Я. Не. Жертва

8

Через несколько часов боль стала отпускать, подействовали лекарства, выписанные врачом Ларисы, той доброй и деликатной женщины, что осмотрела меня уже дома. Я сама могла вставать, ходить и даже снова побывала в душе. Лариса не оставила меня и в воскресенье.

В понедельник утром я осторожно и медленно начала собираться в университет. Не хотела оставаться дома, не хотела жалеть себя, не хотела помнить.

— Леля, девочка, останься сегодня дома. Я скажу Мохову, что ты заболела, да и справка есть. С ОРВИ, — пояснила Лариса, когда я с ужасом посмотрела на нее, — не переживай.

— Нет, Лариса Петровна, я должна пойти, — голос у меня был чужим, тихим и сухим. — Нельзя вечно прятаться. Я справлюсь.

— Справишься, — кивнула женщина, заплетая мне косу, — ты — справишься. Еще в субботу думала, что сломали тебя, а сегодня знаю — хер им на воротник, чтобы шею не терло.

Совместными усилиями мы замазали и огромный синяк на половину щеки и я, наконец-то. рискнула посмотреть на себя в зеркало. Потухшие, покрасневшие глаза, тусклые волосы, бледная, шелушащаяся кожа — выглядела я отвратительно. Ничего, не нужна мне ни красота, ни яркость, хватит уже, наигралась. Самое важное сейчас пережить и забыть все, что произошло несколько дней назад.

Эта мысль заставляла каждый последующий день подниматься утром, чистить зубы, пить кофе и ехать на учебу, говорить с мамой по телефону (пришлось солгать ей про ОРВИ и не показываться с разбитым лицом), с приятелями в университете. Я просто делала постоянную последовательность действий, заставляя себя привыкнуть к условной стабильности новой жизни. К большому счастью, в университете я ни с кем близко не дружила, кроме Ксюхи, поэтому мало кто заметил мое состояние, разве что синяк на лице вызвал кое-какие вопросы. Но если она и не поверила версии, что я упала со стремянки и ударилась головой, то все равно в расспросы не полезла, видимо понимая, что я ничего ей не скажу. Как не спрашивала и почему я игнорирую звонки и сообщения от Риты. Разве что опекала меня эти дни сильнее, чем когда бы то ни было.

— Держи, — бросила она мне тетрадь, — тут последняя лаба по физике. Я все подготовила, сделала, пойдем вечером, после лекции, сдавать? Ты ведь на последнюю лекцию останешься?

— Да. К маме сегодня не поеду — как ей на глаза показаться с таким видом? Вроде пятница, прошла уже неделя, а лицо все еще болит. Спасибо, — вымученно улыбнулась я, — что б я без тебя делала?

— Провалила бы физику, — констатировала она сей факт. — Пошли, найдем свободную аудиторию и там посидим, у тебя есть время подготовиться.

Нашу тихую зубрежку прервал громкий телефонный звонок. Рита не оставляла попыток связаться со мной. Но ее звонки вызывали глухую злость и отвращение.

— Не ответишь? — тихо спросила Ксюша.

— Не хочу, — я скинула звонок и отключила звук.

— Какая кошка между вами пробежала? — подруга осторожно подбирала слова.

Я посмотрела на нее.

— Подлостью эту кошку зовут, — все же ответила, вздохнув, — давай, объясни мне еще раз эту задачу, я вообще не понимаю эти цепочки…. Последовательные, параллельные…. Как это вообще понять?

Как не странно, в этот раз погружение в физику дало мне возможность на время вообще забыть о своих проблемах. Ксюша, с поистине ангельским терпением пыталась вбить в мою голову самые примитивные знания, чтоб создать хотя бы видимость знания. И на лекцию Пятницкого я шла почти подготовленная. Как странно, раньше я так волновалась перед лекциями, надеялась, что Пятницкий не обратит на меня внимания и я не стану снова мишенью его шуточек по поводу лампочек и блондинок. А сейчас….

Сейчас мне было все равно. Все его шутки и придирки стали казаться чем-то далеким и не существенным. Хотелось быстро сдать зачет и забыть про физику до экзамена.

Мы сели, как всегда, подальше от кафедры, стараясь стать невидимками. Как назло, ближе к вечеру, когда на улице стемнело и включили яркий свет, у меня заболела голова и побитая щека. Невольно я поморщилась и потерла себе лицо.

Пятницкий посмотрел на меня, скользнул взглядом по щеке и…. ничего не сказал, только нахмурился. И продолжил лекцию, на этот раз оставив зрителей без ожидаемого спектакля.

После лекции Ксюха, взяв на себе ведущую роль, подошла к нему.

— Геннадий Иванович, можем мы сегодня сдать последнюю лабораторную? — неуверенно спросила она. — Если у вас есть время. Мы полностью готовы.

Пятницкий отвлекся от сбора своих вещей и посмотрел на нас. Я отвела глаза, ожидая новых насмешек и злословия, но — о чудо! — он просто кивнул и указал глазами на парту.

— У меня есть пятнадцать минут, — сухо сообщил он.

— Мы успеем, — уверила его моя подруга, на ходу доставая тетради. Я последовала за ней. Щека болела все сильнее и мне уже с трудом удавалось сдерживаться и не морщиться. Надо было хоть Немесил выпить перед лекцией, что ли….

Ксюха бодро начала рассказывать тему, а я лишь кивала вслед за ней, стараясь сконцентрироваться и не потерять нить разговора, в случае, если вопросы будут адресованы мне. Но вопросов не последовало.

Пятницкий внимательно смотрел на нас, даже не глядя на нарисованные нами схемы и формулы, не проверяя расчетов. А потом внезапно спросил.

— Соколова, кто это сделал?

Что?!

Мне показалось, что я ослышалась. Ксюха замерла с открытым ртом.

— Кто это сделал? — жестко, даже зло, повторил Пятницкий, — кто тебя ударил?

У меня от ужаса перехватило дыхание.

— Что? Что…. — я начала заикаться, — нет, это… я упала… со стремянки. Лампочку вкрутить пыталась, — боже, как же жалко звучали мой голос и мои слова.

— Держишь меня за идиота? Думаешь, я не знаю, как выглядит удар? Причем кулаком. Кто это сделал? — он протянул руку и коснулся моего синяка. Легко, едва заметно, кончиками пальцев, но мне и этого было достаточно. Я отшатнулась от него и резко перехватила за запястье.

— Не смейте трогать меня! — почти прокричала я, крепко держа его за руку.

Рукав длинного свитера соскользнул с моей руки, открывая взгляду и подруги и физика следы на запястьях — зелено-фиолетовые, позорные. Я почти забыла о них и потеряла бдительность. На долю секунды мы все трое молча уставились на синяки.

— Леля….. — прошептала Ксюха, закрывая рот рукой.

Меня затрясло, из глубины души поднимался дикая, всеохватывающая ярость. Всю неделю я пыталась хоть как-то восстановить свой мир, равновесие, а тут, всего за несколько минут все усилия полетели к чертовой матери.

— Это не ваше дело! — почти пролаяла я в ярости — Не ваше чертово дело, ясно?

Пятницкий, весь белый и злой, освободил свою руку от моего захвата.

— Давайте зачетки, — тихо сказал он и быстро расписался в книжечках, поставив такой желанный для меня зачет.

Выхватив у него документы и схватив сумку, я ни слова не говоря вылетела из пустой аудитории и побежала прочь по длинному коридору.

— Леля! — кричала мне вслед Ксюха, пытаясь догнать меня, — подожди!

Но я не хотела сейчас говорить даже с ней. Не хотела ничего объяснять или оправдываться. Враз в голове вспыхнуло множество смешанных и ярких чувств: гнев, даже ярость, страх, презрение, злость, обида и много чего еще. Словно то, что произошло в классе, прорвало плотину пустоты и боли. Я задыхалась, чувствуя себя рыбой на воздухе.

Сбежала по лестнице на первый этаж и внезапно остановилась. В холле, возле буфета, меня ждала Рита.

— Ты! — прошипела я.

— Оль, пожалуйста, давай поговорим, — она умоляюще смотрела на меня, но мои глаза застилала пелена ненависти.

— Что тебе непонятно, Рита? Я не хочу, не желаю тебя больше знать и видеть!

— Послушай, я не виновата….

— Конечно! Это ведь я бросила тебя в том кошмарном доме, это ведь я забила на твою безопасность! Это ведь я не вернулась обратно и не забрала тебя, так, Рит? Ах, нет, простите, все было наоборот! — на мои крики обернулись все те немногие студенты, кто еще оставался в холле, но мне уже было плевать.

— Оля, я…. Ты не понимаешь…. Мне запретили.

— А ты и послушалась, — внезапно мне стало смешно. Я смотрела на нее, такую жалкую и растерянную, и видела насквозь всю ее лживую и трусливую натуру. Увидела ее завистливость и эгоизм, ее самоуверенность и глупость, увидела все то, чего раньше старательно не замечала, потому что любила.

Я смотрела на нее и понимала, что никакие сказанные ею слова не заставят меня забыть то, что я увидела. Понимала, что дружбе пришел конец — окончательный и бесповоротный и ничего, абсолютно ничего в этом мире уже не исправит этого.

Она что-то лепетала в свое оправдание, а мне становилось все жарче в груди, все сложнее не сорваться и просто не покрыть ее матом, не вцепиться ей в волосы, выплескивая из себя скопившуюся во мне горечь и злость.

— Уходи, — почти шепотом приказала я. Но мой шепот был похож на крик.

Она замолчала, глядя на меня полными фальшивых слез глазами и попятилась.

— Уходи! — повторила я, — пошла вон!

Чьи-то руки вцепились в меня не давая сорваться окончательно. Я хотела стряхнуть с себя раздражающее препятствие, но руки держали крепко.

— Не надо, Леля, пожалуйста, — шептала Ксюха, крепко держа меня за плечи.

— Маргарита Ракова! — жесткий, хлесткий, злой и холодный голос Пятницкого прогремел на весь холл. — Если мне память не изменяет вы учитесь на юридическом факультете?

— Д…да, — прошептала Ритка.

— Вы корпусом ошиблись! — отчеканил Пятницкий. — Еще раз увижу вас здесь, поговорю с вашим деканом, может вы решили перевестись?

— Н…нет… простите, — Рита резво развернулась и почти бегом вылетела прочь.

Я тяжело дыша оперлась на руку Ксюхи. Внезапно из глаз хлынули слезы, я с трудом сдержала рвущиеся наружу рыдания. Но как ни странно со слезами уходили и ненависть, и злоба, и боль, и отчаяние. Пришла усталость и…. облегчение. Мы обе сели на ступеньки, и я уткнулась лбом в плечо подруги.

Дышать стало легче, я почти справилась.

— У тебя кровь, — заметила Ксюша, кивая на мои пальцы, на которых я содрала несколько заусениц.

— Фигня, — голос звучал гнусаво, — хреново вышло….

— Да ладно, мы девочки — нам можно.

— Много людей нас видели?

— Не, время-то позднее. Да и попадаться под горячую руку Пятницкого дураков нет. Он когда взбесился, все вмиг испарились.

— Он ушел?

— Да, когда Ритка ускакала, оделся и ушел.

— Черт, я облажалась, Ксюх. По полной облажалась. Со всех сторон, куда не посмотри.

— Ну, я бы так не сказала. Все мы лажаем, время от времени.

Я положила голову ей на плечо. Говорить не хотелось, все было понятно и без слов.