Ключ поворачивается на удивление легко и бесшумно. Я захожу в широкую прихожую, и первое, на что натыкается взгляд — дорогие мужские кроссовки и красные сапоги на шпильке.
Не спеша раздеваюсь, вешаю куртку. Руки почему-то трясутся, а сердце надрывно сжимается. Быстрый взгляд на зеркало — лицо бледное, в глазах лихорадочный блеск.
Все равно иду вглубь квартиры и останавливаюсь возле двери, из-за которой доносятся какие-то звуки. Уже трясутся не только руки, но и поджилки.
В груди давит. Колет. Больно, резко, насквозь. Даже дышать не получается. С трудом удерживаю себя от того, чтобы развернуться и трусливо убежать. Вместо этого натягиваю маску хладнокровной стервы и без стука захожу, медленно, по театральному картинно, хлопая в ладоши:
— И кто это тут у нас?
— Черт! — Влад, сидящий на краю кровати и натягивающий носки, от неожиданности сваливается на пол, а девка визжит, натягивая простынь до подбородка.
— Что ж так кричать, милая? — рассматриваю ее не таясь, в наглую. Блондинка, с кукольным лицом, огромными испуганными глазищами. Неплохой выбор, — У вас тут так интересно. Я просто постою в уголке. Полюбуюсь. Не возражаете?
— Влад, — пищит она, отползая в самый дальний угол кровати, — кто это?
— Никто, — Швецов поднимается с пола, не отрывая от меня бешенного взгляда, — всего лишь сестра моей жены.
Никто… Казалось бы, столько времени прошло. Уже должно быть все равно, но меня цепляют его слова. Царапают, задевая за болевые точки.
Девица хлопает глазами, не понимая, что происходит, а Влад тянется за брюками.
— Не буду вам мешать, голубки, — усмехаюсь и ухожу на кухню, — Кстати, я бы на вашем месте уже начинала прощаться. Ольга должна вот-вот придти.
Кто бы знал, как сложно изображать из себя стерву. Улыбаюсь, а губы дрожат. Говорю, а голос на грани того, чтобы сорваться на хрип.
Я ставлю чайник, достаю из шкафа первую попавшуюся чашку и щедро сыплю туда кофе. Потом стою у окна, рассеяно слушаю, как он ее выпроваживает. Не дышу.
Надо было все-таки уйти и вернуться позже, когда Ольга придет домой. Сделать вид, что ничего не произошло, разыграть «радость» от встречи.
— Позвонишь? — робко интересуется девица перед тем, как переступить порог.
— Конечно.
Ни черта он не перезвонит. Я-то знаю. Но дурочка верит, шепчет какую-то ласковую ересь и уходит.
Мы с ним остаемся вдвоем.
Я не могу заставить себя обернуться, поэтому продолжаю пялиться в окно, хотя ничего интересного там нет. Поздний мартовский снег, тяжелыми комками падает с неба, тут же превращаясь в кашу на асфальте, голые ветки деревьев, серые машины.
Не слышу его, но знаю, что стоит позади, смотрит на меня. Чувствую, как тяжелый взгляд проходит от макушки до пяток и обратно.
— Приехала, значит, — усмехается Влад, — внезапно.
От его голоса по коже мороз и толпа бешеных мурашек.
— Соскучился?
— Нет, — говорит так равнодушно, что не возникает никаких сомнений в его искренности.
Я все-таки оборачиваюсь. Смотрю на него поверх кружки, делаю маленький глоток несмотря на то, что кофе нестерпимо горячий, морщусь.
Швецов стоит, подпирая стену плечом. Босой, в одних спортивных брюках, висящих низко на бедрах. Я невольно веду взглядом по рукам, сложенным на груди, по четко вылепленным порожкам пресса и красивым косым мышцам живота.
Влад не шевелится, позволяя себя рассматривать, только карие глаза становятся совсем черными. Как у дьявола. Потом отталкивается плечом от стены и подходит ближе.
Непростительно близко — протяни руку и прикоснешься.
— Не подходи. От тебя воняет, — намекаю на девицу, с которой он совсем недавно кувыркался под одеялом.
— Что не так, Ясь? — он снисходительно улыбается, но в глазах плещется лютая стужа, — все как ты хотела. Разве нет?
Я хотела не этого. Но в жизни всегда приходится чем-то жертвовать ради своих целей, а потом остается только жить с результатами своего выбора. Мне казалось, что за эти годы, я научилась этому в совершенстве. Выдрессировала себя, выкинула все сожаления из головы. Из сердца. Научилась улыбаться, даже если внутри кипит и засасывает черное болото.
Только почему-то сейчас, глядя в темные глаза, хочется как в детстве, упасть на кровать, уткнуться носом в подушку и выть.
— Возможно, — жму плечами.
— Не скромничай, — очередная холодная улыбка, за которой стелется тьма, — Ты же любишь все за всех решать.
Это удар ниже пояса. Он это знает.
Я не успеваю ответить.
Раздается звук отпираемой двери, и в квартиру входит Ольга. Как всегда, одета по последнему писку моды. Прическа — волосинка к волосинке. Свежий макияж, такой, что его не видно, но он есть. Шлейф цветочных духов, с нотками горечи.
— А вот и я! — сообщает она, растягивая губы в радостной улыбке, — ну как вы тут? Чем занимаетесь?
Три года назад
— Ясь, улыбнись! — кричит Ольга и щелкает меня на камеру мобильного. Потом смотрит фотку, морщится, — подойдет для коллажа: я и моя сестра-бука.
Я не бука. Я занята подготовкой к диплому, и ужимки нарочито жизнерадостной сестренки не вызывают у меня ничего кроме зубного скрежета.
Так вышло, что она у нас шумная и легкая, а мне досталась роль «умной сестры». Она учится на дизайнера и шьет красивые платьишки, я — экономист, перемножающий в уме трёхзначные числа. Она любит знойное лето, я — осень, с ее туманами и проливными дождями. Она красивая брюнетка, а я… Ладно, я тоже красивая брюнетка. В этом мы с ней похожи.
Ольга младше меня на три года, и мы с ей единокровные сестры. Отец быстро утешился после смерти матери и привел в дом новую женщину, но я его не виню. Мачеха оказалась мировой теткой и всегда относилась ко мне как к родной.
Мы выходим из библиотеки. Я со стопкой методичек, Ольга — надувая пузыри из жвачки.
— Кстати, отец до тебя не смог дозвониться, — внезапно сообщает она.
— Я видела. Просто не могла ответить. Что-то случилось?
— Наверное. Не знаю. Сказал быть к ужину в семь.
Если отец велел явиться к семи, значит, на то есть веские причины. Я прикидываю, какие у меня планы на вечер и можно ли от них отказаться. Мы хотели с Марком сходить в кино, но придется отложить поход до лучших времен. Я без колебаний и лишних реверансов отправляю ему сообщение «Извини. Давай в другой раз». Для меня проблемы выбора не существует. Семейный ужин важнее.
Ольга, наоборот, ворчит, жалуется на родительскую тиранию, мешающую ей беззаботно наслаждаться молодостью:
— Меня, между прочим, на день рождения пригласили!
— Поздравляю.
Я неуклюжа. Стоит отвлечься на трескотню сестры, как цепляюсь каблуком за ступеньку и лечу вниз, нелепо размахивая сумкой, как чайка подбитым крылом. Мимо проносится вся жизнь — лестница высокая, крутая, по краю каждой ступени идет металлическая кромка. Ладно если нос разобью — его и подправить можно, главное шею не свернуть.
— Ярослава! — истошно кричит сестра у меня за спиной.
Мне от ее воплей ни горячо, ни холодно. Я жмурюсь от ужаса и представляю, как с размаху впечатываюсь в стену и стекаю по ней некрасивым красным пятном.
…Я действительно врезаюсь, но не в стену, а в чью-то твердую, словно камень грудь. Ноги совсем не держат, поэтому цепляюсь за мягкий кашемир свитера.
— Простите.
— Не извиняйся, детка. Я привык, что на меня девушки вешаются.
Это кто это у нас тут такой самоуверенный?
Он гораздо выше, даже не смотря на мои каблуки, поэтому приходится запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо.
Аж мурашки по коже…
Классические черты, волевой подбородок, прямой нос, глаза цвета темной карамели. Ему чертовски идет легкая небритость и ямочки на щеках, когда улыбается. И улыбка ему идет. И он это прекрасно знает.
— Да-да, знаю, — словно в подтверждение моих мыслей, — Я великолепен. Можешь, любоваться. Разрешаю.
Он веселится, а у меня то ли из-за падения, то ли из-за него самого, происходит разжижение мозгов и напрочь пропадает весь сарказм и красноречие. Вместо того, чтобы поставить на место самовлюбленного нахала, просто пялюсь на него, открыв рот и по-прежнему цепляясь за мягкий свитер. Под ладонями размеренно бьется сильное сердце, завораживая своим гулом.
— Яська! — к нам подлетает Ольга, — ты в порядке? Я так испугалась!
— В порядке, — нехотя убираю руки от своего спасителя и отступаю, высвобождаясь из кольца сильных рук. Тут же становится холодно и хочется обратно, будто отобрали что-то важное.
Похоже, мистер Великолепный с одного захода умудрился сразить меня своим животным магнетизмом. Профессионал.
— Спасибо! — она благодарит его вместо меня и улыбается так, что я могу пересчитать все ее пломбы.
— Спасать девушек, попавших в беду — это мое призвание. Если что обращайтесь, — он бесцеремонно, по-хозяйски обнимает меня за плечи, а я не дышу и молюсь, чтобы он не заметил, как меня перетряхнуло.
На этом наше общение обрывается. Спасатель томных дев считает свой долг выполненным и, заправив руки в карманы, неспешно уходит прочь.
— Кто это? — мрачным взглядом провожаю улыбчивого нахала, старательно не замечая того, как сердце в груди делает кульбиты, — я его раньше не видела.
— Мой будущий муж, — ошалело отвечает Ольга.
— Ты даже не знаешь, как его зовут, — фыркаю я, пытаясь заставить себя не пялиться на спину парня.
Хорошая спина. Даже через свитер просматриваются рельефы. Плечи широкие, расслабленные. Походка легкая, уверенная, пружинистая.
Он словно чувствует, что я смотрю. Разворачивается и, продолжая идти спиной вперед, насмешливо делает под козырек.
Меня отпускает, только когда он скрывается за поворотом. Воздух снова возвращается в легкие, шум в голове затихает, но колени все еще ватные и дрожат, а еще сладко щемит где-то в животе.
Наше общение ограничивается приветствием. Я говорю скупое «здрасте», он — «и вам не хворать». Дальше включается гостеприимная тетя Лена, и спустя пару минут все уже за столом.
Во время ужина мы с ним не обмолвились ни словом. Говорят в основном наши родители, ну и сам Влад. Я предпочитаю молчать, улыбаться, когда того требуют обстоятельства, и наблюдать за гостями. Старшие Швецовы мне не интересны, а вот потенциальный жених — очень даже.
У него глубокий голос, отменное чувство юмора и мальчишечья привычка в момент растерянности ерошить волосы на затылке. Ямочки эти проклятые на щеках — я на них и при первой встрече зависла. Красивые мужские руки, с длинными ровными пальцами и крепкими запястьями. Движения уверенного в себе человека. Он не стесняется активно жестикулировать и смеяться.
…И он прекрасно знает, что я его рассматриваю. Я вижу это в лукавой улыбке и насмешливо изогнутых бровях. Ловлю в двусмысленных фразах, когда говорит родителям, а на деле обращается ко мне.
Занятный парень. Точно не дурак, не простофиля. Но избавлять его от прозвища «Гоблин» не спешу. Я не привыкла верить внешности и тому, что человек выставляет напоказ. За привлекательным фасадом может прятаться такая уйма чертей, что в одиночку просто не вывезешь.
Мне приходится рассказывать о своей учебе и планах на будущее, смеяться над папиной историей о том, как он ездил на рыбалку и потерял там сапоги. Слушать с сотый раз уже не интересно и не смешно, но я хорошая дочь, поэтому поддерживаю отца. На Влада в этот момент не смотрю, но чувствую, что он тоже меня изучает.
Странная игра, от нее горячей волной бегут мурашки по спине, и мне это нравится.
После ужина тетя Лена утаскивает мадам Швецову в зимний сад, чтобы показать свои любимые орхидеи, а отец с Владимиром уходят в кабинет — потому что мужчинам надо серьезно поговорить. В итоге мы с Владом остаемся вдвоем за столом. Он с одного краю, я с другого. Молча, уже не скрываясь, рассматриваем друг друга, не спеша заводить разговор.
— Мужчины отправились серьезные беседы беседовать. Почему ты не там? — наконец, спрашиваю я.
— Мне с ними не интересно, — он жмет плечами, потом берет виноградину, подкидывает кверху и ловко ловит ее ртом. Позер.
— Со мной интереснее?
— Давай сбежим отсюда? — отвечает вопросом на вопрос.
Я смотрю в сторону кухни, с которой доносятся голоса старших женщин, потом в сторону коридора, ведущего в кабинет, и думаю: а почему бы и нет? В присутствии родителей мы всегда лучше, чем есть на самом деле. Мне хочется посмотреть на настоящего Влада, поэтому киваю на входную дверь.
Ему не нужно повторять дважды. С грацией леопарда он поднимается со своего места и протягивает мне руку. Я игнорирую этот жест вежливости и, наградив его снисходительной улыбкой, прохожу мимо. У меня каблуки, поэтому приходится красться на цыпочках, чтобы наш побег не услышали. Влад бесшумно идет следом, и я прекрасно знаю куда он смотрит. Чувствую. Его взгляд, как прикосновение.
Оказавшись на крыльце, я тихо прикрываю за нами дверь, а Швецов тем временем идет к машине. Это что-то непростительно большое, черное, блестящее полированными боками и лопухами боковых зеркал. Кто бы сомневался.
Он распахивает передо мной дверь, соседнего с водителем места, но я снова игнорирую очередную попытку быть галантным и демонстративно сажусь на заднее сиденье, специально испытывая нервы на прочность.
Мне нравится его реакция — тихий, короткий смешок. И все. Никаких тебе: я сказал садись, че выпендриваешься, рррр, и прочей лажи.
Плюс одно очко в копилку мистера Великолепного.
Он небрежно скидывает пиджак и бросает его на сиденье. Лихо выруливает со двора, уже не заботясь о том, что предки могут нас услышать, вдавливает педаль газа в пол и мчит по дороге, ведущей к городу.
Я сижу сзади и, вопреки здравому смыслу, опять щупаю его взглядом, не в силах просто отвернуться. Снова отмечаю какие у него широкие плечи, и как под тонкой тканью рубашки, перекатываются тугие мышцы. Упрямый, коротко стриженный затылок, притягивает как магнитом.
Так увлекаюсь подглядыванием, что не замечаю, как он сам наблюдает за мной в зеркало заднего вида. На мгновение теряюсь от внимательного взгляда, а потом чопорно указываю:
— На дорогу смотри.
— Как скажешь, капитан.
Мне не по себе, и я никак не могу понять почему. В машине будто нет воздуха. Вместо него — электрические разряды и гул высоковольтных проводов, а еще аромат его парфюма. Что-то горькое и одновременно свежее, с нотами хвои и сочного яблока. Едва сдерживаюсь чтобы не начать принюхиваться, жадно водя носом. Почему-то хочется узнать, как этот запах сидит близко к коже. Например, на загорелой шее, так контрастирующей с белым воротником рубашки.
Старательно смотрю в окно, пытаясь разложить по полкам свою реакцию на этого типа, но ни черта не получается. В голове полный сумбур и ни одной здравой мысли.
— Ну, что, Ясь, давай знакомиться по-настоящему, — он останавливается в самом неподходящем месте. Просто ни с того, ни с сего съезжает на обочину, глушит двигатель и оборачивается ко мне.
— Ты решил вывести меня в лес? — киваю на плотную стену деревьев за окном, — так себе романтика.
— Славка, как вчера все прошло?
С сестрой я встречаюсь только в универе, между парами. Она выглядит, мягко говоря, потрепанной. Жадно пьет воду из бутылочки, потом эту же бутылочку прижимает ко лбу. Видать, ночка еще та выдалась.
Впрочем, у меня не лучше. Я почти до самого утра не могла заснуть. Думала, вспоминала, предавалась не свойственным мне романтическим фантазиям с участием одного в край обнаглевшего котяры. Потом все-таки заснула, но лучше от этого не стало. Скорее наоборот. Этот гад такое во снах вытворял, что стыдно вспоминать.
— Отлично все прошло.
— Как Гоблин?
— Так себе.
Я осознанно вру сестре. Язык не поворачивается сказать, что мистер Великолепный и Швецов-младший — это одно и тоже лицо. Я почему-то сержусь на нее за то, что сестра тоже попадает под родительскую договоренность и запросто может стать вариантом номер два.
Она все равно узнает правду, но путь это произойдет не раньше, чем я разберусь со своими собственными тараканами, а то начнет виснуть на нем, путаться под ногами, лезть куда не просят.
К сожалению, сохранить секрет не удается, потому что после занятий, я снова нарываюсь на Ольгу в фойе у зеркала. Подруг рядом с ней нет, и некому ее отвлечь от моей скромной персоны, поэтому она тащит следом за мной на крыльцо и без умолку трещит о парне, с которым познакомилась вчера.
Я не особо вслушиваюсь, вместо этого ищу взглядом черную машину. И нахожу ее, чуть поодаль, возле студенческой парковки. Сквозь бликующее лобовое стекло смутно виднеется силуэт того, мысли о ком не давали мне спать всю ночь. Деталей не разберешь, но я точно знаю, что он смотрит на меня.
Машина моргает фарами, вызывая смятение в груди и странное размягчение в области коленок. Меня напрягает собственная реакция на парня, о существовании которого еще вчера утром я даже не подозревала. Меня настораживает тот сумбур, что растекается в голове, стоит только ему оказаться поблизости.
— Ты куда? — удивленно спрашивает Ольга, когда я, вместо того чтобы отправиться на остановку, иду в другую сторону.
— У меня встреча, — цежу сквозь зубы. Раздражение от того, что она за мной увязалась, нарастает с каждой секундой.
— С кем?
— С Гоблином, — я очень надеюсь, что упоминание навязанного жениха отобьет у нее желание идти следом за мной, — кто-то же должен отдуваться.
К сожалению, своими словами я достигаю прямо противоположного эффекта. Сестра вытягивает шею, пытаясь рассмотреть того, кто сидит в машине.
— Тебе нечем заняться? — останавливаюсь, встаю у нее на пути, перекрывая обзор.
Ольга удивленно таращится на меня, хлопая глазами, потом по ее губам растекается виноватая улыбка:
— Я поняла. Ты на меня сердишься за вчерашнее? За то, что я тебя бросила?
— Да, — проще согласиться.
— Ну, Ясь, не злись, — заискивающе жмется ко мне, — Сама знаешь, день рождения, праздник…Ты должна меня понять и простить.
— Понимаю. Прощаю. Счастливого пути, — киваю в сторону остановки, весьма толсто намекая на то, что ей пора.
— Фу, Ярослава! Нельзя быть такой букой! — она обиженно надувает губы и все-таки отстает от меня, а я иду к машине, чувствуя, как ее хозяин за мной наблюдает.
Что за взгляд у него такой? Будто трогает!
Стоит забраться в салон, как на меня буквально обрушивается шквал ощущений, вышибая из легких весь воздух. Нахал просто берет и целует меня! Пусть безобидно, в щеку, но меня сначала простреливает до самых пяток, а потом разбивает паралич.
Надо возмутиться, дать пощечину за наглость, а я вместо этого смотрю на него с открытым ртом и не могу выдавить из себя ни звука.
Влад усмехается и, довольный произведенным эффектом, заводит машину.
— Ну что? День номер раз?
Я уже не уверена, что хочу давать ему эти две недели. Что-то подсказывает, что придется нелегко, что Швецов не из тех, кто любит полумеры. Скорее из тех, кто льет напалмом, напирая так, что нет времени одуматься и найти пути к отступлению. Опасно.
Едва мы отъезжаем от парковки, прилетает послание от сестры:
«Это ТОТ самый парень???»
Кого она подразумевает под громким словом «ТОТ», догадаться несложно. Рассмотрела все-таки, коза глазастая.
Отпираться смысла нет, поэтому отправляю короткое: «тот».
«И ты мне не сказала??????» — количество вопросительных знаков намекает, что сестра вне себя от гнева.
«А была должна?»
«Так не честно!»
«Ты сама вчера сбежала. Никто тебя не заставлял» — хладнокровно напоминаю о ее вчерашнем побеге.
«Я бы вернулась!»
Тоже мне счастье. Неизвестно, как бы вчера сложилось наше общение с мистером Великолепным, если бы сестра осталась дома.
«Все, тебе пора. Хорошего вечера»
«Яся! Какого черта ты решаешь пора мне или нет?! Немедленно возвращайтесь за мной!»
Ночью меня будит сначала звонок, потом сообщение. Я в принципе не очень люблю людей, которые имеют наглость названивать и написывать после полуночи, поэтому спросонья хватаюсь за мобильник, намереваясь высказать все, что думаю о паразите, посмевшим нарушить мой сон.
Оказывается, это Швецов.
Я пытаюсь рассердится, но не выходит, сердце, наоборот, радостно сжимается от предвкушения. Открываю сообщение, и вижу там не слова, а самый настоящий крик души.
«Срочно отзовись! Вопрос жизни и смерти!»
От волнения кровь бросается к щекам, не попадая на кнопки, я торопливо пишу:
«Что стряслось?»
«Мне надо знать, могу я к тебе прикасаться в течение этих двух недель?»
От неожиданности хлопаю глазами и пять раз перечитываю сообщение. Я чуть не поседела от страха, а он с какой-то ерундой!
«Ты нормальный вообще?!»
«Ты не ответила на мой вопрос».
Наглый. Бестактный. Противный. Гоблин
«Нет. Не можешь ты ко мне прикасаться! Даже не мечтай! Держи свои лапы при себе!»
«Да? Жаль. Значит, это будет сложнее, чем я думал».
Почему-то представляю, как он ерошит волосы на затылке.
«Ты меня только ради этого разбудил?»
«Да. Спокойной ночи. Целую.»
Вот ведь гад. Только откладываю телефон в сторону, как экран снова светится.
«Зато теперь ты будешь думать о том, от чего отказываешься».
Хронический гад.
Я просто выключаю телефон, небрежно бросаю его на тумбочку и отворачиваюсь к стенке, в надежде снова заснуть, но Швецов оказывается прав.
Я действительно думаю о том, а что если…
Следующий день проходит в суматохе. Я отрабатываю пропущенные занятия, правлю текст диплома и бегаю по универу за неуловимым научным руководителем, который должен проверить мою работу.
Иногда в перерывах сталкиваюсь с Ольгой. Она демонстративно воротит от меня нос, всеми силами изображая униженную и оскорбленную, и явно ждет моих извинений, а я просто пробегаю мимо. Мне не за что извиняться.
Потом нарисовывается Марк с претензиями. Оказывается, я обещала ему позвонить, а не позвонила.
Мне неловко говорить, что все мои мысли сейчас заняты другим мужчиной, и нет желания устраивать разборки, поэтому что-то вру про бешенную нагрузку в универе и сурового отца. Он вроде успокаивается, говорит в трубку, что любит и отключается.
О его звонке я забываю сразу, потому что следом звонит Швецов:
— Как насчет того, чтобы пообедать вместе? Я знаю прекрасное местечко с отменной пастой.
— Не зоопарк? — скептически уточняю я.
— Нет, — Влад смеется, — хорошего понемногу.
Я не голодна, но у меня даже мысли не возникает отказаться о встрече с ним. Мне хочется его видеть. Такое чувство будто я…соскучилась.
— С удовольствием.
— Заехать за тобой?
— Не надо. Я на такси. Скидывай адрес.
Я не просто так отказываюсь от царской колесницы. Есть подозрения, что Ольга будет меня караулить и попытается прорваться с боем.
Паранойя оказывается оправданной, потому что, выйдя на крыльцо, я замечаю сестренку. Она стоит возле пышно цветущей клумбы вместе со своими подружками, но слушает их рассеянно, водя взглядом по сторонам. Потом замечает меня и начинает крутить головой еще активнее. Предсказуема, как шпала.
Ищет машину Влада и, не найдя, решительно идет ко мне, в результате возле такси мы оказываемся практически одновременно.
— Ты куда? — спрашивает таким тоном будто ждет, что буду отчитываться.
— На маникюр, — говорю первое, что приходит в голову.
— Я с тобой.
— Зачем ты мне там? Сидеть и смотреть под руку мастеру? Или будешь кофе мне носить? Если да, то поехали, — распахиваю перед ней дверцу, прекрасно зная, что сестра взбрыкнет, — я люблю крепкий и без сахара.
— Сама себе кофе носи, — фыркает она и уходит.
Тихо посмеиваясь, я провожаю ее взглядом и еду к Владу.
И снова он меня удивляет. Прекрасным местечком оказывается уличное кафе на окраине.
— Твои пристрастия к странным местам меня пугают, — ворчу я, усаживаясь на неудобный плетеный стул.
— Поверь мне на слово, здесь такая кухня, что пальчики оближешь, — невозмутимо отвечает он, листая тонкое потрепанное меню.
— Тогда всецело положусь на ваш вкус.
— Во-о-т. Это правильно. Люблю покладистых женщин.
— За покладистостью — это точно не ко мне.
— Я уже понял, что ты у меня с характером.
Это «у меня» приятно обволакивает небо, перекатывается на языке, сладким ядом проникая в кровь.
«Я не думал, что ты такая трусиха»
«Я тоже не думала» — пишу, а у самой щеки краснеть начинают. Влад мне сто раз звонил, но я всеми силами игнорировала его попытки связаться. Слишком живы были воспоминания, слишком сильно меня пугала собственная реакция на него.
«Предлагаю бороться с твоими страхами вместе. Хочу пригласить тебя на свидание. Как насчет романтичной прогулки завтра вечером? Съездим на пристань. Полюбуемся на закат. Только ты и я. Как тебе такое предложение?»
«Нет! Я с тобой теперь только в людных местах встречаться буду»
«Невозможная трусиха» — мне почему-то кажется, что в этот момент Влад смеется. Самодовольно так, по-гоблински. Он же не слепой все прекрасно увидел. И как тряслась, и как глаза прикрывала. Теперь точно уверен в своей неотразимости. Впрочем, он и до меня комплексами не страдал.
«Тогда, может, ресторан?»
«На ресторан согласна. Но! Столик бери в центре зала! Чтобы быть у всех на виду!»
«Боишься, что утащу тебя в укромное местечко и надругаюсь?»
«Боюсь, что не смогу сказать нет» — правда дается мне на удивление легко.
Он отвечает не сразу. Думает над моим признанием, переваривает.
«Может, тогда ну его, этот ресторан? Давай ко мне?»
Вот котяра. Только дай слабину, и тут же готов идти напролом.
«Мечтай больше. Хочу ресторан».
«Думаешь, тебя это спасет?».
В простом вопросе одновременно насмешка и сладкая угроза. И, черт побери, мне хочется, чтобы он ее воплотил в жизнь! Но, как всегда, включается режим неприступной королевы.
«Где и во сколько?»
«В семь, в Ромео. Устраивает?»
«Более чем. До встречи».
Я откладываю телефон в сторону, смотрю в потолок, пытаясь собраться мыслями. В общем занимаюсь всем тем, что так любят делать девушки — рефлексирую и загоняюсь. А потом, окончательно измотав себя, ухожу в душ и долго стою под горячими струями, рисуя на запотевшем стекле сердечки и Я+В=?
Это наше первое настоящее свидание. Не прогулка с сахарной ватой в зоопарке, не перекус в забегаловке на окраине, а самое, что ни на есть настоящее. Поэтому я собираюсь с особой тщательностью. Провожу пол дня в салоне: крашу ногти, волосы, глаза и вообще все, то можно накрасить. Делаю укладку. Выщипываю брови.
Потом зачем-то покупаю новые комплект белья, хотя прекрасно знаю, что сегодня не позволю Швецову его увидеть. Это нужно мне, для большей уверенности. По той же причине выбираю чулки. Нежность кружев и гладкость шелка — это возбуждает, дарит внутренне ощущение собственной неотразимости. Я хочу быть неотразимой, такой чтобы Влад дар речи потерял.
Из дома мне удается выбраться незамеченной. Сестра еще днем куда-то упорхнула по своим делам, а то бы не упустила шанса закатить очередную истерику. Еще бы потребовала взять ее с собой.
До «Ромео» удается добраться без приключений, а вот уже там накрывает по полной. Потому что меня встречает Влад, с огромным ворохом цветов. И выглядит он, будто только сошел в обложки модного журнала. Темно-серый костюм на его плечах сидит так, что хочется упасть и плакать от восторга, а еще лучше облапать его всего, жадно бормоча «мое, мое, мое». Ну и конечно же снова ямочки. Потому что этот Гоблин улыбается.
Все. Я пропала. Мой иммунитет на красивых и самоуверенных самцов дает сбой и пропускает Швецова через все защитные барьеры. Еще пара таких встреч и я сама буду умолять его отнести меня в свою пещеру и придаться страстной любви на звериных шкурах.
— Прекрасно выглядишь, — у него глаза просто сияют. Он смотрит с таким восторгом, что невольно начинаешь чувствовать себя просто неотразимой. Королевой. Да что там королевой! Богиней! Вот что может сделать один взгляд влюбленного мужчины.
Я смущаюсь от своих мыслей.
Он действительно влюблен в меня? Это все настоящее? Не сказка, не мираж? Так хочется в это верить, хотя бы сегодня.
— Ты тоже…ничего, — бормочу глупости, и чтобы скрыть волнение утыкаюсь носом в цветок. Он обволакивает сладкой нежностью, сплетаясь ажурной вязью с терпким запахом хвойного яблока. — цветы тоже красивые.
К счастью, Влад обходится без шуток и иронии, просто подставляет мне локоть, ждет, когда я осторожно прикоснусь к нему трепещущими пальцами и ведет меня внутрь.
Только бы не упасть! Ноги аж трясутся.
Я как никогда остро чувствую, что на мне чулки. Искрящаяся ткань жемчужно-золотистого платья струится по обнаженным бедрам, холодит кожу, распаляет и без того разгулявшуюся фантазию. Наверное, я все-таки не зря надела новое кружево.
Он действительно заказал столик в самом центре. И я уже жалею о своем поспешном требовании быть у всех на виду. Мне хочется украсть его у посторонних, потому что такого, как Влад, самки чувствуют издалека. Тут же подбираются, принимают выигрышные позы, стреляют глазками — на него трепетно, на меня с нескрываемой яростью, шеи сворачивают, чтобы проводить его взглядом. Даже официантка и та прыгает рядом, как собачонка, пытаясь привлечь внимание.
Мы с Владом не вернулись ни в этот ресторан, ни в какой-нибудь другой. Просто гуляли по набережной, ели мороженое. Разговаривали. Много, о разном. Смеялись.
С ним оказалось легко и уютно. Есть такой тип мужчин, которые располагают к себе одним взглядом. Без замашек властного тирана и томного мачо, создают вокруг себя ауру, в которой хочется греться.
А на Швецове природа вообще расстарась и очень гармонично объединила все три ипостаси: мистера Великолепного, Гоблина и Хаски.
Вроде взрослый, работает на серьезной должности, в солидной компании, а дури, как у какого-нибудь беззаботного студента. И юмор у него местами жутко черный — как мне нравится. Я просто балдела, перлась от каждого мига, проведенного рядом с ним, и порой ловила себя на мысли, как я вообще жила без вот этого всего.
Мы с ним даже код секретный разработали на тот случай, если сестра снова вздумает шпионить и влезет в нашу переписку.
— Значит, так, дорогая моя Ярослава! Слушай, вникай, запоминай. Вычитаем от настоящего времени час. Например, если я тебе пишу — давай встретимся в пять, это значит, что встреча состоится в шесть. Понятно? — сурово спрашивает Влад, а у самого в глазах смешинки скачут.
— Более чем. А что будем делать с местом?
— Здесь все просто. Выбираем одно, постоянное. Да хоть вот эту набережную, возле колеса обозрения. Встречаемся всегда здесь, а потом вместе едем куда нужно.
— А в письме пишем, что в голову придет? Допустим какую-нибудь подпольную бургерную на другом конце города?
— Обожаю «добрых» женщин, — смеётся он, — в общем, если я тебе пишу: в пять в пельменной «Три поросенка». Это значит в шесть на набережной.
— Договорились
— Пожалуй, я прямо сейчас тебе пришлю приглашение. На тот случай, если сеструха твоя снова решится на диверсию.
— А, давай.
Он строчит мне послание, а я хихикаю как дурочка, представляя, как сестра сломя голову бежит на другой конец города, а нас там нет. Смешно, конечно. Но мне нравится играть в партизан.
Тем более, это просто игра. Сейчас, здесь, с ним. А дома с Оленькой будет совсем другой разговор. Кому-то пора поправить ей корону и объяснить, что не стоит мешаться под ногами у старшей сестры, ибо за это может крупно прилететь.
Домой я пришла через пару часов. Влад был без машины, поэтому отвез меня на такси, а потом отправился к себе. Сидя рядом с ним на заднем сиденье, я все ждала, что поцелует. Что еще чуть-чуть. Вот, вот, сейчас, еще немного и это случится.
Не случилось. Швецов держался в рамках приличного. Руки не распускал, в шею больше не дышал, и мне почему-то казалось, что делал он это специально, тихо посмеиваясь про себя, когда видел, как ёрзаю на месте и замираю от каждого взгляда.
Довести решил! Гоблин!
Ладно, я девочка стойкая, умная, меня таким не проймешь. Наверное…
— Ясь, привет, — отец встречает меня в прихожей.
— Привет, пап, — целую его в щеку, — Ты чего не спишь?
— Тебя жду. Поговорить хотел.
— Ну давай поговорим, — я с блаженным стоном скидываю туфли на высоком каблуке и ковыляю в гостиную к дивану. Ноги от долгой прогулки просто гудят. Знала бы, что так все обернется — шла бы на свидание в кроссовках.
— Что у вас произошло с Ольгой?
— Ммм, ничего, — закидываю ноги на мягкий пуфик и исподлобья смотрю она встревоженного отца, — чего она наговорила?
— Что ты ее обижаешь.
— Ну это понятно. А детали? Чем именно я ее обижаю…на этот раз?
— Она пришла домой, вся в слезах, с букетом и сказала, что ты сорвала ей свидание с Владом.
— Ай да я, ай да стерва, — ухмыляюсь, а ладони сами сжимаются в кулаки.
Вот коза! Все с ног на голову перевернула.
— Говорит, что ты заставила его уйти.
— Понятно, — устало тру лицо руками, прикидывая как лучше поговорить с сестрой: сразу закопать ее в кадке с фикусом, или все-таки попытаться достучаться до здравого смысла.
Что это вообще за детский сад? На что она рассчитывает? На то, что меня будут ругать? Да мне все равно, ругай — не ругай, все равно сделаю по-своему. Вроде не первый год вместе живем, должна бы уж знать. Или думает, что Влада ее выходки впечатлят? Так это она зря. Не тот этот человек, чтобы от таких фокусов в восторг приходить.
— На самом деле все не так? — аккуратно интересуется отец.
— Не так. Ты прости, пап. Я не буду все детали рассказывать и жаловаться. У нас на жалобах Оленька специализируется. Скажу только, что это у меня было свидание с Владом.
Он недовольно морщится и качает головой:
— Я уже жалею, что сказал вам разбираться самостоятельно. Надо было самому выбрать невесту для Швецова, и дело с концом.
— Пап, расслабься. Мы действительно сами разберемся, — я с кряхтением встаю с дивана и целую его в лысеющую макушку, — пойду я спать. Устала.
— Как это переезжаешь? — вопит Ольга, — Куда?!
— К Владу.
— Пап, скажи ей!!!
— Ей, — отвечаю вместо него, беру со стола яблоко и с громким хрустом откусываю, — мм, вкусно.
Сестра на грани того, чтобы упасть на пол и кататься из угла в угол, как она любила это делать в детстве в отделе игрушек.
— Яся, а вы не торопитесь? — с сомнением спрашивает тетя Лена.
— Торопятся! — тут же подхватывает младшая.
— Да помолчи ты! — цыкает на нее мать, — нет, если у вас все серьезно, чувства, эмоции и все остальное — это здорово. Но вы знакомы-то сколько? Месяц?
— Три недели.
— Тем более. Зачем так быстро съезжаться? Совместный быт — это дело такое…а если еще дети пойдут.
— Лен, ну что ты ворчишь. Мы ж с тобой живем, и ничего, не подрались. И тоже, между прочим, быстро съехались, и Ольга у нас сразу получилась, — усмехается отец, — и эти притрутся.
— А тебе лишь бы только договор со Швецовыми закрыть! Постыдился бы! Чай не корову продаешь, а дочь родную к мужику жить отпускаешь.
Папа смущается, краснеет и салфеткой вытирает внезапно заблестевшую лысину:
— Да, нет. Что ты такое говоришь, — мямлит, отводя взгляд в сторону.
Я до сих пор не пойму, как он умудряется сочетать в себе две противоположные натуры. На работе, с подчиненными — зверь, а дома совсем другой человек.
— Никуда она не пойдет! — Оля топает ногой, — пусть дома сидит!!!
— Конечно, родная, у тебя забыла спросить, — бросаю ей огрызок яблока, и она по инерции его ловит. Злится еще больше. Бросает его в меня, а я уворачиваюсь. В результате огрызок попадает в стену.
— Иди, убирай!
— Ну, мам!
— Я не для того дом драю, чтобы ты тут своими капризами разбрасывалась!
— Она первая кинула!
— Я просто поделилась. Как ты любишь.
После «Трех поросят» отношения с сестрой опустились ниже некуда. Она не простила мне подставу, а я не нуждалась в прощении. Замкнутый круг. Родители периодически пытались нас мирить, но все заканчивалось очередным скандалом. Потому что единственный расклад, который устраивал Оленьку — это чтобы я перед ней извинилась, а заодно перестала встречаться с Владом.
Перебьется.
— Девки, цыц! — сердится тетя Лена.
Я молча киваю, сажусь на свое место, а Ольга продолжает что-то ворчать и получает еще одно замечание от своей матери. Только после этого затыкается и идет убирать несчастное яблоко.
— Ясь, ты девочка взрослая, умная, сама со своими проблемами всегда разбираешься. — продолжает мачеха. — Я тебя ни коем случае не отговариваю, только ты подумай хорошо. У тебя столько планов было, столько перспектив.
— Все планы в силе.
— Ты думаешь, он тебя отпустит? Влад Швецов не похож на человека, который будет спокойно ждать, пока его девушка по заграницам, да по практикам мотается.
— Разберемся, — морщусь я.
На самом деле этот вопрос стоит довольно остро. Швецов действительно бесится, когда речь заходит о стажировке. Он чертов собственник, из той породы мужиков, которые готовы весь мир положить к ногам своей женщины, и при этом не понимают, что у нее могут быть свои амбиции и планы.
Отчасти я могу его понять. У него перед глазами своя модель счастливой семьи: отец, который все решает и всего добивается, и мать, которая ни в чем не нуждается, и вообще не знает, что такое работа. Он строит наши отношения по той же схеме, а я никак не могу объяснить ему, что хочу иначе, что со мной такое не прокатит.
Но об этом я молчу. Это мои проблемы, и я их сама решу без помощи и подсказок со стороны родителей.
— Когда ты планируешь переехать? — спрашивает отец.
— Сегодня.
— Но…как же вещи…
— Мне много не надо. И вообще, все, что нужно я уже перетаскала к нему.
— Ох, отчаянная ты девица, Ясенька.
Может быть.
Это я вначале мялась и долго думала: начинать-не начинать, верить-не верить, а теперь, когда решение принято — пойду до конца. Мне нужен Влад. Мне нравится наблюдать за ним, когда он спит и невесомо прикасаться к колючей щеке. Мне нравится сидеть вечером перед телевизором и «смотреть» фильмы, а на самом деле целоваться до потери пульса. Мне нравится то, как он на меня смотрит, и нравится то, в какую женщину я превращаюсь под этим взглядом. Мне нравится в нем все.
— Дура она! — кряхтит Ольга, — злая и жадная.
Это уже переходит все границы.
— Кстати о жадности, — мило улыбаюсь сестренке, — Юрий Валерьевич… помнишь такого? С кафедры иностранных языков? Так вот, он тут на днях подходил ко мне и жаловался, что ты долгов нахватала на два года вперед.
Ольга шипит. Смотрит на меня так, будто сейчас набросится, а я продолжаю:
Всю дорогу я давлюсь своими чувствами, не в состоянии отдышаться после нервной встряски, которую мне устроили.
Я пытаюсь понять, это нормально или нет, когда вот так крутит. Когда перед глазами раз за разом встает картина того, как Ольга на нем висла. Или того, что было бы, позарься Швецов на ее прелести.
Ревность уродское чувство. Мне кажется, раньше я была счастливее, потому что не знала каково это, когда все сжимается внутри, и кажется, что в воздухе не осталось кислорода.
Я иду домой, но не к нам с Владом. Возвращаюсь туда, где родилась, росла, жила всю сознательную жизнь. Меня несет вперед вовсе не ностальгия и не тоска по родительскому гнезду, а ярость, кровожадное желание рвать и крушить.
Дом встречает меня тишиной. Отец еще на работе, тетя Лена или по торговому центру гуляет, или к подругам ушла.
А Ольга…Ольга должна быть где-то здесь. Я эту гадину нутром чувствую.
Я поднимаюсь на второй этаж, без стука захожу в ее комнату и слышу халтурное писклявое пение, доносящееся из ванной. Сегодня я ненавижу ее голос. Мне хочется сделать кляп и затолкать его ей в рот, чтобы больше никогда не слышать гадких слов.
Вода выключается, но песни по-прежнему льются одна за другой. Наверняка, вертится перед зеркалом, изображая звезду.
Чувства такта у меня не осталось. Стыда и совести тоже, поэтому я бесцеремонно распахиваю дверь.
Так и есть, Ольга стоит перед высоким, во весь рост зеркалом и поет, используя вместо микрофона бутылку с шампунем.
Увидев меня в отражении, она затыкается, замирает, по-кукольному вытаращив глаза:
— Яська, ты что тут делаешь?
Похоже она вообще не парится о том, что произошло. Подумаешь, притащилась к парню сестры и попыталась ему в штаны залезть. А чо такова?
— К тебе пришла. Поговорить.
— Пфф, у меня нет времени. Я занята, — снова поворачивается к зеркалу и строит глазки своему отражению.
— Зато я нет, — и прежде, чем эта зараза успевает отреагировать, хватаю ее за волосы и прямо как есть, голую и сырую вышвыриваю в комнату.
— Ты сдурела? — она некрасиво падает на ковер, — Я маме скажу!
— Да хоть папе! Ты какого черта сегодня устроила?
— А что? — тут же ядовито улыбается, — Владик вспоминает про меня?
— Да ему вообще по барабану!
— Ну-ну, утешай себя.
— Еще раз спрашиваю. Чем ты думала, когда к нему лезла? Ты же прекрасно знаешь, что мы живем вместе, что у нас все серьезно, и все равно посмела к нему сунуться!
— И что из того, что вы живете вместе? Сегодня под одной крышей, а завтра разъедетесь. Что же теперь себе во всем отказывать из-за тебя?
Это уму не постижимо.
— То есть ты считаешь, что это нормально?
— Конечно, Ярочка. Ты же знаешь, я всегда делаю, что захочу. А сейчас я хочу Влада. Тем более он так пахнет. Мммм, — гадина мечтательно прикрывает глаза, — у меня до сих пор на языке горечь хвойного яблока.
Почему-то упоминание этого запаха окончательно выбивает меня из колеи. Это мой Влад! И никто не будет его нюхать кроме меня!
Я отхожу от нее. Бешеным взглядом веду по стене и натыкаюсь на полку, где выставлена Ольгина коллекция стеклянных статуэток котов. Она с детства их собирает.
— О, что это у нас тут? Котяточки? — одним жестом сметаю все ее побрякушки на пол. Что-то с треском разбивается, что-то закатывается под кровать, а на что-то я наступаю с особым удовольствием.
— Ты чокнулась, — визжит она, — это же мое!
Следом за котятками на пол отправляются ее фотографии в золотых рамочках, книги к которым никто никогда не прикасался, все бумаги со стола.
— Что ты творишь??
— Разве не понятно? Делаю то, что хочу. В твоем духе, — в стену летит ее планшет и любимая палетка с тенями, а потом белье из верхнего ящика комода.
— Ты дура! — она бросается на меня.
Только я сильнее. И злее.
Отталкиваю ее от себя так, что она снова валится на пол, и не даю ей встать, тут же наматывая волосы на кулак.
— Еще раз сунешься ко мне, и я не задом, а мордой тебя буду возить. И не по ковру, а по асфальту.
— Я все родителям расскажу, — воет Ольга.
— Да мне плевать! Рассказывай. Что ты меня ими все пугаешь? Я тебя и при них отделаю!
Прощай адекватность, сдержанность и здравый смысл. Меня будто закоротило. Накрыло тьмой, единственное желание которой крушить.
— Влад мой. Запомни это! — дергаю так, что у нее слезы из глаз брызжут, — не можешь запомнить? Я тебе сейчас на морде напишу.
Хватаю перманентный фломастер, зубами срываю колпачок, отплевываю его в сторону и заношу грозное оружие над сестрой.
— Не надо. Пожалуйста, — визжит она, прикрывая ладонями лицо.
Боже, да я просто озверела. По-другому и не скажешь.