Я. Не. Жертва

13

Белов окружил меня со всех сторон. Теперь в университет и из университета меня встречали и провожали уже знакомые парни из синей тойоты — они перестали таиться и в открытую сопровождали меня даже в магазин, став моими личными водителем и грузчиком. Как и предсказывала Зоя Федоровна Белов забрал на досмотр и мой нетбук, запретил работать и зарабатывать, сообщив, что теперь он будет обеспечивать меня деньгами и следить за моими расходами. Каждый день я получала его ненужные цветы и подарки, порой просто милые, а порой и весьма дорогие. Он выбирал мне одежду и украшения, покупал мне духи. Он даже гель для душа выбрал тот, который нравится ему.

Возразить я не могла, молча выполняя все его прихоти. К моему огромному облегчению виделись мы не каждый день, а когда виделись он не очень сильно распускал свои руки. Ему нравилось дразнить меня, нравилось заставлять мое тело откликаться на его ласки, а потом останавливаться на половине пути, заставляя меня ощущать свою беспомощность и уязвимость.

Еще одним, пожалуй самым сложным моментом нашего плана, оказалось получить справку об отсутствии судимости, которая требовалась для получения визы. Тут на помощь пришел Мохов, выкатив официальное письмо, что для допуска к экзаменам из-за поступившего ранее сигнала от полиции мне нужно принести документы, подтверждающие отсутствие проблем с законом. Это письмо я и показала Белову, жалуясь на созданные им же проблемы. Смеясь тот выдал мне справку в течение 15 минут. Но в тот вечер терзал меня особенно сильно, заставляя кусать губы от накатывающих волн удовольствия и желания, почти доведя меня до точки невозврата.

Если бы не университет, где его контроль немного ослабевал, я бы точно сошла с ума от такого тотального, удушающего внимания.

Мама ушла тихо, во сне. Не было ни боли, ни агонии, а просто сон — мирный и спокойный, сразу после того, как я защитила свой диплом бакалавра. Она словно ждала окончания моей учебы, словно чувствовала, что нужно выиграть для меня время. Боль от ее потери едва не убила меня окончательно. Я осталась совсем одна на земле и никто не в состоянии был убрать мою боль и одиночество. На краткие мгновения у меня полностью опустились руки, стало все равно, что со мной станет. Может зря я вообще затеяла это бегство, может быть остаться с этим человеком моя судьба? Может быть….

Я сидела на холодном полу в маминой комнате, зажимая голову руками в полном одиночестве, не зажигая света. Последние три дня прошли как во сне — я их почти не помнила. Похороны прошли быстро, без проблем — еще бы, Белов прислал целую команду помощников, которые, собственно, все и организовали. К счастью, даже он понимал, что на время меня стоит оставить в покое.

Остались мамины вещи, которые она еще раньше просила отдать Ларисе. Медленно, очень медленно я поднялась и заставила себя заняться повседневными делами. Каждая вещь еще пахла мамой, сохраняла ее тепло. Боль была почти физической, но плакать я не могла.

— Лара, — здесь мамины вещи, — я отдала подруге большие коробки.

— А твои где? — прищурилась она.

— Лара…. Может…

— Не вздумай, девочка, просто не вздумай! — она с силой тряхнула меня за плечи. — Знаю, ты устала, но только попробуй сейчас опустить руки! Пошли, я помогу со сборами.

— Нельзя, — прошептала я, — я сама. Я сама.

Три раза в тот день я поднималась к Ларисе, отдавая ей свои материалы, инструменты и книги — самые ценные для меня вещи. Мы не знали, что сделает Белов, когда обнаружит мое отсутствие в городе, будет ли вскрывать квартиру, но рисковать не желали, поэтому все ценное я относила к Ларисе. После смерти мамы это не выглядело странным — для всех я просто раздавала ее вещи.

29 мая в университет к декану приехал его знакомый нотариус, который сделал все копии моих документов, начиная от свидетельства о рождении и заканчивая справками о праве собственности на все мое имущество, а так же оформил генеральную доверенность на Ларису представлять мои интересы.

Пятницкого все это время я видела всего несколько раз, издалека, мельком. Мы встречались взглядами, и я тут же опускала голову, страшась смотреть ему в глаза. Как я могла это сделать после всего, что вытворял с моим телом Белов? Он напрасно раз за разом ловил мои глаза своими — я бежала от него сломя голову.

— Готова? — едва слышно спросила меня Ксюха вечером 29 мая в субботу.

— Не очень…. — отозвалась я, — Ксюш, может я совершаю ошибку?

— Ты совсем кукухой поехала? — гневно зашипела подруга, — хочешь всю жизнь прожить рядом с этим упырем? Леля, ты в своем уме?

— Нет…. — призналась я, — похоже, что нет. Мне очень страшно….

— Думаешь мне нет? — хихикнула моя подруга. — Давай, через несколько дней ты будешь в безопасности. Зоя Федоровна сказала, что все готово.

— Знаю. — я посмотрела в окно лаборатории Петрова, где мы и сидели, — Белов звонил вчера и сказал, что до среды мы не увидимся, правда причину не сообщал. И все равно я боюсь…. Он всю последнюю неделю вел себя как пес, все выспрашивал о моих планах, спрашивал, сдаю ли я экзамены, собрала ли вещи для переезда к нему. Не поверишь, по совету Зои Федоровны, я действительно чемодан для него собрала. Там все его подарочки, одежда, которую он мне покупал, парфюм…. Разве что цветов его нет….

— Да уж, Зоя Федоровна оказалась той еще шпионкой….

— Ксюх, если бы не она….. вряд ли я справилась бы.

— Знаю. Меня она тоже все эти дни гоняла как сидорову козу, учила тебя имитировать и не оставлять следов при этом. Все учла, старая спецслужбистка. Даже экзамен зачла просто так, после моего особенно удачного выступления — нервно хихикнула подруга.

— Он сегодня приедет? — помолчав, спросила Ксюха.

— Да. Через час.

— Готова?

— Почти.

— Сыграть нужно как по нотам, помнишь об этом?

— Да, — снова кивнула я. — Поехали, Ксю.

Как и учила нас Зоя Федоровна, Ксюха взяла хлеб и капнула на него каплю йода. Зажмурившись, я проглотила эту мерзость, стараясь подавить рвотные позывы. Через пол часа градусник показал нам температуру 38 градусов. Точно так же старательно я натерла себе глаза до красноты, а в нос капнула соком алоэ. Ко встрече с Беловым меня можно было смело отправлять в больницу с признаками ОРВИ.

Когда он попытался поцеловать меня при встрече, я отвернула голову.

— Что такое? — нахмурился он.

— Прости…. Мне не очень хорошо…. — пробормотала я, старательно шмыгая носом.

Он задел мой горяченный лоб рукой и выругался, а на лице его промелькнуло брезгливое выражение.

— Отвезу тебя домой, — решил он. — Завтра с кровати не встаешь. Поняла меня?

— Мне в магазин надо… — прохрипела я.

— Напиши список, ребята сегодня все купят. А можешь и не писать — сами все знают…

У подъезда он не сделал ни малейшей попытки обнять или поцеловать меня, чему я была несказанно рада. Только коротко приказал своим псам сгонять в магазин и привезти мне еду.

Впервые за эти странные и страшные недели, я едва сдерживала победную улыбку. Зверь оказался жутко брезгливым.