Я твоя тень

Глава 57

Ехать наедине с Нильсом было странно. Сперва я надеялся, что сидеть мы будем в разных концах автобуса, но, увы — мы оказались рядом. Нильс уступил мне место у окна, как будто я его об этом просил. Полдороги мы ехали молча, большую часть времени я разглядывал темноту через стекло, но иногда поглядывал на попутчика, который уставившись в одну точку, пребывал глубоко в своих мыслях. Меня клонило в сон, хотя в голове ещё проигрывалось наше выступление. Я даже как будто видел снова зал, зрителей, покачивающихся в такт нашей гипнотически медленной музыки, лучи светомузыки и собственные руки, стиснувшие микрофон.

Я ударился лбом о стекло и понял, что, очевидно, уснул. За окном всё ещё было темно, хотя огни попадались всё чаще, Нильс тоже никуда не делся. Я потянулся и толкнул его рукой.

— Прости, я не хотел, — пробормотал я сиплым ото сна голосом.

На самом деле, я сделал это нарочно, чтобы привлечь к себе внимание. Моё сонное состояние сняло если не все, то несколько важных социальных барьеров. Мне внезапно захотелось поболтать, а ещё лучше физической близости. Но, каким бы сонным я ни был, я прекрасно понимал, что обниматься Нильс не захочет, поэтому я выбрал первый вариант.

— Мы уже скоро приедем? — я озвучил самый адекватный вопрос из множества, пришедших мне в голову. Нильс повернулся ко мне, на его лице было написано недоумение вперемешку с раздражением. — Ладно, — вздохнул я, — не хочешь, не говори. Я просто хотел поговорить, что мы молчим всю дорогу, как незнакомцы?

С каждым произнесённым словом мой язык развязывался всё больше и больше. В глубине души я понимал, что потом пожалею, но слишком устал, чтобы быть способным себя контролировать.

— Я знаю, ты меня терпеть не можешь, — продолжал я, — хотя и не знаю, почему. Но вот ты мне очень нравишься. Если, конечно, не брать в расчёт то, как ты ко мне относишься. Ты — очень хороший руководитель, лидер или как ещё можно назвать твою должность? И человек ты, наверное, тоже хороший. И друг… для Росса и остальных. Кроме меня. Скажи мне, я тебе не нравлюсь из-за личных качеств или потому что появился не в том месте и не в то время? Или я плохо пою?

Я не особо надеялся, что Нильс мне ответит, поэтому продолжил свой монолог. Удивительно было, что я вообще оказался способен так много и долго говорить.

— Вот Френсис… Ференц думает, что я подхожу на роль вокалиста, иначе бы не позвал…

— Ференц не такой, каким ты его представляешь, — вдруг сказал Нильс. Голос его звучал строго и чётко.

— Как это «не такой»? — возмутился я. Всё, что могло встать между нами меня ужасно раздражало, и это «не такой» подходило под эту категорию наравне с Моной и твоей привычкой быстро терять ко мне интерес.

— Ты считаешь, что он твой друг или кто там ещё, но это не так. Ты понятия не имеешь, почему оказался в нашей группе, — Нильс так подчеркнул это слово, что у меня возникло впечатление, будто я — козёл, который влез в чужой огород, сожрал всю капусту, перетоптал все грядки и после этого потребовал, чтобы хозяева считали его своим другом.

Сон как рукой сняло. Я еле пересилил оба инстинктивных желания: обиженно выпрыгнуть из автобуса прямо на ходу и начать орать и доказывать, что Нильс не прав.

— Почему? — мне казалось, что я держу себя в руках, но дрожь в голосе свидетельствовала об обратном.

Нильс молчал и, как будто обдумывал ответ.

— Забудь, — сказал он, наконец. — Это не моё дело, какие у вас отношения и кто кого обманывает.

— Подожди, я не понимаю, — честно признался я. — Ты тоже считаешь, что Ференц меня обидит? — слова дались с трудом, потому что я, по сути, признавал, какой я слабый и ничтожный, раз обо мне можно так думать. — Вы сговорились, что ли? Лайк мне тоже самое говорила… А! — мне вдруг в голову пришла гениальная мысль. — Я понял! Вы просто боитесь, что мы с Ференцем от вас уйдём и создадим свою группу. Поэтому и мешаете нам общаться.

Нильс фыркнул и закатил глаза, как будто я сказал несусветную чушь, но во мне, как это ни странно, его реакция никак не отозвалась. Разве только подтвердила мою догадку.

Оставшуюся дорогу до Нью-Йорка мы молчали уже намеренно. А не только потому, что понятия не имели о чём говорить друг с другом.

***

В Нью-Йорке всё было как будто по-прежнему, несмотря на то, что я тут был, а вот ты — нет. Я вернулся в общежитие и полдня штудировал интернет в поисках информации о конференции, на которой я якобы был. Потом позвонил маме и долго пересказывал прочитанное, стараясь добавить эмоциональную окраску и личное отношение и при этом «нечаянно» забывая о точных названиях и времени проведения семинаров. Мама слушала, почти не задавая вопросов, а я чувствовал себя «на волне». Неприятный осадок от расставания с Нильсом растаял без следа.

Два последующих дня пролетели, как скоростной поезд в японском метро. Меня переполняло чувство важности. Ведь я не обыкновенный студент, а рок-музыкант, которого ждут в другом городе на концерт его друзья. Не каждый может похвастаться такими планами на конец недели. Мне хотелось рассказать об этом кому-нибудь, но, как только я совершенно случайно встретил Карен, подругу Джеммы из группы Грозовые тучи, весь мой энтузиазм куда-то пропал. И дело было не только в том, что она меня не опознала. Меня всё больше смущал тот факт, что за эти два дня мне никто так и не позвонил. Как будто никакого концерта в Провиденсе и планировалось, или меня там никто не ждал.

В пятницу утром я схватил свою сумку с концертной одеждой и набором для грима и торопливым шагом помчался на автовокзал. Автобус доехал до пункта назначения за три часа, но мне дорога показалась значительно длиннее. Ехать одному было, естественно, не так весело, как в машине с ребятами, и меня не покидало ощущение, словно я уже опоздал. Может быть такое, что ребята намеренно назвали не тот клуб, не тот город, не тот день?

Провиднес встретил меня тяжёлыми кучевыми облаками и порывами холодного ветра, несмотря на то, что лето было не за горами. Как будто здесь об этом никто не знал.

Побродив с час бесцельно по городу, я добрался до ночного клуба, в котором предполагалось выступление нашей группы, хотя и было ещё очень рано. Ощущение, что меня кардинально обманули, не покидало. Оно усилилось после того, как я не обнаружил вывески, оповещающей о сегодняшнем концерте. Здесь вообще не было ни одной афиши, как будто клуб закрыт.

Я обошёл здание кругом и нашёл единственную не запертую дверь. Мне не хотелось оказаться заблудившимся идиотом, но беспокойство по поводу вероятного «розыгрыша» пересилило. Я прошёл небольшой коридорчик, все стены которого были завешаны плакатами с известными рок-музыкантами, многие с автографами. Мне представилось, как ты корчишь дурацкие рожицы, пока Мона тебя снимают на фоне этих плакатов. Из-за поворота материализовался охранник. Прежде чем он спросил, что я тут забыл, или потребовал покинуть частную собственность, я спросил:

— Прошу прощения, здесь вечером будет концерт?

Мужчина посмотрел на меня как на ненормального.

— Касса находится не здесь, — сказал он совершенно неприветливым тоном и сделал указующий жест в сторону выхода.

Дважды повторять мне было не нужно. Всё больше убеждаясь в том, какой же я идиот, я вылетел на улицу. Я сел на ближайшую скамейку и, нервно тряся ногами, стал перебирать варианты развития событий.

Я мог позвонить, например, Лайк и спросить о концерте, но тогда стало бы очевидно, что я купился на обман. А если бы я тут же бросился покупать билет на автобус назад, то мог пропустить собственный концерт, поскольку на сто процентов я не был уверен, что его не будет. Потом мне в голову пришла идея позвонить Августу, он ведь должен знать, в каких клубах у его группы должны были быть выступления. Перед ним позориться мне отчего-то было не так стыдно, как перед своей группой. Я нашёл его номер в телефонной книге и нажал кнопку вызова, но потом всё-таки быстро сбросил звонок и решил подождать до вечера и самому узнать правду.

Заняться больше мне было нечем, поэтому я решил посмотреть город. К клубу я вернулся за час до предполагаемого концерта. В это время я уже был уверен, что меня обдурили, иначе уже давно хоть кто-то да позвонил бы мне.

Было не так безлюдно, как днём, но всё же, если бы в клубе намечалась концертная программа, людей должно было быть больше. Я обнаружил, что центральный вход открыт и направился туда. И в этот момент у меня запищал мобильный. Сообщение было от тебя: «Знаю, не хорошо с моей стороны, что я не сказал тебе, что концерт отменили, но я хотел, чтобы у нас был шанс провести время вместе. Заходи ко мне, дверь будет открыта». В конце сообщения значился адрес.

У меня участился пульс прежде, чем я дочитал до конца. Я развернулся и, сбивая редких прохожих на своём пути, побежал вдоль дороги. Несколько минут спустя до меня дошло, что я понятия не имею в какую сторону мне двигаться. И вообще стоило бы вызвать такси.

Через двадцать томительных минут я высадился у одноэтажного здания, оказавшегося мотелем. Нужная дверь обнаружилась быстро.

Стараясь успокоить дыхание, я осторожно приоткрыл дверь, потому что не хотел показывать, как я взволнован твоим приглашением. Но то, что я увидел, заставило меня застыть на месте. На широкой кровати в центре комнаты, откинувшись на подушки, полулежал ты, а сверху на тебе, как на лошади, скакала спиной ко мне совершенно голая девушка с малиновыми волосами. Обед, съеденный в кафе во время осмотра Провиденса, подкатил мне к горлу, но я не мог заставить себя ни отвернуться, ни уйти.

Я стоял и смотрел до тех пор, пока вы не решили сменить позу, и Мона повернулась лицом к двери. От её взгляда, направленного прямо на меня, меня словно окатило ведром ледяной воды. Я отскочил от двери, а потом, не оглядываясь, что есть духу, помчался прочь.

Меня трясло ещё несколько часов и стало потихоньку отпускать лишь, когда я, наконец, дождавшись автобуса до Нью-Йорка, отдалился от Провиденса на добрые десять миль.

***

Я был уверен, что на этом моя концертная карьера закончена. Если вся группа решилась на такую подставу, то — что тут думать — дни мои в King’s Shadow сочтены. Но я ошибся, это был не конец, хотя его знамение, как первые лучи солнца ранним утром, появилось над горизонтом.

Субботнее утро началось с неистовой трели мобильника.

— Где тебя черти носят? — голос Нильса звучал так, словно он еле себя сдерживал, чтобы не заорать.

Я еле-еле разлепил глаза, сполз с кровати и даже ещё не до конца вспомнил свои вчерашние злоключения. Наручные часы показывали без пятнадцати девять. Вот это я уснул!

— Я дома.

— Где именно?

— Где? В общежитии, — суть допроса мне была совершенно непонятна, но я, на всякий случай, стал диктовать свой адрес. На полуслове Нильс прервал меня.

— Быстро одевайся, бери концертное шмотьё и беги на вокзал! Автобус отходит через сорок минут.

— Не понимаю, — пробормотал я. Меня захлестнула чувство, будто я попал в плохую фантастическую комедию, где все события изо дня в день повторяются с небольшими трансформациями.

— Так понимаю, Ференц тебе не звонил? Сегодня вечером концерт в…

— Подожди, — перебил я Нильса. Я уже окончательно проснулся, вспомнил, что было вчера и начал злиться. — Концерт был вчера, но его отменили, правильно?

— Правильно-правильно! — в голосе Нильса почувствовалось нетерпение. — Наш контракт предусматривает четыре концерта, и четвёртый будет сегодня в восемь вечера.

— Ага, конечно, — не поверил я. — Как это нам организовали выступление так быстро?

Вчерашний день поселил во мне маленького скептика, который больше не даст мне наступить на те же грабли.

— Слушай, хватит валять дурака! — разозлился Нильс. — Тебя одного ждём. Выключи поп-звезду до вечера и тащи свой зад на вокзал, — Нильс замолчал, как будто ждал моей реплики, но когда так и не дождался, чуть спокойнее добавил: — Если ты не приедешь, ты подставишь всю группу, ты это понимаешь?

Несмотря на то, что это меня регулярно разыгрывали и унижали, мне отчего-то срочно стало стыдно за то, что я такой капризный, ненадёжный и строю из себя невесть кого. А мне, между прочим, дали шанс, впустили на сцену, предоставили ноты и тексты — пой не хочу! Так почему я веду себя, как последний засранец? Я быстро побросал необходимые вещи и выбежал на улицу ловить такси.

На автовокзал я прибыл за пять минут до исхода сорока минут, которые мне дал Нильс, и сразу же заметил ребят, толпящихся у большого зелёного автобуса с гитарами, сумками и прочими вещами.

Прежде чем я успел пробормотать извинения за то, что заставил волноваться, ты со шлепком бросил свою поклажу на землю и обвил меня руками.

— Прости, чувак, мне так стыдно, — прошептал ты мне в ухо.

Ты хотел добавить что-то ещё, но Нильс потребовал, чтобы мы уже грузились в автобус.

— Сексом займётесь в автобусе, — совершенно хладнокровно добавил Нильс и толчком отправил нас обоих к дверям.

Краска залила моё лицо, но в суматохе этого никто не заметил.

Я сел на свободное место в самом конце салона у окна, через несколько секунд ты плюхнулся радом, я даже не успел положить свои вещи на багажную полку.

— Чувак, мне, правда, очень жаль, — ты посмотрел на меня щенячьими глазами. — Ты простишь меня?

Ты протянул ко мне руку, но я дёрнулся, демонстрируя неприязнь, и отвернулся к окну. Автовокзал стал медленно удаляться. Интересно, а что случилось с машиной Росса? Когда пейзаж за окном поменялся на пригород, мне пришла в голову мысль, что я понятия не имею, куда еду. Я обернулся — ты виновато улыбнулся мне, и в этот момент я понял, что не могу злиться на тебя.

— Мир? — ты протянул руку.

Вместо того чтобы пожать её, я схватил тебя за ткань толстовки и притянул к себе. Наши лица оказались на расстоянии в какой-то сантиметр. Я смотрел только на твои розовые потрескавшиеся губы, а потом жадно поцеловал. Если бы ты захотел отстраниться, я бы не отпустил тебя, но ты оказался не против. Мы углубились в уголок у окна, где нас никто не мог видеть.

Пока я наслаждался близостью, я думал о том, что ты, вероятно, никогда не будешь только моим. Я должен пользоваться тем, что ты рядом и не отвергаешь меня, большего, пожалуй, никогда и не случится. Ты независим, как ветер, гуляющий над побережьем, и не принадлежишь никому: ни мне, ни группе, ни даже Моне. А моя мечта посадить тебя в клетку под замок останется лишь сладкой грёзой, дарящей утешение по ночам. Не знаю почему, но у меня возникло чувство, что этот шанс может быть последним. Как будто завтра тебя отберут у меня. Я никак не мог насытиться тобой, мне тебя не хватало, я целовал твои губы, кусал, а потом задрал толстовку, чтобы ощутить руками твою кожу. Я гладил твой живот и спину, забыв, где нахожусь, и как нелепо мои действия могут выглядеть. На мгновение я заметил на твоём лице растерянность, но нет, это не могло быть правдой, это мне показалось. Я расстегнул пуговицу на твоих джинсах, сунул туда руку и встретил преграду в виде белья. Было странно осознавать, что ты, как и прочие обыкновенные люди, носишь обычные светлые боксеры. Не знаю, чего я ожидал — радуги или фонтана блестящих брызг — в прочем, меня это не остановило.

— Ребят? — услышал я над головой чьей-то смущённый полушёпот. Я поднял глаза и увидел Росса, на его лице играл румянец. — Вас слышно на пол автобуса. Вон, люди уже оборачиваются. Как бы ни выгнали, а? Нам ведь ещё далеко ехать.

Я посмотрел на тебя, но ты отвернулся, пряча то ли смущение, то ли какие-то другие чувства. Через несколько минут висящего напряжения между нами, ты зашевелился.

— Пойду, пересяду, надо кое-что с Нильсом обсудить насчёт концерта, — ты хлопнул меня по плечу, как ни в чём ни бывало, хотя и твоё лицо выражало целую гамму смешанных чувств.

Я остался один наедине со своими мыслями о своём поступке и о твоём побеге. Впереди вполголоса переговаривались Лайк и Росс. Где была Мона и могла ли она видеть то, что мы делали, я не знал. Со своего сидения мне сложно было понять, где она вообще сидит, и где Нильс. Может быть, ты вовсе и не к нему пересел.

Бури чувств и сплетённого клубка разных гипотез по поводу твоего поведения хватило на большую часть дороги. Я очнулся от грёз только когда заметил за окном знакомые пейзажи. Мы прибывали в Балтимор.