Я. Не. Жертва

4

В понедельник маме отказали в госпитализации.

— Но по какому праву вы не берете ее на химию? — кипела я, разговаривая по телефону с заведующим отделением. — Вы не имеете такого права…

— Ольга Кимовна, — голос врача звучал устало, — мы еще в прошлом месяце вам объясняли, что терапия эффекта не имеет, что делать новые химии просто нет никакого смысла….

— Да, — я чуть не плакала, — мы с вами говорили об этом, но мы еще договорились, что вы еще раз попробуете… поймите, если вы откажетесь взять ее — лишите ее последней надежды…

— Я вас прекрасно понимаю, — врач был мягок и терпелив, — но мы не можем занимать место другого человека. Между нами, вы ведь понимаете, что счет идет на дни? Даже не на недели…..

— Денис Федорович, я вас прошу…. Я заплачу, если это необходимо, — мне казалось, пол уходит у меня из-под ног.

— Нет, Ольга Кимовна. Простите, но нет.

— Почему? — в уголках глаз собрались непролитые слезы, я сдерживалась из последних сил, — почему? Мы ведь с вами договорились….

Врач помолчал, словно обдумывая свои слова.

— Оля, — он обратился ко мне тепло и очень мягко, — послушай. Я правда не могу взять твою маму. Хотел бы, но не могу. Помимо того, что смысла действительно никакого нет…. — он вдруг замялся, о чем-то раздумывая, — нам… главврачу пришло предупреждение….

— О чем это вы? — холодея, прошептала я.

— О том, — врач понизил голос, — что если мы примем вашу маму на лечение вместо кого-то другого, то нам грозят серьезные проверки со стороны следственного комитета.

— Что? — тупо переспросила я.

— Кто-то донес на нас, что мы берем на лечение безнадежного пациента и занимаем койки. Понимаешь? Оля, если бы был хоть малейший шанс — я бы первый наплевал на правила. Но….

— Да, — прошептала я, — да…. Я понимаю…. — это все происходит не со мной….

— Простите, Ольга Кимовна, — закончил трудный разговор врач, — мне действительно очень жаль.

Он сбросил мой вызов, а я так и сидела на кухне с телефоном, тупо глядя в пол, на котором играли яркие блики веселого весеннего солнца.

Совпадение? Или?

С большим трудом я старалась дышать ровно, а не завыть на солнце вместо луны.

Как пойти к маме, которая последние дни почти не встаёт и сказать ей об отмене госпитализации? Как лишить ее, слабую и тающую на глазах последней надежды? И как, как выгнать из головы мысли, что если бы не я….

Я обхватила голову руками, пытаясь сообразить, что делать дальше. Кому звонить, к кому обращаться?

— Олененок, — услышала я через радионяню слабый голос мамы, и пошла к ней на негнущихся ногах.

— Мам….

— Олененок, — мама слабо улыбнулась и поманила меня к себе.

Я села на ее кровать, стараясь не зареветь в голос. Она была такой маленькой, такой слабой и беззащитной, такой хрупкой, а я не могла ничем ей помочь. Мне хотелось отдать ей часть своей жизни, своего здоровья — но даже этого я не могла.

— Мам… я с трудом проглотила ком, — в больнице…. — я судорожно соображала, что можно ей сказать, солгать, как объяснить, что нас уже не ждут там.

— Олененок, — тихо сказала мама, — отмени машину. Я не хочу никуда ехать…

— Мам…

— Доню, не мамкай, — передразнила она Полищук, — у меня нет сил, малышка. Давай посмотрим правде в глаза — я умираю.

— Нет, мам, нет! Ты сильная, ты…

— Тихо, олененок, тихо, — она прикрыла глаза, собираясь с силами, — я хочу быть дома… с тобой. Не хочу больше чувствовать боль, не хочу, чтоб меня рвало, не хочу умирать там. Пожалуйста….

— Мама…

— Пожалуйста, — прошелестела она как осенний листочек.

— Хорошо, — я вытерла катившиеся по щекам слезы, — хорошо. Я все отменю. И останусь с тобой. Хорошо?

Мама заулыбалась беззубой улыбкой.

— Может ты хочешь чего-нибудь, мама? — тихо спросила я.

— Апельсинов, — едва слышно ответила она. — Свежих, сочных апельсинов. Которые тают во рту.

Мама засыпала, а я на цыпочках вышла из комнаты, стараясь не кричать во весь голос.

А в магазине меня ожидал новый сюрприз — моя банковская карточка оказалась заблокированной. Расплатившись наличкой я в полном шоке вышла из магазина. Конечно, на моей карте денег всегда было очень не много — каждый месяц я снимала большую часть денег в наличность, но сам факт блокировки поставил меня в тупик. К счастью, отделение банка было рядом с домом и я решила выяснить, что произошло с картой.

В банке мне внезапно сообщили, что счет заблокирован по требованию службы судебных приставов и показали письмо, в котором значилась моя фамилия и сумма долга за коммунальные услуги в размере 150 тысяч.

Долг за коммуналку? Серьезно?

Я вышла из банка и села на скамью. Меня разбирал нервный смех. Если то, что маму отказались брать в больницу можно было списать на совпадение, на стечение плохих обстоятельств, то такие вот вещи точно случайностью не были. Никогда, ни разу в своей жизни я не оставляла за собой долгов, не брала ни одного кредита. Конечно, счет разблокировать я смогу, съездив до ФССП, но все это займёт не менее 10–14 дней.

А у меня складывалось четкое ощущение сжимающегося вокруг меня кольца безысходности. И что делать с этим я совершенно не представляла. Промелькнула шальная мысль позвонить Пятницкому и все ему рассказать. Промелькнула и пропала — я не имела ни малейшего права никого вмешивать в свои проблемы. А вот от мысли позвонить Белову меня знатно передернуло. Я видела его глаза, я видела его сущность — он не простит мне моего упрямства. Такие люди как он любят ломать свою жертву, упиваются своей властью. Под красивой и яркой обложкой прятался омерзительный монстр. И почему-то даже сейчас я ощущала на себе его насмешливый, похотливый взгляд.