В Турции мы пробыли почти три месяца — подали все необходимые документы на временное пребывание здесь, а сразу после на миграционную визу в Канаду. После улаживания всех формальностей — просто отдыхали, готовились: Гена к преподаванию, я усиленно учила английский язык, которым муж владел в совершенстве. С ним было интересно, весело, уютно. Первые недели мне было страшновато выходить на улицу одной, но Гена настаивал на моих одиночных прогулках и общении с местными жителями. И через пару-тройку попыток я от всего сердца полюбила это замечательное место и эту добродушную, немного ленивую, немного хитрую, но всегда очень добрую страну. Нас стали узнавать на рынке, здороваться на улицах. Торговки рыбой всегда приберегали для меня что-нибудь вкусное и не дорогое. Я впервые попробовала настоящую восточную кухню и, о чудо, настоящие восточные сладости, которые не шли ни в какое сравнение с теми, что продавались в нашем родном городе. Впервые в жизни вышла под парусом в море и научилась ловить рыбу — муж обожал рыбалку.
Мы ныряли за рапанами и мидиями, а потом хозяйка дома, в котором мы остановились — мать Османа, помогала мне приготовить их к ужину.
Мы ездили на прогулки и за покупками в Стамбул — город мечты, город из сказок и легенд. Мы гуляли под высокими сводами Топкапы, где несколько веков назад властвовала легендарная Хюррем, спускались в цистерна Базилика, гуляли в парке Эмирган и посетили мечеть Валиде Султан, связанную с не менее знаменитой Сафийе Султан.
Мы много гуляли, много плавали в море и много разговаривали, узнавая друг друга все лучше и лучше. И чем больше я узнавала мужа, тем сильнее были мои потаенные чувства к нему. Все чаще я ловила себя на мысли, что мне хочется, чтобы он прикоснулся ко мне, обнял и поцеловал. Но он сам не форсировал события, словно бы давая мне право инициативы и выбора. Я часто ловила на себе его долгие взгляды, он мог, словно бы случайно, задеть меня рукой или даже взять за руку, накинуть мне на плечи тонкий платок прохладным вечером или поддержать, когда я спотыкалась при прогулках, но мое личное пространство он никогда не пересекал. Каждый вечер он нежно и ласково целовал меня в щеку, желал спокойной ночи и уходил к себе. Каждое утро, когда я спускалась приготовить завтрак, на столе меня ждала чашка ароматного горячего кофе с корицей. И я впервые в жизни почувствовала, что такое забота: молчаливая, ненавязчивая, искренняя.
— Осторожно! Генаааа, — простонала я, когда муж аккуратно обрабатывал перекисью мое разбитое колено. Решив, что на ужин у нас будет шарлотка с яблоками, я полезла на одно из деревьев и, естественно свалилась вниз.
— Ну куда ты полезла, — ругался он, дуя на рану, — мало яблок на земле?
— Они совсем не такие вкусные, как на верху, — я плакала и смеялась одновременно.
— Открою секрет, милая, они везде одинаковые, — проворчал муж и поднял на меня голову, — Сильно болит? Отнести тебя на диван?
Я молча кивнула и когда он поднял меня на руки, легко, словно я была невесомая, обняла его за шею и поцеловала. Сама. Сначала легко, наблюдая за реакцией, а потом сильнее. И он ответил. Сперва неуверенно, а затем все сильнее и сильнее, все более настойчиво и требовательно.
Мы опустились на диван, обнимая друг друга.
— Солнце мое, — оторвался он от меня, — остановись. Я не хочу, чтоб ты думала, что чем-то обязана мне… я думаю…
— Гена, — перебила я его.
— Что?
— Хватит думать, — мои губы снова нашли его губы.
И это было прекрасно.
— Я люблю тебя, Гена, — призналась я позже, когда мы лежали в нашей спальне и смотрели на зажигающиеся вечерние звезды.
— И я люблю тебя, девочка моя. Очень люблю, — он поцеловал меня в губы. — И полюбил наверное сразу, как увидел.
Ого!
Я даже приподнялась на локте и удивленно посмотрела в похожие на звезды глаза.
— Это правда, — усмехнулся он. — Оттого и злился, когда тебя не было на уроках, ведь видеть тебя мог только там. Наблюдал за тобой, любовался, неужели не заметила? Оль, — он заставил меня снова лечь к нему, — я ведь думал, что больше вообще не способен любить, что эта способность…. — он замялся, но я сжала его руку, желая, чтоб он продолжил, — что потерял эту способность….
— Что с тобой произошло? — мне было очень страшно задавать этот вопрос, но он уже давно стоял между нами.
— Десять лет назад…. Моя жена и сын, — он сглотнул, — погибли. Авария. Скользкая дорога и большая скорость. Наталья всегда любила ездить быстро…. — он замолчал, а потом закончил свой короткий и печальный рассказ. — Ей было всего 27, а нашему сыну — год…. Я тогда бросил все… уехал из Канады и полностью погрузился в работу у вас. Мне невыносимо было жить, в то время как они…. И так десять лет.
Я крепко обняла его и зажмурилась, чувствуя ком в горле. Мой любимый прошел настоящий ад, я не представляю, как он вынес этот кошмар.
— А потом в аудитории появилась ты. Я до сих пор помню, как ты села за парту и просто скользнула по мне взглядом, в то время как остальные студентки искали моего внимания и соревновались в знании физики. Ты сидела на лекции, смотрела в окно и твои мысли были где-то очень далеко от нас. Зимнее солнце падало тебе на лицо, волосы казались золотыми. Я не мог оторвать от тебя глаз.
— Гена, — выдохнула я, пряча горящее лицо.
— Когда тебя не было на лекции или занятии, я и сам терял интерес проводить его, работая на автомате. Это злило и раздражало. И слова Розы упали на готовую почву, если честно.
— Теперь я даже не могу ее осуждать, — задумчиво отозвалась я. — Если все как ты говоришь, то она самая первая поняла тебя и…. постаралась от меня избавиться. Гена, ни для кого не секрет, что она была влюблена в тебя.
Он ничего не сказал, поцеловал меня в макушку, и я поняла, что он смутился. Похоже, чувств своей помощницы он не заметил.
— Гена, — чуть замявшись, все-таки решилась я, — ты мне тоже очень понравился сразу.
— Что? — теперь он привстал на локте и смотрел на меня удивленно.
— Ну да. Только ты всегда и для всех был таким холодным и недоступным, что я решила даже не пытаться и постаралась перечеркнуть свою симпатию. И подходить к тебе побоялась, чтоб не подумал, что я нарочно привлекаю твое внимание. А потом, ты так зло высказал все, что думаешь, мне стало очень, очень обидно. Вот и вырвалось то самое.
Он поцеловал меня, долго, нежно.
— Родная, ты была недалека от правды… И ты спасла меня от самого себя. Понимаешь?
— А ты спас меня, — я ответила на поцелуи, — ты спас мне жизнь. И я очень люблю тебя.
В Торонто мы приехали в начале сентября, уже полноценной семьей, без всякой фиктивности, хотя конечно офицер миграционной службы крепко потрепала нам нервы. Крупная молодая женщина, с весьма специфическим чувством юмора пришла в наш дом через три дня после приезда в шесть утра. Видимо решила проверить спим ли вместе или раздельно. Впрочем, по-нашему весьма сконфуженному виду и моим припухшим губам она поняла, что застала нас несколько в неудобное время, поэтому протянула кофе, который принесла с собой и устроила допрос с пристрастием. Поскольку наши мысли были слегка заняты другим, на ее вопросы мы отвечали быстро и честно, то и дело сдерживая хихиканье. Через минут десять ей это надоело и она, покраснев и пожелав нам вернуться в кровать, поспешила удалиться.
Как только дверь за ней закрылась, Гена поймал меня и прижал к себе, поцеловав.
— Как ты думаешь, решение будет положительным? — хихикнув, спросила я.
— Не сомневаюсь, милая, — ответил он, увлекая меня наверх в спальню.
Разрешение на постоянное проживание в Канаде я получила через три дня — в рекордные сроки.