Йеллоуфейс

11

Атаки начинаются с Twitter.

Первый твит приходит с аккаунта @AthenaLiusGhost[44], созданного ранее на этой неделе (ни фото профиля, ни описания в био):

«Джунипер Сонг — она же Джун Хэйворд — автором „Последнего фронта“ не является. Его написала я. А она украла мою книгу, украла мой голос и мои слова. #SaveAthena»[45].

Затем, несколькими часами позже, несколько тошнотворных продолжений в тему:

«Джун Хэйворд несколько лет назад навязалась мне в друзья, чтобы присоседиться к моему творческому процессу и работе. Она часто приходила ко мне в квартиру, и я ловила ее на том, как она роется в моих тетрадях, полагая, что я не смотрю.

Доказательство представлено черным по белому. Прочтите мои предыдущие романы. Сравните их с прозой „Последнего фронта“. А затем прочтите дебютный роман Джун и задайте себе вопрос: разве такой роман, как „Последний фронт“, могла написать белая женщина?

Давайте без прикрас: Джунипер Сонг Хэйворд однозначно белая.

Своим псевдонимом „Джунипер Сонг“ она прикрывается, выдавая себя за американку китайского происхождения. Она сделала новые авторские снимки, чтобы смотреться на них более загорелой и „этно“, но она все равно белая, с какой стороны ни посмотри. Так что, Джун Хэйворд, ты воровка и лгунья. Ты украла мое наследие, а теперь плюешь на мою могилу.

Позор воровке Джун! Позор Eden Press! Даниэла Вудхаус должна изъять текущее издание из книжных магазинов и переоформить авторские права на мать Афины, Патрицию Лю. Все будущие издания должны публиковаться только под именем Афины.

Не допустите несправедливости! #SaveAthena».

В предпоследнем твите отмечено более десятка известных аккаунтов с призывом сделать ретвит для охвата.

Ну а последний твит адресован непосредственно мне.

К моменту, когда я его дочитываю, перед глазами у меня уже все плывет. Я делаю вдох, и моя спальня зыбко накреняется. Встать я не могу, могу лишь кое-как шевелиться. Разум в оцепенении; я не в силах формулировать хоть что-либо, а могу лишь нажатием обновлять страницу @AthenaLiusGhost, перечитывая твиты снова и снова в наблюдении, как тема начинает постепенно набирать обороты.

Первые несколько часов здесь нет ни одного лайка, и меня пронизывает безумная надежда, что вся эта хмарь, как и все безбашенные маргинальные аккаунты, просто растворится в эфире, сгинет в никуда. Но, должно быть, эти теги так или иначе магнитят внимание, поскольку через пятнадцать минут после того, как я впервые вижу это, в аудитории постепенно наступает шевеление. Какой-то книжный блогер с подписотой в шесть тысяч ретвитит первый пост; затем некий начинающий писака, несколько раз становившийся вирусным из-за своих пасквильных закидонов типа «Даешь курс критического чтения!» или «Не все злодеи злы!», цитирует эти посты с добавлением: «Если это правда, меня тошнит. О боже». И тут шлюзы открываются. Народ начинает реагировать:

«Вы это, блин, серьезно?»

«Эй! А где доказательства?»

«Всегда подозревала, что с этой Сонг что-то не то. Хм!»

«Похоже, еще одно „чудо из Йеля“ не более чем лживая блудня».

«ЁПТЫТЬ! ДА ЗА ЖОПУ ЕЕ И В ТЮРЬМУ!»

Я не могу оторваться от ноутбука. Даже когда наконец поднимаюсь, чтобы сходить в туалет, глаза остаются прикованными к телефону. Разумнее всего было бы отключить все мои девайсы, но это свыше моих сил. Я должна наблюдать за тем, как вся эта катастрофа разворачивается в режиме реального времени; должна точно видеть, кто сделал ретвит и кто на него отвечает.

Затем начинают сыпаться эсэмэски. Все от совершенно незнакомых людей. Непонятно, зачем я вообще их открываю, но, как видно, любопытство и мазохистские наклонности берут во мне верх, и я их читаю, вместо того чтобы просто удалять.

«Сдохни сука».

«Джун, ты видела эти твиты? Неужели это правда? Если нет, тебе нужно срочно защищаться».

«Гореть тебе в аду за то, что ты сделала. Расистская шлюха-воровка».

«Ты должна миссис Лю каждый гребаный цент на своем банковском счету!!!»

«Я был поклонником „Последнего фронта“. Все это невероятно разочаровывает. Вы должны немедленно принести публичные извинения всему книжному сообществу».

«Приеду в Вашингтон — вышибу из тебя все твое дерьмо, расистская ты сучара!»

После этой последней капли я наконец швыряю телефон через кровать. Пипец. Сердце лупит так, что отдается в барабанных перепонках. Я встаю, расхаживаю нервно по квартире, припираю стулом входную дверь (без мысли, что кто-нибудь ворвется и меня укокошит, а просто ощущение такое), а затем сворачиваюсь калачиком на кровати, подтянув колени к груди, и начинаю взад-вперед раскачиваться.

«Бо-же мой. Бо-же мой».

Все кончено. Люди знают. Скоро прознает весь мир. Прежде всего Даниэла. Из Eden меня выпнут, я потеряю все свои деньги. Миссис Лю подаст на меня в суд и меня там уничтожит. Бретт откажется от меня как от клиента, и на карьере будет поставлен жирный крест. Но на этом страсти не улягутся. В историю литературы я войду как сука, укравшая работу Афины Лю. Обо мне создадут особую страницу в Википедии. Я стану предметом бесчисленных статей и пересудов. Среди профессионалов отрасли нельзя будет даже упомянуть мое имя без смешка или усмешки. Я превращусь в мем. И ни одно слово, которое я напишу, никогда больше не будет опубликовано.

Зачем, скажите бога ради, мне вообще взбрело в голову опубликовать «Последний фронт»? Вот так сейчас взяла бы и пнула себя за эту дурость. Я-то думала, что делаю что-то благое. Нечто благородное — представить работу Афины миру так, как она того заслуживала. Но как можно было даже представить, что все обернется таким укусом в задницу?

До сих пор все текло так стабильно. Я проделала огромную работу по преодолению своего беспокойства, сосредоточась на настоящем, а не на всех своих страхах и болезненной неуверенности в себе. Ужас от того, где и каким образом ко мне попала в руки та исходная рукопись, я упрятала глубоко в себя и двинулась дальше. И вот сейчас все это наплывает на меня чудовищным флэшбэком — руки Афины, взлетающие к горлу, ее синюшное лицо, тарабанящие по полу ноги…

О боже, что же я наделала?

Телефон, лежащий на кровати лицом вверх, так и помаргивает синим цветом от новых уведомлений. Сейчас он похож на сирену тревоги.

Я захожусь воплями — громкими, уродливыми и беззастенчивыми, как у малышей; громкость такая, что как бы не нагрянули соседи. Тогда я утыкаюсь в подушку и так лежу несколько часов в приглушенной, удушливой истерике.

Солнце садится. В комнате сгущается сумрак. С какого-то момента выбросы адреналина во мне идут на убыль; пульс замедляется, горло осипло от рыданий, а слез на плач вроде и не остается. Моя паническая атака унимается, вероятно, потому, что я уже столько раз прогнала в голове наихудшие сценарии, что пугать они меня больше не могут. Мой социальный и профессиональный крах стал теперь привычным, и как это ни парадоксально, но благодаря этому я снова могу думать.

Я тянусь за телефоном и, листая Twitter, понимаю, что ситуация, возможно, не настолько безнадежна, как мне показалось вначале. Тот, кто стоит за @AthenaLiusGhost, даже близко не знает, что происходило на самом деле. Он прав в главном, но ошибается во всем остальном. В квартире Афины я не бывала никогда, за исключением того первого и одновременно последнего раза. С Афиной я сошлась в колледже, а не в Вашингтоне. И уж конечно, не дружила с ней ради того, чтобы умыкнуть «Последний фронт». До той ночи, когда Афины не стало, я даже не подозревала о существовании ее рукописи.

Кем бы ни был тот незнакомец, правду он угадал весьма удачно. Зато все остальное сфабриковано. И это говорит о том, что на самом деле у них нет никаких конкретных доказательств.

Ну а если у них на руках нет ничего, кроме подозрений, то у меня есть способ очистить свое имя, изгнав таким образом зловещего призрака.

Мысленно я все возвращаюсь к содержанию того твита от «духа» Афины Лю. Мне вспоминается лицо Афины на том вечере в P&P; блеск ее глаз; поджатые в надменной улыбке губы. Наваждение — прочь! Это верный путь к безумию. Афина, язви ее, мертва. Я видела ее смерть собственными глазами. И это проблема для меня, живой.

Я не хочу, чтобы Бретт узнал обо всем из Twitter, поэтому спешно кидаю ему электронку: «Творится что-то неладное. У тебя есть минутка подойти к телефону?»

Он, наверное, уже увидел твиты, потому что не проходит и пяти минут, как уже звонит (хотя на часах одиннадцатый час).

Я беру трубку противно дрожащей рукой.

— Привет, Бретт.

— Приветик. — Голос у него звучит ровно, хотя на уме наверняка что-нибудь не то. — Что хотела сказать?

Я прочищаю горло.

— Ты, наверное, видел твиты?

— Если ты потрудишься объяснить…

— Те, где говорится, что я типа украла «Последний фронт» у Афины Лю.

— Есть такое. — Долгая пауза. — Но это же не так?

— Конечно нет! — выпаливаю я. — Еще не хватало! Не знаю, кто за этим стоит… И началось как-то вдруг, разом…

— Ну а если это не так, то и не придавай особого значения. — Голос у Бретта совсем не такой расстроенный, как казалось бы. Я думала, он вне себя, а он лишь чуточку раздражен. — Это всего лишь троллинг, покипит и уймется.

— Боюсь, что нет, — возражаю я. — Ведь все это увидят самые разные люди. И составят мнение, что…

— Да и пусть составляют. Eden не будет снимать книгу с полок из-за каких-то там интернет-сплетен. Да и большинство потребителей к Twitter вовсе не привязаны — поверь, возбудится только малая часть издательств, которым это небезразлично.

Я издаю отвратительный скулящий звук.

— Но моя-то репутация мне не безразлична.

— Твоя репутация не пострадает, — с ноткой беспечности говорит он. — Это же все голословно, верно? Сплошь беспочвенные обвинения. Не отвечай на них. Не вздумай впутываться. Если им нечего предъявить, значит, у них ничего и нет, а люди достаточно скоро поймут, насколько отвратителен весь этот гнусный поклеп.

Его голос звучит так уверенно и даже беззаботно, что меня овевает трепет облегчения. Может, он и прав. Возможно, это будет истолковано как травля и обернется против ее разжигателей (у «твиттератов» с этим обычно строго). Может, в конце концов все уляжется, и сети восстановят милостивый тон.

Бретт еще продолжает жужжать, приводя примеры других известных авторов, прошедших через горнило травли в интернете.

— Продажам, Джуни, это никогда не вредит. Такого просто не происходит. Так что пускай тролли несут, что им вздумается. Тебя это нисколько не затронет.

Я киваю и сдерживаю то, что хочу сказать. Бретт прав — нет смысла обострять ситуацию, ведь любой ответ лишь сыграет тем нападкам на руку, придав им вид обоснованности.

— Ладно.

— Ладно? Ну вот и славно. — Судя по голосу, Бретт готов закончить разговор. — Ты уж так не переживай. Хорошо?

— А ну-ка постой. — Меня подбрасывает от неожиданной мысли. — Ты что-нибудь слышал от тех двоих из Greenhouse?

— А? Да нет. Прошла-то всего неделя, они, наверное, отдыхают от своей поездки. Дай им немного оклематься.

Меня опять начинает грызть страх, но я внушаю себе, что это глупо. Непохоже, чтобы эти вещи были взаимосвязаны. Джастин и Харви едва ли прикованы к Twitter, чтобы сутками отслеживать последние книжные сплетни. У них дела поважнее.

— Хорошо.

— Джуни, я тебе говорю: расслабься. Ну хейтеры, ну жалят — ты, что ли, первая? Это все междоусобные разборки. Если это все неправда, то тебе и переживать не о чем. — Бретт на мгновение замолкает. — Это ведь неправда?

— О господи! Да конечно же нет!

— Тогда просто их заблокируй, — фыркает Бретт. — Включи в игнор. Вообще забань к херам весь Twitter. Вы, писатели, слишком уж на нем помешаны. Все это отгорит и рассосется. Так было всегда.

Бретт ошибается. Такое не отгорает и не рассасывается. Скандалы в Twitter напоминают комья, из которых лепят снеговиков; чем больше людей это видят, тем больше тех, кого тянет высказаться по этому поводу, множа дискурс провокационного замеса.

А достигнув критической массы, об этом начинает говорить вся отрасль. У @AthenaLiusGhost, кем бы он или они ни были, уже набирается почти тысяча фолловеров. Так что критическая масса считай что достигнута.

«Скандал Афины с Джун», как его теперь именуют, становится самой горячей темой для обсуждения. Это в корне отличается от дискурса Лили Ву, где участвовало не больше дюжины человек. На этот раз в воде клубится кровь. Отмалчивание не вариант. Каждый должен заявить о своей стороне, иначе его обвинят в соучастии. («Вас не смущает, что так многие языки вдруг притихли? Это не из солидарности с их разоблаченным собратом?» — радостно гонят волну анонимные Twitter-аккаунты.) Многие из известных писателей пересекают черту, пытаясь прикрыть себе задницу и в то же время прослыть за «своих».

«Плагиат — это ужасно, — пишет один из них. — Если Хэйворд действительно им занималась — а мы пока не знаем, так ли это, — то она обязана вернуть все свои гонорары семье Афины Лю».

«Ужасно, если это окажется правдой, — вторит другой. — Но пока нет четких доказательств, я не решаюсь присоединиться к этой толпе линчевателей».

Тут же вспыхивают жаркие дебаты о том, уместна ли фраза «толпа линчевателей» в отношении белой женщины; заканчивается тем, что подписота обвиняет вышеупомянутого писуна в расизме. В считаные часы его учетная запись блокируется.

Наиболее порочны аккаунты тех, кто не является сколько-нибудь значимым и весомым; этим пустышкам терять нечего, и они с упоением терзают меня без риска получить сдачи.

«Раньше она писала как Джун Хэйворд, — твитует некто под ником reyl089. — Но свою книгу про Китай написала как Джун Сонг. Что за лажа?»

«Косит под котигорию „йеллоуфейса“», — говорится в одном из ответов (все понятно: уровень грамотности налицо).

«Как пафосно!» — подпукивает кто-то еще.

Ну и вечнозеленое: «Перестанут ли белые когда-нибудь белеять?»

Кто-то еще публикует мой снимок из Instagram в паре с фотографией Скарлетт Йоханссон и подписью: «Найди различия между этими двумя изображениями. Я валяюсь!))))»

Ответы содержат подлейшие замечания о моей внешности, какие только можно представить. Ну, например:

«Блин, ну почему все белые бабы смотрятся одинаково?»

«Разница между той и этой в том, что на Скарлетку у меня бы встал)))))))».

«Она щурится потому, что хочет выглядеть азиаткой, или потому, что боится солнца?»

Мне бы прекратить это копание сразу, едва перед глазами мелькнуло днище интернет-бездны. Но читать о себе домыслы — это все равно что ощупывать свой больной зуб. Тянет продолжать ковыряние просто затем, чтобы увидеть, как сильно он прогнил.

И я просматриваю не только Twitter, но и Reddit, и YouTube (где уже три книжных блогера разместили видео «Польем чайком на Джуни Сонг»), и Google News, и даже TikTok (да-да, охват добрался уже и до малолеток). Это занятие изнуряет. Но я не могу сосредоточиться на чем-либо другом. Даже не могу выйти из своей квартиры; все, чем я занимаюсь, — это лежу калачиком на постели, попеременно прокручивая стримы на телефоне или ноутбуке, где читаю и перечитываю одни и те же обновления на одних и тех же пяти веб-сайтах.

Распространяемые обо мне в сетях слухи откровенно абсурдны. Кто-то говорит, что мои прошлые отзывы на Goodreads являются расистскими (хотя однажды я всего лишь бросила, что не могу четко высказать свое мнение о любовном романе одного писателя-индуса, потому что все персонажи у него блеклы и настолько погрязли в своих семейных разборках, что диву даешься). Кто-то говорит, что я регулярно преследую и зашикиваю всех, кто критикует мою работу (однажды в твите я резко прошлась по особо тупой рецензии на «Платан», но это было три года назад!). Какая-то дама утверждает, что я однажды прицепилась к ней на съезде, «отметив ее цвет кожи в непристойно расистской манере». (Я всего лишь сказала, что ее красное платье выгодно подчеркивает янтарность кожи. Господи, ну что за дурость! Это ж был всего лишь комплимент. А платье, между прочим, так себе.) Ну а теперь «твитанутые» превращают все это в нарратив о том, что я, дескать, питаю нездоровую страсть к азиатам, которая подтверждается моими недавними ретвитами с комплиментами BTS, а еще тем, что я однажды играла в японские видеоигры и высказалась в Twitter о тамошних персонажах, что они-де «жаркие штучки» — значит, у меня извращенная страсть к субтильным желтолицым симпатяжкам (несмотря на то, что музыка BTS мне совершенно параллельна, а персонажи видеоигр, о которых шла речь, были созданы под вкусы европейцев, так что где здесь извращенность?).

«Все красные флажки в самом тексте», — читаю я в анонимном микроблоге на Tumblr, который нашла, кликая «цитаты» в выкладке Reddit. «Гляньте страницу 317, где она описывает миндалевидные глаза А Гэна и гладкость его кожи. Миндалевидные глаза? В самом деле?? Да белые бабы десятилетиями облизывались на азиатских мужиков!» (Но я ведь этого даже не писала! Это все Афина!)

Кто-то, не поленившись провести сравнение «Последнего фронта» с другими работами Афины, прогнав их через НЛП на «питоне»[46], сообщает, что в обоих текстах наблюдается «ошеломительная частота совпадения ключевых слов». Причем слова эти типа «сказал», «посмотрел», «он», «она» и «они». С такими аргументами на руках меня, пожалуй, можно обвинить и в краже слов у Хемингуэя.

С целью обнаружить еще какой-нибудь компромат мои недоброжелатели как через лупу просматривают все публичные заявления, которые я когда-либо делала насчет «Последнего фронта». Очевидно, что истории о китайцах неуместно называть «романтичными», «экзотичными» или «обворожительными». Очевидно, что мое описание этой книги как драмы затыкает рот потенциальным критикам расового капитализма. «Я не согласна с рассмотрением рабочих как наемных слуг, — сказала я однажды. — Китайское правительство добровольно снаряжало свои отряды на Первую мировую, пытаясь этой мягкой силой завоевать расположение западных держав. Рабочие отправлялись туда добровольно». (Это воззрение «не учитывает хищничества западной гегемонии» и «совершенно не освещает угнетения глобальным капиталом».) «Эти люди были по большей части неграмотны, — пишет Адель Спаркс-Сато. — Да, их прельщали обещаниями более высокого заработка, но многие из тех трудяг понятия не имели, что их ждет в Европе. То, что Хэйворд/Сонг характеризует их найм как „свободный от принуждения“, демонстрирует в лучшем случае академичную зашоренность, а в худшем — злонамеренное безразличие к бедственному положению трудящихся глобального Юга».

«Последний фронт» они называют «мифом о белых спасителях». Им, видите ли, не нравится, что я продемонстрировала доблесть и отвагу белых солдат и миссионеров; по их мнению, это «концентрированное самомнение белой расы». Но эти люди действительно существовали! Миссионер Роберт Хейген утонул, пытаясь спасти китайца, когда пароход «Атос» был атакован германскими подлодками. И что — получается, смерти его и ему подобных не имеют никакого значения?

А еще меня клеймят расисткой за откровение, что рабочих нанимали преимущественно с севера Китая, поскольку южане из более теплых провинций, по мнению бриттов, не годились для сурового физического труда. Но это не моя точка зрения, это точка зрения офицеров британской армии! Почему никто не чувствует разницы? Что случилось с навыками критического восприятия?

Кроме того, это же расизм — утверждать, что люди с севера приспособлены к холодам лучше, чем южане? Правда никого не заботит.

Мне хочется опубликовать опровержение, буквально построчно. Я сделала непростой творческий выбор, решив расширить в этой истории спектр человеческих отношений, а не подстраиваться под стереотипы, хорошие или плохие. Точно так же изображения расизма я включила в текст не потому, что с ними согласна, а потому, что хотела сохранить верность историческим данным.

Но понятно, что все это тщетно. Они уже определились со своим нарративом насчет меня и просто собирают «факты» в его подтверждение. Меня они не знают, да и не могут знать, поскольку никогда со мной не встречались. Просто надергивают обрывки информации, разбросанные по интернету, и лепят из них некий образ, который соответствует их воображаемому жупелу, но не имеет никакого отношения к действительности.

Я не болею желтой лихорадкой. Не принадлежу к тем фрикам, что пишут исключительно о японском фольклоре, носят кимоно и каждое заимствование из азиатских языков произносят с намеренным, деланым акцентом. Маття. Отаку. Я не одержима идеей присвоения азиатской культуры. Скажем так: до «Последнего фронта» современная китайская история не интересовала меня от слова «вообще».

Но хуже всего то, что иногда тролли заставляют меня сомневаться в понимании самой себя. Я подчас задаюсь вопросом, не у меня ли искаженная версия реальности; действительно ли я не социопатка, что западает на азиатских женщин; не испытывала ли Афина на протяжении всей нашей дружбы ко мне боязнь, и было ли мое присутствие той ночью в ее квартире чем-то более гнусным, чем я полагала?

Но эти вкрадчивые опасения я всегда пресекаю в зародыше. Как учила меня доктор Гэйли, я их стопорю, чтобы не раскручивались по спирали. Среди нас двоих с катушек сходит интернет, а не я. А именно тот контингент борцов за социальную справедливость; те белые «союзнички», стремящиеся к влиянию, и не вполне адекватные азиатские активисты, стремящиеся к тому же. Я здесь не «плохой парень». Я жертва.

По крайней мере, хоть кто-то подает голос в мою защиту. Честно говоря, в основном это белые, но это не означает, что правда не на нашей стороне.

Бретт, да благословит его господь, делает следующее заявление: «Недавно выдвинутые обвинения против моей клиентки Джунипер Сонг совершенно беспочвенны и злонамеренны по своей сути. Атаки в интернете — это не что иное, как попытки негласной расправы». Он рассказывает о моем бесспорном писательском таланте, о том, как я усердно оттачивала свое мастерство на протяжении всех четырех лет, что у нас с ним заключен контракт, и заканчивает словами: «Я и агентство „Ламберт“ однозначно на стороне Джунипер Сонг».

Моя команда в Eden помалкивает, что вызывает некоторое раздражение. Но, учитывая поток призывов разорвать со мной контракт, нейтралитет Eden сам по себе является вотумом доверия. Когда потекли первые обвинения, Даниэла направила нам тревожный имэйл, но когда Бретт заверил, что все они — это беспочвенный поклеп, посоветовала нам сидеть и не высовываться. «Нет смысла, отвечая на нападки, придавать им вид законности. По нашему прошлому горькому опыту общение с троллями лишь придает им остервенелости. Жаль, что такое происходит с Джун, но сейчас самое лучшее — это хранить молчание».

«Все это дикие, взбалмошные обвинения, которые можно выдвигать без четких доказательств, — пишет в Twitter интернет-персона, известная своим разумным и взвешенным подходом к неразумным ситуациям. — А впрочем, чему здесь удивляться: на кону доход изрядного множества лиц. Беспокоит лишь то, как ненасытно это сообщество стремится получать удовольствие от страданий других. С этим нужно что-то делать».

Один поп-блогер с консервативными взглядами и семьюдесятью тысячами подписчиков ополчается против Адель Спаркс-Сато. Используя ее инициалы как неприличное слово, он вопиет: «ASS — МАНЬЯЧКА, ОДЕРЖИМАЯ ВЕНДЕТТОЙ ПРОТИВ БОЛЕЕ УСПЕШНЫХ ПИСАТЕЛЕЙ! СРОЧНАЯ НОВОСТЬ ДЛЯ АДЕЛЬ: РЕВНОСТЬ СИДИТ НА ТЕБЕ БЕЗОБРАЗНО!» (Наблюдать за этим забавно, но, откровенно говоря, я не сторонница подобных действий. Разумеется, приятно, когда кто-то ратует в твою защиту, но в идеале таких в эфире встретишь нечасто, даже на Fox News.)

Ну а Eden Angelʹs, дай им бог здоровья, всецело на моей стороне.

От Джен: «Обычно с маргиналами я не соглашаюсь, но насчет ASS он прав на сто процентов».

Марни: «Не нужно быть маргиналом, чтобы это понять!:-))»

Джен: «С тобой там все в порядке? Ты, надеюсь, держишься?»

Марни: «Как это ужасно! Мне очень, очень жаль, что тебе приходится проходить через это. Дай знать, можем мы что-нибудь для тебя сделать. Преклоняюсь перед твоей храбростью».

Джен: «Синдром высокого мака[47] в чистом виде. Успех, которого добиваются молодые женщины, режет им глаза. Мне самой постоянно доставалось от мужиков в директорском звании. Их от нас просто КОРОБИТ».

Марни: «Они до тебя докапываются из-за твоего влияния и признания, причем сами это знают. Так что дело не в тебе, а в них».

Джен: «Не борись со свиньями — пускай себе хрюкают! Забудь о них, Джуни. Не обращай внимания на ненавистников. БУДЬ ВЫШЕ!!»

Если б я только могла. Но я не могу оторваться от своих устройств. Всякий раз, закрывая глаза, я по-прежнему вижу этот лазурный экран. И представляю, как на очередную бичующую меня тему накручиваются лайки.

Я действительно примеряюсь к цифровому чистилищу. Все продолжают настаивать, чтобы я к этому прибегла, словно притворство, что Twitter якобы не существует, решит все проблемы. «Тролли кормятся твоим вниманием! — неустанно напоминает мне Джен. — Интернет не сможет причинить тебе вреда, если ты не будешь в него заглядывать». Но это не похоже на очищение; это означает, что я прячу голову в песок, в то время как все вокруг меня рушится. Я не могу игнорировать ущерб. Мне необходимо отслеживать точную траекторию урагана, потому что знание момента, когда и куда он обрушится, смягчит боль удара. По крайней мере, мой мозг убежден, что это так.

Я устраиваю себе прогулки с целью раствориться в пении птиц, брызгах солнечного света и мокрых пятнах, оставленных дождем на асфальте, но мир снаружи кажется таким же зыбким и недостоверным, как фон видеоигры, которая все еще прогружается. Иногда мне на минутку действительно удается от всего отрешиться, но затем внимание соскальзывает, и я вспоминаю про телефон, лежащий сейчас на кровати и жужжащий все новыми и новыми уведомлениями. Дыхание моментально учащается, в сердце растет тревога, и я понимаю, что нахожусь на грани срыва, поэтому сразу же спешу обратно в квартиру, сворачиваюсь там на кровати и хватаюсь за телефон, чтобы в обнимку с ним час-другой прокручивать события — единственное занятие, которое, как ни парадоксально, действует на меня успокаивающе.

Есть я не могу. То есть безумно хочу (я постоянно изнываю от голода и все заказываю с доставкой огромные, горячие, жирные блюда вроде пиццы или лазаньи), но едва начинаю жевать, как мысли вновь закручиваются спиралью о моем неминуемом профессиональном крахе, и тогда я не могу проглотить ни кусочка без рвотного позыва.

А вдобавок меня никак не берет сон. Каждую ночь я лежу, не смыкая глаз до самого рассвета, и лихорадочно обновляю разные темы и аккаунты, отслеживая, кто что ретвитнул или ответил, создавая в голове воображаемые отповеди и такие же воображаемые опровержения негативных реакций на эти самые отповеди.

Если б у меня была ну хоть какая-нибудь стратегия выхода. Какое-то волшебное извинение, которое можно принести; защита, которую можно выставить, после чего все прекратится. Но ведь ясно, что впутываться в эту кутерьму совершенно бессмысленно. Все, что я опубликую, станет еще одним доказательством, которое могут использовать против меня. И как она вообще будет выглядеть, эта онлайн-победа? Нет никакого способа обратить шельмование вспять, заставить интернет забыть обо мне. Этим клеймом я помечена навсегда. Любое загугливание моего имени или упоминание меня на литературной конференции из-за скандала с этим плагиатом будет отравлять воздух, как постоянный пердеж.

Я знаю некоторых авторов, которым удавалось перескакивать от скандала к скандалу, сохраняя свою репутацию совершенно нетронутой. В основном это белые. По большей части мужчины. Айзек Азимов то и дело вляпывался в истории с харассментом, так же как Харлан Эллисон. Дэвид Фостер Уоллес абьюзил, харасил и сталкерил Мэри Карр. А их до сих пор превозносят как гениев.

Иногда я обреченно думаю, что это, видимо, просто то, через что нужно пройти. И все эти «пляски на костях» не более чем обряд посвящения, который ныне вынужден проходить всякий мало-мальски известный автор. Например, в прошлом году одну писательницу изгнали из соцсетей за то, что она подбивала своих поклонников ставить «одну звезду» дебюту другой писательницы (позже выяснилось, что та дебютантка увела у нее жениха). В любом случае обе те писательницы недавно подписали шестизначные контракты на свои будущие трилогии. А Марни Кимбалл, фаворитка Даниэлы, попадала под раздачу никак не меньше десяти раз, и вечно за то, что писала в Twitter что-нибудь из разряда «промеж глаз» — например, что «классика просто лучше, а если вы ее не понимаете, значит, вы просто не доросли умом. Уж извините». И продажи у нее идут прекрасно. Может быть, Даниэла права и молчание в самом деле лучший ответ.

Свой период онлайн-нападок пережила даже Афина, хотя, конкретно в ее случае, не совершала ничего дурного. Пару лет назад она отреагировала в Twitter на бесспорно вопиющую тему о росте преступлений на почве ненависти против американцев азиатского происхождения. «Я еще никогда так не нервничала, находясь в своей собственной шкуре, — сказала она. — У меня сегодня явственное ощущение, что эта страна мне не принадлежит». Слова звучали с эдакой слащавой самовлюбленностью, но не важно: они исходили от сердца, и, безусловно, нельзя хейтить того, кто боится нападений на улице.

И вот какой-то анонимный аккаунт с эмодзи китайского флажка в био задал ей вопрос: «Если тебя так колышут азиаты, почему ты встречаешься с белым?»

Не знаю, зачем Афина отреагировала. Заставить тролля угомониться — дело заведомо безнадежное. Но настрой у нее, видимо, был боевой, поэтому она отписалась: «С кем я встречаюсь, не имеет никакого отношения к политике. Или вам в принципе ненавистны межрасовые пары? Мы вообще в каком году живем? Просто не верится, что в 2018-м».

И тогда на нее, как сквозь шлюзы, хлынул поток хейтерских фекалий. Кое-какие из них Афина показала мне в кафе, где мы встретились на той неделе. Мерзость редкостная:

«Заткнись и насасывай белый член».

«WAMFы[48] противоестественны. От них рождаются Эллиоты Роджеры. Хочешь, чтобы я пришел и застрелил тебя как Эллиот Роджер?[49]»

«Белый никогда тебя не полюбит, милашка — каким местом ни подставляйся».

«Не смей говорить от имени азиатов! Ты потеряла это право, как только дала белому мужику колонизировать твою пелотку».

К тому времени, как Афина сделала свой аккаунт закрытым, «амры»[50] (как она их называла) уже вычислили ее писательскую веб-страницу и электронный адрес. Ей начали поступать угрозы расправы.

Скриншоты изначальной перепалки в Twitter перекочевали на Reddit, где основная ветка в конечном итоге выросла в тысячу с лишним постов, многие из которых включали скриншоты фотографий Афины и ее тогдашнего бойфренда Джеффа, перекачанные с их аккаунтов в Instagram и с пометками типа «ПРЕДАТЕЛЬНИЦА РАСЫ» или «Некоторые из азиаток не лояльны к своей расе. Им нужны только белый елдак, белые бабки и белый бэбик. Но когда-нибудь они очнутся и поймут, что „белое превосходство“ их не спасет. Будем надеяться, что наша дурашка это поймет, пока еще не слишком поздно».

Кто-то взломал ее авторский сайт, так что при нажатии на главную страницу все, что представало глазам, — это карикатура азиатки с раскосыми глазами, лежащей в непристойной позе перед толпой пускающих слюни белых жлобов.

«Хочу тебя поддержать, — написала я ей в знак солидарности. — Эти козлы такие придурки».

«Спасибо, — отозвалась Афина. А затем: — Думаю, со мной ничего не сделается. Просто чертовски страшно. Я не чувствую себя в безопасности даже в своем собственном доме».

Тогда я думала, что Афина преувеличивает. Она была мастерица поразыгрывать свой страх ради сочувствия, точно так же как изображала сценки ранимости ради внимания к своей персоне. Что бы там ни было, но интернет всего лишь интернет. Можно подумать, что какой-нибудь задрот с Reddit, живущий в каморке на попечении своей матери, и вправду проделает сотни миль до столицы ради того, чтобы напасть на писательницу возле ее квартиры? Да перестаньте. Тогда мне в голову приходила гаденькая мысль: «А чего б тебе, душечка, просто не отключиться на время от Сети да и жить-поживать в обнимку со своим богатством, красотой и успешностью?»

Но теперь я точно знаю, что Афина имела в виду. От этого так просто не отмахнуться. Ты лишаешься всякого чувства безопасности, потому что в каждый момент — когда ты спишь, или бодрствуешь, или просто выключаешь на несколько минут телефон, чтобы сбегать в душ, — десятки, а может, сотни, а может, и тысячи незнакомцев шуршат снаружи, добывая твою личную информацию, прокрадываются в твою жизнь, ища способы осмеять, унизить или, что еще хуже, подвергнуть тебя опасности. Ты начинаешь сожалеть обо всем, чем когда-то делилась о себе: о каждой фотке, каждом меме, каждом комменте к видео на YouTube, о каждом своем небрежном твите. Потому что тролли их непременно нароют.

Я поудаляла из своего цифрового следа столько, сколько лишь смогла за те первые сутки травли, но машина обратного отсчета все так же крутится. Кто-то высмеивает мой восторженный отзыв 2018 года о «Чудо-женщине»[51]: «Понятное блин дело — Хэйворд души не чает в россказнях о белых воительницах. Держу пари, что она любит еще и „Цахал“[52]!» Кто-то отыскивает мое фото со школьного выпускного: «Вот! Это платье — история происхождения змеюки Джунипер Сонг». Кто-то публикует инфу об экзаменационных курсах, где я однажды преподавала: «Родители, если вы пользуетесь этим сервисом, ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ДЖУНИПЕР СОНГ!» Если бы я уже не уволилась из Veritas, то искренне полагаю, что такие, как она, меня бы оттуда выжили.

«Вам всем нужно выйти на улицу, — печально посоветовал однажды твитерцам один известный писатель. — Подышите свежим воздухом. Twitter — это не реальная жизнь».

Как бы не так. Twitter — жизнь вполне реальная; более того, он реальней реальной жизни, ибо это сфера, где обретается социальная экономика издательской индустрии, у которой нет иной альтернативы. В офлайн все писатели — лишь безликие, гипотетические существа, кропающие словеса автономно друг от друга. Ни к одному из них невозможно заглянуть через плечо. Невозможно сказать, действительно ли они такие лощеные и глянцевые, какими себя выдают. Зато в интернете можно следить за всеми горячими сплетнями, даже если весомости в вас и близко нет на то, чтоб занимать место в зале, где это происходит. В интернете вы можете сказать Стивену Кингу идти лесом. В онлайн можно вычитать, что главная звезда нынешнего литературного сезона на самом деле такая гнида, что все ее опусы можно смело помножить на ноль. Репутации в издательском деле постоянно созидаются и разрушаются как раз в интернете.

Я представляю себе гомон сердитых голосов и толпу, которая тычет пальцами и нависает надо мной, чтобы рвать куски плоти из моего тела, как однажды менады поступили с Орфеем, — пока не останется единственный вопрос, произносимый плотоядным шепотом: «Вы слышали что-нибудь о Джунипер Сонг?» И останутся кружиться лишь бесформенные обрывки слухов, постепенно тускнея и исчезая в сероватой полумгле; кровавые, разлагающиеся клочья моей виртуальной личности — пока не останется ничего, кроме заявления, правдивого или нет, что Джунипер Сонг отменена.