Я не сдамся!

Глава 8

Шли дни, а Маша, не сбавляя темпа, усердно продолжала работать в магазине. Управляющая Лариса Евгеньевна оценила старания новой сотрудницы: уж слишком безропотно та выполняла любую работу. А еще девушка никогда не жаловалась на дополнительные часы, которые никто не оплачивал. Как-то раз управляющая подозвала Машу к себе и сказала:

— Со следующей неделе посажу тебя за кассу. Саломатхон всему научит, все расскажет-покажет. Если хорошо себя зарекомендуешь, отправлю тебя на обучение. Хочешь стать замом?

От удивления Маша не сразу нашлась с ответом.

— Я? Вашим замом?

— Ну а кто, Маш? Видишь здесь другого кандидата? — Управляющая обвела рукой зал. — У нас бешеная текучка, половина кассиров — из сторонней организации, остальной штат даже не всегда понимает по-русски, а те, кто понимает, бухают два через два.

— А как же Саломатхон? Она ведь здесь давно, работает хорошо, покупатели ее обожают…

— Думаешь, я ей не предлагала? Она где-то раз в полгода уезжает на родину и отсутствует месяц-полтора. Говорит, пока не может не выезжать. Отказывается, в общем.

— А как же Валера? Он же зам…

— Валера синий ходит уже третий день и дышит на покупателей перегаром. Не замечаешь что ли? В общем, некогда мне тут с тобой лясы точить: готова на кассу, а потом в замы заместо Валеры?

— Конечно! — горячо воскликнула Маша. — Лариса Евгеньевна, спасибо вам.

— Это тебе спасибо, что такая хорошая. Такой молодежи сейчас днем с огнем не сыщешь. Все, беги в молочку — покупатели жалуются, что там просрока много.

С того дня Маша начала работать еще усерднее и порой задерживалась на два-три часа после смены, если на приемке была нужна помощь. Оплаты за это было не предусмотрено, но девушка не переживала. Работа помогала отвлекаться от мрачных мыслей, а после тринадцати часов работы организм уже ничего не хотел, кроме как рухнуть в кровать без задних ног. Правда, кровать Маше пока занимал матрас, но она верила, что скоро станет замом, зарплата станет больше, и тогда получится снять комнату. Семья Саломатхон принимала ее как родную, но девушка не могла быть нахлебницей, ей становилось физически больно от мысли, что она объедает этих людей и злоупотребляет их добротой. Денег семья по-прежнему не принимала, но, по крайней мере, со временем Маша смогла начать приносить продукты и помогать с готовкой. Так она чувствовала себя гораздо лучше.

По утрам, до смены в магазине, девушка продолжала мыть подъезды четырех двухэтажек — по два подъезда в день. Платили до смешного мало, а работы было невпроворот. В том подъезде, где Маша встретила женщину с сигаретой, действительно стало гораздо чище, но в остальных сохранялась прежняя ситуация. Казалось, жильцы специально мусорят, справляют нужду и чего только не делают, не доходя до квартиры. Но выхода не было — отказываться от этой работы Маша не могла. Любые, даже самые маленькие деньги, были нужны ей как воздух.

В последний день перед тем, как начать обучение работе на кассе, Маша зашивалась в зале. Трое сотрудников не вышло на смену, поэтому девушка за весь день даже не присела, не говоря уже о том, чтобы поесть. Но уже завтра все будет иначе, поэтому она держалась вполне бодро. А вот ее внешний вид оставлял желать лучшего: грязная рабочая жилетка, замызганные китайские «кроксы», всклокоченные волосы, грязь под ногтями, потрескавшаяся кожа на пальцах и лиловые синяки под глазами. Ужасно хотелось есть, пить и спать, но до конца смены оставалось еще полтора часа.

Маша стояла возле овощного отдела и чистила ящики от пропавших овощей и фруктов. Те, что не совсем пропали, откладывала в специальную коробку для дальнейшей уценки. Ее руки выглядели просто ужасно.

«Вот заработаю и сделаю маникюр», — подумалось Маше. От этой идеи стало чуть легче.

Зал почти опустел. Под конец смены в магазин заходили разве что подростки да случайные покупатели, но они не доходили до овощей, в основном, закупались в отделах со снеками и алкоголем.

И тут Маша вдруг услышала голоса. Двое молодых людей направлялись в ее сторону, где помимо овощей и фруктов были отделы с молочкой, заморозкой и колбасами.

Дима.

Машу словно ударило током. Раньше он никогда не ходил в магазин, предпочитал заказывать продукты на дом. А сейчас он здесь. И не один. Рядом с ним шла девушка. Та самая Надя, чьи волосы сияли как сотни карат, а ноги росли от ушей. Запах ее дорогих духов, казалось, заполонил собой все пространство. Живота совсем не было видно, но ведь и срок у нее еще маленький — всего несколько месяцев.

Надя негромко смеялась, держа Диму под руку, а тот улыбался и катил перед собой тележку. Маше захотелось превратиться в гнилую картофелину, которую она зачем-то сжимала в руке. Хотелось исчезнуть, стать невидимой… что угодно, лишь бы ее не заметили. Она присела за ящиками, молясь, чтобы этим двоим не приспичило купить фруктов.

Ей повезло. Надя потянула Диму к стеллажу с творожками, сырками и прочими десертами.

— Боже, — раздался ее голос, — здесь столько сахара, но я сойду с ума, если мы ничего не купим.

— Малышку потянуло на сладкое?

В его голосе звучало столько умиления, что Маше захотелось умереть на месте. Это было невыносимое чувство. Теперь он любил другую, а о старой девушке даже не вспоминал. И если это можно было переносить, не видя и не слыша его, то в тот момент, сидя за ящиками с картошкой, девушка на живую ощущала всю эту боль.

— Зай, можно я возьму вот эти?

— В смысле? Нужно! Я заполню для тебя всю тележку, тебе не надо спрашивать. Просто показывай, что хочешь.

— Но я же поправлюсь, — кокетливо отвечала Надя, — не боишься?

— Каждую ночь мы будем скидывать, все, что ты наешь. Видела, какую кровать привезли? Давай, показывай, что возьмем.

Маша выглянула из своего укрытия. Надя вытягивала пальчик с длинным острым ноготком, покрытым черным лаком, и тележка начала стремительно наполняться. Молочные коктейли, творожные сырки, дорогущее суфле, многочисленные творожки, тортик со взбитыми сливками… В последний раз Маша ела в пять утра и теперь держалась за голодный живот, опасаясь, что эти двое услышат его урчание.

— Зай, мы забыли авокадо и рукколу. Здесь же это продается?

— Сейчас посмотрим, мась.

«Нет, нет, умоляю, только не это… Не идите сюда!»

Маша хотела было убежать в другой отдел, но, когда выпрямилась, на нее в упор смотрел Дима. Слезы сами по себе брызнули из ее глаз. Утерев их грязной рукой, девушка замерла на месте. Но он уже отвернулся. Сделал вид, что не заметил. Как предсказуемо.

— Надь, пошли, — сказал он своей новой любимой. — Уже устал здесь торчать. Завтра я куплю тебе авокадо, обещаю.

— В смысле?? А это кто? — Надя кивнула на Машу. — Думаешь, я ничего не видела??

— Где? Ты о чем вообще?

— О рыжей телке возле картошки. Не держи меня за идиотку. Кто это?

— Да никто, откуда мне знать? Работает здесь, наверное. Я не знаком со всеми, кто здесь трудоустроен, глупенькая. Пошли. Нам еще надо взять тебе зефир. Ты же хотела зефир?

«Никто. Теперь я стала никем. Забавно», — невесело усмехалась Маша, глядя этим двоим вслед.

— Я поняла! — воскликнула Надя, оборачиваясь назад. — Твоя бывшая что ли? Она же была рыжая. Я видела в инсте. Только там она выглядела получше. Вот так встреча. Ты не говорил, что она здесь работает!

— Я не знал об этом, Надь, — процедил Дима. — Забей на нее, какая нам разница, где она работает? Пошли, куплю своей масе зефира.

— В следующий раз скажи своей бывшей, чтобы не пялилась так на тебя. Она меня пугает. Грязная какая-то, выглядит нездорово. Еще не хватало, чтобы она начала нас преследовать, зай.

Дима прыснул от смеха:

— Ты у меня такая смешная. Не бойся, я не дам тебя в обиду тетке в грязном жилете.

Они даже не пытались понизить голос. Намеренно говорили громко, в лоб, чтобы Маша все слышала.

Когда они наконец скрылись из виду, девушка забежала в подсобку и, прислонившись в нераспакованному паллету, горько заплакала.