— Вы верите в духов? — въедливо поинтересовался старикашка, что сидел против меня, наискосок стола, в кресле для посетителей.
— Разумеется, нет.
— Ну да… как редактор газеты, еще бы!.. — понимающе кивнул он. — Ну, а в спиритизм вы верите?
— И в спиритизм не верю.
Лицо старикашки стало жалобно-плаксивым. Но тотчас это выражение сменилось новым — властным и презрительным.
— Тогда вы ничего не понимаете, — заявил он. — Вот тут, — он легонько похлопал по ветхому пузатому портфелю, — доказательство вашей неправоты.
Он распахнул портфель, вывалил на стол ворох измусоленных бумаг и принялся искать.
— Извольте, — сказал он, наконец, любовно разглаживая измятые листы. — Я здесь одному человеку дань, можно сказать, отдаю, — мой гость вновь с беспокойством оглянулся. — Светлая ему память, личность необыкновенная. Он был медиум. И — пропал! — шепнул старик мне прямо в ухо.
Я взял рукопись и начал читать.
«В комнате было могильно темно.
Нас собралось семеро благороднейших энтузиастов Истинной науки, и мы сидели подле круглого стола, как того требовало правило, и каждый большим пальцем и мизинцем правой руки едва-трепетно касался блюдечка, лежавшего вверх дном посреди расчерченной особенным образом таблицы.
Да, это был спиритический сеанс!
Великий наш медиум Карл Антофагастович Бамсс, сидя на почетном месте, внутренне уносился в сферы, мыслию не обозримые, и голосом сильным и ясным повторял магические формулы и заклинания.
Потом он вдруг умолк томительно-надолго, с характерным звуком сдвинув кресло, встал, простерши руку над столом, незримую, но властную, и повелел:
— О, Дух! Явись, явись!
Благоговейный трепет пробежал по нашим членам».
Я прервал чтение и глянул на посетителя.
Тот сидел, мечтательно прикрыв глаза, и едва заметно шевелил губами, словно бы одновременно со мной наизусть повторяя свой текст.
— Извините, — осторожно потревожил я его, — у вас тут… все написано… вот так?
Посетитель тотчас же очнулся, сдвинул брови и зорко посмотрел на меня.
— Просто об этом писать — нельзя, — сказал он убежденно. — Немыслимо, смею вас уверить. О чудесах-то прежде — стихами писали! Непременно! А уж я — как смог… — он строго поджал губы, но чуть погодя вновь заискивающе потянулся в мою сторону. — Я прошу вас, дочитайте. Это очень важно — до конца. И вы поймете, что язык здесь — сущее ничто. Когда узнаешь такие факты!..
— Ну, ладно, — со вздохом согласился я.
«Стало тихо, как в гробу.
— Дух! Отзовись! Мы ждем!
Мгновенье было в апогее.
— Дух! Дух! — взялись кричать все. — Явись, Дух!
И — чудо! — стол тихонечко дважды стукнул.
Наши крики нарастали. Блюдечко звенело, будто неземной, волшебный колокольчик.
Все были в необыкновенном возбужденье, даже повскакали с мест, отменно трепеща, но рук от блюдечка, что надобно учесть, не удаляли.
— Явись сюда, Дух Петя! — приказала моя (ныне усопшая) супруга.
Петя — ее (в ту пору давно уже преставившийся) брат. Она его обожала.
И тут вдруг — случилось!
В дальнем от нас углу комнаты на миг полыхнуло сияние, исчезло, пустой стул опрокинулся на пол, и тогда кто-то громко сказал:
— Вот черт его дери!..
Голос был незнакомый…
— Петинька, ты здесь? — дрожа от волнения, вопросила моя супруга.
— Здесь, здесь, — ответствовал голос, какой бывает у людей с простудой. — Включите свет, наконец!
Зажгли свечу.
В круг вступил высокий юноша с изнуренным лицом, на котором, однако ж, лежала печать задумчивой удовлетворенности.
Костюм на нем был удивительный — без швов и нефасонного покрою, отливавший серебром.
Чудесный гость близоруко щурился и потирал свой ушибленный бок.
— Это вовсе не Петя, и в том нет сомнений, — сказал я тогда, и моя супруга зарыдала. — Это оборотень. Это черт! Изыди! Прочь ступай!
— Я не черт, я Петя, — возразил Дух. — Чем вы тут занимаетесь?
Странно было слушать из его уст такой вопрос.
— Так вы все-таки — Дух? — настойчиво спросил Карл Антофагастович.
— Да нет. Я — Петя, — откликнулся гость наш с немалым достоинством. — Я младший научный сотрудник… Я — оттуда…
— Из-за эфирных далей?! — обрадованно вскрикнул Бамсс и благосклонно улыбнулся.
— Какие дали? Просто внутри вашего мира есть еще один, с отрицательной энергией. Мы вплотную подошли к решению проблемы, как перебросить вещество из одного заряда в другой. Мы даже построили нужный аппарат. Не хватало только энергии… А сегодня вечером я дежурил у аппарата, и вдруг приборы показали, что энергии достаточно. Наверно, вы, когда кричали, создали такое мощное энергетическое поле, ваш биопотенциал так возрос, что этой добавочной энергии как раз хватило на тот минимум, чтоб перебросить тело из нашего мира в ваш. И вот я тут. Только и всего, — устало закончил Петя. Выражение его лица было до крайности несчастно. — Но теперь мощность поля спала, и я не могу никак вернуться к себе, — горестно добавил он.
Справедливость требует отметить: никто из его пространной речи не понял ни слова. Разве только я один — запомнил…
И тогда умнейший господин Бамсс совершенно переменил свое мнение о нем.
— Так ты не Дух? — вопросил он безжалостно-сурово.
— Нет. Я просто Петя. Подрабатывал вот на дежурстве…
— Так какого же лешего?! — сказал, ужасно багровея, господин Бамсс. — Вон отсюда! Прочь, негодяй! — он кошмарно затопал ногами и далее стал говорить такое, о чем я поведать уже не могу.
К всеобщему недоумению, лицо разбойника озарилось счастливой улыбкой.
— Я спасен, — прошептал он. — Потенциал превысил минимум! Говорите, говорите еще что-нибудь! У вас это так получается… Ну…
В следующий миг — немыслимый, печальный миг! — залу наполнила призрачная вспышка, запахло, как после грозы, и этот стервец, этот счастливый проходимец, а также благородно негодующий господин Бамсс вдруг — оба! — исчезли в воздухе, пропали…
Переполох, конечно, общее смятение… Шутка ль!
Зажгли верхний свет.
Мы осмотрели весь дом, сдвинули всю мебель, но пропавших не нашли.
Вот так необычайно прекратил свое существованье среди нас душевный человек и величайший медиум, я склонен думать, всех времен и народов Карл Антофагастович Бамсс».
Я отложил рукопись.
— Все, что болтал тогда этот прохвост, конечно, чушь, — с поспешностью заметил старикашка. — Чушь! Но документ есть документ. Я записал дословно все. И теперь-то вы, надеюсь, убедились, какой это был замечательный человек?! Вызвать живого Духа! Во плоти.
— Да, — согласился я. — Вы правы. Потрясающий человек… Вы оставьте свою статью. Мы ее немножко подредактируем и обязательно опубликуем. Ученый мир вам будет очень благодарен.
Старик диковато покосился на меня, трагически поджал губы и, пригнув голову, с непостижимой быстротой сунул рукопись в портфель. Он ничего не понял. Или понял, но…
И тут словно бес в него какой вцепился.
— Ученый мир, наука — знаем! — закричал он, корча мне из-за стола похабнейшие рожи. — Рвань и неучи! Я — тьфу на вас!.. Меня не проведешь! Блатные бюрократы! Тоже мне, расселся!.. Понимает!.. Ух!
Он подхватил пустую пепельницу и с необычайной быстротою запустил в меня.
По счастью — не попал.
— Слушайте! — теперь уже я вскочил со стула, не на шутку разозленный. — Вы свои ручонки придержите! Тут — редакция. Я мигом…
— Молокосос! — заверещал старик. — Сопляк! Им лишь бы все забыть и не пущать! Я на самый верх дойду! Добьюсь!.. И ты… и вы… и все… — бедняга аж позеленел.
И вот тогда случилось то, чего я, ну, никак не мог предвидеть.
Что-то стукнуло, что-то звякнуло, повалил неведомо откуда едкий синеватый дым, и неожиданно в углу, в бачке с редакционной пальмою, обнявши узловатый ствол, возник из пустоты какой-то человек — в серебряном костюме, с выражением тоски и страха на измученном лице.
Незваный гость стоял зажмурясь и почти что не дышал.
— Он… Петичка!.. — мгновенно среагировал старик. — Он! Я его узнал!
И разом спесь его и злоба испарились.
Он схватил портфель и, не прощаясь, с поразительным проворством выскочил из кабинета.
— Ну, послушайте, вы! — наконец-то отлепляясь от злосчастной пальмы, чуть не плача, произнес нежданный визитер. — Вы это прекратите, черт возьми! Ну сколько можно — взад-вперед?! Я есть хочу! Не спал, не умывался…
— Ах, вон что, — догадался я, — вы, стало быть, не в первый раз?..
— Еще бы!
Он обреченно спрыгнул на пол.
— А Карл что ж? — язвительно спросил я. — Где великий медиум? Куда он подевался? Я ведь в курсе… И не вздумайте мне врать.
— Ну, этот… — на осунувшемся лице Петички мелькнула слабая улыбка. — Не вернется… Где-то там застрял… Чудит опять. Ужасно нудный тип… На нас двоих энергии не набралось. Я легче, вот и… Слушайте, ну, что я вам плохого сделал? Я домой хочу. Туда — сюда… Устал!
А старик исчез. Как говорят — с концами.
Что же до младшего научного сотрудника Пети, то покамест он обосновался у меня.
Я, увы, не знаю способа вернуть его домой — обратно, в будущее или в сопредельный с нами светлый мир. Сам Петичка — советчик, прямо скажем, бестолковый, никакой. Хотя и мэ-нэ-эс, но в наших дедовских приборах ничего не смыслит. А к чему-либо другому он, по меркам нашей жизни, вообще, шельмец, не приспособлен!
Удивляется всему…
Не то чтоб маменькин сынок, но — истинный сын восхитительного Завтра. Видно за версту.
Но я молчу об этом…
Да уж, ходят по редакциям, кому не лень…