Глава 30


Тебя я нашёл (а пришлось потрудиться) в центре Киммеля[i]. Ты стоял в фойе и болтал с парочкой творческого вида студентов: один с туго затянутым хвостиком и в потрепанном костюме-тройке, а второй — с ног до головы изрисованный татуировками и украшенный разными колечками. Я не стал лезть в разговор или отвлекать тебя, явно вы ведь обсуждали нечто ужасно важное. Я прислонился к подоконнику и открыл тетрадь, куда записал созданный утром стих, чтобы перечитать его в который раз. Не слишком ли он идиотский, чтобы отдать его тебе?

По главной лестнице туда-сюда спешили десятки ног. Большая часть проходящих были одиночками, но иногда встречались и небольшие группы. Между мной и тобой пролегало метров семь пустого пространства, но то и дело кто-то заслонял обзор. Я пытался одновременно сосредоточиться на оценке своего творчества и не упустить тебя из виду.

Как только я заметил, что ты со своей разноцветной компанией сдвинулся с места, я закрыл тетрадь и последовал за вами. Несмотря на твой новый цвет волос я даже со спины (точнее, со спины — особенно) легко узнавал тебя: по лёгкой, чуть подпрыгивающей походке, по характерной жестикуляции (видимо, ты что-то объяснял своим спутникам). Вы поднялись на пятый этаж и зашли в главный актовый зал. Я следовал по пятам по лестнице и по коридору, но в проёме остановился, не зная, можно ли заходить в культурную обитель простым обывателям. Мне почему-то показалось, что, стоит мне перешагнуть порог, все кто внутри, срочно оторвутся от своих дел и уставятся в мою сторону, узнать, кому это хватило наглости войти без приглашения в святая-святых для новоиспечённых Моцартов, Джеймсов Блантов и Рианн. Такого знакомства с твоим миром мне не хотелось, поэтому я решил подождать тебя снаружи. Когда-нибудь же ты всё равно должен был выйти.

Но я ошибся. Ты ушёл за кулисы и пропал. Очевидно, там была ещё одна дверь.

Я побежал по коридору, оглядываясь по сторонам и пытаясь сообразить, куда должен вести запасной выход из актового зала. Наверное, на дополнительную лестницу, чтобы артисты могли спокойно заходить в зал, минуя публику. Где-то там должны быть гримёрки и прочие комнаты. Да, это был всего лишь мой университет, а не Мэдисон-сквер-гарднер[ii], стадион гигантов[iii] или театр Амбассадор[iv], но мне казалось, что это действительно место, где собираются только особенные люди, которых не встретишь в обычной жизни. Либо же они превращаются здесь из простых прохожих в рок-звёзд.

Я завернул за угол, потом ещё раз. Я был в центре Киммеля всего пару раз и практически не знал его планировку, но предположил, исходя из внешнего вида корпуса, что коридоры ведут по кругу и замыкаются в прямоугольник. Значит, в конце концов, я должен найти то место, куда ты вышел, надо только обойти актовый зал снаружи.

Через несколько минут, проявив чудеса ориентирования, я нашёл коридор, из которого можно было попасть в актовый зал с другой стороны. Но, вот незадача, стеклянная дверь, сквозь которую хорошо просматривались входящие-выходящие артисты-студенты, была заперта на ключ. Я всё видел и даже немножко слышал, но никак бы не смог приблизиться. В конце этого творческого коридора я заметил поворот, куда уходили люди, накидывая на себя куртки, и иногда возвращались с румяными щеками. Там был выход на улицу! И ты, наверняка, давно ушёл.

Я прислонился к стене и стал думать, где я ещё смогу найти тебя. Пойти к твоему дому и ждать тебя там? Но как я объясню, откуда знаю, где ты живёшь? Сделать вид, что просто шёл мимо? Но вопрос в том, сколько раз мне надо «нечаянно» пройти мимо, чтобы застать тебя? А вдруг ты ещё не ушёл, и я смогу поймать тебя на улице?

Не поверишь, но мне даже в голову не пришло, вернуться в зал и, пройдя твоим путём, отыскать тебя.

Я ещё раз взглянул на коридор сквозь стеклянную дверь и попытался представить, где, относительно главного входа, должна быть дверь, к которой ведёт та лестница. Вдруг одна из дверей открылась, и оттуда вышел ты, на этот раз один. У меня в голове что-то щёлкнуло, и я изо всех сил побарабанил по стеклу. Оно даже задребезжало.

Ты повернулся и прищурился, глядя на меня. Подошёл поближе всё с тем же выражением недоумения, а может, подозрения на лице. Но, оказавшись в трёх метрах от меня, ты, видимо, узнал меня, и твои брови и губы сложились в чёткую фразу, которую я чуть ли не услышал через стекло: «ты ненормальный?». Я раскрыл тетрадь на страницах с моим стихотворением и приложил к стеклу так, чтобы ты смог прочитать. Я не особо надеялся на то, что ты примешь мои правила игры, но, может, хотя бы дашь мне шанс встретиться в нормальном месте?

Ты посмотрел на мою тетрадь, несколько секунд читал, потом твои губы шевельнулись. Наверно, ты что-то сказал. Вот бы знать — что! Ты показал на своё запястье, скрытое под неизменной чёрной перчаткой без пальцев, потом постучал по нему. Я далеко не сразу сообразил, что ты спрашиваешь время, ты уже успел потерять терпение. Я показал тебе часы, и ты стал писать пальцем буквы на стекле. Мне пришлось развернуться боком, чтобы легче было воспринимать текст, написанный задом наперёд. Ждать, пока я распознаю твои слова, ты не стал и, закончив всё, что хотел написать, ты развернулся и ушёл. Напрасно я стучал в дверь, ты даже не обернулся. Хорошо, что я кое-что всё же понял. Ты, судя по всему, назначил мне рандеву в фойе. Вот только когда?

Я побежал на первый этаж, занял одну из скамеек и стал ждать.

— Надолго устроился? — услышал я из-за спины твой голос уже буквально через минуту.

Я поднялся и посмотрел на тебя. Так близко я ещё я тобой не находился. Ты выглядел таким материальным, настоящим, что я вспомнил, как решил, будто ты моя галлюцинация, и внутренне посмеялся над собой.

На тебе была накинута тонкая блестящая материя, изображающая звёздное небо, поверх футболки в обтяжку, а ещё от тебя несло густым ароматом косметической отдушки, и поперёк брови красной краской была нарисована молния. Я протянул тебе тетрадь, предполагая, что ты заберёшь её и уйдёшь по своим делам, но ты даже не вынул руки из карманов.

— Ты понял, что я написал тебе?

— Кажется… вроде… Наверно не все, — промямлил я.

Ты отошёл от меня на шаг, а потом поманил меня рукой и пошёл к лестнице, ведущей наверх. Я быстро бросился следом, чтобы не потерять тебя снова, но немного перестарался и даже обогнал тебя на ступенях. Ты косо посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я и сам понял, что должен идти сзади. Я немного отстал и пошёл так, что на меня ровно попадала твоя тень, отбрасываемая лампами, висящими вдоль стен.

Мы вернулись к актовому залу. Ты зашёл вовнутрь, я немного помялся на пороге и, не дожидаясь, когда ты обернёшься, всё-таки преодолел этот незримый барьер между миром простых смертных и царством студенческой богемы. Через весь зал, сцену, включая ту часть, которая пряталась за кулисами, и часть коридора, который я уже видел сквозь стеклянную дверь, я шёл следом за твоей спиной и по дороге разглядывал твою накидку. Кто ты здесь — артист или режиссер? Наверно, все эти люди, занятые своими творческими делами и не обращавшие на меня ни капли внимания, были твоими знакомыми, может, даже друзьями. Вот бы было здорово оказаться кем-то из них, и уже чужими глазами взирать на нас. Что бы я тогда увидел?

Ты остановился перед одной из совершенно одинаковых дверей, населявших коридор, коротко постучал и зашёл. Внутри было нечто вроде диджейской комнаты: столы с компьютерами, колонки, музыкальная аппаратура. Часть комнаты выглядела рабочей студией какой-нибудь радиостанции, а другая — уютным чайным уголком с креслами, кофе-машиной на низеньком столике и мохнатым ковром под ногами, на котором лежал лист бумаги с надписью «в обуви не наступать». На одном из кресел, по-турецки сложив ноги, сидел парень с хвостиком, которого я уже видел в твоей компании, когда ждал тебя у актового зала. Он держал в руках толстенную стопку листов альбомного формата и увлечённо их пролистывал, делая пометки погрызенным карандашом.

— Дин, оставишь нас на пару минут? — спросил ты, остановившись в миллиметре от ковра.

Парень поднял взгляд на тебя с лицом, полным недоумения. Видимо, уходить он не собирался, но ты дал ему какой-то знал, понятный только вам двоим, и Дин послушно сунул ноги в ботинки. Через десять секунд его уже и след постыл. Просто чудеса конспирации, я бы даже если и был поумнее, всё равно бы ничего не понял.

Ты подошёл к одному из компьютеров, который был включён, и, заслонив его спиной, запустил какую-то программу.

— Давай сюда, — приказал ты мне, указав на тетрадь.

Я открыл нужную страницу, даже загнул её для удобства и протянул тебе. Но ты не взял её, а постучал ладонью по столу.

Насколько же я был тебе неприятен, что ты даже не желал соприкасаться с тем, что держал в руках я?

Подавив обиду, я положил своё стихотворение туда, куда ты указал и с ожиданием неминуемого сеанса унижений, стал смотреть на тебя. В какой-то момент я подумал, вдруг это всего лишь моя фантазия говорит, что я тебе противен, а на самом деле ты хотел, чтобы тетрадь лежала на столе по другой причине. Но нет, ты не развеял мои сомнения и, чуть наклонившись над стихом, без рук стал читать. Наверно, это было очень неудобно, но ты даже не попытался подвинуть к себе тетрадь.

Потом ты поднялся, по-прежнему держа руки в карманах, и отошёл от стола.

— Садись.

Я сел, а ты надел на меня здоровенные наушники с торчащим впереди микрофоном. На экране передо мной горела рамочка программы с ползунками.

— Читай.

Ты хотел записать мой стих на аудио? Это было единственным, что пришло мне тогда в голову.

Да-да, я был глупым и даже не заподозрил подвоха.

Я не стал раздумывать, для чего тебе это и, стараясь представлять, что передо мной творчество известного поэта, чтобы не умерить со стыда сразу же, начал читать.

— Не так, — ты перебил меня уже после первой строчки. — С выражением. Представься, скажи, что посвящаешь стихи мне, а потом читай так, словно веришь каждому своему слову, как будто от этого зависит твоя жизнь.

Я еле сдержался, чтобы не обернуться к тебе — ты стоял за моей спиной, положив руки на спинку моего стула — и не выпучить глаза от недоумения. Ладно, есть задача, нужно её выполнить, раз ты этого хочешь. Таковы правила игры. Если я всё сделаю правильно, ты повысишь меня в статусе с проходного игрока до участника основного состава.

Я поправил микрофон. Ты наклонился ближе, подмигнул мне и быстро нажал кнопку на клавиатуре. Движение было мимолётным, но я успел заметить на тыльной стороне ладони какие-то отметины. Рисунок? Татуировка? Ты толкнул мой стул в нетерпении.

— Меня зовут Тейт Хардинг, — произнёс я в микрофон. — Я хочу прочитать своё стихотворение, которое написал для Френсиса…

Ты снова толкнул стул, но на этот раз так, что я чуть с него не свалился. Естественно, я замолчал и повернулся к тебе. Но ты, вместо того, чтобы пояснить, что от меня хочешь, развернул меня спиной к компьютеру. Несколько секунд я слышал, как ты нажимаешь на кнопки, а потом ты крутанул меня обратно, и я увидел в раскрытой программе «блокнот» слова: «Меня зовут Ференц Чейн. Начни заново».

Очень сложно было заставить себя отвлечься от разных мыслей, вызванных твоим поведением. Тоненький голосок интуиции подсказывал мне: «беги отсюда, ничем хорошим это не кончится». Но я слишком долго ждал возможности стать тебе ближе, поэтому отмахнулся от всех сомнений и сосредоточился на задаче.

— Меня зовут Тейт Хардинг и я хочу прочитать стихотворение, которое посвящаю Ференцу Чейну.

Ты похлопал меня по плечу и шепнул «молодец». Я взял в руки тетрадь и стал читать, стараясь вложить в свой голос все эмоции, которые переживал, ища тебя и каждый раз упуская.

Когда слова закончились, я выдержал десятисекундную паузу и обернулся. В комнате я был совершенно один.


[i] Основной центр, где проходят культурные, спортивные и прочие мероприятия Нью-Йоркского университета

[ii] Одно из самых известных зданий для проведения мероприятий в Нью-Йорке

[iii] Стадион в Ист-Резерфорде, штат Нью-Джерси, со вместимостью в 80 тысяч человек. Снесен в 2019 году

[iv] Бродвейский театр, расположенный в театральном квартале Манхеттена


Загрузка...