Телефон коротко звякнул, сообщая мне о пришедшей смске. Я скосила глаза на телефон, но оторваться от работы не могла — титрование занимало все мое внимание. Как сказал мой научный руководитель — Дмитрий Борисович — большую часть своего диплома я уже выполнила и мне не хотелось бы из-за глупости потерять работу последних недель.
Все чаще и чаще я думала над предложением Пятницкого о том, чтобы перевестись на бакалавриат. Середина апреля — у меня еще было время для перевода, и действительно в этом случае у меня появлялось гораздо больше вариантов для маневра, как и перспектив, включая дальнейшее обучение за границей. Но окончательного решения я пока не приняла, впрочем, интенсивно продолжая работу над дипломом.
Наконец-то я получила нужный мне результат и выдохнула, радостно улыбнувшись. На сегодня работу можно было заканчивать, тем более, что Лариса Петровна обещала подбросить меня до дому. А завтра — сердце сделало радостный кульбит — физика и, я снова увижу своего Геннадия Ивановича…
Еле сдерживая улыбку, я взяла телефон, проверяя сообщения. Странно, последнее пришло с незнакомого номера. Может реклама?
Я открыла сообщение и…. почувствовала, как внутри меня разливается ледяное оцепенение. Мороз прошел по всему телу от шеи по позвоночнику до ног.
«Скучала по мне, куколка? — повторно прочла я, чувствуя, как подкатывает к горлу дурнота, — скоро увидимся».
Ноги меня не держали — я тяжело упала на стул. Только один человек в мире так называл меня, только один имел наглость писать подобное. И его я ненавидел так, как даже не думала, что умею ненавидеть.
Прошло три с половиной месяца, я была уверенна, что, получив свое, этот человек забыл обо мне, исчез из моей жизни навсегда. И тем страшнее было снова получить от него сообщение.
Сердце гулко стучало, голова кружилась, а к горлу подкатывала тошнота. Не зная, что делать, я просто удалила сообщение и поставила номер в черный список, надеясь, что этого достаточно.
Я ошибалась. Сильно ошибалась.
Пару дней меня никто не беспокоил, не дёргал и я даже стала немного успокаиваться. Но каждое сообщение, в том числе и от Пятницкого заставляли меня вздрагивать. За это я ненавидела Белова все сильнее и сильнее.
Геннадий Иванович, если и заметил изменения в мое настроении, то ничего не сказал, но нахмурился. Впрочем, только его сообщения и стали мне спасением эти дни. Когда страх и тревога снова поднимались из глубины души, я перечитывала теплые послания, и снова и снова мне становилось теплее.
Вечерами было еще прохладно, и, выходя в пятницу из корпуса, я невольно поежилась, не смотря на теплый ветерок.
Прошла ворота, попрощавшись с охранником и пошла по дороге к остановке. Внезапно путь мне перегородил черный внедорожник, едва не сбивший меня с ног.
— Да, е…. С ума сошли?! — выругалась я на водителя в черные, тонированные стекла автомобиля.
Те неспешно отъехали и, все внутри у меня замерло от страха и отвращения. Из авто на меня смотрело красивое, злобное лицо чудовища, разрушившего мою жизнь.
— Садись в машину, куколка, — велел мне Белов.
Я резко побледнела и отшатнулась, с трудом подавляя желание бросится наутек.
Мы смотрели друг на друга, и я чувствовала себя кроликом перед удавом. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло от страха, а мысли знатно путались в голове.
Ни говоря ни слова, я постаралась обогнуть машину и уйти, но Белов выскочил и преградил мне путь.
— Что я сказал, куколка? — прошипел он мне в лицо, — садись, довезу тебя до дому. На улице холодно, а ты одета явно не по погоде.
— Уйдите с дороги, — мне удалось справиться с голосом. — Я никуда не поеду с вами.
Лицо его дернулось, как от удара.
— Ладно, — но голос оставался спокоен, — согласен. Последняя наша встреча прошла не очень…. Удачно. И все же, куколка, я приехал не ругаться. Я просто захотел тебя увидеть.
Каждое его слово пронзало мне мозг как иголка. Удачно? Захотел увидеться? Он сейчас серьезно?
— Послушай, — горячо сказал он, шагнул ка мне, но остановился, увидев, что я попятилась от него, — мне жаль, правда жаль. На улице холодает, я могу отвезти тебя домой и по пути мы просто поговорим.
Просто поговорим…. Мне хотелось и плакать, и смеяться. Память услужливо подбрасывала воспоминания его слов: ты сама приехала, сама зашла в спальню. Сейчас: сама села в машину? Нет, такой ошибки я больше не совершу. Никогда.
— Я не сяду к вам в машину, — тихо прошептала я, — просто дайте мне уйти.
Он вздохнул, сунув руки в карманы джинсов. Посмотрел на темнеющее небо, потом на меня.
— Знаешь, — внезапно признался он, — я все эти три месяца думал о тебе. Был далеко отсюда и думал.
Что мне было от этих признаний? Лучше бы он забыл про меня навсегда. Стер меня из своей памяти, как, уверенна, стирал сотни девушек и до меня.
Людей на улице становилось все меньше, меня охватывал настоящий ужас. Да, сейчас он не делал попыток запихнуть меня в машину, но я отчетливо помню его силу, его злость, его уверенность в своей безнаказанности. Помню. Хоть и хочу забыть его горячее дыхание у меня на лице, его руки на моем теле, его тяжесть.
Краем глаза я уловила сбоку движение и поняла, что один из моих сокурсников заводит машину, уезжая домой.
— Антон, — кинулась я к нему со всех ног, — Антон, пожалуйста, увези меня домой!
Мы никогда с ним не были особо дружны, но видимо мои глаза были такими, что быстро оценив обстановку, парень кивнул, и я молнией забралась к нему в машину.
Мы тронулись, и я едва заметно выдохнула. Белов проводил нас недовольным взглядом, но к счастью, преследовать не стал.
Дома я смогла более менее успокоиться, только стоя под горячим душем. Минута за минутой, а меня все тряс озноб, не смотря на почти кипяток, который я включила. Я все никак не могла понять, почему этот человек снова нашел меня, что ему надо, зачем я ему нужна. Эти странные признания, эта игра в хорошего парня — все это ложь, от начала и до конца. Я видела истинное лицо зверя, я знаю его оскал и никогда не смогу этого забыть. Сейчас он был спокоен, как был спокоен и тогда, загоняя меня в угол ловушки.
Я даже плакать не могла от страха и тревоги. Забралась после душа под теплое одеяло и сидела, дрожа как осиновый лист.
Звонок телефона заставил меня вздрогнуть и ощутить головокружение. Хотелось отшвырнуть от себя аппарат, разбить его на мелкие части. И все же я заставила себя посмотреть кто звонит и выдохнула с облегчением. А после едва не заплакала от отчаяния.
— Оля, — теплый голос Пятницкого ворвался в сознание, — привет. У тебя все в порядке?
— Да, — хрипло ответила я, беря себя в руки. — Добрый вечер.
Он помолчал, чувствовалось, что не поверил мне.
— Я рада вас слышать, — тихо призналась я. — У вас что-то произошло? — настал мой черед спрашивать и удивляться, ведь до этого Геннадий ни разу мне не звонил. Писал сообщения — да, несколько раз мы перебрасывались фразами в университете — тоже да, но он не звонил.
— Нет, — отозвался он задумчиво, — нет. Все хорошо. Прости, если побеспокоил, но мне…. Мне показалось…. что… — он замялся, — мама в порядке?
— Да, — выдохнула я, справляясь со слезами, — да. То есть она, не в порядке, но…. В целом — да…
— Оля, — голос его стал тверже, — что с тобой? Я слышу, что ты расстроена!
О боже, слезы сами покатились из глаз.
— Я просто устала, — я заставила себя солгать, — простите…
— Нет, ничего — Он снова на несколько секунд замолчал, а потом добавил, — пообещай мне, что если тебе понадобиться моя помощь, ты мне позвонишь. В любое время суток позвонишь. Хорошо?
— Да, — я только и могла, что отвечать односложно.
Его доброта резала мне сердце, отзывалась и болью и каким-то ненормальным счастьем внутри меня.
— Хорошо. Спокойной ночи, мо… — он на секунду запнулся, — спокойной ночи.
— И вам тоже, — прошептала в ответ.
Он сбросил вызов, а я еще долго сидела и как идиотка пялилась в темный экран. Как, как он почувствовал, что мне страшно и плохо? Почему дал разрешение звонить в любое время? Неужели я действительно стала для него что-то значить? Что-то большее, нежели просто бедовая студентка, вызывающая жалость.