Я пришла сюда учиться!

Глава 21

Элли

Когда я просыпаюсь утром, то не сразу понимаю, что происходит.

Где я? Который сейчас час? Что такое обжигающе-горячее прислоняется к моему боку, и почему я уснула в халате на голое тело?!

Сквозь темноту различаю очертания предметов, и все больше вспоминаю вчерашний день. Я в спальне Кристофера, куда меня ночью перетащил муж, и где я почти сразу уснула…

А следовательно, рядом со мной сейчас…

Я резко поворачиваю шею, и чуть не скулю от боли в затекших мышцах.

— Проснулась? — улыбается мужчина, даже не пытаясь отодвинуть свою руку от меня, чтоб прервать прикосновение.

Я киваю, и тоже не издаю лишних телодвижений. В конце концов, если ему нормально, чего мне-то паниковать?!

— Как спалось?

— Крепко, — отвечаю, кидая взгляд на зашторенные окна, — который сейчас час?

Мне кажется, словно я проспала целую вечность, и все произошедшее вчера также напоминало сон. Неужели Черный Эд был здесь, в доме? И каким-то образом проник в мою спальню…

— Дом под охраной, Элли, — разглядывая мое лицо, сообщает Кристофер, и подтягивается в кровати, — больше подобного не случится.

— Кошка… — шепчу я, сглатывая комок в горле, и вспоминая мертвое животное, — почему… Что это значит?

— Предупреждение, — пожимает плечами муж, и мы больше не соприкасаемся кожа к коже, — Эдди не из медлительных, он выбрал жертву, и хочет поскорее до нее добраться. Но в то же время, ты — моя жена, и он не мог просто не щелкнуть меня по носу…

Тяжелый вздох, и Крис продолжает говорить:

— Он показал, мол, смотри, я рядом и в любой момент доберусь до нее, — на этих словах на меня смотрят так внимательно, что становится дурно, — а потому, с этого утра — никаких тайн от меня, девочка. Это становится важно, как никогда прежде. Поняла?

Я быстро и энергично киваю, глуша в себе мысли о самой главной тайне.

Это не относится к делу Черного Эда.

Это лишь мое, грязное и постыдное, и нечего Кристоферу копаться в этой истории.

— Тогда, моя дорогая, жду тебя внизу к завтраку. Ты очень плохо ешь, Элли, мама проболталась, что вчера ты даже не поужинала.

Я и сама чувствую голод, а потому снова киваю, и ловлю сосредоточенный взгляд мужа.

— Нам все равно придется серьезно поговорить, Элли, — Крис произносит это мягко, но я вижу, что ему непросто, — так что, прошу, после завтрака удели мне час своего драгоценного времени. И не запирайся в ванной…

Он смотрит так выразительно, что мои щеки пылают, и я повыше тяну одеяло. Что ж я вчера вытворяла…

— Спускайся, маленькая, — повторяет Кристофер, и первым покидает спальню.

Мне не надо много времени, чтобы привести себя в порядок, тем более все вещи из моей комнаты кто-то заботливо перенес сюда. Стараясь не думать, что мне теперь предстоит на постоянной основе спать с Кристофером, я вхожу на кухню, и первое, что вижу — это широкую улыбку Киры.

— Доброе утро! — девочка, кажется, в прекрасно расположении духа, — скажи, а ты сегодня очень занята?

— Только уроки надо сделать, а так нет, — улыбаюсь, садясь за стол.

— Круто! Тогда поможешь с одеждой, ты же умеешь шить, мы могли бы с тобой…

— Кира, — одновременно останавливают малышку отец и Пинки, но я тут же машу руками.

— Ну, конечно, могли бы! С радостью.

Я ловлю внимательный взгляд мужа, и тут же поправляюсь.

— Но сперва поговорю с твоим папой, и сделаю уроки. Идет?

Девочка кивает, Крис спокойно продолжает поглощать яичницу, а Пинки с каким-то умиротворенным видом наливает себе кофе. Хм, в принципе, не так уж трудно их всех сделать довольными…

После завтрака я возвращаюсь в комнату Кристофера, где он сам появляется спустя минуту.

— Знаешь, только что понял, что обожаю, когда жена меня слушает, — немного шутит Крис, разбавляя тем самым напряженность между нами, и берет с комода уже знакомую тонкую папку.

Мне не нравится, что он открывает ее, и протягивает мне. В последний раз при такой же ситуации я увидела кучу трупов, и повторять подобное не хотелось…

— Возьми, Элли… Обещаю, тут нет никаких ужасов. По крайней мере, физических.

Не понимая, я беру в руки папку, и внутри съеживается горьковатый комок боли.

Моя биография. Короткая, блеклая, и настолько пустая, что уместилась на паре листков А4. Даже в комплекте с фото.

Мне не надо листать ее, я итак все знаю. Поэтому просто смотрю на мужа, и получаю то, чего так не хотела.

Жалость.

— Элли, я собрал это, не чтоб тебя как-то задеть, — мягко произносит он, когда я отбрасываю папку в сторону, — прости, но я должен был знать, кого собираюсь защищать, не говоря уже о том, на ком оказался женат… Вот таким странным образом.

Киваю, и не знаю, что должна говорить. Он знает теперь, что я простая девочка «из гетто», и не могла бы самостоятельно поступить в Закрытую Школу. А еще знает, что у меня не просто нет денег на мобильный — я даже носовой платок себе купить не смогу!

— Скажи что-нибудь, Элли.

— Я… — прерываюсь, дышу, и пытаюсь подавить слезы, — я говорила, что не богата…

— Мне класть на то, сколько у тебя и твоих родителей средств, — все еще очень спокойно, но твердо говорит он, — и мне очень жаль, что ты жила так… Могу себе представить, какого это…

Нет. Не может.

Никто не может, пока сам на своей шкуре не ощутит настоящий голод, боль от тяжелого мужского ботинка по нежной детской коже, и дикое чувство несправедливости, когда ты видишь у другого игрушки и сладости…

Поэтому я мечтала жить в мире, где никто не знал ничего обо мне. Потому что понять чужие люди не смогут, а жалости я не хотела.

Особенно жалости от Кристофера.

— Мне правда плевать, Элли, — видя, что я не слушаю, повышает голос Крис, — если не готова пока обсуждать это — не надо. Это твое прошлое, и оно имеет право быть таким, какое есть.

Эти слова мне нравятся, и я киваю, чуть-чуть расслабляя сжатые ладони.

— У меня есть только один вопрос, девочка, — он делает пару шагов вперед, и осторожно берет меня за плечи, — твое поступление в Школу… Ты сказала, что получила наследство. Но в твоей биографии никакого наследства нет, Элли.

Да. Вот оно. То, чего я так боялась.

Тихо сглатываю, и опускаю голову. Не могу выдержать прямой взгляд карих глаз, и ту доброту и желание помочь, что вижу там.

— Элли, я не хочу тебя задеть или обидеть. Ты имеешь право на секреты. Я просто хочу быть уверен, что эти тайны в дальнейшем не повлияют на нашу жизнь. Ты в опасности, а секреты могут…

— Нет! — мотаю головой, перебивая мягкую речь мужа, — это никак не связано с делом Черного Эда. Клянусь тебе.

Он словно нарочно ловит мой взгляд, пытаясь найти там… Что? Я не знаю, есть ли там что-то, кроме испуга, и желания поскорее закончить разговор. Но Кристоферу, кажется, этого достаточно.

— Хорошо, — спустя паузу произносит он, — прости, что мне пришлось ворошить это, малышка. Но я привык просвечивать весь свой ближайший круг под микроскопом… Нелегко тебе со мной придется, Динозаврик.

Он смеется, посылая те самые лучики по лицу, и я тяну руку, чтобы их потрогать.

Это мне с ним нелегко придется? Три ха-ха.

Потому что то, как привыкла жить я, ни в одном учебнике не пропишешь. И на что я пошла, чтобы выбраться, тоже.

При мысли об этом я вновь чувствуя себя грязной обманщицей, и до боли охота окунуться в то беспамятство, что сумел подарить мне этот мужчина.

Он старше, резок на слова, со своими скелетами, и вовсе не тот, кому я доверю свои самые тайные тайны.

Но я хочу его губы так, что собственный рот пересыхает, и тянусь к нему ловя его разом потемневший взгляд.

— Можно мне… Поцелуй? — шепчу срывающимся голосом, и меня тут же всю целиком притягивают к твердому телу.

— Обычно женам на такое разрешение не нужно, — мягко журит Кристофер, и сам накрывает мои губы своими.