Я твоя тень

Глава 32

Закончив свою гневную тираду, я замолчал, и некоторое время просто стоял и пытался отдышаться. Напротив меня зависло пять недоумевающих лиц, а откуда-то, словно из-за густого и осязаемого тумана, чей-то голос настойчиво звал меня по имени. Я закрыл глаза, зажмурился изо всех сил, затем открыл глаза. Искусственный жёлтый свет оказался слишком ярким, всё плыло. Прямо передо мной зависло несколько силуэтов, отнимая последний воздух в, и без того душном и пропахнувшем смесью туалетной воды и пота, помещении. Что-то холодное попало мне на лицо.

— Веди его на свежий воздух, — услышал я чей-то тихий голос.

— Ага, давай сюда, — ответил ему другой голос.

Перед глазами замелькали полосы света и темноты, а потом я вдохнул холодный уличный воздух, как умирающий от жажды в пустыне — последнюю каплю воды.

Вокруг было темно и почти тихо. Кроме прошуршавших шинами по асфальту пары автомобилей, кто-то довольно громко дышал мне в ухо. Я попытался обернуться и только сейчас сообразил, что кто-то приобнимает меня за талию так, как будто без его или её помощи я не устою на ногах. Я закрыл глаза и втянул приятный ночной воздух через нос и уловил лёгкий аромат духов. Пусть это будешь ты, подумал я, хотя и понимал, что такой исход событий просто нереален. В лучшем случае это Росс, а самый реальный вариант — бармен или охранник, прибежавший на шум и выгнавший меня из заведения.

— Ну чё, лучше? — кто-то сказал мне прямо в ухо.

Я вывернулся из объятий и обернулся. Это и, правда, был ты. Я так изумился такому повороту, что попятился, запнулся за что-то и шмякнулся на землю. Вместо того чтобы смеяться надо мной ты подошёл и протянул мне руку. На лице у тебя появилась добродушная улыбка. Не знаю почему, но я обратился внимание на то, что она тебе очень идёт.

Откуда-то из-за спины появился Нильс.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он холодным тоном, сквозь который всё же проскакивали нотки беспокойства. — Нужно вызвать врача?

— Думаю, он в порядке, — ответил за меня ты. — Сейчас подышит и пройдёт. Иди, собирай барахло. Мы пока пройдёмся.

Нильс сверкнул глазами, в которых горел недобрый взгляд, и скрылся в баре. Ты снова приобнял меня, и мы пошли вдоль дороги, перешагивая через заледенелые лужи и жёлтые пятна света от фонарей.

— Я вот что думаю, — сказал ты мне опять в ухо, и я чуть поёжился от звона, — мы же не посвятили тебя в Братские узы. Девочки проходили посвящение, а ты — нет. Надо исправлять это. Согласен?

Я кивнул, хотя вовсе и не собирался соглашаться, просто никак не мог сообразить, почему после всего того, чего я наговорил, ты так нормально разговариваешь со мной. Это даже пугало.

Мы дошли до конца квартала и остановились на перекрёстке. Горел красный свет. Я кучу раз видел, как ты ходишь и на красный свет, а даже вообще мимо переходов, но сегодня тебя что-то остановило. Моё присутствие? Или тебе некуда было спешить?

Светофор медленно отсчитывал секунды, а я пытался придумать, чем заполнить паузу. Надо было пользоваться моментом, мы так редко оставались наедине, а сейчас ситуация как раз располагала выяснить, почему ты так странно отреагировал на мою истерику.

— Френсис, можно спросить?

— Ага, только меня не так зовут. Но ладно, валяй.

— Ты… ты не обиделся? — я с трудом выдавил эти слова и стал с замиранием сердца ждать, что же скажешь. Не помню, чтоб я когда-то задавал тебе настолько личный вопрос. Чувства — это же самое интимное, что есть в человеке.

— На что это? — в твоём голосе прозвучало удивление. Не знаю, это ты хорошо притворялся или просто думал о своём, поэтому выпал из контекста. Но я был уверен, что ты довольно быстро понял, о чём я говорю.

— На мои слова… Я столько всего наговорил. Я сожалею.

Ты мягко оттолкнул меня и посмотрел так, словно я чокнутый.

— Когда?

Это явно был твой глупый розыгрыш, и я начал злиться. Когда же ты успокоишься? Неужели ты совсем никогда не дашь мне шанса нормально с тобой поговорить? Мне не хотелось начинать всё заново, поэтому я постарался успокоиться и представил себя, как когда-то учил психотерапевт, на лоне природы, где есть только я, журчащий водопад и внутренняя гармония.

— Несколько минут назад, когда мы были внизу. Ты сказал, что я обиделся, а я… В общем, сказал, что ты крыса.

— Ого! — воскликнул ты, но твоё лицо не подсказало мне ничего о твоих мыслях. — Ты считаешь меня крысой? Тебе не нравится наша группа или мои песни или то, что я сделал тебя чуть более известным? Что именно?

Несмотря на содержание твоих слов, которое вполне могло бы означать обиду, ты смотрел на меня так, будто я несмышленый младенец, а ты мой мудрый и опытный гуру-учитель, который знает обо всех моих заскоках и слабостях, но снисходителен к ним. Я растерялся. И ещё раз ужасно пожалел, что раскрыл рот там, внизу. В следующий раз, если он, конечно, будет, я заклею себе рот скотчем.

— Я не считаю тебя крысой. Прости меня, пожалуйста, что сказал всё это…

— Разве ты что-то говорил? — перебил ты. — Я не слышал. Может, ребята слышали? Пошли, спросим.

Светофор снова отсчитывал красные секунды, мы явно пропустили зелёный свет. Ты развернулся и пошёл назад.

— Нет, подожди! — крикнул я. Точнее, собирался крикнуть, а на самом деле тихо сказал. — Не надо ничего спрашивать!

Но ты не слушал меня, а, может, опять притворился, что не слышишь. Когда мы вернулись к бару на улице были уже все ребята. Они переминались с ноги на ногу от холода и обсуждали что-то серьёзное, судя по их лицам. Наверняка, мои слова. И думали, выгнать меня из группы или счесть то, что я сказал, что они мне не нужны, как мой добровольный уход. Мы поравнялись, и они замолчали.

— Нильс, скажи, ты слышал, чтоб наш новичок говорил, что я крыса?

Лицо Нильса осталось непроницаемым.

— Нет.

— Видишь, — ты обернулся ко мне, а подом подошёл к Лайк, которая согревалась в объятиях Росса. — А вы слышали?

Половина лица Росса была скрыта разлохмаченной причёской Лайк, поэтому я не увидел его выражения, а Лайк прикусила губу. Оба почти одновременно сказали то же, что и Нильс.

— Я тоже ничего не слышала, — отозвалась Мона и потянула тебя за руку. — Пошли уже, тут так скучно, — обратилась она лично к тебе и обняла себя твоими руками. Потом что-то прошептала тебе, глядя в лицо и запрокинув голову назад.

Что же это? Заговор? Или я сошёл с ума?

Мы расстались, как и в прошлый раз: ты с ребятами уехал на машине Росса, а я остался ждать такси. Но на прощание ты назначил мне встречу в воскресение в полдень в парке.

— Готовься к посвящению, — бросил ты, и автомобиль умчался прочь.

***

В субботу мы с Джемой сели в такси и поехали на полигон, где нас ждал воздушный шар. Я не объяснил, куда мы едем, решив, что девушки любят сюрпризы, лишь попросил Джемму одеться потеплее. Особо энтузиазма на её лице я не увидел, но уговорил себя заранее не расстраиваться, потому что, Джемма ведь не знает, что её ждёт, поэтому пока не радуется.

Дорога оказалась долгой, мы несколько раз останавливались, то попить, то поесть, то ещё куда. Всё это было необходимо Джемме, а для меня лишь оттягивало мучительный момент. Чем дольше мы ехали, тем больше я склонялся к мысли, что моя идея с полётом над городом — полный идиотизм, ведь сейчас зима, холодно, дуют ветра. Какое удовольствие при всём этом болтаться в небе? Наверняка, Джемма хотела сходить в ночной клуб, боулинг или караоке. А я, вместо того, чтобы узнать, что ей нравится, или спросить у её подруг, решил выпендриться и выбрать нечто чересчур оригинальное. Жаль, нельзя было заболеть по дороге и никуда не ехать.

Но, наконец, такси оказалось на полигоне, и мы выбрались на холодный воздух. Впереди простиралось огромное ровное поле, посередине которого, как прыщ на лбу, торчал наш воздушный шар. Джемма по-прежнему ничего не говорила, и когда вышла из машины и просто не могла не заметить шар, и даже когда мы, получив короткий инструктаж, залазили в корзину. Инструктор отправился с нами. Он увеличил подачу газа, и вскоре шар стал медленно подниматься вверх.

Мы поднялись метров на сто, и я почувствовал, как ветром нас сдувает в сторону центра Нью-Йорка. То, что надо, чтобы посмотреть на город свысока. Джемма молча смотрела куда-то вдаль, а потом вдруг сказала:

— Вон там, — она махнула рукой в направлении города, — должно быть, наш универ.

Я не сказал, но внутренне порадовался, что она вообще со мной разговаривает.

Сверху город выглядел красивым и необычным. Из-за смога чётко рассмотреть все дома не удавалось, но особенные достопримечательности всё равно не узнать было невозможно.

Я подумал о том, где в этот момент мог быть ты, и не летел ли я прямо над твоей головой. Ты бы мог посмотреть в небо и, может быть, разглядел бы маленькую малиновую точку — наш шар. А, если бы мы снизились, я бы заметил тебя, идущего по своим делам, словно маленького, но очень важного муравья-солдата, который занят полезным для муравейника делом: идёт на разведку или даже возвращается с поле боя и несёт раненого домой. Ты бы тогда не стал поднимать голову вверх, потому что не хотел бы отвлекаться, но всё равно бы знал, что я присматриваю за тобой.

Мы пролетели всю восточную часть города, а потом ветер стал сдувать нас в сторону. Инструктор сказал, что, к сожалению, зима — не самое лучшее время года для полётов над шаром, летом виды намного красивее. Не знаю, как Джемме, — на её лице не было написано никаких эмоций, но мне всё равно понравилось. Может быть, потому что я был так высоко в небе впервые (самолёты не в счёт).

Приземлились мы совершенно на другом поле, где нас уже ждали коллеги нашего инструктора. Они накормили нас горячим чаем с печеньем и подвезли в город. Всё это, естественно, входило в стоимость услуг. Что бы не расставаться с Джеммой на такой странной ноте — что это за свидание, если мы ни сказали друг другу ни слова — я позвал её посидеть в кафе. Что там пара печенюшек, после такого путешествия нужна была еда посущественнее.

В суши-баре, который выбрала Джемма, было полным полно народа, так что нам пришлось делить один стол с семейством из мамы и девочки лет восьми. Мне сначала показалось, что Джемма специально выбрала такое место, чтобы мы и дальше могли не разговаривать, но потом я заметил, с каким восторгом она стала впихивать в себя роллы, и отложил эту версию в сторону. Мне японская кухня не то, чтоб не понравилась, я с трудом сдерживался, чтоб не выплюнуть всё, что положил в рот, обратно в тарелку. К счастью, Джемма была слишком увлечена едой, а ещё наблюдением за нашей вынужденной компанией, что ничего не заметила.

Вскоре семейство ушло, и мы остались наедине.

— Тебе понравилось путешествие? — спросил я, предполагая, что Джемма не сможет не ответить на столь прямой вопрос.

Но она только что-то промычала, сделав вид, что у неё полный рот. Я-то видел, что она жевала кусочек уже больше минуты.

До кампуса мы добрались всё с таким же, витавшим между нами, молчаливым напряжением. Я уже не сомневался, что чем-то обидел Джемму, причём, скорее всего, даже не сегодня, потому что она ведь уже пришла с таким настроением с утра к такси. Вот только вопрос чем и когда. Последний раз мы виделись с ней на танцах, и всё вроде бы было хорошо. Может быть, всё дело в том вечере, когда Джемма осталась у меня, чтобы помочь со стихами? Но, мне казалось, что она сама хочет, чтоб у нас был секс. Или было дело в чём-то другом.

Я открыл дверь в общежитие Джеммы, чтобы пропустить её внутрь.

— Скажи, что я сделал не так? — спросил я, удерживая руку так, чтобы Джемма не смогла зайти внутрь.

Я не надеялся, что она ответит, но она сказала:

— Немного странно посвящать стихотворение, которое я помогала писать, другому парню.