Юкрич и синдикат "Несчастный случай"

— Постой-ка, дитя мое. — Юкрич схватил меня за руку и мы остановились у входа в какую-то церковь, где уже собралась небольшая толпа. В брачный сезон такую толпу можно видеть возле всякой церкви от Гайд-парка до Кингс-роуд, Челси. Составляли ее пять кухарок; четыре няньки; полдюжины бездельников, для такого случая лишивших поддержки угол трактира «Виноградная гроздь»; уличный торговец с тележкой овощей; разнокалиберные мальчишки; одиннадцать собак; и двое-трое целеустремленных юношей с кодаками через плечо. Итак, в церкви происходило венчание; судя по фотографам и шеренге нарядных автомобилей вдоль тротуара — весьма фешенебельное венчание. Но вот зачем Юкрич, убежденный холостяк, пожелал присоединиться к зрителям — понять я не мог.

— В чем — вопросил я — состоит твой план? Прервать нашу прогулку ради похорон совершенно постороннего человека?

Юкрич, задумавшись, ответил не сразу. Потом он рассмеялся глухим, безрадостным смехом, похожим на предсмертное хрипение умирающего лося.

— Совершенно постороннего человека? Черта лысого в парике! — отвечал он с обычной своей грубостью. — Да знаешь ли ты, кого там сегодня хомутают?

— Кого?

— Тэдди Викса.

— Тэдди Викса? Тэдди Викса? Господи помилуй! — Воскликнул я. — Быть не может!

И я вспомнил все. Это было пять лет назад.

Великий план Юкрича возник в итальянском ресторане Баролини, на Бик-стрит. Наша маленькая группа борцов за существование очень любила там собираться, ибо в те дни человеколюбивые рестораторы Сохо брали за обед из четырех блюд с кофе всего полтора шиллинга. В тот вечер, кроме меня и Юкрича, присутствовали следующие светские молодые люди: Тэдди Викс, актер из третьего гастрольного состава «Всего лишь продавщицы» — только что из провинциального турне; Виктор Бимиш, художник — он нарисовал ту рекламу в Пикадилли-Мэгазин, «О-как-легко», с пианистом; Бертрам Фокс, автор «Пепла раскаянья» и других непоставленных сценариев; и Роберт Данхилл, который работал в Новом Азиатском Банке, получал в год 80 фунтов и слыл у нас трезвомыслящим, практическим коммерсантом. Как всегда, разговор захватил Тэдди Викс: в который раз он рассказывал нам, какой он хороший, и как с ним плохо обошлась злая судьба.

Нет нужды описывать Тэдди Викса. Под другим, гораздо более звучным именем, его лицо теперь до боли знакомо всем читателям иллюстрированных еженедельников. Уже в то время он был таким же тошнотворным красавцем, с точно такими же масляными глазами, подвижным ртом и прической гоффре, восхищающей ныне театральную публику. Но в то время он растрачивал талант в захолустных антрепризах, из тех, что в понедельник играют в Барроу-на-Фернессе, а к четвергу перебираются в Бутл. Подобно Юкричу, он считал причиной своих трудностей нехватку капитала.

— У меня есть все. — повторял он, отбивая такт кофейной ложечкой. — Красота, талант, индивидуальность, поставленный голос — все! Мне нужен только шанс. А шанса мне не дают, потому что мне нечего надеть. Антрепренеры все одинаковы: встречают по одежке. Им наплевать, будь ты хоть трижды гением. Вот если бы я мог себе позволить пару костюмов от портного с Корк-стрит, если бы я только мог заказывать ботинки у Мойкова, вместо готовых и ношеных у братьев Мозес, если бы мне еще приличную шляпу, пару хороших гетр и золотой портсигар — я просто зашел бы в контору к любому лондонскому агенту, и взял бы ангажемент в Вест-энде хоть с завтрашнего дня.

Вот тут-то и вошел Фредди Лант. Фредди, как и Роберт Данхилл, собирался стать финансовым магнатом, и был одним из самых верных клиентов Баролини. Мы все вдруг вспомнили, что он давно не показывался, и спросили его, в чем дело.

— Я больше двух недель пролежал в постели. — Ответил Фредди.

Такое заявление вызвало суровую отповедь Юкрича. Этот великий человек и сам не подымался раньше полудня, а однажды, когда небрежно брошенная спичка прожгла дыру в его единственных брюках, провел под одеялом двое суток. Но лень в таких грандиозных масштабах шокировала даже его.

— Чёртов бездельник! — гневно воскликнул он. — Тебе бы следовало крутиться и вертеться, как белка в колесе, добиваясь богатства и славы. А ты растрачиваешь золотые годы юности, валяясь в постели.

Фредди опротестовал обвинение.

— Я попал в аварию. — объяснил он. — Упал с велосипеда и растянул лодыжку.

— Не повезло. — заключили мы.

— Да нет, ничего страшного. — ответил Фредди. — Не так уж плохо было отдохнуть. И, конечно, эта пятёрка…

— Какая пятёрка?

— Я получил за свою лодыжку пять фунтов от "Велосипедного еженедельника".

— Ты — ч т о? — воскликнул Юкрич. Его всегда до глубины души волновали рассказы о лёгкой поживе. — Не хочешь ли ты сказать, что какая-то паршивая газетёнка заплатила тебе пять фунтов просто за растяжение лодыжки? Возьми себя в руки, старина. Так не бывает.

— Это чистая правда.

— И ты можешь показать мне эту пятёрку?

— Нет, не могу — ты попросишь ее взаймы.

Юкрич надменно пропустил эту клевету мимо ушей.

— И что, они бы заплатили пять фунтов л ю б о м у, кто растянул лодыжку? — спросил он, возвращаясь к сути дела.

— Да. Если это их подписчик.

— Я так и знал, что дело не чисто. — угрюмо заключил Юкрич.

— Сейчас много газет таким манером завлекают читателей. — продолжал Фредди. — Покупаешь годовую подписку, и получаешь страховку от несчастных случаев.

Нам стало интересно. В те дни страхование подписчиков было внове: лондонские газеты еще не искушали вас наперебой царскими суммами, призывая сломать себе шею и разбогатеть. Сейчас они платят вплоть до двух тысяч за настоящий труп, и пять фунтов в неделю за простое смещение позвонков. Но тогда это было заманчивой новинкой.

— А сколько таких газет? — спросил Юкрич. По его горящим глазам было видно, что могучий мозг напряженно гудит, как динамомашина. — Десять наберется?

— Думаю, да. Не меньше.

— Значит, если бы кто-нибудь подписался на все эти газеты и потом растянул лодыжку, он получил бы пятьдесят фунтов? — заключил сообразительный Юкрич.

— Получил бы и больше, если бы повредил что-нибудь более основательно. — ответил наш эксперт. — У них твердый тариф. Сломаешь руку — столько-то, сломаешь ногу — столько-то, и так далее.

Воротничок Юкрича соскочил с запонки, а пенсне закачалось, как пьяное.

— Ребята, сколько денег вы можете собрать?

— А для чего тебе деньги? — спросил Роберт Данхилл, осмотрительный банкир.

— Милый мой старичок, и ты не понимаешь? Бог ты мой, ведь это проект века! Первокласснейший план, ей-богу! Мы сложим наши деньги, и оформим годовую подписку на все эти проклятые газеты — все до единой.

— И что? — холодно возразил Данхилл. Банковских клерков учат подавлять свои чувства, чтобы потом, когда станут управляющими, они могли отказывать клиентам в повышении кредита. — Вероятнее всего, ни с кем из нас не произойдет несчастного случая, и деньги будут потеряны.

— О небо, что за осел! — фыркнул Юкрич. — Неужели ты думаешь, что мы оставим это на волю случая? Послушай: вот мой план. Мы подписываемся на газеты, затем тянем жребий и тот, кто вытянет черную метку или чего еще, идет и ломает себе ногу. Он загребает куш, а мы делим его на всех и живем в роскоши. Это же сотни фунтов.

Последовало долгое молчание. Затем Данхилл заговорил снова. Он мыслил скорее основательно, чем живо.

— А если он не сумеет сломать себе ногу?

— Что? — разозлился Юкрич. — На дворе двадцатый век, к нашим услугам все достижения цивилизации, сломать ногу можно на каждом шагу — а ты задаешь дурацкие вопросы! Чего тут уметь? Сломать ногу способен любой осел. Ну нельзя же так! Мы все на мели — лично я не знаю, как дотяну до субботы, если Фредди не одолжит мне кусочек от своей пятерки. Нам всем нужны деньги, как черт знает что — но вот я показал вам прекрасный способ получить кучу денег, а вы, вместо того, чтобы расцеловать меня за находчивость и смекалку, сидите и изобретаете возражения. Это неверный дух. С таким настроением победы не добьешься.

— Если у тебя так туго с деньгами — возразил Данхилл — как же ты собираешься внести свою долю?

Уязвленный Юкрич поглядел на него через свое кривобокое пенсне. У него был такой взгляд, словно он раздумывал, стоит ли верить своим ушам.

— Я? — вскричал он. — Я? Мне это нравится! Ей-богу, это нечто. Да если есть, черт меня подери, в мире хоть какая-то справедливость, если в ваших сердцах сохранилась хоть крупица порядочности и доброты — мне кажется, вы должны принять меня бесплатно, за то, что я предложил этот план. Нельзя же так! Я вкладываю мозги, а от меня требуют еще и денег. Уж такого я от тебя не ожидал. Я обижен, честное слово. Если бы кто-нибудь мне сказал, что старый друг станет…

— Хорошо, хорошо. — сказал Роберт Данхилл. — Хорошо, хорошо, хорошо. Но я тебе вот что скажу. Если жребий вытянешь ты, это будет самым счастливым днем в моей жизни.

— Нет, это буду не я. — ответил Юкрич. — Что-то мне подсказывает, что это буду не я.

И действительно, это оказался не он. Когда в торжественном молчании, нарушенном только далекой перебранкой официанта и повара, мы завершили жеребьевку — избранником судеб стал Тэдди Викс.

Даже в весеннюю пору юности, когда сломанные руки и ноги воспринимешь не столь серьезно, как в более зрелом возрасте, вряд ли так уж приятно встать посреди большой дороги и ждать, пока на тебя наедут. Вероятно, даже мысль о самопожертвовании не слишком-то проливает бальзам на сердце. Тэдди Виксу она вовсе не пролила никакого бальзама. Проходил день за днем, а он оставался цел и невредим, все яснее показывая, что не чувствует склонности жертвовать собой для общего блага. Юкрич зашел ко мне обсудить эту историю. Вид у него был сердитый. Он подсел к столу — я как раз собирался приступить к скромной утренней трапезе — выдул половину моего кофе, и глубоко вздохнул.

— Ей-богу, — глухо простонал он — это невыносимо. Напрягаешь мозги, придумываешь план, как нам всем разжиться деньгами — а ведь нам сейчас всем нужны деньги! Нападаешь, наконец, на самую простую, и в то же время самую роскошную идею нашего времени — и тут приходит Викс, этот подонок, и все портит, увиливая от своих прямых обязанностей. Ведь надо же было, чтобы именно он вытянул жребий! А хуже всего, дитя мое, то, что теперь нам придется идти с ним до конца. Нам не собрать денег на вторую подписку. Или Викс, или никто.

— Может быть, ему нужно время.

— Вот и он так говорит — угрюмо буркнул Юкрич, поедая мои гренки. — Он говорит, что не знает, с чего начать. Его послушать, так попасть в аварию — невесть какая хитрая работа, требующая многолетнего обучения и тренировки. Да любой шестилетний ребенок справился бы за пять минут, стоя на голове! Он просто чересчур придирчив. Даешь ему добрый совет — так вместо того, чтобы принять помощь, он изобретает какие-то мелочные отговорки. Невероятно привередливый тип. Вчера вечером возле нас подрались два матроса с военного корабля. Славные, дюжие ребята — любой из них уложил бы его в больницу на месяц. Я ему предложил вмешаться и разнять их. А он говорит, нет; это, мол, частный спор, не имеющий к нему отношения, и он, мол, не считает такое вмешательство обоснованным. Нашел время для жеманства. По-моему, дитя мое, на него просто нельзя положиться. Он трус. Зря мы вообще допустили его к жеребьевке. Могли бы догадаться, что толку из него не будет. Ни совести, ни чувства товарищества. Не желает перенести ничтожнейшее неудобство ради общего блага. У тебя есть еще джем, дитя мое?

— Нет.

— Тогда я, пожалуй, пойду. — задумчиво сказал Юкрич. — А ты не сможешь, — добавил он, стоя в дверях — одолжить мне пять шиллингов?

— Не смогу. Как ты догадался?

— Тогда — Юкрич, как всегда, был справедлив и благоразумен — ты угостишь меня сегодня обедом. — На мгновение он приободрился при мысли о таком удачном компромиссе, но тут же снова помрачнел. — Когда я думаю — сказал он — о тех деньгах, что спрятаны внутри этого малодушного пескаря, мне хочется плакать. Плакать, дитя мое, как маленький ребенок. Никогда он мне не нравился — и глаз у него дурной, и волосы завивает… Никогда не доверяй мужчине с завитой прической, старина!

Юкрич был среди нас не единственным пессимистом. Прошло две недели, а Тэдди Викс оставался цел и невредим, не считая легкого насморка, да и от того избавился за два дня. По общему мнению негодующего синдиката, положение становилось отчаянным. Не было никаких признаков, что вложенный нами огромный капитал обещает принести прибыль. А тем временем нужно было покупать еду, платить квартирным хозяйкам и пополнять запасы табака. Чтение утренней газеты превратилось в очень грустное занятие.

По всему земному шару, как ежедневно сообщали информированные источники, происходили всевозможные несчастные случаи — происходили практически с каждым, кроме Тэдди Викса. Фермеров в штате Миннесота перемалывало жатками, индийских крестьян перекусывали пополам крокодилы; от Филадельфии до Сан-Франциско на головы прохожим с небоскребов ежечасно летели железные балки; а уж рыбой и колбасой не травились только те, кто еще прежде успел свалиться со скалы, врезаться в стену на автомобиле, оступиться в канализационный люк или легкомысленно почистить заряженный револьвер, полагая, что он не заряжен. Казалось, что по искалеченному миру одиноко разгуливает Тэдди Викс, в целости и сохранности, пышущий здоровьем. Такие мрачные, беспросветные, безвыходные положения, такую иронию судьбы любят описывать авторы русских романов. Конечно, я не мог винить Юкрича за то, что он решился действовать сам. Я жалел только, что ему не повезло и великолепный план провалился.

О том, что Юкрич хочет поторопить события, я впервые догадался, когда мы с ним однажды вечером гуляли по Кингз Роуд. Он привел меня на Маркхем-сквер: в этом унылом захолустье он прежде снимал комнату.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил я его. Мне там не нравилось.

— Здесь живет Тэдди Викс. — ответил Юкрич, — в бывшей моей комнате. —

Это нисколько не добавило Маркхем-сквер очарования. Каждый день я все больше жалел, что свалял такого дурака и вложил последние деньги в заведомо убыточное предприятие. К Тэдди Виксу я ощущал холодную неприязнь.

— Хочу посмотреть, как у него дела.

— Посмотреть? Зачем?

— Просто мне показалось, дитя мое, что его могла покусать собака.

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю. — мечтательно ответил Юкрич. — Почему-то мне так кажется. Знаешь, бывает такое предчувствие.

От одной мысли о подобной удаче я потерял дар речи. Каждый из десяти журналов особо рекомендовал подписчикам собачьи укусы. Они находились где-то посредине списка доходных болезней: ниже, чем сломанные ребра или малоберцовая кость, но гораздо дороже вросшего ногтя. Я радостно представил эту картину, как вдруг чье-то громкое восклицание вернуло меня к действительности. Моему взору предстало отвратительное зрелище. По улице рысцой бежала знакомая фигура. Это был Тэдди Викс. С первого взгляда на его элегантную наружность мне стало ясно, что наши чаянья построены на песке. Его не укусил даже карманный померанский шпиц.

— Привет, ребята! — сказал Тэдди Викс.

— Привет. — уныло отозвались мы.

— Не могу, спешу, — продолжал Тэдди Викс. — Бегу за доктором.

— За доктором?

— Да. Для Виктора Бимиша. Бедняга! Его укусила собака.

Мы с Юкричем устало переглянулись. Казалось, что Судьба нарочно отвлеклась от своих обычных дел, чтобы позабавиться над нами. Что толку, если Виктора Бимиша укусила собака? Что толку, если Виктора Бимиша искусает целая сотня собак? Покусанный собакой Виктор Бимиш не имел никакой рыночной ценности.

— Помните, та свирепая зверюга, у моей хозяйки. — продолжал Тэдди Викс.

— Она еще каждый раз кидается с лаем из-под лестницы, когда подходишь к парадному. — Я помнил. Огромная дворняга с диким взором и блестящими клыками, давно не бывавшая в парикмахерской. Я однажды встретил ее на улице, когда пришел к Юкричу в гости. Только присутствие Юкрича, которому все собаки были как братья, спасло меня от участи Виктора Бимиша. — Каким-то образом она пробралась в мою спальню, и сидела там, когда я вернулся домой. Я пришел с Виктором Бимишем, и эта зверюга вцепилась ему в ногу, как только я открыл дверь.

— Почему же она тебе не вцепилась в ногу? — обиженно спросил Юкрич.

— Чего я не могу понять, — сказал Тэдди Викс — как эта скотина вообще попала ко мне в комнату. Кто-то ведь ее туда привел. Загадочная история.

— Почему она тебя не укусила? — настаивал Юкрич.

— Я успел залезть на гардероб, пока она кусала Бимиша. — отвечал Тэдди Викс. — А потом пришла хозяйка, и увела ее. Но я спешу — я должен привести доктора.

Мы молча проводили его взглядом. Мы заметили, как он осторожно поглядел по сторонам, прежде чем перейти улицу; как боязливо отскочил, пропуская грохочущий грузовик.

— Ты слышал? — вспылил Юкрич. — Он залез на гардероб!

— Да.

— А видел, как он ускользнул от того прекрасного грузовика?

— Да.

— Надо что-то делать. — твердо закончил Юкрич. — Нужно пробудить в нем чувство ответственности.

На следующий день к Тэдди Виксу явилась депутация.

Юкрич, наш оратор, с восхитительной прямотой перешел прямо к делу.

— Ну, что? — спросил он.

— Что "что"? — нервно возразил Тэдди Викс, пряча глаза.

— Когда?

— А, ты об этих несчастных случаях?

— Да.

— Я это обдумываю. — сказал Тэдди Викс.

Юкрич поплотнее завернулся в макинтош, который носил и на улице и в комнатах, в любую погоду. Он стал похож на римского сенатора, который готовится обличить врага Республики. Так, верно, Цицерон запахивался в тогу, и делал глубокий вдох, прежде чем обрушиться на Клодия. Он подергал проволочку от имбирного пива, на которой держалось его пенсне, и безуспешно попытался пристегнуть свой воротничок назади. В минуты волнения этот воротничок приобретал нервную прыгучесть, которую нельзя было укротить никакими запонками.

— И пора бы тебе это обдумать! — сурово прогремел он.

Мы одобрительно заерзали на стульях — все, кроме Виктора Бимиша, который отказался от стула и стоял, облокотившись на каминную полку.

— Ей-богу, пора бы тебе это обдумать. Понимаешь ты, что мы вложили в тебя огромную сумму денег и доверились тебе, ожидая немедленных результатов? Должны ли мы будем признать, что ты трусливо наложил в штаны, и хочешь увильнуть от выполнения своего почетного долга? Мы были о тебе лучшего мнения, Викс. Ей-богу, куда лучшего мнения. Мы считали тебя настоящим, стопроцентным мужчиной, сильным и мужественным, который готов стоять за друзей до конца.

— Да, но…

— Да кто угодно, будь у него чувство ответственности, понимай он, что это значит для всех нас, бросился бы вперед, и давно бы уже нашел способ выполнить свои обязательства. А ты упускаешь даже те возможности, что сами лезут в руки! Только вчера я сам видел, как ты отскочил, когда тебе оставался всего один шаг, чтобы попасть под грузовик.

— Не так уж легко ждать, пока тебя задавят…

— Чушь. Нужно просто решиться. Подключи воображение. Представь себе, что на мостовую упал ребенок — маленький ребенок с золотыми кудряшками, — взволнованно вещал Юкрич, — и на него катит громадный таксомотор, или еще что-нибудь. Мать беспомощно мечется по панели, страдальчески ломая руки. — "Проклятье! — кричит она. — Неужели никто не спасет моего малютку?" — "Да, черт побери! — кричишь ты. — Я его спасу!" Ты бросаешься вперед, и в одну секунду все кончено. Не понимаю, к чему тут какие-то антимонии.

— Да, но…

— Больше того, мне говорили, это даже и не больно. Просто тупой удар, и все.

— Кто это говорил?

— Не помню. Один человек.

— Можешь ему передать, что он осел. — отрезал Тэдди Викс.

— Отлично. Не хочешь грузовик — есть масса других способов. Но тебе, честное слово, и предлагать-то бессмысленно. Ты и шагу сам не хочешь сделать. Вчера я с таким трудом затащил к тебе в комнату собаку, которая бы сама за тебя все сделала — тебе оставалось просто стоять и предоставить ей действовать по собственному разумению — и что же? Ты залез на…

Тут, голосом, осипшим от волнения, вмешался Виктор Бимиш.

— Так это ты затащил в комнату проклятую псину?

— А? — отозвался Юкрич. — Ну да, я. Но об этом мы поговорим позднее. — торопливо продолжал он. — Сейчас речь о том, как убедить этого убогого червяка получить для нас деньги по страховке. Черт меня побери, я-то думал, что ты…

— А я говорю… — горячо начал Виктор Бимиш.

— Да, да. — прервал его Юкрич. — В другой раз. Сейчас речь о деле. Я говорю, я-то думал, тебе и самому не терпится с этим покончить. Ты ведь все время ноешь, что у тебя нет костюма, и тебе нечем производить впечатление на антрепренеров. Подумай, сколько всего ты сможешь купить на свою долю, стоит тебе взять себя в руки и довести дело до конца. Подумай о о жакетах, о штиблетах, о жилетах, о манжетах … Ты вечно талдычишь про свою проклятую карьеру и как тебе не хватает всего лишь хорошего костюма, чтобы попасть в вест-эндскую труппу. Так вот, это твой шанс.

Его красноречие не пропало даром. Взгляд Тэдди Викса стал задумчивым, как у Моисея на горе Нево, когда он с вершины Фасги глядел на землю обетованную. Он тяжело дышал. Мы видели, что мысленно он прохаживается по Корк-стрит, обдумывая, у какого бы знаменитого портного заказать костюм.

— Я вам скажу, что я сделаю. — сказал он вдруг. — Даже не просите меня пойти на такое на трезвую голову. Пустое дело. Я просто не смогу. Духу не хватит. Но вот если вы, ребята, поставите мне сегодня обед с шампанским — думаю, это поможет мне настроиться.

В комнате повисло тяжелое молчание. Шампанское! Это слово прозвучало, как похоронный звон.

— Да где, скажи на милость, мы возьмем тебе денег на шампанское? — спросил Виктор Бимиш.

— Как знаете. Я вас предупредил — ответил Тэдди Викс. — Или так, или никак.

— Господа! — обратился к нам Юкрич — Кажется, наша компания нуждается в дополнительных инвестициях. Ну как, старики? Давайте все честно, открыто выложим карты на стол и посмотрим, что можно сделать. Я могу достать десять шиллингов.

— Что?! — вскричало почтенное собрание. — Как?

— Я заложу банджо в ломбард.

— У тебя же нет банджо.

— У меня нет, зато у Джорджа Таппера есть, и я знаю, где он его держит.

После такого энергичного старта подписка быстро пополнялась. Я внес портсигар. Бертрам Фокс решил, что его квартирная хозяйка может еще недельку подождать с деньгами. У Роберта Данхилла был дядя в Кенсингтоне, который — если найти к нему правильный подход — мог дать целый фунт. А Виктор Бимиш сказал, что если заведующий рекламным отделом из фортепьянной фирмы окажется настолько скуп, чтобы отказать ему в авансе на сумму пять шиллингов — то он, Виктор Бимиш, жестоко в этом заведующем ошибается. Короче говоря, в несколько минут наш Заем-Молния дал впечатляющий сбор: два фунта шесть шиллингов. Мы спросили Тэдди Викса, хватит ли ему этой суммы, чтобы настроиться.

— Я постараюсь. — отвечал Тэдди Викс.

Итак, памятуя о том, что наш великолепный ресторатор подавал шампанское по восемь шиллингов за кварту, мы назначили обед в семь вечера у Баролини.

Как светское развлечение, настроечный обед Тэдди Викса нельзя было признать удачным. С самого начала он показался нам утомительным. Дело было даже не в том, что Тэдди Викс тянул восьмишиллинговое шампанское, а мы должны были, за недостатком фондов, довольствоваться куда более убогими напитками. Просто это пойло оказало на Тэдди какое-то зловещее действие. Рецепт шампанского, которое Баролини подавал своим беспечным клиентам по восемь шиллингов за бутылку, был известен только его создателю и его Создателю; но хватило трех бокалов, чтобы Тэдди Викс из кроткого и даже несколько елейного молодого человека превратился в буйного хулигана.

Он стал задирать нас всех по очереди. За супом он напал на теории Виктора Бимиша об Искусстве. Рыбу подали под насмешки над взглядами Бертрама Фокса о будущем кинематографа. А к тому времени, как перед ним поставили ножку цыпленка с салатом из одуванчиков (впрочем, некоторые настаивают, что это был бобовый салат — мы до сих пор не сошлись во мнениях), сатанинское зелье до того одурманило Тэдди Викса, что он принялся отчитывать Юкрича за бесцельно прожитую жизнь. Тэдди увещевал его — так, что было слышно на другой стороне улицы — пойти, приискать себе работу, и обрести таким образом самоуважение, чтобы смотреть на себя в зеркало без содрогания. «Впрочем, сомневаюсь — добавил Тэдди Викс с излишним, как нам показалось, напором — что тебе когда-нибудь удастся обрести достаточно самоуважения, чтобы смотреться в зеркало без содрогания». После этого он властно потребовал еще одну бутылку восьмишиллингового.

Мы измученно переглянулись. Как бы не прекрасна была наша общая цель, вынести это было нелегко. Но благоразумие заставило нас молчать. Мы понимали, что это вечер Тэдди Викса, и его нужно ублажать. Виктор Бимиш смиренно заметил, что Тэдди прояснил многие вопросы, не дававшие ему покоя. Бертрам Фокс согласился, что мысли Тэдди о будущем крупного плана во многом верны. И даже Юкрич, хоть его надменный дух и был потрясен до основания нелестными замечаниями Тэдди, пообещал серьезно обдумать его проповедь и действовать сообразно его указаниям при первом удобном случае.

— И давно пора! — воинственно ответил Тэдди Викс, откусывая кончик дорогой сигары. — И вот еще что: чтобы я больше не слышал, как ты ходишь по людям и таскаешь у них носки!

— Хорошо, дитя мое, не буду. — покорно согласился Юкрич.

— Если есть в мире презренное созданье — продолжал Тэдди, косясь на преступника налитым кровью глазом — то это нарочный сор… ворочный нос… э… ну, вы меня понимаете!

Мы поспешили уверить его, что вполне понимаем, и он погрузился в длительное оцепенение. Спустя три четверти часа он очнулся и объявил, что не знает, что намерены делать мы, но лично он пошел. Мы сказали, что тоже пойдем, заплатили по счету, и пошли.

Негодование Тэдди Викса, когда он обнаружил, что мы окружили его на мостовой у ресторана, было велико, и он высказал его сполна. Помимо прочего, он сказал — без всяких оснований — что у него в Сохо есть репутация, и он не позволит ее испортить.

— Все в порядке, Тэдди, старичок — успокоительно сказал Юкрич. — Мы просто подумали, что тебе будет легче, если тебя будут окружать старые друзья, когда это случится.

— Это случится? Что случится?

— Да несчастный же случай!

Тэдди Викс свирепо вытаращился на него. Потом его настроение резко переменилось, и он разразился громким, радостным смехом.

— Какая дурацкая идея! — весело крикнул он. — Со мной никакого несчастного случая не случится. Ты же не думаешь, что я правда собирался попасть в аварию? Это была просто шутка. — Тут его настроение снова круто поменялось. Он стал очень несчастен. Он нежно погладил Юкрича по рукаву, и по щеке его скатилась слезинка. — Просто шутка. — повторил он. — Ты ведь не обиделся на мою шутку? — жалобно спросил он. — Тебе понравилась моя шутка, ведь правда? Просто шутка. Я вообще не собирался попадать в аварию. Просто хотел пообедать. — Он вновь увидел в этом смешную сторону, и расхохотался. — Нет, вы послушайте, как смешно! — весело вскричал он. — Не хотел аварию, а хотел обедать. Обед — не авария, авед — не обария. — добавил он, чтобы окончательно прояснить свою мысль. — Ну, всем доброй ночи — бодро произнес он, сходя с тротуара и наступая на банановую корку. Проезжавший грузовик отбросил его на десять футов.

— Два ребра и рука. — сказал через пять минут доктор, отдавая распоряжения санитарам. — Полегче там с носилками.

Только через две недели власти Черинг-Кросской лечебницы позволили нам его посетить. Мы скинулись на корзину фруктов для больного, и пайщики делегировали нас с Юкричем доставить ее вместе с добрыми пожеланиями.

— Здравствуй. — сказали мы больничным шепотом.

— Присаживайтесь, господа. — ответил инвалид. Должен признаться, что уже в этот момент я немного удивился. Непохоже было на Тэдди Викса называть нас «господа». Однако, Юкрич, кажется, не обратил на это внимания.

— Привет-привет! — жизнерадостно сказал он. — Ну, и как ты себя чувствуешь, дитя мое? Мы тут тебе фруктов принесли.

— Я отлично себя чувствую. — отвечал Тэдди Викс, отчетливо выговаривая каждое слово (это с самого начала показалось мне странным). — И я хотел бы сказать, что по моему мнению Англия имеет все основания гордиться своей великолепной прессой, ее энергией и предприимчивостью. Отличные материалы, свежие и оригинальные конкурсы, и, прежде всего, дух прогресса, благодаря которому и возникла идея страхования от несчастных случаев — все это выше всяких похвал. Вы записали? — спросил он.

Мы с Юкричем переглянулись. Нам говорили, что Тэдди полностью пришел в себя, но это был какой-то бред.

— Записали что, старина? — мягко переспросил Юкрич.

Тэдди Викс, казалось, удивился.

— А разве вы не репортеры?

— Как то есть, репортеры?

— Я думал, вы пришли брать у меня интервью для одной из тех газет, что выплатили мне страховку. — ответил Тэдди Викс.

Мы с Юкричем снова переглянулись, на сей раз тревожно. Нами уже овладевали дурные предчувствия.

— Тэдди, старик, разве ты не помнишь меня? — взволнованно спросил Юкрич.

Тэдди Викс наморщил лоб, болезненно стараясь сосредоточиться.

— Ну да! — наконец сказал он. — Вы — Юкрич, так?

— Правильно, Юкрич.

— Конечно, Юкрич.

— Надо же — ты меня забыл!

— Да. — ответил Тэдди Викс. — Это все последствия шока, когда меня сшиб грузовик. Видимо, я ударился головой. В результате моя память сделалась не совсем надежной. Здешние доктора очень заинтересовались моим случаем. Они говорят, он очень необычный. Некоторые вещи я помню в совершенстве, а другие полностью стерлись из памяти.

— Да, но послушай, старик, — с дрожью в голосе спросил Юкрич. — я надеюсь, ты не забыл про страховку?

— О, нет. Об этом я помню.

Юкрич облегченно вздохнул.

— Я подписался на несколько еженедельных газет. — продолжал Тэдди Викс.

— Они сейчас выплачивают мне деньги по страховке.

— Да, да, да, старина! — вскричал Юкрич. — Но я имел в виду, помнишь ли ты о нашем Синдикате?

Тэдди Викс удивленно поднял брови.

— О вашем синдикате? О каком синдикате?

— Ну как же, мы все тогда сложились, и купили подписку на эти газеты, а потом тянули жребий, кому пойти на улицу и попасть в аварию, чтобы потом получить эти деньги и разделить на всех. И ты вытянул жребий, разве не помнишь?

Лицо Тэдди Викса выражало нескрываемое изумление, граничащее с ужасом. Он просто негодовал.

— Я, безусловно, не помню ничего подобного. — сурово отчеканил он. — Не могу даже вообразить, чтобы я согласился участвовать в афере, представляющей собой, как явствует из ваших слов, противозаконный сговор с целью обманным путем получить деньги от нескольких еженедельных изданий.

— Но, дитя мое…

— Однако — добавил Тэдди Викс — если в рассказанной вами истории имеется какая-то доля правды, у вас, без сомнения, есть тому документальные подтверждения.

Юкрич посмотрел на меня. Я посмотрел на Юкрича. Мы помолчали.

— Ну, пора двигаться, старина. — грустно сказал Юкрич. — Чего тут сидеть?

— Нечего. — сказал я так же мрачно. — Пойдем помаленьку.

— Рад был вас видеть. — сказал Тэдди Викс. — и спасибо за фрукты.

В следующий раз я увидел его, когда он выходил из конторы антрепренера в Хеймаркете. На нем была новая мягкая шляпа нежного жемчужно-серого оттенка, гетры в тон к шляпе, и новый, отлично скроенный костюм из голубой фланели, продернутый невидимой красной нитью. Вид у него был ликующий. Когда я проходил мимо, он вытащил из кармана золотой портсигар.

Если помните, вскоре после этого он с шумным успехом сыграл главную роль в той пьеске в театре Аполло. С нее началась его головокружительная карьера дамского кумира.

В церкви взревел орган, и полилась знакомая мелодия «Свадебного марша». Церковный служка отворил двери. Пять кухарок прекратили обмен воспоминаниями о других свадьбах, еще получше этой, в которых им приходилось участвовать. Фотографы стали расчехлять свои аппараты. Зеленщик подвинул тележку с овощами на шаг вперед. Небритый оборванец, стоявший возле меня, сердито заворчал.

— Праздные богачи! — сказал оборванец.

В дверях показалось прелестное создание, ведя под руку другое создание, несколько менее прелестное.

Не стану отрицать, Тэдди Викс выглядел эффектно. Он был еще красивее, чем обычно. Его волнистые, лоснящиеся волосы блестели на солнце, большие глаза ярко сверкали; его гибкий стан, облаченный в безупречные брюки и визитку, был не хуже, чем у Аполлона. Но, судя по невесте, Тэдди женился на деньгах. Они остановились в дверях, и фотографы закопошились.

— Дитя мое, у тебя найдется шиллинг? — ровным, тихим голосом спросил Юкрич.

— Зачем тебе шиллинг?

— Старина! — возбужденно шепнул Юкрич. — Мне жизненно необходим шиллинг — здесь и сейчас.

Я дал ему шиллинг. Юкрич повернулся к оборванцу, и я заметил в его руке огромный, сочный перезрелый помидор.

— Хотите заработать шиллинг? — сказал Юкрич.

— А то! — ответил оборванец.

Юкрич понизил голос до сиплого шопота.

Фотографы закончили приготовления. Тэдди Викс, живописно откинув голову назад (тот самый жест, что завоевал так много женских сердец), демонстрировал толпе свои прославленные зубы. Кухарки вполголоса делали нелестные замечания относительно внешности невесты.

— Внимание, снимаю… — сказал один из фотографов.

Поверх голов толпы, брошенный твердой и меткой рукой, просвистел огромный сочный помидор. Он взорвался, будто снаряд, промеж выразительных глаз Тэдди Викса, и залепил их багровой слизью. Она запятнала воротничок Тэдди Викса, она стекала на визитку Тэдди Викса. А оборванец резко повернулся и помчался прочь, вдоль по улице. Юкрич сжал мою руку. В его глазах было чувство глубокого удовлетворения.

— Ну, двинулись? — сказал он.

И мы пошли — рука об руку — под ласковым июньским солнцем.