Пришло время прощаться с семьей Саломатхон. Точнее, это не было прощанием, всего лишь переезд, но все сидели на кухне с такими лицами, будто Маша не просто переезжает в соседний район, а исчезает навеки. Особенно сильно расстроились дети. Девушка поспешила их успокоить:
— Я никуда не денусь, обещаю. Обязательно буду забегать в гости, а вы — ко мне. У вас есть мой номер телефона, так что звоните, если понадобится помощь или просто захочется поболтать.
— Кто теперь будет читать нам сказки? — плакал шестилетний Санжарбек. — Мне нравятся русские сказки! Про серого волка и царевича, про лисицу-сестрицу, про медведей…
— Давай сделаем так: я буду приходить по вечерам после работы и читать вам сказки. Ну что, договорились?
— Договорились, — улыбнулся мальчик. — А ты будешь приходить каждый день?
— Санжик, не наглей, — шикнула на него Асмира, которая одна из всех говорила на чистом русском. — Маша будет работать допоздна, а иногда по ночам! Что ей, теперь вовсе не спать? Тебе до школы осталось всего полторы недели. Скоро сам научишься читать и будешь у нас главным сказочником. А до этого времени читать вам буду я.
Санжирбек снова начал было плакать, но Маша принесла из коридора большую клетчатую сумку, в которой лежали подарки, и мальчик вместе с остальными детьми радостно принялся вытаскивать оттуда пакеты. Среди прочих подарков была и большая книга русских народных сказок с красочными картинками.
Под конец девушка обнялась с каждым, с кем все это время делила кров, немного поплакала, посмеялась, а напоследок послала всем воздушный поцелуй и зашагала к своему новому дому. Все, как и в прошлый раз: небольшой чемодан, сумка через плечо и переноска с изрядно располневшим Маркизом.
— Ничего, заяц, — слегка наклоняясь к переноске, зашептала девушка, — в новом доме тебя тоже все полюбят. Там все хорошие: Наташа, дядя Юра, дедушка Пантелеймон, тетя Лизок. Есть ещё и другие, но я их пока не знаю. Кстати, Лизок привезла нам с тобой отличную кровать. А еще у нас будет своя комната. Она небольшая, но светлая. Скоро мы наведем уют, и в ней станет очень-очень здорово.
Маркиз издал что-то на подобие «мурк», сменил местоположение и, кажется, улегся спать. Маша переместила взгляд на светофор — нужно было перейти дорогу. И тут ее глаза увидели их.
Дима и его новоиспеченная жена Надя стояли на противоположной стороне переходного перехода. Оба были загорелые, счастливые и держались за руки. Вероятно, только-только вернулись из Греции. Несмотря на то, что Маша уже смогла подавить в себе прошлые чувства, при виде Димы в ней что-то екнуло. Она искренне любила его, а он просто выкинул ее чувства на помойку. Было одновременно больно и мерзко. Он не просто полюбил другую. Он спал с ней, еще будучи в отношениях. Врал обеим. А потом приходил домой как ни в чем ни бывало. Точно так же он может поступить и с Надей, а ведь она ждет от него ребенка.
Переходя дорогу, Маша пронзила его испепеляющим взглядом. Они не смогли нормально расстаться, у нее не было даже шанса выговориться. В этот свой взгляд она вложила все, что не смогла сказать словами. Ее глаза пылали праведным огнем. Дима запнулся на ровном месте и едва удержался от падения. Ухмыльнувшись на прощание, девушка оставила его позади.
В комнате по-прежнему оставался странный запах, но Маше удалось обнаружить его источник: в углу возле двери старые паркетные доски неплотно прилетали друг к другу, и через щели туда просочилось то, что обычно смывают в туалете. Было доподлинно не известно, что именно пролил покойный Петрович, но пол определенно следовало снять и хорошенько промыть до самого основания. Но пока что в углу она поставила деревянный ящик с краской и всеми принадлежностями, а рядом разложила ароматические саше, которые ей дала тетя Фатима. Помогало слабо, но так запах чувствовался куда меньше.
Стены и окна уже были покрашены, кровать застелена, а старый шифоньер и прочее нехитрое убранство вымыто в семи водах. Кроме того, вчера дядя Юра врезал прочный замок, и можно было почувствовать спокойное уединение. Маша выпустила кота из переноски, и тот, недовольно фыркая, принялся осматривать новое жилище.
— Когда заработаю денег, куплю тебе высокий кошачий домик с когтеточкой, гамаком и кучей лежанок. А пока обойдемся кроватью. Вместе теплее и уютнее.
— Машка! — раздался голос Натальи. Одновременно с ним пришел запах табака, а вскоре на пороге возникла и сама хозяйка. На ней был знакомый застиранный халат и тапки-вьетнамки, надетые на носки, а во рту — неизменная сигарета. — Машка, ты чай будешь? У меня что-то аж трубы горят, так чайку захотелось. — Ее взгляд переметнулся к коту. — О, кошак! Кыс-кыс-кыс, иди к тете Наташе… Серега, мой покойный муж, царствие ему небесное, души не чаял в этих наглых тварях. То колбаски им отрежет и вынесет во двор на блюдечке, то молочка нальет, то за ушком почешет. Правда, молоко им нельзя, помню, в 93 году все крыльцо нам обдрестали…
Маркиз прыгнул на кровать и позволил Наталье себя погладить. Та громко расхохоталась, дескать, вот хитрец; и позвала Машу пить чай.
Около десяти вечера девушка приняла душ и начала готовиться ко сну. Завтра ей предстоял первый полноценный рабочий день. Она уже неплохо освоилась в палатке, знала кассу, специфику работы подобных заведений и филигранно крутила шаурму. Новую информацию Маша с детства схватывала налету, по-другому в детдоме было нельзя. Если ты медлительный, неуверенный и не с первого раза запоминаешь правила, тебе приходилось очень туго. С тех пор девушка привыкла во всем полагаться на себя и действовать предельно быстро и точно.
Завтра она должна встать в 6 утра и помыть подъезды соседнего дома. Затем переодеться и бежать в шаурмечную, чтобы заступить на смену в 9 утра, а закончить в 9 вечера, передав полномочия Ахмеду. За ночные смены платили больше, и Маша сказала, что, если нужно, тоже вполне способна работать по ночам. Но Сурен был против: слишком опасно — ночью много пьяных и неадекватных, да и тяжело это. Однако Маша была уверена, что как только она зарекомендует себя как стойкого и надежного сотрудника, ей начнут выдавать ночные смены. А за безопасность она не переживала: школа детдома и здесь не прошла даром. Девушка вполне могла за себя постоять. Ей было все равно: мужчины или женщины. Она знала, как дать отпор любому, кто захочет принести ей вред.
С Маркизом они в ту ночь уснули в обнимку. Казалось, слаще этого сна ничего не может быть, но тут Маша резко вскочила с кровати. Что-то было не так. Спросонья она сначала не поняла, что именно ее разбудило, но тут услышала бешеный мужской полурев-полукрик:
— Петрович, гнида, хрена ты там заперся?! Открывай, крыса помойная!! Я знаю, что это ты вылакал поллитровку! Ты, подлый скот!! Думаешь, заперся, и теперь в безопасности? Хрен тебе, вымя ты козлиное!
Мужчина по ту сторону яростно пинал дверь и извергал проклятья. Хорошо хоть, надежный замок держал крепко.
— Я не Петрович! — крикнула она. — Он умер, теперь тут живу я. Прекратите дубасить в дверь, пожалуйста!
— А, думаешь, замаскировался, выхухоль?? Бабой прикинулся и все — избежал правосудия? Не-е-т, не выйдет! Открывай, гнилье!! Ты должен мне двести рублей!
— Юра, твою мать, — послышался хриплый голос Натальи, — спился Петрович, а твою водку взяла я. На компрессы, я ж тебе говорила! Иди спи, не трогай девчонку!
— Какую девчонку?? — заголосил Юрий. — А кто тебе, стерва, позволял брать мою поллитровку??
— Да ты и позволил! Маша там живет, девчонка молодая, моя квартирантка. Раздуплись, идиотина, ты ее чаем давече поил. Нахрена опять наклюкался, а?? Держался же огурцом, рубашку носил! А щас что? Погляди на себя! У тебя яйцо из трусов торчит! Фу, ну только ведь в человеческий вид пришел… Лизка!! Лизка, вставай, слышь! — Наталья принялась дубасить в соседнюю дверь. — Его снова прокапывать нужно!
— Не нужно меня прокапывать! — запротестовал мужчина, но Наталья стояла на своем.
Когда голоса удалились в сторону кухни, Маша осторожно выглянула из комнаты. Судя по всему, дядя Юра был алкоголиком, который пару дней держался, а теперь снова взялся за старое. Что ж, ей было не привыкать. В ее родном городе не пили только маленькие дети и те, кому не позволяло здоровье. Убедившись, что все более-менее спокойно, она снова заперла дверь, успокоила Маркиза и уснула.