Южный шторм

- Добрать гика-шкот! Отдать подветренные шкоты! Выбрать подветренные! Лево руля!

Судно прошло левентик, кливер наполнился, и яхта снова начала набирать скорость. Капитан, придирчиво следящий за действиями волонтёра, одобрительно шепнул князю:

- Если он не пригодится вам, синьор, я готов взять его в команду.

Столь же усерден был аристократ с северных гор во всём, что касалось машины. Конечно, он не бросал уголь и не лазил с масляной спринцовкой по трущимся узлам, но не упускал случая спуститься в машинное отделение и завязать с механиками разговор.

Это было странно. Дворянство столетиями правило на суше и владело небесами, морская стихия их влекла меньше всего. Наверно поэтому в своё время в океанах главенствовал флот западной державы: в Ламбрийском Королевстве теи никогда не играли заметной роли. Дараньон выглядел каким-то исключением из своего сословия. Он искренне любил корабли. И яхта, послушная его командам во время вахт, платила ему взаимностью, насколько вообще можно рассуждать о взаимоотношениях человеческого существа и могучего рукотворного механизма.

Когда до прибытия в Никс, по расчётам, осталось менее суток, отец с сыном обменялись понимающими взглядами. Ещё на островах удалось обеспечить всех крыльями, Рикаса – тем, что владел в походе против работорговцев, Алекса и Дара изношенными и похуже, но вполне ещё пригодными.

Услышав предложение, Дараньон покачал головой.

- С вашего позволения, синьоры… Мне вахту стоять. И, по правде говоря, я полгода не поднимался в воздух, боюсь оказаться обузой.

Его не уговаривали. Если тей морскую стихию предпочитает воздушной, в этом есть что-то неправильное, но не позорное.

Море столь же безбрежно. Как и воздушный океан, его не окинешь единым взором, не одолеешь одним рывком огромные расстояния.

Море многократно сильнее человека. Его нельзя побороть. Но можно слиться с ним, обратить его мощь себе на пользу, обогатиться его дарами.

Море убьёт слабого и поддержит крепкого, раздавит робкого и поможет смелому. Вдали от берегов дворяне не имеют преимуществ перед простыми смертными благодаря только чистоте крови. Тем почётнее добиться превосходства – силой духа, воли, ума и мышц.

Отец и сын предпочитали традиционное. Две крылатые тени упали с борта к самой воде, выровнялись в горизонтальном полёте и взяли курс на север.

Рикас, держась чуть сзади выше, испытал особенное чувство. Они летели вдвоём впервые за два года. Куда подевалось глупое, мальчишеское стремление доказать – я что-то стою без отца, я сам себе командир и хозяин…

Да, удалось выиграть схватку, командуя отрядом. Пираты Туза и освобождённые рабы разгромили других пиратов, а врагов было раза в четыре больше. Да, не посрамил имя Алайнов. И что? Отец всё равно занимает особое место, только это перестало выглядеть вызовом, возбуждать щенячье желание соперничества. Двое мужчин не могут ужиться вместе, каждому нужно доказать, что он – главный? Чушь! Общество построено на иерархии, борьба за лидерство далеко не всегда ведётся с насилием, а подчинение такому человеку, как Алексайон Алайн – честь, а не обуза.

Что думал князь? Почти ничего. Свежий ветер заоблачной выси не только выстудил лицо, но и вымел лишнее из души.

Если называть вещи своими именами, пребывание на Южных Островах можно считать длительным отпуском от основных обязанностей. Порой казалось, замаран настолько, что вновь возглавить Красную Гвардию – грех. К дьяволу минутную слабость! Пока ещё не стар, не обделён Силой, честь не позволить бросить дело, отнявшее большую часть жизни. Впрочем, отнявшее – неправильное слово, взамен получен смысл этой жизни.

Рик теперь рядом. Хочется надеяться, что надолго. Авантюра на Островах доказала, из него растёт достойный преемник.

Можно ли требовать большего от молодого тея? Вряд ли. Самого Алекса в этом возрасте в хвост и в гриву гонял синьор Атрей, друг, учитель и истязатель в одном лице. Эту роль в отношении сына князь не отыграл до конца.

А ещё было одно, очень важное, что согревало душу в леденящей вышине. Иана… После бегства и трудного пути в свой мир, когда его жена начала уже свыкаться с одиночеством, он поклялся не расставаться с ней надолго и не уезжал больше чем на месяц. Есть клятвы, которые трудно сдерживать, а есть – которые мучительно больно нарушать. Среди пиратского воинства Архипелага душу разъедала тоска, угнетала неопределённость – удастся ли свидеться?

Алексу очень хотелось обнять жену. И троих стразу – Иану, Рикаса и Айну. Видно – не судьба. Романтический облик «благородного пирата» оказался у дочери сильнее привязанности к отчему дому.

Глава двадцать вторая

Винзор, четверть века назад враждебный, когда Алекс приехал в него изменить жизнь герцогской семьи, предварительно уничтожив часть их родни во время дворцового переворота, стал домом. Князь редко бывал в своём замке на севере герцогства, тот скорее был атрибутом нового княжеского рода, чем жильём. В Винзоре служба, здесь выросли Айна и Рикас, возмужал Филлис, фактически – приёмный сын.

На железнодорожном вокзале встреча получилась чересчур многолюдная, не к месту. Князь отсутствовал чисто по семейным делам, и рассчитывал увидеть только Иану с гвардейцами охраны. Сразу после объятий с женой, удержавшей слёзы радости в строгих, всё ещё прекрасных глазах, к нему приблизился сухонький мужчина неопределённого возраста в тёмно-сером плаще.

Черты лица неправильные, резкие, словно высеченные из деревянной колоды второпях, строгие брови срослись в прямую линию… Словно призрак из прошлого, он выглядел точь-в-точь, как десятилетия назад.

- Похоже, вы меня вспомнили, ваша светлость. Я – Наркис из Шанхуна.

Алекс едва сдержал раздражённую реплику «не до вас», тем более при Иане, у неё сохранились отнюдь не благостные воспоминания о последнем вояже в Шанхун. Но никто не видел послушников так далеко от Города монастырей. Вдобавок, монах отирался не один. Дюжина суровых молодцев в столь же бесцветных одеяниях, похоже, прибыла вместе с ним. Что же нужно монахам в Икарии?

- Здравствуйте, Наркис. Чем обязан?

- Понимаю, время неподходящее. Но мы месяц вас здесь ожидаем.

Месяц? Даже три недели назад было совсем не очевидно, что удастся скоро вернуться домой.

- Ваше ожидание могло затянуться.

- Да, синьор. Ждали бы, сколько потребуется. Мы живём дольше… Простите, я отвлёкся. Шанхун захвачен дикарями. Нам нужна помощь.

Князь даже головой дёрнул, точно отгоняя наваждение. Он пять месяцев отсутствовал, ещё на порог дома не вступил, и кто-то обременяет его такой просьбой!

- Алекс… - Иана больше ничего не добавила, но и так ясно, она не одобряет происходящего, не скрывая от монахов отрицательное отношение к их затее. Вероятно, они потому и окружили перрон, чтобы добраться до князя раньше, чем супруга успеет настроить его против.

- Ничего обещать не буду, тем более – военных действий в другом государстве. Обсудим завтра, во дворце, - чуть устыдившись резкости, Алекс смягчил. – Посмотрим, что я смогу для вас сделать.

Эта встреча напомнила, что дома вряд ли предстоит наслаждаться покоем, неожиданные дела и непредвиденные опасности не заставят себя ждать. Но князь вырезал первые сутки пребывания в Винзоре из выслуги лет. Иана!

Сначала было много разговоров. Отец и сын рассказывали о Южных Островах, Алекс – скупо, веско, зато из Рикаса слова лились потоком. Он напирал на смешные моменты: жадность и ограниченность пиратов, их смешные претензии на культуру и государственность. И добился неожиданного результата.

- Вот в каком обществе вы оставили Айну.

В дворцовой гостиной, включающей личные покои князя, повисла неприятная тишина. Прислуга – степенная женщина весьма зрелых лет, поспешила удалиться, стараясь как можно тише шоркать ботинками по мрамору.

- Мама, силой её везти, что ли?

- Странный поворот. Я послала её за тобой, но Айна осталась за океаном, ты вернулся…

- Дорогая, мы пытались с ней говорить, - в голосе Алекса больше звучала грусть, чем вина. – Девочка влюбилась и потеряла голову.

- О Создатель! Неужели она не поняла, что её избранник – обычный пират? Разбойник, насильник, висельник!

- Мама, мы с ней говорили… Ни в какую. Самое ужасное, сестра сознаёт, что её жених – не образец порядочности. Знаешь, что она ответила? Выбор достойного, честного, родовитого – это решение разума. Сердце думает иначе.

- И его нельзя назвать обычным пиратом, - добавил Алекс. – Умён, хитёр, изворотлив. Способен смотреть дальше. Я с ним мало знаком, но догадался, чем он прельстил нашу дочь, кроме чисто мужских статей. Он рассказал Айне, что на основе Южных Островов собирается строить цивилизованную державу.

- Так что, мама, не нужно считать, будто сестра бросилась в мезальянс. Если Далматис поднимется над другими, а у него есть все шансы, Айна станет первой леди Республики. Как ни крути, это выше, чем, например, супруга провинциального тея. И не просто жена лидера, а соавтор нового мира, - Рик вздохнул. – По крайней мере, она сама в это верит.

- Как, наверно, верила Ева Терон, - Алекс вкратце рассказал о крушении надежд бывшей напёрсницы Ианы.

Робко кашлянул лакей у двери.

- Его высочество герцог Винзор…

- Передайте его высочеству, я встречусь с ним завтра! – лакей ретировался, а члены семьи Алайнов улыбнулись. Редко где возможны такие отношения вассала и суверена.

А потом была ночь.

Ширина семейного ложа требуется, если супруги в ссоре: можно отодвинуться дальше. Следующим шагом становятся разные одеяла. Венчают процесс разные спальни. Алексу и Иане хватило бы самой узкой солдатской койки… Бархатный балдахин, ковры, дорогая ваза в углу и прочие предметы статуса не имели ни малейшего значения. Их первый медовый месяц протекал в крохотной каюте дирижабля, второй, после воскрешения князя и возвращения к жизни – в замке, довольно скудно обставленном. Для счастья не главное где ты, важно – с кем ты.

А ещё счастье легко разбивается о будни. Они наступили уже на следующее утро. Часа два оторвал Филлис, толково рассказавший о новостях, особенно – милитаристских забавах Иэроса. Гвардейцы, выстроенные на плацу, из шкуры лезли, демонстрируя, что за месяцы отсутствия элит-офицера их выучка не пропала. После обеда Алекс, наконец, приказал пригласить Наркиса к себе в кабинет. Иана с Рикасом вызвались присутствовать при разговоре.

- Ты считаешь себя им обязанным? – спросила княгиня, пока вестовой умчался в поисках монаха. – Двадцать лет прошло!

- Они помогли мне. Я смог пробиться в наш мир только благодаря некой связи между Тибетом и Шанхуном. Верховный лама Кагью принял меня, снабдил необходимым в дорогу: я ввалился к ним гол как сокол. Скотский поступок Дживы не бросает тень на всех. Поэтому честь не позволяет оставить их без поддержки.

А законы чести не знают сроков давности.

Наркис смиренно поклонился у входа и почтительно присел на дальний стул. За ним вошёл Дараньон, с порога заявивший:

- Послушник – родом из Северной Сканды, синьоры. Мы, северяне, обязаны помогать друг другу.

- Ну вот, Наркис, первый доброволец в твоём отряде есть! – когда Алекс улыбался, шрамы, обильно украсившие его лицо и даже уши, приходили в движение, отчего истинный смысл гримасы иногда трудно понять. – Рассказывай.

Драматическая история случившегося с монастырями больше всего ужасала тем, что её можно было предвидеть и предотвратить. Монастыри в Тибете неоднократно подвергались нападениям, послушники обучались боевым искусствам. В Шанхуне трепетно изучали философию чужого мира, но напрочь проигнорировали житейский опыт.

Кагью требовал принимать всех и никого не изгонять. Лишние, не приемлющие суровых норм монастырского существования, быстро удалялись сами. Но однажды через горы перевалило целое племя, изгнанное конкурентами. Их влекли россказни о сокровищах монастырей. Тёмные люди и не подозревали, что Шанхун славен сокровищами духа и знаний, но отнюдь не золотом.

Разбив лагерь у монастырских келий, племя росомахи, как они себя называли, несколько дней шатались по городу, выпрашивали еду и одежду. Как-то ночью напали и вырезали большинство мужчин-послушников.

- Но вы же владеете Силой! – не вытерпел Рикас.

- Да, - грустно кивнул Наркис. – Но не обучены применять её в бою. Только отталкивали нападающих да отбивали копья и стрелы.

- Секунду! – князь задумчиво потёр рубец на лбу. – У вас был отряд, обученный военным операциям. Кстати – с оружием другого мира.

- Верно. Двадцать человек, дикарей – одних воинов больше трёх тысяч. Большинство наших погибло, сколько-то заперлось с Верховным ламой в дальнем книгохранилище библиотеки, варвары не смогли сорвать стальную дверь.

- Обречённые на смерть от голода и жажды? – воскликнула Иана.

- Не совсем, - возразил Наркис. – Они умеют погружаться в глубокий сон, практически останавливая дыхание и сердцебиение. На несколько лет хватит. Тем не менее, это западня. Путь в иной мир закрыт наглухо. Полагаю, и вы, князь, не смогли бы переместиться.

- Я до сих пор не понимаю, как мне удалось в тот раз… Не будем отвлекаться. Выходит, ценнейшие знания, способные взорвать наше общество, в руках толпы оборванцев, и только настойчивости им не хватает, чтобы проникнуть внутрь.

- Обыкновенной бочки с порохом. Библиотека строилась против взломщика, но не армии, - Наркис развёл руками: мол, всё не предусмотришь.

Потом он поведал, как с тридцатью послушниками, кое-как подлечившими раны, перебрался через перевал и обратился к властям Тибирии, получив отказ. Никого судьба Шанхуна не интересует, никто не понимает ценности в нём хранящегося.

- Главное – дикари не понимают. Значит, есть время, - прикинул Рикас.

- Не совсем… - глаза Наркиса окончательно погрустнели. – Эти дьявольские росомахи обратили в рабов женщин и не оказывающих сопротивление мужчин. Не сомневаюсь – пытают их насчёт сокровищ. И кто-то не устоит, объяснит, что содержимое библиотеки может значить для правителя любого герцогства. Или какого-то из ламбрийских городов-государств, где не прекращается грызня. Сейчас наступает зима, перевалы закрываются. А весной…

Он не договорил. И без того ясно, дело не исчерпывается долгом чести князя.

- Хорошо. Если выведем Верховного и уцелевших с ним людей, хранилище уничтожим? – Алексу до последнего не хотелось ввязываться в зимнюю экспедицию, тем более – рисковать гвардейцами.

Наркис склонил голову.

- Полагаю, лама Кагью сам сумеет поджечь бумагу и спалить хотя бы самые опасные знания. Возможно, вы не понимаете. Шанхун – место, соответствующее Тибету в том мире. Проход рано или поздно откроется вновь. С нашей стороны должны быть люди, готовые к этому. Князь! Двадцать лет назад вы верили, что нужно оградить Икарию от влияния той морали, сохранить остатки рыцарства… А сейчас?

Действительно, два десятка лет – немалый срок. Меняются люди, меняются взгляды.

- Медленно, но неуклонно мы движемся к торгашескому обществу, Наркис. Это не избавляет меня от обязанности беречь тейскую мораль, пока возможно. Решено!

Присутствующие напряглись. Алекс выслушал мнения, дал высказаться. А теперь огласит своё и уже от него не отступит.

- Два месяца на подготовку. Наркис, из твоей маленькой банды сделаем отряд. Научитесь пользоваться Силой и винтовками. Летать на крыле умеете? Месяца хватит, не справившиеся замёрзнут на перевале. Рикас, отбери добровольцев из гвардии, обязательно – новичков, коим нужен боевой опыт. За старшего. Сотни тебе хватит?

- Сотни? – охнул Наркис. – Но их тысячи!

Алекс снизошёл до объяснения.

- Нет задачи вырезать их поголовно. Дикари – это стадо, чьи вожаки пекутся о выживании своего стада. Перебьёте вождей, остальные побегут.

Среди зимы. Когда перевал закрыт. Наверно, гуманнее уничтожить на месте.

И припасы ограничены. С осени не заготовлено на такую ораву.

Эти вопросы молнией пронеслись в голове Рикаса, сообразившего, что отец впервые сам доверил ему командование отрядом. Кроме победы, нужно будет решить ещё массу вопросов. Но не сейчас, по мере поступления.

- Что-то не ясно?

- Ваша светлость! – к отцу Рикас так обращался крайне редко. – Позвольте принять в гвардию тея Дараньона и взять его в Шанхун.

- Морячка? С поезда – и сразу запросился в бой? Такие не помешают. Синьор, сегодня же предстанете перед герцогом для принесения вассальной клятвы.

Дар, не уловивший смысла и половины разговора, особенно когда речь шла об ином мире, благодарно поклонился. Стало быть, нужно не проклинать судьбу, а благодарить Создателя за милость и считать удачей, что очутился в клетке с рабами на борту того злосчастного судна. Встреча с сумасбродными Алайнами компенсирует неприятности плена с лихвой.

Глава двадцать третья

Благородным синьорам не привыкать к перепадам температуры: от тропической жары на палубе яхты до леденящего вихря на заоблачной высоте. И всё же январская стужа на перевале превзошла ожидания. После спуска в долину у Рикаса зуб на зуб не попадал, тем более вечерело, а мороз крепчал.

Наркис, к таким зимам привычный, и Дар, не забывший детство в горах Северной Сканды, были бодрее. Они скинули крылья и размяли затёкшие в полёте тела. Уютные комбинезоны мехом внутрь сберегли остатки тепла.

Рикас замер и закрыл глаза. Остатки Силы полились в конечности, отогревая застывшую кровь. Его примеру последовал весь отряд.

С сумерками Шанхун погружался в темноту: ни электрического света, ни масляных ламп. В этой темноте было что-то нездоровое, тревожное. Княжич никогда не был здесь, но не мог представить, чтобы городок с десятью или более тысячами жителей к вечеру так замирал. Кроме дымков из труб, да и то – далеко не всех, никакого присутствия людей не наблюдалось.

И – тишина. Ни голосов, ни звуков скотины, ни хлопанья дверей. Даже ветер стих.

Конкретного плана Рикас не подготовил, только предварительные намётки: не хватало сведений о расположении и численности противника. Быстро добыть их возможно единственным способом – допросом пленного.

Белые тени неслышно подобрались к крайнему дому с гнутыми крышами – таких не увидеть нигде в Икарии. Ступали аккуратно, стремясь не выдать себя скрипом снега.

Из обещанной князем сотни добровольцев в долину прибыл всего пятьдесят один унтер и прим. С командиром – пятьдесят два. Изъявили желание и другие, но остальных Рикас отсеял ещё в Винзоре, отнюдь не потому, что плохие бойцы. Даже чересчур хорошие. Пусть не участвовали в большой войне, за спиной у каждого есть опыт плюс долгие годы тренировок. В их отношении к командиру отряда сквозило: слушаемся тебя, сосунок, потому что ты сын элит-офицера. Рассказы Дараньона о битве в бухте Теландайна винзорские теи воспринимали с изрядной долей скепсиса. Подумаешь, бежал впереди толпы оборванцев и одолел такую же толпу босяков, невелика доблесть.

За два месяца подготовки Рикас догадался, что этот срок отец выделил для сколачивания группы, а не превращения кучки сугубо мирных послушников в машины убийства. Монахи десятилетиями проникались, что убийство, то есть насильственная отправка личности на перерождение, отягощает карму. Каждый из шанхунцев, если вдруг прикончит дикаря, после перерождения получит больше страданий-дукха. Примерно так княжич понял их объяснения, пересыпанные множеством подробностей об анатмаваде и бхавачакре, тем самым укрепился в вере в единого Бога-Создателя с простым набором заповедей: веди себя с честью и будешь награждён посмертными благами.

Иначе были воспитаны только несколько монахов, что погибли либо заперты вместе с Кагью, остальные незаменимы разве что для переноски тяжестей по воздуху благодаря немереным запасам Силы. Из всех гвардейцев по команде Рикаса бросится хоть к чёрту на рога один единственный – Дар. Остальным нужно показать пример, чтобы уверились в достойности командира. Поэтому на захват языка он двинул сам.

Крайнее жилище – длинный одноэтажный барак с узенькими окнами келий. В незапамятные времена отец, по его рассказам, жил в таком с матерью, в соседней камере обитал легендарный Горан Атрей.

Рикас отбросил капюшон и осторожно прислонился к стене, вслушиваясь. Изнутри донеслось невнятное шевеление, отголоски храпа. Он призвал Силу.

Её призрачное щупальце проникло сквозь доски. Там разобрал средоточие чужой жизненной энергии, весьма слабое. Значит, не обитатель Шанхуна, кто-то из пришлых, и можно не церемониться.

В человеческом теле две главные зоны – у сердца и там, где сходятся рёбра, образуя свод над солнечным сплетением. Рикас осторожно выделил пульсирующую и охватил её своей Силой. А потом резко сжал.

Если бы монахи не ныли о сансаре и применили бы навыки на благо Шанхуна, город был бы очищен за ночь. Просто раздавили бы сердца захватчикам, словно их скосила эпидемия инфарктов. Но – не желают слышать. Гвардейцам сказано никого не щадить, любой ценой уменьшить потери. К сожалению, никто из примов и унтеров, включая Дара, не умеет так концентрироваться.

Дикарь дёрнулся, громко захрипел, даже на улице слышно. Одновременно его сердечная мышца выскользнула из захвата. Скрипнула дверь. Человек вышел на улицу, тяжело втягивая морозный воздух. Он надеялся, что здесь ему полегчает. Не повезло.

Рик больше не напрягал Силу, тем более потратил её остатков больше, чем на час полёта. Просто шагнул к дикарю и обвил его шею удушающим приёмом, для чего был вынужден подняться на носки.

Подскочил Дар; вдвоём они оттянули обмякшее тело на две сотни шагов. Прижав рот пленника меховой рукавицей, командир резко хлестнул его по щеке. Потом вонзил палец в болевую точку за ухом, чтобы у дикаря не сложилось иллюзии о гуманизме разговора.

Беседа длилась до получаса. Голый по пояс мужчина с заломанными руками лежал на снегу и бессвязно бормотал ответы на вопросы мучителей. Спрашивал Рикас, этот же вопрос повторял Наркис на наречии равнин Тибирии. Если у гвардейцев и были какие-то колебания относительно вмешательства в чужой конфликт на дальней земле, то по мере получения ответов они исчезли.

Дикари сохранили жизнь всего примерно двум с половиной тысячам людей, точнее дикарь не ответил: столь большие числа с трудом вмещались в его пещерный разум. Женщин, изнасилованных и имевших неосторожность забеременеть от «великих воинов», приказано умерщвлять тут же, как появится живот – носящие ребёнка рабыни плохо работают. Кроме верховых и тягловых лошадей, запасы скота практически все уничтожены, при виде монашеских запасов на зиму для целого города завоеватели три месяца питались одним мясом. Оставаться здесь надолго они не намерены: с юга их пригнали конкуренты, они же, возможно, летом перейдут через перевал. Великий вождь обещает вести свой народ дальше на север. Отсюда заберут всё ценное, остальное предадут огню.

Рикас распрямился над дрожащим от холода и страха невольником. Команда окружила их, все с жадностью ловили каждое слово из перевода Наркиса.

- Все слышали? Есть простое решение – обождать до лета. Раскрашенные уроды уйдут, - тей пихнул носком в сапога в голый бок дикаря, украшенный смазанными разводами краски, едва заметными в полутьме. – Монахи, кто уцелел, смогут вернуться и отстроить Шанхун заново.

- Честь нам это не позволит, синьор прим-офицер! – отозвался тей Ютичос, один из самых молодых, всего на пару лет старше командира. Никто не оспорил его мнение, послушники промолчали.

- Отлично! Слушай мою команду! Уничтожаем племя до последнего. Не жалеть никого.

- Там женщины, дети, - робко вставил Наркис. – Они не…

- Не дикари? Малыши не вырастут в великих воинов? А они вас жалели? А лишние потери наших, если будем за своей спиной оставлять эти отродья? Или развесим сопли? Помните, господа, ваши жизни и ваши шпаги понадобятся очень скоро для защиты Икарии. Если увижу, что кто-то колеблется, заколю его как предателя.

Он обнажил шпагу, дикарь что придушенно загомонил из-под рукавицы Дара, зажимающей рот.

- Что ему надо? – буркнул Рикас. – Сейчас его проблемы кончатся.

- Умоляет дать отсрочку. По их поверьям, душа попадает в рай, если воин выполнил обряд перед битвой: помолился, зашёл к женщине и покрасил лоб белым, - на лишённом выражения лице Наркиса не читались никакие эмоции. Возможно, он счёл за благо, что грех, отягощающий карму, придавит не его.

- По вашим верованиям, белая клякса на лбу влияет на сансару? Нет? Тогда нечего ждать.

Остриё пробило глазницу и воткнулось в снег. Дикарь выгнулся, трижды дёрнулся и замер. Рикас если и не всех убедил в справедливости аргументов, то уж в решимости и беспощадности – точно. Пусть некоторые из старших сочтут это неразумной юношеской жестокостью, но вряд ли усомнятся в твёрдости намерения карать.

Отряд разделился на четыре, между гвардейцами распределились монахи в роли проводников и лекарей. Самую малую, но наиболее сплочённую группу Рикас повёл в центр, к бывшему дацану Верховного ламы, ныне исполняющему роль юрты великого вождя великих воинов. Уничтожение главаря любой банды означает половину победы над ней.

Ютичос с другими теями обошёл город по дуге, направляясь к складам фуража. Там сложено сено, заготовленное в изобилии для съеденного варварами скота.

В конюшне забеспокоились лошади, почуяв опасный запах чужаков. Их тревожное ржанье расшевелило ночную тишину. Казалось бы, племени неоткуда ждать врагов до весны. Тем не менее, опыт поколений гласил: кони первыми настораживаются и предупреждают.

Дворяне вперемешку с монахами таскали на себе охапки с сеном, когда из ближайшего к складу дома вышел человек, до макушки замотанный в красный монашеский балахон. При неярком свете звёзд он выглядел практически чёрным.

- Тихо! Мы свои! Пришли освободить вас! – громким шёпотом предупредил его Ютичос, удерживая на плече вкусно пахнущую охапку, пока к аромату сушёной травы не примешался смрад давно не мытого тела.

Сено сковало движение. Опыт во владении Силой был невелик, чтоб хотя бы оттолкнуть…

Дикарь ударил ножом, погрузив тёмное лезвие в грудь по самую рукоять. Открыл было рот для торжествующего крика победы, заодно – предупредить соплеменников о врагах, но не успел: сталь вонзилась в ухо. Тей, убивший его, подозвал монаха.

- Точно не ваш?

- Нет, синьор.

- Надо всем передать… Негодяи кутаются в монашеское, спасаясь от холода.

Счёт потерь складывался один к двум, что совершенно непозволительно, если учесть численное превосходство дикарей, по меньшей мере, раз в сто. Рикас столько терять не собирался. Монахи, превращённые во вьючных мулов, тянули за ним части громоздкого оружия – пулемётной винтовки. Ещё в Винзоре они пытались спорить, доказывая: Сила – вещь священная, высокая, использовать её для дел примитивных унизительно. Всё равно как тейской шпагой колоть крыс. Рикас тогда аж задохнулся от возмущения, но присутствовавший при разговоре князь бровью не повёл. Он осадил слишком уж ратующего за правильность применения Силы послушника простым аргументом: если для выполнения задания и, тем самым, сохранения чести придётся заколоть крысу, поджарить её, насадив на шпагу, и съесть, это стократ лучше, чем сдохнуть с голоду и провалить задание. С тех пор шанхунцы не сомневались, что безумные гвардейцы, к которым Наркис опрометчиво обратился за помощью, в трудном походе и крысу съедят, и их заставят. Поэтому переноска грузов на фоне тошнотворной диеты представлялась безобидным неудобством.

Тяжёлое скорострельное оружие было вручено Дараньону у входа в дацан Кагью.

- Дар! Я иду внутрь.

- Синьор! Дозвольте с вами!

- Нет. Отвечаешь за огонь с крыши. Как только внутри поднимется шум и уляжется, лезь наверх, Наркис поможет. Они и без крыльев способны… Впрочем, ты видел. Как только займутся пожары – начинай.

Отдав распоряжение, Рикас сосредоточился. Сила немного восстановилась с перелёта и радостно клокотала, хоть далеко ещё не на всю мощь. Сейчас нужен не безрассудный порыв, как в бухте, а точный расчёт. И видимость в темноте, которая обняла, словно перчатка, стоило углубиться в коридор.

Великие воины не выставили часовых. Или не знают ещё о премудрости боевого охранения, или беспечны зимой. Собственно, разница невелика. Всё равно умирать…

Огромный молельный зал полон спящих тел – всхрапывающих, сопящих. Народцу невдомёк, что истинное величие в уединении. Пока, на примитивном уровне, чем крупнее вождь, тем больше вокруг него должно тесниться подданных. Наверно, и совокупляется под преданными взглядами избранных счастливчиков.

Сила видит их столь же слабо, как и первого из дикарей, казнённого за окраиной. Нет… в центре зала гораздо более яркие сполохи.

Рикас открыл глаза, до этого зажмуренные за ненадобностью обычного зрения. Помещение напоминало пещеру, застеленную неровным и слегка шевелящимся тёмно-красным ковром, чрезвычайно зловонным. Получается, варвары использовали любимые красные ткани монахов, чтобы самим замотаться… Учтём!

В свете нескольких слабых лампад он рассмотрел возвышение, забросанное шкурами. Отблески Силы исходят от женских тел. Они окружают крупного дикаря. Наверно – согревают, ублажают, пока признаки беременности не становятся заметными. При мысли, что происходит с монахинями на сносях, Рикас сильнее вцепился в эфес шпаги.

Можно сколь угодно рассуждать о ценности человеческой жизни вообще, о необходимости каждой расы пройти положенные этапы развития на пути к цивилизации, включая самые неприглядные, о недопустимости вмешательства в дела других народов… Это всё абстрактно.

А когда видишь перед собой конкретное зло, то не вправе прятаться за рассуждениями. Даже о чистоте кармы.

Ближайшая женщина зашевелилась и открыла глаза. Рикас внутренне сжался. Переполошит орду раньше времени…

Она не издала ни звука, когда незнакомец в чёрном меховом комбинезоне одним ударом остро заточенного клинка отсёк голову вождя, словно сбил шляпку с огромного ядовитого гриба. Затем деловито отёр мёртвый лоб над выпученными глазами от белого порошка, чтобы подданные не питали иллюзий об отлёте души предводителя в рай. Прирезанный во сне райских почестей не достоин!

- Тихонько будите остальных женщин и пробирайтесь к выходу! У вас одна минута!

Заполошенно оглядываясь на тея и отрубленную голову в его руках, монахиня что-то зашептала на ухо одной, потом другой товарке. Точно перепуганные мыши, они шмыгнули в сторону выхода, стараясь не задеть спящих воинов.

Надеясь, что никто из них не пальнёт спросонья из лука, Рикас развил кипучую деятельность. Сначала распалил факел, прибавив немного света в мрачный зал, потом забрался на укороченную тушу с головой в одной руке и факелом в другой.

Начали…

- Презренные росомахи! Вы – прокляты! Ваш вождь Торборг убит как трус! Вы тоже умрёте!

Спектакль дешёвый и плохо сыгранный, но когда спросонья видишь отрезанную голову наместника Бога на Земле и громкий голос его убийцы, наверно, это производит впечатление. Чтобы его усилить и закрепить, Рикас подбросил голову и врезал по ней сапогом, будто играя в мяч, она улетела к дальнему концу дацана, мелко брызгая кровью. А потом в ход пошла шпага.

Тей намеренно не стрелял. Огнестрельное оружие, дикарям хорошо известное, имеет свойство замолкать, истратив патроны. Как бы ни было плохо с соображением и арифметикой, даже самый тупой смекнёт, что нет в мире револьвера, имеющего комплект боеприпасов на такую толпу. Поэтому – холодной сталью, без грохота пальбы, только под крики ужаса.

Первых он заколол, ещё не успевших подняться, отдав управление телом в полное распоряжение Силы, она хлынула в самые жуткие глубины души, воззвав к самым жестоким инстинктам. Рука перестала чувствовать усталость – шпагой водила Сила…

Тейский клинок – скорее колющее, нежели режущее оружие. Но у умелого фехтовальщика, с бурлящей Силой внутри, шпага работает в любой ипостаси, даже как ударно-раздробляющее, когда рукоять на отлёте врезается в чей-то висок…

Конечно, он убил совсем небольшую часть отдыхавшего воинства. Рикас стремился посеять панику и преуспел. Дикари бросились к выходу, к окнам, отталкивая и затаптывая друг дружку.

Через разбитые стёкла проник рыжеватый свет: занялись пожары. Племя собиралось устроить поджог, покидая Шанхун? Ну, так вы и покидаете. На тот свет. От стопок соломы занялись дома по периметру. Кольцо огня, вопящая толпа, перепуганная до смерти, что ещё нужно?

А, вот что нужно – с крыши залаяла пулемётная винтовка, один наводит, второй вращает длинную рукоять для перезарядки и подачи патронов. Громоздкое, но грозное оружие.

Хлопки одиночных выстрелов доносились с разных сторон. Гвардейцам приказано не пытаться остановить толпу – только обстреливать бегущих и подгонять их к краю города. Как только удалятся от пылающих зданий, угодят в январскую стужу. Мороз воюет на стороне освободителей.

К утру вдобавок поднялась пурга. Неверные солнечные лучи едва пробились через неё, осветив Шанхун словно склеп, в который открылась дверь. Но ни в одном склепе не бывает столько трупов сразу!

Рикас внутренне ёжился при виде плодов ночной бойни. Икарийцев тоже погибло много, к центральному дацану подтянулось всего двадцать три человека, включая его и Дара. Остальные – зарубленные саблями, получившие стрелу или пулю – где-то лежат меж домов, жертвы чужой войны.

Снег был чёрный, сажа вперемешку с кровью, пока следы ночного кошмара не упрятала пороша, превратив неподвижные тела в продолговатые сугробы.

- Полагаю, большинство сбежало из города, синьор, - устало произнёс Дараньон. Он опустился на один из сугробов, не пытаясь определить – там деревянная колода или человеческое тело. Беспредельная усталость после нервного напряжения напрочь отбили разборчивость. – Молю Создателя, чтобы они не вернулись.

Вернулись.

На площадь перед главным дацаном потянулся люд – дикари, монахи, монахини. Из варваров почти исключительно женщины, большинство с детьми. Могли тихонько расползтись по домам, возможно, часть так и поступила.

Одна из туземных женщин увидела Рикаса, выделив его по лишь ей известным признакам, указала на него рукой, заголосила. Тей схватился за револьвер, но набежавшие дикарки и не думали нападать – повалились лицом в снег, выкрикивая что-то вроде «вождь-росомаха».

- Уничтожив их верховного вождя и претендентов на этот пост, вы получили право возглавить племя, - раздался голос Наркиса. Хорошо, что в сдержанном голосе монаха не прозвучало ни намёка на насмешку вроде поздравления с должностью. Рик мог бы не сдержаться.

Ему было не до шуток. Сам отдал приказ не щадить. И что теперь? Собрать два десятка выживших теев и продолжить резню? Дикарки, похоже, и особо сопротивляться не будут, раз великий вождь так решил.

- Наркис, у вас есть что-то вроде пригорода?

- Не понял, синьор.

- Ну… группа зданий на отшибе. Согнать их всех, дать зерна… В марте пусть убираются.

Монах покачал головой.

- Значит, стеречь их до весны… Нас и так мало, люди не склонны к насилию.

- Зато ничего не имеют против, чтобы пригласить нас, и насилие льётся через край. Наркис! Неужели ты не понимаешь, сегодняшняя ночь легла тяжестью и на нашу, и на вашу карму? Думаю – в равной степени. И я не желаю отягощать её ещё больше, хоть не верю в сансару.

Глава двадцать четвёртая

Сколько лет Верховному ламе? Двести? Или триста? Выглядел он на четыреста.

Никакие самоутешения о перерождении убиенных, о неотвратимости предначертанного, о необходимости хранить ровное состояние духа в любых обстоятельствах не могли заслонить тот факт, что город, в котором лама жил веками и правил им десятки лет, обращён в руины, разграблен и наполовину сожжён, а население вырезано.

Лама Кагью мелкими шажочками вышел из здания библиотеки, также основательно пострадавшего. Его поддерживал крепкий мужчина в монашеском одеянии, контрастирующем с короткой винтовкой на ремне. Трое других держали такие же винтовки наперевес.

- Наркис-с… - старческий голос говорил с присвистом. – Ты сумел привести подмогу…

Ага. Вот у кого лавры главного освободителя. Рику пришлось внести ясность.

- Прим-офицер гвардии Восточной Сканды тей Рикас Алайн, командир отряда. Полагаю, вы – Верховный лама?

Старик повернулся всем телом. Глаза слезились, один совсем закрылся неприятной белесой плёнкой.

- Алайн… Сын того самого… Князя.

Рик сжал зубы, скрывая возмущение. Наверно, покраснел даже старый сабельный шрам на подбородке, покрытый рыжим редким пухом. Он сам добыл эту победу! Причём здесь отцовские титулы и слава?

Старик шамкал ещё какие-то слова. Быть может, там звучала мудрость нескольких поколений, но уже не разобрать. Монахи с винтовками увели его куда-то.

Трудно сказать, сохранил ли патриарх какое-либо влияние, но дальше в Шанхуне распоряжался именно Наркис. Он сумел наладить изоляцию выживших дикарей, весьма многочисленных и после резни, хоть значительная часть просто замерзла за городом на следующий день. Он же как-то организовал текущую жизнь.

Через неделю, когда раненые гвардейцы выздоровели, не без помощи местных врачевателей, Рикас заторопился в обратный путь, категорически отклонив предложение задержаться до открытия перевалов. В день их отлёта Наркис был мрачен.

- Старого Шанхуна больше нет. И воссоздавать придётся другой. Способный себя защитить даже ценой кровопролития.

- Ты прав. Я не смогу прилетать к вам на помощь по первому свистку. Телеграфную станцию, надеюсь, вы установите, - Рикас поправил сбрую с припасами, достаточными для путешествия хотя бы до первых тибирийских селений. Остатки его отряда уже стояли, нацепив крылья.

Монах кивнул, потом – словно спохватился.

- Я не могу возблагодарить вас достойно. Нет в мире цены, равной жертве ваших гвардейцев.

И поэтому можно не давать вообще ничего, оттянув разговор о благодарности на самый конец. Рикас глянул на шанхунца с иронией. Дешевле всего отделаться высокопарными фразами.

- Поблагодарите чем сможете. Например, винтовкой, что носят ваши люди, желательно – со схемой, как делать её и патроны. А, знаю, это противоречит вашим принципам непередачи знаний другого мира. Тогда – прощайте!

- Стойте… - Наркис преодолел последние колебания. – Я думал о чём-то подобном и не мог решиться. Но если менять устои, то менять.

Собранные и полностью готовые к полёту теи терпеливо ждали, пока расщедрившийся напоследок монах не притащил обещанное. И оно стоило ожидания.

Гораздо легче винтовки. Револьверная рукоять с обкладкой из резины, передняя ручка – длинная и тонкая. Мушка с защитным кольцом на конце ствола. Наркис отсоединил вторую рукоять, оказавшуюся магазином с патронами, похожими на револьверные.

- Что это?

- Там, где его выпустили, оно зовётся «машинен-пистоле». Вот чертежи. Если не вы, то ваш отец непременно разберётся. Стреляет быстро, удовлетворительная меткость на дистанции до двухсот шагов.

Рикас бережно погладил откидной металлический приклад. С внезапной горечью заявил:

- Этот «машинен-пистоле» окончательно убьёт шпагу. Не надо тренироваться годами, укреплять руку… Только меняй коробку с патронами. Теперь я понимаю, почему отец был против распространения подобной техники, и ваши настоятели – тоже.

- Не берёте? – удивился Наркис.

- Беру, - тей сунул «пистоле» с отнятым магазином в мешок на полётной сбруе, и без того раздутый. – Полагаю, в конструкции ничего сложного. Значит, и здесь его скоро изобретут. Пусть Винзор успеет чуть раньше.

На одном из привалов среди заснеженных гор Дараньон выпросил «пистоле» и долго рассматривал.

- Конечно, не шпага. Конечно, уравнивает новичка и ветерана – учить стрельбе из такого, думаю, не сложнее, чем из винтовки. Но… Я думаю, синьор, важно не само оружие, а честь владеющего им.

- Дар! Как ты можешь говорить подобное, тем более – воспитанный в горном замке? Столетиями утверждалась традиция. У дворянства дети с ранних лет имели возможность тренироваться со шпагой, а простолюдины добывали хлеб насущный. Нас отличало благородное владение Силой и полётом. Шпага носится в открытую, каждый её владелец показывает, что готов ответить на вызов, защитить честь, проучить подлеца. Револьвер размыл грани – его не сложно спрятать под широким плащом, а со стрельбой вблизи справится любой начинающий. Каждая шваль способна выхватить ствол и убить тея, как бы он ни был хорош со шпагой.

Северянин подбросил веток в маленький костерок, освещавший ложбину между скалами, слабое укрытие от свирепого ветра. В обратном пути отряд уже понёс потерю – один из гвардейцев не совладал с налетевшим вихрем и насмерть разбился о горный склон.

- Вы правы, уважая старые традиции, синьор. Увы, они устанавливали правила, имевшие слишком много исключений. Отец и сын Ванджелисы, главный пират Терон – все они взращены именно так, в замках, в благородном окружении. И к зрелости превратились в законченных негодяев. Я назвал только самые известные фамилии.

Рикас не нашёл что возразить.

- Я никогда не забуду нашего графа. Он не обращался к безродным иначе как «червь», добавлял это слово к имени. Эй, червь Дриссон, передай червю Кассону – пусть поторопится, не то шкуру спущу.

- Из-за таких нас звали «ветроголовыми», - у Рика всплыло в памяти настороженно-неприязненное отношение морских разбойников в отряде Туза, полностью не изжитое даже после абордажа работорговцев. Дворянство веками отгораживалось от простых сословий, поэтому лёгкая тейская шпага – ещё и символ барьера отчуждения.

- Меня называли «ветроголовым» в лицо. А по поводу Силы… Не знаю, как это выразить, синьор. Когда вы ей отдаётесь, даже я вас боюсь. Вы готовы снести что угодно, возникшее на пути.

Это заявление вызвало оторопь. Рикас не думал, что его боевое безумие столь заметно извне.

- У тебя иначе?

- Сила мной не руководит, но и её уровень намного ниже. Вы бы обсудили с монахами…

Верно, они держат в узде значительно большую мощь, но не являются её рабами. Совет Дара запоздал. Или преувеличенное миролюбие послушников – как раз подобный случай. Рикас всю сознательную жизнь готовился к боям, Сила следует за его предназначением. У шанхунцев предназначение иное.

- Обсуждаю это с тобой. По правде говоря, больше не с кем. И, Дар, вне строя и службы называй меня на «ты» и просто «Рик».

- Благодарю. А по поводу Силы… Она тоже оружие, порой – гораздо опаснее шпаги. Само по себе оружие не доброе и не злое, всё зависит от человека, им владеющего. Ты прекратил бойню дикарей, хоть миролюбивые монахи не возражали бы против их полной гибели. Поверь, в глазах гвардейцев это подняло тебя.

- Обсуждали? Да, можно было ожидать, - любому командиру небезынтересно, что судачат за его спиной. - Я, кстати, о другом думал, останавливая операцию. И так много наших погибло. Дикари могли дать отпор, первая паника прошла, посветлело, стало видно, как нас мало, вдобавок – половина ранена.

- Жаль, что у каждого из нас не имелось «пистоле», Рик. И перестань грустить по поводу шпаг, вспомни «Гнев Юга». Корабль тоже является оружием. При благородном капитане с порядочной командой он послужил бы благому делу, а у пиратов – только разбою. На островах те же дикари, только с претензией на зачатки цивилизованности. Оружие – продолжение человека, им владеющего.

Княжич попытался угадать, какие мысли возникли в голове его отца, когда тот увидел принесённый из Шанхуна «пистоле». Князь уверенно отсоединил рожок с патронами, оттянул затвор, явно знакомый с такого рода игрушками.

- Надо же! Не думал, что доживу до их появления здесь. B не уверен, что поспешу с передачей чертежей на завод.

Да и воронёная сталь, матово отсвечивающая в лучах февральского солнца, наверняка превосходит обычную оружейную, выплавляемую в Икарии. «Пистоле» лежал на столе в кабинете князя, молчаливое олицетворение угрозы, привнесённой оружием иного мира.

- Мой единственный трофей.

Алекс медленно опустился в кресло.

- Не густо. Вас было пятьдесят два, монахов не считаю. Вернулось двадцать четыре. В активе твой боевой опыт, не нужный пока пистолет-пулемёт и освобождение ламы Кагью. По твоим словам – ни на что не способного.

- Да, отец. Считаешь, что моя наука обошлась чересчур дорого?

- Поздно сожалеть о цене, уже заплаченной. Хотя герцог Филлис обязан спросить меня, зачем загублено двадцать восемь прекрасных бойцов его гвардии, - Алекс развёл руками, мол, имеем то, что имеем и с этим обязаны работать. – По крайней мере, в твоём послужном списке есть победная операция во главе гвардейского отряда…

Рикас приободрился, но тут же сник, услышав окончание.

- …И с поля боя тебя, в виде исключения, не вытащили в бессознательном состоянии. Я уж считал это твоим особым почерком. С дороги устал?

- Уже отдохнул.

- Тогда приступай. Сразу фалько не получишь, но его обязанности – вполне. У тебя будет в подчинении сотня. Тей Дараньон тебе нужен?

- Конечно!

- Огорчу, - безмятежно отрезал Алекс, едва не вызвав возмущённый вопрос: «зачем тогда спрашивал?», но Рикас сдержался.

- У Дара иное назначение?

- Верно. Морячок пусть служит на море. Ты сдружился с ним, верно? Привыкай, малыш. У настоящих правителей и командующих друзей не бывает. Плата за наше высокое положение – одиночество.

- Но у тебя были настоящие…

- О чём сожалею. Они все погибли именно от близости ко мне.

Рикас собрался с мыслями. Они упрямо, как прямые у горизонта, сходились в одну линию.

- Отец! Назначение Дара, моя сотня и немедленные тренировки… Всё так скверно?

- Скорее – тревожно. Гражданская война в Ламбрии закончилась, провинции пока договорились об окончании боёв и закреплении статус-кво: кто чем владеет, у того и остаётся, безразлично от довоенных прав. Скоро начнут создавать альянсы. Но главное не это. Знаешь, что учудил мой зять?

- Боюсь предположить.

- Далматис добился присоединения Республики Двенадцати Островов к Архипелагу.

Если бы у отца выросли копыта и рога, Рик не удивился бы больше.

- Победители присоединились к побеждённым? Так не бывает!

- Как ты его называл? Выскочка? Точнее будет – пройдоха. Я не знаю всех деталей его головокружительного манёвра. Конечно, наибольшее влияние в правительстве у бывших членов республиканской коллегии. А чтобы Архипелаг подчинился без споров и кровопролития, Терон оставлен номинальным главой новой державы. Теперь мой заклятый друг – Его Императорское Величество, а не какой-то самозваный «эвиконунг».

- Империя?

- Да, сын. Южная Империя. Со всеми вытекающими имперскими амбициями, объединённой армией, потерявшей в той войне совсем не много людей, флотом, на порядок превосходящим наш, и энергичным зятьком на одной из главных ролей.

- Айна?

- Пишет раз в месяц. Ждёт ребёнка и сторонится политики.

Рик с минуту переваривал услышанное.

- Орвис знает, что для тебя семья превыше большинства других обязательств. Значит, надеется – в случае военного столкновения с герцогствами Икарии ты примешь его сторону. Или хотя бы не выступишь против. Не знаю, любит ли он Айну, как пытался нас убедить, но расчёт в его браке заметен.

- Верно. Дальновидный расчёт, на перспективу, - князь усмехнулся, и кривая улыбка на неровном лице не сулила зятю ничего хорошего. – Считаешь, он уверен в моей лояльности? Пусть проверит, найдём, чем достойно встретить родственника-пирата.

Глава двадцать пятая

Первый демарш Орвиса Далматиса в скромном статусе вице-императора Юга состоялся в исключительно мирной форме и выпал на осень, через год после возвращения отца и сына Алайнов с островов. В Винзор заявилась целая толпа культурно выглядящих «свободных охотников». Впрочем, и от этого самоназвания корсары отреклись. Теперь – просто подданные Его Императорского Величества, а Империя объявлена вольным государством с широкими правами населения.

Рабовладение сохранилось.

Рикасу до судорог хотелось назвать родственника «гражданин вице-император» и сопроводит рукопожатие вопросом: кем Далматис предстанет в следующую встречу. Верховным евнухом халифа Тибирии? Но, будучи лицом официальным, только скорчил постную рожу, слегка поклонившись перевёртышу и его многочисленной свите, штурмующим высокую парадную лестницу дворца.

Рослый и смутно знакомый крепыш тащил позади Далматиса флаг самозваной империи, мрачный и несущий неприкрытую угрозу. На чёрном фоне взметнулось два крепко сжатых кулака. Формально они означали два слагаемых новой державы – Республику и Архипелаг, но вызывали лишь ощущение, что подданные Терона, заполнившие Винзор, готовы бить с двух рук, с правой и с левой.

Если герцоги таскали за собой жён, дочерей и их дамское окружение – фрейлин, горничных, приживалок, пираты предпочли истинно мужскую компанию. Нет, мелькнул край лилового пышного платья. В толпу искателей сомнительных приключений затесалась девичья фигурка. Рикас с любопытством уставился на неё, даже чересчур настойчиво, до невежливости, и барышня почувствовала взгляд.

Взмах ресниц, и их глаза встретились. Княжичу показалась, что, выйдя из мрака, он посмотрел на солнце…

Нет, не обжигающие. Просто чистые и лучистые. Не пронизывающие, но достающие до самых глубин. Невероятно прекрасные глаза.

Девушка чуть улыбнулась и отвернулась, соблюдая приличия. Она прошла вверх, и княжичу стало неудобно выворачивать голову, пялясь вслед, тем более – лиловое полностью скрылось за камзолами мужчин. Тей обернулся к отцу, надеясь спросить, не знает ли он, что за прелестный цветок затесался среди этой кучи навоза, но второй раз за минуту получил повод для изумления.

Алекс не без труда сохранил самообладание. Прикрывая глаза, поднял руку и потёр старый шрам на лбу. Наверно, только сын, топтавшийся на расстоянии двух шагов, догадался, насколько князь выбит из колеи.

Позже, когда гостей разместили, Рикас пытался найти незнакомку, но она упорно не попадалась в поле зрения, точно растворилась в бесконечных галереях и залах Винзора. Или девушка – привидение? Тогда объяснима реакция князя, нормальная в присутствии существ загробного мира. К чисто мужскому интересу прибавилось желание разузнать, что послужило причиной отцовского замешательства. Но расспросить не подворачивался случай, князь погрузился в хлопоты с гостями.

Подданных Юга, к их неудовольствию, расселили по флигелям. В Винзоре вот-вот ожидались братья Мейкдоны, куда более достойные удобств. Гораздо проще собрать эту массу людей в Леонидии, но хитрый вице-император не случайно направился в столицу Восточной Сканды. Здесь дом его тестя, на чью поддержку он рассчитывал.

Иана замерла, удерживая супруга под локоть. Сотни раз она исполняла эту ритуальную роль и чувствовала напряжение в Алексе. Фактически, в Винзор припёрлись похитители их детей. Или полномочные представители. Хорошо хоть воздержался Терон. Княгиня, вероятно, ради такого гостя нарушила бы обещание, данное мужу после казни Орайона Ванджелиса – не вмешиваться в подобные дела и не чинить расправу собственноручно. Уж своего бывшего жениха заколола бы с превеликой готовностью.

Трудно сказать, где рос и воспитывался их главный визитёр до того, как получил окончательное образование на шкафуте пиратского брига. Не знакомый с протоколом и обычаями, он ожидал долгих бесед в семейном кругу и был обескуражен, когда герцог с герцогиней и князь с княгиней ограничились приветствиями, а ужинать пришлось в одиночестве в предоставленных апартаментах.

Далматис поинтересовался у лакея, где сейчас можно увидеть синьора Алайна, на что последовал неприятный ответ: его светлость заняты, изволят принимать трапезу с их герцогскими высочествами. То есть для Мейкдонов время нашлось, а для зятя (в общем-то – императорского высочества) не хватило. Увы…

Он проглотил оскорбление, на самом деле – иллюзорное. Раз напросился на переговоры с герцогами в роли вице-императора, семейные посиделки с Алайнами неуместны, будут восприняты как родственный союз перед официальной частью. Если бы приехал без многочисленной абордажной команды и только к Алексу с Ианой, его бы приняли без особой теплоты, но и не отселяли бы во флигель с отдельным питанием.

Уязвлённый, Орвис решил скрыть разочарование. На следующее утро он явился в главный зал дворца в блеске парадного вице-императорского мундира и с чрезвычайно торжественной миной на лице.

Не удостоенный считаться включённым в состав участников переговоров, Рикас замер по стойке «смирно» за спинками кресел Филлиса Винзора и отца в числе других офицеров гвардии. Широкий стол отделил герцогов с князем от Далматиса и пары его помощников-секретарей, усаженных пообочь для мебели, точнее – для солидности.

Старший среди равных, герцог Иэрос Мейкдон без обиняков и дипломатических изысков спросил, что нужно Островам от Икарии.

- Южной Империи требуются возможности для развития, глубокоуважаемые синьоры, Ваше Императорское Величество, Ваше Герцогское Высочество, Ваша Светлость…

- Господин Далматис! – невежливо перебил Мейкдон-младший, испортив торжественность вступления. - Если вы собираетесь перечислять наши титулы, и без того нам известные, не закончите к вечеру.

Пират заметно покраснел, глаза гневно блеснули. Но – снова сдержался.

Рик отметил, что южанин основательно изменился за год. Вот как супружество влияет на людей… Во-первых, растолстел, что особенно парадоксально, так как женат на синьоре тейского сословия с культом стройности фигуры. Белоснежный мундир с золотым шитьём плотно раздут изнутри упитанным торсом. Во-вторых, на лощёной физиономии с тонкими чертами проступил невиданный ранее отпечаток. Далматис буквально излучал искреннее, неприкрытое самоуважение. Судя по аристократическому челу и явно неблагородной юности, вице-император приходится бастардом кому-то из вельмож. Не исключено, даже обладает задатками управления Силой, только неразвитыми. И вот – на коне, получил титул, второй по значимости в этом мире после императорского, чем неизмеримо горд… А Горг Мейкдон ткнул его носом в салат. Непростительно! Княжич спрятал улыбку.

Пират сориентировался и заговорил просто, без высокопарных завитков. Он заявил, что подданные Империи желают уйти от прошлого и превратиться в уважаемое общество, наладить промышленность, торговлю с континентом и так далее. По мере его спича герцоги и князь начали переглядываться. Всё это бывшие флибустьеры способны наладить, не делясь своими проблемами с Икарией. К чему тогда спектакль? Для блезира, для видимости международного признания?

Утомив собеседников описанием блестящих перспектив, Далматис добрался, наконец, до самого главного. Если бы не пышная делегация островитян, и он смог переговорить с тестем накоротке, Алекс, вероятно, отсоветовал бы опрометчивый шаг. А так вице-императора в пике его карьеры безудержно понесло.

- Нам нужна территория на материке! – выпалил он.

- Фактория? – уточнил Филлис. – Торговое представительство, склады? В окрестностях Оливии есть свободные участки на побережье. Можете обсудить аренду с герцогом Южной Сканды. Впрочем, для герцога это мелкий вопрос, лучше – с местными властями.

- Сеньор Винзор прав, - поддержал Иэрос. – Я по-прежнему не услышал ничего стоящего нашего внимания.

- Что фактория… Хотя бы графство. Но, по чести говоря, речь идёт об Иллинии.

Повисла напряжённая тишина. Больше никто не упрекал южанина за неактуальность темы.

- Насколько я знаю историю, Икарийская Империя вобрала в себя все земли, до которых дотянулась. Вы оставили в покое Иллинию и Барбо из-за постоянных нападений из-за океана, так? Эти два клочка земли не достойны содержания там крупных гарнизонов, а из-за гор быстро не перебросить войска, чтобы разбить ламбрийский десант. Но времена изменились, синьоры! Икарийская Империя сама уходит в историю, как и Ламбрийское королевство. Права сильного никто не отменял. Для общего блага и процветания Иллиния будет присоединена к Южной Империи.

Он не спрашивал разрешения. Он информировал о решённом и неизбежном. Просто смягчал последствия.

- Вас не смущает, что Икария покровительствует Иллинии? – в голосе Иэроса перемешались ирония из-за самоуверенности пирата и даже некоторое уважение к его беспримерной наглости.

- Давайте будем откровенны, Ваше Императорское Величество, - вновь повторённое титулование после реплики Горга прозвучало насмешкой. – Нет у вас имперской армии, напоминающей существовавшую четверть века назад. Флот меньше одной десятой нашего. Вы сильнее в воздухе, но залпы картечью способны отогнать и дирижабли, и смельчаков-одиночек. Ваша светлость! – Далматис обратился к тестю. - Вы – самый авторитетный военный среди нас, не глядя на поражение у Теландайна. Выскажите своё мнение.

Алекс не снизошёл до объяснения, что слово даёт председательствующий, то есть старший по титулу, иначе говоря – Иэрос Мейкдон. Важнее было другое. Три самых влиятельных правителя ждали, поддержит ли князь родственника хотя бы половинкой слова.

- Принуждённый шантажом, пленением моих детей, я в одиночку воевал с пиратским сбродом. Без единой потери с нашей стороны обеспечил умерщвление не менее пяти тысяч негодяев – как со стороны Республики, так и вашего Архипелага. Вы считаете это поражением? Нет, те события доказывают, что один истинный тей лучше орды висельников. Сомневаетесь – плывите к нашим берегам. Билет понадобится в одну сторону.

- Вы предали Архипелаг! – выкрикнул Далматис, вызвав смешки у присутствующих. Уж его двуличность секрета не составляла. – И не забывайте про Айну!

Он ударил ниже пояса, но к этому подлому удару князь был готов.

- Вас тяготят семейные узы? Знаю, у девочки трудный характер, но прошу прощения – я не благословлял брак, только не препятствовал. Так что сами разбирайтесь, не вываливайте семейные трудности на совет с герцогами.

Смешки стали явственнее, а у Далматиса лопнуло терпение. Он вскочил и гневно грохнул кулаком по столу.

- Вы вспомните сегодняшний день, когда…

- Сядь, червь! – жёстко осадил его Иэрос. – Южные Острова признаны колонией Ламбрийского королевства, захваченной бунтовщиками-пиратами. При любых разногласиях с заокеанскими правителями мы всегда едины были в одном: морских мерзавцев нужно вешать при любом удобном случае. Надо освежить это старое доброе правило.

Далматис нервно хохотнул.

- Начнёте с нас? Или у меня дипломатическая неприкосновенность?

- … у тебя, а не неприкосновенность, - ругнулся прямолинейный Горг. – С пиратами война, тебя считаем вроде парламентёра. Таких не вешают и позволяют убраться. Рекомендую не задерживаться.

Островитянин снова вскочил, и больше никто не призывал его сесть.

- Пожалеете… Сильно пожалеете… Вы узнаете, что такое настоящий южный шторм!

Он выбежал из залы, сопровождаемый спутниками, слишком подвижными для мебели. Белый мундир, выполнивший роль белого парламентёрского флага, исчез за дверьми. Первый раз за долгое время общения с Выскочкой Рикас поверил ему от души. Таков пират с сорванной маской. Зато честно.

Иэрос обернулся к князю.

- Синьор Алайн, насколько мы готовы к отпору?

- Лучше использовать оставшееся время наилучшим образом, - живо откликнулся тот. – Из трёх бочек вранья, что на нас вывалил этот авантюрист, правда в одном: у них действительно много кораблей и людей. Но пираты готовы воевать, только если риск оправдан наживой, а никакая нажива не оправдывает большие потери.

- Ясно, - резюмировал Горг. – Нужно убивать их во множестве, остальные повернут назад. Осилим, синьоры!

Возражений не последовало.

Но первый выстрел необъявленной войны прозвучал, едва разбойничья делегация покинула Винзор. И нацелен он был на самое уязвимое – на семью Алекса.

Глава двадцать шестая

У Ианы дрожала рука.

Мутноватое фото размером с её ладонь запечатлело мужчину и женщину в постели. Мужчина лежит на спине под одеялом, женщина полуголая и разметалась.

Мужчина – Алекс. Женщина – не Иана. Остальные подробности не важны.

Первая мысль: не может быть!

Вторая: неужели он посмел…

Солнечная галерея Винзорского дворца словно подёрнулась тьмой. Или туманной пеленой. Иана моргнула, отвернувшись. Проклятая влага! Сейчас не время для слёз. Нужно быть сильной и достойно выйти из ситуации.

Хотя по-настоящему достойного выхода нет. И жизнь никогда уже не будет прежней.

Прежней? В самом начале их совместного пути Алекс имел любовницу. Пусть их роман был следствием интриг, а последняя встреча любовников произошла до решающего объяснения Ианы с будущим мужем, есть единственное слово, обозначающее поступок Алекса: измена. И то, что сейчас – тоже измена. Ничто не ново под луной.

Но зачем так прилюдно, настойчиво, подло? И как-то жалко, до омерзительности…

- Во Фроне у меня остался ребёнок, ваша светлость, - южанка прервала её мрачные мысли, заколачивая последний гвоздь известием о бастарде. – Мальчик. Незаконнорожденный княжич Алайн.

- Вы уверены, что он от князя? – сухо отбила выпад Иана.

- Не нужно оскорблять меня низкими подозрениями. Ваш муж взял меня силой. Больше я ни с кем не была.

Повисла вязкая, душная пауза, прерванная появлением виновника скандала.

- Дорогая, ты искала меня? – Алекс остановился, будто налетев лбом на каменную стену, когда из-за колонны шагнула Хели. Иана без слов протянула фотографическую карточку. Играть в игры «знаком ли ты с этой девушкой» и подходить издалека она не решилась. Если даже Алекс поступил низко, никто не даёт права поступать также… Женщина с усилием проглотила комок и окончательно успокоилась, приготовившись к бою.

К бою за себя. За свою семью. За своего мужа. За честь Алайнов. А это не так мало.

- Создатель… Что за…

Люди в сильном смущении или гневе белеют либо краснеют, князь совместил обе возможности и покрылся густыми пятнами на побледневшей коже, отчего его многочисленные рубцы проступили ярче обычного.

- Не надо. Просто скажи, это – ты?

- Я не… Да, это я. Но…

- Ясно, - Иана глубоко вздохнула, принимая неизбежное. Слёзы прошли, как и первоначальная растерянность. В голове прояснилось, более того – её наполнила кристально чистая звенящая пустота, из которой ушли мысли и чувства. И среди пустоты билась Сила, призывающая то ли уничтожить причинивших нестерпимую рану, то ли схватить крыло и унестись подальше от всех. – Рассказывай. Кратко.

Коротко не получилось. Алекс говорил и про странное вино, мигом свалившее с ног, и про странный провал в памяти. Раньше, напиваясь, он терял предприимчивость и засыпал, но прекрасно помнил всё происходившее, тогда как дружки по казарме чудили во всю широту души, но на утро не помнили о своих подвигах и приставали с расспросами. Первое, что запечатлелось из кошмарного утра, встреченного в постели с почти незнакомой девушкой, это… штаны. Тейские лётные рейтузы, плотно сидящие на бёдрах и снабжённые хитрыми завязками, все их узелки сохранились затянутыми.

Иана повернулась к молодой матери.

- А что вам запомнилось? Князь не сумел развязать штаны, но покрыть вас сподобился?

- Я тоже не помню деталей! Был ужин, все много выпили. Проснулась, там – кровь. Больно. На теле синяки. Рядом спит мужчина. Какие ещё нужны подробности?

- Девушка, ваша история печальна, но слишком многое в ней не сходится. Предположим, князь уволок насильно, причём это не помнит ни один из вас, и, как я понимаю, все упились настолько, что свидетелей нет. Но как случилось, что в опочивальне расположился фотограф?

- Верховный лорд Мей не доверял синьору Алайну и приказал приготовить фотографическую камеру в его комнате.

- Не знаю… - Иана покачала головой. – Камера изрядно велика. Уменьшить её до карманного размера невозможно вообще в силу законов оптики. Выходит, Терон специально озаботился поселить мужа в комнате с камерой, вделанной в потолочные перекрытия? То есть провокация готовилась заранее?

Хели упрямо поджала рот.

- Дорогая… - начал было Алекс, но супруга властно прервала его.

- Фотографический аппарат не работает сам по себе. Нужен фотограф, чтобы вставил фотопластинку, открыл зрительную трубу, а в темноте комнаты поджёг ещё осветительный состав, так? Он проводил ночи напролёт над постелью князя или только тогда, когда пьяному сунули в руки девку? Молчите оба!

У непрошенной гостьи, оскорблённой до глубины души, задрожали губы. Алекс метался. Непонятная история с Хели оставила у него чувство вины, и нападки в её адрес невыносимы, но Иана уязвлена ещё больше… Хотелось провалиться сквозь землю. На поле боя среди сверкающих клинков и летящего свинца гораздо легче, чем между двух женщин.

Княгиня пристально смотрела на Хели.

- Вы примерно одногодка Айне, ясные светлые глаза, рыжеватые волосы, тонкая талия, пышный бюст… И занимали какое-то особое положение при дворе Терона. Девочка, вы ничего не хотите сказать? Или мне самой сложить два плюс два? В вас видны черты обоих родителей, и странно, что синьор Алайн не проявил наблюдательности. Ведь Хели – это сокращённое имя от Хелисандра? Познакомьтесь, князь, перед нами старшая дочь Терона и Евы… О, простите, Ваше Императорское Высочество, за несоответствующий вашему пышному титулу приём, - Иана обернулась к мужу. – Я могу предположить, что пиратский лорд по каким-то причинам не афишировал происхождение Хели. Но допустить, чтобы во дворце её лапал и волок в койку заезжий чужак, к тому же – не пользующийся доверием… Слишком много натяжек.

Принцесса корсаров опустила голову.

- Алекс, она утверждает, будто родила сына после той ночи.

Почувствовав, что в словесной битве получил пас, князь моментально отреагировал.

- Дитя ни в чём не виновно! Мы примем его и вырастим. Но! Знайте же, Хели, если он – мой сын, то непременно унаследовал от меня способность к Силе, у вас неразвитую. Монахи Тибирии утверждают, что её отпечаток неповторим. Они смогу определить, подобна ли сила ребёнка моей. Повторяю – мы его поддержим, даже если отцовство не подтвердится. Честь, поставленная под сомнение той ночью, требует очищения действием.

- Почерк Евы, - неожиданно добавила Иана. – Мало логики и правдоподобия, основной удар нанесён по чувствам в надежде, что я постарела, поглупела и ни о чём не задумаюсь. Ева включила Хели в состав пиратской шайки на переговорах. Если бы они удались, Хели, полагаю, убралась бы с ними без скандала. Но получилось по-другому, и Далматис сделал прощальный выстрел ретирадным орудием. Передайте матери: выстрел не достиг цели.

- Прощайте!

Принцесса развернулась и бросилась прочь по галерее, к лестнице. Там её и увидел Рикас.

Вся в растрёпанных чувствах, бегущая рыжеволосая девушка была очень выразительна. Тей едва сдержался, чтоб не схватить её за руку, расспросить, предложить помощь и защиту… Сверху безмолвно глядели родители, и благоразумие одержало временную победу. Он поспешил подняться.

- Кто она? Что, ради Создателя, произошло?

- Дочь Терона и Евы Мей, - Иана взяла на себя труд разъяснить щекотливую ситуацию. – Заявила претензию, что твой отец её изнасиловал, и на островах родился бастард. Разумеется, это клевета.

Рик почувствовал натуральную слабость в коленях. Мама так спокойна… Не только насилие над женщиной, сама тень такого подозрения неизбежно пятнает дворянскую честь. Конечно, отец всё отрицает, конечно – мать ему верит.

Но она не видела разнузданных нравов пиратского мира, пьяного разгула, вседозволенности, попрания любых моральных норм. Быть может, отец был вынужден? Чтобы не выделяться, чтобы ему доверяли. Он соглашался на что угодно ради них с Айной! Или просто напился в компании морских мерзавцев, не позволяя счесть себя слабаком?

Князь покачал головой.

- Пираты способны на любую низость, сын. Они бессильны против нас в открытом бою, поэтому действуют подло. Похищение тебя и сестры – пример их бесчестной игры, но они не останавливаются. Придёт время, и мы уничтожим их осиное гнездо.

Молодой тей сник, придавленный услышанным. Иана должна была понять, откуда взялось его душевное смятение, матери прозорливее всех, но она слишком погрузилась в собственные переживания.

Муж заслуживает доверия как никто в этом мире. Провокация Евы разоблачена, даже Хели не придумала что возразить, не ожидавшая столь быстрого раскрытия. Но какой мерзкий, дурно пахнущий осадок!

Когда-нибудь это забудется, перестанет угнетать и висеть над душой неподъёмной тяжестью. Но всякий раз, когда Алекс раскроет объятия, внутри непременно шевельнётся червячок сомнения: вдруг эти руки обнимали и другую женщину.

Иана солгала принцессе. Выстрел Евы с Далматисом достиг цели, только разрушения несколько меньше, чем планировали южане.

Ещё одна жертва этого выстрела пришла в лихорадочное движение спустя некоторое время после разговоров на галерее. Рикас узнал, что девушка покинула Винзор, княжеский экипаж отвёз её на вокзал, точно к поезду, следующему в Злотис. Там – корабль, доставивший пиратский сброд на материк.

Молодой человек и сам бы не смог растолковать, зачем бросился в погоню. Ему не верилось, что столь чистое создание злонамеренно впуталось в эту историю.

Дочь пирата? Но она приехала сюда, явно – в надежде изменить свою жизнь. С княжеским бастардом на руках молодая мать чувствовала бы себя совершенно иначе, чем среди головорезов Фроны и Теландайна.

С внебрачным ребёнком? Но давно минули времена, когда добрачные роды приравниваются к смертельному греху. Конечно, мораль осуждает нескромные утехи до свадебного венца, особенно для юных дев, но, учитывая странную историю зачатия её сына, вряд ли строгость уместна. Рикас решил, что способен держаться выше условностей.

Он себя обманывал и по неопытности не понимал своего состояния. Более чем скромный послужной список на постельном поле боя ограничивался несколькими встречами с арадейскими горожанками да знакомством с продажной любовью в Теландайне. Юношеские увлечения кружили голову, заставляли сердце выделывать в груди немыслимые кульбиты, затем столь же быстро угасали, как и возгорались.

И ни одна дама на планете не производила такого ошеломляющего впечатления, как принцесса пиратской империи. Поэтому Рикасом руководил не рассудок, а неудержимый порыв, когда он мчался в ночи, пытаясь нагнать поезд.

Состязаться со стальной махиной бессмысленно. Локомотив мощнее и быстрее. Но есть расписание, остановки, заправка тендера углём и водой. Пока не выбился из сил, точнее – из Силы, есть шанс перехватить поезд на одной из станций.

Просить отца, чтобы от имени герцога приказал задержать состав, даже не пришло в голову. И не потому, что роль князя в истории принцессы двусмысленна. Рикас никого не хотел впутывать в это дело.

Он сдал крыло в багажный вагон и отыскал купе Хели, когда поезд давно уже углубился в земли Кетрика. Минуту постоял у плотно закрытой двери. Давно уже заполночь, южанка спит. Потом, подчинившись внутреннему толчку, робко стукнул по панели и услышал женский голос: «войдите!»

Она не раздевалась и не ложилась. Хели сидела на койке одноместного купе, напротив на откидном стуле развалился мужчина определённого типа, многократно виденного на островах. Иными словами – пират.

Кто-то вломился к женщине среди ночи? Рука привычно легла на эфес шпаги.

Спутник принцессы явно не был обучен почтительному отношению к синьорам, заворчал и приподнялся, хватаясь за револьвер. Рикаса такое развитие событий не устроило вовсе. Если бандит не угомонится, тут же умрёт, и с Хели трудно будет начать доверительный разговор над трупом её спутника.

- Господин свободный охотник, у меня разговор к синьорине. Не будете ли вы любезны ненадолго покинуть нас?

- Якорь тебе в зад…- начал было островной головорез, но ему помешали.

- Всё в порядке. Я видела этого тея в Винзоре. Возможно, он принёс известие, что князь или герцог переменили решение?

- Не буду обманывать, - признался Рикас. – Я представляю только себя и прилетел по своей инициативе. Чтобы исправить сделанное моим отцом.

- Княжеский сын! – воскликнула Хели. – На что же вы способны? Повернуть время вспять на полтора года?

Насмешливо-презрительное выражение самых прекрасных в мире глаз и угрюмый взгляд исподлобья её спутника выбивали из седла. Тей попытался повернуть разговор в другое русло.

- Ещё раз прошу об аудиенции наедине.

- Ладно. Кракен! Обожди в коридоре, но не уходи далеко. Алайны бывают весьма нескромны и настойчивы в своих желаниях.

- Ну, я ему желалку-то оторву и в пасть запихаю, - пообещал пират. На выходе он толкнул тея плечом и обдал тяжким ароматом, изобильно залитым одеколоном.

Рикас устроился на месте, освобождённом вонючкой, и сцепил руки на коленях, вдруг осознав, что не знает, как подступиться к разговору.

Мерный стук колёс был единственным звуком, нарушавшим тишину. Хели бесцеремонно рассматривала молодого гвардейца, нервно терзающего собственные пальцы. В конце концов, он нарушил гораздо больше приличий, вторгнувшись ночью и без приглашения.

Кстати – недурён собой. Жаль, слишком уж худощавый и низкорослый, как и остальные летучие дворяне веса пера, во Фроне девушка привыкла к более крупным мужчинам. Лицом больше похож на мать, а главное – не изрублен подобно отцу, если не считать забавной отметины на подбородке. Из-под тугого головного платка выбилась кокетливая рыжая прядь.

В красном гвардейском плаще, явно вымотанный полётом, сидит, смущается и молчит. Даже в погоне за поездом не оставил дома шпагу. Наверно, и спать с ней ложится.

У синьоров странные понятия о чести, думала Хели, они готовы удавиться из-за пустяков, но тот же князь Алайн, образец старомодных рыцарских нравов, подло расправился с отцом, вторично предал его в бою у Теландайна… и удивляется, почему ему платят той же монетой.

- Синьорина… Ваше Императорское Высочество…

О, у высокородного прорезался голосок? Ломкий какой-то.

- Не надо титулов. Что вам нужно?

- Объясниться. Я не хочу, чтобы вы уезжали с гневом в сердце.

Хели чуть не расхохоталась. Глупыш, что ты знаешь о моём сердце? Тем более – о его содержимом.

- Отец не вправе относится к вам плохо, что бы не произошло… У них сложные дела с вашим отцом… Это не рассказать в двух словах…

Рикасу не хватило бы и двух тысяч слов. Он запинался, блеял, и до девушки дошла причина его смущения. Бедный княжич влюбился в неё с первого взгляда! Возможно, в другой ситуации она бы и подумала, как использовать этот неожиданный подарок судьбы, завербовать в доме Алайнов своего агента. Но приказ матери был категоричен: в случае неудачи немедленно мчаться в Злотис и ничего не предпринимать. Поэтому Хели просто слушала.

Тей пересказал историю взрыва в Нирайне, где, в числе прочих, пострадал отец Хели, пусть и легко отделался. Повторение официозного мифа о виновности Терона Мея пробудило волну возмущения, но она сдержалась. Похоже, княжеский сын искренне верит в то, что ему внушали с детства.

Потом он начал распространяться о пленении в Арадейсе и спасении благодаря Далматису. Хели насторожилась. История, рассказанная отцу его самым доверенным помощником, отличалась во многих существенных деталях. И если матери и её мнению об обстоятельствах изгнания семьи с материка дочь верила безоговорочно, нынешний вице-император вызывал массу подозрений. Роль отца выставлена предельно неприглядно… Правда, о Тероне Рикас знает только со слов своего родителя, способного всё повернуть с ног на голову. Нужно непременно расспросить маму!

- Я верю, что отец никого и никогда не предавал. В последнем бою сражался за нас с Айной и сомнительного союзника – Далматиса, единственного на тот момент. И победил. Он любит маму, как никто, наверно, никого и никогда не любил, - пылающий взгляд молодого человека добавил: «а я смогу ещё сильнее…»

- Хорошо. Вы высказались. Можете улетать.

Тем более что любовную наживку уже проглотил. Пора подсекать. Потом, если мать позволит, использовать – письмами, случайной встречей, неопределёнными обещаниями, не влекущими обязательств, но создающими иллюзию надежды. Затем подтолкнуть к действиям в нужном направлении.

- Не хочу верить, что мы больше не увидимся.

- Как? Как вы себе это представляете?

- То, что я обещал в самом начале. Исправить сотворённое отцом. Вы не должны отвечать за ссоры наших родителей. Ваш ребёнок – тем более. Князь вынудил уехать на юг, я гарантирую защиту и покровительство в Винзоре, среди благородных людей, а не пиратской швали.

- Как вы все высокомерны, гордые теи. Недворяне для вас – черви и шваль. Я тоже?

- Ни в коей мере! – смешался Рикас. – Вы – настоящая принцесса. И я обещаю подобающее к вам отношение.

Хели испытующе глянула и нанесла главный удар.

- Я ни за что не соглашусь жить в одном городе с князем Алайном. Тем более в одном замке с Его Светлостью.

- Мы можем жить в любом другом месте!

Создатель, рождает же Икария идиотов, изумилась дочь пирата, не ожидавшая, что Рикас прыгнет в ловушку столь радостно и бесповоротно, не испытывая ни малейших колебаний.

- Что значит «мы», синьор? Вы собрались вступить со мной в брак? - Хели едва сдерживала веселье. Сейчас ничего не стоит раздавить его единственным словом. И что останется от гордого самовлюблённого тея, сподобившегося перегнать паровоз? Если бросится с горя на рельсы, это будет справедливая месть клану Алайнов… Впрочем, сам он не виноват. Нельзя опускаться до их уровня. И мстить нужно тоньше. Как мама. Нет сомнений, синьора Иана выглядела так, словно змея ужалила её прямо в сердце. И боль от укуса не пройдёт никогда.

-… Конечно, готов! – продолжил нести чушь Рикас. – Признаю ребёнка своим, ведь в нём так и так наша кровь. Фактически – он мой брат по отцу, это называется «единокровный». Через годы никто и не вспомнит, что мальчик был рождён до брака!

- До брака? А как к нашему, простите, браку отнесутся князь и княгиня? Если вам плевать на мнение своих родителей, моими я дорожу. Молчите! Вы достаточно наговорили глупостей. Ваше заявление прекраснодушно, но безответственно. Вижу семейную черту Алайнов – желанием облагодетельствовать другого делаете его несчастным. Думаете, мне будет лучше в чужом городе с юным теем, оставившем службу, после родительского порицания с обеих сторон? Наконец, мы едва знаем друг друга.

- Но…

- Никаких «но». Я не вправе рисковать судьбой своего малыша ради скоропалительного предложения. Постараюсь, чтобы он вырос непохожим на Алайнов. Кракен! Проводи гостя на выход.

Привлечённый громким зовом, пират втиснулся в купе, и в нём сразу стало тесно. Рикас поднялся, задыхаясь от крушения надежд, как вдруг услышал последние слова, перевернувшие его мир и разогнавшие беспросветный мрак.

- Но, тей, должна сказать, что благодарна за пылкость. Вряд ли кто желал мне счастья так страстно и бескорыстно как вы.

Глава двадцать седьмая

Минула зима. Южного шторма, обещанного Далматисом, не случилось, но в целом пиратские вылазки стали причинять всё больше и больше беспокойства.

Подданные «Его Императорского Величества» хозяйничали в южных морях, поднимались до северных широт в Ламбрийском океане, практически полностью отбили охоту к плаваниям между Икарией и Кадмусом. Герцогства дружно наложили запрет на заход судов под флагом Терона в свои порты. Тем самым прервалось снабжение островов сырьём и товарами, отсутствующими на юге. Но флибустьеры моментально нашли выход. Они договорились с несколькими ламбрийскими торговыми компаниями, и те взяли на себя перевозки между Икарией и Южной Империей. Взамен пиратские партнёры получили неприкосновенность от разбойничьих абордажей.

Наступило шаткое, нездоровое равновесие. Оно никак не устраивало икарийцев. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале марта отец и сын Алайны прибыли в Арадейс. Не договорившись с заокеанскими торгашами, ситуацию не переломить.

По окончании гражданской войны власть на восточном побережье Ламбрии захватил выходец из Икарии тей Кирос. Он объявил земли, прилегающие к Арадейсу, собственностью герцогства, поделённого на шесть графств, и беззастенчиво отобрал всё движимое и недвижимое имущество знатных семей из других частей бывшего королевства. Отразив поползновения прежних владельцев вернуть утраченное ценой немалой крови своих подданных, синьор Кирос узаконил приобретения. Герцогство вышло из войны самым сильным из осколков монархии. По сведениям, докатившимся до Алекса, здешнего правителя безмерно раздражала пиратская монополия на морские сообщения. Верфь Теофы способна спускать на воду прекрасные боевые корабли и торговые суда, но в одиночку Арадейс с южанами не справится, а сотрудничать с разбойным сообществом себе дороже.

Чисто внешне, а также манерами и разговором, Кирос напоминал своего дядюшку Теламона, владельца компании «Леонидия», по годам отошедшего от дел. И рабочие апартаменты герцога солидной простотой походили на офис Теламона, памятный ещё по первому визиту Алекса за океан четверть века назад. Синьор Кирос сохранил поджарую фигуру тея-бойца, украшенную головой типичного счетовода с круглыми очками на носу, пронзительным взглядом и недоверчивым выражением лица, на котором застыл извечный вопрос: принёс ли визитёр выгоду либо ненужное беспокойство, грозящее издержками.

- Ваше Высочество, - коротко поклонился князь.

- Ваша Светлость, - вернул приветствие герцог. – С вами, как я понимаю, наследник рода.

- К вашим услугам, синьор, - Рикас стукнул каблуками.

- Помню-помню про услуги… Это же вы около двух лет назад храбро провалили охрану порта?

Жёсткие губы дельца дрогнули в улыбке. Он показал, что не придаёт решающего значения тому промаху, но и забывать не считает нужным.

- Отличный урок моему сыну, как важна репутация и сколь дорого обходятся поражения. Но, полагаю, мы не будем обсуждать сей конфуз? Иначе дойдём до моих подвигов, когда мы с супругой убивали жителей Арадейса на благо Икарийской империи.

- Верно! Присаживайтесь, синьоры! – герцог указал гостям на небольшой столик и пристроился в кресле, точно таком же, как и у Алайнов, не пытаясь занять некое главенствующее положение.

Алекс оценил этот жест. Переговоры на равных. Хотя они с сыном представляют герцогства материка, более могущественные, чем Арадейс.

Лакей разлил лёгкое вино и удалился, оставив переговорщиков втроём.

- Вы прибыли морем, - начал Кирос. – По пути не встретили наших оппонентов?

- Видели, но только издалека. Ваше здоровье! – князь поднял бокал.

- И они не атаковали одиночный корабль?

- Даже не пытались. Видите ли, Ваше Высочество, мы с сыном слишком долго томились у этих негодяев и хорошо изучили их обычаи. Атака на наш корвет, пусть даже превосходящими силами, принесёт не слишком много выгоды, но повлечёт потери. Для них морской разбой – промысел, а не война.

- Вынужденный поднимать хозяйство герцогства, я понимаю людей южного императора. Но мне отвратительны их методы. Когда же у вас будет достаточно сил, чтобы навести порядок на море?

- Чем быстрее нам поможете – тем скорее. В Теофе отличные судостроители, многие из ваших подданных – опытные моряки. Как вы посмотрите, чтобы строить корабли для нас и обучать команды? А также позволить вашим морским волкам вербоваться в наши экипажи?

Герцог блеснул очками. Явная заинтересованность смешалась с опасением продешевить.

- Предложение заманчивое, князь. Но… Немедленный конфликт с пиратами ослабит нас – мы слишком зависим от морских перевозок, а судовые компании не смеют перечить южанам.

- Разделяю ваши опасения. Как их рассеять? Ведь корсары не в состоянии присутствовать на каждой пяди океана?

Герцог задумчиво провёл ладонью по столешнице… Потом взмахнул руками, демонстрируя решительность.

- Нужна очевидная демонстрация, синьоры, что власть юга приходит к концу. Убедительная победа. Кстати… вы слышали о пиратском дирижабле? Нет? Появился зимой и летает, не уходил даже во время сильных ветров и штормов. Говорят, экипажа там мало, оружия нет вообще, зато есть беспроволочный телеграф. Он и наводит пиратские фрегаты.

Отец и сын переглянулись.

- Предлагаете мне тряхнуть стариной и взять его на абордаж? Не скрою, есть такой опыт, но тогда помогла внезапность и неожиданность.

- Не поможет неожиданность, синьор князь. Пираты укрепили люки и иллюминаторы стальными решётками. Как в прошлые войны – разбить стекло и ворваться внутрь – не выйдет.

- Тогда нужно его сжечь! – впервые встрял Рикас. – Вряд ли эта та самая очевидная демонстрация, но с чего-то нужно начать.

- Полностью с вами согласен, синьор офицер, - кивнул герцог. – Поручу оказать вам всемерную помощь в поисках дирижабля.

Они обсудили и другие вопросы, а на прощание Кирос высказал необычное пожелание.

- Многие в Ламбрии склонны оспаривать моё герцогское достоинство. Я из обычного тейского рода и только основал династию. Но Иэрос Мейкдон… вы меня понимаете?

- Конечно, Ваше Высочество, - Алекс улыбнулся своей обычной рубленной улыбкой, часто ставившей в тупик непривычных к его виду людей. – Позвольте дать один совет. Я тоже – первый в династии, пусть и княжеской. Видите ли, если Иэрос посвятит вас в герцоги, это будет означать, что ваш нынешний статус – фальшивый.

Киросу не понравилось. Он слишком много положил сил, чтобы утвердить власть над Арадейсом. Признавать фиктивность своих потуг крайне неосмотрительно.

-… Но есть другой вариант. Введите Арадейс в состав Икарийской империи. Мейкдон практически не ограничивает власть герцогов.

- Так! – тей-счетовод моментально вытеснил бойца, глаза затуманились напряжённым обдумыванием. – Годится. Если герцогство включается в империю, тем фактом коллеги и император признают меня в герцогском достоинстве, и недовольные голоса заткнутся. Сам Создатель прислал вас в Арадейс!

- Нет, просто карма такая, - хмыкнул Рик уже на коридоре, иронически поглядывая на гвардейцев в оранжевых мундирах. Кирос и форму избрал, не совпадающую по преобладающему цвету с палитрой икарийских герцогств. Сознательно или подсознательно был готов к такому развитию событий?

В сопровождении скромной свиты из дюжины прим-офицеров Алайны отправились в порт.

- Не хочешь навестить бывших подружек?

Рикас отрицательно покрутил головой. С отъезда Хели и сумасшедшей ночной гонки за поездом минуло полгода, но ничего не изменилось. Ни поход к доступным красоткам Винзора, ни деликатные попытки Ианы познакомить с благовоспитанными синьоринами из тейских семей не дали результатов. Отравленная игла любви засела накрепко.

Экипаж рассуждал иначе и рвался на берег. Дав морякам сутки на повышение духа после океанского перехода, князь приказал готовиться к выходу в море, тем более, как и обещал герцог, сообщили о дирижабле. Он в сутках пути на юг от Теофы. И прозвучала команда, пробуждающая самые разные чувства в сердцах моряков, но никогда не оставляющая их равнодушными: «по местам стоять, с якоря сниматься!»

Тёмная на тусклом вечернем небе сигара дирижабля обнаружилась несколько севернее Теофы. Пираты держали курс на Арадейс. Возможно, узнали от доверенных лиц о визите икарийского корвета, событии редком и тревожном. Вряд ли имели чем атаковать корабль, но могли проследить, а при удаче – навести на него большую эскадру, способную потопить соперников без потерь со своей стороны.

«Винзор» раздвигал форштевнем тёмные воды, ярко сияя ходовыми огнями. Столкновения с пиратами войной не считаются, поэтому освещение сохраняется как в мирное время. На мачте развевался зелёный имперский флаг, гюйс – красный, Восточной Сканды.

- Высоко идёт. Картечью не достанем – скептически заметил капитан.

Алекс согласился. Железо бессильно, стало быть – как в старые времена, надежда только на тейскую удаль. Жаль, нет безоткатных ружей, да и не поднять их в заоблачную высь. Но это не спасёт корсаров! Князь отвернулся, пряча неуместную улыбку. А радоваться есть чему.

Он снова в бою. Как в молодые годы.

С ним его сын Рикас. Не беспомощный щенок, способный лишь лаять и слюни пускать, а крепкий боец.

И есть ещё третий участник похода – уверенность в своей правоте. Аэронавты в пиратском дирижабле олицетворяют абсолютное зло этого мира, стремление подлых и бесчестных южан господствовать над ними – хранителями последних традиций чести и благородства.

Княжич приволок на мостик деревянную коробку. Алекс скептически взвесил её в руке. Доморощенный механизм соединил механические часы и взрыватель морской мины, над их сочетанием Рик и корабельный умелец колдовали полдня, рискуя остаться без пальцев.

- Нам лететь выше, чем приходилось когда-либо.

- Я сам понесу адскую машину, отец!

Они оттолкнулись от фальшборта, когда основательно стемнело, в надежде, что чёрные крылья над тёмной водой не заметят вахтенные с дирижабля. Пиратский воздушный корабль прицепился к корвету и тянулся за ним как приклеенный. На фоне звёздных россыпей он выглядел чёрным провалом в преисподнюю.

Прохлада марта сменилась жестокой стужей. Рикас чувствовал, что Сила истекает с чудовищной скоростью в борьбе за высоту. Ни капли её не остаётся, чтобы позволить хоть толику тепла коченеющим рукам и ногам. Губы ощутили, что маска на лице покрывается инеем. Стало труднее дышать…

Трос натянулся. Князь, летевший выше и впереди, настоял на сцепке. Говорил – чтобы не потеряться в небе. А теперь тащил за собой, щедро делясь Силой. Рикас безмолвно ругался про себя: обещал донести ящик до дирижабля, в результате отец несёт и сына, и механизм!

Это тянулось бесконечно долго. Вдруг тросик нырнул вниз, и тей догадался – пришло время пикировать на спину дирижабля. К жестокому холоду добавились ледяные жала пронизывающего ветра. Он почти потерял ориентировку и пришёл в себя лишь от удара о туго натянутую прорезиненную ткань.

- Давай вниз! Я держу! – тей скорее угадал, чем расслышал отцовские слова сквозь рёв ветра, гудение машины и ровные хлопки пропеллера. Крыло, державшее в полёте, вдруг превратилось в помеху: оно наполнялось воздухом и норовило сорвать с обшивки.

Рикас скользил, пока нога не наткнулась на ребро шпангоута. Поперечный каркас держит ткань внешнего баллона, а внутри накачаны водородом большие ёмкости. Сжечь дирижабль несложно – нужно лишь смешать водород с воздухом и подпалить его… Несложно в теории.

Вдоль шпангоута тей опустился вниз на три или четыре собственных роста. Одно неверное движение – и крыло сорвёт его назад. В лучшем случае они с отцом свалятся с дирижабля и с позором провалят дело. В худшем – будут изрублены пропеллером в мелкий котлетный фарш.

Плотная ткань упорно не желала поддаваться ударам матросского ножа. Соединив Силу с отчаянием, Рикас пробил её, чуть не выпустив единственное оружие внутрь баллона. Водородный пузырь из пропитанного клейким составом шёлка сопротивлялся меньше. Даже окоченевшая рука через перчатку ощутила, как из прорехи вырвался газ. Ещё несколько минут ушло, чтобы в пространстве между внешними и внутренними стенками закрепилась самоделка.

Повернув спусковой рычаг, молодой человек оттолкнулся и взмыл над дирижаблем. Корвет шёл малым ходом, соответственно и пираты не развивали большой скорости. Но этого оказалось достаточно, отца и сына швырнуло назад и вверх.

Отцепив трос, Рикас полетел вслед за приговорённым воздушным судном. Тянулись минуты, по ощущениям – давно прошло время, отмеренное пружинными часами. Когда от отчаянья всерьёз рассматривалась мысль снова догонять и совать в водородную струю ручную зажигалку, впереди негромко хлопнуло.

Голубоватая струя пламени ударила в бок и вверх, с той стороны, где безжалостная рука надрезала баллон. Невидимый во тьме дирижабль вдруг осветился адской вспышкой.

Пламя било и ширилось. Баллон в ту же минуту лопнул сразу в нескольких местах, и оттуда прорвались новые гейзеры. Горящий водород заревел. Ещё через несколько секунд в небе сияло продолговатое рукотворное солнце. Полыхнув до слепящего блеска, оно повалилось вниз.

Рик снижался вслед, сбрасывая высоту по спирали. Забылись отмороженные конечности, душу и тело переполнил восторг: получилось! Я это смог! А потом мысли привычно ускакали в другую сторону. Видела бы Хели… Наверно, не обрадовалась бы – сгорели подданные её отца.

В смешанном состоянии чувств он коснулся сапогами палубы. За бортом тлели остатки баллона перед тем, как бесследно погрузиться в океан.

Глава двадцать восьмая

После дипломатического провала в Винзоре Далматис всё чаще выходил из себя. Точнее – реже находил причины сдерживаться. Теперь его недовольство рвалось наружу.

Он добился практически всего, к чему стремился на островах, подтолкнул их к объединению и получил вторую по важности должность в Империи, манипулируя Тероном в собственных интересах, членов Госсовета обычно убеждал логикой. Но дальше островов ничего путного не получилось, кроме разбоя на морских путях, в чём пираты преуспевали и до его авантюр.

Получив пост вице-императора, Далматис приобрёл виллу в колониальном стиле, наследие ламбрийских поселенцев, и отделал её в достойном пышного титула виде. С неё открывался замечательный вид на залив севернее Фроны.

Трудно сказать, что обстановка на главном острове новорождённой империи Харриргарде заметно отличалась от привычной Айне по Дайресту. Зато изменился её супруг. И изменился не в лучшую сторону.

Предупредительный, но уже не такой заботливый. Преимущественно вежливый, но способный разразиться бранью в стиле абордажных команд в адрес врагов внешних и соперников внутренних, не смущаясь присутствием жены. Как и в медовый месяц, требовал супружеских утех каждую ночь, но моментально засыпал после удовлетворения.

На людях Далматис соблюдал протокол и явно гордился, что у него единственного среди местной верхушки в роли жены пребывает истинная синьора. Даже у императора нет тейской супруги!

Дома вице-император преображался. Настолько, что Айна время от времени думала, за того ли человека выходила замуж. Главное – того ли она полюбила.

Он практически не интересовался сыном, рождения которого так ждал. И эта утрата внимания совпала с возвращением из Винзора. Внук князя не ввёл Далматиса в семью Алайнов.

Орвис забросил попытки наладить хозяйство объединённой островной империи. Единственное достижение – пираты более не грабят друг друга, обратив разбойную энергию на морские перевозки вокруг Ламбрии и Икарии. Далматис загорелся экспансией, считая завладение какой-то из территорий Икарии залогом будущего процветания. Соответственно, никакие советы супруги ему больше не требовались: способствовать захвату куска своей Родины или союзного княжества Айне не улыбалось.

Снова она чувствовала себя взаперти, как и во времена Республики Двенадцати Островов. Не под домашним арестом, но идти некуда. И не к кому.

Женское общество? Супруги наиболее влиятельных персон империи имели прошлое портовых девок. Самые смазливые из них сумели покорить сердце и прочие чувствительные места разбойничьих предводителей. Пират и шлюха – может ли быть в природе более гармоничная пара? Только общаться с ней не в радость.

Её Императорское Величество Ева Мей не скрывает неприязни к Алайнам. Есть во Фроне одна чистокровная синьора, супруга тея Йоргоса. Она – единственная, кто ненавидит княжескую семью больше Евы. Алекс Алайн подстроил грандиозное поражение её мужа, чуть не утопил, столкнув его с мостика корабля в открытое море. Вместо заслуженной победы Йоргоса ждал унизительный республиканский плен и опала в глазах Терона.

Однажды разгневанная дама выпалила всё это в лицо Айне. Та сухо заметила, что её отца нужно благодарить. Корабль утонул, никто не выжил, кроме князя и Йоргоса. Выходит, падение в воду послужило спасением. Стоит ли говорить, что слов благодарности дождаться не пришлось.

И в довершение неурядиц Далматис категорически запретил летать.

Это всё равно, что запретить соловью петь, антилопе бежать или дельфину плыть. Нельзя отнимать органически присущее человеку без риска очень больно его ранить. Вице-король больше заботился, чтобы не раздражать подданных. Когда Айна указывала ему на очевидную несуразность: тейской женой гордишься, а полётам препятствуешь, тот фыркал и приводил неопровержимый аргумент, мол, ему лучше знать.

Она летала по ночам, когда Орвис отлучался, иронически именуя себя ночной ведьмой. И небо исцеляло полученные днём душевные раны.

Фрона, столица морского разбоя, тлела огнями далеко внизу. Её обитателям невдомёк, насколько мелки и ничтожны их заботы, притязания, свершения. Просто жалки по сравнению с величием звёзд, облаков, бескрайнего морского простора с дорожкой луны.

Ещё были письма домой и из дома, сухие, как телеграфические послания. Она не могла написать главное – что раскаивается в совершённой ошибке. Тейская честь подразумевает верность. Для женщины – супругу. Далматис обманул ожидания? Но не совершил ничего, дающего право забрать сына и отправиться на север. Правда, ничего не делает, чтоб сохранялось желание жить на островах. А если пожаловаться, что муж нехорошо относится, реакцию отца и брата не сложно предсказать. Примчатся во Фрону и без неё не уедут. Так что раз в месяц она писала: слава Создателю, все здоровы. С изрядной задержкой получала ответ: у нас тоже. Потрясающая сердечность и откровенность!

Чуть иначе выглядело письмо Рикаса. Как бы между делом он упомянул о Хели. Не сложно было догадаться, что остальные слова и фразы служили лишь гарниром. Айна посмеялась про себя: неужели лоботряс положил глаз на дочь злейшего врага? Написала ответ, не вставив ни слова по самому животрепещущему для него вопросу.

В начале мая Далматис каждый вечер выговаривал по поводу очередных происков северян, прямо или косвенно упрекая князя. Список грехов против пиратской империи пополнялся еженедельно. Началось с потери дирижабля, потом ряд нападений на корабли свободных охотников, неизменно заканчивающиеся неприятностями для последних, и вдобавок наладилось конвоирование судов, курсирующих между Нирайном и Арадейсом. С трудом добытая монополия на морские перевозки рухнула, а с ней – и заметная часть благосостояния пиратской державы.

Отряд покойного Туза, ныне – под командованием Синего Клыка, не посмевший ввязаться в бой с эскортом конвоя, обстрелял издалека торговое судно и потопил его. У южного побережья Аделфии оставшиеся без добычи флибустьеры сорвали злость, дав несколько залпов по приморскому городу Атанассия. Они привели к пожарам в припортовом квартале и вызвали волну возмущения.

После этого Иэрос Мейкдон, вспомнивший о главном отцовском титуле, подписал высочайшее повеление Его Императорского Величества о запрете торговли с «висельниками и бандитами». Он постановил «во веки вечные» не признавать за островами статуса государства, заклеймил южан «ворами и убийцами» и, главное, объявил вне закона всех, это повеление нарушающих. Отныне корабли с имперским икарийским флагом на мачте получили право брать на абордаж и изымать суда, встреченные южнее широты Синей гряды, либо без предупреждения топить корабли, подозреваемые в пиратском рейдерстве. Флоты икарийских герцогств слишком малы, чтобы обеспечить хотя бы охрану береговой полосы, но каждая стычка обходится корсарам дороже и дороже. В Оливии, Злотисе, Нирайне и даже на западном материке в Теофе спущены на воду боевые пароходы, уже без парусного вооружения, на освободившихся стапелях тут же закладываются новые.

Пройдёт несколько лет, и Южная Империя утратит численное превосходство в кораблях! При этой мысли Далматис обычно вскакивал и начинал носиться из угла в угол, где бы ни находился: в спальне виллы, в гостиной, в императорских покоях, холёный кулачок правой руки лупил в ладонь левой, щёгольские усики гневно вздымались, глаза метали молнии.

Но этими молниями не сжечь чужие корабли. Вырисовывается замкнутый круг: без победы на море не наладить экономику, без экономического превосходства не построить мощные военно-морские силы. И если круг не разорвать немедля, империю южан сотрут в порошок! Вице-император из шкуры лез, всем своим красноречием уговаривал соратников отозвать отряды из мелких грабительских вылазок и ударить по Икарии единым кулаком.

А потом наступило роковое утро 19 мая.

В опочивальню на рассвете постучался пират-вестовой и быстро что-то прошептал на ухо вице-императору. Тот оделся с необычной торопливостью и, отмахнувшись от вопроса жены, умчался.

Айна накинула пеньюар. Она вышла на балкон навстречу восходящему солнцу. Потом увидела такое, что почувствовала: мир больше никогда не останется прежним.

Жившая в окружении, женщина сама не очень хорошо разбиралась в типах судов, особенно современных – без парусов. Понаслышке знала, их зовут по аналогии с парусниками корветами и фрегатами, в зависимости от размера и вооружения.

В то утро к бухте Фроны приближалось множество дымов с севера, очевидно – бывших причиной тревоги. Айна ухватила подзорную трубу супруга и навела на пароходы.

В голове колонны двигался белоснежный корабль с двумя чёрными трубами, орудийными башнями на баке и рядом пушек вдоль борта. Мачта, свободная от рей и парусов, высоко несла зелёный имперский флаг. Остальные корабли были поменьше, последним пристроился пузатый барк – то ли с десантом, то ли с запасом угля и воды. Угасшая было Икарийская империя впервые нанесла удар в самом центре пиратства!

У Айны бешено заколотилось сердце. Верность мужу держится только на супружеской клятве. Сердце на стороне тех, кто бесстрашно идёт к главной стоянке пиратских кораблей!

Она быстро проведала сына, убедившись, что он ещё спит, наказала кормилице никуда не отлучаться. Лётный плащ лёг прямо на ночную рубашку, сапоги с рулевыми крыльями – на голые ноги, тугой платок перетянул волосы.

Плевать, что Далматис гневается от её полётов! Пусть думают, что в воздухе гвардейский разведчик, или пусть что хотят – то и думают! Прямо с балкона Айна прыгнула в воздух, подхвативший её заботливой рукой. Вверх!

Не приближаясь уж слишком, чтоб не выстрелили случайно, приняв за врага, женщина облетела эскадру. К Фроне приближалось пять кораблей, не считая барка, что составляет значительную часть новорождённого Икарийского флота, многократно меньшую по сравнению с пиратскими посудинами у пирсов и на внешнем рейде.

Наши безумно рискуют, подумалось ей. А может – и нет. Айна привыкла к вечной разболтанности южных экипажей. Пусть орудий у них много, и людей больше чем достаточно, но пока соберёшь команды по кабакам и тавернам, поставишь к оружию, организуешь отпор…

Прервав её мысли, снизу донёсся грохот первого залпа. К флагману присоединились следующие номера в ордере. Первые снаряды разорвались на набережной и среди рыбацких шхун, не принеся заметного вреда. Повисла пауза, с избыточным на войне благородством икарийцы дали возможность людям убраться из-под обстрела. Через четверть часа корабли возобновили огонь.

Синьора заложила широкий вираж и начала с болезненным любопытством следить за разворачивающимся боем. Скорее даже – бойней.

Каждое башенное орудие и каждый каземат с борта, обращённого к берегу, успевал плюнуть огнём три-четыре раза в минуту, демонстрируя отличную слаженность канониров. Икарийцы не теряли время на подбор целей и палили во всё, увиденное в прицеле. И не щадили никого.

Новейший парусно-паровой линейный корабль, пришедший на смену «Гневу Юга», буквально окутался фонтанами воды от близко рвавшихся снарядов. Потом последовали попадания, обломки палубы и какого-то судового барахла взлетели выше мачт. И, наконец, самый везучий фугас нащупал крюйт-камеру.

Ударная волна докатилась до Айны тугим комком воздуха. Линкор переломился пополам. Носовая часть отделилась, фок-мачта легла на правый борт. Затем оба грота, бизань и дымовая труба ушли под воду вертикально, остались торчать памятником погибшему кораблю, которым так гордился Далматис, все уши прожужжав рассказами о нём. Пиратский флагман не только не сделал ни единого боевого похода на север, даже ни разу не выстрелил по своим убийцам…

Плотно стоящие в бухте барки, баркентины, бриги, шхуны уходили в свою корабельную преисподнюю без такого праздничного салюта, как гордость вице-короля. Особенно досталось отшвартованным борт о борт. Пламя пожаров перебрасывалось на соседние палубы беспрепятственно. Но ещё быстрее огня распространилась паника. И с торговцев, и с боевых кораблей дружно бежали команды, у стоящих подле причальных бочек – просто кидались в воду, не тратя драгоценные секунды на спуск шлюпки.

Вряд ли урон был сокрушительным. Гораздо сильнее оказался моральный удар. Пиратов безжалостно и неотразимо уничтожали в самом сердце их владений, и те ничего не могли противопоставить.

Наконец, проснулась береговая батарея. Налётчики отправили несколько залпов в её направлении и легли на северный курс. Если вдруг какой-то из кораблей северян получил попадание, никаких очевидных повреждений Айна не рассмотрела. И это – к лучшему. Рикас запросто мог напроситься на борт, не пропускать же такое веселье!

Её провинность в виде дневного вылета супруг не заметил, как и не обратил внимания на едва скрываемую радость. Он явился заполночь, уставший настолько, что даже не ругался. Просипел только:

- Знаешь, что твои натворили?

Твои! Далматис подвёл черту. Раньше он любил убеждать: мы с тобой – это главное, и весь мир падёт к нашим врагам. Теперь жена отнесена к вражескому лагерю. Что действительно важно, икарийский лагерь для неё – истинно свой. Утром, уходя, супруг предупредил её не выходить из дому минимум неделю, пока не окончатся похороны и поминки. Могут припомнить тейское родство и икарийское происхождение.

Айна угадала, Рикас действительно стоял на флагманском фрегате, возглавляя отряд морской пехоты. События могли повернуться по-разному, не исключалось и отражение абордажа. А ещё он разглядывал в мощный бинокль набережную, и отнюдь не только в связи с операцией. Сердце млело от ощущения ничтожного шанса увидеть хоть край её платья… И одновременно он желал Хели находиться как можно дальше, в безопасности от попадания шального снаряда или осколка. Стараниями их отряда Фрона превратилась в весьма горячее место!

Его надежды, как и тревоги, были напрасными. Дочь непризнанного императора отсутствовала на Харриргарде. Спустя неделю она переступила порог дома Алайнов. Но не Рикаса, а его сестры.

- К вам госпожа из дворца! – представила визитёршу горничная.

Стоял умеренно тёплый майский день, осень заканчивалась, в столице пиратской империи ощущалась близость зимней свежести. Айна играла с сыном Тимосом на широкой террасе, закиданной подушками. Он радостно пускал пузыри и пытался достать крохотными пальчиками гирлянду разноцветных ракушек с заботливо скруглёнными краями створок – традиционную игрушку в домах морского побережья.

При виде Хели она поднялась.

- Добрый день, Ваше Императорское Высочество.

- Здравствуйте… И не нужно так меня величать. Иначе я буду вынуждена обращаться «Ваше Вице-Императорское высочество»?

- При желании – просто «высочество», если уж блюсти протокол, но лучше обойтись. Присядете?

Гостья опустилась на очень низенькое мягкое кресло. Тимос сможет забраться на него уже года в полтора-два. Хели пришлось поджать ноги, отчего поза стала менее официальной. Её происхождение продолжали не афишировать, о родстве с Тероном знал очень ограниченный круг, включая вице-императорскую семью.

Из всех дам пиратского двора Хели была практически единственной, заинтересовавшей Айну. Но при редких встречах та только отвечала на приветствие и торопилась скрыться, не выражая ни малейшего желания общаться накоротке. И вот – явилась сама, без приглашения и предупреждения.

Скромное, быть может – несколько обтягивающее серое платье смотрелось весьма элегантно, но без претензии на монаршую роскошь. Её мать, получив титул императрицы, пусть и самой захудалой империи, решила компенсировать десятилетия пребывания в тени и не показывалась на коридорах дворца иначе как в бриллиантах. Айна в мягкой домашней куртке и шароварах совсем не походила на приготовленную к приёму августейшей особы.

- Вы играете с ребёнком здесь… А девятнадцатого? Не боялись, что снарядом…

Айна отрицательно качнула головой.

- Они прямиком двигались к порту и по жилым кварталам огонь не вели.

- Вот как? – Хели повысила тон, распаляясь. – Но дворец – практически у набережной!

- Я слышала, что случайный снаряд угодил в первый этаж, сожалею. Приказать принести вам кофе?

Но гостья не дала увести себя от темы разговора.

- Я не возьму из ваших рук ничего! Снаряд убил моего брата!

Об этой подробности даже Далматис не обмолвился. Императорская семья так любит покров тайны… Айна открыла было рот для формальной соболезнующей реплики, но ничего не успела сказать.

- …Да! И этот снаряд был выпущен одним из ваших кораблей!

Соболезновать расхотелось.

- Вероятно, вы что-то путаете, Ваше Императорское Высочество. У меня есть муж и сын, но ни единого корабля.

Хели трепыхнулась. Несолидная поза с вывернутыми ногами мешала ей. Принцесса вскочила и, глядя на Айну сверху вниз, продолжила обвинения. Добровольное затворничество не спасло – обвинитель пришёл на дом.

- Не выкручивайтесь! Вы – из Алайнов! Или скажете – они не причём?

- Во-первых, насколько я слышала, приказ о походе отдал Иэрос Мейкдон. Во-вторых, он служил ответом на варварский обстрел побережья в Аделфии. В-третьих, я точно не участвовала ни в подготовке, ни в проведении налёта, только наблюдала.

- Наблюдала и радовалась? Мой брат был ещё совсем мал! Он точно «не участвовал ни в подготовке, ни в проведении»! – Хели попыталась передразнить интонации Айны, получилось неважно.

- И что теперь? Будете мстить мне за него? Попробуйте.

- Нет! – она снова упало в низкое кресло. – Хочу разобраться сначала.

Совсем другим тоном, куда менее агрессивным, она засыпала Айну ворохом вопросов – о теях вообще и семье Алайнов в частности. Многие из них были бесцеремонными, даже – откровенно нахальными. Они перемежались с наивными, совершенно детскими.

Айна пребывала в замешательстве, несколько раз едва сдерживалась, чтобы грубо не одёрнуть Хели. Внезапно поняла, насколько та оторвана от реальной жизни за пределами островов. От матери и отца получила какую-то однобокую, извращённую картину мира, густо замешанную на обиде от крушения надежд. Главным, да практически и единственным виновником всех несчастий семья Теронов назначила Алексайона Алайна.

- Отец и маму никогда не любил… Не забыл Иану! Помню, в детстве… Или я уже постарше была, напился и долго орал, что мама ей в подмётки не годится… А негодяй Алекс увёл! Который другом звался.