По прибытии в Самарканд Саломатхон позвонила родне в Москве и сообщила последние новости. Ее отцу предстояла серьезная операция на позвоночник, но никаких прогнозов врачи пока не давали. Жить мужчина определенно будет, но вот встанет ли на ноги — неизвестно. Сколько времени понадобится на реабилитацию, тоже никто сказать не мог.
Все домочадцы уверяли Машу, что ей не нужно съезжать, и чтобы она даже не думала об этом, но девушка уже твердо все решила. С ее стороны было бы верхом наглости продолжать как ни в чем ни бывало жить в узбекской семье. Когда выдавалось свободное время, девушка подыскивала недорогую комнату где-то неподалеку, чтобы было удобно добираться до магазина. Но подходящих вариантов не было. Точнее, Маше удалось найти две недорогие комнаты, но за такую цену обе были совсем крошечной площади, плюс в них нельзя было заселиться с домашним животным. Те варианты, в которых коты допускались к проживанию, были либо слишком дорогие, либо находились очень далеко от магазина. Тем не менее Маша верила, что удача ее не оставит, и подходящее местечко обязательно найдется. Во многом оптимизма ей придавали успехи на работе. Лариса Евгеньевна уже записала девушку на обучение, которое должно начаться совсем скоро, всего через три дня.
Маша сидела за кассой и еле слышно напевала себе под нос веселую мелодию, которую услышала по радио. Смена подходила к концу, так что народу в магазине почти не осталось. И тут девушка увидела Любовь Геннадьевну, Димину мать. Разумеется, та сразу же направилась прямиком к Машиной кассе. Перед собой женщина катила тележку, полную продуктов. Было странно видеть ее здесь, учитывая, что, по Машиным прикидкам, сейчас она должна находиться в Греции на свадьбе сына.
— Ну здравствуй, Маша.
— Добрый вечер, Любовь Геннадьевна. Пакет нужен?
— Да, три штуки. Ты пока не пробивай, а то я запутаюсь, что куда класть.
— Без проблем.
Пока бывшая свекровь раскладывала покупки на ленту, к кассе подошла еще одна женщина и встала в очередь. А через минуту еще одна. Чтобы им не пришлось долго ждать, Маша напомнила им, что есть еще одна свободная касса, но ни одна из женщин не двинулась с места.
У девушки возникло нехорошее предчувствие. Создавалось ощущение, что все трое знакомы и пришли вовсе не с целью закупиться продуктами.
Наконец Любовь Геннадьевна разложила на ленте покупки.
— Можно пробивать, — сказала она.
Пока Маша сканировала штрих-коды упаковок, Димина мать без умолку спрашивала об акциях, о том, вкусные ли вот эти и эти пельмени и чем они отличаются, просила на месте проверять продукты на соответствие сроку годности, через раз отказывалась от того или иного товара и просила кассиршу сбегать и обменять одну марку продукции на другую. Маша терпеливо выполняла все требования и на каждую новую просьбу отвечала улыбкой. Если свекровь надеется вывести ее из себя, то зря.
Все это время две другие женщины еле слышно о чем-то переговаривались, исподлобья поглядывали на Машу и качали головами.
«Что ж, ожидаемо. Наверняка обсуждают, что я устроилась в магазин возле Диминого дома в надежде вернуть его себе, ведь так им сказала Любовь Геннадьевна. Но чего они добиваются? Зачем пришли втроем? Нужно быть начеку».
Не успела девушка об этом подумать, как бывшая свекровь внезапно схватилась за сердце и закричала:
— Да кто вам дал право так со мной разговаривать?? Почему вы мне хамите?
Две ее подружки подлетели к ней:
— Господи, с вами все в порядке? Стоять можете? — Затем обратились к ничего не понимающей Маше: — А вы, девушка? Да как вам не стыдно так грубить и унижать покупателей?! Если не можете работать с людьми, так зачем идти на кассу?
— Да что же я такого сделала? — Девушка переводила взгляд с охающей Любови Геннадьевны на двух ее разъяренных товарок.
— Ох, как вы заговорили! Вопиющее хамство и ненависть к людям! — заявила первая.
— Впервые сталкиваюсь с таким отношением, — вторила вторая. — И, главное, непонятно, как нам себя защитить в такой ситуации! Нас оскорбляют последними словами, не в полицию же с этим идти…
— А мы сейчас с вами позовем старший персонал. Терпеть такое отношение не будем. Женщина, вы немного пришли в себя? Готовы подать коллективную жалобу? Мы все подтвердим!
— Готова, — произнесла Любовь Геннадьевна, все еще тяжело дыша в притворном припадке. — Спасибо вам. Если бы не вы, упала я бы здесь с сердечным приступом. А сердце у меня и так слабое, на любую грубость остро реагирует…
Маша обернулась и увидела камеру, которая, конечно, никуда не делась. Весь этот спектакль трех актеров был очевидно разыгран для нужного зрителя.
— Не волнуйтесь, просто так мы это не оставим. Вы пока постойте здесь, переведите дух, а мы найдем начальство этой шарашкиной конторы.
В магазине началась суета. Женщины помчались искать управляющую, вторая кассирша, которая стояла без дела, выглянула из-за своей кассы и с любопытством уставилась на Машу, а бывшая свекровь продолжала держаться за сердце и промакивать платком несуществующие слезы.
Маша подошла к ней:
— Любовь Геннадьевна, ну что за цирк? Почему вы просто не можете оставить меня в покое?
— Я тебя предупреждала, — одними губами произнесла Димина мать. — Думала, я шучу?
— Но что я вам сделала?? Я просто пыталась выжить!
— Верно. Пыталась выжить мать моего внука. Но я не позволю. К твоему сведению, позавчера мы сыграли свадьбу. Дима Наденьку на руках носит, а о тебе даже не помнит. Все, нет тебя. А завтра они улетают в свадебное путешествие в Грецию. Счастливые и влюбленные. А что касается тебя, то ты ответишь за свой гонор, курва деревенская.
Краем мысли Маша подумала, что, видно, Надя немного приукрасила действительность, когда говорила, что в Греции пройдет не только медовый месяц, но и само свадебное торжество. Поэтому свекровь сейчас была здесь, а не на роскошном острове. Из размышлений девушку вырвал очередной искусственный припадок свекрови.
— Я не вынесу больше оскорблений от вас, просто не вынесу, — верещала она, потому как увидела, что ее подруги нашли управляющую и теперь на всех парах несутся к кассе.
— Что случилось? — спросила запыхавшаяся Лариса Евгеньевна.
Первая подруга принялись объяснять:
— Эта женщина просто пару раз попросила вашего кассира заменить товар, потому что у нее больные суставы и самой уже тяжело бегать туда-сюда.
В дело вступила вторая:
— Причем попросила вежливо! Очень приятная женщина, всем бы таких клиентов, но ваша кассирша начала хамить и грубить в ответ. На последнюю просьбу заменить сыр с истекшим сроком годности она вообще впала в ярость и назвала клиентку падшей женщиной. Вообще, через слово там был мат. Не хочу даже повторять эти мерзости, что вылетали из ее рта, воспитание не позволяет.
— Мы будем подавать коллективную жалобу на ваш магазин! Вы своих клиентов доводите до сердечного приступа!
Маша все отрицала и видела, что управляющая ей верит, однако женщины не унимались. Их категорически не устроили обещания принять меры, провести беседу и лишить кассира премии.
— Мы требуем увольнения, иначе дойдем до высших инстанций! У вас на информационном стенде висит телефон некоего Гладинского Петра Олеговича. Вот начнем с него.
Лариса Евгеньевна аж подпрыгнула на месте, услышав фамилию супервайзера. «Во второй раз он разбираться не станет, — читала Маша мысли управляющей. — Тем более сейчас у нас есть два свидетеля, а весь скандал записан на камеру. Попробуй докажи, что ты никого не оскорбляла».
— Кристина, иди сюда, — поманила Лариса Евгеньевна вторую кассиршу, которая наблюдала за развитием событий.
Кристина была в магазине новенькой и не слишком ответственной. Без конца бегала курить, разговаривала по телефону вместо того, чтобы работать, часто ошибалась на кассе. Маша едва ее знала, потому как сама постоянно была погружена в работу.
Когда кассирша подошла ближе, управляющая расспросила ее о происходящем.
— Ну, мне неловко говорить, — начала Кристина, пряча глаза, — но Маша оскорбляла эту женщину ужасными словами… Я хотела вмешаться, но побоялась. Теперь очень об этом жалею…
— Ты готова подтвердить свои показания, если будет проверка?
— Да. Я за справедливость…
— В смысле, если будет проверка?! — возмутилась одна из подруг Диминой матери. — Мы не намерены больше терпеть наплевательское отношение к клиентам. Сейчас же позвоним вашему Гладинскому.
— Давайте подождем до завтра, — взмолилась Лариса Евгеньевна. — Обещаю, что решу этот вопрос к утру.
— Как, интересно, вы его решите?
— Уберу кассира с кассы. Больше она с клиентами работать не будет.
— В смысле? А с кем будет? То есть вы не собираетесь ее увольнять, а просто уберете с касс? У вас что, совсем никакого уважения к нам нет?? Все, я сейчас самолично позвоню вашему руководству. Плевать, что уже десять вечера, чай, этот Гладинский еще не спит. Посмотрим, как ему понравится ваше отношение к людям.
Все это время Димина мать не уставала изображать униженную и оскорбленную женщину с больными суставами, для чего даже подошла к камере поближе, чтобы ненароком не затеряться среди остальных действующих лиц.
Это был финал. Маша устала оправдываться. Что она может противопоставить трем взрослым взбешенным теткам и одной кассирше, которую наверняка заранее подкупили, чтобы она сказала все что нужно?
Лариса Евгеньевна, казалось, принимала внутри себя очень непростое решение. И здравый смысл перевесил все остальное. Из-за одной кассирши, пускай даже ценной, втягивать магазин в грандиозный скандал? Это того не стоит, незаменимых сотрудников нет.
— Я уволю ее сейчас же, — наконец произнесла она. Голос ее звучал глухо, но достаточно твердо. — Не только с кассы, но и вообще. Больше вы кассира Марию здесь не увидите. Даю вам слово.