Я убивал

Nancy Pickard — I Killed

© 2007 by Nancy Pickard — I Killed

© Константин Хотимченко, перевод с англ., 2023

https://vk.com/litskit

Когда второй мужчина сел, зеленая металлическая скамейка застонала и погрузилась в грязь. Он сел на левую сторону, оставив полтора метра между своими артритными, раскидистыми бедрами и широкими бедрами человека, облокотившегося на подлокотник на другом конце скамейки.

Двое мужчин посмотрели друг на друга. Кивнули друг другу, как два старых быка, признающих право друг друга на существование. Затем они повернули свои мускулистые лица обратно к открывшемуся перед ними виду. Каждый глубоко вдохнул, словно его измученные органы чувств все еще могли уловить запах жженой травы и запекшейся грязи осени.

Они оба были одеты в мешковатые спортивные костюмы, выглядевшие так, словно в них никто никогда не бегал.

За ними простирались просторы золотистой травы, а затем элегантная Пятьдесят пятая улица. На противоположной стороне Пятьдесят пятой улицы большие окна больших, ухоженных домов выходили на тот же прекрасный вид, что и у этих двух мужчин. Перед ними была цементная дорожка, потом деревья, потом золотисто-зеленая территория большого парка Джейкоба Л. Лоуза. Если бы они подняли свои больные тела и, прихрамывая, пошли направо, то пришли бы к пруду, где все лето с неистовой силой плавали лебеди, а сейчас, в конце ноября, хозяйничали канадские гуси. Если бы они пошли налево, то попали бы на теннисные корты, в бассейн, в розарий, на детскую площадку. Особняки и многоэтажные дорогие кондоминиумы окольцовывали пестрый парк в центре Канзас-Сити, штат Миссури. На севере находилась частная школа, затем торговый центр Country Club Plaza; на юге — районы Бруксайд, Уолдо и короткая дорога до пригорода.

Это была спокойная, богатая, цивилизованная сцена в самом центре города.

Человек, сидевший на скамейки справа, сказал, севшим от возраста и сигар (он уже не курил) голосом:

— Вы часто сюда приходите?

После долгого раздумья, как будто ему не очень нравилось, что с ним разговаривают, и он собирался проигнорировать это, второй мужчина произнес:

— Нет.

Его голос звучал так, как будто он тоже в свое время был заядлым курильщиком.

— А я да. — Первый мужчина кашлянул, глубоко, надрывно, жалобно. — Я прихожу сюда каждый день.

Когда он закончил кашлять, то, не извиняясь за спазм, сказал:

— На эту самую скамейку, каждый день, как часы.

— Ясно. — Его собеседник по скамейке смотрел вдаль со скучающим видом.

— Да, это так. Вы знаете историю этого парка?

— Историю?

Теперь второй мужчина посмотрел туда, куда указывал ему первый, пальцем, похожим на толстую, наманикюренную сосиску. Он увидел черную пушку, пирамиду из пушечных ядер и то, что выглядело как полукруг указателей для туристов.

— Нет, я этого не знаю.

И не переживаю об этом, — подразумевал его тон.

— Здесь произошло последнее крупное сражение в штате Миссури во время Гражданской войны. Двадцать третье октября 1864 года. Федералы преследовали реберов по всему штату от Сент-Луиса, но реберам все время удавалось уйти. Наконец, они заняли позицию здесь. Прямо здесь, на этом месте. Представьте себе. Было холодно, не то что сегодня. Они устали, были голодны. Вот здесь, где стоит это большое старое дерево, стоял генерал Конфедерации. Оно до сих пор называется "Генеральское дерево". Его серые мундиры стояли здесь, пушки были направлены на зелень. И вдруг из-за холма выскочили голубые кавалеристы, лошади бегут, сабли сверкают, ружья палят.

Он сделал паузу, но собеседник молчал.

— В тот день в битве участвовало тридцать тысяч человек.

Он снова сделал паузу, и снова тишина.

— В нескольких кварталах к западу отсюда была вырыта братская могила.

Наконец, второй мужчина сказал:

— И что?

Уголок рта историка приоткрылся. Массовые захоронения всегда привлекают внимание людей. Саддам был бы жив и без них. Просто нельзя убить слишком много людей, чтобы никто этого не заметил.

— Кто победил?

— Федералы, конечно. Битва за Вестпорт. — Он резко сменил тему. — Так что вы сделали?

— Что я сделал?

Вопрос прозвучал как гром среди литавр.

— Да. До того, как вы пришли сюда, на эту скамейку в парке. Я предполагаю, что вы на пенсии. Вы выглядите примерно на мой возраст. Извините, что я так говорю, но мы оба выглядим лет на двадцать старше, чем есть на самом деле. И не говоря уже о том, что вы, как и я, сидите здесь в середине рабочего дня.

— Почти.

— Что почти? Мой ровесник или пенсионер?

— Скорее всего, и то, и другое.

— Я понял. Вы всегда так долго думаете, прежде чем что-то сказать?

Наступило молчание, которое, казалось, подтвердило это, а затем:

— Почти.

— Ну, уходите на пенсию побыстрее — вот мой совет. Я был продавцом.

Второй мужчина наконец-то посмотрел на него внимательно, но скептически. Легкий ветерок подхватил несколько прядей его тонких волос, выкрашенных в черный цвет, и зашевелил их, как антенны насекомого, а затем отпустил, чтобы они снова упали на бледный череп.

— Не были, — категорично заявил он.

— Да, это так. Я выгляжу как работяга, я знаю. Вы ожидаете увидеть кого-то с гладкой кожей, кого-то в хорошем костюме, а не какого-то толстяка в детском голубом нейлоновом спортивном костюме. Детский голубой цвет. Моя дочь выбрала его. Внешность обманчива. Я тоже не хожу ни в какой спортзал. Но спросите любого, кто меня знает, и он вам скажет, что я был продавцом.

— Как скажете.

— Я так и говорю. Так кем же вы были? В свои рабочие дни?

Вместо ответа его собеседник на скамейке впервые улыбнулся, криво улыбнувшись одним уголком рта.

— У вас хорошо получалось продавать вещи?

— Вы выглядите так, как будто считаете это смешным. Это серьезный, прибыльный бизнес и поддержка семьи. Серьезные вещи. Да, я чертовски хорош. А вы?

— Я убивал.

— Без шуток. Чем вы занимаетесь?

Второй мужчина облокотился левой рукой на спинку скамейки. Его большая грудь поднималась и опускалась, когда он вдыхал, а затем выдыхал через свой большой, покрытый морщинами нос.

— Дай мне подумать, как это сказать, — сказал он, наконец, своим звенящим голосом. — Я никогда не знаю, что сказать людям. Казалось бы, у меня уже есть ответ.

Он замолчал на несколько мгновений.

— Ладно. Я, можно сказать, артист выступающий с перформансами.

— Серьезно? Я не совсем понимаю, что это такое. Комик?

— Почти.

— Без шуток! Где вы выступали?

— Везде, где мне заплатят.

— Ха. Я знаю, как это бывает. Разве я мог слышать о вас?

— Возможно. Но надеюсь, что нет.

— Вы не хотели быть знаменитым?

— Черта с два. — Впервые ответ пришел быстро. — Это последнее, чего бы я хотел.

— Но…

— Слава может быть… ограничивающей.

— Я вас понял. — Первый мужчина кивнул, его большое, мясистое лицо приобрело мудрый вид. — Папарацци и все такое. Никуда не денешься от вспышек в лицо.

— Я ненавижу камеры любого типа. Не хочу, чтобы они были рядом, нет.

— Представьте себе, если бы в тот день здесь были репортеры…

— Какой день?

— Битва при Вестпорте.

— О!

— В составе войск, как в Ираке. Интервью с генералами. Съемки раненых. Какая неразбериха!

— И нет телевизоров, на которых это можно показать.

Первый мужчина издал смех, рокочущее "ха".

— Верно подмечено.

Его собеседник вернулся к другой теме разговора, как будто нашел удобного слушателя.

— Многие люди, у которых много денег, не знамениты. Вы удивитесь. Они богаты, как Билл Гейтс, но о них никто никогда не слышал.

— Я не удивлен.

— Да, наверное, нет. Вы выглядите как мудрый человек.

— Вы бы не подумали, что я такой мудрый, если бы спросили об этом моего сына.

— Что с ним? — Второй мужчина говорил уже быстрее, теперь он задавал вопросы, а не отвечал на них. Они вошли в ритм, в темп, в скороговорку. — Он считает Вас идиотом?

— Он говорит, что я дурак, и что должен заниматься делами.

— Но вы же ушли на пенсию, не так ли?

— От чего?

— От занятий своими делами.

Это вызвало еще одно взрывное "ха", за которым последовал кашель.

— Точно.

— Значит, единственное дело, которое у вас осталось, это его дела.

— Ха! Верно. Это довольно забавно.

— Но он так не думает. Ваш сын, хочет чтобы вы продолжали заниматься и его делами?

— Серьезный парень, мой сын. — Мужчина в синем спортивном костюме фыркнул, уголки его рта опустились в хмурое выражение. Он сильнее опустился на скамью. Если бы он все еще курил, то в этот момент он бы задумчиво и обиженно попыхивал сигарой. Через мгновение он поднялся и снова насторожился. — Итак. Скажите мне. Вы зарабатывали деньги, будучи комиком, который не хотел стать знаменитым?

— Я сделал много чего.

— Клубы?

— Я работал и на них. И частные работы.

— Вот как вы познакомились с богатыми людьми, которые не знамениты?

— Некоторые были знамениты. Некоторые стали знаменитыми после того, как я с ними познакомился. Я видел их фотографии и имена в газетах.

— Эти люди — они когда-нибудь еще звонили вам после того, как стали знаменитыми?

— Нет. — Он слегка улыбнулся. — К счастью нет. К тому времени они были уже не в моей власти.

— Действительно. Глупые люди. У людей большие головы, вот что делает слава. Они думают, что они слишком хороши…

— Теперь они для меня мертвы и их слава была недолгой.

Он снова улыбнулся про себя, как личной шутке.

— Конечно. И что же вы делали?

— Что я делал? — Он нахмурился.

— Ваша фишка. Чем вы отличались от других?

— У меня не было никакого распорядка дня и особенных методов. Это опасно — быть слишком предсказуемым. Вы не хотите, чтобы люди знали, что их ждет, вы хотите сохранить свое преимущество, держать их в напряжении, поэтому вы застаете их врасплох, пугаете их, нападаете на них неожиданно, когда они этого не ожидают. Это нагоняет страху. Вы шокируете их. Выбиваете их из равновесия и не позволяете им снова встать ровно. А потом просто продолжаешь сбивать их с ног…

— Убийственные шутки…

— …пока они не выгнутся, умоляя и задыхаясь, чтобы вы остановились, потому что это так больно.

— Любопытно! Давно я так не смеялся. Это так же хорошо, как секс. Если мне не изменяет память.

Второй мужчина на это улыбнулся.

— Да, это действительно приятно. Наверное, можно сказать, что у меня талант шокировать людей. И к… импровизации.

— Как Джордж Карлин? Или этот чернокожий парнишка с разинутым ртом, как там его — Крис Рок? Не каждому такое сходит с рук.

— Мне это долгое время сходило с рук.

— Молодец. Значит, импровизация?

— Иногда. По-разному.

— Зависит от места выступления, я полагаю. Вы улыбаетесь. Я сказал что-то наивное?

— Нет, нет, вы правы. Многое зависит от места где приходиться выступать, будь то на открытом воздухе, как здесь, в парке, например. А может быть, и внутри. Это может быть большой зал, даже такой большой, как стадион, а может быть и маленький, как ванная комната. Размер аудитории тоже имеет значение, раз уж вы заговорили об этом, раз уж вы заставили меня говорить об этом. Некоторые вещи хорошо смотрятся в большой толпе, но они просто излишни, когда вокруг никого нет. И наоборот. Это часть импровизации.

— У вас есть враги?

— Если да, то я их убрал.

— Неплохая аудитория, однако?

— У меня была очень внимательная аудитория. Очень.

— В чем секрет вашего долголетия на сцене?

— Нельзя сразу же привлекать внимание. Не давайте публике времени привыкнуть к вашему появлению. Ударьте их пока они расслаблены и не ожидают подвоха.

— Большая шутка сразу, да?

— Два на четыре. Бейсбольная бита. Бам! Привлечь их внимание. Я не тонкий психолог, но это всегда работает.

— Довольно успешная комедия, да?

— Довольно успешная… в Питтсбурге была одна такая.

— Ха-ха. Водевиль, типа. Модные танцы. Это были вы?

— Удар ниже пояса. Я мог бы использовать и этот прием.

— Ха-ха. Короткие шутки. Вы еврей?

— Я? Ни в коем случае. Я был осмотрителен, а не обрезан.

— Ха! Вы забавный парень.

— Это я.

— А как насчет костюмов? Вы когда-нибудь носили костюмы?

— Да. Шиньоны. Зубы. Усы. Трости, костыли. У меня полный шкаф их, или был бы, если бы я сохранил что-нибудь после выступления.

— Твоя собственная мать не узнала бы тебя?

— Моя мать умерла.

— О, простите.

— Это было давно. Я тоже убил ее.

— Тем что пошли на свою работу, вместо уроков скрипки? Это хорошо, что она оценила ваш юмор. Ваш отец, вы получил от него свой талант?

— О, да, он тоже был весельчак. — Это прозвучало горько, как будто в голосе звучала зависть. — Он убил меня. Почти. Пытался.

— Это необычно?

— В смысле?

— Комик из счастливой семьи? Я думал, что все комики из сложных семей, что им приходится смеяться, чтобы не заплакать, и все такое. Говорят что за улыбкой мы прячем слезы.

— Я не знаю об этом. Впервые слышу.

— Возможно я что-то путаю. Я не очень философ, как и не очень историк?

— Эй, хватит себя принижать! Когда я работал, я знал, во что я верю, а во что нет. Это философия, не так ли? Мы все в какой-то степени философы.

— Например, во что вы верили?

— Я верил в то, что нужно делать свою работу и не плакать по этому поводу.

— Я тоже.

— И?

— Да, делай свою работу и не жалей. Почти как девиз.

— Или трахать красивых баб в Питтсбурге Тоже звучит неплохо.

— Я думаю, может быть, мы с вами похожи.

— Коммивояжер и комик.

— Вы все еще не верите, что я был продавцом, не так ли?

— Вы сами сказали, что вы не соответствуете роли.

— Я похож на свою роль так же, как вы похожи на комика.

— Вы же купились. Спрашивали меня обо всем этом.

— Я продавал тебя. Просто оценивал товар. Вы думаете, что я не продавец, но я все время продавал людей втридорога. Но вы уже знаете это, не так ли? Что? Опять молчите? Нечего сказать? Так кто вас послал? Один из тех умников, которых я сдал? Мой сын? Кто-то еще из семьи? А где ваши "два на четыре"? У вас репутация человека, который может застать врасплох, вы сами так говорили. Так почему же вы сначала разговариваете со мной? Разве не проще сделать дело и пойти дальше спать?

— Разговор был вашей идеей. Я просто поддержал ее и потом втянулся.

— А как же два на четыре?

— Это пистолет в моем кармане.

— А как же лишний шум?

— Глушитель.

— Свидетели?

Они оба огляделись по сторонам, обратив внимание на двух молодых женщин с детскими колясками у исторических памятников, на мужчину средних лет, бегущего трусцой с запада, на молодую пару, прислонившуюся к дереву.

— Свидетели чего? Умоляю, не смешите меня. Я встаю и становлюсь перед вами, чтобы продолжить наш дружеский разговор. Вы опускаете руки, но никто не видит меня. Я хватаю вас за плечо, чтобы попрощаться. Когда я ухожу, вы — старик в детском синем спортивном костюме, спящий на скамейке в парке, а я — старик, медленно идущий к своей машине.

— И что дальше?

— Вы отправляетесь первым рейсом в ад. А я пойду домой и спокойно уйду на пенсию.

— Вы уходите на пенсию, все правильно. Видите эту проволоку на моей голубой куртке? Это записывающее устройство. А видите тех молодых женщин и того бегуна, которые идут в нашу сторону? Они из ФБР. Если бы вы посмотрели назад, то увидели бы еще нескольких, включая снайпера в окне спальни того милого дома с синими рамами. Он целится вам в голову, так что не думайте, что сможете выстрелить в мою. Я только что совершил свою последнюю сделку, мистер Комедиант. А вы — мой самый ценный товар. Я догадался что они отправят кого-то посолидней. Поэтому специально тянул время пока агенты нас окружали.

Он встал, медленно, тяжело, затем повернулся и посмотрел вниз на толстяка с пистолетом в кармане.

— Вам следовало бы больше внимания уделять истории, когда я пытался рассказать вам о ней.

— Хотите знать, почему конфедераты проиграли? Потому что жадные ублюдки украли у фермера старую серую кобылу, это его разозлило, и он рассказал федералам, где они могут пробраться через этот хребет. — Он указал на север и немного на запад, в то время как первые два агента положили руки на плечи второго мужчины. — Это застало реберов врасплох. Затем их окружили, и у них не было ни единого шанса.

Агенты подняли слушателя на ноги.

— Точно так же, как вы собирались украсть мою жизнь, и это меня разозлило, поэтому я рассказал федералам, как подкрасться к вам, чтобы они окружили нас, и у вас не было ни единого шанса. Знаете старую песню? "Старая серая кобыла, она уже не та, что раньше"? Ваша и моя жизнь — они уже не те, что раньше, но моя жизнь все еще моя.

Он стукнул большим пальцем правой руки по своей груди.

— Я держусь за нее, как тот фермер за свою старую серую кобылу. А знаете, что говорят об истории, — воскликнул он, повышая голос, чтобы убедиться, что другой человек услышал, когда его уводили. — Если не обращать на нее внимания, то она обязательно повторится!