Я сама призову себе принца!

Глава 3. «Теплое» приветствие и новые планы!

— Надиночка, — пробормотал страдальчески дребезжащий, старческий женский голос, — ну зачем же ты это сделала… Пора уже наконец повзрослеть, понять, что нужно уметь мириться. Ведь пойти на такой грех, и родители… они имеют право выбирать жениха… Почему ты решила отравиться настойкой синецвета? Невероятное счастье, что ты выжила, выпив целый пузырёк! Видимо, не иначе как сами Боги вместе с Великим решили вмешаться, уберечь тебя и дать ещё один шанс. Смирись, дитя… Жизнь она ведь дана нам одна.

От этих странных, безумных причитаний, обращенных к какой-то несчастной девушке, у меня загудела голова. Захотелось попросить ненормальную бабку уже заткнуться и дать мне поспать спокойно, но губы почему-то не слушались, их словно залили клеем «Момент». Да и вообще, всё тело было каким-то ватным, не моим, я с трудом смогла пошевелить кончиком пальца…

«Таня… Коля… АВАРИЯ!» — пронеслось вдруг в моей голове. И воспоминания о последних мгновениях яркой вспышкой озарили разум. Невыносимая боль от ран, хлещущая кровь, искореженные останки моей машины. Прощание с детьми. И безумная мысль: я хочу узнать, что такое любовь…

Значит, я всё-таки не умерла! В больнице сейчас лежу… Странно только, что не в одиночной палате. Хотя, наверное, детям не сообщили о том, что со мной произошло. Документы в груде металла, оставшейся от Кадиллака, не нашли или даже не искали. Или не успели они приехать. Да и ладно, я не гордая, полежу в компании. Главное, что я жива! Сейчас бы только открыть глаза да рот, чтобы бабку немного утихомирить, которая до сих пор вещает про то, что девушки, для их же блага, должны слушаться родителей и безропотно выполнять их указы. Совсем сбрендила, старая. Думает, наверное, что во времена царствования Романовых живет.

Ладно, пусть бормочет. Я сейчас от радости даже такое слушать готова.

Благо, боль отступила, и вроде тело в порядке. Руки-ноги чувствую, дышу полной грудью свободно, без аппаратов. Получается, не так и сильно я пострадала. Прав был юноша, который помогал мне, машина действительно хорошая у меня оказалась, уберегла…

Кстати! Нужно будет его потом найти, поблагодарить, что был рядом, отвлекал и помогал.

— …ну, подумаешь, не из местных он. Так, может, оно и к лучшему? Возможно, он мужем хорошим тебе станет. Состраданием не обделенный. Надиночка, ты ведь и сама понимаешь, не дали тебе образования должного, не ухудшай себе жизнь. Именем Великого заклинаю, умерь свой пыл. Смирись. Если поверенный жениха узнает, что ты пыталась с собой сделать, кто знает, какие у них там обычаи, порядки, не дай Великий, и головы лишить тебя могут! Я ведь тебя вырастила, выкормила. Ты мне как дочка…

— Смолчи. Стерпи! — патетично завопила вдруг бабка настолько пронзительным голосом, от чего я сама едва на завыла.

И, пока я силилась открыть хотя бы один глаз, в мою правую ладонь кто-то вцепился клещами.

— Не смейте меня трогать! — словно по волшебству рот открылся, и я рявкнула.

Глаза тоже наконец-то распахнулись, и моему взору предстала… совсем не стандартная палата в больнице. Это, вообще, не походило на палату!

Довольно просторная комната, стены выкрашены в нежно-розовый цвет, пара небольших узких окон, через которые пробивался яркий солнечный свет. Странного вида светильник на потолке — круг с какими-то нелепыми шишками. Большая кровать, на которой я лежала, угол с убогими, будто сшитыми пьяным китайским слепым, одноруким «мастером», мягкими игрушками, в другом углу письменный секретер из темного дерева да пара дверей. Вот и всё, что было в этой непонятной комнатке. Ну не считая стула и сидящей на нем бабки с пышным белоснежным чепцом на седых кудряшках, в черном старинном платье на необъятных формах. Если это ВИП-палата в частной клинике, то у владельца этого заведения точно «не все дома»!

— Н… Н… Н… — бабку заело, как старую, испорченную пластинку. — Н-на…

— Не трогайте меня больше, — стряхнув её пальцы, я нахмурилась. — Кто Вы? Что это за больница? Как она называется?

— Б… Б… — старуха решила меня поразить знанием алфавита? До этого пусть и бредила, однако речь была более разнообразная и наполненная хоть каким-то, но смыслом.

Я попыталась приподняться, однако заметила вдруг очередную странную вещь: моя грудь… моя хорошенькая, аккуратненькая грудь второго размера почему-то сейчас была размером с два арбуза.

Мозг замкнуло.

Это что получается? Мне, кроме обычных операций, ещё и пластику сделали? «Красоту» попутно навели бонусом?! Я так с ума сойду!

Приподняв немного голову, я с ужасом сдвинула дрожащими пальцами тонкое атласное одеяло, которым была укрыта, и нервно хихикнула — старомодная сорочка с рюшками… Это уже перебор! Да я их всех тут, в этой клинике, засужу! Что за издевательство над больными с этими тематическими палатами и бабками-косплейщицами?!

А… может, я попала в ад? И это мой персональный? А что? Сходится!

Схватившись за грудь, пощупав, помяв, убедившись, что вроде настоящая, я немного оттянула ворот сорочки, и моя голова рухнула обратно на подушки. Размер четвертый, не меньше. Да ещё и тельце, судя по тому, что я увидела, рыхлое…

Кстати, мои пальцы…

Поднеся правую руку к глазам, я хлопнула ладонь на лицо, чтобы больше ничего не видеть.

Вместо длинных пальцев с аккуратным маникюром — коротенькие тоненькие пальчики с неровно обгрызенными ногтями.

Это точно самый настоящий ад!

— Ч… Ч… — бабка перешла на следующую букву, а я, не в состоянии спокойно лежать, перевернулась на бок и, подобравшись к другому краю кровати, буквально сползла на застеленный темным ковром пол. Попутно отметив, что и на ногах педикюра нет, а сам размер ноги не более тридцать пятого, и совсем не моего родного сорокового, выпрямилась. И, держась за стенку рукой, медленно, аккуратно переставляя маленькие ножки, поплелась к ближайшему окну.

Устало прижавшись лбом к мутному стеклу, я подняла взгляд к небу… И забыла как дышать.

Солнце было. Да, но не родное, не Земное. Больше по размеру и с каким-то странным, различимым даже невооруженным взглядом, красноватым пятном на одном боку.

— Я в аду, — выдохнула обессиленно. — Умерла всё-таки…

— В аду? Н-надиночка… — бабка наконец-то смогла произнести что-то кроме буквы.

— Я не Надиночка! — рявкнула зло и, обернувшись, ещё раз осмотрела гротескную старуху в идиотском чепце. Пусть и выглядела она странно, но на черта не походила. Хотя мне-то откуда знать, как они выглядят? Верить рисункам в книжках или образам в кино точно не стоит.

— Надиночка! — патетично сложив толстые ручки на необъятной груди, старушка взвыла, снова повторив чужое имя, и мне на краткий миг даже её стало жаль. Казалось, она искренне ничего не понимает и волнуется.

Но я чертовке верить не буду! Вон какая актриса… Больших и малых театров.

— Какая я вам Надиночка? Вы бы с данными сверились в своем адском журнале поступлении душ. Надежда меня… звали, — скривившись, понимая, что тоже сейчас несу какой-то бред, в сердцах махнула рукой и пошлепала к ближайшей двери. В желании проверить, что за ней скрывается и что мне новый мир готовит, точнее, какие апартаменты в аду мне подготовили.

— Надиночка… — бабка шмыгнула носом, и внутри меня снова что-то сжалось.

Никогда я не вела себя по-хамски, особенно по отношению к пожилым… Но я уже в аду, правда совсем непонятно за какие такие «заслуги», поэтому можно хотя бы на чертей выплеснуть свое плохое настроение в связи с внезапной гибелью…

Добредя до двери, с трудом распахнула её и обнаружила, судя по большой лохани в центре крохотной комнатушки и цветному горшку, «ванную комнату», обставленную в лучших традициях века эдак шестнадцатого. И я уже хотела закрыть дверь и ползти дальше, однако тут взгляд зацепился за узкое, но зато в полный рост зеркало.

Не щадя ног своих, я рванула на максимально возможной скорости к нему, желая увидеть в какую «красотку» меня превратили…

Однако, несмотря на весь тот ужас, который я себе уже представила, на «меня» было довольно приятно посмотреть.

На вид девушке в зеркале было лет восемнадцать, может, двадцать. Тонкие и выразительные черты лица, небольшой носик, полные розовые губки, дымчато-серые глаза и толстая коса рыжих с красным оттенком волос. Некогда и у меня они были такого же цвета, но с возрастом он постепенно словно выцвел, да и количество самих волос сократилось раза в два.

Портило общую картину только немного полноватое тело без намека на то, что им хоть когда-то занимались. Я даже задрала длинную сорочку до самой шеи и осмотрела внимательно себя с ног до головы. Грудь… пусть мне никогда и не хотелось больше второго, и мой размер меня полностью устраивал — полная, высокая, упругая мне понравилась. Немного расстроил небольшой рост тела, но длина ног, сами пропорции были невероятно ладными, всё такое аккуратненькое и приятное взору. Таких девушек ещё частенько называют куколками.

В общем — нужно было только поработать немного над телом: похудеть, подключить спорт… И неплохо! Очень неплохо получится! Ещё и совсем молодое оно мне досталось…

Правда, если уж говорить откровенно, я бы с огромным удовольствием вернулась в свое, а это вернула хозяйке. Пусть моё и не молодое, но оно моё, которое меня полностью устраивало и которое я всегда поддерживала в хорошей форме. В родной мир, к детям…

Интересно, как они там? Надеюсь, что у них все будет хорошо, и их поддержат в трудную минуту. О деньгах им не нужно беспокоиться: я всё заранее предусмотрела, и равные доли моей компании достанутся обоим. Так же, как и значительные суммы на счетах в российских и швейцарских банках вместе со всем моим имуществом…

Пальцы сами собой разжались, тонкая белая сорочка с рюшками скользнула по телу, а я, склонив голову, ударив со злости по поверхности зеркала, тихонько заплакала.

Меня не страшила мысль, что я умерла и попала в ад, меня, вообще, ничего в жизни не пугало. Я всегда была сильной. Видя перед собой проблему, разрабатывала четкий план и шла к цели, не сворачивая… А сейчас, оставшись без родных детей, которых любила всем сердцем, испугалась. За их жизни, что не смогу им больше помочь, не удастся их более обнять, прижать к себе. Утешить, подбодрить словом или просто помолчать, наслаждаясь их обществом…

— Надиночка, — старушка, подойдя настолько тихо, что я её не услышала, взяла меня за плечи и, развернув к себе, прижала к своей большой груди. Гладя по волосам, она успокаивающе забормотала: — Милая моя. Всё-таки синецвет сделал своё дурное дело — памяти твоей навредил. Меня забыла. Всё забыла! А я все понять не могла, что с тобой творится. Слова непонятные какие-то из уст твоих сыпались. Вела себя странно… Ну ничего, уверена, дитя, образуется со временем всё. Жаль только, что времени-то у тебя и нет. Уже завтра утром поверенный жениха твоего приедет, а на вечер твои родители свадьбу запланировали… Как бы убедить их отложить её? Так ведь не согласятся… И что делать? Как мне тебе помочь? Лекаря-то я снова позову деревенского, но что он может? Бестолочь, одним словом. А на столичного денег родители сразу отказались давать — сказали, совсем туго с деньгами. Окаянные! За тебя ведь столько золота дали, мельком я слышала, так на ту сумму полгорода скупить можно… А им на кровиночку жалко. Напоследок могли бы хотя бы так тебе любовь свою выразить. Может, удастся их убедить…

Её слова достигали моего сознания, но осмыслить их из-за горя и боли от разлуки с детьми я пока не могла. Слезы продолжали течь по щеками, и огромную благодарность к этой женщине за сочувствие и поддержку было не выразить словами. Пусть она и принимала меня за кого-то другого, вернее сказать, за прошлую владелицу этого тела. И мысли о том, что старушка какая-то чертовка, желающая мне зла, а я в аду, мгновенно померкли. Я, прижатая к её груди, успокоилась, в голове прояснилось. И я начала соображать быстро и четко, как всегда привыкла — сопоставлять факты в общую картину, разрабатывать план действий.

Итак, что мы имеем?

Чужое тело. Другой мир. Неужели я стала попаданкой, как в фэнтези-романах, которые некогда читала Таня? Помнится, я чуть ли не стеллажами скупала ей книжки с красочными обложками, где девушки, все сплошь красотки, обнимаются с разными эльфами, драконами и прочей нечистью… точнее, их аналогами — мужиками сказочными. Звучит нелепо, но пока это самая логичная теория. Буду придерживаться её. И прикидываться, для своей безопасности, потерявшей память особой…

Далее. Что ещё старушка говорила?

Что девушка, по имени Надина, в теле которой я сейчас нахожусь, выпила какую-то отраву, синецвет. И чудом выжила. Но, боюсь, бедняжка не выжила, раз в её тело каким-то образом попала я… Интересно, это как надо было её довести, что она на такой поступок решилась? И кто это сделал? Пока под роль злодеев попадают её родители, которые решили её выдать замуж за какого-то мужчину, что заплатил за это огромную сумму денег. Ещё она упоминала, что он не местный. Это мне пока вообще ни о чем не говорит… А это значит, что первым делом нужно узнать о себе, кто «я» такая, побольше. Потом об этом мире.

Какой-никакой, а уже план!

— Я… я ничего не помню, — выдавила из себя пусть и не ложь, но полуправду, отчаянно покраснев: врать мне отчаянно не нравилось, потому, видимо, я этому «искусству» так и не научилась. — И имени вашего тоже…

— Катарина, дитя. Меня зовут Катарина. Нянька я твоя, — старушка ещё крепче прижала меня к себе, отчего мне уже стало трудно дышать, но вырываться не стала: уж больно уютно мне было в её крепких объятиях, спокойно. — С младых лет растила я тебя. В четыре года тебя отдали мне на воспитание… И, вот, совсем никчемная из меня вышла нянька. Не смогла уберечь тебя. Научить быть смиренной, где надо. Уж больно ты свободу любишь. Тебе бы парнем родиться… А вот Микаэлю как раз девкой уродиться стоило — всё за юбку матери цепляется да пакости только и умеет строить, поганец. Но, увы, так уж Боги распорядились и Высший указал…

Внезапно с хлопком открылась дверь, и донесся резкий, противный, с визгливой интонацией женский голос:

— Пришла в себя, значит! Подстроила всё! Хочешь напоследок нам с отцом ещё больше жизнь испортить, неблагодарная дрянь!

Судя по тому, что вопли становились громче, нервная дама стремительно направлялась к нам.

— Леди Эльвина! — уже буквально вжав в себя целиком, будто желая укрыть от опасности, умоляюще воскликнула Катарина…

И тут кто-то, а именно та истеричка, схватив мою косу, со всей дури дернула меня на себя, вырывая из мягких объятий старушки.

От боли я застонала, и прежде чем что-то успела понять, меня настиг сильный удар по лицу.

— Дрянь! Да как ты посмела! — ещё один удар, но уже по другой щеке…

— Умоляю, леди Эльвина! Не ради… не ради Надиночки прошу. Что скажет поверенный, увидев…

Злость бушующей волной поднялась откуда-то из самых темных глубин моего сердца. И пришло уже ясное осознание того, что встретилась я с особой, которая точно приложила свои поганые ручонки к тому, что бедная девушка по имени Надин выбрала в столь юном возрасте вместо жизни смерть…

— Руки. Убрала, — отчеканила я и ловко перехватила руку женщины, что собралась ещё раз ударить меня.

— Что-о?! — миловидное лицо женщины, обезображенное уродливой маской гнева, исказилось ещё больше.

— Ещё раз тронешь — пеняй на себя, — произнесла ледяным тоном, сжимая до боли её запястье.

И, глядя в злые глаза женщины, дала себе зарок отомстить этой гадине за испорченную жизнь несчастной девушки, которую, вероятно, постоянно так угнетали. А ещё за то, что посмела поднять на меня руку.