре бывает удача

И – счастливые номера!

Нет золотой долины —

Всё проигрыш и прах.

А выигрыш, мужчины, —

В отдельных номерах!

Играйте, но не для наживы,

а на весь кураж, —

И номер счастливый

будет ваш!

На нас не пелерины —

Мы бабочки в пыльце, —

Порхаем – а мужчины

Меняются в лице.

Порхайте с нами беззаботно,

словно на лугу!

А я вам охотно

помогу!

Живет живучий парень Барри,

Не вылезая из седла,

По горло он богат долгами,

Но если спросишь, как дела, —

Поглаживая пистолет,

Сквозь зубы процедит небрежно:

«Пока еще законов нет,

То только на него надежда!»

Он кручен-верчен, бит о камни,

Но все в порядке с головой.

Ведь он – живучий парень, Барри:

Глоток воды – и вновь живой!

Он, если нападут на след,

Коня по гриве треплет нежно:

«Погоня, брат. Законов нет —

И только на тебя надежда!»

Ваш дом горит – черно от гари,

И тщетны вопли к небесам:

При чем тут Бог – зовите Барри,

Который счеты сводит сам!

Сухим выходит он из бед,

Хоть не всегда суха одежда.

Пока в законах проку нет —

У всех лишь на него надежда!

Да, нá руку он скор с врагами,

А другу – словно талисман.

Таков живучий парень Барри —

Полна душа и пуст карман!

Он вовремя найдет ответ,

Коль свару заведет невежда, —

Пока в стране законов нет,

То только на себя надежда!