Я тебе не верю

Глава 38. Любить тебя так больно

Проснулась я от того что мягкая пушистость пропала, и теперь я прижималась не к пушистому волку, а к парню. Под щекой равномерно билось сердце, он все еще спит. Открыла глаза медленно, не желая, чтобы он проснулся. Поза то такая нетривиальная: он лежит на спине, одна рука под моей шеей, вторая лежит сверху на моей коленке, а все по тому, что я почти лежу на нем, закинув правую руку и ногу сверху. Декольте опять стало маловато, так что моё добро вывалилось, пока я спала, ему на живот. Надо же кубики на животе имеются, внизу темненькие волосики ведут к моей коленке. Кажется, я ему все «добро» ногой зажала. И хорошо, что зажала, а то джинсы не вынесли превращения, так что его срам прикрыт только трусами. Судя по тому как «мягко» коленке, он и правда спит. Футболка в отличие от штанов не пострадала, растянулась только сильно. Убрала коленку, перед этим скинув его конечность. Что-то я разлеглась на нем сильно по привычке. Затем медленно начала поднимать голову с руки, его веки дрогнули, как будто вот-вот проснется, так что, чуть не завизжав, пытаюсь запихнуть декольте на место и ретироваться пока он не увидел мой срам. На ноги поднялась и застыла, потому, как волк просто повернулся на другой бок и снова, кажется, задремал. Смотрела на это действие я с неприкрытым ужасом.

Испуг прошел, сонливость тоже и остался только стыд и красные щеки. Это кружевное недоразумение от Марго уже бесит неимоверно! Подошла к шкафу, он все еще был открыт. Оглянулась, альфа-козел еще спит. Дернула на застежку раз, второй, ничего не получилось. Захотелось ругаться, но я только закусила губу от злобы. Не расстегнулся! Попыталась за лямку дернуть, чтобы через верх снять, но эта зараза так впилась в кожу, что это было просто невозможно. Захотелось реветь от злости, но я не стала. Вытащила из шкафа свое любимое голубенькое домашнее платье, натянула его, не обращая внимания на саднящую боль.

Повернулась и передо мной возникло две проблемы: Кай на коврике и желание поесть. Поскольку первая проблема дрыхла и была потенциально безопасной, я разобралась с ней путем накрытия почти с головой собственным одеялом. Пускай лучше поспит, вид у него в последние дни был ужасный, да и лучше, когда он такой молчаливый и не опасный. Взглянула на его лицо и внизу живота потянуло. До чего же он милый, когда спит, и не скажешь, что самовлюбленный козел с замашками садиста.

Вздохнула тяжело, в который раз жалея, что вообще с ним встретилась. Просунулась через слегка приоткрытую дверь в коридор. Сколько времени прошло? Взглянула на часы, уже вечер. Посмотрела в комнату, Кристины и Юры не наблюдалось. Может позвонить им? Но тогда альфа-козел проснется, проблем не оберешься. Вообще надо бы свалить из дома по-тихому, вот только идти мне некуда. Денег нет, а есть хочется. Зашла на кухню, щелкнула выключатель, загорелся свет. Даже посуду за собой не помыли, в ресторане, что ли питаются?

Настроение, подогреваемое болью от лифчика, портилось с каждой минутой. Кай само собой свою порцию не доел, моя так же стояла на столе. Сгрузила посуду в мойку, занялась обычными домашними делами. Как будто это не я с трехметровым волком недавно спала. Сгрузила остатки еды на одну тарелку, поставила ее в микроволновую печь. Открутила таймер и с удивлением поняла, что еду никто не убрал, но радио выключил. Потянулась, что бы включить, но передумала. Вымыла посуду, когда уже вытирала руки и вспомнила, как громко пищит микроволновая печь, так что сразу же бросилась к ней. Рванула дверцу, пока она не запищала и потянула руки к тарелке и обожглась. Перегрела тарелку.

Мужские руки скользнули под моими и вытащили тарелку из печи и поставили на тумбу рядом.

Проснулся! Платье тонкое, не то, что халат. Ощущаю жар, исходящий от его тела, ровно вздымающеюся грудь. Теплое дыхание над макушкой, он прижался к ней слегка колючим подбородком.

— Ты не ушла. — Сказал он вдруг тихо, совсем не похоже на себя.

Его руки оставили тарелку и накрыли мои упирающиеся в столешницу. Это все слишком интимно. Его запах повсюду, он щекочет ноздри. Жар его тела расслабляет, так что мне кажется, я плавлюсь, как метал под его нажимом.

— Есть захотелось. — Говорю резко и вырываюсь из кольца его рук.

Беру посуду, накладываю себе тарелку. Ему еду не кладу, на него не смотрю. Щеки пылают огнем, кто же знал, что его новая тактика будет иметь такой эффект? Вот только зачем этот фарс сейчас, когда Юры и Кристины здесь нет. Ответ один — этот фарс для меня, а не для них. Неужели он думает, я просто забуду о том, как он вел себя раньше? Я что, по его мнению, доверчивая дура?! Сажусь на стул, на то место где раньше Кристина сидела. Наткнула картошку на вилку, отправила кусок в рот и только тогда посмотрела на него украдкой. Кай стоял в одних трусах, слегка нагнувшись, и сжимал столешницу обеими руками. Я не видела выражения его лица, поскольку взъерошенные волосы падали ему на лицо.

Он опять злиться? Да сколько можно?! Я так устала ждать от него очередной выходки. Вздохнула тяжело и занялась едой. Он почти сразу перестал рушить кухонную поверхность, убрал волосы назад пятерней, почему-то в этом движении он мне показался безумно похожим на Юрку. Совсем что ли с ума сошла. Потом он поймал мой взгляд и улыбнулся, точно так же как Юра, от чего на спине выступил холодный пот. Дальше он молча набрал себе тоже еды и уселся на то место где сегодня сидел Говерла. Мы как будто играем их роли, честное слово. Молча смотрю на него, а он ест, ловит мой взгляд и снова улыбается, по-доброму, не зло и с ехидством как умеет. По телу идут мурашки, и я больше не хочу видеть, как он так делает. Утыкаюсь в тарелку и ем. Но делать все время так не получается, еда кончается, как и аппетит.

Поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом синих глаз. Он улыбается, но глаза холодны. Улыбается не как он, как Юрка и это бесит. Судорожно вздыхаю, откладывая вилку на стол.

— Как спалось? — Спрашивает он без подтекста, без издевательства, а буднично и по-доброму.

Не хочу ему отвечать, не хочу снова доводить, не хочу снова скандалить. Закрываю глаза руками и тяжело вздыхаю.

— Не делай так. — Прошу его тихо.

Тишина, он не отвечает долго. Судорожно дышу, мне не нравится. Мне это безумно не нравится!

— Почему? — Слышу, наконец, его спокойный вопрос.

Спокойствие — это так на него не похоже. Кай — это взрыв эмоций, он говорит и делает что хочет. Не обманывает, просто не говорит правды. Прямолинейный, злой, несдержанный и сильный — это он, тот, кого я знаю. Нежный, ласковый и добродушный, эти улыбки, касания и помощь — это не он, я его таким раньше не видела. Может все дело в том, что он такой злой только со мной. Только со мной ему не приходится сдерживаться и быть хорошим? Если бы не сегодня, не смогла бы в это поверить, что он может быть другим.

— Потому что ты не Юра. — Отвечаю ему и убираю руки от лица. — Никогда не будешь им.

В его руке вилка, он сгибает ее в кулаке, так что металл мнется. Глаза закрыты, грудь не двигается, как будто он не дышит. Он опять взбесился! Вздыхаю, до чего же с ним тяжело. Кусаю губы, и нерешительно протягиваю ладонь к его лицу. Почти касаюсь щеки пальцами, но он открывает глаза, и я испуганно убираю руку под стол.

Улыбается снисходительно.

— С чего ты решила, что я хочу быть похожим на него? — В голосе язвительные нотки, кладет искорёженную вилку на стол.

— А что ты тогда делаешь? — Поднимаюсь из-за стола, убираю свою тарелку и вилку в мойку.

— Экспериментирую. — Говорит он с насмешкой.

— Значит это просто твоя глупая шутка? — Включаю кран, и не спеша мою тарелку.

— И что же значит, твоя фраза, что я никогда не буду им? — Он меняет тему, хотя легко бы мог соврать. Кай не врет, просто уходит от ответа и молчит. Не говорит правды в лоб, потому и его действия вызывают такие смешанные чувства. Я его не понимаю, но может, когда-нибудь захочу понимать? Когда мы избавимся от связывания, или же поддадимся ему. Странно, но эта мысль вызвала у меня облегчение.

Если подумать, с Говерлой меня не связывает ничего, кроме моей влюбленности. Наоборот теперь с Кристиной его связывает куда больше, да еще он ей нравиться. Ревность показалась на горизонте, но я задавила ее в зародыше. Это же моя сестра, она не виновата в том, что случилось. Виноват тот, кто эту идею придумал, вот только с мертвых спросу нет. Возможно, я бы была счастлива, сложись все так, как должно было. Но с другой стороны, Юра не был бы счастлив. Ведь он не любит меня сейчас, а значит и тогда бы не любил. Так зачем думать о том, что было бы, если имеем то, что имеем?

Я не такой человек, что бы бороться за то, что никогда мне не принадлежало и принадлежать не будет. К тому же, как не серьёзно, не относилась бы Кристина к парням, я знаю, когда она не просто кокетничает. Он ей нравится, хотя бы тем, что они действительно связаны.

Вздыхаю. Но все равно, почему все так?! Тарелка выскальзывает из моих рук, но не разбивается в умывальнике, Кай ее ловит.

— И что же она значит? — Спрашивает он снова, стоя справа от меня и медленно ставя тарелку на место.

— То и значит. Вы совсем разные. — Отвечаю ему устало, в глазах стоят слезы, но я не хочу давать ему повод для насмешки.

— Так чего же тебе не понравилось, что я был… мил с тобой, если, когда это делал Юра, тебе всё нравилось? — При слове «мил» он коснулся моей руки, и я в испуге убрала ее.

Он разозлился и начал наступать, а я в свою очередь отходить.

— Почему ты дрожишь в моих объятиях от ужаса, а в его от желания? А? Что есть у этого низкорослого, а у меня нет? — В его словах нет и намека на то, что он не знает ответ. Он просто издевается, снова злиться, сам себя приводит в ярость.

— Я не могу сказать, что у него есть, а чего нет у тебя — это тебя не касается. Могу сказать только то, что есть у тебя, а нет у него. — Отвечаю ему, стараясь не смотреть в глаза. Отступила к столу, дальше отступать некуда, разве что броситься бежать в комнату, но это бесполезно, поймает.

— Почему же не касается? — Он стоит в шаге от меня, уперев руки в бока. Смотрит сверху вниз и во взгляде одна злость.

— Так ты не хочешь услышать, чего нет у Юры? — Делаю как он, ухожу от ответа.

— Хочу. — Отвечает он мне снисходительно, вот только взгляд все еще злиться.

— Ты сильный, у тебя слишком много власти. Она явно тебя по башке не раз ударила, потому ты говоришь то, что думаешь, и чужое мнение, чужие чувства тебе по боку. — Снисходительно улыбаюсь, мне нравиться его злить, кажется, я впервые это замечаю. Кровь бурлит в венах, это так не нормально, желать, чтобы он разозлился сильнее, чтобы ему было адски больно. Может я мазохистка, ведь знаю, что последует дальше в ответ на мои слова? Знаю, но все равно говорю, делаю шаг на встречу снисходительно улыбаясь. — Твоё единственное и главное достоинство — ты не врешь, ты уходишь от ответа. А недостатков… недостатков так много, что все не пересчитать! Но ты их и так, наверное, знаешь, да, альфа-козел?

Кай хватает меня за шею, сжимает волосы так, что становиться больно. Вторая рука прижимает к себе за талию. Он хочет меня поцеловать, безумно хочет — уверена. И я хочу, очень хочу, чтобы он это сделал. Все дело в запахе или в его горячем теле?

— Хотя мы никуда не спешим, и парочку недостатков можно сразу назвать: например, чрезвычайная жестокость. — Ядовито замечаю, вместо того что бы пойти на поводу у мимолетной слабости.

Он отпускает шею с волосами, но не талию.

— Но больше всего меня бесит то, что ты не знаешь, чего хочешь. — Говорю с вызовом.

— Ты хочешь, чтобы я хотел тебя? — С ухмылкой произносит он, и его рука медленно проходится по позвоночнику от талии к шее и обратно.

— Видишь, ты не врешь, только уходишь от ответа. — Ухмыляюсь, зная, что его это взбесит.

Он закрывает глаза и рычит, утробно, страшно.

— Ну что, тебе нравится, когда я веду себя так? Думаешь, мне понравилось, когда ты стал себя вести по-другому? — Опускаю голову и невольно прижимаюсь лбом к груди. — Не путай меня и мои чувства. Ненавидеть тебя намного проще, чем любить.

Он убрал руку с моей талии, его плечи опустились устало. Делаю шаг назад, упираюсь об стол. Смотрю себе под ноги и добавляю, понимая, что последняя фраза была лишней: — Неважно, зачем ты все это затеял, просто прекрати. Не обманывай меня так.

Мне хочется уйти, очень хочется. Его близость дурманит, взгляд в пол совсем не помогает. Он протягивает руку и касается моей щеки. Слишком нежно, слишком властно, заставляет посмотреть на него. По щекам катятся злые слезы. Я злюсь, я в ярости от того что он продолжает свою странную игру. Почему я злюсь, почему плачу? Да потому что он дает мне надежду, которую сразу же раздавит. Я не хочу опять ощущать эту боль, не хочу опять обжигаться, думая о нем лучше, чем он есть на самом деле. Хватит мне того что с Юрой я носила розовые очки и это сыграло плохую шутку с моими чувствами и надеждами. Если бы я была старше, то намного раньше поняла, что не стоит надеяться, не стоит воспринимать его хорошее отношение больше чем как дружеское. Возможно, если бы я сразу поняла, что ему нет до меня дела, моя влюбленность прошла бы намного раньше.

— С чего ты взяла, что я тоже не хочу так обмануться? — Спрашивает он тихо, почти целуя. Его губы почти касаются моих, но все же не целуют.

Дыхание сперло в груди, а голова кружится. Повсюду его запах и жар его тела. Он не удерживает меня больше, я сама почти касаюсь его губ своими. Он хочет, чтобы я сама его поцеловала, и я хочу сделать это. Вот только это неправильно, ужасно неправильно. Знаю, что, если поддамся запаху, его флирту, соблазну ничего хорошего из этого не получиться. Знаю, но остановить себя так сложно. Мне разбили сердце, желание забыться в объятьях Кая так велико, если дело и правда, только в этом. Но не думаю, что это так, тут еще и волчьи штучки замешаны. Сама я бы никогда такого не захотела, я всегда помню зло, что мне причинили, я не прощаю. Теперь же я почти готова забыть обо всем, что он мне сделал. Это не говорит обо мне ничего хорошего, наоборот я сама себе кажусь жалкой. Если остановить себя не могу, может попытаться остановить его, пока могу, пока это возможно.

— С того что ты привык причинять боль, а не ощущать ее. — Шепчу ему в губы, закрывая глаза. Я не против, если он сейчас взбеситься и вырубит меня, даже если сотрясение сделает не против. На всё готова только бы ушло это наваждение, пропало желание обмануться.

— Любить тебя уже безумно больно. — Говорит он и почти отстраняется, но слишком поздно.

Я подаюсь вперед, и сама целую его. Это впервые целуют не меня, а я кого-то целую по собственному желанию. Губы теплые, он не вырывается, застыл только. Подаюсь вперед и целую его еще. Не знаю, как обнять его, это все так неловко и неожиданно. Поднимаю руки и обнимаю за шею, зарываясь пальцами в волосы. Мне нравится, намного сильнее, чем, если бы на его месте был Юра с его кудряшками. Ощущения совсем другие, иные, более желанные, с более интимным подтекстом.

Кай как будто очнулся, слегка приобнял усаживая на стол. Теплые руки скользят от коленки к бедру под платье. На мгновение он сжимает бедра, заставляет прижаться к нему и невольно обхватить его талию ногами. Он хочет меня, очень сильно хочет.

Он не из тех, с кем можно просто поиграть, не из тех, кто отступиться, если я захочу все немедленно прекратить. Я знаю, что будет дальше, не боюсь этого. Может, потом я буду жалеть, нет, я точно буду очень сильно жалеть о своем поступке. Но сейчас мне все равно, я не хочу поступать правильно, хочу хоть раз пойти на поводу не своих принципов.

Кожа горит, пока он целует щеки, а потом шею. По телу мурашки, хочу, чтобы по его телу они тоже шли. Провожу по его спине одними подушечками пальцев, он вздрагивает. Наклоняюсь и резко кусаю его за шею. Он вздрагивает всем телом и рычит, почти выбив из меня весь дух, так сильно прижимает к себе. Лифчик еще сильнее врезается от этого в кожу, заламываю руку за спину, пытаясь расстегнуть это чёртово орудие пытки. Он как будто понимает меня без слов, проскальзывает под платьем руками и расстегает защелку. Одна рука проскальзывает под чашечку и сжимает грудь, пока вторая легко касается шеи, заставляя поцеловать его. Поцелуй долгий, такой тягучий и желанный, так стала кружиться голова. Он отстраняется, придерживая меня за затылок.

— Оказывается ты такая легкодоступная. — Говорит он, и я не сразу понимаю его слова.

Он убирает руку с моей груди, на лице его как будто жестокая маска. Моё тело вздрагивает и ноет от желания, а мозг не желает работать.

— Всего лишь по приставал немного, и ты уже на все готова. — Он улыбается, и я чувствую, как по щекам катятся слезы. — Но также совсем не интересно играть, если ты так легко сдаешься.

— Что? — Я не узнала свой голос, таким хрупким и тихим он был.

— Жалкая. — Он улыбается снисходительно и уходит. Просто уходит.

— Что? — Повторяю в пустоту.

Платье задрано почти до груди, лифчик сбился выше груди. Шея, лицо и губы горят от поцелуев, дыхание сбитое, прерывистое. Ноги раздвинуты, на бедрах алеют синяки.

Он играл, он просто играл!

Мысли, как пощёчины, бьют по лицу. В груди болью колотит ярость, и я кричу, сваливаясь на пол. Ударяюсь лицом о плитку и затихаю.

Все пахнет ним, но больше всего я. Его запах повсюду, но больше всего в моей памяти. Теперь я знаю, как сладки его поцелуи, и как жарко желание, которое они вызывают. Теперь я знаю, что такое настоящее унижение.