Первым ко мне в палату зашёл Харпер.
Если честно, после того вечера, я не особо-то был уверен, что мой пропавший брат, нашёлся. Слишком уж всё случилось внезапно, да и вперемешку с остальными событиями. Но, увидев его в свете больничных ламп, я убедился, что этот человек — действительно Харпер.
Он изменился больше, чем мне показалось первоначально. Всё-таки, теперь ему было двадцать пять лет — мужчина в полном рассвете сил. Никакой тебе модной стрижки, которую он носил назло маме, никаких грубых словечек в речи. Аккуратный, взрослый, деловой и строгий. Наверное, о таком сыне мама всегда и мечтала. Это открытие поразило меня даже больше, чем тот факт, что я вообще лежу в больнице со сломанными рёбрами и сотрясением мозга.
Харпер подвинул к моей койке кресло и погрузился в него так, словно он не без семи лет подросток-бунтарь, а воспитанный в церковной школе молодой преподаватель университета. Или кто похуже. Священник, например. Правда, потом он всё-таки скрестил ноги и вытянул их вперёд. Наверное, если бы он не принял такую позу, я бы снова усомнился, что он — мой брат.
— Здорово, парень, — Харпер потрепал меня за плечо, как будто мне всё ещё двенадцать. — Круто ты машину помял! Там ремонта на пару тысяч.
Я хотел было гордо улыбнуться, но вдруг осознал, что эти пару тысяч придётся платить мне, и сник.
– Где ты был все эти годы? — спросил я без предисловий.
Этот вопрос не давал мне покоя с того самого момента, как я увидел его в Хард-рок кафе, а после того, как я оказался в больнице, моё нетерпение лишь усилилось. В каком-то смысле я специально старался занимать мысли этой загадкой, лишь бы не думать, почему никто из группы мне ничего не написал. В особенности ты.
— Да много где был. Учился, работал. Ничего интересного, — Харпер улыбнулся краем губ, но не весело, а из вежливости.
Я приподнялся на подушках. Хотел повернуть голову, но из-за медицинского воротника пришлось поворачиваться всем телом.
— И это всё, что ты можешь сказать?! — я чувствовал себя слишком хорошо, чтобы быть в больнице и, если бы не воротник и сдавливающие грудь бинты, подскочил бы на ноги. — Ты исчез! Ничего никому не сказал! Что я должен был думать? — я снова плюхнулся на подушки, потому что не хотел видеть равнодушное лицо Харпера. Мои слова его ни сколечко не задели. — А… Я понял. Это ты мне ничего не сказал. Родители-то явно знали, иначе бы наняли детектива найти тебя.
Я знал, что мои слова противоречили фактам, ведь сколько раз они спрашивали у меня, не связывался ли со мной мой брат. Значит, они не знали, где он. Или очень хорошо претворялись. В любом случае, в этой истории что-то было нечисто. И дело не только в том, что мне хотелось продемонстрировать, насколько сильно Харпер задел мои чувства своим исчезновением.
— Я понимаю, что ты злишься. И ты прав в этом, — Харпер наклонился ко мне, и я невольно скосил на него глаза. Что-то вроде сочувствия или раскаяния застыло на его лице. Это взбесило меня ещё больше. — Но не в том, что я доверился родителям, а не тебе. Они тоже ничего не знали. Почти ничего.
О, вот оно! Я так и знал. Вслух я ничего не сказал, но был уверен, гамму моих чувств выдала мимика. Я сжал зубы и глубоко вдохнул, потом выдохнул.
— Так всё-таки, где ты был? — я изо всех сил старался звучать нейтрально, но не думаю, что это мне удалось.
— В Калифорнии. Год поработал, ничего существенного, потом поступил в университет.
— И всё? — удивился я. — А как же твоя мечта стать рок-звездой? Ты предал мечту?
Харпер улыбнулся так, словно я выдал какую-то дичь. Или вдруг выяснилось, что я умственно неполноценный.
— А ты, смотрю, всё никак не расстанешься с моей детской мечтой?
Эта фраза настолько разозлила меня и обидела одновременно, что в голове перестали формироваться фразы и даже слова, я задохнулся в возмущении. Я смог только покачать головой, сам не понимая, что именно я отрицаю. Я хотел отрицать всё: каждое слово, и самого Харпера с его саркастическим отношением к самому ценному в моей жизни. Нет, не может быть! Мой брат такое никогда бы не сказал! Ни за что! Очевидно, это слуховые галлюцинации…
— Знаешь, что, — после небольшой паузы сказал Харпер извиняющимся тоном. — Я тебя понимаю, ведь рок-музыка — она очень многим кажется чем-то особенным, а тот ореол, который она вокруг себя распыляет, дарит уверенность, что ты познал саму жизнь. Но это лишь магия музыки, магия шоу-бизнеса, всяких разных слухов, сплетен и прочей мишуры. Рок-музыка, действительно, отличается от других жанров искусства, но это всего лишь малая часть человеческой культуры, и уж точно не может быть смыслом жизни. Ни моим, ни твоим, ни чьим-либо ещё. Это лишь воздействие звуковых волн на твой мозг. Порой они могут действовать, как гипноз, и заставлять подчиняться, но как только ты найдёшь в себе силы заглушить их, ты поймёшь, что в жизни ещё много не менее прекрасного и уж точно более важного. Пока ты молод, даже юн, ты веришь, что изменишь музыкой мир. Я знаю, потому что я думал так же. А теперь понимаю, что был не прав.
Харпер говорил так гладко и складно, что у меня закралась мысль — а не готовил ли он свой монолог заранее? Может быть, его послали родители, промыть мне мозги, зная, что никто не сделает это лучше брата? Этот его сговор с родителями начинал меня пугать. Не может же человек за всего каких-то семь лет измениться до полной своей противоположности!
— И что же тогда, по-твоему, может изменить мир? — я вложил в свой голос как можно больше сарказма, но Харпера это совершенно не смутило.
— Да, любые другие профессии! Какое-то важное дело, то, что действительно повлияет на людей. Может, даже спасёт их.
Я безразлично пожал плечами.
— Например?
— Твоя профессия, которую ты начал получать в университет очень хорошая. Правда. Я бы и сам её выбрал, если бы только поступал.
— Социальная работа?! Ты издеваешься, что ли? Да я её выбрал только потому, что…, — я чуть было не выпалил «Френсис учится в этом университете», но вовремя спохватился. На самом деле, для того, чтобы в последствие получить профессию юриста, мама настоятельно порекомендовала выбрать что-то, связанное с работой с людьми. Вот и вся разгадка. — Она нужна, чтобы потом пойти в чёртову юриспруденцию.
Харпер поднял бровь.
— А что плохого в юриспруденции?
Тут уж я не смог остаться хладнокровным и во все глаза уставился на брата.
— Только не говори, что ты закончил…
— … учиться на юриста? — продолжил за меня Харпер. — Нет, ещё не закончил. Можно сказать, только начал. На втором курсе.
— Не верю, — категорично заявил я и скрестил руки на груди. — Ты шутишь, да? — по лицу Харпера я понял, что тот не шутил, но я всё равно не мог поверить, что мой брат перевернул свои принципы с ног на голову. — Ладно, единственное объяснение, которое я вижу: ты однажды вышел из дома, или где ты там жил, и тебе на голову рухнул горшок с цветком. Ты забыл кто ты и что ты и нечаянно выучился на ту профессию, которую всю жизнь презирал, а когда всё вспомнил, было уже поздно. Так?
Пока я говорил, у Харпера медленно на лице расплывалась улыбка. Если бы не содержание нашей беседы, можно было подумать, что травим друг другу байки, как в старые добрые времена.
— Ничего мне на голову не падало, — Харпер покачал головой, словно, хотел усилить слова. — Просто я пересмотрел свои юношеские закидоны. И тебе, кстати, советую. Хотя и понимаю, что вот так на раз-два это сделать невозможно. Слушай, — он попытался пальцами размять мне брови или что-то ещё сделать с выражением моего лица, но я шарахнулся в сторону, — я не уговариваю тебя бросить рок-музыку навсегда. Только лишь расставить приоритеты. Сначала учёба, потом хобби.
— Моя группа — не хобби!
— Да, конечно. Я тебе верю. Я говорил с тем парнем, когда ты решил… кинуться под колеса.
— Я не…
— Не важно, — прервал меня Харпер с таким видом, словно я встрял в речь президента на инаугурации. — Кто он у вас? Типа менеджера?
— Ференц? — у меня перехватило дыхание во время произнесения твоего имени.
— Не знаю, он не сказал, как его зовут. Тот, который защищал тебя перед мамой, — я кивнул. — Он же тебе нравится?
Жар ударил мне в голову.
— Ну… он крутой.
Харпер улыбнулся, но я не смог проинтерпретировать причину улыбки.
— Уверен, он поймёт, если ты выберешь университет. На вид, он нормальный парень.
Этот «нормальный парень» прозвучал слишком неестественно.
Ты не можешь быть просто «нормальным»! Ты самый классный и замечательный человек, кого я когда-либо знал! Ты изменил меня, дал поверить в себя, найти в себе талант, стать увереннее, почувствовать свою ценность!
Я хотел всё это сказать, но разумно промолчал. Внутренне я был согласен с Харпером, ты бы поддержал меня, но я сам не хотел отдаляться от тебя. Если рок-группа — часть твоей жизни, я должен быть в ней.
— Зачем ты говоришь всё это? — немного помолчав, спросил я. — Тебя послали родители? Или ты теперь добровольно проповедуешь их истины?
Харпер поднялся со стула и прошёлся по палате. На окнах висели жалюзи и прятали окружающий мир. Минуту-другую я ждал ответа на свой вопрос, потом Харпер вернулся и присел на краешек моей койки.
— Кое-что случилось… Не сейчас, давно. Это повлияло на мой выбор профессии. Но тебя это не должно касаться. У тебя своя жизнь, свой путь, свой выбор. Просто… Со стороны многие вещи выглядят по-другому. Ты сейчас тратишь свою юность на приключения, это не так и плохо, но ты уж прости, но ваша группа — это дорога в никуда. У вас нет ни денег, ни знакомств, ни знаний. Только желание свернуть горы, но на нём далеко не уедешь. Подожди ты закатывать глаза! — Харпер нахмурился. — Просто дослушай, ладно? — мне казалось, что я и так знаю, что все его слова мне не понравятся, но я всё равно кивнул. — Если бы у тебя были хотя бы деньги, но их у тебя нет, так? И родители не дадут, хотя и могли бы, ведь у них отличный доход, так? — оба раза я кивнул, совершенно не понимая, к чему клонил Харпер. — А знаешь, почему у них такой доход? Правильно, потому что у них очень денежная профессия, и они много сил отдали карьере. Смекаешь?
— Нет.
Харпер вздохнул. И с каких это пор он стал выражаться так иносказательно?
— Я предлагаю тебе такую стратегию: ты получаешь образование, пока родители его оплачивают, потом идёшь на работу, год-другой откладываешь деньги и — вуаля — у тебя есть средства на раскрутку рок-группы. С твоим талантом и стартовым капиталом ты покоришь Америку на раз-два. Уверен, твой Ференц поймёт тебя. Если он настоящий друг, он останется с тобой, а если нет — то не стоит он и минуты твоего времени. Но ты и сам знаешь его лучше. Ну, так что? Я ни к чему тебя не обязываю, просто подумай, хорошо?
Когда Харпер ушёл, я включил планшет, нашёл Нильса в фейсбуке и написал, что ухожу из группы. Не знаю, как именно моему брату удалось уговорить меня, какие из аргументов оказались самыми весомыми. Я даже, пожалуй, сделал это реактивно, на эмоциях, как раз, наоборот, ни о чём не думая. Но мне очень хотелось проверить твою дружбу и убедиться, что я для тебя больше, чем просто вокалист группы. В прочем к утру я передумал, но Нильс уже прочёл сообщение и, хотя он ничего не ответил, отменять решение было поздно.