Слова Саломатхон вселили в Машу надежду, что все не так уж плохо, как казалось изначально. Всю неделю девушка просто радовалась тому, что она жива-здорова, на работе дела идут хорошо, а на улице теперь всегда тепло и солнечно.
Маша не до конца это осознавала, но и время вносило свои коррективы. Оно постепенно излечивало раненую душу, делало неприятные воспоминания гораздо менее яркими и заставляло ценить приятные моменты, которые происходили здесь и сейчас. Иногда появлялся страх, что любые улучшения — это просто иллюзия, оазис в центре пустыни, а шрамы так глубоки, что никогда до конца не отпустят. Но как бы то ни было, жизнь продолжалась.
«Хорошо, что все это случилось весной, — как-то раз думала Маша, намывая полы в коммунальной двухэтажке. — Не успела я очухаться, как пришло лето, и теперь солнце просто не позволяет мне скатиться в апатию и депрессию. Летом просто невозможно видеть все вещи в мрачном цвете. Будь сейчас зима или поздняя осень, я бы, наверное, ревела не переставая. Смогла бы я работать на двух работах и делать хоть какие-то успехи? Сомневаюсь. — Она оглядела результаты своей уборки. — Так, фух, на сегодня я вроде закончила. Теперь здесь снова чистота!».
Подъезд приятно пах свежестью и хлоркой, было любо-дорого посмотреть. Девушка уже хотела было отнести ведро и прочие принадлежности в полуподвальное помещение, которое служило подсобкой, как вдруг на втором этаже оглушительно хлопнула дверь. Маша уже научилась отличать этот звук от других похожих. Только Наталья, женщина с вечной сигаретой во рту, могла так сильно хлопнуть дверью.
— Машка! — спускаясь, прокричала Наталья. — Я вот тебя жду который день! Где шлялась?
— Здравствуйте. Вы же знаете, я работаю в этом подъезде по четвергам только…
Женщина поравнялась с Машей и, обдав ее ярким запахом перегара, чиркнула зажигалкой.
— Да я че, помню, какой день что ли? По четвергам! Вот сказанула-то. Мне что четверг, что восьмое марта.
Наталья была уже пьяна. Или все-еще-пьяна, к примеру, с прошлого вечера. Вообще впечатление алкоголички она не создавала, но выпить любила точно.
— Ну, в общем, я здесь только один раз в неделю, — на всякий случай пояснила Маша.
Пепел с сигареты упал на пол, но Наталья, похоже, ничего не заметила. Она затянулась в очередной раз и проговорила:
— В какой-то из дней тут работала другая поломойка, и сука такая ленивая, е-мое! Петрович до дома немного не донес, сама понимаешь, а она отказалась убирать, дескать, не царское это дело. Видала эту царицу помоечную, а? А Петрович, он же старый, ну бывает всякое со стариками! А эта стервь раскричалась как кошка мартовская. У вас тут, дескать, говно, я к нему не притронусь, убирайте сами! А меня хрен перекричишь, ха-ха! — Женщина немного хрюкнула и со смехом продолжила: — Короче, уволилась она, походу.
Наталья говорила так громко, прямо собеседнице в ухо, что Маше хотелось зажмуриться и отойти на пару шагов назад, но, увы, позади находилась стена. Пути к отступлению были отрезаны.
— Надеюсь, найдут кого-нибудь ей на замену, — в качестве поддержки сказала Маша.
— Да они тут все ленивые суки, кого ни возьми! И, главное, все такие крали! Голубых кровей! Говно убирать не буду, ссаки вытирать не стану. Как будто у нас тут Букингемский дворец, а не Чертаново, мать его налево! Ты у нас одна такая работница, Машка. Не боишься грязи. Ты нас же не покинешь, а?
— Да куда ж я уйду? — с улыбкой на лице и грустью в голосе ответила девушка.
Конечно, ей хотелось бросить мыть полы, но пока что эта перспектива была довольно туманна.
Тут дверь на первом этаже скрипнула, и оттуда высунулась голова в бигудях, принадлежащая одной из жиличек. На губах у женщины была ярко-морковная помада.
— Какого хрена ты орешь с утра пораньше? — еще громче Натальи рявкнула женщина и вцепилась рукой в дверной косяк, словно собиралась вырвать его из стены и использовать как оружие. Покрытие на ее ногтях так сильно облупилось, что выглядело даже угрожающе.
— Пошла на хрен, собака! — развернувшись к ней, проревела Наталья. Она бросила сигарету в Машино ведро, после чего тут же вынула из недр лифчика пачку, чтобы вновь закурить. — Ты смари, уши стоит греет у двери, падлюка!
— Тебя забыла спросить, что мне делать, свинота! Всех уборщиц нам распугаешь, говном тут зарастем!
— Да я тогда тобой буду подъезд вытирать, кобыла! — Наталья сделала шаг в направлении соперницы.
Та была не робкого десятка и тоже шагнула навстречу с упертыми в бока руками. Из квартиры вдруг показался огромный мужик с синяком под глазом. Он был в пропитанной жиром майке-алкоголичке, которая была ему безнадежно мала, и в джинсах на пару размеров больше.
— О, — засвирепствовала Наталья, увидя мужика, — свин выплыл! Мало ему что ли одного фонаря? Щас тогда второй подобью!
Тот с некоторой опаской во взгляде встал за спиной у женщины в бигудях и скрестил руки на груди.
— Я тебе сама щас зубы пересчитаю, дура! Проваливай на свой этаж и ори там!
— Подъезд общий, где хочу, там и хожу, — ухмыляясь, ответила Наталья.
На втором этаже хлопнула дверь, и по лестнице начал кто-то спускаться.
Женщина в бигудях посмотрела наверх и заржала как лошадь:
— Ну, конечно! Стоило догадаться… Твою же мать, цирк уродов, не иначе!
Мужик за ее спиной ухмыльнулся и покачал головой.
— Я щас эту ухмылку паршивую с твоей хари сдеру зубами, выродок! — Наталья приготовилась к атаке и принялась раскачиваться из стороны в сторону.
Обернувшись к лестнице, Маша увидела абсолютно голого деда. На вид ему было лет под шестьдесят, но длинная борода и волосы придавали ему вид старца. Если бы не нагота, он бы вполне сошел за Гендальфа из «Властелина колец».
— Проваливай, извращенец! — заорала женщина в бигудях.
— А ну-ка завали варежку, сучье вымя! — рявкнула Наталья. — Орало еще не выросло на уважаемого человека орать!
Она схватила ведро с грязной водой и окатила соседку серой жижей с ног до головы.
Женщина в бигудях заверещала так громко, что Маше показалось, что ее барабанные перепонки вот-вот лопнут. Намечалась серьезная потасовка, и пора было уносить ноги, но девушка словно приросла к полу. Она вжалась в дальний угол от греха подальше, но уйти не решалась.
Дед с бородой встал напротив окна подъезда, раскинул руки в стороны и, закрыв глаза, произнес:
— Солнце! Люди, прекратите склоки! Солнце восходит!
Никто, кроме Маши, похоже, его не услышал. Огромный мужик пошел в атаку на Наталью и припер ее к стене своим пузом, а та принялась орать на него благим матом. Женщина в бигудях продолжала верещать, и с каждой секундой в ее крике будто бы прибавлялось децибелов. Дед без остановки напевал: «Солнце, дивное Солнце!», а на лестничной площадке тем временем появилось еще человек шесть. Кто-то прибежал со второго этажа, кто-то вышел из квартир на первом. Наталье удалось вырваться из тисков огромного мужика, после чего тот схлопотал ведром по лицу. Затем в ход пошла швабра.
Маша вышла из ступора и поняла, что пора сворачиваться, пока не попала под раздачу. Оставив все принадлежности для уборки, девушка помахала рукой: «Ну, до свиданья! До следующего четверга!» и выбежала из шумного подъезда. На пути в магазин она еще долго слышала крики и вопли, доносящиеся из глубин дома.