Я (не) люблю тебя... Прости

Глава 7

— А вот и наша Мирослава, — Павел Афанасьевич, преисполненный гордости за дочь и не сомневающийся в произведенном ее появлением эффекте, обвел глазами гостей.

Мирослава, действительно, была хороша. Бордовое платье, плотно облегающее ее фигуру, подчеркивало восхитительный силуэт. Темно-русые волосы плавно ложились ей на плечи, слегка прикрывая выразительные очертания скул. Загадочный взгляд светло-голубых глаз, казалось, звал в неведомую даль, обещая блаженство.

Девушка поздоровалась, едва заметно склонив голову набок, и скромно присела на вежливо отодвинутый Денисом стул. Парень явно был поражен представшим перед ним очарованием. Родители его, словно сговорившись, одновременно кивнули в знак одобрения.

Повисло неловкое молчание.

Мать, очень кстати появившаяся с подносом, на котором возлежало кулинарное чудо в виде индейки, запеченной с яблоками, вызвала возгласы восхищения.

Обстановка разрядилась. Аромат блюда приятно щекотал ноздри присутствующих, и они невольно переключили свое внимание с созерцания прелестной девушки на вполне себе прозаический предмет.

Благодаря этому, Мирослава получила несколько секунд, чтобы освоиться и осмотреться. Чета Астаховых, исполненная собственного достоинства, чинно восседала во главе стола. Хозяин дома суетливо помогал жене, освобождая на столе, заставленном всевозможными яствами, место для нового блюда.

Денис, не отрывая глаз, смотрел на Мирославу. Он единственный не был поглощен суетой, вызванной кулинарным шедевром, который собственноручно приготовила Людмила Гавриловна.

Мирославу несколько раздосадовала сложившаяся ситуация. Ей хотелось вдоволь насладиться произведенным на Астаховых впечатлением. Явно выраженного восхищения Дениса ей показалось маловато.

Не откладывая в долгий ящик заготовленный для гостей сюрприз, Мира потянулась к бутылке красного вина:

— Под дичь, — громко произнесла она шокирующую фразу и уже собиралась наполнить свой бокал. Мать с отцом застыли от удивления. У старших Астаховых вдвое увеличились глаза.

Денис, пытаясь сгладить ситуацию, ловко перехватил бутылку с вином у Миры и сделал вид, что ухаживает за девушкой. Мирослава бросила на него уничтожающий взгляд. Она не собиралась производить на гостей приятное впечатление. Чем хуже она будет выглядеть в их глазах, тем лучше для ее свободы.

В довершение своего выступления она залпом выпила бокал вина. И, поперхнувшись, громко и долго откашливалась. Денис предложил ей выпить немного воды. Мира отказалась, подставив свой бокал под бутылку с вином, которую до сих пор держал в руке растерявшийся парень.

Павел Афанасьевич не выдержал:

— Мирослава, я прошу тебя вернуться в свою комнату, — тихим, но не терпящим возражения, тоном сказал он.

Дочь громко отодвинула стул и, не извинившись, ушла к себе. Оказавшись в своей комнате, Мира уже ругала себя за столь глупую выходку. Она опять не предусмотрела последствий своего дурацкого поведения. Единственное, чего она добилась, это явное возмущение Астаховых.

В принципе, именно этого она и добивалась.

Но угрызения совести не давали ей покоя по поводу того, в каком свете она выставила своих родителей. Стало жалко их.

— Пойду извинюсь перед всеми, — вдруг решила Мира, и уже приоткрыла дверь. Картина, которую она увидела, убедила ее не делать этого.

Астаховы уже были почти у выхода. Отец, который вдруг сник и казался меньше ростом, утратил свою решительность. Он извинялся перед гостями за ее выходку. Мать стояла, словно застывшее изваяние, у почти нетронутого стола. Денис успокаивал Павла Афанасьевича, чем вызывал недовольные взгляды своих родителей.

От запеченной с яблоками индюшки шел восхитительный аромат.

Мирослава тихонько закрыла дверь и повернула ключ — на всякий случай. Ее импульсивность опять подвела ее. Но исправить ситуацию на данном этапе уже не представлялось возможным.

— Господи! Что я натворила! Отец не простит мне эту идиотскую выходку. Я, между прочим, вообще могла не понравиться Денису. И все бы тогда прошло тихо и мирно. Бедный папа. Он ведь старался ради меня. И мама тоже. Какая я все-таки дура! — Мысли ее вдруг метнулись в совершенно другом направлении:

— А Денис ничего. Очень даже приятный молодой человек. Обходительный. Кажется, я ему понравилась. Внешне. А вот что касается всего другого! О, ужас! Что они обо мне подумали.

Мирослава резко повернула ключ в двери и выскочила на лестничную площадку. Отец все еще извинялся перед гостями.

— Простите. Простите меня все, — по щекам девушки катились слезы. Это был запоздалый порыв раскаяния. За гостями, уже успевшими попрощаться, медленно закрывались двери лифта.

Отец обнял всхлипывающую Мирославу:

— Прости меня, дочка. Это я во всем виноват.

Всхлипывания переросли в рыдания, сквозь которые Мира бессвязно твердила:

— Я гадкая, я ужасно гадкая! Простите меня. Я — просто чудовище. Папочка, я так люблю тебя. Прости…

Ее пришлось отпаивать теплым ромашковым чаем. В отчаянии и слезах, Мирослава погрузилась в тревожный сон. Она еще долго всхлипывала и вздрагивала. А встревоженные родители не отходили от ее постели как когда-то в детстве во время болезни.