Ювенилия Дюбуа

Путанное предисловие к безбородым сочинениям под штампом deluxe edition, где самоуничижение, как ни крути, раскрывается в форме гордыни, а представленный сборник переквалифицировался в орудие по закрытию литературного гештальта

Один великий человек однажды написал: «В углу стоял круглый стол овальной формы». Казалось бы, хрестоматийный пример писательского «ляпа», который наглядно демонстрирует фактическую невозможность корректуры произведения самим автором. Чтобы случайный читатель понимал, я заранее готовлю его к своему «авторскому (невежественному) почерку» с кучей ошибок, ведь даже сейчас, спустя много лет, я остаюсь не самым грамотным человеком, да и ресурсов на редактора для такого объёма текста у меня просто нет.

Сумбурное начало предисловия, но что взять с самоучки?

К слову, обличая миф про ошибки Достоевского, добавлю, что, в отличие от меня, Фёдор Михайлович знал о данном моменте в романе и специально его оставил, ведь в те времена действительно продавались круглые (овальные) столы, умеющие раздвигаться при необходимости.

Теперь, когда честь безусловного эталона русской литературы была восстановлена, а своя безграмотность особо подчёркнута, можно вернуться к началу начал.

Ещё в двенадцать-тринадцать лет, после просмотра фильма «Тайное окно», я загорелся идеей стать писателем. Тогда мною двигала тяга к самолюбованию, где на пьедестал почёта вскарабкались такие поверхностные аспекты творческой деградации, как слава, деньги и общий душок успешно организованного быта.

Первый в жизни роман был написан за год. В нём ребёнок умудрился сосредоточить всевозможные штампы, которые неумело черпались из потребительской культуры тех лет, поэтому роман вышел не романом, а чем-то соответствующим слову «нелепость». Первая работа! Да, и первое откровение, которое в дальнейшем расставило точки может и не в правильных местах, но умудрилось донести главную мысль: писатель и писатель в промышленном значении – абсолютно полярные аборигены.

Встал серьёзный вопрос: кем же я хочу стать? Знаменитым и успешным (но тогда придётся подстраиваться под рынок) или никому не нужным, но писать то, к чему тяготеет ум и сердце? Второй вариант возобладал. Романтическая и наивная натура вышла на первый план, сформировав в голове некий культурный конструкт «вопреки».

Разумеется, с опытом стало ясно, что выбранный путь оказался неповторимым только на 1\3 часть, оставив 2\3 вещам, которые невозможно изменить:

1. Влияние «не такой культуры» (заменившая собою попсу, что привело только к смене деталей или, если говорить проще, иной вкусовщине).

2. Общая скудность тем и обозначенного конструкта, заложенные культурным кодом человека и непосредственным его прогрессом (ли?)

Став заложником контркультурных настроений, я тренировался писать дерзкие, хохмачные и социально мерзкие вещи, веселившие и впечатляющие тогдашнего меня, но ставшие в итоге изгоями в контексте продукта, как интеллектуальной собственности в перспективе. Некоторые рассказы и пьесы публиковались в журналах, романы же выкладывались на свободные поля, но, так и не найдя своего зрителя, канули в Лету.

«Ювенилия дюбуа» – своеобразная попытка закрыть литературный гештальт, утрамбовав черновые произведения юности в одну твёрдую форму, где они смогли бы обрести покой. Этот сборник создан не столько для зрителя, сколько для меня самого. Но если вдруг найдутся любопытные умы, то не обижайтесь и не принимайте написанное близко к сердцу. У всего этого оформленного непотребства есть одна важная черта, показывающая сложный и неизведанный путь по достижению фактически неосуществимой цели: стать художником без видимых на то задатков.

Если бы меня спросили, как выглядит мечта? Я бы показал именно этот сборник, где собрались мыслимые и немыслимые ошибки, темы и откровенные пробы, ведь именно собственные неудачи и безответная любовь к литературе заставляют идти на ощупь, зная, что скорее всего мне предначертано упасть в пропасть, панически смеясь над собственным полётом.